Ртуть

Глава 1. Самый обычный день в Меркбурке.

Мистер Престон, вооружившись мелком, словно рыцарь своим копьем, впечатывал в доску очередной исторический факт. Сегодня, он вещал о тех допотопных временах, когда в моде были одни лишь мамонты, а гаджеты существовали разве что в воспаленном воображении фантастов. Да что там гаджеты – самих-то людей тогда было кот наплакал, одни пещерные жители, которые, честно говоря, и сами не знали, зачем их вообще выпустили в этот мир. Мой взгляд, уставший от этой исторической пыли, уныло пополз к окну и застрял на спине Гаррета. Этот бунтарь с медово-каштановыми волосами, казалось, нашел портал в другую реальность в своем телефоне, начисто игнорируя мистера Престона и его лекцию о том, как выживали без Wi-Fi. Джессика, сидящая рядом, толкнула меня в плечо.

– Грезишь о Гаррете? Да ладно, мы тут, а он там, на своей волне, – прошипела она, выуживая из своего бездонного пенала ручку, будто оружие ниндзя, – знаешь, иногда мне кажется, что он коллекционирует звание "самый странный парень школы". Ну серьёзно, наши тусовки для него как вид из космоса, вечеринки обходит стороной, как чумные бараки, а о девушках, кажется, и не задумывается. И, клянусь всеми мемами интернета, его нет ни в одной соцсети! Ему бы сейчас уши погреть, мистер Престон как раз смакует рассказ о его родителях-мамонтах.

– Да ты чего разошлась-то? – прошипела я, невольно залюбовавшись ее каштановыми кудряшками, которые, казалось, жили своей собственной, бурной жизнью. Джессика картинно закатила глаза.

– Да просто, Гаррет? Серьезно? Ну это же вообще не твой формат.

Я прикусила язык, погружаясь в раздумья. Гаррет? Да я о нем и не думала. Как и вообще о ком-либо, с кем можно было бы встречаться. Мой девиз: сначала подвиг, потом любовь. Ну, или хотя бы сдать эту чертову четверть без троек.

– Я смотрела в окно, – выпаливаю сухо, но краем глаза все равно ловлю каждое его движение. Джесс права, черт бы её подрал, парень как будто в коконе из собственной загадочности, но это не мешало ему пользоваться популярностью у девчонок. Высокий, со спортивной фигурой и карими глазами. Он цеплял своей внешностью много взглядов.

– Эшли Николсон? – мистер Престон навис надо мной, словно грозовая туча, отбивая барабанную дробь нетерпения пальцами по нашему жалкому столику. Звук этот резал слух, как скрежет мела по доске, и, казалось, вот-вот пробьет столешницу насквозь. – Я задал вам вопрос, – промурлыкал он, смакуя мое замешательство. В голосе сквозила ехидная радость, будто он поймал меня на месте преступления. И ведь он, гад, был в этом действительно прав. В моей голове гулял ветер, а на лице, наверное, красовалась надпись "Полный ноль в истории".

– Гаррет Уильямс? – преподаватель неожиданно обратился к брюнету, и я вздрогнула, опуская взгляд в раскрытый учебник, в тот момент, когда Гаррет обернулся в нашу сторону.

– Первое буквенное письмо датируется двухтысячным годом до нашей эры, для рабочих семитского происхождения в центральном Египте, – парень проговорил ответ без единой запинки, – фактически египтяне разработали набор из двадцати двух иероглифов для обозначения согласных звуков, которые они использовали в своем языке. Позже к ним был присоединен двадцать третий иероглиф, который вместо этого представлял начальную или конечную гласную в слове.

Мистер Престон довольно постучал ладонью по столику.

– Учитесь Эшли Николсон, такие ответы должны быть в вашей голове с одиннадцати лет. Сколько вам сейчас?

– Семнадцать, – буркнула я, сильнее утыкаясь в учебник. Волна раздражения прокатилась по моему телу, отчего я почувствовала себя глупой первоклашкой. Учитель не унимался, его голос звенел металлом насмешки:

– Полагаю, Эшли, ваши познания уступают яркости волос? Многие мудрецы науки считают аммиак врагом разума. Я бы посоветовал вам, – мистер Престон презрительно скривил губы, отворачиваясь, – тратить время не на украшение бренной оболочки, а на пищу для ума. И это касается каждого из вас! – он обвел взглядом класс, скрестив руки на груди, словно страж у врат познания. – Полгода – и вы на пороге взрослой жизни. Школьные годы – лишь миг, и наивно полагать, что университет простит вам вашу беспечность. А теперь, – тон его смягчился до будничной сухости, – откройте тетради, записываем тему…

– Ну и урод же! Какое ему вообще дело до цвета моих волос? – прошипела я сквозь зубы, вперившись взглядом в учебник. На случайно попавшейся на глаза картинке с изображением казни какого-то раба-бедолаги я представила мистера Престона на его месте. Злость клокотала в груди, растекаясь по венам обжигающим ядом.

– Эшли, у тебя розовые волосы, – прошептала Джесс, стараясь не привлекать внимания.

– И что с того?

– А еще они голубые на кончиках, – не унималась подруга, и я метнула в нее испепеляющий взгляд.

– Ты, наверное, используешь тонны аммиака…

Я сердито нахмурилась.

– Бред, Джессика, не слушай его. Если бы все, что говорит мистер Престон, было правдой, я бы уже давно превратилась в ходячего зомби. Это всего лишь краска, и всего лишь волосы. Ничего больше.

Подруга пожала плечами, наконец вынырнув из омута бредового разговора, вновь погрузившись в свою тетрадь. Я отвернулась, и мой взгляд неожиданно столкнулся с глазами Гаррета. Сидя вполоборота, он смотрел прямо на меня. В глубине его карих глаз вдруг вспыхнул странный, почти кислотный отблеск, отчего я невольно моргнула, слегка прищурившись. Но это было словно наваждение. Уже в следующее мгновение карие глаза вновь изучали меня с легкой усмешкой и каким-то невысказанным укором. Не выдержав этого пронзительного взгляда и гнетущей атмосферы в целом, я вопросительно кивнула. В ответ Гаррет, словно отстраненный, без малейшего выражения на лице, отвернулся, вновь обратив ко мне лишь свою непроницаемую спину. Прикусив нижнюю губу, я подперла щеку ладонью, отвернувшись к окну. Снаружи медленно плыли облака, напоминая призрачные корабли в безбрежном, сером небесном океане. Вечно пасмурный – Меркбурк, название которого с английского переводится как «Mercury – ртуть», дало свое начало благодаря постройке фабрики по изготовлению ртути в далёком 1932 году. Город прославился залежами горного угля, которому быстро нашли применение обосновавшиеся в то время бумеры. Но время – неумолимая река. Не успело и полвека пролететь, как поколение ветеранов, утомленное жизнью, передало бразды правления миллениалам, пустившим корни в этом городе. Те, недолго думая, прикрыли "завязший" в собственных ошибках бизнес, столкнув город в пропасть. И вот он, 2025 год. Население – меньше пяти тысяч душ. Будущего я не вижу. Ни для города, ни для себя.

Со второго этажа, из окна, словно на ладони, простирались крыши однообразных серых зданий, тесно прижавшихся друг к другу за школьным забором. Город утратил краски, словно растворившись в густом тумане и бесконечном, унылом дожде, который мог лить неделями, прерываясь лишь на один обманчивый солнечный день, чтобы затем обрушиться с новой силой. Вечерами, утопая в мягком свете настольной лампы, я любила сидеть на подоконнике и наблюдать, как город замирает в объятиях тишины. Редкие прохожие, словно тени, скользили по влажным улицам, пробираясь сквозь грязные лужи к теплым домашним очагам после долгого рабочего дня. Одиночество давно стало моим верным спутником. Родители, оба полицейские, вечно пропадали на службе, предоставив меня самой себе. Они списали мою жизнь на "генетику", полагая, что с пеленок во мне заложены спокойствие и рассудительность. И признаться, порой я с ними соглашалась. Я не искала приключений и никогда не пробовала алкоголь. Даже мысль о самоубийстве, столь распространенная среди подростков, никогда меня не посещала. Серьезная не по годам, я была обречена на вечное одиночество. Моя яркая внешность притягивала взгляды, но моя нелюдимость отталкивала всех, кто осмеливался заговорить. Всех, кроме Джессики. Мы знали друг друга с младенчества, но настоящая дружба между нами завязалась лишь семь лет назад. В тот роковой день, когда по пути домой из магазина на ее отца было совершено покушение. Нападавший вырвал у мистера Саймонса кошелек, предварительно оглушив его ударом тупого предмета в висок. От этой раны мистер Саймонс так и не очнулся, угас к утру в единственной клинике нашего богом забытого городка. Мама Джесс, вместе с дочкой, еще долгие месяцы наведывалась к моим родителям, вытягивая крохи информации о расследовании. И пока взрослые часами шептались на кухне, мы с Джессикой пропадали в моей комнате, пытаясь спрятаться от нависшей над всеми нами тени.

Воспоминания терпким привкусом вернули меня к колкому замечанию брюнетки: "Гаррет не мой формат?" Сейчас, отчётливо, я ощутила ту едва уловимую, трепетную нить, что тянулась ко мне от одноклассника. Отчужденный, как и я, от бурлящего жизнью класса, он вновь нырнул взглядом в экран телефона, словно в этом маленьком гаджете заключалась его целая вселенная, недоступная другим. Я усмехнулась про себя, и тут же встретилась с пронзительным, серьезным взглядом мистера Престона. От неожиданного смущения я все-таки вернулась к конспекту, делая вид, что с головой погружена в тему его "увлекательного" урока.

Что я вообще знаю о нем? Нет, не об этой нудной теме про древний мир, где люди грызлись за кусок мамонта, а о Гаррете Уильямсе. Этот брюнет появился в нашей школе в прошлом году и словно растворился в серой массе учеников. Хорошие оценки – да. Абсолютная отстраненность на уроках, которую преподаватели почему-то ему прощали – тоже факт. Он не был ни с кем в близких отношениях, но мог обменяться парой фраз с кем угодно, и при этом его не считали отшельником и не клеймили социопатом, в отличие от меня, "дикарки", как шептались за спиной. Мой взгляд вновь приковало к спине Гаррета. Сидя позади него, в соседнем ряду, я видела четкий изгиб его щеки и тонкую шею, где под кожей трепетали синие нити вен. Он что-то увлеченно выбивал на экране телефона, но вдруг, оторвавшись от мерцающего дисплея, неожиданно обернулся в пол оборота, и парировал мой вопросительный кивок. Мои глаза готовы были испепелить его на месте, но оглушительный звонок, словно освободительный набат, заставил весь класс шумно выдохнуть. В тот же миг мимо меня пронеслась лавина одноклассников, срывавшихся с мест в дикой спешке к спасительному выходу. Джессика, отвлеченная трелью телефона, бросила виноватый взгляд и упорхнула, оставив меня наедине с надвигающейся пустотой класса. Медленно поднявшись, я неспешно собрала учебники в сумку, украдкой бросив взгляд в сторону парты Гаррета. Там, где секунду назад он прожигал взглядом пространство, зияла лишь пустота. Почти все исчезли, словно их и не было. Лишь Берта Берроуз, вечно неуклюжая, поправляя свои огромные очки, цеплялась к мистеру Престону с очередным дотошным спором об исторических фактах. Что ж, учитель, так тебе и надо.

Растворяясь в бурлящем потоке учеников, я, наконец, вынырнула в коридор, словно из пучины, и поплыла к своему шкафчику. Нужно было сбросить непосильную ношу учебников и облачиться в спортивную форму. Спорт в конце дня – изощренная пытка. Кто вообще придумал это зверство – впихивать физкультуру в последние часы, когда сил хватает лишь на то, чтобы доползти до дома и не заснуть по дороге, чудом не прикорнув у самого почтового ящика на крыльце?

Мир, казалось, сговорился против меня. Бросив злобный взгляд в холл, я заметила у выхода двух церберов: темнокожая Миссис Берд, огромная, как дирижабль, с копной непокорных кудрей цвета воронова крыла, и мистер Кэмпбелл, тонкий, словно игла, – два школьных охранника, бдительно "патрулировали" врата свободы, словно боялись эпидемии побегов среди старшеклассников. Я шумно выдохнула, и мои кулаки сжались до боли. Выкрашенные в кислотном цвете ноготки, словно осколки битого стекла, впились в кожу ладоней, напоминая о тщетности бунта. Поняв, что сегодня мне не суждено сбежать с последнего урока и вкусить глоток воли, я с обреченным вздохом повернулась обратно, в сторону моего шкафчика. Волей злого рока, по соседству со мной возвышался шкаф Бритни, скорее напоминавший розовый взрыв на фабрике конфетти. Девчонка превратила его в подобие жертвенника китчу, увешав наклейками и безделушками, от которых, казалось, можно было ослепнуть. На самой дверце в центре, словно апофеоз безвкусицы, красовалась гигантская наклейка с изображением золотой короны, вопиющая о тщеславии и непомерном эго ее обладательницы. Бритни ошивалась рядом. Словно ювелир, девушка колдовала над замком, стараясь не сломать свои километровые, цвета жевательной резинки, ногти. Когда я приблизилась, она тряхнула копной золотых кудрей, и в воздухе тут же разлился густой, приторно-сладкий аромат ее духов.

– Эшли, – выдавила она натянутую улыбку, – помоги, замок не поддается.

Вскинув бровь, я шагнула к ней и молча протянула руку. С нескрываемым отвращением, словно опасаясь чумной заразы, она вложила ключ в мою ладонь. Хотя, я поспорю на сотню баксов, она даже не знает, что такое чума.

Ключ, словно повинуясь мановению волшебной палочки, легко вошел в скважину. Два поворота, и дверца шкафчика приоткрылась, изливая на меня ослепительный свет, словно из недр сокровищницы. Удовлетворенно улыбнувшись, блондинка с той же грацией извлекла ключ из моих пальцев и, скрестив руки на груди, окинула меня оценивающим взглядом.

– Тебя все еще что-то связывает с Давидом? – неожиданный вопрос заставил меня вновь поднять на нее глаза. Русые брови над переносицей сошлись в хищном изгибе, делая ее похожей на настороженную куницу. Ухмыльнувшись, я распахнула дверцу своего шкафа.

– Нет, – отрезаю сухо, лелея слабую надежду, что эта фурия оставит меня в покое. Но Бритни, словно пригвожденная, продолжала буравить взглядом.

– Врешь, дрянь мелкая! Давид сегодня на уроке обмолвился о тебе. Ты хоть представляешь, каково это слышать от своего парня имя такой… как ты? Что между вами?

Шкафчик с грохотом захлопнулся прямо перед моим носом. От неожиданности я вздрогнула, одаривая Бритни взглядом, способным испепелить.

– Повторяю для особо одаренных: между мной и Давидом – ничего. Никогда не было и, смею предположить, никогда не будет. Впрочем, между вами, похоже, тоже. Единственное общее что у вас есть, это земля под ногами.

Бросив на встревоженную куницу последний безразличный взгляд, я рывком подхватила спортивную сумку, и, ощущая ее тяжесть на плече, развернулась в сторону лестницы на второй этаж, которая вела прямиком в спортивный "муравейник".

Старшая школа Меркбурка – персональный рай для Бритни и преисподняя для таких, как я. Впрочем, думаю, подобное царство можно встретить в каждой школе, затерянной в просторах любого штата. Здесь властвует Ее Величество Популярность. Если природа одарила тебя шелковистыми волосами, ослепительной улыбкой и полным отсутствием серого вещества, ты – местный бог. Неоспоримый идол, за которым слепо следует толпа. А тех, кто осмелится отклониться от курса, безжалостно растопчет свита обожателей. Свита Бритни непоколебима. На нее молятся, ею восхищаются. Однако, я знаю, что Бритни не так проста, как хочет казаться в наших глазах. За этой нарочитой глупостью звезды чирлидинга скрывается нечто большее: ее отец – человек науки, а дед был одним из основателей ртутной фабрики, той самой, что когда-то дала жизнь и имя нашему городу. Бритни надела на себя маску легкомысленной блондинки, озабоченной лишь парнями и модной одеждой, но эта маска сидит настолько ненадежно, что сквозь нее отчетливо проступает фальшь. Впрочем, это меня совершенно не трогает. Куда больше досаждает навязчивое внимание Бритни, чьи попытки завязать разговор с каждым разом становятся все более невыносимыми. И все из-за Давида. Зачем он вообще упоминает меня в ее компании?

