Иллюзия жизни

Размер шрифта:   13
Иллюзия жизни

Глава 1

Меня зовут, Алёна и мне 16 лет. Через год я окончу школу и поступлю в театральный университет, впереди 5 лет учёбы на режиссера. Это моя детская мечта, которую я хотела бы воплотить в жизнь. Фильмы и театральные постановки – это то, что производило на меня неизгладимое впечатление. Хотелось самой освоить данную профессию и с изнаночной стороны окунуться в этот мир.

Ведь мир закулисья всегда казался мне чем-то волшебным и недостижимым. Я представляла, как режиссеры, словно кукловоды, управляют эмоциями зрителей, создают целые миры на сцене или экране. Как они подбирают актеров, работают над сценарием, выстраивают кадр, чтобы донести свою идею до публики. Это казалось невероятно сложным, но безумно интересным.

Я помню, как в детстве, после просмотра очередного фильма, я пыталась воссоздать увиденное дома. Расставляла игрушки, как актеров, придумывала им реплики, пыталась управлять светом с помощью фонарика. Конечно, получалось не очень правдоподобно, но это было мое первое погружение режиссуру.

Но моя мама не разделяла моих взглядов и восторгов, поэтому поводу, с её стороны поддержки не было. Она мне в глаза говорила, что данный вид деятельность меня не прокормит, и что я буду чьей-то подстилкой, либо в далёкой дыре с посещаемостью пять человек в год ставить спектакль про «Кота в сапогах».

Моя старшая сестра отнеслась к моему решению спокойно. Возможно, потому что сама уже училась в торговом училище, и это был выбор не её, а нашей матери. Мама всегда была властной женщиной, настоящим тираном в семье. Она подавляла всех своим авторитетом и не стеснялась высмеивать тех, чье мнение не совпадало с её собственным. Сестра, видимо, просто смирилась со своей участью и не хотела, чтобы я повторила её ошибку.

Единственным, кто мог хоть как-то уравновесить её властный характер, был отец. Он любил мать, и умел находить к ней подход, сглаживая острые углы и превращая семейные баталии в шутливые перепалки. Отец был её полной противоположностью – мягкий, уступчивый и всегда готовый прийти на помощь. Наверное, именно благодаря ему в доме сохранялась хоть какая-то атмосфера тепла и взаимопонимания.

Мать была из тех, кого называют «природной красавицей». И, что самое ценное, она умела эту красоту подчеркнуть. Легкий макияж, идеально подобранная одежда, деликатные ювелирные украшения – все работало на то, чтобы ее очарование раскрывалось в полной мере. В этом, безусловно, была заслуга нашего отца. Он никогда не скупился на неё, баловал, как мог. И дело не только в деньгах. Он умел их зарабатывать, да, но главное – он был примером трудолюбия и целеустремленности. Я не помню ни одного дня, чтобы он валялся на диване с бутылкой пива перед телевизором. К алкоголю он вообще относился с неприязнью и равнодушно. А мать любила вечеринки и почти каждые выходные устраивала праздники, с хорошим застольем, выпивкой и музыкой. Люди шли с большим удовольствием, потому что всем было интересно какую новую "цацку" она продемонстрирует, будь то изысканное украшение, дизайнерская сумочка или необычный предмет интерьера. Она была настоящей королевой вечера, и все с нетерпением ждали ее появления.

Мне было где-то 5 лет, когда эта показуха меня начала угнетать. До поздней ночи в доме люди, звучит громкая музыка, а в моей детской на постели лежит верхняя одежда гостей. Было огромное желание спихнуть это все на пол ногой, но я понимала, что гости в этом не виноваты, их позвали на праздник вот они и пришли.

Запах чужих духов, смешанный с табачным дымом, преследовал меня потом еще долго. Этот коктейль въедался в одежду, в волосы, в саму кожу, напоминая о шумных, утомительных вечерах. Я пряталась в своей комнате, пытаясь заглушить громкую музыку подушкой, и мечтала о тишине и покое. Именно тогда я желала, чтобы скорее наступило лето, и можно было бы поехать в гости к бабушке и дедушке на все три месяца.

