Чудо чудное

Глава 1. Гость незваный

Яркое солнце заливало Дремучий лес, проникая сквозь густую листву и освещая крохотную избушку. Деревянный заборчик покосился, местами порос травой да плющом. Беспорядок и хаос, что царили на поляне, могли бы навести заблудшего путника на совершенно ложные выводы: мол, заброшена та изба, и никто не живёт там уже давно. Однако ошибочное суждение стоило бы ему здоровья, а, быть может, и жизни, ведь достаточно было немного приглядеться, как на глаза бросался притаившийся среди травы череп, чуть поодаль ровненькими рядами чернели свежевырытые грядки, а сама изба, точно лягушка на болоте, сидела посреди поляны, расставив в стороны здоровенные курьи ноги.

Внутри чудной избушки солнечные лучи играли на бревенчатых стенах, отбрасывая золотистые блики. Горница была обставлена просто, но уютно: грубый деревянный стол, лавки, покрытые домоткаными половиками, полки с глиняной посудой и пучками сушёных трав. В углу, на печи, блаженно щурясь от тепла, дремал огромный чёрный кот. Его урчание мягко вплеталось в тягучую атмосферу, клоня в сон любого, услыхавшего сей размеренный, утробный звук. Кота звали Баюном, однако на дубе он не сидел, песни не пел, сказки не сказывал. Правда, учёным себя называл, но то скорее ради шутки или издёвки.

Помимо кота, в горнице были ещё двое: хозяйка избы Верея да её ученица Василиса. Верея, она же в народе баба Яга, старуха со скверным характером и ещё более скверным выражением лица, вязала носок, сидя в скрипучем кресле. Девица-ученица мельтешила у стола с травами да настоями. Смешивала их, очередной раз надеясь получить снадобье, лечащее головную боль, но не вызывающее мимоходом желтуху. Баюн самозабвенно дремал, хотя изредка и приоткрывал свои янтарные глазища, внимательно и с любопытством следя за сухонькой старушкой и пышущей молодостью Василисой.

Текло время мерно, медленно, ничего не предвещало беды аль иной ситуации, выбивающейся из обыденности.

Внезапно изба содрогнулась, словно от удара исполинского молота, и по горнице пронёсся гулкий стон, больше напоминающий недовольный вздох.

– Васька! Перун тебе в ухо! – прохрипела Верея, отрываясь от вязания шерстяного носка, – али не чуешь, изба ходуном изошла?!

– Чую, бабушка, – отозвалась Василиса, – я мигом!

– Шустрее!

Кряхтя да охая, старуха схватилась за кочергу, но затем, смерив её рассеянным взглядом, швырнула за печь и поковыляла к дверям. Василиса уже распахнула их настежь, впуская очередного гостя, коим должна была оказаться только-только почившая душа из мира Яви, готовая совершить переход в мир Нави, а там и дальше, в зависимости от прожитой накануне жизни. Однако стоило Василисе узреть замявшегося на пороге юношу, радостная улыбка тут же сползла с её пухлых губ, и девица вопросительно уставилась на бабку, которая уже потянулась к метёлке в углу, дабы выгнать незваного гостя к чернобоговой матушке.

– Что ж ты, глупая, кому попало двери открываешь? – скрипучим голосом проворчала Верея, а тени в углах зашевелились и зашептали, будто бы вмиг стали живыми.

– Бабушка, так ты ж сама… – попыталась оправдаться Василиса, но осеклась и испуганно попятилась.

Старуха уперла руки в бока и исподлобья зыркнула на гостя. В дверном проёме стоял добрый молодец: высокий, улыбчивый, с задорным прищуром, но безбородый. Кудри его напоминали пшеничные поля, а сине-голубые глаза – чистое небо над этими самыми полями.

– Чую живой дух, – проскрипела Верея, – чаво припёрся? Чай, не помер! Пошёл отсюда, пока ноги не поотрывала!

Она пригрозила юноше кулаком, но тот даже шагу назад не сделал.

– Здравия тебе, хозяйка избушки на курьих ножках! – молвил молодец. – Не гони вон, прежде выслушай.

Он шагнул внутрь, но изба, словно взбесившись, тут же выкинула незваного гостя прочь. Тот охнул, поднялся, отряхнулся и снова заулыбался.

– Ишь какой радостный! – проворчала Верея, косясь на юношу с долей сомнения. – Ты погляди, духом не падает.

– Гнать его поганой метлой? Аль пусть зайдёт? – спросила Василиса, опасливо поглядывая на бабку.

– Погоди пока.

Старуха доковыляла до проёма. Выглянула: молодец уверенным шагом уже торопился обратно. Верея руками замахала, предостерегая.

– Ну-ка, стой на месте! А не то съем с косточками!

Молодец опасливо замер. Откашлявшись, он вновь заговорил:

– Ты, значит, баба Яга? Та самая?

– Та самая! – подтвердила Василиса, но тут же умолкла под сердитым взглядом старухи.

– Будешь много знать – скоро состаришься! – пригрозила Верея. – Кто таков? И зачем потревожил?

– Сказки про тебя ходят в Яви да былины, – ответил молодец. Собрался он было вновь к избе устремиться, да вовремя осадил себя. – Поговаривают, что можешь в Навь пропустить. Не подумай, что я шибко хотел в гости наведаться, да нужда заставила.

Василиса и Верея переглянулись. Заметно было, что ученице любопытно юношу пригласить внутрь, интересно ей, что вынудило живого к мёртвым наведаться по собственной воле. А вот баба Яга совершенно не стремилась в авантюры ввязываться. Желала она привычной да спокойной жизни, ведь не было в её сердце ни радости, ни горя, а значит, ровно всё было, как в болоте, из которого она и шагу ступать не желала.

Не успела Верея отправить молодца восвояси, как её ногу защекотала мягкая, лоснящаяся шерсть. Когда вниз глянула, то увидала довольную морду Баюна.

«Вот как делом заняться, так эта падла шерстяная только и знает, что на печи спать! Нос любопытный!» – подумала старуха.

Кот Баюн уселся у её ног и прищурился, словно не подслушивал разговор и абсолютно точно не собирался вставлять своё веское слово.

– Ладно, говори, что хотел, собака плешивая, – закатив глаза, проворчала Верея.

– Я хотел… – начал было Ярослав, грешным делом решив, что обращаются к нему, но хозяйка избы оборвала его на полуслове:

– Да не ты! Ты стой и помалкивай, покуда не спросила.

Кот замурчал, то ли стремясь успокоить разгневанную бабку, то ли, напротив, радуясь её злобе. Потёрся о её ноги ещё немного и наконец соизволил высказаться:

– Ягуль, полно браниться. Не видишь, человечку плохо? Давай поможем, а то, смотри, доброе дело сгладит чуть.

– Что сгладит? – полюбопытствовала Василиса.

– Как что? – искренне удивился Баюн, – Всё ягулино зло!

– Какое такое зло?

Молодец беспокойно переступил с ноги на ногу. Страх сковывал его колотящееся сердечко, велел ногам прочь бежать, однако паренёк оставался на месте, ведь выбора иного у него и не было.

Кот усами повёл да буднично ответил:

– Людей подъедала…

Василиса брови вскинула, но от возмущённого возгласа сдержалась.

– Прав ты, Баюн, – вздохнула Верея, опершись о дверной косяк. Суставы заныли, поясница скрипнула, точно избушкины курьи лапы. – Бывало такое. Но, сам знаешь, я исправиться пытаюсь.

– А всё равно угрожаешь постоянно, что съешь кого-то, – заметил Баюн.

– Шучу же, – отмахнулась старуха, – Вот когда я хоть одного человека съела? Хоть маленький кусочек?

– А тридцать два года назад, когда к тебе рыбак забрёл живой, в Навь хотел попасть, рыбку золотую изловить в озере Онежке? – напомнил кот. – Что ты сделала?

Верея отмахнулась полотенцем, которое до сих пор сжимала в морщинистой руке, и смерила молодца подобревшим взглядом.

– Так не ела же, – вступилась Василиса, – Я его помню.

– А то, что он без пальца ушёл, не считается? – невинно уточнил Баюн.

– Да я на один зубок, попробовать только! Всё, цыц! Ладно, гость незваный, имя своё скажешь – и добро пожаловать в избу, – проворчала Верея.

– Скажу! – обрадовался молодец. – Ярослав я. По батьке – Святогорович. Царевич.

Яга кивнула, позволяя войти, и Ярослав, мигом просияв, шустро занырнул в избу, распихав локтями бабку с Василисой. Девица ойкнула и прижалась к стенке, а Верея отпрыгнула кузнечиком, да так рьяно, что аж коленки хрустнули. Она оскалилась, всей душой возжелав сварить из царевича суп, и одним злобным взмахом захлопнула дверь. Баюн запрыгнул на печь и принялся уминать лапами перину.

Царевич сразу решил чувствовать себя как дома. Бесцеремонно налил в кружку браги, отхлебнул её, довольно причмокнув, и уселся за деревянный стол.

– Это ты зря… – не успела Василиса договорить, как молодец кувырком полетел на пол. Верея довольно ухмыльнулась и подвинула стул на место.

– На моё место метишь, царевич? Чтоб духу твоего на этом стуле не было. Уяснил?

– Ага, – пробормотал Ярослав, потирая правый бок, – больно ушибся так-то. Может, снадобье есть от синяка?

– Есть, есть, – усмехнулась старуха, но тотчас сурово нахмурилась: – Подзатыльник вдогонку! Быстро молви, чего хотел, и прочь из хаты!

– Говорю же, в Навь надо край. И клубочек волшебный, какой только у тебя одной есть.

– Может, тебе ещё сапоги-скороходы дать? – съязвила Верея.

– И блюдечко с наливным яблочком, – фыркнув, добавила Василиса.

– И скатерть-самобранку, – промурлыкал довольный Баюн, который ой как любил свары да склоки.

– Правильно, чтоб было, что пожрать в дороге, – кивнула баба Яга, а глаза её уже налились такой густой тьмой, которой позавидовал бы сам Чернобог.

– Ой, здорово-то как! А можно?

Тотчас Верея размахнулась и отвесила царевичу знатную оплеуху. Пронзительный звон разнёсся по горнице, и кот моментально замурчал. Ярослав же сдавленно ойкнул, чуть не разлив брагу из деревянного стакана, и прижал ладонь к затылку.

– Сейчас я тебе устрою! И клубок, и злата мешок!

Царевич пригнулся от последующих ударов и затравленно пополз на четвереньках под стол. Оттуда громко закричал:

– Прости! У меня беда случилась! Царевну мою Кощей Бессмертный украл, хочу спасти ненаглядную. Помоги, пожалуйста, бабушка Верея! Ты же хранительница прохода меж Явью и Навью, сильная и могучая, умнейшая из женщин! Хотя бы в мёртвые земли пропусти. Бог с ним, с клубком.

Василиса шмыгнула носом и покосилась на Верею, та ответила ей с вызовом. Они померялись взглядами, и стало очевидно, что девица проигрывает. Глаза бабки застилала белая пелена, однако чёрный мрак навский так и сочился наружу, вселяя страх и жуть жуткую.

– Бабушка… – тихонько позвала ученица.

– Не бабкай мне тут! – рявкнула Верея.

– Ну бабушка-а-а…

– Сказала – нет, значит, нет. Али ты, Васька, по-навски понимать разучилась?

– Любимую у него украли. Жалко ведь. Да что тебе стоит? Ну пропусти, и дело с концом.

– Врёт он всё, Васька. Не мог Кощей никого украсть, на цепи Бессмертный уже лет двести. В темнице заточен.

– Клянусь! – воскликнул Ярослав. – Моя царевна так и сказала: "Кощей меня пленил, не сыщешь вовек, прощай!"

Царевич высунул голову из-под стола и посмотрел щенячьими глазами.

Откровенно говоря, баба Яга плевать хотела на все просьбы и уговоры.

– Выпереть бы его из избы – и дело с концом, – пробормотала она, сжимая в руке потемневшую от времени кочергу, которая, слыша волю хозяйки, сама собой выбралась из-за печи и юркнула в сморщенную ладонь.

Червячок сомнения подкрался к сердцу старухи. Засвербел тянущим чувством, будто призывая поступить иначе, не так, как прежде.

– А ежели это судьбы провидение? – мурлыкнул Баюн, лениво потягиваясь на перине. – Не думала, а, Ягуль?

