Медвежья дочь: Проклятие богини Судеб

Пролог

Ой, баю-баю-баю.Я баукать буду Приговаривать буду Закрывайте глазоньки Расскажу вам сказоньки Ой, вы, деточки мои Сторонитясь темноты За околицей волчок Он укусят за бочок И потощат во лясок

Theodor Bastrad

«Волчок (Русская колыбельная)».

Славолеск. Месяц Травень. 648 год от Сотворения Мира.

Две девушки сидели на кровати и внимательно слушали молодую служанку. Она делилась последними сплетнями, которые рассказывали на базаре бойкие торговки или на кухне между собой обсуждали бабы.

– Серьезно, верь мне, княжна. Матушкой Мокошью клянусь, – уверяла холопка, сложив руки на груди, а слушавшие ее девушки тихонько хихикали.

Вечер близился к ночи. В ложнице горели восковые свечи. Пахло мёдом, ладаном и травяным настоем. Свечи уютно потрескивали, капали воском на тяжелые, испещренные узорами, подсвечники.

Девицы сидели на одной из крытых пологом кроватей, спрятав ноги под подолы длинных рубах, рассказывая друг другу страшные истории.

Окно было открыто. С улицы доносился собачий лай, следом послышался скрип двери и крик мужика на собаку. Пес заскулил и затих. Потом дверь с грохотом захлопнулась и до окна девичьей светелки донесся глухой стук засова. Не зги не было видно в ночи, даже яркий месяц притаился за тучами.

Только звуками была наполнена ночная мгла.

Слышался шелест листьев липы на ветру. Она еще не зацвела, ждала жары, а пока на землю падали лишь липкие почки. Дети челяди любят весной есть липовые почки с веток. Так говорила Аленка – прислуга, которая помогает княжеским дочкам одеваться и заплетать косы.

Стрекотали без умолку сверчки, в тяжелых ветвях яблони пела свою песню малиновка.

Слышно было как где-то недалеко от терема разговаривали гридни. Спать они явно не торопились. Любили до полуночи травить байки и приправлять их грязными шутками.

Тут ночную тишину взорвал хохот мужиков, отчего княжеские дочки встрепенулись и бросились смотреть, что там происходит. Какая-то баба начала ругаться на дружинников, те в ответ со смехом ей отвечали.

– Я на днях слышала дивную историю, – вдруг выдала Аленка, пока они все слушали перебранку во дворе. – Страшную, про оборотня в наших краях.

– Так что ты молчала все это время? – спросила одна из княжеских дочек, возвращаясь обратно в кровать. – Ну-ка, что за оборотень?

Аленка опустилась на низкую лавочку, потушила почти все свечи, оставив лишь одну для большей жути, и начала рассказывать невероятную сказку.

Однажды встретила на Коляду деревенская девка молодца. Он был красив, высок, румян – выделялся среди всех парней. Да и она ему приглянулась. Началась у них любовь. Казалось, что вся жизнь впереди у влюбленных, даже свадьбу думали играть.

Но жених пропал. Просто ушел в лес, да и не вернулся.

Девка плакала, всё искала его, только след давно простыл. Может, зверь задрал или лихой человек убил. Может, сам ушел по доброй воле. Никто не скажет, что в голове творилось у молодца.

Спустя некоторое время девка узнала, что понесет скоро. Родители ее были в ярости, заперли девицу дома, чтобы не позорила их семью. Стали думать, как им жить дальше. Избавиться бы от ребеночка, али отдать его бездетным супругам из другой деревни или просто подбросить добрым людям, как котенка.

Пришла осень. Месяц, говорят, грудень был на дворе. Девка избавилась от бремени и умерла.

Родилась девочка. Хорошенькая, румяненькая, как все младенцы. Бабка с дедом уже хотели ребеночка у себя оставить, чтобы напоминанием о любимой дочке был. Да только заявились к ним в дом орисницы и предрекли дитятке страшную судьбу.

Княжеские дочки затаили дыхание. Пошевелиться боялись. Одинокий огонек свечи выхватывал лицо Аленки из ночной черноты. На нем зловеще играли тени, словно это сама Морана к ним пришла в гости и сказки словесила.

– Какую? – шепотом спросила девушка, и Аленка как-то недобро усмехнулась и продолжила свою диковинную историю.

Родитель девочки был черт из Нави. Он и проклял свое чадо. Соблазнил честную девицу и понесла она от него оборотня. После первой луны ребенок должен был обернуться медведем, и каждое полнолуние в нем просыпался бы дикий зверь.

Только два пути было – любовь и смерть.

Если оборотня полюбит человек, вместе с его звериной сущностью, то спадет проклятие. Станет та девица человеком.

Орисницы сказали, что ждать долго. Оборотень перебьет всех в деревне и доберется до других городов.

И есть ли человек на всем белом свете, который полюбит чудище? Доля у нежити одна – смерть.

Велели орисницы отнести девочку в лес на съедение зверям. Лучше умертвить зло сразу, пока не разнеслось оно по миру, как зараза. Также приказали они бабке молчать, не рассказывать тайну никому, иначе пообещали лишить ее языка.

Прошло с той поры восемнадцать лет. Та бабка на смертном одре решила облегчить душу, и поведала обо всём родне, у которой жила после смерти деда.

По деревням пошла молва об этой дивной сказке. Дошла она и до нашего княжества.

Но поговаривают, что спас того ребеночка отец. Тот самый черт из Нави. Поселил в лесу в тереме, воспитал из нее колдунью. Оборачивается она медведицей, когда полная луна серебрится на небосводе, обходит свои владения. Если попадается ей одинокий путник в лесу, то немедля убивает его, а череп сажает на частокол.

Говорят, что служат колдунье медведи и волки. Бродят они по деревням, воют под окнами, задирают тех, кто не успел спрятаться за дверьми своего дома.

– Несчастная, – выдохнула светловолосая княжеская дочь. В ее больших глазах блестели слезы.

– Это же всего лишь сказка, – хмыкнула вторая дочка. – В нашем лесу нет никакой девицы-медведицы. Отцовские гридни бы знали об этом.

Внезапно свечка зачадила и с треском погасла. Девушки замерли.

– Не бойтесь, барышни, я сейчас зажгу свечу, – сказала Аленка и пошла в потемках искать огниво.

Из-за туч показался стройный месяц. Его бледный свет закрался в светелку, озаряя серебром волосы и лица девушек. Они как раз сидели возле окна. Каждая думала о своем и в то же время об одном и том же – об оборотне и о его дикой свите.

Далеко за оградой, где-то рядом с густым лесом, раздался печальный протяжный волчий вой.

Ласковая весенняя ночь вдруг стала холодной, наполненная страхами. Вдруг где-то за высоким тыном ступает медведица и, облизываясь, ждет свою жертву.

Глава 1

Деревня Соловьиная Слободка. Месяц Грудень. 630 год от Сотворения Мира.

На широкой деревенской дороге стояла женщина. Она смотрела на окна крестьянской избы, которые озарялись едва заметным желтым светом от камелька. Только этот дом ночь не коснулась, не забралась под дверь, насылая сны.

Ночь была промозглой, темной. Ветер гулял над крышами, заглядывал в печные трубы, выл волком между верхушками деревьев и обрушивался вниз, к земле, разгоняя жухлые листья.

Изба, заинтересовавшая женщину, стояла на околице. Сразу за ней растекалось болото, а за болотной стынью чернел лес.

В полночной тишине где-то прокричала птица, и ее крик растянулся эхом, растворяясь высоко в небе.

Женщина держала в руках белый клубок с нитками. Она что-то шептала себе под нос и бросала дикие взгляды к единственному источнику света.

Обычного прохожего удивила бы такая картина – женщина в богатых алых одеждах стоит посреди грязной дороги в ночи и чего-то ждет. Или кого-то?

Ее волосы были заплетены в тугую косу. Голову украшал кокошник-полумесяц. Жемчужные рясны позвякивали на ветру, раскачивались из стороны в сторону. На красный сарафан, украшенный узорами из золотых нитей, накинута душегрея, отороченная мехом. Кожа у женщины была белой, гладкой, с легким румянцем. Глаза синие, напоминающие озерную воду подо льдом.

Она посмотрела на клубок в своих ладонях, улыбнулась нехорошей улыбкой и распутала толстую нить, зажав ее конец между пальцами. Нитка тревожно замерцала. Золотое сияние то вспыхивало, то меркло. Сыпались крошечные искры, падая на сырую землю, они гасли.

– Не волнуйся, – промурлыкала женщина клубку. – Скоро закончится твоя боль, твой страх и позор.

Она сделала несколько шагов навстречу избе, но кто-то схватил ее за локоть, резко дернув назад.

– Ты не посмеешь, Мокошь! – прорычали за спиной.

Женщина вздрогнула от неожиданности, едва не вскрикнула. Она обернулась и увидела высокого мужчину в белой рубахе косоворотке.

– Велес, не ожидала тебя здесь встретить, – усмехнулась Мокошь. – Не замерз? Как видишь непогода разыгралась.

Мужчина устремил на женщину тяжелый взгляд. У него были темно-русые волосы, короткая борода, темные глаза. Он представлял собой обычного деревенского мужика, у которого косая сажень в плечах и кулаки для местного кулачного боя. Ничего примечательного, кроме одной детали. Это был бог.

– Я предупреждал тебя, чтобы ты не лезла к людям, – сказал Велес, сдвинув брови к переносице. – Спрячь свой клубок подальше и иди в Правь обратно.

Мокошь продолжала сжимать нить. Она посмотрела снова на избу, где все также дрожал слабый огонек в оконце, и перевела взгляд на Велеса.

– Это говоришь мне ты? – прошипела женщина и указала в сторону забора. – Там появляется на свет твоё дитя! От бога! В этот раз ты слишком далеко зашел. Тебя уже предупреждали. Твой сын полубог, рожденный от смертной женщины, придумал бороться со смертью, воскресать умерших…Наш батюшка будет в гневе. Люди, наделенные хоть каплей божественной силы, имеют привычку гордиться этим, превозносить себя до небес. Да, ребенок невинен, мил, но он вырастет очередным гордецом, когда проснется колдовство в его венах. Захочет найти мировое древо, захочет встать на ровне с нами или уничтожить привычное мироздание. Были такие умники и где они сейчас? Гниют на самом дне Нави. Такой судьбы ты желаешь младенцу?

Велес сложил руки на груди и тоже взглянул на избу. Его лицо вдруг стало печальным.

– Я понимаю, Мокошь и готов ответить за свои ошибки. Расскажу все батюшке и пусть сам решает о наказании, но не рви нить Велимиры и дитя. Они не виноваты.

Мокошь скривила рот от злости.

– Я твоя жена, и ты просишь пожалеть любовницу и ее ребенка?

Велес кивнул.

– Я не могу, – ответила Мокошь. – Мне надоела эта история с Ягиней. Сколько лет ты мучаешься? Пятьсот? Ищешь ее душу среди смертных, как пес. Влюбляешься снова и снова. Из-за нее ты отсиживаешься в Нави и хочешь остаться там навечно? Вдруг тебя отправят к самым низшим божкам? Ты можешь потерять свою силу и влияние. Я порву нить этой девушки и младенца сразу. Они умрут, душа Ягини отправится в проклятое царство мертвых и не будет нам горя, Велес.

– И что тогда? Что это изменит? – сказал мужчина. Изо рта, от очередного выдоха, вырвалось белое облачко пара, мгновенно рассеявшись. – Даже если ты порвешь нить, Ягиня переродится в другом теле. Мы опять будем вместе и так будет всегда, хоть тысячу лет!

Нитка в руках женщины едва мерцала. Пару искорок скользили по ней вперед-назад. Слабые всполохи отражались на лице богини.

– Видишь? – показала на клубок Мокошь. – Девушка скоро умрет без моей помощи. Такова судьба. Молись, чтобы следом за ней на тот свет отправилось дитя.

Велес только хотел возразить, но тут осеннюю ночь разрезал детский плач. Он широко улыбнулся и облегченно выдохнул.

– Родила…

– Дочь. У тебя родилась дочь, глупец, – процедила сквозь зубы Мокошь. – Теперь она обречена.

Велес сделал шаг к Мокоши, они стояли вплотную друг к другу и смотрели на почти потухший клубок. Жизнь превращалась в смерть. Где-то в доме прозвучал едва слышный человеческий выдох, клубок охватила яркая вспышка, и свет тут же погас.

Боги молчали. Каждый размышлял о своем.

– На что она обречена? – хриплым голосом спросил Велес. Он провел теплыми пальцами по щеке женщины, скользнул к подбородку и слегка приподнял ей голову, чтобы видеть ледяные синие глаза. – Ответь?

– Ты пытаешься играть в любящего мужа после смерти любовницы? Забавно, – съязвила Макошь. – Оставил жену плести судьбы, вязать узлы на нитях, а сам развлекался с деревенской девкой, которая еще и понесла!

Она сжала губы и отвернулась в сторону.

– Хватит баять! Мне нужно знать, что будет с девочкой. Как я могу ее защитить? – злился бог.

Через густую ночную тишину прорвался смех Мокоши. Рясны на кокошнике звенели, путались между собой. На глазах блеснули горошинки слез.

– Она обречена умереть, – выдохнула богиня. – Не будет ей житья, поверь, Велес. Клянусь, что уничтожу твоё чадо, как ты растоптал мою гордость.

Она щелкнула пальцами, и в ладони появился клубок. Нити даже в темноте горели алым.

– Что такое жизнь человека? Мгновенье для нас, – на долю секунды богиня замолчала и подняла клубок, показывая Велесу. – Это жизнь твоей дочери. Новая, яркая, свежая кровь. Ты знаешь, что я заведую всеми судьбами: плету узлы, связываю жизни, разъединяю их и обрываю. Так вот, чего мне стоит разорвать эту красивую нитку. Намотать на палец и дернуть. Это всего лишь плата за очередную измену.

Бог схватил Мокошь за плечи. Из-под земли, которая была покрыта тонким саваном снега, стали пробиваться зеленые ростки. Они вытягивались, оплетали ноги женщины, поднимались по ногам к бедрам, к груди, опутали шею. На плетях проклюнулись иглы шипов, царапая дорогую одежду и кожу.

– Если ты это сделаешь, я отправлю тебя в самый ад Нави. Тамошние черти нас не жалуют и будут рады истязать богиню Судьбы. Твоя божественная сущность померкнет, и ты растворишься в лаве.

Богиня дернула плечом, пытаясь освободиться от хватки мужа. Шипы кололи кожу на шеи, и она чувствовала липкий холодок от капель крови, катившихся под рубаху.

– Не растворюсь. Я суть всего на этой земле. Даже твоя бесконечная жизнь в моих руках, – поморщившись от царапин, ответила женщина.

Велес отпихнул Мокошь и плюнул ей под ноги.

– Ты противна мне, не знаю зачем на женился на тебе. Ты холодная, расчетливая змея, хоть тебя и почитают, и славят на ровне с Перуном. Место твое не с верховными богами, а среди мелкой нечисти. Они любят угрозами получать своё.

Бог махнул рукой и шипы растворились с тела богини. Он посмотрел на дом, где плакал младенец. Макошь все равно не отступится и умертвит ребенка. Велимира уже не защитит дочь, так что придется ему, Велесу, что-то придумывать дабы спасти это человеческое существо.

Далеко за болотом раздался волчий вой, и стайка птиц метнулась вверх, как черные брызги отображаясь на небе.

– Не трогай дитя, Мокошь. Клянусь, если ты что-то наколдуешь, несдобровать тебе. Не побоюсь, что судьбой ты распоряжаешься, сам твою нить найду и оборву, – предупредил Велес и отвернулся от женщины. – Обиды на меня не держи. Не могу полюбить тебя, ледяное сердце в твоей груди, хоть и хороша собой. Прости.

Он пошел в сторону леса, на ходу превращаясь в большого бурого медведя. Зверь заревел. Мокошь только хмыкнула.