Лето у бабушки и дедушки было настоящим раем для нас с сестрой. Мы бегали босиком по траве, купались в море, играли в прятки в саду и ели фрукты прямо с дерева. Это было время беззаботности и счастья, которое я буду помнить всю жизнь. Сейчас, когда я выросла, я часто вспоминаю то время и мечтаю вернуться туда хотя бы на денек. В этих воспоминаниях я черпаю силы и вдохновение, они помогают мне справляться с трудностями и двигаться вперед.

Дед был мастером на все руки. Что сломалось – он починит, что нужно собрать – он соберет. Помню, как заходила в его гараж, и сразу попадала в какой-то волшебный мир винтиков, болтиков, гаек и всевозможных инструментов. Там всегда пахло машинным маслом и железом, и было приятно прохладно, особенно после летней жары на улице. В центре гаража гордо стояла "Марфуша" – так дед ласково называл свою старенькую машину. Ближе к стене стоял мотоцикл, готовый к новым приключениям, а рядом – три велосипеда, которые дед с любовью собрал для нас с сестрой. Каждый раз, когда мы садились на них, мы чувствовали, что это не просто транспорт, а часть дедушкиного мира, наполненного заботой и вниманием к нам. Гараж был не просто местом для хранения вещей, это было царство, где дед мог творить, создавать и восстанавливать, а мы с сестрой всегда были рады стать частью его увлечений.

В период моего взросления самым дорогим человеком для меня была бабушка. И дело не только в кулинарном её мастерстве, а еще в любви и заботе ко мне. Моя мать, к сожалению, с выпечкой совсем не ладила. Она не то, что пироги печь, даже простые блины у нее превращались в настоящее испытание. То пригорят, то прилипнут намертво к сковороде – в общем, после нескольких неудачных попыток она махнула рукой и заявила, что с выпечкой у нее «не сложилось». Помню, как я мечтала о домашних пирогах и пирожках, но мать всегда говорила, что нужно подождать летних каникул. Думаю, в тот момент в ней говорила легкая зависть к своей матери, моей бабушке, которая была настоящей волшебницей на кухне.Бабушка была настоящей волшебницей на кухне, особенно когда дело касалось пирогов и пирожков. Аромат свежей выпечки с разными фруктовыми начинками, казалось, наполнял весь дом теплом и уютом. И, конечно же, она всегда звала меня помогать. Мои детские ручки не всегда справлялись с непослушным тестом, и сок из начинки предательски начинал сочиться. Но бабушка никогда не ругала. Она лишь улыбалась и говорила, что в этом нет ничего страшного. Аккуратно помогала исправить ошибку, а потом, лукаво подмигивая, добавляла: «Зато теперь ты всегда узнаешь свой пирожок среди всех остальных!» И действительно, среди ровных, аккуратных пирожков, всегда выделялся один, немного кривоватый, но такой родной и любимый. Бабушкины слова придавали уверенности и превращали маленькие неудачи в забавные воспоминания.

По воскресеньям рано утром нас будила бабуля и собирала с собой в церковь, мы шли пешком около 15 минут. На службу мы никогда не опаздывали, я помню, когда приближались к церкви, то видно как золотые купала, сияют огнем на солнце, слышны песнопения и птицы подпевают колокольному перезвону.

Стоило только пересечь границу и вступить на церковный двор, как тебя окутывала прохлада, создаваемая высокими тополями, тянущимися к небу. Сердце начинало трепетать, когда поднимался по ступеням, вдыхая густой, терпкий запах ладана. В голове прояснялось, мысли становились светлыми и легкими, и оставалась лишь одна, главная: это храм Божий.

