Безусловно твоя

Пролог. «Идеальная жизнь»

Звонок будильника разорвал тишину ровно в шесть утра. Я открыла глаза за мгновение до мелодии – организм давно научился просыпаться самостоятельно, но я всё равно ставила будильник. Двойная страховка – один из моих негласных принципов.

Пальцы привычно скользнули по экрану, отключая звук. Пять минут неподвижности – ещё один ритуал, позволяющий сознанию окончательно проснуться. Не люблю состояние пограничной сонливости, когда тело уже движется, а голова ещё затуманена. Неэффективно.

За окнами высотки ещё клубилась предрассветная дымка. Москва только начинала свой рабочий день, а мой уже был распланирован по минутам. В шесть пятнадцать – десятиминутный комплекс пилатеса, в шесть двадцать пять – душ, контрастный, чтобы организм окончательно проснулся, в шесть сорок – первая чашка кофе и просмотр биржевых сводок.

Белоснежное одеяло идеально лежало на мне – я почти не двигалась во сне. Если бы кто-то наблюдал за моим сном, он бы решил, что я и здесь держу всё под контролем. Возможно, так и есть.

Я встала, поправила простыню и накрыла постель лёгким одеялом. Безупречный порядок вокруг создавал ощущение безопасности – то единственное, что я могла себе гарантировать.

Квартира встретила меня стерильной чистотой, приглушёнными тонами и лаконичным дизайном. Ни одной случайной вещи, ни одного предмета, выбивающегося из общей концепции. Даже книги на полках стояли в идеальном порядке – по размеру и цвету корешков. Минимализм – не просто стиль интерьера, а философия жизни.

Безукоризненная тишина нарушалась лишь еле слышным гулом вентиляции и отдалёнными гудками автомобилей с проспекта. В этой почти звенящей пустоте даже моё дыхание казалось непозволительно громким вторжением.

Несмотря на то, что отопление было настроено идеально, утренний холод подкрался незаметно – мраморный пол в ванной холодил стопы. Я поморщилась – маленькое, но отчётливое беспокойство. Иногда полезно почувствовать что-то настоящее.

Комплекс пилатеса был выполнен с математической точностью, каждое движение отточено до автоматизма. Мысли уже выстраивались в чёткую структуру предстоящего дня. Утреннее совещание в десять, запуск новой рекламной кампании, встреча с поставщиками тканей из Италии, вечерний деловой ужин… И Петербург на следующей неделе. Новостной канал на планшете тихо информировал о надвигающемся на северную столицу циклоне. Метеорологи обещали штормовой ветер и резкое похолодание. Странно, но эта информация вызвала во мне неожиданный дискомфорт – словно предчувствие какого-то сбоя в системе.

Я раздражённо смахнула прогноз погоды и переключилась на биржевые сводки.

В душе я позволила себе пятнадцать секунд просто стоять под струями воды. Маленькая слабость. Закрыв глаза, я вспомнила вдруг, как в детстве мы с отцом попали под летний ливень. Мне было лет шесть, мы возвращались из библиотеки. Внезапный дождь застал нас в парке, и отец, вместо того чтобы бежать домой, вдруг рассмеялся, подхватил меня на руки и закружил под потоками воды. «Иногда нужно промокнуть до нитки, Сашенька, чтобы почувствовать, как хорошо быть сухим», – сказал он тогда. Странно, что эта картинка всплыла сейчас – воспоминание о человеке, который позже учил меня лишь контролю и дисциплине.

Контрастный душ вернул к реальности. Тело обтёртое полотенцем, увлажняющий крем, лёгкий макияж. На всё про всё – восемнадцать минут.

Правый висок начал пульсировать – первый предвестник мигрени. Я открыла аптечку, достала таблетку обезболивающего. Проглотила, не запивая. Второй шкафчик в ванной скрывал то, чего не должны были видеть гости – набор сильных препаратов, рецепты на которые мой лечащий врач выписывал с нарастающей неохотой. «Ваше тело подаёт сигналы, Александра Николаевна, и эти сигналы говорят о хроническом стрессе». Я закрыла дверцу. Сигналы можно игнорировать, если знаешь, как заглушить их правильными средствами.

Кофе я заварила во френч-прессе – маленькая дань качеству в мире скорости. Пока он настаивался, я просмотрела график биржевых индексов. Лёгкое колебание на азиатских рынках – ничего, что могло бы повлиять на мои инвестиции. Я сделала глоток из любимой чашки – единственной вещи, доставшейся мне от бабушки. Белый фарфор с едва заметным узором из лилий. Хрупкая, но пережившая десятилетия. Совершенно не вписывающаяся в мой интерьер, но я не могла заставить себя с ней расстаться.

Пальцы ощутили теплоту и шероховатость старого фарфора – он словно хранил тепло рук всех, кто держал его раньше. Бабушка говорила, что эта чашка пережила блокаду. Такой контраст с холодным совершенством моих современных бокалов из тонкого стекла. Горечь арабики смешалась с лёгкой горечью удовлетворения. Всё под контролем.

Гардеробная – самая большая комната в квартире. Строгие костюмы, идеально выглаженные блузы, элегантные платья для деловых ужинов. Ничего кричащего, вызывающего – моя одежда должна говорить о профессионализме и безупречном вкусе. На сегодня – тёмно-синий костюм с едва заметной бордовой нитью, белая блуза, минималистичные серьги-гвоздики с маленькими бриллиантами. «VORON» требует соответствия – бренд начинается с его создателя.

В глубине шкафа, за рядами идеально организованных туфель, хранилась небольшая шкатулка палисандрового дерева. В ней – то, что я никогда не показывала никому: несколько старых фотографий, письмо от отца, написанное в день моего поступления в университет, засушенный цветок с первого свидания с Антоном. Я почти никогда не открывала её, но знание, что эти вещи существуют, было своеобразным якорем – доказательством, что где-то под слоями отутюженных тканей и безупречных масок сохранилось что-то настоящее.

Я застыла перед зеркалом. Тридцатитрёхлетняя женщина смотрела на меня оценивающим взглядом. Каштановые волосы уложены в строгое каре, карие глаза с янтарным отливом, безупречный макияж, подчёркивающий достоинства и скрывающий признаки усталости. Идеальная картинка. Я чуть наклонила голову, рассматривая своё отражение, словно это был посторонний человек, и на мгновение мне показалось, что из глубины зеркала на меня смотрит кто-то другой. Кто-то, запертый внутри этого выверенного образа, этой совершенной оболочки.

Секундная слабость, и горло внезапно сжал спазм, глаза предательски защипало. Я моргнула, прогоняя непрошенную влагу. Откуда это взялось? Непозволительный сбой в системе. Я выпрямилась, одёрнула жакет и направилась к выходу. Каблуки уверенно застучали по паркету.

Напряжение собралось в узел между лопатками. Массажист, которого я посещала раз в две недели, говорил, что никогда не видел таких зажатых мышц. «Вы словно держите на плечах весь мир, Александра Николаевна». Я никогда не отвечала ему, что так оно и есть – по крайней мере, мой собственный мир.

Спустившись в подземный паркинг, я села в свой чёрный BMW. Кожаный салон встретил меня прохладой и запахом новой машины, хотя автомобилю уже исполнился год. Я вставила ключ в замок зажигания – ещё одна маленькая странность в век кнопок старт-стоп, но мне нравилось это ощущение физического контроля.

Утренние пробки уже начинали формироваться, но я выработала оптимальный маршрут. Сорок две минуты в пути – плюс-минус три минуты в зависимости от светофоров.

Часы на приборной панели показывали восемь тридцать семь, когда вдруг раздался неприятный звук из двигателя. Стрелка температуры неожиданно поползла вверх. Идеально обслуженная машина начала перегреваться посреди дороги. Я почувствовала, как к горлу подкатывает волна паники. Контроль ускользал из моих рук. Глубокий вдох. Спокойно. Я осторожно направила автомобиль к обочине и вызвала сервисную службу. Четыре минуты ожидания ответа, ещё шесть – обещания прислать эвакуатор. Десять потерянных минут. Первый сбой в идеально спланированном дне.

Вызвав такси, я отправила Виктории сообщение о задержке. Странно, но после первого приступа раздражения я почувствовала что-то похожее на облегчение. Словно крошечная трещина в моем стерильном мире позволила на мгновение вдохнуть.

На светофоре такси остановилось рядом с уличным художником, рисующим портреты прохожих. Его пальцы были испачканы углём, волосы спутаны, но глаза светились удивительной живой энергией. Он поймал мой взгляд и внезапно улыбнулся – так открыто и искренне, что я непроизвольно улыбнулась в ответ, прежде чем вспомнила о своём безупречном макияже и возможных морщинках в уголках глаз. Зелёный свет, и таксист тронулся с места, оставляя художника позади. Странное чувство упущенной возможности коснулось меня на мгновение – возможности чего? Я не знала.

