Корона Золотого леса

Глава 1. Бабушкин сад

Из глубины протягивают руки

Два эльфа. И навстречу мне летят.

Я захожу в волшебный сад несмело,

Как много здесь невиданных плодов.

На узенькой дорожке ярко-белой

Стоит вдали изящное ландо.

Светлана Юлина. Волшебный сад

Когда я добралась до Уиклоу, небо было затянуто низкими серыми тучами с редкими просветами. Над обочинами поднималась пыль вперемешку с пыльцой. Лето в Уиклоу было диким, сырым и далеким от Дублинского шума. Окончив семестр, я собрала все свои вещи в небольшую сумку и взяла ближайший билет на поезд.

Теперь же автобус высадил меня на безымянной остановке и уехал дальше развозить пожилых леди и джентльменов. Ржавым днищем он отстукивал по ухабистой дороге, пока не скрылся за поворотом.

Я шагала по гравийной дорожке в сопровождении пения птиц. Бабушкино поместье осталось таким, каким я помнила его из детства: массивный дом из светлого камня, с выцветшими ставнями и заросшими дорожками. Ворота украшали кованые фигурки фей и странных существ, похожих то ли на жаб, то ли на крабов. Дом был тем же, только теперь казался больше, чужим, будто вырос, пока меня не было.

Я потянула кованую ручку, и ворота со скрипом отворились, впуская меня в место, где я провела своё детство. На пороге меня встречал Джон – единственный, кто разделял бабушкино одиночество в этом огромном доме.

– Добрый день, госпожа, – Джон забрал мою сумку и исчез в глубине дома, оставив на меня тяжелый засов.

– Шарлотта? – где-то за поворотом коридора послышался тихий гул мотора – затем со стороны гостиной появилась она, тонкая, седая, с мягкими глазами, в синем шерстяном пледе. Её руки покоились на подлокотниках инвалидного кресла, пальцы с тонкими кольцами дрожали от усилия.

– Ну наконец. Ты стала ещё больше похожа на мать, – сказала она и улыбнулась.

Я подошла, обняла её осторожно, стараясь не надавить. Она пахла лавандой и аптекой, как всегда.

– Ты не должна была встречать меня у двери, – сказала я, – Я бы сама…

– Не глупи. В этом доме каждый шаг имеет значение. Даже на колёсах, – подмигнула она.

Сколько я себя помню, бабушка всегда была немного странной, а дом для неё выступал скорее сожителем, чем просто родовым гнездом. Поэтому, когда она говорила что-то, чего я не понимала, я просто пропускала это мимо.

Мы прошли на кухню, где всё было на своих местах: фарфоровые баночки с чаем, пёстрые салфетки, старый чайник с расписной ручкой. Джон уже подготовил для нас чай, и мне оставалось лишь накрыть на стол под его недовольное ворчание – юным леди не стоило напрягаться по таким мелочам. Бабушка лишь смеялась. Мы устроились за столом. Вооружившись ножом для масла, я смазала первый тост и положила его бабушке на тарелку. Наш маленький ритуал с тех пор, как мне исполнилось тринадцать.

Бабуля, вдохновившись моим приездом, рассказала о соседях, которых я не помнила, о кошке, которая сбежала в лес и не вернулась, и о том, как у неё снова заклинило лестничный подъёмник, но «дом всё равно знает, где она».

– Ты ведь собираешься немного здесь пожить? – спросила она небрежно.

– Да, – ответила я. – Немного. Нужно… отдохнуть. Подумать.

Бабушка кивнула. В её глазах промелькнуло что-то, чего я не могла понять. Что-то вроде печали.

– Тогда тебе стоит прогуляться по саду. Он теперь не тот, что был. Но в нём ещё что-то осталось. Иногда… кажется, будто он зовёт.

Я засмеялась – немного натянуто.

– Он весь зарос.

В детстве я немало времени проводила в саду, играла среди подстриженных кустов и пряталась от родителей за старым фонтаном.

– Тем больше причин пройтись, – сказала бабушка, и её голос стал немного тише. – Там, за беседкой, есть тропка. Если не боишься потеряться – ступай. Сад многое расскажет. Особенно тебе.

После обеденного чая мы переместились в гостиную. Бабушка жила на первом этаже – старый дом, как и она, приспособился к переменам. Вслед за бабушкой вся жилая часть дома спустилась вниз. Лестница была перекрыта бархатной лентой, как музейный экспонат. Она отмахнулась, когда я спросила, что наверху.

– Там всё мёртвое. Старые комнаты, старые вещи. Пусть пылятся. Нечего туда соваться.

Раньше на втором этаже была моя комната. Я проводила там многие часы, читая книги и разрисовывая стены детскими красками.

– Но ведь наверху моя комната, – возразила я. Бабушка нахмурилась, её кресло покатилось дальше по коридору.

– Не стоит, мы уже приготовили тебе комнату на первом этаже.

Я поспешила следом, отметив про себя, что бабушка не смотрела в сторону лестницы. Будто боялась встретиться с чем-то взглядом.

Мне отвели комнату с окнами на сад. Она была совсем небольшой и находилась в дальнем крыле дома. Признаться честно, как ни пыталась, я не могла вспомнить, почему совершенно не замечала эту комнатку раньше. Словно она по волшебству появилась там, где раньше был лишь узкий тупиковый коридор.

Позже, раскладывая вещи в комоде, я обнаружила коробку. Коричневая крышка была поцарапана и плохо держалась. Внутри оказались письма. Им явно было много лет: бумага пожелтела и растрескалась, у некоторых писем были разорваны края. И хоть бумага хранила запах трав, чернила на ней выцвели. Почерк был не бабушкин – он был мужской, изящный, слегка косой. Первое письмо начиналось со слов: "Моё сердце в Лесу. Моё тело – здесь. Я всё ещё слышу, как он зовёт…".

Прочитав вслух, я почти услышала тихий шепот, зовущий меня.

Находиться в комнате стало неуютно, и я поспешила вернуться к бабушке в гостиную. Коробка с письмами всё ещё была в моих руках. Увидев её, бабушка медленно откинулась в кресле и прикрыла глаза.

Я ждала, пока она не заговорит. Спрашивать не было смысла, она уже знала, о чем я хочу услышать. Всегда знала.

– Не всё в жизни можно объяснить словами. Иногда мы просто… бываем там, где быть не должны. Или наоборот – где нам предначертано быть. Но поздно. Или слишком рано.

– Это писал дедушка? Ты никогда не говорила о нём.

Она усмехнулась – печально.

– Можно сказать и так. У меня не было мужа. Но были… другие узы. Глубже крови. Я давно думала, что они разорваны. Ошибалась, как видно. Так странно, что они оказались у тебя. Они должны были оставаться наверху.

– Может, Джон принёс их?

Бабушка покачала головой, но ничего не сказала. Её взгляд устремился в окно, туда, где деревья трепал ветер.

И тогда она заговорила. Словно невзначай. Словно речь шла о давнем сне или сказке, услышанной в детстве.

– Сад – лишь граница. Он разросся слишком сильно. Глупо было сажать там ясеневую арку, но я тогда не знала, что уже знаю. – Она посмотрела на меня пристально. – Ты ведь чувствуешь, да?

Я кивнула, не зная, почему.

Так было в детстве – она говорила, и я не могла не соглашаться, не слушать. Лишь с возрастом её рассказы стали для меня просто детскими сказками. Но сейчас всё было как раньше.

– Оно тянется к тебе, – прошептала бабушка. – Ветви… голоса… Не иди, если не уверена. А если уж пойдёшь – не возвращайся с пустыми руками. Нельзя входить просто так. Всё требует плату. Даже память.

От её слов мне стало не по себе. Но бабушка была стара, и с возрастом всё чаще несла несусветную чушь.

Вот только беспокойство не оставляло меня до самого вечера.

На ужин Джон подал нам овощной суп и хлеб с тмином. Я ела молча, разглядывая отблески света на поверхности супа. Бабушка не спешила нарушать тишину – она будто прислушивалась к дому. Или к саду за окном.

– Знаешь, – сказала она вдруг, – когда мне было столько, сколько тебе, я тоже приехала сюда одна. И думала, что всё будет по-моему. Как же я тогда ошибалась.

– Ты родилась здесь? – спросила я.

Она покачала головой.

– Нет. Я прибыла сюда по зову. А потом решила остаться. Остаться – это ведь тоже выбор.

Она отломила кусок хлеба и поднесла ко рту, но не съела. Просто держала в руках.

– Здесь ничего не умирает окончательно, Шарлотта. Даже время. Оно путается в корнях, обвивает стены и подслушивает наши разговоры.

Я поёжилась.

– Это поэтично. Или пугающе. Не знаю.

– Это правда, – просто ответила она.

На стене тикали часы. Механизм в них заедал, и стрелка каждую минуту дергалась, как будто сомневалась в своём праве идти дальше.

– Если вдруг услышишь имя, шепчущие листья или запах яблочного цвета ночью – не зови. И не отвечай, – бабушка смотрела прямо на меня, её глаза стали тёмными, почти бездонными. – Есть сущности, что живут между сном и явью. Они не злы. Но они дикие. И если ты станешь для них интересной… они найдут путь.

– Это просто сказки, – попыталась я улыбнуться. Это она мне уже рассказывала много лет назад.

– В этом доме ничего не бывает просто. Ты поймёшь.

Она замолчала и, наконец, съела хлеб. Вся сцена, весь вечер – казалось, он был не для еды, а для чего-то другого. Как будто мы соблюдали старый ритуал. Суп был не просто супом. А слова – не просто словами.

Позже, отмывая тарелки, я услышала, как она напевала себе под нос. Мелодия была простая, тянущаяся – как корень, как лоза. Я никогда не слышала её раньше, но почему-то знала, что это колыбельная.

И почему-то захотелось плакать.

Всю ночь я не могла уснуть. Стоило закрыть глаза, как мне казалось, что кто-то чужой стоит у моей постели и пристально смотрит. В оконных щелях свистел ветер. Казалось, кто-то тихо напевал за окном. Когда я выглянула – сад был тёмным, но словно живым. Ветви не качались.

Утро встретило меня гулом со двора и собачьим лаем. Не помню, чтобы в поместье когда-либо водились собаки. Может, чей-то чужой пес забежал к нам?

Наскоро натянув на себя рубашку и бежево-зеленый сарафан в мелкую клетку, я подвязала волосы в хвост и вышла в кухню.

– Джон? – позвала я, но никто не откликнулся. На улице продолжала заливаться лаем собака.

Ни бабушки, ни дворецкого в доме не обнаружилось. Я вышла на улицу в надежде, что они просто совершают утренний променад.

– Джон? К нам забежала собака, Джон! Её нужно увести!

Но мне никто не ответил. Лай тем временем отдалялся – собака убегала. Оставлять её здесь было плохой идеей. Решив, что ничего страшного не случится, если я разберусь с этой проблемой сама, я побежала на звук.

Мелкая облезлая собачонка мелькнула прямо перед моим носом и скрылась на садовой дорожке. Воздух был влажным, с привкусом земли. Я шагала вдоль облезлых клумб, сквозь туннели из плюща, мимо беседки, которую едва не поглотили кусты.

– Ко мне, малыш, ко мне! – я тщетно звала собаку. Будто издеваясь, она то вертелась под ногами, то отбегала дальше вглубь.

Она выскочила на соседнюю тропу и, радостно гавкнув, ринулась туда. Почти не думая, я свернула.

Ветка ударила по лицу, трава хрустнула под ногами. Собака сидела возле старого дуба как ни в чем не бывало. Её желтые глаза хитро смотрели на меня. Она уместилась посреди грибов. Серо-белых, тонконогих, то ли поганок, то ли другой лесной дряни.

Я сделала ещё один шаг вперёд, подхватила несопротивляющегося пса на руки, и почувствовала, как кружится голова. Я падала, проваливаясь куда-то далеко. И собаки в моих руках уже не было.

– Давай заберемся ей в ухо и высосем мозги! – существо говорило громким визгливым голосом. Оно, голое и бесполое, с сероватой кожей и словно слоновьими ушами, носилось у меня под ногами. Щетинистый жёлтый хвост то и дело бил по носкам моих кед.

Оно все бегало и верещало о мозгах и косточках. Происходящее казалось бредом воспалённого воображения.

Может, я случайно уснула на поляне? Или где-то здесь росло что-то, вызывающее галлюцинации? Иначе как ещё объяснить появление четырех существ у меня под ногами, что окружили меня и рассуждали, что можно было со мной сделать так, словно я совершенно не могла их понять.

– Эй! Мне это надоело! – я топнула ногой, не нарочно наступив на жёлтый хвост.

– Аааа! Гадина! Гадина! Мой хвостик, мой бедный хвостик! – я тут же подняла ногу, и ушастый схватил свой хвост руками, забаюкал.

– Прошу прощения, – ошарашенно сказала я.

– Она нас понимает! – взвизгнул другой, весь шерстяной, с длинными шестипалыми руками и короткими когтистыми чешуйчатыми ногами.

Самое высокое из четверки существо, которое я могла бы назвать дамой из-за платья из листьев и длинных спутанные волосы, ростом было мне до колен. Она, а я думаю, это была именно она, бесцеремонно потрогала меня за коленку и неожиданно низким голосом сказала:

– Конечно понимает, дурачина. Она же уже у нас.

Ушастый подпрыгнул и ткнул перепончатыми ладонями мне в живот. Приземлился с глухим шлепком и задумчиво протянул:

– Да, определенно у нас.

Я дернулась и сделала шаг назад. Ступор, сковавший мое тело и разум, не давал осознать,  что же со мной происходит.

– Что значит – «у нас»? – спросила я. Голос предательски дрожал, но я старалась держать себя в руках.

– Значит, теперь ты в Золотом Лесу, – пояснила существо в платье из листьев, слегка поклонившись. – А раз ты уже здесь, назад дороги нет. Или, по крайней мере, не будет, пока мы этого не захотим.

– Мы?! – повторила я, теперь уже почти выкрикивая.

– Ну конечно, мы! – взвизгнул тот, что шерстяной с шестью руками, и вдруг безумно быстро начал вращаться, как юла. – Мы, мы, мы! И вся магия, и все правила, и всё, что тебя теперь ждёт!

Я почувствовала себя дурно. Отступившая было тошнота усилилась. Всего было слишком много. Головная боль, незнакомые запахи, чудики, трогающие меня, какой-то Золотой Лес… Откуда вообще взялся лес?! Я всего-лишь гуляла по бабушкиному саду!

– Магия?! Лес… – я схватилась за голову. – Это… это не может быть реальностью. Я просто… Я заблудилась в саду. Я…

– …ступила в круг, – перебила меня дама в листьях. – И Лес принял тебя. Ну, почти. Он забрал тебя, значит, ты должна быть здесь. Пока ещё мягкая, хрупкая и не проснувшаяся. Но уже внутри.

– Что значит «не проснувшаяся»? – Я прищурилась. Упрямство возвращалось вместе со способностью соображать. В любом случае, даже если это был дурной сон, я могла хотя бы попытаться разобраться, что здесь происходит.

– То и значит, – прозвучал ещё один голос, более глубокий, спокойный. Из тени корявого ствола дерева вышло четвёртое существо – похожее на корягу с лицом. Его тело казалось сотканным из корней, и от него пахло мхом и дождём. – Ты ещё не знаешь, кто ты. Но узнаешь. Золотой Лес не принимает случайных. Мы все здесь, потому что должны быть.

Я решила, что лучше будет присесть на ближайший древесный корень, высоко выпирающий над землей. Надеюсь, этот корень не окажется очередным… кем-то.

Ощущение влажной коры, в которую уперлись мои ладони, было отрезвляющим. Чувствуя что-то привычное, обыденное, я начала успокаиваться. Существа окружили меня и продолжали извиваться. Они будто не могли замереть и нуждались в постоянном движении. Будто в странном танце они кружились вокруг меня, причудливо меняясь местами.

– А вы кто? – Я переводила взгляд с одного на другого, пытаясь сфокусироваться хоть на ком-то. – Я хочу знать, с кем имею дело.

– Ах, как мило! – обрадованно захлопал в ладоши ушастый. – Представление! Представление! Барабаны, фанфары, кабан в плаще!

– Никаких кабанов, – отрезала дама в листьях, – ты сам знаешь, чем это в прошлый раз закончилось.

– Я – Финиг, – сказал ушастый, поклонившись, при этом едва не свалившись вперёд. – Специалист по… эм… мышлению., – последнее слово далось ему с трудом. – И по хвостикам, если они в наличии.

– Зовите меня Могра, – зашуршала дама, расправляя подол своего нарядного платья. – Если ты вдруг почувствуешь шепот в своих снах – это я. Или не я.

– Я Туил, – заговорил шерстяной, остановив кружение, вместо этого он закачался с бока на бок. – Я из рода многоруких. Знаю, как добраться до любой тропы, если она есть. А если нет – сделаю новую.

– А меня зовут Хрус, – произнёс корягоподобный. – Я древний. Не спрашивай, насколько. Я помню, как росло первое дерево в этом лесу. Или второе. Может, третье. В любом случае, я здесь, чтобы напомнить тебе, что время здесь течёт иначе. И ты должна быть осторожна с желаниями.

– Вы… странные, – выдохнула я.

– Благодарю, – Финиг склонился в комичном реверансе. – Мы стараемся.

Я встала с корня, вытерла ладони о подол своего сарафана. На бежево-зеленой клетке остались темные разводы от влаги и, кажется, мха. Я оглянулась, но никакого мха на дереве не увидела.

Стоило мне сделать шаг вперед, как четверка обступила меня, преграждая путь. Я стояла перед ними, ощущая себя то ли пленницей, то ли гостьей, и внутри меня всё ещё зрело сомнение – на самом ли деле это происходит.

– И что теперь? – спросила я наконец. – Что вы собираетесь со мной делать?

– Ах, бедняжка, – Могра улыбнулась почти с сочувствием, зеленоватый рот растянулся, а всё лицо на несколько секунд растрескалось паутиной, – мы ничего не собираемся с тобой делать. Вопрос в том, что теперь будешь делать ты.

– Но я не знаю, где я. Я не знаю, как отсюда выйти.

– А мы знаем, – вставил Хрус. Его мшистое лицо моргнуло – да-да, именно моргнуло, как будто на мгновение его кора стала мягкой. – Но ты не должна уходить. Ещё нет.

– Почему?

– Потому что ты нужна Золотому Лесу, – сказал Туил, и впервые в его голосе не было ни смеха, ни вихревого безумия.

Финиг подпрыгнул и забарабанил кулачками по груди:

– Лес не пускает просто так! Он зовёт! Он шепчет! Он выбирает!

Мне вновь стало не по себе, и я отшатнулась назад. Корень больно уперся в колени. Существа наступали на меня, и теперь мне казалось, что я в опасности. Хоть новые знакомые и были малы, я не могла и подумать, что смогу сбежать от них и остаться невредимой.

– Ты думаешь, что всё это случилось случайно? – продолжила Могра. Она подошла ближе, её глаза сверкали, как капли росы на рассвете. – Что просто заблудилась в саду и оказалась здесь? Нет, девочка. Ты перешла границу. Ты открыла дверь. А теперь должна пройти путь до конца.

От взгляда Могры сводило желудок. В моем горле будто застрял камень – он царапал глотку, я захрипела, пытаясь вдохнуть, и Могра отвела свой взгляд. Дышать сразу же стало легче.

– Путь? О чем ты вообще?

Существа обменялись взглядами, потом синхронно кивнули – и Могра заговорила:

– Четыре Двора, четыре правды, четыре искушения. Ты должна пройти их все, чтобы узнать, кто ты. Чтобы вспомнить, что ты должна сделать.

