Эксперимент 731

Ночной кошмар

Туннели… Они были продолжением самой земли, ее темным нутром, извращенной маткой, порождающей кошмары. Глубоко под Ульями, где солнечный свет был лишь далеким воспоминанием, начиналось царство холода и сырости, где здравый смысл медленно умирал, уступая место первобытному страху.

Стены сочились влагой, будто плакали, но слезы эти были пропитаны плесенью и чем— то более зловещим, чем простая грязь. Металлом, но с привкусом протухшей крови, с налетом застарелого ужаса. Запах был настолько сильным, что казалось, его можно потрогать, ощутить на языке, как горький привкус смерти. Здесь царила не просто тишина, а мертвая тишина, в которой каждый шорох казался предвестием чего— то ужасного. Кап… кап… кап… Каждый звук эхом отдавался в бесконечной темноте. Заблудиться в этих туннелях означало подписать себе смертный приговор. Они были живыми, дышащими, шепчущими, всегда готовыми поглотить. И самое страшное… Чувство, что за тобой наблюдают.

Но тишина эта звенела, пульсировала, давила на барабанные перепонки. Свет вспышки погас так же внезапно, как и появился, оставив после себя только тьму, более глубокую и зловещую, чем прежде.

Элия неслась по туннелю, как крыса, загнанная в угол. Сердце билось так, словно кто— то остервенело колотил им о ребра изнутри, и каждый удар разносился эхом в голове, заглушая все остальные звуки, кроме нарастающего шепота безумия.

Впереди маячили призрачные силуэты – знакомые лица в личинах смерти: Жанар с упрямым подбородком, Микола с тихой добротой, Вероника с мягкой улыбкой, командир Дадаев – старый волк с суровыми глазами и Симон – грациозный ирбис. Но это были пустые скорлупы, манекены из мрака. И они ждали её.

Они стояли неподвижно, словно статуи, высеченные из самого мрака. Их глаза… Они были пустыми, черными дырами, в которых плескалось безумие, в которых отражался не свет, а бесконечная, всепоглощающая тьма.

"Бегите!"– закричала Элия, но звук застрял в горле, превратившись в хриплый, сломанный стон. Она попыталась остановить себя, вбить ноги в землю, как гвозди, но тело ей не подчинялось. Оно больше не принадлежало ей. Невидимая сила продолжала толкать ее вперед, к ним, к этим чудовищным подобиям ее друзей.

"Нет! Нет! Нет!"– кричала она у себя в голове, скребясь ногтями по стенам рассудка, но все было четно.

Лицо Жанар, на котором застыло выражение ужаса и непонимания. Рука Миколы, вытянутая вперед в безмолвной мольбе, словно прося о помощи, которую никто не мог предложить. И беззвучный крик Вероники, застывший на ее деформированных губах.

Сверкнувший, как молния, кинжал в руке командира Дадаева, отблеск лунного света на стали, превратившейся в орудие смерти. И Симон, приготовившийся к прыжку, чье рычание превратилось в жуткий, нечеловеческий вой, от которого закладывало уши.

А потом… Вспышка… И тишина. Тишина могилы, где шепчут мертвые и кричат проклятые.

Элия стояла, не зная, жива ли. Ноги дрожали, руки онемели. Воздух – спертый, тяжелый, пропитанный озоном и гнилостным запахом. С трудом разлепив веки, зрение возвращалось медленно, сквозь липкую смолу.

Туннель – сырой, тесный, угнетающий – изменился, пропитался вспышкой, впитав злобу. Капли – сгустки чернил, стекали по стенам.

И они… Они лежали там, выброшенные куклы. Жанар… его лицо – кровавая каша. Микола… чья голова запрокинута, зубы в жуткой ухмылке, разорванная грудь. Вероника… бледная, почти прозрачная кожа, глаза, полные ужаса. Дадаев… решимость застыла на лице, рядом с ним— окровавленный кинжал. Симон… Страшнее всего было смотреть на барса. Всклокоченная шерсть вся в крови, скрюченное тело, застекленевшие глаза.

На стенах – символы. Странные знаки, словно выцарапанные когтями безумца, пульсирующие темным светом.

Элия почувствовала, как что— то шевелилось внутри. Нечто чужое, холодное и злое. Оно проникало в нее, как яд, заражая разум, тело, душу. Но затем…

Что— то влажное и холодное коснулось ее руки.

Элия рванулась вперед и села. Воздух ворвался в легкие, но не принес облегчения, а лишь опалил горло, как раскаленный песок. Сердце бешено колотилось. Липкий, обжигающий пот покрыл ее тело ледяной коркой, вызывая тошнотворную дрожь. Клочья кошмара, словно кусочки битого стекла, вонзались в сознание, не давая сосредоточиться, не давая понять, где она, что реально, а что – порождение больного разума.

В комнате царил сумрак, прорезанный лишь узкой полоской света от уличного фонаря, просачивающейся сквозь неплотно задернутые шторы. В этом сумраке привычные очертания вещей искажались, приобретая зловещие формы. Сброшенная на спинку стула куртка казалась сгорбленной фигурой, притаившейся в тени, с немым укором наблюдающей за ней. За окном монотонно хлестал дождь, барабаня по стеклу.

Она металась взглядом по комнате, жадно выхватывая детали, пытаясь ухватиться хоть за что— то, что могло бы вытащить ее обратно в реальность, в мир, где нет этого всепоглощающего ужаса. И тут ее взгляд замер.

В полумраке, у самой кровати, кто— то был. Темное, смутное пятно, сливающееся с тьмой. И это что— то… лизало ее руку. Медленно, настойчиво, влажно.

Пантера подняла голову, ее глаза, как два изумруда, встретились с глазами Элии. Обычно в них светилась безграничная преданность, но сейчас она увидела в них отблеск страха, словно и Геката почувствовала отголоски кошмара, что терзал ее хозяйку.

