На семи ветрах

Глава 1

Сидоров широко открыл рот, откусил здоровенный кусок яблока и захрустел им, не прекращая своих наставлений.

– Фамое гвавное, не фовнавайтефь ни в фём! У ниф неф пфотиф ваф никакиф докафательф!

По мере того, как яблоко уменьшалось, речь приятеля становилась понятнее, но никто в академии не дал бы гарантии, что в другом кармане у Сени не лежит ещё одно. Он постоянно запихивал в себя то яблоки, то печенье, порой даже в классе во время занятий пригибался к парте и тихо лопал бутерброды.

Конечно, незамеченным это не оставалось, и после уроков курсанта ждал выговор от уборщика по поводу крошек, но Сидоров игнорировал нотации робота с совершенно невозмутимым видом. Уборщик приходил в неописуемое возмущение, заявлял, что терпение его лопнуло и он идет докладывать кураторам о нарушении запрета выносить органические продукты из столовой. Сеня провожал жалобщика укоризненным, но достаточно равнодушным взглядом, поскольку жаловался робот гораздо реже, чем угрожал, к тому же в качестве наказания за проступок Семёну грозил максимум наряд вне очереди, а лишний раз покрутиться возле кухни он был никогда не против.

Еда являлась второй необоримой слабостью Сидорова, сильнее неё была только страсть давать советы.

– Не сознавайтесь! Если бы у них против вас были улики, то отчитали бы вас перед строем и перевели с понижением, – уверенно продолжал он, дожевав. – А раз Иваныч зовёт на личную беседу, значит, нечего вам предъявить. Будет просто давить морально.

– Слушай, Сеня, у тебя дел что ли своих нет? – раздражённо спросил Васька Петров. – Шёл бы ты уже, честное слово! Полчаса без перерыва: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу!»

– Да я что? Я только с целью дружеской поддержки! – нисколько не обидевшись, ответил Сидоров. – Мне ведь не сложно, а вам веселее!

– Что здесь весёлого? Ты же сам сказал, идет расследование. Птицу нашу спрятанную нашли с передатчиком. Варьку вызывали, допытывали. Чем ещё ты нас повеселить можешь?

Любому видно было, что Васька нервничает – а кто бы не нервничал перед Советом кураторов, особенно если вину за собой действительно знает? Но Сеня к особо наблюдательным курсантам не относился, скорее наоборот, отличался удивительной толстокожестью, поэтому несогласно мотал головой.

– М-м-м, не! Что Варьку допрашивали – это ерунда, вы же её знаете! Она бы не проболталась, даже если бы её реально пытали. Гордая! А дрон, ну что дрон? Тут этих дронов, у каждого второго! Кто угодно мог бросить, мало ли мусора остаётся после практики у инжей-первогодок в мастерских? Так что расслабьтесь. Волноваться стоит, если только Совет кураторов даст Иванычу разрешение на досмотр ваших коммуникаторов… – он сделал многозначительную паузу.

– Сеня!

На бледном лице Васьки выступили крупные розовые пятна. Его друг Петька, сидевший на соседнем стуле, ближе к дверям в переговорную, протянул руку в останавливающем жесте, одновременно состроив Сидорову крайне выразительную рожу.

– Да не, вы чего? – удивился Сеня. – Не даст Совет такого разрешения, ни за что не даст! Это же ваши личные переписки, у нас с этим строго! К тому же Иваныч, если захочет, может и так ваши перемещения выяснить, не по коммуникаторам, а посмотреть записи с камер за за последние дни…

Другая рука Петьки резко сжалась в кулак и начала угрожающе подниматься.

– Ладно, засиделся я тут с вами, – сказал Сеня, сразу потеряв интерес к беседе, и сунул в рот шоколадную конфету. – Фойду, фовалуй! Не вабуфте пофом ваффкавать, фем дево конфилофь!

Пока мембрана за ним захлопывалась, Петька потряс кулаком вслед и грозно выкрикнул:

– Вот и катись отсюда! Ух, гусеница!

Ваське с уходом Сидорова стало немного легче, он начал успокаиваться и из пятнистого сделался снова бледным. Петька, чтобы ещё чуток разрядить обстановку, принялся было рассказывать свежий анекдот, но не успел: раскрылась мембрана другой двери, напротив. Из переговорки чередой повалили кураторы и деканы, обмениваясь вполголоса непонятными репликами.

Курсанты вскочили, вытянулись, как предписывал устав при встрече со старшими офицерами. Васька бросил на друга взволнованный взгляд, в котором без труда читался целый рой вопросов, в том числе: почему они уходят? Совет уже закончился? Почему не пригласили на заслушивание? Вынесли приговор заочно?

Мембрана захлопнулась за последним выходящим, но сразу распахнулась вновь и в приёмную почти бегом выскочил адъютант Иваныча. Сделал два шага, резко остановился, посмотрел на курсантов с удивлением, словно не приглашал их сюда час назад и никак не ожидал увидеть.

– Петров? Васечкин? Вы зачем здесь? А, постойте. Да, точно. – Он выглядел растерянным и говорил короткими фразами, будто бы боялся потерять важную мысль, если начнётся долгий разговор. – Вы можете возвращаться к себе. Заседание отложено, совет соберется позже. Хотя нет, постойте.

Адъютант развернулся и сделал шаг обратно к кабинету, но у самой мембраны остановился в нерешительности. Пока он раздумывал, с той стороны донёсся громкий зычный голос:

– Иван Иванович, это не тренировка! Вы сами всегда говорили, что к сигналам бедствия нельзя относиться легкомысленно! Я настаиваю, что нужно вызывать патрульный корабль!

Принадлежность голоса сомнений не вызывала, штурман-наставник Кирилл Петрович был хорошо знаком всему персоналу академии. Настолько, что многие курсанты по одному лишь изменению интонации угадывали, удалось ли им на контрольной работе получить повышенный балл, а значит – предстоит поощрительная гонка на «Воланах» по внешней орбите станции, или же до наставника дошли подробности вчерашней выходки на камбузе, и весь курс отправляется по тому же маршруту в пеший марш-бросок, напялив тяжелые аварийные скафандры с магнитным приводом.

Голос, который ответил Кириллу Петровичу, тоже знали все без исключения. Он звучал тише, спокойнее, так что разобрать слова Иваныча курсанты не смогли. Зато адъютант, кажется, смог, потому что наконец принял решение и передумал возвращаться, а опять обратился к парням:

– Да, в общем, это всё. Вы свободны. Я оповещу, если поступят новые указания.