– Тьфу ты! – плюнула Верея. – Ладно, белобогов сын. Вылазь!

Она махнула рукой, вновь швырнув кочергу за печь, и поковыляла к котлу, в котором кипело густое варево. Из банки, украшенной причудливыми рунами, она сыпнула горсть сушёных трав, и на всю горницу разлился душистый аромат шалфея.

– Вот спасибо тебе, бабуль! Вовек благодарен буду, – обрадовался царевич, выбираясь из-под стола. На сей раз он аккуратно присел на табуретку – и то только после молчаливого разрешения Василисы.

– Васька, напои гостя, накорми, баню ему истопи, и опосля пущай чешет на все четыре стороны, – распорядилась Верея, не отрываясь от колдовского зелья.

Мыслями она была уже далеко от всей этой ситуации, ведь настало время очередной раз готовить снадобье для возвращения памяти. Пусть все предыдущие попытки не увенчались успехом – опускать руки баба Яга не собиралась.

– А как же спать укладывать? – удивилась Василиса.

– Так то для мёртвых, память твоя дырявая.

– Ну да, ну да, – пробормотала ученица и, растянув широкую улыбку, обратилась к гостю: – Ярослав Святогорович, искушай кутьи да бражки испей.

– Испил уже! – заржал конём Баюн.

– А ты с печи не подвякивай! – рявкнула Верея. – Закрома заждались!

– Ведьма старая!

– Я всё слышу, кошка облезлая!

– Молчу, Ягуль, и млею пред твоей красотой неземной, – промурлыкал кот, сворачиваясь в клубок. Ссоры их были привычны и обыденны, а потому никто друг на друга обиду не держал да всерьёз резкие слова не воспринимал.

Василиса покачала головой и улыбнулась, замечая слегка подобревшие глаза своей наставницы. Когда Верея вернула внимание к своему зелью, девица, откинув толстую косу за спину, устремилась вверх по скрипучей лестнице.

Горницу заполнила тишина, и лишь постукивание половника о стенки котла нарушало её.

– Чем пустословить, лучше бы рассказал что, – спустя время буркнула Верея, кинув на Баюна отвлечённый взгляд. Что бы там ни было, а в беседе работа лучше шла. Не любая, конечно, но однообразное помешивание снадобья требовало звукового сопровождения.

Кот оживился, сел, овившись хвостом, и затянул нудные истории о царях заморских да чудесных птицах, что поют песни в лесах о серебряных ветвях.

Царевич нехотя заталкивал в рот кутью, ложечку за ложечкой, и клевал носом. Голос кота убаюкивал, словно колыбельная песня. Верея же помешивала варево длинным половником и бубнила под нос:

– Дуб лиловый, гроб сосновый… Мешаю, песню запеваю… Память помнится, память крепится…

– …А Дадон тогда говорит: "из петуха суп сварить", а… Ягуль! Что ты там наколдовываешь? – прервал сказку Баюн. – Никак за старое взялась?

– Не мешай, – отрезала Верея. – Бубни свои сказки дальше.

– Не выйдет ничего. Сто раз уже пробовала. Только опять потравишься, потом всю ночь в огород пробегаешь. Суставы не молоды поди. Да и кишка слабовата.

– Чтоб пасть твоя звериная грибами заросла! – прошипела старуха. – Не каркай!

– А что ж ты там такое делаешь? – полюбопытствовал Ярослав, с трудом разлепляя веки.

Верея замерла и медленно повернулась. Царевич сглотнул и от испуга набил полный рот оставшейся кутьёй.

– Тебя спросить забыла! Жри, не подавись, бражкой запивай!

– Ббффпп… Шпфбб… – прохрипел царевич, пытаясь проглотить непослушную кашу.

– Подавишься же, царевич, – промурлыкал Баюн. – Святогор расстроится. Хороший он мужик, царь из царей.

Ярослав опустил глаза к чашке и тяжело проглотил сухой комок. Кутья, надо сказать, вышла отвратной. На похоронах матушки он вкуснее пробовал. Только давно это было, совсем малым под стол пешком бегал, годков пять от роду, не больше. А тоска вдруг взяла, словно только вчера хоронили.

– Ярослав Святогорович! Банька готова, прошу париться, – донёсся голос Василисы с лестницы. – На второй этаж, третья дверь слева.

Царевич живо допил бражку и взметнулся наверх, отталкиваясь с прохода ученицу Яги. Девица взвизгнула, едва удержавшись на ногах. А когда спустилась, то так и не нашла нужных бранных слов, и потому лишь поморщила носик от возмущения. Издали же послышался восторженный вопль царевича:

– Как же так может быть?! Внутри больше, чем снаружи! Ну и изба! Диво!

– Я уже жалею, что просила за него! – буркнула Василиса, плюхаясь на деревянный стульчик.

– Добрая ты, Васька, – усмехнулась Верея. – Но это пока, лет через двести очерствеешь.

– Или раньше, – добавил Баюн. – Скорее раньше с такой-то наставницей.

– Наставница у меня самая лучшая!

Старуха добродушно хмыкнула, но вдруг пол вновь затрясся, и только колдовство удержало ложки да тарелки с кружками на своих местах. Верея обхватила котёл, точно возлюбленного, дабы не упал и не перевернулся, и закряхтела:

– Ой, развели песни-пляски! Изба опять ходуном пошла! Васька, сперва спроси, потом открывай!

Василиса, шатаясь из стороны в сторону, кинулась к дверям. Изба раскачивалась, неловко переминаясь на огромных курьих ногах, а снаружи кто-то тоненьким голоском пищал:

– Повернись, изба, ко мне передом, к лесу задом!

И гуси-лебеди орали, как озверевшие. То ли крякали, то ли гоготали, то ли вовсе бранились на басурманский манер.

– Ребёнок там, – проговорила Василиса, аккуратно отодвигая занавеску на оконце.

– Да чтоб их всех! – проворчала старуха. – Заладили, мрут, как мухи! Чего застыла, аки воск в воде, Василиса? За стол сажай. Кутью свежую поставь, не ту, что царевич ел. И компот из яблок налей. А ты, Баюн, брысь с печи. Там ребёнок ляжет.

Василиса выглянула из избы, которая с кряхтением остановила-таки свои бултыхания, и, призывно помахав рукой, пригласила маленького мальчика внутрь. Глаза его растерянно метались по сторонам, кожа бледная, сам худющий, аки тростиночка, а растрёпанные волосы – будто горстка соломы.

– Звать как? – строго спросила Верея, отложив на время колдовское действо и отойдя от кипящего котла. – Правду отвечай!

– Сенькой, – ответил мальчик шёпотом, но без страха в голосе.

– Арсений, значит… Вот приперся на мою голову! То один дурак, то ты теперь. Боишься меня?

– Никого я не боюсь, – мотнул головой Сенька, и его сухие прядки упали на лоб, прикрыв глаза. Мальчик резко откинул волосы назад и продолжил серьёзным тоном, едва ли присущим несмышлёному ребёнку:

– Папка мамку задушил, следом и меня. Я глаза открыл – гуси-лебеди тут как тут. Сюда притащили, а про избу я знаю. И слова правильные, и кто хозяйка. Мне бабушка рассказывала, когда жива была. А ты, Верея, на неё похожа. Так чего ж бояться-то?

– Затараторил как, – усмехнулась Верея, потрепав мальчонку по голове. – Про папку забудь, скотина он. Припрётся ещё – я ему устрою сладкую жизнь. Вовек из Дремучего леса не выберется. Мамку к тебе отправлю, как только сюда явится. Только не ной, а то, вижу, сопли из носа потекли. Ешь, пей. Потом в баню и на печь спать. Проснёшься – гуси-лебеди тебя отнесут дальше.

– В Навь? К Кощею Бессмертному? – спросил Сенька. Храбрился он, да только в ту секунду в его глазах предательски промелькнул страх. Василисе жалко было детишек. Считала она их совершенно несчастными: мол, пожить не успели и уже померли, а тут не спокойствие и счастье, а продолжение тяжкого бытия. Посему она мигом попыталась успокоить мальчонку:

– Глупости какие! К Алатырю, камню такому, рассказывала бабушка о нём?

Василиса подсела к нему поближе да по голове погладила.

«Замуж ей надобно. Дитятко родить. Не со мной в избе прозябать, это уж точно», – глядя на ученицу, подумала Яга.

– Угу, – кивнул Сенька.

– Вот. А через него – в Правь, – пояснила Василиса.

Сенька ахнул, аж изюм изо рта посыпался. Девица же захохотала и по-матерински обтерла ему рот полотенчиком.

– К Богам попаду? – изумился он.

– К Богам, к Богам, – кивнула Верея. – Куда ж ещё. Ты маленький, безгрешный. Нечего по Нави шляться.

– Мне уже семь годков зимой исполнилось. Я взрослый! – заявил Сенька.

– Сейчас договоришься, и я тебя… – пригрозила Верея.

– Верея! Точно, ностальгия в голову ударила, – вклинился Баюн. – Опять за старое?

– Бабушка шутит, – улыбнулась Василиса. – Она у нас такая затейница. На самом деле – добрейшая душа.

Верея скривилась. Едва ли она шутила в тот момент: всё-таки подъедать явских у жителей Нави было не зазорно. Оно-то и не одобрялось, но и не порицалось дюже, потому кто-то да лакомился. Те же полуденницы, к примеру.

Не продолжая беседу, Яга вернулась к котлу и погрузила половник. Зачерпнула серо-лилового варева, подула. Баюн навострил уши.

– Может, не надо? – протянул он с сомнением. В котле что-то булькнуло. Запахло тухлыми яйцами и перегнившими яблоками.

– Цыц! Учить меня удумал?

– Кто ж, если не я-то?

– Тебе хорошо, ты память не терял, – проворчала Верея. – Коли расскажешь что о моём прошлом, так не стану пить.

Баюн вздохнул – точно как делают обычно коты ни с того ни с сего. Только простые звери и впрямь так вздыхают безо всякой причины, а вот «учёный» сделал это намеренно. Показать хотел абсурдность вопроса хозяйки.

– Ежели знал бы, то рассказал, – ответил он, слегка глаза закатив. – Я ведь к тебе пришёл сюда уже, когда ты бабкой была, в избе жила да души мертвых в Навь переправляла.

– А до этого в Прави ошивался у Велеса. Помню-помню, не совсем ещё того. Вот и закончили разговор.

Ярослав, будто тень, скользнул из бани, едва пар рассеялся. Влажные пряди пшеничных волос прилипли ко лбу, а глаза наполнились решимостью. Он знал, что времени у него в обрез. Баба Яга, хоть и ворчлива, но слово держит, и если она сказала "прочь из хаты", значит, так тому и быть.

Царевич бесшумно прокрался по лестнице, минуя горницу, где Василиса хлопотала над Сенькой. В закромах, куда он заглянул прежде, чем идти в баню, он заметил пару сапог-скороходов, припорошенных пылью, и клубок ниток, тускло поблескивающий в полумраке. Сердце царевича забилось быстрее.

"Вот оно!" – подумал он, и ловким движением схватил оба предмета.

Сапоги пришлись впору, словно были сшиты специально для него. Ярослав судорожно выдохнул, готовясь совершить прыжок веры.

Веры в самого себя.

Он чуть крепче сжал украденный клубок и резко сорвался с места. Ступеньки старенькой лестницы натужено скрипнули.

Он слышал, как Василиса крикнула его имя, но не остановился. Он знал, что Яга не простит ему этого и скорее всего кинется в погоню, но спасение царевны-лягушки было для него важнее.

"Прости, бабушка Верея, – подумал он, – но я должен спасти свою любовь".

…Бабка поднесла черпак к губам, облизнулась и собиралась уже хлебнуть сомнительное снадобье, как позади раздался крик Василисы:

– Куда, паршивец?!

Двери были распахнуты настежь, а вдали прощально мелькнули пшеничные прядки, сверкнув в лучах солнца золотом.

– Что случилось?!

Василиса всхлипнула и рухнула на табуретку. По её щекам полились горькие слезы.

– Прости меня, бабуль! Этот гад ползучий, царевич, из бани выскочил и убежал в Навь. Он ведь готовый уже. Стрелой умчался в твоих сапогах-скороходах. Я только успела заметить в его руке клубок волшебный и всё.

Василиса продолжала хныкать, а глаза её горели яростью и обидой.