– Так это ты меня разбудила? – прошептала Элия, – Спасибо, – брюнетка быстро стерла влажные дорожки с лица.

Она попыталась улыбнуться Гекате, но мышцы лица не слушались ее. Она хотела убедить себя, что это был всего лишь сон. Всего лишь кошмар, порожденный усталостью и стрессом. Но слова застревали в горле, не находя выхода.

В глубине души Элия знала, что это не так. Слишком реальными были ощущения, слишком яркими образы. Это был не просто сон, это было воспоминание. Тяжелое, гнетущее, отравляющее ее существование.

Она сбросила с себя одеяло и встала с кровати. Ноги подкашивались Ей нужно было движение, нужно было как— то выплеснуть этот ужас, эту отравляющую вину, которая разъедала ее изнутри.

Подойдя к окну, она взглянула на ночной город. Дождь все еще лил, размывая огни фонарей, превращая их в расплывчатые пятна, похожие на слезы. Город, обычно полный жизни, сейчас казался призрачным и безжизненным. Где— то вдали, за горизонтом, скрывалась степь, бескрайняя и молчаливая, как память. Степь, где они были счастливы, где они были вместе. Сейчас эта степь казалась Элии огромным кладбищем, хранящим страшную тайну.

Элия тяжело дышала, пытаясь унять дрожь, охватившую ее тело. Сон, кошмар, воспоминание. Слеза одиноко потекла по лицу. Элия почувствовала легкое прикосновение к своей ноге. Геката.

В глазах пантеры плескалось беспокойство и, кажется, даже легкий укор. Элия опустилась на колени и погладила мягкую, шелковистую шерсть.

– Прости, девочка, я знаю, что напугала тебя, – прошептала она, чувствуя, как шерсть впитывает ее слезы.

Внезапно ей пришла в голову мысль. Ей нужно было движение, ей нужно было чувствовать свое тело, нужно было развеять этот кошмар.

– Геката, – сказала она, вставая с колен, – Как насчет пробежки? По ночному городу?

Геката любила дождь. Любила ощущать, как прохладные капли омывают ее черную шерсть, любила запах мокрой земли и свежей листвы. Но еще больше она любила поспать. Особенно когда за окном бушевала непогода. Пантера посмотрела на хозяйку, словно говоря: "Ты действительно этого хочешь? Прямо сейчас?". В ее зеленых глазах читалась явная мольба остаться в тепле и уюте.

Элия виновато улыбнулась.

– Я знаю, Геката, знаю, что тебе хочется спать. Если ты совсем не хочешь, можешь остаться дома. Я не обижусь.

Геката, услышав это, на мгновение задумалась. Мысль о теплой подстилке и крепком сне была соблазнительной. Но она знала Элию. Знала, что ей сейчас плохо, и что ей нужна ее поддержка. Она не могла ее бросить. Не сейчас.

Не хотя, она поднялась на ноги. Медленно, неохотно потягиваясь. Каждая мышца протестовала против этого внезапного подъема. Затем, без лишних колебаний, развернулась и направилась к двери, тихо, почти не слышно, рыча. Это было скорее ворчание, чем полноценный рык, но Элия прекрасно понимала его смысл.

– Спасибо, девочка, я в тебе не сомневалась, – прошептала Элия, погладив Гекату по спине. Она чувствовала, как под ее рукой вздрагивает шерсть, и понимала, что пантера все еще не в восторге от этой идеи.

Город встретил их пронизывающим морозным воздухом, который сразу же обжег легкие. Дождь хлестал по лицу, заставляя щуриться. Фонари тускло освещали мокрый асфальт, превращая улицы в скользкие зеркала. Но они не собирались здесь оставаться. Элия повела Гекату по переулкам и дворами, обходя людные места.

Она бежала. Не быстро, но целенаправленно, стараясь не отставать от пантеры, которая задавала темп. Каждый шаг отзывался болью в мышцах, но Элия не останавливалась. Ей нужно было движение, ей нужно было чувствовать, как бьется ее сердце, как горит кровь в венах. Ей нужно было убежать от кошмара, который преследовал ее.

Быстрая, почти судорожная проверка личности. Железный жетон Элии лишь на мгновение задержался в заскорузлых пальцах ревизора арсенала. Мужчина недовольно крякнул, бросив короткий, резкий взгляд на нее. Его взгляд скользнул к Гекате, затем снова к Элии. Недвусмысленные переглядывания дежурных, молчаливое обсуждение, – немой вопрос, висевший в воздухе, о том, кто она и что делает одна в столь поздний час.

– Это же Малый Жнец, – одними губами прошептал молодой парень.

Наконец, после затянувшейся паузы, прозвучал короткий щелчок механизма, и тяжелые ворота с грохотом отворились, выплеснув Элию и Гекату в объятия безжалостного мира за пределами Улья.

Пробежка началась сразу же, как только ворота заскрипели за спинами, закрываясь. Элия и Геката часто выходили на пробежку, только не через восточный КПП, а Южный, где ее уже давно все знают и прославили сумасшедшей. Ведь она выбиралась в Зону Заражения без базовой экипировки ходока, без тяжёлой брони, без мощного оружия, только с верной пантерой и неизменным желанием изучать мира вокруг. Ее безумие было не в голове, а в душе.

Перед ними расстилалась не привычная запыленная поляна, а… лес. Не просто лес, а безбрежный, зловещий, темный океан древесных крон, словно живой организм, дышащий холодным, влажным воздухом. Солнце, пробиваясь сквозь густую листву, рисовало на земле пугающие, изменчивые узоры света и тени. Тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и приглушенным щебетаньем птиц, казалась еще более устрашающей, чем крики Пескоглазов в пустыне. Это был мир, где царила нерукотворная, дикая природа.

