Вспышки

Первое свидание

Татьяна Бархатцева, милая девушка двадцати лет, свежее и трепетное существо, с восторгом ворвавшееся в зарю жизни, волей судьбы оказалась в университете Испании. Оказалась не благодаря протекции состоятельного ухажера или заботе тщеславных родителей. Нет, Таня, хрупкая лань с сияющим личиком, сама лично впряглась в эту колымагу бесправия и тревог. Первые месяцы прошли в трясущемся волнении и напряжении всех нервов. Мелькали старинные здания, плескались осколки солнца в пучине новых впечатлений, горели страстные глаза случайных прохожих. После первые восторги, слепые и бездумные, уступили место здравым размышлениям. Таня сидела одна в комнате перед новым годом, в чужой, незнакомой стране и рассуждала. И надо заметить, мысли в этой миловидной головке, поражали отнюдь не невинностью и целомудрием. Скорее наоборот, юный ангел поражал преждевременной жизненной хваткой. Танечка подперла острый подбородочек кулаком и думала так:

– Итак, время идет, хватить сопли жевать в комфортном кисельке. Я окружила себя такими же неудачниками, как сама. Буду с ними якшаться – новой дороги мне не видать как своих ушей. Кто вокруг? Одни нищие студенты, такие же горемыки из глубинки, штаны с дырой. Глянуть вокруг – красота неописуемая. В витринах дорогие сумочки, так и светятся в огоньках, так и манят. А платьица на манекенах? Мне бы такое, я бы сразила наповал роту солдат и стадион болельщиков. Да где там? У меня не то, что вошь в кармане, таракан последний в холодильнике «Аве Марию» тянет с голодухи. Все бабки идут на хату и коммуналку, не видать мне ни наряда нового, ни исподнего достойного. Молодость моя проходит в череде будней и зубрежки непрерывной. Аж зубы ноют от тоски. Друзья мои все такие же, черти в лохмотьях. Да еще внезапный ковид душит изоляцией. Мало мне здесь трудностей. Ну, ничего: как только выпустят на воздух, тут же примусь за дело! Всех знакомых студентов, нищебродов убогих – побоку. Я начинаю новую жизнь прямо с первого дня января. Хватит ждать у моря погоды, ведь мне уже почти двадцать первый годок подкатил. Сохнуть нечего и совестно! Вот прямо сейчас задвину бокальчик шампусика за светлое будущее.

Танечка откупорила бутылку с поражающей легкостью, невиданной для столь юной особы женского пола, и пенящееся шампанское с победоносным шипением вырвалось наружу. Девушка схватила салфетку со стола и крупными, размашистыми буквами накарябала пожелание: «Хочу в новом году отдалиться от нищеты и вступить моей ножкой в храм красоты. Хочу, чтобы испанцы полюбили меня, а я постараюсь ответить им взаимностью. А если не отвечу, то облагодетельствую лишь спонсоров, которые откроют мне новую жизнь. Яркую и пышную как райский сад». После последовал ритуал сожжения записочки, золы в бокале, разливающегося тепла в сердце. Таня томно откинулась на подушках и осветилась блаженной улыбкой веры в чудо. Она чувствовала себя всемогущей ведьмой на пепелище отживших нужд. Наступал новый год, год золотой свиньи, мясного, благородного борова.

Вопреки обыкновению подлой фортуны, чудо не заставило себя ждать долго. Уже в середине января Таня увидела сообщение первого испанского идальго в сети. Ловкая штучка хлопнула в ладоши и принялась читать посвященный ей мадригал. Читала она уже без переводчика, но, надо отметить, приложение и не требовалось. Джентльмен не отличался красотой слога, скорее пленял силой напора. Он красочно описал, что хочет встретиться с Татьяной во имя интернациональной дружбы и объединения народов всего мира. Педро радостно сообщил, что он почти два года жил в Украине и знаком со славянской культурой до мельчайших подробностей, так как лично употреблял борщ c чесноком и салом, холодец, а также ловко катался на санках с горы. Он молил случайную встречную просто приятно провести вечер, облагораживая друг друга культурным обменом. Ведь что есть жизнь, как не познание неизвестного?

Сердце Тани дрогнуло от такого искреннего платонического призыва. К тому же мелькнула преступная мыслишка, что записочка в бокале сработала на ее благо. Очарованная дама решила, что пока не готова встречаться с настоящими кавалерами, преследуя корыстные цели. Навыки устной речи были ей чужды и новы. А этот вариант, чистый и сердечный, был вполне удобоварим для первого свидания на чужбине. Таня решилась.

Высокая и стройная, Бархатцева стояла перед зеркалом и умилялась собственному отражению, ласково очерчивая пальчиком контуры соблазнительного тела.

– Ах, до чего же я хороша! Неспроста у меня такая фамилия. Глазки у меня огромные, миндалевидные, бархатные. Волосы густые и вьются колечками игривыми. Конечно, он падет жертвой моего бездонного обаяния. Кожа у меня такого благородного оттенка, светлая и прозрачная. Родинки рассыпаны с деликатной утонченностью и шармом. Полна я томления и очарования, тут не отнять. Попрактикуюсь на новичке, пройдусь коготками по его сердечку. Пусть знает, каково это: связаться с настоящей бестией из России. Не все же ему сохнуть во цвете лет среди дебелых испанок, мужиковатых и низкосраких. Но одного личика мало. Поддам-ка я огонька: надену свои короткие шортики, пусть сомлеет с первого взгляда! Вот придет моя сорокалетняя старость – буду, как леди, кутаться в длинные платья, а пока пальну ему прямо в нижнее сердечко!

И Танечка побежала на каблучках в центр города, стреляя глазками в проходящих мимо мужчин. Испанцы столбенели, выкатывали черные глаза, клокотали утробным звуком восхищения. Женщины шипели как старые кошки и резали воздух лезвиями взоров. Таня была поистине неотразима в тот вечер!

Герой вечера сидел на открытой террасе кафе и методично считал перистые облачка в розовеющем небе, но заметив неземного мотылька, подскочил на жирненькие ножки любителя чревоугодия и, потрясывая увесистым брюшком, поторопился к студентке. Педро оказался упитанным мужчиной сорока лет, с намечающейся лысиной и испариной на лбу. Но глазки его все еще были полны живительного пламени сладострастия, и пухлые губы влажно блестели в вечернем воздухе. Нетерпеливо облизнув их, кавалер поцокал языком, гордо вскинул голову и уверенно провозгласил:

–Добро пожаловать к моему столику, милая незнакомка.

Таня успела заметить, что ухажер ниже ее ростом на две головы, а спинка у него свернулась сдобным рогаликом. Костюмчик на кабальеро трещал с дробным хрустом, шарфик на шее сморщился с небрежной ленцой. В целом мужчина производил впечатление округлого жука, барахтающегося на спинке с радостным улюлюканьем. Жук сучил лапками, бодро заказывал кофе, впивался булавками глаз в щечки Тани с коварным злорадством, словно ведал некую тайну вселенского масштаба, неизвестную самой барышне. Руки Тани затряслись от подобного внимания. Она ожидала расслабленной дружеской встречи, непринужденной в первичном равнодушии. Жук же смотрел с ехидным сарказмом и подло молчал. Жертва многозначительной паузы не выдержала и прорвалась быстрым потоком испанских слов. Девушка тараторила о Родине, родителях, рано подохнувшей собаке, Мадриде как столице Испании, аппендиците в средней школе, учебе в университете, отсутствию кефира на новом месте. Хлынувший ливень нервного красноречия закончился так же внезапно, как и начался. Таня побледнела еще больше, осипла и не могла больше вымолвить ни единого слова. В голове было пусто и гулко стучало в висках. Она ошалело вонзилась взглядом, молящим о помощи, в ухмыляющегося собеседника напротив. Тот по-прежнему молчал и похотливо скользил взглядом по груди и бесконечным ногам девушки. Наконец щечки идальго залоснились еще больше, и Педро, вальяжно откинувшись в кресле, спокойно произнес:

– Понятно, понятно. У тебя что, совсем нет испанских друзей здесь?

– Пока нет. Я еще не вполне освоилась после родного дома и поспешила себя окружить привычным комфортом русских знакомых.

Испанец в негодовании округлил глаза, нахмурился и внезапно взорвался громкой спесью.

– Серьезно? Ну, это никуда не годится! Ты приехала в нашу страну и просто обязана адаптироваться! Это твой долг. Ты не гость, ты – студентка. Твоя первая задача – полностью искоренить твою славянскую лень и начать общаться с коренными испанцами. Выброси всех своих комфортных друзей на помойку, только так ты сможешь достигнуть новых высот. Кто ты сейчас? Неуверенная в себе моль сутулая, да и только. Нет развития, нет здравого смысла, нет логики и смысла! Ты бы могла с таким успехом остаться в России. Зачем приехала?

Припечатав Таню к стулу своим уверенным апломбом, Педро потянул кофе из чашки со вздохом полного блаженства. Взгляд его жадных глаз по-прежнему впивался в ноги собеседницы. Девушка трепетала внутри и испуганно поглядывала в сторону утихомирившейся стихии. Она тоже покорно пила кофе, хотя никогда не делала этого вечером, предусмотрительно опасаясь за бессонницу. Но Бархатцева просто стеснялась отказаться в присутствии этого сурового педагога жизни. Внутренне Таня обиделась на непрошеного советчика и поставила на нем крест, но правила приличия, навязанные родителями и обществом, пригвоздили ее к стулу. Проглотив необъективность и несправедливость замечания, Таня решила продолжать быть легкой и дружелюбной. Она взмахнула длинными ресницами и обратилась к зарвавшемуся знакомому с банальным вопросом:

– А Вы кто по профессии будете?

– Я – пластический хирург.

– Правда? Невероятно! Какая интересная и необычная работа. И такая редкая! Вы, вероятно, имеете тысячи увлекательных историй из вашей практики.

Ответа не последовало. Педро со скучающим видом полировал ноги Тани глазками профессионала. Словно очнувшись от грез, он вскинул на Бархатцеву южные очи и снова поразил деву спонтанностью идей и намерений:

– Слушай, а не пойти ли нам куда-нибудь выпить? Эй, кошелек не доставай, я плачу. Я прекрасно знаком с правилами свиданий в твоей стране и знаю, что у вас всегда банкует мужчина. К тому же ты еще нищая студентка, а я – практикующий врач и очень хорошо зарабатываю.

И Таня, не смея возразить, покорилась. Покорилась тому, что дружеская встреча неожиданно превратилась в свидание. Покорилась предложению продолжить вечер в незнакомом месте с алкоголем. Покорилась своему раболепному состоянию безответной жертвы. Позже она помнила, как они довольно долго шли по ожившему, бурлящему городу, чувствовала, как неудобные каблуки попадают в выбоины мостовой, как ветер ласково касался ее растрепанных чувств и волос. «Живем один раз» – так думала юная Таня и сжималась во внутреннем смирении как цветок, закрывшийся на исходе дня.

Они долго сидели в уютном кафе. Приглушенный свет падал на лицо Татьяны, и она казалась ослепительно прекрасной в этом склепе оттаявших чувств. Бокалы вина сменяли друг друга, и сердца раскисали в теплом всепринятии. С каждой выпитой дозой испанский язык становился все более родным, словно впитанным с молоком матери. Изменилось все: напряженность сменилась расслаблением, опасения – безмятежностью. Лишь одно оставалось прежним, не смотря на новые декорации и возникшее доверие – взгляд жука-испанца, скользивший по точеным ножкам спутницы. Ведь, как известно, постоянство – залог успеха.

Педро совершенно обмяк и, вбирая в себя коктейль за коктейлем, серебристый смех успокоившейся девушки, истому вечера, вдруг спросил, сыто икнув и подмигнув с томной ленцой:

– А вот скажи мне, милая донна, а что бы ты хотела изменить в своем теле? Только честно скажи, без утаек и всех этих ваших женских хитростей-премудростей! Терпеть их не могу, сказать по правде. Ты очень красивая, конечно, но, если подумать, все мы несовершенны. То бок кривой, то одна нога короче другой, но то нос не поражает выразительностью ноздрей. Я интересуюсь исключительно как профессионал, не подумай ничего дурного. Хоть ты и ничего, но шила в мешке не утаишь, есть и у тебя секретики.

