Сквозь Вечность: обреченный на жизнь

Глава 1. На границе лета и вечности

Сон вновь настиг Артема под утро.

Сон начинался всегда одинаково – с запаха влажного мха и гниющих листьев. Артем шагал по лесу, который не был его лесом. Стволы здесь смыкались в арки, словно коридоры забытого храма, а корни выпирали из земли, как окаменевшие змеи. Воздух дрожал от шепота. Не ветра – именно шепота. Слова липли к коже, непонятные, колючие, будто шипы ежевики.

«Керет-вал… Иштар-гал…»

Он зажмурился, но голоса не смолкали. Они исходили отовсюду: из трещин в коре, из капель смолы на соснах, даже из собственных легких. Артем попытался задержать дыхание – шепот стал громче, превратившись в навязчивый гул. Будто лес пытался говорить с ним напрямую, без посредников, вторгаясь в сознание на уровне, где уже не было слов, только ощущения.

Перед ним внезапно возникла поляна. Трава здесь была чуть выше колена, и в ней стояли неподвижно насекомые – будто замерзшие в янтаре времени. В центре, на пне, покрытом синеватым мхом, лежала чаша. Та самая, из сна прошлой ночи. Медная, с выщербленным краем, наполненная жидкостью чернее ночи. На дне мерцал символ – спираль, рассеченная вертикальной линией. Артем протянул руку, хотя каждая клетка тела кричала «беги».

– Не трогай.

Он вздрогнул. Голос принадлежал старухе в платье из спутанных корней. Ее лицо было скрыто тенью, но глаза светились тусклым зеленым, как гнилушки в темноте. Воздух вокруг нее будто дрожал, нарушая перспективу, и даже тени на траве искривлялись под ее взглядом.

– Это не твой путь еще, – прошипела она, и Артем узнал голос. Бабушка. Та самая, что умерла три года назад. Но не просто умерла – исчезла. Ушедшая, как говорили в их семье, «по зову рода».

– Что ты от меня хочешь? – его собственный голос звучал чужим, эхом раскатываясь между деревьев.

Старуха указала костлявым пальцем на чашу. Черная жидкость закипела, выплеснувшись наружу. Капли застыли в воздухе, превратившись в марево образов:

Он стоит на краю пропасти, держа за руку девушку в плаще из перьев. Их пальцы сплетены, но она постепенно исчезает, как дым на ветру. Горит город, чьих стен нет на картах. Люди бегут, а из неба сыплется зола. Демон с рогами, похожий на искаженное отражение в воде, смеется, разрывая свиток с его именем. Пыль от страниц летит прямо в глаза Артему, и он чувствует в горле вкус меди.

– Выбирай, – проскрипела бабушка. – Пить или не пить – не выбор. Твой выбор – помнить. Если сможешь.

Чаша наклонилась сама. Чернота хлынула ему в рот, горькая, как пепел, обжигающая, как водка в мороз. Артем закричал, но вместо звука из глотки вырвалось облако мотыльков с крыльями-рунами. Они заплясали вокруг головы, осыпая его искрами, пока не слились в одну огромную руну и не исчезли в черном небе.

Он проснулся с воплем, вцепившись в простыню. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться через ребра. На ладони, прижатой к груди, горел след – красная спираль, как от прикосновения раскаленного металла. И почему-то во рту стоял запах паленой травы.

Он проснулся с воплем, вцепившись в простыню. Сердце колотилось, будто пыталось вырваться через ребра. На ладони, прижатой к груди, горел след – красная спираль, как от прикосновения раскаленного металла. И почему-то во рту стоял запах паленой травы, как будто он и вправду глотал дым, не метафорический, а самый настоящий.

За окном студенческого общежития тускло светился фонарь. Четвертый час ночи. Четвертый день подряд – и все тот же сон. Не просто повторяющийся, а будто разворачивающийся дальше, с каждой ночью открывая новые куски, новые образы, которые затем не исчезали, а оседали в нем, как пыль в легких.

Артем медленно сел, с трудом стряхивая с себя остатки сна. Комната казалась чужой, как после долгой болезни: привычные вещи – рюкзак, стопка книг, старая куртка на спинке стула – смотрели на него другими глазами, будто догадывались о том, что с ним происходит.

Он нащупал на тумбочке телефон – холодный металлический корпус приятно холодил ладонь, напоминая о реальности, которую еще можно было потрогать. «Просто сон», – пытался убедить себя, пока пальцы сами выводили спираль на заблокированном экране. «Просто сон» – но экран не включался сразу. Он будто сопротивлялся, и когда, наконец, загорелся, Артем успел заметить отражение: свои глаза, полные тревоги, и за ними – еле различимый след мотылька, пролетевшего сквозь темноту. Или показалось?

Он снова лег, но не смог закрыть глаза. На внутренней стороне век, едва он моргнул, снова замерцали руны – те самые, что вылетели из его горла. Они не просто вспыхивали, а пульсировали, живые. Складывались в фразу, которую он не мог прочесть, но инстинктивно боялся понять. Было в ней что-то окончательное, как в приговоре.

Солнечный луч пробивался сквозь занавеску, выхватывая из полумрака общаги разбросанные по полу вещи: рюкзак, спальник, банку тушенки, пару кроссовок, лежащих вразнобой. Все говорило о скором отъезде. Артем сидел на краю кровати, вертя в руках телефон и думая о том, что так и не смог нагуглить информацию о знаке из сна. Хотя, было глупо рассчитывать, на то, что в интернете нашлись бы детали из его снов. Поиск лишь добавлял тревоги – в глубинах форумов он натыкался на странные совпадения, но каждый раз ощущал, будто за экраном кто-то наблюдает.

Дверь скрипнула. Тишина разорвалась голосом:

– Ты опять в своем трансе? – Лиза переступила порог, держа в руках две кружки с чаем. Ее рыжие волосы были собраны в небрежный пучок, а на футболке красовалась надпись «Ясно, что ничего не ясно». На фоне ее спокойной осанки Артем почувствовал себя еще более рассыпавшимся.

– Просто собираюсь, – он швырнул телефон в рюкзак. Голос был натянутый, как струна, и он сразу пожалел, что не сказал что-то нейтральнее.

Лиза присела рядом, протягивая кружку. Ее глаза, цвета старого виски, сузились:

– Ты не спал. Опять тот сон?

– Да нет, просто… – Артем махнул рукой, но Лиза перехватила его запястье. Ее пальцы были холодными и твердыми, как будто она схватила не за руку, а за суть происходящего.

– Не ври. Ты пятый день ходишь, как призрак. И на руке… – Она резко закатила ему рукав. На внутренней стороне предплечья краснела свежая царапина – спираль, будто выведенная чьим-то ногтем, с неровными, но настойчивыми линиями.

Он дернулся, но Лиза не отпускала:

– Это началось после тех снов, да? Ты ковыряешь кожу во сне. Вчера я видела – ты водил пальцем по столу, а на дереве оставались те же линии. – Она достала из кармана смятый листок – фотокопию страницы из архива. На ней был рисунок каменного круга со знаком спирали в центре. – Это то самое капище, к которому мы едем. Ты видел его раньше?

Дверь с грохотом распахнулась, впуская Сашу с ящиком пива на плече. Его черная кошка Маркиза юркнула следом, тут же запрыгнув на подоконник и выгнув спину, словно почувствовала нечто незримое.

– Народ, я все разузнал! – Саша швырнул на кровать папку с выцветшей надписью «Городской архив. 1987». – Место силы в трех часах езды. Там еще в советские времена шаманов хоронили! Говорят, если в полночь крикнешь имя духа, он…

– Саш, ты вообще понимаешь, во что лезешь? – Лиза встала, заслоняя собой рисунок. – Это не игра. Тут… – она кивнула на царапину Артема, – уже начинается.

– Да брось ты! – Саша дернул футболку, обнажив ожог-звезду на плече. – Вот мои «духи» куда круче. В прошлом году в Карелии…

Артем уже почти не слушал. Его взгляд скользнул к Маркизе – кошка неподвижно смотрела на амулет, висевший на гвозде у окна. Небольшой диск из темного металла с выцарапанной спиралью. Они нашли его на прошлой практике, среди разбросанных у захоронения черепков и камней, но Артем, не сдав артефакт в музей, спрятал его и привез с собой. Тогда это казалось импульсом, почти шуткой. Теперь же он не мог избавиться от ощущения, что амулет сам выбрал его. Зрачки Маркизы расширились до бездонных провалов. Она замерла, будто все в комнате вымерло вместе с ней.

– …и вообще, мы уже едем! – Саша шлепнул ладонью по карте, где красным кружком было обведено озеро Черное. – Машину Глеба взял, палатки загрузили. Все по плану. Последняя летняя вылазка! Мы же договаривались.

Наступила короткая, густая тишина. Даже звуки с улицы – гул машин, лай собак – будто на мгновение исчезли. Артем вдруг ощутил, как под кожей шевельнулось что-то – как будто сны, отметины, тревожные совпадения слились в единый, неотвратимый узор.

– Я не поеду, – сказала Лиза, но голос ее был неуверен. – Там… что-то не так. Слишком знакомо. Слишком навязчиво. Ты тоже это чувствуешь, Артем, правда?

Он не ответил. Он уже знал, что ответит.

– Я поеду, – сказал он. Голос прозвучал твердо, почти безэмоционально. Будто решение принял кто-то за него.

Саша сменил тон, в голосе появилась настоящая искренность:

– Лиз, ну это же не просто «тусовка». Мы заканчиваем универ. Последняя экспедиция. Последнее лето. Ты же сама говорила – искать реальные следы фольклора, обрядов, смыслов. Помнишь, как ты спорила, что в мифах больше истины, чем в учебниках? Так вот, у нас шанс это проверить. Без экзаменов. Без теорий. Вживую.

Он говорил с жаром, с тем тоном, с которым защищают диплом или мечту. И впервые за долгое время Артем ощутил в их словах что-то важное: не просто желание отдохнуть, а желание успеть – пока есть время, пока еще можно что-то понять.

– Ладно, – сдалась Лиза, отводя взгляд. – Но если там что-то пойдет не так – я не стану делать вид, что это все совпадения.

Саша одобрительно хлопнул ее по плечу:

– Вот это настрой! Будет круто. История, природа, немного спиритизма – как вы любите.

Артем смотрел на них, будто со стороны. Он чувствовал, что поездка уже не просто поездка. Что все, что снилось, все, что тянуло и тревожило – оно ждет их. Там, в лесу. Среди камней. Среди теней.

И все же он поднялся, взял рюкзак, натянул куртку. Он знал: дороги назад уже не будет.

Через час они уже ехали по трассе, где лес подступал к обочине, будто пытался заглянуть в окна старой «Шкоды». Саша рулил, насвистывая мелодию из какого-то сериала, стараясь не глядеть в зеркало заднего вида – ему казалось, что отражение немного запаздывает. Артем сидел спереди, уставившись в пространство, будто надеялся не видеть ничего. Лиза сзади вела пальцем по стеклу, оставляя на запотевшем окне спирали. Она не шутила, не спорила, просто молчала, и в этом молчании было больше, чем в любом протесте.

– Мы точно не заблудимся? – спросила она наконец, глядя не на дорогу, а в чащу, которая все плотнее смыкалась вдоль асфальта.

– У меня навигатор, карты, местные легенды – все схвачено! – бодро отозвался Саша. – И вообще, Лиза, поверь – это будет весело. История, природа, немного спиритизма – в формате лайт.

– Прекрати, – бросил Артем, не поворачивая головы. – Не все можно превратить в шутку.

Саша вздохнул, сбавив скорость:

– Я понимаю. Просто если все время думать о плохом – зачем вообще ехать? Вдруг это… ну, как бы, важно. Закрыть гештальт, встретить неизвестное. Последняя глава перед взрослой жизнью.

Никто не ответил. Только колеса шумели по шершавому асфальту, а за окнами мелькали еловые ветви, будто лес сам сопровождал их. Радио хрипело, теряя сигнал. В воздухе нарастало напряжение, будто сама дорога вела их не столько в глушь, сколько вглубь чего-то другого.

Когда они свернули с трассы и заглохли на опушке, время будто изменило ритм. Двигатель стих, но сердце Артема билось все быстрее. Он открыл дверь и вдохнул воздух – теплый, пахнущий хвоей и чем-то еще, едва различимым: как пепел, как сырая земля, как нечто очень древнее.

Полянка у озера встретила их жаром и щебетом – казалось, само лето высыпало на них из неба. Саша первым скинул рюкзак и обернулся:

– Ну что, археологи поневоле, место шикарное, а? Прямо как на открытке! Озеро, тень, духи древних предков – все включено.

Лиза осматривалась, внимательно. Не восторженно, не напугано – сосредоточенно. Будто искала что-то конкретное. Артем молча разложил спальники под редкой сосной, бросив взгляд на воду – она сверкала, будто дразнила. Где-то внутри него росло чувство, что это озеро уже было в его снах. Или должно было быть.

Скоро появился мангал, зашуршали пакеты, кто-то спорил, чья очередь резать хлеб. Жар сковал поляну, словно воздух стал густым, тягучим, как мед. Маркиза, выпущенная из рюкзака, тут же упала в траву, вытянувшись как змея, но глаза ее не закрывались – она наблюдала, затаившись.

Все происходило медленно, впитываясь в жаркий день, как в воск. Лето будто прилипло к коже, стекало по спине солеными каплями пота. Воздух вибрировал от жары, назойливых комаров и перегретого, немного натужного смеха. Озеро, раскинувшееся перед студентами, лениво блестело, обещая прохладу, но не принося ее. Пахло жареным хлебом, репеллентом, дешевым алкоголем и чем-то диким – невидимым, тревожным, пока еще неоформленным. Лето было в самом разгаре, но в воздухе уже затаилась странность, едва ощутимая, как предчувствие.

Артем с глухим вздохом откинулся на рюкзак, закрыл глаза. Все вокруг – разговоры, хруст фольги, щелчки зажигалок – казалось, происходило отдельно от него. Он слышал, но не участвовал. Словно через стекло.

– Кто додумался тащиться с палатками в лес при плюс тридцати? – пробормотал он. – Я пришел праздновать, а не испаряться.

– Ты же сам орал «На озеро! На природу!» – отозвалась Лиза, ковыряющая палкой в мангале. Ее движения были неспешны, будто она задавала ритм всему лагерю. – «Почувствуй дух свободы», помнишь?

Лиза всегда была особенной. Она редко говорила много, но каждое слово казалось тщательно продуманным. Артем чувствовал себя немного неуютно рядом с ее проницательностью – словно она читала между строк его мыслей. В ней было что-то от старинных книг, от шепота заброшенной библиотеки – будто она существовала не совсем в той же реальности, что и все остальные.

Саша, как обычно, стоял в воде по колено и демонстративно держал в руке бутылку пива. Солнечные зайчики плясали на его коже, а он притворно кланялся воображаемому жрецу древнего капища.

– За студентов, за сессию, за свобо-о-оду! – выкрикнул он, прежде чем шумно плюхнуться в воду, подняв фонтан брызг.

Смех прокатился по поляне, но быстро затих. Где-то в лесу щелкнула ветка. Не громко – но достаточно, чтобы Артем открыл глаза. Он всматривался в чащу, но ничего не увидел. Только дрожащую листву. Только неподвижную кошку, следившую за этим же направлением.

Солнце медленно клонилось к горизонту. Лиза перебирала страницы своей тетради – той самой, где были ее рисунки и записи, бессмысленные для других. Артем наблюдал за ней – за тем, как она листает страницы, как отбрасывает тень. И вдруг понял, что весь день чувствует себя как внутри сна. Не просто из-за жары. Из-за чего-то другого.

Саша тем временем вышел из воды и начал пародировать шамана – приплясывал, напевая что-то нарочито таинственное, и, размахивая руками, направился к костру. С него брызгала вода, оставляя мокрые следы на сухой траве, а на спине блестели капли, как капли ртути в свете заката.

– Эй, шаман, может, отложим обряд до темноты? – сказал кто-то. – Дождемся, когда тьма сама начнет шевелиться.

Никто не рассмеялся. Это больше не казалось шуткой.

Ночь наступила стремительно, как если бы день устал держаться и просто сдался. Лес вокруг стал плотнее, темнее, почти вязким. Костер – единственный остров света – потрескивал, выкидывая искры в небо, где уже не было солнца, только первая дрожащая звезда.

Пять студентов, закутавшись в кофты, с фонарями и банками пива в руках, выдвинулись в сторону капища. Лиза шла первой, будто действительно знала путь. Ее шаги были уверенными, а глаза – настороженными. Артем плелся сзади, чувствуя, как ночь давит на плечи.

С каждой сотней метров лес менялся: звуки становились глуше, воздух – холоднее. Где-то вдали кто-то или что-то переломил сухую ветку. Маркиза, которую Саша все же взял на поводке-ленточке «для прикола», вела себя странно: сначала тянула вперед, потом внезапно замерла и начала шипеть в темноту.

Тропа вывела их на каменный круг. В центре – валун, а на нем чаша. Та самая. Даже если никто из них не видел ее раньше – все поняли, что это она.

Камни вокруг покрыты мхом, но узоры все еще читались. Воздух здесь был другим: плотным, как в пещере. Свет фонарей дрожал, будто не хотел задерживаться на этом месте.

– Это… реально? – прошептал кто-то.

Саша, не теряя формы, поднял банку и произнес: – О великие духи, примите дары цивилизации!

Он плеснул энергетик в чашу.

– Не делай этого, – резко сказала Лиза. Ее голос стал неожиданно твердым. – Это место не для шуток.

Лиза шагнула вперед, вытянув руку к Саше:

– Прекрати, это уже не смешно! – ее голос дрожал, но в нем звучала решимость.

Саша, не сбавляя темпа, продолжал размахивать руками, имитируя какие-то заклинания. Он заговорил странным голосом, напевая что-то на смеси латыни, хохота и собственного вымысла.

– Призываю древние силы… чтоб принесли нам еще пива! – театрально воскликнул он.

– Саша, я серьезно! – Лиза приблизилась, глядя ему в глаза. – Тут правда что-то не так…

Она замерла. Ее лицо побледнело. Она указала на чашу – по ее краю стекала жидкость, хотя никто ее больше не касался. Трава вокруг казалась будто придавленной, как от тяжелых шагов. Лиза вцепилась Артему в руку:

– Пожалуйста, останови это.

И тогда Артем шагнул вперед. В нем закипело раздражение – не просто от ребячествующих друзей, а от того, как страх Лизы становился все ощутимее. Он больше не хотел быть частью этого фарса.

– Хватит уже! – рявкнул он и с силой ударил чашу рукой.

Она упала на землю с глухим звоном, но жидкость внутри не разлилась – наоборот, словно нарушая гравитацию, потекла вверх, вытянулась тонкой струйкой, закрутилась в воздухе спиралью. Она светилась изнутри, как жидкий дым, и стремительно исчезла, будто втянутая в невидимую щель. В этот миг все погасло.

Из темноты, сначала как тень, без формы, но с каждой секундой обретающая черты, появилась фигура. Не шагов, не шелеста. Она просто была. Внезапно и окончательно.

Белесая кожа, будто светящаяся изнутри, но этот свет не давал тепла. Волосы, как мокрые водоросли, падали клочьями на плечи. Платье, будто сотканное из гниющих листьев, коры и паутины. И глаза – две черные бездны, где не отражался свет, только поглощалось все.

– Ты нарушил покой, – ее голос не звучал в воздухе. Он прорезал разум, как осколок льда. – Твоя кровь теперь должна наполнить чашу.

Маркиза взвизгнула, сорвавшись с поводка, и исчезла в кустах.

Студенты стояли как парализованные. Только Артем сделал шаг вперед. Он чувствовал, как нечто внутри него откликается, как будто ее слова были давно знакомыми.

– Ты… кто? – прошептал он, но губы не двигались – вопрос прозвучал внутри.

– Я – та, что ждала. Ты – тот, кто был отнят. И ты же – плата за огонь, что не догорел.

Ее рука потянулась к нему – и тогда Артем шагнул вперед и с силой ударил по чаше. Металл глухо звякнул о камень, но жидкость не пролилась – наоборот, начала подниматься вверх тонкой струей, формируя в воздухе спираль, светящуюся изнутри, как жидкий дым.

Фонари погасли. Звук исчез. Вся поляна окуталась вязкой тьмой.

И только он один видел, как эта женщина – ведьма, дух, воплощение сна – смотрит прямо ему в душу.

– Ты прервешь цепь. Или станешь новым ее звеном.

Мир рухнул. Под ногами не осталось почвы. На краткий миг, будто вспышкой жара, в голове пронеслись образы: выжженная пустыня, где ветер носит пепел; руины древнего города, среди которых он бредет один, босой, в изодранной одежде; лица, искаженные болью и яростью, и над всем – багровое небо, как раскаленный купол. Эти видения не были сном, но и не были явью – они прожгли сознание, оставив привкус металла во рту и ощущение, будто время разорвалось.

И вдруг – все изменилось. Перед его глазами лес начал стремительно меняться: листья зеленели, затем исчезали, появлялись вновь; деревья истончались, уменьшались, пока не превратились в молодые побеги, а потом – в пустое пространство, будто только что пробудившееся от зимы. Он видел, как тропа исчезает, как исчезают следы, как все откатывается назад, год за годом, десятилетиями. Мир словно разматывался.

А затем все поглотила мгновенная, вязкая тьма.

И затем – падение. Глубокое, бесконечное. Но не в бездну. В другое время.

Глава 2. Первое утро последней жизни

Глава 2. Первое утро последней жизни

Артем проснулся на сырой земле. Его тело казалось каменным: тяжелым, затекшим, будто он пролежал в этом месте не одну ночь, а целую вечность. Спина ныла, шея затекла, в правый бок что-то кололо. Он лежал, ощущая под ладонью холодную, чуть липкую землю, поросшую мхом. Влажность проникала сквозь одежду, добиралась до кожи, оставляя ощущение скованности.

Где-то на краю сознания вспыхнуло лицо – ее лицо. Расфокусированное, как во сне, но родное до боли. Он не помнил имени, только голос, как шорох листвы, и смех, который казался теплее солнечного света. Это было… у озера? Или в комнате в общаге? Кофе, сваренный на плитке, и пряный запах корицы – откуда он вообще взялся тогда?

Он с усилием вынырнул из памяти. Все исчезло. Даже воспоминание – обрывок сна. Боль осталась. Пустота. И это было страшнее холода.

С трудом приподняв веки, Артем увидел над собой переплетение молодых деревьев, между которыми просачивался рассеянный, почти молочный свет. Он был слишком тусклым для настоящего утра, но слишком ярким для сумерек.