Сказав так, он почти бегом умчался из приёмной. Друзья в сотый раз за последний час переглянулись: казнь откладывалась, и вроде бы можно выдохнуть с облегчением, но она не отменялась, и это было неприятно.

В переговорке снова раздались голоса, говорили о какой-то аварии. Мембрана, не дождавшись входящих, надумала закрыться, и в этот момент Петька… Нет, он как бы не специально это сделал, просто стоял близко к двери, а нога сама собой дрогнула и в последний момент придавила порог.

– …Я не вижу никакой опасности, – продолжал из кабинета голос профессора. Теперь, когда два друга подошли вплотную к двери и притаились, слова Иваныча доносились до них вполне чётко. – Аварийный сигнал получен не с рудовоза, не с исследователя, а со спортивной яхты. Кирилл Петрович, вы же знаете проект «Зодиак»? Это крошечное судно, даже вооружения на нём быть не может.

– Хорошо, допустим. Но у нас всё равно нет подходящего транспорта для спасательных работ! Не лекционный же батискаф туда посылать? Он доберется до места аварии хорошо, если через месяц.

– У нас есть Хивусы и Воланы.

– Оба Хивуса сейчас на орбите. И большая часть Воланов тоже на вылете, вы же сами знаете, в академии сессия. Практическая часть экзаменов – это всегда дефицит кораблей, нам физически не на чем послать помощь!

– Посмотрите сюда, – предложил Иваныч.

Курсанты по ту сторону двери аж зубами заскрипели, потому что одно дело подслушивать разговор, притаившись у мембраны, совсем другое – заглянуть из освещённой приёмной в полумрак кабинета. Но заглянуть хотелось так сильно, что постепенно, очень медленно они высунули в дверной проём по одному глазу.

За большим овальным столом для совещаний сидели трое. Справа – штурман, о присутствии которого Петров и Васечкин уже знали. Напротив него слева разместилась куратор курса Катя, для первогодок и официальных докладов – Екатерина Егоровна. Центральное место занимал, собственно, Иван Иванович.

На глазах курсантов овальная столешница растворилась в воздухе, из оставшегося на её месте легкого свечения выпрыгнула звезда, для наглядности подкрашенная жёлтым, и россыпь планет на тоненьких ниточках орбит. Через две секунды, когда все сориентировались в схеме, звезда нырнула в сторону и исчезла за краем картинки, планеты тоже сдвинулись. В центре остался мутный шар газового гиганта с восемью крошечными спутниками, правее и ниже – россыпь мелких искрящихся точек. Недалеко от планеты блестел стеклом и металлом знакомый контур академии, а на расстоянии двух пальцев от пылевого облака мерцал восклицательный знак в красном треугольнике.

Иваныч поднялся с кресла и указал на этот символ.

– Аварийный маяк сработал вот здесь, вблизи зоны астероидного поля, за пределами наших обычных маршрутов. Поэтому рассчитывать на подход помощи со стороны не приходится. Конечно, я первым делом проверил курсы всех кораблей, находящихся поблизости, включая даже автоматические буксиры. Опуская детали: реально помочь яхте сейчас можем только мы.

– Я тоже проверил, – не сдавался Кирилл Петрович. – Напротив нас, в точке L-4, ровно на таком же расстоянии находится дежурный крейсер. У них есть всё, что необходимо для спасательной операции.

– Крейсер-то там есть. И всё необходимое наверняка тоже. Но как раз вчера они услали большую часть команды к планете на стратосферные учения. Дежурят они так, называется. Я б таких дежурных!..

– И что же, они не смогут отозвать экипаж обратно? Проигнорируют сигнал СОС?

– Уже отзывают, – заверил профессор. – Но пока десант долетит, пока погрузится на борт… Короче, крейсер не сможет стартовать раньше восемнадцати часов по абсолюту. Если учесть, насколько крейсер тяжёл и неповоротлив, сколько будет затрачено времени на разгон, даже по самому оптимистичному сценарию это слишком поздно.

Слово взяла Катя. Сдвинув рукой изображение вправо и вниз, она указала на систему из пары небольших планет и сказала:

– Есть же еще один вариант? На станции Дельта сейчас расквартированы как минимум два фрегата Передового флота.

– Да, вот только станция находится в десять раз дальше, чем мы, а значит, скоростные преимущества фрегатов не сыграют роли. Мы в состоянии опередить любые другие корабли минимум на пять-шесть часов, а если максимально облегчим корабль и стартуем прямо сейчас, получим еще не менее двух часов форы.

Кирилл Петрович, сочтя предложение Кати исчерпанным, вернул обратно участок карты с академией и красным треугольником.

– Хорошо, давайте рассуждать логически. Допустим, мы отберём добровольцев среди преподавателей. Желающих, я думаю, будет достаточно, но выбор у нас не очень большой: годятся только те, кто имеет опыт пилотирования на Воланах.

При этих словах Васечкин просиял и тычком пальца привлёк внимание Петрова. Тот понял не высказанную вслух идею мгновенно, – не первый ведь год знакомы! – сурово и твёрдо покачал головой. Петька не менее твёрдо закивал, показал пальцем на себя, на друга, а потом несколько раз ткнул в сторону кабинета. Васька повторил отказ, постаравшись выглядеть максимально категоричным.

– Вопрос в другом, – продолжал штурман-наставник. – Сколько бортов потребуется для спасательной миссии? На Волане проводить такую операцию сложно, в багажном отсеке ему медкапсулу не установишь. Есть единственная возможность: сократить экипаж до двух человек, а третье кресло переоборудовать под транспортировку пострадавшего.

Васечкин пихнул друга кулаком в плечо и принялся трясти у него перед лицом двумя пальцами. Петрову оставалось только закатить глаза, чтобы показать, насколько ему не нравится эта сумасбродная идея.

– Таким образом, для спасения яхты проекта «Зодиак» нам потребуется срочно переоборудовать два десятка Воланов и подобрать соответствующее количество пилотов.

– Разве они у нас не готовы к полёту в любой момент? – удивилась Катя. Зачем их переоборудовать?

– Затем, что у нас детская академия. У нас всего шесть Воланов с креслами-компенсаторами, рассчитанными на взрослого человека. И все шесть сейчас на вылете, сопровождают курсантов на экзаменационных миссиях.

– Ну и что? Наши инструкторы летают и на детских!

– Если речь идет о коротком вылете без перегрузок, проблем нет, но мы говорим о прыжке на максимальной скорости почти на предельную дальность. Значит, требуется срочно отзывать все борта, рассчитанные на взрослых, перезаряжать и заново готовить к вылету. А также загонять недостающее количество ученических кораблей в ангары, вскрывать корпуса и менять оснастку. Времени это займёт примерно столько же, сколько будет собираться к отлёту крейсер из L-4.