Бизнес-центр на Белорусской встретил меня стеклянным великолепием и строгой охраной. Меня знали в лицо, но процедура идентификации всё равно соблюдалась неукоснительно. Порядок прежде всего.

Офис «VORON» занимал весь двадцать третий этаж. Панорамные окна, минималистичный интерьер в серо-белых тонах с фирменными бордовыми акцентами, стеклянные перегородки, создающие иллюзию открытости пространства. На столах – ни пылинки, на компьютерах – ни одного стикера. Даже живые цветы стояли в строгих геометрических вазах – идеально подобранные орхидеи, не требующие лишнего внимания.

– Доброе утро, Александра Николаевна, – поприветствовала меня Виктория, мой личный ассистент и по совместительству заместитель по административным вопросам. – Ваш кофе, график встреч на сегодня и свежая аналитика по последней коллекции.

Она протянула мне идеально отформатированную папку и стакан с кофе из соседней кофейни. Я знала, что Виктория приходит на двадцать минут раньше меня, чтобы всё это подготовить. Она была моим зеркальным отражением – такая же собранная, пунктуальная, эффективная.

– Спасибо, Виктория. Планёрку перенесём на девять тридцать, я хочу просмотреть отчёты, – я помедлила, затем добавила. – У вас всё в порядке? Вы сегодня выглядите немного уставшей.

Виктория на мгновение замерла, её глаза слегка расширились от удивления. В них мелькнуло что-то человеческое, неподдельное, прежде чем профессиональная маска вернулась на место.

– Да, всё хорошо, спасибо за беспокойство, – она чуть поправила воротник блузы. – Просто… небольшие семейные заботы. Ничего серьёзного.

– Если нужна помощь или выходной – дайте знать, – я сама удивилась своим словам, но они прозвучали искренне.

– Я… спасибо, Александра Николаевна. Всё под контролем.

«Всё под контролем» – наша общая мантра, подумала я, направляясь в свой кабинет. Но правда ли это?

В девять тридцать конференц-зал заполнился руководителями отделов. Отточенный механизм планёрки запустился. Отчёты, перспективы, задачи. Я слушала каждого внимательно, задавала точные вопросы, принимала быстрые решения. Ничего лишнего, эмоционального, только факты и необходимые действия.

– По последним данным из Милана, в следующем сезоне будут доминировать приглушённые естественные оттенки, – докладывала Ирина, руководитель отдела дизайна. – Предлагаю сделать ставку на сложные фактуры в нейтральной цветовой гамме.

– Согласна, но добавим бордовый акцент – это наша фирменная особенность, – я сделала пометку в ежедневнике. – Нужны эскизы к среде.

– Будут готовы завтра к обеду.

– К утру, – поправила я. – В среду я вылетаю в Петербург на переговоры, хочу согласовать концепцию до отъезда.

Ирина кивнула. Никто никогда не возражал против сжатых сроков. Все знали, что я не требую невозможного, только максимум возможного.

Посреди совещания я почувствовала внезапное головокружение. Комната словно поплыла перед глазами, голоса коллег на секунду превратились в неразборчивый гул. Я сжала в руке шариковую ручку так сильно, что пластик едва не треснул, и сделала глубокий вдох. Это длилось всего мгновение, но оставило странное ощущение дезориентации. Никто, кажется, ничего не заметил, но я была встревожена. Такого со мной не случалось с тех пор, как…

После планёрки день покатился по накатанным рельсам. Звонки, встречи, решения. Механизм работал безупречно, как швейцарские часы. Внешний хаос бизнеса контролировался, структурировался, подчинялся. В шесть часов позвонили из автосервиса: мой BMW починили быстрее, чем обещали. «Мы можем пригнать машину к вашему офису через полчаса, Александра Николаевна», – сообщил менеджер сервиса.

В шесть тридцать я покинула офис – на сегодня была назначена важная встреча. Удовлетворение от восстановленного порядка вещей наполнило меня спокойствием.

Деловой ужин с потенциальным инвестором, готовым вложиться в расширение сети бутиков. Он был из новых русских миллионеров – энергичный сорокалетний мужчина, сделавший состояние на IT-стартапах. Его интересовал модный бизнес как способ диверсификации капитала. Меня интересовали его деньги как способ ускорить выход на международный рынок.

Ресторан «Белый кролик» встретил меня приглушённым светом и безупречным сервисом. Виктор Андреевич уже ждал за столиком. Он встал при моём появлении – высокий, подтянутый, в дорогом костюме. Его взгляд оценивающе скользнул по моей фигуре. Я давно привыкла к таким взглядам и научилась использовать их в своих интересах.

– Александра, вы восхитительны, – он чуть склонил голову, отодвигая для меня стул.

– Благодарю, Виктор Андреевич, – я села, расправив салфетку на коленях. Шёлковая блуза приятно холодила кожу, аромат моего парфюма – нейтральный, с нотами бергамота и кедра – создавал вокруг меня едва уловимый ореол сдержанной элегантности. – Признаюсь, не ожидала, что вас заинтересует модная индустрия.

– Красивые женщины и красивые вещи – то, что никогда не выйдет из моды, – он улыбнулся, поднимая бокал с вином. – В отличие от технологий, которые устаревают, не успев появиться.

Ужин прошёл по отработанному сценарию. Сначала светская беседа – о культурных событиях, новых ресторанах, впечатлениях от последних путешествий. Затем плавный переход к бизнесу – тенденции рынка, перспективы развития, конкретные цифры. Виктор Андреевич был умён и хорошо подготовлен. Он задавал правильные вопросы и делал правильные выводы.

Когда дело дошло до десерта, разговор перетёк в более личное русло.

– Александра, вы удивительная женщина, – он смотрел мне прямо в глаза. – Умная, красивая, успешная. Не понимаю, почему вы до сих пор одна.

Я улыбнулась сдержанно, отработанно. Краем сознания отметила, что помада наверняка оставила след на бокале – тёмно-бордовый полумесяц, словно незаконченная улыбка.

– Бизнес требует много времени и сил. Современный мир даёт женщинам намного больше возможностей, чем просто семья и дети.

– Не спорю, – он отпил вино. – Но разве одно исключает другое? Мне кажется, такая женщина, как вы, заслуживает всего и сразу.

– Возможно, я просто предпочитаю делать одно дело, но делать его идеально, – я отвела взгляд на бокал.

– Что ж, тогда можно только позавидовать вашему делу, – он слегка наклонился вперёд. – Знаете, у меня следующая неделя довольно свободна. Может быть, продолжим наш разговор в менее официальной обстановке?

В его глазах читалось недвусмысленное предложение. Я уже сталкивалась с подобным десятки раз – ни один мужчина не верил, что женщина может быть полностью поглощена только карьерой.

– Боюсь, моё расписание не оставляет места для неофициальных встреч, – я мягко, но твёрдо улыбнулась. – В понедельник мне нужно будет утвердить финальные условия нашего партнёрства, если, конечно, вы всё ещё заинтересованы в сотрудничестве исключительно делового характера.

Он выдержал паузу, затем усмехнулся.

– Деловая до мозга костей. Что ж, это даже вызывает уважение. Разумеется, я заинтересован в партнёрстве, – он поднял бокал. – За успешное сотрудничество, Александра Николаевна.

– За взаимовыгодные отношения, Виктор Андреевич.

Бокалы соприкоснулись с мелодичным звоном. Дело было сделано. Ещё один кирпичик в фундамент моей империи.

По дороге домой мой телефон зазвонил. На экране высветилось «Мама». Я поколебалась секунду, затем ответила.

– Здравствуй, мама.

– Здравствуй, Саша, – голос матери звучал так же сдержанно, как и мой. – Не отвлекаю?

– Нет, я еду домой. Что-то случилось?

– Ничего особенного. Просто хотела узнать, получила ли ты моё приглашение на юбилей.

– Да, получила. Шестидесятилетие – важная дата, – я бросила взгляд на дорогу. – Но, боюсь, я не смогу приехать. В этот день у меня запланирована важная встреча в Милане.

На другом конце повисла пауза.

– Саша, это раз в десять лет, – в голосе матери проскользнула нотка разочарования. – Неужели нельзя перенести встречу?

– Мама, это международный уровень. Там будут представители крупнейших модных домов Европы. Такие возможности выпадают редко.

– Понимаю, – она вздохнула. – Твоя карьера, конечно, важнее семейных праздников.

– Дело не в важности, а в обязательствах, – я почувствовала, как напрягаются мышцы шеи. – Я отправлю тебе подарок. И приеду, как только освобожусь.

– Конечно, – теперь её голос звучал привычно отстранённо. – Не буду тебя задерживать. Береги себя.

Разговор закончился. Я положила телефон на соседнее сиденье и сделала глубокий вдох. Наши отношения с матерью давно превратились в формальность. После смерти отца три года назад между нами словно выросла стена. Не то чтобы мы были особенно близки до этого, но отец хотя бы служил мостом, соединяющим два берега.