Лес казался живым. Воздух был тягучим, пах пллесенью, мокрой листвой, сырой древесиной и чем-то едва ощутимо металлическим – как будто запах старой крови витал в тенях. Каждый вдох казался попыткой вдохнуть прошлое: прелое, забытое, но все еще пульсирующее под поверхностью. Его разум метался, пытаясь вспомнить, как он здесь оказался, что произошло ночью. Обрывки воспоминаний ярким калейдоскопом мерцали на подкорке сознания: костер, друзья, капище, чаша… Темнота. И все. Пустота. Без начала и конца. Было не ясно: это воспоминания вчерашнего вечера или пятилетней давности.

Артем сел, опершись на дрожащие руки. Пальцы вцепились в землю, под ногтями набилась грязь. Перед ним – полукруг из камней. Они были слишком правильные, слишком гладкие. Не часть природы. Созданные. Намеренные. Он осмотрел каждый: на некоторых были вырезаны странные символы – не буквы, но знаки. Симметричные, острые, почти режущие взгляд. Их нельзя было понять, но можно было почувствовать: в этих линиях была сила. Сила, которую не стоило тревожить. Одна из фигур напоминала спираль, другая – глаз, но не человеческий. Эти узоры не были частью искусства – они были частью ритуала.

Чаши не было. Ее отсутствие ощущалось так, будто из комнаты вышел кто-то, кто наполнял ее собой. Не исчез, а оставил тень. Давление. Как будто пространство помнило ее форму, ее содержание, и еще не отпустило. Артем провел рукой по мху, где она стояла, и вздрогнул – земля была чуть теплой. Недавнее тепло, не от солнца. От чего-то… другого. Он прислушался к себе, казалось будто чаша могла вернуться по зову его воспоминания.

Артем посмотрел на себя. Куртка порвана, один рукав заляпан чем-то темным, возможно, собственной кровью. Брюки грязные, один ботинок болтался, второй – вовсе исчез, но после недолгих поисков нашелся в паре метров от одного из камней. Все тело болело, мышцы тянуло, но повреждений почти не было. Артем встал. Пошатнулся. Сделал шаг в сторону ботинка. Второй. Земля пружинила под ногами. Вокруг – тишина. Неестественная. Ни стрекота насекомых, ни шороха животных, даже шелест листьев, как будто стеснялся нарушить царящий покой. Только он, собственное дыхание и редкие капли, падающие где-то в глубине леса. Шум этих капель был каким-то неестественно громким – будто они падали совсем рядом, но ничего похожего на источник звука на глаза не попадалось.

И вдруг – голос:

– Ну наконец-то, – прозвучало не в воздухе, а прямо в голове. Спокойно, лениво, насмешливо. – Я уж подумал, ты так и останешься тут лежать, пока не порастешь мхом. Было бы скучно столько времени наблюдать за тобой.

Артем обернулся. И замер.

На поваленном дереве, словно на троне, сидело существо. Оно казалось человеком – в первые доли секунды. Но чем дольше он смотрел, тем меньше в этом образе было человеческого. Рога, выгнутые вверх слегка ветвились. Глаза – пылающие угли. Копыта вместо ступней. Пальцы – длинные, костлявые, почти когти. Тело – как будто сотканное из дыма, но более плотное, иногда совсем переставало быть прозрачным и казалось тяжелым, мощным, но все еще подвижным, будто ткни пальцем и не почувствуешь сопротивления. Оно двигалось, как тень, и при этом казалось весомым. Словно глыба из плотного воздуха.

Артем не закричал – горло онемело. Пульс застучал в висках. Он сделал шаг назад, запнувшись о корень. Сердце колотилось, грудь будто сдавило.

– Не приближайся, – выдохнул он.

– Как грубо, – усмехнулось существо. – А я так надеялся на теплый прием. Но ладно. Привыкай. Я здесь всерьез и надолго.

– Ты… ты не настоящий. Бред. Галлюцинация.

– Хочешь – считай так. Но боль, которую ты чувствуешь, настоящая. И я – тоже.

– Что ты?

– Хм, пожалуй, тебе будет понятней, если скажу, что я демон. Имя мне Велгор. Не уверен, что ты рад встрече, но выбора у нас обоих нет. Мы теперь связаны. Навсегда? Может. А может, и дольше. Насколько хватит твоего разума – посмотрим.

Артем сделал шаг назад, потом еще. Его ноги дрожали, и только воля удерживала его от бегства. Он понимал: бежать бесполезно. Этот лес не выпустит его. И демон, каким бы он ни был, был здесь хозяином. Или хотя бы – старожилом.

– Это… что, сон? – спросил он, глядя в раскаленные глаза Велгора. – Или… бред? Я… умер?

Велгор медленно моргнул, как будто оценивал качество вопроса.

– Нет. Хотя, возможно, ты бы предпочел, чтобы это был сон. Или конец. Но ты здесь. И ты жив.

Артем замолчал. Он перевел взгляд на свои руки. Пошевелил пальцами. Ощутил боль в спине. Все было слишком настоящим.

– Тогда… я в коме? Без сознания?

– Ты не в коме, не в бреду, и не на том свете, если ты об этом, – лениво протянул демон. – Все куда проще. И куда хуже.

– Но почему я?.. Что вообще произошло? Что ты со мной сделал?

Велгор рассмеялся. Смех его был сухим, как потрескавшаяся древесина.

– Я? Я? Да ты сам это сделал. Я здесь просто свидетель. Или, если угодно, комментатор.

– Я ничего не делал! Я просто… пнул чашу… – голос Артема дрогнул.

– Именно. И в тот момент ты стал центром. Перекрестком. Проводником. Ты был пуст – и потому стал вместилищем. Вечность не любит пустоты. Она ее заполняет.

Артем медленно сел на поваленный камень. Он снова ощупал свои руки, грудь, лицо. Сердце стучало. Он хотел проснуться – и понимал, что уже проснулся. Это не был кошмар. Это был новый мир, и он – в нем.

– Это… проклятие? – наконец выдохнул он.

Велгор усмехнулся и склонил голову набок:

– Проклятие, дар, путь, приговор – выбирай слово по вкусу. Ты теперь бессмертен. Не стареешь, не умираешь, но все чувствуешь. Все проживаешь. Боль, голод, одиночество. И время. Оно медленно точит все вокруг, кроме тебя. Это самая жестокая часть. Даже камни становятся пылью. А ты – остаешься.

– Я же просто… пнул чашу…

Велгор фыркнул:

– Не будь наивным. Это был только повод. Настоящее – в тебе. Ты был пуст. В тебе была трещина. А вечность, как вода, ищет, куда просочиться. Ты стал сосудом. Не первым. И, наверное, не последним. Но сейчас – ты. Ты теперь носишь внутри нечто большее, чем себя. Не радуйся.

Артем осмотрелся. Лес был странным. Деревья – другие. Листья – шире. Кора – светлее. Травы – незнакомые. Он подошел к ближайшему камню и провел по вырезанному знаку. Тот был холодным, почти ледяным. Под пальцами вибрация. Едва ощутимая, но отчетливая. Как будто камень дышал. Как будто ждал. Он отдернул руку.

– Где я?

– В прошлом. В очень далеком. До твоих цивилизаций. До слов. Здесь люди боятся грома и чтут тени. Ты для них – чудо или ужас. А может, оба сразу. Или ни то, ни другое. Может, ты станешь новым. Тем, что они запомнят. Тем, что начнет их легенды.

Артем сел. Он чувствовал, как все внутри сворачивается. Ему было страшно. Холодно. Одиноко. Он сжал руки в кулаки, пытаясь найти точку опоры. Он не знал, с чего начать. Даже мысль о движении казалась бессмысленной. Он просто сидел и смотрел на свои ботинки, на землю, на деревья, будто пытался выучить мир заново.

– А ты? Ты здесь зачем?

Велгор пожал плечами.

– Я наблюдатель. Иногда подталкиваю, иногда мешаю. Иногда просто наслаждаюсь зрелищем. Ты – мой спектакль. И я хочу увидеть, куда ты приведешь свою историю. Ты для меня – живое произведение. Непредсказуемое, изменчивое. Иногда – забавное. Иногда – трагичное.

Он подошел ближе. Сжал ладонь – и в ней вспыхнул синий огонь. Он не давал тепла, но тени вокруг стали глубже, движения – замедленнее. В этом свете все казалось настоящим. Без прикрас. Артем впервые увидел, насколько искажен его силуэт. Он был не в себе – как будто мир слегка сдвинул его форму.

– Бессмертие – не дар и не проклятие. Это процесс. И ты в нем теперь – до конца. Какой бы он ни был. Но теперь ты начал. И пути назад нет. Даже если бы ты захотел, путь назад уже завален. Сожжен. Затоплен. Забыт.

Где-то в лесу раздался шорох. Артем вздрогнул. Он почувствовал взгляд. Невидимый, но пронзительный. Кто-то был рядом. Кто-то знал, что он здесь. Может быть – давно. Может быть – ждал. Звуки стали тише. Даже листья перестали шевелиться.

– Что мне делать? – спросил он.

– Приспосабливаться. Учиться. Страдать. Меняться. Вначале – выживи. Потом – поймешь. Возможно. А я… буду рядом. Но не спеши надеяться на помощь. Мне интереснее, когда ты борешься сам. Когда ты ошибаешься. Когда кричишь. Когда молчишь. Мне нравится смотреть, как вы ломаетесь – и что из этого получается.

Артем посмотрел на узкую тропу, теряющуюся между деревьями. Там – туман. Там – звуки. Там – начало. Он сделал шаг. Потом еще. Каждое движение давалось трудно, как будто воздух сопротивлялся.

Велгор широко улыбнулся, глаза его сверкнули.

– Путь открыт, – произнес он.

Они двинулись вглубь леса, по почти незаметной тропе, петлявшей между корней и густых зарослей. Артем шел медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Сердце билось неровно, в голове крутились вопросы без ответов. С чего начать? Что искать? Еда? Люди? Ответы? Все было равной загадкой.

– Ты не подскажешь, хотя бы куда мы идем? – спросил он, не надеясь на серьезность.

– Конечно подскажу, – охотно отозвался Велгор. – Мы идем… туда, где ты начнешь страдать чуть больше, чем сейчас. Ну, или хотя бы получишь пару новых поводов для паники.

Артем закатил глаза:

– Ты серьезно?

– Никогда, – невозмутимо ответил демон. – Но иногда мои шутки совпадают с правдой.

Путь вел вглубь, воздух становился тяжелее, насыщеннее запахами и шорохами. Артем задумался: искать ли людей? Прятаться? И как вообще вести себя в мире, где он – чужак? Где он бессмертен, а остальное – временно? Страх отступал, уступая место напряженному интересу.

Он бросил взгляд на Велгора:

– А ты всегда так рядом будешь ходить?

– Пока ты интересен, да. Как только начнешь нудно выживать и жаловаться на боль в коленке – я исчезну. Или стану камнем. Или мухой. Варианты есть.

– Уверен, ты будешь потрясающей мухой. – страх отступил окончательно и Артема начало одолевать любопытство.

– Уже был. Не впечатлило.

Они шли дальше, неспешно углубляясь в лес. Артем молчал, переваривая услышанное, изредка бросая взгляды на Велгора. Наконец, не выдержал:

– Слушай… бессмертие. Оно как работает? То есть я теперь что, совсем-совсем бессмертный? Прямо неуязвимый?

– Не-у-я-звимый? – протянул Велгор, будто пробуя слово на вкус. – Ха! Нет, ты вполне уязвим. Можешь страдать, гореть, ломать себе все, что только можно. Но не умрешь. Не совсем. Ты просто… останешься.

– То есть если меня съест медведь?

– Ты все еще будешь ты. Ну, в каком-то виде. – Велгор оскалился. – Боль, кстати, останется. Она в комплекте. Премиум-версия бессмертия, так сказать.

– Звучит ужасно.

– Для тебя – да. Для меня? Увлекательно. Я бы даже поставил попкорн на огонь, но, увы, местная кукуруза не особо в моде.

Артем нахмурился:

– Но если невозможно умереть… зачем тогда бороться? Разве не проще сесть и подождать?

– Можешь попробовать. Но вечность – длинная штука. Очень быстро ты поймешь, что ничего не делать – гораздо больнее, чем делать хоть что-то. К тому же, сидя ты точно ничего не узнаешь. А мне любопытно, насколько далеко ты зайдешь.

Они шли молча еще какое-то время. Артем ощущал странное: каждое слово демона казалось одновременно пугающим и… правдивым. Все вокруг было слишком чужим, и в то же время – по-своему логичным. Он уже чувствовал, что назад пути нет. Только вперед.

Чем дальше они отходили от круга камне, тем живее становился лес. Воздух уже был свежим, ветер шуршал ветками, были слышны крики птиц, вокруг становилось действительно шумно.

– А если… – Артем замялся, – если я не выдержу? Попытаюсь, ну, не знаю… прыгнуть с обрыва? Или что-то в этом духе?

Велгор усмехнулся, не останавливаясь:

– Уже были такие. Один мой подопечный в порыве отчаяния шагнул в жерло вулкана. Драматично, согласен. Пожалуй, даже слишком. Правда, ему повезло, извержение началось через неделю. Его выкинуло обратно. Немного обгоревший, но зато с новым взглядом на жизнь. Думаю, не стоит объяснять, что за неделю в очень горячей обстановке, он осознал, как сильно переоценивал душевные страдания.

Артем покосился на него:

– Ты издеваешься.

– Я существую. Это уже форма издевательства. А если серьезно – ты можешь попытаться закончить с собой любыми способами. Но бессмертие – упрямая штука. Твое тело будет восстанавливаться. Иногда быстро, иногда медленно. А иногда – очень медленно, как назло. Так что с попытками будь поаккуратнее: боль никто не отменял.

– Но ты можешь помочь. Ты знаешь, что делать. И, кстати, я хочу есть.

Велгор улыбнулся. Медленно, опасно:

– Конечно, могу. Но зачем? Ты куда интереснее, когда барахтаешься. А по поводу еды: поищи орехи, ягоды, вон под тем деревом гриб.

– Думаешь он съедобный?

– Попробуй и узнаешь.

Он ткнул когтем в сторону, где сгущалась тень:

– Иди туда. Там слышно ручей. Может быть пещера. Может – звери. Но ты ведь не умрешь. Тебя теперь ничто не убьет. Даже время.

Артем побрел в указанном направлении. Резко стало холоднее. Воздух резал легкие, но казался чище, чем минуту назад. В голове бродили неоформленные планы: найти воду, разобраться, где он, попытаться понять, как устроен этот странный мир. Он оглянулся – Велгор по-прежнему молча следовал за ним, легко ступая, будто вовсе не касался земли.

– А ты ведь все это уже видел, да? Других… таких, как я?

– Видел. Кто-то сразу сходил с ума. Кто-то пытался стать богом. Один решил, что он теперь пророк. Кончилось плачевно – для его последователей. Сам он, к слову, жив до сих пор. Где-то бродит.

Артем стиснул зубы. Мысли о том, что он теперь вне времени, вне жизни, были тяжелее, чем он ожидал. Он смотрел вперед, туда, где лес начинал редеть. Сквозь ветви уже проглядывали выход на очередную поляну, стало слышно журчание воды.

– А от тебя можно как-то избавиться? – спросил он не сразу, не глядя на демона. – Ну, в смысле… если я найду способ, может, ты исчезнешь?

– О, такие мысли начинаются гораздо раньше, чем ты думаешь, – хмыкнул Велгор. – Конечно, можно. От всего можно избавиться. Но всегда есть цена. За избавление от демона – одна. За освобождение от бессмертия – другая. И они редко оплачиваются золотом.

– Какая цена?

– Если бы я сказал – это бы испортило весь спектакль. Скажем так… с каждой смертью ты теряешь. Что именно – решаю не я. Но потеря всегда идет следом. Иногда незаметно. Иногда – как нож под ребра. Так что умирать – можно. Но не без последствий.

Артем бросил на него косой взгляд:

– То есть я не только живу вечно, но и постепенно перестаю быть собой?

Велгор усмехнулся, не подтверждая, но и не отрицая. Он лишь поднял палец:

– Вопрос не в том, сколько ты проживешь. А в том, кем ты останешься через сто, тысячу, десять тысяч лет. Я вот – тоже был кем-то другим. И не могу сказать, что скучаю по себе прежнему.

– Похоже, ты все-таки кого-то найдешь сегодня, – негромко сказал Велгор. – Надеюсь, ты умеешь быть вежливым. Первый контакт запоминается. – он указал на небольшие следы у ручья. – Думаю, это кто-то, кто знает, как выживать в этом мире. А значит – не слишком доверчивы. Если повезет, сначала заговорят. Если нет… ну, по крайней мере, ты сможешь встать и удивить их своей живучестью. Забавное зрелище получится.

Артем не ответил. Он нагнулся к ручью, зачерпнул воду ладонями и сделал несколько жадных глотков. Холодная, свежая, немного мутная, но на удивление приятная. Тело отозвалось легким ознобом, но жажда утихла. Он умыл лицо, стряхнул капли с подбородка и огляделся.

За спиной снова раздался треск веток, в этот раз ближе чем всегда и очень настойчиво, звук явно приближался. Артем обернулся. Ветви впереди сдвинулись. Что-то двигалось сквозь подлесок – не громко, но уверенно. Он замер, сердце забилось чаще. Тварь. Или зверь. Он не знал, как это назвать.

Из кустов выскользнул силуэт: четвероногое, с шерстью цвета сухой травы и глазами, отражающими свет, как у кошки. Но размер… он был с теленка, а пасть – вытянутая, словно у собаки, усеянный мелкими игольчатыми зубами. Оно остановилось. Почуяло его.

Артем двинулся назад. Существо странно зашипело, отшатнулось – и скрылось.

Велгор тихо сказал:

– Это не охотник. Пока. Но все может поменяться. Даже пищевые цепи.

И все, что оставалось – двигаться дальше.Артем глубже втянул воздух. Мир был голодным. Он чувствовал это.

Русло ручья вилось между деревьями, исчезая в высокой траве. Артем двинулся вдоль воды, стараясь идти по краю и не терять следов, которые, возможно, могли бы привести его к людям. Или к тем, кто здесь вместо людей. Каждый шаг был осторожным, но все же уверенным – назад дороги не было.

– И все же, – пробормотал он себе под нос, – лучше идти, чем сидеть.

– Умная мысль, – поддержал Велгор, лениво шагнув следом. – Кто знает, может тебя даже не убьют с первого взгляда.

Впереди струился легкий дым, почти неразличимый на фоне утреннего марева. Он поднимался над деревьями, пульсируя тонкой лентой, и звал за собой. Там было движение. Там была жизнь. И, возможно – смерть.

Но теперь – не окончательная.

Артема не покидало ощущение, что это только начало.

Жертва

Артем шел вдоль ручья, который петлял среди деревьев, постепенно становясь шире и тише, словно замедляя течение перед тем, как исчезнуть в густых зарослях. Лес дышал влагой и древностью, запах мокрой коры, грибов и хвои наполнял легкие, усиливая ощущение нереальности происходящего. Он не чувствовал усталости – только странную, вязкую настороженность, будто мир вокруг стал внимательным, как зверь, притаившийся в траве.

Почти незаметно деревья поредели, и он замер, уловив среди листвы мерцающий свет и тонкую струйку дыма, поднимающуюся вверх и растворяющуюся в утреннем воздухе. Лес словно приоткрыл занавес: между ветвями открылся вид на небольшую поляну, где теснились примитивные жилища – шатры, накрытые шкурами, ветками, травой. Между ними мелькали человеческие силуэты, быстро снующие туда-сюда, словно в ритуальном танце обыденности.

Артем остановился, сердце забилось чаще. Пахло костром, мокрой землей, дымом жареного мяса, и чем-то иным – мускусным, теплым, будто запах зверя, притаившегося рядом. Его кожа покрылась мурашками, и он, не отдавая себе отчета, сделал шаг вперед. Под ногой хрустнула ветка. Он замер. Ветви дрогнули, и он ощутил на себе, как будто физически, взгляды – внимание, тяжелое и колючее.

– Не бойся, тебя убить не смогут, – раздался знакомый голос Велгора, мягко звучащий в голове или рядом, – Но это не значит, что не попытаются.

– Утешил, – прошептал Артем, чувствуя, как во рту пересохло. Он инстинктивно вытер ладони о ткань джинс.

Артем шагнул из леса, словно выпал из иного времени. Несколько фигур обернулись к нему. Их взгляды пронзали, как копья. Время словно замерло, звуки стихли, и только треск костра на заднем плане подтверждал реальность происходящего.

Тревожный вскрик прорезал тишину. Два мужчины с копьями шагнули вперед. Они были обнажены по пояс, их тела покрывали полосы темной глины, рисунки на коже словно двигались вместе с мускулами. Артем почувствовал первобытный ужас – не страх смерти, а страх быть непонятым, чужим, быть отброшенным этим миром, как нечто испорченное.

– Не сопротивляйся, – сказал Велгор, исчезая. – Лучше быть странным, чем мертвым.

Артем поднял руки, выдохнул, пытаясь говорить, но горло было тугим, как затянутая петля.

– Я… не враг, – прошептал он, глядя, как наконечник копья утыкается в его грудь.

Мужчина с копьем издал гортанный звук, что-то резко выкрикнул, но не ударил. Второй подошел ближе и ткнул острием в сторону земли, делая резкий жест рукой, как будто требовал от Артема опуститься. Тот медленно присел на корточки, все еще держа руки приподнятыми, чувствуя, как напряглись мышцы спины. Один из охотников обошел его кругом, прищурившись и внимательно разглядывая. Другой не сводил с него глаз, держал оружие прямо.

Они обменялись парой коротких фраз между собой. Один ткнул пальцем в обувь Артема, другой – в куртку, как будто обсуждая, с чего начать разборку странного трофея.

Один из них вдруг шагнул ближе и дотронулся до плеча Артема, держа копье чуть в стороне. Касание было неожиданно осторожным – как будто он проверял, не обожжется ли. Затем резко отдернул руку и выругался, отступив на шаг.

На несколько долгих секунд они замерли в тишине, словно что-то решали взглядом.

И тут появилась она – высокая, тонкая, как тень, с гривой темных волос, украшенной костями, перьями и чем-то, напоминающим когти. Ее глаза были старше ее лица, глубокие, спокойные. Она шла, не спеша, как волчица, изучая его. Без страха. Без злобы.

