Н.Н.Н.Г.

Глава 1

Часовая башня появилась раньше, чем город оброс стенами и асфальтированным дорогами. Когда-то это была клепсидра на каменном столбе, пару столетий продержались солнечные часы, в девятнадцатом веке башня приняла тот вид, в котором известна сейчас: классическая каменная башня с большим циферблатом под конической крышей. Внутренности башни состояли из шестерёнок, пружин и прочих заводных механизмов. Кто-то мог бы сказать, что устройство очень похоже на машину Голдберга, но часы и должны быть сложными, а то, что запускались они с помощью линии домино, последняя костяшка которых падала на дощечку, которая роняла дротик, который лопал воздушный шарик и вода из него… В любом случае был запасной пульт с одной и простой кнопкой, хоть Часовщица не любила простые пути и решения.

Она шла спиной вперёд, отгоняя людей со своего пути ударами зонтика (он действовал как таран). От порта до Башни легко доехать на автобусах номер 15, 27А, 84* – но кому нужен лёгкий путь, если можно было на велосипеде доехать до улицы Павловского, там пройти по мосту, пугая уток, а потом три часа побродить по городу, играя с домами в “догони меня кирпич”, точнее “повезет ли сегодня и не упадет ли на меня кусок балкона” (многие дома были красивые, с балясинами, но старые).

Она забралась на крышу и села, уперевшись каблуками со шпорами в черепицу. В ушах у нее были амбушюры стетоскопа, другой конец прижала к крыше. Вот так Часовщица и слушала свои часы, все ли шестерёнки крутятся в такт, все ли пружинки прыгают во время, все ли рычажки сдвигаются в положенные пазы.

Часовщица сидела уже несколько часов, ей хотелось совсем с Башней слиться, стать одним из ее механизмов, ведь человеческое тело так не совершенно, то ли дело механизмы. А точнее всех – атомные часы (может и ей когда-нибудь удастся превратиться в них, хотя электроника… бе, а как же романтика и эстетика механических частей?).

Часовщица легла на крышу и помахала мимо пролетающему полицейскому дрону. Они так забавно дергались, когда куранты били, и первые пару лет было весело собирать их как голубей и осторожно относить на другие крыши, но прошло уже пять лет, быть деликатной наскучило. Часовщица провожала их безразличным взглядом.

Кое-что тоже удостаивалось недовольного взгляда, даже презрительного. Часовщица сунула руку под котелок и достала из кармашка в подкладе свой паспорт, развернула и разочаровано хмыкнула.

Вот бывает, когда подходишь к холодильнику в миллионый раз в тщетной надежде, что там появится что-то вкусное, так и Часовщица открывала порой этот документ в надежде на изменения. Но нет, ее всё так же, официально, звали Энебиш (хотя никто по имени не осмелился бы назвать по-настоящему, все равно бесило, что оно есть).

Энебеш смотрела на свою фотографию в паспорте, на зеркало, которое достало из корсажа, снова на фото и на отражение, и снова на фото. Ни то, ни другое не совпадало с самоощущением. Почему у нее зелёные глаза и кудрявые волосы, по-настоящему не должно быть ни волос, ни глаз, должна быть гладкая голова, как шар-восьмерка на ручке коробки передач. Часовщица ведь и глаза не использовала по назначению, управлять Башней лучше получалось на ощупь. Она вытянула руки – их не было видно ни на паспортной фотке, ни в зеркале – вот так, не сравнивая с тем, что должно быть, они казались просто инструментами – настоящими и подходящими. Энебиш прикусила ноготь и довольно промычала, на вкус был как масло для шестерёнок.

Ей не нравились ноги, так что она прятала их под платьем с тяжёлой юбкой. Перчатки только мешали в работе с тонкими инструментами, как ни странно, так что к виду рук она привыкла, да особо и не отделяла их от инструментов. Зеркала служили инструментом тоже, они ловили свет и отпугивали людей, но смотреть в них Часовщица не любила. Этот оставшийся, человеческий страх перед чем-то, что выглядит как человек, но не является человеком, все ещё сидел в ней. Энебиш порой лежала под крышей Часовой Башни, все механизмы работали в правильном режиме, она клала ладони на грудь и прислушивалась, к тому как и ее сердце стучит в ритме часов. Она была часовой стрелкой, она была минутной… секундная оставалась для людей, этих ничтожных, глупых муравьишек с их короткими жизнями и слабыми глазенками, не способными без дополнительных приборов рассмотреть Главные часы на вершине Башни. Какая жалость, что она тоже была всего лишь человеком.

Город служил времени, все в этом мире подчинялось ему – единственное измерение, в котором нельзя двигаться в обратную сторону – и потому город служил ему, чтобы не разрушаться так быстро, как должен был бы. Иногда Часовщица лежала на крыше, смотрела на облака, впитывала всем телом вибрации этой большой, мощной машины, и представляла себя одной одиношенькой. Никаких дронов, никаких дирижаблей с Южной фабрики, ничего – только она, часы и время от времени кружка хорошего горячего чая. Ведь в конце концов, пять часов – самое подходящее время, чтобы пить чай, а в сутках такое случается как минимум дважды.

Никого… ни людей, ни животных, ни короедов. Ничего… ни зданий, ни машин, ни билбордов, ни деревьев. Наверное, таким пустым и был миг перед Большим взрывом, но там было же так скучно – ни времени, ни возможности опоздать, ни шанса успеть.

Часовщица перевернулась на живот и съехала на край крыши, села за зубчатым бортиком и свесила ноги прямо над цифрой двеннадцать. Энебиш взмахнула зонтиком, башня вздрогнула, часовая и минутная стрелка легли друг на друга в объятьях интимнее, чем у любовников, куранты ударили первый раз – и земля немного подпрыгнула.

Второй удар – из окошек под цифрами пять и семь выкатились маленькие фигурки и поехали по рельсам в идеальной, отточенной гармонии. “Вот почему люди и другие машины не могут быть столь точны?” – печально вздохнула Часовщица и подпрыгнула, вставая на ноги. Часы ударили в третий раз и ее снесло порывом ветра, и словно самая известная няня, она полетела на зонтике вниз. Конечно, это был не восточный ветер, никто не обещал перемен.

Часы ударили в четвертый раз – и золотой поток разлился по циферблату – Часовщица поставила ладонь козырьком, с довольной улыбкой смотря на заблестевшие, очистившиеся цифры. Вот и закончился ритуал часа… хотя, по-хорошему, куранты должны были каждые полчаса играть, но… все устаревало и требовало починки, даже совершенные в какой-то момент механизмы. Часовщица хмыкнула в такт этой мысли – она ведь тоже шестеренка Часовой Башни, одна из красивейших и умных, но все еще деталька – а значит, и ее придется чинить, а потом заменить.

Она поморщилась. Люди отшатнулись, один нервный водитель не выдержал и дрогнул, машина пошла юзом (врезалась в магазин электроники и там и остановилась).

Энебиш подняла голову, дошла, сама не заметив, до администрации. Здание в виде бумеранга изгибалось внутрь и забавно собирало солнечные лучи. Она покрутила зонтиком, уперев острый конец в асфальт: есть ли у нее сегодня настроение пугать людей до дрожи и попыток слиться со стенами? Она покачала головой и, закинув зонтик на плечо, как дровосек топор, и пошла к своему личному входу.

***

“Чтобы заварить лапшу в красной упаковке тебе понадобится кастрюля, плитка, палочки (или вилка), вода, собственно лапша и дополнения по вкусу: яйца, ветчина, бекон, жаренные или консервированные грибы, консервированный халапеньо, помидоры (консервированные или свежие, не важно), можно добавить кунжут. В общем, ставишь кастрюлю на печку, добавляешь пол литра воды, доводишь до кипения, это когда пузыри и бурление появляется, фигачишь лапшу из пачки, приправы какие там есть, только осторожнее с красным пакетиком, суповая основа довольно острая, варишь всё это четыре минуты, иногда доставая лапшу на воздух “подышать”, но это не важно. Потом добавляешь дополнения, хах, тавтология, и да, яйцо можно прям сырое, если веришь, что сальмонелез не подхватишь, оно там сварится немного… и кто вообще детям дает быстрорастворимую лапшу, взрослым-то все равно, так что разбивай прям над кастрюлей…

Я майонез добавляю, потому что во всё его добавляю (о, забыла про сыр), можно и сыра немного – и прям с кастрюли ешь, да. Аутэнтичный способ.”

Ю Ра вспомила как давала советы Солу по завариванию лапши и хмыкнула, пока закрывала вкладки и окна. День клонился к вечеру, появлялись мысли об ужине и этот ритуал – методичное щелканье по крестику вливал спокойствие в душу. Ю Ра посмотрела на подрагивающие пальцы на розовой, под цвет волос, мышке и сжала их в кулак (пальцы, а не волосы).

Кабинет опустел и вроде бы тяжесть ответственности, принятых решений, вычеркнутых из тудушки дел должна была раствориться. Не растворилась. Ю Ра потянулась, разминая плечи, пару раз наклонилась из стороны в сторону – все еще оставлаось это мерзенькое чувство под лопатками. Она вздохнула и потеребила конец косы, цвет волос показался в этот момент слишком ярким.

