Иллюзия жизни

Глава 1

Меня зовут, Алёна и когда я окончу школу поступлю в театральный университет, впереди меня будет ждать 5 лет учёбы на режиссера. Это моя детская мечта, которую я хотела бы воплотить в жизнь. Фильмы и театральные постановки – это то, что производило на меня неизгладимое впечатление. Хотелось самой освоить данную профессию и с изнаночной стороны окунуться в этот мир.

Ведь мир закулисья всегда казался мне чем-то волшебным и недостижимым. Я представляла, как режиссеры, словно кукловоды, управляют эмоциями зрителей, создают целые миры на сцене или экране. Как они подбирают актеров, работают над сценарием, выстраивают кадр, чтобы донести свою идею до публики. Это казалось невероятно сложным, но безумно интересным.

Я помню, как в детстве, после просмотра очередного фильма, я пыталась воссоздать увиденное дома. Расставляла игрушки, как актеров, придумывала им реплики, пыталась управлять светом с помощью фонарика. Конечно, получалось не очень правдоподобно, но это было мое первое погружение режиссуру.

Но моя мама не разделяла моих взглядов и восторгов, поэтому поводу, с её стороны поддержки не было. Она мне в глаза говорила, что данный вид деятельность меня не прокормит, и что я буду чьей-то подстилкой, либо в далёкой дыре с посещаемостью пять человек в год ставить спектакль про «Кота в сапогах».

Моя старшая сестра отнеслась к моему решению спокойно. Возможно, потому что сама уже училась в торговом училище, и это был выбор не её, а нашей матери. Мама всегда была властной женщиной, настоящим тираном в семье. Она подавляла всех своим авторитетом и не стеснялась высмеивать тех, чье мнение не совпадало с её собственным. Сестра, видимо, просто смирилась со своей участью и не хотела, чтобы я повторила её ошибку.

Единственным, кто мог хоть как-то уравновесить её властный характер, был отец. Он любил мать, и умел находить к ней подход, сглаживая острые углы и превращая семейные баталии в шутливые перепалки. Отец был её полной противоположностью – мягкий, уступчивый и всегда готовый прийти на помощь. Наверное, именно благодаря ему в доме сохранялась хоть какая-то атмосфера тепла и взаимопонимания.

Мать была из тех, кого называют «природной красавицей». И, что самое ценное, она умела эту красоту подчеркнуть. Легкий макияж, идеально подобранная одежда, деликатные ювелирные украшения – все работало на то, чтобы ее очарование раскрывалось в полной мере. В этом, безусловно, была заслуга нашего отца. Он никогда не скупился на неё, баловал, как мог. И дело не только в деньгах. Он умел их зарабатывать, да, но главное – он был примером трудолюбия и целеустремленности. Я не помню ни одного дня, чтобы он валялся на диване с бутылкой пива перед телевизором. К алкоголю он вообще относился с неприязнью и равнодушно. А мать любила вечеринки и почти каждые выходные устраивала праздники, с хорошим застольем, выпивкой и музыкой. Люди шли с большим удовольствием, потому что всем было интересно какую новую "цацку" она продемонстрирует, будь то изысканное украшение, дизайнерская сумочка или необычный предмет интерьера. Она была настоящей королевой вечера, и все с нетерпением ждали ее появления.

Мне было где-то 5 лет, когда эта показуха меня начала угнетать. До поздней ночи в доме люди, звучит громкая музыка, а в моей детской на постели лежит верхняя одежда гостей. Было огромное желание спихнуть это все на пол ногой, но я понимала, что гости в этом не виноваты, их позвали на праздник вот они и пришли.

Запах чужих духов, смешанный с табачным дымом, преследовал меня потом еще долго. Этот коктейль въедался в одежду, в волосы, в саму кожу, напоминая о шумных, утомительных вечерах. Я пряталась в своей комнате, пытаясь заглушить громкую музыку подушкой, и мечтала о тишине и покое. Именно тогда я желала, чтобы скорее наступило лето, и можно было бы поехать в гости к бабушке и дедушке на все три месяца.

Лето у бабушки и дедушки было настоящим раем для нас с сестрой. Мы бегали босиком по траве, купались в море, играли в прятки в саду и ели фрукты прямо с дерева. Это было время беззаботности и счастья, которое я буду помнить всю жизнь. Сейчас, когда я выросла, я часто вспоминаю то время и мечтаю вернуться туда хотя бы на денек. В этих воспоминаниях я черпаю силы и вдохновение, они помогают мне справляться с трудностями и двигаться вперед.

Дед был мастером на все руки. Что сломалось – он починит, что нужно собрать – он соберет. Помню, как заходила в его гараж, и сразу попадала в какой-то волшебный мир винтиков, болтиков, гаек и всевозможных инструментов. Там всегда пахло машинным маслом и железом, и было приятно прохладно, особенно после летней жары на улице. В центре гаража гордо стояла "Марфуша" – так дед ласково называл свою старенькую машину. Ближе к стене стоял мотоцикл, готовый к новым приключениям, а рядом – три велосипеда, которые дед с любовью собрал для нас с сестрой. Каждый раз, когда мы садились на них, мы чувствовали, что это не просто транспорт, а часть дедушкиного мира, наполненного заботой и вниманием к нам. Гараж был не просто местом для хранения вещей, это было царство, где дед мог творить, создавать и восстанавливать, а мы с сестрой всегда были рады стать частью его увлечений.

В период моего взросления самым дорогим человеком для меня была бабушка. И дело не только в кулинарном её мастерстве, а еще в любви и заботе ко мне. Моя мать, к сожалению, с выпечкой совсем не ладила. Она не то, что пироги печь, даже простые блины у нее превращались в настоящее испытание. То пригорят, то прилипнут намертво к сковороде – в общем, после нескольких неудачных попыток она махнула рукой и заявила, что с выпечкой у нее «не сложилось». Помню, как я мечтала о домашних пирогах и пирожках, но мать всегда говорила, что нужно подождать летних каникул. Думаю, в тот момент в ней говорила легкая зависть к своей матери, моей бабушке, которая была настоящей волшебницей на кухне.Бабушка была настоящей волшебницей на кухне, особенно когда дело касалось пирогов и пирожков. Аромат свежей выпечки с разными фруктовыми начинками, казалось, наполнял весь дом теплом и уютом. И, конечно же, она всегда звала меня помогать. Мои детские ручки не всегда справлялись с непослушным тестом, и сок из начинки предательски начинал сочиться. Но бабушка никогда не ругала. Она лишь улыбалась и говорила, что в этом нет ничего страшного. Аккуратно помогала исправить ошибку, а потом, лукаво подмигивая, добавляла: «Зато теперь ты всегда узнаешь свой пирожок среди всех остальных!» И действительно, среди ровных, аккуратных пирожков, всегда выделялся один, немного кривоватый, но такой родной и любимый. Бабушкины слова придавали уверенности и превращали маленькие неудачи в забавные воспоминания.

По воскресеньям рано утром нас будила бабуля и собирала с собой в церковь, мы шли пешком около 15 минут. На службу мы никогда не опаздывали, я помню, когда приближались к церкви, то видно как золотые купала, сияют огнем на солнце, слышны песнопения и птицы подпевают колокольному перезвону.

Стоило только пересечь границу и вступить на церковный двор, как тебя окутывала прохлада, создаваемая высокими тополями, тянущимися к небу. Сердце начинало трепетать, когда поднимался по ступеням, вдыхая густой, терпкий запах ладана. В голове прояснялось, мысли становились светлыми и легкими, и оставалась лишь одна, главная: это храм Божий.

Когда заходили в церковь, сразу попадали в тихую, умиротворяющую атмосферу. Справа, у самого входа, всегда была церковная лавка. Там, помню, бабушка первым делом покупала просвиру – этот особый, богослужебный хлеб, который потом освящают во время литургии. И обязательно свечи. Целый набор: на каждого умершего родственника, чтобы помолиться за упокой их душ, и на каждого здравствующего – чтобы Господь даровал им здоровье и благополучие.

Потом мы проходили к столу, где бабушка готовилась к службе. Она доставала свою старенькую, потрепанную молебную книжечку. На одной из страниц, исписанной её аккуратным почерком, были вписаны имена всех наших родных. Бабушка бережно клала книжечку на стол, открывая именно эту страницу, и переворачивала её корочками вверх. Делала она это для того, чтобы священнику, когда он начнет читать молитвы, не пришлось тратить время на поиски нужных имен. Все было подготовлено заранее, с любовью и заботой о каждом члене семьи. Это был её маленький, но очень важный ритуал.

Закончив молитву, она подходила к столику для пожертвований. Там стояла красивая, небесно-голубая тарелочка, наполненная монетами и купюрами – люди оставляли деньги на нужды храма.

После службы выстраивалась длинная очередь перед огромным крестом Спасителя для покаяния. Моя сестра, чтобы не томиться в ожидании, всегда умудрялась отпроситься в церковный двор. Там она и проводила большую часть времени, пока бабушка не приходила за ней, когда очередь доходила до нас.В центре внимания, конечно, был огромный крест с распятым Спасителем, а рядом лежала раскрытая Библия. Затем она направилась к иконам. Сначала, благоговейно перекрестившись, ставила свечи за упокой усопших, а потом за здоровье и благополучие живых родственников.

Само покаяние у детей занимало не более нескольких минут. Священник обычно говорил одно и то же: чтобы не сквернословили и слушались родителей. Накрывал своей мантией, крестил и все становились в другую очередь.

Воздух был наполнен запахом ладана и воска, а приглушенный свет свечей создавал ощущение таинственности. Я стояла в очереди, скрестив руки на плечах, как учили. Сердце билось учащенно. Люди подходили к Чаше, называли свои имена, и священник, произнося слова «Причащается раб божий», давал им ложечкой Причастие – крошечный кусочек хлеба, смоченного в вине.

Когда подходила моя очередь, я называла свое имя. Вкус Причастия был простым, но в тот момент мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала.

Наступало просветление, и я чувствовала единение с Богом, необъяснимое спокойствие и умиротворение. Церковное песнопение, которое до этого звучало фоном, вдруг становилось максимально ярким и проникновенным. Казалось, что каждый звук проникает в самую душу. Этот момент Причастия оставил неизгладимый след в памяти. Это было не просто религиозное действо, это был опыт, который изменил мое восприятие мира и оставил ощущение, что я прикоснулась к чему-то святому и вечному.

После окончание литургии у ворот, нас ожидал дедушка около нашей старенькой «Марфуши», за это время пока мы были в храме, он успевал посетить воскресный рынок и приобрести нужный товар. Мы садились в автомобиль, и дорога домой занимала не более 5 минут. Район, в котором мы жили, назывался «Первый квартал», это было уютное, обжитое место.

Мой дедушка уже, будучи на пенсии, нашел себе занятие – подрабатывал «десятковым» у квартального инспектора. Его работа заключалась в том, чтобы обходить нашу улицу и собирать плату с жильцов за использование технической воды. Он знал почти всех в лицо, и к нему относились с уважением. Но это было не просто сбор денег. Дедушка был своего рода связующим звеном между жителями и инспектором. Если у кого-то возникали проблемы – будь-то протечка, поломка или просто какая-то бытовая неурядица – он оперативно передавал информацию инспектору. Дед был глазами и ушами квартала, и эта работа приносила ему удовлетворение, позволяя чувствовать себя нужным и полезным обществу.

Раз в месяц под вечер, он заканчивал свои «трудовые будни» связанные с огородом. Принимал душ, надевал белую рубашку и коричневые брюки, затем выбирал туфли в тон брюкам. Перед зеркалом расчесывал свои платиновые волосы и душился фирменным одеколоном «Тройной». Со своего рабочего стола брал кожаную коричневую папку, она была формата альбомного листа, на которой теснением в правом верхнем углу были выжжены цветы. Внутри нее находился блокнот, в который были вписаны номера домов и фамилии собственников. Если я не была занята по хозяйству в помощь бабушке, дед всегда приглашал меня с собою и произносил такую фразу: «Пошли внучка дразнить собак». Я также приводила себя в порядок, и мы отправлялись с нашей благородной миссией на обход домов.

Большинство людей были дома и с радостью открывали нам двери. Они приветствовали нас, а меня всегда угощали конфетами. Дедушка брал с каждого дома всего один рубль за пользование водой. Каждый собственник расписывался в ведомости напротив своей фамилии, и мы отправлялись к следующему.