Нырнув в тесную раздевалку, я опрокинула содержимое сумки на ближайшую лавку и, приземлившись рядом, торопливо расстегнула джинсы. Сменив их на мягкие серые штаны, я скользнула в прохладную однотонную майку и небрежно стянула волосы в низкий хвост. Пара непокорных прядей вырвались на свободу, но, не желая тратить время на новую прическу, я просто заправила короткие локоны за уши. Джессика словно испарилась. Впрочем, чего еще ожидать от этой виртуозной лгуньи? Наверняка, она каким-то чудом улизнула из школы, миновав ненавистный спортзал. Порой, я с черной завистью смотрела на ее дар убеждения, на способность вложить в уста любое немыслимое утверждение и заставить мир в него поверить. Она могла бы с пеной у рта доказывать, что видела зомби, пирующих в кабинете плотью директора, и ей бы поверили. Ей бы поверил даже сам директор.

Закончив с преображением, я выпорхнула из тесной раздевалки в узкий лестничный тоннель, ведущий прямиком в жерло спортзала. Одолев скрипучую, будто израненную часть ступеней, я натолкнулась на внезапно возникший силуэт. Парень в спортивной форме, словно выросший из-под земли, неловко преградил мне путь. Застыв в проходе, он скрестил руки на груди и, склонив голову набок, изучал меня с пристальностью ценителя, словно я была не иначе как Джоконда, сошедшая с полотна да Винчи. Неловко обойдя парня стороной, я уже практически достигла спортзала, но его неожиданный голос, брошенный мне в спину, заставил замереть, судорожно вцепившись в холодные лестничные перила. Я обернулась.

– Не слушай его.

Фигура брюнета, облаченная в серый спортивный костюм, точь-в-точь как мой, создавала странное ощущение: будто мы не просто ученики старшей школы, а участники какой-то мрачной игры на выживание. Я вопросительно вскинула бровь, чувствуя, как к щекам подкрадывается предательский румянец.

– Кого, Давида? – пробормотала я, сгорая от смущения. "Неужели Бритни растрепала об этом всей школе?"

– Мистера Престона, он совершенно не разбирается в современной моде, а твои волосы… они произведение искусства, – прозвучало вкрадчиво. Уголок его губ тронула едва заметная улыбка, а по моему телу, от кончиков пальцев до самого сердца, резко разлилась обжигающая волна неловкой, но приятной застенчивости. Я шумно выдохнула, но тут же, стараясь скрыть секундное замешательство, расплылась в мягкой улыбке. Не хотелось выглядеть глупой девчонкой, не умеющей принимать комплименты. Гаррет усмехнулся. В его взгляде, обращенном на меня, словно застыл какой-то невысказанный вопрос. На миг мне показалось, что он способен читать мои мысли. Еще тогда, на уроке, его пристальный взгляд заставил меня почувствовать, будто в моей голове, без спроса, развернулся неистовый мозговой штурм. И вот, сейчас, это странное ощущение неловкости возвращалось вновь.

– Спасибо, – выдавливаю из себя, ощущая, как щеки вспыхивают предательским румянцем смущения, приправленным щепоткой необъяснимой паники. – …Увидимся, – бросаю напоследок, неловко кивнув в сторону спортзала. Не дождавшись от брюнета ни слова в ответ, я, словно нашкодившая девчонка, развернулась и спешно засеменила вниз по лестнице. Не успело пролететь и трех секунд, как я очутилась в огромном, давящем своими размерами помещении. Прислонившись к холодному, металлическому турнику, в отчаянной попытке восстановить дыхание, я тщетно пыталась понять, почему так испугалась простого разговора с Гарретом. Неужели дело в его неприступности? В том, что он словно не замечал никого вокруг? Этот молчаливый призрак ни разу не обронил в мою сторону ни слова с момента своего появления в школе, а тут вдруг – заговорил первым, и не просто заговорил, а сделал комплимент. Ощутив чье-то дыхание за спиной, я резко обернулась и тут же впечаталась в твердую стену груди Гаррета. Мои ладони скользнули по ткани его толстовки, но в тот же миг его руки крепко обхватили мою талию, спасая от неминуемого падения. Еще мгновение, и вместо объятий Гаррета меня ждала бы встреча с холодной сталью турника, а тренеру "Скале", далеко не Дуэйну Джонсону, пришлось бы собирать меня по частям с пола.

– Осторожно, здесь лучше не падать, – прозвучал кристально чистый голос брюнета, словно хрустальный колокольчик, сквозь шум одноклассников, гоняющих теннисный мячик вместо футбольного.

– Наверное, лучше не пугать людей, чтобы им не пришлось падать? И вообще, что ты задумал? Шлепнуть меня?

– Шлепнуть? – удивление вспыхнуло в его глазах и расцвело улыбкой на лице. – Не думаю, что ты из тех девчонок, которые оценили бы подобное. – нет, – произнес парень, наконец отпуская меня и плавно обходя стороной, – на самом деле, я хотел бы поговорить с твоими родителями.

– Собираешься просить моей руки? – нервный смешок сорвался с моих губ, и я оглядела полупустой спортзал в поисках спасения. Как и ожидалось, Джессики нигде не было видно. Предательница.

– Забавно, – брюнет ухмыльнулся, проследив за моим взглядом, который замер на затылке Давида. Черноволосый армянин, с фигурой, словно выточенной из камня, ловко отбил пасованный мяч в сторону Андера. В голове промелькнула мысль, как легко он когда-то обошелся и со мной, словно я была точно таким же теннисным мячиком.

– Они ведь копы? Мне необходимо заполучить ордер на временный доступ к архивам, понимаешь? Там пылятся нераскрытые дела тридцатилетней давности. Как думаешь, они смогут мне помочь?

Я рассеянно взглянула на брюнета, словно очнувшись от глубокого сна. Вопрос вырвался прежде, чем я успела его обдумать.

– Тридцатилетней давности? И с чего вдруг такой интерес к пыльным архивам? Решил примерить мантию Шерлока Холмса, чтобы разгрести полицейские "висяки"?

Гаррет неловко провел рукой по волосам, и его взгляд ускользнул куда-то за мое плечо.

– Что-то вроде того. Для конспекта по психологии.

– Признайся, ты просто хочешь пересчитать все нераскрытые дела и обвинить местную полицию, а заодно и моих родителей, в бездействии? – хмыкнула я, скрестив руки на груди. Внезапный, оглушительный звонок школьного колокола, словно грубая трель, возвестил всех присутствующих о начале урока.

– Ну что ты, – Гаррет слегка покраснел. – Просто хочу найти какое-нибудь резонансное преступление и попытаться понять мотивы преступника. В психологии ведь важно видеть обе стороны, а не только ту, что истекает кровью, – в его голосе звучала убедительная, почти искренняя нота.

Тренер Браун, залетевший в спортзал словно на собственную свадьбу, резво и пронзительно засвистел в свисток, словно кличем, выстраивая учеников в шеренгу по росту.

– Поговорим после урока, подожди меня внизу, – бросила я Гаррету, стараясь скрыть волнение. Парень едва заметно улыбнулся в ответ и, кивнув, поспешил занять свое место в начале строя.

– Отсутствующие? – голос тренера Брауна прогрохотал, не тише чем школьный колокол, сорвавшийся с цепи. Высокий, как африканский баобаб, в своем черном спортивном костюме в оранжевую полоску, он смиренно, но цепко ощупывал взглядом строй учеников, словно выискивая ускользающую добычу.

– Джессика Саймонс и Зед Кларк, – пропищала Бритни, ее голос был таким же приторным и липким, как дешевый мармелад. Я повернула голову в ее сторону и одарила блондинку взглядом, способным воспламенить серу.

– Где же они? – учитель, уткнувшись в раздутый от записей классный журнал, нервно чиркал ручкой, словно высекая искры из бумаги.

– Почем я знаю, – Бритни беспечно вскинула плечи, одарив подруг лучезарной улыбкой. – Может, они сейчас забаррикадировались в одной из туалетных кабинок и проверяют на прочность школьный унитаз?

Близняшки Тата и Ната, отличавшиеся лишь ростом и оттенком волос, обступили блондинку с двух сторон, словно верные телохранительницы. Их смех, рассыпавшийся в воздухе серебряными колокольчиками, звучал в унисон, будто Бритни была неиссякаемым источником уморительных шуток. Что и говорить, если твоя свита готова хохотать над любой чушью, которую ты несешь – ты бесспорный лидер.

Я поморщилась, но благоразумно прикусила язык. В сторону Джессики и Зеда вечно отпускали колкости, однако подругу это, казалось, нисколько не трогало.

– В строй, – рявкнул тренер, отложив, наконец, ручку. – Восемнадцать кругов ада ждут вас в течение пятнадцати минут, – его пронзительный свист потонул в возмущенном гуле, – и два дополнительных за отсутствующих, – он обвел взглядом спортзал, испепеляя нас своим тяжёлым взором. От его пристального внимания меня, на мгновение, сковало ледяным ужасом. Я почувствовала себя узником, навеки обреченным на заточение. – Спасибо им скажете потом, а сейчас разбейтесь на тройки. Через пять минут начинаем забег.

Вокруг меня, словно по мановению невидимой руки, засуетились одноклассники. Чья-то неловкая фигура задела плечо, и я, поморщившись, потерла ушибленное место, окидывая взглядом гудящий, словно улей, спортзал. Мистер Браун требовал немыслимого, и дело было вовсе не в этих проклятых двадцати кругах. Где я найду себе в пару двоих смельчаков, готовых добровольно бежать рядом с "дикаркой"? Была бы здесь Джессика… с ней я бы чувствовала себя в безопасности, но теперь, лишенная даже ее тени, я обречена на всеобщее обозрение и насмешки, по типу: – "Глядите, одиночка побежала!". Хотя, если честно, я почти уверена, что на мой жалкий забег никто и вовсе не обратит внимания.

Тяжёлая, обжигающая ладонь, словно клеймо, опустилась на плечо, заставив меня вздрогнуть всем телом. Я обернулась, вопросительно вскинув бровь.

– Вместе побежим, – в голосе стоящего передо мной парня, с едва уловимым акцентом, звучала сталь. Мой взгляд скользнул в сторону блондинки. Та, в окружении близнецов, лениво разминалась, совершенно не замечая нашего существования.

– А Бритни разрешила? – язвительная усмешка сорвалась с губ прежде, чем я успела прикусить язык. Давид лишь усмехнулся в ответ.

– Эй, я что, по-твоему, щенок на поводке? – голос его слегка повысился, и армянский акцент зазвучал отчётливее. – С кем хочу, с тем и бегу. Барби мне не указ.

Когда я в последний раз говорила с ним? Воспоминание вспыхнуло неожиданно, словно осколок зеркала, отражая картину годовой давности. Трепетные записки, шоколад, тайно подброшенный в сумку, и вечера на крышах, утопающие в багрянце заката и россыпях первых звёзд… А потом, когда я впервые осмелилась открыть кому-то душу, в ответ получила лишь циничную отстраненность и жестокое признание в том, что все это было не более чем глупым спором между его приятелями. Чувства, которые я наивно принимала за взаимность, разбились вдребезги о равнодушие того, кому я успела доверить свое сердце. Давид не пылал ко мне той же страстью, что обожгла меня за эти скоротечные два месяца нашей зыбкой связи. Украденный им первый поцелуй едва не лишил меня рассудка, но я устояла, не позволив забрать ему и мою невинность. С Бритни же, казалось, все иначе – их объединяло нечто большее, взаимное пламя, отблески которого крушили всех наповал.

Я прищурилась, утонув во тьме его глаз. Давид пригнулся, обжигая кожу ушной раковины шепотом, от которого по телу пробежала дрожь:

– Эшли, видишь еще кого-нибудь, жаждущего вписаться в твою беговую команду? Разве что…

Проследив за его взглядом, я заметила Берту. Полная, затравленная, она стояла в стороне, даже не пытаясь найти себе пару, заранее смирившись с поражением.

– Я хочу.

Голос Гаррета прозвучал неожиданно, как удар грома. Его рука, в отличие от обжигающего прикосновения Давида, легла на плечо холодно и властно. В моей голове молнией пронеслась мысль: бежать нужно не с ними, а от них… Кажется, этот урок начинает принимать совершенно немыслимый оборот.

Глава 2. Клубок тайн.

Мой взгляд устремился в непроницаемую маску лица брюнета, в поисках хоть какого-то намека на объяснение, но Гаррет лишь невинно пожал плечами.

– Значит, команда в сборе, – произнес он, пока его рука все так же тяжело лежала на моем плече, как якорь, удерживающий на месте. Я молча хлопала глазами, перебрасывая взгляд с Гаррета на Давида и обратно, пытаясь понять, что происходит, пока позади нас не раздался капризный голос блондинки.

– Давид! – девушка подлетела к нам в считанные секунды, на ходу заправляя свои волосы цвета спелой пшеницы, в высокий хвост на затылке. – Ты собираешься бежать вместе с ней? – провизжала она, и её наманикюренный палец, словно гарпия, ткнул в мою сторону. Гаррет, возвышаясь над блондинкой на целую пропасть, медленно провел ладонью по своим волосам, и снисходительно склонившись, заглянул девушке в глаза:

– Это всего лишь урок физкультуры, Бритни, ничего более. Если бы мы не объединились, тренер сам бы поставил нас вместе, потому что мы единственные, кто остался без пары.

– Берта свободна, она вполне может заменить тебя, Давид, – девушка не унималась, скрестив руки на груди и осыпая меня презрительными взглядами. Она будто не слышала слов Гаррета, отчаянно пытаясь достучаться до неприступного черноволосого парня.

– Послушай, – акцент Давида, как клеймо, выдавал его происхождение, – тебя ждут подруги. Не нужно решать за меня, ясно? – он небрежно коснулся ее плеч, разворачивая к близняшкам, словно хрупкую куклу.

Бритни вырвалась, отмахнувшись от него с вызовом:

– Не смей прикасаться! Ты ведь знаешь, если сейчас не поступишь так, как я прошу, то, между нами, все кончено?

– Исчезни, – Давид пренебрежительно щёлкнул пальцами перед ее лицом, словно смахивал назойливую пылинку. В глазах Бритни мелькнул испуг, сменившийся привычным, хищным прищуром.

– Ты еще пожалеешь! Неандерталец проклятый! – продолжая сыпать угрозы, девушка взмахнула хвостом в воздухе, разворачиваясь от нас в противоположную сторону. Тренер Браун порывисто засвистел в свисток, оповещая о начале забега, призывая учеников выстроиться в очередь. Я в последний раз бросила мимолетный взгляд в сторону дверей, в надежде увидеть Джессику, и вздохнув, поплелась за парнями в конец очереди.

Сорок минут растаяли, словно дым. Парни вдоволь окружили меня вниманием, щедро рассыпая шутки и комплименты. "Как мы раньше не замечали такую красавицу?" – звучало в их словах нескрываемое удивление… Погодите, вы сейчас действительно поверили?

Конечно же все было совершено иначе: Давид хранил молчание, целиком погруженный в мрачные раздумья о ссоре с куницей. Лишь набухшие вены на висках, словно взбесившиеся ручьи, выдавали бушующий внутри него шторм. Гаррет, по-видимому, тяготясь нашим обществом, с бейсбольным мячом в руках укрылся в дальнем углу спортзала, где монотонно и зло бросал его в стену. Я же, не зная, куда деться от этой гнетущей тишины, бессильно рухнула на лавку, уподобившись перевернутой букашке, тщетно пытающейся встать на ноги. Казалось, пока мы ждали своей очереди в забеге, прошла целая вечность. И как итог: будто насмешка судьбы, школьный звонок, возвестивший об окончании урока, прозвенел одновременно с нашим выходом на старт.