Огромные цветы, величиной с дом, медленно покачивались на ветру, рассыпая вокруг искры пыльцы. Влажный воздух наполняли ароматы редких растений и мелодичное пение диковинных птиц. Листва деревьев переливалась всеми оттенками радуги – от глубокого изумрудного до яркого сапфирового. Корни гигантов переплетались, создавая естественные арки и туннели, словно приглашая пройти внутрь. Водопады с горных вершин превращались в сверкающие потоки, отражающие мерцание звезд. Под ногами раскинулся мягкий ковер из сочных мхов и необычных цветов: одни нежно светились, освещая тропу, другие источали пьянящий аромат, манящий вглубь леса. Здесь и там возвышались причудливые грибы – словно сказочные домики из фантазий. Тёплая влажная дымка пропитывала воздух запахами диких орхидей и экзотических фруктов. Звуки леса завораживали: где— то в вышине щебетали неизвестные птицы, их голоса звенели как хрусталь. Вдали глухо рокотал водопад, а под ногами шуршали невидимые создания, прячась в густых зарослях.

– Она была права, – прошептала Элия, пытаясь унять сбивчивое дыхание. Грудь её тяжело вздымалась, но в голосе прозвучало облегчение. Она быстро достала из сумки потертый дневник матери и, раскрыла его на нужной странице, сверила данные с окружающей местностью. – Точно, Большой Лес.

Девушка чувствовала, как отступает напряжение, сковывавшее ее тело. Этот лес был словно живой организм, принимающий ее в свои объятия, исцеляющий ее раны. На мгновение она забыла о кошмаре, преследовавшем ее, о друзьях, которых она потеряла, об исчезнувшей матери. Здесь, в этом волшебном лесу, она чувствовала себя… в безопасности. Или, по крайней мере, ей хотелось в это верить.

Геката, словно почувствовав перемену в настроении хозяйки, перестала рычать и с любопытством оглядывалась вокруг. Ее изумрудные глаза сверкали в полумраке, отражая светящиеся растения. Она словно чувствовала эту магию, витающую в воздухе, и это ей явно нравилось. Она потерлась головой о ногу Элии, как бы говоря: "Хорошо, тут вроде безопасно. Можем немного побыть."

Затем, внезапно, Геката оторвалась от ноги Элии и недовольно посмотрела на нее. Ее взгляд был укоряющим, словно она хотела прочитать ей нотацию. Казалось, пантера собиралась заговорить человеческим языком, но вместо этого она выдала тихое, предостерегающее рычание.

"Если отец узнает, что ты вновь выходила за границы города, он отберет у тебя пропуск ходока,"– безмолвно упрекнула Геката, и Элия прекрасно поняла ее.

Элия вздохнула, проведя рукой по короткой шерсти Гекаты. Она была права. Выход за стены города без разрешения был строжайше запрещен. Не просто не рекомендован, а жестко пресекался. Пропуск ходока, выданный правительством Мирадора, давал ей право беспрепятственно перемещаться по территории города, его окрестностям и даже за его пределы. Теоретически. На практике же, каждое её действие, каждый шаг, каждый вздох контролировался, записывался и анализировался. Но её всегда манило за стены, ближе к природе, ближе к этой дикой, неконтролируемой жизни… ближе к поглотителям? Эта мысль промелькнула в её голове, словно молния, озарив тёмные углы её подсознания. Тяга к ним, к этим кошмарным порождениям, была не просто любопытством. Она чувствовала… связь.

– Да в курсе я, – пробормотала Элия, закатив глаза. – Не нужно мне читать морали, Геката. Я просто… должна была выбраться оттуда, – помолчав, Элия окрикнула, – Прости, Геката, – добавила она, снова погладив пантеру по спине. – Я обещаю, я буду осторожна. И мы вернемся в город до рассвета. Хорошо?

Геката фыркнула в ответ, словно говоря: "Ты всегда так говоришь."

– Побежали? – спросила Элия, лукаво посмотрев на пантеру. В ее глазах горел азарт, смешанный с тревогой.

И, не дожидаясь ответа, она бросилась вглубь леса. Элия внимательно осматривалась по сторонам, запоминая ориентиры и периодически останавливаясь, чтобы набросать карту на куске пергамента, который всегда носила с собой. После нескольких часов пути лес начал меняться. Яркие краски поблекли, светящиеся растения стали встречаться реже, а воздух наполнился ощущением запустения и уныния. Деревья стали сухими и корявыми, а под ногами хрустел песок и мелкие камни.

И вот, наконец, они добрались до места, которое, казалось, было вырвано из другого мира. Перед ними простирались каменные руины. Остатки древних стен, полуразрушенные башни, обломки колонн.

Элия замерла, зачарованно глядя на руины. В ее сердце зародилось странное предчувствие, смешанное с надеждой и страхом. Она достала из сумки старый, потрепанный дневник. Пролистав несколько страниц, она нашла то, что искала. На пожелтевшем листе было написано: "Зона 47. Запретная территория. Руины древней цивилизации, обладающей невероятной силой. Опасность заражения."

Она подняла голову и посмотрела на Гекату.

– Может это она, зона 47, которая описывалась в дневнике мамы? – спросила она, чувствуя, как по спине пробегают мурашки, – Место, где она… исчезла.

Но в ее голове мелькали не только записи из дневника. В памяти всплывали отрывки рассказов, услышанные от шепчущихся стариков в городе. Слухи, которые Совет Старейшин старался подавить любой ценой. Зона 47 была не просто местом силы, это был заброшенный генетический комплекс, расположенный на самом нижнем уровне Мирадора, в переплетенных корнях древнего дерева— колосса, известного как "Мать Смерти".