Она коснулась его куртки, будто проверяя, не иллюзия ли он. Артем почувствовал этот жест, как удар – не физический, а символический. Он был чужим. Его ткань, его взгляд, его запах. Все было не так.

– Ала шиа талаха? – спросила она. Слова текли, как вода по камням. Гортанные, мягкие, как колыбельная, но в них слышалась тревога.

Артем покачал головой:

– Не понимаю.

Он еще не знал, что именно происходит, но чувствовал: женщина перед ним здесь кто-то важный. Может, вожак, может, жрица – но явно не последняя фигура. И лучше пока не злить ее.

Женщина подняла ладонь, и охотники с копьями послушно отступили, хотя и не расслабились. Один из них медленно обошел Артема сзади и щелкнул языком, будто подзывая собаку, – странный жест, лишенный явной агрессии, но унизительный в своей простоте. Артем не пошевелился. Он чувствовал, как напряжение вокруг будто вибрирует в воздухе – плотное, почти физическое.

Толпа медленно сгущалась. Люди подходили – женщины с детьми, подростки с копьями, старики, кряхтя, выходили из хижин. Каждый нес в себе смесь страха и любопытства, но никто не смеялся, не шептался громко. Артем ощущал себя насекомым под увеличительным стеклом. Он опустил голову, чтобы не провоцировать ни взглядом, ни движением. На периферии зрения он заметил, как какая-то девочка – крошечная, в длинной рубахе из шкуры – робко подошла ближе, уставилась ему в ботинки, а потом резко отпрянула, словно от пламени.

Еще один мужчина, старше, с косичками из ракушек, подошел к женщине и заговорил с ней коротко. Она кивнула, не отрывая глаз от Артема, потом развернулась и жестом велела ему следовать. Он подчинился – не потому, что понял, а потому что идти вперед было легче, чем стоять и ждать, когда страх застынет в кости.

Они двинулись вглубь поселения.

Дорога между шатрами была узкой, утоптанной множеством ног и лап. У входов в жилища сидели люди – кто-то с ножом, вырезающим из кости наконечник; кто-то с мотком грубой веревки, плетущейся из волокон; кто-то просто наблюдал. Артем чувствовал взгляды, словно дождь из иголок – сдержанные, изучающие, с нотками страха.

Неподалеку женщина разбирала тушу зверя – кабана или чего-то похожего. Ее руки были по локоть в крови, но она, не отрываясь, посмотрела на Артема. Ее лицо не выражало ни отвращения, ни удивления. Просто любопытство, почти ленивое, но несмотря на это, Артем болезненно ощутил одиночество, которое навалилось на него неотвратимо и глухо, как осенний туман. Все здесь было чужим – запахи, звуки, одежда людей, их язык, даже сама логика их движения. Он был не просто в другом месте, он был в другом времени, в другом ритме мира, где никто не знал ни его слов, ни его смысла. И чем дальше он шел, тем яснее становилось: у него нет ни опоры, ни переводчика, ни даже шанса сделать вид, что он свой. Он был один – как мысль, потерявшая язык, как голос, звучащий в вакууме. Даже Велгор, пусть и демон, но ставший почти привычным – просто, потому что говорил с ним на одном языке, – исчез. Ни сарказма, ни смешков, ни подсказок. И это отсутствие вдруг оказалось оглушающим.

Дети сбивались в стайки, кто-то шептал, кто-то смеялся, показывая пальцем. Один мальчишка попытался кинуть в Артема маленький камешек, но получил окрик от старшего и тут же сник. Артем ничего не сказал. Он чувствовал себя в зверинце. Или, наоборот, – животным, случайно оказавшимся среди людей.

Он все время оглядывался на женщину, шедшую впереди. Она не оборачивалась, не говорила, просто двигалась спокойно, словно была уверена, что он пойдет за ней. Странная смесь достоинства и силы исходила от нее. Не властность, а укорененность – как будто она сама была частью этого места, как дерево или скала.

Они приблизились к большему жилищу, которое явно выделялось среди остальных. Оно было шире, крыша ниже скатывалась к земле, а у входа висели украшения – подвески из костей, камней и каких-то зубов. Женщина остановилась, оглянулась на Артема и чуть кивнула в сторону входа.

Он переступил через низкий порог, отодвинув тяжелую занавесь из шкур, и шагнул в полумрак.

Внутри пахло дымом, травами, старой кожей. Пол был устлан шкурами, в углу, обложенный камнями, тлел костер, давая дрожащий свет. В центре сидел кто-то – фигура в маске из дерева и перьев, сгорбленная, но настороженная, словно слышала каждый шаг.

Артем остановился, не решаясь подойти. Снаружи снова повисла тишина и в полумраке этого жилища, она давила на психику. Он снова почувствовал одиночество, но теперь – как что-то, давящее изнутри, как пустота, в которой собственные мысли звучат слишком громко.

Человек в маске поднял голову, и из ее глубины на Артема уставился взгляд – прямой, неприятный, почти нечеловеческий. Было ощущение, будто смотрела не пара глаз, а сама маска, безликая, но внимательная. Он не знал, кто это: старейшина? жрец? кто-то вроде местного судьи? Но внутренне уже приготовился к тому, что ответы будут далеки от привычного.

Велгора все еще не было.

Артем сглотнул и сделал шаг ближе. Человек заговорил. Слова были чуждыми, певучими, как поток, несущийся сквозь камни. Они не имели смысла, но звучали так, будто должны быть понятыми. И вдруг – знакомый голос рядом с ухом:

– Надеюсь, ты не забыл, как притворяться умным? Потому что сейчас это может спасти твою кожу.

Артем вздрогнул. Велгор вернулся.

– Ох, как здесь душно, – продолжил демон, словно они сидели в парной, а не перед странным человеком в перьях и маске. – Или это твоя тревожность заполняет помещение?

Артем почти машинально бросил взгляд в сторону – туда, где, как ему казалось, должен был маячить Велгор. Конечно, никого не было. Только блики от костра плясали по стенам.

– Кто это? – едва слышно прошептал он.

– Судя по костюму, это местный важняк. Жрец, старейшина, шаман – называй как хочешь. Главное, не засмейся, если он вдруг начнет приплясывать и напевать в нос – тут это могут не оценить.

Фигура в центре не прерывала свою речь. Казалось, ее голос заполнял хижину, как дым – мягко, но неизбежно. Артем чувствовал, как каждое слово давит, даже не проникая в сознание.

Звук чужой речи не был агрессивным, но в нем сквозило что-то древнее, что-то, от чего по коже пробегали мурашки. Он не знал слов, но чувствовал в них ритм, словно все происходящее было не беседой, а частью обряда. Маска, голос, дрожащий свет огня – все это сплеталось в нечто гипнотическое.

Фигура покачивалась в такт словам, почти незаметно. В какой-то момент Артему показалось, что он действительно вот-вот начнет петь. Или танцевать. Или оба сразу. Тело этого человека двигалось, как будто голос тянул за собой связки мышц. Это было завораживающе и пугающе одновременно.

– Так, кажется, мы дошли до вступления, – пробормотал Велгор. – Сейчас пойдут образы, метафоры и возможный вызов духа огня через чихание в угли. Не пугайся, если он начнет кататься по полу. Это, вроде как, профессионально.

Артем медленно опустился на корточки, стараясь не издавать ни звука. Он чувствовал себя вторжением. Мешающим, неуместным. Словно случайно зашел в чужую церковь и встал посреди обряда, не зная, когда говорить «аминь».

И в этот момент голос фигуры в маске усилился, став напевным, почти музыкальным. Он закольцовывался, повторяя фразы с легкими изменениями, и Артем вдруг ощутил легкое головокружение. Как будто его разум начинал цепляться за эти ритмы, несмотря на непонимание. Как будто сама ткань речи хотела пролезть внутрь – без слов, без значений. Просто быть услышанной.

– Ладно, – с легким вздохом протянул Велгор. – Придется переводить. Без гарантий точности, конечно, давно я не практиковался в этом наречии.

Артем бросил на него быстрый взгляд, нахмурился:

– Ты еще и по-древнему говоришь?

– Я разносторонняя личность, – фыркнул Велгор. – В отличие от некоторых, слушал уроки истории не только ради пересдачи. А теперь тсс… внимательно, он переходит к самым вкусным метафорам.

Артем снова перевел внимание на фигуру в маске.

– Он говорит, – начал Велгор с напускной важностью, – что ты пришел издалека, из-за границы огня, где вода не умирает, и солнце не садится. Что ты не в теле, а в оболочке. Что ты несешь след тьмы в костях. Поэтично, но слегка пугающе.

Артем сжал пальцы на коленях, стараясь не выдать напряжения. Он не был уверен, говорит ли Велгор всерьез или просто развлекается.

– Он спрашивает, – продолжал демон, – кто ты. Не как зовут. А что ты. Вещь ли? Тварь ли? Гость ли? Ошибка ли?

В хижине повисло напряженное молчание, видимо шаман закончил свой обряд и действительно в конце обратился к Артему с вопросом, так как и он и женщина, которая привела его сюда, внимательно смотрели на Артема.

– Ну, давай, – тихо добавил Велгор. – Вспомни, кто ты, чужак. Хоть бы для начала придумай.

Артем открыл рот, но слова не шли. Он не знал, что сказать – правду? Абсурд? Вежливость? От волнения под ложечкой засосало.

– Может… скажи им, что ты просто потерялся? – подсказал Велгор, но тут же фыркнул. – А может, не стоит. Вдруг у них «потерявшиеся» – это синоним «консервы»?

Артем глубоко вдохнул, пытаясь нащупать хоть какую-то точку опоры в себе.

– Помочь хочешь? – прошептал он.

– Конечно, – с видом величайшего благодетеля протянул Велгор. – Повтори за мной. Только не забудь: интонация – все.

Он медленно, с наслаждением произнес: – Аш-та мэл’кор вэ-шиира на тум ла’гар.

Артем повторил, спотыкаясь о звуки, но фразу сказал почти точно.

Мгновение – и в хижине повисла тишина. Та самая, когда даже огонь будто перестает трещать.

Глаза женщины расширились. Человек в маске чуть приподнял голову. Снаружи послышались тревожные голоса, кто-то громко выкрикнул непонятное слово, а затем – резкий звук, будто кто-то опрокинул сосуд.

Артем покосился на Велгора:

– Что я сейчас сказал?

– Ну… «Я из пламени, и душа моя требует крови». Поэтично, не правда ли?

– Ты издеваешься?!

– Всегда, когда это особенно не к месту, – весело отозвался демон. – Но, согласись, теперь они точно не забудут тебя.

Шаман в маске медленно поднялся. Шкура, в которую он был облачен, мягко зашелестела, когда он оперся на посох, украшенный перьями и чем-то, напоминающим высохшие когти. Он подошел ближе – шаг за шагом, не отрывая взгляда от Артема.

Велгор замолк, и это внезапное молчание лишь усилило тревогу.

Человек в маске поднял руку – и неожиданно для Артема легко коснулся его лба. Касание было почти невесомым, но за ним скрывалась какая-то тяжесть, словно в этот момент что-то проходило сквозь него, прочесывая, прощупывая – не тело, а то, что было за ним. Мысль. Существо. Намерение.

Артем не двинулся, хотя дыхание сбилось. У него было ощущение, что еще немного – и он не выдержит, отшатнется, сорвется на бег, на крик, на что угодно, только бы выйти из-под этого взгляда, из-под этого молчаливого сканирования.

Наконец фигура отстранилась и медленно заговорила. Голос был теперь грубее, короче, словно приказывал. Женщина у входа немедленно вышла из застывшего состояния, кивнула и откинула занавесь хижины. В тот же момент снаружи пронесся хор голосов, как порыв ветра. Люди начали двигаться, и в проеме замаячила толпа.

– Кажется, шоу продолжается, – прошептал Велгор. – Надеюсь, они несут пирог. Но подозреваю, что веревки.

Толпа словно ожила. Гул голосов нарастал, но не становился паникой. Это было что-то другое – ритуальное возбуждение, обрядовое ожидание, когда люди знают: сейчас будет нечто важное. И страшное.

Артем вышел наружу, и солнечный свет резанул по глазам, будто мир снаружи был ярче и грубее, чем в темной хижине. Люди расступались, образуя коридор, который вел куда-то к центру поселения. В его конце, на небольшом пригорке, стояла каменная плита. Массивная, неровная, с трещинами и мхом, она выглядела так, будто стояла тут веками. Артем невольно замедлил шаг.

– Только не плашмя на алтарь, – пробормотал он.

– Ну, по крайней мере, пока без барабанов. Значит, есть шанс, что это просто… экскурсия. Или репетиция. Возможно, сейчас они притащат козу. Хотя… скорее всего, вместо козы будешь ты. – не без мрачного юмора добавил Велгор.

Два воина, которых он видел раньше, вышли из толпы и направились к нему. На этот раз без копий – но с веревками, которые они несли в руках так буднично, словно собирались привязать лодку.

– Эй, – начал было Артем, но один из них поднял руку, показывая, чтобы он молчал.

Женщина, что привела его, больше не выглядела спокойной. В ее лице появилась жесткость. Она не отводила взгляда – будто хотела убедиться, что он пройдет весь путь до конца. Или – что не сбежит.

– Может, сдашься добровольно? Они, глядишь, оценят самоотверженность, – буркнул Велгор, но без обычного веселья в голосе.

Артем сглотнул. Сердце билось все громче, уже не в такт шагам, а будто наперегонки с разумом, пытаясь перекричать страх. Он не знал, что его ждет, но тело отказывалось принимать происходящее как нечто обыденное.

В какой-то момент он замедлил шаг, оглянулся на воинов, на толпу, на камень впереди – и резко развернулся. Он не думал. Он просто рванул вбок, между хижинами, в узкий проход между двух жилищ, едва не сбив с ног какую-то женщину с корзиной.

Крики раздались сразу. Один из охотников вскрикнул, другой метнулся за ним, не теряя времени. Люди начали шуметь, кто-то бросился наперерез.

Артем мчался, задевая стены, оступаясь, но не останавливаясь. Он не знал, куда бежит – просто от, не к. Прочь от плиты, от взглядов, от ожидания. Прочь от неизвестности, которая уже готовилась его поглотить.

– Отличный план, – отозвался Велгор где-то сбоку, – особенно часть, где ты не знаешь, куда бежишь и что делать, когда тебя догонят.

Артем свернул за очередным кривым и хлипким строением из палок и шкур, остановился: тупик. Склон, заросли, скалы. Возвращаться – значит, сдаться. Прыгнуть? Но куда?

Шум приближался. Голоса. Быстрые шаги.

Он сделал шаг назад, прижался к стене. Дышал тяжело, живот судорожно втягивал воздух. И в этот момент он понял: убежать невозможно. Это не просто деревня. Это ловушка. Мир, в который он попал, не отпустит его так легко.

Он выдохнул, медленно, и шагнул навстречу приближающимся силуэтам.

– Ладно, Артемка, сейчас или героизм, или трепка, – пробормотал Велгор.

Но Артем не собирался сдаваться без борьбы. Когда один из охотников бросился к нему, он резко отшатнулся в сторону, схватил первый попавшийся камень с земли и запустил им в преследователя. Тот закрылся рукой, выругался и на миг замедлился. Артем рванул снова, пытаясь проскользнуть мимо, но второй уже поджидал сбоку. Удар – не смертельный, но резкий – пришелся в плечо. Он пошатнулся, застонал, и тотчас же оказался на земле.

Его скрутили грубо, с быстрыми выкриками. Веревки обожгли запястья. Один из воинов не удержался и с раздражением врезал ему кулаком по боку – так, чтобы сбить дыхание, но не повредить всерьез.

– Зато теперь ты точно вызвал у них эмоции, – прокомментировал Велгор. – Всегда приятно быть в центре внимания.

Артем пытался сопротивляться, но сил не хватало. Его подняли, удерживая под руки, и потащили обратно. Толпа отхлынула, но теперь в ней было меньше священного трепета – и больше холодного интереса. Как будто все встало на свои места: чужак оказался слаб, и теперь с ним можно делать, что нужно.

– Ну, вперед, козленок. Пора выяснить, из чего ты сделан, – тихо, почти сочувственно сказал Велгор.

Толпа медленно следовала за ним. Артем, спотыкаясь, еле держался на ногах, но даже в этом состоянии попытался обернуться и прошептать:

– Велгор… Сделай что-нибудь. Ну, хоть что-нибудь! Ты же демон, черт возьми! Заставь их… не знаю… взорваться, исчезнуть, напугай их до обморока!

Ответа не последовало.

Артем снова оглянулся через плечо, голос стал громче:

– Ты ведь все можешь, да? Ты же тут самый умный, самый саркастичный, давай, покажи класс!

Молчание. Только шорох шагов и гул за спиной.

– Велгор! – прошипел он сквозь зубы, почти всхлипывая. – Я не хочу умирать. Я не знаю, что со мной, но я не хочу вот так!

– Я здесь, – спокойно отозвался демон, будто изнутри самого сознания. – Но это не тот случай, где можно щелкнуть пальцами. Тут все по правилам. Старым, древним, выученным до меня.

Артем сжал зубы, чтобы не заорать от отчаяния. Его ноги подгибались, руки болели, плечо пульсировало тупой болью.

– Ты же демон. Сделай хоть что-то.

– Я делаю, – спокойно произнес Велгор. – Я рядом. Это больше, чем тебе сейчас кажется.

Дальше все происходило словно во сне. Его вели через строй, и он чувствовал на себе взгляды – тяжелые, как плиты. Кто-то из стариков что-то бормотал, держа в руках связку сухих трав. Женщины стояли молча, с опущенными глазами. Дети – поодаль, наблюдали с тем особым вниманием, какое бывает у тех, кто еще не понял, чего именно надо бояться.

Наконец перед ним вырос камень. Он был идеальной высоты, удобный, словно кухонный стол, плоский и покрытый мхом. На его поверхности лежали остатки чего-то темного – пятна, которые не смылись дождями. Рядом тлела чаша с дымящейся массой трав, горький запах бил в нос.

– Красиво. Если бы не ты в главной роли, – пробормотал Велгор.

Его развернули лицом к плите. Один из мужчин что-то произнес, скорее шепнул, и ткнул в землю копье. Второй расправил веревки, дернул за петли, проверяя, как они держатся. Артем напрягся, и когда они попытались уложить его на плиту, дернулся.

– Не надо! – выдохнул он, но слова утонули в шуме голосов. Один из воинов наступил ему на ногу, резко и сильно. Другой схватил за плечо, силой прижимая.

Он сопротивлялся. Выгибался. Пытался сбросить их с себя. Но они были сильнее и слаженнее. Один ударил его кулаком в бок, второй – локтем по затылку. Мир на миг пошатнулся.

– Велгор! – выдохнул он в последний раз.

– Уже рядом, – ответил тот. – Считай, держу тебя за руку. Почти буквально.

И в тот момент, когда его тело коснулось плиты, когда кожа ощутила холод шершавого камня, а чье-то колено навалилось на грудь, удерживая – он все еще надеялся, что что-то изменится. Что это проверка, пугающий ритуал, но не более. Но надежда умерла раньше него.

Фигура в маске подошла близко, в руке у нее был каменный нож – грубо оттесанный, с рваными краями. Он не блестел, как сталь, но от этого выглядел только страшнее – как нечто, предназначенное не для чистой смерти, а для медленной, требующей усилия.

– Не надо, – прохрипел Артем, – пожалуйста…

Фигура не ответила. Подняла клинок.

– Велгор! – успел крикнуть Артем, и голос его сорвался, стал детским, высоким.

– Не смотри на меня так. Это не я придумал правила, – пробормотал демон, без своей обычной усмешки.

Камень вонзился в грудь, с сухим хрустом и звуком, напоминающим рвущуюся ткань. Боль вспыхнула, ослепляя, как свет, как удар током. Воздух вырвался из легких. Артем захрипел, попытавшись вдохнуть, но вместо этого глотнул крови.

Второй удар пришелся чуть выше – в ключицу. Он не чувствовал тела, только пульсирующую, чернеющую точку боли, как центр вселенной. Кто-то – может, тот же человек в маске – обрызгал его лицо жидкостью из чаши. Она пахла дымом и смертью.

Он начал терять зрение. Мир дрожал, как в жару. Но где-то на краю осознания он почувствовал: это еще не конец.

– Велгор… – прошептал он, и кровь потекла по подбородку.

Велгор не ответил.

И тогда реальность вздрогнула.

Тело на плите издало хрип. Но что-то внутри уже не принадлежало ему. Свет исчез. Тьма вздохнула. И в следующее мгновение что-то вывернуло изнутри наружу – не боль, не мысль, а ощущение: он сорвался вниз, в абсолютную пустоту.

Глава 4

Он шел по лесу. Не торопясь, легко, словно сам воздух подталкивал его вперед. Под ногами пружинил мягкий мох, между деревьями пробивались теплые лучи солнца, но оно не слепило – лишь грело, как прикосновение руки. Все вокруг было неестественно спокойно.

Перед ним двигалась женщина. Легкая, почти прозрачная, с распущенными волосами и тенью улыбки, которую он не мог разглядеть. Она смеялась – звонко, радостно, и каждый звук отдавался в груди вибрацией чего-то родного. Артем тянулся к ней, но не мог дотронуться.

Цветы всплывали в воздухе, как пепел в замедленном падении. Все это казалось неправильным, слишком безмятежным. Было хорошо и тепло, по-настоящему спокойно – настолько, что совсем не хотелось покидать это место.

– Спишь, красавчик? – голос прорезал тишину, как нож. Глухой, насмешливый, тянущийся, будто из самого позвоночника.

Все замерло. Женщина исчезла. Мох под ногами стал чернеть.

– Я бы не стал затягивать, если не хочешь воскрешения по второму кругу. А оно, поверь, будет куда жарче.

Велгор. Он возник, как всегда, внезапно. Тень на фоне неба, глаза как капли нефти, ухмылка, которая, казалось, жгла воздух.

Он поднес к лицу Артема ладонь. В ней вспыхнуло пламя.

– Просыпайся. Дрова уже потрескивают.

Касание. Огонь. Вспышка боли. Он дернулся – и будто провалился сквозь ткань сновидения, в самый жар преисподней.

Артем проснулся в дыму.

Кашель вырвался из горла. Жар. Трещание сухих веток. Артем в панике попытался встать, но скатился с кучи хвороста, сдирая кожу на плече. Под ним – огонь. Он действительно лежал на костре. Настоящем, уже разгорающимся, весело потрескивая сухими ветками.

Вокруг – люди. Племя. Шум, крики. Женщины отпрянули, один из охотников выронил копье. Ребенок заплакал. Кто-то закричал, кто-то сделал шаг вперед, но замер.