Я вспомнила его – профессора экономики, человека строгих правил и высоких стандартов. Он всегда требовал от меня только лучшего, только первого места, только высшего балла. «Воронцовы не довольствуются посредственностью», – говорил он. Именно он научил меня, что контроль – это сила, что дисциплина побеждает талант, что эмоции – это слабость в мире, где выживает сильнейший.

Квартира встретила меня тишиной и прохладой. Я сбросила туфли, распустила волосы и налила себе бокал красного вина. Единственный немного нарушенный ритуал – сегодня я позволила себе выпить не с деловым партнёром, а в одиночестве.

Глоток терпкого напитка обжёг горло. Я подошла к окну. Ночная Москва раскинулась внизу – миллионы огней, миллионы судеб, миллионы историй. Где-то там люди смеялись, плакали, ссорились, мирились, любили друг друга. Живые, настоящие эмоции. На мгновение меня охватило странное чувство – будто я наблюдаю за своей жизнью через стекло. Могу видеть, но не могу прикоснуться.

Подоконник бархатной прохладой ощущался под ладонями. Я прислонилась лбом к стеклу – холодному, твёрдому, идеально чистому. Как давно я в последний раз открывала окно, чтобы впустить живой городской воздух? Я даже не помнила.

Телефон завибрировал – сообщение от Виктории с напоминанием о завтрашних встречах и необходимости подготовиться к поездке в Петербург. Реальность вернулась ко мне – со списками дел, графиками, цифрами.

Я допила вино, вымыла бокал и поставила его на место. Затем открыла ноутбук, чтобы проверить почту перед сном. Взгляд упал на дату в углу экрана – завтра будет ровно десять лет с того дня, когда я застала своего жениха Антона в постели с моей лучшей подругой.

Десять лет. Целая жизнь. Я помнила ту боль, то унижение, ту ярость, которая затопила меня тогда. И то решение, которое приняла, – больше никогда не позволять никому иметь власть над моими чувствами. Больше никогда не быть уязвимой.

Перед глазами всплыл момент, запечатлённый навсегда – его глаза, когда он понял, что я стою в дверном проёме. Не стыд, не раскаяние – лишь секундное раздражение от того, что я вернулась раньше с конференции. И румяна Кати на наволочке – яркое, клоунское пятно на белоснежной ткани. Почему я запомнила именно эту деталь? Как пошло и нелепо это выглядело – её косметика на нашей постели. На постели, которую я заправляла каждое утро с безупречной аккуратностью.

Часы на дизайнерской подставке – подарок Антона на день рождения – мелодично тикали, отсчитывая время. Я внезапно почувствовала к ним нестерпимое отвращение. Эти часы стали молчаливым напоминанием. О чём? О предательстве? О моей наивности? О цене, которую приходится платить за доверие? В отличие от засушенного цветка с нашего первого свидания, хранящегося в шкатулке, часы я держала на виду – как ежедневное напоминание, как прививку от доверчивости.

Я закрыла ноутбук. Прошло целое десятилетие, а рана всё ещё саднила где-то глубоко внутри. Но я научилась жить с этой болью, контролировать её, использовать как топливо для своего успеха.

В спальне я привычно сложила одежду, приняла душ, нанесла ночной крем. Расческой отсчитала ровно одиннадцать движений по волосам. Установила будильник на шесть утра и легла в постель.

Перед тем как закрыть глаза, мой взгляд упал на книгу, лежащую на прикроватной тумбочке. «Сто лет одиночества» Маркеса – совершенно не в моём стиле. Обычно я читала бизнес-литературу или биографии успешных людей. Эту книгу мне дал старый профессор литературы, с которым я случайно познакомилась на благотворительном вечере. «В ней есть ответы на вопросы, которые вы ещё не научились задавать», – сказал он тогда. Я взяла книгу из вежливости и вот уже три месяца не решалась открыть. Она лежала там, непрочитанная, как немой укор, как символ той части жизни, которую я методично вычеркнула из своего мира.

Завтра будет новый день. Точно такой же, как сегодня. Точно такой же, как вчера. Идеально организованный, просчитанный, контролируемый.

Часы продолжали тикать. Отсчитывая секунды моей идеальной жизни. Напоминая о том, что я потеряла, и о том, что приобрела. О выборе, который сделала десять лет назад.

Идеальная жизнь.

Фарс, в который я почти поверила.

Глава 1. «Задержка рейса»

Аэропорт Шереметьево встретил меня деловитой суетой раннего утра. Люди с чемоданами двигались во всех направлениях, образуя хаотичные потоки. Мне всегда казалось странным, что в местах, предназначенных для пунктуальности, царит такой беспорядок. Я сверилась с электронным табло – мой рейс до Санкт-Петербурга значился по расписанию. Идеально.

Я прошла к стойке бизнес-класса, предъявила документы и получила посадочный талон. Женщина за стойкой улыбнулась мне – дежурно, отработанно.

– Александра Николаевна, ваш рейс в 11:20. Приятного полёта.

Я кивнула, улыбнувшись в ответ такой же отработанной улыбкой, и направилась к контролю безопасности.

Первое совещание в Петербурге было назначено на три часа дня. С учётом часа в полёте и тридцати минут на дорогу до офиса партнёров, у меня оставался идеальный запас времени – ровно столько, чтобы заселиться в отель, просмотреть последнюю версию презентации и подготовиться к переговорам.

В VIP-зале было немноголюдно. Я выбрала кресло у окна, достала ноутбук и погрузилась в рабочую переписку. Финальные правки дизайнов новой коллекции, вопросы от руководителя производства, предложения от журнала «Vogue Россия» об эксклюзивном интервью… Время двигалось предсказуемо, как стрелки швейцарских часов.

– Уважаемые пассажиры, – вдруг раздался голос из динамиков. – Рейс SU-12 Москва – Санкт-Петербург задерживается по техническим причинам. Ориентировочное время вылета – 14:20. Приносим извинения за доставленные неудобства.

Я подняла голову. Три часа задержки? Это нарушало все мои планы. В горле появился неприятный ком, а на виске, кажется, забилась тонкая жилка. В моём мире не было места форс-мажорам и техническим причинам. Я немедленно набрала номер Виктории.

– Рейс задерживается на три часа, – сообщила я без приветствия. – Мне нужно перенести встречу на вечер или на завтра.

– Я свяжусь с командой Белоусова, – отозвалась Виктория. – Перезвоню через пять минут.

Она не переспрашивала, не паниковала, не предлагала бессмысленных вариантов – просто делала то, что нужно. Вот почему я ценила её больше других сотрудников.

Следующим звонком был отель. Я скорректировала время заезда, чтобы номер точно ждал меня, когда я доберусь до Петербурга. Планировать, контролировать, предугадывать – три кита, на которых держался мой мир.

Ещё через пять минут перезвонила Виктория.

– Белоусова сегодня не будет в офисе. Его заместитель предлагает либо встретиться с ним в шесть вечера, либо перенести на завтра на десять утра. Что предпочитаете?

Я мысленно просчитала варианты. Встреча с заместителем – пустая трата времени. Он не принимает решений, только передаёт информацию.

– Завтра в десять, – отрезала я. – И пусть Белоусов подтвердит лично. Я не полечу в Петербург ради разговора с посредником.

Едва я завершила звонок, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, я увидела мужчину, стоящего напротив меня меня. Он держал в руках профессиональную камеру и с интересом рассматривал меня сквозь объектив. Меня пронзило неприятное чувство вторжения в личное пространство. Я терпеть не могла, когда меня фотографировали без спроса, а я точно такого разрешения не давала.

– Извините, – мой голос прозвучал холодно. – Вы можете объяснить, что делаете?

Мужчина опустил камеру, и я смогла его рассмотреть. Около тридцати пяти лет, высокий, с небрежной трёхдневной щетиной, растрёпанными тёмно-русыми волосами и внимательными серо-голубыми глазами, которые, казалось, видели больше, чем следовало. Одет он был не по-деловому – потёртые джинсы, клетчатая рубашка, кожаная куртка, явно знавшая лучшие времена. На запястье – простой кожаный браслет ручной работы вместо часов. Типичный представитель творческой богемы.

– Фотографирую интересных людей, – он улыбнулся без тени смущения. – А вы очень интересны.

– В каком смысле? – я непроизвольно выпрямила спину.

– В прямом, – он пожал плечами. – Знаете, большинство людей в аэропортах существуют в каком-то межвременье – ни здесь, ни там. А вы полностью здесь. Сфокусированы, словно натянутая струна. Это фотогенично.

– Вы всегда фотографируете людей без разрешения? – я старалась, чтобы голос звучал холодно, но твёрдо.

Он опустил камеру и посмотрел на меня без малейшего смущения. В серо-голубых глазах плясали искры веселья.

– Только когда они настолько красиво злятся.