Когда заходили в церковь, сразу попадали в тихую, умиротворяющую атмосферу. Справа, у самого входа, всегда была церковная лавка. Там, помню, бабушка первым делом покупала просвиру – этот особый, богослужебный хлеб, который потом освящают во время литургии. И обязательно свечи. Целый набор: на каждого умершего родственника, чтобы помолиться за упокой их душ, и на каждого здравствующего – чтобы Господь даровал им здоровье и благополучие.

Потом мы проходили к столу, где бабушка готовилась к службе. Она доставала свою старенькую, потрепанную молебную книжечку. На одной из страниц, исписанной её аккуратным почерком, были вписаны имена всех наших родных. Бабушка бережно клала книжечку на стол, открывая именно эту страницу, и переворачивала её корочками вверх. Делала она это для того, чтобы священнику, когда он начнет читать молитвы, не пришлось тратить время на поиски нужных имен. Все было подготовлено заранее, с любовью и заботой о каждом члене семьи. Это был её маленький, но очень важный ритуал.

Закончив молитву, она подходила к столику для пожертвований. Там стояла красивая, небесно-голубая тарелочка, наполненная монетами и купюрами – люди оставляли деньги на нужды храма.

После службы выстраивалась длинная очередь перед огромным крестом Спасителя для покаяния. Моя сестра, чтобы не томиться в ожидании, всегда умудрялась отпроситься в церковный двор. Там она и проводила большую часть времени, пока бабушка не приходила за ней, когда очередь доходила до нас.В центре внимания, конечно, был огромный крест с распятым Спасителем, а рядом лежала раскрытая Библия. Затем она направилась к иконам. Сначала, благоговейно перекрестившись, ставила свечи за упокой усопших, а потом за здоровье и благополучие живых родственников.

Само покаяние у детей занимало не более нескольких минут. Священник обычно говорил одно и то же: чтобы не сквернословили и слушались родителей. Накрывал своей мантией, крестил и все становились в другую очередь.

Воздух был наполнен запахом ладана и воска, а приглушенный свет свечей создавал ощущение таинственности. Я стояла в очереди, скрестив руки на плечах, как учили. Сердце билось учащенно. Люди подходили к Чаше, называли свои имена, и священник, произнося слова «Причащается раб божий», давал им ложечкой Причастие – крошечный кусочек хлеба, смоченного в вине.

Когда подходила моя очередь, я называла свое имя. Вкус Причастия был простым, но в тот момент мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала.

Наступало просветление, и я чувствовала единение с Богом, необъяснимое спокойствие и умиротворение. Церковное песнопение, которое до этого звучало фоном, вдруг становилось максимально ярким и проникновенным. Казалось, что каждый звук проникает в самую душу. Этот момент Причастия оставил неизгладимый след в памяти. Это было не просто религиозное действо, это был опыт, который изменил мое восприятие мира и оставил ощущение, что я прикоснулась к чему-то святому и вечному.

После окончание литургии у ворот, нас ожидал дедушка около нашей старенькой «Марфуши», за это время пока мы были в храме, он успевал посетить воскресный рынок и приобрести нужный товар. Мы садились в автомобиль, и дорога домой занимала не более 5 минут. Район, в котором мы жили, назывался «Первый квартал», это было уютное, обжитое место.

Мой дедушка уже, будучи на пенсии, нашел себе занятие – подрабатывал «десятковым» у квартального инспектора. Его работа заключалась в том, чтобы обходить нашу улицу и собирать плату с жильцов за использование технической воды. Он знал почти всех в лицо, и к нему относились с уважением. Но это было не просто сбор денег. Дедушка был своего рода связующим звеном между жителями и инспектором. Если у кого-то возникали проблемы – будь-то протечка, поломка или просто какая-то бытовая неурядица – он оперативно передавал информацию инспектору. Дед был глазами и ушами квартала, и эта работа приносила ему удовлетворение, позволяя чувствовать себя нужным и полезным обществу.