И так по кругу, звонок в дверь, лай сторожевой собаки, и вот на пороге уже появляются хозяева. Так, от дома к дому, проходил наш вечер. Конечно, бывали и те, кто не мог заплатить по каким-то своим причинам. А некоторые, наоборот, платили сразу за несколько месяцев вперед, проявляя свою ответственность и благодарность. Это было интересное время, которое позволило мне узнать многих жителей нашего квартала и также почувствовать себя частью чего-то важного.

После обхода всех, мы несли собранные деньги квартальному инспектору. Пока дедушка отчитывался о проделанной работе, я оставалась во дворе, увлеченно играя с игрушками. В один из таких визитов, когда они вышли на порог, инспектор сообщила, что на следующей неделе пришлют ветеринара, чтобы привить всех домашних собак на нашей улице. Она попросила обойти дома и сообщить, сколько будет стоить прививка, подчеркнув, что привиться должны все собаки, проживающие по адресам.

Обратно мы шли с дедушкой через магазин, и он всегда покупал мороженое для всех. Мой любимый пломбир я съедала сразу же, прямо там на крыльце. Он казался самым вкусным и сладким на свете! Эти простые, но такие теплые моменты я храню в своей душе до сих пор.

В нашей семье всегда любили собак. За долгие годы у нас побывали и сторожевые псы, и декоративные, самых разных пород и смесей. Но первым, кто всплывает в моей памяти, когда я думаю о собаках детства, – это Тарзан.

Он был огромным, коричнево-белым псом. К нам, внукам, он всегда относился с добротой и терпением. Тарзан следил за порядком во дворе, был настоящим охранником и, как говорится, муха не пролетала мимо него. Самый верный лохматый друг.

Но время шло, и Тарзан начал стареть. Дедушка, видя, как пёс слабеет, принял непростое решение. Он не хотел, чтобы Тарзан умер у нас на глазах, чтобы мы видели его мучения. Поэтому он отвязал его от цепи и отпустил на волю, чтобы Тарзан сам выбрал, где и как закончить свой жизненный путь. Это было грустно, но мы понимали, что дедушка поступил так из любви и уважения к нашему старому другу.

Тарзан выскочил за калитку, словно его что-то подгоняло. На секунду он обернулся, окинул нас всех взглядом – меня, сестру и бабушку – и рванул в сторону перекрестка. Мы с сестрой тут же заголосили, захлебываясь слезами: «Тарзан! Тарзан, вернись!»

Он остановился, повернул голову, несколько долгих секунд смотрел на нас. А потом, словно приняв какое-то своё решение, снова сорвался с места и помчался по дороге, пока не скрылся за домами. Мы еще долго стояли, всхлипывая и надеясь, что он передумает и вернется. Но его больше не было видно. Бабушка, молча, вытерла нам слезы и повела обратно во двор. Возле будки, на земле, лежал его ошейник.

Помню, как бабушка попросила меня подмести двор. Наш верный дружок, как раз начал линять, и его шерсть, словно перекати-поле, собиралась комками по всем углам. Я взяла веник и с усердием принялась за дело, особенно тщательно выметая все вокруг его будки. И вот, подметая, я заметила кое-что странное. В маленьких трещинках асфальта, словно спрятанные сокровища, лежали мелкие косточки. С каждой минутой их становилось все больше и больше, и к концу уборки у меня на ладошке уместилась целая горстка этих крошечных трофеев. И тут меня осенило! В то время по телевизору шла популярная передача «Дог-шоу» с Михаилом Ширвиндтом. Я представила, как наш любимец, участвует в этом шоу, демонстрируя свои таланты. Я решила устроить Жучку настоящее дефиле по всему двору. Хотелось показать его грациозную походку во всей красе. В качестве награды я приготовила ему косточки, которые нашла во время уборки. Тогда я была ребенком и даже не задумывалась, что они могли быть старыми и невкусными.Прошло время, и в нашем доме появился новый питомец. Это был маленький пёсик с тёмной шерстью, а его лапки были словно в белых сапожках. Такой забавный и милый, что дед сразу же решил назвать его Жучком. Он быстро освоился и стал частью нашей семьи. Жучок с удовольствием играл с нами, детворой, и всегда был рядом, когда мы собирались на улице. Несмотря на свои небольшие размеры, он проявлял настоящую преданность и охранял наш дом не хуже, чем прежний сторожевой пёс. Его энергичность и игривость приносили радость в каждый наш день, а его смелость и настороженность делали нас спокойнее. С ним в нашем доме снова зазвучал смех и веселье, и мы все поняли, что он стал не просто питомцем, а настоящим другом семьи.

Я взяла его за цепь и с гордостью повела по двору. Мы шли бок о бок, словно участвовали в настоящем показе мод, иногда мы даже переходили на легкий бег. В конце нашего маршрута мы останавливались возле его будки с плоской крышей. Я слегка подергивала цепь, и Жучок, зная команду, ловко запрыгивал наверх. Он усаживался на крыше, словно на троне, а я чувствовала себя настоящим дрессировщиком.

И тут начиналось всё самое интересное. Разжав ладонь, я брала косточку и начинала угощать Жучка. Сначала он ел их с большим аппетитом, но где-то после пятой косточки стал их понемногу выплевывать. Тогда я искренне верила, что это просто неловкость, и он случайно роняет лакомство. Сейчас, вспоминая эту ситуацию, я испытываю огромную гордость за него. Ведь он ел, выплевывал, и снова ел их, стараясь не обидеть маленького ребенка. Ни разу не рыкнул, и уж тем более не укусил или просто попытался вырваться из моих рук. Я гладила его и приговаривала, какой он хороший и как важно кушать. Затем вновь дефиле плавно перетекало в легкую пробежку, а потом он снова, словно акробат, запрыгивал на будку и с «аппетитом» грыз кости. В этот момент я отключалась от реальности и представляла, что мы находимся под прицелом камер. И мне казалось, что тысячи зрителей завороженно наблюдают за каждым нашим движением и взглядом.

Наверное, наш шум и возня привлекли внимание бабушки. Она как раз хлопотала на летней кухне, готовя обед, окна которой выходили прямо во двор. Вскоре к нам неспешно подошел дед. Видимо, бабушка отправила его на разведку.

Дедушка прищурился, разглядывая нас с Жучком, и с улыбкой спросил: «А что это вы тут делаете, такие довольные?»

Я, не растерявшись, расплылась в улыбке во все 32 зуба и выпалила: «Да вот, участвуем в передаче «Дог шоу»! У нас тут сейчас выставка собак проходит, готовимся к конкурсу, хочешь, всё покажу?»

Я уже предвкушала момент славы и как мы сейчас с Жучком сорвем овации. Мы же так усердно тренировались, что я была уверена в нашей победе. Но тут вмешался дед. Всего одна его фраза, и все мои амбиции рухнули в одно мгновение. Он невинно заметил, что я держусь за цепь, которой Жучок иногда касается, когда бегает по двору… , а там, знаете ли, всякое бывает. Зная мою маниакальную чистоплотность, это прозвучало как приговор. В этот момент меня словно окатили ледяной водой. Цепь полетела в сторону, кости, которые я собиралась использовать как лакомство, отправились в мусорное ведро. Я пулей помчалась в душ, где долго и тщательно намыливала руки хозяйственным мылом, а заодно и всю одежду отправила в стирку. Вот так дедушкина наблюдательность и моя брезгливость спасли Жучка от участия в «Дог шоу».

В скором времени прошла неделя, и в наш дом пришла ветеринар. Она была направлена на вверенную ей улицу от квартальной с благородной миссией. На ней был белый халат, который слегка был помят, в руках она держала свою черную сумочку, из которой, казалось, можно было достать все, что угодно.

Женщина выглядела опытной и уверенной в себе. Её короткая стрижка и крашеные в темный цвет волосы придавали ей строгий, но в то же время заботливый вид. На носу у неё были очки в толстой оправе, которые подчеркивали её внимательный взгляд.

В тот день солнце палило нещадно, и женщина попросила дедушку об одном: чтобы он вынес ей стол и стул и поставил их под огромным орехом на перекрестке. Дерево раскинуло свои ветви, создавая густую, прохладную тень, такую желанную в этот знойный день. Дед, конечно же, не отказал. Он не только вынес мебель, но и, к всеобщему удивлению, принес бархатную скатерть нежно-голубого оттенка, украшенную золотыми кисточками в низу. На стол водрузили графин с водой и стакан.Я уже предвкушала момент славы и как мы сейчас с Жучком сорвем овации. Мы же так усердно тренировались, что я была уверена в нашей победе. Но тут вмешался дед. Всего одна его фраза, и все мои амбиции рухнули в одно мгновение. Он невинно заметил, что я держусь за цепь, которой Жучок иногда касается, когда бегает по двору… , а там, знаете ли, всякое бывает. Зная мою маниакальную чистоплотность, это прозвучало как приговор. В этот момент меня словно окатили ледяной водой. Цепь полетела в сторону, кости, которые я собиралась использовать как лакомство, отправились в мусорное ведро. Я пулей помчалась в душ, где долго и тщательно намыливала руки хозяйственным мылом, а заодно и всю одежду отправила в стирку. Вот так дедушкина наблюдательность и моя брезгливость спасли Жучка от участия в «Дог шоу». В скором времени прошла неделя, и в наш дом пришла ветеринар. Она была направлена на вверенную ей улицу от квартальной с благородной миссией. На ней был белый халат, который слегка был помят, в руках она держала свою черную сумочку, из которой, казалось, можно было достать все, что угодно. Женщина выглядела опытной и уверенной в себе. Её короткая стрижка и крашеные в темный цвет волосы придавали ей строгий, но в то же время заботливый вид. На носу у неё были очки в толстой оправе, которые подчеркивали её внимательный взгляд.

«Ну, прямо как на собрании политбюро!» – пошутил кто-то, и все дружно рассмеялись.

А дедушка, тем временем, отправился вверх по улице, громко оповещая жителей о важном событии: «Внимание! Внимание! Пришла ветеринар!»

Мы, дети, окружили её сзади, затаив дыхание. Что же она собирается делать? Любопытство распирало нас. Она достала из сумки журнал, ловким движением раскрыла его на нужной странице и положила пищащую ручку прямо в середину разворота, чтобы та не укатилась. Затем появился флакончик с каким-то препаратом, который она поставила рядом с журналом, стеклянный шприц и маленькая синяя коробочка, похожая на те, в которых продают конфеты «Монпансье».

Она сидела, словно важная дама, ожидающая первых посетителей. В этот момент по улице сверху спустился дедушка, а за ним тянулась вереница людей с лохматыми питомцами на поводках. Дед махнул нам рукой, показывая, что пошел вниз, оповещать остальных.

А дети затаив дыхание, ожидали, когда же всё начнется! Мы с друзьями скромно стояли, позади неё, тихо переговариваясь. Обсуждали, когда пойдем купаться к морю, кому что купили из обновок. Вспоминали, кто какую новую кассету с мультиком приобрел, чтобы потом собраться в гости и посмотреть её на видеомагнитофоне.

Когда они ушли, в воздухе повисла тревога. Все присутствующие были озабочены состоянием собаки и гадали, что же могло привести к такой проблеме. Я не могла оставаться в стороне и начала наблюдать за работой данного ветеринара более внимательно.Пока мы шептались, я заметила, как она записывала в журнал номер дома и кличку собаки. Получала деньги за укол, а хозяин расписывался в подтверждение. Затем она брала шприц и из коробочки доставала иглу надевала на него, и производила забор препарата из флакончика. Приближаясь к собаке, ветеринар говорила ласковым голосом, стараясь успокоить питомца. Некоторые собачки, предчувствуя укол, начинали скулить и пытались вырваться из рук хозяина. Другие же, более терпеливые, молча, сносили неприятную процедуру, лишь слегка вздрагивая, когда игла касалась кожи в районе ошейника. Время тянулось медленно, и вот, подходили молодая женщина с мужчиной. Рядом с ними, на поводке, шествовал огромный лохматый пёс с блестящей черной шерстью. На морде у него был намордник. Когда ветеринар стала отодвигать ошейник и расправлять густую шерсть, чтобы освободить место для укола, в глаза бросились ужасные красные пятна. Они были запекшиеся, словно старые раны. Пес тихо заскулил и дёрнулся, будто предчувствуя неладное. Хозяйка, заметно взволнованная, начала объяснять, что эти пятна появились после прошлой прививки, которую делала именно она в прошлый приход. Но врач, казалось, не обратила на ее слова никакого внимания. Она даже глазом не моргнула, а просто взяла шприц и ввела иглу с новой инъекцией прямо рядом с этими кровоточащими ранами.

