Развод в 37. Жизнь только начинается!

Пролог

Дочка стоит перед зеркалом, расчесывает длинные тёмные волосы. На тумбочке ее телефон, включена какая-то музыка, и моя крошка подпевает. Она будто вся в этом моменте – двигает губами в такт, иногда закрывает глаза, немного покачивается. Я же стою у двери, наблюдаю. Сердце сжимается от нежности.

Сабина не замечает меня. Занята собой, своей маленькой вселенной, где нет забот и боли. Но вот музыка стихает. Выражение ее лица меняется. Дочь вдруг трогает своё отражение кончиками пальцев, смотрит на него с какой-то странной грустью. Ее губы дрожат, а из глаз медленно текут слёзы.

Я не двигаюсь. Я даже дышу тише. Хотя хочется рвануть к ней и спросить, что произошло.

Если я живу, если терплю, если остаюсь здесь, в этом гребаном доме, то только ради нее. Ради того, чтобы у нее был мир, стабильность, семья. Пусть и такая. Потому что я знаю: если уйду, если все разрушу, она будет страдать. А ее слезы – единственное, чего я боюсь больше всего в этой жизни.

– Мама! Мамочка, – вдруг произносит дочь и начинает плакать громче. Сначала мне кажется, что она заметила меня. Но потом понимаю, что нет. Она не сдвигается с места.

Сабина шмыгает носом, потом касается подбородка. Проводит по лбу.

– Мамочка, давай сбежим отсюда. Пожалуйста.

Мое сердце разрывается на части.

– Сабина, солнышко! – Подбегаю к дочери. Она сразу же разворачивается и бросается ко мне в объятия. – Ты чего плачешь, родная?

Дочь заглядывает в мои глаза. Точно так же, как секунды назад касалась своего лица, сейчас трогает мое.

– Больше не болит, мам? Все? Не болит?

Она вчера стала свидетелем сцены, как муж избивает меня. Спрятавшись под диваном в гостиной, смотрела, зажав рот ладонью. Я заметила не сразу. Иначе не позволила бы.

– Не болит, родная. Все прошло. Тебе в школу пора, милая.

– А ты поедешь со мной?

– Поеду, конечно.

Замажу лицо макияжем и поеду. Синяков не будет видно. Отпустить дочь одну не могу. Не доверяю ни водителю, которого нанял муж, ни охране.

– А можно я сегодня останусь дома? – осторожно спрашивает Сабина.

– Нельзя. Тебе нужно учиться.

Она кивает, не спорит.

Феликс вряд ли поедет на работу, а я не хочу, чтобы дочь наблюдала за очередным концертом.

– Сегодня бабушка с дедушкой прилетят. Ты знала?

– Угу. Мне нужно ужин приготовить.

– Чтобы папа не разозлился, – продолжает она вместо меня, а потом поджимает губы.

Сабине девять лет. Она очень умная, догадливая девочка. Но в то же время трусливая. Она может упасть в обморок, услышав чей-нибудь крик. Да, это травма. С самого детства ее отец орет даже на пустом месте…

– Больше не плачь, ладно?

– Хорошо, – кивает и быстро вытирает лицо маленькими пальчиками. – Больше не буду.

И снова этот взгляд, полный боли…

Мы одеваемся. Заплетаю дочери косички, а потом принимаюсь за макияж. Не успеваю закончить, дверь распахивается. Феликс заходит в комнату, смотрит на дочь, потом на меня.

– Куда это мы наряжаемся?

Сабина прижимается к моему боку.

– Дочку нужно отвезти в школу.

– Сам подвезу. Смывай с лица это говно и иди готовить ужин. Вечером родители приедут. И не смей ничего лишнего сказать при них, ясно?

– Кто Сабину отвезет?

– Не твое дело.

– Она выросла, Феликс. Я не хочу, чтобы Сабину отвозил кто-то левый…

– Это не тебе решать.

Знаю, напрашиваюсь. Муж терпеть не может, когда я с ним спорю. Но тут речь о дочери.

– Иди в мою машину, Сабина.

– Папа, я с мамой хочу…

– Иди, сказал, и сядь в мою машину! – рявкает так, что дочь вздрагивает.

Посмотрев на меня и получив кивок, она выбегает из комнаты.

– Ты пугаешь ребенка. Она на тебя взглянуть боится, – встаю с места.

– Так пусть не пялится! Характером точно в тебя. Спорит даже на пустом месте.

– Это не так. Я всю жизнь тебе подчинялась, но тебе все мало! Приди уже в себя. Ты стал для нас чужим человеком, от которого мы мечтаем избавиться!

Запрокинув голову назад, Феликс хохочет, вызывая во мне рвотный рефлекс.

– А я прямо обожаю вас!

– Так не держи нас рядом, раз терпеть не можешь! Отпусти! Иди, живи со своей любовницей! Вообще не интересуйся нами!

Резко перестав смеяться, муж сжимает челюсти. Подходит ко мне и одним резким движением хватает за горло, давит, перекрывая путь к кислороду.

– Больше ни слова про любовницу, ясно? Она моя. Ты – тоже. И никуда от меня не денешься! – Он толкает меня к кровати. – Отвезу Сабину в школу. Чтобы к моему приезду ужин был готов. Поняла?

Я молчу, глядя ему в спину.

«Чтобы ты сдох!» – умоляю мысленно.

Мы вместе тринадцать лет. Меня выдали за него насильно, не спросив моего мнения. Первые три года я пила тайком таблетки, не хотела забеременеть. Но в итоге врач раскрыл мой секрет. В ту же ночь муж обошелся со мной как зверь. Спустя пару месяцев я увидела на тесте для определения беременности две полоски. Не хотела я этого малыша. Не хотела, чтобы он повторил мою судьбу. Но и сделать с этим ничего не смогла.

Потом родилась Сабина. Снова оскорбления, обвинения. Я была обязана родить сына, а тут девочка…

Столько лет я пытаюсь избавиться от этого брака. Но все тщетно. Никто меня не понимает. Ни родители, ни брат, ни семья мужа. Они считают, что я зажралась.

Ведь у меня есть все: дом, деньги, дорогая одежда, украшения, забитый продуктами холодильник. Все, кроме покоя и счастья.

Спускаюсь на кухню. Занимаю себя готовкой. Но расслабиться удается лишь после того, как получаю сообщение от дочери, что она в школе и с ней все в порядке. Это значит, Феликс вот-вот появится.

Он вчера больше часа со своей любовницей на балконе разговаривал, пока я лежала в кровати. Слышала каждое его слово, но уснуть не могла. Хоть и очень хотела.

Меня никак не трогают его походы налево. Совершенно. Пусть с кем угодно спит, лишь бы меня не трогал.

Но я узнала одну вещь: он боится своих родителей. Слышала, как он сказал, что не хочет, чтобы они узнали о его так называемой второй семье.

Не знаю, осмелюсь ли я, но очень хочу показать всем истинное лицо Феликса.

Дочь возвращается ближе к шести. Заставляю ее перекусить, а потом отправляю заниматься уроками. Лишь через полтора часа она снова приходит ко мне. В тот момент, когда кто-то нажимает на дверной звонок.

Иду открывать. Там родители мужа. Обнимают меня, здороваются, делают вид, что не замечает мою разбитую губу. Ничего не спрашивают.

Свекр куклу для Сабины купил. Дочь, забрав ее, благодарит и относит в комнату.

– Проходите, присаживайтесь, – жестом указываю на накрытый стол.

– А Феликс где?

– Я здесь, – спускается муж по лестнице. – Соскучились, кажется?