– Я и так прекрасно знаю, кто я, – возразила я, хоть и слабо. – И мне определенно пора домой.

В ответ на мои слова Финиг захихикал:

– И кто же ты?

Я распахнула рот, чтобы ответить, но поняла, что мало что помню. Воспоминания в моей голове смешались: вот смеющееся лицо бабушки, к которой я приехала, чтобы… чтобы? Не помню… Вот я маленькая бегу по старому саду и зову родителей посмотреть на огромную рыжую бабочку с золотистым тельцем…

«Шарлотта, не убегай, потеряешься!» – словно издалека, слышу я голос мамы.

«Милая, не забудь вернуться к чаю,» – а это бабушка скрипит колесами инвалидной коляски, съезжая по ведущей к резной беседке дорожке.

– Шарлотта. Я – Шарлотта, – я облизала сухие губы. – И я… я… должна была уже вернуться к бабушке… Мне нужно вернуться!

– Да, – ответил Хрус. – Но лесу всё равно. Он уже выбрал тебя.

– А если я откажусь?

– Тогда за тобой придут другие, – сказал Туил, на этот раз тихо. – И они не будут такими дружелюбными.

Могра вытянула руку, и из складок её наряда выпал сверкающий зелёный лист. Он не падал – он парил в воздухе, кружа, пока не завис перед моим лицом. Я пораженно застыла, кажется, с открытым ртом. Поймала лист руками. На первый взгляд обычный кленовый листик. Маленький такой, зеленый. Я перевела глаза на Могру, вопросительно приподняв брови.

– Возьми, – пояснила она. – Это первый знак. Он откроет тебе врата Весеннего Двора. Если откажешься – он сгорит, и ты останешься здесь навсегда. В тени между временем.

– А где именно… «здесь»?

– Между сном и явью, – прошептал Хрус. – Между дыханием и словом. Ты ступила в пространство, где желания становятся тропами.

– Звучит… жутко, – пробормотала я, но руку протянула.

Лист в моих пальцах стал тёплым, как только что выпеченный хлеб. Он зашевелился, словно узнал меня, и прилип к моей ладони. Я вздрогнула.

Моей ноги коснулось что-то лохматое и холодное. Меня передернуло от омерзения, и я попыталась отпихнуть это нечто от себя как можно дальше. Однако моя нога не смогла сдвинуть это ни на миллиметр. Холодным лохматым оказался Туил, который вплотную прижался ко мне.

– Всё, – Могра вывела на земле несколько символов, отдаленно напоминавших смятые тыквы. – Теперь путь открыт. Пошли!

– И куда мы идём? – никуда идти мне не хотелось, но моё мнение здесь никого не интересовало, а вероятность остаться в незнакомом месте в одиночестве нравилась мне ещё меньше.

– К первым Вратам, – хором отозвались все четверо.

Финиг уже прыгал взад и вперёд, словно заведённый.

– О, будет весело! Столько всего покажем, расскажем, напугаем и порадуем! А ещё цветы, песни, страсть, потерянные короны и влюблённые сердца!

– Помолчи, – буркнул Хрус.

И прежде чем я успела снова спросить, что, чёрт побери, они имеют в виду, существа уже пошли. Не просто пошли – они двигались, как тень и свет, как ветер в траве: легко, неестественно и словно вне времени. Я осталась стоять, держа в руке таинственный лист.

Мир дышал. Под ногами зашевелились корни. В небе появились крошечные огоньки – или это были звёзды?

И тогда я пошла за ними.

***

Существа оказались невероятно быстрыми и проворными. Могра то мелькала совсем рядом, то обнаруживалась далеко впереди, и её платье сливалось с густыми кустами. Хрус двигался так, будто его корни сами выбирали путь. Я старалась не отставать, одновременно пытаясь не потерять остатки здравого смысла.

Мои кеды довольно быстро испачкались. Белые носы измазались в земле и траве, между шнурками забилась трава. В лесу было душно, и мне приходилось вдыхать через рот – в противном случае мне начинало казаться, что я задыхаюсь. На языке скопилась горечь.

Я никак не могла понять, как долго мы шли и сколько сейчас было времени. В один момент лес светился как в ясный солнечный полдень, в другой наступал сумрак. В конце концов я просто выбилась из сил. Я плюхнулась на траву: сарафан всё равно был безнадежно испачкан. Ноги гудели и ощущались ватными.

Четверка же ничего не заметила и продолжала отдаляться, норовя вот-вот раствориться среди деревьев и оставить меня в одиночестве.

– Подождите, – окликнула я их.

Хрус в тот же миг оказался возле меня. Ощупал мое плечо гибким корнем.

– Прости, мы… успели забыть, что люди такие слабые.

В любой другой раз я бы поспорила, но сейчас слабость подходила как нельзя лучше. Я действительно была слабой. И ужасно вымоталась. В горле было сухо.

– Я устала, – согласно кивнула я, – И хочу пить. Давайте сделаем перерыв.

Над моей головой пролетел Финиг.

– О, сейчас-сейчас, это мы можем, это мы устроим, – беспрестанно лепетал он, то зависая в воздухе вниз головой, то прыгая по стволам деревьев, пока не пропал где-то за моей спиной.

Могра подплыла к нам, её длинные листья заволновались в воздухе, будто на ветерке.

– Нам пришлось долгое время находиться у круга, так что сейчас мы можем подождать, пока ты отдохнешь, – она зависла у моего плеча. Её сухая морщинистая кожа источала приятный освежающий холодок.

– Вы… Вы что, просто бродили здесь и ждали, пока кто-то вроде меня попадёт в ведьмин круг?

– Мы не просто ждали, Шарлотта. Мы были поставлены на стражу.

– Стражу чего?

– Пророчества, – прошептал Хрус. Голос его стал почти пением, и вокруг послышались странные звуки: скрип деревьев, шелест коры, шорох лап по мху.

О нет! Вот уж настоящий бред! И ладно бы попасть в такую неурядицу, так теперь ещё и пророчество образовалось. И что, сейчас окажется, будто я какая-то там особенная девушка, которой суждено спасти их мир? Я, конечно, любила в подростковом возрасте почитывать такие книжки, и иногда даже представляла себя их героиней, вот только… Это же были книжки.

Может, я на самом деле лежу в больнице? Ударилась головой, упала с балкона или бабушка сбила меня своим инвалидным креслом? В любом случае, после слов о пророчестве мне меньше всего хотелось верить в реальность происходящего. Поэтому, слушая Хруса, я отстраненно надеялась в любой момент проснуться на больничной койке или на собственной постели в бабушкином поместье.

– Давным-давно, –  напевал тем временем Хрус, – Золотой Король собрал нас четверых у истока реки Бойн. Он говорил, что настанет день, когда лес начнёт просыпаться. Когда его сердце начнёт биться сильнее, потому что чужая кровь вступит на его землю.

– Чужая, – повторила я, чувствуя, как всё внутри сжалось.

– Ты не одна из нас, – сказал Туил мягко, – но ты… из старой линии.

– Какой ещё линии?

Существа переглянулись. Могра сделала шаг ко мне, и её взгляд стал тяжёлым, почти серьёзным:

– Твоя бабушка – не просто старушка с садом. Её настоящая жизнь осталась здесь, в Лесу, много лет назад. Она ушла в человеческий мир, но связи не порвались. Ты её кровь. Ты – напоминание. И, быть может… искупление.

– Это бред… – прошептала я. Но голос дрогнул.

– Это легенда, – поправил Хрус. – И не мы её придумали. Мы – только Стража.

Я подумала, что толку от такой стражи, но вслух ничего говорить не стала.

– Мы ждали не тебя, – добавил Туил, – но кого-то, кто сможет стать ключом. Врата могли бы остаться закрытыми навсегда… если бы не ты.

– И что теперь? – выдавила я. – Я должна спасти мир?

– Возможно. Или уничтожить, – сказал Хрус. – А может, ты просто должна была оказаться здесь и что-то изменить. Кто знает. Мы нет. И ты тоже. Наше дело сопроводить тебя, твоё принимать решения. Здесь желания сильнее стали. Они могут сотворить, но могут и разрушить.

Могра кивнула на сверкающий лист у меня в ладони.

– Весенний Двор – первый, потому что он искушает мягко. Тебе покажется, что всё легко. Но помни, Шарлотта: не всё прекрасное безопасно. И не всё доброе – честное.

Вернулся Финиг. Перепрыгивая с лапы на лапу, он тащил нечто крупное и синее, похожее на яблоко. Таинственность обстановки разбилась.

– На, – большеухий торжественно уронил на мои колени плод. – Пей.

Наощупь кожа плода была мягкой и резиновой, сминалась как шарик, наполненный водой.

– Я не умру от этого? – я скривилась. Пах плод соответствующе, синий цвет и вовсе не придавал его виду аппетитности.

Финиг оскорбленно заворчал и развернулся ко мне спиной. Что ж. Воды здесь не предвиделось, а горло скребло от сухости. Пришлось рискнуть. Придерживая подобие яблока двумя руками, я надкусила кожицу. В рот мне хлынула вязкая как кисель жижа вполне приятного вкуса. На воду она не походила, но после первого же глотка жжение в горле прошло.

Когда плод опустел, я мягко поблагодарила Финига и вернулась к разговору:

– Итак. Весенний Двор. Что там будет?

Финиг прищурился и цокнул языком:

– Один раз ошибёшься – и можешь не выйти обратно. Дворы любят играть. Особенно с теми, кто им интересен.

– А я им интересна?

– Ты огонь в их холодной крови, – прошептал Хрус. – Ты живая. А мы… мы слишком давно связаны с Лесом.

Туил рассмеялся:

– А ещё потому, что ты симпатичная. Для смертной. Если уж на то пошло.

Я хотела возразить, но внезапно почувствовала, как окружающий воздух изменился. Всё стало чуть ярче, словно лес затаил дыхание, наблюдая за нами.

Могра снова махнула рукой, и тропа перед нами стала светиться, будто кто-то просыпался в глубине земли и освещал нам путь снизу.

– Пора, – сказала она. – Пока весна зовёт – надо идти. Иначе она обидится. А тогда даже мы не спасём тебя.

Я кивнула. Рука сжимала лист.

Мы шли вглубь. И лес смотрел мне в спину.

Нас окружали тени. Они не были темными, но переливались зелёными, бирюзовыми и золотистыми оттенками. Сам воздух имел цвет. Я пыталась понять, что же мне напоминает всё это. Ведьмины круги, волшебные Дворы, странные существа, к которым не попасть, если они тебя не позовут… Осознание так ударило меня, что я снова застыла.

– Так вы… фейри? – задала я вертевшийся в голове вопрос. Мысль о том, что все байки и сказки оказались правдой, и теперь я оказалась среди Холмов, я постаралась пока отодвинуть.

– Ши, – поправила меня Могра. Ши называли сидов в некоторых регионах, и это название было знакомо мне с детства. Леприконы, феи, банши, все они были частью сказок, которые знали все дети в округе, а теперь… теперь я говорила с настоящими сидами. Маленький добрый народец оказался далеко не таким притягательным и красивым, как всегда представлялось.

– Ага, – только и смогла выдавить я. Вокруг шумели деревья, будто заговаривая с нами на древнем языке, и, казалось, сами подталкивали нас вперёд.

Наконец, деревья расступились Прямо перед нами лес открывался в круглую, идеально симметричную поляну, окружённую плотно сплетёнными ветвями. Сверху сквозь них пробивался свет – не просто солнечный, а почти жемчужный, как будто лучи проходили через воду и отражались от серебряного стекла. Воздух здесь был прохладнее, чище и звенел тишиной, от которой закладывало уши.

Я делала судорожные вдохи, пытаясь надышаться после душного лесного воздуха. Привычно вытерла вспотевшие ладони о юбку сарафана. Из-за волнения, появившегося, как только мы вышли на поляну, одежда сейчас казалась мне неудобной. Рубашка поло, надетая под сарафан, давила и душила, гольфы кололи ноги. Пояс сдавливал живот.

Я с ужасом осознала, что прямо сейчас произойдет нечто, чего я никогда не могла себе нафантазировать.

В центре поляны, точно в самой её сердцевине, возвышалась арка. Не человеческая, не рукотворная. Она была создана из переплетённых стволов, витых корней, тяжёлых цветов, которые пульсировали светом. Всё казалось живым. Арка дышала – я почти физически ощущала, как от неё исходило тепло, как с каждой секундой оно становилось всё настойчивее. Внутри арки не было ни леса, ни поляны. Только туман. Мягкий, золотисто-зелёный, завораживающий.

– Вот оно, – тихо произнесла Могра, – Первая поляна. Первая граница.

Я сделала шаг ближе, но Туил остановил меня – как бы между делом положил свою холодную, шершавую лапу мне на колено.

– Не спеши. Врата нужно пройти только тогда, когда зов внутри тебя совпадёт с зовом Леса.

– И как я пойму, что внутри меня есть этот зов? – я сморщилась, переступила с ноги на ногу. Под правый кед попал камушек, и стопа подвернулась на бок. Щиколотку неприятно потянуло, но я постаралась выровнять ногу и сделать вид, что ничего не случилось.

– Почувствуешь, – ответили мне так, будто это всё объясняло. И что я должна почувствовать?

– А если не совпадёт?

– Тогда Врата не впустят. Или впустят… но не туда.

Я невольно сглотнула.

– Мы не знаем, куда именно тебя позовёт Лес, – сказал Хрус. – Каждый, кто входит, видит свой путь. Ты увидишь то, что должна увидеть.

Звучало ни разу не обнадеживающе.

Могра склонила голову, её голос стал похож на шелест и пение одновременно:

– Но помни: Весна – это не только цветение. Это ещё и возрождение, и обман, и первая кровь. Будь осторожна, когда тебя будут встречать. Улыбки там могут быть острыми.

– Спасибо за воодушевление, – пробормотала я, чувствуя, как ноги становятся ватными.

Туил посмотрел на меня пристально, даже серьёзно:

– У тебя всё ещё есть выбор. Ты можешь вернуться. До того как войдёшь. После – пути обратно не будет, пока ты не пройдёшь все Четыре Двора. Лес не отпускает тех, кто коснулся его сердца.

– Совсем недавно вы говорили, что выбора у меня нет, – припомнила им я. – Вернуться к кругу не тоже самое, что вернуться домой. Вы сказали, что если я не пойду, за мной придут другие. Тогда в чём разница?

– В том, что ты выбираешь сама, – Финиг дернул шнурок на моём кеде. – Но ты не можешь выбрать то, чего не даст тебе Лес.

Я опустила взгляд на сверкающий лист в своей руке. Он больше не светился – он будто слился с кожей моей ладони. Был пульсирующим.

– Я… не знаю, зачем я здесь. Не уверена, что это вообще реально. Но если я уйду – я буду жалеть. А если останусь – возможно, пожалею ещё больше.

Финиг радостно подпрыгнул:

– Прекрасно сказано! Значит, ты уже наша!

– Я ещё не вошла, – тихо ответила я. Но уже знала: мне лучше идти сейчас, чем ждать, когда некто страшный и жестокий придёт на смену этим ребятам.

Я не знала, что за зов должен быть от Врат и внутри меня, поэтому просто шла вперёд.

– Вы… не идёте со мной?

– Нет, Шарлотта, – покрытые мелким пушком ладони Могры коснулись моих ушей, – Не сейчас. Но мы обязательно скоро встретимся вновь. Мы оставляем тебя ненадолго. Не бойся. Тебя там встретят.

И я, зачарованная её словами и голосом, пошла дальше. С каждым шагом листья на арке начинали светиться сильнее. В воздухе закружились лепестки, которых не было мгновение назад. Они обвивали меня, ласкали щёки, путались в волосах.

Когда я ступила на порог между двумя корнями, Врата дрогнули, и я, не удержавшись, закрыла глаза.

Тепло ударило в лицо. Запах цветущей сирени, сырой травы и меда ударил в ноздри.

И всё исчезло.

Глава 2. Стекляная зелень

В который раз за день меня затошнило. Моё тело будто побывало в водовороте. Меня шатало, перед глазами плыло, и понадобилось несколько минут, прежде чем я смогла уверенно стоять на ногах.

Сразу за Вратами было тихо. Настолько тихо, что сначала я подумала – оглохла. Мир будто поглотил сам себя. Ни звука, ни ветра, ни даже треска ломающихся под ногами веточек. Только свет – лёгкий, плывущий, как туман на рассвете. Он заполнял всё пространство, и я не могла понять, откуда он исходит: ни солнца, ни неба – только прозрачная бирюза, разлитая над головой.

В каком-то смысле я всё ещё стояла на поляне. Но она совершенно отличалась. Трава здесь сияла изумрудным и пружинила под ногами, а каждый цветок казался созданным из тончайшего стекла.

Всё больше приходя в себя, я поняла, что воздух пах мёдом и дождём. Только подумав об этом, я ощутила, будто каждый вдох очищал моё сознание.

Я обернулась, и едва не потеряла равновесие. Врат больше не было. Хрус, Могра, Туил и Финиг исчезли. В груди что-то сжалось: пусть они и были странными, но всё же оставаться совсем одной в этом сияющем беззвучии было страшно.

Куда идти я совершенно не знала, поэтому решила делать так, как делала всё в своей жизни – довериться случаю. Я просто шла вперёд, пока деревья не обступили меня, а поляна не осталась позади.

Оказавшись наедине с собой, я уцепилась за важную мысль. Бабушка.

Ох, моя милая бабушка! Как много она рассказывала мне, и сколько же всего я забыла. А был ведь и Лес, и волшебные чудики… Вот мне и бабушкины сказки! Слушала бы её внимательней, может, и знала бы, что теперь делать.

И узнать бы, что же связывает мою милую бабулю с этим миром.

Размышляя над всем, что свалилось мне на голову за день, я продолжала идти вперёд. Спустя время стеклянные деревья перестали удивлять меня, как и светящаяся трава под ногами. Беспокоила лишь тишина – такая, что я слышала стук собственного сердца и шум крови в ушах.

Одно дерево сменялось другим, совершенно идентичным ему. Возможно, я шла всего несколько минут, а, быть может, пару часов. Или дней? Здесь не было привычных ориентиров: ни солнца, ни звёзд, ни даже тени. Всё сияло, переливалось и пульсировало, как живое. Иногда мне казалось, что деревья двигаются. Не быстро и не резко, а чуть-чуть, будто дышат или тянутся ближе. И сквозь их крону не было видно неба.

Внезапно я почувствовала, что пространство вокруг изменилось. Вначале я даже не поняла, что именно было не так. Это был хруст. Тихий хруст в абсолютной тишине.

По позвоночнику пробежала дрожь. Я замерла.

Хруст стал громче. Затем раздался рык.

Нет, это был не просто рык. Гром. Грохот. Как камнепад, как вулкан, как…

Додумать я не успела. Из-за ближайших деревьев вывалилось нечто огромное. Оно отталкивалось от стволов четырьмя лапами. Его тело покрывали темные, буро-зеленые чешуйки. Гигантская медвежья морда качалась в жалких метрах от меня, вынюхивая, присматриваясь.

Я боялась даже дышать.

У медведя были змеиные глаза. Он уставился прямо на меня – и мир сжался до двух точек: его зрачков и моего дыхания.

Я не закричала. Горло просто не слушалось.

Существо прыгнуло. Я, спотыкаясь, рванулась в сторону, упала. Раздался треск рвущейся ткани, локоть обожгло жаром. Я оттолкнулась ногами от ближайшего дерева, перевернулась через голову. Боль пронзила плечо.

С трудом вскочив на ноги, я запетляла между деревьями. Юбка путалась в ногах. Мои шаги были слишком громкими. Они выдавали меня.