Таня опешила и на миг потеряла дар речи, не смотря на выпитый алкоголь и успокоившееся сердце. После осторожно, подбирая каждое слово, словно нанизывая звуки на вечерний воздух, произнесла избитые истины:

– Эммм, меня как бы все устраивает по большому счету. У меня неплохая фигура, миловидное лицо. И вообще я придерживаюсь такого твердого принципа, что принимать себя надо в любых проявлениях физиологии. Можно изменить форму губ, скул и груди, а остаться с той же самой болью, что была в начале. Так как боль эта не зависит от внешних проявлений.

Испанец гортанно расхохотался и, указывая жирным пальчиком на хрупкий бюст Тани, позволил себе мимолетную вольность.

– Ну уж! Говори, говори, да не заговаривайся! Кстати, по поводу груди. Не хотел тебе говорить, но скудна она у тебя, недоразвита. Беда это для любой особы женского пола, а особенно для особы, активно участвующей в брачных соревнованиях. Поверь мне как знатоку – всем мужчинам без исключения нравится большая грудь. А чьи мужчины восхищаются убогим первым размером, так они просто любят своих женщин бездумно, но были бы счастливы, если б каким-то чудом грудь их избранницы увеличилась хотя бы на один размер. Наверняка, когда спадет первый дурман влюбленности, каждое воскресенье ставят свечку в соборе святой Терезии во имя увеличения размера и тайно уповают на чудо Господне. Поклоны бьют, лбом мрамор крошат в храме… тут без сомнений. Ведь маленькие сиськи – что это по большому счету? Две медали, дарованные женщине за тяжелую судьбу. Вот все свистят, что, мол, упругая единичка лучше вялой троечки. А кто честно скажет вслух, что упругая тройка лучше отвисшей единицы? И такое случалось видеть (не приведи Господь такое узреть пред сном) – уши спаниеля, но очень маленькие и коротенькие, как тряпицы унылые. Давай уж не сравнивать мягкое с теплым. Упругая тройка лучше, чем отвисшая тройка. Упругая единица лучше, чем отвисшая единица. Но при равных данных большая грудь всегда выигрывает у маленькой. А теперь секрет открою! Ежели тройка стоячая, то это никак не может быть натюрель. Законы физики не изменишь: естественная тяжелая грудь тянется к земле. Импланты же стоячие, правильно приделанные всегда будут смотреть вперед и идти строго по курсу своих желаний и нужд! А сколько разбитых сердец и несостоявшихся свиданий случилось по вине предательского пуш-апа! Сколько обманувшихся страдальцев, добравшись до груди, получали сердечный приступ из-за того, что там оказывались прыщи или неправильной формы груди! Поверь мне, это низко, подло и аморально! И недостойно человечества! А если брать в расчет, прошу прощения за вольность, задницу дамы? Сколько предательских обвислостей и складок в этой нежной, чувствительной зоне тела! Татьяна, ты еще так молода, но уже не можешь похвастаться округлым совершенством нижнего плода. А стоит мне взять лишь часть твоего жира из талии и перенести его к укромным половинам твоей плоти, и не будет счастливее человека, чем мужчина рядом с тобой! Ведь нет ничего хуже, чем лицезреть целлюлитные горы хлама в бассейне, эти извергающиеся мерзости, фонтанирующую пошлость. Родинки твои тоже спорны, они портят совершенство твоей благородной, аристократической кожи. В старину по родинкам вычисляли ведьм, а я лишь борюсь за торжество красоты, за вопиющую радость прелести! Поверь мне, я могу столько изменить в тебе, чтобы слепить лучезарную богиню, подминающую своей стопой почитателей и мечтателей. Лишь твои ноги вполне приятны, их можно оставить. Но это временно, ведь, как известно, время беспощадно и губительно даже для природного совершенства. А я исправляю огрехи вечности! Я спасаю человеческие души и глаза от гнета тлена!

Закончив свою бурную тираду, Педро, воспользовавшись моментом ошарашенной слабости подруги сердца и будущей музы для пластических поползновений, припал пенящимися устами к несовершенным губам спутницы. Таня, скованная омерзением и тревогой, забыла, что может сопротивляться, и превратилась в покорного истукана. Так случился первый поцелуй. Довольный кавалер, вполне обрадованный согласием юного существа, продолжил свою пламенную речь:

– Что греха таить: присутствует у меня своеобразная профессиональная деформация. Мы ведь с тобой уже вполне близки, и я теперь могу открыться, не таясь. Есть у меня секретное хобби. Люблю я похаживать на местный городской пляж. И не потому, что являюсь страстным поклонником омовения тела. О, нет! Я – сторонний наблюдатель и эксперт в области тел. Как ты заметила, местные девушки не любят загорать в бюстгальтерах, а предпочитают топлесс для равномерного воздействия солнца на слабую плоть. Это мне бесконечно на руку, хе-хе! Я просто прикован опытным взглядом к их телам и могу беспрепятственно наблюдать и делать непредвзятые выводы. И вот к чему я пришел в конечном итоге! Заключение мое, надо заметить, скорбно, но бесконечно справедливо. Нет ни одной совершенной груди, ни одной достойной ягодички в моем родном отечестве. Все надо резать, кромсать, приводить к идеалу! Иначе никак! Красота спасет мир, а сало погубит душу. Особенно сало дребезжащее, потное, желейное. Нет упругости – нет и счастья, нет и летней радости момента! Я задыхаюсь в этом развале тюленьего пренебрежения к своему телу! Пойми меня, Татьяна, таков уж я, Педро Гарсия, борец за красоту и желание.

Мысли Тани начали пробираться к выходу. Пьяная откровенность кавалера полностью обескуражила юную деву. Ее словно кинули тушкой на операционный стол, разобрали тело на филейные кусочки и рассматривали под микроскопом. Поджилки тряслись, косточки раздраженно звенели, вторя джазовому фону заведения. Редкая девушка способна принять пламенную открытость чувств за комплимент. Таня робко пролепетала:

– Мне уже пора домой, к сожалению. Ты – прекрасный парень, Педрито. Мы мило провели вечер и обязательно еще встретимся, но сейчас я просто вынуждена бежать по причине полного отсутствия времени.

Педро смирился с неизбежным, как рыцарь без страха и упрека, и галантно засеменил ножками за юной газелью, периодически пытаясь примоститься и притереться к телу, так огорчившему его с точки зрения первичной эстетики. Прощаясь, он вновь пытался сорвать поцелуй с недостаточно пухлых уст избранницы, но порыв не увенчался оглушительным успехом первой попытки. Губы скользнули по подбородку, зубы стукнули, и Таня, убегая и нервно хихикая, скрылась за поворотом. Вернувшись домой, она тут же заблокировала усердного профессионала и постепенно забыла о нем. Тот же страдал, не ел паэлью целых две недели от нервного расстройства и проклинал ветреных женщин, но вскоре смирился, переключившись на новых жертв своего творческого старания.

Время бежало бодрой рысью. Вскоре Бархатцева встретила высокого и рослого парня, не отличавшегося увесистым кошельком и умственным гением, но обладающего прочими житейскими удовольствиями. Он был высок, статен, почти обладал лицом голливудской звезды. Подобное очарование полностью перечеркнуло меркантильные задумки Татьяны о собственной судьбе. Она сдалась и радостно затрепетала в вихре чувств. Однажды влюбленная парочка летела по тротуару вечернего города, вглядываясь в первые звездочки, проклевывавшиеся в парусе неба. Играли уличные музыканты, собаки начинали чесать блох, очнувшись от удушающей сиесты. Царила полная гармония и отрада. И вдруг Таня заметила Педро, еще больше округлившегося с момента их первой встречи. Он вскинул черные бусины глаз на неудавшуюся пассию, затем брезгливо пробежал взглядом сверху вниз по ее спутнику и, впившись на миг зрачками в его икры, сплюнул себе под ноги и злорадно ухмыльнулся. Маленький эстет засеменил прочь от парочки, злорадно приговаривая сквозь зубы шипящей скороговоркой:

– Тьфу, корчит из себя Бэтмена долговязого, поди, а ноги кривые как мельничное колесо. Так ей и надо, стерве малолетней! Эх, нет совершенства в этом мире, нет совершенства!

Новоселье

С Иркой дружу, сколько себя помню. Веселая она, задорная, всегда умеет поднять настроение. Бывает, тоскливо на душе, кошки скребут, в печенке грусть ходуном ходит, а тут, бац, и она со своей придурью выскакивает, как черт из табакерки. Шальная она девица, неугомонная. Один грешок лишь имеется: любит Ирка напрячь кого-нибудь, а сама слиться. Сколько раз мы на этой почве спорили, сколько раз я косы ей драла – суть одна, все равно норовит скинуть фронт работ на зазевавшихся. Да что уж с ней поделать, куда от нее спрятаться. Все равно после найдет и умилительно так покается, прижмется всем тельцем, слезу пустит на кофточку – сердце растопит в один миг. Прыгала Ирка до тридцати годков в бесноватой пляске, шумной одури. Мужиков использовала для своих прихотей, крутила ими направо и налево, по часовой стрелке и против ее. Они и сами уже терялись в направлениях бурных романов, стонали и проклинали все на свете. Да какое там! От Ирки еще никто по доброй воле не уходил! Но настал тот счастливый день, когда встретила эта хитрая ведьма Геру. Ничем он не выделялся из многоликой массы Иркиных ухажеров: хилая комплекция, узко посаженные глазки, тонкие ручки. Слова не дождешься, даже если напился, как последний бич на Пасху. Тихий был, смиренный, покорный мужичок. Во всем он Ирку слушался, боготворил ее и потакал желаниям, а втайне, наверное, постоянно прикидывал, как дать деру при счастливом стечении обстоятельств. Но было у Геры одно весомое достоинство, которое пересиливало его покорную ущербность и подлые мыслишки. Он купил квартиру. И не где-нибудь, а в спальном районе нашего славного города. Если до встречи с Герой я и не догадывалась, что подобное расположение дома следует свято чтить и бить земные поклоны судьбе, то здесь впервые в жизни уста ухажера разверзлись, как хляби небесные. Первым делом кавалер гордо показал нам свой дом и подъезд в типичном панельном доме. Затем он поднял в небо тощий палец и весомо произнес длиннейшую тираду в его бледной жизни:

– Новостройка, девки, в спальном районе – это милость Господа нашего, лучезарная улыбка фортуны. Ибо я ее купил на свои кровные, а не в лотерею выиграл. Благо дело бабка померла, да деньжат подкинула по завещанию. Долг каждого пенсионера в нашей стране – приблизиться к концу земного пути по уровню благосостояния к олигарху. Вот и моя покойница, царствие ей небесное, не отстала, уважила! Благодаря ее воздержанию и накопительскому инстинкту я могу себе позволить истинную роскошь потребления и выбора. Только посмотрите на мое приобретение! Вскиньте свои взоры от бренного бытия земного в даль небесную, обетованную. Воздух здесь чистый, прозрачный, каждая звездочка как тряпочкой протерта до блеска! Опять же озерцо рядом есть, можно после трудов скорбных лодыжки прополоскать и впитать в себя силу матушки-землицы. А если не пить и заострить свой слух отсутствием возлияний, то есть возможность и послушать, как соловьи горлышко продирают в сонном блаженстве. Помяните мое слово, лучше места в нашем городе не сыскать во веки вечные!

Подобный всплеск словоблудия встретил с нашей стороны шок восторженный и преклонение перед таким редким, но таким убедительным ораторским искусством Геры. Мы словно соприкоснулись с одаренным поэтом. На душе потеплело, и мы закивали с пламенным умилением. Гера, заметив наше податливое усердие, пустил малодушную слезу и вздохнул со счастливым присвистом. Назревала новая жизнь.

И вот наступил долгожданный день новоселья. Ирка позвала всех близких людей, завлекая красочными словами об обильном ужине. Пробираясь в темноте по необжитому спальному району на высоких каблуках, я проклинала собственную доверчивость, извечную женскую жажду веры в чудо, позволившую воспринять речь Геры за истинное золото. По факту фонарей почти не было, а случайные тусклые лампочки, не разбитые новоселами, скудно освещали мой тернистый путь. Вывихнув несколько раз ногу, с проклятьями утопая в раскисшей земле, порвав колготки о торчавшую арматуру, я наконец-то оказалась перед знакомыми очертаниями подъезда. Оглянувшись вокруг, я начала критически осматривать местность.