Она подошла к окну, провела пальцем вниз по экрану телефона, снижая затемнение, и поморщилась, когда рыжий закат, с красными пятнами, яркими и влажными, как пятна на месте стертой кожи, когда упадешь с велосипеда и проскользишь по асфальту, ударил по глазам. Ю Ра проморгалась, поставила ладонь козырьком и перевела взгляд вниз: вдоль Часовой Башни, которую с каждого угла было видно, по стеклянным панелям соседнего торгового центра, по мигающим, скрипящим, парящим рекламным щитам к реке машин на шоссе. Центральная дорога проходила мимо мэрии, машины напоминали целеустремленных муравьишек, еще и цвет в основном был кожанно-коричневым с блеском… Ю Ра усмехнулась – а она была королевой.

Вот только как и в любом муравейнике, порой появлялись осы, приходили нежданные, ненужные, опасные гости – и вот завертелись шестеренки на стене напротив рабочего стола, разошлись в пол и потолок, и с легким шелестом появилась Часовщица. Ю Ра ее недолюбливала, делить власть совершенно не хотелось, хватало и того, что приходилось делиться с братьями и сестрой (к счастью они получили по своему участку и особо не надоедали), но Энебиш… и это ее платье в насмешливо-викторианском стиле, с шестеренками и пружинками вместо кружев и цветов. Часовщица вызывало желание вернуться во времена старшей школы, собрать девчонок и позвать ее на стрелку. Но сейчас не помахаешь битой с колючей проволокой, все сражения на словах.

– Тебе бы стоит построже быть со своими уборщиками, на окнах разводы, – весело сказала Часовщица, положив локоть Ю Ра на плечо и безжалостно вторгаясь в личное пространство. От нее пахло машинным маслом, нагретым на солнце железом и пылью.

Они стояли у окна, вместе смотрели на город, Часовщица любовно проводила ладонью в перчатке по стеклу, очерчивая абрис Башни. Ее ничего больше и не волновало – только точность времени, Ю Ра была уверена в этом. Про Энебиш только слухи и легенды ходили, вот только как Ю Ра стала мэром, ей пришлось о многом поподробнее узнать. И оказалось, что Часовщица, хоть и смотрит на всех свысока (Башня, построенная в девятнадцатом веке стабильно казалась выше самых длинных многоэтажек), но обожает вмешиваться и говорить что и как должно быть.

– Женские галстуки уже давно не в моде, милочка, – проскрипела Часовщица, перекинув руку через плечо Ю Ра и легким движением развязав узел на шелковом черном галстуке. Ю Ра только поморщилась, читать лекции существу, способному ударом курантов призвать землятресения, она, честно говоря, устала.

И разве были такие проблемы у братьев? Нет, им достались города без назойливых хранителей старины.

Часовщица хмыкнула, что прозвучало как звон колокольчика для вызова консьержа, махнула шелковой лентой, обернула вокруг шеи Ю Ра и потянула на себя, как за поводок.

– Смотри на меня!

Ю Ра перехватила ее за запястье и дернула головой, освобождаясь. Какие-никакие границы, но удавалось удерживать:

– Я пригласила тебя обсудить бюджет на следующий год. С обновлением общественного транспорта, в казне не найдется средств для золотого опыления часовой стрелки. Предлагаю рассмотреть спонсорство.

– Хочешь проспонсировать меня? – зубасто улыбнулась Часовщица.

– Со своей стороны могу предложить промо-компанию в медиа… – уклончиво ответила Ю Ра, все так же смотря в окно.

Часовая Башня торчала как средний палец, намекая и разбивая мечты.

В миг тишины, в миг, когда молниями схлестнулись взгляды золотисто-карих глаз и голубых, в миг загоревшегося на малом кольце зеленого светофора, заиграла песенка.

“Пусть всегда будет солнце,

Пусть всегда будет небо…”

– Реально? – Часовщица толкнула ее к стеклу спиной, вновь накрутила на запястья ленту и прижала к шее Ю Ра, вдавливая, вжимая.

Ю Ра просто оттолкнула ее и Энебиш откатилась назад из-за колесиков в подошве.

Светофор сменился на красный, Ю Ра поморщилась, а Часовщица расплылась в улыбке и закружилась, вертя в руках зонтик, усыпанный гайками. Куранты забили. Первый удар – открылась дверца на циферблате ровнехонько над цифрой “12”. Второй удар – и потекла золотистая смола, оставляя за собой посвежевшие, очистившиеся цифры. Третий удар – мелко завибрировали стекла. Четвертый – мигнули, сбивая с расписания фонари. Пятый, шестой и седьмой прошли без ощутимых явлений. А на восьмой мир немного подпрыгнул.

Ю Ра закатила глаза. Часовщица зубасто улыбалась, прижавшись носом к окну, парочка рекламных щитов перестала светиться, парочка мусорных баков перевернулась. Восемь вечера приносило мало проблем.

– Без золотого напыления на стрелках появятся трещины на шоссе. Кто знает корреляция это или совпадение, – она намеренно издала смешок.

– Это угроза? – тихим напряженным голосо спросила Ю Ра.

– Что ты, милочка, – Часовщица провела острым ногтем по ее виску и заправила за ухо выбившуюся из косы розовую прядку, – просто говорю слова. О, смотри сколько времени, пора-пора.

Шестеренки на стене вновь пришли в движение, заскрипели, зажужали, между круглыми шестернями проползали полоски металла или лишь блики света придавали им вид движущихся металлических змей, Часовщица взмахнула зонтиком в пародии на поклон и покатилась к стене. Ю Ра поежилась, когда шестеренки встали на место и кабинет вернулся к обычному виду.

Вот и ни минуты покоя, даже расслабиться толком нельзя после рабочего дня – постоянно что-то случается. Ю Ра затемнила окна полностью и запустила пальцы в волосы, расплетая тугую косу, надев резинку на запястье, она вышла из кабинета.

В мэрии только охрана осталась, она опять уходила последней. На парковке уже ждала Бон Ча в черной тойоте, Ю Ра поджала губы, чувствуя тяжелый взгляд ассистентки сквозь стекло и разделяющщие их метры. Бон Ча опустила окно и выглянула, высунув локоть наружу:

– Госпожа М!

Ю Ра закинула сумку на заднее сиденье и села рядом с Бон Ча. Бон Ча, Бон Ча, сколько лет они уже вместе? Ю Ра и не представляла уже, как быть без нее, они учились в одном классе, занимались одной и той же внеклассной работой, даже в университет поступли вместе – только Ю Ра уехала за границу на пять лет, а Бон Ча осталась в городе, она вообще не любила его покидать (говорила, что тиканье становилось особенно раздражающим, когда пересекала границу). И спустя тот короткий пятилетний разрыв, они снова столкнулись и словно ничего не поменялось – Ю Ра шла вперед, а Бон Ча была на ее стороне.

Но какой же все-таки у нее тяжелый взгляд. Черные глаза так и буравили душу. Из-за густой, геометрически-ровной челки казалось, что она смотрит как сквозь прицел.

В машине было прохладно, пахло ароматизатором с табаком и ванилью, радио тихо бурчало о погоде. Ю Ра пристегнулась и откинула спинку назад, потягиваясь.

– Домой или в лапшичную?

– За лапшой! – Ю Ра весело вскинула руки и покосилась на подругу – даже уголок губ в усмешке не дернулся, Бон Ча осталась суровой и скрытной.

“Она могла устать, только и всего,” – напомнила себе Ю Ра и бросила на нее сочувствующий взгляд. Работы в последнее время становилось только больше.

Оставалось надеяться, что хотя бы Часовщица не докучает Бон Ча, а сразу проходит в кабинет… хотя что лучше – разбираться с сотней вечно нервных, вечно жаждущих посетителей или с паранормальной одной?

Глава 2

Ю Ра запустила пальцы в его волосы, потянула назад, обнажая горло. Восседая на Соле, как на троне, она чувствовала себя властительницей мира. Как же сладко держать чью-то жизнь в своих руках, и намного сладше управлять удовольствием. Ю Ра двинула бедрами, ухмылясь, когда услышала шипение.

– Продержись ещё для меня, детка, – мурлыкнула она, играя с его черными волосами. От влажности его челка скручивалась в забавные кудряшки.

Ю Ра выгнулась назад, проводя короткими алыми ногтями по своей груди. Что за чудное зрелище перед ней! Сол… трепетал. Дрожь пробежала по его мышцам, на белой коже блестели капли пота (через огромные окна пентхауса лился закатный свет и лучи мягко ложились на его тело, придавая оттенок слоновой кости, ее самая красивая игрушка). Он впивался пальцами в простыни, едва не скулил, желая толкнуться вверх. Ю Ра объезжала его, дразнила, держала на самом краю, не давая спуститься.

– Вот так, ты так хорош для меня, – мурлыкнула она Солу на ухо. Ее розовые волосы соскользнули с плеча, закрывая их обоих в маленьком шатре.

Ю Ра выдыхала, Сол ловил ее губы своими.

Шум города едва ли долетал до них, закрытых в своем мирке. Ю Ра представила их с Солом запертыми в стеклянном шаре со снегом и маленьким рождественским домиком, в этом мгновении праздника, и отвлеклась, поглаживая его по груди и плечам. Красивый, чертовски красивый и весь её, чтобы кусать, целовать и трогать. Великая Полночь, как же она его…

Как рыжий закат, в персиково-рыжем цвете сияли фары машин на главном шоссе, Ю Ра видела их из окна, они сливались в реку пламени. И огонь трепетал в ней, жёг под кожей, туманил голову. Ю Ра легла на Сола, прижалась, приласкалась, поймала трепетание его пульса, коснувшись губами шеи.