– Удалите фотографию, – я протянула руку, словно могла физически забрать своё изображение.

– Но тогда мир потеряет прекрасный момент искренности, – он сделал шаг назад, защищая камеру. – В мире так мало настоящих эмоций и так много отрепетированных улыбок.

– Моя искренность – моя собственность, – парировала я. – И я не давала разрешения ею распоряжаться.

Он склонил голову набок, изучая меня с неожиданным интересом.

– Эмоции – ничья собственность. Они как ветер – могут пролететь через забор из колючей проволоки, и ни один юрист не сможет вернуть их обратно.

– Философия – слабое оправдание для нарушения личных границ, – я протянула руку ещё требовательнее.

Он неожиданно серьёзно кивнул и нажал несколько кнопок на камере.

– Удалено. Но знаете… – он снова улыбнулся, – некоторые моменты остаются в памяти даже без цифрового следа.

Я хотела ответить что-то резкое, но в этот момент мой телефон зазвонил. Белоусов лично подтверждал встречу на завтра. Когда я закончила разговор, странного фотографа уже не было видно. Я почувствовала иррациональное облегчение, смешанное с крошечной, совершенно непозволительной ноткой разочарования.

Три часа ожидания превратились в пытку. Я привыкла заполнять каждую минуту полезной деятельностью, но в аэропорту возможности были ограничены. Работа требовала концентрации, которую сложно обеспечить в публичном месте. Я переключилась на чтение отчётов и аналитики, и время постепенно сдвинулось с мёртвой точки.

Наконец, объявили посадку. Я встала в очередь на приоритетную регистрацию, поправляя идеально сидящий тёмно-синий костюм. Тёплый воздух аэропорта уже успел превратить его в подобие удавки, и я с нетерпением ждала прохлады салона самолёта.

Заняв своё место у окна в бизнес-классе, я расположила ноутбук на откидном столике и ещё раз просмотрела презентацию. Оставались мелкие детали, которые нужно было доработать к завтрашней встрече. Краем глаза я заметила движение – кто-то занял место рядом со мной. Повернув голову, я почувствовала, как внутри всё сжалось: в соседнем кресле устраивался тот самый фотограф.

Он заметил моё удивление и в ответ лишь пожал плечами с видом человека, который давно перестал удивляться совпадениям.

– Судьба, – произнёс он с лёгкой усмешкой.

– Скорее, совпадение, обусловленное ограниченным количеством рейсов и мест, – парировала я, возвращаясь к экрану ноутбука.

– А вы не допускаете, что мироздание обладает чувством юмора?

Я не удостоила его ответом и демонстративно углубилась в работу. Сосредоточиться, однако, оказалось сложно. Моё тщательно оберегаемое личное пространство было нарушено, и я ощущала это всем своим существом. От него пахло чем-то свежим, древесным – не парфюм, а запах настоящего леса или озера. Как будто кусочек природы вторгся в стерильный мир бизнес-класса.

– Максим, – вдруг произнёс он.

– Простите? – я подняла взгляд от экрана.

– Меня зовут Максим. Максим Берегов, – он протянул руку. – Обычно люди представляются, когда им предстоит провести рядом хотя бы час.

Я неохотно пожала протянутую ладонь – тёплую, с грубоватыми мозолями, совсем не похожую на выхоленные руки моих деловых партнёров.

– Александра Воронцова.

– ВОРОН – это ваше? – в его глазах мелькнул интерес.

Признаюсь, меня удивило, что человек, явно далёкий от мира моды, знаком с моим брендом.

– Да.

– Впечатляюще. Я видел ваш бутик в центре. Минималистичный дизайн, точные линии – в этом есть своя красота.

– Но не та, которую вы обычно фотографируете? – спросила я с лёгкой иронией.

Он улыбнулся, и я заметила, как от уголков его глаз разбежались мелкие морщинки – следы многих улыбок и, вероятно, долгих часов, проведённых на солнце.

– Разную красоту ценю по-разному. В идеальных линиях есть своя эстетика, в живом несовершенстве – своя.

Мне не хотелось признавать, но его слова задели во мне какую-то струну. Я всегда стремилась к совершенству, к идеальному результату, безупречным линиям. Несовершенство в моём мире было синонимом ошибки, а не источником красоты.

– Вы тоже летите в Петербург по делам? – я решила сменить тему.

– Если фотографию можно назвать делом, – он кивнул. – Я возвращаюсь с Байкала. Провёл там год, работал над проектом о воде и времени. Теперь еду в Питер на встречу с издателем – будем обсуждать книгу.

– Целый год на Байкале? – я не скрыла удивления. – И что, ни разу не вернулись в цивилизацию?

– А вы считаете, что цивилизация – это шумные города и офисы? – в его голосе не было вызова, скорее искреннее любопытство. – На берегу самого древнего озера планеты я чувствовал себя ближе к сути цивилизации, чем где-либо ещё.

– И в чём же эта суть, по-вашему? – спросила я, сама не понимая, зачем продолжаю этот странный разговор.

– В умении видеть прекрасное в простом. В способности замедлиться достаточно, чтобы заметить, как меняется свет на воде в течение дня. В понимании, что ты – лишь крошечная часть чего-то гораздо более древнего и значимого.

Я посмотрела на него внимательнее. Для человека, проведшего год вдали от цивилизации, он был удивительно осмыслен и точен в выражениях.

– Звучит красиво, но совершенно непрактично, – заметила я. – Большинству людей нужно зарабатывать на жизнь, а не созерцать свет на воде.

– А вы уверены, что эти вещи взаимоисключающи? – он слегка приподнял бровь. – Может, именно способность замечать свет и делает человека по-настоящему живым? И тогда всё, что он создаёт – будь то фотографии или модные коллекции – наполняется этой жизнью?

Прежде чем я успела ответить, самолёт неожиданно тряхнуло. Стюардесса по громкой связи попросила пассажиров пристегнуть ремни – мы входили в зону турбулентности. Я послушно выполнила указание, но в следующую секунду самолёт снова сильно качнуло, и кофе из чашки, которую я держала в руке, выплеснулось прямо на мои документы и клавиатуру ноутбука.

– Чёрт! – вырвалось у меня.

Тёмная жидкость медленно расползалась по клавиатуре и бумагам. Я лихорадочно попыталась спасти технику, но из-за пристёгнутого ремня движения были скованы.

– Позвольте, – Максим ловко отстегнулся, достал из своего рюкзака пачку салфеток и начал промакивать кофе. – Переверните ноутбук клавиатурой вниз, чтобы жидкость не попала внутрь.

Я выполнила его совет, ощущая непривычную беспомощность. Моё лицо, наверное, выражало настоящую панику, потому что Максим вдруг улыбнулся – не насмешливо, а ободряюще.

– Не переживайте так, – сказал он, сосредоточенно просушивая мои документы. – Мир не рухнет из-за пролитого кофе.

– Для вас, может, и не рухнет, – пробормотала я. – А для меня это может означать потерю важных данных, задержки в работе, срыв сроков…

– И тогда что? – он посмотрел мне прямо в глаза. – Наступит конец света?

На мгновение я онемела от такой прямоты. Что он мог знать о требованиях моего мира, о грузе ответственности, который лежал на моих плечах? О том, что даже малейший сбой в системе мог запустить цепную реакцию проблем?

– Вам легко говорить, – наконец произнесла я. – Вы фотографируете воду и свет. Если что-то пойдёт не так, максимум – потеряете красивый кадр. У меня же на кону —

– Судьбы мира? – он договорил с лёгкой усмешкой, продолжая заботливо просушивать мои документы. – Не принижайте себя, Александра. Вы слишком умны, чтобы действительно верить, будто без вашего контроля всё немедленно рухнет.

Я почувствовала, как краска заливает мои щёки. Он был прав, и это раздражало больше всего. Конечно, мир не рухнет. Но мой мир… мой мир действительно мог пошатнуться.

Максим тем временем достал из рюкзака небольшой герметичный пакет.

– Положите сюда ноутбук, – предложил он. – Насыпем туда риса, он вытянет влагу. Старый трюк, но работает безотказно. После посадки дадим ему пару часов, и, возможно, ваша техника будет спасена.

– У вас с собой есть рис? – недоверчиво спросила я.

– У меня с собой много странного, – он улыбнулся. – Привычка фотографа – всегда быть готовым к непредвиденным обстоятельствам. И да, я в курсе, что это парадоксально – быть готовым к непредвиденному.

Вопреки своему желанию, я почувствовала, как уголки моих губ приподнимаются в невольной улыбке. Было что-то обезоруживающее в этом странном человеке, в его готовности помочь, в его способности говорить о серьёзных вещах с лёгкостью, но без поверхностности.

– Спасибо, – сказала я, вкладывая в это слово больше искренности, чем обычно позволяла себе с незнакомцами.