Он голый. Дышит тяжело, хрипит. Тело дрожит – от боли, страха, жгучего жара, телесной ломоты.

Глаза встретились с глазами старика. Шаман. Молчаливый, с пепельными знаками на лбу. Он не двинулся. Только смотрел.

В голове – шепот:

– И вот ты снова среди живых. Не благодари. Хотя, в этот раз, мне даже понравилось.

Артем попытался встать, пошатываясь. Ноги с трудом держали, пальцы дрожали. Он чувствовал себя неуклюжим зверем среди хищных теней. Племя окружило его полукольцом, не приближаясь, но не давая уйти.

Вдруг его пронзило воспоминание – острое, хрупкое, будто затонувшее в глубине сна. Он ведь умер. Он точно помнил, как что-то пронзило его грудь, как исчезли звуки, а мир потемнел.

Он медленно опустил взгляд, прижал ладони к груди, нащупывая кожу, ожидая найти раны, кровь, разорванную плоть… Но под пальцами – ничего. Ни крови, ни пореза, ни шрама. Только гладкая кожа и липкий пепел.

Ветер шевелил волосы и разносил запах гари, смешанный с потом и страхом. Кто-то что-то выкрикнул на непонятном языке. Другой ответил коротко и резко. Шаман медленно поднял руку, и все мгновенно стихло.

Он подошел ближе, внимательно всматриваясь в лицо Артема. Глаза старика были темными, будто покрытыми копотью, но ясными. Шаман поднял горсть пепла с земли и разжал пальцы – пепел развеялся по ветру, осыпав грудь Артема.

Ритуал. Или знак. Или проклятие – Артем не знал.

Шаман что-то произнес негромко, и толпа расступилась. Двое мужчин с копьями подошли к нему сзади, не касаясь, но заставляя двигаться. Его вели прочь от костра – босого, голого, с телом, испачканным в пепле и смоле.

Снова кашель. Дрожь. Артем чувствовал, как реальность, хоть и не родная, снова засасывает. Он жив. И это только начало.

Их путь был коротким – не больше сотни шагов, но каждый из них ощущался, как путь сквозь сон, который не отпускает. Люди расступались перед ним с молчаливой настороженностью. Кто-то отворачивался, кто-то наоборот – не отводил взгляда, будто пытаясь запомнить каждую деталь его облика.

Его провели к хижине, вросшей в склон холма. Она была низкой, полукруглой, покрытой грубой шкурой и сухой травой. Внутри – полумрак, запах дыма и влажной земли. Там не было ни цепей, ни стражи, только ворох старых шкур, что заменяли лежанку.

Артема втолкнули внутрь, и мужчины ушли, оставив его одного. Он опустился на шкуру, чувствуя, как в голове гудит и ноет, будто в черепе осталось эхо костра. Казалось, он все еще чувствует жар под кожей, как будто огонь в нем продолжал тлеть.

Велгор молчал. Но это молчание не приносило покоя. Оно давило, как ожидание удара, которого не видно.

Артем прикрыл глаза, прислушиваясь. Снаружи доносились голоса – приглушенные, гортанные. Его обсуждали. Он знал это. Он был мертв, и теперь жив. Для них – он знак. Символ. Возможно, угроза.

Артем положил ладонь на грудь – снова ощупал гладкую кожу. И впервые понял: его тело больше не принадлежит только ему.

Прошло какое-то время – может, минута, может, час. Он не знал. Но вот шкура у входа в хижину откинулась, и внутрь бросили сверток. Тот мягко ударился об пол и распался – его одежда. Та самая, в которой он умер.

Артем медленно потянулся, развернул ткань. Майка – рваная, с черным пятном на груди. Засохшая кровь. Дырка, неровный край. Куртка вся в бурых следах, порезы по краям. Джинсы тоже повреждены, но целее.

Он провел пальцами по ткани. Присмотрелся к пятну.

– Узнаешь? – голос Велгора наконец прорвался сквозь молчание. – Это ты. Еще совсем недавно. Свежий, не подкопченный.

Артем не ответил.

– Я бы посоветовал приодеться. Эти ребята не привыкли к таким достопримечательностям без штанов. Хотя, может, матриарх оценит.

Он криво усмехнулся и стал натягивать одежду. Ткань неприятно прилипла к груди, кровь еще не высохла до конца, запах был резкий, тяжелый. Мысль мелькнула самопроизвольно: все это надо будет как следует постирать. Но даже в таком виде одежда давала ощущение привычности – хоть что-то знакомое среди чуждого мира.

– А зачем ты вообще влез в мой сон? – резко бросил Артем. – Ты же спокойно смотрел, как меня убивали. А тут вдруг решил не дать сгореть на костре?

Велгор лениво потянулся, как будто только этого вопроса и ждал.

– Потому что тогда это было нужно. Первый раз – это, как посвящение. Без него ты бы продолжил сомневаться в моих словах о твоем бессмертии. Согласись, получилось убедительно.

– А сейчас? Ты решил, что один раз достаточно убедительно?

– Сейчас ты уже веришь, – усмехнулся демон. – А если сгоришь… Понимаешь? Один раз умер – нормально. Дважды за день – это уже означает, что где-то ты свернул не туда. Ты даже не представляешь, сколько работы стоит вытянуть тебя обратно.

– То есть тебе просто лень?

– А ты попробуй собрать расплавленного человека из углей. Не самое увлекательное занятие. Тем более, сегодня ветренно, если забуду что-то важное? Потом вечность слушать твои стенания, как сильно тебе не хватает, ну скажем мизинца левой ноги.

Артем застыл, застегивая куртку, потом резко повернул голову.

– Подожди. Ты собираешь меня по частям? Без тебя я снова стану смертным?

Велгор не ответил сразу. Улыбка на его лице словно застыла. Глаза чуть прищурились – не от удовольствия, а как будто он сам себе только что наступил на хвост.

– Не перегружай свой пока еще не до конца прожаренный мозг, – наконец сказал он. – Некоторым вопросам лучше дать полежать. Как и твоей селезенке – в прошлый раз, помнится, она нашлась позже всех.

Он отвернулся, будто разговор больше не стоит продолжения.

– Они тебя выпотрошили, кстати, – вдруг добавил Велгор, с восхищением. – Острие вошло аккуратно, но потом… ах, потом они резали, будто искали там клад. Кишки – россыпью, печень выскользнула первой, как по маслу. Легкие чуть затрещали, когда их выдрали, будто рвали мокрую ткань. Прелестная работа, если быть честным. – Велгор вздохнул, почти с сожалением. – Жаль, твое сердце перестало биться раньше. Ты пропустил самое интересное. А на каком этапе ты вообще отключился?

Артем не ответил. Он отвернулся, обхватив плечи. Тишина в хижине становилась вязкой, как болотная вода. Он закрыл глаза – не от усталости, скорее от необходимости сбежать внутрь себя.

Он провел рукой по ребрам, потом по горлу, медленно, как будто ожидал, что пальцы провалятся сквозь плоть. Дышал – и прислушивался к дыханию, к сердцебиению. Оно было. Слабое, но устойчивое.

Он сжал кулак и тут же разжал – просто чтобы проверить, может ли. Прокрутил в голове все, что сказал Велгор. «Вытащить обратно». «Развалишься – соберу».

– А если ты исчезнешь? – шепнул он в пустоту. Ответа не было.

И тут шкура у входа в хижину отодвинулась.

Артем резко повернулся. В дверном проеме стояла девочка лет двенадцати. Тонкая, с большими серьезными глазами и длинными темными волосами, заплетенными в косу, обмотанную шнурком. В руках – глиняная чаша с водой и плетеная корзинка, из которой тянулся пар.

Она вошла осторожно, почти неслышно, поставила все на землю и, не сказав ни слова, посмотрела ему в глаза. Ни страха, ни любопытства – только странная, тяжелая тишина, слишком взрослая для такого возраста.

Потом повернулась и ушла, так же молча. Шкура опустилась.

Артем не сразу двинулся. Он еще долго смотрел на дверь, будто надеялся, что девочка вернется. Или кто-то другой. Потом, вздохнув, потянулся к корзинке.

Внутри оказался плоский лепешкообразный кусок чего-то, напоминавшего пресный хлеб, и теплая масса – возможно, мясо или что-то, на него похожее. Пахло дымом и пряной горечью.

Он взял лепешку, отломил кусок и осторожно попробовал. Жесткая, с кислинкой. Потом зачерпнул немного из чаши пальцами – мясо, теплое, волокнистое, с запахом дичи. Жевалось тяжело, но вкус был насыщенным.

– Ну хоть кормят, – пробормотал он себе под нос. – Уже прогресс.

Глотая, он поймал себя на странном чувстве благодарности. За еду. За тепло. За то, что все это было – настоящее. Живое.

Он взял чашу с водой, понюхал. Чистая. Осторожно сделал глоток, потом второй. Она была холодной и немного пахла дымом – но была настоящей водой. После всего пережитого это было почти чудом.

Артем выдохнул и, не отпуская чашу, уставился в темноту хижины. Он был жив. Он ел. И, кажется, теперь его действительно собирались оставить здесь.

Как минимум – ненадолго.

Шкура у входа в хижину снова зашевелилась. Артем поднял взгляд, ожидая увидеть девочку или кого-то из воинов. Но внутрь вошел шаман.

Он шел медленно, опираясь на резной посох, украшенный сухими травами и косточками. На лице – та же мрачная невозмутимость. Он остановился на пороге, пристально глядя на Артема.

– Готовься, – прошептал Велгор, появившись у самого его уха. – Сейчас начнется магическое шоу «наугад».

Шаман шагнул внутрь и опустился на корточки рядом с лежанкой. Из наконечника своего посоха – выточенного из кости и украшенного панцирем какого-то древнего существа – он аккуратно вынул тлеющие угольки. Легонько подул, раздувая жар, и, приложив к ним пучок сухих трав, добился медленного возгорания. Густой ароматный дым пополз по хижине. Артем закашлялся.

Старик водил дымящимся пучком над телом Артема, приговаривая что-то шепеляво, ритмично. Его пальцы то тянулись к груди Артема, то замирали в воздухе. Иногда он проводил рукой перед его глазами, будто проверяя реакцию.

– Он ничего не чувствует, – прошептал Велгор. – Только дует, чтобы убедиться, что ты не демон. Или что ты именно демон. Им, знаешь ли, без разницы.

Шаман коснулся лба Артема тыльной стороной пальцев, потом мазнул пеплом по виску. Его глаза оставались холодными, как стоячая вода.

– Он гадает, – продолжал Велгор, – по запаху, по тону кожи, по дыму, по твоему дыханию. У них нет доступа к Знанию, только к домыслам и ритуалам. Но иногда… – он замолчал, – иногда и этого хватает.

Он вдруг резко подался вперед, почти касаясь уха шамана:

– АУ! – рявкнул Велгор, смакуя каждую букву. – Да я тут, старик! Дух, демон, как тебе угодно, но мне больше нравится, когда вы поклонитесь мне как богу!

Потом с ухмылкой махнул перед его глазами рукой, проведя сквозь лицо, как сквозь дым. Шаман не дрогнул, не вздрогнул, даже не моргнул.

– Пусто, – прошептал Велгор, садясь обратно. – Даже если бы я стоял в полный рост и танцевал, он бы все равно гадал по пеплу.

Шаман замер на мгновение, затем поднялся, не проронив ни слова, и вышел так же бесшумно, как вошел.

– Видишь? – Велгор уселся на воздух рядом, скрестив ноги. – Даже местный верховный носитель духа работает наугад. А ты хотел инструкцию и объяснения.

– Все это в равной степени можно объяснить бездарностью шамана и моей шизофренией, – пробормотал Артем, не глядя на него. – Может, я сейчас лежу в лесу, пускаю пену изо рта, а вокруг суетятся друзья, в скорую звонят… а мне тут демоны душу прожаривают и первобытный Netflix крутят.

– Слышу нотки надежды, – немедленно отозвался Велгор. – Не приятно, конечно, ты знаешь… я, между прочим, лучше шизофрении.

Он демонстративно надулся, затем добавил с наигранной обидой:

– Вот и начинай после этого дружить с людьми. Вечно сравнивают тебя с какой-то неврологической хренью. Лучше бы сравнили с Карлосоном. Тот, по крайней мере, был обаятельным и с мотором.

Артем молчал. Но в груди будто что-то сдвинулось. Не страх – осознание. Его больше не рассматривают как врага. Но и не принимают. Он пока – загадка.

И загадку будут разгадывать.

– Подожди-ка, – произнес Артем, чуть приподняв бровь. – А откуда ты вообще знаешь, кто такой Карлосон? Что ты вообще знаешь о моем времени?

Велгор, не теряя ленивого вида, прищурился и с нажимом произнес:

– Родное чувствуешь, да? А это ведь звоночек. Значит, цепляет. А ты уж прости, не могу раскрывать все карты сразу. Где же тогда место для чудес, паранойи и великого сомнения?

Он довольно щелкнул пальцами – с искрой, как от кремня:

– Считай, что у меня очень… разветвленные источники информации. Или хорошая библиотека. Или ты действительно лежишь где-то в лесу. С пеной. В окружении обеспокоенных друзей. Кто знает?

Артем закатил глаза, затем медленно поднялся и подошел к выходу из хижины. Шкура на входе колыхалась от легкого ветра. Он не стал ее поднимать – просто прислушивался.

Снаружи слышались голоса, редкий лай, треск хвороста. Жизнь племени текла за стенами, как далекая река. Он еще не был частью ее течения – только лежал у берега.

Вернувшись к шкурам, он начал осматривать хижину. Примитивная, но не убогая. Все здесь было устроено с целью: каменные ниши, подвесы из веревок, кости, высушенные травы.

На стене, в глине, были вдавлены отпечатки пальцев. Большие, детские, длинные – чьи-то метки. Он провел по ним рукой, будто пробуя понять язык, забытый им самим.

– Что ж, магистр исторических наук, – пробормотал Артем. – Добро пожаловать в живую экспедицию. Без GPS, без переводчика, и, похоже, с демоном в комплекте.

Он сел на корточки, ощупывая неровности глиняной стены, вглядываясь в следы, как в текст. Кто оставлял их? Для чего? Это было послание? Украшение? Или просто детская игра, ускользнувшая от смысла в вечность?

Артем провел рукой по пыльной поверхности пола, нащупал мелкие кости, обломки угля, высохшие цветы. Его пальцы дрожали, но не от страха – от нарастающего напряжения. Все это было слишком реальным, слишком целенаправленным, чтобы быть бредом.

Он сел обратно на шкуру и закрыл глаза. Где он? Когда он? Что вообще стало основой этого мира?

Снова шорох – не за дверью, а внутри. Он открыл глаза – Велгор лежал, вытянувшись на боку прямо на воздухе, словно на невидимом ложе, и читал, нечто напоминающее выдранный кусок пергамента.

– Если ты пытаешься воссоздать культурный контекст – советую начать с приема пищи, – лениво протянул демон, не поднимая взгляда. – Или, может, наконец попробуешь поговорить с ними. Ты ведь язык быстро хватаешь, не так ли?

Артем фыркнул и обернулся.

– Лепешка, глиняные стены, оседлая хижина… – перечислял он вслух. – Так вы не просто дикари в шкурах. Значит, у вас уже оседлый быт. Землю возделывают, возможно, даже запасы хранят. Это не охотники-собиратели, это уже зачатки цивилизации.

Он прищурился, глядя в сторону Велгора.

– Когда мы? – спросил он. – В каком веке, тысячелетии? Или хотя бы… на какой стадии человечества?

Велгор сложил пергамент пополам, не поднимая глаз, и ответил с ленцой:

– Ну вот, пошли неудобные вопросы. А ведь только начал наслаждаться твоей благостной растерянностью.

Он потянулся, зевнул с преувеличенной ленцой и продолжил:

– Скажу тебе дату – и все пропадет. Загуглить не сможешь, учебников под рукой нет. А так – романтика, тайна, саспенс. Все, как ты любишь.

Он сделал вид, будто размышляет:

– Допустим, скажу: «Ты в восьмом тысячелетии до новой эры». И что? Ближе не стало. Проще? Сомневаюсь. Интересней? Ха. – Он подмигнул. – А пока живи, смотри, думай. Собери свои версии. Это, как ни странно, и есть твоя работа. В этом мире ты – теперь единственный эксперт по его прошлому. Поздравляю, магистр.

Он хотел что-то возразить, но язык будто примерз к небу. Все это действительно походило на иронию в чистом виде: историк, оказавшийся в прошлом, но не знающий, в каком именно.

Артем тихо выдохнул и провел рукой по виску.

– Значит, сам догадайся, да? – пробормотал он. – Без опор, без даты, без карты. Отличная работа, мой темный спутник… А польза от тебя вообще есть, или ты просто паразит?

– Вот обидно сейчас было, – немедленно отозвался Велгор откуда-то сбоку. – Я, между прочим, стараюсь, сопровождаю, поддерживаю атмосферу. А ты все – паразит, паразит… Как будто у тебя есть более надежные попутчики.

Артем фыркнул, но не стал спорить. В словах Велгора – как всегда – больше насмешки, чем ответа, но за всем этим маячила неприятная правда: он и вправду здесь один, демона, тень или что это к нему прицепилось, можно не брать в расчет.

Артем поднялся, снова подошел к выходу и приоткрыл шкуру.

Солнце клонилось к горизонту. Воздух стал прохладнее, но в нем по-прежнему витал запах дыма, жареного мяса и чего-то травяного. У входа в хижину сидел кто-то – женщина, плетущая веревку. Она мельком взглянула на Артема, но не сказала ни слова. Лишь слегка склонила голову, как будто признавала его существование – и тут же вернулась к своему занятию.

Он сделал шаг наружу. Почти инстинктивно – просто чтобы почувствовать землю под ногами. Глина и трава, теплая пыль, камни. Все настоящее.

За пределами лагеря раскинулись холмы, кое-где изрытые – словно от старых пожаров или оползней. Вдалеке виднелась река, извивавшаяся среди деревьев, как лента.

Велгор шагал рядом – босиком, но ни пыль, ни мелкие камни не оставляли на нем следов.

– Видишь, – сказал он, глядя вдаль, – первобытность с человеческим лицом. Не совсем звери. Но еще не люди.

– И я теперь среди них, – пробормотал Артем.

– Не просто среди. Ты – их головоломка. Их ошибка или знак. А может – ответ.

– Я не знаю ни их языка, ни культуры, ни правил.

– Узнаешь, – отмахнулся Велгор. – Ты же, в конце концов, человек. Самый гибкий паразит во вселенной. Приспособишься.

Артем долго молчал, разглядывая закат. Потом тихо сказал:

– Я ведь уже умер. И, наверное, не один раз умру еще. Но если это мой путь – я хочу знать, куда он ведет.

– Слишком рано для пафоса, – фыркнул Велгор. – Дай миру обжечь тебя немного сильнее. Потом, может, и пророчества подтянутся.

– Но если я здесь, – произнес Артем в пустоту, – то зачем?

Велгор не ответил. Он исчез – как и всегда, когда разговор становился слишком серьезным.

Артем задержал взгляд на горизонте еще несколько секунд, затем неспешно направился к ручью. Вода была холодной, но чистой, прозрачной. Он опустился на колени и начал аккуратно стирать свою майку. Кровь, копоть, грязь – все уходило медленно, оставляя алые разводы на поверхности.

Когда майка стала хотя бы условно чистой, он отжал ее и повесил на ближайшую ветку. Сам умылся, провел руками по лицу, по затылку, по шее. Холод оживлял лучше слов.

Спустя пару минут он поднялся, взял одежду и пошел обратно в хижину.

Когда он вернулся внутрь, хижина встретила его тем же полумраком и запахом трав. Артем повесил майку на деревянный колышек у стены, сел на шкуру и только собрался перевести дух, как шкура на входе вновь откинулась.

В проеме появились женщины.

Сначала вошла старуха – высокая, сухоплотная, с копной седых волос, собранной в тугой узел. Черты ее лица были резкими, как выдолбленные в камне. Она двигалась уверенно, с достоинством, и остановилась напротив Артема. В глазах – сосредоточенность и тяжесть, не страх, не отвращение. В ней ощущалась власть и опыт, но не было слабости.

За ней, чуть задержавшись, вошла молодая женщина, та самая, которая вела его к хижине шамана в первую встречу с жителями этого места. Сейчас Артем смог лучше рассмотреть ее— лет двадцати пяти, может чуть старше. Темные волосы заплетены в сложные косы, кожа светлее, чем у большинства в племени, глаза – внимательные, умные. Она остановилась за спиной старухи, но смотрела не на нее, а прямо на Артема. В этом взгляде не было враждебности – лишь любопытство, и что-то еще, почти неуловимое.

Старуха что-то сказала – короткую, рубленую фразу. Молодая женщина кивнула и сделала шаг вперед. Атмосфера в хижине изменилась – будто воздух стал плотнее.

Артем поднялся с лежанки, выпрямился, стараясь выглядеть спокойным, хотя сердце вновь заколотилось быстрее. Он не знал, что именно означал этот визит – приговор или знакомство. Но почувствовал, что это нечто важное.

Старуха подошла ближе, окинула его взглядом, словно оценивая не человека, а орудие или жертвенное животное. Ее пальцы дрогнули – почти незаметный жест, и молодая женщина двинулась вперед, остановившись перед Артемом.

Она заговорила – голос негромкий, но уверенный, с мягкими, певучими интонациями. Он не понял слов, но в них не было угрозы. Скорее – вопрос. Или приветствие.

Артем кивнул в ответ, положил руку на грудь – интуитивно, пытаясь показать, что не враждебен. Молодая женщина повторила его жест, и уголки ее губ чуть дрогнули – почти улыбка.

– Вот это уже интереснее, – прошептал Велгор. – Кажется, тебя официально признали обезьяной, достойной изучения. А может, и приручения. Поздравляю, может, даже миску выделят.

Женщина не отводила взгляда, будто пытаясь что-то вычитать в его лице. Затем снова заговорила – чуть тише, как будто уже не к нему, а сама себе. Старуха в это время обошла их по кругу, осматривая Артема с другого ракурса, хмыкнула тихо, словно осталась чем-то недовольна, и кивнула молодой.

Та вновь подошла ближе – теперь совсем рядом. Артем ощущал ее дыхание, теплое, с запахом трав и дыма. Она протянула руку и осторожно коснулась его груди, чуть выше сердца. Не больно – скорее, как проверка. Он не отпрянул.