– Что ж, все равно девчонке не выжить. Дед с бабкой, скрывая позор, грех на себя возьмут, отнесут в лес, а там пусть сожрут ее волки да лисы, – сказала в темноту женщина и взглянула на красный клубок. – Если передумают, то я помогу им принять верное решение.

Она вытащила толстую нить и завязала узелки, наговаривая на них:

– Плету, завязываю, связываю. Дитя рожденное наказываю. Станешь ты зверем диким коль жива останешься. Станешь девицей-медведицей после первой луны и каждое полнолуние будешь оборачиваться ею.

Мокошь провела ладонью по шее, стирая запекшуюся кровь от царапин, отряхнула сарафан от налипших листьев.

– Орисницы все расскажут смертным, – процедила она и зашагала по дороге вдоль изб, постепенно растворилась в сыром воздухе грудня.

В избе было душно, пахло вчерашним дымом после бани и замоченными березовыми да дубовыми вениками. Догорала очередная лучина, угольки падали в чашу с водой, нарушая мертвую тишину тихим капаньем. За окнами занимался рассвет. Фиолетовые тучи разбавлялись молочным светом. Солнца еще не было видно, да и навряд ли оно могло показаться этим серым осенним утром. Над сухой травой в поле клубился туман, скрывая за собой также соседние дома. Кричали первые петухи.

Бабка Влася сидела на лавке и смотрела в оконце, но ничего перед собой не видела. В голове тоже был туман, как в поле, и пустота. Ночь была долгой, трудной – дочка разродиться не могла, а повитухи, как назло, в деревне не оказалось. Пришлось самим справляться.

Велимира лежала на длинной лавке возле печки. Руки сложены на груди, глаза закрыты, лицо осунулось. Подол сорочки был в крови, и на лавке оставались темные кровяные пятна, впитавшиеся в дерево. Влася остервенело отмывала в темноте дощатый пол до ломоты в пальцах, но память о произошедшем несчастье останется навсегда в этом доме.

Ребенок родился здоровым, крупным. Девочка. Сейчас ее убаюкивал дед Прокопий в сенях. Отмыли девку, накормили коровьим молоком и завернули в теплые тряпки. Дед не захотел видеть мертвую Велимиру, поэтому скрылся с ребенком в сенях, убаюкивая не только младенца, но и свое горе.

Ой, дура Велимира! Связалась с каким-то мужиком из другой деревни. Влюбилась. Он вроде жениться обещал, а сам обрюхатил дочь и сгинул к чертям. Ни весточки Велимира не получила, извелась вся, бедная.

Влася ее дома заперла, когда живот округлился, чтобы не шептались соседи. Позор на их семью. Всё не как у людей! Что теперь про девочку говорить? Откуда ее взяли? И так все ясно – нагуляла. Расплата, в виде смерти, не заставила долго ждать падшую душу. Дочь Велимиры теперь сторониться будут всю жизнь. Да и замуж никто ее взять не захочет. Родилась во грехе.

– Ой, что делать, Велимира, – проскрипела Влася. – Натворила ты дел, а нам с дедом расхлебывать.

Влася взглянула на мертвую дочь, и в душе снова стало горячо от боли, слезы запершили в горле. Она закрыла лицо руками и зарыдала. Где-то в сенях заплакал младенец. Может, чувствует, что матери нет?

– Не проливай слезы, бабка, – сказал кто-то рядом странным тихим голосом. – Былого не воротишь, жизнь вспять не повернешь.

Влася подняла заплаканные глаза и увидела перед собой трех женщин. Они были словно призраки: прозрачные, легкие, с пустым взглядом.

Она их сразу узнала.

Орисницы – они приходят предсказать матери судьбу ребенка. Когда-то давно они приходили к ней после родов. Предрекли вещуньи короткую жизнь Велимире, но Влася не захотела принять эту весть и постаралась забыть. Только рано или поздно всё, сказанное орисницами, сбылось.

Поднялась бабка, низко поклонилась призрачным девам, те кивнули в ответ.

– Пришли мы рассказать тебе про дитя рожденное, – прошелестела самая старшая из орисниц, седовласая, с платком на плечах. – Особенная эта девочка, рождена она не от смертного, а от божества из Нави.

Влася так и упала обратно на лавку, за сердце схватилась.

– От черта что ли понесла? – испугалась она.

Младшая из орисниц рассмеялась. Ее смех напоминал звон маленького колокольчика. На вид ей было лет шестнадцать, не больше. Средняя дева строго посмотрела на младшую, и та притихла, опустив глаза.

– Тебе, смертная, ничего не расскажем. Это уже дело судьбы. Так случилось, – загадочно ответила старшая орисница.

Влася смиренно кивнула и принялась дальше слушать вещуний.

– Девочка эта проклята, – продолжила средняя орисница, бросая взгляд на дверь, которая вела в сени. – Оборотень она. После первой луны начнет оборачиваться зверем. Думаю, не рады будете найти однажды в люльке зверёныша вместо дитя. Стоит ей только подрасти, тогда всей вашей деревне беда. И скот пострадает, и люди.

– Так что же нам делать? – охнула бабка.

Одно горе за другим. Погубил этот бес из Нави всю их семью – и мать, и ребенка. Власе казалось, что она сходит с ума, что невозможно человеческой душе вынести столько испытаний. Жалко младенца. Что за судьбу такую Макошь для него сплела?

– Умертвить, – немного помолчав, выдала старшая из орисниц.

– Вы желаете, чтобы мы с дедом убили дитя? Да как можно так легко чужую нить оборвать? Боги накажут, – оторопела Влася. Руки ее стали ледяными только одной от мысли быть палачом собственной внучки.

Младшая орисница приблизилась к бабке и положила призрачную ладонь ей на плечо. Прикосновение было едва ощутимым, немного колким, словно хвойные иглы ужалили.

– Не прогневаются на вас боги, – произнесла она. – Все равно оборотня рано или поздно поймают и убьют. Или тебя с дедом эта девчонка загрызет.

– Может, есть все-таки способ снять проклятие? – Влася решила узнать сможет ли она помочь внучке.

Средняя орисница поджала губы, будто размышляя говорить об этом женщине или нет. Немного помолчав, наконец, призрачная вестница ответила:

– Снять проклятие можно, когда она станет девицей. Полюбить ее всем сердцем должны и даже ту суть, которая чудовищна. Только долго ждать потребуется. Пройдут года, дитя-оборотень много крови успеет пролить, поэтому умертви его, иначе беды настигнут ваши земли.

Старшая орисница накинула платок на голову, поклонилась Власе и махнула рукой своим сестрам, показывая в сторону двери.

– Только никому не рассказывай о предсказанной судьбе – немой станешь, – предупредили орисницы.

Взявшись за руки, они направились к выходу, но вместо того, чтобы отворить дверь, просочились сквозь нее.

Влася вскочила и выбежала в сени. От вещуний и след простыл, лишь дед сидел на тюфяке, набитым соломой, и дремал с ребенком на руках.

На деревню опустился вечерний сумрак. Влася и дед Прокопий оделись потеплее, укутали мирно спящую девочку в армяк Велимиры и бережно положили ребенка в корзину, в которую еще совсем недавно собирали грибы на зиму.

Прокопий прихватил с собой пару охотничьих ножей, вдруг зверь на тропе покажется.

Он тяжело вздохнул и взглянул на младенца. За безбожно короткое время Прокопий привык к маленькой девочке. Благодаря ей утрата Велимиры притупилась, не выла волком. Поэтому новость, что ребенка нужно отнести в лес и оставить там на съедение зверям, лишила старика покоя.

– Может, передумаем? – с надеждой спросил он у Власи, но та лишь мотнула головой, запахнулась в тулуп поплотнее и прихватила корзинку с ребенком.

– Нельзя, Прокопий. Если мы оставим девочку, то что подумают соседи? Житья ей всё равно не дадут, будут издеваться. Да и нас, стариков, со свету сживут, – упрямо твердила бабка.

Она не могла раскрыть секрет деду, что внучка оборотень, орисницы языка лишат. Будь неладен этот черт из Нави!

До леса идти было не далеко. Он начинался за околицей, сразу после болота. Снег там растаял, земля и без того была топкой, вязкой, чавкала под ногами.

Сосны скрипели от ветра. Припорошенные снегом сухие иголки скрадывали шаги. Дед с бабкой, не оглядываясь по сторонам, быстрым шагом шли вглубь сосняка. И чем темнее становилась лесная чаща, тем сильнее билось сердце от страха. Вдруг на стариков нападет дикая тварь или сама нечисть пожалует, чтобы запутать тропинки.

– Давай оставим здесь, – решила Влася. Волосы от спешки выбились из платка и прилипли к щекам. Руки раскраснелись без рукавиц.

Прокопий осторожно поставил корзину с ребенком на лесную подстилку из опавших иголок и листьев. Бабка опустилась на колени рядом с внучкой и погладила ее по армяку, после поправив его и туже заправляя грубую ткань. Казалось, что нет сердца у нее, но Влася еле сдерживала слезы, часто моргая. Что бы сказала Велимира? Ей уже все равно, а им, старикам, до конца своих дней видеть во снах картину, где они оставляют внучку на верную смерть.

– Ой, не могу, Прокопий, – запричитала бабка, обняв корзину. – За что нам это все?

– Так давай заберем дитя домой, – запросто произнес дед. – Пусть вся деревня шепчется, но такой грех на душу брать не хочу.

– Если бы все так легко было, как ты говоришь, – вздохнула Влася и погладила напоследок девочку. – Прощай. Прости нас, дочка.

Она отряхнулась от снега и земли, подхватила Прокопия за руку и, не оборачиваясь назад, побрела к деревне.

Глава 2

Славолеск. Месяц Травень. 648 год от Сотворения Мира.

В трапезной было тихо. Конец весны, на удивление, оказался жарким. Тем более утром прошел ливень и в палатах было невозможно находиться из-за духоты.

В трапезной воздух так же был сперт и влажен. Еда не лезла в горло, хотелось бегом выскочить во двор и нырнуть в бочку с холодной водой. Только княжеским дочкам такие вольности не положены.

Вся семья сидела за длинным столом, уставленным разными яствами – и блины, и пироги, и ягоды, и с кухни еще принесли пряную пшенную кашу, которая дымила в горшке.

Рада положила рядом с собой лишь пирожок с капустой и подлила в кружку овсяный кисель. Она украдкой посмотрела на родителей. Они выглядели задумчивыми, будто случилось что-то.

Князь Володар сидел, откинувшись на спинку кресла, и поглаживал короткую бороду. Он был статным, крепким, похожим на могучего медведя. Волосы цвета пшеницы постепенно стала покрывать седина, на лице, возле глаз появились морщинки. Несмотря на это он все равно был красив, не хуже, чем в молодости.

Княгиня Ольга молча ела кашу. Она бросала нетерпеливый взгляд на мужа, но тот делал вид, что не замечает ее волнения.

Первой не выдержала Забава, младшая сестра Рады.

– Батюшка, о чем ты размышляешь? Что тревожит тебя, поделись, – на свой страх и риск попросила она.

Княгиня чуть не подскочила от ее вопроса, нарушивший напряженную тишину завтрака.

Рада изумленно взглянула на сестру, а та пожала плечами, будто просила не волноваться.

Отец не любил, когда ему задавали вопросы во время трапезы. И вообще считал, что в мужские дела девицам лезть не стоило.

И правда, князь Володар не стал ругать ее за любопытство, усмехнулся в бороду и пододвинулся к столу.

– Я думаю, дочь моя, о ваших судьбах с Радой. Мы стареем с княгиней, кто же будет заботиться о вас и о княжеских землях? – ответил он вопросом на вопрос.

– Наверное, будущие мужья? – сделала вывод Забава, светловолосая красавица и озорница.

Ничего она не боялась: ни отцовского гнева, ни нравоучений матушки, ни порки учителей. Всё делала наперекор.

Князь кивнул и добавил:

– Поэтому приедет скоро жених к Раде с западных земель. Вчера пришло письмо с гонцом из Заволчья.

По лицу отца можно было предположить, что подобное решение ему не по душе. На лбу залегли морщины, губы стали тонкой нитью, глаза смотрели куда-то вперед.

Заволчье находилось достаточно далеко от Славолеска, на западной стороне. Добираться до загадочного княжества больше седмицы по реке, а если на конях, да через леса, то успеет пройти один лунный оборот.

Купцы рассказывали, что за рекой Че´рной, рядом с холодными горами находятся волчьи земли. Люди, живущие там, похожи на призраков – бледные, с белоснежными волосами и белыми глазами. Нет у них цветной радужки, лишь пугающая белёсая пустота в глазницах.

Самый главный город в Заволчье – Волчий Град. Там как раз находился княжеский детинец и шумные торговые ряды, впускающие в себя любой люд.

Река Черна впадала в Соленое море, а где-то за ним находилась Великая Империя, Ладонские острова или Драконьи острова, как нарекли их в Славолеске.

Рада читала рукописи путешественников, вернувшихся с этих самых островов. Рассказывали они будто там вечное лето, дома все из выбеленного, как наш снег, камня. Невероятные плоды растут на деревьях – вкусные, сладкие, сочные настолько, что сок течет по подбородку, брызжет во все стороны, оставляя липкий след на коже. Воздух там также сладок и прянен, как местные яства, и соль от моря остается в волосах, на коже.

Люди, живущие в Империи смуглые, чернявые, умные, изобретательные. Они носят длинные простыни на теле, ходят в странной обуви из тонких кожаных ремешков, звенят браслетами, а в волосах у женщин прячутся либо цветы, либо обручи с драгоценными камнями.

Путники писали о драконах. Якобы в глубоких пещерах, в горах обитают огромные ящеры, изрыгающие смертоносный огонь. Рада, конечно, с трудом в это верила.

Одно дело, увидеть мельком домового или русалку, а другое – попасться на глаза дракону. После такой встречи сложно остаться в живых.

– Так что готовься, Рада, к сватовству и смотринам, – сказал отец, оборвав тем самым размышления девушки. – К концу седмицы должен приехать Белослав.

– Хорошо, батюшка, – ответила княжна.

Она для успокоения коснулась деревянного кругляша-оберега, висевшего на шее. Прикосновения к гладкому дереву помогали собраться с мыслями, не запаниковать. Говорят, что с самого рождения оберег с символом медвежьей лапы защищал ее от злых духов.

Есть перехотелось. Рада посмотрела на Забаву, та ехидно улыбалась. Наверное, слова просто зудели во рту, едва сдерживаясь за зубами. Конечно, целое событие вот-вот произойдет – старшая княжеская дочь выйдет замуж за человека из самого Заволчья.

«Даю руку на отсеченье, что Забава будет визжать от радости, словно к ней приедет неведомый жених», – подумала Рада, с нетерпением ожидая окончания завтрака.

Когда князь с княгиней вышли изо стола и скрылись за дверью, Забава схватила Раду за руку и потащила к другому выходу, в коридор, который вел в женскую половину терема.

Она тащила Раду следом за собой, как упрямого жеребенка, не отпускала ладонь, будто боялась, что сестра убежит.

Они добрались до широкой лестницы, имеющей два ответвления – в правой стороне находились покои княгини, в левой – ложницы ее дочерей. Позади лестницы вытягивались узкие окна с цветными стёклышками. Через них проникал утренний свет, преломляясь в разные цвета – червонный, лазоревый, зеленый, желтый. Блики тянулись от окна к полу пестрыми нитями, разливались по ковру яркими красками. Рада любила порой остановиться в проходе и замереть, разглядывая необычный свет, в котором мерцала и кружилась пыль.

Вскоре девушки вбежали в спальню и обе упали на кровать.

– Говори, что ты думаешь? – выпалила Забава, даже толком не отдышавшись.

Рада повернулась к ней. Что она думала? Было страшно так резко менять привычную жизнь.