Давид встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и его взгляд, наконец, сфокусировался на приближающемся к нам тренере.

– Николсон, Аракелян! – рявкнул он наши фамилии, выплевывая свисток, прикрепленный к ленте, висящей на его шее. Брызги слюны полетели в воздух вместе с его злобным выдохом. – Уильямс! – процедил он, подзывая Гаррета. – Плевать я хотел, что ваши черепахо-подобные одноклассники не уложились в отведенное время! Вы пройдете свою полосу, как положено, и только потом разойдетесь по домам. Я понятно выражаюсь?!

В его глазах вспыхнул дерзкий огонек, словно искра, вырвавшаяся из-под пепла углей. Гаррет, наконец оторвавшись от своего мяча, приблизился к нам. Его лицо, впрочем, как и всегда оставалось маской, но скованность в плечах слегка отступила. Наши взгляды пересеклись, и парень слегка кивнул. В этом безмолвном диалоге я ощутила зыбкое подобие общности. Мы были осколками разных миров, каждый из нас нес бремя собственных тайн, но сейчас нас сплотила одна цель – этот чертов забег. Однако, победа не манила настолько, как сама возможность наконец вырваться из опостылевших стен школы. Мы заняли свои места на линии старта, чувствуя обжигающий холод бревенчатого пола. Давид глубоко вздохнул, выдыхая вместе с собой остатки мрачных мыслей. Я же просто старалась унять дрожь в коленях, повторяя про себя слова поддержки. Бег не был моей страстью, и более того, до этого я ещё ни разу в жизни не пробегала дистанции больше десяти кругов. Но, вот, неожиданно раздался свисток тренера, и мы стрелой сорвались с места. Ветер засвистел в ушах, а ноги буквально отсчитывали ритм. Я побежала, стараясь не отставать от парней, чувствуя, как кислород наполняет легкие, а кровь пульсирует в висках. В этот момент все остальное перестало иметь значение. Спортзал, осиротевший без галдящих одноклассников, накрывал тишиной необъятное пространство. Лишь шорох кроссовок, рассекающих гладкий пол, и мое сбивчивое дыхание нарушали эту звенящую пустоту…

Однако, эйфория от бега быстро угасла, и уже на девятом кругу силы покинули меня. Парни же, напротив, словно почувствовав вкус азарта, наращивали темп, превращая пробежку в негласное соревнование. На двенадцатом кругу, сдавшись усталости, я замедлила шаг, прижав руку к ноющему боку. Мистер Браун, неотрывно следивший за мной, резко пронзил тишину свистом.

– Николсон, с полосы! – рявкнул тренер, и я, закатив глаза, неохотно сошла с дистанции, разворачиваясь в его сторону.

– Гаррет, Давид, ее круги ваши, добейте!

Парни лишь кивнули, словно для них это было привычным делом. Мои щеки заполыхали, а внутри поднялась мутная волна стыда за то, что своей слабостью, я подвела всю нашу импровизированную команду.

– Тренер Браун, я могу добежать, просто дайте перевести дух, – прохрипела я, согнувшись пополам, продолжая судорожно сжимать вспотевшими пальцами левый бок. Он вскинул бровь, окинув меня скептическим взглядом.

– Эшли, хватит на сегодня, на тройку ты уже набегала. Если метишь на пятерку или хотя бы на твердую четверку, остаток дистанции сдашь в четверг, – буркнул тренер, не отрывая взгляда от учительского журнала. Чиркнув что-то в графе напротив моей фамилии, он мимолетно взглянул на меня. Я кивнула, и развернувшись, неохотно поплелась к раздевалкам, чувствуя, как мои ноги наливаются свинцом. Обернувшись, я поймала взгляд Гаррета. В наших глазах прочиталось одно и то же. Едва заметно кивнув друг другу, мы подтвердили уговор о встрече в гардеробе после урока.

***

Не став переодеваться в школьную форму, и оставшись в спортивном костюме, я наспех выхватила сумку с учебниками из раздевалки, повернув в сторону гардероба за своей курткой. Ноябрь застыл за окнами: деревья, тронутые робким снегом, колючий иней на пожухлой, но еще цепляющейся за зелень траве, и зеркальная пленка льда, сковавшая лужи после недавно прошедшего дождя – обыденный зимний пейзаж Меркбурка.

Огромные школьные часы, приклеенные к самому потолку над главным входом, безжалостно отсчитывали четвертый час вечера. Устало взглянув в окно, я заметила, как сумерки крадутся по улицам, набрасывая на город темную вуаль, что было странно для этого времени года. Обычно, в зимнем Меркбурке тьма начинала сгущаться не раньше восьми. Оторвавшись от созерцания застывшего пейзажа за окном, я юркнула в гардеробную, как мышь в свою нору, в отчаянных поисках куртки. Мой взгляд тут же выхватил из полумрака яркое, вызывающее красное пальто, застежка которого мерцала хрустальной капелькой. Такого точно не сыскать ни у кого в школе, разве что…

– Ты не ушла, спасибо, – неожиданно над ухом прошелестел голос Гаррета, отчего я вздрогнула, как от внезапного прикосновения, и обернулась, залившись краской смущения. Не находя слов, я лишь беспомощно ткнула пальцем в сторону пальто, и тут же снова взглянула на парня. На его щеках пылал румянец после бега, а бровь изогнулась в легком, вопросительном изломе.

– Пальто? – вырвалось у него, словно непроизвольный вздох, и я прищурилась, пытаясь сосредоточиться.

– Да, Джессики. Значит, она еще здесь? Не ушла домой?

– Откуда мне знать?

Гаррет потянулся к вешалке, отыскивая свое среди оставленной одежды. Я окинула взглядом груду вещей, узнавая куртки и шарфы наших одноклассников, брошенных в спешке, словно они бежали от чего-то, а не просто завершали обычный учебный день.

– Роетесь в чужих вещах?

Появившийся за нашими спинами Давид хмыкнул, приковывая к себе внимание, словно тень, возникшая из ниоткуда. В голосе парня сквозила насмешка, когда он, протиснувшись вперед, сорвал с крючка свою черную кожаную куртку. Я кивнула в сторону пальто Джессики, надеясь, что хотя бы он поймет всю серьезность сложившейся ситуации.

– Это одежда Джессики, ты понимаешь, что это может значить?

– Отсутствие вкуса у твоей подружки, вот что это значит. Как она вообще это на себя напялила, черт возьми? – на ходу натягивая куртку, парень подался вперед, коснувшись пальто кончиками пальцев, рассмотрев его с едва заметной гримасой отвращения. Словно ощутив нечто мерзкое, он резко развернулся, почти впечатав меня в стену. Его хищный прищур, заставил меня закатить глаза. Внезапно возникший рядом Гаррет, плавно отодвинул меня в сторону, загораживая собой. Давид выпрямился, подмигнув мне через плечо брюнета.

– Может, и правда, с Зедом осталась? Вон и его тряпье, – Давид кивнул в сторону одинокой коричневой куртки, сиротливо висящей в углу гардероба. Мы с Гарретом устремили взгляд на вешалку, застыв с немым вопросом, оставшимся на языке. Двое одноклассников отсутствующие на последнем уроке, но зачем-то оставшиеся в школе… Все это вызывало какое-то тревожное подозрение.

– Что, если… – тень ужаса скользнула в моих глазах, но Гаррет тут же предостерегающе вскинул руки.

– Даже не смей об этом думать. Трагедия Розалин всколыхнула не только школу, но и весь город. Не думаю, что похожий кошмар повторится снова, по крайней мере, не сейчас, пока до конца не утихла вся шумиха…

Ровно месяц назад кошмар обрушился на нашу серую школу, прежде сонную и умиротворенную, словно раскат грома. Розалин, девочка из параллельного класса, наша ровесница, была найдена мертвой в школьной кладовке. Обладательница угольно-черных волос и острого ума, отличница по физике и химии, она, вопреки расхожему мнению, не была ботаником. Я часто видела ее в коридорах: то с книгой в руках, то оживленно беседующей с одноклассниками. Тогда, в этих мгновениях еще сквозила ее жизнь, оборванная столь безжалостно. Мы не были знакомы, но трагедия с Розалин до сих пор терзает меня. Родители, прибывшие на место преступления, подтвердили страшную правду: девушке ввели смертельную дозу неизвестного препарата. Удушье, остановка сердца… Розалин скончалась в считанные минуты, став последней, кто видел лицо убийцы. Полиция опросила всех, кто находился в школе в тот роковой день, но след преступника словно растворился в воздухе. И, словно насмешка судьбы, после пережитого кошмара, когда город еще оплакивал подростка, власти, к всеобщему изумлению и негодованию, отказались установить в школе камеры видеонаблюдения. Их объяснение, прозвучало словно похоронный звон – надежде на безопасность. Оно сводилось к циничному отсутствию средств, якобы истощенных для помощи семье погибшей девочки.

– До завтра, – Давид бросил небрежный взмах рукой в пустоту гардеробной, поворачиваясь к выходу.

– Ты просто уйдёшь? А если с ней что-то случилось? Если она и правда в беде? – слова сорвались с моих губ, словно выпущенные стрелы, а руки скрестились на груди в защитном жесте. Возможно, я правда перегнула палку, но мое сердце предательски колотилось в груди набатом тревоги, а по телу забегала мелкая дрожь, словно предвестница паники. Армянин резко обернулся, застыв в дверном проеме, словно изваяние, высеченное из грубого камня.

– Я, по-твоему, рыцарь в сияющих доспехах? А что, если Бритни права, и твоя ненаглядная сейчас отрывается где-то с Зедом? Раз уж тебя так это гложет, иди и ищи ее, черт возьми, какое мне дело? – Давид небрежно отсалютовал двумя пальцами и, хлопнув железной решетчатой дверью, исчез в полумраке коридора.

Я метнула тревожный взгляд на Гаррета. Брюнет, ещё раз оглядев одежду одноклассников, едва заметно пожал плечами.

– Эшли, ты знаешь ее лучше всех, – проговорил он, набрасывая на плечи куртку. – Как думаешь, она правда могла уйти с Зедом?

– Нет, это немыслимо. Они практически не знакомы, – воскликнула я, перехватывая пальто подруги и решительно направляясь к двери, увлекая за собой Гаррета. – Идем, нужно найти ее как можно скорее.

Мы выбежали из гардеробной. Мои кроссовки отбивали нервный ритм по каменному полу. Тревога нарастала с каждой секундой. В коридоре было полутемно и практически безлюдно, лишь вдалеке, возле главных школьных дверей виднелись силуэты нескольких подростков, которые собирались домой.

– Может, она в столовой? Или в библиотеке? – предложил Гаррет, пытаясь идти в ногу со мной.

– Вряд ли, она совершенно не любит читать, а столовая закрывается в три часа, – ответила я, ускоряя шаг. – Нужно проверить туалеты и третий этаж, принадлежащий параллельным классам, может, она просто решила побыть одна…

В течение получаса мы обошли все три школьных этажа, заглянули в музыкальную комнату и даже в пустующий актовый зал. Джессики нигде не было. Моя тревога перерастала в панику. Где она может быть? Что с ней случилось? Голова начинала заполняться самыми мрачными сценариями.

– Нужно сообщить в охрану, – проговорил Гаррет, видя мое состояние, – они могут посмотреть в закрытых кабинетах, у них же есть ключи.

Именно в этот момент мой взгляд упал на небольшую дверь, ведущую в кладовую. Ту самую, в которой несколько недель назад обнаружили бездыханное тело Розалин. Джессика не любила это место, говорила, что там царит особенная атмосфера смерти. С замиранием сердца я подбежала к двери и ощутив под своими ладонями прохладную поверхность металла, не раздумывая, толкнула ее.

Дверь взвизгнула под моими руками, словно раненый зверь, и, неохотно расступившись, явила нам с Гарретом тесную, сумрачную каморку. В ней ютился лишь шкафчик, набитый всякой хозяйственной всячиной: коробка с запасными мелками и несколько пачек бумаги для принтера. Гаррет нашарил на стене выключатель, и спустя мгновение, прямо над нашими головами, вспыхнула одинокая, пыльная лампочка, повисшая на тонком проводке, почти как заблудшая звезда в этом затхлом мирке.

– Пусто, – констатировал парень, обводя взглядом громаду шкафа, возвышавшегося над нами. Я и без того понимала: Джессике здесь негде было бы затеряться. Лишь кивнув, я обессиленно осела на пол, зарывшись пальцами в волосы. Минуты тянулись в звенящей тишине, пока ее не рассек голос брюнета:

– Эшли, – окликнул он, и я, с трудом разомкнув пальцы, подняла голову. – Слышишь?

Опустив взгляд, я замерла, прислушиваясь. Нарастающий гул, доносившийся с первого этажа, напоминал рев разъяренной толпы на стадионе. Сердце буквально подскочило к горлу. Вцепившись в рукав Гаррета, я кивнула в сторону лестницы, ведущей вниз.

– Идем! Там что-то неладное… кажется, кто-то ругается. Может быть, это Джессика? – виновато пробормотала я, скользнув взглядом по пальто подруги, которое без спроса стащила из гардероба. Гаррет молча кивнул и легонько подтолкнул меня в спину.

Спускаясь по лестнице, я чувствовала, как гул становится все громче. Отчетливо различались отдельные крики, полные гнева и возмущения. Мое сердце бешено колотилось, опережая мои шаги. Что там происходит? Неужели Джессика и правда устроила скандал из-за пальто?

Когда мы наконец добрались до первого этажа, картина, представшая перед нами, ошеломила. В просторном главном холле царил хаос. Несколько лавочек были перевернуты, а на полу валялись осколки разбитого стекла. В самом сердце царящего хаоса, как два неподвижных столпа порядка, возвышались школьные охранники, миссис Берд и мистер Кэмпбелл. Вокруг них бурлила разъяренная толпа одноклассников и ребят из параллели, чей гневный гул сливался в нестройный хор взаимных обвинений. В эпицентре этого кипящего котла стояла Бритни. Ее лицо пылало багровым пламенем ярости. Она нависла над полысевшим, тщедушным мистером Кэмпбеллом, который, присев на корточки, усердно ковырялся в замке злополучной школьной двери.

– Мы торчим здесь уже полчаса, и вы, серьёзно, не можете открыть эту проклятую дверь? – ядовитый голос Бритни, словно шипящая змея, пробивался сквозь гул недовольства. Мистер Кэмпбелл, обливаясь потом, нервно пригладил свою блестящую лысину, избегая прожигающего взгляда блондинки. Гаррет шагнул вперёд, окликнув одноклассников:

– Что происходит?

Десятки взглядов, подобно хищным птицам, разом спикировали на брюнета. Бритни, с улыбкой приклеенной к лицу, точно у куклы, вдруг сорвалась с места. В мгновение ока она оказалась рядом с Гарретом и, обвив его шею руками, бросила на меня очередной презрительный взгляд исподтишка. У входа я заметила Давида, его губы скривились в усмешке, когда наши глаза неожиданно встретились.

– Как хорошо, что ты здесь, – прощебетала девушка, наконец отлепившись от Гаррета. В ее голосе звенела облегченная трель. – Там у них форменное бедствие с дверью, никого не выпускают. Этот остолоп, видно, родился с двумя левыми руками, раз не может справиться с жалким замком, – блондинка скривилась, презрительно фыркнув в сторону охранника.

– А что насчёт…

– Чёрного хода? – перебила она, словно угадывала его мысли. – Та же фигня, кто-то запер людей в школе, как мух в паутине, либо у обоих выходов одновременно случился апокалипсис с замками. Во что ты больше поверишь, в случайность или в злой умысел?

Бритни удостоила меня взглядом, и он тут же замер на пальто, которое я судорожно комкала дрожащими пальцами. Вскинув тонкий, аристократичный палец, она указала на ткань.

– Это Джессики?

Я кивнула, обводя взглядом встревоженные лица ребят.

– Да, она в школе, но…

– Мы не можем ее найти, – закончил Гаррет за меня, почти невесомо коснувшись моей спины рукой. От его прикосновения меня прострелило током, а дыхание тут же перехватило, как будто я только что, вновь пробежала несколько кругов ада.