– Задача немного облегчается тем, что нам требуется всего один Волан, – сказал Иваныч. – По проекту, экипаж корабля класса «Зодиак» состоит из двенадцати – шестнадцати человек, но в нашем случае, по данным порта приписки, полная команда собирается только во время соревнований. Сейчас межсезонье, и на борту изредка появляется капитан команды. Он же и вывел яхту с марины, не указав в бортовом журнале других пассажиров. Так что мы могли бы справиться с задачей, найдя всего двух подходящих добровольцев.

– Какая же глупая ситуация! – Катя хлопнула ладонью по не видимой за картинкой поверхности стола. – Получается, у нас есть целая станция пилотов без кораблей – и есть свободные корабли без пилотов! Иван Иванович, а женщины? У нас в штате найдутся девушки вполне скромных пропорций, может быть…

– Да, Катенька, спасибо за предложение, – улыбнулся Иваныч. – Я знаю, что вы тоже водили в своё время Волан.

– Я ведь не только о себе, среди кураторов есть и другие девушки, – Катя зарумянилась.

– Я только что смотрел таблицу физических показателей персонала, среди этих ваших «девушек» никто не проходит по габаритам! – отчеканил штурман.

– Я бы вас попросила, Кирилл Петрович!

– Нет-нет, Екатерина Егоровна, он прав, к сожалению. Он не намекал, что вы толстые или что-то в этом роде. Дело в первую очередь в росте. Разница между самой миниатюрной из наших воспитателей и тринадцатилетним подростком всё равно слишком велика. При всём уважении: ни вам, ни тем более Кириллу Петровичу невозможно управлять Воланом в детском кресле, иначе это будет очень травматичный полёт и вас самих придётся эвакуировать при помощи крейсера.

– Тогда я не понимаю. Сначала вы говорите, что помощь оказать должна академия, а теперь – что лететь мы не можем. Кто же сядет за штурвал?

– Мы! – выкрикнул Петька, не выдержав накатившего волнения, и с силой толкнул друга в дверной проём.

– Вы? – профессор нахмурил брови и вышел из-за стола. Стул он не выдвигал, проекция просочилась прямо сквозь столешницу: профессор по какой-то причине не любил занимать роботехничские тела и всегда принимал посетителей только в виде картинки. По этому поводу в академии курсировало множество легенд и слухов, ни один из которых, даже самый нелепый, Иваныч никогда не пытался опровергнуть.

– Я не понял, вы что, подслушивали? – тон штурмана-наставника не предвещал ничего хорошего.

– Согласен, крайне неподобающее поведение, – Иваныч, по своему обыкновению, голос на воспитанников никогда не повышал. – Курсанты Петров и Васечкин, почему вы до сих пор здесь?

– Потому что мы вам нужны, Иван Иваныч! Вы же сами сказали, нет других вариантов! А мы… Мы с Васькой триста часов налёта имеем! Больше всех на курсе! Уж, небось, сумеем пройти эту миссию! Скажи, Петров?

Васька кивнул, – а что еще ему оставалось? – и подтвердил давно дошедшей до автоматизма фразой:

– Да, несомненно.

Глава 2

Десять минут спустя, дождавшись, пока мембрана щёлкнет за спиной и отделит их от кабинета, курсанты в тысячный раз за это утро переглянулись. Васечкин смотрел на друга довольным, полным вдохновения взглядом, а Петров на него в ответ – тревожно и немного грустно. Но говорить они начали, только когда покинули приёмную и бодро зашагали в сторону шлюзового отсека.

– Какой же ты, дон Мерзуго де Мучиозавра де ла Петруччо, всё-таки челдон!

– С чего это я челдон, падре Васисуалий? Немедленно отвечайте, иначе я вызову вас на дуэль!

– Да с того! Ты зачем меня опять в историю втянул? Ладно, тебя самого хлебом не корми, дай только влипнуть в жир ногами. Но я-то, в очередной раз, здесь при чём?

Васечкин остановился и взглянул на друга с искренним изумлением.

– Что ты такое говоришь? А приключения? А слава?

– Мы с тобой ещё за прошлые приключения не расквитались. Сколько ещё будем от Варьки бегать, до самого выпускного?

– Варька… А что Варька? – он двинулся дальше по коридору. – Мы же не специально, в конце концов! Кто знал, что так получится?

– Я знал. И ты знал, потому что я предупреждал!

– Да ты пойми, вот этим сегодняшним полётом мы всю вину за ту историю, считай, искупим! О нас же вся академия будет говорить! А перед Варькой мы извинимся. Потом.

Петров не согласился, потому что любые извинения «потом» не могут считаться искренними. Васечкин посмеялся, заявив, что всё это ерунда и софистика, извинения есть извинения, а победителей вообще не судят.

Так, препираясь, они добрались до шлюза номер два, за которым техническая служба уже отстёгивала парковочные крепления с Волана. Дверь при появлении людей осветилась тревожным красным, запорное устройство с подозрением прищурилось на курсантов сканером, проверяя допуск. Через пару секунд подтверждение от Иваныча пришло, подсветка зажглась зелёным, осталось лишь потянуть рычаг и сдвинуть в сторону кремальеру.

Когда герметичная дверь с шипением разошлась, курсанты шагнули в круглый проём и прошли к шкафчикам, чтобы переодеться в оранжевые ученические скафандры.

– Интересно, они вправду думали, что мы на это купимся? – спросил Петров как бы про себя, риторически.

– Думали, нет ли – я только за. Во-первых, приключение. Во-вторых, настоящая боевая миссия. Ты много знаешь курсантов, которым давали автономные миссии, да ещё и спасательные, просто чтобы залёт загладить?

– По пальцам пересчитать, – Петров пошевелил кистью.

– Вот! А ведь Иваныч и вправду мог нам вместо этого перед строем выговор влепить! А мог и просто отчислить.

– Нет, Петьк, ну я не против, конечно. Просто какой смысл? Ну прилетим мы туда, ну выясним, что это был фальшивый сигнал и буя никакого в помине нет. Что Иванычу от этого, легче станет?

– А может, станет? Мы с тобой, Василий, так должны выполнить это задание, чтобы непременно стало!

– Так, стоп! – Петров отложил в сторону шлем, который уже собирался было нахлобучить на голову. – Если ты опять собрался куролесить, а не по инструкции действовать, лучше сразу скажи. Я тогда не полечу никуда!