Вот ее родная ложница, где она играла в куклы, слушала сказки, выбирала наряды да провожала закаты. Скоро всё это станет просто воспоминанием? Сном? Будет ли она, юная княжна, так же беззаботна как сегодня, в этот жаркий последний день весны? И любимая сестра останется где-то за лесами, за серебристой рекой Черной. А еще…

– Княжич чудовище, – ответила Рада. – Батюшка хочет выдать меня замуж за чудовище с белыми глазами, как у вареной рыбы!

Только сейчас до нее дошел весь ужас происходящего. Она никогда не полюбит этого человека. Противна даже одна мысль о его прикосновениях.

– Может, люди пускают слухи про глаза, – легкомысленно предположила сестра. – Встретили какого-нибудь слепца на торгу из Заволчья и решили, что все они с бельмами рождаются.

Забава лежала на животе, болтая ногами. Она накручивала на палец багряную ленту, что была вплетена в косу.

– Я тебе завидую, – вздохнула она. – Ты уедешь в Заволчье, где жизнь бурлит, как свежий родник. Слышала на торгах там продают всякую всячину: и ткани парчовые с камнями драгоценными, как у самой императрицы с Ладонских островов, дивных зверей и птиц, сладости заморские, ленты, что краше солнца. И волки у них ручные, как наши собаки.

– Ты все о лентах думаешь и о парчовых платьях! – огрызнулась Рада и подскочила на кровати. – Меня хотят отдать замуж какому-то дикарю, которого…Которого я никогда не смогу полюбить.

Понятное дело, это все лишь мечты выйти замуж по любви, когда являешься княжеской дочерью. Ты всего лишь разменная монета в этой политической игре, гарантия мира, гарантия того, что редкие заморские товары, поступающие в Волчий Град через Соленое море, будут стекаться и на торги в восточную часть земель.

Интересно, этот Белослав тоже злиться и заранее ненавидит наш брак? Может, у него уже есть полюбовница в тереме? Зачем батюшка согласился на это? Зачем?

– Может, тебе сбежать? – предложила Забава. – Представь, что ты сбегаешь в дикий лес, а там встречаешь какого-нибудь чародея…

– Ага, или девицу-оборотня, – скептически подметила Рада. – Ты такая выдумщица, Забава. Благо тебе всего шестнадцать и твоя жизнь хотя бы на пару зим останется безмятежной.

– Можно подумать, твоя уже закончилась? – хихикнула сестрица.

Она пододвинулась к Раде и обняла ее.

За распахнутым окном близился и распалялся знойный полдень. Теплый порыв ветра задул в ложницу, раздул бархатный насундучник, коснулся, разбросанных на столе, лент, сдул соколье перо на пол и затих.

Рада старалась запомнить свою ложницу в мельчайших деталях: вот старая тряпичная куколка лежала на маленькой скамейке, вот ее, Радино, любимое зеркальце с жар-птицами покоилось на столике, рядом лежали височные кольца с необычным узором, расшитый жемчугом накосник, вот привычные затертые изразцы на печке, с изображенными на них птицами.

На одной из плиток был заметен скол. Это однажды маленькая Рада разозлилась на прислужницу и кинула в нее свой сапожок, но промахнулась и попала в печку, отколов тем самым кусочек возле маленькой дверцы.

Она подняла голову и посмотрела на сводчатый, украшенный дивными цветами и зверями, потолок.

Князь нанял искусного художника, чтобы тот раскрасил девичью комнатку невиданными животными, цветами с Ладонских островов. Рисунки также поблекли от времени, но Рада до сих пор любила рассматривать их вечерами или ранним утром.

– Знаешь, что я придумала, – вдруг сказала Забава, хлопая в ладоши. – Мы пойдем купаться. Тебе надо освежиться и выкинуть все дурные мысли из головы.

Рада улыбнулась этой детской шалости. Им нельзя без сопровождения покидать княжеский терем и уж тем более детинец, но иногда так хотелось почувствовать себя свободными, словно крестьянские дети, и они сбегали.

Рада и Забава частенько переодевались в простые служкины одежды, переплетали свои косы, накидывали неказистые платки на голову и вместе с толпой, которая спешила к мосту через высокие ворота детинца, выходили к шумной торговой площади, а оттуда, свернув с главной улицы налево, сбегали к спуску, где вилась узкая тропка к Марьину озеру.

– Ты уверена, что нас никто не хватится? Если батюшка или матушка к себе вызовут? Может, они захотят обсудить со мной смотрины? – сомневалась Рада.

Если их хватятся, то наказания не миновать. Запрут в горнице до самой свадьбы.

– Не должны, – отмахнулась Забава. – Наверное, родители думают, что ты плачешь где-нибудь в далекой башенке нашего терема и не хочешь никого видеть.

– Я, по-твоему, такая плакса? – прыснула от смеха Рада.

– Разве нет? – поддразнила сестра. – Пошли на озеро. В жаркий полдень там точно никого не встретишь.

Аленка нехотя одолжила им одежду, припрятав княжеские наряды в старый пыльный сундук. Нашла за печкой поношенные лапти и серые от золы онучи.

– Если князь узнает, что я покрываю ваши игры, то меня казнят, – то и дело повторяла служанка, упираясь руками в бока. – Вы там быстрее купайтесь и обратно в терем мчитесь.

– Не переживай, Аленка, не в первой же, – постаралась успокоить ее Рада, оплетая онучи лыковой завязкой.

Вскоре они выскочили со двора и побрели к воротам, гадая, будет ли там народ, чтобы незаметно пройти мимо охраны.

На их удачу, впереди катилась тележка, нагруженная бочками. Мужик жевал травинку и лениво подгонял старенькую кобылку. Девушки пристроились рядом, натягивая платки чуть ли не нос. Руки и ноги они специально измазали сажей из печки, чтобы больше походить на дворовых девок.

Охранники даже не обратили на них внимания. Рада и Забава, ускорив шаг, двинулись к мосту, который пролегал через глубокий ров. Деревянные доски скрипели от движения, пахло сырой древесиной и навозом.

После моста дорога спускалась к торговой площади и посаду. Посад находился в самом низу. Рада видела крыши изб, на некоторых выделялись резные коньки или петушки. Из печных труб тянулся дымок, от чего можно было догадаться, что кто-то топил баню или готовил обед. После посада блестела и рябила широкой лентой река Белка, а за ней, частоколом, возвышался лес.

Хоть девушки еще не дошли до торговых рядов, но до них долетел шум, музыка, крики, запахи. Несмотря на то, что беспощадно припекало солнце, люди продолжали стекаться к базару. На дороге после моста сновали туда-сюда лоточники, привлекая внимание к своему товару.

– Может, купим петушка? – спросила Забава, приспуская платок с головы.

– Так у нас нет монет. Мой мешочек с вирами остался вместе с платьем, – ответила Рада. – Лучше поспешим к озеру.

Они свернули с дороги налево. Как раз в самом конце пути располагался спуск с узкой тропкой, она-то и вела к озеру. Дальше ноги понеслись вперед с горки, платки слетели с волос и развевались в руках. Девушки смеялись и пытались обогнать друг друга. Вот она свобода – манкая, сладкая, ветренная. Путается в косах, в рукавах широкой рубахи, в подоле выцветшего сарафана.

Порой Рада думала, что лучше быть крестьянской девкой, чем княжной. Захотела уйти на речку, так иди, плети венки, пой песни, целуйся теплыми вечерами с юнцами и выходи замуж за того, кого выберет сердце, а не князь.

Скоро они добрались до берега небольшого Марьиного озера. Называли его так потому, что утопилась в нем от несчастной любви дочка купца – Марья. Наверное, теперь русалкой в нем живет и выходит на берег лишь лунной ночью, чтобы водить хороводы со своими сестрами утопленницами.

Рада с удовольствием стянула широкие лапти и коснулась ногами прохладного прибрежного песка. От воды тянуло тиной, сладковатым запахом кувшинок и примешивался запах сырой рыбы. Вдалеке, за корягой, квакали лягушки нестройным хором, над головой проносились стрижи с резкими с криками.

Само озеро тихо плескалось о берег, солнце сделало воду почти серебряной от бликов, что аж больно было смотреть.

Забава с разбегу, совсем не по-княжески, нырнула в воду. Только пятки сверкнули на поверхности.

Рада напротив осторожно заходила, боялась, что вдруг уж выплывает или гадюка или водяной схватит за край мокрой рубахи. Ил скользил между пальцами ног, поднимаясь вверх, отчего вода становилась мутной и грязной.

Забава, вынырнув, отфыркалась, отжала косу и начала брызгаться.

– Забава, вот ты коза! Хватит, – визжала Рада, также запуская в сестру звонкие, яркие брызги.

– Веселись, Радка, а то станешь княгиней, больше радоваться мелочам не будешь. Я знаю, что ты станешь кислой, как клюква, – говорила сестра, отдышавшись после купания.

Они сидели на траве и обсыхали, стянув с себя сырые рубахи, распустив волосы. Кожа теперь пахла озерной прохладой и водорослями.

– Обещай, что не станешь клюквой, – попросила Забава.

Она повернулась лицом к солнцу, жмурилась, наслаждалась жарой после студеной воды.

– Я постараюсь, – тихонько ответила Рада, а потом добавила. – Вот бы правда сбежать из дома. Обернуться птицей или зверем и отправиться в тридесятое царство.

– И встретить царевича чародея, – продолжила сестра, смеясь.

Рада толкнула ее.

– Что ты пристала к этим чародеям? Они живут где-то на отшибе и носа не показывают. Да и женятся они только на чародейках. Ты их хоть раз в жизни видела?

Забава замотала головой.

– Где уж мне их увидеть, сидим целыми днями в тереме и постигаем княжескую премудрость, – усмехнулась она. – Но Аленка рассказывала, что местные иногда зовут чародеев прогонять нежить, когда та совсем совесть теряет.

– Разве нежить стала нападать? Я ничего об этом не слышала, – нахмурилась Рада.

Она пару раз замечала в углах терема домового, маленького лохматого старичка с красными глазами. Русалку один раз в детстве на Купалу. Но они были безобидными, сами боялись людей и быстро прятались. А сейчас она слышит о каких-то нападениях со стороны навьих тварей. Кто их потревожил?

– Может, это девица-оборотень их оживляет? – задумалась Забава. – Аленка говорила, что сначала мужика одного за тыном задрали. Местные решили, что волк или медведь это сделал. Потом на дороге, что ведет к Старой Веже, нашли убитой всю семью – отец, мать да двое детей. У них не было глаз и языков, тела тоже были разодраны. Не похоже это на дикого зверя.

Раде стало жутко от услышанного, по телу пробежали мурашки. Она оглянулась по сторонам. Вдруг за ними наблюдали мертвяки или еще какие-нибудь чудовища.

– Забава, любишь ты страшные сказки пересказывать, – сказала Рада, понимая, что от ужаса ноги и руки стали ледяными, даже солнце не могло их отогреть. Она снова сжала в ладони оберег, мысленно прося его о защите.

– Ты не бойся так, – засмеялась Забава, заметив бледное лицо сестры. – Нападения, в основном, случаются вечером или ночью. Солнечного света навьи уродцы бояться.

Рада поднялась, схватила с куста влажную рубашку и натянула на себя.

– Нам пора идти, – сказала Рада, поднимая лапти с земли. – Не хочу злить родителей.

– Давай немного прогуляемся вдоль озера, цветов нарвем или ягод поищем, – предложила Забава. – Не хочется упускать столь погожий день.

Они отправились по протоптанной тропе, мимо стройных березок, приятно шумевших на ветру резными листьями. На другой стороне дороги пестрели полевые цветы. Над ними кружили бабочки, пчелы. Над головой проносились звонкокрылые стрекозы, замирая на секунду в воздухе и потом снова устремляясь вперед. Майские жуки падали под ноги. Забава жалела их, поднимала с дороги и переносила в траву.

Казалось, что время текло медленно, но солнце склонялось все ближе к западу, тени вытягивались и небо приобрело легкий розоватый оттенок.

Рада волновалась за Аленку, как бы ей не попало за то, что она помогла княжеским дочкам сбежать из детинца.

– Может, пойдем домой.

Забава вначале согласно кивнула головой, но после переменилась в лице и резко обернулась в сторону озера.

– Ты слышишь? – шепотом спросила она.

Рада прислушалась. До нее донесся тихий плеск воды, звонкий девичий смех и мужской голос.

Забава осторожно зашагала в сторону густо разросшейся ивы и высоким зарослям рогоза. Раде это не понравилось, она жестом попросила вернуться сестру обратно, но та только отмахнулась и полезла дальше на толстую ветку ивы.

Рада вздохнула. Делать нечего, пришлось идти за Забавой.

Она опустилась рядом, недовольно взглянув на неугомонную сестрицу.

– Что такое? – спросила Рада одними губами.

Забава отодвинула рукой низко склонившиеся ветви ивы и улыбнулась, показывая то, что творилось у берега.

На большой коряге сидел парень. Он был юн, светловолос. Даже издалека на его лице можно было заметить россыпь золотистых веснушек.

Парень сидел, подтянув одну ногу к подбородку, а второй разгонял мелкую ряску. Только самое удивительное оказалось в другом – вокруг него расположились девы-русалки. Он что-то им рассказывал, они смеялись, брызгая в паренька водой.

Русалки были обнаженные, белокожие, с длинными волосам. У нескольких дев на голове блестели от солнца и влаги венки из осоки и кувшинок. Несколько русалок повернулись спиной к девушкам и те едва сдержали удивленный вскрик. Спина у озерных дев оказалась прозрачной и через нее были виден тонкий хребет другие внутренности.

Парень не пугался этой страшной красоты, будто вовсе не замечал.

– Меня поцелуешь? – просила одна из девушек.

– Нет, лучше меня, – настаивала вторая, подплывая к юноше.

Тот мотал головой и широко улыбался. Улыбка у него была доброй, не похоже, что он мог причинить зло. Выглядел юноша наивным и милым. Может, он жил в нашем посаде?

– Девки, ну-ка замолчите, иначе заколдую, – шутя пригрозил он. – Я вам серьезные вещи рассказываю, про Империю, а вы всё целоваться лезете.

– Да сдалась нам твоя Империя, – ответила русалка. – В нашем озере лучше. Ладка, вот скажи ему.

Русалка Лада лишь хмыкнула. Она отплыла от сестер и случайно повернулась в сторону ивы, заметив, что за ними все это время подглядывали. Она завизжала, бросилась под воду. Другие русалки завертели головами, не понимая, что могло испугать Ладу. Начался переполох.

Рада поняла, что нужно уходить, иначе неизвестно, чем это всё может обернуться. Она кое-как поднялась на ветке, закачалась. Ноги затекли.

– Да что ж такое, – буркнула она, пытаясь удержать равновесие на мокрой коре, и повалилась вперед, в озеро, глупо размахивая руками.

Рада погрузилась под воду. Ей казалось, что место мелкое, невозможно так глубоко уйти вниз, но к ногам будто привязали пуды, которые медленно тянули на дно.

Она распахнула глаза. Перед ней замерла русалка. Её черные волосы облаком вздулись в мутной воде, она улыбалась, протягивала руки, обещала спасти. Это было лживой надеждой, хотя так хотелось довериться, лишь бы вздохнуть. Утопленница подплыла еще ближе. Рада увидела вместо манящей улыбки звериный оскал. Глаза девы потемнели, на пальцах вытянулись когти. Белая кожа позеленела, покрылась мерцающей чешуей. Русалка рванула вперед, намереваясь схватить добычу.

Рада дернулась назад, пытаясь кричать, стараясь выплыть, но что-то мешало, удерживало. Воздух быстро заканчивался, тонкой струйкой пузырьков поднимался вверх. Девушка схватилась по привычке за оберег, чтобы помолиться, только пальцы нащупали пустоту, скребнули по голой коже. Как он мог потеряться? Ведь буквально мгновенье назад болтался на шее.

Казалось, что наступил конец. Сознание заволокло туманом, внутри стало пусто без воздуха. Жизнь уходила.