– Вот же черт, вроде и дом тот, и скамейки кривые похожи, но словно чего-то не хватает, да вот не могу припомнить. А-а-а-а, мусорки нет почему-то. Может, все же не тот подъезд? Как тут определишь? Все эти новые панельки похожи друг на друга, как единоутробные братья. Вот же бесово наваждение! Дьвольская пытка нервов! Хотя нет, вероятнее всего, урну просто свистнули, как это и бывает в благородных домах Лондона и Парижа. Слишком она хороша была на свою беду, вот и приделали ноги!

Сомнения сбились внезапным звонком взбудораженной Ирки, жадно пыхтевшей в трубку. За пламенной одышкой таилась привычная подстава.

– Маруська, привет! Прости, родная, эти аспиды на работе задержали! Вот же подляна извечная, проклятый закон жизни. Ни вздохнуть – ни пукнуть с этими иродами! Сколько сейчас? Половина четвертого? Вот же блин! Спасай, Мурмурсик! В семь гости придут, а на столе ни шиша! Беги со всех ног в квартиру, я просила Герку не закрывать двери, чтобы ты без проблем вошла. Он же дрыхнет после смены, пушками не разбудишь. Но ты все равно аккуратнее, береги его покой. Он же мой кормилец теперь! В холодильнике все харчи, придумай там что-нибудь на скорую руку, не посрами. Я тебя отблагодарю, за мной не застоится. Все, все, целую и убегаю, времени в обрез. Через час буду, прибегу на подмогу.

В телефоне раздался громкий щелчок, и я в ярости кинулась прямо в подъезд, не разбирая ни количества ступеней пригласительного марша, ни нумерации квартир. Взлетев вихрем на второй этаж, я открыла знакомую серую дверь и ураганом промчалась на кухню, проклиная Ирку и ее предков до десятого колена, прах ее предков и гены ее потомков. В темноте гремел на всю квартиру воинственный храп Геры. Делать было нечего – снова Ирка надула меня с чувственным восторгом. Открыв в негодовании дверцу, я устремила испепеляющий взгляд в недра светящегося холодильника. Взору моему предстал скудный набор джентльмена: старая обветренная кость доисторического ящера и овощная смесь в банке, покрывшаяся заплесневелой коркой. Опешив от крамольной, побивающей все рекорды и достижения прошлого наглости со стороны Ирки, я вновь ощутила внутри своего сердца воинственный мятеж.

– Так вот шиш тебе с маслом, ушлая тварь! В магазин меня теперь поганой метлой не загонишь. Свои собственные бабки тратить на твою новосельную причуду! Не обломится, крыса! Знаю я тебя, крашеную бестию, ты потом ни рубля не вернешь ведь, ни копеечки чалой. Глазками будешь хлопать, как бабка в маразме! Не бывать моему униженному падению. Что подкинула мне, то и выгорит! Жрать тебе и твоим гостям суп с голой костью, пусть подавятся! Мне плевать!

И я поскребла по сусекам, нашла набор старых специй и твердую соль, пропитанную напластованием лет, и принялась с подлинным азартом графа Монте-Кристо за дело. Через час суп был готов, точнее, не суп, а бурда, чадившая сомнительным духом. Потирая мятежные руки и искренне удивляясь жеребячьему храпу Геры, я сладострастно приговаривала:

– Получи, фашист, гранату! Век будешь помнить свою мерзкую выходку с лучшей подругой. Больше не посмеешь в такой абсурд втянуть, в дремучую подлость! А этот идиот в спальне даже от вони заветренной костомары не проснулся! Небось, еще и сны видит о колбасном отделе, облизывается. Кот драный! Скажите тоже, сам от горшка два вершка, а храпит, как огромный бульдозер. Откуда только сила взялась? Не смотри, что мал, раскатываться громом мастак! Чудо, да и только! Как его только Ирка терпит? Наверное, это у них взаимное. И она змея подколодная, и он храпун голосистый. Два сапога пара! Муж и жена – одна сатана. Вот и серы вам в дом нагоню, нюхайте в четыре ноздри и любитесь! Даже тост вам подниму за исправную вентиляцию!

Поток малодушного сознания прервал очередной звонок Ирки. Вглядываясь в светящийся экран телефона, я кровожадно посмеивалась, томя любимую подругу ожиданием:

– Звони, звони, стерва. Суп от этого вкуснее не станет, магазин на районе выручку не сделает. Знаю я, что ты задумала. Мол, запаздываю, сиротина скорбная, выкрутись сама, милочка. Да вот кукиш тебе в рыло, я сама не лыком шита. Изучила твои повадки за долгие годы совместного прозябания! Меня не натянуть, не выпотрошить! Я тебе не индюшка невинная!

Выждав положенное количество звонков, я наконец с гордой миной приняла вызов. Сладкий вкус изысканный мести нарушил крик Ирки:

– Марусь, ну коня твоего за ногу, псину за косматую холку. Ты где?

– В смысле «где»? В кухне, где отбываю повинность. В былые времена подобные отношения назывались «рабовладельческий строй», а нынче ты возвела их в ранг добровольного служения. Суп уже сварила, тебя жду.

– Какой «суп»? Кого ждешь? Совсем ополоумела?

– Эй-эй, попридержи коней. Я здесь батрачу на благих началах, а меня же еще и попрекают. Совесть у тебя есть или продала в Дубаях за три копейки?

– Марусечка, что с тобой происходит? Ты хорошо себя чувствуешь? Я уже давно дома, а тебя и в помине нет. Герка проснулся, на меня зенки таращит. Гости скоро придут, а на столе шаром покати.

Сбивчивую скороговорку Иры внезапно прервал горловой всхрап из соседней комнаты. После пары продолжительных причмокиваний заскрипели пружины, последовало кряхтение, и неведомое тело вновь погрузилось в омут рокочущих фанфар. Словно и не человек там спал, за перегородкой, а хищное животное, задравшее зайца.

Мозг озарился догадкой, вспыхнул просветлением. До меня вдруг отчетливо дошло, что я в чужой квартире уже тусуюсь часа полтора. Перепутала, вероятно, секцию дома. И спит там вовсе не Гера, а чужой мужик. Я быстро выключила плиту и тихонечко, на цыпочках, как незримый эльф, выпорхнула их квартиры. Легкости моей поступи в этот момент позавидовали бы даже прима-балерины Большого театра. До подруги я все же дошла, следуя ее четким указаниям по телефону. Мы еще долго втроем смеялись над нелепой ситуацией. За час мы успели сварганить легкие закуски, настрогать бутербродов, поставить мясо и картофель в духовку. Застолье было спасено. Хозяин квартиры разошелся в очередной раз, втайне гордясь воспоминаниями о первом удачном ораторском искусстве. Подняв первую рюмку за столом, Гера вдруг раскатился дробным смехом. Он схватился за край стола и произнес неожиданный тост, сверкая хитрыми глазками и лукаво подмигивая собравшимся гостям:

– Нет, вы только на миг представьте себе эмоции того мужика, когда он проснется, отольет и забредет ненароком на собственную кухню чайник поставить. А там его приветствует кастрюля свежесваренного супа собственной персоной! Сущий сюрреализм, товарищи! Так выпьем же за то, чтобы и в нашей жизни случались подобные чудеса, неизменно привлекающие нас в собственный дом. Новый дом, новая кастрюля борща, новая страница истории! Ведь как говаривал старина Сенека (а он был далеко не дурак, надо заметить, недаром в горячей ванне не просто отдал концы, а обрызгал предварительно кипятком рабов своих): «Новизна восхищает часто больше, чем величие».

Новый год

Давно хочу признаться, да все как-то совестно. С каждым годом стирается ощущение праздника. То самое светлое ощущение, которое заставляло замирать в предчувствии чудес. Помню, держишь шарик стеклянный на детской ладошке, приближаешь близко-близко к глазам, и кажется, что внутри этой сияющей игрушки спрятана целая галактика, цивилизация, тайный мир, полный приключений и смыслов. Иногда даже мечталось, что и правда под гладкой поверхностью что-то шумит, пляшет, ликует, хранит свои секреты для посвященных в мистерию участников бала вселенского значения. Да уж, поистине раньше Новый год был чем-то волшебным. Да что там раньше, даже два года назад предвкушение чего-то нового, подготовка, поздравления, приятная суета. Все эти обыденные, но такие милые сердцу мелочи грели и наполняли счастьем. И что же сейчас? Песья доля, блошиный дерматит! Сегодня тридцатое декабря – это полная растерянность и желание проспать, как мудрый медведь в берлоге, всю новогоднюю ночь, забыться, притвориться, что ее попросту не было. Сосать лапу с безмятежным храпом и ждать ликующей весны. Все больше хочу вспомнить, как делать себя счастливой. Как уметь снова чувствовать, наслаждаться, парить. Стукнул сорокет, и истаяли чары бытия как прошлогодний снег. Детей нет, смысл этого бесовского ритуала тоже погас, растворился в сонном равнодушии.

А люди, самые обычные люди, к которым вроде уже всей душой притерлась и смирилась с их удручающими недостатками, словно сатанеют в ожидании сего события мирового масштаба. Сразу становятся и генералами, убеленными сединами, и гениальными полководцами, и балеринами с отменной растяжкой. Иначе ведь как дотянуться до люстры, покрытой годовой пылью? Никак! Вот и тянут батманы до скрежета зубовного. Как же я ненавижу новогоднюю уборку! Сколько ругани и скандалов, сколько разбитых сердец и разведенных партнеров! Сколько пенделей и лещей разлетается в предновогодней суете, сколько вскриков и проклятий доносится из открытых окон! Так и я в этом году решила слегка прибраться в последний день старого года. Чисто символически прибраться, не генералить до кровавых мозолей. Время ведь бесценно, как ни крути. Лучше по набережной пройтись, освещенной новогодним сиянием, да поразмыслить над уходящими, тающими часами. Да где там! Юрка мой словно восстал из ада в ответ на подобную дерзость. Обычно это тихий, спокойный, уступчивый парень. А здесь словно с цепи сорвался. Сначала я не учуяла подвоха, когда деликатно попросила его быстренько помыть полы, пока я схожу за продуктами в ближайший магазин. Вернулась домой, открываю входную дверь и вижу такую композицию а-ля натюрель. Юра в позе каракатицы с хроническим радикулитом надраивает кафель. Надраивает с остервенением и надрывом, как истинный герой трагедии Шекспира. Ну, думаю, пусть побредует по тихой грусти, недолго бравурному маршу греметь, скоро сдуется. Сама тихо проскользнула на кухню и делаю вид, что ничего не замечаю, ничего не слышу, никому не скажу. Слилась с безмолвной шторой, изображаю из себя незримого духа. А сама молюсь, чтобы Юрка не подвязал меня к своей спонтанной придури. Да не тут-то было! Дальше только хуже! Закусив удила с пеной на устах, мой парень ввязался в генералку, как боевой конь на плацу. Срывался, бесновался, бил копытом, меня готовить не пускал, пока все не перемоет. Мало того, злился и брюзжал, почему мне все равно. Уж лучше бы мы праздновали с кучей говна вместо елки, но вместе над этим смеялись, чем в чистоте, но нервные, напряженные и ненавидящие друг друга как заклятые враги.

С родственниками – вообще гиблое дело, полный швах. Отношения с близкими у меня в обычные дни вполне хорошие и теплые, но любая попытка встретить Новый год с ними превращается либо в тоску зеленую, когда тянет повеситься на ближайшей гирлянде, либо в малобюджетную драму, либо в нелепую голливудскую комедию. Родители почти всю ночь наяривают телевизионные концерты, яростно комментируя законсервированных годами звезд отечественной эстрады. Ведь что нужно нашему народу? Скажем честно и дружно, в большинстве своем, нужно два притопа – три прихлопа с примитивным текстом и простыми двумя нотами. Чтобы не думать особо и отвлечься от серых будней. Тем более на новогодних огоньках, где под рюмашку все сойдет. Старые шлягеры вперемешку с какими-то фриками-мутантами, беснующимися из-года в год на прибыльных шабашах. Лапа моет лапу, хвост притерся к хвосту. Бесстыдное хрючево, поросячий блуд. Ведь свинья – она и в Африке свинья, хоть леденец будет во рту сосать – арию от нее не жди. Так надоели эти слащавые морды певцов, вся эта одиозная мафия прихлебателей. Сброд этот портит настроение визгом и треском, приводит в полнейшее уныние. Даже Жан-Поль Сартр в гробу перевернулся и десять раз пожалел, что написал «Тошноту» раньше срока, не дождался основной музы.