Я обернулась, и это было ошибкой. Зверь легко отталкивался от деревьев, и, стоило мне посмотреть ему в глаза, рванул ко мне с новой силой.

Мои легкие горели от нехватки дыхания, в боку кололо от долгого бега.

Силы на пределе. Сзади – душераздирающий вой.

Коряга.

Толчок.

Тяжелое и острое уперлось мне в спину, и я упала.

В глазах потемнело.

На миг всё вокруг остановилось, а затем закрутилось. Я катилась вниз по склону, пока не приземлилась в мягкие пушистые цветы. Кажется, только они и спасли меня от свернутой шеи.

От моего падения вверх взметнулось облако пыльцы, она забилась в нос, осела на лице. Пошатываясь, я встала на четвереньки. Спина горела огнём, конечности болели. Но я поползла вперёд, потому что встать на ноги просто не могла. Пробралась сквозь тучи пыльцы. Осматриваться не было сил. Во мне жил страх.

Быстрее. Двигайся.

Мчи.

Ну же!

И – голос. Резкий, уверенный, человеческий:

– Вниз!

Не раздумывая, я пригнулась. Над головой со свистом пронеслось что-то – лук? копьё? – и ударилось во что-то с тяжёлым чавкающим звуком. Рёв, переходящий в вой. Я упала на землю грудью, перевернулась, пытаясь отползти ещё дальше. Монстр стоял на холме на задних лапах, там, откуда я упала. Пошатываясь, он отступал назад. В его плече торчало нечто вроде копья, но сделанного из закрученной древесной лозы. Из раны сочилась чёрная жидкость.

– Вставай! – голос снова, теперь ближе. – Оно уходит, но не надолго.

Я попыталась ответить, но из горла вырвался только каркающий хрип. Мне удалось повернуться. Рядом со мной стоял парень. Старше меня на года два или три, высокий, со светлыми волосами до пояса и цвета старого янтаря глазами.  Его одежда казалась выношенной, пыльной, словно он путешествовал долго. В руках он держал странное копьё, на поясе висел нож, а за спиной – свёрнутое одеяло.

– Ты цела? – спросил он.

Я попыталась придать своему взгляду максимум скептицизма, на который была способна. Страха перед ним я не чувствовала, хоть и положение моё было беспомощным.

– О.

Мой неожиданный спаситель обошел вокруг меня и бесцеремонно тронул за спину. Я зашипела от боли – кожу обожгло раскаленной кочергой. Отползти бы от него подальше, только вот каждая попытка пошевелиться только вызывала слёзы и хрипящие стоны.

– Сейчас-сейчас, подожди немного, – забормотал парень. Звякнуло что-то похожее на стекло, с чпоком отошла пробка. – Да как же теперь… Нужно снять… Помоги?

Кое-как я поняла, что он пытался снять с меня одежду. Что ж, если бы он хотел мной воспользоваться, то вряд ли бы делал это таким образом.

– Замок, – с трудом прохрипела я. Попыталась повернуть голову в его сторону. Чтобы увидеть его, пришлось сильно скосить глаза. Его озадаченное лицо было настолько забавным, что на несколько секунд я забыла о боли. Парень растерянно осматривал меня, выискивая замок.

– Ви…дишь, – я вдохнула побольше воздуха, – там… капля м-металлическая, – он неуверенно кивнул, – её тяни. Вниз.

От каждого слова в груди что-то ухало и бурлило. Парень нащупал наконец замок и потянул вниз – молния легко поддалась ему. Поло получилось просто задрать, теперь оно давило под грудью. По воспаленной коже потекло холодное, похожее на подтаявшее желе.

Я поморщилась: ощущение были не самыми приятными. Удивительно, но пару вдохов спустя мне стало легче. Не рискуя вставать с земли, я медленно раскатала рубашку. На ладонях осталась кровь, которой, оказывается, пропиталась вся одежда.

Как только я закончила, парень подхватил меня подмышки и резким движением поставил на ноги. Я закачалась, как детская лошадка, и тут же вцепилась в его руки.

– Отпусти, это не всё, – моё несогласие было проигнорированно, и теперь в мою ладонь вкладывали флягу. Откуда он её достал? Не из штанов же своих…

Открутила крышку, понюхала. Вроде, ничем отвратным не пахло. Сладким – тоже. Но кто их знает, этих… ши.

– Пей, не бойся, это просто вода, – терять мне было, в общем-то, уже нечего, так что пару глотков я всё же сделала. На языке остался кисло-солоноватый привкус. – Лучше?

– Думаю… да. Спасибо. Это… оно…

– Погонный медведь, – буркнул он. – Уродец. Обычно их держат в клетках за пределами Дворов. Этот, видимо, сбежал.

Я моргнула. Слова звучали, как фразы из фильма, который я не смотрела.

Парень снова окинул меня взглядом. Не оценивающим, скорее… Изучающим?

Затем аккуратно указал на спину:

– Тебе застегнуть?

– Ага, – выдохнула я, – будь добр, застегни. Не думаю, что сейчас дотянусь.

Он, кажется, усмехнулся – или просто поджал губы. Я отвернулась, и через пару секунд его пальцы коснулись моей кожи. Осторожные, прохладные, не задерживающиеся ни на секунду дольше, чем нужно. Молния мягко потянулась вверх, и ткань снова закрыла обожжённую спину.

Я обернулась. Он уже стоял в шаге от меня, снова собрав всё своё оружие. Бросив копьё за спину, он застегнул ремни и посмотрел на меня чуть иначе – с чем-то вроде уважения. Или осторожности.

– Кто ты? На весеннюю фейри ты не похожа, а чужаков здесь быть не должно.

– Человек. Я, эм, попала сюда случайно? Ну, я так думала. А затем мне сказали, что Лес сам позвал меня, и теперь мне нужно в Весенний Двор, – объяснение вышло скомканным, ведь я и сама не до конца могла понять кто я и что мне делать теперь, оставшись без наставлений Могры.

Парень беспомощно огляделся по сторонам. Затем снова уставился на меня, изучая в разы пристальней. Как будто увидел меня только сейчас.

– Значит, тебя звал Двор? – спросил он наконец.

– Ну, не то чтобы звал. Меня, скажем так, пригласили. Хотя больше похоже на то, что заманили. Я просто оказалась в ведьмином круге. В саду бабушки.

– Хм. Ведьмины круги. Не думал, что они ещё рабочие.

– А ты? – я кивнула на его снаряжение, – Вид у тебя такой, будто ты уже с десяток дворов прошёл.

– Пока – ни одного, –  признался он. – Но я иду к первому. К Весеннему. Там мне нужно… кое с кем поговорить.

– Я думала, ты тот, кто должен был меня встретить, – пробормотала я. – Ты появился как герой. С копьём, эффектно. И я, такая наивная, уже собралась выдохнуть с облегчением.

– Увы, – он слегка поклонился. – Приятно слышать, но нет. Я тебя не ждал. Да и тебя вообще здесь быть не должно.

– Почему?

– Потому что этот лес – не сам Двор. Это граница. Переход. Здесь не держатся чужие, если только Лес сам не захочет. – он сделал паузу и вдруг спросил: – Тебя сопровождали?

– Да. Четверо. Финиг, Туил, Могра и Хрус. Они проводили меня до Врат и… исчезли. – Я замялась. – Ты знаешь, кто они?

– Конечно. Стражи. Старые, как сама магия. Если они тебя повели – значит, ты действительно должна была пройти.

– И всё равно ты считаешь, что меня здесь быть не должно?

Он отвёл взгляд, потом пожал плечами:

– Не знаю. Я не хозяин леса. Просто странник.

– А имя у странника есть?

Он снова посмотрел на меня. На этот раз взгляд был мягче.

– Ерин.

– Шарлотта.

– Приятно познакомиться, Шарлотта. Ну что ж… хочешь идти дальше?

Я кивнула, хотя сердце по-прежнему стучало, а спина саднила. Но стоять здесь, чёрт знает где, у холма, у которого только что чуть не оборвалась моя жизнь, – не было ни сил, ни желания.

– Весенний Двор не так уж и далеко, – продолжил Ерин. – Но путь пройдёт через Ветвистую Пустоту. Она непредсказуема. Особенно сейчас, в смену прилива.

– Прилива?

– Магического. Он как дыхание Леса. То вбирает, то выдыхает. Сейчас… вбирает.

Мне стало немного не по себе. Ерин это почувствовал и добавил:

– Пока мы рядом, всё будет хорошо. Я знаю, как держаться тропы.

Мы двинулись вглубь леса. Деревья теперь действительно шевелились – не от ветра, которого не было, а от чего-то внутреннего. Их кроны плыли, как водоросли в реке. Свет тускнел, а почва под ногами становилась мягкой, как мох, и чуть вязкой.

Молчание действовало мне на нервы. За день (или два? или месяц?) произошло столько всего, что голова шла кругом. Лучшим решением мне показалось заполнить тишину накопившимися вопросами.

– Эй, Ерин?

Он вопросительно повернулся ко мне.

– Этот лес, – пробормотала я, – он живой?

– О, да. И он знает, что мы здесь.

– Думаешь, он рад?

– Думаю, он пока не решил.

Иногда я слышала шорохи – не от нас. Тени мелькали на периферии зрения, и один раз дерево согнулось, будто собиралось посмотреть на нас вблизи, но тут же выпрямилось.

– Мы скоро выйдем?

– Почти. – Ерин кивнул вперёд. – Видишь, как меняется воздух?

Я вгляделась. И правда: впереди всё было более светлым, а цвет у света – более тёплым. Он не был прозрачным, как бирюза у Врат, а золотистым, пыльным, с мягким янтарным отблеском.

– Мы почти у порога Двора, – пояснил Ерин. – Эта часть леса ещё считается внешней, пограничной. Но всё, что дальше, – уже Весна.

– И что мне там делать?

– Этого я не знаю. Но если тебя провели Врата, значит, ты здесь не просто так.

Мы вышли на расчищенную тропу. Земля под ногами стала твёрже. Цветы сменились колосьями, а воздух наполнился запахом свежесрезанной зелени и яблочной корицы. Деревья здесь были выше, тоньше и не шумели, а… пели.

Перед нами раскинулась долина.

– Добро пожаловать на границу Весны, – сказал Ерин. – Дальше – начнётся настоящее.

Я сжала ремешок сарафана и кивнула.

– Тогда пошли.

***

Между стволами деревьев вдалеке проступал свет, мелькало какое-то движение: нечто то отдалялось, то приближалось, но никак не давало себя рассмотреть. Тропинка вела нас дальше, но Ерин остановился. Вместо того, чтобы сделать следующий шаг, он повернулся ко мне и, немного поколебавшись, протянул руку:

– Вдвоём будет легче. Здесь… не принято входить одному. Даже если ты не совсем чужой.

Я медлила всего долю секунды. Его ладонь была крепкой, теплой, и в этом жесте не было давления – только приглашение. Я вложила свою руку в его.

Мы сделали шаг вперёд – и мир изменился.

Нет, конечно, это всё ещё был лес. Лес, к которому мы приблизились. Лес, в который зашли. Я замерла от удивления: деревья образовывали природные колоннады, своды и проёмы. Сквозь крону, ставшую живым зелёным потолком, пробивались лучи золотистого света. Это не было дворцом, но и не было просто лесом. Это было что-то среднее – живое, разумное, построенное природой и… магией?

Ерин дёрнул меня за руку, и я пошла за ним, продолжая изумленно оглядываться вокруг. Между деревьями раскинулись залы – в прямом смысле. Из ветвей и кустов были сформированы стены, беседки, витые арки. На полянах стояли длинные столы, покрытые свежими листьями вместо скатертей. Над ними порхали светящиеся существа – не светлячки, не духи, а скорее крошечные живые фонарики. Некоторые выглядели подозрительно знакомо: они были похожи на моих компаньонов, только мельче, ярче и капризнее.

Часть ши разлеталась в стороны перед нами, вспархивая из-под ног. Другая, наоборот, подлетала поближе. Один даже щёлкнул по моему уху, и я тихо выругалась.

– Они чувствуют, что ты из круга, – пояснил Ерин.

Мы прошли дальше, и вот тогда я впервые увидела их – фейри Весеннего Двора.

Они были высокими. Боже, да они были просто громадными! Самые невысокие из встреченных возвышались надо мной на добрых три головы. Фигуры – изящные, гибкие, но наполненные силой. Уши острые, такие рисовали у эльфов в книгах. Вглядываясь, я рассмотрела пушистые кисточки на кончиках ушей, почти как у диких кошек. Цвет кожи варьировался: кто-то был светлым, почти жемчужным, с отливом в сиреневый, кто-то – золотистым, как запечённый мед, а кто-то – смуглым, с мягким коричневым сиянием, будто солнце навсегда поселилось у фейри под кожей.

У некоторых были хвосты – живые, гибкие, в движении, как у кошек. С кисточками, тонкие, сворачивающиеся в кольца. У других – ноги с копытами, как у сатиров. В лицах угадывалось нечто хищное, и глядя на них я точно понимала: передо мной не люди, хоть и похожие внешне, совершенно иные существа. Их движения были точными, словно танцем: даже те, кто просто шёл, шли как по сцене. Мне казалось, сейчас они вот-вот начнут танцевать ирландскую джигу.

– Они… – начала я, но слов не хватало.

– Весна всегда щедра на красоту, – отозвался Ерин. – И беспощадна к тем, кто не умеет её оценить.

Несколько фейри бросили на нас взгляды. Я ощутила, как на меня смотрят – внимательно, будто сквозь. Один из них, с чёрной гривой, как у жеребца, и фиолетовыми глазами, приподнял бровь. Но никто не подошёл. Лишь издали – взгляды, следящие, оценивающие.

Мне было неуютно здесь. В испачканном кровью мятом сарафане, с растрепанным пучком грязных рыжих волос я слишком выделялась среди этих неземных грациозных существ.

– Они знают, что я чужая? – прошептала я в ужасе.

Ерин окинул меня оценивающим взглядом и хмыкнул.

– Ну да, ладно, я выгляжу иначе, – согласилась я, – Но ведь ты тоже! И всё равно на тебя никто не пялится!

Действительно, все недоуменные и пренебрежительные взгляды были обращены лишь ко мне. Ерин же, несмотря на яркие желтоватые глаза выглядел в остальном как совершенно обычный человек. Даже уши у него были совершенно обыкновенные, округлые и слегка оттопыренные.

– Они чувствуют, что я свой, – спокойно ответил мой спутник. – Здесь всё чувствуют. Но если ты прошла Врата – ты гостья. А в Весеннем Дворе гость – почти как родня. Почти.

– Знаешь, в местах, откуда я родом, говорят, что нет врага хуже, чем родня.

– Ха-ха, а они правы, – фыркнул Ерин, и я определила для себя, что ничего хорошего от Весеннего Двора ждать всё таки не стоит. Раз уж Ерин согласен с моими словами, а он уж точно понимает побольше моего!

Мы свернули на боковую тропу, выложенную лепестками, и подошли к широкой поляне, окружённой полукругом деревьев с серебристыми стволами. Там стояла беседка, целиком заросшая цветущим жасмином, в центре которой струился прозрачный водопад. Его воды не касались земли – они зависали в воздухе, переливаясь, и уходили в никуда.

– Здесь мы подождём, – сказал Ерин. – Посланники уже заметили нас. Скоро кто-то выйдет.

– Как они поймут, что мы именно здесь? – спросила я.

– Я не знаю, – признался он. – Но Весенняя всегда чувствует новое. Если ты – часть перемен, она уже услышала зов. И её приближенные точно тебя найдут.

Я села на край низкого корневого пня, выложенного мягкими мхами. Ерин стоял рядом, по-прежнему настороженный, будто ожидал нападения даже здесь, среди спокойствия.

– Ты ведь тоже здесь впервые, – припомнила я. – Почему?

– Потому что мне не было дозволено. До этого. Весенний Двор – не приёмный зал. Он впускает тех, кто готов. Или кто нужен.

– И ты – кто-то из них?

Он улыбнулся – грустно, коротко.

– Я пришёл за ответами. Наверное, Двор посчитал, что я готов.

Над нашими головами пролетела тонкая фигура с прозрачными крыльями – нечто похожее на девочку из цветочной чашечки. Она хихикнула и осыпала нас пыльцой, прежде чем скрыться в листве.

– В любом другом месте всё это казалось бы сном, – прошептала я.

– А здесь сны – реальнее, чем воспоминания, – отозвался Ерин.

И тогда я впервые осознала, что всё вокруг меня не сон, а настоящее. Это всё происходит со мной в действительности.

Время здесь подчинялось своим особым законам. По крайней мере, именно так я объясняла себе, почему совершенно не могла понять, сколько минут или часов успело пройти. Я думала о том, что дома успело бы пройти уже пара дней, но здесь день всё не заканчивался. Или вечер никак не наступал из-за переходов?

Я чувствовала, как пульс стучит на кончиках пальцев, как усталость закручивается в затылке, и в голове плывут слова Ерина: «Весенний Двор впускает тех, кто готов». Была ли я готова?

Воздух в беседке был наполнен ароматами – жасмина, цветущей яблони, каких-то диких трав. Откуда-то доносился плеск невидимых ручьёв, перекликались птицы. И всё же в этой идиллии я ощущала беспокойство. Пространство вокруг подрагивало, как дыхание дикого зверя, что затаился в глубине леса и наблюдает за своей жертвой.

Ерин присел рядом со мной, и я положила голову ему на плечо. Парень чуть дрогнул, но ничего не сказал, и я приняла его молчание за разрешение. Постепенно меня одолевала усталость. Забитые мышцы ног кололо и тянуло, хотелось улечься в горячую ванну, а затем отоспаться на мягкой перине в моей старой детской комнате в бабушкином поместье.

Глаза слипались, и я почти задремала, когда кусты у тропы зашевелились. Из зелёной тени вынырнули двое.

Первым был фейри с кожей цвета топлёного молока, высокими скулами и зелёными глазами. Его волосы, заплетённые в тонкие жгуты, были украшены бусинами из древесного янтаря. За ним шла женщина – или нечто, похожее на женщину, – с копытами вместо ног, серо-сиреневой кожей и гладкими белыми рогами, которые сверкали в свете, проникающем сквозь крону.

– Шарлотта из круга, – произнёс фейри глубоким бархатным голосом. – Королева Весны ждёт тебя.

– И Ерина, – добавила женщина. Голос её был как плеск холодной воды. – Она хочет видеть обоих.

– Нас проводит стража Зала Цветения, – пояснил Ерин, вполголоса, склонившись ко мне. – Если они пришли сами, значит, она действительно заинтересована.

Парень помог мне встать и придержал, когда мои колени подогнулись. Выпрямившись, я вцепилась в локоть Ерина для устойчивости. Мы пошли следом за фейри. Тропа извивалась, то расширяясь, то сужаясь, и всё сильнее напоминала коридор. Деревья здесь переплетались кронами, образуя свод, из которого стекали лианы, усыпанные светящимися каплями.

– Как мне её называть? – спросила я тихо, пока мы шли.

– Королева Весны, – отозвался Ерин. – Или по титулу – Гвилэйн Златоцвет. Полное имя слишком длинное, ты его не выговоришь. Она из Старшего Круга, и на Дворе её слово считается законом. Хотя в глазах Золотого Короля её слава… переменчива.

– Что значит «переменчива»?

– Когда-то она была его любимицей. Весна приносит начало, расцвет, надежду. Но весна же и предательница. Она пробуждает желания. Иногда – те, что лучше бы спали дальше.

Я покосилась на него, чувствуя, как всё во мне сжалось от неуверенности:

– А ты уверен, что мы ей понравимся?

