Здравствуй, Витя

Дом защитника отечества

Раньше я мало задумывался о том, кто такие защитники Отечества. Я почему-то был уверен, что не следует осуждать человека, решившего кардинально изменить свою жизнь и отправиться что-то или кого-то защищать. Раньше было трудно представить, что солдаты останутся забытыми частицами давно минувшего прошлого.

Были времена, когда я путешествовал и смотрел на родную и любимую страну. Мне доводилось встречать разных людей с разными историями. Но долгие годы я провёл в плену у повседневности. Я жил в бетонной коробке и выбирался из неё, чтобы добыть себе еды – ходил на работу. У меня не было времени и возможности задумываться о защитниках Отечества, о том, что они сделали и что с ними случилось.

Такое время настало, когда одна моя знакомая уехала и попросила присмотреть за её квартирой. Когда-то в этой квартире жил дядя Витя. Он был ветераном войны, довольно спокойным человеком, постоянно ходившим в военной форме. Я рано вставал на работу, и если видел его на спортивной площадке, значит, он был в отпуске. Я запомнил его как человека, не уходившего на войну, а возвращавшегося туда. Пару раз я видел, как он уходил из дома, пока остальные спали. Но родные смотрел ему вслед через окно.

– Ладно, бывай, – сказал он мне однажды. – Меня там ждут.

Дома его тоже ждали, у него была жена и маленькая дочка. Они его так и не дождались. Дядя Витя не вернулся. Сначала уехала его жена с ребёнком, а когда уезжала его сестра, она предложила мне пожить в их квартире. Я согласился.

Позже выяснилось, что я был не единственным, кто присматривал за жилплощадью. Управдом часто заходил без спроса, чтобы проверить что-то. Иногда я спал и чувствовал, как за моей спиной открывалась входная дверь, прямо на меня смотрел управдом и ехидно улыбался. Я будто был обезьяной, живущей в чужом логове и требующей внимания. Он открыто не говорил мне этого, но по его поведению было понятно, что он хочет прибрать к рукам квартиру ветерана.

Защитники Отечества получали льготы и могли обеспечить безопасность своей семьи. Их уважали. Сегодня о них позабыли, такие как управдом пытаются лишить их квартир, а вот восточные партнёры рекомендуют не вспоминать о прошлом. Это те самые партнёры, которые пришли в нашу страну, чтобы помочь. Только они не уточнили, что помогать будут себе.

Неприятно думать о том, что эти самые партнёры стали нами руководить. От этих мыслей хотелось напиться, чтобы заглушить возникающее чувство брезгливости. Но нельзя было давать повода управдому для выселения. Несмотря на то, что он частенько пытался угостить меня кукурузной водкой «Лей Пей». Я отказывался. Не хотел остаться на улице или жить в общежитии при фабрике.

Водка «Лей Пей» меня преследовала даже на работе. На любой работе её могли выдать в качестве премии. На этикетке было написано «Лей Пей Здоровье Смерть Стабильность». Слово «смерть» было подчёркнуто, наверное, это своего рода предупреждение о вреде употребления алкоголя. Люди пили её, думая лишь о стабильности. Я думал о том, как выжить.

Когда-то я считал себя путешественником и долгое время слонялся без дела. Познавал прелести жизни «просветлённой обезьяны», так сказать. Теперь я был обезьяной, столкнувшейся с бытом. Путешествовать я не мог, потому что не было времени и денег. По этой причине я так и не женился.

Многое изменилось с тех пор, когда передо мной простиралась дорога и открывались разные возможности. Уже много лет передо мной одна дорога: из дома на работу и обратно. Изменилось всё так, что сейчас путешествия кажутся мне невероятными. Я будто выдумал их от безысходности, чтобы приукрасить жизнь, которая меня поглотила. Хотя когда-то она казалась мне полётом, открытием. Жизнь наполняла меня, заставляла бросаться в её объятия.

Поражённые трансобезьяним вирусом

Обычно моё утро начиналось с прослушивания утренних новостей по радио. Новости разлетались в моей бетонной коробке неприятным эхом. Я ненавидел радио, но слушать его приходилось.

Каждое утро радио напоминало о новом прекрасном дне, о том, что восточные партнёры принесли рассвет новой жизни в каждый дом. Радио никогда не говорило о былом, о том, что люди пережили, оно всегда рассказывало, что всё хорошее ждёт нас впереди, там, где восходит солнце.

Выключить надоедливую шарманку было нельзя, радиопередача транслировалась по громкоговорителю снаружи. Один мой сосед как-то кинул старым ботинком в динамик и сбил его. Соседи ликовали, но спустя пару часов соседа увезли, и больше его никто не видел. Я научился просыпаться раньше радио, чтобы не вздрагивать от его раздражающего внезапного включения.

Сегодня меня разбудил стук в дверь. Время было такое, что даже утро не успело начаться. Я немного напрягся, подумав, что за мной пришли, как за соседом, и пытался вспомнить, что успел натворить. Я на цыпочках подкрался к двери и начал прислушиваться. Затем аккуратно отодвинулся к стене, чтобы меня не сшибло дверью, если её вздумают выбить.

– Витя! – раздался хриплый голос.

– Похоже, никого нет дома. – Голос был детский.

Я всё-таки решил открыть. За дверью стояли пожилой мужчина и девочка лет тринадцати в ярко-зеленом парике.

– Витя? – спросил дед, увидев меня.

– Нет, – ответил я, ведь я не Витя. – Вам чего?

– У него в записной книжке был этот адрес, – сказала девочка. – Вот я его и привела сюда.

– Витя давно умер, – ответил я. – Он жил в этой квартире до меня. Его сестра разрешила мне пожить в квартире.

– Витя! – настаивал дед.

Этот дед перепутал меня со своим сыном – дядей Витей. Вернее, это для меня его сын был дядей Витей. Витя был героем войны. Оставлять его отца за порогом было нельзя. Я сразу же впустил незваных гостей и закрыл за ними дверь.

– Как дела, Витя? – спросил дед.

– Я не Витя, – ответил я деду, – Вити давно нет.