Вспомнилось жуткое описание: "Сюда не проникает солнечный свет, и в воздухе постоянно висит тяжелый запах гниения и химикатов. Здесь повсюду видны признаки ужасных экспериментов: разбитые колбы, сломанное оборудование, пятна крови и непонятные символы, начертанные на стенах."

Брюнетка с решительным щелчком захлопнула потрёпанный дневник матери. Запихнув его обратно в переполненную сумку, она достала резонатор.

Она провела пальцем по гладкой поверхности сенсорного экрана, активируя его. Резонатор ожил, расцветая сложной системой иконок, символов и графиков, мерцающих на тёмном фоне. На нём отображались данные о её местоположении, уровне радиации, атмосферном давлении, температуре, а также множество других параметров. Зная устройство как свои пять пальцев, она быстро нашла нужную функцию и перевела его в режим высококачественной видеозаписи.

Подняв резонатор, она начала методично снимать руины. Медленно, тщательно, словно собирала осколки разбитого зеркала. Она хотела запечатлеть это место во всех мельчайших деталях, чтобы потом, в безопасном укрытии, спокойно изучить записи.

Оптико— Электронная Система «СФЕРА» резонатора бесстрастно фиксировала картину запустения и разрухи. Оптика, покрытая тонким слоем нанокристаллов, улавливала мельчайшие детали: каждый обломок камня, каждую паутину трещин, прорезавших древние стены, каждый загадочный символ, нацарапанный или вырезанный на поверхности, словно послание из давно забытого прошлого. Элия поворачивалась вокруг, охватывая панораму местности: потрескавшиеся плиты мостовой, сломанные осколки статуй, смутно напоминающие человеческие фигуры, обрушившиеся арки, полуразрушенные колонны, а также странные полуразрушенные постаменты, на которых когда— то возвышались, вероятно, статуи неведомых богов или давно забытых героев.

Закончив съёмку общей панорамы, она осторожно приблизила камеру к одной из стен, густо покрытой странными, непонятными знаками. Эти символы не были похожи ни на один из известных ей языков, ни на древние диалекты, ни на письмена ушедших цивилизаций. Они напоминали скорее абстрактные рисунки, сплетение геометрических фигур, причудливо переплетенных с изображениями растений и животных. Резонатор, казалось, слегка завибрировал, словно чувствуя исходящую от этих знаков энергию… или, может быть, это просто играло её воображение.

– Что это, Геката? – прошептала Элия, обращаясь к пантере, – Кажется, это не алфавит.

Геката, как обычно, не ответила, но ее пристальный взгляд, направленный на стену, говорил о том, что она тоже чувствует что— то необычное в этих символах.

Элия продолжала снимать знаки, надеясь, что потом, увеличив изображение на резонаторе, сможет рассмотреть их более детально и, возможно, найти ключ к их расшифровке.

– Ладно, детка, пошли, мы опаздываем, – проговорила Элия, прерывая съемку. Она понимала, что чем дольше они будут здесь оставаться, тем больше риск быть замеченными. А нарушать правила сейчас было крайне нежелательно.

Она быстро убрала резонатор и дневник в сумку, затянула шнурки потуже. Убедившись, что ничего не забыла, она обернулась к Гекате, которая уже нетерпеливо переминалась с лапы на лапу.

– Пора домой, пока нас не хватились, – сказала Элия, и, получив утвердительное рычание в ответ, поспешила в сторону стен города.

Они бежали, стараясь не издавать ни звука, но каждый треск ветки под ногами отдавался у Элии в голове набатом. Нужно было успеть до рассвета. Штраф за нарушение комендантского часа – мелочь, но вот повторное нарушение, да еще и за пределами безопасной зоны – прямой путь в шахты. А что еще хуже – внимание отца. Элия и Геката часто выходили на пробежку, только не через восточный КПП, а Южный, где ее уже давно все знают и прославили сумасшедшей. Элия ускорила шаг, чувствуя, как нарастает холодный пот на спине. Нельзя было допустить, чтобы их поймали. Впереди мелькнула странная тень, заставив Элию резко остановиться и пригнуться к земле, прижимая к себе Гекату. Неужели их уже обнаружили?

***

Элия поежилась, кутаясь в потрепанный плащ. Руины бывших небоскребов, поросшие странной, колючей растительностью, тянулись до самого горизонта. Город, некогда пульсирующий жизнью, превратился в кладбище надежд.

Она приблизилась к патрулю, состоящему из двух крепких мужчин в бронежилетах. На ее собственном поясе, как и у них, висел "Грок— Крисс", внушительный линок. Их лица, покрытые слоем пыли и усталости, не выражали ничего, кроме суровой решимости.

– Пропуск, – коротко бросил один из патрульных, не поднимая глаз. Его голос был хриплым и измученным. Элия заметила, как его рука непроизвольно коснулась рукояти "Грок— Крисса".

Элия достала свои жетон и пропуск, ощущая под пальцами гладкую поверхность документов. Она протянула пропуск и жетон патрульному, стараясь не встречаться с ним взглядом, ведь если кто— то из них узнает в ней дочь Арнольда Сильвануса, от выговора ей не выкрутится.

Второй патрульный внимательно осмотрел документ, сверив фотографию Элии с ее лицом. Зазубрины на лезвии "Грок— Крисса"мерцали в тусклом свете, напоминая о том, что они предназначены не только для разрезания, но и для введения яда.

– Будьте осторожны. Ситуация нестабильная. Слышали о рейдах 'Моховиков'на границе возле "Востока", – предупредил первый патрульный, возвращая ей документы. Его глаза впервые встретились с глазами Элии, в них плескалась усталость и беспокойство. Он поправил "Грок— Крисс"на поясе, как бы напоминая, что в случае чего, они готовы дать отпор.