Кто-то резко схватил ее за шиворот и дернул вверх. Рада сделала быстрый вздох и закашлялась. Она не понимала, что происходит, продолжала в панике молотить руками по воде, пока ее, как беспомощного котенка, куда-то тащили.

– Все в порядке? – прозвучал голос, словно через одеяло.

Раду подхватили на руки и крепко прижали к теплой груди. Она слышала глухие удары чужого сердца, и ее сердце в ответ начинало отзываться, стучать быстро, испуганно, как у пойманной птички.

После девушка ощутила мягкую теплую траву под головой и ладонями. Она приоткрыла глаза и увидела размытый человеческий силуэт.

– Забава, – прохрипела Рада. – Забава, это ты?

Знакомые руки коснулись ее лица, убирая волосы, стирая капли.

– Я тут, сестрица, – услышала Рада взволнованный голос. – Ты как? Можешь идти?

– Наверное, – с сомнением произнесла она, стараясь приподняться.

Голова кружилась, легкие горели огнем, дышать приходилось через боль, но кто-то сильный ее придерживал. Явно это была не Забава.

Зыбкая пелена спала перед глазами, Рада узнала парня, болтавшего с русалками. Точно! Она чуть не стала жертвой русалки и потеряла оберег.

Рада снова начала щупать непослушными пальцами шею, пытаясь найти шнурок и деревянный кругляш, но тщетно. На душе стало противно, горько.

Этот оберег защищал ее с рождения, а без него княжна ощутила себя так, словно в морозную ночь с нее упали теплые шкуры, спасавшие от холода. Она осталась голой, открытой для всего нехорошего, незащищенной. Хотелось укрыться, спастись.

Раду знобило, зуб на зуб не попадал. Парень начал растирать ей плечи, спину. Забава, сидевшая рядом, смотрела на него с открытым ртом.

– Да как ты смеешь прикасаться к моей сестре? – взвизгнула она, отталкивая юношу.

– Я всего лишь хотел помочь, – ответил он.

С него стекала вода. Рубаха вымокла насквозь. Волосы прилипли ко лбу, на ресницах дрожали капельки и, когда парень моргал, они падали вниз, на щеку. Серо-зеленые глаза смотрели на Забаву с недоумением. Он же помог, спас девушку. Почему на него злились?

– Все хорошо, – с трудом произнесла Рада. – Как тебя зовут, любитель русалок?

– Иван, – представился юноша, поднимаясь с земли и убирая волосы назад. Он был стройным и довольно высоким.

– Спасибо, – едва слышно поблагодарила девушка. – Без твоей помощи я бы утонула. Русалка. На меня хотела напасть русалка.

Иван недобро усмехнулся.

– Они, на самом деле, не бросаются средь бела дня на людей. Видимо испугались.

– Какие бедняжки, – хмыкнула Забава, сложив руки на груди. – Мы еще и виноваты оказались.

– Русалки пугливые создания. Они же навьи духи, это все равно, что приручать дикого зверя. Если испугать, то точно набросится, – попытался объяснить парень.

Рада встала. Голова перестала кружится. Осталась лишь слабость в теле. Сейчас бы закрыть глаза и уснуть, но деваться некуда, нужно возвращаться домой.

– Кто ты такой? – спросила Забава, внимательно рассматривая Ивана. – Из Славолеска?

– Нет, я в лесу живу, – нехотя признался он.

– Леший что ли? – продолжала допытываться сестра.

Видимо общение с симпатичным парнем доставляло ей удовольствие. Не княжич, конечно, но где такого найти среди полей и лесов.

– Просто живу в лесу, – раздраженно ответил Иван. – Выручил твою сестру, теперь ступайте домой. Нечего ко мне цепляться, как репейники.

Забава молча смерила его заинтересованным взглядом, размышляя, докопаться ли до истины или угомонить свое любопытство.

– Хорошо, – отступилась она. – Спасибо тебе. Пошли, Радка.

Она взяла Раду под руку, и они поспешили к посаду. Вечерело, а их все еще не было дома. Аленка, наверняка, больше не будет с ними разговаривать. Обидится.

Иван подошел к воде, чтобы умыться и заметил оберег с изображенной на нем медвежьей лапой. Его то прибивало волной к берегу, то утаскивало обратно. Озеро как будто раздумывало, нужен ли ему такой подарок или нет.

"Точно темноволосая девка обронила. Она же искала что-то на шее".

Иван хотел было догнать девушек и вернуть пропажу, но внезапно застыл, словно прирос к земле. Резко заболела голова. Череп готов был расколоться надвое. Боль была такой сильной, мучительной, что из носа потекла кровь.

Парень упал на колени, зарычал. В ушах раздался властный женский голос. Он зажимал уши, только голос продолжал звенеть в них, как колокол.

«Оставь, мне он еще пригодится».

И после сознание накрыла тьма.

Глава 3

Иван очнулся, когда сумерки застелили землю. Облака над головой окрасились в медовые оттенки, над озером легкой дымкой плыл туман. Русалок не слышно, не видно. Затаились после истории с девчонкой. Только лягушки оглушительно квакали и рядом звенели комары.

Иван присел на влажную траву и осмотрелся по сторонам. Поежился. От тумана тянуло сыростью и холодом. Кожа мгновенно покрылась мурашками, да и рубаха не успела толком высохнуть.

Лес вдали казался мрачным и не хотелось туда возвращаться, но его бабка, наверняка, сходила с ума от беспокойства. Обычно Иван возвращался задолго до темноты, потому что не любил ее. Даже ненавидел.

Голова гудела. Он так и не понял, что с ним произошло. Вроде эти странности начались сразу после того, как Иван поднял оберег. И сейчас деревянный кругляш лежал рядом.

– Что в тебе такого особенного? – произнес Иван. Брать в руки чужой оберег не хотелось, но голос приказал оставить его у себя.

Чей это голос? Кому потребовалась безделушка? Разве она имеет ценность?

Он взъерошил светлую копну волос и со вздохом поднялся. Пора домой.

Дорога до лесной избушки не занимала много времени. Всего лишь нужно было идти постоянно прямо, по тропинке вдоль поля. Потом она немного петляла и приводила к подлеску с редкими деревцами и кустарниками можжевельника.

Идти там было не так страшно. Уходящее солнце просачивалось лучами между тонких стволов юных елей, указывало путь, разгоняло диких животных, которые готовились к охоте и выжидали наступления ночи. Весело щебетали птицы, они перескакивали с ветки на ветку, с интересом поглядывая на путника.

Под ногами попадались кустики с земляникой. Иван собирал ягоды горстями и сразу закидывал в рот. Есть жуть как хотелось. Он представлял, как дома его ждет горячая каша и теплый душистый хлеб.

От привкуса земляники было сладко. Тревога постепенно уходила, всё произошедшее казалось жутким сном, не более.

– Может, правда, приснилось, – успокоил сам себя Иван, поднимая вверх мохнатую еловую лапу и забираясь под нее.

Дальше начинался лес. Тихий, угрюмый, неприветливый. Света стало меньше, воздух был прохладнее и внешние звуки, что радостно звучали и переливались в подлеске, словно ушли под мох. Осталась тягучая тишина и гулкое эхо, от которого приходилось каждый раз вздрагивать.

Здесь Иван чувствовал себя беззащитным. Теперь он на виду перед зверями и прочей нечистью.

Тропка исчезла под засохшими иголками, но Иван отлично знал дорогу и не боялся заплутать. Он боялся лишь наступления позднего вечера. В лес он приходил внезапно, раньше и безжалостно накрывал своим темным покрывалом.

Где-то заухала сова, зашуршала крыльями, потом ей отозвалась кукушка. Иван поежился и ускорил шаг.

За кустами дикой малины выглянула серенькая избушка. Из трубы шел дымок. В крошечном мутном окошке Иван заприметил свет лучины и лицо бабки Пелагеи. Иван помахал ей и побежал.

– Что ж ты так долго, внучок? – спросила Пелагея.

Она была низенькая, сухонькая, похожая на трухлявый пень. Старая понёва заляпана пятнами, из-под косынки выбились седые волосы. Ну вылитая Яга. Иван усмехнулся своим мыслям. Ему стало хорошо и спокойно, стоило только переступить порог дома.

– С русалками заболтался, – ответил он, садясь за стол.

От печки шел жар, за заслонкой плескался огонь.

– Я тебя просила дербенника нарвать, – напомнила старушка.

– Прости, бабушка, я совсем забыл. Там на озере такое приключилось, что твой дербенник из головы вылетел, – попытался оправдаться Иван.

Старушка стояла у печки и замахнулась на внука большой ложкой.

– Голова у тебя дырявая, внучок, как сито. Что туда не положишь, всё через дырки утечет, – недовольно фыркнула она. – Как я людям-то помогать буду? Они ко мне табунами ходят чуть ли каждый день. Все запасы перевела на этих межеумков.

Юноша понял, что бабка будет ворчать целый вечер. Наверное, стоило поведать ей про оберег, но что-то останавливало его. Иван боялся, что это нечто могло повредить Пелагее. И так без матери в раннем детстве остался, а без бабки кому он будет нужен.

– Лучше за водой сходи, – велела Пелагея и, пыхтя, достала черный горшок с ужином.

Иван посмотрел в окно. На лес опустилась тьма – густая, непроглядная, как смола.

– Чего ж ты раньше не сказала? Сейчас на дворе хоть глаз коли, – возмутился он.

Пелагея была глуховата, поэтому, не услышав возмущения внука, молча загремела ведром.

– Иди к роднику сходи, а я пока на стол накрою. Да не бойся ты, Ванюшка, не съест тебя никто. Ты же колдун. Заговор зачитаешь и пройдет лихо стороной.

– Прям-таки и пройдет, – буркнул Иван, забирая деревянное ведро с ушками.

Он вышел за дверь и утонул во мраке. Сначала глаза ничего не различали, словно парня засунули в бочку и заколотили ее.

Где-то вдалеке завыли то ли звери, то ли духи. Мороз пробежал по коже. Иван даже подумал вернуться назад в избу, а Пелагее пообещать сходить за водой на рассвете. Да только станет она его слушать.

– Я колдун, – неуверенно произнес Иван. – Меня бояться навьи твари и животные.

Каждый раз, находясь в темноте, Иван вспоминал одно – гибель своей матери и испуганного мальчишку – себя.

Мать тоже была колдуньей. Они жили в этой же избушке вместе с Пелагеей еще тогда.

Месяц был просинец. Морозы выдались крепкими, что даже печка не могла прогреть их дом. Снег валил и днем, и ночью. Иногда, чтобы открыть дверь, Пелагея и Полынь наваливались на нее вдвоем и толкали, что было сил, а после, с помощью ворожбы, топили сугробы и расчищали дорожку.

Полынь часто уходила куда-то по своим колдовским делам: то в деревню, то на капища, то в соседние города. Она зарабатывала на существование целительством и простенькими гаданиями.

Зима время тяжелое, голодное. Не всегда получалось добыть еду за ворожбу, порой люди прогоняли колдунью, потому что самим есть было нечего.

Иван не знал зачем смерть пришла за его матерью. Пелагея поведала ему вкратце, что ее забрали злые боги, потому что та не выполнила условия договора. Бабка вещала об этом сухо, скупо цедила слова, боясь выдать чего-нибудь лишнего, оберегая внука от беды.

Иван вспоминал тот вечер отрывками. Они вспыхивали ярко, как будто их выхватывал огонь памяти. И эти воспоминания были настолько ужасными, что заставляли неметь.

Полынь собирала в котомку еду, травы, завернутые в тряпицы, гребешок и заговоренную, для отвода беды, куколку.

Иван как сейчас помнил ее светлые волнистые волосы, разбросанные по плечам, застиранную, с цветными заплатками, рубаху да простенький сарафан. Она весело улыбалась, рассказывала что-то маленькому Ване и гладила по вихрастой макушке.

Мальчик не хотел, чтобы мать уходила. Прижимался всё к ней и чувствовал знакомые запахи зверобоя и крапивы.

– Мы скоро увидимся, – обещала она, пряча волосы под платок и накидывая на плечи тулуп.

– Можно я тебя провожу, – просил Иван.

Полынь упорно не разрешала, отговаривалась, что на дворе темно, волки повсюду. Она никогда не отпускала его одного, даже не разрешала провожать, если рядом не было Пелагеи.

Иван сделал вид, что сдался, поверил уговорам матери, но стоило ей выйти за порог, как он выскочил следом, прячась за высокими сугробами.

Полынь быстро шла по снегу, не оглядываясь назад. Вечер был настолько холодным, что у мальчика моментально замерзли щеки и нос. Пока он их растирал варежками, мать исчезла из виду. Он кинулся за ней, выдыхая белое облачко пара изо рта.

Снег звонко скрипел под валенками, наверняка, привлекая духов, от которых мальчика так старательно берегли. Иван вышел за калитку, оглядываясь по сторонам, гадая в какую сторону могла пойти Полынь. Следов не было видно. Мать их замела ворожбой.

Он хотел выкрикнуть ее имя, и оно вот-вот готово было сорваться с губ, как в правой части леса раздался душераздирающий вопль. Это точно была матушка.

Иван, не думая, рванул к темной границе леса. Крик продолжал рвать зимние сумерки на части, тревожа всех вокруг.

Чем дальше мальчик пробирался в лесную глушь, тем четче слышал завывания. Нет, не ветра, не волков. Что-то неживое выло, заставляя волосы вставать дыбом, биться сердце чаще от страха. По снегу метались бесформенные тени. И выли, выли, поднимая вьюгу.

Иван прикрыл лицо руками, пряча глаза от колких снежинок, чтобы знать куда он идет. Старался не струсить и помочь матери. Но то, что мальчик увидел, заставило его застыть на месте, затаить дыхание.

На заснеженной лесной опушке лежали ошметки человеческой плоти. Снег таял под лужами еще горячей крови, от которой поднимался пар. Красные брызги так ярко выделялись на снегу, как маки, распустившиеся в середине зимы. Где-то в сторонке валялась рука, с обвисшими кусочками кожи, белели кости. В другой стороне Иван заметил оторванную ногу, на которой все еще торчал серый валенок.

Мальчик поднял глаза и встретился с чужими глазами, точнее с глазом на пол лица – злым, желтым, с кошачьим зрачком. Нечто было с зеленоватой грубой кожей, с тонкими черными волосами, болтавшимися, как грязные лоскуты, до плеч. Длинные пальцы с когтями рвали живот Полыни, и это нечто вытаскивало нутро и жевало его, чавкая, урча. Из длинного рта текла струйкой кровь, острые зубы обнажились в оскале.

Нечто застрекотало и на глазах у Ивана равнодушно оторвало голову матери. Мальчик слышал, как рвутся связки, ломается шея. Его вырвало. Он упал на колени, захрипел.

Существо отбросило голову прочь, и она подкатилась совсем близко к мальчику. Иван готов был завизжать от ужаса, но голос пропал. Он прижался спиной к стволу ели, глядя на широко распахнутые стеклянные глаза Полыни, на ее открытый рот с вывалившимся языком. Когда-то белые волосы, теперь торчали кровавым мочалом.

Нечто закончило трапезничать женщиной и видимо захотело перекусить еще ребенком. Оно, переставляя широкие ступни с когтями и припадая на передние конечности, двинулось к мальчику. Иван пытался позвать на помощь, но из горла вырывались лишь облачка пара и хрипы. Ветер донес до Ивана смрад, исходивший из пасти твари. Огромный кошачий глаз внимательно следил за ним, за своей жертвой и, когда оно готово было наброситься и растерзать, вспыхнул огонь.

Чудовище заверещало, запрыгало. Запахло паленым мясом, и Ивана снова стошнило. От пережитого страха, он завалился на снег. Последнее, что мелькнуло перед глазами – высокая мужская фигура. На руках мужчины плясало пламя. Где-то рядом заржал конь. Крики, визги, гомон – всё смешалось. Сознание помутнело, и Иван как будто упал в черную пропасть.

Очнулся он в своей избе на лавке. Рядом сидела обеспокоенная Пелагея и держала в руках плошку с отваром, который пах так знакомо и приятно, после той вони от жуткого существа.