– Он тебя не поймёт, – сказала девочка. – У него деменция. Нас из одной больницы выгнали, у нас денег не лечение не было.

– А бесплатная больница?

– Из бесплатной выгнали, без денег. Какие-то люди посадили нас на скорую и отвезли на свалку. Сказали, что если вернёмся без денег, закопают нас в мусоре. Мне повезло, что у меня органы отказывают, иначе меня могли разобрать по частям.

– А что у тебя?

– Не знаю, – девочка пожала плечами. – Я вообще в детдоме росла. Меня хотели на органы разобрать, но оказалось, что у меня какая-то болезнь. Врачи сами не знают, что со мной. Начали меня лечить, но после их таблеток у меня выпали волосы и больше не растут. А на дедушку кричали медсёстры, ругали его за то, что он вспомнить ничего не может. Вот я и решила его спасти. Нашла у него книжку записную и добралась досюда.

Её рассказ меня совсем не удивил. У нас уже много лет дела обстояли именно так. Раньше хотя бы детей лечили, им на операции собирали деньги по телевизору, а теперь рассказывали, что некоторых детей и вовсе лечить не нужно, что они просто поражены неизлечимым трансобезьяним вирусом.

Сейчас собирают деньги на борьбу с подземными кротами-торпедами. С телеэкранов на полном серьёзе рассказывают о том, что иностранные службы обучают кротов, привязывают к ним взрывчатку и отправляют в нашу сторону. Совсем недавно был сюжет про иностранных свиней, которые переворачивают инкассаторские машины и съедают бюджетные деньги. С этими свиньями тоже решили бороться.

До Витиной сестры было трудно дозвониться, она жила в закрытом городе. Попасть туда можно было только по спецпропуску, оформить который было почти невозможно, его выдавали только жителям, работавшим на секретном предприятии, производившем что-то невероятно секретное. Я это понял во время последней встречи с ней. Мы виделись года два назад, она приезжала на пару дней и категорически отказывалась рассказывать о том, где она живёт и чем занимается. Я особо и не расспрашивал, уже давно понял, что попытки разгадать секретную секретность могут закончится либо обыском, либо исчезновением без вести.

– Меня зовут Рита, – представилась девочка. – Можно, я немного отдохну? Я просто устала.

– Ложись, – я указал ей на диван.

Рита сняла с головы ярко-зелёный парик. На голове у неё совсем не было волос, не было ресниц и бровей. Только два чёрных глаза, смотрящих на мир с определённой ясностью. С виду ей было тринадцать лет, но с первого взгляда она показалась мне гораздо умнее обычной тринадцатилетней девочки. Это потом я узнал, что ей почти шестнадцать. Я даже представить не мог, чем занимаются её сверстницы, но был уверен, что они не заботятся о чужих стариках и не оказываются на свалках. Во всяком случае, делать они этого не должны.

В своём небольшом рюкзачке Рита носила пару книг. Одну из них она достала перед тем как уснуть, прочитала совсем немного и уснула, держа её в руке. Я не мог выгнать ни её, ни деда. Рита спала, дед молча меня разглядывал. Я пытался придумать, чем помочь.

Мне нужно было на работу. Пришлось по-быстрому собраться и отправиться в метро. Нужно было успеть, ведь поезда ходили по новому расписанию. Когда-то давно они ходили каждые две минуты. Теперь примерно шесть раз в день. Поезда ломаются, а починить их почти невозможно, хуже всего, если поезд сломается в тоннеле метро.

Всю дорогу я думал о том, что делать с Ритой и дедом. Переживал, что в квартиру зайдёт управляющий домом и увидит у меня двух незарегистрированных жильцов. Я его не уведомил о гостях, поэтому могли быть проблемы. Ему без разницы, кто в квартире. Даже отец героя войны для него – посторонний человек, создающий лишний повод захватить квартиру. Мысли об этом отвлекли меня от поездки, я совсем не заметил, как быстро добрался до нужной станции.

Нашими фабриками и заводами давно управляют восточные партнёры из соседнего дружественного государства. Их называют по-разному, в основном в оскорбительной форме, касающейся расы, цвета кожи и разреза глаз. Я таких слов стараюсь не использовать, поэтому в любом случае буду использовать правильную формулировку – «восточные партнёры».

Иногда мне кажется, что они не просто партнёры, а отцы, решившие взять на себя всю ответственность за нашу страну. Их люди занимают руководящие должности, они присылают своих специалистов, а простым людям, таким, как я, остаётся лепить наклейки на коробки и сортировать посылки. Именно этим я и занимаюсь по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю.

Когда-то мне досталась работа упаковщика в компании под названием «Сунь Вынь Клад Вези Доставляй». Название фирмы было сгенерировано какой-то программой, ведь восточных компаний было больше, чем граждан, поэтому названия иногда казались странными. До этого я работал на пищевом комбинате «Кормить Животных Вкусная Собака». Начальник попросил меня уволиться, потому что я не мог работать по восемнадцать часов в сутки и отказывался от премии «Лей Пей».

Мой новый начальник Ху Йляо Иванович просит работать двенадцать часов, он почти не разговаривает, просто не понимает нашего языка. Он руководит нами в прямом смысле этого слова. Водит руками, показывая жестами, что мы делаем не так. Если хлопает в ладоши, значит, нужно ускориться, если крутит пальцем у виска, значит, случилось недопонимание. Средний палец – увольнение или выговор.

Мысли о том, что Риту и деда могут принять за нелегалов, заставила меня уйти с работы пораньше. Сделать это вроде бы просто. Я, как обычно, подошёл к Ху Йляо Ивановичу и жестами показал, что мне срочно нужно уйти с работы.

– Лаботай! Лаботай! – услышал я в ответ.

Это грозное слово-заявление означало, что Ху Йляо Иванович против моего внезапного отгула. После этих понятных слов последовала древняя восточная ругань. Хорошо, что я не знаю восточных языков. Иначе бы узнал о себе много нового и не совсем хорошего. Язык Ху Йляо безобидный, даже забавно смотреть на неразборчивый набор звуков, посылаемых в мой адрес. Наверняка он пытался меня оскорбить, но невозможно оскорбить того, кто тебя не понимает.