– Хочу тебя, – прошептала она, запутавшись пальцами в его волосах.

– Сейчас? – простонал Сол, на миг прикрывая глаза, нежась в этом теплом, нежном и все же чуть остром чувстве единения.

– Да-а-а…

Он перевернул Ю Ра, сразу набирая тот самый темп, что привел бы их к так долго томящемуся освобождению.

И они уже не были людьми, в том смысле, что разными, отдельными, мыслящими организмами, слились в одно, дышащее, стонущее, влажное и жаркое создание, единое стремлением к удовольствию. Рычание и всхлипывание, шепот, вскрики и даже мяуканье… все смешалось в доме Ю Ра.

Звёзды посыпались и они снова стали двумя, появилось пространство, хоть и пронизанное разделенными теплом, дыханием, улыбками. Ю Ра откатилась на спину, потягиваясь, тело приятно ломило, ныли укусы на шее, оставленные с жадной силой, но ниже границы воротничка. Сол отвёл ее розовые прядки со лба и коснулся губами над переносицей. Ю Ра проводила его взглядом, пока дверь ванной не разделила их ещё сильнее. На мгновение кольнуло в груди от странного чувства, но она не собиралась давать этому название.

Большая спальня, три стены были отданы под окна, Ю Ра бы в эксгибиционистком порыве сделала бы и четвертую стену из стекла и пластика, но из-за таких глупостей как безопасность и устойчивость механизмов пришлось отказаться от этой идеи. Окна были специально обработаны, Ю Ра могла видеть все, что происходит снаружи, тогда как внутрь не проник бы даже самый целеустремленный взгляд, дизайнер обещала ей, что и Часовщица ничего не увидит. Хотя даже с полностью затемненными стеклами не удавалось избавиться от вида на Часовую Башню.

Круглая кровать стояла в алькове, можно было задернуть балдахин, полностью скрыть их. По обеим сторонам от кровати – тумбочки, дерево было такое же как и у каркаса и у полочки над кроватью. Остальная мебель скрывалась в полу на выдвижных постаментах, пока была не нужна. И даже в таком пентхаусе Ю Ра порой чувствовала себя как в коробке, стены надвигались, потолок давил, а ведь она сделал все, чтобы ее окружало небо.

Впрочем, с Солом под боком эта глупая клаустрофобическая параноя приходила реже. Ю Ра погладила его по голове, зачесывая волосы назад, и расплылась в озорной улыбке. Прижимаясь губами к его лбу, она уже представляла, что будет дальше.

То, что она хочет.

И вот она у окна, прижимается к прохладному стеклу ладонями и обнаженной грудью, Сол сладко, томно дышит, крепко держа Ю Ра за бедра. Она хихикнула и оперлась лбом о сложенные руки.

– Знаешь, что я сейчас подумала?

– Ммм?

– Весь город под нами, ты словно… – она фыркнула от смеха, – берешь Мацури.

– Госпожа мэр, – прошептал Сол, касаясь губами ее плеча, – вы предлагаете мне ключи от своего города?

– О-о-ох… ммм… золотой ключик у тебя есть, вставь его скорее в замок…

***

Они поменяли простыни, Ю Ра скинула пожеванную подушку на пол, благо на кровати оставался ещё десяток. Горячие тела остывали, дыхание становилось мерным и спокойным, Сол чувствовал, что его тянет в сон, но отчаянно боролся с этим, рисуя круги пальцами на животе Ю Ра.

Красные лучи ползли по потолку и стенам, закат побагровел. Томное, теплое послевкусие разлеглось по комнате. Ю Ра пила водичку с лимоном из высокого стакана, задумчиво глядя в окно (затемнение было на семнадцать процентов). Мацури – город-сад, город-порт, город, в котором все подчинялось часам. Башня торчала среди многоэтажек, насмешливо возвышаясь и над двадцатыми и над тридцатыми этажами.

Как обычно мысли легко переключились на рабочую колею. Она занимала должность мэра уже шесть месяцев и самой большой проблемой оставалась Часовщица… Один лишь вид часов, даже не тех, что висели на Башне, а любых: аналоговых, электрических, песочных, водных, солнечных – доводил до застывшего лица и исчезновения улыбки (и сильного желания взять биту, которой со школы не пользовалась – и просто разрушать).

Ю Ра прикусила себя за язык – о чем она думает? У нее в руках такой красивый парень, а она вся в мыслях о застрявшей в викторианском веке, вечно щелкающей шестерёнками на зонте, парящей и не в смысле летающей, а окруженной паром… и эти гогглы, торчащие из напомаженной прически. Опять! Одни причастия остались, что за черт.

– М-групп… – Сол лег рядом с ней, накинул на них одеяла, Ю Ра услышала только конец фразы.

– Что опять случилось?

– Знаешь часовенку на Белых домах?

– Церковные дела – не мой интерес, пока землю не просят, – отмахнулась Ю Ра, больше заинтересованная в мягкой и теплой после душа груди Сола, чем в его словах.

– Так там и не в священниках дело! – он улыбнулся, воспоминания о том, что когда-то узнал, даже стряхнули сонную негу. – Двести лет назад, помнишь, когда Часовые Башни были на каждой улице, росли словно грибы после дождичка? Тиканье сливалось с шумом дождя… Мацури переживал не лучшие времена, да ни в одном углу чего-нибудь райского не намечалось. Люди со всего города собирали деньги, несли металл на переплавку для колокола, золото, если у кого было (даже, зубы, говорят) – для крыши. Там даже службы проводить начали, едва котлован вырыв…

– Ммм… – кивала Ю Ра, прижавшись к нему бочком. – Соскучились по вере?

– Люди выбрали в кого им верить, этот маленький намек о прошлом, о времени, когда Часовщица не была повсеместно. Да, повсеместно. Она маленькая, часовенка, на один колокол, на тридцать прихожан, икон нет, навесных, стены фресками исписаны. Ты бы видела как там красиво!

– Было. – Улыбнувшись краем губ, поправила Ю Ра.

– Было, – согласился Сол. – Фрески с трёх стен трудно будет восстановить, данные утеряны, но одна стена полностью целая, красный особенно ярко получилось сохранить! Подземное помещение для молебен сохранилось. Крыша цела на восемьдесят процентов.

Ю Ра целовала родинки на его плече, слушая вполуха. Сол обожал древние строения, он вообще по древностям загонялся (хах, сленговое словечко… с кем поведешься). То со своими друзьями чучела с барахолок доставал, то полузаброшенные подъезды защищал, по старинке же устраивая голодовки и пикеты. До привязывание себя цепями к зданиям и статуям пока не дошло.

Ю Ра заправила прядку за ухо и вздохнула, с улыбкой смотря на него. И в улыбке той было и умиление, и забава, и немного тревожности. Сол уже десять минут трещал о часовенке и ее исторической значимости… как бы до приковывания себя на самом деле не дошло. Ю Ра укусила его за живот, и улеглась головой следом.

– М-групп на твою часовенку охотится?

– Да… – Сол замялся. – Нет, не важно, мы ведь не смешиваем работу и…

– Я поговорю с братом, – Ю Ра провела пальцами вдоль его последних ребер. – Есть ли у тебя убедительные доказательства, что этому городу нужна часовня, а не новый магазин, котенок?

Его глаза сверкнули, по-настоящему, а не для красного словца, так отсвет от последнего солнечного луча упал на его лицо, отразился в глазах, что словно звёздочки вспыхнули и исчезли. Ю Ра, зачарованная, потянулась к Солу. Он встретил ее на полпути – губы к губам.

Глава 3

"М-да," – протянул про себя Сол и вздохнул, стряхивая пепел с сигареты на землю. "И чем я занимаюсь? Мог бы вместо этого дерьма, с Ю Ра увидеться. Хотя у нее встреча с Часовщицей…". Башню с Часами было видно из каждого уголка города, даже в подвалах и в канализационных трубах встречалась ее тень, а о том, как эта тень проходила сквозь стены никто даже не начинал задумываться – лезть в дела Часовщица было чревато землетрясением. Он снова затянулся, дым сигарет с ментолом потянулся к серому небу.

Сидел он на железной перекладине палисадника рядом с подъездом № 3 по улице Дзержинского, домофон противно пискнул, выпуская Мадженту. Она с молчаливым Ником тащила чучело лани на вертеле. Сол осмотрел сию процессию и вздохнул – и вот это его жизнь. А ведь начинали-то просто как защитники дореволюционных домов, и где повернули не туда? Может, дело было в том, что ни ни разу не получилось отстоять здание – М-групп брало все, что хотело. Вот так Сол с друзьями и занялись антиквариатом – все еще вещи с историей, но теперь продажа и покупка, а не защита и реставрация. Хотя и реставрацией, порой, приходилось заниматься.

Но не с этим чучелом, шерсть хорошо сохранилась, копыта были не поцарапаны.