– Может эта дрянь нас и заперла? – Давид возник рядом, обнажив зубы в хищном оскале. Я вскинула бровь, обжигая армянина взглядом, полным презрения.

– Что за чушь? С какой стати ей запирать всю школу? Она не производит впечатления ни преступницы, ни террористки. И, как ты мог заметить, ее пальто здесь. Ты всерьез полагаешь, что она выскочила на мороз в одной форме, заперла все двери, а потом, как ни в чем не бывало, отправилась домой без верхней одежды? Бред сивой кобылы.

– А ты что, ее адвокат? Или, может, вы заодно? Хотя тебя-то точно не тронут, дочка копа. Или я не прав?

– Давид, остынь. Скоро двери откроют. А завтра они выяснят все обстоятельства и найдут виновных. Не разбрасывайся обвинениями без доказательств. Тебе еще с нами бок о бок учиться, как минимум, полгода, – Гаррет закатил глаза и договорив, огляделся.

Я почувствовала, как краснею, ощущая на себе любопытные и подозрительные взгляды одноклассников. "Дочка копа" – этот ярлык преследовал меня всю жизнь, и сейчас он, казалось, прирос ко мне еще крепче.

– Может, теперь стоит осмотреть школу всем вместе? – предложила я, стараясь вернуть контроль над ситуацией. – Если Джессика где-то здесь, мы должны ее найти. И, возможно, найдем того, кто причастен к этой ситуации с дверью.

Бритни презрительно скривилась.

– Нет уж, спасибо. Ищите свою подружку сами. Я лучше подожду, пока этот недотепа справится с замком.

Не дожидаясь ответа остальных, я решительно направилась к дверям школы, отталкивая любопытных одноклассников. Нужно было действовать, а не стоять на месте, под прицелом чужих подозрений. Гаррет, молча, последовал за мной. Он, кажется, был единственным, кто верил в мою невиновность. У входа в школу я остановилась, осматривая замочную скважину. Никаких следов взлома или повреждений. Все выглядело так, будто дверь просто заперли снаружи на ключ. Но кто и зачем? И где Джессика? Вопросы роились в голове, не давая сосредоточиться.

– Ничего не понимаю… – прерывистое бормотание мистера Кэмпбелла разорвало пелену моих дум, и я перевела взгляд на мужчину, сгорбившегося на полу. – Ключ проворачивается, а дверь ни в какую, – проворчал он, копаясь в недрах массивного ящика с инструментами и извлекая оттуда молоток.

– Постойте, – я перехватила его руку, когда он, с трудом поднявшись, уже замахнулся молотком на дверь, – может, сначала попробуем открыть окно где-нибудь поблизости?

Мистер Кемпбелл опустил молоток, с сомнением оглядывая ряд высоких окон, тянущихся вдоль коридора.

– Дело говоришь, Эмили, – пробормотал он, перепутав мое имя. Отложив инструмент, он спешно направился к ближайшему окну. Я последовала за ним, чувствуя, как Гаррет и Давид не отстают ни на шаг. Спустя несколько секунд мы вместе попытались открыть створку, но окно оказалось плотно закрытым и, судя по всему, запертым на замок. Такая же ситуация была и с остальными окнами в коридоре.

– Все заперто, как в тюрьме, – раздраженно констатировал мистер Кемпбелл, вытирая пот со лба. – Похоже, кто-то действительно постарался, чтобы никто не смог ни войти, ни выйти, – добавил мужчина, адресовывая фразу миссис Берд. Я огляделась по сторонам, пытаясь уловить хоть какую-то зацепку, хоть малейший намек на то, что здесь произошло.

Школа словно затаила дыхание, утонув в зловещей тишине. Взгляд мистера Кэмпбелла опалил миссис Берд, и ее темная кожа, казалось, утратила весь свой цвет. Прижавшись к стене, она безмолвствовала, а в ее глазах, обычно острых и проницательных, плескались лишь испуг и растерянность. Неужели они оба знали больше, чем осмеливались произнести вслух?

Тревога с каждой секундой заполняла меня, как вода тонущий корабль. Закрытые двери, заколоченные окна, шумные голоса ребят – все это сплеталось в ощущение западни, из которой мне было необходимо вырваться. Инстинкт требовал бежать, но разум отчаянно цеплялся за логику, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Может, это всего лишь чья-то жестокая, но безобидная шутка?

Нарушив гнетущее молчание, Гаррет подошел к одной из дверей и с силой дернул ручку. Тщетно. Он повторил попытку, вкладывая еще больше ярости, но дверь оставалась неподвижной, словно намертво приклеенная к косяку. Давид, стоявший рядом, постучал костяшками пальцев по дереву.

– Тяжелая, – проронил он.

Мистер Кэмпбелл снова поднял молоток, и в этот раз никто не посмел его остановить. В его глазах бушевал решительный огонь, подернутый страхом. Он был готов действовать, сокрушить любую преграду, лишь бы вырваться из этого кошмара. Первый удар обрушился на дверь с оглушительным грохотом, заставив миссис Берд вскрикнуть и зажмуриться. Дерево содрогнулось, но выстояло. Второй, третий удар… и, наконец, поддавшись напору, вокруг замочной скважины расползлась предательская трещина.

Не отрывая взгляда от этой трещины, я почувствовала, как чья-то рука коснулась моей. Вновь мои брови взметнулись вверх в недоумении. Давид…

В его взгляде читались напряжение и незримое предостережение. Он беззвучно указал на конец коридора. Там, в полумраке, что-то двигалось. Нечто темное и бесформенное, медленно скользящее из стороны в сторону.

– Джессика? – Я прищурилась, тщетно пытаясь разглядеть фигуру в обесточенном пространстве.

– Гаррет, – позвал Давид, снова кивнув перед собой. Подошедший парень, как и мы, замер, устремив взгляд в дальний конец холла, переходящего в следующий.

Силуэт по-прежнему продолжал метаться из стороны в сторону.

Глава 3. Как я это вижу.

От лица Гаррета.

Очередной урок истории, серый и безликий, как старая хроника. Зная наперед практически каждое слово, и каждую дату, я тщетно пытался сбежать от реальности, нырнув в спасительный свет экрана телефона. Пальцы, словно безумные пианисты, скользили по списку контактов, выискивая призрак нужного номера. Я был худшим из братьев. Тем, кто даже после его ухода не удосужился выучить наизусть одиннадцать коротких цифр, ставших теперь болезненным укором.

– Гаррет Уильямс? – услышав свое имя, я незаметно отложил телефон, обернувшись на голос учителя. Он замер позади меня, словно тень, склонившись над партой одноклассниц.

Без единой запинки я выдал ему заранее подготовленный ответ. Собственно, его вопрос не представлял собой особой головоломки. Вооружившись законами логики мистера Престона, моим одноклассникам достаточно было зазубрить пару-тройку ответов на его однообразные, словно заезженная пластинка, вопросы. Но они были абсолютно глупы и явно слепы к очевидному.

– Верно! – мистер Престон резко стукнул ладонью по столу, испепеляя взглядом девушку, которая отчаянно, но безуспешно пыталась раствориться в школьной мебели. Эшли, кажется?

Мой взгляд зацепился за ее лицо, скользнул к глазам. Не дура, это же очевидно, но зачем-то притворяется таковой. Чтож, ее выбор…

– Полагаю, Эшли, ваши познания уступают яркости шевелюры? Многие светила науки считают аммиак злейшим врагом интеллекта. Я бы посоветовал вам, – мистер Престон брезгливо скривил губы, отворачиваясь, – тратить время не на украшение бренной плоти, а на духовную пищу.

Я прищурился, впиваясь взглядом в учителя. Какого дьявола он прицепился к ее волосам?

Девушка, словно сотканная из безразличия, оставалась неподвижной, погрузившись в лабиринты учебника. Водопад нежно-розовых волос струился по ее хрупким плечам, а пальцы, увенчанные хищным маникюром кислотного оттенка, судорожно вцепились в страницы. Ее взгляд, на мгновение оторвавшись от текста, бесстрастно проскользил мимо, и, встретился с моим. Не придумав ничего лучше, я в растерянности отвернулся, вновь устремляя взгляд в экран смартфона. Увы, но меня не прельщали ни мимолетные знакомства, ни тем более отношения, особенно с теми, с кем судьба заставила делить школьную скамью. Да и какой во всем этом смысл? Любовь в семнадцать – мимолетное наваждение, буря гормонов, пляска юности на зыбкой почве неопределенности. Говоря проще – инстинктивное желание, плотская жажда, не омраченная глубиной чувств. Не более, чем физиологическая потребность, замаскированная под романтику. Не больше и не меньше.

Однако, уже второй месяц мои мысли были пленены исключительно одной незнакомкой. Об этом не принято говорить вслух, и такое не доверишь даже самым близким друзьям, потому что, наше знакомство завязалось на закрытом форуме – пристанище тех, кто одержим поиском правды в мутных водах нераскрытых преступлений и слитых полицией улик. Да, это правда. Пусть это и не самое удачное место для того, чтобы с кем-то сближаться, но уже с первых строк нашей переписки я почувствовал нечто особенное. Нас объединяла не только неутолимая жажда истины, но и удивительная схожесть мышления. Порой, в словах этой девчонки, я улавливал отголоски собственного характера. Конечно, было бы наивно делать поспешные выводы о родстве душ, основываясь лишь на виртуальном общении, где каждый волен создать для себя любой образ. Но я отбросил сомнения, решив просто наслаждаться каждым моментом нашего диалога, не забывая при этом о цели, которая привела меня сюда изначально.

Пальцы, словно танцоры, пронеслись над клавишами, оставив на экране короткое сообщение для пользователя с интригующим никнеймом – "Сахар":

– "Здравствуй. Кажется, у меня забрезжил свет в конце туннеля и появилось несколько неплохих идей. А у тебя? Есть ли хоть какая-то ниточка, ведущая к разгадке тайны смерти твоего родственника?"

Сообщение улетело в сеть одновременно с оглушительной трелью школьного звонка, разорвавшей тишину. Вскочив со стула, я спешно запихнул учебники и тетради в свою видавшую виды кожаную сумку и растворился в бурлящем потоке галдящих одноклассников, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие шаги.

Признаюсь, расследовать преступление, совершенное более тридцати лет назад, будучи обычным школьником, без доступа к материалам самого дела – задача непосильная до абсурда…

Остановившись у окна в просторном школьном холле, я устремил взгляд на крышу огромной ртутной фабрики, что маячила на городской окраине, как мрачный свидетель минувших лет. Эта фабрика всегда вызывала у меня дрожь. Ходили слухи о жутких происшествиях, связанных с производством ртути, о рабочих, сошедших с ума от паров, и о таинственных несчастных случаях. Эта гнетущая атмосфера натолкнула меня на мысль, что в исчезновении бывшего ученика нашей школы, тоже кроется нечто большее, чем просто банальный побег из дома.

Люк Уильямс пропал в далеком 1995 году. Тогда, меня ещё даже не было на этом свете. Смутные обрывки разговоров взрослых о том, что мальчик «загулял» и наверняка скоро вернется, постепенно становились городскими байками. Он не вернулся. Дело замяли, забыли, а теперь, спустя столько времени, эта история, жившая в моем сердце не один год подряд, наконец-то должна была раскрыть все свои карты. И чем больше я о ней думал, тем сильнее крепло убеждение, что исчезновение Люка – не было случайностью. Я начал свое "расследование" с опроса старожилов, бывших учителей нашей школы, и тех, кто хоть как-то был причастен к фабрике. Естественно, я опросил лишь пару процентов людей, которых знал, и это было ничтожно мало. Тем не менее, я все еще продолжаю искать любую зацепку, и любую деталь, которая могла бы пролить свет на события того времени. Большинство бывших работников, которых мне удалось найти, лишь отмахивались, ссылаясь на давность лет и ненадежность памяти. Но кое-что все же удалось выяснить. Родители рассказали мне, что оказывается несмотря на свой юный возраст, Люк был увлечен химией, и в особенности – ртутью. Он часто пропадал на территории фабрики, лазил по заброшенным цехам, выискивая остатки драгоценного металла. И вот тут возникла первая серьезная зацепка. По словам одного моего соседа, который по счастливой случайности оказался одним из бывших рабочих, Люк, незадолго до исчезновения хвастался, что нашел «что-то особенное» на территории фабрики. Что именно он имел в виду, старик не помнил, но его слова запали мне в душу ниточкой надежды. "Что-то особенное"… Но черт, что можно вообще найти на фабрике?

Оторвавшись от созерцания пейзажа, что разворачивался за окном, словно застывшая симфония красок, я вновь извлек из кармана мобильный. Несколько касаний – и экран ожил, явив мне призрак прошлого. На меня смотрел юноша, обрамленный буйной гривой непокорных каштановых волос. Он беззаботно улыбался, а в чертах его лица, как в зеркале, отражались мои собственные, что было совершено не удивительно, ведь Люк Уильямс – мой старший брат. Увы, он остался для меня лишь эхом рассказов родителей, призрачной фигурой, сотканной из воспоминаний и запечатленной лишь на единственной, чудом уцелевшей фотографии в цифровом формате. 19 ноября 1995 года Люк исчез, словно растворился в утреннем тумане, прихватив с собой осколки детства: фотографии, одежду, в общем все, что формировало его личность. Казалось, он просто захлопнул за собой дверь и сбежал от семьи, в объятия неизвестности. Так бы все и решили, если бы отец не получил, то короткое, оборванное "Помоги" с его номера. Я родился спустя тринадцать лет после того, как тень исчезновения моего брата перестала давить на плечи родителей, когда они, наконец, смогли вдохнуть жизнь полной грудью, осознав, что она продолжается. В мои четырнадцать они поведали мне о нем, и тогда, дрожащим голосом, я выпросил у отца номер Люка. И хоть в трубке постоянно зияла абсолютная пустота, я не отступал. Год за годом я отправлял ему сообщения, как будто бросал в бездонный океан письма в бутылках, с отчаянной надеждой, что волны смилуются и донесут их до далекого берега его души. Глупо? Наверное. Отчаянно? Возможно. Навязчиво? Скорее да, чем нет, но меня не покидала слабая, мерцающая искра надежды, что он мог быть жив. Разумеется, мои письма не ограничивались отчаянными мольбами о возвращении. Я неустанно делился с ним каждой мелочью своего дня, каждым увиденным чудом, и каждым съеденным блюдом. Моя переписка превратилась в исповедь, в сокровенный дневник души, о котором знал лишь я и, вероятно, бездушный мобильный оператор, безжалостно выкачивающий мои деньги за эти короткие, но такие важные послания. Иногда я представлял, как мог отреагировать на то, если бы однажды, возле очередного моего бессмысленно сообщения, я увидел бы отметку "прочитано"? Как бы я повел себя, узнав о том, что мой брат мог оказаться живым?

Звук нового сообщения дерзко вторгся в мои размышления, словно резкий удар грома. Оторвав взгляд от окна, я вновь утонул в мерцающем свете экрана, запуская приложение. "Сахар", как и ожидалось, ответила почти мгновенно:

– "Увы, мы копаем эту землю уже несколько лет, но, кажется, приросли корнями к одному проклятому месту. Я в отчаянии. Где искать нить, если даже у полиции не за что зацепиться?"

Секунду спустя пришло еще одно сообщение, более мягкое, с оттенком любопытства:

– "Но я рада за тебя. Не томи же, поделись своей гениальной идеей."

Мои пальцы, словно заправские пианисты, забегали по клавишам, а губы тронула едва заметная, полная надежды полуулыбка.

– "Мне кажется, единственное, за что я могу сейчас ухватиться – это одноклассник. Его родители работают в полиции, и есть крохотная вероятность, что им что-то известно о деле моего брата. Возможно, сохранились какие-то материалы, и они позволят мне хотя бы мельком их просмотреть. Я уверен, там найдется хоть что-то, за что можно зацепиться, настоящий факт, а не очередная догадка или чья-то кривая интерпретация того, что произошло на самом деле… что думаешь?"