Я сделал вид, будто понял наставления начальника, и всё равно сделал по-своему. Я ушёл на склад, а оттуда вышел на улицу и отправился в сторону метро. Нужно было успеть на обеденный поезд. Бежать не мог. На улице есть негласное правило: если кто-то бежит, значит, его нужно догнать, арестовать, допросить и так далее. Бегать можно было только в специальном спортивном костюме, у меня такого не было.

Тогда мне несказанно повезло: меня не остановили для проверки документов, я успел на обеденный поезд метро, ещё и в магазине удалось купить хлеба, колбасы и кефира, всё за один раз. Ещё и назойливый управдом не заходил для внеплановой проверки. Этот старик иногда заходил ко мне, пока меня не было дома, после его визита у меня пропадала еда, а спустя какое-то время мне приходило уведомление о беспорядке в квартире. Хотя трудно создать беспорядок в квартире, где три комплекта одежды, холодильник стол, стул и кровать,

Ходячие мертвецы

– Витя пришёл! – прохрипел дед, увидев меня.

– Я не Витя, – ответил я.

– Как дела на работе? – вдруг заинтересовался он.

– Ху Йляо Иванович опять пытался объяснить мне очередную восточную мудрость. Хорошо, что я ничего не понял.

– Ху Йляо?

– Да. Начальник мой, не хотел меня отпускать в выходной день.

– Вот оккупанты поганые, вообще уже страх потеряли, делают из нас рабов.

– Тише, дед. Про них нельзя так говорить. Они наши партнёры.

– Ерунды монтёры они, а не партнёры. Это всё наши придурки, продали им страну, а сами сбежали за бугор…

Кто-то постучал за стенкой, видимо, соседям не понравилась речь деда.

– Тихо, дед! – прошипел я. – Не говори так.

Тот плюнул прямо на пол и сел на стул. К тому моменту Рита уже не спала, она смотрела на нас лёжа на кровати.

– И кто теперь это будет вытирать? – возмутилась она.

Дед протёр свой плевок ногой и стыдливо отвернулся.

– Витька не против, – пробубнил он.

– И что мне с вами делать? – задался я вопросом.

– У вас в доме тоже есть надзиратель? – спросила Рита.

– Да, – вздохнул я. – А в каком доме нет управляющего?

– В нормальном, где люди могут просто жить и отдыхать.

– Где ты такие дома найдешь?

– Точно не у нас. Я про них в книгах читала.

– В каких книгах?

– В запрещённых, которые не сожгли. Или про них в твоей квартире тоже нельзя говорить?

– Наш управляющий может прийти даже когда дома кто-то есть. Со мной такое пару раз случалось. Не думаю, что он обрадуется рассказам о книгах, в которых есть дома без управляющих.

– И что делает управляющий, когда приходит?

– Как-то раз заглянул в ванную и под кровать, а потом ушёл.

– Что будет, если увидит нас?

– Я думаю зарегистрировать вас. Деда могу вписать как своего, тебя впишем как сестрёнку. Поживёте пока здесь. Это всё равно не моя квартира.

– Нас не получится зарегистрировать, мы ходячие мертвецы.

– Что это значит?

Рита достала из кармана сложенную бумажку и протянула мне. Я развернул её и ознакомился с документом. В справке было сказано, что Рита в течение трёх месяцев будет удалена из реестра граждан. У деда была точно такая же справка.

– Злая тётка в больнице сказала, что нас пометили на удаление из реестра, – уточнила Рита.

– Что это значит? – решил окончательно уточнить я.

– У нас нет денег на лечение, мы скоро умрём, а это значит, что нам не положено получать льготы и бесплатное лечение. И зарегистрировать нас как жильцов тоже не получится. Мы с этой справкой почти неживые.

– Мда. Я рассчитывал вас зарегистрировать, а потом думать, что делать дальше… Теперь даже не знаю, что сделает управдом, если увидит вас.

– Вызовет похоронную службу, наверное.

– Или мусоровоз, – добавил дед и усмехнулся.

Они совсем не выглядели отчаявшимися. Рита широко улыбалась. Видимо, эти двое уже сильно сблизились, раз вместе шутили на тему своего состояния. Дед, наверное, даже не понимал, что умрёт, он продолжал называть меня Витей. Рита была безразлична к своему состоянию. Она спокойно заправила кровать, сложила книги в рюкзачок и надела свой зелёный парик.

В комнате я был единственным человеком, переживавшим за них. Я попытался покормить деда, он не соглашался.

– Не надо, Витя, – говорил он. – Сейчас я посижу и сам поем.

Сам он поесть не мог, у него тряслись руки. А вот Рита смогла его покормить. Он, как маленький ребёнок, покорно ел из её рук. Рита явно должна была заниматься чем-то другим, а не присматривать за чужим дедом. Поэтому она казалась мне взрослее своих сверстников. Она не замечала проблемы со своим здоровьем и не паниковала, она просто жила.

– Поедемте на могилу Витьки, – спокойно предложила Рита.

– Поедемте, – согласился дед, будто не поняв её предложения до конца. – Витька, заводи машину, мы в горы поедем.

– Нет больше машины, – сказал я.

– А чего с ней? Была ведь у тебя машина. Тебе в награду дали, я помню.

– Угнали. Пока Витька на войне был, её украли, так и не нашли. Заявление об угоне даже не приняли. Сказали, что писать должен только собственник. Когда Витька погиб, уже было не до машины. Так и не нашли её.

– Это всё оккупанты эти. Угнали её и переделали. Ты, главное, Витька не расстраивайся. Купим тебе другую машину.

– Да я не Витька.

Дед будто не слышал, что я не его сын. Продолжал называть меня Витей. Я понимал, что он нездоров, и поэтому решил делать вид, будто не замечаю этого.

– Где похоронен Витя? – спросила Рита.

– Витя? – переспросил дед.

– За городом, – это я знал.

– Почему не в городе?

– На городском кладбище не было места, когда он погиб. Кладбище и так несколько раз расширяли.

– Из-за войны?

– Об этом не принято говорить.