То, что я увидела, повергло меня в шок. Она, сняв иглу, просто положила ее обратно в синюю коробочку из-под конфет! Окинув, её взглядом поняла, что на ней нет стерильных перчаток. Все манипуляции проводились прямо на улице, где хоть и редко, но проезжали машины, поднимая в воздух дорожную пыль, которая долетала до стола, за которым она работала.

Во дворе развернулась жуткая сцена. Она, с непроницаемым лицом, предложила деду сделать Жучку укол, причем бесплатно. Мы с сестрой, как только услышали это, кинулись к ним, пытаясь остановить. Знали мы, что эта женщина не стесняется использовать одну и ту же иглу для всех окрестных собак. Ее безразличие поражало. Она будто не слышала наших криков, отмахнувшись от нас, как от назойливых мух, заявив, что мы просто дети и все преувеличиваем. В руках у нее уже был шприц, полный какой-то жидкости, а взгляд был прикован к Жучку, которого дед крепко держал, чтобы дать ей доступ к шее. Наши протесты, слезы – все было напрасно. В мгновение ока она сделала укол и, словно ничего не произошло, направилась к выходу. В тот момент она для нас с сестрою казалась воплощением зла в белом халате. Я смотрела на деда с обидой, почему он не поверил нашим доводам и разрешил сделать это.В суете, где каждый занят своим горем или надеждой, никто не замечал странной детали. Врач в белом халате, вместо того, чтобы вскрывать стерильные упаковки с иглами прямо перед пациентами, доставала их из коробочки из-под конфет. Никто из взрослых, поглощенных своими переживаниями, не обращал на это внимания. Она же, спокойно и уверенно, проводила свои манипуляции, брала деньги и смотрела в глаза людям, словно ничего необычного не происходило. Эта жуткая обыденность, эта вопиющая халатность, оставалась незамеченной, скрытой за маской профессионализма и доверия. И в этой слепоте крылась настоящая опасность для всех. Сестра легонько толкнула меня в бок и тихонько спросила, заметила ли я тоже, что и она. Я молча кивнула. В этот момент к нам подошел дедушка и объявил, что всех обошел и пора бы уже закругляться. Ветеринар, услышав это, заметно воодушевилась. Она вскочила со стула, быстро собрала свои вещи и направилась к нашему дому, чтобы привести себя в порядок. Мы пошли следом. Я несла графин и стакан, сестра – стул, а дед шел впереди, таща стол. В голове у меня крутились грустные мысли после увиденного.

Уже позже осенью, когда сестра снова стала посещать школу, пришло письмо от бабушки. В нем она сообщила о смерти Жучка. Для меня причина была очевидна, и вопросов не возникло. Также ни стало и Астры, комнатной собачки дяди Сени, жившего неподалеку и делавшего туже прививку своей любимице.

Мне страшно подумать о том, что некоторые люди, выбирая профессию, относятся к своим обязанностям халатно. А эта женщина, кажется, намеренно калечила и убивала домашних животных, которые были не просто питомцами, а членами семьи и друзьями для детей.

Глава 2

Дыхание зимы чувствовалось всё сильнее, а вместе с ней неумолимо приближался Новый год – время чудес и исполнения самых заветных желаний. В воздухе уже витала предпраздничная суета, и каждый из нас, начинал верить в сказку, надеясь, что все загаданное обязательно сбудется.

Как и каждый год, мама решила устроить настоящий пир на весь мир. За две недели до заветной даты начались масштабные закупки продуктов и напитков, которые постепенно заполняли всё свободное пространство в доме. Отец, взяв отпуск за неделю до праздника, превращался в главного помощника: он занимался украшением дома, развешивал гирлянды и помогал маме с подготовкой к приезду многочисленных гостей. В доме царила атмосфера радостного ожидания и предвкушения волшебства.

В один из морозных декабрьских дней отец принёс с рынка настоящую красавицу – пушистую ёлку, такую высокую, что она почти касалась потолка. Её хвоя была ярко-зелёной и пахла свежестью. Он бережно достал из кладовки коробку с ёлочными игрушками. Это были настоящие сокровища – стеклянные шары, фигурки зверюшек расписанные вручную. Отец внимательно осматривал каждую, прежде чем передать её мне или сестре в руки, чтобы убедиться, что на ней нет ни единого скола. Мы с трепетом принимали их и развешивали на ветках. Потом наступала очередь дождика и мишуры, которые начинали сверкать и переливаться в свете лампочек. На самую макушку, как и всегда, водружалась пятиконечная красная звезда – символ праздника и детства. И в самом конце, словно вишенка на торте, ёлка украшалась разноцветной гирляндой, которая оживляла её, заставляя сиять всеми цветами радуги. У нас с сестрой горели глаза от восторга. Эта лесная красавица, украшенная нашими руками, казалась самым прекрасным зрелищем на свете. Мы знали, что проснувшись утром, обнаружим под ней долгожданные подарки, о которых мечтали весь год. Предвкушение чуда наполняло наши сердца радостью и волнением.

В преддверии долгожданного торжества, 30 декабря, в доме царила особая атмосфера. Мама, словно дирижер оркестра, руководила подготовкой к празднику, и главным номером её программы был, конечно же, фирменный холодец. Задолго до рассвета начиналась священнодейственная закупка ингредиентов. Свиные лапки, уши, шея, а также нежное куриное филе – все это тщательно отбиралось, словно для королевского пира. Затем следовал ритуал очищения. Каждый кусочек мяса промывался и осматривался с особой тщательностью. После чего всё это богатство отправлялось в самую большую кастрюлю, которая только была в доме.

И вот, с первыми лучами солнца, кастрюля водружалась на плиту, и начиналось таинство томления. На самом медлёном огне, бульон тихонько булькал, отдавая свой аромат всему дому. Так продолжалось целый день, до самого позднего вечера. Когда солнце уже давно скрылось за горизонтом, наступал самый ответственный момент – разборка. Кости отделялись от мяса и, с благодарностью, отправлялись на ужин верным четвероногим друзьям. А нежное, разваренное мясо, словно драгоценные камни, аккуратно раскладывалось по форменным тарелочкам, украшенным яркими овощами. Сверху все это великолепие заливалось прозрачным, наваристым бульоном. В таком виде, заготовки отправлялись на покой до самого утра, чтобы, застыв, превратиться в настоящий шедевр кулинарного искусства. А утром, уже готовый холодец, отправлялся в холодильник, дожидаясь своего звездного часа – появления на праздничном столе перед восхищёнными гостями.

В нашем доме всегда было шумно, гостей принимали часто, человек двадцать, а то и больше, собиралось за столом. Но после каждого такого застолья наступала расплата – горы грязной посуды. И вот тут начинался кошмар для моей старшей сестры. Мама почему-то считала, что именно она, в свои девять лет, должна все это перемыть, натереть до блеска и расставить по местам.

Я была младше на четыре года и, конечно, от этой участи была избавлена. А сестра… Она трудилась, как Золушка, над этими бесконечными тарелками и чашками. Праздники у нас были круглый год, и с каждым разом ненависть сестры к мытью посуды росла. Она буквально до трясучки не могла выносить вид грязной посуды. Бедная, она так уставала! Я помню, как она тихонько плакала, стоя у раковины, но продолжала мыть и мыть, пока всё не засияет чистотой.

Каждый год, за несколько дней до летнего праздника, моя сестра начинала свою странную подготовку. Она направлялась к клумбе, где пышно цвели пионы. Её взгляд выискивал бутоны, в которых копошились пчёлы. И вот тут начиналось самое странное. Она подходила к цветку и, несмотря на очевидную опасность, сжимала бутон так сильно, чтобы пчела ужалила её. Потом она разжимала руку, и насекомое, ошарашенное и злое, улетало.

Естественно, ладонь её тут же начинала опухать. О мытье посуды, горы которой неизбежно появлялись после праздничного застолья, не могло быть и речи, пока опухоль не спадёт.

Я помню, как это повторялось из года в год. Мать, конечно, ругала её, кричала, что она неуклюжая и слепая, раз не видит, что цветок с пчелой трогать нельзя. Но для сестры это был единственный способ избежать ненавистного мытья грязной и жирной посуды после праздника. Она была готова на всё, даже на болезненный укус пчелы, лишь бы не стоять у раковины с горой тарелок. В её глазах это была справедливая цена за свободу от кухонного рабства. Но в зимний период насекомых не было, и она максимально печалилась, ожидая участии в Новогоднюю ночь.

31 декабря всегда был какой-то безумный марафон. Суета царила в каждом уголке дома, казалось, что пыль и беспорядок нарочно множились с каждой минутой. Убирать приходилось по несколько раз, и всё равно находилось что-то, что требовало немедленного внимания. К семи вечера все были вымотаны до предела, напряжение висело в воздухе, а усталость чувствовалась в каждой клеточке тела.

Примерно к восьми вечера начали приезжать первые гости. В основном это были коллеги отца и матери, с которыми они работали. За ними, словно по расписанию, подтягивались и все остальные, наполняя дом смехом, разговорами и предвкушением праздника. Помню, нам с сестрой дарили подарки целыми блоками. Это всегда были либо жвачки, либо шоколадки какого-нибудь популярного бренда. А еще часто дарили кукол, обязательно с кучей всяких аксессуаров. Сестра, правда, в куклы особо не играла. Ей больше нравились сладости, поэтому она с радостью отдавала мне свои кукольные богатства в обмен на шоколадки или жвачки. После подарков начиналось самое интересное. В доме становилось шумно, из магнитофона гремели хиты тех лет, и все начинали танцевать. К одиннадцати вечера градус веселья достигал своего пика, особенно после нескольких рюмок чего-нибудь горячительного.

Я до сих пор помню этот момент. Я, маленькая, стою у стола, на котором разложены всякие вкусности. Мой взгляд притягивает шоколадка, завёрнутая в шуршащую фольгу. Она уже не целая, а аккуратно поломана на дольки. Я тяну к ней руку, предвкушая сладкий вкус.

Но тут появляется тётя Лола, подруга моих родителей, всегда такая весёлая и энергичная. Она ловко перехватывает шоколадку прямо у меня из-под носа. Я немного расстраиваюсь, но она тут же успокаивает меня, берёт дольку и бросает её в бокал с шампанским. «Любишь сладкое?» – спрашивает, она лукаво улыбаясь. «Тогда нужно всё выпить, чтобы добраться до сладкого шоколада!»

Я смотрю на бокал, на пузырьки, поднимающиеся с его дна, и на шоколадную дольку, которая опустилась на самый низ бокала. Это казалось таким забавным и немного волшебным. Тогда я ещё не понимала, что шампанское – это алкоголь! Мне было всего пять лет, и я, как и все дети в этом возрасте, обожала сладкое. Без задней мысли я схватила бокал у взрослого и сделала большой глоток. Ох, лучше бы я этого не делала! Алкоголь обжег мне горло, вкус был отвратительным, и мне моментально захотелось чем-то это запить. Я закашлялась, глаза наполнились слезами от неожиданности и неприятных ощущений.

Тётя Лола, увидев мою реакцию, звонко засмеялась. Ей, видимо, показалось это очень забавным. И, представляете, она снова протянула мне бокал!

«Пей до дна, – сказала она, подмигивая, – ты же хочешь шоколадку?»

Я замотала головой, пытаясь отстраниться, но она схватила меня за руку и резко притянула к себе. В нос снова ударил резкий запах спиртного, от которого меня затошнило. Я вырвалась, крикнула, что мне плохо и голова кружится, и что мне хочется спать. До Нового года оставалось всего полчаса. Еле добравшись до своей комнаты, я рухнула на кровать. Меня мутило, голова раскалывалась, а противный привкус алкоголя никак не проходил. Я закрыла глаза и провалилась в сон.

Анализируя сейчас прошлое. И чем больше я думаю о том эпизоде из детства, тем сильнее меня охватывает ужас. Я вспоминаю, как мне, совсем ребёнку, протянули бокал с алкоголем. Тогда это казалось забавным, игрой. Но сейчас я понимаю, насколько все могло обернуться трагедией. Отравление спиртным, рвота во сне… Маленький ребенок, беспомощный в своей кроватке, мог просто захлебнуться.