Ответ девушки вспыхнул на экране спустя пару секунд:

– "Ого, у нас в классе тоже есть дочка копа. Но, увы, полиция в нашем деле бесполезна. Сколько ни пытались, ничего нового выудить не смогли. Но если у тебя получится, будет просто бомба! А мне пора бежать. Мама только что звонила, велела нестись к школьному учителю химии и умолять дать шанс переписать контрольную, которую я завалила. Иначе о колледже можно забыть…"

Пока я судорожно цеплялся взглядом за каждое слово, "Сахар" успела написать короткое "Целую" и исчезла из сети, оставив меня наедине с ворохом мыслей.

"Целуешь?" Моя бровь взметнулась вверх в немом вопросе, застыв изящным изгибом, пока взгляд продолжал блуждать по холодному экрану. Только этого еще не хватало в этом цифровом балагане… Нет, конечно, глупая мысль о мимолетной симпатии мелькнула, признаюсь, но, как я говорил ранее – в этом зыбком мире интернета каждый волен примерить любую маску. Девушка или юноша, зрелый мужчина или наивный ребенок, ангел во плоти или демон из преисподней – кто из них она на самом деле? Я не знал об этой девушке ничего, кроме пикселей никнейма: ни лица, ни города, ни страны, может быть даже затерянной где-то на другом краю света. Черт, да я даже имени ее не знал! И да, пожалуй, "запал" звучит слишком весомо для мимолетной искры в виртуальном пространстве.

Размышления о рисках виртуальных знакомств оборвались, когда я засунул телефон в карман джинсов и повернулся к коридору, ведущему в спортзал. Кто вообще додумался ставить физкультуру последним уроком? Уверен, эта мысль сейчас терзала добрую половину нашего класса.

– …Гаррет!

Всего лишь один неловкий поворот, и вот уже мной раскидана пестрая россыпь учебников, а прямо напротив стоит девушка, неловко прячущая за ухо непослушную шоколадную прядь. В больших карих глазах плещется испуг, смешанный с плохо скрываемым гневом.

– Черт, прости, это я виноват, – я присел и одним движением собрал разлетевшиеся книги, тут же возвращая их брюнетке. Одноклассница, и кажется подруга Эшли, – Джессика. Типичная ученица, ничем не выделяющаяся из толпы таких же школьниц в любой захолустной школе, вроде нашей Меркбурской.

– Ничего, бывает, – пробормотала Джессика, принимая книги и стараясь избегать моего взгляда. Она слегка порозовела, и я заметил, как дрогнули уголки ее губ, словно она изо всех сил сдерживает улыбку. Вблизи ее карие глаза оказались еще более завораживающими, а непослушная прядь, выбившаяся из прически, придавала ей трогательную непосредственность.

Пока я разглядывал Джессику, в голове промелькнула мысль о том, что я никогда раньше не обращал на нее внимания. Она всегда была где-то на периферии моего поля зрения, просто еще одна ученица в бесконечной череде лиц, сливающихся в одно размытое пятно.

– Еще раз прости, я действительно не хотел, – повторил я, надеясь, что мой голос звучит достаточно убедительно. Джессика кивнула, все еще избегая моего взгляда, и попыталась протиснуться мимо меня. Но я не сдвинулся, придумав на ходу неплохой план.

– Подожди, может, я могу загладить свою вину? Купить тебе кофе после физкультуры?

Девушка замерла, и я увидел, как на ее щеках вспыхнул румянец. Она подняла на меня свои огромные карие глаза, в которых теперь плескалось уже не испуг, а явное удивление. Собственно, почему нет? Если мне нужна Эшли, то почему бы не начать с ее подруги, которая может подсказать, как правильно подступиться к дочери полицейского и при этом не нарушить ни один, даже самый эфемерный призрачный закон.

– Кофе? Ты сейчас серьезно? – в ее голосе звенело оскорбленное изумление, приправленное горечью. – Гаррет, целый год мы дышали одним воздухом в этом классе, и только сейчас, после нелепого столкновения, ты снизошел до разговора? Не смеши меня. Это не слезливый роман, где хулиган внезапно падает к ногам простушки. Выкладывай, ты что-то от меня хочешь?

Мои брови невольно взметнулись вверх, а руки скрестились на груди в предвкушении. Хулиган? Неужели это произнесла та самая особа, умудрившаяся на днях впутать жвачку в свои волосы, а после хладнокровно отстричь непокорную прядь, словно избавляясь от надоедливой мушки? Та, что по средам облачается в розовое, а ее ногти никогда не знают отсутствия лака? В ней одновременно уживаются Барби и бунтарка, жгучий перец, присыпанный сахарной пудрой. И уж точно она не та "простушка", которой себя выставляет. Я проморгался.

– Ладно, сдаюсь. Кофе был лишь предлогом. Мне нужна Эшли, – признался я, виновато вскинув плечи и скользнув взглядом по окну. Солнце, пробивавшееся в холл робкими лучами, спешило к закату. Стрелки на моих часах застыли на отметке без четверти три. – Рано сегодня сумерки сгущаются, заметила? – пробормотал я, стараясь скрыть неловкость, – и не пойми превратно, мне всего лишь нужно поговорить с ее родителями. Может, знаешь, как лучше подойти к этому разговору?

Брюнетка фыркнула, изящно взметнув прядь волос по воздуху.

– Просто подойди и скажи, что тебе нужно с ними поговорить. В чем дело? Ты что-то натворил? – ее взгляд сузился, опаляя меня подозрением.

– Нет, – отрезал я, понимая, что сплетни с одноклассниками совершенно не входили в мои планы. Коротко кивнув, я, смущенный, обошел ее стороной и поспешил к спортзалу.

– Гаррет, – голос Джессики вновь возник рядом, и она почти вровень зашагала со мной.

– Собираешься зайти? – я остановился у мужской раздевалки, загораживая ей дорогу. – Боюсь, оттуда ты выйдешь уже не такой невинной, – усмехнулся я, приглаживая взлохмаченные волосы. Джессика, на голову ниже меня, вскинула взгляд вверх, прожигая меня насквозь.

– Смешно, Гаррет Уильямс. Зачем тебе полиция? – повторила она, но теперь с требовательной ноткой.

– Думаешь, я стану выкладывать тебе все свои карты?

– Конечно, вдруг это связано с Розалин? – ее голос дрогнул, едва имя бывшей ученицы коснулось губ. Судьба у девчонки и правда мерзкая. Сначала отец, теперь кузина. Если бы я верил в чертовщину, решил бы, что смерть преследует ее по пятам.

– Поверь, к Розалин это не относится. Это семейное. Мне просто нужна информация из полицейского архива.

Я обернулся, намереваясь проскользнуть в раздевалку, но пурпурные коготки брюнетки, словно хищные птицы, коснулись моего воротника. Каскад браслетов на ее запястье отозвался мелодичным перезвоном. Скривившись от неприятного ощущения, я осторожно снял ее руку.

– Только без фамильярностей, ладно? Не выношу прикосновений. Что ещё?

На мгновение ее взгляд задумчиво прищурился, словно оценивая ситуацию, и затем она снова посмотрела на меня:

– Если тебе все-таки каким-то непостижимым образом удастся пробраться в архив, не мог бы ты кое-что поискать и для меня?

***

Черт оказался не так страшен, как его малевали. Я и представить не мог, что Эшли так легко согласится помочь, почти не задавая вопросов. Впрочем, разговор с ее родителями, похоже, все-таки придется отложить до завтра.

Пока девушка торопливо шла впереди, судорожно сжимая в руках алое пальто Джессики, я снова открыл чат поддержки и поиску ответов. Переключившись на разговор с Сахаром, я сразу же заметил от нее два новых сообщения:

– "Люк, я в полной заднице. Учитель химии ушла домой, и моя контрольная накрылась медным тазом. Почему именно сегодня, когда на кону мое поступление и вся дальнейшая жизнь? Вот же коза!"

Усмехнувшись от ее манеры переписываться, я мысленно посочувствовал незнакомке.

– "Не теряй меня, я в школьном медпункте, сахар подскочил, расскажу позже…" – гласило второе сообщение, отправленное полчаса спустя.

– "Сахар подскочил?" – немой вопрос застыл на моих губах. У нее что, диабет?

Пожалуй, теперь я понимал смысл её никнейма, казавшегося прежде лишь забавной причудой. Теперь он звучал как эхо ее дерьмовой жизни, тень, которую она тщетно пыталась скрыть. Она ещё ни разу не говорила об этом напрямую, что лишь подтверждало истину того, что в безликом пространстве интернета никто не узнает тебя настоящего, пока ты сам не решишь оставить крохотные, едва заметные знаки, ведущие к правде. Но я и сам недалеко ушел: присвоил себе имя пропавшего брата. Вглядываясь в его единственную оставшуюся фотографию, я завидовал той жизни, которую он вел, или, скорее, которую я сам ему придумал. В моем воображении он был окружен стайками поклонниц, девичьи вздохи преследовали его по пятам, а их взгляды боготворили. Не придумав иного способа, я просто представился его именем, надеясь на то, что сумею подобным жалким трюком, привлечь внимание девчонки с форума. Собирался ли я открыться ей? Быть может. Но не сейчас, когда на ее плечи и без того свалился груз забот.

Впереди маячила спина Эшли. Мои брови невольно сдвинулись к переносице: а что, если, черт возьми, попытаться провернуть это и с ней? Не обмануть ее, представившись другим именем, нет. Речь о большем – о кардинальном преображении. Сбросить личину угрюмого молчуна-подростка, якобы хранящего бездну секретов. Стать открытым, общительным, обаятельным. Приблизиться к ней настолько, чтобы, наконец, докопаться до истины. Стать Люком, всеобщим любимцем, каким его рисовали родители. Превратиться в магнит, к которому липнут все подряд…

От одной мысли об этом меня уже воротит. Это как надеть чей-то костюм, сшитый по чужим меркам. Он сидит нелепо, сковывает движения, заставляет притворяться. в тщательно выстроенной иллюзии. Пытаться воссоздать поведение брата, означало предать себя, похоронить собственные желания и стремления под грудой ожиданий.

Вот только, как ни крути, но люди тянутся к легкости, к уверенности, и к тому, что им кажется совершенством. Но за этой маской всегда скрывается пустота, фальшь. Разве можно построить настоящие отношения на лжи, на притворстве? Разве можно обрести счастье, играя роль, прописанную другими? Стать чьим-то подобием, пусть и любимчиком, – это равно отказаться от собственной идентичности, и раствориться в чужом образе.

Люк… он, наверное, был таким, каким многие его помнят. Но я другой. Я ношу шрамы своих ошибок, храню в себе свои секреты, лелею свои странности. Я ненавижу общество, но все это делает меня настоящим, живым. Я не хочу быть любимцем, я хочу быть собой. Лучше быть отвергнутым за правду, чем обожаемым за ложь. Лучше остаться в тени, сохраняя свою целостность, чем купаться в лучах чужой славы, утратив себя…

И пусть, всегда я выбирал путь, где я – единственный архитектор своей судьбы, и где мои решения определяли мою жизнь, но сейчас я должен надеть маску, затянуть потуже, чтобы сквозь фальшь пробиться к правде. Ради Люка.

Ради того, чтобы вырвать его из тьмы.

Глава 4. Да начнется хаос.

Оторвавшись от основной группы, мы, словно три тени, продолжали буравить взглядом дальний конец холла. Наверное, со стороны наша напряженная сосредоточенность выглядела весьма подозрительно, потому что Бритни, до этого нервно сновавшая мимо, вдруг застыла напротив, скрестив руки, ощетинившиеся хищным частоколом длинных ногтей.

– Вы куда уставились? – взгляд блондинки, змеей скользнул по направлению нашего. В тот же миг, словно по мановению невидимой руки, призрак тени в конце коридора растаял, уступая место тренеру Брауну, который вынырнул из-за угла, а теперь неспешно двигался по коридору в нашу сторону, излучая уверенность каждым шагом своей спортивной походки.

– На уроках вам его мало? Любуетесь?

– Нам померещилось, будто Джессику увидели, – пробормотал Гаррет, нервно взъерошив волосы. Переведя взгляд на нас, он задержался на мне, прищурившись с какой-то странной оценивающей настороженностью.

– Ну? – Бритни хмыкнула, кивнув в сторону холла.

Давид вопросительно поднял бровь, кивнув девушке.

– Идем, чего застряли? Если вам показалась Джессика, почему вы продолжаете стоять на месте и пялиться на Брауна?

Учитель скользнул мимо, и, заметив скопление у дверей, решительно двинулся в его эпицентр. Мы обменялись взглядами.

Казалось, в разрастающемся вокруг бедламе, наша небольшая группа оставалась незамеченной. Ускорив шаг, мы пронеслись вдоль бесконечного коридора гардеробной и вскоре оказались в просторном холле, где по обеим сторонам – два лестничных пролета змеями устремлялись на второй этаж.

– Джессики здесь нет, – бросил Давид, оглядываясь по сторонам. Подойдя ближе, он дернул за массивную ручку центральной двери, ведущей в библиотеку. Помимо нее, в этой части школы располагались кабинеты истории и географии. Только вот, к нашему великому сожалению, все три двери были закрыты.

– Может, её заперли в одном из кабинетов? Если они смогли закрыть всю школу, то что для них обычная дверь? – блондинка, пригнувшись, вглядывалась в замочную скважину кабинета истории, словно пытаясь высмотреть там ускользающую ото всех истину.

– И ты думаешь, она бы молчала? Мы здесь уже полчаса, и кроме гула толпы с первого этажа, тишина звенит в ушах, – ответила я, закатив глаза. Развернувшись к лестничному пролёту, я устремила взгляд на ступени. В голове царил хаос, мысли метались, отчаянно пытаясь выстроиться в стройную цепочку, чтобы подсказать, что делать дальше.

– А может, она просто уснула? Или ей заклеили рот? В боевиках чего только не увидишь, – Бритни замерла в нескольких шагах, снова боясь подойти ближе. Звон браслетов на ее запястьях хрустел в звенящей тишине коридора.

– Джессика! – я выкрикнула ее имя, надеясь на отклик, но в ответ прозвучало лишь молчание.

– Глупая, с завязанным ртом не кричат. Нам нужны ключи, – Бритни обогнула меня, встав напротив Гаррета. – Взрослые тебе доверяют, думаю, ты сможешь уговорить этого неудачника Кэмпбелла дать тебе его связку. Я пойду с тобой, буду планом "Б", – в полумраке коридора ее глаза хищно блеснули. – Если он откажется отдать ключи, в ход пойдет мое обаяние.

Я громко фыркнула.

– Обаяние? Да он скорее отдаст ключи, лишь бы избавиться от такой надоедливой мошки.

– Ладно, давайте попробуем, – прервав уже открывающую рот Бритни, выдохнул Гаррет. – Твое "обаяние" может только усугубить ситуацию, – он бросил на девушку предостерегающий взгляд и неожиданно повернулся ко мне. – Пойдем вместе. Ты ведь сможешь говорить убедительно?

Не дожидаясь моего ответа, он быстрым шагом, нервно направился обратно, в сторону противоположного конца коридора. Я поспешила за ним, стараясь не отставать. В голове мелькали обрывки мыслей: Джессика, ключи, Кэмпбелл, что вообще происходит? Все это казалось дурным сном, из которого никак не удавалось проснуться.

Мы шли молча, однако, школа постепенно погружалась в хаос. Повсюду доносились приглушенные крики и топот ног возле центрального входа, но здесь, в коридорах, царила зловещая тишина, нарушаемая лишь нашими собственными шагами.

– Ты можешь позвонить родителям? – Гаррет произнес это, не отрывая взгляда от мертвенно-черного экрана телефона, – связи нет, как отрезало, и интернет туда же провалился, – добавил он, бросив на меня мимолетный, обжигающий взгляд.

Я, сбросив рюкзак с плеча, судорожно нашарила телефон в переднем кармане. Включив его, поднесла ближе к глазам.

– Черт, то же самое. Ни единой полоски. Полная тишина.

– Это уже не к добру, – пробормотал Гаррет, ускоряя шаг, и в его голосе проскользнула неприкрытая тревога.