Раз в месяц под вечер, он заканчивал свои «трудовые будни» связанные с огородом. Принимал душ, надевал белую рубашку и коричневые брюки, затем выбирал туфли в тон брюкам. Перед зеркалом расчесывал свои платиновые волосы и душился фирменным одеколоном «Тройной». Со своего рабочего стола брал кожаную коричневую папку, она была формата альбомного листа, на которой теснением в правом верхнем углу были выжжены цветы. Внутри нее находился блокнот, в который были вписаны номера домов и фамилии собственников. Если я не была занята по хозяйству в помощь бабушке, дед всегда приглашал меня с собою и произносил такую фразу: «Пошли внучка дразнить собак». Я также приводила себя в порядок, и мы отправлялись с нашей благородной миссией на обход домов.

Большинство людей были дома и с радостью открывали нам двери. Они приветствовали нас, а меня всегда угощали конфетами. Дедушка брал с каждого дома всего один рубль за пользование водой. Каждый собственник расписывался в ведомости напротив своей фамилии, и мы отправлялись к следующему.

И так по кругу, звонок в дверь, лай сторожевой собаки, и вот на пороге уже появляются хозяева. Так, от дома к дому, проходил наш вечер. Конечно, бывали и те, кто не мог заплатить по каким-то своим причинам. А некоторые, наоборот, платили сразу за несколько месяцев вперед, проявляя свою ответственность и благодарность. Это было интересное время, которое позволило мне узнать многих жителей нашего квартала и также почувствовать себя частью чего-то важного.

После обхода всех, мы несли собранные деньги квартальному инспектору. Пока дедушка отчитывался о проделанной работе, я оставалась во дворе, увлеченно играя с игрушками. В один из таких визитов, когда они вышли на порог, инспектор сообщила, что на следующей неделе пришлют ветеринара, чтобы привить всех домашних собак на нашей улице. Она попросила обойти дома и сообщить, сколько будет стоить прививка, подчеркнув, что привиться должны все собаки, проживающие по адресам.

Обратно мы шли с дедушкой через магазин, и он всегда покупал мороженое для всех. Мой любимый пломбир я съедала сразу же, прямо там на крыльце. Он казался самым вкусным и сладким на свете! Эти простые, но такие теплые моменты я храню в своей душе до сих пор.

В нашей семье всегда любили собак. За долгие годы у нас побывали и сторожевые псы, и декоративные, самых разных пород и смесей. Но первым, кто всплывает в моей памяти, когда я думаю о собаках детства, – это Тарзан.

Он был огромным, коричнево-белым псом. К нам, внукам, он всегда относился с добротой и терпением. Тарзан следил за порядком во дворе, был настоящим охранником и, как говорится, муха не пролетала мимо него. Самый верный лохматый друг.

Но время шло, и Тарзан начал стареть. Дедушка, видя, как пёс слабеет, принял непростое решение. Он не хотел, чтобы Тарзан умер у нас на глазах, чтобы мы видели его мучения. Поэтому он отвязал его от цепи и отпустил на волю, чтобы Тарзан сам выбрал, где и как закончить свой жизненный путь. Это было грустно, но мы понимали, что дедушка поступил так из любви и уважения к нашему старому другу.

Тарзан выскочил за калитку, словно его что-то подгоняло. На секунду он обернулся, окинул нас всех взглядом – меня, сестру и бабушку – и рванул в сторону перекрестка. Мы с сестрой тут же заголосили, захлебываясь слезами: «Тарзан! Тарзан, вернись!»

Он остановился, повернул голову, несколько долгих секунд смотрел на нас. А потом, словно приняв какое-то своё решение, снова сорвался с места и помчался по дороге, пока не скрылся за домами. Мы еще долго стояли, всхлипывая и надеясь, что он передумает и вернется. Но его больше не было видно. Бабушка, молча, вытерла нам слезы и повела обратно во двор. Возле будки, на земле, лежал его ошейник.