– Может, съездим на кладбище, покажем деду могилу Вити. Может, ему легче станет.

– Витя, – произнес дед.

– Можно попробовать, – согласился я.

Я не хотел объясняться с управдомом по поводу своих гостей, поэтому решил, что ехать на кладбище нужно сразу, пока он внезапно не нагрянул. Мы так и поступили. Успели на последний вечерний поезд метро. В этот раз нам нужно было ехать на конечную. Оттуда мы несколько километров шли пешком. Рита устала, я предложил ей взять меня под руку, чтобы не напрягать деда. Она согласилась, и почти нес ее.

– Витя, осторожней, – предупредил меня дед.

Рита была лёгкой, я почти не ощущал её веса. Я старался смотреть под ноги, чтобы не упасть и не уронить хрупкую пассажирку.

– Романтика, – почти прошептала Рита. – Парень несёт на кладбище умирающую девочку.

– Брось ты! – остановил я её. – Ты живая. Ещё выздоровеешь.

– Даже если и так, справку об удалении из реестра нельзя аннулировать. В больнице сказали, что один раз мёртвый – навсегда мёртвый.

– Оккупанты… – бубнил дед. – Всё им денег подавай. Собаки! Вот за что ты воевал, Витя, разве за это? Чтобы какие-то партнёры, мать их, восточные, всю нашу страну разделили?

Я даже не знал, нужно ли ему отвечать. Мне казалось, что дед сам с собой разговаривает.

– Говорил я, не нужна тебе эта война! – продолжал он бормотать. – Что ты туда попёрся? Заработал денег? Разбогател? Дурак ты, Витя, дурак.

У входа на кладбище сидел здоровенный мужик. На лице у него не было никаких эмоций. Он смотрел в одну точку. Я хотел обойти его, но Рита подошла к нему и стала его разглядывать. На лице у него было несколько глубоких шрамов и не было куска левого уха.

– Я Оплот, – произнёс мужик. – Помогаю братьям.

– Каким братьям? – спросила Рита.

– Братьям по оружию.

– Я Рита. Я скоро умру.

– Все мы скоро умрём. На этом кладбище нет мест. Можете не искать здесь. Здесь лежат мои братья. Не беспокойте их. Соблюдайте порядок.

– Вы сторож?

– Я Оплот. Помогаю братьям.

– Хорошо, Оплот. Я Рита. Мы пришли навестить сына этого дедушки. Мы пойдём. Пока.

У меня была точная информация о месте захоронения Вити. Всё было документально оформлено. По просьбе его сестры я заходил иногда на кладбище, но последний раз я был там примерно год назад. Ху Йляо Иванович постоянно загружал работой. Я точно знал, где могила Вити, с флагами, памятникам, орденами и красивой оградой. Но в этот раз я подумал, что заблудился. На месте Витиной была чужая могила, какого-то семнадцатилетнего парня. За оградой была установлена высокая гранитная статуя парня, стоявшего в боксёрской стойке.

– Витя здесь лежал, – сказал я. – Точно вам говорю. Я даже соседние могилы помню.

– Может, ты сошёл с ума? – спросила Рита – Сам подумай, к тебе пришли слабоумный дед и умирающая девчонка. А стоишь ты теперь на кладбище.

Я тяжело сглотнул. На всякий случай протёр глаза. Рита по-прежнему стояла передо мной. Я не успел сойти с ума. Позади меня раздался хриплый голос:

– Чего вы трётесь тут?

Я обернулся и увидел пожилую женщину. Это была смотрительница кладбища.

– Могила под охраной, – недовольно сказала она.

– Простите, здесь был похоронен его сын, – я показал ей на деда.

– Был похоронен, – перебила меня старуха. – Теперь его здесь нет.

– А что случилось?

– Он разве не звонил вам? Вылез из-под земли и домой ушёл.

Я был в недоумении.

– Шучу! – успокоила меня женщина.

– Вообще-то он герой войны, – возразил я.

– Плевать мне. Я его туда не посылала. Теперь здесь лежит сын градоначальника.

– Это который десять человек на остановке сбил? – спросила Рита.

– Да. Родственника вашего перевезли. Мне теперь доплачивают за охрану этой могилы.

– Можете показать, куда его перевезли?

– Могу. У тебя карта есть?

– Карта? Подождите, его на этом кладбище перезахоронили?

– Нет, конечно. Здесь нет места. Пойдёмте, дам вам адрес вашего родственника. Только вы ему не пишите письма, вряд ли он ответит.

– Витька, в отличие от нас, настоящий ходячий мертвец, – прокомментировала ситуацию Рита.

– Витька! – заявил дед.

Дед серьёзно разозлился. Деменция словно отступила на мгновение, и он понял, что случилось с Витькой. Рита взяла его за руку, от этого ему стало немного легче

– Я о таком впервые слышу, – возмутился я, – чтобы тело человека без разрешения перезахоронили.

– А чего вы хотели? – недовольно переспросила смотрительница кладбища.

– Даже тут дети чиновников выдавливают простых людей, – без выражения сказала Рита.

– Кто он, ваш Витька?

– Герой войны, – объяснил я.

– Давай, рассказывай. Тут таких героев-предпринимателей половина кладбища. У меня здесь два сына лежат, оба «герои». Полжизни пропили, а потом поехали на войну за деньгами. Вон лежат, красавцы.

– Что же вы их места не отдали градоначальнику? – спросила Рита.

– Не твоё дело, сопля, – огрызнулась старуха в ответ.

– Вообще странно, что градоначальник похоронил сына здесь, – рассуждал я. – Почему не на городском кладбище?

– У него тут замок неподалёку. Всё, хватит болтать. Ещё одно слово – и не скажу, куда вашего Витьку дели.

Нам было важно узнать, где теперь могила Витьки, поэтому спорить со старухой мы не стали. Мне, конечно, хотелось возмущаться по поводу сложившейся ситуации, но я понимал, что нам никто не поможет. Нам некуда жаловаться на градоначальника. Он всемогущий. Как управляющий домом, только управляет целым городом.

– Вот, – брякнула старуха. – Увезли его на кремацию.