Торжество пламенной дичи внезапно нарушает дядя, который два года не пил и вдруг развязал Гордиев узел. Еще до боя курантов он с победоносным хлюпаньем падает мордой в салат. Именно мордой, а не лицом, ибо рожа его вполне заурядна в трезвом виде, но с каждым опрокинутым бокалом приобретает дикую разнузданность. Супруга его, пронюхав удобный момент, тут же ловким движением натягивает на себя шубу и ровно за тридцать минут до полуночи драпает с подругами за город, подальше от опротивевшего суженого-в салат мордой ряженого. Про детей и племянников вообще молчу: прыгают бодрыми козликами, кидаются мандаринами и всегда мимо цели, норовят подсунуть бенгальский огонь зазевавшемуся гостю за шиворот. Даже хомяк и тот пострадал во имя новогодней суеты и был премирован наперстком коньяка прямо в зубы. Не знаю, что за проклятие именно этой ночи, но проверено неоднократно – нет счастья, нет гармонии и нет спокойствия в этой вакханалии тотального безумия.

На следующий день тянет только свернуться калачиком в кровати и послать всех к чертовой бабушке. Но тут новая беда! Приехали мои друзья из очередной поездки в Питер. И началось: парадная, шаверма, греча с курой, поребрик, херебрик и прочее претенциозное слововоблудие. Не подумайте, что я ною, но каждая наша гулянка неизбежно заканчивается ссорой, потому что: «Ой, знала бы ты, какие они там интеллигенты, как там красиво, не то, что тут, в нашем задрипанном Мухосранске. Они бы с нами на одном поле срать не сели, да никогда не покажут. Белая кость!», – и так далее, и тому подобное. И каждый раз, выкатывая глаза в избытке алкоголической истомы, со вздохом кручинятся: «Ой, а там, а вот там. Питер… Питер… Дааа, мы в Питере были… Питер…». Да драный свитер! Всю душу изъели своим надрывным, раболепным восторгом.

Наконец наступает долгожданный второй день нового года. Юрка уехал в командировку, я в парящей нирване возлегаю на диване. Мысли мои бродят бесцельно и спокойно, как легкий ветерок над поверхностью озера. Понятно, никого уже не жду, выдыхаю с облегчением заслуженного ветерана после войны. И тут звонок в дверь. Открываю – на пороге соседка с двумя тортиками и бутылкой шампанского. Она улыбается в состоянии легкого подшофе и невнятно лепечет: «Это самое, ик, пардоньте, пожалуйста. Я так устала от своего мужа. Заел паразит! По бабам сбегался, козел беспутный! Сил нет уже! Давай отмечать! Зальем грусть-кручину». Я в шоке, не знаю, что ответить, но она уже бодро вломилась в дверь, налегая грудью на мою слабину, водрузилась со скрипом на диван и начала рассказывать все тончайшие подробности своей семейной жизни, не гнушаясь даже интимных. В итоге вечер прошел за обсуждением ее проблем насущных и поеданием тортиков. Зажор случился знатный, продолжительный. С тех пор каждый раз, когда слышу звонок в дверь, съеживаюсь, тихо затаиваюсь и думаю: «Только бы не она!». Привила мне синдром самозванца в собственном доме.

На следующий день вечером пришла с работы без сил. Планировала выспаться за всю испытанную боль, а тут компания под окнами выпивает, со всеми соответствующими звуками. Я вдруг остервенела. Нервы прорвались с треском и сдали, и я в отчаянии постучала шваброй в окно. Это помогло ровно на две минуты. Дальше пьяный ор стал нарастать с усиленной мощью и раскатистыми серенадами. Мартовские коты, зуб даю, не столь талантливы в своем творчестве. Терпела я, терпела, да делать нечего – надо готовиться ко сну. Время близится к глубокой ночи. Голова квадратная и раскалывается от перипетий судьбы, перед глазами сонный дурман. Накрутила себя до такой степени, что, ударив в очередной раз кулаком по окну, разбила стекло. Я в шоке, буяны на улице остолбенели в уважительном почтении. Но угрозу тут же осознали – дело ведь нешуточное. С женщиной в гневе куражиться – дело гиблое, неблагодарное. Все моментально ретировались, словно растворились в ночном беспамятстве. Осколками порезала руку. Сижу на кухне, забинтовываю рану, а за окном тишина. Сна нет ни в одном глазу, попала на деньги за окно, а можно было просто вызвать милицию. Неадекватная, однако, что тут скажешь. С Новым годом, дорогие друзья!

Завидный аппетит

Лена Курочкина, сколько она себя помнила, всегда любила вкусно поесть. Родилась она здоровой малышкой, с крепкими легкими и пронзительным криком. Но стоило оглушенным родителям поднести к ее рту бутылочку со смесью – Лена тут же затихала с выражением блаженства в глазах. Требовала еду она всегда и повсюду, с самого первого момента появления на свет. Не спасала ни соска-пустышка, ни погремушки, звонко звенящие над прожорливым младенцем. Лена и желание поесть были неразлучны. Первым делом она съела красоту своей матери, словно уже в чреве являла собой ненасытный эмбрион, высасывающий все соки из тела беременной женщины. Хрупкое и воздушное создание до родов, с идеальным цветом кожи и спокойными нервами куда-то испарилось. Вместо нее явилась миру измученная тень с запавшими глазницами, лопнувшими сосудами, набрякшими венами. Мать исхудала до крайности и посерела от бессонных ночей и непрекращающегося крика ребенка, постоянно требующего кормления. Лена просто выжрала прелесть и здоровье своей первой кормилицы, высосала ее груди до основания и с победоносным видом уставилась на отца. Он тоже недолго пребывал в сытом блаженстве. Дочь росла, требовала новых порций еды, холодильник пустел. Последний таракан и тот повесился в пустом кармане отца. Но чадо было ненасытно и настойчиво. Если просьбы ее не удовлетворялись, то Лена сжимала в пухлом кулачке ближайшие предметы и кидалась ими, а со временем, скажу больше, начала побивать всех членов семьи. Сил порой просто не хватало, тем более терпения. Это был какой-то сатаненок в подгузнике. Бесконечные кормления превратили будни родителей в дни сурка. Нервы и финансы были обесточены поразительным аппетитом растущего дитяти. Однажды отец не выдержал и плотно запеленал беснующееся чадо, а в рот воткнул кляп. Спасло положение это ровно на десять минут. Лена с яростью сжевала кляп и разразилась поистине дьявольским ором, словно возопили все трубы иерихонские. Такова была наша Леночка! Съела она и весь скотный двор бабушек и дедушек, съела и чудом сохранившийся урожай на приусадебном участке, съела и сладкие подарки первых неосведомленных ухажеров. Немного позже, познав всю глубинную силу природного дара Лены, пылкие воздыхатели испарялись в тумане избавления.

В возрасте семнадцати лет родители отправили прожорливое создание учиться в столицу, и наконец-то выдохнули с облегчением. Они вознесли пламенную хвалу Всевышнему и сели спокойно ужинать, не опасаясь за украденную котлету с тарелки в момент зазевавшихся чувств. Леночка, конечно, совершала раз в две недели набеги домой, выедала накопленный провиант, тащила нагруженные продуктами сумки в поезд и общежитие, но все это было лишь искрой мировой революции, испытанной родителями прежде. Отец с облегчением махал рукой вслед уходящему поезду и тихо приговаривал стоящей рядом супруге:

– Все, Сонечка, можешь выдыхать. Саранча уже пробежала.

Сумок хватало ровно на два дня. Деньги заканчивались уже к выходным. Опустошив запасы всех ближайших соседей, Лена глубоко задумалась. В животе урчало, разбитый желудок требовал привычного ритуального жертвоприношения. Поглядывая с вожделением на костлявые ключицы соседки по комнате и представляя свежее заливное, Леночка побивала себя по рукам за крамольные мысли. Но думы думами, а действовать как-то надо. Не помирать же с голодухи в конце концов. Ситуацию неожиданно разрядил однокурсник Петр, тайно питавший нежные чувства к Лене. Он искренне восхищался здоровым аппетитом одногруппницы и ее алчным блеском в глазах. Наивный Петр, не обладавший широтой познания в области психологии женского пола, мыслил весьма тривиально:

– Ишь, как глаза на меня таращит. Сущая бестия, фемка с фатальным огоньком! Так и норовит съесть. Сразу видно, баба-секси, ненасытная, готова кувыркаться до утра без передыху!

Не думал – не гадал наш Петруччо, что нравится Лене в нем вовсе не томная выразительность очей и не огненные речи в момент легкого подпития. Отнюдь нет, Лену в нем привлекала исключительно мясная холка. Был Петр мужчиной откормленным, с тройным подбородочком, с намечавшимся выпуклым брюшком. Холка его так и манила замечтавшуюся поборницу чревоугодия. Глядя на нее, Лена представляла сочную буженину и искренне умилялась. Глаза ее в этот момент подергивались лаком. Петр даже не догадывался о сомнительных фантазиях дамы сердца. Может, это и к лучшему. Войдя в комнату, кавалер провозгласил, нервно суетясь:

– Привет, девчонки. Может, поужинаем вместе, а то я совсем поизносился. Стипендия еще не скоро, а пожрать тянет. Угостите соседа по старой дружбе.

Лена злобно фыркнула в сторону обнаглевшего пищевого конкурента.

– Шел бы ты лесом. Сами голодные вторые сутки. Если хочешь нашей смерти – на, режь, подлец, а еды тебе не видать, как своих ушей. Даже если была бы – не отдали бы своего во веки вечные. Бились бы до последней капли крови за драгоценные харчи.

– А ты меня поцелуй, а я тебе ужин приготовлю. Я ведь знаешь каков? Могу из говна пулю сделать! Пальчики оближешь!

Ленка с подозрением покосилась на соседа. Осознав, что тот вовсе не шутит и не играет чувствами, обмякла в предвкушении праздника.

– Ну, если не врешь, как сивый мерин, быть посему. Принесешь ужин – рассчитаюсь строго по букве закона.

Петр проскользнул ужом за дверь. Вскоре из соседней комнаты раздалось озорное шкворчание жареной картошки, и пошел дивный аромат, напомнивший о тех временах, когда человечество пребывало в неге непознанного знания. Петька вернулся гордым фатом, залихватски закинув конец фартука на сгиб локтя. В руках его находилась раскаленная сковорода с манной небесной, источавшей благоуханный пар.

– Ну, что я вам говорил? Почти шеф-повар! Представляю вам новое блюдо в духе маститых «Мишленов» – жареная картоха с маринованными опятами. Снискало сие блюдо великую славу среди гурманов всего мира! Наслаждайтесь и трепещите перед моим высшим даром возрождать кулинарное искусство в юдоли голодной скорби!

Картошка была съедена молниеносно, повар получил обещанную награду со щедрыми чаевыми, ибо это была любовь с первого взгляда. Через три дня съестные запасы Петра иссякли, внезапно вспыхнувшее чувство со стороны Лены тоже погасло. Петька осознал опасность ускользающей красоты и начал виртуозно красть продукты в ближайшем магазине, дабы подкинуть дровишек в затухающий огонь страсти. Так Лена довольно длительное время наслаждалась нежнейшим зефиром, кольцами копченой колбасы, свежеиспеченными булочками, надежно спрятанными в карманах внутри широкой куртки Петра. С каждым новым днем и съеденным куском любовь Лены разгоралась все ярче. Петр из рядового мамкиного сынка превратился в ее глазах в героя авантюрного романа, принца на упитанном коне. На том самом коне, из которого позже сделали «Московскую колбасу», поражающую богатством вкуса. Закончился роман молниеносно, так же, как и начался. Хозяин магазина, обескураженный ежемесячными недоимками, поначалу списывал утраты на зазевавшихся кассиров. Когда те стали массово увольняться из-за вопиющей несправедливости, он наконец-то поставил камеру. Петр спалился. Любовь ушла, помидоры завяли. Леночка вновь осталась наедине с пустым холодильником. Все хорошее когда-нибудь заканчивается, как гласит народная мудрость. Даже мороженое, если его не слизать незамедлительно, имеет коварную привычку таять. Леночка так и не отнесла Петру сухари, она съела их сама с легкомысленным хрустом.