– Не за что, – он пожал плечами. – В конце концов, мы все в одном самолёте. И в метафорическом смысле тоже.

Остаток полёта прошёл в странном подобии перемирия. Максим рассказывал о своих проектах, о том, как фотографировал закаты на Байкале, каждый день – с одной и той же точки, чтобы показать, как меняется свет и вода. О местных жителях, о шаманских поверьях, о ночёвках под звёздами, которые на Байкале казались ближе, чем где-либо ещё.

Я слушала, погружаясь в мир, совершенно не похожий на мой. Мир без расписаний, дедлайнов и совещаний. Мир, где ценность измерялась не в деньгах и статусе, а в неуловимых моментах красоты и подлинности.

– А вы? – неожиданно спросил он. – Что привело вас в мир моды? Что вы в нём находите, кроме бизнеса?

Я задумалась. Обычно на такие вопросы у меня был готовый ответ – о страсти к красоте, о желании создавать вещи, которые помогают женщинам чувствовать себя увереннее. Это был хороший ответ, правильный. Но почему-то сейчас он казался пустым, как заученная фраза из пресс-релиза.

– Контроль, наверное, – наконец ответила я с неожиданной для себя откровенностью. – В моде есть то, чего так часто не хватает в жизни – возможность создать совершенство своими руками. Идеальную линию, безупречный силуэт. В мире, где всё постоянно выходит из-под контроля, я могу создать пространство абсолютной гармонии.

Он помолчал, обдумывая мой ответ, а затем предложил:

– А может, настоящая гармония как раз в принятии того, что некоторые вещи нельзя контролировать? В понимании, что красота часто рождается именно из случайности, из неидеальности?

– Это очень красивая теория, – заметила я. – Но на практике большинство случайностей приводят не к красоте, а к хаосу.

– Или к встречам, которые меняют жизнь, – он улыбнулся. – Как наша сегодня.

Я хотела возразить, сказать что-то о статистической вероятности случайных встреч в ограниченном пространстве аэропорта, но в этот момент самолёт коснулся посадочной полосы. Мы прибыли в Санкт-Петербург.

После получения багажа мы оказались вместе у стоянки такси. Что-то – возможно, благодарность за помощь с ноутбуком, а может, и простое любопытство – заставило меня нарушить собственное правило не смешивать случайные знакомства с реальной жизнью.

– У вас есть визитка? – спросила я, протягивая свою.

Максим рассмеялся и достал из кармана куртки не визитку, а потрёпанный блокнот. Оторвав листок, он записал номер телефона и протянул мне.

– Без лишнего пафоса, – пояснил он. – Просто цифры. А хотите один совет?

– Какой? – спросила я, ожидая какую-нибудь философскую сентенцию о красоте случайностей.

– Оставьте ноутбук в рисе минимум на шесть часов. И ни в коем случае не включайте раньше. Терпение в данном случае – действительно добродетель.

С этими словами он забросил рюкзак на плечо, кивнул мне и направился к выходу из аэропорта – лёгкой, свободной походкой человека, который не боится опоздать и не спешит никуда, кроме как навстречу собственной жизни.

А я осталась стоять, сжимая в руке клочок бумаги с его номером и странным чувством, что этот день, начавшийся с раздражающей задержки рейса, каким-то образом выбил меня из привычной колеи. И я ещё не решила, хорошо это или плохо.

Глава 2. «Ночной Петербург»

Пулково встретило меня влажным вечерним воздухом и предчувствием дождя. Над городом нависали серые тучи, обещая скорые перемены. Я села в такси и назвала адрес отеля – того самого, где у меня была подтверждённая бронь на два дня.

Дорога до центра заняла около часа. Я просматривала презентацию к завтрашней встрече, периодически поглядывая на проплывающие за окном пейзажи. Питер встретил меня своей обычной сдержанной красотой – строгими фасадами, отражениями в каналах, неспешным течением городской жизни.

У входа в отель я расплатилась с таксистом, взяла чемодан и направилась к стойке регистрации. Элегантный холл, приглушённый свет, тихая классическая музыка – всё располагало к деловой встрече и продуктивной работе.

– Добро пожаловать в наш отель, – поприветствовала меня девушка-администратор. – У вас есть бронь?

– Да, Воронцова Александра Николаевна, – я протянула документы.

Администратор несколько минут стучала по клавиатуре, и её лицо постепенно приобретало озабоченное выражение.

– К сожалению, – произнесла она голосом, в котором слышались одновременно извинение и равнодушие, – произошла ошибка в системе бронирования. Ваш номер занят. Мы можем предложить вам размещение завтра утром или помочь найти альтернативу в другом отеле.

Я почувствовала, как напрягаются мышцы шеи. Второй сбой за день. Мой идеально выстроенный мир начал трещать по швам.

– Это неприемлемо, – процедила я сквозь зубы. – У меня подтверждённая бронь.

– Мы понимаем ваше недовольство и готовы компенсировать неудобства…

Я не стала выслушивать стандартные извинения. Взяла свой чемодан и вышла из отеля, доставая телефон, чтобы найти свободные номера в городе. На улице как раз начинался дождь.

Поиски не радовали. Все приличные отели были заняты – в Петербурге проходила какая-то международная конференция. Оставались либо сомнительные мини-отели на окраине, либо астрономически дорогие президентские апартаменты. Я стояла под навесом отеля, выбирая между неудобством и неоправданной тратой денег, когда услышала знакомый голос:

– Проблемы?

Обернувшись, я увидела Максима. Он стоял неподалёку с рюкзаком за плечами, слегка промокший из-за начинающегося дождя. Мне почему-то стало неловко – как будто он застал меня в момент слабости.

– Ничего серьёзного, – соврала я. – Просто корректирую планы.

Он окинул меня внимательным взглядом – таким, каким фотографы оценивают кадр перед съёмкой.

– С отелем что-то не так?

Я хотела отмахнуться, сказать, что всё под контролем, но что-то в его спокойном участии заставило меня сказать правду:

– Перепутали бронь. Номера нет.

– А свободных мест в городе тоже нет? – догадался он.

– Почти нет, – неохотно призналась я.

– Какое совпадение, – улыбнулся он, подходя ближе. – Я как раз шёл к знакомому, который живёт в соседнем доме, увидел вас и подумал: не иначе, у Вселенной есть чувство юмора.

Максим помолчал, а затем неожиданно улыбнулся.

– Знаете что? Может, это знак судьбы.

– Какой знак? – я нахмурилась.

– Что не стоит проводить вечер в номере отеля, просматривая презентации. В Питере удивительные белые ночи, а вы планировали запереться в четырёх стенах?

– У меня завтра важная встреча…

– Это завтра, – сказал он. – А сегодня выдался свободный вечер. Когда такое было в последний раз?

Я задумалась. Действительно, когда? Мне казалось, что свободного времени не существует в принципе – были только работа и сон между рабочими днями.

– Предлагаю компромисс, – продолжил Максим. – Дайте мне час. Всего один час. Я покажу вам настоящий Петербург, не туристический. А потом помогу найти вам приличное место для ночлега. Договорились?

– Не знаю… – я колебалась.

– Александра, – он произнёс моё имя мягко, но с какой-то убедительной силой. – Когда вы в последний раз делали что-то просто так? Не ради бизнеса, не ради пользы, а просто потому, что это может быть интересно?

Вопрос попал в цель. Я действительно не помнила такого момента. Всё в моей жизни имело цель, оправдание, смысл в рамках большой стратегии. Даже отдых планировался для восстановления работоспособности.

– Всего час? – уточнила я.

– Всего час, – пообещал он. – А если вам не понравится, я помогу решить вопрос с отелем и больше не буду вам мешать.

Я посмотрела на часы. Половина восьмого. К половине десятого вопрос с ночлегом должен был быть решён. Это был разумный график.

– Хорошо, – неожиданно для себя согласилась я. – Но ровно через час.

Максим расплылся в улыбке.

– Тогда пойдёмте. Но сначала избавимся от багажа – с чемоданом по Питеру не погуляешь.

– Куда его деть?

– На Московском вокзале есть камера хранения. Недалеко отсюда.

Мы дошли до Московского вокзала, сдали мой чемодан в камеру хранения, и у меня осталась только небольшая сумочка. Без привычного груза в виде документов и ноутбука я чувствовала себя странно обнажённой, незащищённой.

– Куда мы идём? – спросила я, поправляя плащ.

– В Петербург, который не упоминается в путеводителях, – загадочно ответил Максим. – В тот, что живёт между парадными фасадами.

Мы шли по улицам, которые я не могла узнать. Максим явно знал город как свои пять пальцев, петляя по переулкам и дворикам. Дождь усиливался, но он не спешил искать укрытие – казалось, стихия была ему другом, а не препятствием.

– Сюда, – он свернул в арку, ведущую во двор-колодец.

Я остановилась в арке. Замкнутое со всех сторон пространство – высокие стены с рядами окон, облупившаяся штукатурка, кое-где граффити. Ничего особенного, ничего красивого в моём понимании.