Помню, как бабушка попросила меня подмести двор. Наш верный дружок, как раз начал линять, и его шерсть, словно перекати-поле, собиралась комками по всем углам. Я взяла веник и с усердием принялась за дело, особенно тщательно выметая все вокруг его будки. И вот, подметая, я заметила кое-что странное. В маленьких трещинках асфальта, словно спрятанные сокровища, лежали мелкие косточки. С каждой минутой их становилось все больше и больше, и к концу уборки у меня на ладошке уместилась целая горстка этих крошечных трофеев. И тут меня осенило! В то время по телевизору шла популярная передача «Дог-шоу» с Михаилом Ширвиндтом. Я представила, как наш любимец, участвует в этом шоу, демонстрируя свои таланты. Я решила устроить Жучку настоящее дефиле по всему двору. Хотелось показать его грациозную походку во всей красе. В качестве награды я приготовила ему косточки, которые нашла во время уборки. Тогда я была ребенком и даже не задумывалась, что они могли быть старыми и невкусными.Прошло время, и в нашем доме появился новый питомец. Это был маленький пёсик с тёмной шерстью, а его лапки были словно в белых сапожках. Такой забавный и милый, что дед сразу же решил назвать его Жучком. Он быстро освоился и стал частью нашей семьи. Жучок с удовольствием играл с нами, детворой, и всегда был рядом, когда мы собирались на улице. Несмотря на свои небольшие размеры, он проявлял настоящую преданность и охранял наш дом не хуже, чем прежний сторожевой пёс. Его энергичность и игривость приносили радость в каждый наш день, а его смелость и настороженность делали нас спокойнее. С ним в нашем доме снова зазвучал смех и веселье, и мы все поняли, что он стал не просто питомцем, а настоящим другом семьи.

Я взяла его за цепь и с гордостью повела по двору. Мы шли бок о бок, словно участвовали в настоящем показе мод, иногда мы даже переходили на легкий бег. В конце нашего маршрута мы останавливались возле его будки с плоской крышей. Я слегка подергивала цепь, и Жучок, зная команду, ловко запрыгивал наверх. Он усаживался на крыше, словно на троне, а я чувствовала себя настоящим дрессировщиком.

И тут начиналось всё самое интересное. Разжав ладонь, я брала косточку и начинала угощать Жучка. Сначала он ел их с большим аппетитом, но где-то после пятой косточки стал их понемногу выплевывать. Тогда я искренне верила, что это просто неловкость, и он случайно роняет лакомство. Сейчас, вспоминая эту ситуацию, я испытываю огромную гордость за него. Ведь он ел, выплевывал, и снова ел их, стараясь не обидеть маленького ребенка. Ни разу не рыкнул, и уж тем более не укусил или просто попытался вырваться из моих рук. Я гладила его и приговаривала, какой он хороший и как важно кушать. Затем вновь дефиле плавно перетекало в легкую пробежку, а потом он снова, словно акробат, запрыгивал на будку и с «аппетитом» грыз кости. В этот момент я отключалась от реальности и представляла, что мы находимся под прицелом камер. И мне казалось, что тысячи зрителей завороженно наблюдают за каждым нашим движением и взглядом.

Наверное, наш шум и возня привлекли внимание бабушки. Она как раз хлопотала на летней кухне, готовя обед, окна которой выходили прямо во двор. Вскоре к нам неспешно подошел дед. Видимо, бабушка отправила его на разведку.

Дедушка прищурился, разглядывая нас с Жучком, и с улыбкой спросил: «А что это вы тут делаете, такие довольные?»

Я, не растерявшись, расплылась в улыбке во все 32 зуба и выпалила: «Да вот, участвуем в передаче «Дог шоу»! У нас тут сейчас выставка собак проходит, готовимся к конкурсу, хочешь, всё покажу?»