Когда закончилась первая любовь, Лена открыла для себя новую вселенную одноразовых свиданий. Ходила она на встречи с потенциальными кавалерами исключительно ради того, чтобы пожрать от пуза. Она не была динамо-тарелочницей в привычном понимании этого слова. Просто любила сытно поесть в соответствующих заведениях. Подружки не всегда могут составить компанию на подобном дорогостоящем мероприятии, да и деньжат у студенток обычно с гулькин нос. А тут каждый раз новый благодетель: что ни вечер, то развлечение и благословенный зажор. Лена считала, что весьма любопытно наблюдать за мужчинами от стадии знакомства с меню до вопроса об оплате. Многие наивно полагали перед рандеву, что девушка может быть сыта салатиком и соком… Но не такова была Леночка! Сначала она с вежливой миной предлагала до заказа блюд раздельный счет. Почти все жертвы пиршества по-джентльменски делали широкий жест с пламенным отрицанием подобного оскорбительного предложения. Они пафосно декламировали: «Заказывай, я плачу. Что я, не мужик что ли, а тряпка позорная? Оставь свои западные наклонности, чай, не в Европе». А потом, по мере озвучивания заказа официанту, на лицах опрометчивых добытчиков мамонта вырисовывалось сначала недоверие, после удивление, потом испуг, а в финале – отчаяние. При расчете Лена опять же коварно предлагала заплатить за себя. Но заднюю никто не включал, галантная совесть не позволяла. Первое слово, как известно, дороже второго, а мужчины редко грешат признанием собственной слабости. Кавалеры выжимали из себя имитацию обиды, в глубине души проклиная обжору, били пяткой в грудь, что, мол, «Я обеднею что ли, за даму сердца заплатить, за обычный провиант, за банальный антрекот?», но тихо страдали. После сытного ужина пара вальяжно прогуливалась при свете фонарей. При расставании Лена всегда просила очередного кормильца набирать ее в любое удобное время, но почти никто не перезванивал, а если и появлялся, то неизменно жаловался на полную неспособность выйти на свидание из-за зубной боли, радикулита, смерти кота. Леночка не волновалась и не тосковала по этому поводу. Кто знает, что мужчин в городе бесконечно много, тот всегда вооружен. Тарелочницы в целом действуют словно мастера иллюзий: они создают видимость интереса на первом свидании. Вы словно становитесь жертвой энергетического вампира и попадаете в лабиринт гендерных и социальных ролей. Освоив эту хитроумную схему, Лена премило годами потрошила одноразовых поклонников. А они все несли ей ритуальные жертвоприношения, словно ненасытному божеству чревоугодия. Все лики кавалеров были однотипны в испуганной оторопи, мелькали стройными рядами павших мучеников. И когда Лена очередной раз попала по приглашению в сияющий ресторан, то, инстинктивно оценивая высокую платежеспособность спутника (а глаз у нее был заточен остро как бритва), уверенным жирным пальчиком бодро выбрала белые трюфели, мраморную говядину, белужью икру, омлет с лобстером, рыбу фугу. Полирнула она сие великолепие шоколадным пудингом «Фаберже». Съела Леночка всю быстро и с довольным урчанием, в глубине души опасаясь за сердечный ритм партнера по столу. Тот же оставался подозрительно бодр и спокоен, с любопытством наблюдая за разгулом ненасытности. Вечер закончился без сюрпризов. Кавалер расплатился без вздоха и упрека, вежливо проводил еле передвигавшуюся Елену до дома. Интимные поползновения также не были замечены в тот знаковый вечер. Надо отметить, что даже привыкшая к обильному зажору Леночка не вполне рассчитала свои силы в потоке экзотического хоровода блюд. Ее душила тяжесть в желудке, в животе что-то странно бурлило и напевало арии басом. Наскоро распростившись с кулинарным филантропом, Лена рухнула на диван и не могла подняться до самого утра. Даже сон был прерывистый, насыщенный кошмарами и химерами. Такого прежде за Леночкой не водилось.

Рано утром раздался оглушительный телефонный звонок. Лена, едва продирая сонные глаза и кряхтя во всю силу своих дамских сил, протянула в трубку:

– Шта надаа?

– Милая Елена, это снова я, Михаил.

– Какой еще к черту Михаил? Что за наваждение? Нормальным людям поспать с утра не дают, глумятся над Морфеем!

– Ну как же, как же! Мы же с вами вчера в ресторане зажигали огни! Вы еще так элегантно орудовали вилочкой, я прямо засмотрелся в умилении.

– Ах, да, да. Помню-помню, простите великодушно. Если вы по поводу собственного банкротства, то дело Ваше пропащее и пахнет нафталином. Деньги не верну за съеденное, хоть стреляйте, поздняк метаться. Назвался груздем – полезай в кузов! Ваш поезд ушел!

– Что Вы, Леночка, право, как Вы могли даже подумать подобное! И в мыслях не было! Я же на Вас засмотрелся как на икону в золотом окладе. Вы прямо светились, когда кушали-с…гхммм…с чувством, тайной и вожделением! Редко встретишь такое совершенство! Вы же как богиня Адефагия с ее необыкновенным, поразительным, ненасытным аппетитом. Вы не как остальные жалкие ночные мотыльки. Вы трепещете яркой расцветкой дня, наслаждаетесь, живете, ликуете, переливаетесь. Я влюбился до потери чувств и спокойствия! Я не могу без Вас более ни единого дня! Следует признаться, я такой же обжора. Такой же Дионис разгульный! Мы прямо созданы друг для друга, как осетрина и лионский соус, как фазан и сметана, как перепел и красное вино! Я хочу сделать Вам предложение, подкупающее новизной. Давайте ходить обжираться вместе на веки вечные! И только смерть от катара желудка разъединит нас!

Редкая женщина способна отказать подобному натиску чувств. Не устояла и Елена. Так обрели взаимное счастье два одиноких человека на этой печальной планете. Так они срослись корнями, пищеварительным трактом и осложнением печени. Когда у счастливой пары появились дети, отец Леночки, уже раздобревшей матроны в зрелых летах, громко кричал перед приездом многочисленных внуков:

– Соня, Сонечка, поторопись, молю тебя, срочно прячь запасы консервов и солений в подвал. Пошевеливайся, кому говорят, времени совсем в обрез. Саранча на подходе! И это не тот случай, когда саранча, собранная с одного гектара, эквивалентна по пищевой ценности и вкусу диетическому салу двух пожилых кроликов. Сонька, не пошевелишь булками – пиши пропало. Спасай запасы, кому говорю, беги, трепещи, не хлопай ушами! Истина жизни ведь проста и состоит лишь в том, что гены пальцем не размажешь!

Лучшее – враг хорошего

Миша Козиков всегда был хорошим, добрым, ласковым парнем, в мыслях своих предельно понимал женщин, ценил, относился с нежностью. Был у него лишь один порок: мать свою он любил так же неистово, но вполне себе реально, а не как всех остальных женщин. Боялся он ее безгранично, прислушивался к каждому слову и безмерно, категорически, страстно уважал. Без ее чуткого руководства он не предпринимал ни единого шага в жизни. Что тут поделать! Ведь, как всегда рассуждал Миша, мать всегда лучше знает, что будет полезнее для ее любимого и единственного сына! Она уже не раз напоролась на собственные грабли, набила тысячи шишек на опытный лоб. Она-то уж точно плохого своему сыну не посоветует! Везде поддержит, всегда утешит. От какой женщины такого дождешься?

Анна Марковна воспитывала сына абсолютно одна. Он был, безусловно, зеницей очей ее и самой драгоценной наградой. Миша являлся единственным другом и спутником жизни, мужчиной, которого она родила и который, естественно, был всем ей обязан. Конечно, он просто вынужден любить ее и слушать, хотя бы из чувства сыновьего долга и простой гражданской благодарности. Время шло, и из послушного пухлого малыша сынуля постепенно превратился в откормленного парня двадцати семи лет. Анна Марковна патологически боялась его потерять, так как без него не видела смысла в жизни. Других интересов, кроме сына у нее попросту не было: ни любимой работы, ни занятий для досуга, ни друзей. Мать жила и дышала только жизнью Мишеньки и искренне считала, что знает все лучше и сделает более правильный выбор, чем он. Она попросту не замечала, что ее сладенький пирожок уже давно вырос и имеет право на собственную жизнь и собственный выбор.

Миша все детство варился в каком-то ватном кисельке спокойствия, неги, бездействия. Несмотря на то, что родился мальчик активным и подвижным сорванцом, под четким руководством Анны Марковны он сумел достойно погасить вульгарные порывы. Как только мальчик, следуя наитию и любопытству детства, срывался с места, мать тут же подхватывала его на руки, сжимала с испугом, покрывала поцелуями его трепещущее тельце и строго приговаривала:

– Не стоит, Мишунечка, бегать, как соседские бандиты. Ты же выше этого. Сиди на месте, а то спинка запотеет. Всегда слушай мамочку.

И Миша слушал, подчинялся, смирялся с неизбежностью. Он отказался от грязного щенка, потому что тот был рассадником блох. Он никогда не гулял с мальчиками во дворе, потому что они были источником аморальных рассуждений и сквернословия. Он панически боялся девочек и прятал от них глаза. Мать даже запретила ему невинные интимные вольности, однажды застав его в момент порочной слабости. Анна Марковна закатила глаза к потолку и просила не впадать в блуд и скотство, грозила волосатыми ладонями и эпилепсией в будущем. С тех пор сын попал под неусыпный надзор мамаши. Дверь в его комнату была всегда открыта, а уши у Анны Марковны стояли на макушке, как у рыси, она вынюхивала каждый шорох. Миша прятался и суетливо пыхтел украдкой в те редкие моменты, когда мать отправлялась в магазин. Это было его тайное, самое яркое счастье.

Но коварная природа всегда берет свое. Однажды, когда парню было уже двадцать лет, он заметил искрящиеся глаза студентки из соседней группы. Она неотрывно смотрела в его сторону. Неизвестно, что привлекло рыжеволосую бестию в стеснительном увальне. Олечка Ивахова всегда пользовалась популярностью среди мужчин экономического факультета. Ее засыпали букетами, конфетами, непрерывным обожанием. Вероятно, она обратила внимание на Мишу лишь потому, что он единственный в университете не обращал на нее ровным счетом никакого внимания. Спрятавшись на задней парте, он сладострастно наяривал домашние пирожки и котлеты, игнорируя взгляды бойкой красавицы. Это ее вначале обескуражило и обидело, а затем раззадорило до изнеможения. Сама того не замечая, Олечка влюбилась в отстраненное равнодушие одногруппника, как это часто бывает с девицами ее возраста и с женским полом в целом. Миша попал под огнеметный прицел гения соблазнения. Оля выслеживала его в коридорах, прижимала без стеснения к стене, требовала встречи. Малодушный Козиков, привыкший беспрекословно подчиняться женскому полу, долго не сопротивлялся. Он сдался с испугом и трепетом в сердце. Оля, потребовавшая свидания, получила покорное согласие растерянного фаворита. Скорее даже не добровольно-принудительное одобрение, а нечто невнятное, похожее на предсмертное блеяние козла перед закланием. Миша промычал с тоской в сердце:

– Эммм, ну если ты так сильно хочешь, давай сходим в парк, погуляем. Надолго не обещаю, надо готовиться к завтрашней паре и я немного приболел, к тому же живот странно крутит, но на часик я вполне согласен. Или на полчасика, минут на десять. Время покажет.

Подобное равнодушие еще больше распалило влюбленную по уши Олечку. Она целый час делала укладку, красила каждую ресничку, выбирала самое обтягивающее платье, выгодное обрисовывавшее ее округлые прелести. Миша в это время внутренне сжимался и вздыхал, тщетно выискивая возможности для отступления. Он корил себя за слабость, упущенный момент отказа, слабовольное сердце. Анна Марковна и в этот раз спасла сына. Мать, конечно, была в курсе мучительного свидания и заходилась неистовством, проклиная в глубине души проскользнувшую в их устоявшуюся жизнь тварь. Она позвонила с работы и настрого приказала не выходить на улицу.