– Буду осторожна. Спасибо, – ответила Элия, чувствуя, как по спине пробегает холодок. "Моховики"– вид поглотителей, чья кожа покрылась наростами, имитирующим мох, от сюда и название.

Пройдя сквозь ворота, Элия облегченно вздохнула. Живот недовольно проурчал, требуя немедленного внимания. Геката тоже зарычала, вторя желудку.

– Ладно— ладно, уговорили. "Золотой дракон", жди нас.

"Золотой Дракон"– маленькая забегаловка азиатской кухни, управляемая старым поваром по имени Ван. Это было одно из немногих мест, где можно было почувствовать вкус нормальной жизни.

Запах жареных специй и соевого соуса, доносившийся из полуразрушенного здания, был самым прекрасным ароматом, который Элия могла представить. Она зашла внутрь, услышав приглушенный звон колокольчика, и увидела Вана, склонившегося над горячей плитой.

Ван обладал ярко выраженной азиатской внешностью, но при этом удивлял своими габаритами. Он казался ровесником Элии, но его глаза, узкие и проницательные, выдавали человека, повидавшего многое. Лицо, с высокими скулами и выраженной линией челюсти, было обрамлено черными как смоль волосами, собранными в небрежный, но аккуратный пучок на затылке. Смуглая кожа лоснилась от пара и жара, источаемых печью.

Вопреки ожиданиям, Ван был не просто жилистым – он был большим и мускулистым. Широкие плечи, мощная шея и развитые бицепсы явно не соответствовали образу типичного повара. Он двигался с удивительной ловкостью и скоростью для своего телосложения, но каждое его движение дышало силой и уверенностью.

На Ване была надета простая, но практичная одежда: широкие штаны из прочной ткани, заправленные в крепкие кожаные сапоги, и распахнутая куртка из плотной кожи, под которой виднелась простая холщовая рубашка. Куртка была испещрена шрамами – следами времени и, возможно, опасных приключений.

Руки Вана, несмотря на свою силу, были на удивление ловкими. Длинные, крепкие пальцы виртуозно обращались с ножом и сковородой, создавая кулинарные шедевры. На левой руке, от запястья до локтя, тянулся сложный шрам, напоминающий переплетенные корни старого дерева. Шрам выглядел древним и загадочным. Вокруг шеи у него была обвязана тонкая цепочка, скрытая под воротом рубашки.

– Элия! Моя дорогая! Как я рад тебя видеть! Что сегодня будешь заказывать? – воскликнул Ван, поднимая на нее свои добрые, морщинистые глаза.

– Большой рамен с креветками, дядя Ван. И кое— что особенное для моей девочки, Геката. Что— нибудь, что ей точно понравится, – ответила Элия, с облегчением опускаясь на один из немногочисленных стульев.

Ван задумался, поглаживая свою седую бороду.

– Хмм… Геката, говоришь? Для такой прекрасной пантеры нужно что— то особенное. Знаю! Жареные кусочки кролика с грибами шиитаке, обвалянные в сушеных водорослях и приправленные щепоткой имбиря. Будет мурлыкать от удовольствия, как маленький котенок!

Элия улыбнулась.

– Звучит восхитительно, дядя Ван! Тогда рамен и порцию "кошачьей нежности"с собой, пожалуйста. Сегодня в городе неспокойно.

Ван нахмурился, его брови нахмурились над переносицей, образуя глубокую складку.

– Моховики, да? Слышал о них… Грязные твари, – прорычал Ван, его лицо исказилось от отвращения. Он плюнул под ноги, и, добавив что— то себе под нос, выругался на незнакомом Элии языке. Когда— то, движимая любопытством, она спросила Вана, что это за мелодия льётся из его уст, и возможно ли научиться этому пению. Тогда Ван помрачнел, посмотрел куда— то вдаль, и ответил, что это китайский – язык его народа, поглощенного морской пучиной цунами, вызванних метеоритом. Язык, который с каждым годом ускользает из памяти, как песок сквозь пальцы. Его глаза наполнились грустью, и он вздохнул. – Будь осторожна, Элия.

Тревога в голосе Вана была искренней, а затем он произнес слова, заставшие Элию врасплох:

– Ты для меня как дочь.

Внутри Элии вдруг разлилось непривычное, почти забытое тепло. Что это? Она нахмурилась, пытаясь поймать ускользающее воспоминание. Когда она чувствовала нечто подобное в последний раз? Давно… очень давно. Когда мама, перед сном, целовала её в макушку. Забота, защищенность, тепло – всё это, казалось, навеки покинуло её после трагической гибели матери.

Нахлынувшие воспоминания вызвали слезу, предательски потекшую по щеке. Элия тут же смахнула ее, не желая показывать свою внезапную слабость. Она привыкла прятать свои чувства, особенно от посторонних.

– Спасибо, дядя Ван, – произнесла Элия, стараясь говорить ровно. – Я буду осторожна.

Ища утешения, Элия провела рукой по мягкой, теплой шерсти Гекаты. Пантера, словно чувствуя ее состояние, прижалась к ее ноге и тихо заурчала, даря успокоение.

"Золотой Дракон"был полон жизни: смех, оживленная болтовня и восхитительный аромат паровых булочек создавали теплую, располагающую атмосферу. Элия сидела за столиком, с удовольствием вдыхая аромат и наслаждаясь вкусом угощения. Под столом, уютно свернувшись калачиком, дремала Геката, ее черная шерсть едва уловимо поблескивала в приглушенном свете. Закончив со своей порцией, пантера вытянула морду, умоляя о добавке. Элия улыбнулась и достала креветку из бульона, скормив его Гекате, которая проглотила лакомство в мгновение ока.