Может, это вовсе был сон?

Иван посмотрел на бабку и всё понял. Матери больше нет. Ужас произошедшего сковал мальчонку. Стало холодно, одиноко. Он не хотел кукситься, но из глаз потекли непрошенные слезы. Пелагея крепко обняла внука и пообещала беречь его.

Ту тварь, что напала на Полынь, называли в народе Лихо. Его отправляли охотиться за жертвой, которая нарушила договор. Видимо мать Ивана, что-то задолжала кому-то, за то и поплатилась. Только кто спас его тогда? Он был уверен, что мужчина являлся чародеем. Огненным чародеем.

Иван отогнал ворох воспоминаний и отправился к роднику. Калитка со скрипом выпустила его к лесу. Парень остановился и посмотрел на верхушки елей. Казалось, что они упирались в небо, на котором начинали загораться первые звезды.

За деревьями начиналась тьма. Иван понимал, что ничего страшного не произойдет, он много раз ходил на родник, мог найти его даже с закрытыми глазами, но внутренние страхи сковывали тело. Казалось, что Лихо где-то затаилось и ждет Ивана.

Он потоптался еще немного на одном месте, выдохнул и шагнул во мрак.

Лес жил своей жизнью. Стрекотали сверчки, где-то стучал дятел, за валежником скрипел леший. Иван видел, как он сверкнул глазами и отвернулся.

Из-за куста черники высунулся мелкий дух – моховик. Зеленые светляки окружили его, осели на листочки, покрытые росой. Иван пригрозил ему пальцем, иначе моховик может пошутить и сменить тропки, заставив бродить хоть всю ночь между трех сосен.

Иван услышал журчание родника. Он осторожно спустился в низину, к камням. Нащупал рукой прохладную воду и подставил под тонкую струю ведро, а сам сел рядом.

Над головой появился месяц, окруженный звездами. Иван перестал бояться приближающейся ночи. Хотелось просто плотно поесть и задремать на лавке до утра, а завтра он пойдет нарвет дербенника и угомонит ворчливую Пелагею.

Воды набралось достаточно. Иван перехватил тонкую ручку ведра и хотел было поворачивать домой, как внезапная боль охватила всё тело. Ведро ухнуло под ноги, расплескав студеную воду.

Перед глазами Ивана появилась статная женщина в красном, в богато украшенных одеяниях. Она была прекрасной, но в то же время холодной, неживой, будто не из этого мира. Синие глаза не выдавали эмоций, губы растянулись в неестественной улыбке.

– Здравствуй, молодец, – произнесла женщина. В руках она держала клубок с нитками. Он был зеленым, цвета мха или еловой хвои.

Иван не мог ей ответить. Странная женщина захватила чужое тело и волю, и он понял по наитию, что клубок – это его жизнь. Значит, перед ним стояла богиня судеб – Макошь.

– Я хочу сделать тебя своим помощником, смертный мальчик, – сказала она, шагая к нему. – Помнишь оберег на берегу озера? Его потеряла девчонка.

Иван кивнул.

– Так вот, этот оберег защищал ее от проклятия. Моего проклятия, – поправилась холодная красавица. – Ее самоуверенный отец хотел перепутать мои нити и на какое-то время ему это удалось. Магия оберега особенная, сотканная самим Мороком. Навьим богам удалось не только приостановить проклятие, но и скрыть от меня девчонку.

Было заметно, что Макошь злилась. Она нервно шагала из стороны в сторону, сминала парчовую ткань своего платья.

– Это просто удача, что девчонка потеряла оберег и спасибо тебе, Иван, что нашел его, – женщина сменила гнев на милость.

– Рад служить тебе, богиня, – ровным тоном ответил юноша.

В голове у него проносились вопросы зачем он это делает.

Макошь приблизилась к нему и похлопала по щеке, как верного пса.

– Я знала, что на тебя можно положиться, мой смертный мальчик, – нарочито ласково сказала она. – Теперь слушай меня, Иван. К концу следующей седмицы наступит полнолуние, старшая княжеская дочь обернется медведицей. Это вызовет смуту. Особенно, будет удивлен ее женишок.

Макошь усмехнулась своим мыслям, ее глаза вспыхнули радостью мести.

– Что нужно будет сделать, богиня? – спросил Иван.

– Самую малость, – улыбаясь, произнесла она. – Нужно будет найти испуганную княжескую дочку в лесу. Скажешь ей, что знаешь, как избавиться от проклятия. Стань для нее другом, пусть она безоговорочно доверится тебе, а потом я расскажу, что делать дальше.

Макошь взмахнула рукой и растаяла в воздухе. Только яркие искры, осевшие на землю, напоминали о появление богини.

Иван тряхнул головой, словно пробудился от тяжелого сна.

– А что, если я не стану выполнять твои указания? – прокричал он в темноту.

Тело снова пронзила острая боль, от чего парень согнулся пополам.

«Тогда ты умрешь!»– откликнулся ледяной голос.

Рада стояла в лесу. Ночь. Она в одной ночной рубахе, босая. Под ногами наледь, припорошенная, как мукой, снегом. Деревья черными кольями возвышались над головой, и дул ветер. Он пронзительно холодный, царапал кожу ледяной крошкой, бросал распущенные волосы в лицо.

Рада обняла себя руками, было зябко. Она не знала куда идти, поэтому топталась на месте.

Вдруг где-то недалеко треснула ветка, захрустели замерзшие листья. Кто-то шел по лесу – спокойно, уверенно, как будто находился у себя дома.

Рада испугалась и спряталась за шершавый ствол сосны. Сомнительное место для укрытия, но это был сосновый бор и здесь не спрячешься, почти весь на виду.

Рядом с валежником остановился мужчина в медвежьей шкуре. В его руках Рада заметила небольшую корзину. Обычно Аленка брала похожую плетенку, когда шла по грибы в конце лета.

Мужчина обогнул поваленную сосну и бережно опустил корзину на землю. В ней кто-то пищал, словно котёнок. На лице у мужчины Рада заметила улыбку. На них с Забавой так смотрел отец – князь Володар. Когда они были маленькими, он любил играть с ними, и на его губах светилась похожая улыбка и глаза были также полны любви.

Значит, в корзине находился ребенок.

– Все будет хорошо, девочка, – услышала Рада слова незнакомца. Они эхом разлетелись по лесу. – Не обидит тебя богиня судьбы, пока ты носишь этот оберег. Я постарался отвести проклятье, спрятать твою суть с помощью него.

Он достал из-за пазухи что-то круглое на шнурке и положил в корзинку к ребенку.

– Надеюсь, твоя жизнь сложится ладно, гладко. Извини, что не могу забрать тебя с собой. Не думаю, что Вий обрадуется младенцу, да и тебе, девчушка, не понравится Навь. Я уверен, – мужчина усмехнулся и погладил пищащий кулёк.

У Рады заныло сердце от жалости и к брошенной девочке, и к мужчине. Она хотела показаться незнакомцу, попросить забрать ребенка с собой в терем. Пообещать ему защиту, но тут случилось невероятное.

– Прощай, дочка. Скоро тебя найдут добрые люди. Не бойся. Моя лесная свита тебя сбережет от злых духов и голодных зверей. – Мужчина громко хлопнул в ладоши и тут же поднялся гвалт, закружил ветер вперемешку с листьями и снегом.

Рада увидела лесных дев – черноволосых, с зеленоватой кожей, глаза у них горели ярким зеленым огнем в темноте. Они выходили из оврагов, из буреломов, отделялись, как тени, от стволов деревьев. Шли они плавно, словно летели над землей.

Показались любопытные звери и птицы – лисы, зайцы, белки, совы да мелкие синицы. Они окружили корзину с девочкой, осторожно принюхивались к ней, осматривали.

Лесавки низко поклонились мужчине.

– Постерегите дитя до утра, – приказал он. – Это моя дочь. Не дайте ее в обиду злым духам и зверям.

Лесавки послушно сели вокруг ребенка. Одна из них затянула песню – тягучую, жалобную, похожую на зимний ветер. Песня, словно сосновыми иголками, впивалась в сердце.

Незнакомец завернулся в медвежью шкуру, опустился на землю, как будто хотел лечь спать, и, о чудо, превратился в огромного бурого медведя. Он грозно зарычал, тряхнул головой и лениво побрел в противоположную сторону, ломая впереди себя сухие ветки валежника.

Рада проснулась. Она не сразу поняла, что спит в своей кровати, что за окном давно рассвело. Солнечный свет лился в ложницу, как молоко, прогоняя тревожный сон.

Рада все еще ощущала лесной холод, слышала тоскливую песню лесавок и перед глазами продолжал стоять большой медведь. Она привычным движением хотела погладить теплый оберег, но пальцы коснулись только кожи.

– Что за странный сон нынче приснился? – задумалась Рада.

Он все никак не отступал, казался настоящим, словно это не сон вовсе, а отрывок чей-то жизни.

В дверь постучали и не дождавшись ответа, в горницу влетела Аленка. Глаза ее блестели, щеки раскраснелись. Она, видно, бежала сюда со всех ног, так как не могла толком отдышаться и вымолвить хоть слово.

– Случилось что? – взволнованно спросила Рада, подбегая к служанке.

– Конечно, княжна! – выпалила Аленка. – Корабли причалили из Заволчья. Скоро княжич будет здесь.

Из-за недавних событий, связанных с русалками, пареньком из леса, потерей оберега, заставили совсем забыть о сватовстве. Да и странные сны стали преследовать княжну чуть ли не каждую ночь.

Ей казалось, что до приезда людей из Заволчья целая вечность. Казалось, что князь просто пошутил и никакой Белослав не будет просить ее руки. Получается, скоро девичеству придет конец?

– Ох, я и забыла о нем, – сказала девушка, падая обратно на перину. – Давай ты скажешь, что я больна. Заразна.

Аленка уже рылась в сундуке, выбирая наряд для смотрин.

– Нет, княжна, такой шанс нельзя упускать. Сам княжич из Заволчья свататься надумал. Ни одна девушка таким женихом похвастаться не может, – тараторила служанка, расправляя складки на зеленом, с золотыми узорами, сарафане.

– Что же такого в этом княжиче? Да и Заволчье закрытый город, холодный и чужой, —сказала Рада. – И как замуж без любви выходить?

Аленка положила сарафан на кровать и приняла излюбленную воинственную позу «руки в боки». Хоть и была служанкой, а палец ей в рот не клади, на всё у нее свое мнение.

– Княжна, что вы нос повесили? Нас, дворовых, замуж выдают не спрашивая согласия. Вот тебе муж и живи с ним до смерти. У наших мужиков нрав горяч. Чуть что сразу кулаком уму разуму научат. А вам княжич достался образованный, красивый. Может, и бить не будет вовсе. Стерпится – слюбится.

– Да уж, – только и смогла вымолвить Рада.

Она была наслышана как живут обычные девки. Муж пьет да бьет. Большая удача, если брак заключался по любви, а не по родительскому решению. Получается, мужчиной быть проще. Мужчина всё решает и ему многое дозволено, а жена почти что рабыня.

Под невеселые мысли Рада собиралась на сватовство. Пришла Забава и пыталась развлечь сестру.

– Радка, ну чего ты грустишь? Не на похороны же собираешься.

– Я посмотрю на тебя, когда за тобой свататься придут. Например, кривой и хромой князь заморский, – буркнула Рада.

Сестра рассмеялась.

– Я выйду замуж по любви. Вот увидишь, – заявила она. – Мой муж будет смелым, красивым и богатым.

– Вот ты егоза, – воскликнула Рада и швырнула в Забаву подушкой.

Та, хохоча, увернулась и отступила к окну.

– Ох, – выдохнула она. – Радка, Белослав приехал!

Забава прижала руки к груди и во все глаза смотрела во двор. Рада и сама услышала топот копыт и ржание лошадей, громкие возгласы мужчин, скрип повозки.

Она замерла. В один момент жизнь утекла из девушки. Лицо побледнело, пробил озноб. Рада поднялась и приблизилась к Забаве, осторожно выглядывая из-за ее плеча.

Возле терема толпились дворовые. Они окружили новоприбывших гостей. Кто-то подбежал к повозкам, чтобы разгрузить их, кто-то успокаивал лошадей, чтобы отвезти животных на конюшню.

Князя Белослава Рада узнала сразу. Он выделялся среди своих подданых высоким ростом, широкими плечами. Передние пряди длинных белых волос были собраны на затылке. Одет княжич был во всё черное. На груди у него сверкнула золотая фибула с рычащим волком, удерживая дорожный плащ.

Раду волновали глаза. Белые они или нет?

– Какой он красивый, – выдала Забава. – Настоящий княжич. Дикий волк.

Рада недовольно хмыкнула. Она старалась скрыть неистовое волнение от появления Белослава. Пальцы дрожали, внутри разливалось противное ощущение беспомощности и страха. Рада мечтала удрать в лес, лишь бы не встречаться с волчьим князем.

– Может, сама выйдешь за него замуж? – предложила девушка сестре.

– Батюшка не разрешит, – ответила Забава. – Тебя обещали. Но я надеюсь, что у Белослава есть братец.

– Тебе он правда понравился? – удивилась Рада. – У него же глаза пустые и белые.

Забава снова посмотрела в окно.

– Скоро мы это узнаем.

Глава 4

Чарогорье. Месяц Червень. 648 год от Сотворения Мира.

Яр сидел в чародейской кормче, облокотившись на грязную столешницу и смотрел перед собой пустыми глазами. От крепкой браги гудела голова, тем более несколько ночей он вообще не спал – убивал мертвяков, которые завелись в одной из ближайших деревень.

От одежды воняло гнилью и потом, но сил добраться до избы, чтобы помыться и переодеться совсем не осталось. Яр словно прирос к лавке.

– Здорово, – хлопнул его кто-то по плечу и сел рядом.

Яр обернулся. Это оказался Дарко, друг чародея. Он был высоким, крепкого телосложения, с золотистыми волосами, хитрыми глазами и горбатым носом, сломанным не один раз во время сражений с нечистью или просто в пьяной драке.

– Я думал, ты упырей гоняешь по лесам, – сказал Яр, подливая себе еще браги и показывая бутыль Дарко, спрашивая будет ли он. Тот кивнул и жестом подозвал хозяина.

– Мне медовухи, – сделал заказ мужчина, отдавая толстому владельцу кормчи пару монет. – И пожрать чего-нибудь принеси. Как охота прошла?

Яр пожал плечами, одновременно осушая кружку с выпивкой.

– Ничего особенного. Мертвяки они и в Нави мертвяки. Только в последнее время их стало слишком много. Да и другие духи мечутся по лесам, словно их что-то потревожило. Не нравится мне это, – поделился он с другом.

Дарко понимающе кивнул.

– Ты нашел целителя из Старой Вежи?

Яр усмехнулся и кивнул головой в сторону соседнего стола. Там сидел какой-то доходяга в балахоне и доедал похлебку.

– Говорят, что он лучший целитель в городе, но слабо верится. Не уверен, что этот бродяга поможет Нежке, – и потом безнадежным тоном добавил. – Мне кажется, ей уже никто не поможет.

Чародей подлил себе еще браги и хотел сделать глоток, но Дарко остановил его.

– Эй, хватит напиваться, – сказал он. – Нужно что-то делать. Например, найти поганца Радгоя.

В Яре сразу закипела ненависть, стоило только услышать знакомое имя. Он глухо зарычал, как обозлившийся волк. От кисти и до кончиков пальцев пробежала молния. Она ударила в рядом стоящую кружку, и та вспыхнула за секунду, обуглилась. От нее пошел вонючий дым. Дарко закашлялся.

Хозяин кормчи недовольно посмотрел на них, но говорить ничего не стал. Что с них взять – чародеи, одним словом.

– Успокойся, – шикнул на Яра Дарко.