– Да, и проголодались ужасно, – отвечает свекр.

– Альбина, все готово? – как-то чересчур вежливо обращается ко мне муж.

– Да, располагайтесь.

Снова раздается дверной звонок. В этот раз мои родители и брат. Я не знала, что они тоже приедут… Для меня это стало сюрпризом.

Расставляю оставшиеся блюда на стол. Пока гости вместе с Феликсом сладко обсуждают будущее Сабины, о котором на самом деле кроме меня никто не думает, я смотрю, чего не хватает на столе.

– Садись, Альбина. Все есть, – хлопает на место рядом с собой Феликс. И улыбается так, что мне противно становится.

Опускаюсь на стул, но при этом смотрю на дочь. У нее глаза грустные, пальцы, которыми сжимает вилку, дрожат.

– Мам, я поела, – отзывается она тихо. – Могу подняться в комнату?

– Конечно, – киваю и перевожу взгляд на свекра. – У нее уроки. Нужно успеть до завтра все выполнить.

– Конечно. Учеба – самое главное, Сабиночка, – вклинивается свекровь. – Иди.

Смотрю вслед дочери. Кусок в горло не лезет. Все тело дрожит, потому что телефон мужа, лежащий на столе, вибрирует. На экране имя некого «Семена». Это любовница моего мужа…

Если сегодня этого не сделаю, то не сделаю никогда…

Резко подхватив мобильный, поднимаюсь с места. Феликс смотрит на меня с распахнутыми глазами, как и все сидящие за столом.

– Положи телефон на место, Альбина.

Задыхаюсь. От злости трясусь.

Не отступлю. Не сегодня!

– Пусть все узнают, – проговариваю сквозь стиснутые зубы.

– Альбина!

Принимаю звонок и сразу ставлю на громкую связь.

– Милый, мне нужно тебе кое-что сказать! – раздается из динамика женский голосок. Муж сжимает кулаки, скрипит зубами. Дергается в мою сторону, но я оббегаю стол и оказываюсь от него далеко. – Феликс, любимый, я тут нервничаю немного. Тест для определения беременности сделала. Представляешь, две полоски! Это же положительный результат, да? Я так переживаю, уже ничего не соображаю! Я наконец-то рожу тебе сына, о котором ты так мечтаешь!

Глава 1

– Мам, а когда мы поедем к дяде? – спрашивает дочка, сидя за столом на кухне, пока я готовлю ее любимый пирог.

Поездку планировали на сегодня, но Феликс как всегда в своем репертуаре. Ни слова не ответил, когда я сказала, что мы хотим к Вадиму. Промолчал, оделся и ушел. Он любит так себя вести.

– Не знаю, родная. Когда отец согласится…

– Он не согласится, – грустно замечает Сабина. – Он всегда против.

Мое внимание привлекает шум во дворе. Подхожу к окну и вижу машину мужа, которая заезжает во двор. Его люди сразу подходят к нему. Он, выйдя из машины, жестикулирует руками, что-то им объясняет. А потом заходит в дом.

– Приехал. Спрошу, может, не станет возражать.

– Нет, не спрашивай, – качает дочь головой. – Он снова ругаться будет. Не обязательно ехать к дяде. Лучше во дворе в беседке порисуем что-нибудь…

– Хорошо. Тогда иди собирай карандаши, фломастеры… Закончу с пирогом и выйдем.

Дочь выбегает из кухни, а я, помыв руки, вытираю их и иду к кабинету мужа, заранее зная, что он там. Любит прятаться в том помещении. И пить…

Останавливаюсь у приоткрытой двери, услышав его голос. Меня потряхивает от его слов:

– И я по тебе соскучился, малыш…

Малыш, черт побери… Тошнит, вот реально.

– Как разгребусь с делами, так приеду. Будь готова… Ты мне кое-что обещала, не забыла?

Что-то пошлое обещала, однозначно.

Подождав еще несколько секунд, захожу в кабинет. Феликс сразу же отключается и бросает телефон на стол. Ведет себя так, будто боится моей реакции. Хотя я прекрасно знаю, что ему плевать.

– Мы с Сабиной к моим родителям поехать хотим… – начинаю, стоя напротив стола мужа.

– Поезжайте, – машет он рукой, глядя на меня исподлобья. – Водитель во дворе. Но не сейчас, а вечером.

Хмурюсь. Почему именно вечером – я понятия не имею. Но сдается мне, что муж помчится к своей любовнице. Ну и ладно. Мне это на руку.

– Отлично. Спасибо.

Выхожу и вижу, как Сабина спускается по лестнице со своим рюкзаком.

– Я готова! – радостно сообщает.

– Сейчас пирог вытащу из духовки и приду.

Выходим во двор. Идём к беседке.

Вокруг куча мужчин, но мы к этому уже привыкли. Последние полтора года наш дом постоянно окружён охраной. Не пойму, для чего это нужно. То ли у Феликса серьезные проблемы, то ли ещё что.

Бумага шуршит под легкими движениями карандаша. Сабина, нахмурив брови, сосредоточенно выводит линии, ее маленькие пальцы едва заметно дрожат от напряжения. Я сижу рядом, наблюдая за ней, и не могу сдержать улыбку.

Ветер играет в ее волосах, легкие пряди выбиваются из косы, щекочут щеки. Она машинально сдувает их, не отрываясь от рисунка, и что-то бормочет себе под нос. Я знаю – она полностью в процессе. В своем мире. Там, где никто не кричит, где нет страха, нет боли. Только бумага, краски и ее воображение.

Я горжусь дочерью. Так сильно, грудь сжимается от нежности. Как можно в таком возрасте настолько тонко чувствовать, так красиво передавать эмоции через цвет и форму? Ее рисунки – это не просто детские каляки-маляки, в них есть душа. Настоящая, глубокая.

Но здесь, в этом доме, ей никогда не дадут раскрыться. Никогда не оценят ее талант. Ее отец… Он не относится серьезно к ее творчеству. Несколько раз я пыталась достучаться, но тщетно. Дочь ничего не добьется, пока живёт в этом доме, которая больше похожа на золотую клетку.

Я сжимаю зубы, прогоняя эту мысль. Сабина должна выбраться отсюда. Должна жить в месте, где ее любят, где ценят каждую ее эмоцию, каждую мечту.

– Мам, смотри! – дочь поднимает голову, протягивая мне лист. Ее глаза сияют – так, как сияют только у детей, когда они ждут одобрения.

Я смотрю на рисунок. И чувствую, как горло сжимается от эмоций. Она нарисовала нас. Меня и ее. Мы держимся за руки. А вокруг – солнце, цветы, и никакой тени от высоких стен этого дома.

Она тоже хочет выбраться. Хочет оказаться там, где ей будет по-настоящему хорошо. Где нет места Феликсу, хоть он и ее отец…

– Очень красиво, родная. Я в восторге.

– Мамуль… – Дочь обнимает меня и кладет голову на мои плечи. – Я так хочу уехать отсюда… Далеко-далеко.

Я тоже, милая. Я тоже.

– Давай нарисуем красивый дом? В каком бы ты хотела жить…

– Хорошо.

Сабина берет чистую бумагу и берется за дело. Я машинально провожу рукой по волосам дочери, поправляя выбившуюся прядь. В этот момент чувствую, как на мне задерживается чей-то взгляд.

Поднимаю глаза и сразу встречаюсь с ним.

Охранник. Один из людей моего мужа. Стоит чуть поодаль, привалившись к колонне беседки, и смотрит прямо на меня. Глаза ленивые, наглые. Улыбка – противная, неприятная. От которой пробегает холод по спине. А потом он вдруг подмигивает.