– Нет, – ответил он с такой честностью, что мне стало немного легче. – Но ты ей уже интересна. А это опаснее.

Впереди тропа расширилась, открывая путь к следующей части Двора. Её очертания расплывались в мягком свете, как будто сам воздух был соткан из цветочной пыльцы и рассветного тумана.

Страж с янтарными бусинами оглянулся на нас через плечо – взгляд его был всё так же бесстрастен, но в нём скользнула едва заметная тень брезгливости.

– Прежде чем предстать перед Гвилэйн Златоцвет, вам необходимо… – он чуть сморщил нос, – привести себя в порядок.

– Простите? – я не сразу поняла.

Женщина с рогами, не отрывая взгляда от дороги, добавила:

– Королева Весны ценит красоту и утонченность. Вы пришли из-за границы, и… – она наклонила голову, принюхиваясь, – несёте на себе запах долгой трудной дороги. Это… нежелательно.

– Могли бы просто сказать, что от нас воняет. Такие пиететы, будто мы от обиды на правду должны лопнуть, – шепнула я Ерину на ухо, и он прижал кулак свободной руки ко рту, чтобы не засмеяться.

– Они сохраняют вежливость, – попытался оправдать он, на что я проворчала, что толку от вежливости, если в любой момент они могут проткнуть нас своими шпагами.

Впрочем, Стражи были совершенно правы. Моя одежда прилипла к телу, запёкшаяся кровь стягивала кожу на спине, волосы путались в узлы, а в носу ощущался терпкий запах пота.

– Прошу вас, следуйте за нами, – фейри свернули с главной тропы.

Здесь деревья образовали почти круглый зал, высокие кроны закрывали небо, а свет проникал сквозь листву мерцающим дождём. В центре стояли изящные ширмы – полупрозрачные, сотканные, как мне показалось, из воздуха и тумана. Ткань колыхалась от малейшего движения. Здесь не было дверей, но присутствовало ощущение уединённости. Всё пространство будто шептало: это для тебя. расслабься. доверься.

За ширмами спрятался неглубокий овальный бассейн. Его дно и бока были выложены гладкими перламутровыми камушками, которые светились мягким светом. Вода переливалась оттенками светло-зелёного и серебра. Она двигалась – текла, кружилась, будто подчинялась неведомому течению. Казалось, я смотрю на реку, заключённую в каменную чашу.

– Можешь воспользоваться этим залом, – произнесла женщина. – Одежду оставь. Когда закончишь – тебе выдадут новую.

– Эм… – я замялась. – А что с Ерином?

– Его проводят в соседнюю залу, – сказал фейри. – Мужчинам и женщинам – разное.

– Хорошо, – кивнула я, чувствуя, как всё моё тело с тоской отзывается на идею принятия ванны.

Меня мягко подтолкнули вперёд. Я прошла за ширмы и оказалась в теплом, влажном воздухе, наполненном ароматом цветов и чего-то едва уловимо горького, похожего на можжевельник. Мои руки дрожали, когда я стянула с себя одежду. Порванный сарафан зашуршал, будто извиняясь за всё, что пережил.

Скомканную одежду я бросила на низкую шелковую софу, малодушно поставив кеды как можно ближе к воде. Я купила их на первую стипендию, и они были слишком дороги для меня, чтобы расстаться. Спустилась в воду босыми ногами. Она обхватила меня, как мягкое одеяло, обволакивающее, тёплое, живое. Вода двигалась, будто подхватывая меня на мягком облаке, тянула вниз и в стороны – нежно, но настойчиво. Волны гладили спину, смывая кровь, пыль и усталость. Я медленно опустилась до плеч и прикрыла глаза.

Мышцы расслаблялись в теплой воде, раны на спине слегка щекотало, но постепенно осталось лишь чувство спокойствия и безмятежности.

Лес молчал. И всё же я знала: он по-прежнему смотрит.

Но в этот момент – позволял мне отдохнуть.

Глава 3. Испытание Весны

Я не знаю, сколько времени провела в жемчужной воде: тёплые волны то ласкали, то слегка подталкивали, и каждая минута казалась длиннее предыдущей. Ощущения усталости размывались, кровь на коже растаяла, словно и не было ни погони, ни боли. Я размокала, пока не поняла: если останусь дольше, усну прямо в бассейне.

Стоило мне подняться из воды и выбраться на широкий каменный бортик, ширмы заколыхались. Сквозь них пролетел рой крошечных существ – не крупнее шмеля. У каждого были прозрачные крылья-лепестки, а глаза светились, будто в капли росы попал рассвет. Я не могла разобрать, говорят ли они что-то, звуки, которые они издавали, были похожи на звон хрустальных бокалов. Около десятка ши закружились вокруг меня, и я машинально прикрылась руками.

Одна из ши, чуть крупнее остальных, с малахитовой бахромой на крыльях, протянула крошечный пухлый пальчик и ткнула в мои мокрые волосы. В воздух вылетела светлая лента – мерцающая, как паутина на солнце. Ши подхватили её, обвили вокруг моих локонов и начали плести нечто, что сразу же вышло из моего понимания: косы и кольца собирались в высокую корону, тяжесть которой я почти не чувствовала. Словно волосы превратились в шёлк и сами поддались их крохотным, но умелым рукам.

– Спасибо, – прошептала я по-английски и на всякий случай по-ирландски. Ши разразились весёлым звоном – кажется, это был смешок – и расступились, пропуская вперёд двух фейри, несущих коробы, обитые зелёным сукном.

– Миледи, – низкий мужской голос мягко разрезал воздух, – Королева посылает вам одеяние.

Крышка первого короба раскрылась: внутри на тонкой подкладке лежало платье. Ни швов, ни застёжек – одна струящаяся ткань оттенка молодой листвы и чуть более тёмные прожилки узора. Когда я коснулась её, по пальцам побежал еле заметный холодок, но стоило надеть платье, как материя стала тёплой, приняла форму и длину точно под мой рост.

– Обувь, – сказал второй фейри, открывая узкий футляр. На подушке покоились туфли, выточенные из цельного куска полупрозрачного янтаря. Внутри сверкали золотистые искры, а каблук был тонким, как стебель орхидеи.

– Красиво… – протянула я и невольно оглянулась на свои кеды, отдохнувшие у бассейна. Пятна всё равно не отстираются. Но это – мои первые «взрослые» конверсы, моя маленькая победа над вступительными экзаменами. Отпустить их казалось предательством.

Я вздохнула и потянулась за кедами. Мокрая ткань потемнела на носках, шнурки были серыми и потертыми, но я всё равно надела их и начала затягивать шнуровку. Ши недоуменно защебетали. Один крошечный смельчак приземлился на резиновый край и потрогал пальчиком потертость. Но я только улыбнулась:

– Эти пройдут со мной весь путь.

Туфли вернулись в футляр так и не тронутыми. Фейри молча кивнули – ни осуждения, ни удивления – и исчезли за ширмой. Ши ещё раз облетели меня по спирали, выпустив в воздух крошечные искры-бабочки, и испарились.

У выхода из купальни уже ждал Ерин. Если я чувствовала себя нелепо в воздушных одеяниях, бродягой, которой Королева сделала одолжение, то он выглядел произведением её капризного вдохновения. Его прежняя походная одежда исчезла без следа: теперь на нём был камзол глубокого мшистого цвета, сотканный так, будто ткань стала его второй кожей. Застёжек не было; тонкие лозы, похожие на узоры, обвивали плечи и сходились у горла. На запястьях плелись живые нити плюща, а на груди висел крохотный медальон – кристалл в обрамлении из серебристого дерева. Длинные светлые волосы были собраны наверх в хвост, а свободная прядь прижималась к виску и падала на скулу. Неизменным осталось копьё за его спиной.

Ерин поднял на меня глаза и, заметив, улыбнулся. Я шагнула ближе, путаясь в непривычно длинном подоле.

– Хорошо выглядишь, – сказал Ерин тихо, и в его голосе прозвучало тепло, от которого неожиданно запылали уши.

– Спасибо. Тебе идёт зелёное. Почти не отличишь от местных.

– Надеюсь, Королева меня заметит, – он усмехнулся. – Я рассчитывал на эффект загадочного странника, а сейчас похож на садовника её собственной оранжереи.

– Что ж, теперь ты загадочный садовник, – от моих слов парень расслабленно улыбнулся.

Внутри что-то дрогнуло: лёгкая вибрация, как у натянутой струны. Парень сделал шаг и без слов предложил руку. Я позволила пальцам лечь в его ладонь: тепло, сухо, надёжно. Его кожа чуть шершавее моей.

– Готова? – спросил он.

– Нет. И вряд ли буду. Но нам нужно идти.

За нами пришла уже знакомая парочка стражей, и вместе с ними мы двинулись по широкой галерее, где стенами служили стволы платанов. Под ногами пружинил ковёр из мха, и каждый шаг издавал тихий звон, словно мхи хранили в себе невидимые колокольчики. В глубине коридора мелькали другие фейри.

Ши, что раньше расчесывали волосы, мелькали в сиянии свода, оставляя после себя россыпь светящихся точек. Они сопровождали нас, словно маленькая свита, и шёпотом подталкивали воздух вперёд.

– Мы окажемся в Зале Цветения, – шепнул Ерин. – Я думаю, там будут послы других Дворов. Не удивляйся, если увидишь зиму в белых доспехах или лето в пылающем золоте. Все хотят убедиться, что пророчество движется.

– Пророчество, пророчество… – пробормотала я. – Теперь и ты о нём говоришь. Услышать бы его, чтобы понять, при чем здесь вообще я.

– Прости, но я и сам не знаю, как оно звучит. Гвилэйн же вряд ли окажет тебе такую услугу, – усмехнулся он. – Но не бойся: она слишком любопытна, чтобы просто избавиться от тебя.

– Какая обнадеживающая мысль!

Нас вывели на площадку, окружённую цветущим миндалем. Фейри-проводник поднял ладонь, и воздух дрогнул. Перед нами выросла арка из переплетённых ветвей глицинии; цветы распускались у нас на глазах, и сладкий аромат заполнил лёгкие.

– Королева ждёт, – произнёс он. – Идите.

Я сделала вдох. Платье тронул ветер, и я ощутила легкий холодок. Встала кедами на мраморный порог. Подошва глухо стукнула о камень. И в этот момент я подумала: возможно, именно так Тень и Свет делают первые шаги навстречу друг другу – в шелке весны и с привычным стуком старых кед, не позволяющих забыть, кто ты.

Мы с Ерином обменялись взглядами, и в его янтарных глазах блеснуло одобрение. Он едва заметно сжал мою ладонь.

– Вместе, – шепнул он.

– Вместе, – подтвердила я.

И мы вошли в Зал Цветения, где весна встречала своих новых игроков.

Арка из глицинии изобразила дверной проём – один шаг, и вот мы уже в новой комнате живого весеннего замка.

Зал не отличался от других, уже встреченных нами: всё те же массивные светящиеся стволы, потолок из цветущих лоз, высокие арки и ароматы свежих трав.

В центре зала стоял длинный стол, вырезанный из цельного ствола дерева: его поверхность была отполирована до зеркального блеска, и даже в изгибах древесины угадывались волны, лепестки, очертания крыльев. Вдоль него располагались фигуры – сидящие, изящные, грациозные. Фейри Весеннего Двора.

Все они были похожи и в то же время разные. Одежды из лепестков, цветы, покрывавшие всё тело, из летящих тканей. Кто-то был облачен в янтарную броню. Их лица были красивы – слишком, чтобы не быть опасными.

Но вся их красота меркла рядом с той, что восседала во главе стола.

Королева Весны – Гвилэйн Златоцвет.

Она сидела на высоком кресле, резном и живом: его спинка медленно пульсировала и иногда изгибалась, подстраиваясь под движения величественной хозяйки. Я не могла разобрать цвета волос, они были сплошным сиянием, переливающимся от бледно-золотого к розовато-фиолетовому, как вечерняя заря. Глаза – огромные, миндалевидные, но я стояла слишком далеко, чтобы разобрать цвет. Кожа Гвилэйн была светлая, почти белая, с перламутровым отливом. Платье – если это вообще было платье – струилось водопадом цветущих лоз, переплетающихся в новый узор с каждым её движением.

Вместо короны на голове распускались и увядали в медленном дыхании Весны золотые цветы. А за спиной клубился шлейф из перьев и пыльцы, словно сама природа решила украсить свою повелительницу.

Молчание, царившее в зале, было плотным. Только шелест листвы, только дыхание цветов.

Наконец, фейри, что привёл нас, выступил вперёд и, склонившись, произнёс:

– Гвилэйн Златоцвет, Леди Цветения, Повелительница Первого Ветра, перед тобой стоят, – он указал рукой на меня, и я сделала неловкий реверанс, – Шарлотта, смертная, ступившая в круг и найденная Могрой, и странник, пришедший из Внутреннего Двора, Ерин.

Ерин отпустил мою руку и, по видимому, сделал что-то, вызвавшее одобрение у сидящих подле Гвилэйн фейри. Но я не могла оторвать взгляд от Леди Цветения.

Королева не шелохнулась. Её взгляд – полный странной, безвременной глубины – остановился на мне. Я с трудом удержалась, чтобы не опустить глаза. Казалось, она не просто смотрит: она ищет. Что-то внутри.

– Шарлотта, – произнесла она наконец. Её голос был похож на звон воды в ручье и шелест лепестков. – Ты прошла Врата. Ты несёшь кровь и память. И ты идёшь по пути, о котором не знаешь.

– Зато вы все, видимо, хорошо его знаете, – пробормотала я. Ерин тут же ущипнул меня за руку. Кто-то из придворных фейри слегка усмехнулся, но я сделала вид, что не заметила.

– Да, ваше… весеннее величество, – начала я, осознавая, что напрочь забыла все наставления попутчика, как к ней обращаться.

– Зови меня Гвилэйн, – прервала она, и в уголках её губ мелькнула слабая, едва заметная улыбка. – Пока ты – гостья. И я не люблю пустые титулы, если речь не о бале.

Она скользнула взглядом к Ерину. Тот поклонился низко, почти церемониально.

– Я странник. Мой путь к вам был долог, я шёл в поисках ответов на вопросы, что не дают мне покоя. И, похоже, оказался в гуще событий.

– Странник? Пусть будет так, – тихо сказала Гвилэйн. – Я многое могу сказать о тебе, и, будь уверен, ты вряд ли будешь рад ответам. Но сейчас не ты в центре.

Она снова посмотрела на меня. И в этот раз её взгляд стал весомее, холоднее, серьёзнее.

– Ты пришла в миг, когда Врата раскрылись не по зову ритуала. Когда старое предсказание дрогнуло. Скажи, Шарлотта, ты слышала что-то? Зов? Голос? Сон?

Я замерла.

Я совершенно не помнила, что именно произошло до того, как я оказалась в круге. В голове сразу всплыли и цветущие глицинии, и бабушкины сказки, и странные звуки за окном в первую ночь моего приезда. Но был ли зов?

– Я… не уверена, – сказала я честно. – Но я знаю, что должна была здесь оказаться. Иначе не прошла бы.

Конечно, это было неправдой, но я повторяла слова Могры. Так я должна быть в безопасности. Мне не хотелось быть случайно попавшей к ним самозванкой, ведь мне уже объяснили, что таких здесь не бывает.

Гвилэйн кивнула, будто соглашалась, но её лицо оставалось загадочным. Нас подвели ближе к столу, и теперь я стояла прямо напротив Королевы. Она подняла руку, и на стол приземлилась птица. Она опустилась в чашу с водой, сделанную из лепестка лилии, и из воды раздался голос:

– Испытание. Надо знать её силу. Надо знать её страх.

– Ты получишь свою ночь, Шарлотта, – сказала Королева. – И мы посмотрим, кто ты: плетение или узел. Весна любит проверять. Но прежде – отдохни. Нас ждёт пир. И праздник.

Какие плетение и узел? О чём она вообще? Я хотела расспросить её, но Гвилэйн щёлкнула пальцами, и весь зал расцвёл – буквально. Из потолка посыпались лепестки, свет стал теплее, флейты запели. Я ощутила, как тяжесть напряжения отступила.

Мгновение, и Зал Цветения изменился. Длинный стол исчез. Вместо него на поляне, укрытой пестрыми коврами из мха и цветов, раскинулись полукруглые столы, словно сошедшие с иллюстраций к старинной книге о королевствах фей. Они утопали в цветах: розовые и белые лепестки осыпались с верхушек деревьев, кружа в воздухе, и ложились на столешницы, спинки стульев, на плечи фейри. От них пахло лилиями, медом, пыльцой и чем-то тёплым, почти забытым – весной детства, может быть. Или счастьем, таким, которое бывает лишь в детстве.

В воздухе плавали шёлковые ленты, персиковые и золотые, они переплетались с жемчужными. Извивались в воздухе, подчиняясь звучащей музыке. А музыка… Её нельзя было описать. Она рождалась то в самой земле, то в кронах, то в голосах. Она плыла сквозь меня, подчиняя тело ритму. Я слышала флейты и арфы, звоны колокольчиков и, кажется, рояль.

Я не помню, как села. Помню только, что Ерин был рядом – его локоть касался моего. Передо мной возникли блюда, чаши, бокалы. Я пробовала одно, другое. Фрукты, которые светились изнутри. Напитки, что меняли вкус с каждым глотком. Один был как весенняя гроза: лёгкий, острый, пробуждающий. Другой – как обнимавшее меня бабушкино одеяло, пахнущее ромашкой.

От еды и питья хотелось танцевать, а смех рвался из меня сам собой. Фейри были так милы со мной. Две ши, похожих на грибы с крыльями как у стрекоз, подливали мне голубоватый блестящий напиток из большого золотого графина. Милая розовокожая фейри рядом со мной рассказывала что-то упоительно весёлое, и я смеялась, не понимая ничего из того, что она говорит.

Королева Весеннего Двора исчезла, будто её и не было. Наверное, именно поэтому мне стало так спокойно и легко. Один высокий фейри с прозрачными, словно сделанными из витража, крыльями, протянул мне руку. Я не колебалась. Я встала, и меня тут же закружили по поляне. Музыка шла по венам. Я не чувствовала ног. Платье вдруг стало легче, почти прозрачным, лианы обвились вокруг талии. Кто-то вплетал мне в волосы цветы. Я не знала, кто. Я не знала, зачем. Но это было прекрасно.

Я давно потеряла Ерина из виду. Моя душа рвалась танцевать, и я оказалась в круге фейри, отплясывающих джигу. Затем меня подхватили под локти и затянули в новый круг. Теперь мы бежали вокруг одного из столов, и у меня не хватало дыхания. О, как же прекрасно я себя чувствовала! Мне давно не было так весело.

Я пила ещё. Я не могла остановиться. Всё было сладким, лёгким, скользким. Еда таяла во рту, и я чувствовала, как растворялась тревога внутри. Словно становлюсь частью этого леса. Словно он хочет меня не как гостью, а как продолжение себя.

Кубок с ароматным вином, и снова в круг. Я чувствовала, как меня обнимают со спины, руки на своих плечах и коленях. Лица мешались перед моими глазами, терялись в золотистой дымке.

Кто-то наклонился к моему уху и прошептал нечто. Я не поняла слов – только интонацию. Она была… ласкающей. Как сон, как сладостное обещание.

– Шарлотта.

Я вздрогнула. Голос. Резкий, чуждый. Совсем не такой, как у тех, вместе с которыми я веселилась.

– Шарлотта, – повторил он.

Я обернулась. Ерин. Его лицо было серьёзным. Глаза – напряжёнными. Он схватил меня за запястье и мягко потянул. О, наверное, он тоже хотел потанцевать! Я взяла его вторую руку и попыталась отвести обратно к кругу танцующих, но светловолосый фейри продолжал вести меня в сторону. И я не стала сопротивляться.