– И что в этом такого особенного? – спросила я.

– Посмотрите внимательнее, – Максим достал камеру. – Не оценивайте, просто смотрите.

Он навёл объектив на окна, за стёклами которых мелькали силуэты людей, создавая живые картинки. Свет в одном окне был тёплым и жёлтым – там, видимо, ужинала семья. В другом мерцал голубоватый экран телевизора. На третьем этаже кто-то играл на гитаре, и мелодия тихо доносилась до дождливого двора.

– Видите? – тихо спросил Максим. – Здесь живут настоящие истории. Не декорации, а жизнь.

Я попыталась посмотреть на мир его глазами. Действительно, было что-то трогательное в этих освещённых окнах, в звуках повседневной жизни, в запахе дождя, смешанном с ароматом чьего-то ужина.

– А теперь сюда, – он повёл меня дальше.

Следующая остановка – набережная канала Грибоедова. Дождь к тому времени почти прекратился, и в мокром асфальте отражались огни фонарей. Максим остановился у перил и снова поднял камеру.

– Что вы видите? – спросил он, не отрывая взгляда от видоискателя.

– Канал, дома, отражения, – перечислила я. – Довольно типичный питерский пейзаж.

– А я вижу живопись, – он сделал несколько снимков. – Смотрите, как свет дробится в воде. Каждое отражение – это картина в картине. А эти люди на мосту – видите пару под зонтом? Они не позируют, не играют на публику. Они просто живут настоящим.

Я проследила за его взглядом. Молодая пара стояла посреди моста, и дождь, казалось, их совсем не беспокоил. Они были настолько поглощены друг другом, что остальной мир просто перестал для них существовать.

– Разрешите? – Максим повернул камеру в мою сторону.

– Нет, – инстинктивно ответила я.

– Почему?

– Я не очень хорошо получаюсь на фотографиях, – призналась я. – Всегда выгляжу слишком напряжённой.

– А может, дело не в том, как вы выглядите, а в том, как вы себя чувствуете перед камерой? – предположил он. – Попробуйте не думать о том, как вы выглядите. Просто будьте здесь и сейчас, в этом моменте.

Что-то в его голосе заставило меня довериться ему. Я кивнула. Максим поднял камеру, но не спешил нажимать на кнопку.

– Посмотрите на воду, – посоветовал он. – Видите, как огни танцуют на поверхности? Представьте, что это не просто отражения, а живые существа, играющие в прятки с дождём.

Я послушалась и действительно увидела что-то волшебное в игре света на тёмной воде. На несколько секунд я забыла о камере, о том, как выгляжу, о завтрашней встрече. Я просто смотрела на танец огней.

Щелчок затвора прозвучал тихо, почти незаметно.

– Готово, – сказал Максим, опуская камеру. – Спорим, этот снимок получился лучше любого студийного портрета.

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что секунду назад вы были не деловой женщиной, озабоченной своим имиджем, а просто человеком, который увидел красоту. А это всегда фотогенично.

Мы продолжили прогулку. Максим показывал мне город с необычных ракурсов – отражения в лужах, тени на стенах, мимолетные жесты прохожих. Он фотографировал не памятники и дворцы, а моменты. Старика, кормящего голубей. Девочку, пускающую мыльные пузыри. Бездомного пса, который почему-то улыбался.

– А почему вы фотографируете именно это? – спросила я, когда мы укрылись от очередного ливня под арками Гостиного двора.

– Потому что это настоящее, – просто ответил он. – Красивые фасады останутся неизменными ещё на сотни лет. А такие моменты в жизни бывают только раз. Прямо сейчас. И больше никогда не повторятся в точности.

– Но ведь есть объективно красивые вещи, – возразила я. – Архитектура, произведения искусства, идеальные пропорции…

– Конечно, есть, – согласился он. – И я их тоже фотографирую. Но идеальное часто бывает мёртвым. А живое – всегда несовершенно. В этом его прелесть.

Дождь утих, и мы продолжили путь. Я заметила, что стала по-другому смотреть на город. Вместо общих планов мой взгляд задерживался на деталях – кружевных тенях от фонарей, мокрых камнях мостовой, лицах людей.

– Знаете, – сказала я, когда мы остановились на Дворцовой набережной, – у меня странное ощущение, будто я вижу Петербург впервые. А ведь я была здесь десятки раз.

– По делам? – уточнил Максим.

– Да. Всегда по делу.

– Тогда неудивительно, – улыбнулся он. – Когда едешь по делам, видишь только то, что связано с этими делами. Всё остальное становится фоном.

– А вы всегда так смотрите на мир? Замечаете всё подряд?

– Не всё подряд, – он покачал головой. – Но я стараюсь быть здесь и сейчас. Участвовать в собственной жизни, а не плыть по течению на автопилоте.

Его слова задели меня за живое. Я действительно часто чувствовала себя так, будто живу на автопилоте: встаю, работаю, ложусь спать, и всё повторяется снова. Когда я в последний раз по-настоящему жила своей жизнью?

Мы зашли в маленькое кафе на канале Грибоедова. Заведение было крошечным – всего несколько столиков, уютное освещение, запах свежесваренного кофе и домашней выпечки. Максим заказал эспрессо, я – латте.

– Честно говоря, – призналась я, помешивая пенку, – я не ожидала, что прогулка может быть настолько… интересной.

– А чего вы ожидали? – спросил он с улыбкой.

– Наверное, от скуки. Или от банального флирта. Мужчины часто пытаются произвести впечатление на деловых женщин, показывая им «настоящую жизнь».

– И что, многие пытались?

– Достаточно, – пожала я плечами. – Обычно это сводится к предложению «расслабиться» в их понимании этого слова.

Максим рассмеялся.

– Понимаю. Но знаете, что меня интересует? Не то, как вы расслабляетесь, а то, как вы живёте. Что заставляет вас так сильно контролировать всё вокруг?

Вопрос прозвучал серьёзно, без намёка на нравоучения или критику. Просто искреннее любопытство.

– Наверное, это единственный способ быть уверенной в результате, – ответила я после паузы. – Когда ты контролируешь процесс, то знаешь, чего ожидать.

– А если результат не оправдает ожиданий?

– Значит, я недостаточно хорошо контролировала процесс, – улыбнулась я с лёгкой иронией.

– Замкнутый круг, – заметил он.

– Надёжный круг, – поправила я. – Он работает.

– А что происходит с неожиданностями? С тем, что невозможно предугадать?

Я задумалась, глядя в окно кафе на неспешно идущих людей.

– Стараюсь свести их к минимуму, – честно ответила я. – Неожиданности – это риск. А риск – это возможность проиграть.

– Или возможность выиграть что-то, о чём ты даже не подозревал, – возразил Максим.

– Как например?

– Как и этот вечер, – он сделал глоток кофе. – Вы планировали провести его в отеле за документами. А вместо этого открываете для себя новый Петербург. Это тоже неожиданность.

Я посмотрела на часы. Прошло уже больше часа, как он и просил, но мне почему-то не хотелось напоминать ему об этом. Время словно утратило своё обычное значение.

– Расскажите о себе, – попросила я. – Как вы стали фотографом? Это был осознанный выбор или случайность?

– И то, и другое, – улыбнулся он. – Камеру мне подарили на четырнадцатилетие. Обычный подарок от родителей, ничего особенного. Но первый же снимок, который получился по-настоящему хорошим, изменил всё.

– Что это было?

– Портрет бабушки. Она сидела у окна, чистила картошку и что-то напевала себе под нос. Очень обычная сцена. Но на фотографии было столько тепла, столько жизни… Я понял, что хочу научиться ловить такие моменты.

– И родители поддержали ваш выбор?

– Да, хотя сначала переживали. Мама – художница, папа – музыкант, так что творческая жизнь им не чужда. Но они знают, как непросто жить искусством.

Я попыталась представить себе семью, в которой родители поддерживают ребёнка в выборе неопределённого творческого пути. В моей семье успех измерялся конкретными достижениями – дипломами, должностями, доходами.

– А вы? – спросил Максим. – Вы всегда хотели заниматься бизнесом?

– Не знаю, чего я хотела в детстве, – призналась я. – Отец с ранних лет внушал мне, что успех – это единственное, что имеет значение. Хорошие оценки, престижный вуз, карьера. Другие варианты не рассматривались.

– Жёсткая программа.

– Эффективная, – поправила я. – Она работает.

– А счастье в этой программе предусмотрено?

Вопрос застал меня врасплох. Я машинально хотела ответить, что успех – это и есть счастье, но что-то заставило меня задуматься.

– Не знаю, – наконец призналась я. – Честно говоря, я давно не думала о счастье в чистом виде. Я думаю об эффективности, результатах, развитии…

– Но не о том, что делает вас счастливой прямо сейчас?