Меня передергивает.

Я тут же возвращаю внимание обратно на рисунок Сабины, но ощущение чужого взгляда не исчезает. Напротив, кажется, он прожигает во мне дыру.

Мне никогда не нравилось окружение мужа. Эти люди – не просто охранники. Они чувствуют свою власть, свою безнаказанность. И каждый раз, когда я сталкиваюсь с кем-то из них, внутри поднимается тошнота. Они прекрасно знают отношение мужа ко мне и нашей дочери. Знают, что он никогда не поддерживает нас. Даже когда водитель оскорбил меня, Феликс встал на его сторону. Поэтому неудивительно, что ведут эти люди себя так нагло.

– Мам, а тебе нравится? – звонкий голос Сабины вытаскивает меня из мыслей.

Я моргаю, сосредоточившись на ее рисунке, заставляю себя улыбнуться.

– Очень, милая. Ты умница.

Но внутри остается неприятный осадок. Я изо всех сил стараюсь не показывать дочери свои переживания.

Около часа ещё проводим тут.

Сабина выводит линии осторожно, старательно. Маленькая ручка крепко сжимает карандаш, и на белом листе медленно появляется дом.

– Смотри, мама, – шепчет она, проводя последний штрих на крыше.

Я наклоняюсь ближе. На рисунке – одноэтажный дом с большими окнами. Светлый, такой красивый. Вокруг него аккуратно расставлены кусты роз. Их бутоны яркие, живые.

Высокий деревянный забор. Не суровый, не закрытый от мира, а тёплый, домашний, с красивыми узорами на досках.

Сабина улыбается, чуть наклоняет голову, любуясь своим творением.

– Здесь можно жить счастливо, правда? – спрашивает она, все еще глядя на рисунок.

Я не сразу нахожу, что сказать. Но киваю.

– Конечно, милая. Конечно.

– Альбина! – слышу я голос мужа. – Сюда! Живо!

Сабина быстро собирает вещи в портфель, прячет рисунки. Ведь знает, что Феликс начнет кричать сильнее, если увидит их.

Заходим в дом.

– Иди в комнату и не спускайся.

– На что снова папа разозлился? Мы же ничего плохо не делаем.

Не делаем. Мы никогда ничего плохого не делаем, но он все равно находит повод орать.

– Беги к себе, родная.

Жду, когда она поднимется. Лишь после того, как слышу хлопок двери, иду в кабинет Феликса.

– Что случилось? Ты почему кричишь?

– Какого черта с охранником переглядываешься?

– Что?! – моему возмущению нет предела. – Ты совсем свихнулся? Что ты несёшь?

– Я все видел. Хватит отрицать! – схватив меня за руку, дёргает на себя. – Значит, тебе мало меня, да? Решила на стороне интрижки завести?

– Что за бред? Господи, да ты лучше своих псов убери от жены и дочери как можно дальше! Все ты видишь не тем местом! Отпусти! Не трогай меня!

– Не трогать? Я имею право делать все, что хочу! Ты моя жена, ясно?

– Жена? – усмехаюсь. – Почему-то ты это вспоминаешь, когда нужно на ком-то отыграться! Боже, да меня тошнит от тебя!

– Тошнит, значит?! Ну я тебе сейчас покажу! – Муж толкает к дивану, а сам нависает сверху. – Как надо поимею, а потом отправлю к тому охраннику. Пусть он тоже наслаждается.

Глава 2

– Что ты делаешь?! Не трогай меня, слышишь?! Не трогай!

Всё происходит слишком быстро.

Я даже не успеваю понять, что случилось. Как мы опять докатились до такого состояния, по какой причине муж взбесился. И почему я снова во всем виновата…

Его рука резко взлетает, а потом со всей силой обрушивается на мою щеку. Голова дергается в сторону. Мир перед глазами плывет. Горячая, обжигающая боль мгновенно разливается по лицу.

– Ты что, думаешь, я слепой?! – Его голос, полный ярости и презрения режет слух. – Флиртуешь прямо у меня под носом?!

– Ч-что?.. – До меня все доходит слишком поздно. Опять я не успеваю осознать смысл сказанного, как следует еще один удар – на этот раз сильнее, хлеще.

Я падаю на пол, инстинктивно хватаясь за ноющее лицо. Щеки пульсируют болью, губы дрожат.

Муж стоит надо мной, тяжело дышит, сжимает кулаки. Глаза темные, злые, полные ненависти.

Я не двигаюсь. Только сквозь шум в голове слышу, как бешено колотится собственное сердце.

Нужно встать. Нужно подняться к себе, а лучше в комнату Сабины, но… Нет ни сил, ни желания.

Я не могу. Если она увидит меня в таком состоянии, снова будет долго в себя приходить. Задавать вопросы, что я опять сделала не так, раз папа ударил меня.... Да, она прекрасно понимает, что для Феликса не нужны причины, чтобы побить меня. Но в то же время не понимает, почему ее отец такой…

Я закрываю глаза и делаю неглубокий вдох. Лицо пылает, словно его облили горячей водой. Во рту соленый привкус, руки дрожат.

А он все еще стоит рядом. Смотрит сверху вниз.

– Ты ненормальный, – сплевываю на пол кровавую слюну. – Ненормальный, слышишь? Тебе нужно лечение! У тебя голова не работает.

Феликс злится сильнее, но мне совершенно плевать. Потому что он в последнее время переходит все границы дозволенного. Еле встаю на ноги, покачиваясь, пытаюсь удержать равновесие. Но перед глазами плывет. Прыгают разноцветные мушки.

– На себя посмотри, дура. Выглядишь как попрошайка, – рычит муж, надвигаясь. А я с каждым шагом отступаю назад.

– Был бы нормальным мужиком, я выглядела бы лучше. Ты настолько тупой, что не видишь дальше своего носа. Твои псы, которых ты нанял, издеваются надо мной. А все потому, что ты унижаешь меня перед ними. Обращаешься так, будто я кусок дерьма, а не жена и мать твоего ребенка! Вот они и ведут себя наглее некуда! Хватит! Хватит уже! Либо дай мне развод и живи своей жизнью, либо просто не трогай. Не лезь к нам, ясно?

– Мои охранники ведут себя так, как ты заслужила.

– Я заслужила, чтобы такие же дебилы, как ты, строили мне глазки? Мне хватает одного ебанутого на всю голову, как ты! Второго мне и не нужно, ясно? Я сегодня к брату поеду, Сабина давно просится! И только посмей отказать! Клянусь, всех на ноги подниму! И да, ты еще радуйся, что я в полицию не звоню! Может, ничего в итоге с тобой и не сделают. Ты вытащишь себя погаными деньгами, но репутация пострадает! Понял?!

Феликс всегда, когда злится или если я его как-то задеваю, запрокидывает голову назад и хохочет как ненормальный. Это он таким образом свою злость скрыть пытается, но я слишком хорошо его знаю.

– Ты, дура, еще смеешь угрожать мне? Ты? Да кто ты такая? Я не только тебя, но и всю твою семью уничтожу! В первую очередь брата!

Закатываю глаза и, скрестив руки на груди, вздергиваю подбородок.

– Придет время, Феликс, и я на все плюну. Я была слишком молчаливой, тихой и послушной, когда замуж за тебя выходила. Но ты сделал меня сильной, за что я тебе благодарна. Всему свое время… Клянусь, однажды я тебя уничтожу. Собственными руками сдам властям.