На стене кирпичного домика, в котором находилась станция распределения электричества, подсыхала краска неумело выведенных трех букв. Сол поморщился, ненароком вспоминая муралы в его родном дворе (здания там давно снесли, а вот котлованы после них никто так за двадцать лет не захотел заполнить), вот тогда художники душу вкладывали, развлекались, пытаясь перещеголять друг друга – граффити становились все страннее с каждым годом, но так хотя бы было интереснее, чем вот эта вот трехбуквенная надпись. Даже без теней, без объема, без цвета.

Голубь толкнулся ему в кроссовку, отвлекая. Сол фыркнул и, щедро сыпанув на птицу семечек из кармана, пошел за Маджентой. Они с Ником впихивали чучело в минивен, излишне жестоко при том.

– Поосторожнее! – прикрикнул Ник на подругу, а она пихнула его ланьей головой.

Маджента была странной девушкой, иногда ее глючило и она надевала разноцветные носки. Бунтовщица. Частенько повторяла, что не видит тел в воде и потому избегала любых водоемов, от бассейнов и до моря, к берегу не выходила. Ну, это она так говорила, Солу нелегко было представить человека, ни разу не купавшегося в море, оно же буквально в этом городе…

Как бы то ни было, чучело погрузили чуть более аккуратнее, закрепили ремнями безопасности, Сол сел за руль, Маджента рядом, передразнивая навигатор, а Ник рядом с ланью давно отживших дней.

Они только выехали из арки, как сразу же встали – пробка на кольцо улицы Дзержинского была естественным стечением обстоятельств из плохой планировки дорог, неуместно большого и светящегося-слепящего билборда с рекламой респираторов от М-групп и легко загрязняющейся ливневки. Так что им предстояло ехать по полколеса в грязной, странно, сладко пахнущей воде. Дождь был ночью, десять часов с рассвета прошло, а вот эта гигантская лужа на въезде в кольцо никуда не ушла.

– Она на меня смотрит, – шепотом сообщил Ник.

– Выколи ей глаза, – предложила Маджента, кидая за плечо ножницы. – Соль надо?

– Хм? – Сол моргнул пару раз и посмотрел на нее. – Ты что-то говорила про меня?

– Про соль, Нику опять призраки видятся.

– Их не существует.

– Ага, как же! Ты посмотри в ее мертвые глаза, Сол, и скажи, что там не осталось запертой, кричащей в агонии души. “Как вы посмели обречь меня на бессмертие в этом пустом теле!” – вопрошают эти глаза.

– Это стекляшки, – протянула Маджента, вытаскивая грязь из-под ногтей. – Ты очень драматичный сегодня, Ник. Опять стрелец в аспарагусе?

– В артишоке, – Ник усмехнулся и повязал на голову чучелу платок.

Наконец, колонны двинулись, светофоры мигнули, на одном съезде покраснели, на трёх других позеленели. Маджента щелкала пальцами в такт песни по радио, даже во время помех не сбивалась с ритма.

– Как ты что-то слышишь? – Ник облокотился о ее кресло.

– Я на этой музыке выросла.

– Тяжёлое детство.

– И игрушки деревянные, – хмыкнула она и взмахнула волосами, прицельно ударяя Ника тяжёлой из-за бусин косой.

Он, бурча, вернулся к лани.

Сол барабанил пальцами по рулю, получался тихий звук. Нужно было проверить, не завелись ли паразиты в чучеле, не отсырела ли шерсть, снаружи-то выглядит хорошим и крепким, но кто знает, какая там гниль внутри. Забирали лань не из самого благоприятного дома.

Они съехали с кольца и Сол улыбнулся, краем глаза заметив красную вывеску на лапшичной по левой стороне дороги. Ю Ра любила воки с говядиной на устричном соусе, с удоном (а ему больше нравилась яичная лапша с овощами и курицей под кунжутным соусом). Напоминания о ней радовали его сердце. Хотя…

Хотя всё-таки не стоило ни привыкать, ни привязываться, ни влюбляться. Сол подарил Ю Ра кактус пару лет назад, он как раз должен был в этом году зацвести, а она его и не поливала ни разу, так и засох бы на рабочем столе, если бы не Сол. Но у Ю Ра всегда так много дел, наверняка, просто забывала или решила, что если кактус, то и поливать не обязательно. Сол подозревал, что ее ассистентка, Бон Ча порой ухаживала за бедным растением, но вполне возможно, что она сливала остатки чая, а не обычную воду.

Бон Ча… тоже тот ещё фрукт. Порой Соду казалось, что она его ненавидит. Но это же обычное дело, лучшие подруги терпеть не могут парней своих подруг, да? И всё-таки под ее тяжёлым, пристальным взглядом каждый раз становилось тревожно и неудобно. И ведь она молчала, только смотрела, но так угрожающе и раздражительно. Сол знал, что они с Ю Ра со школы вместе, но он же, вот, своих друзей к их любовникам не ревновал, так почему у Бон Ча такие собственнические чувства к Ю Ра…

Они остановились на стоп-линии на перекрестке Шахтеров и Ленина, солнце било в спину, а вот тень перед машиной приняла четкие очертания башни. Сол бросил взгляд в зеркало и поморщился – и ударили куранты первый раз. Земля чуть подпрыгнула. Часы ударили во второй раз – мигнули все электрические приборы. Третий удар – и по циферблату потек золотой водопад, оставляя после себя чистые, блестящие цифры, и этот поток отразился по тени перед их машиной, поправил тень на правильную.

– Уже три часа? – Маджента вздохнула, ставя локоток на дверь рядом с окном, и положила голову на ладонь. – Мы в пробке провели сорок минут. Не опоздаем?

– Так некуда опаздывать, – Ник схватился за ее кресло, – сдаём чучело только через две недели, опять Сол перестраховался.

– Лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Поворачивай, зелёный уже загорелся, бдительный ты наш, – фыркнула Маджента, щелкая костяными бусинками, висящими на ее косе.

С чем бы сравнить многоэтажки… смотришь на них через камеру дрона, крыши похожи друг на друга – десяток за десятком белых-бежевых-грязных прямоугольников, словно на кладбище. А с земли посмотришь – возвышаются, нависают, то оранжевые, то зеленые, то под мелкой плиткой сине-зеленого цвета, как из чешуи (и как у старой рыбы чешуйки уже отваливаться начали). Садовый район напрочь состоял из многоэтажек, первые этажи были облеплены вывесками магазинчиков, магазинов побольше, совсем больших магазинов, кафе, пунктов приема крови, пивнушек, парикмахерских и ногтяшных, как облеплены трутовиками старые деревья.

Ник родился и жил в этом районе, а Сол с Маджентой только по работе бывали (или в гости приезжали). Дома собирались в кластеры и от того, во дворах было слишком много машин, место для парковки трудно найти. Сол покружил во дворе пятого, седьмого, девятого домов, стоявших кольцом с подъездами внутрь, нашел уголочек под деревьями рядом с клумбой ярко желтых бархатцев.

– Сол… ну, в лужу опять?

– Я тебя перенесу моими сильными руками, – Ник перекинул ее косу с подголовника на лицо. – И капля не упадет на твои гавнодавы.

– А в лоб? – разозленно сверкнули её разноцветные глаза.

– Злая ты, – буркнул Ник и выбрался первым.

Он все равно подошёл к штурманской двери и протянул руки Мадженте. Она и прыгнула. Сол закатил глаза, доставая чучело, вот ведь чудаки.

Вскоре чучело оказалось в студии. Это была бывшая трехкомнатная квартира на третьем этаже, все стены, какие можно было, снесли, из несущих сделали арки. То тут, то там висели инструменты, полки с материалами: клеем разной силы, исусствеными глазами, шерстью, настоящей и тоже искусственной, рога, краска, проволока, коробки, скобы, наполнитель, кожа и многое другое, в ячейках с подписями и без. Маджента сразу прошла в уголок рядом с окном, заклееным до половины наклейками от жевательных резинок, налила в чайник воду из бутыля, и включила на закипание. С подозрением осмотрев плеяду кружек с черными, бордовыми и коричневыми следами чая изнутри, она выбрала одну почище и потерла пальцем чайное кольцо. На пальце остался коричневый след и немного листиков.

– Может на кофе перейдем?

– Чай и энергетики, свет сердца моего, – мгновенно отозвался Ник, – только чай и энергетики.

– Ты же знаешь, что в чае тоже есть кофеин и убирая кофе, ты не уменьшаешь общее количество кофеина.

– В чае есть тахин.

– Танин, – поправил Сол, толкая перед собой чучело и закрепляя его на подвязы, чтобы поднять и рассмотреть со всех сторон. – Тахиной халва бывает, а не чай.

– Спелись, – буркнул Ник, скрещивая руки на груди, – отличница и хорошист против меня, несчастного троечника. Зато я красивый, – он подмигнул отражению в одном из многочисленных зеркал.

Поговаривали, что зеркала умиляют Часовщицу и она меньше лютует – часы идут нормально, если зеркало есть в спальне; ну, а коль зеркал там нет, дом ваш свалится в кювет.

Работа спорилась, заняла едва ли пять часов, все-таки чучело оказалось в хорошем состоянии. Сол связался со своим человеком в музее, там подтвердили, что ждут лань через две недели (точнее через тринадцать дней). Вечерело.