Самое страшное, что вокруг было много взрослых. Они видели, что происходит, но никто не вмешался. Никто не остановил человека, предлагавшего мне алкоголь, не сделал замечания. Они просто молча, наблюдали. И среди этих наблюдателей были мои родители. Люди, которые должны были защитить меня, проявить бдительность и здравый смысл. Но они тоже молчали. Это молчание, эта пассивная наблюдательность, до сих пор преследуют меня. Я не понимаю, как они могли допустить такое.

Спустя время, будучи взрослой, я спросила у мамы, как такое могло произойти? Её ответ стал для меня настоящим ударом. Она просто сказала, что я сама взяла бокал и сделала глоток. Она с легкостью переложила вину на пятилетнего ребёнка, полностью снимая с себя ответственность. Это повергло меня в шок. Если бы подобное случилось с моим ребёнком, я бы, честно говоря, не сдержалась. Я бы не только выгнала этого человека, но и навсегда прекратила бы с ним общение. Для меня неприемлемо, чтобы кто-то так поступал с детьми.

В один из новогодних дней, когда родители особенно весело провели время с друзьями, случилось непредвиденное. Утром, я и моя сестра, полные предвкушения, побежали к ёлке в поисках заветных подарков. Но под нарядной красавицей было пусто. Разочарование было огромным, и ощущение праздника мгновенно улетучилось. Вера в Деда Мороза начала рушиться. Мы засыпали родителей вопросами, почему он забыл о нас? Взрослые, осознав свою оплошность, быстро достали подарки из шкафа и вручили нам. С того момента, ожидание чуда изменилось. В преддверии следующего Нового года, я с маниакальным упорством проверяла шкаф, в надежде найти спрятанные подарки. Ёлка больше не была центром внимания. Так, из-за невнимательности взрослых, ещё одно детское волшебство навсегда утратило свою силу.

Шло время, и наконец-то наставали они, долгожданные каникулы! Мы с сестрой, как птицы из клетки, вырвались на свободу и помчались к нашим любимым бабушке и дедушке. Предвкушая впереди целых три месяца летнего счастья, общения с друзьями и походами на море.

В один из солнечных дней, когда воздух звенел от стрекота кузнечиков, я сидела с бабушкой под густым виноградным навесом. Она, как всегда, что-то увлеченно штопала, а я, предоставленная сама себе, играла с её сокровищами – разноцветными лоскутками ткани.

Ох, это был целый мир! Каждый лоскуток – отдельная история. Я перебирала их, наслаждаясь разными текстурами. Вот этот, шелковистый и нежный, словно облачко, скользит между пальцами. А этот, грубый и плотный, напоминает о старинных мешках с зерном. Можно было часами сортировать их по цвету, от нежно-розового до насыщенного бордового, или по типу ткани – ситец, лен, шерсть. Каждое прикосновение дарило новые ощущения, новые открытия. Это было так увлекательно, так захватывающе! В этих маленьких кусочках ткани заключалась целая вселенная, которую я с удовольствием исследовала.

Во двор к нам зашёл старый знакомый дедушки. Все в округе звали его Дядь Вася Глухой. Когда-то, ещё в молодости, он потерял слух на оба уха. Чтобы до него докричаться, нужно было постараться – орать во всю глотку. Зато, когда он, наконец, понимал, что от него хотят, кивал в ответ и сразу переходил к делу, без лишних слов.

Он подошёл к нам, поздоровался и с любопытством взглянул на то, чем мы занимались. Завязался разговор: он посетовал на погоду, поделился новостями об урожае. Потом, немного поколебавшись, попросил меня позвать дедушку. Я встала из-за стола и отправилась в дальний огород, что раскинулся за домом, и сообщила деду, что к нему пришёл гость его давний знакомый. Дед, не откладывая, пошёл перекрывать подачу технической воды в огород, затем тщательно вымыв руки, вышел к нам.

Гость тепло поздоровался с ним. Они вместе перекурили, обмениваясь какими-то новостями и, судя по всему, вспоминали старые времена. Вдруг внимание деда привлёк предмет в руках дядь Васи. Всё это время тот сжимал в ладони какой-то серый, плотно сшитый мешочек, туго перетянутый посередине белой веревочкой.

«Что там у тебя?» – прокричал дед прямо в ухо товарищу, рукою указывая на мешок.

Василий как-то смутился, словно не хотел отвечать, и уж тем более показывать содержимое. Но дед-то знал, что он никогда не приходил с пустыми руками просто так.

Наконец, Василий решился. Поставил мешочек на стол и медленно, с какой-то торжественностью, начал развязывать шнурок. Когда веревочка была отложена в сторону, а края мешка опустились, все увидели причину его волнения. Внутри теснились пять крошечных утят, маленькие комочки с темными спинками и ярко-желтыми грудками. Они, словно по команде, жадно вдохнули свежий воздух, которого были лишены некоторое время.

Дедушка прищурился, глядя на мешок в руках дяди Васи, «Куда это ты их вообще потащил? Не базарный же день сегодня, чтоб продавать!» На что Дядя Вася как-то замялся, словно и не знал, что ответить.

А я не могла отвести глаз от утят, казалось, что они чувствовали моё внимание. Я протянула руку, и они тут же потянулись, ко мне тихонько крякая. В этот момент дядя Вася резко дернул мешочек вверх, схватил шнурок, чтобы снова его завязать. Утята встревожено закрякали, а я не выдержала и громко закричала: «Нет, не надо завязывать!»

Я повернулась к бабушке, умоляюще глядя ей в глаза, сказала: «Бабушка, они же не переживут обратную дорогу! Там совсем нет воздуха, они задохнутся! Давай их оставим у нас!»

Она встала и пошла в сторону дома. Вернулась через пару минут, держа в руке купюру, на которой нулей было, казалось, больше, чем звёзд на небе. Она посмотрела на меня и с хитрой улыбкой спросила: «Утята или мороженое?»

Вопрос, если честно, в моей голове даже не стоял, поэтому, как бы я ни любила мороженое, спасти пять маленьких жизней в тот момент, казалось, мне самым важным.

«Утята!» – выпалила я, не раздумывая.

Бабушка протянула купюру дядь Васе, и тот, расплывшись в огромной улыбке, принял её с радостью и стал быстро собираться уходить, больше ему делать было у нас нечего.

Тем временем дедушка принёс большую картонную коробку, и мы бережно пересадили туда маленьких утят. Они были такие крошечные и пушистые! Я побежала на кухню за мисочкой с водой. Когда вернулась, они уже сбились в кучку, испуганно пища. Я поставила мисочку рядом, и они, словно по команде, бросились к ней и с такой жадностью стали пить, что я поняла, как долго они просидели в этом тесном мешке. Я не знала, сколько времени они провели в этом «плену», но точно было одно: здесь, в нашей коробке, им больше ничего не угрожает. Они в полной безопасности.

С этим человеком связан ещё один случай.

Однажды дедушка вернулся очень взволнованный домой. Мы с бабушкой стали его расспрашивать, что случилось. Он рассказал, что был у дядь Васи Глухого, у которого очень большое хозяйство, но все животные при этом голодают. Василий, из-за своей глухоты, не понимает, когда их нужно кормить и что они зовут его. Мы с ней переглянулись. А дед сказал, что сейчас соберёт скошенную траву за домом и отнесёт её кроликам и козе. Я вызвалась помочь, сказав, что тоже могу принести охапку для животных.

Его дом располагался совсем рядом, буквально в пяти минутах неспешной прогулки. Поэтому, когда мы оказались у него во дворе, я даже не почувствовала усталости. Первое, что бросилось в глаза – множество клеток, в которых обитали самые разные животные: пушистые кролики, куры, и даже декоративные голуби.

Дедушка направился к загону с козой и, бросив охапку сена к своим ногам, повернулся к своему глуховатому приятелю. Громким голосом, стараясь перекричать шум двора, он спросил: «Когда я уходил, она была совсем тощая! Как так получилось, что сейчас она стоит у тебя, как бочка?»

В ответ дядя Вася, давясь от смеха, начал рассказывать, как решил «накормить» козу. Он, по его словам, взял шланг с технической водой, засунул его козе в горло и включил воду на полную мощность. При этом его заливистый смех звучал так, словно он совершил нечто невероятно остроумное. Мы с ошеломлёнными лицами посмотрели на козу. Она стояла, дрожа всем телом, а её бока неестественно выпирали. Дедушка, до этого молча наблюдавший за происходящим, произнёс твердо ему в ухо: «Она здохнет у тебя от таких издевательств». Заливистый смех Василия внезапно оборвался, словно кто-то выключил звук. Затем дедушка кивнул мне, давая понять, что нам пора уходить.

Обратно мы шли в полной тишине. Каждый, наверное, переваривал увиденное по-своему. Я же думала о том, что лучше совсем не заводить животных, чем так мучить их, забывая кормить и не заботясь о них должным образом. Такое отношение – это не любовь, а жестокость.

Тем временем, наш двор осиротел без сторожевого пса. Пустая будка, одиноко лежащий рядом ошейник – картина, от которой щемило сердце. Дедушка не мог больше на это смотреть и вскоре загорелся идеей найти нового питомца. Через какое-то время знакомые подсказали, что в одной деревне есть подходящий пёс. Правда, предупредили, что характер у него не сахар – агрессивный и дерзкий. Но дедушку это не испугало, он только ухмыльнулся на это заявление.

И в один прекрасный день, погрузил всю семью в машину, и мы помчались за новым лохматым другом. Дорога предстояла неблизкая, ехали мы больше часа в одну сторону, благо погода была ни жаркая и дискомфорта не чувствовалось.

Мы подъехали к дому, где нас ждал новый член семьи. Дедушка вышел из машины и направился к воротам, неся в руках сумку. Мы с бабушкой и сестрой затаили дыхание, наблюдая за происходящим из салона. Громкий лай, доносившийся из двора, резал слух. Вся сцена напоминала кадры из старого шпионского кино.

Вскоре в воротах появился хозяин, крепко держа на цепи крупного пса. Животное яростно рвалось, лаяло на нашего деда и, казалось, готово было наброситься в любую секунду. С трудом хозяин довёл пса до багажника и быстро закинул его внутрь и захлопнул дверцу. Пёс продолжал неистово лаять и рычать, выражая свой протест уже сидя внутри багажника. После короткого рукопожатия с хозяином пса дедушка вернулся в машину.

«Его зовут Куций, – сказал он, заводя мотор. – Хвост ему обрубили ещё щенком». И мы тронулись с места, оставляя позади дом нашего нового питомца. Бабушка настороженно спросила – «А не слишком ли он… энергичный? У нас же внуков полон дом, вдруг что?» и в её голосе звучала вполне понятная тревога. Дед, крепко сжимая руль, успокаивающе ответил: «Не волнуйся, мать. Куций – отличный сторож, и с детьми он поладит. Увидишь, проблем не будет». Домой мы добрались только к семи вечера, вечерние пробки вымотали уже всех. Хотелось поскорее поужинать и смыть с себя дорожную пыль под теплым душем.

Дедушка, откинув крышку багажника, присел рядом, закурил и что-то тихонько бормотал псу, который забился в самый угол и рычал. Не знаю, что он ему говорил, но пёс, казалось, понимал каждое слово. Так и началась эта странная неделя ведь ровно семь дней Куций провёл в багажнике «Марфуши». Дедушка, как по расписанию, утром и вечером приносил ему еду и воду. На седьмой день Куций, видимо, решил, что с него хватит больше заточения. Он выпрыгнул из багажника, грациозно приземлился на все четыре лапы и, не оглядываясь, завернул за ворота. Там, у бабушкиной грядки с мятой, он минут пять справлял нужду, щедро орошая ароматные кустики.

С тех пор, когда я чувствую запах мяты, особенно в коктейле «Мохито», я сразу вспоминаю Куцего и его внезапное освобождение. Теперь этот освежающий напиток для меня навсегда связан с образом пса, который семь дней провел в багажнике, а потом щедро удобрил бабушкину мяту. Вот такая вот странная ассоциация у меня, на всю оставшуюся жизнь.

Тем временем мы все столпились, чтобы лучше разглядеть узника багажника. Он оказался чуть меньше ростом, чем Жучок, а его шерсть была окрашена клочками: коричневые пятна перемещались с серыми и белыми. Хвостик был обрублен почти под корень, но, глядя на нас, он задорно махал тем, что от него осталось. Несмотря на неказистый вид, этот пёс был настоящим сторожем. Могучий и грозный, он внушал страх всем окрестным жителям. После его появления никто больше не смел без спроса, зайти в наш двор. К нам он привык быстро, но милых забав, как с нашими прошлыми питомцами, больше не было. Куций держал марку матёрого пса, которому не нужны были всякие нежности. Он был суров и предан, и этого было достаточно.