– Я не могу успокоиться пока не найду этого сукиного сына, – процедил сквозь зубы чародей. – Он погубил мою сестру. Она теперь не жива, не мертва, а Радгой живет дальше свою поганую жизнь и радуется. Прославляет чародейскую силу.

– Что правда, то правда, – согласился Дарко. – Может, пойдешь домой и поспишь? Ты сам на мертвяка похож. И воняешь также.

Яр кивнул. Нужно проведать Нежу, которая находилась под присмотром местного знахаря. Уже много дней она лежала в чужой избе, где пахло целебными травами, горькими отварами, немытыми и больными телами.

Чародей вышел, шатаясь, из кормчи и побрел по центральной дороге к нужному дому.

Чародейская община жила своей жизнью: размеренной, сытной, веселой. Новые срубы быстро вырастали в конце улицы, как грибы, тянулись все дальше к реке Варяжке. Появлялись отдельные строения, где проводилось вече, где лечили больных и раненых, где можно было перекусить после охоты или выпить чего-нибудь крепкого.

Чарогорье постепенно превращалось в град. Вокруг общины теперь щерился высокий тын, защищая местных от нечисти и бродяг. Когда Яр был ребенком, то деревню не укрепляли. Люди боялись чародеев и уважали, поэтому не трогали.

Но с недавнего времени ситуация изменилась. Как раз таки из-за сильного страха перед неведанной силой, люди стали враждебно относится к чародеям. Пару раз были нападения на общину. Так и вырос тын и появились отряды, охраняющие ворота.

Всё из-за Радгоя.

От одного этого имени у Яра от злости сводило скулы. Он нарушил привычный покой Чарогорья. Он превратил Нежу в живой труп.

Радгой был старостой чародеев. Он около десятка лет представлял интересы Чарогорья перед князьями.

Благодаря ему чародейская община перестала голодать, потому что высокопоставленные люди стали звать людей со способностями на подмогу против нечисти, и эта работа хорошо оплачивалась. При нем построили новые избы, денег даже на кормчую нашлись.

Чародеи почти стали богами для простых людей. Границы их общины расширялись, влияние росло.

И Радгой возомнил себя богом.

Он решил зачинить войну между Чарогорьем и ближайшими княжествами.

Зачем человеку без магической искры править землями? Какой толк от него, если он не может защитить народ от колдовства, от нечистой силы, от удалых разбойников. Даже затеяв войну, князь не знает ее исход наверняка – выиграет он или проиграет. Чародей побеждает всегда.

Радгой мечтал сделать Чарогорье чуть ли главным городом, сделать его центром власти, силы и богатства. Он хотел сотрудничать с другими островами, странами, но для этого нужно было всего лишь убить правящих князей с их семьями. Занять главенствующую позицию. Может, взять в жены одну из княжеских дочерей, тем самым еще больше укрепив влияние.

Радгой собрал своих братьев и сестер чародеев, объявив о предстоящей войне, которая бы открыла новые возможности для их народа, они бы перестали быть рабочей силой для людей, их бы боялись, и никто не посмел бы им противостоять, так как колдовство сильнее меча.

Чародеи задумались. Не всем откликнулась безумная идея старосты…

– Эй, парень, – кто-то окликнул Яра. – Постой.

Это был целитель из Старой Вежи. Он бежал следом за чародеем, поднимая своим серым, линялым балахоном пыль с дороги. Мужчина на пару секунд остановился, чтобы отдышаться.

– Подожди, – снова попросил он.

Солнце жгло макушку, и Яра разморило. Он мечтал упасть прямо здесь, на центральной улице, и уснуть беспробудным пьяным сном.

– Ты куда идешь? Забыл обо мне? —запыхавшись, спросил целитель.

– Забыл, – честно признался чародей. – Иду к сестре. Хорошо, что ты пошел за мной.

Целитель был тщедушным, невысокого роста, с проплешиной на голове, которая сверкала на солнце, как начищенная вира.

– Троян, – представился целитель, нарушая молчание. – Моё имя Троян.

Яру было плевать на его имя, он не желал поддерживать разговор. Главное, сможет ли он помочь Неже.

– Мы пришли, – коротко сказал чародей, останавливаясь у избы. Древесина сруба еще свежая, не успела посереть от времени и непогоды.

Дверь была открыта. Наверное, чтобы прогнать из помещения затхлый воздух и впустить летнюю свежесть.

Яр первый вошел в прохладные сени. Ему навстречу вышел длиннобородый старец.

– Здравствуй, Яр, – поприветствовал он чародея.

– Как она, Межемир?

Знахарь ничего не ответил, только отодвинулся в сторону, пропуская мужчину в соседнюю клеть.

Яр кинулся к самой дальней лавке, где лежала его сестра. Всё осталось неизменным с их последней встречи.

Он опустился на колени, бережно заключил прохладную ладонь Нежи в свою, горячую.

Эта девушка совсем не была похожа на прежнюю Нежу, которую помнил Яр. Бледная, осунувшаяся, черные венки и сосуды тонкой сеткой покрывали лицо. Когда-то волосы, цвета воронова крыла, посеребрились сединой.

Проклятье неумолимо забирало жизнь сестры. Еще немного, и она умрет.

Яр не хотел об этом думать, он не знал, как помочь Неже. Ни один чародей, ни один колдун и целитель не смогли справиться с проклятием, которое сплёл Радгой.

Он не надеялся на силу Трояна, но где-то глубоко в душе, как мальчишка, ждал чуда.

Каждый раз Яр представлял картину, что Нежа вдруг откроет глаза, узнает его, на щеках появится румянец, а на губах знакомая улыбка. Они обнимутся и заживут еще лучше, чем раньше.

Но снова и снова чародей испытывал разочарование от неудачных попыток излечить сестру. Он перепробовал всё, что знал сам и знали другие волхвы и лекари. Ничего не помогало, и Нежа медленно угасала.

Троян, как призрак, замер за спиной Яра, рассматривая его сестру. Он жестом попросил чародея отойти и присел рядом. Его пальцы чертили плавные линии по телу Нежи, Яр видел золотой след на коже сестры после прикосновений целителя.

– Ты обладаешь силой? – нахмурившись спросил Яр.

– Как и все лекари и волхвы, – кивнул Троян, продолжая сплетать золотые нити пальцами, как искусная пряха.

– Обычно, целители лечат травами да заговорами, а ты плетешь жизненную силу, – усмехнулся Яр. – Удивительно.

Троян старался не отвлекаться. На лице Нежи черная паутинка стала бледнеть. Яр поддался вперед, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают. Он затаил дыхание. Неужели, в этот раз получится?

На лбу лекаря появилась испарина, руки его дрожали, но продолжали вершить колдовство. Кожа девушки становилась белой, чернота проклятия спадала с нее, седина редела, дыхание становилось более глубоким, спокойным.

Троян сделал движение пальцами похожее на завязывания узла и замер, устало прикрыв глаза. Он вытер ладонью пот и повернулся к чародею.

– Этого мало, – хрипло сказал целитель. – Проклятие сильное, словно вся злоба чародейская была заключена в него.

– Но ей же лучше, – заспорил Яр.

Опять провал. Мнимая надежда отдавала горечью на языке.

– Да, твоей сестре лучше, но лишь на малую долю. Возможно, она очнется, но скоро беспамятство и боль вернутся к ней, – подтвердил Троян.

Яр погладил Нежу по щеке и посмотрел на целителя. Тот еле стоял на ногах. Колдовство вытянуло из него последние силы.

– Что мне нужно сделать, чтобы остановить это? Я где только не был, что только не перепробовал, но всё без толку!

От злости и беспомощности было трудно дышать. Яр хотел разнести к чертям всю клеть. Испепелить Трояна, самому сдохнуть, потому что устал бороться с неистовой темной силой проклятия.

Чародей уткнулся лицом в шерстяное одеяло, которым была укрыта сестра. Он крепко сжал ткань, сдерживая бесполезные пьяные слезы, стиснул зубы.

Яр вздрогнул от легкого прикосновения Трояна.

– Есть два способа, – отозвался он. – Либо найти того, кто наложил проклятие и попросить снять его…

Яр расхохотался, перебив тем самым лекаря. Непрошенные, злые слезы все-таки катились по щекам, оставляя белые дорожки на пыльном и грязном лице чародея после охоты.

– Найти Радгоя? – Яр сел на пол и уперся спиной в бревенчатую стену. – Эта собака может так спрятаться, что никто его не найдет. Ты думаешь, я не искал? Я пол княжества перерыл лишь бы найти паскуду. Легче иголку откопать в стоге сена.

– Поверь, зло тихо лежать не может. Рано или поздно объявится этот человек, – рассуждал Троян.

– Неже нужна помощь, – резко произнес Яр. – Ты говорил о двух способах. Какой второй?

Троян опустился на ближайшую лавку, расправил складки на своем истрепанном балахоне и грустно взглянул на чародея.

– Ты не поверишь мне.

– Говори, – потребовал Яр. – Сейчас я готов поверить во что угодно.

– Слушай, чародей и запоминай, – вздохнул Троян. – Там, где две реки соединяются в одну и убегают к Соленому морю, есть проход в Навь. Он находится в Волчьей горе. Только это опасно. Это опаснее и страшнее, чем охота на нечисть. Днем рядом с проходом кружат птицы с железными клювами. Они яростно набрасываются на путников и заклевывают до смерти, а ночью рыщут волки, чтобы догрызть плоть и кости погибших. Если кому-то и повезет преодолеть железных птиц и бешеных волков, то в горе путника поджидает змей. Он стережет лаз. Спит змей крепко, но стоит ему учуять человеческий дух, как тут же просыпается и убивает огнем.

– Это сказки перед сном? – съязвил Яр. – Мне такие бабка баяла, чтобы запугать.

Троян закатил глаза. Было заметно, что он обиделся.

– Я пытаюсь тебе помочь, чародей. Рассказываю про место, где хранится живая вода.

– Живая вода находится у богов, но боги всегда молчат и не помогают смертным. Никто и никогда не видел живую воду. Почему я должен верить твоим сказкам и отправиться искать то, чего, возможно, не существует?

– Потому что сказочная живая вода это единственный способ спасти твою сестру, – холодно ответил Троян. – И боги не всегда молчат. Порой они ходят среди нас.

– Откуда ты знаешь, что чудо-вода там есть? – допытывался Яр.

Хотя он готов был поверить чему угодно, лишь бы спасти Нежу.

–Я уверен, что живая и мертвая вода существуют и это не просто вымысел наших предков. Могу сказать одно – выбора, чародей, у тебя нет. Да и почему бы не поверить в живую и мертвую воду, если есть такие, как ты или я, которые творят ворожбу сердцем и руками. Мы прислужники богов, наделенные их даром.

Яр прищурился и с сомнением спросил:

– Ты точно целитель? Больше похож на волхва или на нас, чародеев.

Троян наклонился к парню и заговорщически прошептал:

– Не то и не другое.

Троян подошел к окну, повернувшись спиной к Яру. Целитель убрал руки за спину и о чем-то задумался, словно размышлял, стоит ли открывать ему истину или лучше умолчать ее.

– Так кто же ты? – задал вопрос чародей.

Он прикинул, что перед ним может быть навья тварь, претворяющаяся человеком, или… Но в это сложно поверить. Яр мотнул головой, отгоняя эту безумную мысль.

– Я полубог, – прозвучал ответ. – Сын Велеса и смертной женщины.

Яр присвистнул.

– Я сразу понял, что обычный целитель не может плести золотые нити. Думал, что передо мной черт из Нави. Ну хоть полубог. И на том спасибо.

Троян засмеялся.

– За черта меня еще никто не принимал. – Помолчав, полубог сказал. – Я могу помочь тебе. Отправиться в этот тяжелый путь с тобой.

Охотник поднял голову и вопросительно посмотрел на целителя.

– В чем выгода помогать незнакомцу? Сразу скажу – денег у меня нет. Ты сам сказал, что эта задумка полна рисков. Почему ты хочешь пойти со мной?

– У меня есть причины, и они не связаны с тем, чтобы использовать тебя в собственных интересах. Считай, что нам просто по пути, – туманно объяснил Троян. – Один бы я не решился на столь опасное приключение.

– Ты хочешь добровольно спуститься в царство мертвых? Шутишь?

– Не забывай кто я, – напомнил ему целитель. – Это тебе стоит бояться Нави, потому что она может помутить твой разум. Без меня ты не справишься.

Яр с трудом поднялся с пола, погладил Нежу по волосам. Дышала она спокойно и выглядела вполне здоровой, будто спала.

– Какой план Троян? Рассказывай, как побороть железных птиц и прочую живность.

Выбора у чародея и правда не было. Черт с этим полубогом, если что он всегда успеет лишить его головы.

Чарогорье. Год назад. Месяц Липень. 647 год от Сотворения Мира.

– Радгой, то, что ты задумал, это не про мир с людьми, – возразил ему Загор.

Он был сильным чародеем, мудрым, опытным. Его волосы давно покрыла седина, а лицо сетка морщин.

Община собралась в большом тереме Радгоя, в главном зале с высокими потолками, на которых были изображены сцены из жизни чародеев. Сказания о появление божественной искры, о покорение нечисти, о природных силах, что питали чародеев и текли в их крови.

В центре потолка было изображено солнце с человеческим ликом. Острые солнечные лучи тянулись в разные стороны, охваченные огнем. Они затмевали мерцающие звезды и месяц на ночном небосклоне.

Солнце олицетворяло бога Ярилу, который по преданию дал людям огонь, свет и божественную искру. От этой искры вспыхнула чародейская сила, побежала по венам и высвободилась из человеческих рук огнем, водой, молниями, острыми шипами растений. От природы черпали магию чародеи.

«Велел Ярило чародеям охранять люд от тварей навьих, сторожить границы между мирами, искоренять зло и не сеять его вокруг. Не злоупотреблять силой, иначе разгневается бог, и померкнет тогда дарованная искра в сердце вместе с жизнью отступника».

– О каком мире ты говоришь, старик, – усмехнулся Радгой. – Нас будут бояться и люди не рискнут…

– Да, да, идти против чародеев, колдунов, – перебил его Загор, поднимая руку и призывая всех к тишине. – Первое время, может быть, люди смирятся. Однажды им надоест бояться, и они что-нибудь придумают, чтобы избавиться от такой черной заразы, как мы. Пусть нет у них магической искры, но это не означает, что люди слабее и глупее чародеев. Ты не боишься меча, но есть разящие из неоткуда стрелы, которые проткнут твою, прошу заметить, смертную плоть. И Морена сразу заберет тебя в свои объятия. Так начнется травля чародеев, колдунов, ведьм.

Было видно, что слова Загора не пришлись старосте по нраву. Радгой поднялся со своего кресла, которое напоминало княжеский престол – высокая спинка, мягкая парчовая подушка, ножки, украшенные резными балясинами.

Он расправил алый плащ, наверное, чтобы жители общины лучше видели его меч, на рукоятке которого блестел золотом солнечный лик. В руке Радгоя зажегся огненный шар, искры с него сыпались на пол, оставляя черные отметины на полу.

– Ты просто трус и стар, – бросил он. – Тебе не хочется менять привычный уклад, а я хочу. Мне надоело быть княжеской шавкой и драть зубами нежить. Боги наградили нас частью своей силы, а мы размениваем ее на какую-то ерунду – просто убиваем всяких бесов. Я считаю, мы выше этого. Мы выше людей.

– И тем не менее мы тоже люди, – вставил Загор. Он устал и присел на ближайшую скамью.

Чародеи, пришедшее на собрание, загудели, стали спорить. Радгой внимательно следил за ними, изредка поглядывая на старца.

– Мне уже наскучила эта перепалка, – сказал Яр, приваливаясь спиной к стене. – Какая разница кто у власти – чародеи или люди. Главное, пожрать давали бы и лавку, где поспать.

Нежа шутливо стукнула его в плечо.

– Не зря мама говорила, что из нас двоих ум достался мне. Да, братец? – поддразнила сестра. – Я против войны, власть шаткая. Сегодня правят чародеи, а завтра они сгорают на погребальном костре. Радгоя занесло.