Ник, как обычно, позвал всех к себе. Он жил в том же доме, где расположилась их студия, только на десятом этаже. Жил он вместе с дедом и почему-то Евстебрахий Геннадьевич упорно игнорировал Мадженту. Она решила, что это все потому что старик не может смириться с ее стилем, и даже начала прикалываться над ним, претворясь приведением и переставляя местами кружки и подушки. Беззубые шутки, зачем уж прям издеваться над невеждой. Он ведь просто игнорировал Мадженту, реального вреда не причинял… хотя обидно было, порой.

Ник открыл дверь ключом с брелком в виде буквы М, и сразу повеяло капустным супом.

– О, – протянул Сол, разуваясь, – щи и пирожки с печенью?

– Проглот, – хмыкнул Ник, ловя шарф, кинутый Маджентой, и закидывая его на полку с шапками.

– И не скрываю этого, – улыбнулся Сол.

Это была квартира из бедных, но чистых; за стеклом в серванте лежали на чуть запыленной, темно-зеленой с красной кромкой, бархатной подставке медали; пара полок там же была занята посудой, которую похоже не доставали ни разу с дня подарка; на двери шкафа в коридоре висел календарь с засаленными уголками. Но ни крошки, ни пылинки, ни грязинки не было на полу, на люстре, да и на всех остальных местах… кроме подставки и медалей.

Евстебрахий Геннадьевич на вопрос о них не отвечал. Он вообще не из разговорчивых был, предпочитал СМС.

Глава 4

Ю Ра любила выходить на причал, в детстве мечтала стать пираткой, но в школе поняла, что не всем мечтам суждено сбыться. Вот только стукнуло двадцать пять, она познакомилась с Сашей – и оказалось, что она слишком быстро сдалась, убедила себя увлечься чем-то другим, а все это время можно было вырасти и стать пиратской капитаншей.

Ее корабль назывался Санни, в честь другого известного корабля с барашком на носу, вот только паруса были алыми, как артериальная кровь. Не хотелось Саше почему-то вешать классического Веселого Роджера.

Ю Ра стояла на причале и махала платочком, за ней, в машине, руки на руле – Бон Ча.

Тени забавно падали под неправильными углами, какие-то из них все еще подходили их объектам, какие-то просто складывались в общую тень Часовой Башни и так получилось, что Ю Ра стояла прямо на циферблате. Она пыталась отойти на солнечную сторону, но Часовщица не переставала намекать, что следит. Странное дело, что при часах, стучащих на весь город, с циферблатом, который можно было увидеть из любого уголка и даже в полностью закрытом здании без окон и дверей, опоздания все равно случались.

Ю Ра устала махать платочком и подошла к Бон Ча, облокотилась о дверь машины. Корабль Саши опаздывал всего на пять минут, но Ю Ра уже начала волноваться.

Она давно не видела подругу, с работой, как с ее стороны, так и со стороны Саши, не удавалось видеться часто. За эти полгода мэрствования они встречались всего два раза… порой Ю Ра скучала по временам, когда она просто работала в салоне красоты (но потом вспоминала семью и вздыхала – в правлении ей самое место, все так говорили). Там было проще.

Ю Ра покосилась на спокойную Бон Ча, задумалась, скучала ли она по более простым временам или для нее не имело значение, кем работать. Такая спокойная, уверенная в себе девушка… наверняка, оказавшись в центре землетрясения, она бы и бровью не повела и просто добралась до безопасного места, по пути спасая людей.

Бон Ча всегда была спокойной, всегда на ее стороне. Еще со школы.

Ю Ра вздохнула – делать было нечего, пока они ждали Сашу, можно и воспоминаниям отдаться. Ю Ра покрутила телефон в руке – или проверить новости и почту, она ведь должна оставаться на связи в любое время. Но ветер принес запах моря и… некоторые другие не столь приятные запахи, Ю-ра сунула руки в карманы и бросила настороженный взгляд на Бон Ча.

Они не встретились на берегу, не сбегали в доки ради подозрительных делишек (по крайней до первого курса института, но это другая история), они просто были соседками по парте в школе. И сначала Ю-ра не обращала на Бон-ча внимание, ей казалась она обычной школьницей, такой ж как все, а все стелились перед членами семьи М – и Бон-ча вполне вписывалась в это ожидаемое поведение. Она… просто следовала за Ю-ра, слушалась ее, поддерживала в приколах над учителями или другими учениками.

И хоть Бон-ча была ребенком на стипендии, Ю-ра не отгоняла ее от себя. Сейчас, оглядываясь назад, она могла признать, чтобы была кошмаром в школе, но в те времена даже не задумывалась, что какие-то из ее поступков неправильны. Она ведь из М-групп, кто вообще смеет оценивать ее? Все хотели быть в ее свите.

Ю-ра уверена, что Бон-ча в школе немного по ней фанатела. Всегда смотрела снизу вверх и бросалась выполнять любое поручение, одевалась в том же стиле, но не копировала, потому что плагиаторы страдали за это. Она была… она словно привязалась к Ю-ра как щеночек, которого забрали из приюта. И со временем это стало умилять, это стало привычкой – иметь Бон-ча за плечом.

Она легко принимала подарки, не удивлялась ничему, Ю-ра была уверена, что Бон-ча сделает для нее все, что угодно. И повезло, что пока не приходилось проверять границы ее преданности.

Хотя тот раз…

Ю-ра снова вздохнула и перевел взгляд на море. Небо сливалось с водой, серо-синий переходил в кобальтово-синий, потом в серый. Если приглядеться, можно было разглядеть множество других цветов и оттенков, но Ю-ра сосредоточенно ждала только одного – алого.

Забавно как получилось. У Сашиного корабля алые паруса, семейные цвета М-групп – бордовый и темно-зеленый, Бон-ча предпочитала черные туфли с красной подошвой… они были красной командой. Ю-ра порой жалела, что они не могли дружить все втроем, Бон-ча отстранялась, да и представлялась всем как ассистентка, и не было ничего плохого в том, чтобы твоя подруга была твоей помощницей, но это создавало странную динамику во власти.

Ю-ра вздохнула: может все было намного проще и Бон-ча просто не нравилась Саша.

Вскоре на горизонте появились алые паруса. Санни прибывала.

Спустя еще полчаса, они все разместились в машине.

***

– Ах, давненько я не была в Мацури, – Саша зевнула и потянулась.

От нее слабо пахло морем и солнцезащитным кремом и Ю-ра слабо морщила нос, отвыкнув от новых запахов, она всегда была чувствительна к людям. Но ведь это была Саша, подружка, по которой она так скучала.

Саша – была глотком свежего воздуха, словно из другого мира. Такая яркая – не только из-за одежды, но из-за голоса, харизмы, поведения – она привлекала взгляды. Саша вполне могла бы сделать карьеру, как айдол, но море тянуло сильнее, и Ю-ра немножко завидовала тому, что у нее получилось быть настолько упрямой, чтобы достичь своей мечты.

Легкая, яркая, активная, амбициозная. Ю-ра смотрела на нее и хмыкнула, откидываясь на спинку сиденья и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Рядом с Сашей каждый день казался праздником или, хотя бы, светлее, и потому хотелось немного расслабиться.

Дома проплывали мимо, они проезжали улицу Маков, в каждой многоэтажке первый этаж был отдан под магазины и кафешки. В четыре часа пополудни на площади Первомая начинал работать музыкальный фонтан, разноцвтеные струи били прямо из-под асфальта (так казалось, на самом деле там были специальные отверстия), но сегодня время немножко запаздывало. Или Бон-ча смогла провезти, не зацепив ни одного светофора… В общем, фонтан должен был, а не оказался.

Саша показывала фотографии, которые успела сделать во время круиза, Ю-ра положила головй ей на плечо, но заметив тяжелый взгляд Бон-ча в зеркале заднего вида, только криво улыбнулась. Когда они в последний раз устраивали ночевку? Все время работа, работа… Ю-ра больше не была увереенна, что Бон-ча считает ее подругой, может, только колллегой и начальницей.

***

Ее квартира была в пентхаусе и должен был бы открыватья красивый вид на город, но Ю-ра держала окна с затемненением почти всегда… да что там почти, никогда затемнение не снижалось ниже пяти процентов. Легкая туманность оставалась в комнатах, словно они находились на вершине горы.

Кровать была закрыта алым, многослойным балдахином, на нем были золотыми нитями звёздочки вышиты. Затемнение на окнах снизилось до десяти процентов, Ю Ра сидела среди подушек на темно-бордовом ковре с большой буквой М, вышитой малахитового цвета нитями. Между ней и Сашей стоял столик с фруктами, сладостями и графинами с разными соками. Ю Ра все подкладывала подруге апельсины и лимоны (началось это иронично, как шутка “спасаем морячку от цинги”, а превратилось в тревожную привычку). Ю Ра заботилась о подругах больше о чем о себе.

Саша знала её такой – активной директрисой салона красоты, которая рискнула баллотироваться в мэры Мацури и выиграла. И Ю Ра нравилось, что для подруги она милая и амбициозная, это Бон Ча знала её и в самом темном и гадком обличии, но у кого школьные годы на самом деле были чудесными?

Саша отпустила телескоп и он поднялся на цепи, исчезая в потолке, в люке ещё виднелись бронзовые шестерни механизма, пока створки не закрылись. Она плюхнулась за стол и вытянула ноги, шевеля пальцами в пушистых, полосатых носочках. Отыгрывала Саша свою роль заправской морячки со всем усердием, стиль одежды правда был скорее пиратский (матроски только школьницы носят)… да и ругалась она как портовый грузчик.