– Не бойся, – пробормотал Велгор, – если бы хотели убить – уже бы потрошили. А это, похоже, ритуал признания. Или знакомства. Или… – он зевнул. – Ну, у всех свои причуды.

Молодая женщина отняла ладонь, посмотрела ему в глаза и произнесла еще одну короткую фразу. Затем – кивок. Старуха кивнула в ответ, что-то приказала. Молодая вышла из хижины, оставив Артема и старую женщину наедине.

– Если бы ты лучше знал работы своих коллег, – пробормотал Велгор, – возможно, и догадался бы, кто она. Матриархат, Артем. Здесь за главную – вот эта бабушка. Но нет… Историки вечно спорят: «Патриархат? Матриархат?». Никто не спрашивает самих бабушек.

– А как их спросить? – фыркнул Артем. – Они же все умерли.

– А некроманты вам на что? – отозвался Велгор с невозмутимым видом.

Артем уставился на него:

– Хотя… – протянул он и поежился, – мне, наверное, лучше не знать.

В это время старая женщина, та самая, которую Велгор назвал матриархом, словно что-то почувствовала. Она смотрела сначала на Артема, затем – перевела взгляд чуть в сторону, туда, где сидел демон. Глаза ее сузились.

Велгор застыл. Медленно повернулся в ее сторону, приподняв бровь:

– Не может быть…

Но бабушка ничего не сказала. Лишь произнесла короткое слово, как приговор, развернулась и исчезла за пологом.

– Ладно, – пробормотал Велгор, – показалось. Наверное.

Артем остался один в полумраке, и лишь тонкий запах дыма напоминал, что все это – не сон. Он сел обратно, оперся спиной о глиняную стену и тихо выдохнул. Его путь только начинался, но он уже чувствовал – обратной дороги нет.

В хижине вновь повисла тишина, но теперь она звучала иначе. Не как ожидание, а как признание. Его приняли. Или, по крайней мере, решили пока не убивать.

Где-то снаружи затявкал пес. Вдалеке звенел голос ребенка. А внутри сидел человек, который умер – и остался.

Пока что.

Глава 5

Ночь опустилась на селение. Звезды высыпали на черное небо резкими, холодными искрами. У костров мерцали тени, племя стихало, замирало. Но в одном из кругов, ближе к краю холма, горел особый огонь.

Вокруг него сидели пятеро: старая матриарх, молодая женщина с косами – ее преемница, шаман с посохом, украшенным перьями и костью, и двое мужчин – старшие охотники. Их лица были мрачны, как земля после дождя. Между ними – тишина, натянутая, будто струна, которую вот-вот тронут.

Первая заговорила матриарх. Голос ее был негромким, но веским.

– Он пришел не случайно, – сказала она. – Возможно, это послание. Или проверка. Я чувствую – он не один. Что-то идет с ним. Или за ним.

Молодая женщина с косами кивнула.

– Но он живой. У него сердце, дыхание. И страх. Это не демон.

Один из охотников усмехнулся:

– Страх может быть и у демона. А если это обман? Он восстал из огня. Мы отдали его пламени, как положено. Но тело не обуглилось. Ни капли. Кожа чиста. Даже раны – исчезли. Он вернулся, как будто сам огонь его отверг. Это… плохо. Это значит, он чужой не только нам. Даже огонь не взял его.

Второй охотник качнул головой:

– Но он не напал. Не говорил. Не угрожал. Может, он просто… другой. Только… в тот день, он сказал странное. Говорил, что "кровь нужна" или что-то в этом роде. Как будто… не он один говорил. Или не он один хотел.

Шаман все это время молчал, глядя в пламя. Его лицо не отражало эмоций, только морщины шевелились, как волны на воде.

– Это может быть знак, – продолжала матриарх. – Может быть, он из тех, о ком говорили старые песни. Или из тех, кого изгнали не мы.

– Или тех, кто возвращается, – добавила молодая женщина.

Охотники заворчали. Один сжал кулак:

– Мы должны защитить племя. Если дух – изгнать. Если человек – пусть докажет, что не враг.

Шаман поднял руку. Тишина. Он заговорил впервые. Его голос был хриплым, тягучим:

– Мои сны неспокойны. В них – кровь и свет. Башня и птица. И он. Не враг, но и не брат. Он – ключ. Или дверь. И то, и другое открывает путь.

Молчание повисло над костром.

– Что делать? – спросила молодая женщина.

– Смотреть, – ответила матриарх. – Не вмешиваться, пока не станет ясно. Он еще не наш и не чужой.

Спор продолжился, но голоса уже не были такими острыми. И когда матриарх ударила посохом по земле, все замолчали. Решение не принято. Но ясно было одно: теперь за чужаком следят. И каждый ждет, чем он станет – бедой, благом или ответом.

…

Ночью шаман остался один.

Он сидел в шалаше из костей и шкур, у курящегося очага. Перед ним – сосуд с травами. Он бросал их по одной, приговаривая. Дым клубился, становился густым, вязким. Он вдохнул глубже. Раз, другой. Мир поплыл. Звуки затихли.

Глаза закрылись.

Сначала пришли символы – огонь, кровь, круг. Потом – лицо чужака. Оно растворилось в пепле. Потом – птица. Черная. В небе два солнца. Одно горит, второе затухает. Башня рушится. Голоса без ртов шепчут.

И потом – он.

Высокий силуэт, будто вытянутый вверх, неестественный. Контуры дрожат, как отражение в озере, но черты становятся все четче: лицо вытянутое, будто вытесанное из тени, глаза без зрачков, и улыбка – слишком широкая, слишком неподвижная.

Не образ. Присутствие. Леденящее. Мир треснул – как хрупкий горшок. Воздух сгустился. В шалаше стало тесно.

Он не вошел. Он просто был. Высокий, невозможный, как нарисованный на чьей-то памяти. Улыбка не изменилась, но в ней теперь не было веселья. Только голод.

Шаман попытался заговорить, но голос пропал. Он дотронулся до горла – пусто. Словно Велгор вытянул звук пальцами.

– Видишь? – произнес демон. Голос был беззвучным внутри головы. – Ты звал. Я пришел.

Он приблизился. Улыбка стала шире, но в ней не было тепла.

Он протянул руку и коснулся лба шамана. Тот вздрогнул. Прикосновение будто ожог. Пульсирующий, словно дышит в такт с сердцем.

– Не лезь в то, что не для тебя, – прошептал ночной гость. – Смотри. Но не касайся. Понимай. Но не спрашивай. И если помешаешь – я вернусь за тобой, и тогда смерть покажется подарком. – А сейчас, – сказал он, – я у тебя кое-что одолжу.

С этими словами он схватил шамана за запястье. Прикосновение длилось всего мгновение – но кожа под пальцами демона вспухла и потемнела. На ней проступил ожог, тонкий и резкий, как выжженный клеймо. Шаман в панике вырвался, но было поздно – след остался.

Велгор развернулся, и с ним исчезло все – видение, дым, огонь. Шаман упал на пол, дрожа. Рука тянулась к посоху, но пальцы не слушались. Он пытался что-то сказать – лишь шипение.

Ожег на руке болел, не давая сосредоточится.

И в тишине шалаш начал пахнуть серой.

…

Теплая рука касалась его плеча. Не грубо – осторожно, будто проверяя, не рассыплется ли он под пальцами.

– Пей, – прошептал чей-то голос. Женский. Тихий.

Он приоткрыл глаза. Над ним склонилось лицо – незнакомое, покрытое угольными знаками. Но губы, что шевелились, казались знакомыми.

И он… понял.– Пей, воды, – повторила она.

Каждое слово, каждый звук – ясный, как будто не услышанный, а вынырнувший изнутри. Он знал, что это значит. Знал, что его просят. И впервые не почувствовал себя чужим.

Голос хрипел, но звучал уже не на русском, не на чем-то чужом. Словно кто-то внутри переставил знаки.Артем хотел что-то сказать. Язык запутался.

– Ты… кто? – выдохнул он. Но спросил не на своем – на их языке. И понял это только потом.

– Пользуйся, пока работает. А там посмотрим, кого ты поймешь первым – их или себя.Где-то глубже, на грани сознания, Велгор рассмеялся. – Ну вот и заговорил. Язык крови, как они его зовут. Хотя я бы сказал – бонусный пакет "разговаривай с дикарями". Подгон от меня. Голос был ленивым и обволакивающим, словно клуб дыма, что змеей скользит по коже, но не обжигает.

Он попытался пошевелиться, и тут же пожалел: все тело отозвалось глухой, вязкой болью, как будто он провалялся не ночь, а целый век. Но ощущение было живым. Настоящим.

В хижине было тихо, только потрескивал уголь в очаге. Запах дыма, сухих трав, чуть-чуть животного – все это было непривычным, но не отталкивающим. Скорее… первобытным.

Девушка, что его будила, все еще сидела рядом. Она смотрела с осторожностью и легкой настороженностью, как на дикое животное, которое вроде бы не укусит, но все равно лучше держать на виду.

– Все хорошо, – прохрипел Артем. – Просто… я привык спать подольше.

Он сам удивился, как легко слова сложились. Никакого барьера. Никаких мучительных попыток вспомнить, как это звучит. Как будто он всегда это знал.

Девушка моргнула. Уголки ее губ дрогнули – то ли от удивления, то ли от сдержанной улыбки.

– Долго, – повторила она. – Солнце высоко. Мы думали… ты снова ушел в землю.

– Не-не, все норм, – поспешил он. – Просто спал. Это… нормально у нас. У моих.

Она нахмурилась, не поняв, но не стала переспрашивать. Просто кивнула, поднялась и вышла из хижины, оставив за собой шлейф теплого воздуха с запахом свежих трав.

Артем остался один. Несколько мгновений он лежал, вглядываясь в потолок хижины – ветви, глина, пучки сушеной травы. Все здесь было настоящее, сделанное руками, без гвоздей, без пластика, без следов времени, которое он знал.

Он медленно сел, прислушиваясь к ощущениям в теле и заодно – к внутреннему состоянию. Боль была, но она стала фоном. А вот в голове пульсировал вопрос:

Где он? Когда он?

Он подошел к выходу. Завеса из звериных шкур и плетеных трав оказалась тяжелой, но податливой. Он отдернул ее и шагнул наружу.

Мир был ослепительно ярким.

Низкое утреннее солнце жгло глаза. Просторная равнина раскинулась перед ним, с редкими деревьями, холмами и дымком от костров вдалеке. Воздух был густой, наполненный ароматами трав, дыма и чего-то… дикого.

Он стоял босиком на земле и чувствовал, какая она теплая. Живая. И в этом было что-то такое, чего не было в его жизни прежде.

– Хорошо, – прошептал он. – Надо понять, где это. И когда. Пока не поздно.

Он сделал несколько шагов вперед, щурясь на свет и оглядываясь. Перед ним простиралась равнина, но не пустая – пейзаж был живым, детальным. Невысокие холмы поросли травами и отдельными кустами. Вдали, словно пятна на выжженной коже земли, темнели рощицы – редкие, но настоящие деревья. Их было немного, но достаточно, чтобы в них могли укрываться звери или люди. Именно такой лес он помнил… хотя теперь понимал, что тот, в котором он бегал в первый день, был лишь отблеском этих древних рощ.

Местность казалась одновременно чужой и до боли знакомой. Артем чувствовал, что может узнать ее, если присмотрится. Почва под ногами – плотная, местами покрытая песком, с растрескавшимися пятнами и клочьями ковыльной травы – напоминала юг. Местами земля тянулась в отмели, где уже копошились какие-то насекомые.

А где-то за горизонтом, если он не ошибался, должно было быть море.

Он втянул носом воздух – солоноватость была, но слабая. Море еще далеко или оно… совсем другое?

Артем замер, но не надолго. Что толку стоять? Впереди рассыпались хижины, обтянутые шкурами и плетеным тростником или чем-то схожим. Между ними ходили люди: женщины в простых повязках, дети с растрепанными волосами, старики, похожие на сухие корни, вцепившиеся в землю. Кто-то нес воду, кто-то ворошил пепел в костре. Никто не подходил, но на него бросали взгляды – скрытые, искоса.

Артем двинулся вперед, стараясь не спешить. Просто идти, как будто так и надо. Как будто он не чужой. Песок прилипал к ногам. Прохладный утренний ветер тянул за волосы.

Недалеко от костра стояла женщина. В высокой прическе были вплетены кости и перья, лицо – раскрашено не хуже маски, одежда – из плотного войлока и шкур, украшенная бусинами и раковинами. Она была недвижна, словно тотем, и в ее взгляде не было страха – только оценка.

Он подошел ближе, чуть склонил голову, как видел у других.

– Доброе утро, – сказал он, и тут же поправился: – Солнце высоко.

Ее бровь чуть дрогнула. Потом она кивнула.

– Ты говоришь. Лучше, чем многие из наших.

Артем усмехнулся.

– Я быстро учусь.

– Посмотрим.

Она отвернулась, давая ему понять, что разговор окончен.

Артем не спешил уходить. Он стоял рядом, словно пытаясь уловить еще хоть одно движение, один знак – понять, как с ней говорить дальше. Она была центром этого мира, его координатой, неподвижной осью, вокруг которой все вращалось. Уважение к ней чувствовалось во взглядах окружающих, в том, как к ней не приближались без нужды.

Он перевел взгляд на племя. Хижины стояли в полукруге, оставляя в центре просторную площадь, на которой тлели угли от ночного костра. Тут же сушилась рыба, расстеленные шкуры, клочья шерсти, мотки сухих трав. На жердях висели пучки кореньев, кости, плетеные подвески – возможно, обереги. Все было функциональным, но наполненным символами. Каждый предмет словно имел свою роль, свое место, как и каждый человек.

Дети играли у окраины, но тихо, без визга. Охотники сидели в тени, затачивали копья. Женщины плели что-то из трав и волокон. Все двигалось, дышало, но без суеты. Он чувствовал – жизнь здесь текла по кругу, не по часам. И ему нужно было войти в этот круг.

Артем снова посмотрел на женщину. Та будто почувствовала взгляд – обернулась и бросила короткое:

– Иди. Шаман звал тебя. Он сказал – когда проснешься, пусть придешь.

Артем кивнул.

– Где он?

Она кивнула подбородком в сторону хижины, выделяющейся из остальных – из темной глины, с черепами над входом и кучей перьев, развешанных на прутьях.

– Не заблудишься.

– Постараюсь, – буркнул он, и впервые – с легкой иронией.

И пошел.

Хижина шамана действительно не позволяла себя спутать. Она казалась древней не по возрасту, а по самой своей сути – будто стояла тут всегда, и все вокруг менялось, а она оставалась. У входа на палках качались связки птичьих черепов, перьев и копченых трав. Земля перед ней была утоптана – сюда приходили часто.

Он остановился на пороге, внезапно почувствовав, как утихли все звуки. Как будто ветер замер, птицы перестали кричать, даже пепел в костре, казалось, затаился.

Артем приподнял занавес из звериных шкур и вошел внутрь.

Темнота встретила его сразу. Глаза не успели привыкнуть, и он сперва видел только контуры. В центре горел низкий, вонючий костер, больше дымящий, чем греющий. По стенам висели связки корней, плоские камни с выцарапанными знаками, шкурки животных. Запах был терпким, пряным, почти пьянящим.

Шаман сидел у огня, спиной к нему. Он не повернулся, но заговорил. Нет – прохрипел, будто голос вырывался из глубины через рваную ткань. Он звучал как шорох ветра в камышах, как скрип старого дерева:

– Проснулся… и уже говоришь?.. Быстро. Это… хорошо.

– Да, – ответил Артем, хрипло. – Говорят, ты звал.

– Я звал… не голосом, – едва слышно прохрипел он. – Но ты… услышал. Это хорошо.

Голос срывался, будто каждое слово дается ценой боли. Артем невольно нахмурился, и тут внутри него мягко, но ехидно раздался голос Велгора:

– А что ты хотел? Чтобы я тебе язык просто так подарил? Он ведь чей-то был. И, между прочим, весьма уважаемый. Но ты же хотел говорить, Артем. Ну вот, теперь говоришь. А он – ему так больше идет.

Шаман обернулся.

Глаза – темные, глубокие, как омут. Лицо разрисовано, лоб исписан тонкими линиями, как трещинами. Казалось, его взгляд проходил сквозь.

– Ты не отсюда. Не из этого круга. Но ты теперь в нем. Раз ты понимаешь – ты слышишь. Раз ты слышишь – будешь говорить. А кто говорит – влияет.

Артем хотел возразить, но тот поднял руку.

– Время твоих слов еще придет. Пока слушай. Мир переменился, когда ты вошел в него. Мы это почувствовали. И ты тоже скоро почувствуешь.

Пауза. Потом – резкий вопрос:

– Кто ты, чужой?

И в этот момент Артем понял, что честный ответ страшит его куда больше, чем ложь.

– Я… – он сглотнул. – Меня зовут Артем.

– Это имя. Не ответ.

Шаман не повышал голос, но каждое слово было как нажим на больной нерв. Артем чувствовал, что у него нет права молчать, но и правды сказать он не может. Не ту правду, которую бы поняли здесь.

– Я пришел издалека, – осторожно сказал он. – Из… другого места. Очень другого.

– Из-за холмов? – шаман слегка прищурился. – Или из-за границы снов?

Артем не знал, что ответить. Он не был уверен, что сам понимает, где кончается одно и начинается другое. Но вместо ответа снова возник голос Велгора, ленивый, усмехающийся:

– Скажи, что упал с неба. Или из костра. Им все равно. Главное – будь интересным.

Шаман ждал. Глаза его не моргали, как будто он и вправду смотрел не на человека, а в некую щель между мирами.

– Я не знаю, почему я здесь, – наконец выдохнул Артем. – Но я проснулся. И слышу. Это… наверное, уже что-то значит.

Шаман кивнул. Медленно. Без удивления.

– Значит. Ты – знак. Возможно, беда. Возможно, спасение. Или оба сразу.

Он встал, опираясь на костыль, украшенный когтями и зубами животных, нанизанными на сухожильные нити.

– Завтра ты выйдешь с охотниками. Ты должен увидеть землю. И она – тебя.

Шаман замолчал и снова повернулся к огню, как будто все сказанное было не разговором, а частью обряда. Артем стоял в полутьме, чувствуя запах дыма и трав, ощущая на себе тяжесть чужого, старого мира.

Он хотел задать еще вопрос. Спросить – почему именно он, как шаман все понял, что теперь будет. Но голос внутри уже шептал:

– Не переборщи. В этих местах слишком много слов могут стать проблемой. Лучше – смотри. И запоминай.

Артем опустил взгляд, кивнул сам себе и вышел наружу. Мир снаружи встретил его светом, ветром и жизнью.

Завтра будет день. Новый. В этом мире.

И он должен быть к нему готов.

Но до завтрашнего дня было еще целое сегодня.

Артем шагнул прочь от хижины шамана, в сторону поселения. Теперь, когда первый разговор состоялся, страх отступил. Осталась тягучая настороженность, но и любопытство – живое, современное, неудержимое. Он хотел знать, как здесь все устроено. Как они выживают. Как живут день за днем.

Артем обошел кострище и направился вдоль хижин. Мимо прошла женщина с корой и стеблями в охапке, за ней – мальчик с охапкой рыбы. Рядом двое мужчин вделывали каменные наконечники в древки, переговариваясь вполголоса. Он уловил знакомое слово – "крепче" – и машинально посмотрел, как именно они крепят камень: смола, жила, плотная обмотка. Примитивно, но надежно.

– Слушай, – негромко сказал он про себя, – да это же… почти производственный процесс. Только без чертежей.

– Они и без чертежей умеют, – откликнулся Велгор, будто дремавший где-то за ушами. – Это ты без них сразу как без рук. Они – с земли. Они все делают так, как дышат.

Артем присел у одной из хижин, где женщина расщепляла кору, выделывая что-то вроде волокон. Возможно, для веревки. Он наблюдал молча, но с вниманием. В голове уже вертелись вопросы: как у них с хранением пищи? есть ли способ защититься от болезней? что с водой? чем они лечат раны?

Современное мышление, как ни старайся, никуда не девалось.

– У них нет глины для посуды, – пробормотал он. – Или почти нет. Все из шкур и коры. А значит, с жидким тут беда. Фильтрация – ноль. А если занести инфекцию?..

– Ну-ну, доктор ты наш, – лениво тянул Велгор. – Пойдешь еще и вакцинацию предложишь? Или пастеризацию? Они тебя и так за чудо держат, не перегни.

Артем усмехнулся. Но внутри было серьезно.

– Если я останусь здесь надолго, мне придется это учитывать. Или хотя бы… не заразить их.

Он поднялся, огляделся еще раз и пошел дальше. Собирать детали мира, в который его забросило. Искать, где он может быть полезен. Или хотя бы – не лишним.

У края поселения он заметил трех мужчин, которые разбирали снасти для ловли рыбы. Длинные копья, сплетенные из прутьев ловушки, и что-то похожее на сеть из грубых волокон. Артем подошел ближе, внимательно вглядываясь в работу.

– Можешь? – спросил один из мужчин, кивая на сеть.

Артем взял в руки кусок плетения. Узел был слишком рыхлым, сетка расползалась от малейшего натяжения.

– Хм… если заменить плетение на перекрестное и затягивать вот здесь, – он показал пальцем, – то рыба меньше будет вырываться. И… вот еще – можно вставить палочку вдоль края. Будет крепче держаться.

Рыболовы переглянулись. Один усмехнулся, другой кивнул задумчиво.

– Ты плел сети раньше?

– Не совсем, – честно сказал Артем. – Но у нас… у нас было похоже. Только из другого материала.

– Покажи.

Артем присел и начал плести, объясняя вслух. Велгор лениво наблюдал:

– Осторожнее, изобретатель. А то еще сделаешь революцию и потеряешь весь антураж.

Но Артем не слушал. В этом было что-то важное. Настоящее. Он не просто жил здесь – он начинал встраиваться.

И рыба, пойманная завтра, может быть первым результатом его нового «изобретения».

Мужчины не спешили уходить. Один, с загорелыми руками и хитрым прищуром, наклонился ближе:

– А ты сам рыбак? Или охотник?

– Ни то, ни другое. Но… знаю, как это работает.

– Завтра ты идешь с нашими? – спросил второй.

– Так сказал шаман.

– Значит, надо рассказать тебе, как мы ходим. Чтобы не умер.

Они переглянулись и засмеялись, но не зло.

Артем сел рядом, и начался разговор – жестами, словами, рисунками на земле. Охота здесь была не героической эпопеей, а делом тяжелым, системным. Загон, ямы, сигналы. Он слушал, впитывал. И вдруг понял, что они используют только копья и ловушки. Дальнобойного оружия нет.