Под хохот мужа я выхожу из кабинета. Мысленно проклинаю того придурка, который смотрел на меня во дворе. Пусть горит в аду. Сукин сын. Клянусь, если он попадется мне на глаза, я выскажу ему все, что думаю.

Лестница кажется бесконечной. Каждый шаг отдается тупой, ноющей болью. Лицо по-прежнему горит, будто его обожгли кипятком, а внутри все выворачивает от отчаяния.

Я почти не чувствую правую щеку. Пальцы дрожат, когда дотрагиваюсь до неё – она пульсирует. Хочется завыть от боли, но я сжимаю челюсти, не позволяя себе сломаться.

Добравшись до комнаты, сразу иду в ванную. Включаю холодную воду, опускаю голову и подставляю лицо под ледяную струю. Холод пронзает кожу, но боль не уходит. Только усиливается осознание того, что меня убивают. И морально. И физически… Мучительно медленно…

Я закрываю глаза и впиваюсь пальцами в край раковины.

Как выбраться отсюда? Куда бежать? Где спрятаться, чтобы он не нашёл?..

Но ответа нет. Только страх. Только беспомощность. Осознания того, что я всю жизнь проживу таким образом…

Я резко вдыхаю, выпрямляюсь и смотрю в зеркало. Губа рассечена. Щека опухла. В глазах пустота. Усмехаюсь собственному отражению. Мысленно проклинаю себя, что я такая слабая, беспомощная, ни на что не способная глупая женщина, которая не может защитить не только себя, но и своего ребенка.

Медленно вытираю лицо полотенцем. Пытаюсь сделать вид, что ничего не случилось. Именно в этот момент дверь открывается.

Я поворачиваюсь и встречаюсь с огромными, полными слез глазами Сабины.

Она смотрит на меня. Смотрит и молчит. Ее губы начинают дрожать.

А я не знаю, как объяснить девятилетнему ребенку, почему ее мама снова в синяках.

– Мамуль! – голос Сабины срывается на крик, и прежде чем я успеваю что-то сказать, она бросается ко мне.

Ее руки обхватывают мои ноги, она зарывается лицом в ткань моего платья.

Дочь горько, судорожно плачет. Тоненькие плечи вздрагивают от рыданий, и это ломает меня окончательно.

Я пыталась держаться. Пыталась не показывать ей, как больно.

Но сейчас, когда мой ребенок цепляется за меня, дрожит от страха и плачет, что ее мама снова избита, я больше не могу сдерживаться.

Глухо всхлипываю, а потом сдаюсь.

Слезы льются ручьем. Опускаюсь на колени, обнимаю ее крепко-крепко, зарываюсь носом в теплые волосы и плачу вместе с ней.

– Все, родная, – вытерев ноющее лицо, отстраняюсь и заглядываю в глаза Сабины. – Собери сумочку, мы едем к дяде.

Дочь качает головой, недоверчиво разглядывая меня в ответ.

– Нет, мам. Нет, не хочу. Папа снова бить будет?

– Не будет, родная. Нам нужно отсюда уехать. Хотя бы на несколько часов.

«Иначе я с ума сойду», – продолжаю мысленно.

Сабина быстро скрывается в своей комнате, а я подхожу к зеркалу.

На щеке все еще пылает жар от ударов Феликса. Кожа горит. Нужно замазать, спрятать, сделать вид, что ничего не случилось.

Быстро достаю тональный крем, припудриваю лицо, закрашивая синюшные следы. Провожу кисточкой по глазам, убирая заплаканные тени. Затем переодеваюсь в свежую одежду. Забрав сумку, смотрю, что находится внутри. Я уже несколько лет храню небольшой нож. Чтобы защитить себя и дочь в случае, если псы мужа станут приставать.

Сабина выходит из комнаты с сумкой, и мы направляемся вниз. Я не смотрю по сторонам, не хочу видеть Феликса. Вести с ним какой-либо диалог.

Как только мы оказываемся во дворе, я прошу одного из водителей отвезти нас в дом брата. Передо мной сразу же возникает тот самый охранник.

Наглая ухмылка, бесстыжий взгляд…

Ощущаю вспышку ярости. Едва держу себя в руках, чтобы не накинуться на него. Жаль, что дочь рядом.

Из-за него меня избил муж. Из-за него Сабина видела моё разбитое лицо. Сукин сын. Гори в аду.

– Поехали, – говорю, чувствуя, как дергается глаз. Мне нужно остаться с ним наедине и выплюнуть ему в лицо все, что я о нем думаю. Клянусь, убью, если он хоть одно лишнее движение сделает.

Глава 3

Поездка выходит изнуряющей. Этот ублюдок будто специально петляет по улицам.

Если бы мы ехали по обычному маршруту, то прибыли на место минут десять назад.

– Долго еще? – мой голос полон недовольства, но все что я получаю в ответ – только его ухмылку.

– Торопишься?

– Мамочка, я устала, – хнычет Сабина.

– Скоро уже будем на месте.

На языке крутятся еще слова, адресованные этому ублюдку, но я прикусываю его. Моя дочь слишком часто участвует в разборках и для своих девяти лет насмотрелась достаточно. Все что я хочу – покой и счастье для нее… и для себя тоже не отказалась бы.

Глаза становятся влажными, я отворачиваюсь к окну.

Тринадцать лет пронеслись как скорый поезд. А воспоминаний на всю жизнь хватит. Я бы хотела избавиться от памяти. Забыть каждый удар мужа, каждое слово, которым он меня унижает из раза в раз.

Видит бог я хотела уйти неоднократно. И бог свидетель тому, чем это оборачивалось.

Сейчас я набралась сил. Осталось понять, как именно я смогу избавиться от этого брака раз и навсегда.

Наконец машина сворачивает на знакомую улицу. И я тихо выдыхаю, ощущая облегчение.

В какой-то момент мне уже показалось, что мы едем не по тому адресу. Что Феликс решил от нас избавиться руками этой сволочи. Прикоснись он к моей девочке или ко мне, я бы перегрызла ему глотку и оставила в муках истекать кровью.

Всех их презираю. Ни одного мужчины в том доме и в моей жизни нет. Ни одного, кто бы хорошенько отходил моего мужа, как он делает это со мной.

Надеюсь, что он хотя бы раз испытает на себе всю силу таких ударов.

Отстегнув дочь, я жду, когда машина остановится у забора и открываю дверь. Но водитель обегает капот и придерживает ее, раскрыв шире.

Он еще и руку пытается подать, которую я игнорирую ему на забаву. Потому что он очень весел.

Идиот.

Сабина, встав на землю, тут же подпрыгивает от радости и мчит по подъездной дорожке кругами. Здесь можно хотя бы дышать полной грудью.

Забираю рюкзак дочери, склонившись к машине, придерживая свою сумочку, и получаю сильный шлепок по ягодице.

От испуга, от неожиданности прикусываю язык и подпрыгиваю, ударясь головой о дверной проем. Затем засовываю руку в карман сумочки. Вынимаю нож и раскрываю его.

Выпрямляюсь и, схватив за лацкан этого козла, приставляю острие к его толстой шкуре.

– Ты что, вообще охренел, ублюдок? Страх потерял, сволочь? – рычание сопровождает каждое мое слово.

Во мне никогда не было столько ярости как сейчас.

Я уставшая, загнанная в угол женщина. И я сейчас способна надавить на нож сильнее. Я хочу это сделать, чтобы начать избавляться от грязи и мерзости в своей жизни. Например, от похотливого прихвостня мужа, решившего, что ему все можно.