– А мне всегда казалось, что дороги построены по радиально-лучевой структуре, – произнесла Саша и Ю Ра потянулась вперёд, улыбаясь, ей очень нравился ее голос, – все начинается с площади Часовой Башни и идёт сквозь кольца к окраинам. Четыре главных шоссе и между ними, паутиной, второстепенные.

– Так и есть, – кивнула Ю Ра.

– Странно, что это снизу так хорошо чувствуется, понимаешь? Я ведь дальше порта редко выбиралась, а уж к тебе, в драконье гнёздышко, раз в год заберусь и только. Но так четко видно круги улиц сверху, вау.

Саша хмыкнула и потянулась, поворачиваясь к Ю Ра.

– Сидишь здесь, смотришь на всех сверху вниз, словно Горыныч на сокровищах. Не боишься, что и тебя увидят? – она кивнула на большие, от пола до потолка, окна, и за ними, словно специально подобрав момент, пролетел дрон.

Ю Ра пожала плечами.

– Окна как зеркала Гезелла, я их вижу, а они меня нет.

– Хитра.

– Зови меня всевидящим оком, – хмыкнула Ю Ра.

Саша фыркнула от смеха:

– Дорогая, ты фэндомы путаешь.

Ю Ра улыбнулась Саше, надеясь, что улыбка покажется обычной, а не печальной, как чувствовалась. Бон Ча давно не смеялась вместе с ней, у нее и улыбки больше не увидишь, только ухмылки или крепко сжатые губы, чтобы и словечка против не вырвалось. А ведь когда-то они могли перекидываться шутками, язвить над учителями, да и просто мемами перекидываться. Что случилось? Повзрослели?

Ю Ра отвела взгляд, посмотрела в окно, пока Саша строила трёхслойный бутерброд из вафель, взбитых сливок и клубники с персиками (обязательно шоколадная посылка сверху). Бон Ча до сих пор в офисе или загнала машину на проверку? Или, быть может, она всё-таки согласилась отдохнуть и сейчас лежит у косметолога? Или, что вероятнее всего, стоит за плитой в ресторанчике родителей, жарит курицу килограммами.

Вот как они с Бон Ча познакомились? А с Сашей?

Ю Ра смотрела на нее, разрезающую бутерброд на половинки, и думала: “Ты знаешь чистую, лучшую версию меня. Все мои трещины под золотой краской, все заусенцы и сколотые сучки сточены, все дыры засмолены, даже мое имя спрятано под красивой пиар-компанией”. Как никогда рядом с такой беззаботной, смешливый, юной, пусть и разница у них всего год, девушкой Ю Ра чувствовала, как течет кровь по ее рукам, сливается с бордовым цветом ковра и темно-зеленая М становится черной.

Семья М – Ирвин, Алтын, Мариэтта, Люкас, Ю Ра – им принадлежала эта страна, в каких-то городах открыто, в каких-то тайно, через экономическое и военное влияние, а на севере, у Мариэтты все держалось на ее репутации (и давайте даже не будем говорить, каких монстров она умудрялась держать в кулаке). Ю Ра и правда была драконицей, сторожила Мацури… могла и сжечь его, если бы встала не с того крыла.

Саша знала о М-групп, только то, что это корпорация с сетями салонов красоты и торговых центров, с брендом косметики и, почему-то с линией быстрорастворимой лапши. Бон Ча видела, как Ю Ра щелчком пальцев ссылает людей на север, а кулаком – размазывает лица в кашу, видела Алтына со скарбезными предложениями покопаться в ее анатомии и заменить кости на металл, слышала истории от Мариэтты о мутантах, о плотоядных тенях, видела ее и Люкаса коллекцию уродцев-эмбрионов, плавающих в формалине. Саша видела картинку, Бон Ча знала намного больше.

Но как же приятно сыграть нормальную женщину. Ю Ра встряхнула ладонями, выкинула мрачные мысли и села ближе к Саше, доставая карты. Самые нормальные женщины, самый нормальный девичник.

Уж претвориться на один вечер можно, да?

– Итак у тебя выпала пятерка мечей, императрица, рыцарь мечей и тройка кубков… – Саша провела пальцами по краю карт, по темно-зеленому, бархатному орнаменту.

– И что это значит?

– Ты, допустим, императрица, – Саша смерила ее взглядом, – так признавался, с каким рыцарем вы уже тройку кубков выпили?

– Саша!

– Да ладно? Дорогая, я хочу узнать все!

– Нечего рассказывать… ничего серьезного, так, просто так и всё. Лучше ты расскажи, как у тебя с тем поваром?

– Нет, нет, нет, ты не сможешь уклониться. Кто это? Дай-ка угадаю, твою телохранитель?

– У меня нет телохранителей.

– Как? Ты ведь мэр, могла бы завести стайку красавцев, я бы на твоём месте окружила бы себя мускулистыми мистерами Смитами в зеркальных очках и с большой кобурой. Если не бодигард, то тогда секретарь? Миленький блондинчик, который приносит тебе американо, только чтобы ты его отчитала, ведь ты просила латте? Да, мамочка, накажи меня! – Саша просительно сложила ладони, пародируя этого выдуманного секретуна.

Ю Ра посмотрела на нее, выгнув бровь.

– Да-а-а… твоя овчарка ни одну сладкую и глупую конфетку не пропустит.

– Бон Ча – овчарка? – хмыкнула Ю Ра.

– А кто ж ещё? Сторожевая, – Саша загибала пальцы, – бегает как молния, галстуки носит, эти корпоративные ошейники, вцепится в кого, так не отпустит.

– Она однажды на второй этаж с разбега прыгнула.

– Вот! Паркуром занимается, точно овчарка, они знаешь какие прыгучие?

– Если Бон Ча – овчарка, а я – драконица, кто тогда ты?

– Сирена, – Саша пожала плечами с видом, словно это и без слов понятно.

– Поёшь? – прищурилась Ю Ра.

– Соблазняю, – Саша щелкнула пальцами, – не отвлекайся, дорогая. Если это не телохранитель, не секретарь, то молчаливый бородатый бариста с татуировками на шее и красивой улыбкой? Политический соперник? Бизнес-соперник? Хотя представить парня, владеющего салоном красоты мне сложно, может барберешной? От него пахнет вейпом с клубникой, он мастер ножей и ножниц, а его подкрученные усы напоминают тебе о мушкетерах, которых ты любила в детстве… шерше ля фам, и он нашел – тебя?

– Тебе бы романы писать, Сашуль.

– У-у-у, не зови меня так! – Саша откинулась назад, махая руками, потом еще и подушку кинула в Ю Ра, чтобы сильнее подчеркнуть свои слова.

– А как? – Ю Ра пакостливо улыбнулась. – Шу-у-урочка?

– Не-е-ет!

– Сашидзе? Сашэлло? Алекс? Александра Македонская (в честь орехов, конечно же)? Лекси? Сашуля?

Глава 5

Он положил руку на ее бедро, взгляд скользнул чуть в сторону, словно из-за смущения, а может то было лишь из-за страха, что их кто-то увидит. Сол вбил в себе в голову, что не достоин ее, что Ю Ра с ним только из-за его умений и, будем честны, он никогда не оставлял женщину некдовлетворенной, но со всех сторон говорили, что мужской член уже больше не в моде, ведь что может быть удобнее, чем компактный, переносной вибратор с подогревом и разными режимами. Он вибрировать не умел… да и разве такие мысли достойны мужчины? Он ведь не должен переживать о таком, просто брать, что дают и идти дальше, когда наскучит.

Но Сол не научился. Он старался уснуть последним, когда мог позволить себе остаться, и в тишине, лишь подчеркнутой несмолкаемым тихим тиканьем, он украдкой смотрел на ее спину (Ю Ра всегда спала на боку), тянулся прикоснуться, останавливаясь в последний миг. Этот жест казался таким нестерпимо-интимным, неправильным в их текущей ситуации, неуместным даже. Словно было что-то сильно другой в разделенном сне, чем в разделенных стонах.

Он мог бы признаться, хотя бы себе (был уверен, что Маджента точно знает, она читала его подозрительно и пугающе легко по одним лишь выражению лица или выбору футболки), что немного, совсем чуточку влюбился. И это чувство было подобно тоске, как тоскует свеча по огню.

Совершенство мягких линий, в его руках Ю Ра казалась такой мягкой и текучей, ласковой, даже когда на нее находило настроение поиграть и хлесткие удары плетки были молниями, врезающимися в его тело, и все же, они были слаще поцелуев. В такие моменты Солу казалось, что он ближе к ней, словно он… особенный для нее.

“Посмотри на нее. Я бы отдал жизнь ради нее. Я бы убил ради нее”, – но разве это было здоро́во? Разве захотелось бы Ю Ра увидеть его в наручниках, которые не она на него надевала? Сол чувствовал, как горит в нем это желание – сделать что-то великое, красочное, яркое, чтобы если не Ю Ра, то хоть самому себе доказать, что достоин, что имеет право прикоснуться к ней, после того, как она уснет, что может обнять и просто подержать хоть немного, не зажигая, но грея.

Все было странно. Может, не столило продолжать после первого раза, тогда бы он так не увяз.