– Мишанечка, молю тебя, оставайся дома. Куда ты только собираешься? На улице сильнейший ветер, песок в глаза летит, сущая погибель, скажу тебе. Ни в коем случае не ходи гулять, отмени встречу и останься дома.

Обрадованный благовидный предлогом, несостоявшийся кавалер тут же позвонил Оле и торжественно объявил, что встретится им сегодня, вероятно, не судьба. На улице ужасная погода, сильный ветер штормовой, он останется дома. Оля в эту минуту стояла на улице в сногсшибательном виде, поджидая его в назначенном месте, а на улице был абсолютный штиль.

– Что за глупости? C чего ты взял, что тут шторм? Прекрасная летняя погода! Птички поют, небо безоблачно. Все располагает к нашему взаимному счастью.

– Мама позвонила, велела никуда не высовываться. Извини, я вешаю трубку, предельно занят.

Больше Оля не предпринимала попыток завладеть вниманием недостижимого принца. Она целиком и полностью разочаровалась в инфантильном кавалере и презрительно фыркала, случайно заметив его в коридоре. Миша же выдохнул с облегчением и воспарил в тепло домашнего уюта, словно птица, вырвавшаяся из клетки, в которой гулял заблудившийся сквозняк.

Однако вернемся к тому моменту, когда судьба нашего героя достигла точки бифуркации. Михаилу стукнуло двадцать семь лет, а он по-прежнему все вечера протирал штаны дома и стремительно набирал вес. Мать словно впервые прозрела. Она осознала с укором в сердце, что лишает единственного сына возможности быть счастливым. Он был бесцельно, хронически одинок. Анна Марковна всерьез забеспокоилась. К тому же она с каждым годом все больше ощущала, как утрачивает здоровье в бесконечных бытовых проблемах, которые решала сама; в полном финансировании семьи; в нервных расстройствах на работе. В сердце поселился подсознательный страх, что когда она станет старой и дряхлой, некому будет присмотреть не только за ней, но и за ее беспомощной роднулькой. У Миши все конечности и таланты произрастали из одного мягкого места, на котором обычно принято сидеть. Мать недолго раздумывала и, вооружившись телефоном, взялась за сватовство. Приглядывала она невест среди дочерей ближайших подруг и знакомых, критически их рассматривала под лупой женской ревности. У одной, несмотря на блестящее образование и покладистый нрав, были узкие бедра, что являлось вернейшим признаком полной неспособности воспроизвести потомство в будущем. У второй фигура была плодородна как весенняя пашня, но нрав оставлял желать лучшего. Третья была неряха, четвертая не умела готовить обед из трех блюд, пятая была дурна собой на лицо. Анна Марковна забраковала их всех, сочтя недостойной партией для любимого отпрыска. Она уже совсем отчаялась в безуспешных поисках, но внезапно ей на глаза попалась Катя Миловидова, дальняя племянница ее школьной подруги. С первого критического взгляда девушка вполне отвечала всем требованиям будущей свекрови. Была хороша собой, добра, образованна, хозяйственна и успешна в профессии. Это определило ее будущее. Не спрашивайте меня, какие чудеса провернула Анна Марковна, чтобы соединить молодые сердца, какие хитроумные интриги она плела в таком безнадежном деле. Это даже неведомо нечистой силе, ибо та не обладает талантом решившейся на все мамаши. Так или иначе, молодых успешно поженили, не прошло и двух лет с момента их знакомства. Сыграли свадебку с размахом и гордостью, как и полагалось в достойных домах.

Надо отметить, невеста получила в придачу к своим основным достоинствам многокомнатную квартиру в центре города. Не станем скрывать, что Анна Марковна прекрасно владела этой секретной информацией накануне сватовства. Вероятно, этот приятный факт явился последней каплей в пользу брака. Молодые стали жить вместе, и поначалу ничто не предвещало подвоха. Катенька обслуживала расслабленного молодожена со всем пылом медового месяца, не прекословила и даже не решалась смыть за собой в туалете в присутствии Миши, дабы не нарушить царственный покой супруга. Но время – искусный маг, оно стирает стеснение с размашистым мастерством. Постепенно молодая супруга сбросила с себя чары влюбленной женщины, осознала бытовое бессилие партнера, расслабилась и превратилась в саму себя, отбросив крылья эфемерной феи. Тут Миша словно вскинулся от спячки. Он внезапно понял, что втоптался ногой в кучу непонятных настроений, душевного диссонанса, пустого холодильника. Пробуждение было болезненным и критическим. Михаил буквально уподобился медведю-шатуну, которого разбудили раньше положенного срока.

Давно известно, что медведь-шатун – живность страшная. Из мудрого правителя тайги разбуженный мишка моментально превращается в тирана и деспота. Берлогу он превращает в раскромсанное крошево, а все, что подает признаки жизни – ушатывает. Основная причина раннего подьема во все времена – голодная осень, когда медведь не нагулял достаточно жира, чтобы сосать лапу в блаженной нирване. Миша Козиков его не то что не нагулял, а впервые в жизни стал сохнуть с голодухи, благодаря непокорной жене. Шансов дожить на подножном корме у косолапого маловато. Поэтому, как правило, шатун тощий, слабый и очень злой. Таков и был Миша в последние месяцы перед внезапным прозрением. Первым делом он метнулся к единственному человеку в мире, который понимал его с полуслова – собственной матери. Та сидела за кухонным столом и с трагической печалью в глазах слушала отчаявшегося Михаила.

– Мама, мамочка, хоть рви меня, хоть режь, но больше я так не могу. Сил нет, мозговой вынос. Я-то, когда решился на брак, верил, как идеалист, в светлое будущее, в спасение всего человечества. Думал, что заживем душа в душу, в полной гармонии и любви. А тут на те – хрен в томате. Во-первых, она безбожно много ест. Она даже не ест, а жрет, причем столько же, сколько и я. Ведь в фильмах показывали всегда, что в других семьях жена накрыла на стол, а порция у нее в три раза меньше. А моя еще и добавки накладывает, не стесняется зараза. Вот как-то на ужин ели макароны с котлетами. Срубила тарелку макарон и штук пять котлет за раз. Это ли не бесчинство? На том не успокоилась стерва, продолжает. Следом бутерброд с маслом и сыром наминает с чаем. Куда столько трескать, в какое горло? Как объяснить Катьке, что женщина не должна много есть, иначе превратится в свинью забористую? Она ведь создание воздушное, питающееся лунным сиянием и энергией ветра. Это уже не весело и не смешно. Поправилась сильно – стыдно глянуть. А только кольну словом – лишь хохочет в ответ и еще больше наяривает. Сущая щука, стерлядь зубастая! Экая скотина!

Только я смирился с таким ущербом нервов, как новая беда в дом пришла! Катьке, как выяснилось, вечно нужны всякие шампуни (причем недешевые), консилеры, румяна, тональники; нужно делать ногти, наращивать ресницы, ходить к косметологу, продлевать абонемент в зал; даже книги ей нужны только бумажные, которые надо покупать, так как «электронные не воспринимаю». Скажите только, какая чувствительная фря! Каждая прогулка – это обязательно покупка кофе или мороженого. Просто гулять не станет – надо выпотрошить кошелек. Ладно, я куплю беляшей штучек пять или чебуреков каких – тут я вполне понимаю, мужик должен питаться основательно. Но бабе-то зачем это баловство? И это все она называет «базой». Да, я не спорю, она одна зарабатывает и вносит деньги в семейный бюджет, но она же очень много из него тратит. Звенящее расточительство! Вот бесовское племя – женщины эти. Сущие древоточцы, так и норовят прогрызть кошелек. Лютый шашель – иначе не скажешь!

Третья беда – девка она уже немолодая и сильно переживает из-за первых признаков старения, и пытается бороться с ними всеми возможными способами. Плешь на голове проела своими процедурами. У нее целый набор бьюти-ритуалов: например, она всегда держит кулак под подбородком, чтобы избежать морщин на шее, а на ночь полностью обклеивается чем-то, даже рот заклеивает. Лежит на кровати как мумия после чумы – не подсунься с нежностями. Скажу больше: она тратит огромную часть зарплаты каждый месяц на косметолога! Что конкретно она там делает, я не знаю, и, честно говоря, не вижу особых изменений. Как была морда сытая, натянутая, так и осталась. Блажь одна, придурь! Мне трудно понять, почему она так зациклена на этом, ведь никто не знает, сколько нам еще предстоит жить, а она посвящает все свое время этим процедурам. Какая разница, с каким рылом в гробу лежать, чай, не в калашный ряд собираемся!

Утром просто невозможно запланировать что-либо, потому что она занимает ванную на несколько часов. То же самое происходит и вечером. Мы просто утонули в ее баночках, тюбиках и палетках. Нужду первейшую спокойно справить не могу. Вечно занято, вечно недовольна, когда стучу. Мегера! Каракатица наглая!

Ведь подумай, милая мама, я старше ее на целых пять лет, а умываюсь просто водой и использую один гель для тела, рук и головы, при этом выгляжу намного моложе и ухоженнее. И она постоянно бесится из-за этого, выговаривает, слюной брызжет в ярости. Конечно, у нее никогда не выйдет со мной сравниться по красоте, вот и звереет дикообразина египетская, ондатра плешивая! Я ведь не голословно утверждаю, а по опыту жизни. Я как-то у нее выкрал абонемент по фитнесу, в который входил халявный сеанс маникюра. Решил здраво, что зачем зря пропадать добру, пришел к специалисту. Девушка пристально посмотрела на мои руки и спрашивает: «А когда последний раз делали маникюр?». Я осторожно отвечаю: «Никогда, вот впервые, вроде как необходимости особо и не было». На что она мне разглагольствует: «Действительно, Вы определенно правы, Ваши руки выглядят лучше, чем у многих моих клиентов. Такую бархатную нежность, такую изысканную холеность встретить в мужчине невозможно. Случай Ваш подобен жемчужине в тонне навоза». Так и метала в меня комплиментами, так и рассыпалась дробным бисером. А я с ней и не спорил – правду ведь говорит. К чему ложная скромность? Катьке до меня, как до Луны раком.

Но главное ведь даже не это все, маман. Главное то, что она категорически отказывается готовить. Поначалу еще что-то варила, выпендривалась сложносочиненными блюдами, а сейчас, когда прихожу с работы, шиш без подливки на плите. Она приходит первая и сразу бежит к компу. На мои законные претензии односложно отвечает, что, мол, если приперло, то давай вместе готовить, я уставшая после работы. А зачем мне тогда жена, если с ее переездом ко мне ничего не изменилось? Или меня к ней, черт побери, совсем запутался. Но суть примерно одна – использовали меня как бумагу туалетную. Смысл тогда во всем этом сожительстве? В топку такую криворучку визгливую! Сердце мне порвала на запчасти. А последняя ее фраза прогремела поистине траурным маршем над нашим стремительно рассыпающимся браком. Смотрит мне в душу глазюками подлыми и шипит как змея гремучая: «Выкуси ирод! Есть старинная русская пословица: чего жена не любит, того мужу не едать». Все, мамаша, я принял первое самостоятельное решение в моей жизни. Я подаю на развод и переезжаю к тебе обратно! Бог не выдаст, свинья не съест!

– Конечно, конечно, милый, ты, несомненно, прав. Не поняла она твоих заслуг – в ад ей и дорога, ведьме проклятущей. Станем жить вместе, станем не тужить. Не для подобной титьки тараканьей моя ягодка росла, на сливках нежилась, на молочке плескалась. Ишь ты, посмотри на нее: хочет и рыбку съесть, и на люстре прокатиться. Не выгорит!

И стали они жить-поживать да жирков наживать. Ведь, как известно, лучшее – враг хорошего, особенно для философии достойных мещан. Лишь изредка, разбив хорошее, можно склеить что‑то более совершенное. В большинстве случаев целая ваза всегда лучше осколков, больно ранящих устоявшийся быт.