– Ты хоть представляешь, в чьем доме находишься? Что с тобой тут могу сделать я или мой брат? Скотина! Не понял, да, что ты на территории не моего мужа, а моей семьи? Ублюдок со смехом поднимает руки.

– Спокойно, я еще даже ничего не сделал.

Его слова звучат обещанием. И я запечатлеваю их в памяти, чтобы носить нож вообще повсюду. Теперь я не смогу даже спиной поворачиваться к этим скотам, по ошибке относящимся к мужскому полу.

Топот ног дочери заставляет меня тут же спрятать нож и перехватить рюкзак другой рукой.

– Мам, ты идешь?

Ее красивые глаза лучатся свободой и радостью, согревая мое окровавленное сердце.

– Конечно, милая, – губы растягиваются в улыбке для нее одной.

Она кивает и срывается снова к калитке. А я поднимаю взгляд на эту падаль и, скривив лицо, словно передо мной что-то мерзкое, ухожу.

Когда колеса со свистом прокручивают пыль за моей спиной, я выдыхаю. Теперь и мне можно расправить плечи.

Каждый следующий шаг становится легче предыдущего.

И нет, в этом доме я не дождусь поддержки или даже защиты. Но все же… воздух почище и дочь счастливее.

Оказавшись во дворе, дочь радостно бежит к двери с криком «Бабуля». Я вхожу за ней и сразу натыкаюсь в кухне на маму.

Она что-то нарезает, с улыбкой разговаривая с внучкой, а когда смотрит на меня, ее глаза спокойно проходятся по мне и останавливаются на лице. Я знаю, что там просвечиваются синяки, но тратить время на долгий маскирующий макияж не стала.

– Что с тобой? – ее тон ровный до зубного скрежета.

– А что со мной, мам?

Усмешка на моих губах усталая и злая.

Я мама… Она тоже мама. Так почему я чувствую себя преданной единственным близким человеком? Почему она не может быть такой, как я, готовой сражаться за свою дочь?

– Снова поссорились с мужем? – она тяжко вздыхает и машет головой.

Так забавно, что она называет избиения «ссорами». Ведь в ее понимании, это пустяк.

– А какая тебе разница, мама? Ты все равно не поддержишь и не поможешь, тогда зачем этот вопрос?

– Ну сколько можно, Альбина? Веди же ты себя наконец хорошо. Как настоящая жена. Феликс хороший мужчина, замечательный и трудолюбивый человек. Вон, посмотри, какой у него бизнес есть. Я знаю твой характер. Знаю, какая ты упертая. На ровном месте споришь. Всегда была такой.

Из груди рвется крик. И если бы тут не было моей дочери, я бы им разбила все стекла в доме родителей. Я бы кричала, пока не кончились силы. Но даже тогда я бы набрала в грудь побольше воздуха и продолжила кричать.

– А ты матерью быть можешь? Можешь быть хорошей? Можешь защитить своего ребенка и хотя бы притвориться, что тебя заботят синяки на моем лице? Или хотя бы для приличия поверить мне. Один раз. Мам? – Она поднимает на меня глаза. – Как ты можешь быть такой черствой? Что ты вообще несешь? Какой, черт подери, хорошей женой я должна быть? Для кого? Для этого монстра?

Мое тело сотрясает от сдерживаемых эмоций.

– Альбина, – она снова со своим ровным и почти равнодушным тоном начинает читать нотации: – Я прекрасно знаю характер своей дочери, поэтому так и говорю.

– Характер? Мой? – усмешка на моих губах превращается в оскал. – Ты нихрена меня не знаешь. И нихрена не знаешь Феликса. И сейчас говоришь то, чего нет на самом деле. И быть такой матерью, как ты, я никогда не захочу, поэтому оставь свои проклятые советы для себя. Оставайся примерной женой и веди себя хорошо, у тебя это отлично получается. А я буду оставаться горой для своей дочери при любом раскладе, чтобы ни случилось, какой бы она ни была. А таких, как ты, матерями называют по ошибке.

Последние мои слова повисают в воздухе грозовой тучей.

И я бы хотела о них жалеть. Но это жестокая правда, облаченная в слова. Это то, что меня окружает.

К нам входят брат с моей дочкой. Мы с ним обнимаемся, и атмосфера, накаленная до предела минуту назад, ослабевает.

– Мам, есть хочу, – говорит он.

– Почти готово.

Она быстро закидывает в миску нарезанный салат и смешивает. Я помогаю ей накрыть, но сама не ем. У меня нет аппетита вообще. Зато Сабина съедает все и довольно откидывается на спинку стула.

– Спасибо, бабуль, очень вкусно.

Мне нравится видеть ее вне дома. Дочь распускается как цветок. Живая, яркая, эмоциональная. Она прекрасна.

В нашем распоряжении всего несколько часов. И все это время мы проводим, счастливо смеясь. Затем мы возвращаемся в клетку.

«Я бы сожгла этот дом вместе со всеми, кто в нем сейчас есть», – проносится в моей голове, когда автомобиль останавливается во дворе.

Сабина вяленькая после поездки. Ее клонит в сон и потому она с трудом выбирается из машины.

Взяв ее рюкзак, который она снова забыла, захлопываю дверь машины. Дочка прижимается к моему боку.

– Мы же поедем еще к бабушке и дяде? – спрашивает с надеждой и поднимает на меня свои осоловелые глазки.

– Обязательно, солнышко, – целую ее в макушку и веду к крыльцу.

Едва мы оказываемся у первой ступеньки, как дверь открывается. Я жду, что Феликс выйдет и тут же начнет орать. Ему повод для этого не нужен. Но вместо его тяжелых шагов слышится стук каблуков.

Передо мной появляется высокая, русоволосая девушка в пестром платье.

Она улыбается так широко, что у меня устают глаза видеть ее выбеленные зубы. За ней возвышается мой муж, а его рука, подталкивающая ее, определяет место каждого в этом треугольнике.

Феликс окидывает меня и дочь недовольным взглядом и пытается пройти мимо, но вопрос я все-таки задаю.

– Кто это?

Мне, если честно, плевать. Но в этом доме пока еще растет моя дочь. Поэтому пусть свою шлюху держит подальше от нас.

– По работе. Заходи, внутри поговорим, когда вернусь, – грубо бросает мне муж и снова подталкивает девушку.

«Сука, чтоб ты провалился на месте», – матерю его мысленно и киваю Сабине на дверь.

Глава 4

Я захлопываю дверь. В доме сразу воцаряется оглушающая тишина.

– Иди к себе, – тихо говорю Сабине.

Она молча кивает и убегает наверх, ничего не подозревая.

А я стою в прихожей и чувствую, как внутри закипает отвращение. Его слова так и звучат в голове: «По работе».

Ложь. Грязная, мерзкая ложь.

Меня совершенно не тянет к окну, но я хочу собственными глазами убедиться, что он врет. Подхожу, чуть отодвигаю штору и тут же замечаю их.

Феликс стоит вплотную к ней, почти прижимая к машине. Его рука на ее талии, он что-то шепчет, от чего она смеется, запрокидывая голову. Их пальцы на мгновение переплетаются, и я ощущаю, как всё внутри меня переворачивается.

Мне противно. Мерзко.

Я его совершенно не люблю. А если точнее… Никогда не любила. Но даже это не спасает от глухой, давящей ненависти. Он не уважает меня, не уважает нашу дочь. В этом доме для нас нет места, есть только он, его жалкие развлечения, чувства собственности. Он не отпускает нас, а по какой причине – не имею ни малейшего представления.