Лишь в тот момент, когда мы оказались на краю волшебного зала, я поняла, насколько ноги не слушаются. В голове было пусто и звонко.

Он увёл меня прочь. Прочь от смеха, света, музыки. Мы шли между деревьев, и звуки пира оставались позади. А вместе с ними – и туман из головы.

– Что это было? – спросила я, почти шепча. Собственный голос казался чужим, грубым и тяжелым.

– Пир, – ответил он. – Пир фейри. Ты что, сказок не читала в детстве?!

Он повысил голос, и я испуганно отшатнулась. Ещё минуту назад ко мне все были так добры, так нежны, а теперь Ерин казался мне ужасно злым.

– Эй, – он тут же шагнул ко мне и осторожно приобнял, – Тише-тише.

Я прижалась к его плечу, пытаясь вернуть дыхание. На языке остался вкус чего-то цветочного и пыльного. В груди – сердце, сбившееся с ритма.

– Когда… когда я была ребёнком, мы играли в Холмы, – собравшись с мыслями, припомнила я. – Главным правилом было не есть и не пить ничего, что дают сиды. Но… ведь Финиг уже угощал меня, и всё было хорошо? И ты… почему же теперь?

Объятия стали крепче:

– На пире всё иначе. Пир ничего не даёт просто так, особенно веселье. Прости, что не остановил тебя сразу. Они так окружили тебя, не смог пробиться.

– Это тоже было частью… испытания? – спросила я.

Он не ответил. Только посмотрел. Долго. И этого взгляда хватило.

Мне стало холодно – впервые за всё время в этом лесу. И ясно: игра началась раньше, чем я думала.

***

Мы шли молча, пока тропа, устланная лепестками, не свернула в сторону, уводя от веселья всё дальше. Всё внутри было спутанным: мысли вязли, эмоции не успевали за происходящим. Музыка ещё звучала где-то в глубине моего тела, эхом отдаваясь под рёбрами. Но над этим эхом уже нарастал тихий, но упрямый голос: это было не просто веселье.

Я вдруг поняла, как сильно дрожат пальцы. Холод пробирался сквозь ткань платья, ветер трепал волосы, а под рёбрами жило странное ощущение вины. Неосознанной, глупой, но очень живой.

Мы остановились у зарослей серебристого папоротника. Я отдёрнула руку, которую до сих пор держал Ерин, и, не зная зачем, обняла его. Просто прижалась щекой к плечу.

– Спасибо, – прошептала я. – За то, что… вернул. Без тебя я бы там… осталась. Навсегда. И сошла с ума, как говорят во всех легендах.

Ерин замер в замешательстве, а потом осторожно обнял меня в ответ. Его руки были тёплыми, а тело – напряжённым, как струна. Я подняла голову, посмотрела ему в лицо. Он не отводил взгляда, и в янтарных глазах плескалось что-то между тревогой и облегчением.

– Ты хороший, – сказала я и, прежде чем сообразила, что делаю, легко поцеловала его в щёку.

Он сделал шаг назад. Его глаза расширились, на скулах выступил румянец. Было в этом жесте что-то юное, непрошеное, смутившее и его, и меня одновременно.

– Шарлотта… – начал он, но тут же остановился. Вдохнул. Почесал затылок. – Думаю, тебе стоит отдохнуть.

– Я не устала, – соврала я.

– Но тебе всё равно стоит, – сказал он мягко, но непреклонно. – Прежде чем начнётся что-то ещё.

Я не стала спорить. В голове оставалась лёгкая пелена, в ногах – вата, а в сердце – странная лёгкость, будто я всё ещё немного танцую.

Ерин оглянулся и, заметив стражей, жестом подозвал их. Один из них – тот самый, с янтарными бусинами в волосах – вышел из теней, как будто ждал нас всё это время. Второй, женщина с рогами, молча повернулась и направилась по узкой тропе в глубину леса.

Мы шли за ней, и воздух становился прохладнее. Звёзды проглядывали сквозь кроны, и впервые за весь день лес казался тихим. Настоящим. Без волшебства. Без света.

Вскоре мы оказались у живого жилища. Оно состояло из переплетений деревьев и трав: купол из ветвей, стены из цветов, от сероватого мха исходил слабый свет.

Стражи молча поклонились и исчезли, а мы остались у входа.

– Это для тебя, – сказал Ерин.

– А ты? – спросила я.

– У меня тоже будут покои. Но я… побуду рядом. Пока ты не уснёшь.

Я не знала, почему это вдруг было важно, но кивнула и прошла внутрь. Под ногами был ковёр из мягкого мха. По углам висели шелковые занавеси, от которых пахло розами и чем-то травяным, знакомым. В центре стояла широкая кровать с полупрозрачным балдахином.

Я опустилась на край и медленно разулась. Кеды оставила у изножья. Платье не хотелось снимать – казалось, оно стало частью меня. Одеяло было лёгким, невесомым. Я накрылась им, перевернулась на бок и подтянула ноги к груди. Ерин сел в кресло рядом с постелью. Он не смотрел на меня, просто задумчиво наблюдал за чем-то в воздухе.

– Почему ты помогаешь мне? – спросила я.

Он чуть повернул голову:

– Потому что однажды меня тоже оставили в лесу. И это была самая страшная ночь в моей жизни.

Я не знала, что сказать. Поэтому просто молчала, дыша всё тише.

– Ты в безопасности, – добавил он. – Пока я рядом. Обещаю.С этими словами я и уснула.

А может, просто провалилась – в темноту, без снов, без образов. Только ощущение, что он действительно остался. Рядом.

***

Проснулась я от холода. Того особенного холода, что прокрадывается под кожу. Мой затылок покалывало, а пальцы вцепились в простыню прежде, чем я осознала, что именно проснулось во мне – тревога.

С трудом я открыла глаза. Но ничего не произошло. Я моргала, пока не поняла, что не так. Вокруг была сплошная темнота. Ни звезды, ни огонька, ни бледного свечения, которое обычно сопровождало Двор.

Постепенно мои глаза привыкали, и спустя пять или десять минут я различила едва уловимое мерцание, исходящее от стволов деревьев. Я сидела на постели. Она осталась – широкая, шелковая, с балдахином из цветов и света. Но теперь она стояла не в укрытии. А посреди леса.

Настоящего леса. Настоящей ночи.

– Ерин? – я прошептала. Тишина. Ни ответного движения. Ни звука. Только ветер в листве.

Моё сердце забилось быстрее. Я приподнялась, босые ступни коснулись холодного мха. Привычные кеды стояли у края постели – их силуэты едва угадывались. Я обулась на ощупь.

– Ерин! – громче.

Ерин.

Ерин.

Эхо разнесло его имя по лесу.

Новый оклик остался без ответа.

Я осталась одна. Судорожно вслушивалась, проглатывая наступающую панику. Нет… Не совсем. Что-то было. Слишком тихо, чтобы услышать, слишком близко, чтобы не чувствовать.

Встала с постели на твердую землю. Сделала шаг, затем ещё один. Деревья оставались неподвижны, но сколько бы я не шла, ни одно не стало ближе.

Сзади что-то треснуло.

– Кто там? – вскрикнула я, но никто не ответил.

Что-то мелькнуло в тени между стволами. Я резко повернулась – никого. Но сердце уже грохотало в груди, как барабан. Я оглянулась – кровати больше не было. Ничего не было. Только деревья. Лес.

Лес смотрел.

Внезапно в памяти всплыли слова Королевы: «Ты получишь свою ночь».Не бал. Не пир. Ночь.

Я шла. Не зная, куда иду. Просто потому, что стоять было страшнее. По ощущениям я прорывалась сквозь незастывший пудинг. Темнота обхватывала меня. Она была вязкой и липкой, я почти физически ощущала, как она хватает меня за лицо и плечи. Под ногами мягко пружинила трава, но каждый шаг отдавался в висках тяжёлым ударом. Лес не шептал – теперь он молчал. И от этого становилось только хуже. Будто он наблюдал. Ждал. Что-то готовил.

Я не знаю, как долго я брела – время здесь не имело смысла. В какой-то момент я остановилась. У меня сбилось дыхание, как бывает, когда бежишь зачётные круги на парах по физической культуре. Вот только я не бежала. Мне не хватало воздуха. Липкая темнота заползала в ноздри вместе с ним и не давала дышать.

Или мне это только казалось.

Краем глаза я уловила движение. Слабый, будто кто-то нёс свечу за мутным стеклом, свет. Я пошла за ним. Он двигался быстрее, пришлось ускорить шаг. Свет усиливался. Пока не лопнул. На секунду снова стало темно, а затем я различила фигуру вдалеке.

Я побежала вперёд, и фигура двинулась мне навстречу. Вначале я наткнулась на завесу. Тонкую и колышущуюся, как вода.

Я подошла ближе и увидела себя.

Зеркало?

Передо мной стояла моя копия. Те же распущенные рыжие волосы, та же высокая плотная фигура, те же серые глаза. Я подняла руку – она тоже. Я наклонила голову – и она тоже. Но… потом всё изменилось.

Девушка на другой стороне продолжала стоять, даже когда я опустила руку. Она смотрела на меня чуть прищуренно, губы скривлены в полуулыбке. И в этой улыбке было что-то неприятное. Надменное. Жестокое.

Я сделала шаг назад. Она – вперёд.

– Кто ты? – выдохнула я.

– Разве ты не знаешь? – её голос был точь-в-точь мой. От этого стало жутко. – Я – та, кем ты могла бы быть. Кем не стала. Я – ты, только настоящая.

Настоящая? Но кто тогда я? Это ведь я настоящая! И я пришла сюда, чтобы… чтобы?

– Это… иллюзия, – прошептала я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

– Ах, правда? – фальшиво удивилась она. – Тогда почему ты дрожишь? Почему сердце у тебя в пятках? Почему внутри тебя всё сжимается, когда ты видишь меня?

Я не ответила.

Она шагнула вперёд, сквозь зеркало, которое исчезло, как мираж, растворившись в воздухе. Теперь мы стояли лицом к лицу, без преград. Она была выше, или же так казалось, потому что она иначе держалась. С прямой спиной и тяжелым взглядом. От неё исходила сила, которую я не чувствовала в себе.

– Потому что я говорю правду. Я – то, что ты боишься признать. Умная. Сильная. Жестокая. – Она сделала шаг ближе, и я отступила. – Я бы не бежала. Я бы не жаловалась. Я бы не цеплялась за мальчиков, чтобы меня спасли. Я бы взяла власть. Сразу.

– Мне не нужна власть, – прошептала я. – Я пришла не за этим.

– А зачем ты пришла, Шарлотта? – в голосе было презрение. – Даже ты не знаешь. Тебя просто подтолкнули. Маленькая пешка, загнанная в лес, где все ждут, что ты станешь кем-то. Спасительницей. Ключом. Вестницей. Ха! Да ты путаешься в собственных шнурках, а они возлагают на тебя пророчества.

Я покачала головой. Но её слова впивались, как занозы.

– Никчёмная, – повторила она. – Ты никчёмная. Даже бабушка это знала. Потому и молчала.

– Нет, – выдавила я. – Это не правда.

– Правда. Ты жалкая. И ты это знаешь. Ты слабая, Шарлотта. Ты не выдержишь. Тебя разорвёт.Ты слабая. Ты жалкая. Ты хотела, чтобы за тобой пришли. Ты надеялась, что тебя спасут. Ты даже не понимаешь, зачем ты здесь.

– Замолчи!

Я сделала шаг назад. Потом ещё. Но она двигалась за мной, не отводя взгляда. Я споткнулась о корень, почти упала – и в тот момент она схватила меня.

Её пальцы вонзились мне в плечи. Лёд. Давление. Боль.

– Посмотри на меня! – выкрикнула она. – Посмотри, кто ты на самом деле!

Я рванулась вперёд, сама не зная зачем. Я хотела заставить её замолчать. Хотела закрыть её поганый рот. Она ударила меня. Резко. Тяжело. Меня отбросило на землю – в воздух взлетели листья и пыль. Я вскрикнула. Схватилась за бок. Она шагнула ко мне, и её лицо теперь вовсе не было моим. Оно становилось чужим, искажённым, как отражение в кривом зеркале.

– Тебе не место здесь, – прошипела она. – Беги. Или я сотру тебя.

Я зашипела от боли, вырвалась, отпихнула её обеими руками. Она пошатнулась, но не упала. А я – развернулась и побежала.

Бежала вслепую. Сквозь заросли, сквозь мрак, сквозь дыхание леса. Деревья шептали – но теперь их голоса были моими. Они повторяли: никчёмная, жалкая, слабая…

Я закусила губу, чтобы не закричать…

Что я могла сделать против неё? Я даже не смогла возразить ей убедительно! Да она просто убьет меня!

Я бежала, спотыкаясь, цепляясь за ветви, пока лес не разомкнулся, и я не оказалась у большого раскидистого дерева.

Я бежала по дорожке бабушкиного сада. Той самой, по которой шла тем злополучным утром. Я выбралась?! Я выбралась! Всё закончилось!

Я дома. С бега перешла на шаг. Цветы цвели, как летом. Воздух пах лавандой, мёдом и свежестью после дождя. Сколько же меня не было?! Тропинка блестела, как будто её только что промыли.

Я сделала шаг вперёд. Ещё один.

– Лотти?

Я обернулась.

У фонтана стояла мама.

Живая. Настоящая. В том самом халате, в котором она встречала меня в кухне. Глаза – красные, как после слёз. Волосы спутаны. Она смотрела на меня, как на чудо.

– Мам… – голос задрожал. Я бросилась к ней, но замерла в нескольких шагах.

Она подошла сама. Коснулась моей щеки. И я почувствовала – тепло. Привычное. Родное.

– Ты вернулась, – прошептала она. – Наконец-то ты вернулась! Мы с бабушкой так переживали. Всё закончилось. Уйдём отсюда. Пойдём домой.

– Домой? – я покачнулась. – Но… я не могу. Я должна…

– Ты ничего не должна. Ты не обязана ничего доказывать этим существам. Они не люди. Они забрали тебя у нас!

Её голос дрожал.

Я вдруг захотела обнять её. Вернуться туда, где всё было понятно. Где любили. Где не требовали.

Но внутри, как слабое эхо, всплыло: Я останусь, пока ты спишь. Обещаю.

Ерин.

Я отступила на шаг. Потом на другой.

Я ведь не встретила его! Он обещал быть рядом, пока я сплю! Что же с ним теперь?

– Лотти? Что такое? – мама обеспокоенно вглядывалась в моё лицо.

– Там… там остался мой друг. С ним что-то случилось, его не было, когда я проснулась…

– Лотти, послушай, милая, там не может быть друзей. Нельзя доверять фейри. Пойдём домой, бабушка всё тебе объяснит…

– Ты не моя мама, – сказала я. Голос сорвался.

– Что? – она замерла. – Шарлотта, что ты…

– Это всё неправда. Ты бы не сказала так! Ты бы пошла со мной, чтобы помочь ему! Я не могу… я не должна уходить с тобой.

– Ах, вот как! – в голосе появилась сталь. – Значит, ты теперь слишком важная? Забыла, кто тебя вырастил? Кто стирал тебе кровавые коленки и клал градусник под мышку? Бросила бабушку! Сбежала! Забыла о нас всех!

– Замолчи… – я отступала.

– Ты предала семью! Предала себя! Да ты никто! Думаешь, тут ты особенная? Думаешь, они тебя примут? Да тебя отец родной не принял!

Это была не моя мама. Мама никогда бы не сказала мне такого. Она никогда не заговорила бы об отце, даже когда злилась.

Я развернулась и побежала.

Позади раздался нечеловеческий крик.

Я обернулась на бегу – и увидела, как «мама» вытягивается, искажается. Её кожа бледнела, а лицо – трескалось, словно фарфор. Глаза расширились, вместо зрачков образовалась пустота. Руки удлинялись. Волосы стекали, как грязная вода.

Она рванула за мной.

Я бежала. Сквозь сад, что таял, будто на огне. Сквозь кусты, ставшие зубастыми. Сквозь дорожки, что уходили из-под ног, пока не оказалась в спасительной темноте леса.

Глава 4. Глубже в Лес

Я вырвалась.

Сквозь сорванное дыхание, слёзы и липкий страх – вырвалась.

Бежала, не разбирая дороги. Не смотрела под ноги. Только вперёд, прочь. Сквозь деревья. Сквозь сырость. Сквозь лес, который казался бесконечным.

Монстр остался позади. Теперь я не слышала ни шагов, ни хрипа, ни крика. Только собственное сердце, стучащее в ушах и в горле. Виски горели, будто я содрала кожу о кору дерева.

Я упала на колени без сил. Схватилась за ближайший ствол. Он был мокрый. Скользкий. Дыхание рваное. Горло сушило, хотя воздух вокруг был влажным. Я закрыла глаза.

Жива.

Я жива.

Монстра нет. Мамы – нет. Всё это – только лес. Только я. Только ночь.

Я медленно выдохнула. Потом ещё. Отпустила дерево, повернулась.

И поняла – что-то не так.

Здесь было… не как раньше.

Этот лес был другим.

Ноги не слушались меня, я встала с трудом. Меня шатало и мутило, но нужно было идти. Знать бы только, куда. Я сделала шаг. Хруст. Тихий. Но в тишине он прозвучал, как взрыв. Я вздрогнула, осмотрелась.

Никого.

Темно. Слишком темно. Не как ночью – как в глубине колодца.

Я прислушалась, пытаясь понять, что именно так меня беспокоит. Сам лес был обычным. Раньше я его чувствовала. Его дыхание, его тепло. Он окружал, шептал, следил. Сейчас – ничего. Ни намёка. Ни вздоха. Только мёртвая тишина. Я не слышала ни шуршания листвы от ветра, ни скрипа деревьев или шороха от насекомых. Лес был декорацией. Пустой, беззвучной.

Он был ещё менее реальным, чем когда я только оказалась здесь. Всё застыло. Выставка в музее, сцена театра, что угодно, но не настоящие деревья. Я двинулась вперёд. Осторожно. Один шаг. Второй.

Под ногами – мох, влажный и липкий. Подошвы кед вязли в нём, как в грязи. Мои конверсы хлюпали, и это были самые громкие звуки. Я ускорилась. Не бежала – не решалась. Но шаги стали быстрее. Ноги дрожали. Руки сжаты в кулаки.

Вокруг продолжало темнеть, хоть света и так было совсем немного. Вскоре мне пришлось двигаться почти наощупь, выставив руки вперёд и почти не поднимая ноги при ходьбе.

Мне казалось, что тьма за моей спиной сгустилась. Прямо дышит мне в затылок. Я обернулась – никого. Но сердце упало ниже живота.

«Всё хорошо», – пыталась я повторять про себя. Но не верила. Не чувствовала. Не успокаивалась.

Я прошла ещё несколько метров. Деревья тут стояли ближе. Теснее. Они давили. Я постоянно натыкалась на ветки руками. Их едва различимые силуэты стали острыми, злыми. Ветви напоминали гигантские скрюченные пальцы. Они хватали меня за волосы и одежду, царапали мне лицо.

Ни одной птицы.

Ни одного насекомого.

Я попыталась замедлиться и сделать глубокий вдох. Тут же пожалела. Воздух здесь пах плесенью. Старостью, затхлостью. Как будто всё гнило. Без движения. Без солнца. Без жизни.

Мерещилось, что кто-то прошёл справа. Я резко повернула голову – тень. Но она не двигалась. Только дерево. Только ствол. Только изгиб ветви.

Я пошла дальше.