Крыса

Однажды учительница русского языка и литературы на родительском собрании выказала неподдельное восхищение по поводу одной ученицы в классе. Ученицей этой оказалась хрупкая, почти незаметная девочка Варя Кресова. Вареньку редко кто замечал в классе, она не выделялась среди сверстников привлекательной наружностью или бойким нравом. Серенькая, неприметная, с узеньким лицом, она напоминала юркую мышку. Пока одноклассницы начинали влюбляться в мальчиков, активно чистили перышки и наводили внешнюю красоту, Варенька молчаливо скользила вдоль стен старой школы, напоминая призрачную тень с острыми, неуклюжими очертаниями. Она прислушивалась к разговорам одноклассниц, тихо спрятавшись за их спинами, но подать голос стеснялась, замирая в глубине души от низкой самооценки. Варя никогда не завидовала и не пыталась стать ярче. Она попросту смирилась со своей врожденной ролью статиста. Девочка сознавала свою природную бесполость для сверстников и тактично скрывала чувства и идеи, а они никогда не интересовались такими незначительными мелочами вокруг. Природа подростков криклива, эмоциональна, слепа и надрывиста. Варя же всегда была спокойна, словно проскочила сквозь гормональный всплеск юности благодаря невидимому дару. Такому же невидимому, как и она сама. Но огонь, который разгорался в глубине ее души, все равно прорывался наружу в те редкие моменты, когда она начинала отвечать на уроках литературы. Врожденный ораторский дар, который не имел выхода в будничной жизни, извергался щедрым потоком и поражал. Одноклассники столбенели, видя преображенную Варю. Они подло завидовали и шушукались позже, но уже за спиной девочки, называя ее за глаза зубрилой и дрочилкой. Такова была плата за врожденный талант. Гений редко бывает признанным при жизни. Варя не была исключением. Одна учительница пребывала в экстазе, встретив подобное чудо. Размахивая руками на родительском собрании, входя в эмоциональное исступление и теряя слова, грузная классная дама пела оды юному дарованию:

– Послушайте, к нам в класс пришла одна девочка. Она очень робкая, но такая…такая…ммм… даже не грамотная, это само собой, разумеется. Я сейчас о другом. Она потрясающе поэтична в выражении своих мыслей! Я такого, сколько работаю, еще не встречала. Есенин в юбке! Гений! Душа у нее – цветочный сад, источник чистого вдохновения! Ей надо поступать исключительно на филологический факультет! Литературный ангел!

Заботливые родители тут же вняли советам педагога и начали настраивать дочь на предложенный вариант развития событий. Варя без проблем поступила, как и планировалось. Ей не требовались репетиторы, дополнительные занятия, серые взятки и связи. Она была истинным самородком, предельно поразившим приемную комиссию. После удачного поступления в университет, родители в эйфории закатили на даче праздничный банкет. Варенька держала худыми пальчиками шампур с сочившимся мясом, жир стекал на луговые травы, словно пускал слезу умиления. Родители также расчувствовались, без конца поднимали бокалы за умную дочь, которая никогда не приносила им проблем, но всегда безмолвно покоряла новые горизонты. Вряд ли они интересовались тем, какие мысли крутились в этот момент в головке Вари. А она искренне мечтала. Мечтала о том, что новый город и студенческая жизнь подарят ей прекрасных друзей. Мечтала, что встретит принца, который оценит ее духовное наполнение, а не собачьи карие глаза. Мечтала о бесконечных сокровищах литературы, ждущих ее впереди, необъяснимом, магическом мире искусства. Мире, который спасет все человечество.

Когда началось обучение, Варя очень старалась. Она жадно впитывала знания, горела желанием постигнуть истину. Так как Кресова искренне мечтала попасть на филологический факультет, то девушка очень старалась. Преподаватели старой закалки задавали много, спрашивали строго. Послушная студентка исправно выполняла все задания.

В группе были одни девчонки, с которыми Варя не дружила близко, но всегда приветливо общалась, безвозмездно помогала по учебе, радуясь чужим успехам. Разбавлял женский коллектив один лишь тощий студент Васька Харитонов, случайно залетевший в полный цветов палисадник гуманитарных наук. Был он бесцветен и сутул, но глаз у парня горел бесовским огнем. В целом он напоминал драного дворового кота. Кота-монополиста, несмотря на спинку колесом, очки и заикание, постоянно подкармливали одногруппницы, чесали за ушком, пестовали. Варю же, как обычно, никто не замечал. О ней вспоминали только в минуту спешки, когда срочно надо было списать домашнее задание. Варя покорно скидывала мнимым страдалицам результаты своего кропотливого труда, давала конспекты. Взамен она не требовала ничего, лишь тихо улыбалась. Впрочем, ей и не предлагали благодарность. Отличницу стали воспринимать как бесплатное приложение, безмолвное и исполнительное. Она снова превратилась в серую тень. Но, как известно, если человек мило соглашается сто раз, а после вдруг отвергает просьбу о помощи – его тут же записывают в разряд врагов. Так случилось и с невинной Варей. Сначала девушка помогала без сопротивления, а потом неожиданно для всех взбунтовалась и сказала, что она несколько часов сидит над переводом, конспектированием статей, пока ее ленивые подруги занимаются своими делами, и считает нечестным делиться своей интеллектуальной собственностью. Варя уточнила, что без проблем даст отсканировать лекции, когда кто-то заболеет, но разбрасываться своими личными наработками она впредь не будет, пусть на нее не обижаются и делают все сами. Говорила это все Варя в очень мягкой форме, с осознанием своего справедливого выбора. Этот микробунт стоил Кресовой бессонной ночи накануне и полного, безоговорочного презрения со стороны одногруппниц после. Ее незамедлительно окрестили крысой, создали группу единомышленников в интернете, где всячески обливали грязью и унижали за спиной. Варя стала изгоем, плевательницей для желчи, прокаженной. На дни рождения ее не приглашали, на ночные дискотеки она не имела входа. Все парни в общежитии были осведомлены, что Варя – убогая тварь, подлая тихушница, подставляющая людей. Решение уничтожить морально неудавшуюся бунтарку стало единогласным. Еще не успев свернуть за угол коридора, Варенька часто могла услышать шепот сплетен о собственной неприметной персоне. Ей навязывали несуществующие грехи и унижали с отчаянной злобой:

– Дааа… есть у нас в группе одна крыса, пацаны. Ууух, как она меня бесит! Сразу после пар бежит в комнату делать домашние задания, чтобы побыстрей лечь спать (а то ведь завтра важный экзамен, надо выспаться и быть во всеоружии, блеснуть на фоне остальных выродков никчемных). Молодая баба, а никогда не сходит в клуб, не поцелуется. Она вообще не гуляет никогда. Гнилая задротка! Даже на лавке лишнюю минутку посидеть не может! А утром вместо того, чтобы расчесаться, как полагается адекватной особе женского пола, она натянет штаны до ушей и языки повторяет! Разве это нормально? Дура, серая, забитая тварь. Просто балдеет от того, что она все знает, а мы нет. Она так сильно на парах тянет руку, что уже, наверняка, вывихнула плечевой сустав. А если пока не вывихнула, то того ей желаю, чтобы неповадно было глаза мозолить честным людям и постоянно выделываться! Развернется сволочь и на нас косится, как на дебилов конченных. Понятно, что всех она бесит. Заслужила гадюка!

Когда Варя серьезно заболела и слегла с температурой, ей никто не помог, не дал ни одной лекции, не говорил, что задано. Все просто тряслись от счастья и желали ей всяческих осложнений. Трудно сказать, что вызвало такую непримиримую ненависть в столь юных сердцах. Но что бы это ни было, Варя испила чашу страдания до дна. Она так и не нашла друзей, парни ее избегали, слепо доверяя суждениям ожесточившихся студенток. Варя не мстила в ответ, спокойно переносила мучения и оскорбления. Она выбрала принцип непротивления злу насилием. Собака уже вцепилась, и девушка не пыталась вырваться из ее ожесточенной пасти. Она поддалась и смирилась с неизбежным. Свора почувствовала, что сопротивление отсутствует, и временно отпускала жертву рока лишь затем, чтобы вскоре перехватить место укуса и ранить еще больнее.

Но Варя, вопреки всем проклятиям, выжила, справилась и спокойно сдала все экзамены, блестяще защитила диплом, окончила магистратуру. Потом нашла работу по специальности, ее взяли на хорошую должность. Она успешно занималась переводами, консультировала клиентов и фирмы, организовывала корпоративные курсы обучения иностранным языкам. Доход ее был просто отличный. В свободное от работы время она написала роман, и он внезапно стал популярным. Жизнь неожиданно развернулась к Варе светлой стороной, вероятно, щедро одарив за все мучения прошлого. Ее стали уважать, носить на руках, признаваться в любви. Кресова удачно вышла замуж за успешного человека, искренне любящего ее, и жила в самом престижном районе города. Ее окружали поклонники, любимые дети, заботливый муж, творческие искания. Варя была счастлива, полностью зализала раны прошлого и обрела покой в сердце. Впервые за долгие годы.

Гармонию новой реальности разрушило особое приглашение ректора университета на встречу выпускников. Варин факультет тоже собирался. Кресова долго мучилась в сомнениях, но решила отбросить обиды прошлого и все же пойти. Она верила в то, что зрелые люди всегда осознают грубые ошибки прошлого и раскаиваются в них. Своих мучителей она давным-давно забыла и простила от всего сердца. Изящная и элегантная, в строгом сером костюме, Варя светилась интеллигентностью и лоском на фоне пошло расфуфыренных дам. Поблекшие и подурневшие, одногруппницы бурно делились в пьяном порыве жизненными историями. Ни одна из них не работала по специальности, в основном все были секретарями, администраторами, продавцами-консультантами, мастерами ногтей, бровей, ресниц и эпиляций. Варя скромно молчала. Никто из пришедших на встречу женщин не читал книг, тем более новинок литературы. Никто даже не слышал про успех Вари. Но зато все вспомнили, накатив термоядерную дозу алкоголя, что Варя – крыса, начали смеяться и наполняться садистским задором. Свора оживилась, залязгала пенящимися зубами, заклацала бешенством. Одна бойкая матрона, прежде бывшая миловидной блондинкой, заявила с заливистым хохотом, с искренней ненавистью глядя в лицо Варе:

– Ты – крыса, и жизнь у тебя крысиная. Ни друзей нет, наверное, с твоим характером, ни мужика нормального. Поделом тебе, убогая овца!

Пьяный выпад бывшей одногруппницы заставил Варю съежиться, побледнеть, испариться из этой клоаки звенящего унижения. Она извинилась, что, к сожалению, у нее совершенно нет времени и быстро, спотыкаясь и неуклюже цепляясь за стены, выскочила на морозный воздух. Стеклянная дверь захлопнулась. Тут же поднялся гулкий, сытый чад проклятий в спину. Спустя пять минут входная дверь снова звякнула. Все оглянулись в надежде увидеть малодушную жертву и добить ее с ликующим наслаждением. Но это оказался Васька. Уже даже не Васька, а Василий Петрович, плотный, коренастый мужчина с плешью и багровыми щечками. Радостно помахав маленькой ручкой шумной компании, он бодро вскрикнул:

– Приветствую, девоньки! Кто из вас теперь Варвара Кресова? У кого автограф брать?

– Ты что, совсем белены объелся? Что за ролевые игры? Выгнали мы твою никчемную пассию с победоносным успехом. Поджала крыса хвост, век ей сыра не видать!

– Ну, не дуры ли! Как выгнали? Она же теперь важный человек, известна на весь мир! И стар, и млад зачитывается новой писательницей! Да и муж у нее – известный бизнесмен. Дом – полная чаша, светская дива наша Варька стала. Я-то и пришел, сказать по правде, только ради нее, связи навести в высших кругах, то-се. Устал мыкаться по издательствам, шишки себе набивать. Догнать успею, как думаете?

Гробовое молчание накрыло присутствующих. Ни один бокал не звенел, поленья в камине скорбно потрескивали. Впервые в жизни для зачинщиков травли стала доступна тишина. Тишина, в которой можно услышать собственную душу.