– Не дрейфь! Всё будет расчудесно! Даже если задача фальшивая, вернуться с неё мы должны героями настоящими! Главное, если Иваныч вдруг станет сомневаться и спрашивать, – Васечкин состроил строгую гримасу и заговорил басом, – «Осознали ли вы теперь на своём опыте, как плохо баловаться с сигналом СОС?» – ты не отвечай ему ничего, просто кивай и во всём соглашайся! Тогда нам все старые взыскания забудут, академия целый месяц только про нас и будет сплетничать! Скажи, Петров?

– Да, это точно, – обречённо вздохнул Василий.

Те же самые десять минут спустя, когда за кадетами защёлкнулась мембрана, Иван Иванович улыбнулся Кате и поднял руки вверх.

– Поздравляю! Признаю своё поражение, ваша теория полностью оправдалась!

– Моя теория?

– Я имею ввиду ваше предложение не выносить разбирательство по делу этих мальчишек на Совет и на общее собрание. Признайтесь, как вы могли заранее знать, что они вызовутся добровольцами?

– Я? Я ничего не знала. Да и как я могла, ведь на тот момент ещё не пришёл сигнал об аварии? Просто Петя и Вася – хорошие ребята, даже при всей их репутации они никогда не сделали бы ничего плохого со зла. Тем более – Варе. Случайно подвернувшаяся авантюра – это их стихия, но не целенаправленная подлость. Поэтому я и просила дать им возможность исправиться.

– Что ж, возможность подвернулась крайне вовремя. И вы, без оговорок, дали лучший прогноз. Надо было мне соглашаться на пари!

Катя рассмеялась.

– Иван Иваныч, вы же знаете, я ни за что не взяла бы у вас денег. Да у вас их никогда и не было.

Штурман, который слушал этот диалог с некоторым раздражением, кашлянул. Собеседники, едва не забывшие о его присутствии, прервали обмен любезностями. Наставник наградил Ивана Ивановича тяжёлым взглядом:

– Скажите, профессор, насколько вы уверены в своём решении? Мне всё-таки кажется, задача слишком опасна для этих детей.

– Ат-ставить панику! – ответил Иваныч своей любимой фразой, которой часто пользовался в качестве шутки, чтобы разрядить обстановку. Правда, сейчас с лица его пропала последняя тень улыбки. – Они не просто дети, вы же помните? Они курсанты. Без двух недель звёздные офицеры. Когда они получат свои назначения, опасность будет сопровождать их повсюду, каждый день. И мы уже не сможем быть их няньками и подстилать соломку на каждом углу.

– Мы могли бы обсудить ещё варианты, найти другие решения!

– Любые другие решения ограничены отсутствием времени. Ну и ещё тем, что у наших преподавателей, вынужден признать, довольно скромный практический налёт на Воланах и весьма широкая… кхм, кость.

Заметив, как штурман-наставник шумно набирает воздуха в грудь для возмущённой отповеди, профессор добавил:

– Это не в ваш огород камень, Кирилл Петрович! Это наша общая ошибка, и в большей степени даже моя лично. Не предусмотрел! Мы вообще здесь расслабились, так привыкли доверять дронам и автопилотам, что у самих теряется лётная квалификация.

– Ваша-то куда может потеряться? – ухмыльнулся штурман.

– Представьте себе, у меня её в данном случае вообще нет, я никогда не водил Волан! В нем просто нет достаточного места, чтобы разместить моё ядро, да и силовая установка… Ну, что я вам-то рассказываю, сами знаете.

– Вы можете перехватить управление дистанционно.

– Не случалось пока такой необходимости, – развел руками Иваныч. – Нужно будет поставить себе пару занятий в график индивидуальных тренировок. Впрочем, учитывая расстояние отсюда до места аварии, задержка сигнала будет настолько большой, что я скорее помешаю нашим ребятам, чем помогу.

– Для устройства мгновенной дальсвязи на Волане возможности нет, – штурман скопировал жест профессора.

– Вот видите! И потому объективно выходит, что у первых пилотов… Я имел ввиду – у кадетов первого факультета опыт пилотирования намного выше нашего, следовательно, шансы успешного спасения погибающих…

– Но всё же, учитывая обстоятельства, вызвать патрульный корабль было бы надёжнее. Это их работа! – поддержала коллегу Катя.

– Вот именно, учитывая обстоятельства, вот именно. А обстоятельства таковы, что эти мальчишки – единственный шанс для яхты. Поэтому сейчас, Екатерина Егоровна, вы пойдёте в рубку и на весь эфир максимально громко будете вызывать пострадавшего. Понятное дело, что он не ответит, но вы будете вызывать снова и снова, пока самая последняя заимка на газовом гиганте не будет в курсе, что мы приняли сигнал СОС и направили по нему спасательную партию.

– Какую именно, я могу хотя бы не уточнять на весь эфир?

– Разумеется, ни в коем случае! А вы, господин контр-адмирал, идите к себе и по закрытому каналу свяжитесь с базой на Дельте. Изложите ситуацию и узнайте, как быстро в сектор смогут прибыть передовые фрегаты. И вообще, запросите любую помощь, которую они способны предоставить. Она нам скоро понадобится.

Глава 3

Первым делом после отстыковки они повздорили о том, чья вахта первая. Уступать ни один не собирался, поэтому, как только закончили манёвр и начался набор скорости, пришлось решать спор радикально.

Они сыграли в «камень – ножницы – бумага». Васька сказал, что один раунд ничего не доказывает, стали играть до трёх побед, а затем уже Петька потребовал продолжать до пяти. Васька заявил, что напарник – а ещё друг называется! – мухлюет, выбрасывая фигуру на полсекунды позже положенного.

В качестве рефери позвали бортовой интеллект Волана. Он запустил генератор случайных чисел и предложил экипажу угадать, выпадет чёт или нечет. После пятой попытки Петька возмутился и обвинил приятеля в сговоре с компьютером.

Они на два голоса принялись доказывать невозможность желды на генераторе, но Васечкин продолжал дуться до тех пор, пока Петров не предложил простое и железное решение. Они отогнули клапана нагрудных карманов на своих скафандрах и по очереди стали называть цифры инвентарных номеров. Обычно курсанты так играли на щелбаны, набивая противнику столько щелчков, на сколько различались пары цифр. Во время перегрузок, конечно, это развлечение решено было пропустить, а просто каждому суммировать свои остатки. У Васьки число оказалось больше.

Полёт проходил спокойно, однообразно и в каком-то смысле даже нудно. Первоначальный страх, естественный для первого в жизни обоих мальчишек полёта такой длительности и дальности, быстро улетучился. Рутина вызубренных, тысячекратно повторённых за годы обучения действий, на какое-то время задвинула эмоции на задний план.