Дедушка, чтобы гости могли спокойно заходить во двор, даже смастерил специальную решётку для будки Куцего. Когда пёс оказывался запертым, он превращался в настоящего цербера: злобно рычал и всем своим видом показывал, как ему неприятен тот, из-за кого он лишился свободы. Но стоило гостю уйти, а дедушке открыть решётку, Куцего словно подменяли! Его счастью не было предела, он с радостным лаем носился по всему двору, выплескивая накопившуюся энергию и демонстрируя свою безграничную радость освобождения. Он был настоящим живчиком, и его неуёмная энергия часто приводила к непредсказуемым ситуациям.

В тот день к нам приехала давняя подруга бабушки, баба Галя, вместе со своей маленькой внучкой Катюшей. Бабушка, предвидя возможные проблемы, сразу же заперла Куция в будке, надежно зафиксировав решётку. После этого только гости вошли во двор. Куций, как и следовало ожидать, встретил их громким лаем и рычанием из своего заточения. Я подошла к Катюше, очаровательной трехлетней девочке, закутанной в шубку по самые валенки и теплую меховую шапку, она была похожа на пушистый колобок.

Взрослые увлечённо обменивались новостями, оживлённо жестикулируя и обсуждая последние события, я перевела своё внимание на них. Поэтому мы не сразу заметили, что Катюша как-то странно себя ведёт. Она стояла, дрожа всем телом и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Когда мы, наконец, опустили взгляд, то замерли от ужаса, увидев причину её странного поведения.

А за пару минут до этого, Куций, словно разъяренный демон, вырвал решётку и, стараясь не шуметь, подскочил к ребёнку и вцепился зубами в рукав, который он яростно трепал из стороны в сторону, так что маленький ребёнок, одетый в эту огромную шубу, едва держался на ногах. К большому счастью. Шубка была ей велика и ручка с кулачком, спрятанные внутри, остались невредимы.

Громкий окрик бабушки заставил пса мгновенно отпустить рукав. Поджав хвост, он юркнул в свою будку. Бабушку он почитал, ведь она была хозяйкой и кормилицей, поэтому даже не огрызнулся, а просто забился в угол своего жилища. Подняв решетку, бабушка обнаружила следы от зубов и погнутые звенья. Она тщательно вставила их обратно и закрепила. Мы поспешили домой, ещё раз убедившись, что с малышкой всё в порядке. Скорее всего, она даже не успела испугаться от неожиданного рывка пса. С тех пор мы стали гораздо бдительнее, по отношению к нему, понимая, что он научился выбираться из будки и больше никакие преграды его не остановят.

Глава 3

Наше детство текло беззаботно, каждый день, раскрашивая мир новыми красками эмоций и впечатлений. Летом к нам иногда присоединялся двоюродный брат по материнской линии. Он был ровесником моей сестры, хотя она и старше его на каких-то три месяца. Втроём мы становились настоящей бандой, и приключений, конечно, прибавлялось. Правда, он был в сто раз брезгливее, чем я и, чего уж там, высокомернее к окружающим его людям. Иногда мне казалось, что даже сыновья принцессы Дианы проще смотрят на мир и на людей, чем он. Поэтому, когда с ним приключилась одна довольно курьезная история, все предпочли промолчать. Просто потому, что если бы правда выплыла наружу, криков было бы на всю округу.

Мы жили у самого моря, и до пляжа было рукой подать – всего пять минут пешком. Бабушка спокойно отпускала нас, троих сорванцов, гулять одних. В нашем районе всегда было тихо и спокойно, никогда ничего плохого не случалось, так что она знала, что мы в безопасности. Мы целыми днями пропадали на море, купались и загорали под ярким солнцем, что возвращались потом домой с бронзовым загаром, и в первые недели учёбы в школе буквально светились среди одноклассников за партами. Сразу было видно, кто провёл каникулы на море!

После обеда мы, как по расписанию, отправлялись на пляж. В руках у нас всегда были полотенца и большая двухлитровая бутылка чистой воды – необходимый запас для жаркого дня. Сначала мы плескались на так называемом «детском пляже». Там, у самого берега, лежали плоские, удобные камни, по которым было безопасно спускаться в воду. А рядом, словно заботливая мать, склонялась плакучая ива, создавая густую, прохладную тень, где можно было передохнуть от палящего солнца.

Со временем к нам на пляж подтягивались друзья брата и сестры, и тогда вся наша компания перебиралась на другую сторону, где возвышался старый, деревянный мостик. Это место считалось самым крутым на всём пляже – с него прыгали самые смелые и взрослые ребята. Моя сестра, бесстрашная и отчаянная, всегда была первой, кто решался на прыжок. Брат, не желая отставать, тут же следовал за ней. А я, как самый послушный и осторожный ребёнок, аккуратно спускалась по скользким камням к воде. Далеко от берега я не заплывала – для моего роста там и так было достаточно глубоко, и я предпочитала наслаждаться прохладой воды, оставаясь в пределах видимости.

Солнце в тот день щедро одаривало нас теплом, и мы, набегавшись и накупавшись вдоволь, провели на пляже целую вечность. Домой летели на крыльях, предвкушая вкусный ужин, ведь аппетит разыгрался не на шутку. Сестра, сбросив с себя песок, побежала освежиться в летнем душе, я же отправилась в ванную в доме. А брат, не теряя ни секунды, рванул на кухню, откуда уже доносились такие аппетитные ароматы, что слюнки текли рекой, обещая нам сытный и долгожданный ужин.

На бабушкиной кухне, между плитой и раковиной, ютилась тумбочка. На ней всегда стояла эмалированная кастрюлька, куда отправлялись объедки со стола – специальное угощение для наших собак. Бабушка, готовя им кашу, щедро добавляла туда эти остатки. В тот день в кастрюльке красовалось овощное рагу с кусочками хлеба.

Войдя в кухню, мы замерли, поражённые увиденным. Мой брат, прислонившись к тумбочке, с аппетитом уплетал содержимое из этой кастрюльки, орудуя ложкой. Наши глаза округлились от изумления. Сестра, как обычно, первой захотела нарушить эту странную картину, но бабушка, опередив её, зажала ей рот рукой, жестом призывая к тишине. Она махнула рукой, приглашая нас пройти в столовую и не задерживаться на пороге кухни. Брат, насытившись, повернулся к бабушке, искренне поблагодарил её и отправился в душ. Лишь спустя несколько минут мы смогли сдержать смех, обсуждая то, что увидели. До сих пор он не знает, что именно съел – это наша маленькая семейная тайна.

В одно воскресное утро бабушка, накинув платок, отправилась в церковь, а дедушка на машине поехал на рынок за свежими продуктами. Нас, внуков, они решили не будить, и мы сладко спали, упустив все утренние мультики. Встали мы около девяти. За окном светило солнце, но радости это не прибавляло. Мультики пропущены, бабушки с дедушкой нет, а сидеть в доме, когда на улице такая прекрасная погода, совсем не хотелось. Скука навалилась тяжелым грузом, и мы начали думать, чем бы себя занять. Спасение пришло в лице сестры, генератора дерзких идей и планов.

В нашей ванной комнате было большое окно с маленькой форточкой в верхней части. Сестра ловко взобралась на подоконник, распахнула форточку и, извиваясь словно змея, протиснулась в узкий проём. Ухватившись за газовую трубу, проходившую над окном, она подтянулась и выбралась наружу, поставила ноги на подоконник с улицы, а затем одним прыжком приземлилась на асфальт во дворе. Моя очередь была следующей, роста мне не хватало, поэтому сестра и брат страховали меня с обеих сторон. С их помощью я повторила её путь. Последним выбирался уже брат.

Помню, как сейчас: стоим мы втроём, сонные, в пижамах посреди двора. Полная свобода! Никого из взрослых нет. Только мы, утреннее солнце и безграничное пространство для приключений. Наша первая миссия была огород! Там нас ждали сочные ягоды и спелые фрукты, прямо с куста. Настоящий пир на свежем воздухе. Затем мы играли с кошкой, а иногда просто сидели на лавочке, болтали ногами и смотрели на облака, придумывая, на что же они похожи.

Так повторялось несколько раз. Утренние вылазки во двор, полные смеха и беззаботности через форточку окна. Мы играли, пока не начинали слышать вдалеке знакомый звук машины. Это означало, что бабушка с дедушкой скоро подъедут, и нам нужно срочно возвращаться в дом, и делать вид, что мы только что проснулись.

В один прекрасный день наше веселье обернулось неприятностями. Мы так увлеклись игрой, что не заметили, как ко двору подъехала «Марфуша». Представьте себе картину: трое внуков, в пижамах, резвятся на улице, хотя дверь в доме заперта! Когда они нас увидели, то были в полном недоумении. Дедушка, стараясь сохранять спокойствие, спросил, как мы выбрались наружу. И тут мой брат, недолго думая, выдал сестру, заявив, что это она придумала способ побега, и даже продемонстрировал, как это делается. Дедушка был в ярости. Он кричал, что мы могли повредить газовую трубу и навлечь беду на всех. Сестре, конечно, досталось за её изобретательность, поэтому наказание было строгим – угол за проступок.

Мне кажется, дед немного преувеличил масштаб трагедии с трубой. Он говорил, что мы чуть её не сорвали, но она, же была крепко прижата железными скобами по всему периметру дома! Чтобы её оторвать, нам троим, пришлось бы на ней висеть некоторое время. Скорее всего, он просто хотел, чтобы мы больше не выходили таким способом, поэтому после этого случая они стали оставлять нам ключи, если задерживались чуть дольше обычного.

Когда наступал пик сезона, и сад ломился от плодов и ягод, дед находил выход и из данного положения. Все варенья и компоты были заготовлены, а фруктов оставалось ещё много. Тогда в дело вступали сестра с братом. Словно акробаты, они взбирались на высоченный абрикос, чьи ветви почти касались проводов. Минут за пятнадцать каждый наполнял ведро сочными плодами. Это был сорт под названием «Ананас» – зеленовато-желтый снаружи, с плотной кожицей, а внутри – ярко-оранжевая, ароматная и нежная мякоть. После этого дедушка аккуратно грузил полные ведра на свой велосипед и отправлялся к трассе, что была в начале улицы. Через полчаса он возвращался домой, довольный и с полным кошельком денег, нам он всегда за труды покупал вкусное мороженое.

В один из дней солнце палило нещадно, абрикосы на ветках налились соком и ароматно пахли. Приехали родственники, и их сын, вызвался помочь собрать урожай. Сестра с братом обрадовались, вручили ему ведро и отправили в сад. Через некоторое время он вернулся, гордый собой. Но когда заглянули в ведро, радость поубавилась. Половина абрикосов была зелёная, твердая, явно не готовая к употреблению. Моя сестра, увидев это, тихонько отвела его в сторону и, понизив голос, сказала: «Ой, знаешь, дедушка очень расстроится, если увидит столько неспелых абрикосов. Давай сделаем так: ты их сейчас быстренько съешь, пока никто не видит, а потом мы вместе наберём спелых, хорошо?» Мальчик, немного смущенный, но довольный тем, что нашли выход из ситуации, послушно начал жевать кислые абрикосы, стараясь не морщиться. Сестра же, с улыбкой наблюдая за ним, тихонько покачала головой, понимая, что детская непосредственность и желание помочь иногда приводят к забавным результатам.

Дедушка был человеком увлечённым. Две страсти наполняли его жизнь: тонкий мир часовых механизмов и грациозная красота редких голубей. Его мастерство часовщика было известно многим, и люди несли ему свои сломанные хронометры, надеясь на его умелые руки. Рабочий стол деда всегда представлял собой удивительное зрелище – настоящий парад часов! Там можно было увидеть и простые будильники, и изысканные карманные часы, настенные кукушки и строгие наручные модели.

Однажды вечером, когда дед увлеченно разбирал очередные часы, пытаясь найти причину их неисправности, раздался телефонный звонок. Он аккуратно отложил инструменты, снял лупу и направился к телефону. В этот момент в комнату ворвалась моя сестра. Её внимание сразу же привлекли разложенные на столе детали часов. Недолго думая, она схватила лежавший неподалеку магнит и поднесла его к механизмам. В мгновение ока все незакрепленные детали притянулись к магниту, образовав хаотичную кучу. Сестра попыталась отлепить их, но тщетно – мелкие шестерёнки и винтики словно сговорились и продолжали слипаться друг с другом. Когда дед вернулся в комнату и увидел сотворённый хаос, он был в шоке. Долго ещё ворчал, а сестра, конечно же, была наказана и отправлена в угол за свою шалость, которая обернулась настоящей катастрофой для дедушкиного хобби.