Горе от ума

Когда Зинаиде Демидовой исполнилось тридцать три года, она внезапно прозрела. До просветления была она девушка образованная и интересующаяся, увлекалась духовными практиками, нумерологией, астрологией, хиромантией, картами таро, гаданием на свечах, кофейной гуще, яйцах, зеркалах, курином помете, струе бобра и прочих гнусностях сомнительного свойства. Закончилось все тем, что жженые газеты, которые были призваны предсказать судьбу для исключительной души, чуть не поспособствовали пожару в доме. Мать, вовремя открывшая дверь, выплеснула ведро воды на священный алтарь предсказания, плюнула в сердцах и заорала истошным голосом:

– Совсем тебе, Зинка, мозги скрутило твоей ахинеей. Прекращай свои дремучие ереси, а то хату последнюю спалишь, а очереди из женихов, желающих приютись твою блаженную голову, пока не наблюдается. Если так подгорает пучелло на бесовские ритуалы – вот тебе Бог, вот тебе и порог. Сама подумай, ведь не маленькая уже, поди, за тридцатник перевалило. Объясню тебе языком ученым, который ты уважаешь. Может, так дойдет. Дело ведь простое, как дважды два: если ты правильно выбрала свой путь, то внимание высших сил даст тебе такой всплеск сил и возможностей, что приведет к стремительному росту. Вот почему именно в твоем возрасте многие достигают настоящего успеха. Глянь на того же Иисуса Христа: он в твои годы уже и воду в вино превращал, и мертвых воскрешал. А от тебя одни убытки! В народе бытует мнение, что 33-летие сопровождается глобальными изменениями, бедами, гнетущими неприятностями, если бездумно подходить к делу. Людям в этом возрасте рекомендуется соблюдать осторожность и не рисковать без крайней нужды. А ты совсем ополоумела. Бабе уже о душе пора подумать, а она газеты поджигает, как ребенок несмышленый. Марш на улицу! Вместо того чтобы глаза портить научными химерами да заунывными премудростями, сцепи парня толкового, к хозяйству пригодного! Еще и обои поможет тебе переклеить. Те самые, что ты испортила своими причудами.

– Да какое поможет, мама. Я их даже не могу на разговор толковый развести, не то, что на помощь по быту. Все, как один – сущие пигмеи. Напрасно я корпела над научными трактатами и сушила свой мозг в библиотеках по младым когтям. Кругом одно косноязычное быдло. Посмотришь новости и статистику – все благополучно и в ажуре. Мол, в последнее время мужчины любят исключительно эрудированных и умных женщин. И соцопросы тому подтверждение. Я уже не малый ребенок и прекрасно знаю, что первое, на что смотрит парень, это на грудь, задницу… на внешность короче. Оно и понятно, все мы грешные создания. Но потом что? Не сидеть же всю жизнь и пялиться на грудь – тоска заест, верно?

– Ну, так и выводи их на разговор, начинай задавать вопросы первая. Не раскиснешь!

– Какое там! Я ни в коем случае не хочу никого обидеть, мама, просто констатирую. Но все-таки… о чем разговаривать с мужчинами? Какие темы им интересны? Автомобили, политика, финансы, рыбалка? Это, конечно, сложно под всех подстраиваться, но хотя бы нащупать общие увлечения. Я ведь понимаю, что не все готовы обсудить «Мир как воля и представление» Шопенгауэра или млеть от сонаты для фортепиано Скрябина, но что же их действительно интересует? Женские темы точно в пролете, это я понимаю и не гружу, но чем же завлечь толковым таким, проникновенным? И эти конфузные минуты молчания, паузы тоже смущают. Мучение одно!

– Ну и дура! Вымахала с кобылу, а ума не прибавилось. И вообще, если ты Шопенгауэра прочитала как рядовая ботаничка, это еще не признак ума. Прочитанное еще нужно проанализировать и применить в реальной жизни. Вот тогда и от Шопенгауэра будет толк! А так пшик один, кукиш с дымом! Слушай меня, я тебя научу уму-разуму, иначе так и помрешь старой девой. Мужчины – это великовозрастные дети, не более того. Делится это племя на две простые категории: те, которым нравится, когда их слушают с полуоткрытым ртом и засыпают комплиментами и те, которых надо направлять мудрой рукой. Придумывать, куда сходить, о чем разговаривать, на что потратить их заработки (поверь мне, они с удовольствием будут это делать). Мы с тобой беремся исключительно за вторых. Как показывает практика, с такими надежнее. Первые норовят улизнуть в блуд и воодушевленно ссать в новые уши каждые пару месяцев. Чтобы вам было о чем говорить, мужчина должен быть умным, эрудированными, должен уметь размышлять о жизни и анализировать. Ты – тоже. Но никто не отменял взаимный интерес, когда он есть, тогда такой проблемы вообще не возникнет. Взгляни на собак – задорно нюхают друг друга под хвостиком и вполне счастливы. А ты вместо прямого действия извилины в трубочку сворачиваешь. И тем губишь дело! Слышала я твои потуги, кого угодно заставят зевать во всю ивановскую. Чешешь о производительности процессоров, об установке фильтров нулевого сопротивления на автомобили с турбинами с изменяемой геометрией наддува, о влиянии шипящих русского языка на скорость произрастания бобовых за полярным кругом. Слушать противно, а тем более прирасти сердцем! Да лучше три про матовый блеск помады от «Диор» или про сумку от «Луи Батона». К тому же откинь свою никчемную спесь, будь проще. Включи чувство юмора, заведи самца. Плечико оголи, поведи им томно, а сама вдруг неожиданно задай вопрос с лукавым взглядом: «Как Вы думаете, как лучше избавляться от трупа – в кислоте растворить или сжечь? Что будем делать, если наш будущий ребенок вырастет геем? Как вы относитесь к тантрическому сексу на кладбище?». Прекращай быть синим чулком. Пока никто тебя не знает как суровую инокиню в саване – твои руки развязаны. Но для этого нужно иметь интеллект и развитую фантазию, а ты только буквы через себя прогоняешь вхолостую. И пылятся они у тебя на стеллажах души. Ищи такого же выхолощенного, будете вместе тупить в стерильной невесомости. А впрочем, ступай в кафе. Чем черт не шутит. И не таким в жизни фартило. Главное, вырваться из насиженного гнезда.

Так, благодаря проклятиям и молитвам матери, Зиночка оказалась в тот злополучный вечер в уютном заведении в центре города. Интерьер был выдержан в лучших безвкусных традициях начала двадцать первого века. Лютый гламур лиловых стен прикрывался щедро драпированным безумством ламбрекенов и штор. Кресла в виде розовых туфелек душно гармонировали с витиеватыми шрифтами на стенах, взывающими на иностранном языке к любви и гармонии в доме. Зина была очарована и немного смущена подобной роскошью. Потягивая винцо из бокала, она с умилением взирала на вычурные крендельки декора и вздыхала. Вино смягчило первое напряжение и растворило недавние сомнения в невозможности выстроить диалог. Зина была готова к любви. Сердце ее взалкало запретных свиданий, порочных встреч, Луны, соловьев и сорванных поцелуев.

Как известно, во многих духовных учениях сила мысли материальна. Чудо не заставило себя ждать и прорвалось в мир стремительным фонтаном. Щечки Зины стали пунцовыми от запретных дум и выпитого спиртного, грудь бурно вздымалась под тонкой трикотажной кофточкой. Искусственный свет добавил прелести ее весьма посредственному, поблекшему личику. В блеске вечера каждый урод превращается в богиню услады. Это преображение личности не преминул заметить элегантный мужчина, сидевший за соседним столиком. Одет он был с провинциальным шиком. Костюм с глянцевым отливом плотно сидел на его сбитом теле, узенькие щелки-глаза с умилением взирали на пышную грудь случайной незнакомки. Как только взгляд кавалера, пойманного в силки, устремился в полные ожидания очи Зинаиды, то взоры их встретились, и загорелась искра взаимного притяжения, воспетая в многочисленных романах. Пока за окном кружилась метель, и в глаза било мятежным одиночеством снега, два не вполне юных сердца обрели друг друга. Мужчина, к полному счастью Демидовой, оказался не из робкого десятка и стремительно ломанулся к столику понравившейся дамы. Приближаясь к объекту симпатии, незнакомец хитро и как-то по-птичьи подмигнул.

– Если я Вас не потревожу, то позвольте присесть за столик и составить Вам компанию. Буду счастлив, как гимназист перед летними каникулами.

– Конечно, конечно. Я как раз подумывала о том, чтобы самой предложить Вам подобный экспромт. Но вы словно почувствовали мою мысль, поймали ее на лету и превратили в материю. Известно ли Вам, что физик Исаков утверждал, что мысль действительно имеет физическую оболочку. Как тут не поверить в его убеждение?

– Потрясающе! Вы тоже увлекаетесь его трудами? Конечно известно! Он даже сумел рассчитать «мыслительный вес». Я Вам даже больше скажу! Физик-теоретик Шипов объяснял материальную природу мыслей тем, что они являются элементами торсионных полей. По его мнению, мысли представляют собой самоорганизующуюся структуру, которая способна жить своей жизнью, за пределами источника своего возникновения.

Зинаида была очарована и побеждена. Евгений оказался мужчиной ее грез, рыцарем из фантазий. Они сидели долгие часы, делились знаниями, экспериментами из жизни, обнаруживали общие и интересные темы. Рассуждали о глубинном единстве всех вещей и явлений, переходе частиц в энергию и, наоборот, о зависимости свойств субатомной частицы от наблюдения. Случайные знакомые пришли к единому мнению, что законы квантовой механики весьма трудны для восприятия, однако похожи на мистические откровения. Во время затянувшейся беседы мужчина щедрым жестом предлагал понравившейся девушке выбирать дорогие блюда, да и сам не гнушался богатым ассортиментом. Развалясь в розовом кресле с мечтательной, сытой улыбкой, Евгений ласково провозгласил:

– Зинаида, друг мой единственный! А вот вибрации любви – это вообще отдельная вселенная. Ведь сколько страданий, сколько бед человеческих от невозможности понять друг друга, осмыслить и возлюбить! Каждый думает, что тут сверхсложного! Люби себе да не желай зла ближнему! Ан нет! Если все так просто, почему еще никто не собрал любящих людей в одном месте и не исцелил все человечество разом? Хотя, возможно, те, кто излучает истинные целебные вибрации, застряли в каком-то квантовом поле. А счастье так просто, милая Зина! Казалось бы, сидим мы с вами вместе…вкушаем трапезу, имеем доверительную беседу, расцветаем от человеческого тепла. Чего же еще желать, милая? Но и здесь есть ложка дегтя – физиология человеческая. Вынужден Вас оставить буквально на пару минут по нужде сортирного свойства. Уж не прогневайтесь, таково бремя природы человеческой. Рядом с возвышенным всегда соседствует пошлое, тривиальное. Надеюсь, Вы простите жертве пищеварительного процесса сию вольность и не оскорбитесь в нежных чувствах.

Зинаида кокетливо рассмеялась. Евгений снова ласково подмигнул птичьим глазом и ловко улизнул в сложную систему коридоров. Демидова ощущала непривычное спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Все люди вокруг были полны нежнейших чувств и доброты. Бармен расплывался бархатной улыбкой. Пара за соседним столиком держалась за руки с благосклонной лаской. Даже озябшие голуби за окном таинственно ворковали, ощущая незабываемый вкус вечера на тонких клювах. Они кивали озябшими головками, словно соглашаясь с достойным выбором Зинаиды. Очарованная, припорошенная негой мечтаний, Демидова пришла в себя только спустя полчаса. Евгений по-прежнему не вернулся из мест философских уединений. Вывел ее из состояния блаженного забытья официант, громко отчеканивший прямо над ухом:

– Заведение закрывается через десять минут. Изволите брать счет?

Эфемерный мир грез рухнул, рассыпался на тысячи осколков. Зинаида сидела за столиком одна, не в силах вымолвить ни единого слова. И это после красноречивых рассуждений о квантовой физике! Она резко кивнула, молча оплатила счет, составивший ровно половину ее скромного заработка учительницы, механически натянула вытертую на рукавах старую шубку. Уже после, стоя за дверью кафе, Зина чувствовала, как горькие слезы стекают по ее щекам, смешиваясь с сухим, бесчувственным снегом. Голуби по-прежнему подмигивали бусинами глаз, бередя сердце чем-то до боли знакомым и безжалостным. Город накрывала ночь.

Продолжить чтение