– Кремацию?! – в недоумении спросил я. – Его похоронили в запаянном металлическом контейнере. Какая кремация?!

– Ты не ори! Обыкновенная. Так со всеми откопанными поступают. А ты чего думал, их опять хоронят, с медалями и почестями? Металл переплавят и на танки. Вот адрес. Берите и валите отсюда, чтобы я нас больше не видела. Ещё раз увижу, скажу градоначальнику, что вы пытаетесь могилу его сына захватить.

– Ты злая и глупая старуха, – спокойно сказала Рита.

– Ты! Сопля! А ну пошла вон отсюда!

Переводчики тишины

Обсуждать внешность или поведение наших восточных партнёров категорически запрещалось. Нельзя было обсуждать цвет их кожи, разрез глаз или имена, звучащие как ругательства. Общаться с ними можно было только почтительно, как с хозяином, а не с партнёром.

Восточные партнёры хорошо освоили наши ресурсы. Дерево, металлы и нефть принадлежали нам, но распоряжались ими зарубежные коллеги. К одному из таких «партнёров» нас отправила старуха с кладбища. Сяомаолунь занимался металлом. Его компания называлась «Метла Метал Метеорит Выгорание Эксклюзив». Она занималась отправкой металла за границу, как правило, в направлении востока.

Сяомаолунь мог с нами общаться только с помощью переводчика. Я был удивлён, что он принял нас лично. В кабинет к нему мы вошли втроём, я описал проблему, переводчик перевёл. Но Сяомаолунь ничего не сказал. Несмотря на это, переводчик перевёл тишину.

– Господин рад вас принять, – сказал он. – Видите ли, мы занимаемся металлом. Иногда нам привозят металлические гробы, в которых были похоронены разные люди. Наши работники распиливают их, содержимое сжигают, а металл переплавляют и отправляют получателям.

– Содержимое?! – возмутился я. – В одном из гробов был герой войны.

– Да. А что вас удивляет? Наши работники разрезают гроб сверху, заливают внутрь бензин и сжигают. Содержимое отправляют по адресам. Я бы хотел поподробнее ознакомиться с вашим делом, узнать, куда отправили содержимое вашего гроба. Чтобы уточнить, поступал ли ваш родственник на наше предприятие, понадобится несколько документов.

– Вот справка о смерти, документы его отца, выписка из журнала перезахоронений, в ней ваш адрес. Что ещё нужно?

– Транспортная накладная. Нужен документ, подтверждающий, что гроб доставили на наше предприятие.

– А вы можете это проверить?

– Без транспортной накладной не могу.

– Чего вам, сложно, что ли, посмотреть? – вмешалась Рита.

– У нас такие правила. Ничего поделать не могу. Честно говоря, из опыта вам скажу, лучше вам не начинать поиски вашего родственника. Это у нас требуется транспортная накладная. В транспортной организации от вас могут потребовать что-то ещё.

– Витя! – выкрикнул дед.

– Нам нужно найти его останки! – заявил я.

– Возвращайтесь с транспортной накладной, тогда мы посмотрим, где ваш родственник. Мы можем обойтись и без накладной. Партийный взнос поможет урегулировать эту ситуацию.

– Что за партийный взнос?

– Взятка, – уточнила Рита.

– Мы называем это партийным взносом, – продолжил переводчик

– Вы предлагаете пойти на преступление? – тихо произнес я.

– Да что вы. Правящая партия уже давно подтвердила, что это не преступление, а культурная особенность. Коррупции уже давно не существует. Так проще решать вопросы. Вы же сами понимаете. Дадите мне партийный взнос, получите информацию о содержимом вашего гроба.

– Витя! – возмутился дед, услышав о «содержимом».

– О каком размере взноса идёт речь? – поинтересовался я.

– Десять минимальных.

– Десять минимальных зарплат?! – в недоумении переспросил я.

Тот утвердительно кивнул. У меня таких денег не было. Чтобы их накопить, пришлось бы больше года хорошенько экономить и недоедать. Переводчик сказал, как есть: ему нужна либо накладная, либо «партийный взнос». Сяомалунь так ничего и не сказал, просто смотрел на нас так, будто хотел, чтобы мы поскорее ушли.

Мы так и поступили, а затем отправилась в транспортную мемориальную компанию, называвшуюся «Поездка Смерть Третий Целлюлит». Оказалось, что восточные партнёры помогают управлять не только ресурсами. Некоторые их них осваивали ритуальные услуги. В этой компании мы общались с таким же переводчиком. На этот раз это была пухлая злобная женщина.

– У вас есть талон с номером коробки? – спросила она.

– Какой коробки? – решил уточнить я.

– Мясной коробки, в которой лежало тело. У вас есть талон или хотя бы номер?

Я решил не обращать внимания на оскорбительные выражения, хотя считал это неприемлемым – так отзываться о погибших. Я пересмотрел все имеющиеся документы, но в них не было нужного номера.

– Витя! – возмутился дед.

– А по фамилии нельзя проверить? – спросил я.

– Нельзя, – буркнула тётка.

– Где взять этот талон с номером?

– В ритуальной службе. Кто мясо пакует, тот его и нумерует.

– Простите, что вы сказали?

– Я говорю, мы не занимаемся упаковкой мяса, мы его просто транспортируем.

– Каким мясом? Это вообще-то его сын.

– Витя! – злобно прорычал дед.

– Сходите на кладбище, там должна быть копия талона, – сказала она.

– Вы партийные взносы принимаете? – спросила Рита.

– Конечно! – радостно ответила женщина.

– Сколько? – спросил я.

– Пять минималок.

Такой суммы у меня тоже не было. Члены правящей партии совсем оторвались от реальности, раз начали назначать такие «партийные взносы». Понятное дело, что это были обычные взятки. Но простые люди вроде меня не могли себе позволить столько заплатить.

Нам не хотелось опять встречаться со старухой на кладбище, но выбора у нас не было. Пришлось вернуться. Я уже пытался представить, какую взятку попросит старуха на кладбище. Пока я думал, в голову Риты пришла идея.