А вот второе его хобби голуби – это была целая вселенная. Он знал всех голубеводов в городе, как родных. У него дома была целая библиотека книг о голубях. Помню, листала их с замиранием сердца, рассматривая профессиональные фотографии. Голуби там позировали, как настоящие топ-модели! Особенно впечатляли угольно-черные, с изящными линиями и полностью оперёнными лапками. Но дедушка всегда говорил, что самая большая ценность – это чисто белый, без единого пятнышка. И с таким голубем у него была связана одна интересная история. В городе, в котором они проживали не было своего цирка, поэтому, когда приезжал шапито на гастроли, это было целое событие. Так вот, однажды из такого цирка улетел белый голубь.

Раз в неделю дедуля устраивал своим питомцам «день полётов». Голуби, словно соскучившись по свободе, с радостным гомоном взмывали в небо и кружили над высокой телевышкой, установленной во дворе. Однажды, когда дед, попыхивая папиросой, что-то оживленно обсуждал с моей сестрой, он вдруг поднял голову и задумчиво произнес: «Смотри-ка, в нашей стае чужак». Сестра, прищурившись, всматривалась в синее небо, но так и не смогла понять, кого именно имел в виду дедушка. Как только он открыл дверцу, свистнул и указал палочкой в сторону входа. Голуби, словно по команде, один за другим стали возвращаться в свой дом. Через несколько минут дед вышел из голубятни, держа в руках белоснежного голубя.

Так в нашей семье появился новый питомец. Дедушка очень любил его. Но самое удивительное было то, что он мог продать этого голубя утром, а к вечеру он уже возвращался домой! Так повторялось много раз. Однажды даже нашёлся покупатель из другой области, который приобрёл птицу. Но и в этот раз голубь не задержался у нового хозяина. Ровно через неделю он вернулся! Бабушка первая заметила его в небе над нашим домом и позвала деда встречать беглеца. Мы тогда шутили, что голубь просто доставил почту и решил вернуться домой.

Был такой ещё у нас интересный случай к концу лета. Дедушке позвонил его старый друг, ещё со времен их молодости. Голос в трубке звучал взволнованно: «Алексеевич, выручай! Сын женился, молодым гнездо нужно вить, а рук не хватает. Помоги дом из шлакоблоков сложить, а?»

Дед, не раздумывая, согласился. Дружба – дело святое, да и руки у него ещё крепкие. Командировка предстояла ровно на неделю. Быстро собрав сумку с самым необходимым: зубная щётка, станок, пена для бритья, да пару смен комплектов белья, он поцеловал нас, внуков, и бабушку на прощание, «Не скучайте, скоро вернусь!» – крикнул он, садясь в свою старенькую, но надежную машину. Дорога предстояла неблизкая, но дед был полон энтузиазма. Вечером того же дня раздался звонок. «Доехал, все в порядке, приняли как родного. Через неделю буду дома!» – бодро отрапортовал он. Мы вздохнули с облегчением и стали ждать его возвращения, зная, что он сейчас там, в деревне, помогает другу строить новую жизнь для молодой семьи.

Мы внуки старались изо всех сил, чтобы бабушке было легче справляться с хозяйством. Кормили кур, уток и голубей. Поливали огород, таская тяжелые шланги, – это тоже была забота дедушки. Пытались заменить его во всем, чтобы бабушка не чувствовала себя такой уставшей к вечеру. На пятый день разразилась настоящая буря. Шквалистый ветер с ливнем ломал деревья, как спички. Наш огромный абрикос не выдержал натиска стихии, и одна из его веток оборвала телефонный провод. Мы остались без связи с внешним миром.

На следующий день приехала ремонтная бригада, но они занимались восстановлением электроснабжения. Один из рабочих, увидев нашу бабушку, предложил ей починить телефонную линию за бутылку самогона. Бабушка, женщина строгих правил, всегда поступала по закону. Она вежливо отказала ему, сказав, что будет ждать специалистов телефонной компании. Мужчина вздохнул, пожал плечами и, слезши со столба, вместе с бригадой поехал дальше, устранять последствия урагана.

Понедельник начался с приятного предвкушения. Мы все с нетерпением ждали возвращения дедушки. Но день клонился к вечеру, а его все не было. Легкое беспокойство начало закрадываться в наши сердца. Утро следующего дня принесло с собой настоящую панику. В те времена сотовая связь была роскошью, а наш телефон, молчал из-за обрыва линии. Мы оказались отрезаны от мира, не имея возможности узнать, что случилось с дедушкой. Бабушка держалась из последних сил, и мы старались её поддерживать, отвлекая от мрачных мыслей. Каждый занимался своими делами, но с каждой минутой, тревога нарастала. К концу второй недели неизвестность стала невыносимой. Куда пропал дедушка? Что с ним случилось? Эти вопросы терзали нас, не давая покоя ни днём, ни ночью.

У дедушки был верный друг, живший неподалёку, через несколько домов. Иногда, по выходным, они вместе «пропускали по стопочке». Когда дедушка пропал, друг навещал нас почти каждый день. На третьей неделе его визитов, он пришёл узнать, не вернулся ли дед. Услышав очередной отрицательный ответ, он сказал бабушке, что завтра утром заберёт нас на своей машине, и мы поедем в то село, где застрял наш дед.

Утром бабушка, как обычно, накормила всех нас, не забыла и про живность. Заперла дом, и мы отправились в путь. Дорога была очень долгой. Кроме названия села, у нас не было никакой информации, ни названия улицы, ни номера дома мы не знали. Солнце палило нещадно, когда мы добрались до села было уже около полудня. Дорога вымотала всех до предела. У одного из домов играла детвора, и дедушкин друг решил попытать удачу, спросив, не знают ли они, кто здесь строит дом из шлакоблоков. К нашей огромной радости, дети оказались осведомлены и охотно указали нам дорогу. Мы снова тронулись в путь, следуя их указаниям. Вскоре перед нами предстал строящийся дом, и на втором этаже мы увидели дедушку, увлечённо помогающего в работе.

Бабушка, выйдя из машины, решительно переступила порог чужого двора, громко объявила, что приехала за своим мужем! Дедушка, заметив нас, тут же спрыгнул со строительных лесов и бросился навстречу к нам. Мы долго обнимали его и целовали. Все были невероятно рады этой встрече, потому что мы тосковали друг по другу эти недели и ликовали от нашего воссоединения сейчас.

Он сразу спросил, что с нашей связью. Каждый день, как по расписанию, звонил утром и вечером, а в ответ – только бесконечные гудки. Записной книжки с собой не было, пришлось напрягать память. С трудом вспомнил номер одной из соседок, живущей на нашей улице, чтобы попросить передать жене, что с ним всё в порядке, просто задерживается. Но та, кажется, сделала вид, что не поняла, кто звонит, и отрезала: «Не туда попали, больше не звоните». Уже тише, почти шёпотом, он поблагодарил бабушку, целуя её в лоб, за то, что приехала за ним. Видимо, опасался, что его ещё долго не отпустят со стройки.

Тем временем хозяева постарались на славу, накрыв для нас пир. Стол ломился от угощений, в центре красовалась огромная миска с вареной картошкой, щедро посыпанной свежей зеленью. Рядом возвышались горы румяных куриных ножек – таких крупных, что казалось, эти домашние куры при жизни занимались спортом. Несколько салатов из сочных помидоров и хрустящих огурцов. Ароматный, только что из печи, хлеб. Домашняя колбаса и сало, пропитанное чесночным духом – всего не перечислить! Так хозяева выражали свою благодарность за помощь, которую им оказал наш дедушка. После нескольких часов застолья, довольные и сытые, мы направились к машинам. И тут нас ждал ещё один сюрприз: багажники наших автомобилей были доверху забиты спелыми, полосатыми арбузами. Обратная дорога была наполнена смехом и радостью. Мы все соскучились по дедушке. В соседней машине друг тоже сиял от счастья, ведь выходные без дедушкиной компании казались ему бесконечными и тоскливыми.

А я, тем временем, придумала, как в тайне называть семью, у которой дед так долго гостил. «Шлакоблоки!» – вот какое прозвище пришло мне в голову. И оно прижилось! С тех пор, когда дедушка начинал рассказывать: «А вот у шлакоблоков была такая история…», мы все сразу понимали, о ком идёт речь, и улыбались, вспоминая их гостеприимство.

Тем временем лето пролетало стремительно, оставив после себя лишь легкую грусть. Дни, наполненные солнцем и беззаботными играми, уступали место осени. Мама, как всегда в конце августа, приехала за нами. Отец редко составлял ей компанию – работа поглощала его целиком. Она привозила с собой сумки, полные подарков для всех: бабушек, дедушек, теть и дядь. Нам с сестрой доставалось немного внимания от неё. Её больше занимали встречи со старыми подругами и бесконечные визиты. Я помню то щемящее чувство одиночества, когда, лежа в постели, ждала её возвращения. Мечтала обнять её, почувствовать тепло, но сон всегда побеждал ожидание. И всё равно, несмотря ни на что, я всегда тянулась к ней всей душой.

Расставаться с любимыми бабушкой и дедушкой для меня всегда было настоящим испытанием. Каждый раз, когда приходилось уезжать, я плакала, особенно на вокзале, перед тем как зайти в вагон поезда. Мы прощались на перроне, и, зайдя в своё купе, я понемногу успокаивалась, смотря на них через большое окно. Только одна мысль грела душу: что через год мы снова увидимся, когда у сестры начнутся школьные каникулы, и мы снова всё лето будем проводить вместе.

Иногда бабушка сама приезжала за нами, чтобы забрать к себе, дедушка оставался один следить за хозяйством и ждать нас всех вместе. И вот, в один из таких дней, она приехала, и мы всей семьей отправились в луна-парк! Это было настоящее событие, ведь луна-парк приехал в наш город вместе с передвижным зоопарком, комнатами смеха и страха. Мы с сестрой были в восторге! Нам купили огромную сахарную вату и мороженое в бумажных стаканчиках. Родители и бабушка тоже не отставали и угощались такими же сладостями. Купив билеты, мы, не теряя ни минуты, помчались к самому интересному – к клеткам с животными. Они были размещены в специальных вагончиках на колесах, что делало осмотр удобным и увлекательным. Здесь можно было увидеть и грозных хищников, и мирных травоядных. Мы с удовольствием ходили, вдоль и внимательно разглядывая каждого зверя. Чтобы узнать больше о каждом обитателе, сестра читала для меня таблички, на которых была изложена краткая, но познавательная информация о каждом животном.

Тут же в памяти всплывает ещё один момент этого дня. В зоопарке, переходя от одного вольера к другому, моя сестра замерла у клетки с обезьянами. Вокруг неё тут же образовалась толпа, заворожённая происходящим. Она стояла напротив одной из обезьянок и с невероятной точностью копировала её движения и гримасы. Кажется, даже примата это смутило! Он схватил охапку соломы и попытался спрятаться, но любопытство брало верх, и он, то и дело выглядывал из-за укрытия, проверяя, наблюдает ли за ним моя сестра. Заметив, что она продолжает свои «выходки», он снова прятался за солому. Вокруг стоял оглушительный смех – и детский, и взрослый. Шум привлёк внимание смотрителей, которые поспешили выяснить, что же случилось. Увидев причину всеобщего веселья, они громко спросили: «Чей это ребёнок? Пожалуйста, уберите её от клетки, она смущает обезьяну!» Новая волна смеха прокатилась по толпе. Сестра, не дожидаясь, пока родители вмешаются, с гордо поднятой головой двинулась дальше, она одержала победу в соревновании по кривлянию над самим приматом! Затем мы двинулись дальше, и я замерла от восторга. Прямо перед нами, в просторном вольере, бродили медведи. И тут папа достал из сумки яблоки. Сначала я удивилась, как он их собирается кормить ведь расстояние приличное. Но папа успокоил нас и начал бросать яблоки медведям. Он делал это с расстояния, и, к моему удивлению, попадал прямо в раскрытую пасть одного из мишек! Это было невероятно! Мы, затаив дыхание, наблюдали за этим необычным дуэтом. Казалось, папа и медведь – старые партнеры, настолько слаженно и точно они действовали. В их «игре» чувствовалось какое-то негласное понимание, словно они давно знакомы и хорошо знают друг друга.