– Вот паскуда! – выругалась Верея, – Ладно, Васька, не ной. Займись пока Арсением, а я на метлу и в погоню. Баюн?

– Всегда с тобой, Ягуль, – подскочил на лапках кот, – На печи сидеть больно наскучило.

Верея глаза закатила от внезапного воодушевления кота. Любил Баюн, когда вокруг хаос начинался, да и сам его создавал неоднократно.

Помельтешив возле котла, бабка плюнула и посеменила в закрома. Среди кучи барахла отыскала свою летучую метлу, обтёрла от пыли да паутины и радостно улыбнулась. Давно она никуда не вылетала, лет сто, не меньше.

– Нет, не пойдёт, – задумчиво протянула Верея, – Нам вдвоём лететь. Ступу мою видал?

Баюн, который ходил за хозяйкой аки тень, живо огляделся. Вдруг замер и изогнулся дугой, словно встретился с самим правским богом. Шерсть его вздыбилась, лапы напряглись, и он протяжно зашипел.

– Лучше бы не видел!

– Вот-те раз. А я и забыла…

Верея подошла к ступе и заглянула внутрь. На дне ползали белые жирные личинки, забавно копошились, пытаясь забраться по склизким стенкам. Снаружи виднелась пара здоровенных трещин, между которыми теснились серые пятна плесени.

– Что-то я туда положила лет пятьдесят назад, – проговорила Верея, – И позабыла.

– Это что-то скоро захватит избу и выселит нас к белобоговой матушке! – воскликнул Баюн, – Выбрось её!

– Не-е, – протянула бабка, – Годков семьдесят еще постоит, потом выброшу. Вдруг пригодится.

Она снова покосилась на ступу и, отойдя от греха подальше, криво-косо уселась на метлу. Кот мучительно прошипел в последний раз и запрыгнул позади бабки. Крепко вцепился когтями в прутья.

– Васька, следи за всем, пока меня нет, – повелела Верея, – Отберу у царевича клубок с сапогами и вернусь.

– Убьёшь его? – спросила Василиса, стараясь выглядеть равнодушно. На деле же она дюже переживала за свою наставницу. Девица была из рода берегинь, у которых поверье ходило, мол, негоже убивать зазря, особенно явских, которые даже толком постоять за себя не могут. Быть может, если бы Василиса уродилась полуденницей, то думала бы иначе.

– Съем, – усмехнулась Верея.

– Бабушка!

– Ох, Васька! Шучу же, – отмахнулась Яга, – Подумаю, что со стервецом делать. Управишься без меня?

– Не переживай, бабушка, – заулыбавшись, ответила Василиса, – Я твои наказы помню, все знаю. Управлюсь.

– Вот и умница. Ну, помчали!

Верея присвистнула, вкладывая в голос свой колдовство, метла тут же задрожала и взметнулась ввысь. Кое-как с пыхтением бабка сцепила рукоятку кривыми пальцами и приказала лететь вперёд. Вскоре они с котом, покинув избу да огородик, скрылись из виду.

– Ну вот, вдвоём мы, Сенька, – улыбнулась Василиса, – Допил? Идём в баньку теперь.

– Идём, – кивнул Арсений, – Мне с тобой спокойнее.

И они молча отправились вверх по скрипучей лестнице. Дверь захлопнулась сама собой, а изба наполнилась благословенной тишиной, которой порой не хватало из-за ворчания старой бабки Яги. Однако в то же время горница опустела, будто из неё вытянули жизнь и радость. Василиса же, провожая мальчика в баню, подумала, что без бабушки этот мир стал бы совершенно бесцветным.

Ветер дул в лицо, солнце медленно ползло к горизонту, окрашивая небо в багряные и золотистые оттенки. Верея кое-как сидела на метле, вцепившись в рукоятку так крепко, что костяшки её пальцев побелели и местами даже посинели. Баюн устроился поудобнее на её плече и даже умудрился задремать, мурлыча себе под нос то ли сказки, то ли песни, то ли ругательства.

Петляли они между веток густых крон. Деревья в Дремучем лесу не стеснялись и разрастались так, чтобы солнечные лучи даже не думали просочиться меж листьями. Лучи-то просачивались всё равно, но деревья не сдавались.

В связи с этим бабка с котом уже битый час сновали между веток, выискивая беглеца-вора по всему Дремучему лесу.

Ну… не по всему, разумеется, лес-то огромен, но по значительной его территории.

– Быстро же подлец бегает, – проворчала Верея, пытаясь удержать метлу от резких порывов ветра, когда вынырнула из кроны к облакам. – Даже для сапог быстро, вот, что значит – молодость.

Она вдохнула поглубже и направила метёлку обратно в лесную гущу.

– Мур-мя-яу. Мур-мур, – сонно отозвался Баюн.

– Что бормочешь, окаянный?

– Говорю… – вздохнул кот, потягиваясь, – Ох, хорошо, бодрит ветерок!

– Давно бы живой водицы хлебнула или яблоками молодильными разжилась, – продолжил кот.

– Идея так-то ничего, – задумчиво произнесла бабка, – Хлебну водицы, стану молодой, выносливой. Еще и красавицей писаной.

– Во-от, верно мыслишь, – одобрительно кивнул Баюн, – Правда, не представляю тебя женщиной… то есть красоткой. Ой! Осторожно!

В разговоре Верея не заметила, как налетела на толстую дубовую ветку, торчащую из густой кроны дерева.

Треск, визг, хруст!

Листва посыпалась, пыль взметнулась, иголки больно впились в морщинистые ладони. Метла, не выдержав удара, разлетелась на щепки, и Верея с Баюном кубарем покатились по мягкому мху. Истинное чудо, что бабка умудрилась не сломаться так же, как и её средство передвижения, однако ситуация и без того оказалась пренеприятной.

– Ну всё, прилетели, – проворчала Яга, отряхиваясь от земли и листьев.

– Я, кажется, хребет сломал, – простонал Баюн.

Кот, как всегда, ломал комедию. Набок завалился, морду вытянул, глаза закатил. Ну, мученик.

– Молчи, несчастный! Я вон бабка старая, а не развалилась на части. Подбирай лапы, будем думать, что с метлой делать.

Не получив должного сочувствия, Баюн недовольно дёрнул усами и поднялся.

– А что с ней? Ох ё!

Кот шикнул на обломки метлы, которые валялись среди редкой травы и ковра из сосновых иголок. Летательный артефакт восстановлению не подлежал.

– Ага, – мрачно подтвердила Яга.

Они, конечно, подобрали обломки, попытались их соединить, даже заклинания испробовали, а толку ноль – растеряла волшебные свойства метла.

Верее стало печально от случившегося, ведь подарил бабке её Змей Горыныч, ни у кого такой не было. Однако печалиться Яга не любила, а потому, быстренько сменив скверную эмоцию на привычный гнев, поводила губами, огляделась и недовольно заворчала:

– Надо было Ваську слушать, как же! Сейчас сидела бы у себя, в тепле, уюте. Попивала бражку со снадобьем. Горя не знала бы. А теперь что? Ножками ковылять? Да я своим шагом черепашьим в избу только к следующему лету дотелепаюсь.

– Ягуль, погоди ты, – неожиданно сладко промурлыкал Баюн. – Смотри, а не наши ли это сапоги вдали краснеют?

Верея прищурилась, для пущего удобства кончиками пальцев натянула кожу на висках и хищно улыбнулась.

– Наши! – воскликнула она, – Значит, выдохлись. Теперь пока магию наберут, часа три пройдёт, не меньше. Поковыляли скорее, авось царевич рядышком где-то. Или ушёл недалеко. Ты его нагонишь, задержишь, а там и я подоспею.

– Да пока ты доплетёшься, я его сожрать и переварить успею, – фыркнул Баюн, не упустив случая поддеть хозяйку, – Ладно, пошли, что уж там.

Через полчаса кое-как с оханьем да аханьем добрались до сапог. Стояли те посреди тропы, освещённые лучами солнца. Верея подняла их и смерила внимательным взглядом.

– Точно, выдохлись. А где же царевич? Неужто убёг?

Но Ярослав никуда не «убёг». Сидел поодаль, привалившись к толстому сосновому стволу, и посапывал.

– Сейчас разбудим, – хищно промурлыкал Баюн.

– Погодь. Мы же не звери какие, – возразила Верея, отчего-то не желая пугать юного царевича.

– За себя говори. Я-то как раз зверь.

Бабка повернулась к коту и презрительно фыркнула.

– Из тебя зверь, как из меня правская богиня. Я сама.

Она подошла к дремлющему Ярославу, сорвала травинку и мягко провела над его верхней губой. Царевич поворочался и поводил носом.

«Лицо-то у него доброе, – подумала Верея, – Пока спит, по крайней мере. Может не такой уж он и плохой. Ну и украл, и ладно. Небось от отчаяния».

Ведьма снова пощекотала его. Ярослав отмахнулся рукой, невнятно чихнул и отвернулся. Тогда она аккуратно потрясла его за плечо. Пшеничные прядки колыхнулись и скользнули на лоб, царевич забормотал:

– Отец… Нет… Пожалуйста…

– Царе-евич. Царевич, – позвала Верея.

Он даже ухом не повёл на мягкий призыв Яги. И это было странно, ведь её голос напоминал скрип старенькой дверцы – хриплый и противный. Так думал Баюн, которому не терпелось наброситься на спящего.

– Дай я. Верея! Дай мне, – не унимался кот.

– Кыш, – отмахнулась ведьма, – Самому-то приятно было бы?

– Он вещи наши выкрал!

– Глянь на него. Молодой, глупый и отчаянный.

Верея вздохнула и тряхнула царевича посильнее. Ярослав забурчал, приоткрыл глаза и сладко улыбнулся.

– Кто ты, прекрасная девица?

Бабка аж отпрянула.

– Больной совсем? Обезумел? Какая я тебе девица?! – рявкнула она.

Царевич широко распахнул глаза и похлопал ресницами. Сперва ринулся бежать, но кот уже сидел подле него, вздыбив чёрную шерсть.

Верея поджала губы и осуждающе покачала головой, однако внутри порадовалась. Раз спросонья увидал её молодой и красивой, значит, живая водица и впрямь поможет. Если, конечно, она решит её испить.

– Ты, любезный, понимаешь, что нарвался? – кот угрожающе дёрнул хвостом, – Осознаешь всю тяжесть преступления? Ты вообще понял, кому тропинку перешёл, а?

– Да понял я, понял, – пролепетал Ярослав, – Выбора у меня нет. Либо отыщу царевну, либо батюшка мне голову сам срубит.

Верея подобрала ветку поплотнее и оперлась на неё, как на клюку. Стоять было тяжело, одышка началась, да несварение горечью к горлу подступило. Баюн, аки зверюга, оскалился и хищным шагом наворачивал круги вокруг царевича.

– Далась отцу твоему эта царевна, – проворчала бабка.

– Ты ведь всего не знаешь. Дай шанс. Один только. Я всё, как есть, расскажу, а там уже решай – помочь или сожрать.

Верея с котом многозначительно переглянулись. Между ними словно состоялся безмолвный диалог, в котором решалась судьба юного царевича. В конце концов бабка вздохнула и кивнула, позволяя парню рассказывать дальше. Баюн же продолжил нервозно мельтешить у всех перед глазами.

– Несколько месяцев назад я по болотам гулял, лягушку искал для опытов, – начал Ярослав, немного успокоившись. Хотел он было подняться, дабы на одном уровне с ведьмой лесной оказаться, но она жестом указала ему сидеть, а сама, суставами хрустнув, переступила с ноги на ногу и осталась стоять. – Увидел одну, приловчился, да изловил. Принёс в горницу, резать хотел, а она человеческим голосом взмолилась, мол, не убивай меня, царевич, я тебе пригожусь. Я, конечно, сперва не поверил, думал, что меня нечисть попутала, али хворь какая. Но лягушку на всякий случай в клетке оставил до следующего дня. После полуночи просыпаюсь, а передо мной девица стоит. Краса невиданная, косы, аки золото, глаза, что моря, синие, улыбка ни с одной богиней не сравнится. Полюбил её сразу.

– Таки сразу? – насмешливо протянула Верея, глядя на Ярослава. Тот удивленно кивнул, очевидно не заметив иронии.

Баюн даже прикидываться не стал. Закатил глаза и проворчал:

– Звучит, как будто Иван-дурак рассказывает. Помнишь, заходил такой?