Иваныч впервые вызвал их не скоро, уже на второй половине пути, когда автоматика сняла с двигателей разгонную тягу и готовилась притормаживать корабль. Петров к тому времени вахту отбыл, перевёл кресло в «ночной» режим и спокойно спал. Васечкин давно проделал тесты и перепроверил расчёты, чтобы не промахнуться ненароком мимо аварийного буя, после чего развернул на весь потолок картину звёздного неба с наружных камер и дал волю фантазии.

В мечтах он уже десятый раз врывался на борт яхты, захваченной бандой пиратов (непременно представителей жутких негуманоидных видов) и, круша врагов направо-налево, освобождал заложника. Нет, заложницу, потому что ей обязательно должна была оказаться девушка в белом капитанском кителе. Или нет, лучше – в блестящем спортивном костюме, яхта же принадлежит лучшей в системе команде по зегру, скоростному «zero gravity» ориентированию. Поэтому заложница будет в тонком голубом комбинезоне с эмблемой своей команды, а в капитанском кителе будет он сам, Васечкин, и когда лично придушит последнего пирата, поднимет девушку на руки…

– Петька, да ты уснул что ли?! – возопил чей-то голос над ухом.

– А? Чего?

– Тебя Иваныч вызывает уже в третий раз, ты чего не отвечаешь?

– Оп-па! Я не слышал, задумался.

– Ты офонарел что ли? Включай связь быстро!

Васечкин взмахом ладони стряхнул с потолка звёзды и вывел звонок на центральную панель. Экран показал нахмуренное лицо Иваныча, за его спиной угадывалась мрачная фигура штурмана-наставника.

– Учебный 12-74 на связи!

Повисла пауза, в академии продолжали хмуриться и ждать. Из-за расстояния, разделяющего сейчас корабль и академию, учителя получат ответ почти через минуту, и ещё столько же понадобится, чтобы на Волане смогли увидеть их реакцию.

– Семьдесят четвёртый, – наконец выдохнул профессор, – что у вас случилось? Почему столько времени молчите?

– Простите, Иван Иванович, у меня тут случайно звук был выключен…

Пока эта фраза летела к академии, Петька гадал, будет ли ответ совпадать с тем, при помощи которого ситуацию только что оценил друг. Судя по выражению лиц, преподаватели тоже первым делом хотели сказать что-то созвучное с «офонарел». Но вскоре из динамиков донеслось более спокойное:

– Кто на связи? Доложите по форме!

– На связи курсант Петр Васечкин! За время вахты без происшествий, состояние экипажа в норме, системы корабля в норме, остаток дыхательной смеси 93%, остаток маршевой смеси 84%. Продолжаем движение заданным курсом, коррекция через двадцать девять минут!

Иваныч всё это и сам прекрасно знал, поскольку каждые пять минут снимал все показатели напрямую с памяти Волана. Двум искусственным интеллектам куда проще договориться между собой, чем ждать словесного отчёта экипажа. Однако доклад голосом был обязательной процедурой, предписанной кодексом безопасности полётов. Ответы курсантов шли прямиком в медицинский отсек на анализ, и оттуда Иваныча мгновенно предупредили бы, уловив в голосе признаки неуверенности, болезни, паники или психоза.

– Принято, Учебный 12-74! Теперь доложите навигацию!

Васечкин мысленно порадовался, что заранее ждал такой вопрос и подготовился. Нужные цифры были выведены на самое видное место.

– Нахожусь в тени на 50, над зеркалом 15, по течению 6. Следую в тень на 52, под зеркало 4, по течению 8! – выпалил он и только хотел выдохнуть, как спохватился и прокричал вдогонку: – Ах, да, тяга! Тяга три!

По смене выражения лица и тона голоса Иваныча вскоре стало ясно, что докладом он доволен. Однако по форме поступивший с базы ответ был скорее критикой, чем похвалой.

– Курсант Васечкин, ат-тставить засорять эфир! Курсант Петров, доложите координаты и курс, как полагается!

Васька быстро в уме очистил болтовню напарника от жаргонных словечек, принятых среди курсантов, и выдал требуемое чётко по инструкции:

– Академия, я Учебный 12-74, курсант Петров. Текущие координаты OS-50, NE-15, PO-6. Текущий курс на OS-52, SE-4, PO-8. Достигнута третья расчетная скорость, после коррекции планируем маневр торможения.

Петров подумал, что Иваныч, разумеется, не только имел эти данные, он и доклад Васечкина с первого раза прекрасно понял. Повтор по форме был затребован с умыслом, как часть тренировки. Профессор попросту экзаменовал курсантов, проверял лишний раз знание локальной системы квадрантов, обязательной для быстрой ориентации в пространстве.

Система эта, в общем-то, Петрову казалась простой, не требующей такого большого внимания, какое уделяли ей в академии. Ближайшая звезда берётся за ноль, от которого нужно высчитать удаление, возвышение и доворот. Получаются три простых координаты, по которым любой пилот или штурман за секунду найдёт нужное место на карте и проложит туда маршрут. Но вот такие балбесы, как Васечкин, не способные удержать пару правил в голове, вечно путали угол над и под эклиптикой, а вместо доворота по ходу движения планет могли указать противоположный. Зато они придумали кучу сленговых словечек типа «течение», «зеркало» или «тень», чтобы казаться друг другу солиднее.

Васечкин, изучая навигацию, всё время жаловался, что система из двух циферблатов гораздо проще, да и ближе к древней морской романтике. Петров не уставал возражать, что циферблаты хороши только для ручного управления, а на глобальной карте точность важнее удобства. Если не нравится – пусть попробует метод «трёх звёзд и центра галактики». На этом спор обычно и заканчивался, поскольку Петька такую схему даже представить боялся.

– Ну что ж, ребята, – окончательно смягчился Иваныч, – Я собрал кое-какие детали вашей миссии, пока есть время до манёвра, давайте их обсудим.

На потолке развернулся уже знакомый участок карты окрестностей академии. Петька, чтобы лучше было видно, тоже разложил кресло горизонтально, будто собирался поспать. Он заметил, что от станции в сторону красного треугольника теперь прочерчена тонкая линия, на которой висел белый ромбик с позывным «У 12-74».

Иваныч приблизил пылевое облако, из-за чего с карты исчезла и академия, и газовый гигант, и крейсер в точке L-4, а остался лишь Волан с одной стороны и россыпь самых крупных астероидов – с противоположной.