В центре был обнесённый забором вольер с сеном, где лежал огромный верблюд. Вокруг него галдела стайка ребятишек, с любопытством разглядывая экзотического зверя. Потом появилась женщина с мальчиком, желающая запечатлеть момент. Она заплатила за фото и попросила смотрителя поднять верблюда. Дальше всё произошло как в кошмарном сне. Смотритель, недолго думая, принялся охаживать животное палкой. Удары сыпались градом, и верблюд, с видимым трудом, начал подниматься. Его задние ноги дрожали, а из горла вырывались жалобные стоны. Дети, напуганные жестокостью, заплакали и пытались остановить это безумие, умоляя прекратить издевательство. Даже мать мальчика, ради которого всё и затевалось, взмолилась о пощаде. Но смотритель был неумолим. Он заявил, что заставит верблюда встать, несмотря на сломанную ногу. Детский плач усилился, атмосфера накалилась до предела. В этот момент появился мой отец. С криком, полным гнева, он оттолкнул смотрителя и пригрозил ему расправой, если тот не прекратит мучить животное. Верблюд, словно почувствовав облегчение, снова опустился на землю. Дети затихли, а к отцу подошло руководство. Они долго о чём-то говорили, а потом мы уехали домой.

Но в голове продолжали крутиться картины произошедшего. Я снова и снова переживала этот ужасный момент, пытаясь понять, как можно быть настолько жестоким и равнодушным к чужой боли.

Глава 4

Детский сад оставил во мне совсем не радужные воспоминания. Вместо весёлых игр и интересных занятий, дни тянулись бесконечно, наполненные тоской и однообразием. Помню, как воспитатели заставляли нас сидеть на стульчиках, придумывая занятия, от которых нам постоянно зевалось. Однажды, когда мы с другом попытались поиграть с игрушками, стоявшими в шкафу, нас строго отчитали, объяснив, что они предназначены исключительно для показа комиссии.

Ещё самым ужасным испытанием была еда. Особенно запомнилась безвкусная, сухая гречка, сваренная без единой щепотки соли. Она была настолько сухой, что её невозможно было проглотить. Когда я отказалась, есть эту кашу, воспитательница заявила, что я не встану из-за стола, пока не доем всё до конца. В ответ на это я взяла тарелку и высыпала гречку на стол, сверху этой горы поставила тарелку и положила ложку. «Я выполнила ваше условие, теперь могу идти?» – сказала я и пошла прочь в сторону окна и смотрела на центральные ворота, ожидая, когда же меня заберут домой.

Также неприятно было ходить в туалет вместе со всеми в группе. Мерзко было смотреть на других детей, и я чувствовала себя некомфортно в этот момент. Поэтому я выпросила, чтобы из дома принесли мой личный горшок зелёного цвета с милым розовым цветочком. И пригрозила другим детям из группы, чтобы никто не смел, даже к нему приближаться, я хотела защитить своё личное пространство и чувствовать себя в безопасности. Потому что важно помнить, что у каждого человека есть право на комфорт, особенно когда речь идёт о таких вещах, как посещение туалета.

Но это ещё, ни самое страшное, что меня окружало. В детской спальне солнце нещадно палило в окно, проникая сквозь тонкие занавески. К полудню моя кроватка превращалась в настоящую печку. Заснуть в такой духоте было нереально, даже просто лежать было мучительно. Я умоляла переставить мою кровать, но в ответ слышала лишь одно: «Она всегда здесь стояла». Однажды, спасаясь от жары, я забралась под кровать. Там было прохладно и уютно, и я провела там несколько часов. В это время воспитатели подняли переполох, обыскивая всю группу в поисках меня. Когда я, наконец, вылезла из своего укрытия, они были в полном шоке.

Вечером, когда меня забирали домой, родителям сообщили, что детский сад, возможно, не лучшее место для меня, и предложили рассмотреть вариант домашнего обучения. Честно говоря, я была только рада. Дома мне было гораздо лучше и комфортнее, чем там.

Но шло время, и мама взялась за мою подготовку к школе. Это означало конец беззаботному лету и начало суровых будней. Но самым страшным моментом было, когда она, словно коршун, вырвала меня из-под гипноза мультика «Пчелка Майя». Этот мультфильм был настоящим сокровищем! Его показывали только по будням, ровно десять минут, в строго определённое время. Если ты не успел, всё! Пропустил навсегда, никаких повторов не было. И вот, в самый интересный момент, когда Майя вот-вот должна была встретиться с Вилли, мама властно выключала телевизор и сказала: «Хватит смотреть ерунду, пора заниматься!» Это было предательство в чистом виде.

Она усадила меня на кухне за обеденный стол, открыла тетрадку в клеточку, где на верхней строчке было красной пастой нарисовано три яблока. Сочные, румяные, прямо как настоящие. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь тихим тиканьем часов на стене. Затем она протянула мне ручку и сказала настойчиво, – «Попробуй повторить» и вышла с кухни по своим делам. Естественно, мне было сложно детскими пальчиками держать правильно ручку и писать красиво яблоки – задача не из лёгких. Я старалась изо всех сил, выводила кружочки, пыталась повторить идеальную форму, но они всё равно выходили максимально кривыми и неровными. Какие-то корявые каракули, а не яблоки. Наверное, больше похожие на картофелины, чем на те красивые, красные плоды, что красовались вверху страницы. Но я продолжала, упрямо пытаясь повторить совершенство, нарисованное красной пастой. Сердце до сих пор сжимается, когда вспоминаю это.

Через какое-то время мама, вернулась и подошла к столу, затем она увидела плоды моих стараний. Но вместо похвалы, на меня обрушился шквал критики. Она кричала так, что, казалось, стены дома дрожали. К крикам вскоре добавились подзатыльники. Каждый удар отдавался не только физической болью, но и болью душевной. Я сидела перед тетрадкой, вся в слезах, и не понимала, за что меня так наказывают. За что этот крик, эти удары? Я просто хотела показать свой урожай, свои старания. Но вместо этого получила лишь боль и разочарование от самого близкого человека.

И вот я сижу, зарёванная и, кажется, только случайность меня спасла тогда. Друг отца, появившийся совершенно неожиданно по каким-то своим делам, стал моим спасителем. Мать, как только увидела гостя, мгновенно преобразилась. На лице расцвела её фальшивая, приторно-сладкая улыбка радушной хозяйки. Она тут же отправила меня в свою комнату, словно я была пятном, которое нужно спрятать от посторонних глаз. Эта показуха идеальной семьи всегда была для неё важнее, ей было плевать на мои чувства, главное – сохранить лицо перед другими.

Сейчас, спустя годы, я понимаю, что именно тогда во мне что-то сломалось и желание учиться, тяга к знаниям – всё это будто выжгли в один момент. А всего-то и нужно было создать для меня комфортную и вдохновляющую обстановку. Идеальным вариантом было бы посадить меня рядом с сестрой, когда она занималась своими уроками. Но чтобы я не скучала, сначала мне бы дала альбом и карандаши, чтобы я могла просто сидеть и рисовать, чувствуя себя частью процесса. Потом, когда я немного привыкла бы к такой атмосфере, можно было бы предложить мне тетрадь и попробовать повторить цифры. Но самое главное – не ругать за ошибки! Вместо этого, нужно было бы делать акцент на самых красивых и аккуратных цифрах, чтобы я видела, к чему нужно стремиться и понимала, что учёба – это не поиск ошибок, а возможность создавать что-то красивое и правильное. Такой подход помог бы мне полюбить учёбу и не бояться делать ошибки.

Поэтому сейчас от одного только слова «школа» у меня начинает глаз дёргаться. Это как будто какой-то затянувшийся фильм ужасов, который никак не закончится, даже когда ты уже давно вырос. Нет серьезно сны про зомби, метеориты, инопланетное вторжение? Да, пожалуйста! Проснулась, посмеялась, и забыла. А вот если приснится, что я снова сижу за партой, отвечаю у доски, или, боже упаси, пишу контрольную работу. То всё, день испорчен навсегда. Это, наверное, говорит о том, что школьные годы оставили какой-то очень глубокий след. Не знаю, может, дело в давлении, и постоянном оценивании, в ощущении, что ты должна соответствовать каким-то непонятным стандартам и требованиям. В любом случае, главное, помнить, что это всего лишь сон, и что реальность сейчас совсем другая. И я больше не обязана сидеть за партой и зубрить параграфы. Я свободна от всего этого!

Жизнь шла своим чередом. Отец, начав карьеру простым мотористом, упорным трудом и ответственностью дослужился до должности боцмана. Он гордился своей работой, морем и командой. Но однажды случилось несчастье. Во время шторма, спасая молодого матроса от неминуемой гибели, отец оттолкнул его в сторону, а сам неудачно ударился головой. Травма оказалась серьёзной. Последовала долгая реабилитация, но мучительные головные боли не отступали. О море пришлось забыть. Отца списали на берег, присвоили инвалидность и назначили пенсию. Сумма, мягко говоря, не соответствовала ни его заслугам, ни тем страданиям, которые он теперь испытывал. Но отец не унывал. Он был жив, и это было главное. Он спас жизнь человеку, и это давало ему силы жить дальше.

Несмотря на трудности, он не пал духом. Собрав волю в кулак, он оформил частное предпринимательство и решил попробовать себя в бизнесе. Идея пришла быстро: он арендовал небольшой киоск и установил его прямо рядом с нашим домом. Мы жили в частном секторе, и место оказалось удачным – люди, возвращаясь, домой после работы, охотно заглядывали за покупками. Ассортимент был простым, но для 1995 года – весьма востребованным: соки, газировка, шоколадки, жвачки и, конечно, сигареты. Киоск быстро стал популярным, и дела пошли в гору. В те времена, когда достать что-то импортное было непросто, отец умудрялся привозить из своих поездок за товаром игровые приставки в основном это были "Sega" и "Dаndy". Сначала мы с головой уходили в мир пиксельных приключений, а потом он превращал наш дом в демонстрационный зал. Приглашал потенциальных покупателей, чтобы они могли лично оценить чудо-технику.

В один из таких дней к нам заглянули папа с сыном. Мальчишка был в восторге от игр, но когда он обернулся то увидел взгляд моей сестры и её сжатый кулак направленный в его сторону, что не оставляли сомнений: покупка приставки обернётся для него кошмаром. Когда его отец спросил, готов ли он к приобретению, мальчик, испугавшись, наотрез отказался и стал умолять уйти. Взрослые были озадачены, а сестра тихонько посмеивалась. После их ухода она уселась перед телевизором, взяла джойстик и заявила, что ей ещё самой нужно пройти все игры. Спустя время пришли другие покупатели, и отец успешно продал приставку. Так он и зарабатывал, торгуя в то время настоящей диковинкой.

Помню, как в одну из поминальных суббот мы пошли на кладбище, чтобы почтить память бабушки и мамы моего отца. На полпути, когда мы переходили через небольшой деревянный мостик, с отцом что-то случилось. Он внезапно пошатнулся и, чтобы не упасть, ухватился за руку матери. Когда я обернулась и увидела его лицо, меня охватил ужас. Он всегда был для меня олицетворением силы и надежности, моей опорой в жизни. И видеть его таким беспомощным было невыносимо. Мой мир, казалось, начал рушиться, словно карточный домик после дуновения ветерка. Я бросилась к нему с вопросом: «Папа, что с тобой?» Мама попыталась успокоить меня, сказав, что у него просто закружилась голова. Но я чувствовала, что она что-то скрывает и просто недоговаривает. Ему дали воды, и он немного пришёл в себя, после чего мы продолжили путь. Однако тревожные мысли о том, что с отцом что-то не так, больше не покидали меня. Потому что это были не просто головные боли, это были приступы эпилепсии. И они стали случаться все чаще и чаще, в самых неожиданных местах. И самое ужасное, что нам, детям, ничего не говорили.

Сейчас я понимаю, что это было огромной ошибкой со стороны родителей – скрывать правду о состоянии здоровья. Страшный случай ни заставил себя долго ждать. Отец пылесосил в зале, и у него случился приступ. Он упал, а пылесос продолжал работать рядом. Сестра первая его увидела и закричала. Когда я прибежала, то увидела отца на полу, рядом гудящий пылесос, и сестра, которая стоит и плачет. Я громко закричала и позвала маму на помощь. Она прибежала и начала приводить отца в чувство. Это были самые ужасные моменты осознания того, что любимый и дорогой человек тяжело болен. В эти моменты детская беззаботность рушится, и ты сталкиваешься с реальностью, которая обрушивается на тебя страхом и осознанием своей беспомощности.