Мы вышли в центральный проем, и пестрая толпа школьников, будто разросшийся муравейник, тут же захлестнула взгляд. Пробираясь сквозь эту галдящую, бурлящую массу подростков, мы вновь оказались рядом с мистером Кэмпбеллом. Совершенно потерянный, он отстраненно прижимался лбом к холодной двери, повернувшись к нам спиной. Миссис Берд, надрываясь, пыталась утихомирить разбушевавшихся ребят, приказывая им рассаживаться по свободным лавочкам.

– Мистер Кэмпбелл, простите за беспокойство, но не могли бы вы одолжить нам связку ключей от кабинетов? Мы ищем Джессику, нашу одноклассницу. Раз уж нас угораздило оказаться запертыми, подумали, вдруг и она… Мистер Кэмпбелл?

Неуверенно протянув руку, я коснулась его плеча. Охранник вздрогнул, словно от удара током, и медленно обернулся, продолжая неловко заслонять собой дверь. Мое сердце болезненно сжалось, предчувствуя недоброе, и я прищурилась, пытаясь рассмотреть то, что он скрывает.

– Вы что-то говорили? – переспросил он, зарывая руки в карманы выцветших брюк. – Ах да, ключи…

– Спасибо, мистер Кемпбелл, мы вернём их, как только…

– Что с дверью? – перебила я Гаррета и потянулась к массивной преграде, но Кэмпбелл, словно одержимый, замахал руками, отгоняя нас.

– Почти открыл… ещё немного, – голос его дрожал, как осенний лист на ветру. Виновато улыбнувшись, он швырнул связку ключей в сторону Гаррета.

– Мистер Кемпбелл, что, черт возьми, происходит?! – прорычав, я оттолкнула тщедушного охранника и вперилась взглядом в дерево. Мои глаза отказывались верить увиденному. Как такое возможно? Дверь, которую он только что превратил в труху, теперь стояла целехонькая, без единой царапины, словно до этого ничего не произошло. И, разумеется, она по-прежнему была заперта.

Мой разум отказывался принимать реальность. Невозможно. Но происходящее, будто насмехалось над моим здравым смыслом. Гаррет, оправившись от шока, подошел ближе, дотронувшись до двери.

– Это невозможно, – прошептал он, безуспешно дернув за ручку. Кэмпбелл, съежившись, наблюдал за нами издалека. В его глазах читался страх, перемешанный с каким-то болезненным удовлетворением. Казалось, будто он знал, что так и будет.

– Мистер Кемпбелл, объясните! – потребовала я, шагнув к нему. – Что здесь происходит?

Он молчал, нервно глядя в пол, будто пытаясь отыскать там ответ. Потом, медленно подняв голову, произнес едва слышно:

– Она не хочет, чтобы мы вышли.

– Она? Кто она? – не унималась я, чувствуя, как паника начинает меня захлестывать. Гаррет отступил от двери, и в его взгляде читалось полное замешательство. Он, как и я, абсолютно не понимал, что происходит. Дверь, которую мы должны были открыть, стояла перед нами, но почему-то не пускала нас. И слова Кэмпбелла лишь усиливали ощущение нереальности происходящего.

– Школа, – тихо ответил Кэмпбелл, не поднимая глаз. – Эта школа… она живая. И теперь она решает, кого выпускать, а кого нет.

Мы с Гарретом переглянулись. Это звучало абсурдно и безумно. Но в то же время в голосе мужчины не было ни капли сомнения. Он говорил так, словно это был неоспоримый факт. И, глядя на эту неподвижную дверь, а также на его перепуганное лицо, казалось, что и я начинала верить в происходящее.

– Это все какая-то игра, Кэмпбелл. Ты нас разыгрываешь. Где ключи от школы? – Гаррет попытался подойти к охраннику, но тот отшатнулся от парня, как от огня.

– Не трогайте меня! – взмолился он. – Пожалуйста, просто не трогайте. Она не позволит вам выйти. Она уже решила. Вы не принадлежите этому дому.

В моем горле пересохло, и каждое слово мистера Кэмпбелла отдавалось гулким эхом в голове. "Она не хочет, чтобы мы вышли." Кто "она"? Гаррет, казалось, разделял мои чувства. Его обычно самоуверенное лицо сейчас выражало лишь растерянность и нарастающий ужас. Он бросил на меня взгляд, полный невысказанных вопросов, на которые у меня совершенно не было ответов.

Я снова повернулась к двери, пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение. Может, это галлюцинация? Массовый гипноз? Однако, наши отчаянные попытки открыть ее, говорили об обратном. Это происходило на самом деле…

Неожиданно, тишину коридора прорезал пронзительный крик. Миссис Берд, стоявшая у противоположной стены, в ужасе указывала на одну из лавочек. Там, скрючившись, сидел один из учеников параллельного класса. Его лицо исказилось гримасой нечеловеческой боли. Он метался, словно в агонии, и от него исходил слабый, едва различимый шепот.

– Она здесь… она близко…

Толпа школьников, словно по команде, замерла, а из округлившихся глазах отражался первобытный страх.

– О ком он? – шепот Гаррета раздался возле моего уха.

– Не знаю, может о Бритни? Я всегда испытываю нечто похожее, когда она оказывается поблизости…

Бросив мимолетный взгляд на брюнета, я заметила, как в уголках его губ заиграла едва заметная, дразнящая полуулыбка.

Кэмпбелл, казалось, оживился. Страх в его глазах сменился решимостью. Он резво подошел к кричащему ученику и, присев рядом, тихо заговорил, пытаясь заглянуть тому в глаза:

– Она выбирает. Она всегда выбирает.

Затем, повернувшись к нам, он произнес уже громче: – Чтобы выйти, нужно отдать ей то, что она хочет.

На секунду, в коридоре повисла звенящая тишина. Все взгляды были прикованы к корчащемуся ученику и мистеру Кэмпбеллу. Даже самые шумные и непоседливые подростки замерли, забыв о своем буйстве. Паника, до этого витавшая в воздухе, начала кристаллизоваться в ощутимый страх.

– Отдать… что? – прошептал Гаррет, боясь нарушить установившееся молчание. Его слова потонули в нарастающем стоне ученика, который, казалось, становился все громче и пронзительнее. Охранник, не отрывая взгляда от школьника, медленно поднялся на ноги. Его лицо было бледным, как мел, а в глазах горел странный, нездоровый огонь.

– То, что для вас самое ценное, – произнес он, и его голос, дрожащий от напряжения, эхом разнесся по коридору. – То, без чего вы не можете представить свою жизнь.

Ученик внезапно затих. Его тело обмякло, и он безвольно повалился на лавочку. Мистер Кэмпбелл, тяжело дыша, отступил назад, словно опасаясь чего-то. Затем, словно очнувшись, он подбежал к главной двери и, ухватившись за ручку, резко дернул. Она неожиданно распахнулась. В наши лица тут же пахнуло свежим морозным воздухом. Снаружи была непроглядная тьма, сопровождающаяся гнетущей тишиной улицы. Несколько учеников сорвались вперед, но миссис Берд успела ухватить подростков за воротники их курток, откинув обратно к лавочкам. Ребята возмущено повалились друг на друга, осыпая ее непристойными ругательствами.

– Несите его сюда, – нервный голос мужчины нарушил начавшуюся перепалку. Прислушавшись к странному совету охранника, тренер Браун подхватил мальчишку на плечо, и подошел к краю дверного проема. Словно находясь под гипнозом, он уложил парня на лестницу, ведущую вниз. Через секунду как он отпрянул назад, дверь шумно захлопнулась перед его носом отрезая путь к ученику. Парнишка остался за пределами школы, в то время как мы, продолжали стоять внутри, в абсолютном непонимании происходящего.

– Черт, да мы могли свалить! – группа парней, чью попытку к бегству пресекла миссис Берд, обступила Кэмпбелла. В их глазах плескалась злость, а кулаки нетерпеливо сжимались.

– Вы бы погибли! Этот проход был открыт лишь для него, он пожертвовал тем, что было ему дороже всего. Школа дала ему шанс уйти!

– Чем же он пожертвовал? – шепот брюнета, словно тень, снова скользнул возле моего уха. Пока мистер Кэмпбелл пытался урезонить взбудораженных учеников, мы проскользнули к скамейке, где только что сидел беглец. Его телефон, забытый и одинокий, лежал там, словно безмолвное подтверждение его существования. Гаррет, не теряя ни секунды, схватил его. Экран не был заблокирован, и перед нами распахнулась папка с личными переписками. Приподнявшись на цыпочках, я жадно пыталась выхватить взглядом строчки, которые Гаррет торопливо пролистывал.

– Смотри, – парень ткнул пальцем в экран телефона, на сообщение, полученное несколько минут назад. – Его отец пишет о собаке… она отравилась чем-то на улице, совсем недавно. Говорит, везет в ветеринарку, а вот…

Мои глаза расширились, когда я прочитала следующее сообщение. "Ее больше нет". Всего несколько часов, и все кончено. И все это произошло, пока он был в школе, ни о чем не подозревая. Мое сердце болезненно сжалось. Вот, значит, что имелось в виду под "самым ценным". Не жизнь, не свобода, а нечто большее, то, что составляло часть его души. Преданный пес, друг, практически член семьи, которого он потерял, даже не успев попрощаться. И именно эта утрата, стала платой за его спасение.

В коридоре воцарилась гнетущая тишина. Даже самые агрессивные ученики, казалось, притихли, осознавая всю чудовищность произошедшего. На их лицах отражались страх и смятение. Они были готовы как бежать, так и сражаться, но никто из них не был готов к такому. К торгу с чем-то невидимым, нечто за пределами их понимания.

Гаррет заблокировал телефон и протянул его мистеру Кэмпбеллу. Учитель принял гаджет дрожащими руками, словно это было нечто опасное и обжигающее. Он смотрел на экран с ужасом и сочувствием. Затем, не говоря ни слова, положил телефон на скамейку и обвел взглядом оставшихся учеников.

– Теперь вы понимаете? – тихо произнес он. – Это не сон. Она забирает то, что ей нужно. И чем больше вы сопротивляетесь, тем большую цену придется заплатить. Подумайте о том, что для вас важнее всего. О том, что вы готовы отдать, чтобы выжить. И будьте готовы к тому, что она это заберет. На его словах холод нервно прошелся по моей коже. Каждый из нас, погрузившись в себя, начал лихорадочно перебирать в памяти то, чем дорожил больше всего. Семья? Друзья? Мечты? Все это могло быть отнято в любой момент. И единственное, что мы могли сделать, это ждать, гадая, кто следующий.

– Ты веришь в это? – не дождавшись ответа, я резко развернулась, устремившись обратно к ребятам, маячившим в противоположном конце холла первого этажа. Мои широкие и рваные шаги выдавали нервозность, но парень быстро нагнал меня и зашагал вровень.

– Здесь мертвая зона для связи, а дверь, которую мы пытались открыть несколько минут, а затем сломали, стоит невредимая. Я верю своим глазам, Эшли, если тебе так уж интересно мое мнение.

– Да, но это же бред! – я резко затормозила. Мои пальцы судорожно вцепились в рукав Гаррета. Он замер, словно наткнулся на невидимую стену, и осторожно высвободил руку из моей хватки. Недоумение тенью промелькнуло на моем лице, а брови на миг сошлись в тонкую, вопросительную линию.

– Не выношу прикосновений, прости, – глухо произнес он. – И да, ты права, все это – чистейший абсурд. Но что нам остается, кроме как поверить и слепо следовать этим безумным указаниям?

– Указаниям? Чьим указаниям ты собрался следовать, Гаррет? Указаниям двери? – в моем голосе звенело отчаяние, смешанное с иронией. Парень кивнул, не отрывая взгляда от моего лица, словно искал там ответ или, быть может, спасение.

– Ты хоть представляешь, что может произойти с нами в абсолютно любую секунду?

Я отрицательно качнула головой, сверля его взглядом, полным тревоги.

– Тогда просто дыши. Пусть все вокруг напоминает декорации к фильмам Тима Бертона, главное – мы живы. Мы стоим на ногах, и наши сердца, пусть и испуганно, но бьются…

Внезапный порыв холодного ветра пронесся по коридору, заставив меня поежиться. Окна, казалось, задрожали в своих рамах, словно вторя моему внутреннему смятению. Я посмотрела на Гаррета, ища в его взгляде хоть какое-то подтверждение того, что это всего лишь мои нервы, но его лицо было непроницаемым. Он словно окаменел, застыв в ожидании неведомого.

– Хорошо, допустим, ты прав, – выдохнула я, пытаясь унять дрожь в голосе. – Но как мы можем просто сидеть и ждать, пока она что-то заберет? Должен быть какой-то способ бороться.

Гаррет медленно покачал головой, не сводя с меня глаз.

– Мистер Кэмпбелл сказал, что сопротивление только ухудшит ситуацию. Чем больше мы боремся, тем больше она заберет, – его слова звучали как приговор, обрекая нас на пассивное ожидание неминуемой потери. Я почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. Ненавижу быть беспомощной. Ненавижу ждать. Ненавижу, когда мне говорят, что я ничего не могу сделать

– Дверь открыли? – Бритни подлетела к нам, светясь неестественным довольством. Мой взгляд метнулся к Давиду, стоявшему за ее спиной, и замер: он торопливо стирал с губ предательский вишневый отпечаток ее помады. Ясно. Пока мы переживали ад кромешный, эта парочка времени даром не теряла. Презрительно обойдя Бритни, я в два шага оказалась перед Давидом, снова разворачиваясь к ребятам.

– Здесь мертвая зона, и ни окна, ни двери не откроются, пока вы не пожертвуете тем, что вам дороже всего на свете. Добро пожаловать в ваш персональный хоррор, и знаете, – я резко остановила взгляд на девушке: – Блондинки всегда отправляются в мир иной первыми.

Бритни на мгновение лишилась своего напускного блеска, и в ее глазах промелькнул страх, но она тут же взяла себя в руки, наградив меня презрительной усмешкой. Давид же, напротив, казался совершенно невозмутимым, словно мои слова его нисколько не задели. Он лишь пожал плечами и лениво оперся о стену, наблюдая за разворачивающейся драмой с явным удовольствием.

– Эшли, – протянул он, – и что ты предлагаешь? Сидеть тут и ныть о том, как все плохо, или, может, ты знаешь способ сбежать? Если да, то я весь во внимании.

Я сжала кулаки, чувствуя, как закипает кровь. Его равнодушие, цинизм, и самоуверенность вызывали во мне желание хорошенько встряхнуть его и заставить проснуться. Но я понимала, что сейчас это ничего не даст. Нам нужно было научиться правильно думать, а не действовать под влиянием эмоций.

– Я предлагаю не сдаваться, – твердо ответила я, бросив благодарный взгляд на Гаррета. – Предлагаю поискать Джессику, а затем обсудить наши дальнейшие действия. Здесь наверняка есть что-то, что мы упускаем. Что-то, что поможет нам понять, происходящее и продумать способы, как мы можем это остановить…

Я не успела договорить, потому что мой монолог грубо оборвал голос директрисы, хлынувший из репродукторов, притаившихся под потолком каждого школьного коридора. Резкий, неестественно усиленный, он ворвался в пространство, словно треснувшее стекло.

– "Внимание ученикам, учителям и всем, кого судьба заперла в этих стенах в этот час. С вами говорит директор этой школы – Чанда Па'ара. Я призываю всех сохранять спокойствие…"

Выстроившись в одну линию, мы застыли в напряженной тишине, вскинув головы к потолку. Директриса, прерывисто прокашлявшись, продолжила говорить, и ее слова, эхом разнеслись по притихшему коридору:

– Как вы могли заметить, мы оказались в изоляции. Кем и зачем – нам ещё предстоит узнать. Но я прошу и умоляю вас, сохраняйте спокойствие. Помните, что мы люди, а не дикие звери, поддавшиеся панике. Проявите милосердие и сострадание друг к другу. Не скупитесь на помощь тем, кто в ней нуждается, и, главное, не создавайте лишних трудностей… – она снова выждала небольшую паузу, прежде чем продолжить говорить. – Всех, кто остался в школе, я прошу пройти в главный спортивный зал для переклички и обсуждения дальнейших действий. Там мы вместе решим, что делать дальше".