– А то! – живо откликнулась бабка, словно вспомнив нечто приятное.

Но тут же нахмурилась:

– Его серый волк подле моей избы сожрал. Я потом всю неделю землю перекапывала – так воняло, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Тухлятиной воняло, – подтвердил Баюн с брезгливой гримасой.

– Жуть как воняло! Фу! – снова передёрнулась ведьма.

– Фу!!!

Тем временем Ярослав, пересев поудобнее, не сдавался:

– А я вот полюбил. Вы её просто не видели… Она царевной оказалась. Днём лягушкой была, а ночью – снова девицей. Проклятие такое. Я её даже с отцом познакомил. Батюшка полюбил её, как родную дочь.

– Прямо-таки как дочь? – усмехнулся Баюн, прищурив нахальные кошачьи глазища.

– Свежо предание, да верится с трудом, – буркнула ведьма.

Царевич поднял руку, будто клятву давать собрался:

– Как родную дочь, честное слово! Велел мне на ней жениться и стать царём. Сам-то давно хотел на покой, в путешествие отправиться, мир повидать. – Юноша на мгновение потупился. – Двое моих братьев уже померли. Одного хворь сразила, другой в битве у Непрядвы пал. Слыхали про такую? Там все погибли, никто не спасся.

– Нам, знаешь ли, до одного места ваши войны, – отрезала ведьма.

– Нас Явь не интересует, – добавил Баюн с равнодушием.

Где-то вдалеке запели птички, точно колокольчики, призывающие к чему-то, аль знаменующие окончание беседы. Ярослав кивнул, погрустнел. Брови его пшеничные сдвинулись к переносице, губы сжались в тонкую линию. Он взглянул на ведьму с котом, но те ждали его рассказ и никуда не уходили, потому продолжил:

– Моя царевна… Она чудеса творила. Рубаху батюшке за ночь сшила из лунного света, ковёр выткала, на котором всё царство как на ладони было. А в последнюю ночь – на пир явилась в платье, словно лебёдушка. Одним взмахом голубиц из рукава пустила, вторым – стол уставила яствами, третьим – залу золотом осыпала. Мы плясали, как безумные: я, она, батюшка, все гости – бояре да дворяне.

Голос царевича внезапно стал тише:

– Потом я вышел по нужде, шёл мимо кухни, смотрю, лежит что-то. Подумал, что кухарка объедки не убрала. Бросил в огонь… Оборачиваюсь…

Ярослав вдруг замолчал и поморщился, будто его сковала боль. Руки прижал к вискам, начал губы грызть, следом пальцы заломил, а потом и вовсе за ногти принялся. Верее это всё изрядно поднадоело, не любила она лишнюю драму.

– Ну, говори, не томи! – рявкнула ведьма.

– То есть эти бредни интересно слушать, а мои – нет? – обиделся Баюн.

Верея отмахнулась, а Ярослав, собрав волю в кулак, продолжил:

– Оборачиваюсь – а она стоит. Из глаз – слёзы, как алмазы. Говорит: «Ты сжёг мою лягушачью шкурку раньше срока. Теперь Кощей меня заберёт. Не сыщешь вовек. Прощай». И исчезла. На глазах испарилась…

Он тяжело вздохнул.

– Я к батюшке – а он как взъярится: «Отыщи девицу-красавицу, не то голову срублю. Не нужен мне сын, что невесту не сберёг». Вот я и пришёл к тебе за помощью.

Баюн фыркнул и опустился на землю, подмяв под себя шерстяные лапы да хвостом овившись. Солнышко проникало сквозь листья и поджаривало макушки, тёплые порывы мягкого летнего ветра навевали умиротворение, какого в душе ведьмы не было и в помине.

"С одной стороны, не сдался он мне, – терзалась она думами противоречивыми. – Пущай и помрёт. Забуду через день. А с другой… вдруг и правда провидение? Может, судьба испытание мне даёт? Может, моё предназначение вовсе не в том, чтобы души в Навь переправлять…"

Наконец она подняла замутненный и уставший взгляд.

– Ладно, Ярослав. Зацепила ты меня своей историей.

– Чего?! – вскрикнул Баюн так громко и визгливо, точно его оса укусила.

– Чего слышал, не тявкай! – оборвала кота Верея и следом чуть мягче к Ярославу обратилась: – Помогу тебе, царевич. Вместе пойдём к Кощею. Только я уверена – не он это. Марья Моревна давненько его прочно заковала, в темнице держит. Но, так и быть, заглянем на огонёк.

– Спасибо! Спасибо тебе! – подскочил Ярослав, сияя. – Услышали Боги!

Он кинулся к ведьме, крепко обнял, закружил, чмокнул в обе щеки, точно была она не бабкой, а молодой девицей.

– Поставь! Переломишь же! Стара я! – запротестовала она, и, слава Перуну да Сварогу, царевич внял её мольбам.

Баюн же хитро прищурился и промурлыкал:

– Кстати, о старости. Ягуль, пора бы живой воды испить.

Та спорить не стала. Давно уж решила, что омолодиться надобно ей, дабы обузой не быть. Тем более, что уж скрывать, хотелось Верее почувствовать себя красной девицей, ведь таковой она себя не помнила совсем. Два века в обличье бабки пробыла, будто иначе и быть не могло.

– Придётся. Клубок не потерял, царевич?

Ярослав достал из кармана золотистый клубочек, который переливался тусклым желтоватым сиянием, и подкинул его в воздух:

– Целёхонький. Успел изловить, когда сапоги издохли.

– Не издохли, а подустали, – усмехнулась Яга.

Попытка путь до речки быстренько миновать не увенчалась успехом, ибо шла ведьма медленно, кое-как, с горем пополам. Посему решили всё-таки в лесу заночевать, а наутро путь продолжить.

– Баюн, колдуй нам завесу от зверья, – скомандовала Верея, когда они наконец выискали подходящую для ночлега поляну.

– Да кто к тебе сунется? Ты ж баба Яга, тебя весь Дремучий лес боится! – фыркнул кот, однако видно по нему было, что не собирался он с хозяйкой всерьёз спорить.

– Меня – да, а царевича – нет. Колдуй!

Баюн повёл усами и пробубнил под нос заклинание. Ветер стих, воздух потеплел, земля укрылась мхом.

– Не стоит благодарностей.

– Спасибо вам обоим, – тут же отозвался Ярослав, укладываясь на мягкий мох и сладко зевая. – Даже не знаю, что бы я делал один.

– Помер бы, – подсказала ведьма с хитрой усмешкой. – Волки бы сожрали. Аль ещё кто…

Царевич сглотнул, укутался плотнее в плащ и набок перевернулся. Мох под ним оказался мягким, словно перина в царской опочивальне. Тем не менее Ярослав ни на секунду не забывал, что нынче он не у себя в царстве Тридевятом, а в мире загробном, запредельном. В Нави.

Верея долго не могла уснуть. Сердце её то стучало с тревожной поспешностью, то замедлялось, будто прислушивалось к чему-то внутри.

"Неужто выбралась из избы?"

"Завтра ещё и омоложусь… Как же я себя почувствую?"

"Отвыкла-поди быть юной девицей. Эх…" – грустно подумала ведьма и, наконец, закрыла глаза.

Наутро выбрались в путь – позавтракали наспех орехами да кислым щавелем и направились к реке. Благо, идти было недалеко, но Верея еле тащилась, будто старая кобыла на последнем издыхании. Ярослав шагал рядом молча и сдержанно, а вот Баюн не унимался:

– Ну сколько можно? – бурчал он, закатывая глаза. – Давай же, шажок… ну ещё один…

Некоторое время спустя взвыл почти трагически:

– Я с ума сойду! Мы хоть полверсты осилили?!

– Стараюсь, стараюсь, – пропыхтела ведьма, силясь отдышаться. – Бегу, как могу. Слышишь, хрустит всё?! Сама не знаю, какой годок пошёл, гляди, и за тысячу лет могло перевалить.

– Ага, за две тысячи. Ты себе льстишь. Небось с самого начала времен кряхтишь. А то и вовсе старой родилась.

– Перун тебе на язык! Вода ж тогда не поможет! Да и не видела я ни разу, чтоб старыми рождались.

– Ягуль, не отвлекайся, – промурлыкал Баюн, упорно сдерживая кошачью ярость, – Ещё ша-а-а-аг.

– О, а вот и ручей, – воскликнул Ярослав. – Пришли наконец. Фух. Думал, не дойдём.

Верея злобно зыркнула на царевича, тот поднял ладони вверх – в примирении. Баюн от радости замурчал, дюже склоки и ссоры любил.

Лес и впрямь кончался, высокие деревья с раскидистой кроной на нет сходили, а сквозь кусты сверкала и переливалась в лучах утреннего солнца речная водица. Птичье щебетание ласкало слух, кое-где белки прыгали с ветки на ветку, а меж иголок еловых, которые тропку сплошь усыпали, шныряли жучки да паучки. Пахло хвоей, васильками, что разрослись дивным ковром на полянке неподалёку, и утренней свежестью.

Преодолела Верея высокие заросли, которые речку от леса дремучего отделяли. Кое-как продралась она сквозь кусты колючие, бранясь да отплевываясь от листьев и репья. Царевич же с Баюном по проторенной дорожке следом радостно прошли.

Вышли они втроём на берег речки и вдруг увидали неподалеку мужичка, а точнее деда. Лицо у него сморщенное было, руки пятнами покрылись, а вот волосы, точно трава под весенним солнышком, зелёные были и длинные, ниже плеч. И глаза изумрудами сверкали.

– А это ещё кто такой? – прошептал Ярослав, словно боясь, будто старик его услышит.

– Что за дед старый? – громко удивился Баюн, прищурился и следом ехидно добавил: – Твой жених, Ягуль?

Верея сама глаза сузила, дабы незнакомца рассмотреть. Далеко они от него были, но ведьма черты знакомые уловила. Ну и локоны зелёные помогли в узнавании.

– Горыныч?!

Мужичок, имя своё услышав, встрепенулся и на компанию взор перевёл. Тоже сощурился, ибо зрение старческое подводило. Некоторое время они так и смотрели друг на друга, как два дряхлых слепца, силящихся прочесть берестяную грамоту.

Одет он был в простую льняную рубаху сероватого оттенка с грубыми алыми узорами да в свободные штаны. Поясом зелёным подпоясанный и в облегчённые сапоги обутый, фигурой не походил он на старца, но морщинистые руки и дряхлый лик выдавали его с потрохами.

Змей Горыныч некоторое время мялся на месте, но вскоре тоже узнал-таки свою стародавнюю подругу – Ягу. Поэтому он глянул с тоской на водицу, вздохнул по-старчески и подплёлся к компании.

– И тебе здравствуй, Верея, – прохрипел Горыныч, откидывая зелёные локоны за спину. – Не встречал тебя давненько. Да, сама ж видишь, опять состарился. Пора водицы испить.

– Тот самый Змей Горыныч? – изумился Ярослав, разглядывая деда во все глаза. – Приятно познакомиться! Я – царевич Ярослав Святогорович. А я думал, что ты аки дракон, с чешуей, огнём пышешь.

– То раньше было, – вздохнула Верея, – Нынче Горыныч не обращается.

Она легонько хлопнула старика по плечу, подбадривая.

– Отчего так? – спросил Ярослав.

– Беда с Горынычем случилась.

– Ягуль… – прохрипел Змей, взглядом давая понять, что не желает о наболевшем вспоминать.

Однако ведьма лесная на то и была стражницей, что на всё имела своё мнение. Единственно верное.

– А что скрывать? – пожала плечами Верея. – Будто виноват ты.

– А кто ж? – промурлыкал Баюн.

По лику кота ясно было, что Змея он недолюбливал. Хотя, откровенно говоря, едва ли кот в принципе любил кого-то, кроме своей обожаемой ведьмы.

– Цыц! Вий Змея проклял, – проговорила Верея, тон голоса слегка понизив. Взор её белизной и тьмой навской сверкнул.

– За что же? – Ярослав всё рассматривал старого дракона. Диковинно ему было видеть легендарное чудище из истории Тридевятого царства.

Увы, но царевич уродился, когда по летописям Змея Святогор – отец Ярослава – изничтожил. А он, как оказалось, жив-живёхонек, только постарел чутка.