Старалась ступать бесшумно. Но мои кеды хлюпали. Я замедлилась. Сняла их. Шнурками перевязала на талии. Дальше шла босиком, прямо так, по сырому холодному мху. Хотя бы тише.

Я старалась быть незаметнее. Шла так, будто училась ходить заново.

Скользнула рукой по коре дерева – проверить, здесь ли я. Существую ли. Дерево не ответило. Оно было холодным. Глухим. Я шепнула: «Пожалуйста…» – сама не зная, к кому обращаюсь.

Ответа не было.

Я вдруг осознала, что затаила дыхание. И не помню, сколько уже не дышу.

Выдохнула. Резко. Почти закашлялась.

Соберись.

Ты здесь не первый раз.

Ты уже справилась.

Но справилась ли?

Мама. Немама. Её глаза, полные пустоты. Когти. Шепот. Как быстро я почти поверила. Почти позволила ей увести себя. Почти…

Снова шаг. И снова – звук.

Но не мой.

Я замерла. Сердце остановилось. Звук слева. Короткий. Щелчок, хруст и тишина. Я обернулась, но ничего не смогла разобрать. Я видела лишь темный лес.

Нет – не темно. В темноте что-то двигалось. Я чувствовала.

Может, это животное? Белка? Нет. Слишком тяжёлый звук. Слишком медленный.

Я попятилась. Ощущение было таким, будто что-то стоит за деревьями. Смотрит. Не прячется – ждёт. Лес скрывал нечто, движущееся за моей спиной. Нечто, прятавшееся в темноте как за стеной.

Снова хруст. Теперь справа.

Я зажмурилась. И медленно выдохнула. Мне казалось, даже собственный выдох слышен здесь, как удар в колокол.

«Ты сильная», – шепнула я себе. – «Ты не сдашься».

Я выбрала идти, двигаться дальше. Что бы там ни было, я могла уйти от него. Я хотела уйти. Хотела выйти из леса, крепко обнять бабушку и уехать к матери в Лимерик, и больше никогда сюда не возвращаться.

Нога зацепилась за выступающий корень, под ногти забилась влажная кора, а сама я чуть не упала. Упёрлась руками в липкий ствол. На пальцах осталась грязь. Я вытерла руки о подол. Ткань платья была влажной, холодной. На плечи легла роса – или пот. Не разобрать.

Я подняла глаза. Впереди была просека.

Я двинулась к ней.

Внутри всё кричало: «Назад!» Но я знала – назад нельзя.

Никто не придёт. Нет Могры. Нет Ерина. Нет бабушки.

Только я.

И лес. Лес, который молчал. Он не звал. Не вёл. Не предупреждал. Кажется, он даже не смотрел на меня. Но я чувствовала взгляд. За спиной и вокруг. Со всех сторон. От каждой тени и каждого камня.

Вот бы прямо сейчас из-за кустов вышел Ерин, и сказал, что всё будет хорошо. Защитил бы меня так, как спас от того медведя. Мой живот скручивало от страха. Я была такой слабой, такой глупой. Что делать? Как быть теперь? Где же вообще я оказалась, почему не вернулась на поляну, где ночевала? И где же Ерин, где мой дом? Мне захотелось сесть. Заплакать. Спрятаться.

Так уже было. Совсем давно. Мне было, кажется, семь. Это был май, и бабушкин сад цвёл. Мы приехали к бабушке на всё лето, и мама собрала нас на пикнику. Мы поехали в лес, за реку, где было совсем мало людей. Там был склон и старые осины. Пахло теплой землей и мёдом.

Я носилась по поляне на склоне возле леса, пока мама стелила покрывало. Бабушка, ещё тогда ходившая сама, раскладывала посуду. Я бегала босиком. Помню, как на ногтях осталась пыльца от одуванчиков. Весело. Светло. Беззаботно.

А потом я увидела её.

Она сидела под клёном, по другую сторону дорожки у самого леса. Маленькая, едва ли больше моей ладошки. С крыльями, прозрачными, как стекло. Они дрожали. Отдавали светом. Всё её тело будто просвечивалось. Как хрупкий сосуд. Только не стеклянный – хитиновый. Тонкий, ломкий.

Я застыла.

Фея. Не знаю, почему я решила именно так, но ни на что другое она не была похожа. Глаза у неё были огромные. Чёрные. Без зрачков. В когтистых лапках она держала бутон. Облизывала. Или пила из него. Грудь у неё вздымалась, как у ящерицы. Я видела её зубы. Острые, странные. У насекомых вообще бывают зубы? Нет, конечно же нет. Тогда я об этом не думала. Я знала, что это не насекомое.

Мне было так любопытно, и я подошла к ней. Она посмотрела на меня. Наклонила голову. Крылья дрогнули. И – вспорхнула.

Я засмеялась и побежала за ней. Сначала – легко. Весело. Я смеялась. Кричала: «Подожди!»

Мне казалось, что она слышит. Что хочет, чтобы я шла за ней. Она мелькала между деревьев. Словно играла.

Но деревья становились гуще. Стволы – темнее. Я не заметила, когда солнце исчезло. Когда траву под ногами сменила влажная земля. Когда стало тихо. А фея исчезла.

– Мам? Бабуль? – крикнула я. Ответа не было. Только шелест. Я обернулась, но никого не увидела.

– Мам? Я… – голос дрогнул. – Я здесь!

Лес был не тем, каким казался с поляны. Он был… высокий. Молчаливый. Далёкий. Ни одной птицы. Ни жука. Только я.

Я пошла назад. Или вперёд. Я не знала. Все деревья – одинаковые. Ни одной тропинки. Ни одного ориентира. Я не знала, где я. Где была моя мама? Откуда я пришла сюда? Как давно? Я прижалась к дереву. Оно было мокрым. Пахло сыростью. Мох лез под пальцы, будто пытался утащить. Я сжала руки в кулаки и крикнула громко:

– БАБУШКА!

И снова – тишина.

Я побежала. Куда – не знаю. Просто прочь. Быстрее. Дальше. Я плакала. Горло болело. Волосы прилипли к лицу. Ноги спотыкались о корни. Несколько раз я падала, стесала ладони и коленки до крови.

А потом я увидела тень. Высокую, неподвижную. Она стояла между деревьев и точно ждала меня. Я чувствовала её. Не глазами – кожей. Она не шевелилась, но присутствие было таким… весомым. Плотным. Молчаливым.

Я не могла дышать. Не могла пошевелиться. Лишь стояла. Мне так хотелось, чтобы мама и бабушка нашли меня.

На лицо упал свет. Я услышала быстрые шаги.

Это был свет от карманного фонарика.

– Шарлотта!

Голос бабушки. Она шла ко мне так, будто знала, где я была всё это время. Словно я просто баловалась у неё во дворе, и она устала смотреть за мной, поэтому зовёт в дом.

Я хотела закричать. Предупредить, что здесь кто-то. Но тени больше не было, она исчезла. Бабушка подошла, приподняла меня. Я повисла у неё на шее. Тряслась. Она держала крепко.

– Всё хорошо. Всё хорошо, солнышко. Я здесь.

Я спрятала лицо в её шарф. Он пах лавандой и вареньем. Рука бабушки гладила по спине, словно отгоняла тьму.

Мы шли долго. Мне казалось, я засыпала. Но перед тем как сомкнулись глаза, я снова посмотрела назад.

И увидела её.

Тень стояла там же, где и раньше. Не двигалась. Не исчезала. Просто смотрела.

Я сделала медленный глубокий вдох, потерла заслезившиеся глаза кулаками. Сейчас я чувствовала тот же ужас, что и тогда. Так странно, много лет я не помнила этого, а сейчас словно вновь увидела и фею, и тень. Мама убедила меня в том, что я видела большую стрекозу, но теперь я знала – это не так. Это был сид.

Тогда бабушка пришла за мной. Но кто поможет мне теперь? Я одна в лесу. Взрослая, в мокром испачканном платье, босая и с грязными кедами на поясе. Без бабушки. Придёт ли кто-нибудь за мной? Прошло столько времени, но Ерин так и не появился. Могу ли я надеяться на кого-то ещё? Как бы я хотела сейчас проснуться в собственной постели и понять, что это был лишь жуткий сон.

Но я стояла посреди темного леса и не могла решить, куда мне идти теперь. Просека, которую я видела пару минут назад, просто пропала. Я обернулась. Один раз, второй. Всё было одинаковым. Стволы, мох, корни, тень. Я шагнула вперёд, потом вбок, в надежде выйти к желанному просвету. Но ничего.

Из стороны в сторону, как запертый в клетке зверь, я билась о деревья, но не могла найти, куда идти. Среди деревьев не было ничего, похожего на просеку. Я оглядывалась из раза в раз, пока не увидела её. Тень.

Отвратительную тень из моего детского кошмара. Вот только она больше не стояла недвижимым памятником. Она покачивалась, как трава на ветру.

Сердце застучало в моих ушах, мышцы в ногах не хотели слушаться.

Тень была ближе, чем тогда, в детстве. И я могла рассмотреть её. Сквозь мрак я видела, как она словно светится собственной темнотой. Чёрная, плотная, тяжелая. Не как отсутствие света. А как нечто иное. Самостоятельное. И у этой тени была собственная тень.

Это была она. Моя старая знакомая.

Сердце перевернулось в груди. Моё тело отреагировало быстрее, чем я, и бросилось прочь. Мышцы ног горели, мне казалось, они сейчас разорвутся. Я чувствовало, что оно стремится ко мне. Бежала, не разбирая дороги. Листья и ветки хлестали по лицу, влажная земля хлюпала под ногами. Стопой наткнулась на острый корень. Я оттолкнулась от одного дерева, почти врезалась в другое. Дышала ртом, вбирая воздух, как могла.

Когда наконец осмелилась оглянуться – тень исчезла. Я смотрела туда, где она была раньше, пытаясь отдышаться. По стопе размазывалась кровь, грязь и пот жгли рану. В ноге пульсировала тупая боль.

Я оглянулась.

И едва не закричала.

Она стояла сзади. Ближе, чем до этого. В панике я попятилась. По рукам пробежали мурашки. Я снова сорвалась с места. Одной рукой прижимала кеды к боку, а второй закрывала рот, пытаясь не кричать.

Боли в ноге я уже не чувствовала, словно и не было острого корня и крови. Бежала прочь, ныряя под слишком низкими ветвями и перепрыгивая прижавшиеся к земле стволы. Колени подкашивались. Я бежала прямо. Потом свернула. Потом снова. Искала, куда податься, но будто неслась на одном месте. Из раза в раз оказывалась на том же месте.

Как будто бежала по кругу.

Как будто…

Как будто всё это – Зазеркалье.

Мысли вырвались из глубины сознания. Рванули наверх, как пузырь в тине. Я вспомнила.

Алиса.

Как она пыталась попасть на холм. И каждый раз, каким бы путём ни шла, возвращалась обратно. Пока говорящие цветы не сказали: «Ты идёшь не туда. Иди в противоположную сторону».

Я закрыла глаза. Я ведь могу… попробовать?

Лес не имел смысла. Он не должен был иметь. Как и с самого начала, ничего из происходящего не имело смысла. Было обратным логике. Что ж, совершать нелогичные поступки я умела. Этого таланта во мне было немерено.

Я развернулась. Каждая клеточка моего тела кричала «Нет!» Инстинкт вопил: «Убегай!» Но я сделала шаг. К тени. Так было неправильно. И так было нужно.

Идти не от страха – к нему. Ещё шаг. И ещё.

Тень стала ближе и четче. Теперь я могла разглядеть её: она была выше меня на три головы, тонкая, покачивающаяся как трава на ветру. У тени не было лица, вместо неё олений череп. Тускло-белый, пожелтевший, с пустыми глазницами. Рога – широкие, ветвистые, будто вырезанные из сухой древесины. На черепе мох. Листья. Впаянные в череп, как листва сливается со старыми могильными камнями. Плащ – или нечто вроде него – был сшит из засохших листьев. Они держались друг за друга, как рыбья чешуя. Они шуршали, но я не слышала звука. Только знала – они двигаются.

Я проиграла. Было не важно, бежала я к ней или от неё. Исход был один: Тень была прямо передо мной. Сейчас огромная лапа схватит и убьет меня. Эти огромные желтые зубы вопьются в моё плечо, и от меня ничего не останется.

Но ничего не происходило. Ещё шаг – и я почти касалась его.

– Кто ты? – голос вырвался сам. Сломанный, хриплый.

Тень не ответила.

– Ты за мной следишь?

Пауза. Долгая. Воздух вокруг будто сгустился. Стал липким.

– Ты меня знаешь?

Молчание.

Я подняла руку. Пальцы дрожали. Близко. Ближе.

Тень качнулась.

Ветер ударил меня сбоку. Он швырнул в меня запах гнили и затхлую листву. Один лист прилип ко лбу.

– Зачем ты здесь?

И в этот момент – оно случилось. Что-то холодное и жёсткое схватило меня за запястье. Я не видела, откуда. Только почувствовала, как хватка сдавила кожу. Цепко. С силой. Меня потянуло вперёд.

Я закричала. Всё тело рванулось назад. Вывернулась, попыталась ударить свободной рукой, но Тень уже наклонялась ко мне. Я чувствовала, как её дыхание – или ветер – касается лица. Чернота пустых глазниц впивалась в меня. Всё закружилось, заволокло черной пеленой, и вдруг я почувствовала щекотку.

Под коленкой.

Я дёрнулась от неожиданности. Хватка ослабла. В ухо – смех. Высокий и звонкий, как у безумца.

– Глупышка! – крикнул знакомый голос. – А мы ведь сказали – ненадолго!

– Финиг?! – я едва не упала, – Ты… ты что здесь делаешь?!

Он катался по траве, зажав рот лапками и дико смеялся. Мелькали уши, когти, глаза, полные восторга.

– Ты! Ты бы видела своё лицо! Ах, ну разве можно быть такой смешной?! Ступаешь к древней Тени как героиня, а потом визжишь как свеженький поросёнок! Ха! Я, я не могу! – он вытер слезу, продолжая смеяться.

Я осела на траву, чувствуя тугой ком в горле. Слезы сами покатились по лицу, и я тряслась и всхлипывала, пока плачь не перешел в хохот. Почти истерический. Он бился о горло, катался по ребрам, и я сидела на коленях, сжимая руками грудь.

Финиг подскочил ближе, осторожно стукнулся лбом о моё плечо.

– Всё хорошо, – пробормотал он. – Всё хорошо. Скоро здесь будут остальные.

После его слов мне стало легче дышать, и я успокаивалась, пока ши прыгал вокруг меня. Я слабо улыбнулась, и тогда поняла – я вновь слышала, как лес дышал. Он не говорил. Не нашёптывал. Не направлял. Но был. Вернулся. Лёгкими волнами воздуха. Мягким шорохом в траве. Едва уловимой пульсацией под ногами.

– Где вы были? – я вытерла лицо от слёз краем юбки и принялась натягивать кеды на грязные ноги. Главным было не забыть отмыть кровь, как только доберёмся до воды.

– Уходили ненадолго. А потом ты попала в такую кашу, что нас не пускали.

– Кто не пускал?

Но он только хихикнул и скрылся в ветвях.

– Эй, подожди! Ты сказал, здесь скоро будет Могра!

Финиг исчез в ветвях, оставив за собой лёгкий шлейф искрящихся пылинок. Я попыталась было встать, но ноги тут же предательски подкосились. Пришлось снова опуститься на колени. Спина саднила, кожа была в грязи, волосы спутались, а юбка тянулась мокрой тряпкой. Я выглядела и чувствовала себя, мягко говоря, не лучшим образом.

Но, несмотря на всё это, я улыбалась. Глупо, немного растерянно – но по-настоящему. Я была жива. Лес снова дышал.

– Пойдём-пойдём-пойдём! – откуда-то сверху снова донеслось голосовое мельтешение Финига. – Я покажу путь! Покажу! Только держи хвост… ну не мой же!

Я тут же разжала руку и поспешила за ним, шатаясь, спотыкаясь, пыталась не отставать. Финиг мелькал впереди, его жёлтый хвост вертелся, как флюгер. С каждым шагом лес оживал. В нём пульсировала жизнь, мягкая, едва ощутимая. Цветы не распускались, как прежде, деревья не распахивали свои кроны в приветствии, но всё же что-то вернулось. Ветер скользил по щеке, и он был тёплым.

Когда мои ноги вновь стали болезненно ныть, мы вышли на уже знакомую мне поляну. К купальням, у которых я была, кажется, целую вечность назад. Тот самый зал из листвы и света. Ширмы колыхались на ветру, воздух был пропитан влажным теплом и ароматами цветов. Каменный бассейн в центре всё так же светился серебристо-зелёной водой, и от его поверхности поднимался лёгкий пар.

– Это возмутительно! – голос звучал за одной из шрим, и, напрягшись, я узнала Ерина. – Я… Кто дал приказ?

Из-за шума воды и писка ши часть слов было не разобрать. Я прислонилась к одной из ширм, чтобы разобрать получше.

– Ну чего ты…

– Тсс!

Финиг обиженно замолчал, но прижался к моей ноге и раскрыл уши пошире. Его хвост нетерпеливо отбивал по моей пятке.

– Так было нужно. Испытание… Согласно пророч… Она…

Финиг задрожал, стал цепляться за подол моего платья.

– Прекрати, ты уронишь меня! – зашипела я.

– Мы должны идти, – Финиг рванул вперёд, и я едва успела схватить его за хвост и подтащить обратно. – Отпусти, гади…

Я зажала его пасть рукой.

– … в лесу! – голос Ерина срывался. – Всё могло просто сорваться! Она могла погибнуть! Она могла…

Ши в моих руках забился, пытаясь вырваться.

– Значит, вы даже не подумали предупредить? – зло бросил Ерин. – Вы просто отвели меня прочь, позволив ей остаться одной в лесу?

– Её путь … до того, как вы.., – я узнала голос второго проводника. – И у неё было… Мы не вмешиваемся. Мы…

– Её чуть не убили! Да я вас…

Финиг с чувством впился в мою ладонь. На меня налетела ширма (или я на неё, не важно), и вместе с ней я упала прямо к ногам Ерина и уже знакомого Стража.

– Убивают! Гадина, убивают! Убраааать поросёнка, – завыл Финиг, метаясь под тканью.

– Я тебе сейчас дам поросёнка, такого свина увидишь, – гаденыш закувыркался рядом, только запутывая нас в ширме ещё больше.

– Шарлотта!

Ерин бросился к нам, безжалостно разорвал ткань и помог мне встать. Финиг тут же рванул куда-то в сторону и завопил уже там.

– Ага, – я криво улыбнулась. Торжественного воссоединения уже не получилось бы. Парень осматривал меня с ног до головы, и мне тут же стало стыдно и за ссадины, и за грязное платье. Но Ерин схватил за плечи, прижал к себе так крепко, что у меня перехватило дыхание.

– Ты… – он выдохнул в мои волосы. – Ты жива. О, Дану, ты жива. Я искал тебя. Я… Я не знал, что делать.

Он дрожал. Его дыхание билось о мою шею, горячее, прерывистое. Я не знала, что сказать. Сердце сжалось. Его объятия были настоящими. Надёжными. Я потерялась в этом на секунду, позволила себе закрыть глаза.

– Спасибо, – прошептала я. – Но… я в порядке. Правда.

Он отстранился, но руки не опустил. Смотрел в лицо, и в его взгляде было столько боли, что я опустила глаза.

– Прости, – добавил он. – Прости, что меня не было рядом. Я должен был…

– Ты не мог, – я пожала плечами. – Я слышала, так что. Не знаю Я в норме.