Зажмуриваюсь, но перед глазами всё равно так и стоит эта сцена.

Мне нужно выбраться отсюда.

Я пыталась. Аж дважды.

Когда это повторилось во второй раз, Сабине было шесть лет. Смогла сбежать, даже купить билет на автобус, чтобы уехать в другой город. Но Феликс нашел меня. А ещё два раза я писала на него заявление. Кричала, звала на помощь, когда он поднимал на меня руку. Однако каждый раз ему удавалось выйти сухим из воды. Каждый раз полицейские были на его стороне и будто не слышали, что я рассказывала. А когда муж, отняв Сабину, выкинул меня во двор, я бросилась за помощью к брату и матери, но они даже не стали слушать меня. Отправили обратно. Четыре дня я провела у подруги, но потом… Потом я вернулась. Из-за дочери. Она днями плакала, прижимаясь ко мне и умоляла, чтобы я ее не отпускала. После этого случая я перестала рыпаться.

Однако сейчас… Хочется попробовать вновь. Да, мне очень страшно. Я боюсь повторения той ситуации, но… Есть что-то, что толкает меня на такой шаг. Я устала. От его оскорблений, унижений… Устала видеть себя тряпкой. Ради дочери нужно снова попробовать сбежать отсюда…

Феликс даже не пытается скрывать свои отношения. Он целует эту девку, помогает ей сесть в машину, наклоняется, что-то говорит с улыбкой. А я стою здесь, в доме, который для меня как клетка. Не более…

Когда машина скрывается за воротами, быстро поправляю штору, разворачиваюсь и поднимаюсь наверх.

– Пойдем купаться? – с улыбкой говорю дочери, лежащей на кровати.

– Да!

Сабина бежит в ванную, я следую за ней. Теплая вода, пена, нежные мыльные пузыри – все это успокаивает. Я промываю волосы дочери, а она осторожно умывает лицо. Улыбается, глядя на меня. А у меня в голове раздрай. Думаю… Строю план побега. Хотя более чем уверена, что опять ничего не получится. Феликс меня из-под земли достанет, благодаря своим связям.

Высушиваю волосы дочери. Она тихо сидит, а я плету две аккуратные косички. Сабина смотрит на себя в зеркало, а я с любовью на нее.

Поцеловав малышку в обе щеки, вдыхаю исходящий от нее аромат.

– Беги спать, дорогая.

Но она смотрит на меня с тоской.

– Мам, останься, пожалуйста, – просит, складывая руки в умоляющем жесте.

Не могу ей отказать, ложусь рядом в кровати. Дочь обнимает меня за талию, прижимается. Я чувствую ее тепло, ее маленькие руки на своем теле.

– Мамуль…

– М-м-м?

– Давай уедем отсюда. Пожалуйста, – тихо просит она.

– Спи, родная, – глажу ее по голове.

Она засыпает, а я, аккуратно встав, чтобы не разбудить дочь, выхожу из комнаты, плотно закрыв дверь. Нужно поговорить с Феликсом. Уверена, он будет орать, но мне плевать.

Опять нахожу его в кабинете. Он делает вид, что увлечен какими-то бумагами.

– Сколько это будет длиться? – остановившись напротив, складываю руки в груди.

– Ты о чем? – Феликс невозмутим. Он даже не поднимает на меня взгляда.

– О, боже, – из горла вырывается стон. Я горько усмехаюсь, не находя слов, чтобы ответить ему. Как высказаться, чтобы его задело?

– Прекрати строить из себя идиота! Я прекрасно знаю, что ты спишь с этой женщиной. Не стыдно приводить ее в дом? В дом, где живёт твоя дочь?

– Ты опять бредишь.

– Хватит! – буквально рычу.

Подхожу к столу и одним взмахом руки швыряю все находящееся на нем на пол. Бумаги разлетаются в стороны. Встречаюсь с бешеным взглядом мужа. Все, что он может, так это поднимать руку. А мне не привыкать. Хотя бы немного выскажусь. Дальше пусть делает, что хочет. Я молю бога, чтобы рано или поздно пришел конец не только его звериным поступкам, но и ему самому. Клянусь, я пойду до конца, но выберусь отсюда.

– Что ты, сука, делаешь?

– Что я делаю?! Хватит держать меня за дуру, ясно? Хватит! Устала! Дай мне развод, потом спи хоть сразу с пятью бабами. Мне плевать! Зачем мы тебе, скажи? Для чего ты нас держишь в этой клетке, если нет ни уважения, ни любви?! Мне от тебя ни черта не нужно, но хоть о Сабине ты можешь подумать? У нее психика сломана! У нее травмы на всю жизнь!

– Какие нахер травмы? Ты что несешь? – Феликс поднимается с кресла так, что оно с грохотом падает на пол. – Единственная ее травма – это ты! Мать психичка!

– Что?! – выдыхаю я, потрясенная его наглостью. Меня колотит от нервов. – Да что ты даешь нашему ребенку кроме своих гребаных денег, в которых она и не нуждается?! Что ты ей дал за эти девять лет? Ни разу не обнял ее, не обратился нормально. Постоянно орешь! Думаешь, она на догадывается, откуда у меня на лице синяки?

– Заслужила.

– А Сабина считает, что как раз ее отец псих! Ненормальный! Верно она думает. Моя девочка умная! Догадливая! Своих шлюх имей где угодно, но не в доме, где живет твоя дочь и жена, которая мечтает от тебя избавиться! Как таких, как ты, земля носит, не пойму.

Ну вот… Снова муж запрокидывает голову и хохочет, действуя на мои нервы, которые сейчас как оголенный провод.

– Ты такая хорошая, да? Поэтому никому не нужна? Ни матери, ни брату… Ни мне, – говорит, не прекращая смеяться. – Дура, да кому ты нужна? Нет ни уважения к тебе, ни любви… В этом ты права. Но не только я тебя терпеть не могу, но и все твои близкие.

Знает, сволочь, куда бить надо.

– Все тебя бояться, потому что ты с помощью своих связей дичь вытворяешь. Не будет у тебя денег – ты для всех станешь дерьмом! Впрочем, ты и есть дерьмо, просто… Людям твое бабло и связи нужны. Вот и пользуются!

Феликс обрывает смех, смотрит на меня в упор. Вздергиваю подбородок, выдерживаю его прожигающий взгляд. Я не должна его бояться. Обязана говорить все, что думаю!

– Ты кем себя возомнила, чтобы бросаться такими словами? Ты вообще кто такая? Откуда такая смелость?

– А что ты мне сделаешь? Будешь бить? И после своей тупости считаешь себя мужиком? – из горла вырывается смех. Это от нервов. – Феликс, мне нужен от тебя развод. Больше ничего… Дочерью ты по-любому не интересуешься, она тебе не нужна. Живи со своей любовницей сколько влезет. Женись, если она тебе так нравится. Только нас в покое оставь.

– Я бы с удовольствием, – разводит он руками, мерзко усмехаясь. – Но не время. Может, когда-нибудь…

– Когда-нибудь? – вырывается с хрипом. – Феликс, ты тринадцать лет держишь меня тут. Тебе мало?

– Да. Вали нахер, пока я тебя не уничтожил, Альбина. Бесить начинаешь. Но для начала все собери, – кивает на пол. – Пока я в хорошем настроении…

Усмехаюсь, качаю головой.

– Не мужик, а дерьмо… Только и умеешь командовать, полагаясь на деньги и связи. И руку на женщину поднимаешь, она ведь ответить не сможет.

– Альбина!

– Придет время, Феликс… Я обещаю. Тебе наступит конец.