Верея тем временем глянула на друга, мол, сам рассказывай. Тот благодарно улыбнулся.

– Похитил я дочь его, Елену, – начал Змей, откашлявшись. – Умная девица. Хотел с ней в шахматы играть да беседы вести. Тоскливо одному. Я ж дракон… эх!

– Не кручинься. Ещё будешь летать высоко средь облаков. Не печалься.

– Надеюсь… да и Перун с ним.

– Ты бы поговорил с Вием, – елейно пропел Баюн. – Авось, снимет проклятье.

– Вий тот ещё пёс подзаборный, – проговорил Горыныч, очевидно не воспринимая слова кота всерьёз. – Зло затаил, и ни туды, ни сюды.

Речка журчала звонко, как песня. Солнце светило приветливо, ветерок мягко обдувал, лаская волосы да щёки. Природа словно приглашала – испейте водицы животворящей, силы наберитесь. А небо баловало голубизной своей, и ни единого облачка.

– Нечего время терять, – в один момент заявила Верея, прерывая праздную беседу. – Дело у нас. И мне ради него придётся омолодиться.

Она на Баюна покосилась, а тот лапу перед её глазами поднял, мол, я тебе помочь ничем не смогу, рук-то нет.

Хотела было ведьма уже вразвалку к речке идти да кое-как опускаться к воде, дабы испить её, как вдруг к ней Змей подошёл.

– Что, Ягуль, вместе водицы изопьём?

Верея согласилась, даже не раздумывая:

– А давай. Веселее будет.

Под конец фразы чуть стушевалась, ведь не ожидала от себя такой ярой готовности со старым приятелем сей чудный момент разделить.

Горыныч, усмехнувшись, протянул ей локоть, и ведьма тут же уцепилась за него. Жар от Змея шёл колдовской, сильный, но Верее он ни по чём был, ведь её холод навский с легкостью уравновешивал пламя дракона.

Шли они вдоль берега, шаркая и посмеиваясь. Смешные, старые, будто две каракатицы.

«Вот станем сейчас молодыми… – мелькнуло у Вереи в голове. – Как же это? Уже и не упомню. Хорошо. И страшно».

Когда до речки добрели, Змей склонился, с кряхтением зачерпнул воды в первую кружку, затем во вторую, протянул одну ведьме и тепло улыбнулся:

– Будем?

– Будем, – откликнулась она с неожиданной для себя радостью.

Руки их переплелись, коснулись друг о друга пальцами, будто бы случайно, но остались рядом, в тихом, почти торжественном жесте. Живая вода оказалась сладкой, свежей, даже звонкой на вкус.

Верея приложилась к кружке старческими, сморщенными губами, отпила. Горыныч последовал за ней, не отрывая от ведьмы пристального взгляда. Они так и стояли, глаза в глаза. Раньше и не замечала она, какой у Змея интересный прищур – изумрудный, с проблесками пламени и чего-то большего, древнего, будто знаний целого мира. Горыныч цедил воду медленно, глоток за глотком, и будто улыбался. Морщинки в уголках его глаз невольно вызывали у ведьмы улыбку.

Сначала ничего не происходило. Но затем взгляд Змея просветлел, заискрился. Морщины начали разглаживаться – не исчезли совсем, но стали мягче. Кожа засветилась изнутри, помолодела. Волосы налились сочностью, заиграли блеском, как трава на лугу после дождя. Он улыбнулся, и вместе с этой улыбкой старость ушла. Тело стало молодым, сильным, полным живой энергии.

И Верея сама вдруг почувствовала, что теперь всё иначе. Голова стала лёгкой, закружилась, но не болезненно, а приятно, взволнованно. Дышалось нынче легко – так, как не дышалось, наверное, никогда. Сила струилась по её обновлённому и сильному телу, грела сердце, и каждый глоток воды отдавался хмельным жаром. Последняя капля растворилась у неё на языке сладкой горечью и мёдом.

Змей аккуратно забрал у ведьмы пустую кружку, чуть приблизился.

– Верея… ты… – начал он тихо, почти смущённо.

Она взглянула на него, растерянно улыбнулась:

– Что ты молвишь? Не услыхала… Ах…

Голос ведьмы прозвучал чужим – молодым, звонким, лёгким. Верея не сразу узнала себя, а Змей всё смотрел на неё, буравя своим гипнотическим, изумрудным взглядом, и молчал.

Она шаг назад сделала, оглядывая старого друга. Его ведьма узнавала, но дивиться не переставала.

Волосы Змея налились жизнью, даже, кажется, ещё выросли, теперь доставая аж до лопаток, глаза сияли, словно сама суть камня драгоценного в них затаилась, губы взор притягивали, длинные ресницы, точно крона леса Дремучего, и руки с узором мускул и жилок. Стройный был Змей, на богатыря не походил, но чувствовалась внутри него сила недюжинная, какая сравниться могла бы с силой тысячи бравых воинов.

Наконец Горыныч будто ото сна очнулся и, горло прочистив, ответил ведьме:

– Молвлю я… прекрасна ты.

Верея рассмеялась – заливисто, девичьим смехом:

– И ты тоже хорош!

Ощутила она, как щёки её вспыхнули от смущения, но скрыла возникшее томление в груди за ехидством. Непривычно было ведьме чувствовать такое, а Змей, будто назло провоцировал, всё глядел на неё во все очи и брови легонько хмурил.

И не ведала Верея, чего нынче она хотела больше – сбежать подальше аль с приятелем время провести, побеседовать, как раньше, когда стариками были. Или…

– Был бы человеком, забрал бы тебя да в темнице запер, – голос Баюна вмиг разрушил неловкую атмосферу меж старыми друзьями.

– Чего? – удивилась Верея.

Она ещё раз взглянула на Змея, но тот уже отвлёкся на Ярослава, который активно расспрашивал его о набегах на Явь, что в прошлом Горыныч, будучи драконом, совершал.

– Да. Чтоб никто красоту такую не украл, – не отставал Баюн, осыпая ведьму комплиментами.

– Ой! Смеешься надо мной!

– Если бы… эх…

– Ого! Красавица какая! – воскликнул Ярослав, наконец заметив омолодившуюся стражницу. – Кто б мог подумать!

Ведьма улыбнулась. Смущалась она от похвалы, но не могла отрицать, что приятно ей было чувствовать силу, молодость в душе и теле. Сладко, как мёд.

Пока остальные занялись обсуждением Яви, Верея наклонилась над водицей и вгляделась в отражение.

И впрямь, красивая женщина смотрела на неё с той стороны. Не бабка, с морщинами и пятнами. Нынче кожа её была как у куклы фарфоровой, в глазах плескалась жизнь и страсть, хищный огонь обжигал её взгляд, а губы… губы алые как вечерняя заря, чувственные. Нравилась Верея себе. Радовалась она и силе внутри, и красоте снаружи.

– Что ж. Теперь идти нам пора, – произнесла ведьма, отрываясь от созерцания своего отражения. – Не передумал, царевич?

Царевич губы облизнул, но ответил быстро и решительно:

– Нет, не передумал.

– Тогда путь продолжим. Время терять не хочется. – Она обернулась к Змею Горынычу: – Прощай, Змей.

– Куда ж вы? – спросил он.

«Отчего не распрощался? Аль подольше рядом со мной побыть хочешь?» – подумала Верея прежде, чем успела остановить поток мысли, который смущал её не хуже дурманящего драконьего взгляда.

– Тебе-то что? – резко фыркнул Баюн, дав ответ вместо своей хозяйки. – По делам.

– Быть может, я помочь смогу.

– Ничего важного, Змей, быстро управимся, – ответила Верея и мягче добавила: – Рада была повидаться. Ты в гости заходи.

– И я рад был, – Горыныч улыбнулся уголком губ, и ямочки на его щеках заиграли под лучами солнца. Он голову набок склонил, тише добавил:

– Зайду.

Потом развернулся и бодрым шагом двинулся прочь вдоль берега, утопая в высокой траве. Вскоре его силуэт потерялся на фоне зелени.

– Куда теперь? – спросил Ярослав, поднимаясь с корточек. Спрятав глаза, он сунул что-то за пазуху и принялся чесать ладони.

Верее это показалось странным и подозрительным, однако, вспомнив, что царевич – обычный человек, решила попусту не тревожиться. Ну что он мог ей сделать? Стражнице межмирья! Хранительнице Дремучего леса!

– На Кудыкину гору! Хах! – загоготал Баюн.

Противный был кот, но ведьма любила его, сама не понимая, за что. Но спуску ему старалась не давать.

– Тьфу! – плюнула Верея, отпихивая от себя трущегося о юбки кота. – На кой нам на гору? Идём к замку Кощея. Недалеко он здесь, всего полдня пути. Сапоги хоть и набрались магии, да только они на одного рассчитаны, а нас два с половиной.

– Ну спасибо, – фыркнул Баюн, а Ярослав, напротив, злорадно рассмеялся.

– Так что идём пешком, – подытожила Верея.

Она оглядела лохмотья, что остались от её старческого образа, и, прошептав слова волшебные, рифмованные, сотворила на себе дивное платье с вышивкой, узорами да бусами из камней редких и волшебных. Локоны её белые, аки снега лютой зимой, в косы сплелись да капельками росы украсились, словно сама луна слезинками поделилась. На шее замерцала изящная мониста, которая была едва заметна, однако сотворена столь искусно, что служила ведьме настоящей кольчугой, защищая её сердце от беды.

Удовлетворившись новым образом, Верея мазнула губы соком красной смородины и, устремив взор зелёных, как залитые солнцем луга, глаз вдаль, произнесла:

– Предупреждаю, Ярослав, не будет там царевны. Один только Кощей на цепях. Только он и руины некогда величественного замка.

Глава 2. Черная башня

Черная башня ужас вселяла уже на подходе. Даже Верея отчего-то поежилась при взгляде на Кощееву темницу, хотя и не должна была бояться. Но в округе веяло чем-то неприятным, тягостным и злым, потому и морщилась Верея от каждого вздоха.

Ярослав мужественно держался из последних сил. Хотелось ему развернуться и сбежать прочь, но долг звал, а потому шел царевич упрямо в обитель самой смерти.

Один Баюн только даже носом не вел. Так, бубнил себе то сказки очередные, то небылицы, то с Вереей переругивался по пустякам всяким. А той и в радость были беседы с Баюном, ибо только так отвлекалась ведьма от смрадного низменного колдовства, пропитавшего каждый камешек сухой, выжженной степи.

– Верея… Ты ж говорила, что Кощей в Моревниной темнице спрятан, – прошептал Ярослав, щурясь и выглядывая мрачные стены черной башни, вершина которой пообвалилась, а основание заросло репьем. – Неужто царица Марья в развалинах живет?

Верея, идущая чуть впереди, даже обернулась. Вопрос царевича был донельзя глупым, однако она уже привыкла каждое его слово да действие списывать на юный возраст и явскую кровь.

– Нет, она нынче в главном замке обитает, что раньше Чернобогу принадлежал, – ответила Верея, – А это ее прежнее жилище. Здесь битва была, сюда Марья Кощея и заточила. Тюрьму здесь организовала.

– Для одного единственного заключенного, – промурлыкал Баюн, ловко перепрыгивая разбросанные то тут, то там валуны.

– Для него, родненького, – кивнула ведьма, – Кощея Бессмертного. Эх, знатная битва была, говорят… Сама-то я не видела.

– Никто не видел.

– Но все говорят.

Так и было. Все говорили о той страшной бойне, складывали легенды да мифы, но только не нашлось еще ни одной живой души, которая оказалась бы очевидицей стародавних событий.

– А Кощей, как я понимаю, в той черной башне заточен, единственной сохранившейся, – проговорил Ярослав, указывая на высокую башню, возвышающуюся над руинами.

Верея с Баюном переглянулись. Красноречие выражений их лиц читалось с закрытыми глазами. Ярослав раздражал их обоих.

– Верно понимаешь, – скрежетнула зубами Верея, с трудом сдержавшись и обрушив на царевича ледяные ветра с Северграда. В то же время Баюн даже не подумал промолчать. Пасть его звериная раскрылась моментально, и из нее вырвался хохот.

– Хмфр! Ой! Уморил! Твои, царевич, наблюдения на вес золота!

– Полно потешаться, – огрызнулся Ярослав, – Ученым не зову себя, как некоторые.