– Итак, по уточнённым данным, мы действительно имеем дело с яхтой «Семь ветров» проекта «Зодиак». Порт приписки Саманта, владелец – Тим Бордейн.

– Ого, тот самый? – удивился Васечкин. Чтобы его вопрос долетел академии, требовалось долгое время, но Иваныч, очевидно, предугадал реакцию курсантов и ответил заранее.

– Тот самый. Медиамагнат, основатель империи спортивных товаров, спонсор крупнейших соревнований, владелец стадионов, курортов и нескольких десятков спортивных команд. Включая нынешних чемпионов высшей лиги по зегру.

– Я думал, «Семь ветров» – это их яхта, – сказал Петров, когда Иваныч сделал паузу в ожидании новых вопросов.

– Это яхта спонсора, просто передана команде в аренду для участия соревнованиях. Если команда будет плохо играть, Бордейн может отобрать корабль и нанять другой состав. Как мы ранее и предположили, экипаж «Семи ветров» составляют 12 спортсменов, но 11 из них в данный момент не на борту. Со всеми, кроме капитана, удалось связаться. Значит, пока в этой части у нас всё по плану. Вопросы?

Руку поднял Петров.

– Что забыл капитан в одиночку в этой глуши?

– Неизвестно. Полёт он оформил как частное развлечение без определенного маршрута.

– Куда глаза глядят, – предположил Васечкин. – Это сейчас многие так делают. Модная забава.

– У богатых свои причуды, – согласился Петров. – Но это странно… Обычно они не улетают за пределы пояса Златовласки. Тут, в глуши для них нет ничего интересного. И ещё, я за время вахты посмотрел проект «Зодиак», у него очень маленький запас хода. Если у «Семи ветров» не было дозаправки, значит, яхта уже за пределом допустимой дистанции. Она давно должна была повернуть, чтобы маршевой смеси хватило на обратную дорогу.

Васечкин скрипнул зубами от обиды, что сам не догадался узнать побольше о проекте «Зодиак». Рассудил так: если нет на самом деле никакой яхты, зачем на неё время тратить? Зато теперь Петров получил возможность повыпендриваться перед профессорами, а ему, выходит, и сказать нечего.

– Вот шастают всякие, а нам теперь искать этого… мажора! – возмущённо выкрикнул он первое, что пришло в голову. – А главное, где?

Петров посмотрел на друга удивлённо.

– Что значит – где? Где маяк, там и корабль. Не из пушки же стреляли, так и летят одним курсом, рядышком, по инерции.

Он протянул руку, раздвинул пальцами карту еще шире и пометил точкой участок недалеко от красного треугольника.

– Примерно сюда его снесёт к нашему прибытию. Иван Иванович, наша корректировка курса перед торможением должна это учитывать?

Ответил ему Кирилл Петрович, приблизившись к экрану связи:

– Верное замечание, курсант, но не в вашем случае. Во-первых, мы не смогли связаться с яхтой. Из-за этих, как ты выразился, причуд, то есть не заполненного заранее плана полета, мы не знаем ни курса, ни скорости движения, только место первого срабатывания аварийного буя. Иван Иванович вам сейчас покажет, почему направление дрейфа нам мало что даёт.

– Мы пытались запеленговать яхту, но сканеры у академии слабоваты для поиска такого крошечного судна, – принялся объяснять профессор, – Оптика тоже не справляется из-за массы бликов на пылевом поясе. Других ориентиров, кроме сигнала маяка, у нас нет. Он, как вы правильно догадались, полезен только в случае, если после аварии не изменился курс.

Карта с потолка исчезла, на её месте появился снимок, в котором не сразу угадывались очертания корабельной надстройки. Следующий снимок, сделанный с некоторого расстояния, был чуть лучше. Третье изображение, снятое совсем издалека, давало полное представление, во что превратилось судно в результате аварии.

– Маяк передает изображения в автоматическом режиме, – прокомментировал Иваныч. – На них видно, насколько плоха ситуация: «Семь ветров» буквально развалились на две части. Корма вместе с двигателями отдельно, рубка и жилые помещения отдельно. В какой половине находится капитан, мы, понятное дело, не знаем.

– Если его вообще не выкинуло наружу, – вставил Васечкин.

– Если он вообще остался внутри, – продолжил Иваныч, не успевший ещё услышать эту реплику. – Вам придётся найти и осмотреть обе части. Сейчас они находятся без управления, без энергии и, возможно, без запаса кислорода. Если капитан выжил, на его спасение у нас считанные часы.

Профессор выждал две минуты и, не услышав никаких вопросов, выложил следующий снимок.

– А вот это – самое неприятное. Все последующие снимки с аварийного буя показывают вот такую картину.

– Но они же пустые? – изумился Петров.

– Как видите, они пустые. В том месте, где должна находиться яхта, ничего нет, кроме нескольких мелких обломков. Буй при сбросе сильно закрутило, нужный нам участок попадает в кадр редко, но я сопоставил положение звёзд на всех снимках. Ошибки быть не может, дело не в сбое навигации маяка, «Семи ветров» действительно нет в этом месте.

– Как такое может быть? – ничуть не меньше товарища изумился Васечкин.

– Такое могло случиться только в одном случае, – немедленно сказал Кирилл Петрович, будто успел услышать вопрос. – Уже после взрыва и сброса аварийного буя обе части яхты двигались с ускорением. Не спрашивайте, как, куда, в одну сторону или в разные: мы не можем этого установить, только фантазировать.

– Поэтому, – резюмировал Иваныч, – Вы летите не к точке дрейфа маяка, это бессмысленно. Направляйтесь к месту аварии, оттуда начинайте поиск на малой тяге. Я сейчас делаю расчет всех траекторий и ускорений, при которых яхта не попала бы на снимки. Самые перспективные пришлю вам уже на место. Тактику поиска определите сами. Но я категорически запрещаю вам приближаться к пылевому облаку, это понятно? Воланчик не рассчитан на пескоструйную обработку!

– Да поняли мы, не маленькие! Добраться, отыскать капитана, погрузить на борт, привезти на базу.

Петька заявил это настолько бодро, что сам удивился. Честно сказать, новые сведения выбили из него на некоторое время всю весёлость и донкихотский настрой. Дело явно обрастало странностями и теперь казалось сложнее, чем на первый взгляд. Но при этом Васечкин по-прежнему не верил в реальность сигнала бедствия, а исчезновение обломков только укрепило его теорию: всё подстроено так, чтобы с борта Волана не удалось увидеть ни аварийного буя, ни следов крушения.