Я отошла подальше на пару шагов, глянула на других фейри – они уставились на меня во все глаза. Я чувствовала себя на редкость глупо и гордо одновременно. Не каждый же день волшебные снобы забывают держать перед тобой лицо.

– Ты отлично справилась, – за моей спиной раздался голос Могры. Спокойно и тягуче она продолжила: – Приветствую, Ваше…

– Где вы были так долго, – оборвал её Ерин. Её чуть не убили! Вы хоть знаете, с чем она там столкнулась? С чем вы её оставили?

– Знаем, – тихо ответила ши. – И если она здесь, живая, значит – справилась.

Ерин резко выдохнул, будто больше не мог сдерживать злость:

– Она пришла из другого мира! Она не фейри! У неё нет наших сил, да она здесь не выживет в одиночку!

Могра не дрогнула.

– Она должна была пройти через это. Испытания не выбираются. Лес сам даёт их.

Финиг появился сбоку, повис у меня на руке.

– Мы всё равно следили. Почти всё время. Почти…

– А если бы что-то пошло не так?! – Ерин зарычал. – Если бы она погибла? Или… сошла с ума?!

– Но она не погибла, – вмешался Хрус, откуда он появился, я так и не смогла понять. – И это значит, что она прошла. Лес принял её.

Они продолжили спор, Ерин снова завёлся. Величественные Стражи под шумок затерялись в кустах, и я бы с удовольствием последовала их примеру. Фейри говорили обо мне, но я была рядом, живая, усталая, жаждущая хоть крошечного покоя. Я махнула рукой.

– Всё, – выдохнула я. – Разбирайтесь сами, я устала.

Я отвернулась от них и пошла к каменному бассейну. На шатких ногах, спотыкаясь. Никто не посмел меня остановить. Я потянула лиф платья вниз, позволила ткани соскользнуть. Грязной тряпкой она упала в траву. В груди все еще бился страх, но с каждым выдохом он постепенно засыпал.

Я не обернулась. Просто шагнула в воду. Окровавленные кеды остались у края бассейна. Их разноцветные шнурки запутались между собой, а пятна засохшей крови казались странно яркими на фоне белого камня.

– О, Дану… – выдохнул Ерин откуда-то за спиной.

Устроившись в воде поудобнее, я покосилась в его сторону, но смогла увидеть лишь красные пятна на шее и кончиках ушей. Вода обволакивала мое тело, забирая с собой боль и усталость. Я отпустила всё, позволила телу расслабиться.

Финиг шмыгнул к краю бассейна и сел, свесив перепончатые ноги. Хрус устроился рядом, положив корневище на камень. Он выглядел уставшим, как и я.

– Поберегись! – с верха ближайшей ширмы свалился Туил. Вода запузирилась вокруг толстяка, пошла бензиновыми пятнами. Ши ругался, барахтался и отплевывается.

– Дурак, – прошептала я. – Все вы сумасшедшие.

Глава 5. Межлесье

Я бы не подумала, что Могра умела двигаться так бесшумно. Конечно, из всех ши она была самой тихой, но я различала шелест листьев от её юбок и легкий скрип коры, когда она шевелила руками. Теперь же она скользила сквозь тени деревьев, словно лист, медленно опускающийся в воздушном потоке.

Могра разбудила меня, едва стало смеркаться. Отмывшись после ночного бега наперегонки с Тенью, я упала без сил на одеяло из цветов хлопка и с удовольствием проспала бы до следующего утра, если бы Могра не заставила меня встать и собраться на поклон к Королеве Весеннего Двора. От вида легкого платья, подаренного фейри, меня тошнило, зато слуги Двора очистили и починили мой сарафан. Я была просто счастлива натянуть привычную светлую кофту и удобный знакомый сарафан. Конверсы, правда, мне так и не вернули. Подозреваю, фейри оказались в таком ужасе от их вида, что предпочли уничтожить. Поэтому теперь я шла по траве в мягких туфлях из кожи или чего-то очень на неё похожего.

– Гвилэйн уже ждёт тебя, – сказала Могра, когда мы свернули с главной лесной тропы и вышли к округлой поляне.

– Поэтому здесь пусто, – хмыкнула я.

– Ты смотришь, – ши покачала головой, – а должна идти.

Постепенно привыкая к тому, что вокруг меня не первый день творилась какая-то околесица, я предпочла ничего не спрашивать. Пошла вперёд, подставив лицо порывам искрящегося золотистыми переливами ветра. Лес вокруг меня плавился, перестраивался, нас с Могрой обступали корни деревьев, вспучиваясь над землей, как волны замершего моря.

От очередного перехода у меня закружилась голова, и я предпочла закрыть глаза, попросив Могру сказать, когда всё закончится. На моё плечо легла легкая, усыпанная шипами розы ладонь ши.

– Мы пришли, – тихо сказала Могра.

На поляне, скрытой между стволов старых платанов, располагалась Лепестковая Комната. Огромные лепестки, больше человеческого роста, спирально росли из земли, создавая купол, напоминающий бутон в момент раскрытия. Другие лепестки, полупрозрачные, словно стеклянные, закрывали небо. На них дрожали переливы света, а я чувствовала себя мухой, запертой в перевёрнутом графине. Тонкие, полупрозрачные стенки светились изнутри мягким зелёным светом, будто капля утренней росы поймала луч солнца. Ветви деревьев сомкнулись сверху, сплетаясь в высокий ажурный свод под самыми лепестками, а мох под ногами казался мягче любого ковра.

Мы остановились у образованного лепестками круга. Могра сложила руки в складках платья и немного наклонила голову, как статуя древней богини. Свет пробежал по её лицу, и я снова подумала, насколько она чужда – и всё же знакома. За несколько дней я так привыкла к тому, что почти не вижу существ, похожих на людей, что теперь внешний вид ши совершенно не удивлял меня. Одежды Могры, состоящие из тонких листьев шелестели даже когда она неподвижно зависала в воздухе.

– Иди в круг.

– Ты не пойдёшь со мной? – я побаивалась оставаться с Королевой наедине. После сумасшедшего пира и кошмаров наяву я совершенно не хотела знать, что ещё она могла со мной сделать.

– Нет, дитя. Это разговор между тобой и Гвилэйн. Я подожду здесь.

Я кивнула и сделала шаг внутрь, предусмотрительно прикрыв глаза. Воздух в Лепестковой Комнате был гуще. Теплее. Он пах мёдом, жасмином, чуть-чуть озоном – тем, что остаётся в воздухе перед грозой. Свет лился сверху, проходя сквозь переплетение ветвей, и в нём плыли пылинки, как золотистые семена одуванчиков.

В центре круга на мягкой софе полулежала Гвилэйн Златоцвет. Она была не такой, как в нашу первую встречу. Не такой величественной, не такой ослепительной. Она по-прежнему была прекрасна, но иначе. Её волосы были не сияющим водопадом цвета зари, а рассыпались тёмно-золотыми волнами, увитыми живыми цветами. Кожа по-прежнему отливала перламутром, но теперь этот блеск был тусклым, приглушённым, как у утренней росы. Даже платье её стало менее торжественным: не водопад лоз, а драпировка из светлой ткани, похожей на лепестки магнолии, украшенной мягким светом.

– Вы… изменились, – вырвалось у меня.

Гвилэйн улыбнулась уголками губ. Легко, тонко.

– Весна всегда меняется. Ты ещё не поняла?

– Я думала, в мире фейри весна будет вечной, – я пожала плечами. – Простите, я не так давно здесь. Не думала, что Дворы сменяют друг друга. И что, вы теперь исчезните?

Я спросила и тут же пожалела, потому что Гвилэйн рассмеялась. Совершенно некрасиво, по-старушечьи пришамкивая. Не будь я так взволнована, я бы сочла себя оскорбленной.

– Ничего, прошу меня простить, наверное, нам стоило рассказать тебе немного больше, – произнесла фейри, отсмеявшись. – Жаль, что времени у нас так мало. Наши Дворы не исчезают, но каждый проживает свой собственный цикл. И нынешний подходит к концу.

– Почему так быстро? Ведь прошло всего несколько дней, – я заинтересованно подалась вперёд, и перед моей грудью тут же выросло копье. Стражи. Стражи Королевы, которых я даже не заметила. – Эм, прошу прощения.

Я сделала шаг назад, но Златоцвет покачала головой:

– Подойди, не бойся. Мне всё равно нужно показать тебе кое-что. У нас совсем мало времени, твои спутники ответят на твои вопросы.

Ирония была в том, что мои провожатые, судя по всему, не желали посвящать меня в свой маленький волшебный мир. За эти пару дней я мало что узнала кроме своего особенного предназначения, да и оно до сих пор выглядело туманным и звучало, как издевательство. Может, им здесь настолько скучно, что они решили сделать из меня цирковую зверушку? Маленького пуделя, прыгающего сквозь горящие кольца на потеху публики. И ведьмин круг в действительности пропустит кого угодно. В это поверить было намного проще, не зря ведь народ Холмов всегда описывается таким жестоким.

– Иди же, – голос Гвилэйн был все таким же доброжелательным, но подходить мне отчего-то резко расхотелось.

Страж убрал копье за спину и встал с краю софы, давая мне дорогу. Я наконец заметила и других, они стояли по краям залы: высокие фигуры в одинаковых серо-зеленых доспехах, лица были скрыты под масками из резного дерева. Они были неподвижны и так легко сливались с причудливыми стенами, что не заметить их было очень просто. Но теперь я чувствовала, что они следят за каждым моим шагом.

Гвилэйн легко махнула рукой, и перед ней появилось небольшое кресло. Я села на край мягкой, пружинящей от мха подушки и постаралась не ёрзать. Не потому, что боялась наступить на подол королевского платья или случайно задеть Гвилэйн ногой – просто сидеть под взглядом Королевы Весеннего Двора было примерно так же уютно, как спать под деревом, в которое вот-вот ударит молния. Спокойный внимательный взгляд фейри был таким, что хотелось начать просить прощения за всё подряд – за испачканные туфли, за разбитую чашку у бабушки на кухне лет десять назад и за то, что я вообще живая.

Гвилэйн чуть кивнула, и откуда-то – я бы поклялась, из самого воздуха – появился кубок. Он был соткан из лепестков и света, тяжёлый, как капля янтаря, и в нём переливался золотистый нектар.

– Выпей, – негромко сказала она. – Ты прошла.

– Прошла? – переспросила я. – То есть… пир, ночь, лес… это всё… испытание?

– Только его первое дыхание, – мягко улыбнулась Королева. – Всё остальное ещё впереди.

Я взяла кубок. Ладони прилипли к гладкой поверхности. Сделала глоток. Напиток обжигал губы, но внутри расползался, как свет – густой, сладкий, полный неясных ощущений.

Королева склонила голову набок, медленно, как кошка, наблюдающая за птицей.

– Ну что ж, – сказала она негромко, будто речь шла не обо мне, а о чьей-то дальней родственнице. – Ты пришла через Круг. Без зова. Без ритуала. Без дозволения.

Я замерла, инстинктивно втянув шею в плечи. Так, начинается.

– Простите. Я… – Я прокашлялась. – Я ничего не делала специально. Просто… шагнула внутрь. И оказалось, что земля исчезла.

– Она не исчезла. – Гвилэйн подняла взгляд. – Она впустила тебя.

– Спасибо ей огромное, – пробормотала я, надеясь, что меня не услышат. Но, похоже, услышали. Один из стражей чуть пошевелился, и в моей голове тут же нарисовалась картинка, как он легко протыкает меня копьём, как тычут шампуром маршмеллоу. Я поспешно сложила руки на коленях и заткнулась.

– Ты нервничаешь, – заметила Королева. – Знаешь, почему?

– Потому что я сижу напротив бессмертного существа с глазами цвета рассвета, и не знаю, сколько из того, что мне сказали, было правдой?

– Верно, – кивнула она. – А ещё потому, что чувствуешь: я знаю, что ты знаешь, что я знаю. И мы обе ждём, кто начнёт первым.

– Кажется, вы начали, – попыталась я пошутить. Получилось не очень. Гвилэйн не засмеялась. Только улыбнулась уголком рта.

– Пророчество, Шарлотта. Ты слышала о нём?

– Если вы про тот момент, когда мне сказали, что я не просто случайная девчонка, а нечто между деревом, зеркалом и дверью в никуда, то да, слышала.

Королева села прямо, а ткань её платья ручьями потекла в мох, укрывавший землю под софой.

– Лес давно уже слабеет. Несколько сотен лет мы ждали. Когда лес ослаб. Когда границы между мирами истончились. Когда даже трон, созданный из Сердца Корня, начал трескаться. Мы знали, что должно прийти нечто… иное. Верховный Род мирает, и Золотой Лес погибает вместе с ним. Корона отвергает всех, кто пытается её надеть. Даже мы, фейри Весеннего Двора, чувствуем, как холод тянется из глубин.

– И вы думаете… – я выпрямилась. – Думаете, я должна спасти вас?

Гвилэйн встретила мой взгляд. Без улыбки.

– Не мы. Лес. Лес выбрал. Даже если я думаю, что он ошибся, мы должны прислушаться к нему.

– Конечно. Лес. Какой удобный способ сложить с себя ответственность.

Слова сорвались слишком резко, но я не пожалела. По крайней мере, сразу. Один из стражей снова пошевелился. Я решила, что у него нервный тик. Или он просто мечтает вонзить мне копьё в бок, чтобы всё закончилось.

– Если ты пришла не по зову, – продолжала Гвилэйн, будто не заметив моей дерзости, – но прошла, – она подчеркнула слово, – это уже значит, что ты не случайна. Даже раскрытые нараспашку врата не впустили бы тебя просто так.

– И что это за пророчество такое? – наконец спросила я. – Или вы расскажете только половину, а остальное должна буду собрать сама, как пазл без обложки?

Гвилэйн поднялась и подошла к дальнему лепестку, который откинулся, как занавесь. За ним скрывалась стена, испещрённая изрезанными, будто живыми, письменами. Строки то всплывали, то исчезали, как дыхание на стекле.

– Прочти, – велела она.

Я сделала шаг ближе и увидела:

Королева слегка склонила голову. Было в этом движении что-то хищное.

«Когда смертная ступит в Врата без зова,

Старое вспомнит путь.

Четыре пройдут, чтобы один открыл

И та, в чьей крови слилась воедино

Кровь вечная, древняя, черная, – будет ключом и замком.» – казалось, это говорят сами стены-лепестки, земля под ногами и даже свет. Потому что Гвилэйн Златоцвет не произнесла ни слова. Я же слышала каждую прочитанную мной строчку, сотней голосов разлетающуюся по зале.

Я выдохнула.

– Прелестно. Очень вдохновляюще. Только один вопрос: где в этой чудной песне сказано, что я обязана этим заниматься?

– В твоей крови, – просто ответила она. – И в твоём шаге в круг.

– Ну так, может, я просто была дурой, – буркнула я. – Мало ли на свете глупых девчонок, гонящихся за феями.

– Бывают, – кивнула Гвилэйн. – Но тебя провёл Круг. И Лес не отпустил. Значит, он ждёт.

Некоторое время мы молчали. Я пыталась осознать, сколько из сказанного было метафорами, а сколько – смертельно буквальным. Непросто, когда ты живёшь в мире, где цветы могут обидеться, а кеды – исчезнуть без следа.

– А Тень? – наконец спросила я.

– Какая Тень? – нахмурилась Королева.

– Такая, знаете, высоченная и с черепом вместо головы, – подсказала я, уже понимая, что Гвилэйн прекрасно знает, о чем я говорю.

– Ах эта Тень! – Златоцвет претворно всплеснула руками, рассыпав вокруг себя сотню золотых искр, – Не стоит беспокойств, она всего лишь…

– Всего лишь дважды пыталась меня убить, – перебила я, начиная раздражаться. – Она всегда рядом. Я знаю, вы прекрасно понимаете, кто это.

– Мы не будем говорить о Тени, – отрезала она резко.

– Но…

– Нет.

Тон стал таким, что даже воздух между нами словно уплотнился. Я почувствовала, как стражи напряглись. Тогда я решила задать другой волнующий вопрос. Так, если меня проткнут, я хотя бы не буду на том свете мучаться от любопытства.

– Что такого особенного в моей крови? Почему я нужна для исполнения пророчества?

– Не знаю, – Гвилэйн коснулась гравировки кончиками пальцев, и строки рассыпались в пыль. – Пророчества живут своей жизнью. И мы, даже будучи старыми, как кроны, не всегда их понимаем.

Златоцвет обернулась через плечо:

– Ты должна дойти до конца. Только тогда узнаешь, чего хочет лес. И ты сама.

Я вздохнула. Прекрасно. Всё яснее некуда. Лес что-то хочет, я – якобы ключ, Врата открыты, но никто не знает, зачем и что в них за дверью. Если бы бабушка была здесь, она наверняка назвала бы это «божественным замыслом» и заварила бы мятный чай. А я просто пыталась не заорать от раздражения.

– А если я не хочу быть ключом? – попыталась я. – Если мне плевать на Дворы и пророчества?

– Тогда ты станешь замком, – тихо ответила Гвилэйн. – Закроешь то, что пробудила.

Я замерла, и в животе сжался тугой узел. Закроешь. Не «откажешься», не «уйдёшь». Закроешь. Так, будто мне отсюда уже ни за что не уйти. И это ощущение мне совершенно не нравилось.

Королева, будто ощутив мои мысли, взяла меня за руку. Её пальцы были холодны, но не мертвы. Скорее – как утренний лёд на листьях.

– Завтра вы покинете Весенний Двор, – сказала она. – И отправитесь в Летний. Самый пышный. Самый живой. Самый жестокий.

– Очень вдохновляет, – буркнула я.

– Я уже отправила весточку. Вас там ждут, – продолжила она, не обращая внимания. – Но не все рады. Путь между Дворами уже открыт. Не упусти его. В нём больше ответов, чем ты думаешь.

– Мне бы хоть один, – пробормотала я.

Королева вновь отвела взгляд. Её пальцы легко коснулись лепестка рядом, и он дрогнул, будто вдохнул.

– Иногда вопросы важнее. Особенно, когда ты не готова к ответам.

Я встала, не дожидаясь, пока она позволит. Если это был конец разговора – то пусть.

У выхода меня уже ждала Могра. Она ничего мне не сказала. Только молча повернулась и поплыла вперёд, увлекая меня за собой по тропе, вырастающей прямо из мха.

И я шла – не зная, кто я, зачем здесь, и почему что-то внутри меня дрожит от одного лишь слова: пророчество.

Остальные ждали нас у края Весеннего Двора. Деревья здесь почти не сияли, и сквозь их кроны редкими лужицами проглядывало сероватое небо. За всё время, что мы шли, Могра не проронила ни слова. Впрочем, я тоже не горела желанием общаться. Ерин сидел, облокотившись на обвитую лианами скамью из корня, и выглядел одновременно угрюмым и собранным. Увидев меня, он вскочил и быстрым шагом двинулся мне навстречу.

– Ты долго, – буркнул Ерин, но неосознанно потянулся рукой, будто хотел убедиться, что я настоящая. Я слегка кивнула и встала рядом.

Финиг, конечно, сразу встрепенулся.

– О, принцесса вернулась! – воскликнул он, высоко подпрыгнув. – Как дела в лепестковом королевстве? Она тебя не съела? А то я переживал! Хрус проиграл спор, кстати.

– Я не проигрывал! – прорычал Хрус, внушительный как дуб и, возможно, такой же разговорчивый. – Я говорил, что Королева не съест её полностью.

– Ага, ага, ты всегда так говоришь, – Финиг вскарабкался по моему сарафану, сел мне на плечо и театрально шепнул: – Будь осторожна с этим грибом. Он мнит себя стратегом. Хотя его единственная стратегия – громко рычать и шевелить усами.