Напряжение в доме росло, между родителями вспыхивали ссоры, свидетелями которых невольно становились мы с сестрой. Мама, вероятно, не могла смириться с тем, что финансовое положение семьи пошатнулось, и к двум детям добавился взрослый, нуждающийся в постоянном уходе муж. Она нашла, как ей казалось, выход из ситуации. Однажды летом она отправила меня к бабушке и дедушке, чтобы я провела с ними год перед школой. Сама же забрала сестру и уехала из нашего южного города в Сибирь, к своему брату. Отец остался один в опустевшем доме. Без маминой заботы, которая всегда следила за приёмом лекарств, его состояние стало стремительно ухудшаться, приступы случались всё чаще и в разных местах. Так наша семья разъединилась.

Чтобы зря не терять время бабушка отдала меня на подготовительные курсы перед школой. И три раза в неделю я с удовольствием бегала на занятия, где всё было интересно и ново. А вот у сестры всё сложилось иначе. Мама, желая ей лучшего, определила её сразу в гимназию при переезде в новый город, в пятый класс. Но этот шаг оказался роковым. Уровень подготовки в гимназии был намного выше, чем она ожидала. Особенно тяжело давался ей английский язык, который там изучали углублённо, а она ещё даже не начинала его в старой школе. Сестра столкнулась с насмешками одноклассников, и ей приходилось отстаивать свою честь кулаками на переменах. Учёба из-за этого скатилась к тройкам, и после первой же четверти её отчислили. Перевод в обычную школу рядом с домом не принёс облегчения. Из-за плохих оценок её определили в класс коррекции. Когда мама, наконец, осознала, что произошло, было уже поздно. Упущённое время и сложный переходный возраст сделали своё дело. Сестре было очень тяжело наверстать упущенное, и это оставило свой отпечаток на её дальнейшей жизни.

Примерно к весне дедушка с бабушкой решили, что пора действовать радикально. Тогда я ещё не понимала, что происходит, но позже узнала, что они хотели меня удочерить. Видимо, им было больно смотреть на то, как наша семья разваливается на глазах.

Мы сели в автобус, и началась долгая дорога. Паспортный стол находился на другом конце города, и ехать пришлось около часа. Помню, когда мы вышли из автобуса, сразу бросилась в глаза набережная, на которой стоял огромный памятник – пушка, посвящённая подвигам солдат, которые в годы Великой Отечественной войны пытались форсировать реку. Дедушка слегка подгоняя нас, сказал, что скоро наша очередь, и мы двинулись к зданию проходя мимо памятника. Внутри быстро нашли нужный кабинет. К счастью, очереди почти не было, и мы сразу вошли к начальнику паспортного стола. Меня усадили на стул у двери, а дедушка с бабушкой подошли к его столу.

«По какому вопросу?» – спросил начальник, поднимая, глаза на них и тут же обратно опустил их, продолжая изучать бумаги.

Дед откашлялся и, рукой указав на меня, произнёс: «Мы хотим её удочерить». Начальник, не отрывая взгляда от документа, задал следующий вопрос: «А что с её родителями?» Бабушка, нервно теребя платок, ответила: «Они живы, просто не живут вместе». Мужчина поднял голову и посмотрел на них с сожалением. «Тогда я ничем не могу вам помочь. У ребёнка есть законные представители. То, что они не живут вместе, не даёт вам права забирать её у них».

Дедушка и бабушка тут же заговорили наперебой, пытаясь что-то доказать, убедить его, но мужчина поднял руку, останавливая их поток слов и твёрдо произнёс:

«Родители живы, не лишены родительских прав, они не наркоманы и не алкоголики. Значит, ребёнок остается в семье, и точка» – отрезал он, и, указав рукой на дверь, дал понять, что разговор окончен. Когда мы вышли из кабинета, дедушка и бабушка выглядели напряжёнными и расстроенными. В воздухе витало молчание, и мы в тишине добирались до дома. С того момента разговор о моём удочерении больше никогда не поднимался между ними.

Прошло много лет и как-то раз, в разговоре с матерью, я обмолвилась о том, что в детстве меня хотели удочерить они. Я почему-то была уверена, что она хотя бы что-то слышала об этом. Но, к моему удивлению, оказалось, что она абсолютно ничего не знала. Бабушки и дедушки, к сожалению, уже не было в живых на момент нашего разговора, и спросить напрямую было не у кого теперь. Мать была в шоке. Она не могла поверить, что её собственные родители пытались найти способ забрать меня, обойдя её.

Перед самым началом учебного года моя мать с сестрой приехали, чтобы забрать меня навсегда от них. За время, что я жила с бабушкой и дедушкой, я успела отвыкнуть от мамы. Мы не были близки, и мысль о том, чтобы уехать, вызывала у меня протест. Я категорически отказывалась покидать дом, который стал для меня родным. Но сестра, как всегда, старалась меня поддержать. Она улыбалась и говорила: «Поехали, всё будет хорошо». В её словах звучала надежда, и я понимала, что она хочет, чтобы я была счастлива. Но в тот момент мне было страшно и неуютно.

И вот спустя два дня стука колёс, мелькающих пейзажей за окном, и наконец мы приехали в Сибирь! Город N встретил нас совсем не летним теплом. Конец августа, а ощущение было, что будто уже глубокая осень. Слякоть под ногами, мокрые листья, прилипшие к асфальту, и повсюду грязь. Честно говоря, хотелось завыть прямо на перроне от этой унылой картины.

До нового дома мы доехали на автобусе. Обычная пятиэтажка. «Однушка» на троих, сейчас бы её назвали комната студия, когда всё под рукой и в шаговой доступности. Но когда я зашла внутрь квартиры, первое желание, что пришло в голову – сбежать оттуда прямо через окно. Комната встретила меня холодом и пустотой. Казалось, здесь намеренно избегали жизни. Минимум мебели, на стенах старые обои от прежних владельцев. И это после года, который они прожили здесь вместе вдвоём. В груди поднималась тоска, и почти вой. В доме отца, и у бабушки с дедушкой – у каждого был свой уютный уголок, своя крепость, наполненная теплом. А здесь? Мы втроём, в этой безликой комнате, и ещё кошка по кличке «Сима». Сестра спала на полу, на матрасе. Я с мамой ютилась рядом на тохте. О комфорте в таких условиях можно было сразу забыть.

Август по-тихоньку заканчивался, а вместе с ним подкрадывалась и школьная лихорадка! Кажется, только вчера наслаждалась последними тёплыми днями лета, а сегодня уже вовсю кипит подготовка к школе. Особенно волнительно всегда, когда ты идёшь в первый класс. Покупка формы, выбор удобных и красивых туфелек, горы канцелярии, новенький портфель, сменная обувь, пышные банты и, конечно же, букет цветов для любимой учительницы – всё это превращается в одну сплошную суету. Хочется ничего не забыть и сделать этот день особенным.

Мы с сестрой ходили в одну школу. Её перевели из класса коррекции. Правда, училась она потом не то чтобы на отлично – в основном, между тройками и четвёрками. Но главное, что она смогла перейти в обычный класс и учиться вместе со всеми на ровне. Помню, что именно со второго учебного дня в школе, нас сразу бросали в бой: учить стихи, к доске вызывать. Никакой тебе мягкой адаптации, и плавного вхождения в учебный процесс. Кажется, тогда педагоги вообще не знали, что такое существует. Нагрузка была колоссальная, как будто сразу хотели выжать из нас все соки за один раз.

Меня до сих пор бросает в дрожь, когда вспоминаю, как мама делала со мною домашние задания. Больше всего меня бесило даже не то, что она кричала из-за каждой ошибки, а то, как она становилась очень грубой в эти моменты. Крики были ужасны, но когда к ним добавлялись толчки и удары за ошибки в черновике, это становилось просто невыносимым.

Однажды я ошиблась в примере, и её реакция была ужасной. Она с такой силой толкнула меня, что я потеряла равновесие и упала со стула. Удар был очень болезненным, и я не смогла сдержать слёз. Вместо того, чтобы успокоить, мои слезы, казалось, только разозлили её ещё больше. Она подбежала, резко подняла меня на ноги и, глядя в глаза, пригрозила, что если я не перестану плакать, отдаст меня в детский дом. Я тогда даже не знала, что это такое, но от её слов мне стало так страшно, что я разрыдалась ещё сильнее.

«Садись за стул и делай уроки» – приказала она, громко крикнув. Я бросила взгляд на стул. Его спинка была сделана из каких-то перегородок, и в голове тут же возникла жуткая картина: если она снова толкнёт меня, и я опять потеряю равновесие, моя рука случайно попадет между этими перегородками, и я сломаю её, падая на пол. От одной этой мысли меня пробрал озноб.

«Я больше не сяду за этот стул!» – выкрикнула я, и, не дожидаясь ответа, продолжила делать уроки, уже стоя за столом. Лучше так, чем рисковать думала я про себя тогда.

Ещё у неё была одна странная причуда в методах обучения, которая меня всегда ставила в тупик. Когда мы учили стихи, она требовала, чтобы я меняла местоимения. Если у автора было написано «Я», то мама настаивала, чтобы я произносила «Он». Это было совершенно нелогично и сбивало с толку, но спорить с ней было бесполезно. Я до сих пор не понимаю, зачем ей это было нужно. Учебный процесс и так кажется настоящим испытанием. Каждый день сталкиваясь с колоссальной нагрузкой: уроки, домашние задания, зубрежка – всё это требует много времени и усилий. А если добавить к этому необходимость учить стихи в двух вариантах – один для учителя, а другой, адаптированный, для мамы, то становится понятно, насколько сложно становится организовать своё рабочее время.

Представьте себе: вы сидите за столом, окружённые учебниками и тетрадями, и пытаетесь усвоить материал, каждое задание требует внимания, а стихи нужно не просто выучить, но и сделать так, чтобы они понравились обоим сторонам. Это может занять часы, а иногда и целые вечера.

Помню, как однажды на уроке литературы, читая стихотворение Николая Рубцова «Ласточка», я запнулась на каком-то пустяковом слове, вроде «взяла» вместо «взял». И всё, как будто мир перевернулся!

Ласточка носится с криком. Выпал птенец из гнезда. Дети окрестные мигом Все прибежали сюда.

Взял я осколок металла, Вырыл могилку птенцу, Ласточка рядом летала, Словно не веря концу.

Долго носилась, рыдая, Под мезонином своим… Ласточка! Что ж ты, родная, Плохо смотрела за ним?

Вроде бы и стих знала, и выразительно читала, но эта маленькая оплошность смазала всё впечатление. В итоге, я получила «5 с минусом». Было очень обидно из-за этой двойной не нужной зубрежки! Примерно с третьего класса я перестала показывать маме домашнюю работу. И стихи ей читать тоже перестала. Если честно, меня так достала эта двойная зубрежка – сначала учишь правильный вариант как надо, потом ей рассказываешь тот, который должен быть переделан по её мнению – что иногда хотелось просто свернуться калачиком под одеялом и никогда больше не вставать.

Но была всё-таки одна составляющая, которая делала мои школьные годы терпимыми, а порой даже приятными – это моя подруга Саша. Она была настоящей умницей, всегда хорошо училась, особенно по математике. И, признаюсь, в трудные моменты я не гнушалась списывать у неё домашние задания. Но Саша была для меня гораздо больше, чем просто «ходячий решебник». Мы с ней столько всего пережили вместе: дежурили в столовой, и это всегда было весело. После уроков, на переменах, мы носились по школе, играя в догонялки, как сумасшедшие. Но самое главное, что нас объединяло – это то, что мы всегда заступались за нашу одноклассницу. Другие ребята иногда пытались её обидеть, потому, что им казалось, что она выглядит «не так», как все. Но мы не позволяли им этого делать. Считали, что она замечательная, и никто не имел права её обижать. Мы всегда были рядом, чтобы поддержать её и показать, что она не одна. Если бы наши одноклассники узнали сейчас, что она работает моделью и живёт в Питере… думаю, их бы просто разорвало от зависти.

Школа – это ведь целая эпоха, со своими взлетами и падениями, радостями и разочарованиями. Вспоминаю их сейчас, и на лице невольно появляется улыбка. Эти воспоминания – как ниточки, которые до сих пор тянутся из школьного прошлого и согревают мою душу.