Он задумался. А если…

– А вы… метали когда-нибудь камни с палки? Или… натягивали сухожильную нить, чтобы кинуть стрелу?

Они посмотрели на него с интересом.

– Покажи.

– Пока нет с чем. Но если найдем гибкую ветвь, можно попробовать. Я покажу. Это… как бросок, только сильнее.

Велгор усмехнулся:

– Началось. Изобретатель колесницы. Может, ты им еще и огнестрел сконструируешь?

Артем не ответил. Он просто знал: если он тут надолго, то придется делать шаг за шагом. И, возможно, первый лук в этой долине появится именно завтра.

…но завтра оказалось не так щедро на чудеса.

К вечеру Артем сидел у костра, окруженный обломками тонких ветвей, обугленными веревками и лоскутами сухожилий. Несколько неудачных прототипов лежали у ног – один треснул при натяжении, другой оказался слишком жестким и просто не сгибался, третий с треском распался, едва он потянул тетиву.

– Отлично, – пробормотал он, массируя пальцы. – А теперь еще и мозоли, и синяк на лбу. Прогресс.

Велгор хмыкнул:

Велгор сидел чуть поодаль у костра, скрестив ноги и вытащив из дыма какую-то сухую травинку, которую вертел в пальцах. Он смотрел на Артема с ленивым вниманием, в глазах плясали отблески огня.

– Ты хотел принести людям технологическую революцию, а принес им костер из щепок. Хотя, должен признать, зрелище забавное. Особенно, когда тот кривой лук отскочил тебе в лоб. Я бы еще раз повтор посмотрел.

Артем вздохнул, глядя на вечернее небо. Золото уходящего дня заливало степь, ветер холодел, и вдалеке уже слышался свист ночных птиц.

– Не так-то это просто. Ни инструментов, ни клея, ни даже нормальной тетивы. Одни ветки и жилы.

– Ну, может, и к лучшему, – усмехнулся демон. – А то вдруг бы у тебя все получилось, и наутро ты стал бы богом охоты. Местные животные ни в чем не виноваты.

Артем слабо улыбнулся.

– Ладно. Завтра попробую еще. Главное, что идея работает. А исполнение – дело времени.

Он откинулся на траву, позволив себе впервые за день просто смотреть в небо. Племя жило своей жизнью. И он – тоже начинал жить в этой.

Теплая ладонь легла ему на щеку.

– Проснись. Время.

Артем приоткрыл глаза. В проеме хижины уже светился рассвет. Девушка – та же, что вчера, снова склонилась над ним, чуть нахмурившись.

– Ты снова спишь, когда солнце в небе. Охотники уже ждут.

Он застонал, потирая глаза.

– Привычка. У нас… у моих… по-другому.

– У нас – не у твоих. Двигайся.

Она отступила к выходу, но не ушла – ждала.

Артем вскочил, наскоро накинул куртку, перехваченную веревкой, и шагнул за ней в утро. Воздух был прохладен, бодрил. Где-то рядом уже слышались голоса, топот, хруст шагов – охотники готовились к выходу.

Он чувствовал: сегодняшний день будет другим. Испытание начиналось.

Неподалеку, у большого костра, уже собрались охотники. Они переговаривались короткими фразами, проверяли копья, натягивали кожаные повязки и распределяли мешки. Кто-то мял в ладонях охапку сушеных трав, кто-то обвязывал ногу ремешком из жилы. Артем шагал к ним, оглядываясь. Все внутри будто вибрировало – от холода, от волнения, от предчувствия чего-то важного.

Велгор, невидимый для остальных, шел рядом. Не касаясь земли, не оставляя следов, но как будто все равно был – тенью, шорохом, смешком.

– Ну вот и утро. Готов сражаться с саблезубыми кроликами? Или хотя бы не умереть от дикого бурундука?

Артем фыркнул.

– Ты и в серьезные моменты не умеешь молчать.

– Это потому что серьезные моменты – лучшее время для комментариев. Ну, давай, герой. Сделай вид, что знаешь, куда идешь.

Он подошел к охотникам и кивнул в знак приветствия. Те кивнули в ответ – не слишком дружелюбно, но и не враждебно. Один из них протянул ему копье – короткое, с кремневым наконечником.

– Бери. Остальное – по дороге увидишь.

Артем сжал древко и почувствовал его вес. Настоящий. Как и все здесь.

Они двинулись от костра. Впереди шагал высокий охотник с густыми бровями и ожогом на шее – он, по всей видимости, был старшим. Остальные двигались молча, слаженно. Артем шел чуть позади, ловя взглядом каждое движение.

– На кого идем? – тихо спросил он у ближайшего.

– След свежий. И их было много. Стадо шло вон от тех холмов, по мягкой земле. Большие, широкие, шерстяные звери. Шкура хорошая, придет холод пригодится, рога большие, хорошие рога, тоже нужны, но это если старые будут, отсталые. Но лучше молодых от стада отогнать и их бить, мясо мягкое, хорошее мясо.

Артем кивнул. Что-то вроде тура или дикого быка. Опасно. Но если повезет – еды надолго хватит.

– Бывает… большой с рогами, – добавил охотник. – Бьет сильно.

– А еще бывает, что он тебя насквозь протыкает, – пробормотал Велгор. – Только потом уже выясняется, что мясо действительно мягкое.

Артем проигнорировал. Они уже отходили от лагеря, шагали в сторону рощиц, видневшихся среди трав. Под ногами хрустели стебли, воздух был свежим, влажным.

Он чувствовал себя частью чего-то древнего. Охота начиналась.

Они шли молча, лишь изредка переглядываясь. Артем шагал чуть позади, стараясь не шуметь. Он всматривался в следы: разломанные стебли, мягкие вмятины в земле, клочки шерсти, застрявшие на кустах. Все это было непривычно, но удивительно логично.

– Ты видишь? – шепнул один из охотников и указал вперед.

На влажной земле четко отпечатались огромные следы – раздвоенные, глубоко вдавленные. Их было много, все в одном направлении. Воздух наполнился новым запахом – густым, звериным.

– Стадо здесь прошло недавно, – прошептал второй. – Скоро отдыхать будут. Ищем крайних.

Артем кивнул. Он уже начал понимать – не головой, а телом. Охота – не про силу. Про внимание, про тишину, про понимание мира вокруг.

Они замедлили шаг. Лесок впереди редел, за ним начиналась небольшая котловина, и именно оттуда тянуло животным запахом и теплом. Один из охотников вытянул руку – остановка. Они присели, затаились.

И тогда Артем увидел их.

Шерстяные звери, массивные, почти как бизоны, с огромными плечами и свисающими боками, неторопливо жевали кустарник. Некоторые лежали, вытянув ноги, другие стояли. Вдали слышался глухой топот и мягкое фырканье.

– Молодой, – шепнул охотник, кивая на одного зверя чуть в стороне от остальных. – Он отстал. Его и возьмем.

Артем сжал копье крепче. Сейчас все должно было решиться.

Старший охотник подал знак рукой – плавное движение вперед и вниз. Остальные расползлись, тихо, как тени. Один обошел с фланга, другой двинулся вперед, понижаясь в траве. Артему кивнули – вперед, но не прямо. Сбоку.

Они крались по дуге, приближаясь к молодому зверю. Тот стоял, повернувшись в сторону от стада, жевал куст и, казалось, ничего не подозревал. Но расстояние сокращалось, и все вокруг стало звенящей тишиной.

Велгор молчал. Даже он понял: сейчас не до комментариев.

Артем чувствовал, как сердце стучит где-то в горле. Каждое движение отдавалось в теле, как выстрел. Копье в руке казалось слишком легким.

Еще несколько шагов. Охотники замерли. Старший поднял руку.

В этот момент порыв ветра ударил в лицо. Зверь вздрогнул, мотнул головой. Ноздри раздулись.

Он услышал их.

– Сейчас! – выкрикнул старший, и тишина лопнула.

Охотники взметнулись из травы, кинулись вперед. Зверь взревел, развернулся, но было поздно. Одно копье вонзилось в бок, другое – в плечо. Артем метнул свое – не попал, но близко. Зверь пошатнулся, задышал резко, вздымая грудь. Потом рванул прочь, хромая.

– За ним! – бросил кто-то.

И они побежали.

И они побежали.

Погоня захватила их, как поток. Травы хлестали по ногам, земля дрожала от тяжелых шагов зверя. Он несся, ломая кусты, оставляя за собой кровавый след и пар от горячего тела.

Охотники не кричали. Только дыхание, только шаги. Один из них попытался сблизиться, но зверь шарахнулся вбок, подняв тучу пыли.

Артем споткнулся, едва не упал, но выровнялся. Он бежал, как мог – сердце гремело в груди, легкие горели.

– Левее! – крикнул старший. – Под скалу, гони его под скалу!

Они сворачивали, обходили, подрезали путь. Зверь был ранен, но силен. Каждый его шаг – удар молота. Но он уже запыхался. Замедлился.

И вот – момент. Один охотник метнул копье – прямо в грудь. Взревев, зверь споткнулся, рухнул на передние ноги. Пыль взметнулась вверх.

Второй бросок – в шею. Третий – в бок. Зверь захрипел, напрягся в последнем рывке… и рухнул.

Тишина накрыла долину, только ветер прошелестел в сухих стеблях. Стадо, всполошенное криками и шумом погони, взметнулось прочь. Пыль, рев, топот – все смешалось в грохочущий отголосок, уходящий вдаль. Звери не стали защищать отставшего – спасались сами.

Один из охотников обернулся к Артему:

– Повезло. Иногда вожак возвращается. Тогда – либо прячься, либо беги. Мы бы не стали добивать. Просто шли бы за ранеными, пока не падут.

Он вытер лоб, провел пальцем по борозде, оставленной потом.

– Но теперь уж мертв. Работа сделана.

Потом – короткое «ууу!» – боевой возглас. Победа.

Артем стоял, тяжело дыша. Внутри все тряслось, но в этом было что-то первобытное. Он чувствовал: он стал частью чего-то настоящего. Древнего. Живого.

Велгор зевнул с издевкой: – Скучно. Даже без капли героизма. Ни тебе чудовищ, ни зубов с ядом. В конце концов даже на рога ни кого не подняли. Сейчас еще будут разделывать – вот веселье-то, с кровью и паром.

Охотники начали готовиться к разделке туши. Двое достали кремневые ножи, кто-то уже начал подрезать шкуру, готовясь отрубить самые ценные части – сердце, печень, лопатки. Артем же смотрел на огромную тушу и вдруг вскинул голову:

– А если не резать? А если утащить всю?

Охотники обернулись, как будто он предложил притащить на плечах скалу.

– Целиком? – переспросил старший. – Мы не сможем.

– А если сделать волокушу? – Артем начал говорить быстрее. – Вот – взять две толстые ветви, соединить их вот здесь. Положить тушу сверху. Вчетвером можно тащить. Или хоть половину. Но больше, чем на спине.

Он начал рисовать пальцем на земле. Охотники переглядывались, подходили ближе. Кто-то хмыкнул, другой скрестил руки.

– Так не делаем. Забираем, сколько унесем. Остальное – зверям.

– А если зима близко? – не унимался Артем. – Мясо можно сушить. Кости использовать. Даже шкуру. Зачем оставлять?

Старший охотник прищурился. Долго смотрел на схему на земле.

– Попробуем. Если тронется с места.

И они начали. Срубили две мощные ветви, связали их жилами, как показал Артем. Сверху постелили шкуры, положили тушу. Волокуша поддалась. Тяжело – но сдвинулась.

– Вот это добыча, – пробормотал кто-то.

– А раньше и не думали…

Артем вытер лоб, чувствуя, как внутри загорается гордость.

– Глядишь, еще и колесо изобрету, – пробормотал он.

Велгор усмехнулся:

– Осторожно. С этого и начинаются цивилизации.

Возвращение в племя было триумфальным. Люди, увидев волокушу с целой тушей, ахнули. Женщины поспешили к воинам, мужчины – помочь спустить груз у костра. Дети бегали кругами, визжа и восторженно переговариваясь. Даже самые суровые охотники бросали взгляды на Артема с уважением.

– Это он придумал, – кто-то сказал. – Волокушу. Мы бы не донесли без него.

Главная женщина племени вышла из хижины, посмотрела на тушу, потом на Артема. Кивнула. Сдержанно – но с одобрением.

И вдруг – толчок.

Земля под ногами дрогнула. Легкий, будто кто-то огромный прошел внизу. Люди замерли. Костры задрожали, шкурки у входов в хижины колыхнулись.

– Опять, – пробормотал старейшина. – Уже третий раз за пять дней…

– Земля шевелится, – добавил кто-то. – Но с неба пока не падает.

Шаман вышел из своей хижины, всматриваясь в горизонт. Лицо его было тревожным, но он ничего не сказал.

Велгор шепнул:

– Ну что, Артем. Сцена. Первая завеса дрожит. А дальше – держись. Мир здесь хрупкий. Ты это уже понял.

Артем смотрел на землю, на небо, на племя – и чувствовал, как внутри что-то сжимается. Что-то начинается.

Но сегодня они принесли добычу. Сегодня был день победы.

А завтра…

Завтра – будет новая глава.

Глава 6

Утро выдалось серым. Солнце едва пробивалось сквозь завесу облаков, и весь мир казался приглушенным, будто задержал дыхание. Ветер дул с востока, принося запах влажной земли, трав и чего-то неопределимого, чуть солоноватого. Племя просыпалось неохотно. Взрослые переговаривались вполголоса, дети притихли, даже птицы, казалось, не спешили петь.

У костров уже шло приготовление пищи, но огонь пылал неровно, будто дрожащий. Матриарх стояла у центра, вглядываясь в горизонт. Ее лицо, обычно непроницаемое, было хмурым. Ветер трепал ее украшения из перьев и косточек, и звуки, которые они издавали, были не мелодичными, а настороженными – как сухие стебли, ломкие от напряжения.

– Снова дрожала, – произнес один из охотников, проходя мимо. – Земля. Ночью. Я проснулся.

– И я, – отозвалась старая женщина с белыми прядями в волосах. – Миска покатилась. Как тогда, перед огнем в небе.

Шаман не выходил из своей хижины. Его присутствие чувствовалось, но не через голос – через тишину. Некоторые уже успели заглянуть к нему и молча ушли, не дождавшись ни слова. Он был жив, но молчал. Глаза его остались открытыми на всю ночь.

Артем проснулся позже остальных. Не от прикосновения или голоса, а от чувства – будто что-то изменилось. Ткань под ним казалась влажной, воздух – холоднее, чем обычно. Он приподнялся, потирая лицо. Снаружи гудело утро, но не приветливо, а как предупреждение.

– Очнулся? – послышался голос из-за занавеси.

Он выглянул. Девушка – та, что все время будила его, – стояла, держа в руках бурдюк с водой. Ее лицо было напряженным.

– Что-то не так, – сказала она, прежде чем он успел спросить. – Люди шепчутся. Шаман не выходит. Земля опять шевелилась. Мы боимся.

Артем взял воду, сделал пару глотков. Губы были сухими, будто он дышал пылью всю ночь.

– Что говорит ваша главная?

– Пока ничего. Ты спрашиваешь – как будто она всегда знает, что сказать. Но она позвала старших. Будет совет.

Он кивнул. Внутри все еще звенело от напряжения. Велгор молчал. Подозрительно молчал – настолько, что это само по себе казалось плохим знаком.

…

Совет собрался ближе к полудню. В центре – костер, над ним – вялая струйка дыма. Вокруг – матриарх, шаман (его привели, он не шел сам), охотники, несколько женщин, в том числе и та, что была рядом с Артемом. Ему не позволили быть там, когда собрались старшие, но он наблюдал издали, скрывшись в тени хижины.

Разговор был напряженным. Артем не слышал слов, но видел жесты. Один из охотников показывал на юг, другой – на землю, на хижины. Шаман не двигался, только иногда качал головой. Матриарх молчала дольше всех, затем встала и обвела всех взглядом.

И тут Артем почувствовал: его обсуждают. Слишком много взглядов метнулось в его сторону, даже если ни один не задержался надолго. Его присутствие – уже фактор. Уже повод для решения.

Велгор наконец подал голос:

– Вот и началось. Кто виноват? Конечно, тот, кто пришел. Новый. Не от мира сего. Все по классике. Хочешь быть козлом отпущения – просто заявись в нужное время.

Артем не ответил. Он чувствовал это и без комментариев. Он знал, что нужно что-то делать, и делать надо будет быстро. Очень быстро.

Потому что что-то в этом мире трещало. И не только земля.

Он опустился на корточки у хижины, провел пальцами по земле, будто мог наощупь вычитать из нее ответ. Прислушался. Нет – все по-прежнему. Но это "по-прежнему" было как затишье перед бурей. Слишком спокойно.

Артем осмотрелся: дымки от костров, силуэты старейшин, шепчущиеся охотники. Девушка ушла – или стояла где-то сбоку, вне поля зрения. Племя жило, но все в нем было натянуто, как тетива перед выстрелом.

– Велгор, – выдохнул он, почти шепотом. – Хватит молчать.

Пауза. Потом – как всегда, неожиданно близко, в самую голову:

– Я-то молчу из вежливости. Думал, дашь миру проявиться. А ты – уже скучаешь?

– Где мы? – Артем смотрел прямо перед собой, будто мог увидеть ответ в горизонте. – Не фигурально. Конкретно. Где это место? Что за земля?

– А, вот оно что… – голос Велгора стал растянутым, лениво-саркастичным. – Решил все-таки спросить. Я уж думал, будешь дальше играть в "Робинзона с бонусами". Ну что ж…

Он замолчал, но Артем знал – это не конец. И правда, спустя пару секунд:

– Эта земля – древняя. Старше твоего языка. Старше твоей истории. Ты не просто попал в прошлое, Артем. Ты в самом начале. у территорий здесь еще нет имен. И если хочешь узнать больше – готовься платить. Даже за координаты.

– Я не прошу подробностей. Просто скажи – это… где? Что ближе: море, горы, пустыня?

– Море. Но оно другое. Не то, к которому ты привык. Оно еще только дышит, только собирается стать морем. Как и все здесь – на грани.

Артем замер. Он чувствовал, как эта информация оседает в нем тяжелым знанием. Не карта. Но направление.

– Спасибо, – сухо сказал он.

– Не благодари. Ты же знаешь: я не альтруист. Просто хочу, чтобы ты выжил. Пока это интересно.

– Я не могу умереть, – тихо сказал Артем. – Не здесь. Не сейчас. Верно?

Велгор усмехнулся: – Ах, ты об этом. Ну… технически можешь. Но, скажем так, смерть тебя теперь не берет как обычного. Она обходит стороной, но с интересом посматривает. Все зависит от того, куда ты сам влезешь.

– Значит, я застрял?

– Ты – в пути. А место, где ты сейчас, – это начало. Причем твое. Личное.

Артем нахмурился. – Ты хочешь сказать… это место… я здесь родился?

– Почти. Не ты – но твое начало. Земля, которую ты знаешь, выросла отсюда. Слои, корни, все это – твое прошлое, только в сыром виде. Ты ходишь по своим предкам.

Артем медленно выпрямился, обвел взглядом окрестности. Пыльная равнина. Легкий привкус соли в воздухе. Ветры, несущие сырость. Холмы вдали. Он прикрыл глаза – и вдруг узнал.

– Азовское море, – прошептал он. – Но его еще нет.

– Точно, – довольно отозвался Велгор. – Пока что это просто равнина, дышащая водой. Но скоро… скоро все изменится.

– Из-за чего?

– Из-за жизни. Из-за тебя. Из-за того, что должно произойти. Тут все всегда связано.

Артем почувствовал, как по коже пробежал холодок. Он стоял у начала чего-то великого. Или ужасного.

И оно уже приближалось.

Он провел рукой по лицу, будто пытаясь стереть наваждение, но перед глазами все еще стояла картина: холмы, трава, легкая солоноватость воздуха. И в голове – озарение.

Он вспомнил: в университете он писал курсовую о ранних племенах, обитавших на берегах Азовского моря. Долго выбирал тему, и выбрал именно эту – потому что сам родом из Таганрога. Потому что детство провел у моря, слушая рассказы стариков и глядя на воды, что простирались до горизонта. Тогда, сидя в библиотеке, он листал карты, изучал археологические находки, восстанавливал хронологию – как влага пришла, как вода залила равнину.

И вот теперь он стоял здесь – на той самой земле, где когда-то были только травы и ветер. До того, как появились берега.

Катастрофа, писал он тогда, была ключом. Цепь подземных толчков, разлом в земной коре, и море хлынуло в низину, заполнив ее. Образовался залив. Потом – море. Тогда он думал об этом как о интересной гипотезе. А теперь… теперь он стоял в эпицентре.

– Вот и ответ, – прошептал он. – Оно еще не море. Но станет им. И скоро.

Велгор усмехнулся: – О, теперь ты начинаешь понимать. Добро пожаловать домой. Надеюсь, ты умеешь плавать.

– Но… – сказал Артем, упрямо нахмурившись. – Влага пришла не сразу. Курсовые, исследования… Все говорит, что море медленно заболачивало местность, постепенно подступая, а не обрушивалось сразу. Это заняло века.

Велгор захихикал: – А ты у кого спрашивал? У очевидцев? Может, с кем-то из тех болотистых времен интервью делал? Артем, твои книжки – это домыслы на костях и догадки по черепкам. А я тебе говорю: будет быстро. Настолько быстро, что земля даже не успеет понять, что уже стала дном.

– А почему я должен верить тебе? – резко спросил Артем.

Велгор не сразу ответил. Потом его голос стал мягче, без обычного насмешливого налета:

– Потому что я тебя ни разу не обманул. Ни в словах, ни в делах. Да, я многое не говорю, но не вру. Мне это просто… не нужно.

– Значит, все, что ты говорил до этого – правда?

– Ну, скажем так, это – моя правда. А теперь, хочешь верь, хочешь проверяй. Но я бы советовал прислушаться. Потому что когда земля уйдет из-под ног, тебе пригодится каждый шанс остаться сверху

Артем поднялся и направился к совету. Он не был зван, но в груди уже горела решимость. Он знал: если промолчит сейчас – потом будет поздно.

Костер все еще догорал, вокруг сидели старшие. Несколько человек обернулись, когда он подошел. Один из охотников поднялся, будто собирался преградить путь, но матриарх жестом остановила его.

– Ты пришел без зова, – сказала она, не повышая голоса.

– Потому что у вас нет времени, – ответил Артем, глядя ей прямо в глаза. – Что бы вы ни думали обо мне – я здесь неслучайно. И я знаю, что грядет.