Насытившись и предвкушая тихий вечер, Элия вышла из "Золотого Дракона"с пакетом ароматных паровых булочек и других лакомств. Геката, словно ее личный телохранитель, шла рядом, двигаясь бесшумной черной тенью и настороженно сканируя окрестности своими зелеными глазами. Элия планировала вернуться домой, погрузиться в дневник матери и насладиться спокойным ужином. Но эти планы резко оборвались, когда дорогу преградила высокая, внушительная фигура в строгом темном костюме.

Арнольд, ее отец, выглядел сурово и напряженно. Высокий, волосы цвета выбеленного песка, зачёсаны назад, он был одет в строгий тёмный костюм. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, выражало скрытую тревогу. Серые глаза, пронизывающие и холодные, словно сталь, смотрели прямо перед собой, но в их глубине читалась усталость. Рядом с ним стояла роскошная карета, запряженная двумя вороными конями, неторопливо переминавшимися с ноги на ногу.

– В карету! Сейчас же, – скомандовал Арнольд, бросая тревожные взгляды по сторонам. Казалось, он боялся, что кто— то застанет его рядом с ней.

Элия тяжело вздохнула и закатила глаза, смирившись с неизбежным. Она знала, что сопротивление бесполезно и лишь усугубит ситуацию.

Внутри кареты было темно и душно, несмотря на открытые окна. Элия откинулась на бархатную спинку сиденья, глядя в окно, как мимо проплывает Мирадор. В этот ранний час тропический город преображался, становясь еще более завораживающим в лучах восходящего солнца. Но красота ускользала от нее, затмеваемая негодованием, которое она едва сдерживала. Геката, занимая почти все пространство у ее ног, тихонько мурлыкала, словно чувствуя ее настроение и пытаясь хоть немного успокоить.

– Зачем все это, отец? – спросила Элия, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и спокойно. Ей не хотелось показывать, как сильно ее раздражает встеча с ним, – Почему не мог просто сообщить по резонатору?

– А то ты больно отвечаешь на мои звонки, – огрызнулся Арнольд. Его лицо в полумраке казалось еще более суровым и неприступным.

Элия махнула плечом, демонстрируя свое безразличие.

– Я молил их не трогать тебя после… – Арнольд запнулся, словно ему было трудно произнести эти слова. – Это… нецелесообразно, Элия! Этот пропуск предназначен для важных миссий, а не для твоих праздных прогулок!

Геката недовольно зарычала, поднимая голову и сверкая глазами в темноте. Элия положила руку на ее спину, успокаивая.

Арнольд на мгновение смягчился, но лишь на секунду.

– Тебе поручают важное задание, – произнес он тоном, не допускающим возражений.

– Хорошо, – коротко ответила Элия, продолжая избегать взгляда отца.

– "Хорошо"? Не "хорошо", Элия! Арнольд резко сжал кулаки. Голос сорвался, прозвучал хрипло и напряженно. – Мы с твоей матерью столько сделали, чтобы защитить тебя от этого…

– А я просила вас об этом? – — резко перебила Элия, повернувшись к отцу, ее глаза сверкнули вызовом. Она сжала кулаки, костяшки побелели. – Я не собираюсь плясать под дудку ваших желаний!

Арнольд стиснул зубы.

– Ты идиотка, раз думаешь, что это только способ контролировать тебя.

– Я идиотка? – взревела Элия. – Эта идиотка хотя бы что— то пытается сделать, чтобы найти маму.

– Это ради твоей безопасности! – Арнольд выдохнул, лицо исказилось от напряжения. – Ты в опасности, Элия!

– В опасности? – Элия рассмеялась, горький, полный презрения смех. – Вы меня больше пугаете, чем все ваши выдуманные враги! Мне не нужна твоя безопасность. Я выбираю свою жизнь, свои решения, свои риски! И я найду маму сама. Без твоей помощи. Без твоего контроля.

Арнольд ничего не ответил. Он просто смотрел на дочь, в его глазах бушевал шторм – смесь гнева, страха и бессилия. Его плечи опустились, словно под тяжестью невысказанных слов и горького осознания собственного поражения. Наверное, больше всего в жизни он боялся остаться одному, без семьи, без любви – без того, ради чего он так яростно боролся, так неуклонно защищал. В этом одиночестве, в этом пустом пространстве между ним и Элией, он увидел свой самый глубокий страх. Его кулаки сжались, костяшки побелели.

– Иногда, чтобы спасти то, что любишь, надо чем— то пожертвовать, – прошептал Арнольд, голос едва слышен, словно он говорил сам себе. Его взгляд был направлен внутрь себя, туда, куда не проникали ни гнев, ни страх.

– Что? – не расслышав, переспосила Элия. Она еще была зла и рассержена на отца, из— за чего ее уши покраснели.

Арнольд молчал, лицо каменное, в глазах – буря эмоций. Гнев, страх и бессилие бились в нем, словно заключенные в клетке дикие звери. Он понимал, что Элия права. Он понимал, что его методы были жестоки, что он, возможно, слишком сильно ее защищал. Но страх потерять ее, страх за ее жизнь, был сильнее всего.

– Ты должна отказаться от задания, – произнес Арнольд громче.

– Еще чего!

– Элия Сильванус, – голос Арнольда стал жестким, – Я отдаю приказ – отказаться от задания!

– Я – Норрис, – назвала Элия девичью фамилию матери, – А приказ моего отца не остановит меня, если правительство Мирадора прикажет мне пойти в переход, – Элия ответила спокойно, но ее глаза горели вызовом. Теперь какое бы ей ни дали задание, она его примет. А Арнольд, наблюдавший за ней, незаметно кивнул. Его лицо оставалось непроницаемым, но напряжение в плечах как будто спало, а уголки его губ чуть приподнялись.

Оставшуюся часть пути они проехали в тишине. Геката лишь изредка пошевеливалась во сне, чувствуя напряжение в воздухе. Мимо проносились яркие огни торговых районов, тенистые переулки с подозрительными личностями, и величественные здания аристократических кварталов.