Она решила поговорить с человеком, представившимся как Оплот. Вид у него был вроде спокойный, но после разговора с Ритой он сильно изменился и подошёл к нам уже суровым.

– Это вы отец? – спросил он.

– Витька, – утвердительно кивнул дед.

– Мне про твой недуг рассказали. И про сына твоего рассказали. И про отношение к нему рассказали. И про взятки рассказали. Я помогу.

Оплот оказался ветераном. Он напомнил мне дядю Витю. Было в нём что-то решительное. Он будто знал, что нужно делать. Вместе с нами отправился в транспортную мемориальную компанию. Туда он ворвался, будто грозовая туча, и начал громыхать. Женщину-переводчицу не тронул, но принёс ей серьёзные нравственные страдания в виде оскорблений и угроз.

– Это ты моего брата мясом назвала? – тихо спросил он.

– Мужчина, выйдите отсюда, – наивно дерзила она.

Оплот достал из кармана гранату и выдернул из неё чеку. Восточный партнёр начал что-то бормотать. Женщина-переводчик в ужасе сползла со стула под стол.

– Я ещё раз тебя спрашиваю, – настаивал Оплот. – Ты моего брата мясом назвала?

– Я не знала, что он ваш родственник.

– Он мне не родственник, но ближе, чем родные. Он мой брат по оружию. Меня ты тоже мясом назовёшь, когда придёт мой час?! Отвечай! Или я сейчас взорву гранату, и ты узнаешь, что такое мясо!

Женщина заплакала. Восточный партнёр спрятался под стол. Там находилась бронированная капсула, женщина тоже пыталась в нее вползти, но Рита её оттащила. В маленькой больной девочке нашлись силы, чтобы оттащить огромную тётку. Судя по бронированным капсулам, такие как Оплот уже бывали в этой конторе.

– Не пытайся от меня спрятаться, – говорил Оплот. – Не нужно называть моих ушедших братьев мясом. Я – мясо, ты – мясо. А они ушли, и не нужно кричать им в спину оскорбления. Ты не их оскорбляешь, а то, что они сделали. По-твоему, они хотели стать мясом?! Они хотели жить! А ты, тварь, про них такое говоришь?!

– Я больше не буду, честное слово! – ревела женщина. Затем она вскочила, достала из папки транспортную накладную и протянула мне.

– Вот, возьмите, – проговорила она дрожащими губами. – Не нужно никаких партийных взносов.

Я взял накладную. Оплот вернул чеку в гранату и убрал её в карман.

– Я не прощаюсь, – бросил он ей перед уходом. – Ещё раз узнаю, что вы называете моих братьев мясом или вымогаете взятки у их родственников, я даже заходить сюда не буду, просто сожгу эту контору вместе с вами.

Теперь мы могли получить информацию на металлопрокатном заводе. Оплот отправился вместе с нами. Настроен он был довольно серьёзно. Видимо ему была не безразлична память о павших товарищах. Он не был знаком с Витькой, несмотря на это он искренне хотел нам помочь. Хотел, чтобы Витьку не называли мясом или содержимым гроба. Как раз это он объяснял на втором адресе. Сяомаолунь и его переводчик забились в угол, когда Оплот объяснял им важность памяти о павших товарищах.

– Они не мясо и не содержимое гроба, – внушал им Оплот. – Их уже нет. Осталась только память о ребятах. А вы её порочите. Вам следует понимать, что будь они живы, вы бы не стали говорить о них такое. А ну-ка, назови меня содержимым гроба. Так сказал про Витьку?

Рита утвердительно кивнула.

– Я обычный переводчик, – оправдывался тот. – Я просто дословно перевёл то, что сказал Сяомаолунь.

– Он даже слова не сказал, – вмешалась Рита. – Это всё ты. Хотел, чтобы мы тебе дали взятку.

– О чём вы? Я просто хотел получить накладную. Вот и всё.

Я вручил в его трясущуюся руку накладную. Он открыл журнал и начал листать страницы. Он даже не посмотрел, что написано на бумажке, которую так настойчиво просил. Она даже не понадобилась. Нужно было сразу обратиться к такому серьёзному человеку, как Оплот. Он существенно ускорил поиск маршрута, по которому отправили Витькины останки. Мне бы пришлось несколько лет работать, чтобы накопить на взятку. Я уверен, что бюрократический процесс не ограничился талоном с кладбища, там с меня могли потребовать что-то вроде печати похоронщиков, затем подпись сторожевой собаки, и так до бесконечности.

Оплот угрожал гранатой восточным партнёрам и смог избежать наказания дважды. Я сомневался, что восточные партнёры объявят нас в розыск, многие их компании были нелегальными, особенно занимавшиеся перезахоронениями и уничтожением кладбищ. Разъярённые родственники, врывающиеся в их кабинеты, – дело обычное.

Лучше воспользоваться услугами проводника

– Куда дальше? – спросила Рита.

– Далеко, – ответил я, узнав место отправки. – На восток.

– А куда именно?

– На Дальний Восток.

– Там ведь ничего нашего не осталось, – удивилась Рита. – Там всё партнёры осваивают.

– Откуда ты знаешь?

– В книге прочитала. Я много читала, чтобы понять, чем болею. Дай мне бумажку.

Я отдал ей бланк с адресом.

– Ого! – удивилась она. – Это не Дальний Восток. Почти дальний. Где-то на границе.

– Что за граница? Государственная граница?

– Смешно. У нас уже давно нет государственной границы.

– Зачем ты так говоришь?

– Это не я. Это автор книги «Восточный ветер уносит». Она, конечно, признана экстремистской. Но автор там чётко описывает, как наши партнёры захватывают наши ресурсы. А Дальний Восток, по его мнению, уже давно им принадлежит.

– Тише ты, – прошипел я, оглядываясь. – Вдруг кто-нибудь услышит.

– И что? Нам нужно подготовиться. Там не просто граница. Там граница, построенная партнерами.

– Ты про государственную?

– Наверное, можно так сказать. В общем, на картинках в книге граница отделяла Дальний Восток от нас, от остальной страны.

– Этого не может быть. Поэтому твоя книга экстремистская.

– Ты вообще когда-нибудь уезжал за город?