В тот день солнце палило нещадно, и женщина попросила дедушку об одном: чтобы он вынес ей стол и стул и поставил их под огромным орехом на перекрестке. Дерево раскинуло свои ветви, создавая густую, прохладную тень, такую желанную в этот знойный день. Дед, конечно же, не отказал. Он не только вынес мебель, но и, к всеобщему удивлению, принес бархатную скатерть нежно-голубого оттенка, украшенную золотыми кисточками в низу. На стол водрузили графин с водой и стакан.Я уже предвкушала момент славы и как мы сейчас с Жучком сорвем овации. Мы же так усердно тренировались, что я была уверена в нашей победе. Но тут вмешался дед. Всего одна его фраза, и все мои амбиции рухнули в одно мгновение. Он невинно заметил, что я держусь за цепь, которой Жучок иногда касается, когда бегает по двору… , а там, знаете ли, всякое бывает. Зная мою маниакальную чистоплотность, это прозвучало как приговор. В этот момент меня словно окатили ледяной водой. Цепь полетела в сторону, кости, которые я собиралась использовать как лакомство, отправились в мусорное ведро. Я пулей помчалась в душ, где долго и тщательно намыливала руки хозяйственным мылом, а заодно и всю одежду отправила в стирку. Вот так дедушкина наблюдательность и моя брезгливость спасли Жучка от участия в «Дог шоу». В скором времени прошла неделя, и в наш дом пришла ветеринар. Она была направлена на вверенную ей улицу от квартальной с благородной миссией. На ней был белый халат, который слегка был помят, в руках она держала свою черную сумочку, из которой, казалось, можно было достать все, что угодно. Женщина выглядела опытной и уверенной в себе. Её короткая стрижка и крашеные в темный цвет волосы придавали ей строгий, но в то же время заботливый вид. На носу у неё были очки в толстой оправе, которые подчеркивали её внимательный взгляд.

«Ну, прямо как на собрании политбюро!» – пошутил кто-то, и все дружно рассмеялись.

А дедушка, тем временем, отправился вверх по улице, громко оповещая жителей о важном событии: «Внимание! Внимание! Пришла ветеринар!»

Мы, дети, окружили её сзади, затаив дыхание. Что же она собирается делать? Любопытство распирало нас. Она достала из сумки журнал, ловким движением раскрыла его на нужной странице и положила пищащую ручку прямо в середину разворота, чтобы та не укатилась. Затем появился флакончик с каким-то препаратом, который она поставила рядом с журналом, стеклянный шприц и маленькая синяя коробочка, похожая на те, в которых продают конфеты «Монпансье».

Она сидела, словно важная дама, ожидающая первых посетителей. В этот момент по улице сверху спустился дедушка, а за ним тянулась вереница людей с лохматыми питомцами на поводках. Дед махнул нам рукой, показывая, что пошел вниз, оповещать остальных.

А дети затаив дыхание, ожидали, когда же всё начнется! Мы с друзьями скромно стояли, позади неё, тихо переговариваясь. Обсуждали, когда пойдем купаться к морю, кому что купили из обновок. Вспоминали, кто какую новую кассету с мультиком приобрел, чтобы потом собраться в гости и посмотреть её на видеомагнитофоне.