– У меня нет усов, – мрачно заметил Хрус.

– Вот и я о том же, – Финиг снисходительно похлопал его по голове, которую едва ли мог достать.

Туил стоял тихо, перебирая пальцами амулеты на своём поясе. Он был единственным, кто не суетился. И, возможно, единственным, кто сразу понял, что я не совсем в порядке. – Готова? – спросил он, тихо, но внятно.

– Насколько это возможно, – ответила я. Сердце билось быстрее, чем следовало. Не потому, что я боялась. А потому, что знала: теперь всё будет иначе.

– Тогда вперёд, – сказал Ерин. – Пора идти.

Внезапно над поляной послышался странный хруст – как если бы кто-то сдвигал огромные живые плиты. Ветки с обеих сторон тропы выгнулись, образуя арку. Лианы переплелись, расцветая на глазах, листья и лепестки покрывали её, словно это было приглашение.

Арка была… слишком красивой, чтобы быть просто проходом. Она напоминала дверь, вырезанную из живой радуги и утреннего света. И в то же время – пасть. Нежную, зовущую. Полную зубов.

– Путь между Дворами, – произнесла Могра. – Он открыт.

– А закрыться может? – уточнила я на всякий случай.

– Может, – подтвердила она с обезоруживающей прямотой.

– Прекрасно, – пробормотала я.

– Но только если ты свернёшь не туда, – добавила она.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось. Не от страха, нет. От предвкушения. Как перед прыжком в воду: ты знаешь, что холодно, глубоко и будет нечем дышать, но всё равно прыгаешь.

Финиг хлопнул в ладоши:

– А теперь – героическое построение! Шарлотта идёт в центре, слева от неё я, справа – Ерин, позади Хрус, он самый большой и может ловить нас, если мы все начнём падать. Впереди – Могра. Потому что… эм… она парит и всех бесит.

– Я не парю, я иду, – возразила Могра. Никто не поверил.

– А я? – удивился Туил.

– Ты – штурман. То есть тот, кто говорит нам, что мы идём не туда, когда уже заблудились. Вперёд, Штурман!

И мы пошли.

Проход под аркой оказался не коротким порогом – как это бывало раньше. Он растянулся, вытянулся, стал дорогой. Ветви с обеих сторон продолжали складываться, тянуться, и вскоре я поняла, что мы движемся по живому туннелю.

Внутри пахло пыльцой и железом. Ветер казался разумным: он то толкал нас в спину, то, наоборот, бил по лицу, если кто-то медлил. Я шла, чувствуя, как мир меняется. Всё, что осталось за Аркой – исчезало. Тонуло в желтоватой пелене.

– Чувствуешь? – прошептал Ерин. – Здесь всё другое.

Я кивнула. Не слышно было пения птиц, не пролетали над головами и не шуршали в кустах малышки ши. Только ветер и запах нагретой древесины.

– Мы в Лесу между Дворами, – сказал Туил. – Это не Весна и не Лето. Это нечто иное. Пограничье.

– Ага, я догадалась, – кивнула я и зашипела. Последние несколько минут я пыталась собрать волосы в кривое подобие косы, но из-за ветра они лишь сильнее путались и лезли в лицо.

– Странное место, – буркнул Хрус. – Оно нас не любит.

– Не любит? – я оглянулась. Позади уже ничего не было. Только деревья. Одни и те же. И трава, одинаково смятая.

– Нас проверяют, – сказал Ерин. – Лес хочет знать, кто мы, прежде чем впустить.

– Но вы же… фейри? – не поняла я. – Зачем ему проверять собственных жителей?

– Лес не может знать всех, – Ерин зашел мне за спину и оттолкнул мои руки от волос, – дай мне, пожалуйста, – его пальцы быстро перебирали мои рыжие лохмы, пока сам парень продолжал говорить под аккомпонимент моего сдавленного шипения (колтуны он дергал безжалостно, будто пытался лишить меня волос вовсе), – Лес как грибница. Общие корни, но каждое дерево живо само по себе. Тем более, что фейри редко выходят за пределы собственных Дворов, а в междулесье их не так много. Ну вот, готово!

Мне на плечо упала тугая аккуратная коса, и я смущенно пробормотала благодарность. Дальше мы двигались почти молча. Иногда кто-то переговаривался шёпотом. Лес не терпел громких голосов. Один раз Финиг попытался спеть песенку – и его тут же обдало порывом ветра, сбившим с ног.

– Это ты сделал? – шипел он на Ерина, отряхиваясь.

– Если бы я мог так, я бы делал это чаще, – спокойно отозвался тот.

Тропа вилась, поднималась, опускалась. Деревья всё плотнее смыкались над нами. Свет становился зеленоватым, и я чувствовала, как в волосах оседает пыльца. Местами деревья были полыми, и тропа проходила прямо сквозь стволы. Один из них обхватил меня корнями, будто обнимал, и я чуть не закричала. Но дерево отпустило.

– Здесь всё постоянно обновляется, – произнёс Туил. – Этот лес не любит повторений. Он каждый раз другой.

– Прекрасно, – пробормотала я. – Значит, карта бесполезна?

– Какая карта? – удивился Хрус.

– Шутка, – отозвалась я. – Очень грустная шутка.

В какой-то момент тропа разошлась, раздваиваясь. Впереди было два туннеля. Один – светлый, залитый золотистым светом. Второй – тёмный, с чуть заметным свечением в глубине.

– Какой выбираем? – спросил Ерин.

– Светлый, конечно! – заявил Финиг. – Там, наверняка, вино, пир и фрукты.

– И иллюзии, – заметила Могра. – Все самые опасные места выглядят заманчиво.

Мы выбрали тень. И были правы.

Спустя несколько часов – или минут, я уже не уверена – туннель закончился. Впереди был новый лес. Не Весенний, но и не Летний. И ни один из нас не знал, что ждёт дальше.

– Мы близко, – произнёс Ерин.

– К чему? – спросила я.

Но ответить он не успел. Совсем близко, , среди деревьев, завыл кто-то, чей голос был слишком грубым для зверя и слишком звериным для человека.

Финиг покачал головой.

– Ну вот, – вздохнул он. – И началось.

Ерин и Могра замерли, оба натянутые как тетева лука перед выстрелом.

Совсем рядом с нами раздался первый глухой хруст. Как если бы кто-то ломал не ветку – ствол. Огромный, с хриплым треском и щелчком.

Я подняла голову. Финиг приглушённо пискнул и скользнул под плащ Туила, словно в нору.

– И дня спокойно пройти не дадут, – проворчал Ерин, но копье из-за спины переместилось в руку.

Я напряглась. Лес будто затаился. Ветер вдруг оборвался. Всё замерло – как бывает перед грозой. Но грома не было. Только новый треск. Ближе. Громче. Слева.

Я медленно обернулась.

И увидела.

Сначала я подумала, что это стая волков. Огромных, с угольной шерстью, размером, кажется, с медведя. Но потом я заметила: их лапы были выгнуты вперёд. Суставы будто были вывернуты. Морды… похожи на человеческие. Только вытянутые, с искажёнными чертами. Широкие челюсти, за которыми поблёскивали клыки размером с нож. Глаза – два пылающих угля. Из пасти вырывался дым, а в воздухе повис запах пепла и сгоревшей плоти. Рога, как у старого барана, круто изогнутые, венчали их головы.

– Шеэссхаеры, – прошептала я, вдруг вспомнив. – Нет… Оссхаеры.

На первом курсе наш преподаватель истории любил побаловать студентов развеселыми мистическими байками о родных краях вместо того, чтобы готовить нас к экзаменам. Кто же знал, что сейчас эти бредни окажутся полезными!

Оссхаеры – рогатые волки, демоны Хамме, что охотятся за душами живых под покровом ночи. Вот они передо мной.

– Что? – Ерин шагнул ко мне. – Ты уверена?

– Шотландская мифология… Они приходят из мрака и дыма, духи-звери из страны Хамме…

– Не знаю ни о какой Хамме, но с этим разберемся потом!

Тварь впереди зарычала. Медленно подняла голову и издала вой, от которого у меня задрожали колени. Остальные подхватили. Страшный хор, вибрацией вогнавший боль в грудь. Один из них шагнул вперёд.

Ерин крутанул копье, и я поспешила отойти, чтобы не попасть под горячую руку.

– Назад, – рявкнул он.

Я попятилась и врезалась в спину Могры. Она не двигалась. Стояла, сложив руки, словно решала уравнение. А потом резко шагнула вперёд и раскинула ладони. Свет вырвался из-под её пальцев, и нас накрыл полупрозрачный купол – как будто из утреннего солнца, застывшего в воздухе.

Один из оссхаеров метнулся вперёд и врезался в свет, как в стену. Раздался треск, как от удара клыка о стекло. Тварь отшатнулась, пронзительно взвыла, а затем набросилась снова.

– Это ненадолго, – процедила Могра. – Их много. И если они взывают к огню… они прогрызут любую защиту.

– Сколько их? – Ерин развернулся к ней.

Могра не ответила. Только посмотрела на него – и это был совсем не тот взгляд, что я видела прежде. Не уважительный, не оценивающий. В этом взгляде было что-то сосредоточенно-отчаянное, почти человеческое.

– Шарлотта, – тихо сказал Ерин. – За меня.

Я понятливо шмыгнула ему за спину, прикрываясь парнем, как щитом. Копье вибрировало, вспыхивало серебром. Ерин же больше не выглядел милым утонченным эльфом, теперь он был настоящим воином.

Первый оссхаер пронёсся мимо нас – тенью, с зазубренными когтями и испепеляющим дыханием. За ним – второй, третий, четвёртый. Купол дрожал. Он трещал в воздухе, и с каждым ударом я чувствовала, будто невидимые нити в груди натягиваются до предела.

Хрус и Туил бросились вперёд. Один орал что-то непристойное и бил копьём, другой метался, как ужаленный, выпуская сгустки пыльцы, что взрывались во вспышках света. Финиг вылетел из-за спины Туила и плюнул в морду оссхаера пучком липкой зелени.

– Ты, мохнатая курица! – взвизгнул он. – Попробуй меня, попробуй! Я на вкус как скисший эль!

Тварь рявкнула, отшатнулась, но сразу же повернулась ко мне. Я замерла под её голодным горячим взглядом. Она уродливо изгибала губы, обнажая покрытые серой пеной клыки. Там, где капала слюна, земля вздувалась пузырями, как забытое на печке тесто. С минуту монстр смотрел на меня, потом тряхнул мордой и пошел в наступление. Я обернулась и поняла, что под треснувшим куполом мы с Могрой остались вдвоем: Ерин оказался зажат между двумя оссхаерами довольно далеко от нас.

Ноги приросли к земле, сердце либо и вовсе перестало биться, либо упало так далеко, что не отзывалось. Я глупо смотрела на то, как монстр бросается на купол. Раз, другой. С завидным упорством он кидался ко мне. До уха доносилось тяжёлое свистящее дыхание Могры. Купол покрылся сеткой мелких трещин, и в один момент рассыпался, брызнув в стороны осколками света.

Мы с тварью уставились друг на друга. Кажется, оссхаер сам не ожидал, что у него получится, и теперь перебирал передними лапами на месте, будто раздумывал, закусить мной сейчас или оставить на десерт. Впрочем, ни закуской, ни десертом я становиться не собиралась.

Я дернулась и нырнула мимо твари. Это был отличный маневр. Я от себя его не ожидала. Монстр – тоже. Моя прыть ему не понравилась, и он развернулся за мной. Мне повезло, из-за выкрученных лап оссхаер был неповоротлив, и вдогонку он бросился с заметным усилием. На бегу задрав юбку повыше, я перемахнула через выбоину в земле и припустила в сторону арки. Оссхаер зарычал и с удвоенным усилием понёсся за мной.

– Ох, нет-нет-нет, – я бросилась вбок.

Той дороги, по которой мы пришли, разумеется, уже не было. Лес снова изменился. Я бежала по поляне, петляя между деревьями. Земля была скользкой, и я трижды чуть не упала. Спиной я чувствовала горячий пар дыхания монстра. От чего-то стало жалко сарафан, его ведь совсем недавно починили.

Внезапно перед моим лицом возникло дерево, и я врезалась, не успев ни затормозить, ни свернуть. Кора царапнула подбородок, я отшатнулась. Тварь отстала, её бок был в нескольких метрах от меня. Оссхаер напряженно смотрел в сторону драки, и я не стала его отвлекать. Юркнула в кусты и затаилась, спиной прижалась к стволу. Я тяжело дышала и была готова сорваться с места в любой момент. Ох, если бы только я не бросила гимнастику! Спортом я занималась до пятнадцати, затем был колледж, и тренировки постепенно пропали из моей жизни. Что же, без того опыта сейчас мне было бы совсем худо.

Вот только никакая настороженность не могла спасти меня от другой твари, оказавшейся в соседних кустах. Второй оссхаер навис надо мной, дыхнул жаром из горящей пасти. Глаза заслезились, и я даже не могла смотреть на приближающуюся ко мне смерть. От дыхания твари горело лицо, мне чудилось, что мои ресницы обугливаются.

Я так и не смогла понять, что сделала. Выставила руки в попытке защититься, холод толкнул меня в дерево, и я хряснулась о ствол затылком. Больно не было. Только недоумение и стук сердца в горле. Оссхаер конвульсивно дернулся и завалился на бок. Из распахнутой пасти продолжала скатываться густая пена.

И тогда я наконец заорала. Совершенно забыв о своем преследователе, который уже примчался на шум. Дерево за моей спиной жалобно затрещало, кусты смялись под сильной лапой.

– Аааааа! – подсипло выдала я. Монстр не впечатлился. Шагнул вперёд, почти ткнувшись носом в моё плечо, и взвыл. Дернулся, пролетел мимо меня. Когти оставили рытвины на земле. Он врезался в тушу своего мертвого собрата, косолапо повернулся. Из длинной раны на боку вытекало и испарялось сизым дымком вязкое и тошнотворно-зеленое.

Тварь снова двинулась в мою сторону. Дальнейший обзор мне перекрыл темно-синий плащ. Тяжелая грязная ткань болталась прямо перед моим лицом, пока обладатель оной махал над головой мечом. Что-то хлопнуло, вспыхнуло. Меч вошёл между вываленных наружу рёбер оссхаера. Тот выл, плевался огнем, рвался прочь, но меч лишь глубже пробивался внутрь. Синий плащ дернул руками, распарывая монстра от грудины до челюсти. Я едва успела отползти в сторону, иначе меня бы облило тошнотворно вонючими внутренностями.

Синий плащ вытер меч о кусты и повернулся ко мне. Он оказался высоким юношей с иссиня-черными волосами, волнами ложащимися на плечи, острыми чертами лица и стальными глазами. Ухмыльнувшись, мой спаситель сделал кривой реверанс и свалил в закат. Вернее – в сторону поляны, где ещё завывали оставшиеся твари.

По стволу многострадального дерева я подняла свое трясущееся тело. От малейшего взгляда на две мертвые туши мгновенно подкатывала тошнота, успешно смещая сердце с полюбившегося места обитания. Я поскорее отвернулась и, пошатываясь, вывалилась на дорогу. Там, на поляне впереди, продолжалась схватка. Ерин и ши сражались бок обок.

Незнакомец не остановился. Он двигался быстро, с каким-то издевательским изяществом, как будто не дрался, а участвовал в представлении. Он сбил одного из монстров с лап. Следующий удар – и вторая тварь сложилась пополам. Потом третья. Он прыгал, уходил от ударов, перекатывался, сражаясь как танцор, которому смерть – лишь декорация.

– Кто это?! – выкрикнул Ерин, прикрываясь от когтей последнего оссхаера.

– Надеюсь, не наш враг! – прошипел Хрус, поднимая копьё.

– Или у него хороший вкус в эффектных появлениях, – добавил Туил.

Финиг, увидав меня, бросился под ногами фейри. Он врезался в мое бедро, прижался к ноге.

– Знаешь его?! – пискнул ши.

– Впервые вижу, – честно сказала я. – Но дерется неплохо.

Незнакомец одним движением вонзил клинок в грудь последнему демону. Тот скулил, корчился, а потом развалился на чёрный пепел. Когда всё стихло, новый участник сцены вытер меч о подол своего плаща и оглядел нас.

Убедившись, что из кустов на нас не выскочит очередной запоздавший оссхаер, я добрела до своих спутников.

– Живы? – спросил он небрежно, бросив короткий взгляд на меня, а потом – на Ерина. – Отлично. Тогда можно не благодарить.

– Можно начать с «спасибо», – заметил незнакомец, качнув головой. – Но ладно, формальности – не мой стиль. Я Арлен. Надо же, внучок Короля не справился в полной экипировке. Ещё немного, и тебя бы сожрали вместе с девчонкой.

Ерин заскрипел зубами.

– Мы справились бы.

– Конечно, – весело отозвался Арлен. – Через пару сотен лет, когда бы научились.

– Я убил их, – процедил Ерин.

– Я тоже.

Они уставились друг на друга. Я спустила отчаянно цепляющегося за мою одежду Финига на землю и встала между парнями.

– Мужики… – выдохнула я. – Может, потом? Давайте уберемся отсюда поскорее, пока не вылезла очередная чертовщина.

Арлен усмехнулся и протянул руку, взлохматил мои волосы, и так пострадавшие за время погони. Его ладонь была горячей. Я быстро вывернулась.

– Привет, рыжая, – сказал он. – Рад, что ты цела.

– Я тоже, – прохрипела я. – Очень, очень рада.

– Прекрасно, тогда вперёд! Пока вы шатаетесь тут по Междулесью, вас, вообще-то, ждут.

– Откуда ты знаешь? – Могра говорила медленно, ровно, но я заметила, как напряглись её пальцы.

– Оттуда же, откуда знаю, что эта милая компания только что едва не погибла. И что по лесу сейчас бродят вещи пострашнее оссхаеров. Меня послали вас встретить.

– Кто? – спросила я, всё ещё не отрывая взгляда от его глаз. Они были странные. Серые, как сталь, но в глубине светились янтарём. В них было что-то знакомое и… опасное.

Арлен поклонился, театрально, с размахом.

– Один любопытный Король. А если точнее – его разведка. Ты привлекла внимание, малышка. Даже не представляете, насколько сильно.

На “малышку” я скрипнула зубами, но промолчала. Передо мной стоял кто-то, кого мы никогда раньше не видели, кто появился буквально из дыма и огня, спас нас – и теперь смотрел, как будто знал меня давно.

– Ну, раз все живы, – продолжил он, пряча меч за спину, – предлагаю выбрать: стоять здесь и обсуждать, кто я такой, или пойти дальше – в сторону Летнего Двора. Пока ещё есть дорога, и она не объята пламенем.

– Почему ты идёшь с нами? – Ерин не убирал копья из рук.

Арлен усмехнулся:

– Потому что в этом лесу, когда кто-то на твоей стороне – лучше сразу воспользоваться моментом. Второго может не быть.

Я посмотрела на Могру. Та чуть заметно кивнула. Мы не знали, кто он. Но он был нам нужен.

– Хорошо, – сказала я. – Тогда пошли вместе. Но, если ты нас предашь…

– Да не переживай, рыжая. Если бы я хотел вам зла – ты бы не успела договорить.

Финиг громко фыркнул.

– Брось. Это моя реплика!

Ерин подставил мне плечо, и я, не отказываясь, привалилась к его теплому боку. Я всё ещё дрожала от ужаса и от облегчения. От того, что лес снова сделал ход – и бросил мне игрока, о котором я не просила. И что-то мне подсказывало – с ним всё станет только сложнее.