– Путешествовал когда-то давно. Вообще-то нас ещё со школы учили любить дом.

– Ой! Нас тоже этой бредятиной кормили. Всё сказки рассказывали, как хорошо мы живём. Вот я заболела и поехала по стране лечиться. Не увидела ничего интересного. Поняла только, что здесь мне не помогут, куда бы я не поехала.

– Может, поэтому и не нужно путешествовать.

– Ага, чтобы не разочаровываться лишний раз.

Оплот стоял рядом с нами, он взял у меня бланк и внимательно его изучил.

– Я знаю, где это, – безрадостно сказал он.

– Правда? – удивилась Рита. – Поможешь нам туда добраться?

– Я давно уехал оттуда. Туда сейчас непросто вернуться.

– И я про это говорю. А ты пробовал туда вернуться?

– Нет. Я ушёл так далеко, чтобы не вернуться.

– Ясно. Расскажешь, почему?

Оплот отдал мне бумажку.

– Я помогу, – сказал он.

Мы не возражали. Он уже серьёзно помог нам. Неожиданно для нас в нашей компании появился Оплот. Он чем-то напоминал дядю Витю. Был непонятно целеустремлённым, безразличным к тому, что о нем думают окружающие. Он оберегал покой своих братьев, следил за их могилами, остальное его не волновало. Он запомнился мне именно таким – человеком, которому на все наплевать, в грязном оранжевом пальто и футболке с утёнком.

Раньше путешествия были открытием чего-то нового, даже банальная встреча с человеком в новом месте казалась чудом. Сейчас путешествия – это дело безумцев и беглецов.

Дед не понимал, куда мы направляемся и что вообще происходит.

– Витя! – повторял он.

Я хотел помочь. Почему-то не смог им отказать. Да и как отказать старому деду и девочке, выглядящей едва живой? Именно Рита подтолкнула меня помочь им, двум незнакомцам. Я увидел умирающую девочку, которая не бросила беззащитного деда и привела к моему порогу. Я должен был помочь. Я этого хотел. Ещё меня удивил Оплот, предложивший свою помощь.

Рита сказала, что есть два способа добраться до Дальнего Востока: простой и непростой. Простой – это воспользоваться услугами проводника, непростой – попытаться добраться самостоятельно.

– А что, сами не доберёмся? – спросил я.

– Нет. В книге сказано, что лучше воспользоваться проводником. – Мы не попадём на Дальний Восток без проводника.

Уж не знаю, что произошло с ней в детдоме, что она так спокойно воспринимала свою смертельную болезнь. Она о ней совсем не говорила, не жаловалась и не печалилась. Она думала о том, как добраться до Дальнего Востока. Я почему-то по своей глупости сначала решил, что она выдумала эту сложность, думал, что добраться до пункта назначения на самом деле несложно.

– Тебе это может показаться невероятным, – сказала мне Рита. – Я понимаю. На, можешь прочитать книгу сам.

– Давай просто попробуем делать по-твоему, – предложил я.

– Мило, что ты соглашаешься с умирающей девочкой. Считаешь меня сумасшедшей? Зря.

Рита была права.

Воспользоваться услугами проводника можно было по нескольким адресам, указанным в книге. Мы пошли в ближайшее место. По указанному адресу находилась мясная лавка. Правда, вместо мяса в ней продавались несколько сосисок, батарейки и стиральный порошок. За прилавком сидела пожилая женщина в очках.

– Мяса нет, – противным голосом сказала она. – Будет на следующей неделе. Наверное.

– На нужен проводник, – сказала Рита.

– Идёмте.

Женщина неохотно поднялась и отвела нас в подвал, где среди разных вещей сидел мужчина. Его помещение выглядело как ломбард, где принимали даже всякий хлам вроде старых компьютеров.

– К тебе, – брякнула женщина и ушла.

– Чем могу помочь? – спросил нас мужчина.

– Нам нужен проводник, – ответила Рита.

– Интересно. И куда же вы собрались?

– Нам на Дальний Восток.

– Далеко. Услуги проводника сейчас недешёвые. Вы в родную гавань или гастролёры?

– Мы ищем родственника этого дедушки, – вмешался я. – Нам дали адрес с его останками. Это находится на Дальнем Востоке. Вот, собственно, и всё.

– Понятно, – вздохнул мужчина, написав на бумажке цифру.

Я взглянул на бумажку и понял, что это сумма за услуги проводника. Примерно двадцать минимальных зарплат. Я хотел материться. Хотел выучить язык восточных партнёров и материться, как они – как люди, желающие тебе самого наихудшего, возможно, называющие тебя грязной собакой, но не способные сделать так, чтобы ты понял.

– Это со скидкой для ветерана, – прокомментировал мужчина. – Поймите, я не проводник, я посредник. Свою прибыль уменьшаю.

– Нас за эти деньги на руках понесут? – уточнил я.

– Вы за эти деньги гарантированно доберётесь до Дальнего Востока. Либо так, либо на «карусели».

– Это как?

– Весело, но небезопасно. Недавно двое ребят приходили. Узнали про стоимость и решили самостоятельно рвануть на Дальний. Попали в карантинную зону, с подозрением на трансобезьяний вирус. Это адекватные люди понимают, что нет никакого вируса, его наши местные «специалисты» придумали, чтобы людей пугать. А вот один из этих парней поверил в этот вирус и передумал даже из квартиры выходить после возвращения. А второй продал всё, чтобы нанять проводника.

– Что-то я не пойму, – растерялся я. – Почему так случилось? Что за карантин?

– Я потом тебе объясню, – сказала Рита. – Скажите, а нельзя ли нам напрямую связаться с проводниками?

– Можно. Но они вам скидки делать не станут. Проводники – люди простые, но не глупые. Путь не близкий, Восток ведь Дальний. Поэтому, лучше найти надёжного проводника. Я работаю с проверенными людьми, которые доведут вас до конца. Не бросят на полпути и не отдадут всяким там «нашим».

– Это как? – заинтересовался я.

– Очень просто. Если вы, например, родственники каких-нибудь известных деятелей, бежавших за границу, вас отдадут так называемым «нашим», а они устроят вам народный суд.