Шаман, до этого неподвижный, чуть повернул голову. Его голос все еще был хриплым: – Говори, раз уж нарушил круг.

Артем перевел взгляд на остальных. – Вы чувствуете, что происходит. Земля дрожит. Ветер меняется. Вода… она уйдет, а потом вернется. Но не тихо. Она захлестнет все. Вашу землю. Ваши дома. Это не просто страхи. Это будет.

– Откуда ты это знаешь? – спросила молодая женщина с косами.

Он замолчал на миг, потом сказал: – Я видел. Я знаю, как все это закончится. Я знаю, что скоро здесь будет вода. Не река. Не дождь. Море.

Матриарх не отводила взгляда: – А что ты предлагаешь?

– Идти. Пока не поздно. Найти новую землю. Юг – выше, суше. Возможно, безопаснее. Если останетесь здесь – вас поглотит вода.

Тишина опустилась на круг. Кто-то шепнул: «Дух говорит его устами». Кто-то – наоборот: «Он приносит беду». Но никто не прервал его.

Наконец заговорил один из старших охотников: – Наши предки шли с севера. Их кости там. Их тропы. Мы должны вернуться – к корням. Там, где начиналось племя. Там – наш путь.

– Север – холоднее, – возразил Артем. – И с каждым шагом будет только хуже. Там будут дожди, холод, меньше пищи. Ваши дети не выживут на той земле. Я понимаю память, я понимаю предков. Но предки не знали, что грядет.

Женщина с косами сдвинула брови: – А ты знаешь, что будет на юге?

– Я знаю климат, – спокойно ответил Артем. – Там теплее. Там реки, травы, больше зверя. Если дойти до скал и найти укрытие – мы можем пережить грядущее. А если останемся – все это исчезнет. Здесь будет вода. Поверьте мне. Я не ваш, но я не враг.

Кто-то из сидящих покачал головой. Кто-то, наоборот, кивнул.

Матриарх опустила взгляд, будто взвешивая что-то на внутренней чаше весов.

– Слушать – не значит верить. Но слова твои не пусты. Мы подумаем. Но дорога любая – тяжела.

– Лучше идти по ней живыми, чем быть мертвыми в своих хижинах, – тихо сказал Артем.

После этих слов матриарх не ответила. Она встала, давая понять, что совет окончен, и медленно удалилась, опираясь на посох. За ней потянулись и остальные – кто в раздумьях, кто в сомнении.

Артем остался у костра. Тепло углей уже почти ушло, оставив только пепел и красноватое свечение. Он выдохнул – долго, глубоко.

– Ты говоришь, как один из них, – раздался рядом знакомый голос. Он обернулся. Это была она – девушка с косами, та, что возражала на совете. Преемница матриарха.

Она смотрела на него внимательно, не с враждой, но с настороженностью.

– Я просто хочу, чтобы вы выжили, – сказал Артем.

– А может, ты просто хочешь, чтобы мы шли туда, где тебе самому спокойнее? – ее голос не был обвиняющим, скорее… пробующим.

Он покачал головой: – Я знаю, что такое север. И что такое зима. Я оттуда. И если вы туда пойдете – это будет конец.

Она молчала, будто что-то взвешивала. Потом сказала:

– Меня зовут Тая. Если ты хочешь, чтобы тебе верили, тебе придется говорить не только как чужак, но и как один из нас. А значит – слушать. И понимать, что слова – не все.

Он кивнул: – Тогда говори. Я слушаю.

Тая посмотрела в сторону, где рассыпались силуэты хижин, и тихо добавила: – Завтра мы решим, куда идти. Сегодня – еще нет. Сегодня я просто хочу понять, кто ты. И почему твой взгляд такой… будто ты видел уже конец.

Артем не сразу нашел, что ответить. Но вдруг понял: он и правда уже видел. Или чувствовал его приближение.

– Потому что я пришел оттуда, где он уже был, – сказал он.

Они молча прошли мимо костра и направились к месту, где разделывали тушу. Там уже копошились несколько женщин и двое охотников. Кто-то разжигал огонь, кто-то натирал мясо травами. Тая молча присела у шкуры, разложенной на камнях, и принялась счищать остатки жира с лопатки зверя.

Артем сел рядом, взяв кусок сухожилия и острый камень. Несколько мгновений они работали молча, но Тая первой нарушила тишину:

– Ты сказал, что оттуда, где уже был конец. Это далеко?

Он чуть улыбнулся, больше себе, чем ей.

– Очень. Так далеко, что нет слов, чтобы объяснить. Но я… я родом с места, которое когда-нибудь станет заливом. Там будет порт, улицы, камень под ногами и машины, грохочущие по дорогам. А еще – море. Настоящее.

Тая на миг замерла, не отрывая взгляда от ножа в руке.

– Ты рассказываешь, как шаман в горячке. Но я не чувствую лжи.

– Потому что я не вру. Просто… не уверен, что все это вообще можно объяснить.

Он посмотрел на нее. Лицо Таи было спокойным, но в глазах – напряжение. Не страх, не гнев – интерес, смешанный с осторожностью.

– Почему ты тогда выбрал наше место? Почему ты оказался именно здесь?

Артем усмехнулся:

– Потому что когда-то я писал о вас. О племенах, живших на берегах будущего моря. Потому что я родился в Таганроге. Это место… это как будто зов. Или наказание. Или оба сразу.

Тая снова посмотрела на него: – Писал? Что это?

Артем растерянно моргнул. Только сейчас понял, что сказал это на русском – и слово не перевелось.

– Писал… ну, это когда… оставляешь следы. Знаки, чтобы кто-то другой потом понял, что ты думал. Или знал. Или просто помнил.

Тая нахмурилась: – Как рисовать на шкуре?

– Почти. Только не рисунки, а… знаки. Такие, что складываются в слова. Как разговор, только на коже. Или на листьях. Только говоришь не сейчас, а для… потом.

Она удивленно вскинула бровь: – А зачем говорить для потом?

– Чтобы не забыли. Чтобы знали, что было.

Тая фыркнула, но без злости: – Меньше знаешь – лучше спишь. Наши помнят главное, остальное – ветер уносит. Живем так.

– А у нас все старались записать. Чтобы ничего не потерялось.

Она задумалась, потом кивнула: – Ты странный. Но не самый глупый.

И в этот момент ветер изменился. Он стал тяжелее, липкий, как будто принес с собой дыхание огромного зверя. От земли потянуло сыростью. И вдалеке послышался странный, глухой гул – не громкий, но упорный, словно кто-то стучал в землю изнутри.

Гул не прекращался. Земля под ногами слегка дрожала. Люди притихли, замерли, как перед бурей, но ничего не произошло. Гул стих так же неожиданно, как и начался.

Когда пришла ночь, племя легло спать тревожно. У многих не смыкались глаза, но темнота давила, и усталость брала свое. Даже Артем уснул, хотя сон был неглубоким, как на вулкане.

А посреди ночи их разбудило.

Сначала – вибрацией. Потом – резким, сильным толчком, от которого заскрипели стены хижин. И снова – гул, теперь уже гораздо громче. Люди закричали, кто-то выбежал наружу, кто-то схватил детей. Но было темно, не видно ни неба, ни земли. Только шум, дрожь и страх.

Кто-то кричал, кто-то звал. Шаман сидел у костра, не двигаясь, будто уже знал. Артем выбежал наружу, но смог только упасть на колени – земля под ним дрожала, как кожа живого существа. А потом – снова тишина. Мгновенная, нереальная. Все замерли.

В голове раздалось знакомое шипение: – Ну вот, началось.

А затем, уже почти весело: – Надеюсь, у вас тут есть лодка. Или тебе придется ее изобрести.

Утро пришло серым, как вчера. Но когда первые вышли из хижин и посмотрели на запад, их лица побледнели.

В ста метрах от окраины селения раскинулась вода. Не озеро. И не речка. Целое ровное зеркало до горизонта – спокойное, но неестественное. Прямо среди равнины. Местами по щиколотку, местами по колено. Но там, где вчера были травы – теперь было море.

И оно стояло, как немой ответ на все вчерашние слова Артема.

Артем медленно выдохнул: – Тут столько трав… Завтра все это превратится в болото.

Велгор хмыкнул: – Болото – это оптимистичный сценарий. Скорее, в мелкое морюшко с комарами размером с воробья.

– Очень обнадеживающе.

– Всегда рад развеять твои иллюзии. Смотри на это так: тебе повезло увидеть рождение моря. Почти как отцовство, только холоднее и мокрее.

– Пожалуй, эти роды я бы с радостью пропустил, – буркнул Артем.

– О, а ты вообще хотел присутствовать на рождении своего первенца?

– Не особо. А этот еще и не мой.

– Ну, теперь ты точно не отвертишься. Ты – свидетель. А может, и бабка повитуха. Кто знает, как сложится твоя роль в этой маленькой катастрофе.

Племя, несмотря на увиденное, не спешило покидать место. Все выглядело спокойно, и люди уговаривали себя, что вода уйдет. День прошел в медленных сборах, перекладывании шкур и попытках укрепить хижины. Старики говорили, что надо выждать. Охотники спорили, что стада не уйдут далеко. Женщины укладывали пищу, но не как в дорогу, а как на случай непогоды.

Артем ходил по лагерю, стараясь убедить, уговаривал, показывал направление на возвышенности юга. Его слушали, но мало кто спешил. Матриарх молчала, а Тая лишь покачивала головой, будто сама не знала, чего ждать.

Ночью снова наступила тишина. Но она длилась недолго. В глубокой темноте, когда угли почти погасли, началось.

Толчок был мягче, чем ночью до этого – но он сопровождался звуком. Далекий, как барабан в недрах. Потом еще один. Земля больше не просто дрожала – она колебалась, как будто дышала. Люди проснулись от того, что подстилки стали влажными, а земляной пол – мягким.

Кто-то вышел наружу – и тут же закричал. Вода подступила прямо к хижинам. Ее не было видно ночью, но теперь она заполнила все пространство между кострами. Холодная, с тиной и мутью, она стояла почти по щиколотку, а местами – и выше. Несколько хижин уже покосились, одна упала.

Затрещала кожа шатров, кто-то выронил бурдюк, кто-то поднял ребенка на руки. Люди в панике суетились, но делать было почти нечего – вода пришла молча, как вор.

Артем стоял посреди лагеря и смотрел на это безмолвное наступление.

– Ты еще думаешь, что будет просто болото? – ехидно прошипел Велгор.

– Уже не думаю, – глухо ответил Артем.

Ночь превратилась в бесцельную суету. Люди ходили туда-сюда, сбивчиво собирая вещи, вытаскивая шкуры, спасая посуду, сушеное мясо и орудия. Кто-то таскал детей из одной хижины в другую, другие пытались перетащить хворост и еду на повыше. В темноте было трудно понять, что происходит, и еще труднее – что делать дальше.

Огонь почти не горел: сырые ветки не брались пламенем. Холодная вода проникала во все – в ноги, в шкуру, в дыхание. Племя металось, словно раненое зверье, не зная, куда бежать и стоит ли бежать вообще.

Артем пытался помочь, но все валилось из рук. Он чувствовал себя бесполезным – не воином, не вождем, просто человеком, который знал чуть больше, чем остальные, но не мог ничего остановить.

Так, в беготне, бессмысленных криках и тревожном молчании, наступил рассвет.

С первыми лучами солнца снова был собран совет. Теперь уже не у костра – там стояла вода. Старейшины сидели на высоких камнях, а остальные стояли вокруг, по щиколотку в холодной грязной жиже.

Матриарх смотрела в воду и молчала. Первым заговорил старик-охотник: – Уходить надо. Это ясно. Но куда? Мы не знаем юга. Там чужие. Там лес, болота. А наши тропы – на севере.

– Там холод, – вставил Артем. – Если вы пойдете на север, умрете. Я говорил это уже, и теперь вода говорит за меня.

– Мы не бросим все, – твердо сказала одна из женщин. – В этих хижинах рождались наши дети. Здесь кости наших. Если мы уйдем – значит, забыли их.

– Их кости станут морским дном. И те, кто останутся рядом с ними – тоже станут дном, – резко ответил Артем. – Вы не можете взять все. Придется выбирать: вещи или жизни.

– Как ты смеешь? – прошипел охотник. – Ты не один из нас!

– Я тот, кто увидел, что приближается, – отрезал Артем. – Вам нужен не совет, а решение. А оно одно – уйти. Идти на юг. Быстро. Пока вода не поглотила вас с корнями.

Повисла тишина. Шаман тихо кашлянул, будто хотел что-то сказать, но не произнес ни слова. Тая взглянула на Артема, потом на матриарха.

– Он прав, – сказала она. – Время решать. Или мы уходим, или остаемся и тонем.

Матриарх подняла глаза. Долго смотрела на воду. Потом кивнула.

– Собираемся. Все, что можно нести, берем. Остальное – пусть останется. Мы будем помнить. Но мы живы – и это важнее.

После совета Артем не ушел вместе с остальными. Он остался стоять, глядя в воду, затем отошел в сторону, где было хоть немного суши, и, не оборачиваясь, сказал:

– Велгор. Как нам это все утащить? Люди. Дети. Пожитки. Тут все промокло, по воде не унести.

– Ага, стратег в деле, – отозвался демон лениво. – Ну, носите все на спинах, как черепахи. Или… включи свою большую человеческую голову.

Артем стиснул зубы. Потом окинул взглядом равнину. Вода еще не глубокая. Много травы, гладкой, как мягкая шерсть. Он вспомнил охоту, как делал волокушу.

– Не телеги… Волокуши, – пробормотал он. – Только побольше. Длинные. Скользить будут по мокрой траве, как по снегу.

– Вот и славно. Безо льда, но зато с грязью в придачу. Главное – не забудь привязать детей покрепче, а то улетят по ветру, как сушеные шкуры.

Артем, не отвечая на колкости, уже мысленно собирал схему: длинные жерди, переплетенные шкурами, впряженные в плечи или к поясу. Он отправился искать охотников, у кого остались копья и крепкие ремни. Пока племя собирало вещи, он собирал волокуши.

И впервые с начала бедствия у него появилось ощущение, что он делает хоть что-то правильно.

Он остановился на мгновение, глядя, как одна из женщин увязывает свертки. Поблизости скулила мокрая собака, ее шерсть свалялась от воды. Артем сжал губы.

– Черт… – пробормотал он. – Если бы у нас были лошади. Или хоть быки. Тащить все вручную – это ад.

– Что мешает вам их завести? – ехидно откликнулся Велгор. – Ах да. Вы еще даже собаку толком не запрягли.

Артем посмотрел на мокрого пса. Потом прищурился:

– А что, можно?

– Можно. Если не боишься, что она тебя сожрет раньше, чем дотащит. Но вообще да. Собаки таскали грузы еще до ваших лошадей. Только ты сначала попробуй нести ее поклажу сам – чтоб справедливо было.

Артем уже мысленно прикидывал: сделать легкую волокушу, привязать к крепкой собаке, не перегружать. Их было несколько – старые охотничьи псы, натренированные и выносливые. Лучше, чем ничего.

Он зашагал к месту, где стояли охотники, разматывая ремни. Пора было начинать думать, как выживший, а не как студент.

Когда план с волокушами начал обретать форму, Артем решил вернуться к своей хижине. Внутри все было сырое и холодное, вещи разбросаны, как после шторма. Он присел на шкуру и, не спеша, начал отжимать куртку. Та уже не грела – тяжелая, пропитанная влагой, она липла к рукам.

Он взглянул на свои кроссовки. Потертые, давно вытертые, но все еще свои. Подошва держалась, хоть и скользила на мокрой траве. Он снял их, вылил воду, выжал носки. И задумался – брать ли с собой или менять на что-то более местное.

На мгновение нахлынула тоска – по чистому белью, по сухим ботинкам, по тому, чего больше не было. Но он выдохнул и начал укладывать то, что мог спасти. Куртку. Нож. Запасную пару шнурков. Небольшую записную книжку в высушенном пузыре животного – когда-то он нашел его в куче охотничьих трофеев – почти реликвию теперь.

Он знал, что впереди будет еще хуже. И именно поэтому хотел сохранить хотя бы малое. То, что напоминало, кто он есть.

После полудня он вернулся к охотникам. Они спорили у загонов, где держали собак. Двое были против – мол, животные не вьючные, могут вырваться, испугаться или навредить детям. Другие поддерживали идею – мол, собаки и раньше таскали мясо, тащили добычу, помогали на охоте.

– Да если привязать крепко и волокушу полегче – потащат, – упрямо доказывал один из молодых.

– А если не потащат, а с визгом кинутся в воду? – бурчал пожилой, покачивая головой. – Нам что потом, за шкурами нырять?

Артем вмешался: – Они не должны тащить все. Только часть. Пищу, шкуры. Мы не говорим о полной упряжке. Просто помощь.

– И кто за ними пойдет, если рванут? Ты? – скептически уточнил старший охотник.

– Да. Я. – Артем кивнул. – Сделаем петли, ремни, запасные крепления. Лучше попробовать, чем сидеть и ждать, пока вода придет в спальню.

Кто-то хмыкнул, кто-то молча кивнул. Один из охотников ушел за ремнями. Собаки рычали и скулили, чуя суету, но не рвались прочь.

Решили – будут пробовать.

Но все пошло не так гладко. Первую волокушу, сделанную из легких жердей и шкур, привязали к крепкому кобелю. Пес завыл, дернулся и с размаху рванулся в сторону, едва не опрокинув ребенка. Второго – мелкого, но упрямого – еле уговорили стоять на месте. Он встал, потянул, сделал два шага и просто сел, уставившись на людей как на идиотов.

Третий пес – старая охотничья сука – поволок груз, скаля зубы и хрипя от натуги. Волокуша скользнула по мокрой траве, и народ даже зааплодировал. Но через пятьдесят шагов пес остановился, завыл и лег.

– Ну, почти получилось, – буркнул кто-то.

Артем скрипнул зубами. Велгор не заставил себя ждать:

– Я же говорил. Не дрессированные, не упряжные. Хотел чудо – получай реализм. Зато весело.

– Мы хотя бы попытались, – отрезал Артем. – Лучше, чем просто ждать потопа с открытым ртом.

Он посмотрел на волокуши. Некоторые все же двигались – с помощью людей. Тянуть приходилось самим, но идея жила. И, может, это и было главное.

Артем почувствовал, что шаг за шагом племя начинает слушать. Не верить – но хотя бы слышать.

После обеда небо снова затянулось, и ветер изменился. Он дул теперь с юго-запада, теплый, но с глухим подвыванием – будто сам воздух ощущал тревогу.

Артем стоял на краю стоянки, пытаясь на глаз прикинуть высоту ближайшего холма. Едва различимая кромка на горизонте казалась спасением – но только если до нее удастся дойти вовремя.

И вдруг земля снова загудела. Сначала как далекий голос, потом – все ближе, громче. Вода, та, что заполнила равнину, вдруг медленно отступила. Не вся, не сразу – просто как будто кто-то вглубине потянул ее за нитку. Уровень понизился, и трава снова показалась из-под блестящего зеркала. Люди замерли.

– Уходит! – кто-то крикнул. – Уходит вода!

Гул утих. Все стихло. И племя, как по команде, облегченно выдохнуло.

– Значит, все… – сказал кто-то сзади. – Мы останемся!

Артем резко обернулся. Это было не облегчение – это было затишье. Он уже знал, что будет дальше. Все внутри сжалось.

– Нет. Нет-нет-нет… – прошептал он. – Это хуже. Намного хуже.

Он побежал к центру, где еще не разобрали советный круг, забрался на ближайший камень и закричал:

– Слушайте! Это обман! Это еще не все! Вода ушла – чтобы вернуться! И уже не остановится!

Некоторые обернулись, кто-то только скривился. Но Артем не унимался:

– Тащите все на холм! Все, что можно поднять – тащите наверх! Дерево, шкуры, пищу, детей! Кто сможет, пусть помогает! Кто не может – пусть хотя бы не мешает!

Он слез с камня и уже бежал, хватая на ходу веревки и жерди. Ему не нужны были подтверждения, не нужно было одобрение – он знал.

– Ты серьезно собираешься тянуть все это вверх по глине? – раздался голос Велгора. – Устроим турпоход апокалипсиса?

– Если не сейчас – потом уже не будет смысла, – выдохнул Артем. – Я не позволю им умереть просто потому, что испугались движения.

Он уже звал Таю, указывал охотникам на кромку холма, хватал детей за руки и помогал им взбираться. Племя металось, часть еще верила в спасение. Но те, кто почувствовали, что-то сломалось – поняли.

Артем шел по воде, у которой еще утром не было даже намека на движение, и кричал:

– На холм! Все наверх! Сейчас! Пока есть время!

Где-то сзади заскулила собака, где-то сорвался в воду бурдюк. В небе тяжело загудело, будто гигант перевернулся на другой бок.

И в голове, почти весело, шепнул Велгор:

– Спеши, сын будущего. У тебя есть всего пара часов до того, как твой уютный мирок окончательно станет дном.

Племя двигалось. Неровно, медленно, но двигалось. Кто-то тащил волокушу, кто-то держал ребенка, кто-то оглядывался, будто все еще ждал, что можно вернуться.

Артем был среди них. Он чувствовал дрожь земли. Не ту, что раньше – поверхностную. Глубже. Массивнее. Как будто внизу ожило само тело мира.

Он обернулся. Туман на горизонте казался светлее – но не потому, что там было солнце. А потому что там небо сливалось с белой стеной.

– Бежать! – крикнул он, но голос утонул в гуле.

Волна не была похожа на киношную стену воды. Она шла, как безмолвный кошмар – не быстро, но неумолимо. Вал воды, грязи, щепок и стволов деревьев наваливался на равнину, сметая все. Широкая, как долина, и бесформенная, как сама паника.

– Вверх! Все вверх! – кричал Артем, хватая ребенка на руки. – Оставьте волокуши! Людей спасайте!

Люди закричали. Псы залаяли. Кто-то споткнулся, кто-то побежал не туда. Тая тянула за руку женщину с бурдюком, которая застыла в ступоре. Дети плакали. Старик упал на колени, и его поднимали охотники.

Артем бросил взгляд назад – хижины уже исчезли в воде. Следом шли деревья, травы, все. Смывалось.

И тут, на самом краю уха, прозвучал спокойный голос Велгора:

– А вот теперь все по-настоящему. Добро пожаловать в рождение нового мира. Постарайся не утонуть в собственных выборах.

Артем стиснул зубы, поднимая взгляд на холм. Там – шанс. Там – выживание.