– Прямо сейчас? – я оглядела уютное кафе, посмотрела на Максима, на свою чашку с остывающим латте. – Странно, но этот разговор… делает меня счастливой. А ведь он совершенно непродуктивен.

Максим засмеялся – не насмешливо, а радостно.

– Может быть, самые важные вещи и не должны быть продуктивными?

Мы просидели в кафе ещё час, разговаривая обо всём и ни о чём одновременно. О книгах, которые читали в детстве. О местах, в которых мечтали побывать. О том, что заставляет нас просыпаться по утрам с интересом к новому дню.

Когда мы вышли на улицу, уже окончательно стемнело, хотя в конце мая в Петербурге темнота скорее театральная, чем настоящая.

– Ваш час давно прошёл, – заметила я.

– И что? Вы хотите, чтобы я исчез? – спросил он с улыбкой.

– Нет, – ответила я, удивляясь собственной откровенности. – Не хочу.

– Тогда помочь вам найти отель?

– Да, пора решать эту проблему, – я достала телефон и снова начала искать свободные номера. На этот раз повезло – в отеле «Астория» освободился номер. Довольно дорого, но зато в центре и со всеми удобствами.

– Всё решено, – сообщила я, завершив бронирование. – Нужно только забрать чемодан с вокзала.

– Отлично. Тогда пойдёмте?

Мы подошли к Московскому вокзалу, где я забрала свой багаж, а затем направились в «Асторию». Мы шли по вечернему Петербургу, и я ловила себя на мысли, что не хочу, чтобы этот странный вечер заканчивался. Когда я в последний раз чувствовала что-то подобное? Предвкушение, лёгкость, желание продлить момент?

Мы остановились у входа в отель.

– Спасибо, – сказала я. – За… ну, за всё. За то, что показали город с другой стороны.

– Спасибо вам, – ответил он. – За то, что согласились посмотреть.

Мы стояли под фонарём, и снова начал накрапывать дождь. Максим достал из кармана куртки визитку – не деловую, а самодельную, с его фотографией и контактами.

– На всякий случай, – сказал он. – Если захотите ещё раз увидеть Петербург не с туристической точки зрения.

Я взяла карточку, чувствуя лёгкую дрожь в пальцах. Что со мной происходило? Я вела себя как школьница на первом свидании.

– Может быть, – ответила я, стараясь сохранить хотя бы видимость контроля над ситуацией.

– Может быть, это уже хорошо, – улыбнулся он. – Сладких снов, Александра.

Он развернулся и пошёл прочь, растворяясь в петербургской дымке. А я стояла у входа в отель, сжимая в руке его визитку и пытаясь понять, что именно происходило со мной этим вечером.

В номере я приняла душ, надела халат и села у окна с чашкой чая. Внизу раскинулся город, мерцающий огнями. Тот самый Петербург, который я видела десятки раз. Но теперь он казался другим – более живым, более настоящим.

Я достала телефон, чтобы проверить рабочую почту, но вместо этого открыла камеру и сделала снимок вида из окна. Не для соцсети и не для отчёта о командировке. Просто так. Потому что этот момент показался мне важным.

Потом подошла к зеркалу, в нём появилось моё лицо – немного иное, совсем не деловое. В глазах появилось что-то новое. Что-то, чего я не видела там уже очень давно.

Любопытство.

Я убрала телефон и допила чай, продолжая смотреть на ночной город. Завтра будет новый день, новая встреча, возвращение к привычному ритму. Но что-то подсказывало мне, что после сегодняшнего вечера этот ритм уже не будет прежним.

Кое-что изменилось. И я ещё не знала, хорошо это или плохо.

Глава 3. «День первый. Пробуждение»

Я проснулась не от будильника, а от солнечных лучей, пробивавшихся сквозь неплотно задёрнутые шторы. Впервые за много лет у меня не было чёткого плана на первые минуты утра. Я лежала, глядя в потолок, и пыталась понять, что за странное чувство поселилось внутри. Предвкушение? Тревога? Или что-то совсем другое – то, чему я не могла дать названия?

Вчерашний вечер казался нереальным. Прогулка по Петербургу с незнакомым фотографом, разговоры в кафе, это странное чувство лёгкости… Может, это был просто эмоциональный всплеск после стресса из-за отеля? Защитная реакция психики на нарушение привычного порядка?

Я встала, приняла душ и начала собираться на встречу. Тёмно-синий костюм, белая блузка, минимум украшений – всё как обычно. Но в зеркале на меня смотрела немного другая женщина. В глазах появилось что-то… живое. Словно вчерашний вечер разбудил что-то, что долго спало.

Завтрак в ресторане отеля прошёл в обычном режиме: кофе, круассан, просмотр утренних новостей на планшете. Я проверила почту, ответила на срочные сообщения, в последний раз просмотрела презентацию. Всё шло по плану, но мысли то и дело возвращались к вчерашнему вечеру. К разговору в кафе, к тому, как Максим говорил о счастье, к его способности видеть красоту в обыденном.

Офис петербургского партнёра располагался в историческом здании на Невском проспекте. Классический фасад, высокие потолки, паркетные полы – место, где история встречается с современным бизнесом. Олег Белоусов встретил меня лично – солидный мужчина лет пятидесяти, в дорогом костюме, с располагающей улыбкой опытного переговорщика.

– Александра Николаевна, наконец-то! – он пожал мне руку. – Извините за вчерашнюю неразбериху. Семейные обстоятельства.

– Ничего страшного, – ответила я. – Иногда жизнь вносит коррективы в наши планы.

Он слегка удивился моему спокойствию – обычно я более требовательно относилась к соблюдению договорённостей.

Переговоры прошли блестяще. Мы обсудили открытие бутика ВОРОН в Петербурге, проработали локацию, ценовую политику, маркетинговую стратегию. Белоусов был впечатлён концепцией бренда, цифрами продаж, планами развития. К обеду все основные вопросы были решены.

– Вы удивительная женщина, – сказал он, когда мы подписывали предварительное соглашение. – Редко встретишь таких профессионалов. И при этом сегодня вы кажетесь… как бы это сказать… более человечной, чем во время наших предыдущих видеозвонков.

Я задумалась над его словами. Действительно ли что-то изменилось? Или он просто увидел меня в непривычной обстановке?

– Возможно, Петербург на меня хорошо влияет, – ответила я, удивляясь собственной откровенности.

После встречи у меня было несколько свободных часов до обратного рейса. Я планировала провести их в номере отеля, дорабатывая детали договора и отвечая на накопившиеся письма. Но когда я шла по Невскому, телефон зазвонил. Номер был незнакомый, но что-то заставило меня ответить.

– Александра? Это Максим.

Сердце пропустило удар. Я остановилась прямо посреди тротуара, заставив прохожих обходить меня.

– Здравствуйте, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Как дела? Встреча прошла успешно?

– Да, спасибо. Всё получилось.

– Отлично. Слушайте, у меня к вам предложение. Сегодня вечером открывается выставка моего друга Кирилла – фотографии Крайнего Севера. Очень сильные работы. Хотите посмотреть?

Я машинально хотела отказаться – у меня был обратный рейс, дела в Москве, завтрашние встречи. Но что-то заставило помедлить.

– Не знаю… У меня самолёт в семь вечера.

– А если перенести на завтра? – в его голосе не было навязчивости, только искреннее желание поделиться чем-то важным. – Кирилл – удивительный фотограф. Он умеет показать души людей, живущих на краю мира. Думаю, вам будет интересно.

– Максим, я не очень хорошо разбираюсь в фотографии…

– Дело не в том, чтобы разбираться. Дело в том, чтобы чувствовать. А вы умеете чувствовать, просто не всегда себе в этом признаётесь.

Его слова задели что-то глубоко внутри. Я стояла на Невском проспекте, среди толпы туристов и петербуржцев, и чувствовала, как внутри борются два голоса. Один требовал вернуться к привычному ритму, к контролю, к безопасности расписания. Другой шептал о том, что такие моменты случаются редко.

– Хорошо, – услышала я собственный голос. – Я перенесу рейс.

– Правда? – он явно не ожидал согласия. – Прекрасно! Тогда встречаемся в шесть в галерее «Борей» на Фонтанке. Найдёте?

– Найду.

– До встречи, Александра. И спасибо, что решились.

Я убрала телефон и некоторое время стояла, не двигаясь. Что я наделала? Перенести рейс, нарушить планы, пойти на выставку с человеком, которого знаю всего сутки? Это не похоже на меня. Совсем не похоже.

Но когда я набрала номер авиакомпании, чтобы перенести билет, в груди разлилось странное тепло. Впервые за долгое время я сделала что-то спонтанное, необдуманное, просто потому, что хотела.

Оставшееся время до встречи я провела в Эрмитаже. Ходила по залам, смотрела на картины, но мысли всё время возвращались к предстоящему вечеру. Что это за выставка? Кто такой этот Кирилл? И главное – что со мной происходит?