Хотел было кот зацепить когтем острым Ярослава за ляшку, да Верея вступилась, ведь помимо раздражения испытывала она к нему еще и жалость.

– Ну-ка ша! – рявкнула ведьма, – Уймись, Баюн. Момент-то какой.

– Торжественный? – спросил Ярослав.

– Ага, сейчас ковровые дорожки нам расстелют да брагой угощать будут, – мрачно пробубнил Баюн, подходя к хозяйке с другой стороны.

Верея палец вверх подняла, дабы внимание привлечь.

– Жуткий момент, – прошептала она, – Дыхание затаить надобно и лишнего ничего не трогать. Мало ли какая жуть здесь водится. Нам-то с ученым ничего, а вот ты, царевич, и помереть можешь.

– Да как же в Нави помереть можно? – удивился Ярослав.

– Как-как! Каком… – начал было Баюн, но ведьма вновь оборвала его на полуслове:

– Цыц! Можно. Помереть и в Небытие отправиться. Оттуда обратно ходу нет. Вон, Чернобог помер.

– И Марана канула.

– Именно. И еще много кто. Стало быть, можно.

– Понял, – Ярослав сокрушенно кивнул. Открывшиеся перспективы очевидно не радовали царевича из Яви.

В башне темень стояла, хоть глаз выколи. Узкая винтовая лестница уходила далеко ввысь, ступенек не сосчитать. Ярослав ринулся первым, но тотчас споткнулся и повалился назад, налетев на топчущихся позади него Верею и Баюна. Ученый-то отпрыгнул, благо звериные инстинкты работали отменно, да и зрение кошачье помогало. А вот ведьма оказалась не такой прыткой.

– У-ух!

– О-ой!

Верея бултыхнулась на холодный каменный пол, плашмя распластавшись, аки звезда на небе, а царевич придавил ее сверху всем своим телом. Пусть он и был худоват, да только ведьме от этого легче не стало. Она заворочалась, задышала тяжело.

– Слезть с меня не хочешь?

– Сейчас-сейчас.

Ярослав попытался сползти, но его нога запуталась в ее юбке. Ведьма дернула подол, да только тем самым лишь крепче сковала парня в плену своего одеяния.

Баюн подлетел к ним совсем скоро. Его кошачьи глаза аж искрились от возмущения:

– Ты что творишь, убогий? Ну-ка Ягулю мою от плена тельца своего тщедушного освободи живо!

Он замахнулся лапой, дабы всадить наконец царевичу коготь в ляжку, однако Ярослав резво высвободил ногу и укатился прочь от озверевшего кота, прямиком на холодный каменный пол.

– Ну что ты там, Ягуль? – обеспокоенно поинтересовался Баюн, наворачивая вокруг хозяйки круги на манер акулы.

Верея облегченно вздохнула:

– Жива-жива. Не зверей только.

– Не зверей тут, угу…

Ярослав встал, отряхнулся. Недолго думая, он протянул руку ведьме, помогая подняться.

– Прости еще раз.

– Прощаю-прощаю, – ответила она, отряхиваясь, – Только давай ты позади нас пойдешь?

– Как скажешь, я ж не специально.

Баюн на слова царевича аж зашипел:

– Устрою я тебе, царевич, кузькину мать! Али не видишь, что перед нами не бабка теперь, а девушка молодая?! Аккуратнее!

– Была бы бабкой, уже в Небытие топала бы, – проворчала Верея, – Сам знаешь, кости-то хрупкие…

– Были хрупкие, – улыбнулся Ярослав, – А теперь здоровьем так и пышешь.

Царевич заулыбался, а Верея, одернув перекрутившийся подол платья, щелчком пальцев сотворила в воздухе огненный язычок, который вмиг осветил пространство.

– Во-от, Ягуль, сразу бы так, – промурлыкал кот. Глаза его так и блуждали по ведьме.

Души он не чаял в своей хозяйке, это было видно и Ярославу, который постоянно чувствовал себя третьим лишним в их компании.

Однако утешал себя царевич вот как:

«Ничего-ничего. У них свои цели, у меня – свои. Выведаю, где моя царевна, да забуду о коте с ведьмой, как о страшном сне».

Огонек освещал пространство отлично: видно было каждую ступенечку. И спутники, вздохнув глубоко и безнадежно, двинулись в длинное путешествие по винтовой лестнице на самую вершину единственно сохранившейся черной башни. Долго ли, коротко шли они, шли, а время текло мерно и неспешно, как улитка, ползущая сама не зная куда. Прямо перед железной дверью остановились разом. Очевидно, что никто не хотел заходить внутрь, однако выбора особого-то и не было.

– Выбор у нас всегда есть, – произнес Баюн, прогуливаясь туда-сюда, мельтеша перед ведьмой и Ярославом, – Можем хоть сейчас развернуться и, как с горочки, вниз скатиться. Я тебе, царевич, даже помочь могу.

Верея на Баюна уже давно не реагировала, привыкшая к его нескончаемому словоблудию. А вот Ярослав повел себя иначе.

Кот противно захихикал, и парень, едва отдышавшись, вмиг насупился.

– Чего ты привязался?!

В его голосе было столько обиды, что ведьма в который раз пожалела молодца.

– Вот правда! Что ж ты такой ядовитый, аки поганка в проклятом болоте, а, Баюн? Чем тебе царевич не угодил?

– Вот-вот, – поддержал Ярослав, узрев в могучей стражнице межмирья подмогу и опору, – Какое великое зло я тебе сделал? Все насмехаешься да угрожаешь. Неприятно, знаете ли!

– А неча сапоги воровать да клубок волшебный, – отрезал Баюн, который уже давно растерял остатки хоть какой-то эмпатии, – Умник нашелся! Это спасибо скажи, что сразу на куски не разорвал.

Ярослав отвесил коту нижайший поклон.

– Спасибо великодушное! – воскликнул он.

Глядя на сие представление, Верея захохотала. Однако быстро осеклась, ибо смех ее звонкий по всей башне разнесся.

«Эх, разбудили мы Кощея. Как пить дать, разбудили», – подумала она.

Подошла ведьма к тяжелой двери ближе, оглядела ее внимательно и более медлить не стала.

– Дверцу открываю, – объявила она, – Ты, Баюн, к ноге, живо!

– Я тебе псина какая что ли?

Верея зыркнула на него страшным взглядом. Кот сразу притих и юркнул на указанное место.

– Нет сил красе твоей противиться, – промурлыкал он, – Так и хочется подле тебя сидеть, Ягуль.

– Словоблуд ты, Баюн, – проворчала ведьма, – Так… Ярослав, позади нас стой, как бы гадости темной не прилетело.

– Я не боюсь!

– Хах! Ну-ну! От стен сам себя отскребать будешь.

На это заявление царевич ничего уже не ответил. Сглотнув, он молча отошел за спину Вереи и крепко схватился за рукоять меча.

– Ну, начинаем… Заклинание помнишь? – спросила она у кота, хотя ответ знала и так.

– А как же!

И они на пару с котом принялись шептать рифмы разные, и простые, и витиеватые, словно тканый узор, искусно сплетенный самым умелым мастером во всех трех мирах. Сила вокруг них затрясла воздух. Задрожало пространство, не желая отворять двери в темницу опасного колдуна, коего боялось все живое, коего опасалась даже Верея – стражница меж мирами. Один Баюн вновь спокоен был. Не трогало его Кощеево колдовство, ибо существовал кот бесконечно долго, и силы его истиной не ведал никто доподлинно.

– …слову рифмы подчинись!

– … дверь в темницу отворись!

Грохот сотряс стены. Огонек, что прежде парил над спутниками, потух. Рябь прошлась по ткани мира, а потом вдруг раз, и затихло все. Ярослав, доселе затаившийся аки мышь, вздрогнул, выдернул меч из ножен и приготовился к бою, пусть и смерть несущему. Верея обернулась, дабы проверить, в себе ли царевич. Увидев его, подумала:

«Хорохорится как! Смех один. Неужто и впрямь на самого Кощея с этой зубочисткой собрался? Хотя смелый да выправка богатырская, пусть и молод еще».

Скрипнула железная дверь, словно живая была. Медленно отворилась сама собой, а оттуда вмиг просочился смрад грани, навский запах, от которого у царевича все тело свело. Вот сейчас точно убежать бы ему подальше.

– Страшно, а, царевич? – промурлыкал Баюн, мгновенно уловив исходящий от юноши ужас. – Чую жуть в душе твоей. Ну беги-беги, осуждать не станем. Дверцу прикроем и домой. Я б сейчас сметаны навернул с оладушками.

– Эх, я б тоже, – вздохнула Верея. – И с компотом ягодным. Как раз свеженький стоит…

Ведьма потерла ладони, и огонек вспыхнул вновь, освещая лютый мрак.

– А мне не до еды, если честно, – ответил Ярослав, крепко стиснув зубы. – Только никуда не побегу я. Не затем такой путь проделал. Хорош трепаться, пошли уже.

Царевич резко вздернул подбородок вверх и, пригнувшись, вошел внутрь. Кот покосился на ведьму, та пожала плечами, и они двинулись следом за чрезмерно храбрым и, по разумению Баюна, донельзя глупым Ярославом Святогоровичем.

Огонек медленно прокрался в темницу за вошедшими и, задрожав, разогнал сгустившуюся тьму. Представившаяся взору спутников картина поражала.

– Вот те раз! – воскликнул Ярослав.

– Кочерга заморская! – сдавленно выдохнула Верея.

– Что ж, иного и не ожидал, – промурлыкал Баюн.

Все трое как один уставились в поросший паутиной угол. Там, среди теней, закованный толстыми стальными цепями, бледный, как живой мертвец, с черными, как смоль, волосами и такими же глазами, в броне, будто только с поля боя, томился Кощей Бессмертный.

– А он живой или мертвый? – шепотом спросил Ярослав, не смея отвести взгляд от копошащихся теней в углу.

– А слово «бессмертный» тебе о чем-то говорит? – прогнусавил Баюн.

– Говорит. Но выглядит он как мертвый.

– А слово «темный колдун, самый жуткий в Нави» тебе о чем-то говорит?

– Языку русскому обучить меня вздумал?! – Ярослав резко повернулся к коту и вперил в него яростный взор. – Не посмотрю, что ты зверь неразумный, разрублю пополам!

– Я-то неразумный? – Баюн выгнулся дугой, будто собрался прыгнуть на царевича и выдрать ему глаза. – Да я ученый, чтоб ты знал, человечишко!

– Вот заладили собачиться! – вклинилась Верея. – Знала бы, обоих там у речки оставила бы!

Пока дрязгами заняты были спутники, не заметили, как цепи покачнулись, а пристальный взгляд черных глаз скользнул из стороны в сторону.

– Слово «кровожадный» пишется через «ж», – язвительный тон Баюна гулял между поросших плесенью стен.

– Верея, окажи помощь, угомони зверя своего, – взмолился очередной раз Ярослав.

Ведьма на них не реагировала.

«Устроили базар. Дело надо делать, а они все препираются», – думала она, прохаживаясь по темнице, в которой не было ровным счетом ничего.

Какие-то обрывки ткани. Камни – осколки полуразрушенных стен, обрывки цепей, деревянные балки. И, разумеется, сам виновник торжества.

Странно, ведьму тянуло к нему. Хотелось ей поближе подойти, в глаза его посмотреть. Может, даже потрогать…

– Так! – воскликнула Верея, чувствуя, как желание вляпаться в эту мерзость достигло наивысшего пика. – Мы пришли сюда зачем? Ярослав! Узрел, что Кощей на месте, закован в цепи прочные? Вот же. Стало быть, не он твою лягушку похитил. И стало быть…

– Солгала твоя ненаглядная, Ярослав Святогорович. Ха-ха-ха! – заржал Баюн во весь голос. Даже уши пригнул, до чего он возненавидел царевича и желал напакостить ему хоть как-то.

– Но она не могла… – начал было Ярослав.

– И все же солгала, – перебила его Верея. – Вот, узри Кощея Бессмертного во плоти.

Царевич в задумчивости почесал затылок. Взгляд его чуть потускнел, цвет лица потерял розовинку. А на душе ему стало совсем тоскливо.

Баюн принялся расхаживать по темнице, временами поглядывая на висящего на цепях Бессмертного. Тот же упорно следил за каждым гостем, хоть и со стороны этого не заметно было. Никому не было видно, только одному коту, но он ничего не сказал спутникам.