Карета остановилась перед величественным зданием Штаба Совета, разительно отличавшимся от привычного облика Мирадора. Каменные стены, увитые лианами с яркими экзотическими цветами, и высокие башни, утопающие в пышной тропической зелени, потрясли Элию. В воздухе витал пьянящий аромат цветов и сочных фруктов, развешанных на причудливых деревьях тропического сада. Влажный, теплый воздух, непривычно жаркий для Мирадора, был полон щебета диковинных птиц. Элия даже не удивилась, увидев людей в легкой одежде. Арнольд первым вышел из кареты, жестом приглашая Элию следовать за ним.

В Штабе Элию ощутила, как мороз пробирает до костей, и не только из— за низкой температуры. Власть и формальность давили тяжелым грузом. Они шли по бесконечным коридорам из серого мрамора, отполированного до зеркального блеска. Каждый шаг отдавался гулким эхом, напоминая о ничтожности ее присутствия. Геката шла рядом, крадучись, и вела себя на удивление спокойно, лишь изредка поводя ушами.

Арнольд привел Элию в огромный зал заседаний, где воздух, казалось, был сгущен до состояния желе. В центре стоял длинный полированный стол из темного дерева, за которым восседали члены Совета. Они были облачены в одинаковые, безликие черные мантии, скрывающие черты лица. От них веяло вековым безразличием и холодным расчетом.

– Совет, перед вами Элия Сильванус, – громко произнес Арнольд, склонив голову в поклоне. Элия недовольно сжала губы, но не стала поправлять отца. Его голос затерялся в огромном зале, отразившись от высоких сводчатых потолков, украшенных барельефами, изображающими сцены невообразимой жестокости. Взгляд Арнольда скользнул по лицам судей, словно ища хоть малейший проблеск сочувствия.

Члены Совета обменялись взглядами, скользящими по Элии. Их мантии поглощали свет, делая лица еще более неразличимыми. Один из них, крупный мужчина с лицом, изборожденным глубокими морщинами, словно карта старой земли, медленно поднял руку. Его голос, хриплый и низкий, словно шепот смерти, прорезал тишину:

– Элия Сильванус. Нам известно о твоих… несанкционированных выходах за пределы Мирадора. Мы тщательно изучили записи и протоколы допросов пограничной стражи. Тяжелый запах старой бумаги и чего— то металлического висел в воздухе. Его взгляд был ледяным, пронзительным, заставляющим Элию забыть о страхе перед наказанием и почувствовать первобытный ужас перед неведомым.

Элия молча ждала, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Ее плечи невольно напряглись, словно готовясь принять удар. Холодный мрамор пола пробирал насквозь. Внутри все сжалось в тугой комок.

– Твои обязанности перед Советом, – продолжил советник, его голос эхом отражался от мраморных стен, – Должны быть превыше твоих личных желаний. Совет считает, что ты провела достаточно времени в отпуске. Ты направляешься на задание.

– Какое? – спросила Элия, стараясь сохранять спокойствие, хоть сердце колотилось, а во рту пересохло. Руки сжались в кулаки. Мужчина средних лет с пухлым, несколько туповатым лицом, продолжал читать по листу, запинаясь. Его брови сходились на переносице, усиливая впечатление заторможенности. Он не слышал её вопроса. Элия, пытаясь отвлечься, опустила взгляд. На золотой дощечке выгравировано: – Макар Видий…

Элия изучала дощечки. Алан Сапианс… Линия Сапианса занималась наукой в Мирадоре. Элия подняла глаза и увидела перед собой человека, соответствовавшего имени: строгий, с глубокими морщинами, с проницательными серыми глазами. Его лицо, обрамленное седыми волосами, выражало одновременно мудрость и усталость, а рот сжимался в жесткую полоску – лицо человека, несущего груз ответственности.

На следующей табличке – Марк Рустик. Линия Рустик славилась строителями и инженерами; каждое здание в Мирадоре и других ульях – их работа. В сотрудничестве с Сапианс, они изобрели СНО ОП – средства наземного обслуживания общего применения, поддерживающие жизнеспособность ульев, а также УПГ— 350у – генератор энергоснабжения, и АК – автономный климатизатор, установленные во всех ульях, кроме Мирадора (его климат считается благоприятным по сравнению с Сизифом, Акварией и Эриданом). Элия не ожидала увидеть напротив имени Рустика маленького мужчину, почти скрытого густой седой бородой. Только живые светло— голубые глаза, с изумрудной полосой, выглядывали из— под нее.

– Совет считает, что предоставил тебе достаточно времени, чтобы восстановиться после смерти твоего отряда. Пора вернуть долг родине. Направляйся в Ульи и найди там себе членов команды, – резкий, властный голос прервал монотонное бормотание Макара. Элия вздрогнула. Взгляд, ледяной и пронзительный, пригвоздил ее к месту. Это был Аларик Сильванус. Серые виски и седые усы подчеркивали его возраст и опыт, а строго сжатые губы говорили о беспощадности. Он был воплощением рода Сильванус – военных, сила и бесстрашие, говорят, заложены в крови. На мгновение Элия представила себе его в боевом расположении – несгибаемый стальной воин, лицо которого скрыто под шлемом, но взгляд пронзает насквозь.

Макар растерянно отложил пожелтевший лист в сторону. Он не знал, что ему делать, может ли он сесть, или ему все— таки стоит продолжить читать приказ. Лишь только, когда Алан махнул рукой, тот уселся на место.

Определить точный возраст советников было сложно. После Столкновения, вызвавшего мутации в экологии, средняя продолжительность жизни увеличилась. Сто лет стали нормой, а отдельные долгожители перешагивали и за стодесятилетний рубеж. Этот человек, несомненно, был близок к этой границе. Возможно, ему было около ста, но благодаря генной терапии и продвинутым технологиям, он сохранял ясность ума и твердость духа, что делало его еще более опасным.