Когда они ушли, в воздухе повисла тревога. Все присутствующие были озабочены состоянием собаки и гадали, что же могло привести к такой проблеме. Я не могла оставаться в стороне и начала наблюдать за работой данного ветеринара более внимательно.Пока мы шептались, я заметила, как она записывала в журнал номер дома и кличку собаки. Получала деньги за укол, а хозяин расписывался в подтверждение. Затем она брала шприц и из коробочки доставала иглу надевала на него, и производила забор препарата из флакончика. Приближаясь к собаке, ветеринар говорила ласковым голосом, стараясь успокоить питомца. Некоторые собачки, предчувствуя укол, начинали скулить и пытались вырваться из рук хозяина. Другие же, более терпеливые, молча, сносили неприятную процедуру, лишь слегка вздрагивая, когда игла касалась кожи в районе ошейника. Время тянулось медленно, и вот, подходили молодая женщина с мужчиной. Рядом с ними, на поводке, шествовал огромный лохматый пёс с блестящей черной шерстью. На морде у него был намордник. Когда ветеринар стала отодвигать ошейник и расправлять густую шерсть, чтобы освободить место для укола, в глаза бросились ужасные красные пятна. Они были запекшиеся, словно старые раны. Пес тихо заскулил и дёрнулся, будто предчувствуя неладное. Хозяйка, заметно взволнованная, начала объяснять, что эти пятна появились после прошлой прививки, которую делала именно она в прошлый приход. Но врач, казалось, не обратила на ее слова никакого внимания. Она даже глазом не моргнула, а просто взяла шприц и ввела иглу с новой инъекцией прямо рядом с этими кровоточащими ранами.

То, что я увидела, повергло меня в шок. Она, сняв иглу, просто положила ее обратно в синюю коробочку из-под конфет! Окинув, её взглядом поняла, что на ней нет стерильных перчаток. Все манипуляции проводились прямо на улице, где хоть и редко, но проезжали машины, поднимая в воздух дорожную пыль, которая долетала до стола, за которым она работала.

Во дворе развернулась жуткая сцена. Она, с непроницаемым лицом, предложила деду сделать Жучку укол, причем бесплатно. Мы с сестрой, как только услышали это, кинулись к ним, пытаясь остановить. Знали мы, что эта женщина не стесняется использовать одну и ту же иглу для всех окрестных собак. Ее безразличие поражало. Она будто не слышала наших криков, отмахнувшись от нас, как от назойливых мух, заявив, что мы просто дети и все преувеличиваем. В руках у нее уже был шприц, полный какой-то жидкости, а взгляд был прикован к Жучку, которого дед крепко держал, чтобы дать ей доступ к шее. Наши протесты, слезы – все было напрасно. В мгновение ока она сделала укол и, словно ничего не произошло, направилась к выходу. В тот момент она для нас с сестрою казалась воплощением зла в белом халате. Я смотрела на деда с обидой, почему он не поверил нашим доводам и разрешил сделать это.В суете, где каждый занят своим горем или надеждой, никто не замечал странной детали. Врач в белом халате, вместо того, чтобы вскрывать стерильные упаковки с иглами прямо перед пациентами, доставала их из коробочки из-под конфет. Никто из взрослых, поглощенных своими переживаниями, не обращал на это внимания. Она же, спокойно и уверенно, проводила свои манипуляции, брала деньги и смотрела в глаза людям, словно ничего необычного не происходило. Эта жуткая обыденность, эта вопиющая халатность, оставалась незамеченной, скрытой за маской профессионализма и доверия. И в этой слепоте крылась настоящая опасность для всех. Сестра легонько толкнула меня в бок и тихонько спросила, заметила ли я тоже, что и она. Я молча кивнула. В этот момент к нам подошел дедушка и объявил, что всех обошел и пора бы уже закругляться. Ветеринар, услышав это, заметно воодушевилась. Она вскочила со стула, быстро собрала свои вещи и направилась к нашему дому, чтобы привести себя в порядок. Мы пошли следом. Я несла графин и стакан, сестра – стул, а дед шел впереди, таща стол. В голове у меня крутились грустные мысли после увиденного.

Уже позже осенью, когда сестра снова стала посещать школу, пришло письмо от бабушки. В нем она сообщила о смерти Жучка. Для меня причина была очевидна, и вопросов не возникло. Также ни стало и Астры, комнатной собачки дяди Сени, жившего неподалеку и делавшего туже прививку своей любимице.

Мне страшно подумать о том, что некоторые люди, выбирая профессию, относятся к своим обязанностям халатно. А эта женщина, кажется, намеренно калечила и убивала домашних животных, которые были не просто питомцами, а членами семьи и друзьями для детей.

Продолжить чтение