– Если за ним все-таки пойдут братья и сестры и захотят свергнуть князей? Что ты будешь делать? – спросил Яр, догадываясь об ответе.

Нежа выдохнула, осмотрела спорящую толпу и покачала головой.

– Я человек подневольный, как и ты. Если большинство поддержат старосту, то и мы отправимся проливать чужую кровь.

– Так я и думал, – хмыкнул брат. – Вообще не понимаю суть собраний. Требуют присутствовать, но ты особо ничего не решаешь.

– Иногда один голос может перевесить чашу весов, – задумчиво произнесла Нежа. – Я считаю, что все должно оставаться как есть. Боги придумали чародеев как раз для того, чтобы бороться с навьими духами, приоткрывать тайну будущего, устанавливать связь с ушедшими предками. Мы можем заглушать боль, дарить радость и надежду людям. Зачем нам ими править, если они и так зависимы от нас? Зачем меняться местами? Люди не скоты.

Яр приобнял ее за плечи и тихо проговорил:

– Нежа, ты рассуждаешь как женщина. А мужчина всегда хочет власти.

– Вам бы только мечом помахать, – надулась сестра, сложив руки на груди.

Их разговор прервал Радгой, снова обратившийся к чародеям.

– Ну так что? Вы согласны на перемены или, как трусливые бабы, будете прятаться от своего истинного предназначения? Боги есть на небесах. Они нужны и на земле, – подначивал он толпу.

Кто-то закричал «да», небольшая часть чародеев подхватила зачинщика.

– Мы должны быть выше людей!

– Мы земные боги!

– Долой князей!

Яр схватил Нежу за локоть и потащил к выходу.

– Собрание закончилось, как видишь. Радгой будет собирать чародейское войско.

Выступать из общины было велено на рассвете. На пристани к походу снаряжали ладьи, чтобы перебраться на другой берег через реку. Варяжка была широкой, неприветливой, бурной. За ней как раз находилось первое княжество, которое желал захватить Радгой – Старая Вежа.

Там правил пожилой князь Ворон. Хоть он был немолод, но нрав у него суровый, жесткий. Он, как хищная птица, уступать свои земли князь никому не собирался. Битва обещала быть кровопролитной.

Яр и Нежа находились во дворе своей избы и готовились к бою. Начищали мечи, затачивали стрелы, кинжалы. Яр проверил как на нем сидят калантарь, наручи, вытащил из закромов отцовские кожаные сапоги.

– Ты как будто свататься собираешься, а не на войну, – хихикнула Нежа, тоже примеряя материнскую легкую кольчугу.

– Вернусь из похода и может посватаюсь к кому-нибудь, – заявил Яр, от чего сестра чуть не выронила колчан со стрелами. – Что? Думаешь, никто не захочет выходить за меня замуж? Да я столько золота награблю, что терем получше радгоевского построю.

– Не ожидала услышать от тебя подобные слова, братец, – удивилась Нежа. – Обычно, ты только за нежитью гоняешься, а тут жену удумал найти.

– Пора что-то менять, – ответил Яр, затягивая потуже ремни на наручах.

– Ты, конечно, красавчик, но характер у тебя поганый, как у какого-нибудь водяного или лешака. Девицам ласка нужна, подарочки, цветы, а ты можешь только голову мертвяка принести, похвастаться. И комплименты у тебя странные, – засмеялась Нежа.

Яр поправил снаряжение, спрятал кинжал в сапог, внимательно осмотрел лезвие меча и, глядя на отражение Нежи в металлического глади, спросил:

– Странные? Почему ты так думаешь?

Нежа закатила глаза.

– Память у вас, мужчин, короткая на позорные моменты. Помнишь, около шести зим назад ты влюбился в Лучезару?

– Ну? – подгонял Яр, но Нежа заметила, как у брата стыдливо покраснели уши.

– И ты ей сказал, что у нее такая красивая белая кожа, как у мертвяка на погосте, – продолжила сестра.

Яр отмахнулся.

– Неправда. Все ты придумываешь. Я просто был стеснителен и не особо разбирался в девках.

Нежа подошла к нему и обняла.

– Конечно, кто спорит. Зато сейчас за тобой чуть ли не вся женская часть Чарогорья охотится. На Коляду только и гадают на тебя, спорят, на ком ты женишься.

Яр захохотал и почесал затылок.

– Право, хватит из меня сарафанника делать.

С улицы до них донесся гул. Он нарастал. Угадывались крики, мимо их дома пронеслись несколько охотников Радгоя на лошадях, поднимая столп пыли на дороге.

– Что случилось? – спросила Нежа, обращаясь к Яру.

– Пошли и узнаем, – ответил он.

На центральной улице собралась толпа чародеев. Все они о чем-то спорили. Рядом гарцевали охотники на конях, пытались угомонить толпу.

– Тишина, – раздался голос Загора, усиленный с помощью ворожбы.

Яр с сестрой протиснулись вперед, как раз в первые ряды чародеев, окруживших старца.

– Что происходит? – спрашивала у всех Нежа. Только внятного ответа они не услышали.

Загор стукнул посохом по земле, и та отозвалась, задрожала, дорожная пыль волнами разлетелась по сторонам, заставляя чародеев затихнуть.

– Никакого похода не будет, – прогремел голос Загора над головами. – Вспомните заповедь Ярилы – не применять свою силу в угоду злу, иначе померкнет чародейская искра вместе с жизнью. Вы сами себя хотите пообещать Моране?

– Мы хотим власти над землями, – крикнули всадник на конях. – Радгой обещал за победу красивых женщин, мешки вир и купеческие дворцы. Долой князей!

Часть толпы подхватила призыв, заволновалась, затолкалась.

– Врет всё ваш Загор, – раздался другой голос.

Чародеи расступились и пропустили в круг Радгоя. Его огненные волосы и борода были видны издалека. Ни с кем не спутаешь. На полах красного кафтана вспыхивал огонь, но не причинял вреда дорогой ткани и своему хозяину.

– Он желает посеять смуту в нашей общине. Хочет, чтобы вы, мои братья и сестры, оставались рабами для людей. Пришло время это изменить. Ладьи будут готовы к рассвету, и мы направимся к Старой Веже, к князю Ворону за нашей землей.

– Одумайтесь, чародеи, – просил Загор. – Наша суть изначально была создана для охраны миров, оберегать простых людей от нечисти и злых богов. Неужели, вы сами хотите превратиться в демонов?

– Хватит рассказывать старые сказки, Загор, – оборвал его Радгой, подходя ближе к старику. – Боги давно про нас забыли и живут в своей Прави или в Нави, не вспоминая про этот мир. У них свои заботы.

На последних словах староста криво усмехнулся.

– Нам теперь до конца дней бояться их и ждать несуществующего возмездия? В природе волк не жалеет овцу. Кто сильнее, тот и получает все блага.

– Я должен остановить это! – Проревел старец и поднял посох к небу.

Ясное небо потемнело, стрелой пронеслась молния и исчезла, земля под ногами продолжала вибрировать.

Глаза Загора стали белыми, словно их покрыла пелена, он начал читать заклинания, полностью провалившись в ворожбу, не замечая ничего вокруг.

Радгой не стал терять времени даром. Он сильный чародей, не зря старостой был выбран.

Радгой поднял руки над головой. От его плеч к ладоням, обвиваясь вокруг рук, как змеи, скользили всполохи огня, они собирались в большой огненный шар. Староста зашептал заклинания.

Радгой сам превратился в огонь, он стал объят пламенем, словно чучело в конце зимы. Он рычал, его голос стал низким, жутким, как у черта.

– Ты будешь медленно умирать и страшно, Загор. Мой огонь сожрет твою искру, и ты отправишься в Навь, к свои божкам, – закричал Радгой, высвобождая пламя из рук, которое стремительно бросилось к старцу.

– Остановитесь, – вскрикнула Нежа, вырываясь из толпы и толкая Загора в сторону.

Яр не успел ее схватить. Она устремилась вперед, как молния, а он за ней следом. Только всё равно не успел. Никто даже не понял, что произошло, пока не рассеялся дым.

– Нежа! – завопил Яр.

Его сестра лежала в пепле. Одежда на ней обгорела, тело сильно обожжено и от него поднимался серый вонючий дым.

Пошел сильный ливень, вызванный Загором, чтобы утихомирить магию старосты.

– Что? Что такое? – очнулся Загор, шаря руками по лужам в поисках посоха.

Яр стоял, как громом пораженный, возле Нежи и смотрел, как по ее лицу расползается черная паутина, как черные волосы, раскинувшиеся по земле, покрываются серебром. Он не знал, что делать. Яр боялся подойти к ней, прикоснуться, боялся сделать больно.

Толпа затаила дыхание, переводя взгляд то на Радгоя, то на поверженную Нежу, то на Загора, который сидел на коленях и смотрел на девушку.

– Помоги ей! – вышел из оцепенения Яр и схватил старца за балахон, начал трясти его. – Сделай что-нибудь!

Яр откинул Загора в сторону, вспомнив про Радгоя. Из-за него случилась беда.

– Я тебя убью! – Прорычал чародей, бросаясь на старосту. – Верни Нежке жизнь! Верни!

По волосам, по лицу Яра лилась вода. Дождь не прекращался. Земля зачавкала, захлюпала под ногами.

– Успокойся, щенок, – в презрительной гримасе скривился Радгой, отталкивая нападающего Яра.

Но тот упрямо лез на рожон.

– Я тебя в пепел превращу, скотина, – пообещал Яр.

Его за плечи схватили охотники, оттащили назад.

– Дайте мне убить, эту тварь, – вырывался чародей. – Убью!

– Мы сами его накажем, – сказал кто-то.

Радгой мерзко усмехнулся, понял, что расплаты не избежать. Он завернулся в свой алый плащ, который несмотря на дождь, вспыхнул огнем и опал.

Из-под плаща выбрался лис и бросился в ноги в толпы. Больше его никто не видел. Он, словно растворился в воздухе.

Глава 5

Жених у ворот дожидается.Вьюн над водой, ой, вьюн над водой, Вьюн над водой расстилается. Жених у ворот, ой, жених у ворот,

(Русская венчальная песня).

Княгиня Ольга вела Раду за руку по темному коридору в гридницу, где их дожидался Белослав и другие гости.

Цветастые ковры скрадывали звук шагов. Они медленно шествовали по терему, как призраки. Мать не подгоняла Раду, подбадривающее сжимала ее ладонь и улыбалась.

– Ты вся дрожишь, – заметила княгиня.

– Да, мне холодно, матушка, – тихо ответила девушка.

Раду колотило от беспокойства, в груди росла паника, дышать с каждым шагом становилось всё труднее, но вырваться из рук матери она не смела. Это ее долг выйти замуж за Белослава. Она должна поддержать отца и Заречное Царство.

– Ничего, сейчас выпьешь сбитня и согреешься, – сказала княгиня Ольга. – Я видела молодого княжича. Он будет тебе прекрасным мужем.

Рада издала нервный смешок.

– Как ты это поняла?

– По разговору. Сразу стало понятно, что он вежлив, образован, честен. Еще княжич невероятно хорош собой.

В конце длинного коридора замаячил свет. Из приоткрытых дверей до них долетели смех, мужские голоса, спорящие о чем-то, звуки гуслей перекликающиеся с трелями свирели.

Рада выдохнула. Ну вот и всё. Пути назад больше нет. В этот миг ей показалось, что жизнь разделилась на «до» и «после», что теперь та Рада осталась в прошлом. Скоро многое изменится.

Она стиснула кулаки так сильно, что ногти больно врезались в ладонь, приводя в чувства.

«Я княжна и должна показать гостям, что не испуганная девчонка, а будущая правительница Заволчьего царства. Это честь, а не позор».

Они вошли в ярко-освещенный зал. Музыка и голоса разом смолкли. Рада в первые секунды по привычке опустила глаза в пол, дыхание сбилось, но потом отдернула себя, выпрямилась и обвела невидящим взглядом присутствующих. Всё смазалось в одно пестрое пятно от едва скрываемого волнения.

Матушка подвела ее к скамье, где сидела Забава. Сестра разрумянилась, глаза ее блестели от радости, тугие светлые косы лежали на плечах. Она прелесть, как была хороша в лазурном платье. Височные кольца на белом, с красной вышивкой, очелье, мелодично позвякивали, на тонких пальцах сверкали перстни.

Рада посчитала себя дурнушкой в сравнении с сестрой, и ее щеки залил стыдливый румянец. Она чувствовала себя диковинным зверем, на которого пришли поглазеть и повыгоднее продать.

– Знакомься, Белослав, это моя старшая дочь, Рада, – громко представил девушку князь Володар.

Рада услышала шорох ткани, скрип половиц, кто-то поднялся со скамьи. Она перевела взгляд в ту сторону.

Их глаза встретились. Девушке показалось, что время остановилось. Сердце пропустило удар от страха. Все эти дни она представляла в своей голове образ дикого, безжалостного князя Заволчья, но Белослав был не таким.

Княгиня Ольга не соврала, назвав его красивым, мужественным. Он был высок, плечист, белые, как вьюга, волосы распущены, лишь по бокам у лица пряди заплетены в тонкие косицы. Острые скулы, прямой нос, волевой подбородок.

Раду большего всего интересовали глаза. Они были светло-серыми, почти прозрачными, как дождевая вода. Не белые, пустые, как рассказывали люди. Обычные человеческие глаза, в которых читались решительность и ум.

– Приветствую тебя, княжна, – сказал Белослав и поклонился Раде.

Девушка покраснела еще сильнее, мысленно проклиная себя за эту слабость. Она присела рядом с сестрой, пододвинув к себе горячую кружку со сбитнем. Куда подевалась ее гордость?

«Поглоти меня Навь! Почему я без конца краснею?» – мысленно страдала Рада.

– Моя дочь скромна, – ласково проговорил князь Володар. – Все потому, что хорошо воспитана, перечить мужу не будет, станет тебе верной и разумной супругой.

Рада снова посмотрела на княжича, готовая вот-вот провалится сквозь пол от стыда. Тот вежливо улыбнулся ей и обратился к отцу:

– Я позабочусь о твоей дочери, князь. Обидеть ее никто не посмеет. Обещаю. К тому же не с пустыми руками приехал я к невесте. Мой первый подарок, княжна, кольцо с корольком с Драконьего острова.

За столом пронеслись удивленные шепотки. Забава крепко сдавила руку Рады. Вот кто был в настоящем предвкушение.

– Какой щедрый подарок, – пискнула она.

Слуга преподнёс Раде деревянную шкатулку с вырезанными на ней ящерами. Девушка осторожно прикоснулась к крышке, ведя пальцем по драконьей зубастой морде. Значит, вот как выглядели эти страшные существа.

Она распахнула шкатулку и увидела на красной бархатной ткани маленькое колечко с коралловым камнем в узорчатой оправе.

Коралл считался недоступной для их земель драгоценностью. Рада даже в рукописях не встречала его изображения, только краткое описание. Поистине необыкновенный и ценный подарок.

– Спасибо, – робко пролепетала она.

– Я хочу, чтобы ты примерила кольцо, – пожелал Белослав.

Рада, пытаясь унять дрожь в пальцах, выдохнула и вытащила украшение из шкатулки. Кое-как надела его и сразу спрятала руки под столом.

Белослав потерял к ней интерес. Он обсуждал с отцом политические вопросы.

Раде почему-то стало горько от этого. Она не испытала любви с первого взгляда и, видимо, сердце княжича тоже ровно билось к ней. Но все равно хотелось чего-то волшебного между ними – неведомой искры, про которую как-то рассказывала Алёнка, когда влюбилась в сына кузнеца.

Нет, здесь присутствовал только политический интерес, Рада была всего лишь связующим звеном между Славолеском и Волчьим Градом. Ее основная функция сводилась к продолжению рода княжича Белослава и к гарантии мирных отношений между Заречным царством и Заволчьем.