Верея облокотилась о влажную стену, крепко скрестив руки на груди. На секунду она встретилась взглядом с Кощеем и… Почувствовала нечто неведомое доселе. Странное и знакомое.

А потом вновь ее потянуло к нему.

«Может, подойти поближе да взглянуть на злодея?» – подумала она в тот момент, когда ноги уже сами несли к заточенному колдуну.

Когда приблизилась, то увидела сквозь тьму бледную кожу, солнца не видавшую, глаза, налитые черным, и слегка подрагивающие брови.

– Неужто все два века ты в разуме своем?

Кощей ответа Верее не дал. Тогда она потянула к нему руку, желая коснуться его да проверить, не иллюзия ли.

В секунде одной замерла.

«Что ж я делаю?! Не сдался мне колдун!»

Отринула она руку, шаг назад сделала, но взор на нем задержала. Неистово влекло ее к темному, отчего Верее даже жутко стало.

Она вздохнула и вернулась к скучающим спутникам.

– Нечего тут более делать. Идти нам пора.

– А как же царевна моя? – робко проблеял Ярослав.

Баюн, лениво потянувшись, ответил резко, будто плюнул:

– Другую найдешь. Пошли.

– Не нужна мне другая!

Верея, покачав головой, про себя искренне осудила царевича.

«Другую найдет, – думала она. – Нечего тут развозить. Еще и на тот свет поперся, а девка небось сбежала от него, и все тут. Быть может, Ярослав не такой уж добродушный, авось поколачивал ее, вот и смылась».

– Я похожу, посмотрю, – упрямо настаивал царевич. – Вдруг здесь подсказки какие есть.

– Закуток с вершок. Да и нет тут ничего, окромя мертвеца хладного.

– А я все же осмотрюсь.

Баюн, зевнув, промурлыкал:

– Ой, Ягуль, пусть смотрит. Идем, снаружи подождем. Да что он сделать-то сможет? Дурака кусок, еще и человек обыкновенный, ни ума, ни магии.

– Я на зверей не обижаюсь, – огрызнулся царевич. – Слабоумием не страдаю.

Кот на это лишь фыркнул.

Верея, смерив царевича подозрительным взглядом, промолвила:

– Ну как знаешь. Смотри, коли хочешь. Только не натвори чего.

– Будь уверена.

– Угу, как же…

«Не доверяю я ему. Но и вий с ним, и вправду, человек простой, пошарится, да выйдет».

Баюн уже юркнул сквозь узкую щель приоткрытой двери. Ведьма устремилась следом, однако Ярослав окликнул ее:

– Ягуль, подожди секунду.

– Ну что хотел еще?

– Погоди, пожалуйста, – он нервно потер затылок. – Поблагодарить тебя хотел за помощь. Могла бы сожрать меня, а не стала.

– Еще не вечер, царевич. Снаружи ждем тебя, не задерживайся.

Покинула ведьма темницу, а когда на свежий воздух вышла, то вдохнула полной грудью и вдруг закружилась на месте, аки молоденькая девица, не хлебнувшая еще жизни горькой, не служившая двести лет стражницей меж мирами, не потерявшая память, а с ней и суть свою, которая лишь во снах сжигающим сияньем на мгновение вспыхивала, но тотчас забывалась.

Ветер в волосах ее купался, песок с пылью взметались и в лучах проглядывающего солнца переливались, точно золотистые искры. Повсюду были разбросаны обломки стен замка, торчали из сухой земли корявые низкие деревца да колючие кустарники. В воздухе пахло пылью и жарким зноем, но ведьму ничего из этого не печалило и не смущало.

– Ах, ну что ж ты раскрутилась так! Расшибешься же! – воскликнул Баюн, увидев сие зрелище.

Он спрыгнул с раскаленного на солнце камня и устремился к хозяйке, оставляя на пески следы кошачьих лапок, которые тотчас заметало порывами ветра с песком.

– Хорошо! Живо как! Хорошо!

– Вот и привалило, откуда не ждали. Тронулась умом Ягуля. Жаль. Жаль.

– Тронулась и ладно! Зато сильная, живая, здоровая!

Ведьма кружилась и смеялась, вовсю наслаждаясь секундами счастья, свалившегося разом. Только сейчас она осознавать начала, что молодой стала и красивой, не хуже Марьи Моревны, а то и лучше.

Наконец остановила она свои пляски и уселась на один из каменных обломков некогда великого замка.

– Вот скажи мне, Баюн, а чего ж ты в избе моей на печи бока греешь?

– А чего ж не погреть, когда и бока есть, и печь, – лениво ответил кот, устраиваясь подле ее ведьминой юбки.

– Э-э, ты мне зубы не заговаривай. Отчего от Велеса ушел? И чего ко мне пришел? Правду отвечай, не то в жука превращу или в муху назойливую, коей по сути своей ты и являешься.

Баюн от удовольствия аж замурчал. Неистовое наслаждение возникало у него от перебранок с Вереей. Он прыгнул к ней на колени и потерся о ее руку мокрым носом.

– Сотню раз говорил, ведьма ты моя ненаглядная, Велес злой, а ты добрая. С тобой я свободен, а там слугой лишь был. Правь эта у меня вот где сидит. Лапы моей там не будет больше. Ни уса, ни хвоста.

– Да не добрая я, сколько повторять.

– Главное, чтобы тебе хорошо было, Ягуль. Не добрая, так не добрая.

Верея усмехнулась, почесав Баюна за ушком. Кот замурчал пуще прежнего. Так и сидели бы они в приятном веселье, коли не внезапный крик, что донесся аккурат из башни. Ведьма с котом резво обернулись, и в тот же миг тяжелая дверь распахнулась, а наружу выскочил ошалелый Ярослав.

– А-А-А!!!

«Что ж ты, дурак, наделал?»

– А я говорил, надо было сожрать подлеца еще тогда! – прошипел Баюн.

– В кои-то веки соглашусь с тобой. Ярослав!

Верея вскочила с нагретого места, да так резко, что неожидающий этого Баюн с визгом отлетел в кусты сухого репья.

Царевич уже подлетел к стражнице межмирья. Глаза его были несчастными и полными ужаса, на лице рисовалось чувство вины, но неискреннее.

– Я ничего не сделал! Ничего плохого! Он сам выбрался, я только…

Верея руки на груди сложила, ледяным взором рассматривая глупого молодца. Так сильно захотелось ей сделать ему что-то плохое, что аж зубы свело.

– Чш!

– Я только…

– Чш-ш!

Ведьма растянула губы в коварной, не предвещающей ничего хорошего улыбке. Медленным шагом хищника она подошла к Ярославу и, чуть склонив голову набок, усмехнулась.

– Конечно, не виноват ты.

– Не виноват.

– Да только сделано все. А раз уже ничего не поправить, то я, пожалуй, без зазрения совести сожру тебя и дело с концом.

– Чего? Ой! Нет!

Ярослав попытался рвануть в сторону, но ведьма молниеносно перегородила ему путь. Обнажив острые зубы, она прыгнула на царевича и, повалив его наземь, потянулась укусить, да только паренек сильным оказался. Не зря отец его славным богатырем был.

– Удумала, Ягуль!

– Молчи, проклятый подлец!

– Людей есть грешно!

– Такого гада, как ты, сожрать – святое дело!

Злость пробирала Верею. Нет, надо же было додуматься!..

– Ну, говори, паршивец! Ты водицу в козевку набирал, дабы Кощея освободить? Видела я все! Вот гаденыш!

Схватила ведьма царевича за шею и к земле придавила посильнее. Тот засипел.

– Отпусти, Перуном молю! Все скажу, токмо пусти!

Вид синеющего молодца обласкал черное сердце стражницы. Злая ее сторона пробудилась и возжелала придушить гада или вовсе сожрать, считая свое намерение совершенно справедливым, однако добрая сторона нехотя, но осадила злую, мол, решили же попусту явских не губить.

Поэтому подумала-подумала ведьма, да приняла нелегкое решение: плюнула и отпустила горе-царевича, однако далеко отходить не стала, дабы, ежели нужно будет, сумела вновь повалить его и на сей раз кусочек да испробовать.

Ярослав поднялся, отряхнулся. Покосился на Верею с опаской и принялся сбивчиво объясняться:

– Ты ушла. Я искать принялся, углы осматривать. Думал, вдруг что важное отыщу, мне моя царевна жуть как дорога, знаешь ли! И тут слышу голос загробный, жуткий. «Дай воды, глоток один». Я обернулся, а там этот мертвяк. Жалобно так просит, мол, один всего глоточек, горло пересохло. Ну я и дал. А то, что водица живая, позабыл совсем.

– И что ж Кощей? От цепей уже освободился?

– Угу. Я как увидел, что цепи рухнули, сразу сюда побежал.

«Вот напасть!» – сокрушенно подумала Верея, но где-то глубоко внутри порадовалась, что придется еще раз с темным свидеться.

Непрошенные мысли разозлили ведьму, и она вновь шикнула на царевича:

– Свернуть бы тебе шею! Падла какая!

Тот каждую угрозу всерьез воспринимал, потому снова глазами несчастными уставился на нее и залепетал:

– Всеми богами молю, прости дурака!

Наконец из кустов вылез Баюн. Весь в колючках, зачуханный, покрытый пылью и злой. Зыркнул он на царевича страшным звериным взглядом, а потом, зашипев, кинулся в атаку, выпустив острые, точно ножики, когти. И какие бы Верея ни испытывала чувства к Ярославу, мигом вознамерилась в стороне остаться и не делать ровным счетом ничего.

– А-А-А!!!

– Пфхшшщщ! Мр-р-р-р-яяяя!!!

В то время как царевич боролся за свою жизнь, а кот ученый отстаивал справедливость бытия, из темного прохода одиноко стоящей башни вышел черный силуэт. Верея медленно перевела на него взгляд и вздохнула. Умом она понимала, что освободившийся Кощей – это, во-первых, опасность для всего живого, и, во-вторых, неизбежное наказание от Марьи Моревны, которая в свое время приложила немало сил, дабы сковать темного колдуна. Но то умом лишь понимала. А чувствами…

– Кощей…

Глава 3. Кощей Бессмертный

Колдун вышел на свет и зажмурился. Долго не видел он солнца в объятьях синего неба. Отвык от свежего воздуха за двести лет заточения.

Но Верея не посочувствовала ему. Нечто иное испытала – злость на Марью Моревну за непомерную жестокость. Пусть не знала она Кощея лично, да только никто такого не заслужил – вечность во тьме и в неволе.

Еще силуэт его черный навеял ведьме странную ностальгию. Будто видела она его прежде, пусть даже во снах. Словно знала, как темный колдун ухмылялся в былые времена да цветы рвал на опушке Дремучего леса в дар своей возлюбленной. Однако наваждение быстро схлынуло. Ведь, несмотря ни на что, зла много Кощей творил, а потому следовало изловить его и на цепи обратно посадить. Хотя прежде, быть может, Верея расспросила бы его о временах былых. Больно любопытно ей было узнать, что ж приключилось тогда, два века назад.

– Брысь! Брысь! – кричал Ярослав, неловко отбиваясь от кота ученого.

Он катался в грязи и песке, отплевываясь от взметнувшейся в воздух пыли.

– Я тебя, собака, на куски порву! Только явился, всю Навь переворотил! В Правь бы пошел, Велеса с Перуном развлекал! – шипел Баюн, норовя укусить царевича да когтями острыми подрать.

– Да погоди браниться! Коготь убери! Глянь же! На башню глянь!

Царевич и кот застыли как вкопанные. И вот уже все трое безотрывно взирали на бредущего к ним мертвеца, который с каждым шагом ступал увереннее и тверже. Солнечный свет падал на его бледную кожу, и с нее медленно пропадала загробная серость. Черные жилки растворялись, потрескавшиеся губы розовели, окутавшая его тело паутина осыпалась, как пепел. Воздух обдувал колдуна, и его глаза, как сосуды водой, наполнялись жизненной силой.

– Стой, Кощей! – крикнула Верея, хмуря черные брови.

Колдун на ее приказ лишь криво усмехнулся.

– В темницу возвращайся, а то худо будет!

Кощей вновь ухмыльнулся. Голову набок склонил, рассматривая ведьму.

– Как же! Послушает он тебя. Свободу заполучил, теперь вовек обратно во тьму не вернется, – проворчал Баюн.