– К сожалению, Петя, вряд ли всё будет так просто! Это не учебная миссия, риски на самом деле высоки. Состояние пилота, состояние яхты, состояние двигателя – у нас нет никакой надёжной информации. Нестабильность силовой установки предполагает угрозу взрыва, так что вам при сближении нужно быть крайне осторожными.

Петька улыбнулся. Конечно-конечно, ври дальше!

– При обнаружении яхты не пытайтесь спасать её или какое-то имущество, даже если оно покажется вам пригодным для буксировки. Просто забирайте капитана и немедленно отчаливайте обратно. Обо всём происходящем сразу докладывайте, будем постоянно держать связь через аварийный канал.

– Задача ясна, профессор, – Васечкин щёлкнул кончиками пальцев по сдвинутому на макушку забралу шлема. Петров секундой позже присоединился, хотя салютовать лёжа устав не предписывал. – Разрешите манёвр?

– Ат-ставить геройствовать! – Иваныч улыбнулся в ответ. – Я вижу вашу решимость и независимость, ребята, но не торопитесь, космос такой… В нём всегда слишком много возможностей остаться наедине с собой и своими решениями. Впрочем, я верю, вы справитесь. Разрешаю манёвр по вашей готовности, можете приступать.

Глава 4

Белый воланчик с цифрами «12-74» на борту час за часом наматывал круги по спирали. Иваныч очень облегчил курсантам задачу, обсчитав маршруты, на которых «Семь ветров» ни разу не попали бы в объектив маяка. Все они укладывались в почти правильный конус, и по сути, Петрову и Васечкину оставалось лишь монотонно облетать «стенку» этого конуса, постепенно расширяя радиус, и светить сканером по сторонам в поисках обломков.

Сомнения вызывало только одно место в этом плане: небольшое «пузо» книзу от зеркала эклиптики. На карте Иваныча в эту сторону уходило больше десятка жирных ярких линий, потому что неподалёку, всего в паре тысяч километров друг от друга, крутилось шесть или семь крупных камней, способных скрыть от съемки не только яхту, но и целый линкор.

Петька сразу понял, что именно там и следует искать в первую очередь. Он был уверен – в любом другом месте яхту уже давно разглядели бы из академии, с крейсера, с Дельты или даже с планетарных телескопов. Но как назло, именно там проходила мутная граница пылевого облака, приближаться к которой Иваныч категорически запретил.

– Ну ерундой же занимаемся! – Васечкин в который раз принялся донимать друга. – Так можно кружить до подхода крейсера, какой смысл тогда был вперёд лететь?

– Чтобы спасателям не пришлось тратить время на ту же работу, – равнодушно ответил Петров, не отрывая взгляда от приборов. – Даже если мы не отыщем яхту первыми, сильно сэкономим им время.

– Челдон ты, Васисуалий! Как ты не поймёшь, что не стал бы Иваныч такое простое задание выдумывать? Заставить нас летать кругами, пока горючка не кончится? В чём смысл?

– Спасти капитана яхты Дениса Колайду, – Васька был сама индифферентность.

– Да нет никакого Колайды, выдумал его Иваныч! Для правдоподобности!

– Тогда интересно даже, в чём ты видишь смысл?

– Они с Генералиссимусом наверняка тут спрятали что-нибудь. Что-то такое, что мы обязательно найдём, если хорошо поищем. Если смекалку проявим. А если будем тупо наворачивать круги, то не найдём ничего, это уж как свет звезды!

Васька даже отлип от экрана, услышав такую ерунду.

– Петя, ты опять? У тебя засвербило?

– Да послушай же!..

– Нет, это ты послушай! Денис Колайда – капитан команды по зегру, его все знают. Я его знаю, у меня его фотография на стене в комнате прошлым летом висела. Да его фотографии с Луизой, дочкой того самого Тима Бордейна, есть в каждом выпуске новостей про чемпионат. Не веришь, включи свой персоком и проверь. Но лучше – ложись спать, в конце концов. Через час твоя смена, и я не намерен вместо тебя за штурвалом сидеть!

Васечкин обиженно надулся. Но хватило его ненадолго, минут на пять, то есть ровно до того момента, как персоком выудил из глобальной сети и показал множество фотографий реально существующей яхты «Семь ветров», её капитана, его подруги и её отца. Пришлось признать, что здесь Васька прав, над правдоподобностью легенды Иваныч поработал выше всяких похвал.

Петров продолжал водить носом над панелями приборов, проверяя то курс, то направление сканирования. Можно подумать, Волан сам не в состоянии держать на контроле эти вещи и подать сигнал, если что заметит необычного. Можно подумать, весь кайф профессии первого пилота состоит не в подвигах и открытиях, а вот в таком нудном таращении глаз по экранам!

От мысли, что Петров, возможно, не вредничает, а действительно именно так представляет себе работу звёздного командира на передовом флоте, Васечкин аж загрустил. И снова завёл шарманку:

– Ну хорошо, допустим! Невозможно, но пусть после взрыва у яхты сами собой включились двигатели. А вектор силы?

– В пределах конуса, – лаконично ответил Васька.

– Конуса! Именно, конуса, а должна быть спираль!

– Раскручивание, – холодно парировал друг.

– Ннуууу… Ладно, чёрт с тобой! Пусть будет раскручивание, есть такой вариант. – На самом деле Васечкин не знал, какие варианты есть, сам он не просчитывал в симуляторе ни раскручивание, ни вектор силы. Он положился на расчеты Иваныча, но не признаваться же в этом зануде Петрову? – Тогда скажи мне, Василий, где рубка, каюты? Три передних палубы где?

Тут Петров был вынужден взять паузу. Отсутствие этих трёх проклятых палуб беспокоило и его самого. Беспокоило гораздо больше других важных вопросов – в силу полной нелогичности, невозможности их исчезновения. Куда могли исчезнуть тонны металла, пластика и композита, не оставив следа: ни зазубренных крошек, ни округлых капель технологических жидкостей?

Поскольку с уверенностью сказать было нечего, только предположить, Васька выдал самую твёрдую из пришедших в голову теорий.

– Корма за собой палубы утащила. Кабели и трубы при взрыве не разорвались, и если двигатель включался не сразу на полную мощность, а разогревался постепенно, палубы могло унести…

– Да ты же сам в это не веришь! – Петька рассмеялся. – Какая вертуха будет на мягкой сцепке? Сколько она так продержится? От неё запчасти будут лететь во все стороны, как брызги с миксера у Сени тогда, на третьем курсе!