Ее голос угас, растворившись в протяжном гудке, который, словно эхо, тоже затих через секунду. В наступившей, звенящей тишине, мы обменялись взглядами, полными невысказанных вопросов. Давид рассеянно почесал затылок, в его глазах плескалось явное недоверие.

– Так значит, это все взаправду? Нас заперли… но, кто? – в голосе кавказца вновь прорезался акцент, выдавая растущее волнение.

– Не кто, а что. Нас заперла школа, – начала я, но тут же осеклась, поймав на себе испытующий взгляд. Давид хмыкнул, вопросительно вскинув черную, как крыло ворона, бровь.

– Что прости? Ты сказала, нас заперла сама школа? Да это че за хрень вообще?

– Я серьёзно, Давид. Кэмпбелл сказал, что, если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам придётся пожертвовать самым дорогим. Один парень из параллели… он…

Я не успела договорить, потому что, Давид словно ужаленный, вскинул руки и, не говоря ни слова, рванул прочь, обратно, в сторону главного входа.

– Давид!

Мы бросились следом, силясь угнаться за его стремительной, почти безумной походкой. Он молчал, лихорадочно ощупывая взглядом шеренгу гардеробных шкафчиков.

– Где он?! – Черноволосый парень неожиданно обернулся ко мне, цепко впиваясь пальцами в плечи. От его лакированной кожаной куртки исходил терпкий аромат дорогого мужского одеколона. Застигнутая врасплох, я на миг застыла, испуганно хлопая ресницами, силясь вымолвить хоть слово.

– Где Кэмпбелл?! – голос Давида взметнулся ввысь. Он отбросил меня в сторону, как сломанную куклу, и, развернувшись, ринулся дальше по коридору. Бритни, преданной тенью, засеменила следом, захлебываясь словами, которые тонули в его яростном преследовании.

– Ты в порядке? – Гаррет неожиданно возник рядом. Его пальцы робко коснулись моего плеча, на которое уже накатывала тупая волна боли после столкновения с дверцей гардероба. Я отмахнулась, отгоняя и его заботу, а вместе с этим и неприятные ощущения.

– В полном, идем. Если мы сейчас же не поторопимся, Кэмпбеллу крепко достанется.

– Ты уверена? Он же все-таки охранник… вроде как.

– Охранник, вышедший на пенсию лет десять назад. Он работает здесь, потому что в этой школе обычно тише, чем в библиотеке. А Давид занимался борьбой в девятом классе. И пусть прошло уже два года, но я уверена, что навыков он не растерял. Понимаешь?

Гаррет утвердительно кивнул, но взгляд его уже блуждал где-то за моей спиной, выцеливая лавочку напротив.

– Я догоню их, а ты посиди здесь. Мы вернемся через пару минут и вместе пойдем в спортзал. Идет?

Сил спорить не было, подобно ему, я ответила лишь тихим выдохом и коротким кивком. Без лишних слов, Гаррет сорвался с места, как стрела, оставив меня тонуть в звенящей тишине раздевалки.

Глава 5. Часть первая. Почему я?

От лица Джессики.

– Черт возьми, да отпустите же меня!

Я с силой ударила ладонью по безупречно гладкой поверхности полированного столика. Хрупкий ряд ампул в коробке содрогнулся, и в испуге зазвенел тонким перезвоном. Длинные, аристократически тонкие пальцы мужчины, метнулись вперед, возвращая пошатнувшиеся стеклянные сосуды в стройный порядок. Этот детектив начал меня изматывать.

Уже целую неделю он вытягивал из меня душу допросами, заставляя просиживать в школе до поздней ночи. Молодой брюнет с атлетическим телосложением, сегодня был в обтягивающей черной футболке и небрежно надетым на плечи серым пиджаком. Его взгляд, цепкий и изучающий, вновь скользнул по моему лицу, словно скальпель хирурга, препарирующий каждый мой жест и каждую эмоцию.

– Джессика Саймонс, вы ведь осознаете, что нарушили закон?

Его голос, жесткий и безапелляционный, гулко отражался от стерильных стен медицинского кабинета. В каждом слове чувствовалась надменность полицейского, презирающего чувства "гражданских". Голос человека, уверенного в собственной безнаказанности, одного из тех бесчувственных ублюдков, для которых закон – пустой звук. Презрительно фыркнув, я отвернулась к плотно задернутому окну, надеясь скрыть гнев, клокочущий внутри.

– А не пошли бы вы к черту? С какой стати я вообще должна что-либо объяснять? У вас есть разрешение на допрос без присутствия моих родителей?

– Насколько я знаю, твой родитель мертв. К тому же, месяц назад, в этой самой школе, оборвалась жизнь твоей кузины. Именно поэтому ты возомнила себя первоклассным копом в юбке, пытаясь вести свое жалкое "липовое" расследование? – его рука подобно моей, обрушилась на стол с оглушительным треском, заставив меня вздрогнуть. В уголках моих глаз предательски заблестели слезы, как только в памяти всплыли те, кого безжалостная смерть навсегда вырвала из моей жизни, оставив зияющую, кровоточащую рану в сердце.

Белый цвет давил. Белые стены, белый потолок, белая кушетка в углу, даже блики от ламп казались болезненно-белыми. Как будто находишься внутри огромной таблетки аспирина. И этот запах… смесь хлорки, лекарств и чего-то необъяснимо-стерильного, проникающего в самую душу, вызывал неприятное покалывание в носу.

– Я задал вам вопрос, – голос полицейского, все еще стоящего напротив, стал еще более резким и даже угрожающим. Я чувствовала, как его присутствие ощущалось тяжелым грузом, давящим на плечи. Не оборачиваясь, я продолжала смотреть на плотную ткань штор, отчаянно пытаясь разглядеть хоть что-то за ней – намек на улицу, на нормальную жизнь, на то, что существует мир за пределами этой стерильной "тюрьмы".

– Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы, – мой голос прозвучал слабее, чем я хотела, но в нем сквозило упрямство. Я не собиралась давать ему ни малейшего повода для радости. Пусть мучаются, пусть гадают. Они думают, что сломили меня? Они ошибаются.

Мужчина замолчал. Тишина… только мерное тиканье часов на стене нарушало напряженное молчание. Секунды тянулись, казалось, целую вечность. Я чувствовала, как нарастает его раздражение, как он сдерживает себя, чтобы не сорваться. От этого становилось немного легче. Я знала, что задеваю это животное за живое. Вдруг, неожиданно, я почувствовала прикосновение к плечу. Легкое, но настойчивое. Я вздрогнула.

– Не стоит усложнять себе жизнь, – голос полицейского звучал теперь почти мягко, как будто он пытался убедить меня, а не запугать, – просто ответь на мои вопросы, и ты сможешь уйти отсюда.

Медленно, очень медленно, я повернулась к нему лицом. В его глазах не было ни сочувствия, ни понимания – только холодный, расчетливый интерес. Интерес хищника, смотрящего на свою жертву.

– Я уже сказала, я не собираюсь отвечать, – повторила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо и уверенно. Стиснув зубы, я попыталась унять дрожь в голосе. Как бы там не было, но я не позволю ему увидеть мою слабость. Однако, мой голос по прежнему дрожал, а слезы все сильнее подступающие к краю, готовились прорваться жалким, соленым потоком.– Не ваше дело, чем я занимаюсь. И вам лучше следить за своим тоном, инспектор…

– Детектив, – поправил он, с кривой ухмылкой. – Детектив Райан. И поверь мне, Джессика, мое дело – выяснить, почему ты слонялась по территории заброшенного химического завода посреди ночи. Неужели тебя так тянет к опасностям, или же ты там что-то искала? Может, улики? Доказательства? Или же очередную дозу "хлортуфила"?

Его взгляд прожигал меня насквозь, словно сканер, пытаясь проникнуть в самые потаенные уголки моей души. Я ответила ему ледяным молчанием, презрительно сверкнув глазами.

– Не играй со мной, Джессика. Я знаю, что ты не просто скорбящая кузина. У тебя острый ум и ты явно способна на многое, как спасти, так и убить.

– Предположим, – медленно проговорила я, – что я действительно что-то искала. Что с того? Разве это преступление? Это как-то доказывает то, что я могла убить свою кузину? У нас половина школы каждый день ошиваются возле фабрики. Так почему же допрашивают исключительно меня?

Детектив хмыкнул, скрестив на груди руки. Он присел напротив меня на край медицинского столика, продолжая буравить взглядом.

– Преступление – это утаивать информацию, которая может помочь раскрыть убийство. Преступление – это подвергать себя опасности, действуя в одиночку. Преступление – это… пытаться вершить правосудие, когда у тебя нет на это полномочий.

– А у вас есть полномочия? – язвительно спросила я. – Потому что, судя по тому, как продвигается ваше расследование, вы не далеко ушли от меня.

Райан на мгновение замолчал, а его взгляд потемнел. Кажется, я попала в точку.

– Не играй с огнем, малышка, – процедил он, и в голосе его скользнула сталь. – У меня развязаны руки, поверь. Я мог бы сейчас упаковать тебя в серые стены участка, но я, видишь ли, проявил снисхождение. И мы беседуем здесь, в этом пропитанном запахом лекарств школьном склепе.

– Снисхождение? – я выплюнула слова, словно яд. – У меня, черт возьми, диабет! А вы держите меня взаперти, не пуская медсестру. Вы хоть понимаете, что без укола я просто схлопочу гипергликемический криз и сдохну здесь, на этой кушетке, оставив вашу доблестную полицию без ответов!

– У тебя же наверняка богатый опыт с хлортуфилом? Неужели ты не в состоянии сделать себе самостоятельно укол инсулина?

– У меня низкий болевой порог, детектив, – мой голос начинал сочиться ядом с каждым словом. – И какой, к черту, опыт? С чего ты снова и снова приписываешь мне то, чего я не совершала?!

Гневно вскочив со стула, я тут же потеряла равновесие, а мир буквально поплыл перед глазами. Я почувствовала, как беспомощно лечу спиной назад. Инстинктивно зажмурившись, я успела попрощаться с жизнью, но буквально через секунду, уже распахнула веки, увидев перед собой Райана. Он возник словно из ниоткуда, а его сильные руки крепко обхватив мою талию, не позволяли рухнуть на пол.

– Не смей обращаться ко мне на "ты", – прошипел он, словно змея, опасно склоняясь надо мной. Его пиджак полетел на пол, оставляя своего владельца в одной обтягивающей футболке. Тень гнева исказила его лицо: жесткий изгиб каштановых бровей, презрительная складка грубых, пухлых губ. От брюнета исходил дурманящий аромат жасмина, приправленный терпкими нотками свежесваренного кофе. Забыв, как дышать, я лишь испуганно захлопала ресницами, не в силах отвести взгляда от его серых глаз, в которых, казалось, бушевала буря. Они скользнули по моим слегка приоткрытым губам и тут же вернулись, обжигая своим пристальным вниманием. Воздух вокруг нас словно наэлектризовался, потрескивая невидимыми искрами напряжения.

Время замерло, оставив нас наедине в этом маленьком, насыщенном моменте. Я чувствовала, как кровь отливает от лица, оставляя за собой ледяной трепет. В его словах звучала такая неприкрытая власть, и такая доминирующая сила, что сопротивляться было немыслимо. Казалось, я попала в паутину, сотканную из его гнева и притяжения, и выбраться из нее самостоятельно, уже не смогу. Мучительная тишина давила на уши, казалась оглушительной. Он не отрывал от меня взгляд, пытаясь прочитать мысли, и проникнуть в самые потайные уголки души. Я ощутила себя беззащитной под этим пристальным, изучающим взором. Все мои доводы, все приготовленные заранее слова вмиг вылетели из головы, оставив испуг и смутное ощущение неправильности происходящего.

Наконец, он отступил на шаг, выпуская меня из невидимых тисков. Но напряжение не спало. Его серые глаза по-прежнему буравили меня, только теперь в них промелькнула едва заметная искра, чего-то, что я не могла определить. Не то любопытства, не то сожаления. Горький кофейный аромат стал ощущаться еще сильнее, словно он намеренно подчеркивал свое присутствие и власть. Райан чуть склонил голову набок, и на его губах появилась легкая, едва заметная усмешка. – Говори, – тихо произнес он, но в его голосе уже не было той ядовитой злобы, которую он обрушил на меня с минуту назад. Сейчас в нем звучала лишь холодная и расчетливая твердость.

– Я расскажу директору школы, как детектив, который запер меня в медпункте, превысил свои полномочия и позволил себе вольности, – процедила я, – после такого тебя не то, что в охрану – дворником не возьмут работать.

Детектив лишь усмехнулся, неторопливо прохаживаясь по тесной комнате.

– И ты правда веришь, что ваш директор и мое начальство в придачу предпочтут выслушать какую-то школьницу в период гормонального взрыва, а не детектива-криминалиста, чья репутация безупречна и чей профессионализм не вызывает сомнений?

– Боже, да ты просто воплощение самовлюбленности!

Не секунды немедля, я потянулась, дерзко разорвав край своей юбки, обнажив бедро. Грубый звук рвущейся ткани эхом отозвался в тишине.

Брюнет расхохотался, снова устраиваясь на краю стола.

– Не будь наивной, Джессика, я же вижу, что ты умна. Просто я хочу докопаться до правды в деле Розалин. Мне совершенно не нужны проблемы с тобой или какие-либо выяснения отношений.

Я кивнула, обдумывая сказанные мужчиной слова. Тем временем он подхватил что-то со столика и, спрыгнув, двинулся ко мне.

– Раздевайся, – его голос звучал буднично, но от этой обыденности у меня брови взметнулись вверх в немом вопросе.

– Плечо, – Райан ухмыльнулся. – Не хочешь же ты здесь взаправду кони двинуть?

Мужчина поравнялся со мной, извлекая из девственной упаковки стерильный шприц.

– Серьёзно? Ты не думаешь позвать медсестру?

Я гневно скрестила руки на груди, намереваясь скорее умереть, чем позволить ему прикоснуться ко мне.

– Во-первых, я отпустил её, полагая, что наш разговор затянется. Во-вторых, этому нас учат в полиции. Я умею делать уколы инсулина, так что можешь не волноваться.

Не дожидаясь ответа, мужчина бесцеремонно потянулся к пуговицам на моей рубашке. Его пальцы, на миг коснувшись груди, не вызвали в нем ни трепета, ни смятения. Словно не замечая этого мимолетного прикосновения, он продолжил расстегивать пуговицы, обнажая плечо, которое через секунду обожгло холодом спиртовой салфетки.

– Если ты хоть немного сделаешь мне больно…

– Готово, – прошелестел голос Райана у самого моего уха. Пустой шприц с тихим стуком упал в мусорное ведро за моей спиной.

– Стоп, ты уже уколол? – я попыталась рассмотреть плечо, но детектив, уже наклеивал пластырь. Он немного придавил его пальцем, и я тут же почувствовала, как короткая, но острая и неожиданная боль пронзила меня, заставив болезненно скривиться.

– Теперь веришь? Думаю, наша игра в доктора окончена. Тебе пора рассказать мне все, что знаешь.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гудением работающего кондиционера. Я чувствовала, как адреналин, подстегнутый уколом, медленно отступает, оставляя после себя неприятную дрожь. Боль в плече, хоть и кратковременная, служила ощутимым напоминанием о том, что передо мной не простой собеседник. Райан был готов на все, чтобы добиться правды. Однако, я все также упрямо молчала, сжигая его взглядом. В голове лихорадочно проносились обрывки воспоминаний… информация, которую я так тщательно скрывала, рвалась наружу, требуя выхода. Но страх был сильнее.

– Ты знаешь, что замешана в этом, – голос Райана был ровным, но в нем чувствовалась сталь. – И молчание не спасет тебя. Наоборот, сделает только хуже.

– Я ничего не знаю, – в который раз, упрямо прошептала я, отводя взгляд. Ложь давалась с трудом, она царапала горло, как наждачная бумага.

Мужчина вздохнул, снова отходя к окну.

– Хорошо, – сказал он, не оборачиваясь. – Тогда давай поиграем в другую игру. Я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Честно. Иначе мне придется применить более убедительные методы.