Выхожу из кабинета, захлопнув дверь. Слышу рычание мужа. Слышу, как он орет, зовёт меня. Мне бы вернуться, чтобы он не пришел за мной, не разбудил дочь. Но не могу. Не хочется, чтобы он видел мой страх. Я ему не все сказала, но на сегодня достаточно.

Беру одежду, иду в ванную. Приняв душ, ложусь к дочери. Но сна ни в одном глазу. Спустя время всё-таки решаюсь спуститься на кухню. Пить хочу. Едва оказываюсь на последней ступеньке, слышу голос Феликса. Воришкой подкрадываюсь к его кабинету, останавливаюсь у двери.

– Она начинает зубы показывать! Избавиться от нее надо, но так, чтобы не смогла ребенка забрать. Чтобы все права на нее потеряла…

Черт. По спине пробегают колючие, ледяные мурашки. Что он задумал?

– Да! Я уже знаю, что сделаю… Дело времени! Но у меня всего два дня. Чую, она вот-вот что-то выкинет…

– Сукин сын, – шепчу сквозь зубы. – Дочь я тебе не отдам! Клянусь! Умру, но с тобой не оставлю.

Глава 5

Сабина сидит за своим маленьким столиком, склонившись над листом. Рисует что-то яркое, но я почти в каждом рисунке вижу окна, стены, закрытые двери. Внутри все сжимается.

Ночью я всё думала, как быть. Глаз не сомкнула. И поняла одну вещь: дочка все реже выходит из своей комнаты. Боится, прячется, не хочет видеть собственного отца. А ведь она совсем маленькая, нуждается в отцовской любви. Однако она ему нужна лишь для каких-то целей…

Спускаюсь на кухню, возвращаюсь через десять минут. Заношу в комнату поднос – пюре, котлета, рядом стакан апельсинового сока. Ставлю все рядом с Сабиной на стол, глажу по мягким волосам.

– Спасибо, мамочка, – шепчет она с улыбкой. Но в ее взгляде есть что-то такое, что меня ужасно беспокоит. Грусть, тоска, страх…

– Кушай, зайка, – тихо говорю.

Чувствую, как к горлу подкатывает колючий, горчащий ком. Хватит! Хватит, Господи! Ну сколько можно?!

Я не могу больше быть пленницей в этом доме. Не позволю Сабине вырасти в страхе. Мы должны попробовать выбраться отсюда.

Пока она увлеченно ковыряется вилкой в еде, я выскальзываю из комнаты, забрав телефон. Прячу его в карман, боясь, что Феликс может внезапно зайти и заметить. Захожу в ванную и захлопываю за собой дверь, включаю воду, чтобы меня не было слышно. Руки дрожат, сердце колотится, но я все равно набираю номер.

– Возьми трубку… Пожалуйста, просто возьми трубку… – шепчу, глядя на экран, как будто этим могу ускорить соединение.

Гудки тянутся бесконечно. Но Василиса не берет трубку. Лишь после второго звонка я слышу ее тихий голос:

– Алло, Аля… Привет.

– Вась, привет. Ты как?

– Нормально, Аль. А вот судя по твоему голосу… Опять что-то случилось?

– Да, случилось, – выдыхаю измученно. – Ты мне говорила, что у тебя есть брат оперативник. Всегда боялась, что руки Феликса доберутся и до него. Но сейчас у меня нет выбора, Вася. Нужно выбраться отсюда. Психика Сабины расшатана. Она боится оставаться тут. Боится собственного отца. Из комнаты без необходимости выходить не хочет. Нам только ты можешь помочь.

– Брата тут нет, Аля. Он в Америка. Приедет на днях. Вам нужно потерпеть.

– Феликс что-то задумал. Я услышала, как он разговаривал по телефону, жаловался, что я слишком дерзкой стала и… Он хочет избавиться от меня. Планирует что-то. Считает, что заставит меня молча сидеть в сторонке.

Вася выдыхает.

Да, она мне неоднократно говорила, что нужно как-то разбираться с этим делом, но я боялась, что из-за меня кто-то пострадает. Однако сейчас я нуждаюсь в поддержке. Я хочу избавиться от этого брака, дома, а больше всего от Феликса.

– С сыном брата поговорю. Он тоже оперативник, но недавно устроился. Если согласится – будет замечательно. Я очень на это надеюсь…

– Я тоже, Вась. Я тоже… – на глазах выступают слезы. Мне плохо от одной мысли, что я всю жизнь буду видеть, как Феликс уничтожает не только меня, но и собственную дочь. – Пожалуйста, дай мне знать, когда поговоришь с ним, ладно?

– Конечно. Все будет хорошо, Аль. Не переживай. Позаботься о Сабине. Как она там вообще?

– Боится собственного отца. Вторые сутки из комнаты не хочет выходить. Плюс меня в синяках видит. Представляю, как ей дурно. Но со мной не разговаривает. Избегает, даже поесть не спускается. Вася, я с ума сойду… Клянусь, если удастся отсюда уехать, первым делом отвезу ее к психологу.

– Ох, Боже ты мой… Зачем человеку поступать так с ребенком? Со своим же ребенком?! И развод не даёт… Если честно, я ни черта не понимаю. Зачем вы ему? Может, есть что-то, чего я не знаю?

– Без понятия, Вась. Сама хочу знать…

В трубке повисает пауза. Выключив воду, я прислушиваюсь к голосам. Мне показалось, что я услышала Феликса. Он мне уже везде мерещится. Ещё и этот телефонный разговор из головы не выходит. В ушах постоянно звучат слова мужа о том, что нужно заткнуть мне рот…

– Ладно, родная. Поговорим ещё. Иди к дочери, ни о чем не думай. Уверена, мой брат сможет решить вопрос. Всего хорошего, дорогая.

Попрощавшись с подругой, быстро удаляю ее номер из списка звонков. Не дай бог Феликс увидит, сразу проблем будет вдвое больше. Хотя… Те самые проблемы он может устроить даже на ровном месте. Без какой-либо причины. Возможно, мой телефон уже прослушивается, а я об этом даже не знаю.

От этой мысли жутко становится. Дрожащей рукой прячу телефон в карман, умываю лицо и только потом выхожу из ванной.

Подхожу к столу Сабины. Она толком ничего не поела, ее взгляд сконцентрирован на рисунке.

Решаю привести в порядок гардероб дочери, хотя там все идеально. Но нужно занять себя чем-нибудь, чтобы с ума не сойти. Во дворе несколько мужчин, собравшись в беседке, что-то обсуждают. Меня это, конечно, напрягает. Эти собрания не просто так…

Смотрю в окно. Наблюдаю за ними около двадцати минут. До того момента, пока Феликс не присоединяется к ним. Он, остановившись у своих подчинённых, вдруг поднимает взгляд на окно. Я сразу же отскакиваю назад.

Боже, как же мне хочется знать, что у него в голове.

Через три часа телефон в кармане вибрирует. Сразу же прячусь в ванной, посчитав, что это Василиса. Но на экране вижу имя свекра.

– Здравствуйте, – отвечаю, выйдя из укрытия.

– Добрый вечер, Альбина. Как вы поживаете? Как моя внучка?

Меня трясет. Я не знаю, что происходит. Этот человек звонит мне крайне редко и только в дни рождения. Либо в мой, либо дочери, если не может приехать, чтобы поздравить. А тут такие вопросы.

– Все хорошо, спасибо. Вы как?

– Я тоже нормально, – он выдыхает, вгоняя меня в ступор. – Как у вас дела с Феликсом? Не обижает вас?