Он побежал.

Глава 7

Грохот неба перешел в гул земли. Сначала – низкий, раскатистый, как будто кто-то гигантский шел по дну мира. Потом – крик. Не человеческий, а звериный, древний. А затем волна.

Не водяной купол, как в легендах. Не изящный брызг – это было грязное, черное месиво из воды, корней, валежника и камней. Она не катилась – она ползла, как безликий зверь, разжимая пасть. Вперед летели бревна, обломки хижин, перемолотые ветки. В ней уже крутились шкуры, кости, обломки посуды и кто-то из людей – мелькнула рука, вырванный крик, и снова – только завывание ветра.

Артем бежал. Ноги скользили в жиже, дыхание хрипело. На руках – девочка лет пяти. Она молчала. Даже не плакала – просто цеплялась. Где-то впереди, на холме, он видел силуэты. Кто-то уже забрался. Кто-то помогал другим. Кто-то еще орал вниз: – Быстрее! Она близко!

Позади все размывалось. Деревня, хижины, костры, очертания – все срывалось в мутную жижу. Как будто и не было. Как будто никто не жил здесь веками. Там, где утром гуляли собаки, теперь плыли обломки копий. Где смеялись дети – щепки и клочья травы.

Он увидел Таю – она стояла у подножия, вытягивала руки к женщине, которая осталась сзади, дрожа. Артем крикнул, но звук утонул в гуле. Тая бросилась назад, схватила ту за одежду, та завизжала, но поддалась. Они поползли вверх – в грязи, в страхе, в жизни.

Слева мелькнул силуэт – кто-то из стариков, тот, что возражал на совете. Он держал на плечах внука, но оступился. Земля под ним ушла. Он исчез – без звука, без всплеска. Только вырвавшийся из волн бурдюк на поверхности, и все.

Велгор молчал. Даже он.

Артем добежал до склона, рухнул на колени, пытаясь подняться. Глина рвалась под руками, пальцы скользили, но он карабкался, сжимая ребенка, как последнюю истину. Наверху кто-то подхватил, кто-то тянул – рука в шкуре, голос, неразличимый.

И вот он наверху. Сердце билось, будто выскочит. Он обернулся.

Внизу стояла вода. Не волна – теперь уже плоский, мутный, равнодушный уровень. Склонившаяся деревня. Островки щепок. И среди всего – тишина. Страшная, ровная. Как после войны, которую никто не выиграл.

– Они… – прошептал кто-то. – Они… все…

Артем стоял, не в силах говорить. Он видел: половина племени наверху. Кто-то без вещей. Кто-то в крови. Кто-то молча рыдал. Один мальчик просто смотрел вниз, и капли с его подбородка не были дождем.

Их было меньше, чем утром.

Солнце вышло из-за облаков. Свет лег на блестящую воду – и та замерцала, как зеркало. Как насмешка.

Велгор, наконец, подал голос. Тихо, даже почти уважительно:

– Выжили. А значит, теперь все только начинается.

Некоторое время никто не говорил. Все стояли на склоне, глядя вниз, туда, где еще недавно была их жизнь. Тая присела рядом с одной из женщин, обняв ее за плечи. Ребенок, тот, которого Артем нес на руках, сидел, уставившись в пустоту, и мотал головой – как будто отгонял то, что видел.

Шаман стоял на коленях. Он опустил руки в грязь и водил ими, будто вычерчивал что-то в иле. Его губы шевелились, но звуков не было. Артем подошел ближе, хотел спросить – не решился. Слова казались здесь чужими. Невозможными.

Он обернулся. Тая стояла позади. Лицо ее было как камень, только глаза дрожали.

– Ты знал, – прошептала она. – Знал, и все равно мы…

– Не все, – перебил он. – Но многие.

Она хотела что-то сказать, но только выдохнула. Потом отвернулась и пошла к людям.

Артем опустился на колени. Ветер трепал мокрые волосы, одежда облепляла тело. Все было мокрым, вязким, тяжелым. Он вытер лицо – и не понял, была ли это вода или слезы.

Где-то внизу в воде всплыло нечто серое – часть шкур, возможно. Или чье-то тело.

– Я не спас всех, – сказал он вслух. – Прости, Велгор. Или радуйся.

Демон отозвался не сразу:

– Спас кого смог. Больше, чем кто-либо на твоем месте. А что до радости… Я слишком стар, чтобы радоваться смерти. Особенно когда вижу, как она смотрит тебе в спину и не берет.

– А она еще возьмет? – тихо спросил Артем.

– Всегда может. Но пока – нет. Пока ты нужен.

Артем поднялся. Он не чувствовал сил. Но знал – ему придется говорить. Придется идти к людям. Не с речью. Просто – быть рядом. Это и было началом пути. Нового.

Пути вверх, от дна.

С края холма раздался крик:

– Там! ТАм! Она там! – подросток кричал, не в силах совладать с эмоциями, подпрыгивал на месте и показывал рукой вниз.

Все замерли, затем бросились к краю холма. Внизу, в грязной жиже, плавало женское тело, лицо неестественно бледное, губы синели, а волосы слиплись в мокрые жгуты, словно водоросли. Она не шевелилась. Вокруг него в воде плавали щепки, клочья шкур и вырванные корни трав.

– Она жива? – спросила Тая, но никто не ответил.

– Я спущусь, – сказал Артем. – Держите веревку. Нужна помощь.

Пока мужчины привязывали к поясу ремень, он уже скользил вниз по жиже, скрестив руки на груди, чтобы не утонуть в вязкой грязи. Тело было ближе, чем казалось. Женщина – или, может, молодой охотник – вся в иле, кожа серая. Без сознания.

– Дышит? – крикнули сверху.

Артем приложил ухо. Ничего. Ни дыхания, ни движения. Он напрягся, осмотрел тело и крикнул: – Поднимайте! Быстро!

Двое мужчин, держась за ремни, натянули веревку. Артем помог, и женщину осторожно потянули наверх по склону. Она обмякла, будто уже ушла. Люди наверху расступились, кто-то зашептал: «Поздно». Она лежала на земле, будто кукла – без дыхания, с синими губами, ил в волосах, глаза закрыты.

– Она мертва… – прошептала кто-то.

Но Артем не слушал. Он опустился на колени, откинул волосы с ее лица, двумя пальцами открыл рот, вычистил грязь и ил, осторожно приподнял подбородок, стараясь освободить дыхательные пути. Только потом зажал нос и вдохнул в рот. Потом – надавил на грудную клетку. Снова и снова. Быстро, ритмично.

Сердце билось где-то в горле. Он начал. Машинально. Словно не он, а кто-то внутри вел его руками.

– Черт, как там… – Он снова зажал нос, вдохнул в рот, резко надавил на грудную клетку. Один, два, три…

– Что он делает? – прошептала женщина.

Артем еще раз вдохнул в легкие утопленника. Потом снова. Ритмично. Он уже не слышал разговоров вокруг. Только собственное сердце и Велгора:

– Не перегни, герой. Они еще решат, что ты – Бог.

– Заткнись, – выдохнул он.

И вдруг – движение. Сначала дернулся живот. Затем – резкий, рвущий кашель. Изо рта вырвался поток мутной воды, перемешанной с илом и слизью. Женщина забилась, выгнулась, захрипела, снова закашлялась – и только потом раскрыла глаза. Затуманенные, полные страха и боли. Артем едва успел подхватить ее голову, удерживая, чтобы она не захлебнулась остатками воды. Повернул на бок.

– Живая! – крикнул он вверх. – Живая!

Вскоре ее подняли. Люди смотрели на Артема иначе – как будто он сотворил что-то большее, чем просто помощь. Как будто жизнь вернулась через него.

Люди постепенно начали собирать все, что было вокруг, вылавливать из воды остатки былых ресурсов. Каждый был занят делом. Но в их лицах все чаще проступала тревога. Не страх перед катастрофой – уже осознанной – а страх перед тем, что будет дальше. Один из охотников, не говоря ни слова, направился к волокуше. Попробовал тянуть. Она тронулась на несколько локтей – и тут же встала, намертво увязнув в иле. Шкуры и ремни потемнели от воды, тяжело повисли, как плети.– Слава духам, – выдохнула Тая.

– Не сдвинем. Даже пустые, – хрипло бросил он через плечо.

Артем подошел, коснулся грязи. Та была липкой, вязкой, с прелым запахом гниющей травы и ила. Он вдавил пальцы – они ушли почти до сустава.

– Пока останемся здесь. До завтра, может, дольше. Пока земля не подсохнет или я не придумаю чего нибудь – сказал он негромко.

Тая, стоявшая рядом, выдохнула сквозь зубы: – Племя боится. Но не только воды. Они говорят о ней. О той, что вернулась. Одни – что это дух, что ее привел ты, она чужая в ее теле. Другие – что ты шаман, сильнее нашего и воскресил Фриду.

– Я не шаман, – устало сказал Артем. – Я просто знал, что делать. Я видел, как людей вытаскивали из воды. Там, откуда я родом. Это не магия. Это знание.

– Но ты вдохнул в нее жизнь, – настаивала она. – Мы все это видели. Никто не делал так. Шаман сидел в грязи и рисовал. А ты – действовал.

– Я пытался, – жестко ответил он. – И если честно, то удивлен, что у меня получилось. Но она жива. И это главное.

Тая задумалась. Потом чуть склонила голову: – Ты сделал то, чего никто из нас не видел. Люди смотрят – не знают, кто ты теперь. Одни боятся, другие ждут. Одни думают – колдун, другие – спаситель. Но теперь ты в их головах, хочешь того или нет.

– Я не стремился к этому, – пробормотал Артем.

– Но теперь ты – тот, на кого смотрят. И с вопросом, и с мольбой. И тебе придется выбрать, как на это отвечать.

Он перевел взгляд вниз, на затопленную равнину. Грязь, щепки, дрожащие отблески воды. Где-то в глубине все еще что-то шевелилось.

Их путь начинался отсюда. Из болота. Из дыхания, которое удалось вернуть.

Они остались живы. А значит – это еще не конец.

На закате ветер усилился. С запада несло влагой и тонкой, удушающей тиной. Артем стоял у кромки холма, глядя на то, что еще недавно было равниной. Теперь это было грязное озеро, сплошной хаос: бревна, плывущие шкуры, островки зелени, вырванные с корнем.

– Мы здесь застряли, – сказал он, ни к кому конкретно, но Тая услышала. Подошла молча.

– Даже если земля подсохнет, мы не унесем все на себе. Волокуши не идут. Все тонет.

Артем сжал губы. Потом показал рукой на крупное бревно, медленно плывущее неподалеку, перевернутое корнями вверх.

– А если не по земле? Если… по воде?

Тая хмуро посмотрела туда же: – Ты хочешь… плыть? Почти никто из нас не умеет плавать.

– И не нужно, – отозвался Артем. – Я не предлагаю прыгать в воду. Я предлагаю не касаться дна. Плоты – они и есть земля. Только движущаяся. Я хочу построить то, что будет держаться на воде. На чем можно тащить детей, стариков, пожитки. Пусть медленно. Но не по грязи. Плоты.

Тая не ответила сразу. Потом фыркнула: – И ты знаешь, как это делается?

Артем пожал плечами: – Примерно. Надо связать бревна, оставить зазоры. Главное – чтоб плавало и не развалилось. Можем попробовать на обломках. А дальше – делать больше.

Она молчала. Но в ее глазах было не возражение. Скорее, осторожный интерес.

– Люди скажут, что это безумие. Что после потопа садиться на воду – гневить духов.

– Тогда пусть смотрят, как один безумец возится с бревном. А если получится – попросят себе такое же.

Позади раздался голос Велгора, ленивый и довольный:

– Строишь ковчег, сын будущего? Осторожнее. В таких историях тот, кто строит, редко отделывается одним плаванием. Обычно еще приходится мир заселять заново.

Артем скривился: – Я просто хочу уйти отсюда живым. И с как можно большим числом других живых.

– Вот и держи их на плаву. Всех, кого успеешь. А то, глядишь, и в легенды попадешь. Только старайся, чтобы твоя легенда не начиналась словами «было их много, но остался один».

На следующее утро Артем встал раньше других. Солнце еще не поднялось, но небо уже светлело. Мутная вода у подножия холма дышала паром. В ней все еще плавали бревна и обломки, но теперь – как будто неспешно, лениво. Смерть уступила место затишью.

Он взял одну из сохранившихся веревок, натянутых между волокушами, и пошел вниз. Грязь уже не всасывала ноги с такой жадностью, но все равно держала крепко.

– Эй, куда ты? – окликнула Тая, подходя сзади, натягивая на плечи мокрую шкуру.

– Проверить. Что осталось. И что плавает.

Скоро к нему присоединились двое охотников. Артем показал, какие бревна нужно вытаскивать: не сырые до гнили, не короткие, не с трещинами. Вместе они принялись вытаскивать из воды подходящие – заваливая на склон, очищая от грязи. Одно бревно, второе, потом третье. Потом ветви.

– Связывать будем вот этим, – Артем показал на пучки гибкой лозы, которую уже принес один из детей. – Пока мокрая – податливая. Высохнет – затянет мертвой хваткой.

– Ты раньше уже строил такое? – спросил один из мужчин, нахмурившись.

– Нет. Просто видел кое-что. И запомнил, вдруг пригодится.

– У тебя в голове странные штуки, – сказал он, покосившись на Артема. – Но, может, в этом и есть толк.

Они работали до полудня. В тени склона уже лежало первое нечто – шесть бревен, связанных попарно, с перемычками. Кривое, но держалось.

Артем смахнул пот со лба и произнес: – Пора пробовать. Кто пойдет со мной, если утону – вытаскивайте. Если не утону – будем строить дальше.

Артем вместе с одним из охотников подтолкнули плот к воде. Он заскрипел по грязи, но держался – лег на воду, медленно осел, покачнулся. Вода лизнула бревна, но не затопила.

– Ну? – Охотник смотрел настороженно. – Вроде не тонет.

– Пока не сел, не узнаем, – отозвался Артем. Он скинул мокрую куртку, осторожно ступил на край. Плот закачался, но выдержал. Второй ногой он ступил ближе к центру, балансируя.

Шаг, еще шаг. Стоял. Вода шевелилась под ногами, но плот держал.

– Работает, – сказал он. – Пока что. Дай весло!

Кто-то скинул длинный сук. Артем поймал, попробовал оттолкнуться – плот медленно сдвинулся вбок. Левее. Потом вперед. Он медленно, но уверенно двигался.

На холме раздались возгласы. Кто-то ахнул. Кто-то закричал: «Смотри, он идет!»

Тая стояла, скрестив руки. Ветер трепал ее волосы.

– И он еще говорит, что не колдун, – пробормотала она.

Артем оттолкнулся сильнее. Плот послушно двинулся вперед, и вскоре Артем оказался метрах в пятидесяти от берега. Здесь вода была чище. Ил и щепки остались позади, гладь стала ровнее, и сквозь нее пробивалось нечто похожее на движение.

Он прищурился. Рыба. Несколько серебристых теней мелькнули у самой поверхности.

«Значит, не все вымерло», – подумал он. – «И у нас есть шанс выжить, даже здесь.»

Артем медленно вернулся к берегу, управляя шестом. Плот поскрипывал, но держался. Когда он добрался до склона, двое мужчин помогли вытащить конструкцию обратно на сушу.

– Он не утонул, – сказал кто-то с удивлением. – Правда не утонул.

– Смотри, он сам пришел назад, – добавил другой. – И не был съеден.

– Может, и нам можно…

– Не дури, – перебил старик, тот самый, что раньше сидел молча. – Вода взяла деревню. Она захочет взять и тех, кто снова полезет в нее.

– Тогда пусть возьмет меня, – отозвался один из охотников. – Но лучше плыть, чем ждать, когда земля снова дрогнет.

Артем вытер лоб и посмотрел на Таю:

– Нам нужны еще бревна. И еще руки. Иначе поплыву только я.

Она кивнула:

– Сейчас попрошу.

А Велгор, все это время сидевший где-то рядом в тени, лениво протянул:

– Начинается. Один плот, а разговоров – как будто ты город построил. Подожди, скоро будут спорить, кто первым сядет и кого брать нельзя. А потом начнут делить места, назначать старшего плота и считать рыбу, еще до того, как ее поймают. У тебя ведь не ковчег, а просто бревна. Осторожней: одна ошибка – и тебя объявят пророком. Или сожгут, если плот перевернется.

– Кстати, – добавил он, лениво вытягиваясь, – а что вы вообще собираетесь пить? Вода внизу – сплошная гниль и мертвечина. Или вы надеетесь, что дождь каждый день будет приносить свежесть?

Артем замолчал. Он сам не подумал. Пища – можно поймать рыбу, сушить мясо. Плоты – можно построить. Но вода…

Он поднял взгляд на небо. Ни туч, ни влажности. Только жар, который высушит все быстрее, чем кто-то успеет наполнить бурдюк.

– Надо будет собирать дождевую, – проговорил он вслух. – Натянуть шкуры. Сделать воронки. Хоть что-то.

– Это если дождь вообще будет, – вставила Тая. – Сейчас – только вонь и жара.

– Можно попробовать перегонку, – сказал Артем, больше себе. – Я… видел. Вода испаряется, оседает. Главное – собрать пар.

Они смотрели на него, как на сумасшедшего. Но он уже прикидывал: костер, яма, шкура над углублением, сосуд в центре…

– Надо начинать с малого. Хоть немного чистой воды – и уже шанс.

Он кивнул сам себе, развернулся и направился к оставшимся волокушам. Нашел одну целую шкуру, еще несколько обрывков. Понадобится. Дальше – старая чаша из дерева, обожженная глиняная миска, несколько камней.

– Тая, – позвал он. – Мне нужно несколько женщин. Надежных. Кто не боится жара и дыма.

– Для чего? – насторожилась она.

– Будем делать воду. Чистую. Я покажу, как.

Он быстро объяснил: взять глиняный горшок, наполнить его соленой водой и поставить на медленный огонь. Сверху – натянуть шкуру, закрепить ее по краям, а в центр положить камень, чтобы образовался конус. Пар, поднимаясь, будет оседать на внутренней стороне шкуры и стекать каплями по направлению к центру. Оттуда – в подставленный сосуд поменьше. Главное следить, что бы верхний сосуд не сильно нагревался и пресная вода не уходила. Чтобы процесс шел быстрее, Артем предложил пустить через шкуру несколько полых веточек, обмотанных влажными полосками кожи – для охлаждения и усиления конденсации.

– Будет медленно, – сказал он, – но каждая капля – как золото. А если сделать сразу несколько – хватит на выживание.

Тая слушала внимательно, затем кивнула:

– Я найду тех, кто справится.

– Пока остальные строят плоты, вы – делаете воду. Без нее мы никуда не уйдем.

К утру третьего дня система заработала. Горшки кипели почти без остановки, шкуры над ними натягивались плотнее, мокрые ленты менялись чаще. Полые веточки, обмотанные ремнями, вели к сосудам, где капля за каплей собиралась чистая вода. Получалось немного – едва четверть от объема, что заливали. Но даже это было чудом.

Тая и еще трое женщин работали слаженно. Они уже сами следили за огнем, меняли воду, проверяли натяжение шкур и подставляли новые сосуды. Дым ел глаза, руки были в ожогах, но никто не жаловался.

– Вода идет, – сказала Тая, встречая Артема у одного из костров. – Медленно, но капает. Сегодня уже смогли дать по глотку детям и старикам.

– Отлично, – кивнул он. – Еще немного – и можно будет выдвигаться.

Плоты к тому моменту тоже были готовы. Шесть конструкций – три поменьше, для груза и вещей, три побольше. Их связали с перекладинами, укрепили нижний слой, сделали подобие борта из шкур, ремней и веток помельче. Все шестнадцать выживших могли поместиться.

Теперь оставалось только выбрать направление.

На краю склона, уже почти наготове, стояли Тая и Артем. Пахло дымом, мокрой землей и жареными корнями – кто-то успел разжечь костер и пытался варить что-то съедобное.

– Мне страшно, – призналась Тая, не поднимая глаз. – Мы никогда так не уходили. Не на плотах. Не по воде. Мы всегда возвращались к очагам. А теперь… куда?

Артем посмотрел на гладь воды, где уже качались готовые плоты. Она больше не казалась такой враждебной – но все еще хранила тишину, и в этой тишине что-то тревожило.

– Мне тоже страшно, – честно ответил он. – Я не знаю, что там впереди. Не знаю, сколько мы выдержим. Но стоять тут – точно не выход. Рано или поздно земля снова треснет. Или вода поднимется. Или просто закончатся силы.

Тая кивнула.

– Я понимаю. Просто… – она на миг замолчала. – Раньше всегда был шаман. Всегда были старшие. А теперь – ты. И почему-то кажется, что ты ведешь нас, как будто знаешь, куда.

Он усмехнулся:

– Я просто смотрю туда, где еще не были, и говорю: может, там лучше.

Она чуть улыбнулась. Ненадолго, но по-настоящему.

– Знаешь… звучит глупо. Но, если уж идти в неизвестность, то лучше рядом с тем, кто умеет ее называть словами.

– Главное – чтобы весло не сломалось, – пробормотал он, и оба рассмеялись. Не громко. Но этого было достаточно, чтобы на миг стало легче.

К вечеру все приготовления были завершены. Плоты скрипели под ногами, но держались. Снаряжение, оставшееся от деревни, уже аккуратно было уложено – что полегче, в середину, поближе к центру тяжести. Женщины держали детей за руки, мужчины – весла из суков и обожженных жердей. Костры гасли.

– Все? – крикнул кто-то.

– Все, – отозвался Артем. – Вещи проверены. Все на месте?

– Пятнадцать. И ты – шестнадцатый, – сказал охотник, бывший у воды.

– Тогда по местам.

Люди заходили на плоты осторожно, по очереди. Тая помогала девочке сесть у центра. Старики заняли места ближе к центру. Молодые держали весла.

– Держитесь вместе, – напомнил Артем. – Если что – переглядываемся. Если плот отстанет – не бросаем.

– А если кто-то упадет? – спросил кто-то.

– Тянем обратно. Пока держимся – никто не тонет. Тут в целом не очень глубоко. Если кто-то упадет – попробуйте встать на ноги.

Он сам встал на последний, ближний к воде плот, встал на колени, оперся на шест.

– Отталкиваемся. Разом.

Они двинулись. Скрип, всплеск. Плоты покачнулись, дрогнули – и поплыли. Вода встретила сопротивлением, но отпустила. На холме остался дым костров, обломки, мрак.

Вперед – только вода. И неизвестность.