– Мы простые люди, – оправдывался я.

– Я верю. У тебя глаза чуть не выпали, когда ты увидел цену проводника. Был у меня однажды один бегунок. Наглый был такой, деньгами разбрасывался, я ему отказал в помощи. Не люблю я бегунков.

– Что за бегунки?

– Это родственники сбежавших предателей, которые разворовали нашу страну. У них много денег и свободного времени. Вот они иногда соревнуются между собой, кто быстрее доберётся до Дальнего Востока. Мы для них как аборигены, у которых они отняли сапфиры, золото и нефть. Поэтому я таким не помогаю.

– Бред какой-то.

– Это дети бандитов. Чего ты хочешь от них? Чтобы они лекарства изобретали? Развлекаются как могут ребятишки. А вот вы, если денег нет, то либо продолжаете существовать под мирным небом с восточными партнёрами, либо своим ходом пытаетесь добраться. Только нужно помнить, что для бегунков карусель – это развлечение, а для всех остальных – испытание. В любом случае, счастливого пути.

Выход из «Зоны комфорта»

Добираться до Дальнего Востока нам пришлось самостоятельно, без проводника. Автобус отправлялся на следующий день. Мы вернулись ко мне, чтобы переночевать. Оплот отказался заходить в подъезд, хотя мы его упрашивали. Рита даже осмелилась потянуть его за руку.

– Я на лавочке подожду, – говорил он. – Мне так спокойнее.

– Эхо войны? – спросила Рита.

– Ты слишком умная для умирающей маленькой девочки.

Мы не стали уговаривать Оплота и зашли в подъезд. Дома я обнаружил, что на столе остались хлебные крошки и след от пролитого кефира. Я давно приучил себя убираться перед выходом. Такой беспорядок означал, что ко мне заходил управдом. Мне повезло, что он не застал меня с гостями, поэтому надеялся, что он не нагрянет ночью, пока мы будем отдыхать.

Рита посмотрела в окно и убедилась, что Оплот сидит на лавочке. Затем она села за стол, достала из своего рюкзачка тетради и карандаши и начала что-то рисовать.

– Что рисуешь? – спросил я.

– Наш маршрут, – ответила Рита.

– Без карты?

– Карта есть. Я её помню.

– Ты помнишь карту? – удивился я.

– Да, помню. Только главные точки. Всё помнить не нужно. Учительница в детском доме рассказывала нам про Дальний Восток, что лучше нам туда двигаться, к лучшей жизни. За это её уволили, и пришла другая, которая начала рассказывать, что никуда ехать не нужно, ведь здесь и так хорошо.

Меня удивило умение Риты рисовать карту по памяти. Она прокладывала маршрут, но линия на карте была не прямой, она извивалась.

– Это что? – спросил я.

– Это важные остановки, – пояснила Рита. – Здесь живёт Саша, а где-то здесь – Оплот. Здесь должен быть Витя.

– Что за Саша?

– Мальчик из детдома. Он ушёл из детдома два года назад и оставил мне свой адрес. Мы… Мы…

– Я понял.

– Я ещё не умерла… Я по-прежнему чувствую. Я чувствую, что должна с ним увидеться. Заодно деду помогу и Оплоту. Чего бы мне это не стоило. Хотя, наверное, это Оплот нам будет помогать.

– Наверное, глупо спрашивать телефон? – предположил я.

– Откуда у детдомовца телефон? – вопросом ответила Рита. – Это роскошь для нас. Нас даже лечить не хотят.

Я поначалу даже не понимал, сколько Рите лет. Несмотря на возраст, она рассуждала очень по-взрослому, а иногда очень смело. Она хотела помочь незнакомцам. Я смотрел на неё и понимал, что оставить их я не могу. Я не смогу жить с мыслью о том, что они ушли в неизвестность, а я позволил этому случиться. Я был на пределе: рабская работа надоела. Тогда я твёрдо решил, что поеду вместе с ними.

– Надо найти Сашу, – заявил я.

Рита посмотрела на меня со скромной радостью. На её лице не было эмоций, но в ту минут губы показали крохотный миллиметр улыбающегося счастья.

– И Витю найдём, – тихо произнесла она.

Рита не рассказывала про Сашу, про то, что именно она чувствовала. Но точку его пребывания она обвела на карте жирным кружком и поставила восклицательный знак.

– Ты, наверное, думаешь, что я всего лишь ребёнок, – внезапно сказала Рита.

– Я так не думаю. Среди моих взрослых знакомых нет людей, которых отвозили на свалку. А ты там уже побывала.

– Правда?

– Да.

– В больнице я просила одного врача отыскать Сашу, сказала, что он мой жених. Врач сказал, что любовь – это неизлечимая болезнь разума. А люди в моём возрасте переносят эту болезнь с осложнениями. Если так, то именно от этой болезни я бы хотела умереть. А врач сказал, что это пройдёт. И дал мне конфетку. Отвратительную мятную конфетку.

– Он не нашёл Сашу?

– Не знаю. Нас отвезли на свалку. Хороший врач, кстати.

– Хороший врач должен лечить.

– Он лечил. Еду мне из дома приносил. Ко мне ведь никто не приходил. Он меня предупредил о том, что меня могут отвезти на свалку. Просил не беспокоиться об этом. Если бы не дед, я бы там осталась, просто чтобы посмотреть, что со мной случится.

– Врач знал про свалку и ничего не сделал?! – возмутился я.

– А что может сделать врач, в кабинете у которого огромная дыра в потолке? Я его понимаю. Он делал, что мог. Пытался помочь, даже угощая невкусными конфетами.

Рита до ночи рисовала карту, а затем уснула, уткнувшись в стол. Я переложил ее в кровать. Дед спал сидя на стуле. Я посмотрел за окно и увидел там Оплота, сидевшего на лавочке. Сам я лёг под столом и решил хоть немного вздремнуть. Это было не просто.

Много лет я жил в квартире дяди Вити. После визита двух незнакомцев мне предстояло отыскать его могилу где-то на Дальнем Востоке. А ещё нужно была найти Сашу.