Я вздрогнула. Его слова прозвучали как угроза, но что именно он имел в виду, оставалось неясным. Я знала, что не смогу долго сопротивляться. Он сломает меня. Вопрос был лишь во времени.

– О чем ты хочешь знать? – наконец сдалась я, опуская плечи. Если подумать, то общаться с ним, хоть и было тяжело, но в отличие от тех сальных, потных увальней, что допрашивали меня и моих одноклассников раньше, этот детектив был буквально высечен из камня: высокий, подтянутый, с искрящейся улыбкой. И главное – возраст. Не думаю, что едва ли, ему перевалило за двадцать.

– Обо всем, – ответил Райан, поворачиваясь ко мне. В его глазах, при свете белых ламп, читалась решимость.

– Сколько тебе лет? – вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела его обдумать, и тут же я почувствовала, как щеки вспыхивают предательским румянцем. Теперь он точно решит, что я, как какая-нибудь наивная школьница, влюбилась в него после этого случайного, почти невесомого касания к моему обнаженному плечу. И ведь, кажется, он прав… от меня так и несет этой пубертатной глупостью, как от цветущей липы в июле.

– Двадцать девять, мисс Саймонс. Какое это имеет отношение к делу? Или тебя терзает чисто женское любопытство? – детектив лукаво подмигнул, и озорная улыбка тронула уголки его губ.

– Просто… интерес, – пробормотала я, запнувшись и неловко поправляя прядь волос. – Мне показалось, ты слишком молод для детектива…

– Если ты не против, мы продолжим нашу беседу. И, я вновь вынужден просить, обращайся ко мне на "вы".

Райан замер напротив, извлекая из заднего кармана брюк ручку и небольшой блокнот в черной, кожаной обложке. – Итак, Джессика, будь добра объяснить, что ты забыла глубокой ночью на территории фабрики? Всего за день до того, как Розалин нашли в школьной кладовой, отравленной смертельной дозой "хлортуфила". Убийственная смесь, насколько мне известно, содержащая хлор, ртуть и хлорофилл, когда-то разрабатывалась именно на этой фабрике. И пусть сейчас там лишь эхо былой деятельности, вся аппаратура для синтеза по-прежнему на месте. Ты же не станешь отрицать, что работала не одна? Тебе явно помогал кто-то, разбирающийся в химии и знающий, как включать заржавевшее оборудование фабрики. Кто этот человек, Джессика?

Мои брови взлетели под самый потолок. Детектив, казалось, намеренно испытывал мое терпение, балансируя на грани дозволенного.

– Это уже прямое обвинение! – мой голос сорвался, превратившись в болезненный крик. – На каком основании ты смеешь навешивать на меня то, чего даже не в состоянии доказать?!

– Джессика, соблюдай субординацию, разве я не просил обращаться ко мне на "вы"?

– Да пошли вы к черту, детектив, – выпалила я, вскакивая с места. Рванувшись к двери, я уже готова была вырваться из этого удушающего кабинета, как вдруг оглушительный звук над моей головой прорезал воздух. На мгновение воцарилась звенящая тишина, а затем из динамиков полился приторно-спокойный голос директора школы.

– "Внимание ученикам, учителям и всем, кого судьба заперла в этих стенах в этот час. С вами говорит директор этой школы – Чанда Па'ара. Как вы могли заметить, мы оказались в изоляции. Кем и зачем – нам ещё предстоит узнать. Но я прошу и умоляю вас, сохраняйте спокойствие. Помните, что мы люди, а не дикие звери, поддавшиеся панике. Проявите милосердие и сострадание друг к другу. Не скупитесь на помощь тем, кто в ней нуждается, и, главное, не создавайте лишних трудностей. Всех, кто остался в школе, я прошу пройти в главный спортивный зал для переклички и обсуждения дальнейших действий. Там мы вместе решим, что делать дальше".

Запись ее голоса повторилась несколько раз подряд. Райан возник за моей спиной внезапно, как тень, и нервно цокнул языком.

– Интересный поворот… кто-то взломал кабинет вашего директора и решил поглумиться над учениками, или это действительно ее голос?

– Ее… это голос нашей директрисы… – прошептала я, оглушенная реальностью происходящего.

– Пошли, – не дав мне опомниться, детектив перехватил мою ладонь своими прохладными пальцами, потянув к двери. Внутри меня болезненно и судорожно все сжалось, предчувствуя неминуемую бурю.

– Стой, ты что, оглох? Она же сказала, школу заблокировали! Значит, эти отморозки снаружи… А если у них стволы? Они же видят каждый наш шаг в этих коридорах… черт, да мы как в тире!

Меня затрясло от ужаса, и я, машинально схватив копа за рукав, неловко дернула его на себя. Он оступился и, словно в замедленной съемке, навис надо мной, возвышаясь как скала. Его взгляд, тяжелый и изучающий, буравил меня сверху вниз. Секундное колебание, и он выудил из кармана свой телефон. Пальцы быстро забегали по экрану, но он по-прежнему стоял вплотную, а его другая рука все еще крепко держала меня за талию.

– Интересно, связь отсутствует напрочь, – мужчина бросил на меня мимолетный, изучающий взгляд и, наконец, отошел, пройдя вдоль комнаты. В его голосе звучало скорее удивление, чем тревога.

– Тебе я смотрю, многое кажется интересным, – язвительно заметила я. – А мне вот до жути интересно, как такой "бравый" полицейский, лишившись связи, мгновенно превращается в беспомощного заложника, не способного никого защитить. Ты уже успел примерить эту роль, Райан?

– Не дерзи, Джесс. Пытаешься уязвить? Не надейся, я останусь копом, даже если меня лишат всех средств. Можешь не стараться.

– Правда? – перебила я, кривя губы в саркастической усмешке. – И что же ты предпримешь? Героически бросишься на амбразуру, сжимая в руке бесполезный мобильник?

– Заткнись. Мы уходим. Я не намерен тут прохлаждаться, и охранять шкуру убийцы, когда, возможно, кому-то в школе нужна моя помощь!

– Убийцы?! Ты снова обвиняешь меня? После тысячи моих клятв, о том, что я невиновна?

– Неужели ты думаешь, я тебе поверю? Поверю извивающейся змее, которая избегает любого вопроса? – Райан навис надо мной, а его голос стал угрожающим рыком. – Поверь, как только я закончу с этой школой, я выбью ордер на твой арест. И допрашивать тебя будут не здесь, а в холодной, серой камере. И не я, жалкий неудачник как ты сказала, а люди посерьезнее. С автоматами. Поняла?

Его тонкие, но сильные пальцы, слегка коснулись мочек моих ушей, а затем властно впечатались в стену за моей шеей. Пряди длинных волос, как непокорные змейки, извивались, цепляясь за его запястье. Сердце болезненно дрогнуло. В серых глазах детектива, сузившихся в хищном прищуре, плескалась неприкрытая угроза. Не отрываясь, не моргая, он сверлил меня взглядом. Затем, его рука, освободившись из плена моих волос, неожиданно скользнула по щеке, стирая влажную дорожку слез, которую я не заметила, пока тонула в омуте его слов, обжигающего дыхания и всепоглощающего взгляда. Инстинктивно, я подалась вперед, замирая в опасной близости от его губ. Миллиметр, казалось, разделял нас от пропасти. В его глазах вспыхнул стальной блеск, и он сразу же, резко отступил на шаг.

– Даже не думай, – отрезал Райан, – не строй из себя наивную дурочку, готовую запрыгнуть в штаны копу, лишь бы избежать наказания. И, на всякий случай, напоминаю: ты несовершеннолетняя, и мы в гребаной школе, которую, возможно, захватили налетчики.

Слова застряли в горле, и я лишь опустила взгляд на потертый линолеум. Что я вообще творю? Хотела его поцеловать? Нет… ни за что, я бы никогда. Или хотела, чтобы он меня поцеловал? Черт побери…

– Джессика, – детектив резко щёлкнул пальцами, вырывая меня из пучины собственных страхов. Мое сердце неистово колотилось в груди, а дыхание рвалось неровными клочками. Казалось, еще один вдох – и я рухну в обморок прямо здесь, в стерильной тишине медицинского кабинета. Райан протянул руку, но я лишь съежилась, вжимаясь в холодную стену. Со стороны могло показаться, будто я считала его не спасителем, а опасным хищником, загнавшим жертву в угол.

– Джессика, что с тобой? Молчишь в ответ, отводишь взгляд… Что дальше? Сдашься мародерам, лишь бы не дышать со мной одним воздухом?

Я не произнесла ни слова. Сердце по-прежнему бешено колотилось в груди, а перед глазами все еще стояло лицо Райана: его пепельные глаза и губы, превратившиеся в хищный оскал. Чувствуя, как предательски дрожат руки, я, стараясь не смотреть на полицейского, скользнула мимо него к выходу. Секунда, и дверца с хлопком распахнулась, а я, немедля вырвалась из удушающей атмосферы медицинского кабинета, жадно ловя ртом воздух свободы. Но долгожданная воля продлилась лишь мгновение. Райан, возникнув за моей спиной, грубо перехватил меня, обвив стальными пальцами талию, рывком увлекая в полумрак бокового коридора, подальше от окон.

– Ты совсем обезумела? – прорычал он. Его голос был полон неприкрытого гнева. – Я только что втолковывал тебе, что за окном могут быть – налетчики. Если тебя не волнует перспектива свинцового дождя, что ж, поздравляю, ты клиническая идиотка.

Детектив с напором вжал меня в стену, чутко прислушиваясь к окружающему миру. Но сейчас, кроме нашего сбивчивого дыхания, коридор третьего этажа утопал в абсолютной, звенящей тишине. Приглушенный гул голосов доносился снизу, скорее всего из спортивного зала, куда по распоряжению директора спешили укрыться оставшиеся в школе. Резко повернув голову, Райан поймал мои глаза и пронзил их тяжелым, нечитаемым взглядом.

– Клянусь, я не убивала ее. Розалин же моя кузина.

– Рад, что ты соизволила заговорить, но прибереги свои оправдания до тех пор, пока в моих руках снова не окажется блокнот. Как видишь, момент для исповеди безнадежно упущен.

Райан не отступал. Продолжая нависать надо мной, он не сводил с моего лица взгляда, и жадно ловил каждый звук, доносящийся извне.

– Я вовсе не собиралась лезть к тебе в штаны, не думай, что я настолько наивная дурочка, – оправдывалась я, сама не понимая зачем. Ощущая, как с каждой секундой стыд обжигает меня изнутри. Живот скрутило болезненным узлом, а бешеное сердцебиение почти перекрывало кислород.

– Поверь, я бы и не позволил. Ещё не хватало вляпаться в историю со школьницей. Идем, пойдем в ваш спортивный зал, я оценю обстановку и попробую связаться с опергруппой. Может там связь будет получше.

Райан отошел на шаг, разворачиваясь в сторону лестницы. Решение вспыхнуло в моих мыслях безумием. Если это то, чего я хотела, то я должна была попытаться.

– Райан, – я позвала его, удивившись насколько дрожал мой голос. Но, не только голос, мои руки и пальцы, тряслись сильнее чем сердцебиение у колибри. Брюнет повернул голову в мою сторону, молчаливо кивнув.

– Если ты хочешь, чтобы я все рассказала… – начала я, но детектив грубо оборвал меня.

– Если? Собираешься торговаться? – Спиной ощущая холод шершавой стены, я вздрогнула, когда он снова преградил мне путь. Теперь я отчетливо понимала: барахтаясь в омуте собственных чувств, я угодила в эмоциональную ловушку.

– Если ты хочешь, чтобы я все тебе рассказала, – медленно повторила я, глядя ему прямо в глаза, – тогда поцелуй меня. Об этом никто не узнает, клянусь. Один короткий поцелуй – и ты получишь все ответы. Точнее, все, что тебе нужно знать.

Наблюдая за его лицом, я заметила, как удивление медленно сменилось задумчивостью, а брови сошлись в строгую линию над переносицей. Райан отвел взгляд, хмыкнув с плохо скрытым раздражением.

– С чего вдруг такая просьба? Неужели местные парни перестали тебя интересовать, или ты решила разом нарушить все мыслимые законы? Похоже, ты не понимаешь, в каком ты сейчас положении? Явно не в том, чтобы выдвигать требования.

– Так будет честно. Заключим сделку: я расскажу тебе правду, а ты мне поверишь и не используешь мои слова против меня. В противном случае, боюсь, мне придется рассказать о твоих весьма "настойчивых ухаживаниях", подкрепленных незабываемым поцелуем.

– Глупая, ты и впрямь думаешь, что тебе поверят на слово? Без доказательств?

– Поверят, потому что ты сам это подтвердишь. Подтвердишь, что поцеловал меня.

Райан расхохотался, будто мои слова были самой нелепой шуткой. Медленно, словно играя, он протянул руку, коснувшись моего лица. Двумя пальцами, небрежно, но властно, он убрал непослушную прядь с моего лба, наклоняясь все ближе. Его взгляд, пронизывающий и холодный, обжигал меня.

– Расскажи мне все, что знаешь, и я обещаю, – в его голосе прозвучало что-то зловещее, – здраво оценить полученную информацию. И, клянусь, не использовать ее против тебя.

Он тяжело вздохнул, опаляя мое ухо горячим дыханием. Его шепот, тихий и вкрадчивый, пробежал морозцем по коже.

– И давай обойдемся без поцелуев. Впредь, прошу, больше не предлагай мне ничего подобного.

Он отстранился, и его взгляд скользнул по моим губам, но тут же, с настойчивой жадностью, вернулся к глазам. Детектив стоял опасно близко, почти вторгаясь в личное пространство. Каждое биение моего сердца отдавалось гулким эхом в ушах. Одно случайное движение – и я почувствовала бы под кончиками пальцев упругость его груди, услышала бы глухой ритм его сердца. Но я замерла, как кролик перед удавом. Решив, что на сегодня с полицией более чем достаточно, и моей измученной нервной системе требуется немедленная реанимация, я лишь коротко кивнула, пряча взгляд в своих ботинках. Неожиданно пальцы Райана коснулись моего подбородка, приподнимая лицо. На секунду мне показалось будто мы одновременно утонули друг в друге, завороженные немым диалогом глаз, пока резкий голос директора, прорезавший тишину из динамиков под потолком, грубо не вернул нас в суровую реальность. Крепко сжав мою ладонь, Райан указал в сторону лестницы.

Кивнув, я поспешила следом, стараясь различить очертания ступеней в полумраке коридора.

– Райан, сколько времени? – прошептала я, украдкой взглянув на темнеющее лестничное окно. Неужели уже ночь?

– Пять вечера, – ответил детектив, бросив взгляд на циферблат. Проверив телефон, он отрицательно качнул головой, подтверждая отсутствие связи.

– Стоять!… – Брюнет неожиданно преградил мне путь, кивнув в сторону мужчины, понуро опирающегося на перила, несколькими ступенями ниже. Я прищурилась, пытаясь разглядеть его в полумраке.

– Мистер Кэмпбелл?… – вопрос сорвался с губ, и я тут же перевела взгляд на Райана. – Это наш охранник, – пояснила я, чувствуя нарастающее беспокойство. Детектив, не выпуская моей руки, легко спрыгнул вниз, оказавшись рядом с Кэмпбеллом. Теперь, когда мы были на одном уровне, я смогла рассмотреть его лицо: над бровью алела свежая рана, а под глазом расплывался зловещий, темновато-фиолетовый синяк. Казалось, будто Кэмпбелл только что вышел из жесточайшего поединка без правил.

– Сэр, меня зовут Райан, я детектив Меркбуркской полиции, первый участок. Прибыл сюда переговорить с ученицей, – Райан бросил взгляд в мою сторону, небрежно указав рукой. – Во время беседы мы услышали сообщение от вашего директора. Можете это как-то прокомментировать? Есть ли у вас предположения, кто мог запереть учеников и преподавателей?

Кэмпбелл вперил в Райана тяжёлый, немигающий взгляд, а затем, безмолвно, перевёл его на меня. Из его приоткрытых губ вырвался тихий, как шелест сухих листьев, шепот: – Ладья…