Ярослав рукавом кафтана лицо от пыли обтер. В его глазах даже блеснули слезы.

– Что же я натворил… – прошептал он.

Верея кинула полный гнева взор на царевича, а кот лишь усами повел, прекрасно понимая, что не справиться им с колдуном, ибо приструнить его может только меч чудесный, что Кладенцом зовется.

«В атаку кинуться, что ли? – подумала ведьма. – Да, побороть его только Кладенец может, но попробовать стоит. Не могу в стороне оставаться».

Взмахнула она руками, и ветер, точно ее верный слуга, закружил песок да сухие перекати-поле, подхватил хозяйку и понес прямиком на Кощея Бессмертного.

Тот сперва застыл, взирая на незнакомую ему девицу с изумлением, однако, не позволив ей оказаться слишком близко, окутался тьмой, аки саваном, и исчез, будто и не было его вовсе, напоследок одарив бойкую ведьму хищной ухмылкой.

Верея сверкнула злым взглядом и, не слишком удивленная произошедшим, вернулась к своим спутникам.

– Что ж делать-то?! – воскликнул Ярослав.

Он уже поднялся и отряхнулся. Его кафтан, некогда новенький, алый с золотой вышивкой, теперь походил на одеяние крестьянского сына – не самого умного и одаренного.

Баюн смерил его брезгливым взглядом, дернув усами в презрении. Дюже его раздражал царевич.

– Что делать, что делать, муравью нос приделать! Топай, царевич, в Явь свою любимую. Отыщи там девицу-красавицу и забудь, что видел. Не твоего это ума дело, – прошипел кот.

Они с Ярославом злобно уставились друг на друга, но сию перепалку прервала Верея:

– Надо бы к Марье идти, Баюнчик. Доложить о произошедшем. Что думаешь?

– Пф. Еще я на поклон к этой сумасбродке пойду. И тебя не пущу. Вернемся лучше в избу, якобы ничего не видели, ничего не знаем.

– Идея. Так и поступим.

Ведьма и кот кивнули разом в подтверждение своего решения и бодрым шагом устремились прочь от развалин черного замка. Однако не успели и четверть версты осилить, как Баюн вдруг резко остановился и шерсть вздыбил.

– Стой! У нас же сапоги-скороходы с клубком!

– А я и позабыла. У царевича они!

Парочка круто развернулась и потопала обратно, дабы добро свое у Ярослава забрать и за пару часов домчать до избушки. Следы на песке недолго задерживались. Ветер живо скрывал их, будто никто по степи не шел никуда.

Картину Верея и Баюн застали прелюбопытную: царевич сидел на камне, опустив голову. Вид у него был хмурый, даже печальный.

– Ярослав Святогорович, будь любезен, верни сапоги с клубком, и более не побеспокоим, – пропела Верея, протягивая руку. Она уже предвкушала скорое возвращение в родную избушку. Прогулки опостыли ей, равно как и возникающие вследствие этих прогулок неприятности.

Она повторила просьбу с большим напором, однако царевич не отозвался. Тогда Баюн зацепил его за ляшку когтем, как давно уже мечтал, и молодец, вскрикнув, подскочил на месте.

– Да как же вы можете взять и уйти?! На свободе страшное зло разгуливает! И спокойно вам спать будет после этого?!

Верея с Баюном переглянулись.

– Да, вполне.

– Да. Хорошо спать буду.

Ярослав на это лишь руками всплеснул и снова голову опустил.

– Так, возвращай клубок!

– И сапоги!

– Вот, забирайте! – он резко выудил из котомки, что на плече таскал, сперва два сапога, затем крохотный клубочек. – Ничего мне от вас не надо. А я к Марье Моревне отправлюсь. Про Кощея доложу и о царевне-лягушке расспрошу, авось хоть она сможет помочь мне!

Баюн когтями подхватил клубок, Верея сапоги к груди прижала и вдруг засомневалась. Переживала она за глупого царевича. Негоже ему одному по Нави шастать, пропадет же.

«Ага, дел будто других у меня нет. Еще я за Кощеем не гонялась! В мои-то годы! – решительно подумала ведьма. – Горыныча на чай позову. И почему я раньше о нем не вспоминала. Мужик-то умный, авось расскажет что интересное».

Взглянула Верея туда, где не так давно темный колдун стоял, и сама не поняла, о чем призадумалась. Спутанные мысли пошли, а потом раз – и разлетелись черными воронами.

«Что за наваждение? Тьфу!»

Отмахнулась Верея от дум непрошенных да ощущений сомнительных, надела сапоги-скороходы, клубок у кота забрала и в карман припрятала, а самого Баюна на руки взяла. Бросила последний взгляд на горе-царевича и покинула руины замка, как молния унеслась прочь, устремляясь к родненькой избушке на курьих ножках.

«Верно поступила. Нечего лезть туда, куда не просят».

Ярослав же остался сидеть на камнях, только напоследок взглянул он на удаляющихся ведьму с котом и смахнул покатившуюся по щеке слезу. Горько ему стало, что бросили его одного в месте, где за каждым кустом опасность подстерегает.

С другой стороны, что ожидал он от бабы Яги да жуткого говорящего кота, который не то что не знает жалости, а само существование этого слова отрицает?

Но делать нечего, потому, посидев еще немного, двинулся Ярослав прямиком к виднеющемуся вдали Дремучему лесу.

В избе все своим чередом шло. Василиса душами пришедшими занималась, кушанье готовила да колдовала по чуть-чуть, магии обучалась. Завидев бабку, ученица сперва оторопела, ведь не старуха на пороге оказалась, а красна девица. А как признала, так и бросилась на нее с горячими объятьями.

– Ягулечка! Бабушкой уже и не назовешь! Как же рада я, как рада!

– Полно тебе, Васька, угомонись, – Верея неловко высвободилась из объятий Василисы. Непривыкшая она была к проявлениям нежности.

– Кто б меня так тискал, – Баюн прошел мимо, опустив пушистый хвост, и запрыгнул на печку. Там принялся перину лапами наминать.

Василиса к коту кинулась. За ушами чухать его начала и в нос мокрый нацеловывать:

– И тебя затискаю!

Верея метелку на место поставила, в кресло уселась и взялась носок довязывать. Хорошо было дома, спокойно и мирно, однако что-то не вязалось никак. Еще и отражение проклятое в до блеска натертом самоваре постоянно взгляд приковывало. Красавица оттуда на Верею смотрела, не бабка. И этот факт коробил стражницу, еще и в груди что-то пылало временами, какое-то паскудное желание с места сорваться и броситься на поиски приключений.

Через несколько дней, томясь от скуки, отправила Верея послание Змею Горынычу, приглашая его на чай. Старый приятель отозвался быстро. Явился еще через два дня, к вечеру, принес сладостей разных, ведьме незнакомых.

– Лукум это из Восточных земель, – объяснил Змей, протягивая Верее белую вытянутую палочку, из которой торчали сухофрукты. – Он сладкий, испробуй.

Ведьма на зубок попробовала сладость.

– Вкусно! Ну, садись.

Они усели за стол, самовар уже весь дымился. Верея разлила чай по чашкам, Змею придвинула и на дивные его волосы засмотрелась. Напоминали они летнюю зелень, луга заливные да березовые рощи. Захотелось ей коснуться их, но ведьма быстро одернула себя.

– Поведай, чем нынче увлечен? – заговорила она, отпивая душистый чай.

Змей поднял на нее взор, и у Вереи второй раз екнуло в сердечке. На сей раз глаза Горыныча привлекли ее внимание. Напомнили они древние густые леса, таинственные болота и россыпи драгоценных изумрудов.

– Чем увлечен? Хм-м. Нынче древние тексты читаю: заморских государств историю. Давеча в гостях бывал у матушки Жар-птицы. Вместе с братом Январем ее навестили.

– И как нынче обстановка в Восточных землях?

– Спокойная, покуда отец мой правит.

– Полоз?

Змей кивнул, сделав небольшой глоток, а Верея все любовалась им да не замечала, что Горыныч точно также на нее смотрел, с легким смущением и восхищением.

Шли дни, хорошо все было, почти привычно. Потихоньку забывать начала Верея о своем приключении, как однажды, в самый разгар обеда, изба ходуном заходила. Да так яростно, что все тарелки на пол посыпались. Звон заполонил горницу, грохот сотряс бревенчатые стены, а за окном будто на несколько мгновений померкло все. Вот только что солнце светило, а тут раз – и будто время ночи пришло.

– Василиса, ну-ка глянь, кого недоброго принесла! Ох! Что ж творит-то! – воскликнула Верея.

Она попыталась подняться, но избушка дернулась, и ведьма полетела на груду ведер и корыт.

– Ой! Ой! Бегу, бабушка! – Василиса оказалась более ловкой.

Она перепрыгнула покатившиеся по полу ведро и устремилась прямиком к двери.

– Чую, не видать нам спокойствия, Ягуль, – Баюн вцепился в перину. – Любопытно, отчего колдовство твое работать перестало? Все вверх дном, это сюда, то туда, ты сама то сюда, то туда.

– Типун тебе…

Договорить ведьма не успела. Василиса дверь отворила в тот самый момент, когда избушка сама собой наземь плюхнулась. Верея грохнулась на зад, боль отозвалась в пояснице. Она подобрала серебряную ложку и в кулаке ее сжала, желая изничтожить гада, испугавшего ее избушку.

Ученица же сначала улыбнулась, но уголки ее губ быстро опустились. Она попятилась, чудом не споткнувшись о мешки с картошкой, которые под воздействием инерции выкатились из-за печи.

Сперва неясно было, кто пожаловал, но гость шагнул внутрь, и Верея аж ложку выронила. Та глухо звякнула об пол.

– Здесь Верея, Яга и стражница межмирья живет? – глубокий низкий голос с едва уловимой хрипотцой прозвучал в горнице чуждо. Верея узнала его мгновенно, хоть с прошлой их встречи он заметно изменился.

– Ага, здесь, – равнодушно ответил Баюн, хотя тоже узнал вошедшего.

Кощей Бессмертный, статный, в черном одеянии, с длинными темными волосами, среди прядей которых были заметны косы на стародавний манер, с глазами, в которых, казалось, поселилась сама ночь, с бледной, как снег, кожей и изящной ухмылкой на тонких губах, перевел на Верею жесткий взор и вдруг стушевался на мгновение. Однако быстро собрался. Промолвил с иронией в голосе:

– Стало быть, виделись прежде. Хах! Тем лучше.

– Что тебе надобно, колдун? – спросила Верея, вскинув бровь и ничуть не испугавшись. Пусть и был Бессмертный опасным колдуном, да только и она сама славилась силой недюжинной.

– Отыскать мне нужно чудо чудное, диво дивное. И ты поможешь мне в этом. А для пущей убедительности я в заложники твоего царевича взял. А еще Змея Горыныча и… – Кощей хищно воззрился на Василису, и не успел никто даже пискнуть, как девица обернулась певчей птичкой и среди черных сполохов растворилась.

Верея вскочила на ноги в дикой ярости.

– Ах ты подлец! Устрою я тебе кузькину мать!

– Давай, ведьма моя боевая, так его! Так! – Баюн сидел на печи, вздыбив шерсть, и подмявкивал.

Ведьма насупилась, готовясь броситься в атаку. Внутри нее клокотала ненависть к темному колдуну, и чувства этого, возможно, было даже больше, чем нужно. Кощей на сей раз не засмеялся, а тоже принял боевую стойку.

– Окажи мне услугу. Тогда я всех отпущу, даю слово.

– Что мне твое слово, колдун?!

Верея зашевелила пальцами, и из всех углов полезли руки да ноги, верные слуги стражницы. Кощей окутал кулаки черным дымом.

– Мое слово не ветер и не пыль. Раз сказал, значит так и будет.

– Позарился на близких мне… Я такое не прощаю!

– Мне и не нужно твое прощение, ведьма. Я ищу чудо чудное, диво дивное, которое ты поможешь отыскать, хочешь этого или нет.

– Да что это такое, скажи на милость?!

Кощей улыбнулся уголком губ. Темная магия, что прежде окутывала его руки, исчезла. Он выпрямился, приняв расслабленную позу, и кивком указал на выход.

– Собирайся, мы идем в чащу Дремучего леса, на празднование Солнцестояния. А по пути я поведаю тебе нечто донельзя любопытное.