Несправедливо, что Раду выбирали как понравившейся товар на ярмарке. Она хотела выбирать, и чтобы этот выбор сделало сердце.

Мужчины шумели, выпивали, поднимали тосты за удачные смотрины, кто-то рвался в пляс.

Столы ломились от разнообразия яств: жареная дичь, запеченные поросята, пряная рыба. В центре возвышалась горка с пирогами с начинками на любой вкус. Вино и медовуха лились рекой.

Князь Володар устроил поистине великолепный пир. Представители местной знати и новоприбывшие гости были довольны. Ото всюду слышался смех и оживленные беседы.

В гриднице становилось душно от чадящих свечей и факелов. Рада мечтала улизнуть в свою прохладную ложницу и побыть одной. Она ощущала себя чужой на пиру, который отец посвятил ей.

– Ты чего надулась? – обратила на нее внимание Забава.

– Голова разболелась, – ответила Рада.

– Знаешь, этот праздник устроили для тебя, а ты сидишь кислая и даже улыбнуться гостям не можешь, – довольно резко высказала сестра.

Рада была в недоумении. Они крайне редко ссорились, разве что из-за ерунды.

– Забава, ты злишься?

Девушка отодвинула тарелку с едой и недовольно поджала губы.

– Да, – призналась сестра. – Белослав очень хорош, а ты на него и не смотришь. Все мечтаешь о чем-то более высоком.

Рада не знала, как возразить. Какая муха укусила Забаву?

– Как я должна на него смотреть? С покорностью? С вожделением? Неужели ты ждала, что я кинусь к нему в ноги? С чего ты взяла, что я недовольна?

– Вижу тебя, как облупленную, – прошептала ей на ухо Забава, чтобы никто не слышал. – На твоем лице написано, что ты здесь всех презираешь и хочешь побыстрее уйти с праздника. Это ты злишься, что приходиться идти на жертвы ради княжества, а сама хочешь другого. Свободы.

Рада вскочила с лавки, привлекая внимание гостей. Ее щеки, без того румяные, стали пунцовыми от разрастающейся ярости в груди. Все указывали, что ей делать – за кого выходить замуж, какое платье надеть, как смотреть и кому улыбаться.

– Хватит! – зазвенел голос Рады, разлетаясь осколками по залу.

Князь и княгиня растерянно смотрели на дочерей.

– Рада, сядь, – приказал отец. – Забава, отстань от сестры.

Девушка покорно вернулась на место, пытаясь успокоиться. В голове шумела кровь, сердце бешено стучало в груди.

Она поймала на себе пристальный взгляд Белослава. Он, кажется, всё понимал, видел ее насквозь. Жаль, только Рада не знала, что думает княжич на самом деле. Лицо этого человека абсолютно ничего не выражало, разве что поразительную невозмутимость.

Снова заиграли музыканты, заполняя веселой мелодией неловкую паузу. Кто-то из подвыпивших гостей пустился в пляс.

– Княжна, вы пойдете танцевать, – раздался голос Белослава так близко, что девушка почувствовала его горячее дыхание на щеке.

– Я не…Нам, наверное, нельзя танцевать до свадьбы, – смутившись, произнесла Рада.

Белослав улыбнулся ей и протянул ладонь.

– Ничего страшного не случится, княжна, – пообещал он. – Ваши родители и боги не прогреваются на нас.

Рада посмотрела на сестру. Та даже голову в ее сторону не повернула, продолжая обижаться.

Девушка кивнула, и они с Белославом присоединились к безудержной пляске толпы. Наверняка, он это сделал намеренно, чтобы скрыть невесту от надоедливого внимания родни.

Они встали друг против друга. Княжич слегка приобнял девушку за талию и закружил в танце под звонкое звучание струн гуслей.

«Какой же он высокий», – оценила Рада Белослава, исподтишка посматривая на него.

– Ты хорошо танцуешь, княжна.

– Зови меня по имени, – попросила девушка.

– Договор, – мягко, словно кот промурлыкал, согласился Белослав. – Рада, ты меня боишься?

– Что? – смутилась она и сбилась в танце, наступив княжичу на ногу. – Ох, прости. Нет, совсем не боюсь. Ты же мой будущий муж.

Взгляд Белослава был хитрым, как и улыбка. Его не провести.

– Ты не хочешь выходить за меня замуж.

Он даже не спрашивал, а утверждал. Рада не знала, что ответить. Глупо было оправдываться перед ним. Княжич проницателен и умён.

– Рада, давай на чистоту, – тон Белослава вдруг изменился, стал серьезным. Он сам стал ледяным и неприступным. – Ни ты, ни я не влюблены в друг друга.

Услышав это, Рада испытала смутное разочарование. Первая мысль, посетившая ее голову – неужели она настолько непривлекательная?

– Наши отцы решили объединиться таким способом. Я не хотел быть твоим мужем, как и ты не хочешь быть моей женой, но мы лишь пункты в этом договоре и не имеем право на выбор, – продолжил он. – Поэтому, Рада, давай попробуем для начала стать друзьями. Я не прошу большего и не хочу, чтобы ты боялась меня.

Раде захотелось расплакаться то ли от облегчения, что княжич понял ее чувства, то ли от обиды, что он не влюбился в нее с первого взгляда. Как по-детски.

Она кивнула.

– Договор.

Белослав поклонился Раде и отвёл обратно к столу. Забавы на месте не оказалось.

Рада вышла из гридницы и направилась в ложницу. На пару минут девушка остановилась в темном переходе между сенями и жилой частью терема, чтобы вздохнуть свежего воздуха. Через маленькие оконца лился бледный свет. Рада подошла поближе, чтобы посмотреть на небо.

Тонкий месяц сменился на бледную луну. Через несколько дней она станет полной, а пока походила на откушенный каравай.

Прозрачная луна напомнила о глазах Белослава. Они такие же – холодные и спокойные. Может, правильнее сказать равнодушные?

Рада вспомнила их разговор. Какой жалкой она была! Пальцы сами собой сжались в кулаки.

– Дура, – прошипела она себе.

Ей хотелось поразить княжича своим благородством, умом, но она либо молчала, либо говорила глупости, либо стыдливо краснела. Что Белослав подумал? Наверное, насмехается над ее наивностью.

– Ну и пусть, – бросила девушка. – Я не должна оправдывать чьих-то ожиданий.

Рада вспомнила о кольце. В лунном свете королёк потускнел, не горел яркой ягодой облепихой, как на пиршестве. Да и впечатления Рады о сватовстве были таким же блёклыми, смазанными. Тем более Забава разозлилась на нее и это огорчало еще больше.

– Что ты здесь делаешь? – испуганно спросила Рада Забаву.

Сестра сидела в кромешной темноте на кровати. Лунный свет накрывал ее тонкой серебристой вуалью, отчего девушка была похожа на привидение. Плечи опущены, голова поникла.

– Ты меня напугала, – сказала Рада, держась за сердце. – Зачем ты все-таки пришла сюда?

– Я хотела извиниться, – дрогнувшим голосом ответила Забава. Она спрятала лицо в ладонях и громко заплакала.

Рада присела рядом и обняла сестру, погладила по спине.

– Сначала объясни мне из-за чего ты разозлилась на меня?

Забава утерла слезы тыльной стороной ладони, она пыталась что-то произнести, но горло сдавливали подступающие рыдания.

– Я позавидовала тебе, – всхлипывая, призналась Забава. – Белослав такой красивый и сильный, как дикий волк. Почему я не старшая княжеская дочь? Так хотелось, чтобы отец устроил праздник в мою честь, и красавец жених кружил меня в танце.

Рада нерадостно усмехнулась.

– Белослав хоть и хорош собой, но на деле он бездушный гордец.

Забава перестала плакать и непонимающе посмотрела на сестру. Рада прочла в ее взгляде недоверие.

– Он тебя обидел, пока вы танцевали? – спросила она.

– Нет, просто сказал, что он меня не любит и это всего лишь сделка, – Рада сказала эти слова с едва скрываемой обидой.

– Он оказывается не волк, а жалкий пёс, – процедила сквозь зубы сестра, а Рада рассмеялась.

Все-таки хорошо, что они поговорили с Забавой и снова стали заодно. С души как камень упал.

– Рада, скажи, тебе понравился Белослав? – робко вымолвила сестра.

– Нет, он похож на надутого индюка. Весь такой вежливый, холодный, таинственный. Если бы не знала, что Белослав княжич, то приняла бы его за чародея, – ответила Рада. – А он тебе понравился?

Забава по-дурацки хихикнула, схватила подушку и уткнулась в нее лицом.

– Понравился, пусть он и индюк, – пробубнила девушка в пуховую подушку.

Рада легла на кровать. Поясница отозвалась ноющей болью после долгого сидения на жесткой лавке с ровной, как жердь, спиной. Она стянула с себя бусы, сняла тяжелое, из-за жемчужных нитей, очелье и распустила ленту с косы. Сразу стало хорошо и легко.

– Хочешь, я поговорю с батюшкой?

Забава показалась из-за подушки и пожала плечами.

– Что это изменит? Всё уже решили. Тем более Белослав сам сказал, что всего лишь исполняет договор. Ему никто не нужен – ни ты, ни я.

На славолеский постоялый двор вошел человек в красном потрепанном плаще. Он, не снимая капюшона, огляделся и только потом направился к свободному столу.

– Принеси поесть чего-нибудь и квасу, – попросил путник слугу и положил на стол несколько вир.

– Слушаюсь, – кивнул юный служка и умчался в сторону кухни.

Человек, наконец-то, соизволил снять плащ и отложил его в сторону. Он пятерней поправил рыжие волосы и сложил руки на засаленной столешнице.

Людей в вечернее время было много. В основном, сидели простые работяги, пили брагу и заплетающимися языками обсуждали последние сплетни.

Человек внимательно прислушивался к разговорам, но про чародейскую общину новостей не было. Болтали про княжича из Заволчья да его невесту – княжну Раду.

– Скоро заживем, – сказал какой-то мужик за соседним столом своему приятелю. – Выйдет замуж Радка и поедут в наш Славолеск заморские товары. Хочешь рыба красная, хочешь персики, хочешь драконы.

– Да хватит придумывать, – отмахнулся приятель от выпивохи, как от надоедливой мухи. – Засядут они в своем Волчьем Граде и всё. А князь Володар помрет и, может, сюда княжич Белослав вернется и будет править. Закончится тогда наша сытая жизнь.

– Почему? – не унимался мужик.

– Наверняка, за княжичем на теплые места отправятся его подданные, будут объедать нас, волки лохматые, – ответил приятель. – Пусть мертвяки на их головы свалятся.

– Мда, мертвяков сейчас бродит дюжина. Говорят, чародеи едва успевают их в Навь отправлять, – протянул выпивоха, закусывая брагу куском черного хлеба. – Неспокойно у нас стало. Еще и свадьба эта.

Слуга принес поднос с едой загремел тарелками и ложками, отвлекая от разговора соседей. Рыжий мужчина недовольно покосился на паренька, но когда тот ушёл, то болтовня мужиков уже потеряла смысл и свелась к коровам.

После скудного ужина мужчина попросил хозяина постоялого двора предоставить ему комнату на пару дней.

Комната оказалась крохотной, даже без окна. У бревенчатой стены стояла кровать, на который были накиданы шерстяные покрывала. Пахли они скверно – затхлостью и псиной. Но выбирать не приходилось.

Рыжий мужчина скинул сапоги и завалился на кровать, с наслаждением вытягивая ноги. Последний год, где он только не бывал и где только не ночевал: и на сеновале, и в хлеву, и в лесу. Комнату снять редко удавалось из-за отсутствия постоянного заработка.

Чародеем он представиться не мог, так как братья с сестрами до сих пор его ищут и жаждут мести. Поэтому Радгою приходилось браться за любую людскую работу, чтобы хоть как-то прокормиться.

После изнуряющей дороги, Радгой быстро уснул и во сне к нему пришла богиня.

Радгой резко очнулся, будто вынырнул из воды. Он сидел на казенной кровати на вонючих покрывалах и смотрел по сторонам, не понимая, что могло его разбудить.

Радгой повернул голову к двери и заметил женщину. Она стояла в дверном проеме и с усмешкой смотрела на чародея.

– Явился не запылился, – сказала женщина, делая шаг вперед.

– Ты кто? – настороженно спросил Радгой.

Женщина была красивой, как царица. Одежда дорогая, сразу видно, и манеры, стать выдавали в ней не просто княжну. Богиню?

– Догадался, – похвалила она и присела на единственную скамейку возле кровати.

– Мокошь, – произнес Радгой с придыханием.

От женщины чувствовалась неземная сила. Она, как мощный поток воды, затапливала сознание и трудно ей было противостоять. Радгой был не самым последним чародеем, поэтому собрав остатки самообладания, он выставил защитный блок от этой силы, иначе можно сойти с ума.

– Гляди-ка, справился, – одобрила Мокошь. – Я думала, что ты умрешь от моей божественной мощи.

– Не дождешься, – надменно сказал Радгой. – Зачем ты пришла ко мне, богиня. Боги никогда не приходят к людям.

Мокошь засмеялась.

– Приходят. Мы ходим среди вас, чародеев, простых людей, но вы сами ничего не замечаете, даже у себя под носом.

– Зачем ты пришла? – повторил вопрос чародей. На его ладони зажегся огонь.

– Я пришла заключить сделку, – ответила богиня. – Ты мне поможешь очернить и прогнать из терема молодую княжну, а я тебе дам власть над всем Славолеском.

Радгой оскалился.

– В чем подвох?

– Какой подвох? – наигранно удивилась Мокошь. – Я хочу получить своё, а ты своё. Ты жаждешь власти над княжествами, а мне нужна девчонка.

Мокошь встала и приблизилась к Радгою, села на кровать и обвила тонкими холеными руками его шею, заглянула в глаза. Чародей замер.

– Ты так мечтал доказать братьям и сестрам свою власть, значимость. Хотел завоевать княжества, а они тебя не послушали, изгнали и теперь ты бродячим псом бегаешь по городам, скрывая силу, работая на износ. Разве об этом ты мечтал? – заговорила Мокошь, цепляясь словами, как крючками, точно в больное место.

Радгой сглотнул. В груди вспыхнул огонь несправедливости. Ведь он правда хотел как лучше.

– Пошел на жертвы ради общины, – продолжала шептать богиня. – Отказался от возлюбленной, предал ее ради власти, но обернулось всё против тебя.

Радгой задрожал от ярости, вспомнив Полынь. Да, в обмен на колдовские тайны и силу они с Полынью заключили договор с Мореной. Только не думали, что попросит она много – отдать жизнь любимого человека.

– Морена коварная, – улыбаясь, продолжила Мокошь. – Хочешь получить всё от богини, переступи черту, принеси жертву. И ты принес ее, Радгой, а твоя возлюбленная не смогла отдать самое ценное – вашего сынишку. Тянула до последнего и думала отказаться от договора, но ты пообещал ее жизнь взамен на власть. Правда, когда спохватился и помчался спасать колдунью, она уже была мертва.

Последние слова резанули по старым шрамам. Радгой вспомнил разорванное на части тело Полыни, испуганного мальчишку. Неужели это был его сын? Полынь ничего не говорила о нем. Может, понимала, что Радгоя это не интересует.

– Что ты хочешь от меня? – заорал Радгой. Огонь волной пробежался по его рукам.

– Всего лишь поднять смуту среди народа, убить княжескую семью и прогнать девчонку из терема в лес. Дальше я сама с ней разберусь, – ответила богиня.

– Почему ты сама ее не убьешь? – спросил чародей. – Ты же это можешь.

– Ох, если живешь на свете тысячу лет, то просто убивать неинтересно, – объяснила Мокошь со скучающим видом. – Я преследую другие цели, чародейчик.

– Как мне поднять смуту и попасть в княжеский терем? – поинтересовался Радгой.

– Сейчас расскажу, мой огненный, – звонко засмеялась Мокошь. – Так интересно плести и путать ваши пути, смертные.