Галерея «Борей» оказалась небольшим, но стильным пространством в историческом особняке. У входа толпились люди – совсем не такие, как мои обычные деловые партнёры. Творческая интеллигенция, студенты, люди искусства. Они говорили громче, смеялись искренне, обнимались при встрече. Атмосфера была тёплой, живой, совершенно не похожей на корпоративные мероприятия, к которым я привыкла.

Максим ждал меня у входа. Увидев меня, он улыбнулся – так радостно, словно мы не виделись месяцы.

– Вы пришли, – сказал он. – Я почему-то боялся, что передумаете.

– Я тоже боялась, – призналась я. – Но вот я здесь.

– И как ощущения?

Я оглядела галерею, людей, витающую в воздухе атмосферу творчества и свободы.

– Непривычно, – честно ответила я. – Но интересно.

– Тогда пойдёмте знакомиться с искусством и моими друзьями.

Он провёл меня внутрь, к стене, где висели фотографии. Чёрно-белые снимки поражали силой и глубиной. Лица людей, живущих в тундре, их руки, покрытые морщинами и шрамами от тяжёлой работы, глаза, полные мудрости и печали. Пейзажи бескрайних просторов, где человек казался крошечной точкой на фоне вечности.

– Это Кирилл, – Максим подвёл меня к высокому худому мужчине с проницательными глазами и седой бородкой. – Кир, познакомься – Александра, та самая девушка, о которой я тебе рассказывал.

– Очень приятно, – Кирилл пожал мне руку. – Максим говорил, что вы занимаетесь модой. Интересно услышать ваше мнение о моих работах.

– Я не очень компетентна в фотографии, – начала я, но он перебил:

– Компетентность не главное. Главное – что вы чувствуете, глядя на эти лица.

Я снова посмотрела на фотографии. Старик-ненец, смотрящий в объектив с таким достоинством, словно он король вселенной. Женщина средних лет с ребёнком на руках – в её глазах столько нежности и силы одновременно. Подросток на фоне стада оленей, в его позе – готовность к взрослой жизни, понимание ответственности.

– Я вижу… подлинность, – сказала я наконец. – Этих людей невозможно подделать. Они такие, какие есть, без масок и ролей.

– Именно! – загорелся Кирилл. – Вы поняли главное. В городе мы все играем роли, надеваем маски. А там, на краю мира, люди остаются собой. Им нечего скрывать и некого обманывать.

К нам подошла женщина лет тридцати с короткими тёмными волосами и живыми карими глазами.

– Это Аня, – представил Максим. – Жена Кирилла и прекрасный искусствовед.

– И его муза, – добавила Аня с улыбкой. – Хотя он этого никогда не признает. Александра, верно? Максим рассказывал. Вы занимаетесь модой?

– Да, у меня сеть бутиков дизайнерской одежды, – ответила я.

– Как интересно! – её глаза загорелись. – А вы сами создаёте дизайны или только курируете?

– И то, и другое. У нас есть команда дизайнеров, но я участвую в создании каждой коллекции.

– Мода и фотография – родственные искусства, – заметил Кирилл. – И там, и там важно поймать дух времени, показать красоту, рассказать историю.

Мы прошли по галерее, рассматривая работы. Кирилл и Аня рассказывали об экспедициях, о людях, которых встречали, о том, как менялось их понимание жизни. Максим дополнял рассказы, делился своими наблюдениями. Я слушала, завороженная этим миром, таким далёким от моего.

– А вы никогда не думали о том, чтобы сделать фотосессию для вашего бренда в таких местах? – спросила Аня. – Представьте: модели в дизайнерской одежде на фоне северной природы. Контраст цивилизации и дикости.

– Это интересная идея, – задумчиво сказала я. – Но довольно сложная в реализации.

– Самые интересные идеи обычно сложные, – заметил Максим. – Если бы всё было просто, не было бы искусства.

Мы говорили ещё долго. О творчестве, о поиске смысла, о том, что движет людьми в их стремлении создавать что-то новое. Постепенно галерея опустела, остались только самые близкие друзья фотографа.

– Пойдёмте ужинать, – предложил Кирилл. – Знаю отличное место неподалёку.

– Боюсь, мне пора, – сказала я, взглянув на часы. – Уже поздно.

– Александра, – Максим дотронулся до моей руки. – А можно проводить вас до отеля? Хочется ещё немного поговорить.

Что-то в его тоне заставило меня согласиться. Мы попрощались с Кириллом и Аней, пообещав обязательно встретиться снова, и вышли на вечернюю набережную.

Петербург встретил нас мягким светом белой ночи. Город казался нереальным, сказочным, словно декорация к романтическому фильму.

– Спасибо, что пришли, – сказал Максим, когда мы шли вдоль Фонтанки. – Видели, как загорелись глаза Кирилла, когда вы сказали про подлинность? Вы точно поняли суть его работы.

– Это было несложно, – ответила я. – Эти фотографии действительно особенные. В них есть что-то… настоящее.

– А в вашей жизни есть что-то настоящее?

Вопрос застал меня врасплох. Я остановилась, задумавшись.

– Не знаю, – наконец призналась я. – Раньше я была уверена, что да. Работа, успех, достижения – это казалось мне вполне настоящим. Но после вчерашнего вечера… и сегодняшней выставки… я начинаю сомневаться.

– В чём сомневаться?

– В том, что я живу, а не просто существую. В том, что чувствую, а не только планирую и контролирую.

Мы дошли до Дворцовой набережной. Нева неспешно несла свои воды, отражая огни фонарей. Немногочисленные прохожие двигались медленно, наслаждаясь белой ночью.

– Хотите знать, что я увидел в вас вчера в аэропорту? – спросил Максим.

– Что?

– Живого человека, который прячется за маской контроля. Кого-то очень интересного, кто боится показать себя настоящего.

– Откуда такая уверенность?

– Профессиональная интуиция, – он улыбнулся. – Фотографы учатся видеть людей без масок. А у вас эта маска очень красивая, но временами сползает. Особенно когда вы удивляетесь или задумываетесь.

Мы остановились у перил. Максим повернулся ко мне, и я увидела в его глазах что-то новое – не просто интерес, а тёплое участие.

– Александра, можно личный вопрос?

– Можно, – шепнула я.

– Когда вы в последний раз делали что-то просто потому, что хотели? Не потому, что это было правильно или полезно, а просто потому, что сердце подсказывало?

Я задумалась. Попыталась вспомнить… и поняла, что не могу. Всё в моей жизни было обосновано, просчитано, спланировано.

– Не помню, – честно ответила я. – Кажется, очень давно.

– А сегодня? Решение прийти на выставку – оно было рациональным?

– Нет, – я улыбнулась. – Совершенно иррациональным.

– И как ощущения?

– Странные, – я посмотрела на него. – Но… приятные. Как будто я вспомнила что-то важное о себе, что давно забыла.

Максим подошёл ближе. Между нами почти не осталось пространства.

– Александра…

– Да?

– Можно вас поцеловать?

Вопрос прозвучал тихо, почти неслышно. Но он эхом отозвался во мне, заставив сердце биться чаще. Я смотрела в его серо-голубые глаза и понимала, что сейчас произойдёт что-то важное. Что-то, что изменит меня.

Вместо ответа я просто кивнула.

Он медленно наклонился ко мне, давая возможность отстраниться. Но я не отстранилась. Его губы коснулись моих нежно, осторожно, словно он боялся спугнуть что-то хрупкое. Поцелуй был коротким, но в нём было столько тепла, столько искренности, что у меня закружилась голова.

Когда мы отстранились друг от друга, я почувствовала себя совершенно другой. Словно что-то, дремавшее глубоко внутри, наконец проснулось.

– Спасибо, – тихо сказал Максим.

– За что?

– За то, что позволили. За доверие. За то, что согласились остаться ещё на день.

Мы стояли на набережной в мягком свете белой ночи, и я понимала, что больше не смогу вернуться к прежней жизни. Что-то изменилось навсегда. И я ещё не знала, готова ли я к этим переменам.

– Мне пора, – наконец сказала я, хотя уходить совсем не хотелось.

– Конечно. Проводить?

– Спасибо, я дойду сама. Это недалеко.

– Тогда до свидания, Александра. Сладких снов.

– До свидания, Максим.

Я пошла к отелю, но через несколько шагов обернулась. Он стоял у перил и смотрел мне вслед. Поймав мой взгляд, он поднял руку в прощальном жесте.

В номере отеля я долго стояла у окна, глядя на ночной Петербург. На губах всё ещё ощущался вкус поцелуя, в памяти крутились фразы из сегодняшних разговоров. Я была взволнована, растеряна и в то же время счастлива.

Завтра будет новый день. Новая встреча с Максимом? Или возвращение к реальности? Я не знала. Но впервые за долгое время меня это не пугало. Я училась жить без плана, доверять моменту.

Училась просыпаться.