– Насколько мне известно, на данный момент в Мирадоре нет ни одного действующего отряда ходоков, – возразила Элия. Последние годы отряды распадались один за другим. А редкие оставшиеся ходоки всегда были в переходах.

– Верно, – подтвердил Марк, голос которого был таким же безжизненным, как и у Аларика.

– Вы предлагаете мне одной отправиться в путь? – возмутилась Элия, не веря своим ушам. Это было самоубийство.

– Это опасно! – вспыхнул Арнольд, его лицо покраснело от возмущения. Геката тоже недовольно вздернула хвостом, обнажая острые клыки. Она почувствовала, как изменилось настроение близких ей людей.

– Покидая стены Мирадора в одиночку, вам не показалось опасным, не так ли? – упрекнул Сапиенс, игнорируя вспышку Арнольда и рык Гекаты, – И, боюсь, у вас нет выбора. Либо вы отправляетесь в путь в течение двух недель, либо мы лишаем вас пропускного значка, должности ходока, квартиры в центре Улья, а вместе с тем отбираем модифицированную черную пантеру по кличке Геката, – каждое слово звучало как приговор для Элии.

– Я поняла, – прервала брюнетка, стараясь скрыть ярость, но ее зеленые глаза так сверкали, что всем все равно было понятно ее истинное отношение к этим самодовольным ублюдкам, – Есть что— то, что вы хотели бы добавить? – едко добавила Элия, – Или жалкий холоп может быть свободен?

– Жалкий холоп может быть свободен, – последовал насмешливый ответ, от которого волосы встали дыбом не только у Гекаты, но и у Элии.

Выйдя из душного здания Штаба на улицу, Элия жадно вдохнула прохладный, свежий воздух Мирадора. Даже смог, висевший над городом, казался глотком свободы после свинцовой атмосферы Совета. Но как бы ей ни хотелось отрицать, отец, Арнольд, оказался прав. Несмотря на всю браваду, глубоко внутри она понимала – она не была готова возвращаться в тоннели, не сейчас. Тень прошлого слишком плотно обволакивала ее, парализуя волю.

– Я тебя просил… – Голос Арнольда раздался сзади, тихий и надломленный. В этот раз в нем не было и следа той жесткости и властности, которые он демонстрировал перед Советом. Только тихая, изнуряющая грусть.

Элия обернулась. Арнольд стоял, ссутулившись, на ступеньках Штаба, его обычно безупречный костюм казался помятым и небрежным. На лице пролегла глубокая тень, делая его старше и уязвимее. Она ненавидела видеть его таким.

– Ты много чего просил меня сделать. К чему это привело? – слова Элии, как заточенное лезвие, рассекли нависшую тишину. В них плескалась боль, гнев и разочарование, годами копившиеся в ее душе. – Ты думал, что защищаешь меня, но в итоге отнял у меня то, чем я дорожила больше всего. И теперь я снова должна вернуться туда, где погибли мои товарищи.

Она видела, как от ее слов лицо Арнольда исказилось от боли. Она знала, как сильно он переживал их конфликт, как тяжело ему было принимать решения, которые привели к трагедии. Но она не могла простить его. Не сейчас. Она развернулась, собираясь уйти.

– Иногда, чтобы спасти то, что любишь, приходится пожертвовать не только частицей себя, но и самим собой, – он снова прошептал эту фразу, только теперь Элия ее услышала. – Я отдал тебе все, Элия, все свои ресурсы, все свои связи… Но я не смог тебя уберечь. Я думал, что защищаю тебя, давая тебе оружие, силу, возможности… Но, видимо, этого было недостаточно. Прости меня…

Элия, услышав слова Арнольда, застыла на месте, но не обернулась. Его признание раскаяния не смягчило ее сердце, а лишь разожгло тлеющий гнев. Она отчетливо помнила, как в пятнадцать лет, наивная и преданная, она верила каждому его слову. Он был единственным, кто у неё остался после исчезновения матери, её маяком в этом жестоком мире. И он же её предал.

– Ты пожертвовал не собой, – ледяным тоном произнесла она, не поворачиваясь. – Ты пожертвовал мной. Моей жизнью. Моими друзьями. Моей верой. – В ее голосе слышалась неприкрытая ненависть, каждое слово звучало как плевок в его сторону. – Ты отнял у меня все, а теперь стоишь тут и жалеешь себя? Тебе жаль, что приходится жить с этим?

Она сделала несколько шагов вперед, а затем резко обернулась, ее глаза метали молнии.

– И не надо прикрываться "защитой". Ты просто хотел, чтобы я была послушной куклой, исполняющей твои приказы! Чтобы я никогда не задавала вопросов! Но я больше не та маленькая девочка, которая верила каждому твоему слову. Я выросла. Я увидела, каким монстром ты можешь быть. И я больше не позволю тебе манипулировать мной!

Ее взгляд смягчился на мгновение, но тут же снова стал холодным и отстраненным.

– И хватит причитать о том, что ты отдал мне все. Единственное, что ты дал мне – это шрамы. Шрамы, которые никогда не заживут. Ты сломал меня, Арнольд. И теперь я иду в Ульи не для того, чтобы исцелиться, а для того, чтобы доказать тебе, что ты ошибаешься. Я выживу. И ты будешь жить с осознанием того, что даже после всего, что ты сделал, я все еще сильнее тебя.

Она отвернулась и быстрым шагом направилась прочь, оставив Арнольда стоять в одиночестве, сокрушенного ее словами. Теперь он знал, что его действия породили не просто боль и гнев, а глубокую, всепоглощающую ненависть. И эта ненависть была единственной нитью, связывающей их вместе.

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Элия стояла у панорамного ок