В горле застревает ком. Я не знаю, что ответить. Если буду честна, он позвонит своему сыну. Тогда мне точно придет конец.

Зачем он интересуется – не имею ни малейшего представления. Но почему-то интуиция подсказывает, что нужно замолчать. Пока что. Может, брат Васи всё-таки сможет мне помочь. Он – моя последняя надежда.

– Иногда бывают разногласия, но в целом все нормально. Неожиданно, если честно… Вы мне звоните крайне редко. Я немного растерялась.

– Альбина, – произносит строго. Я замираю, даже дышать перестаю. – Если что, звони мне. Хорошо? Всегда готов помочь и поддержать. Не бойся меня.

Он отключается, а я так и держу телефон у уха, не понимая, что происходит. Что это было? Зачем он позвонил? Поддержит ли, если скажу, что хочу развестись с его сыном? Я сильно сомневаюсь…

Весь день ношу телефон в кармане, хотя раньше брала его редко.

Ближе к ночи укладываю Сабину, сама же снова проверяю мобильный. От Васи звонков нет, но есть сообщение.

Руки дрожат, когда открываю его. А сердце стучит в бешеном ритме.

«Все под контролем, Альбина. Выдохни. Ты в том доме не одна».

Не знаю, что думать. Радоваться или плакать? Кто здесь? Племянник Васи? Или кто-то из их людей?

Как же меня нервирует чувство беспомощности…

Спускаюсь на кухню, чтобы выпить воды. Хочу уже вернуться в спальню, как сталкиваюсь с Феликсом.

– Кофе свари. Для себя тоже. Поговорим.

Вопросительно выгибаю бровь. Если честно, не хочу с ним разговаривать. Нет ни капли желания. Хочу уже пройти мимо, чтобы избежать очередного скандала, но муж ловит меня за руку.

– Ты же хотела развод, Альбина? – Феликс с прищуром смотрит прямо в глаза. – Садись, поговорим.

Нервно сглатываю, а потом все же варю кофе. И Феликсу, и себе. Он терпеливо ждёт, сев за стол. Ставлю чашку перед ним, вторую держу перед собой, обхватив ладонями.

– Поесть тоже что-нибудь дай. Я голоден.

Качаю головой. Он меня снова на эмоции вывести хочет? Чего добивается? Если действительно хочет поговорить, зачем тянет кота за хвост?

Разогреваю еду, накрываю на стол. Потом опять сажусь и наблюдаю, как он ест. Пью кофе, чувствуя поднимающееся раздражение.

– Феликс, не играй со мной, – цежу сквозь зубы. – Да, я хочу развод. А чего добиваешься ты, заставляя нас оставаться в доме, куда ты без стеснения приводишь свою любовницу, я не понимаю. Давай разойдемся и живи тут с ней сколько влезет.

– Конечно, ага.

Прикрываю глаза. Голова невыносимо кружится. От нервов и злости, наверное. Поняв, что разговаривать со мной он не станет, поднимаюсь, чтобы пойти в комнату, но меня шатает.

А потом я проваливаюсь в темноту…

Прихожу в себя в нашей с Феликсом спальне. В комнате горит ночник. Тру глаза и виски, голова ужасно болит. Как я тут оказалась? В кровати с… мужем? Но нет. Это не он. Слишком худощавая фигура. Лежит рядом со мной.

От мысли, что я переспала с кем-то другим, резко вздрагиваю.

Боже… Вот оно что! Вот что задумал Феликс!

Дверь распахивается, свет включается и я вижу мужа. Он, с улыбкой до ушей, хлопает в ладони.

– Ну, молодец… И как такая шлюха может требовать отдать ей дочь, а?

Глава 6

Страх струится по мне, словно колючее одеяло. Меня накрывает жгучей волной то ли от боли в теле, то ли от оцепенения, в котором я провела бог знает сколько времени.

Пытаюсь прислушаться к своим ощущениям, но конечности ватные, будто я тряпичная кукла и только-только начинаю приходить в себя. Однако никакой боли, кроме головной не чувствую.

Я помню лишь вкус кофе.

Проклятый кофе.

Он меня напоил. Напоил, сволочь, и сейчас наблюдает за собственным шоу. Ненависть сплетается со мной и прорастает, увеличиваясь в размерах. Как же я его презираю! Проклинаю!

Феликс продолжает смеяться и что-то говорить, а я сглатываю. Ком в горле и сухость во рту не дают даже дышать нормально. Шума в голове становится все больше.

Мужчина рядом со мной неожиданно шевелится и, откинув одеяло, садится спиной. Меня от страха откидывает в сторону, я почти падаю с постели. Кто он вообще такой? И что он со мной сделал? Что они сделали со мной, твари?

«Неужели это тот самый ублюдок, что возил меня с дочерью домой и посмел коснуться тогда?» – первое что приходит на ум.

Омерзение такое сильное, что меня начинает тошнить. Если он ко мне прикоснулся… Боже, надеюсь, что все обошлось лишь этим дешевым спектаклем.

Он встает на ноги совершенно голый и натягивает белье, я не успеваю даже отвернуться, поэтому просто закрываю глаза. А стоит ему встать ко мне лицом, я вижу молодого мужчину. Не больше двадцати пяти лет. Он самодовольно ухмыляется, глядя на меня, а когда Феликс недовольно кашляет, то резко теряется, затем возвращает маску надменности и собирает свои вещи с пола.

Он даже не пытается сделать вид, что его поймали. Испугаться.

Они все тут заодно. Картина мира искажается настолько, что сначала становится куда страшнее. Такое ощущение, что не только этот дом клетка, а каждый уголок этой проклятой земли. Остались ли люди, которым можно доверять? Люди, которые могут быть честными? Мужчины, которые становятся опорой для женщины? Все прогнило. Каждая душа.

Ярость наполняет меня до краев. Этот мерзкий план был нужен, чтобы отобрать дочь, опорочив меня.

«Избавиться от нее», – так кажется сказал Феликс. Сволочь… Хочется рвать на себе волосы. Убить его и каждого, кто закрывает глаза на то, что он творит здесь со мной и моей девочкой. Каждого, кто ему помогает.

Дойдя до пика своей ярости, я вскакиваю с этой проклятой кровати и… обнаруживаю себя обнаженной.

Этот новый шок даже дышать не позволяет. Меня буквально трясет, пока я хватаю одеяло и обматываю им свое тело.

Господи. Я думала, что он просто положил меня в постель. Только не это!

– Я был прав, – заключает муж.

Я поднимаю на него взгляд.

– Ублюдок… Какой же ты… Ты монстр. Как ты смеешь такое вытворять, как ты… Чудовище, как ты смеешь…

Мой крик обрывается в сухом рыдании. В моих глазах нет слез, но истерика внутри словно набирает обороты. Я так устала от этого эмоционального насилия, побоев, а теперь он делает подобную низость.

Он смеется, но его глаза остаются безучастны, а улыбка напоминает оскал.

– Это мне будет говорить шлюха, которая легла под моего «пса», как ты сама называешь моих людей? Какое ты теперь вообще имеешь право открывать свой грязный рот?

Он кривится и плюет на пол.

– Это ты грязь. Гниль… – хрипло выдыхаю я.

– Давай-ка подумаем, что скажет твоя дочь, увидев, как ее мамочка, пример для подражания, трахается в соседней комнате с охранником.

Пот проступает на всем моем теле.

Что, если он приводил ее сюда? Что, если он уже показал Сабине меня в этой постели… с этим человеком?

Я обхватываю рукой горло, потому что меня снова тошнит.