Маджента дразнила жестоко – подарила ему духи, которыми пользуется Ю Ра. И это было глупо, но Сол брызнул ими на свою подушку, и сгорая от смущения обнимал по ночам.

Сейчас тоже ночь легла прохладным темно-синим туманом. Сол повернулся к окну, едва-едва виднелась иллюминация на соседней многоэтажке – смазанные золотистые пятна. Маджента всегда повторяла, что не стоит доверять мыслям, которые приходят после полуночи. И вот он, утопает в сожалениях, лежа в постели с самой потрясающей женщиной. Почему? Зачем? К чему все это?

Сол хмыкнул и повернулся на живот, пряча руки под подушку. На наволочке был вышит мелкий рисунок – буквы “М”, ее фамилия. Забавное дело, поменяйся они ролями, он бы тоже ел себя поедом, думая о том, люби?.. нет, вряд ли. Будь он наследником правителей мира, это вообще входило бы в его воспитание – переживать о других?

Разве мы все не инструменты для М-групп?

М-групп, кто-нибудь что-нибудь знает о них? В Матсури известно только о Ю Ра, и хоть она не скрывала о своей семье, рассказывала редко, но не отказывалась фотографии показать. И хоть никто ни разу не видел ни ее братьев, ни старшую сестру, ни родителей, слухи ходили. Слухи, да. Словно все лекарства и медцинские инструменты создавались М-групп, словно они, не стесняясь закона, проводили эксперименты на людях (а чего им стесняться, они же и есть закон), словно они собирали по всему континенту стариков и увозили их в скрытое поселение, превращая их в элоев* и скармливая мутантам, чтобы вывести пилюлю бессмертия, словно в лесах, стоит только члену М-групп поселиться рядом с лесом, появляются монстры, вплоть до виндиго и слендерменов. Но разве можно поверить в эти сказки? Посмотрите на Ю Ра, она не способна уничтожить человека, конечно, она жестока и эгоистична, но разве у нее нет права быть такой? Красота всегда идет с условием.

Сол бросил на нее взгляд украдкой и положил голову на бок, смотря на ее розовый затылок. Нежный цвет волос. фарфоровая, дорогая кожа, мягкие руки, лукавые глаза, как представить ее членом семьи, подобной Хьюиттам* только с деньгами и титулом как у сериального Лектера? О чем только не задумаешься в три часа ночи.

Не спалось. Не хотелось представлять возлюбленную в роли антихриста с косичками, но мысли не могли вырваться из мрачной воронки. Было бы лучше, будь она как Лукреция Борджиа? И кто тогда Медичи? Ни одна из самых богатейших компаний не могла сравниться с М-групп. Они все были под каблучком ее белых туфель.

Он тоже. Забавно.

Сол горько улыбнулся: “Я люблю её, но не имею права на это. Не должен был позволять сердцу взять вверх над разумом. Боже… какая только глупость не приходит после полуночи”.

Кровать подпрыгнула от удара часов, Ю Ра даже не проснулась, все уже привыкли к звуку колоколов и набатов и что ещё там использовала Часовщица. Сол прикрыл глаза, второй удар, третий… мир легонько глитчевал, танцевали фонари и подстриженные под кроликов кусты, был ли этот сон или морок Часовщицы?

Он проснулся первым, ну, как проснулся, вряд ли вообще уснул, так, задремал на пару часов. А между ними с Ю Ра все так же была эта непреодолимая границы. Сол потряс головой, и почему его опять унесло в меланхолию? Он потянулся к прикроватной тумбочке и взял ее телефон, снижая затемнение на окнах. Да, как и думал, солнце спряталось за облаками, серая, застиранная тряпка туч скрыла небо – кто сдерживается от пессимизма, когда нет света?

Похоже сегодня весь день у него не будет настроения. Порой он думал, что было бы лучше, если бы у него обострялись мигрени во время солнечных вспышек, это хоть проходит и может быть купировано таблетками, чаем и надеждой, чем падение в это мрачное, тоскливое, склизкое настроение. Конечно, это тоже из разряда глупых мыслей. Грусть можно перебороть, а мигрени – это болезнь, и желать самому себе заболеть… нездоровая вещь. Ха, тавтологизм. И вот ещё одна глупая мысль.

Сол вздохнул, но на этот раз мысленно. Не хотелось, чтобы Ю Ра что-то заподозрила, в конце концов, не такие у них отношения (если их связь можно назвать отношениями, а не пролонгированным ситуэйшеншипом), чтобы утяжелять их негативными чувствами. Тем более это без причины и не по-настоящему, просто солнце исчезло и без него тяжко, и даже если бы эта проблема была бы настоящей проблемой, её не решить, так и смысла об этом говорить нет. Не за чем приносить негатив по утрам!

Глава 6

Бон Ча сидела в плетенном кресле на веранде кафе со слишком длинным названием, чтобы его запомнить, так что все называли его просто “НННГ”. Аббревиатурненько. Часовая башня четкими черными линиями вырисовывалась на фоне облачного неба, Бон Ча поморщилась, касаясь указательным пальцем виска, тиканье сегодня было особо безжалостным. Но оно же всегда звучало, так что не было смысла жаловаться. Кружка с кофе и блюдце с круассаном мелко подрагивали, по черной, горькой даже по запаху жидкости, шли круги.

Часовщица появилась с запахом горящих березовых дров, сегодня на ней был кожаный костюм для верховой езды, по сумкам на бедрах шли узоры в виде болтиков и гаек, на шее висела цепь, кажется, велосипедная, судя по пятнам смазки на коже. Бон Ча удержала лицо, не поморщилась, хотя и запах, и черная кайма под ногтями у Часовщицы зажигали в ней реакцию бей-беги. Хозяйка Башни схватила круассан и распотрошила, пачкая ногти в миндальном креме.

– Принесла? – она наклонилась вперед, упираясь локтями о столик.

Бон Ча наклонила голову, не сводя с нее взгляд, и аккуратно положила синюю папку.

– Хорошая девочка, – зубасто улыбнулась Часовщица, откидываясь назад и раскрывая документы. – Хотя никогда бы не подумала, что такая собачка рявкнет что-то против хозяйки.

– Ю Ра ошибается, – холодно произнесла Бон Ча, ровно и настойчиво смотря на Часовщицу своими черными глазами, – под твоим управлением город пойдет по лучшему пути.

– Да-да, поставим Мацури на правильные рельсы, – отмахнулся Часовщица, пролистывая счета. Она постучала стопкой по столу, выравнивая листы, и бросила в папку. – Сметы не хватает.

Часовщица схватила Бон Ча за руку и внезапно все тиканье прекратилось, ее глаза засияли золотым, а Башня, казалось, приблизилась. И из-за резкой тишины в голове, Бон Ча чуть не стошнило, словно она все это время ехала в вагончике на американских горках и вдруг остановилась, а мир продолжил кружиться.

– Принеси смету в среду, дорогая, – прошептала Часовщица ей на ухо, сжимая ладонь до боли и захрустевших костей, – иначе я никогда на тебя не посмотрю.

Бон Ча моргнула пару раз – перед ней на столике стояла кружка с остывшим кофе, по черной, горькой даже по запаху жидкости, расползались круги, от круассана остались крошки. Тик-тик, тик-так стучало за висками. До назначенного дедлайна оставалось семь дней.

Кто рос в Мацури знал одно: не пытайся убить время, догонит и настучит. Бон Ча потерла виски и достала из сумки флакончик с таблетками. Люкас Фармацевтик изготавливал лучшие обезболивающие, и даже если не считать этого, Бон Ча выбирала их, просто потому что ей они доставались бесплатно (по знакомству, через Ю Ра). Порой возникало желание отдасться ему на эксперименты, чего стоит потеря времени и, возможно, здоровья, если будет шанс получить лекарство от часовых мигреней – с меньшим количеством побочных эффектов, с пролонгированным действием… а может даже с эффектом панацеи, полное излечение после одной капсулы. Хотя нужно быть реалистом – после курса на месяц.

Бон Ча покачала головой и запила таблетку холодным кофе. Горький вкус взорвался во рту, но она удержала лицо, как и всегда.

Ей часто приходилось делать это – претворяться невозмутимой, такой, которую неспособно поколебать ни внезапное затмение, ни падение акций, ни случайное землетрясение, ни звонок в три часа дня от твоего начальника с жалобным мурлыканьем “помоги, я убила сенатора”. На самом деле никого Ю Ра не убила, это был сердечный приступ, можно обвинить ее в том, что она не смягчила свою речь и просто поставила условия, но во имя Полуночи, если занимешься в политике, то должен был бы и шкуру потолще нарастить. В тот день пришлось вызвать Алтына… еще одного братца Ю Ра.

Бон Ча хмыкнула про себя. Весь мир завязан на фамилии М. Еда, лекарства, транспорт, законы, надежда – чем ближе ты к этой семье, тем больше понимаешь, что никто и ничто не способен жить без них. Кроме аномалий. Кроме Часовщицы. Может, поэтому Бон Ча так хотела, чтобы тиканье прекратилось, чтобы в ее голове возникла и осталась тишина, чтобы хоть раз уснуть в полной темноте и без теней, складывающихся в абрис Часовой Башни.

“Но если, – думала она, – М-групп управляют всем, зачем им другие страны и другие правительства? Для того, чтобы играть было веселее?” Мысли все равно приходили к одному и тому же заключению. Не важно, все это не важно, она же ничего не может сделать, чтобы изменить это, да и нужно ли менять – не ломай то, что работает.

И все-таки… через семь дней она принесет последние документы, передаст Часовщице и прекратится неумолчное тиканье, биение курантов перестанет влиять на ее жизнь этими ненормальными, аномальными ударами. Ю Ра не узнает. А что она не знает, то и не может ей навредить, пока Часовщица не превратит весь Матцури в огромную, единую сеть шестеренок для своей Башни. И тогда она повернет время вспять или ускорит его, или остановит, хорошо бы, если бы остановила, Бон Ча определенно нужен выходной.

Это как между молотом и наковальней. М-групп или Часовщица. Власть и деньги или аномалии и время. Кремний или бронза. Дракон или тигр.

Бон Ча откинула волосы за плечо, намеренно с силой проведя ногтями по коже над ухом, встряхнулась таким образом, и с более спокойно улыбкой зашла в цветочный магазин. В конце концов твои надежды и планы не имеют значения, на первом месте работа.

– Здравствуйте, – продавец поздоровался со звуком колокольчика. – Добро пожаловать в Лилейную Мастерскую.

– Добрый день… – Бон Ча не успела сказать, зачем пришла, как мир вздрогнул от первого удара.

По стенам пробежала дрожь, цветы в больших белых вазонах подпрыгнули и поникли. Мерцающая, словно покрытая телевизионными помехами (снегом), стоящая в углу розовая роза быстро-быстро проходила стадии от гниения до бутона, и снова, и снова, и снова. Милый рыжий парнишка за стойкой схватился за полку и с сосредоточенным лицом пытался устоять на ногах. Бон Ча оперлась о стойку, спокойно пережидая удары. Вот второй – и показалось, что сердцебиение сменилось на скрежет шестерёнок, но мерзкое чувство принадлежности было знакомо, не пугало (двадцать семь лет с этим жили, в конце концов) и быстро закончилось.

– Не могли бы вы принести заказ на Шу Бон Ча? Спасибо, – Бон Ча улыбнулась наполовину. Забавно. Продавец выглядел так, словно страдал от морской болезни, и эта лёгкая встряска на два часа пополудни пробила его до нутра. Каждый раз, как приходила за цветами и попадала на перемену времени, удивлялась, насколько это влияет на людей и насколько мало они пытаются это скрыть. Неужели так нравится выглядеть слабаками?

Наконец, Ник (на бейджике было написано) оторвался от полки с лентами и упаковочной бумагой и пошел к холодильникам. Букет сегодня был из клематиса, роз, эвкалипта, эустомы и ещё двух видов роз. Зелёные части менялись, но клематисы и розы оставались неизменными. Однажды Бон Ча хотела заказать букет из роз и сирени, но получилось не гармонично и странно, ещё и чувство какое-то кислое вызвало внутри. Так что уже пять лет, как она работала на Ю Ра, Бон Ча приносила в ее кабинет раз в неделю букет – для красоты, для атмосферы, во имя воспоминаний.

Все же они в школе дружили. Что-то нежное осталось, не смотря на… не важно.

***

Дождь лил как из ведра, асфальт покрылся блестящей пленкой, скользил под туфлями. Бон Ча стряхнула капли со лба, челка задралась как у попугайчика. Ю Ра поливала свою биту, зажимая до половины краник на питьевом фонтанчике, а успевшая свернуться кровь тяжело сходила с шипов колючей проволоки, в которую была обернута бита. Дыхание вырывалось белым дымом, редкие лужи покрылись ледяной корочкой.

Бон Ча поморщилась, чувствуя как пульс стучит в такт тиканью часов с Часовой башни. Этот звук преследовал ее с детства, поддерживая уровень ярости на три из десяти. Словно тот зеленый великан из комиксов “мой секрет в том, что я постоянно зол”, Бон Ча все время была на взводе, но старалась не показывать этого. Зеленый такой уродливый цвет, черный намного лучше.

Детская площадка была пуста в этот час. Дождь надоедливо стучал по жестяной горке, скрипели качели, шевелясь на ветру. Ю Ра постучала битой о пятку кроссовки, сбивая остатки воды, и откинула волосы на спину. Бон Ча засмотрелась – даже после драки, потная, с синяками и царапинами, с вырванными пуговицами на рубашке, с разорванной до колена юбкой, без чулка – Ю Ра выглядела как с обложки, а ее розовые волосы даже не спутались, легли шелковистой волной, как из хорошо отретушированной рекламы шампуня. Что-то сжало ее сердце. Зависть? Как этой девчонке из семьи М всегда удавалось так хорошо выглядеть в какие бы ситуации они не попадали бы? Дело в фамилии или это лично Ю Ра?

Бон Ча посмотрела на свои руки: костяшки разбиты, пальцы опухли, один ноготь сломался до мяса – и как в таком состоянии снимать кастеты? Она вздрогнула, когда холодная ткань коснулась ее ладони. Ю Ра сосредоточенно стирала с нее кровь, на юбке не хватало большого куска ткани.

Луна выглянула из облаков, парк и так был освещен фонарями, но только с лунным светом все показалось по-настоящему ярким. И все это как прожекторы – на Ю Ра, а из-за того, что она стояла рядом с Бон Ча, прикасалась к ней, держа за ладонь крепко и осторожно в то же время, утешая боль холодной водой и дуновением… это вдруг стало невыносимым, ее голова закружилась, Бон Ча прикрыла глаза от нестерпимого света – и упала вперед.

От Ю Ра пахло духами, а ведь в школе запрещали их носить, духами, потом, мокрой землей и солнцезащитным кремом, хотя эта штука уж точно не должна была иметь запаха. Бон Ча прижалась лбом к ее плечу.

– Все будет хорошо, – Ю Ра похлопала ее по спине.

– Ты не можешь знать будущее. Пумы не успокоятся после одной встряски, их и десять не отвадит! Я… прости меня. Если бы я только смолчала, девочкам не пришлось бы…

– Тшшш, – Ю Ра обхватила ее за щеки, Бон Ча от неожиданности замолчала, уставилась на подругу, не моргая. – Все будет хорошо. Все будет хорошо, я ни в чем тебя не виню и уверена, что остальные того же мнения. Если бы ты смолчала, – Ю Ра хмыкнула и пригладила ее челку, – мы бы уважать тебя перестали. Ты ведь моя смелая и дерзкая Бон Ча, да?

– Твоя… – Бон Ча крепко зажмурилась, открыла глаза и сделал шаг назад. То, что Ю Ра не винила за эту заварушку только сильнее сжало ее сердце, как можно быть настолько хорошей? Бон Ча еще расти и расти до нее, и сможет ли она вообще когда-нибудь подняться на уровень Ю Ра.

В конце концов она красива, умна, сильна, спортивна, из хорошей, семьи с достатком. Такой уровень как небесный остров, только избранные получают шанс приблизиться.

Ю Ра зацокала языком, поднимая руки Бон Ча и пробуя стянуть кастет. Хоть Бон Ча и удержала лицо, все равно вздрогнула, а подруга это заметила и вздохнула.

– В травмпункт или к Алтыну?

– А твой брат чем помочь может, он же не врач?

– Ирвин не врач, а Алтын протезами занимается, – Ю Ра улыбнулся, – и уж если он может металл присоединить к руке, то и убрать сможет. Поехали, я тебя в таком состоянии не оставлю. Тем более у нас завтра уроки еще, довезу утром. Согласна?

Бон Ча посмотрела на нее: такое светлое лицо, такие яркие глаза (хотя если так близко смотреть, то видно, что тушь осыпалась и размазалась по морщинкам под глазами) – и зачарованно кивнула. Она бы пошла за Ю Ра на край света и дальше – Бон Ча решила в тот миг.

И она еще долго придерживалась того же мнения. Хотя такая преданность не всегда приводила к хорошим ситуациям, что уж говорить об окупаемости. Но рыцарь служит принцессе не нуждаясь в награде и не страшась вызовов, так и Бон Ча оставалась с Ю Ра.

Даже когда она была совершенно не права. Взять хоть тот случай с Маджентой (то еще имечко). Девчонка, конечно, берега перепутала, приперлась в школу с розовой шевелюрой и с сумкой, такой же какую братья купили Ю Ра, еще и после всех слов не перестала упрямиться и не перекрасилась. Как посмела простушка претендовать на цвет семьи М?.. Но все же брить ее налысо, возможно, было капельку чересчур.

Но Бон Ча привязывала Мадженту к стулу, Ю Ра воспользовалась бритвой, а Некси и Амайа стояли на стреме.

И ведь потом ещё много чего случилось. Пумы не раз и не два пытались отнять их территорию. Бон Ча отправилась служить, а Ю Ра – учиться заграницу.

И вот теперь она работает на нее.

Бон Ча зашла в кабинет, едва сдержав дрожь от взгляда на стену, состоящую из шестеренок, Часовщица пользовалась этим “запасным входом”, и поставила букет на стол. Отчего-то Бон Ча сегодня совсем в мыслях потерялась, школьные времена вспомнила… она сжала дрожащие пальцы и раздражённо посмотрела на руки. А это откуда? Часы же не бьют. От нервов? Все наверняка от нервов.