Вася улыбнулся, вспомнив, как Сидоров пытался замесить тесто для блинчиков, забыв про гравитационный переход. Уборщика в тот раз пришлось отправлять в мастерскую на очистку памяти и переустановку ядра, старое сгорело от негодования, поскольку камбуз в считанные секунды превратился в пещеру ксеноморфов из старого кинофильма. От окончательного выгорания робота спас только приказ завхоза не выпускать Сеню из столовой, пока вручную не отмоет помещение снизу доверху, до последнего ляпка на вентиляционной решётке.

Затевать с Петькой спор по поводу яхты Василий не стал в силу неразумности такого спора: понятно же, что внятных объяснений и даже приличных доводов нет пока ни у кого. А вот приятелю тема не давала покоя. И даже когда разговор понемногу затих, Васечкин в уме продолжал крутить и крутить версии событий, развернувшихся на месте крушения «Семи ветров». Спать он в результате так и не лёг, однако же на вахту в свой час заступил безропотно.

Сначала он пытался, подражая другу, следить за приборами. Муторное и бессмысленное это дело быстро надоело, и Васечкин, состроив солидную, крайне авторитетную физиономию старого звёздного волка, сам себе отдал приказ переходить от инструментального наблюдения к визуальному. Ответив себе же: «Есть, капитан!» – он вызвал обзор с бортовых камер и занялся любимым делом, то есть – принялся пялиться в окно.

В вид из иллюминатора Васечкин влюбился в первый же миг, как его увидел. Вот странно: тренажёры и симуляторы, которые он облазил все, что были доступны в родном городе, такого впечатления не производили. Но когда они с Петровым, только что зачисленные на подготовительный курс академии, погрузились на самый настоящий челнок и взлетели в самый настоящий космос…

Как обычно ведут себя пассажиры, заняв место у окошка? Первые минуты после снятия щитов и уменьшения перегрузок они ощущают восторг. Миллионы звёзд, быстро удаляющаяся планета, разворотный манёвр, при котором полнеба закрывает чёрная на фоне светила махина орбитальной станции…

Но через час большинство устаёт. Космос тёмный и однообразный, пейзаж за стеклом почти не меняется. Выброс протуберанца, затмение, пролёт мимо суетливых портовых причалов и яхтенных марин в точке Лагранжа – настолько редкие исключения, что ради них капитанам приходится делать специальные объявления, призывая пассажиров обратить внимание на происходящее за бортом.

Хуже, чем простые пассажиры, ведёт себя во время полёта только Петров. Романтик в глубине души, но настолько глубоко, что его не удивить ни светящейся полосой газа («Ага, вижу. Кстати, ты кислородные датчики проверил?»), ни россыпями звёзд («Ну, да, туманность Андромеды, 800 тысяч парсек. А зачем звал-то?»), ни вспышкой на солнце («Ух ты! Здоровенная! Давай фон излучения замерим, а то мало ли!»)

Васечкин был не таким. Он сразу мог претендовать на приз самого восторженного зрителя: первым прилип к иллюминатору, тыкал пальцем и кричал: «Смотри, Петров, вон звезда – смотри, взорвалась!» Через некоторое время он уже доказывал штурману, что видел НЛО, а тот до хрипа спорил, что это был блик от солнечной панели. Устав, Петька немного заскучал и предложил пилоту «слегка разогнаться, чтобы звёзды красиво растянулись». Шутки сокурсников по поводу первого Петькиного полёта еще долго его преследовали, на что Васечкин втайне как раз и рассчитывал, и нисколько не обижался.

«Космос – это тебе не про вид из окна, а про долгую дорогу!» – не раз бурчал на него Васька во время практических занятий. «Дорога в удовольствие, когда есть, на что посмотреть!» – не уставал отвечать ему Пётр.

И неизменно, куда бы не предстоял перелёт, даже когда все попутчики давно отлипли от стёкол, Васечкин всё равно продолжал пялиться, восхищаясь открывающейся за бортом красотой, поражаясь колоссальности расстояний и втайне надеясь увидеть в конце концов что-то эдакое, эпичное, доступное только глазу, а не навигационным приборам.

Так было и в этот раз. К огромному Петькиному сожалению, Конструкция Волана не предусматривала окон – в угоду безопасности, но панорамные проекторы давали достаточное качество, чтобы получать удовольствие даже от картинок с внешних камер. Он улёгся поудобнее и погрузился в размышления, куда могли бы пропасть «Семь ветров», если они действительно существуют, и как поскорее их отыскать, по возможности – не сходя с одобренного Иванычем курса.

Васька в своём компенсаторе тихо посапывал, не с кем было даже посоветоваться, если в голову приходила очередная блестящая идея. А идеи приходили роями, одна светлее и гениальнее другой. Ничего удивительного, что Васечкин в скором времени переключил общую панораму на вид прямо по курсу, погодя ещё немного – выделил и приблизил участок у края пылевого облака, а ещё через четверть часа, окончательно утвердившись в мысли, увеличил до максимально возможного три каменюки, купающиеся в струях песка и ледяного крошева.

– Волан, а Волан? – позвал он шёпотом.

– Слушаю вас, – тихо отозвался корабль.

– Посчитай, сколько времени займёт петля до зоны шесть, по улитке два. Цель – осмотр объектов 710, 711 и 736 с теневой стороны в рамках спасательной миссии.

– Шесть с половиной часов на тяге три. Но сразу предупреждаю, я откажусь ложиться на этот маршрут.

– Чего вдруг?

– Скорость частиц в пылевом облаке превышает 20 километров в секунду, корабль будет полностью разрушен в течение пятнадцати секунд.

– Ну хорошо, а если сравнять скорости?

– Переход на тягу один – приемлем, если не погружаться в облако более чем на двадцать минут. Мы потеряем защитную керамику, часть навесного оборудования и получим несколько незначительных пробоин, в целях спасения погибающих ущерб считаю допустимым.

– Сколько это займёт?

– Двадцать шесть часов.

– Да ты с ума сошёл! Нет, нужно уложиться до конца моей вахты.

– Варианты: двигаться до границы опасного участка и резко тормозить; пройти по границе участка без возможности сканировать теневую сторону астероидов; осмотреть только первый из объектов – это всё равно чуть больше времени вахты, но в целом менее восьми часов.

– Проксима ржавой кочерги на кривом реакторе…

– Что, простите?

– Ничего. Третий вариант подходит.

– Тогда я прошу разрешения разбудить курсанта Петрова.

– Это ещё зачем?

– Он предвидел ваше указание и велел мне непременно предупредить, если вы решите сменить курс.

– Э, нет. Так не пойдёт.

– Я не могу ослушаться приказа старшего офицера.

– Это Петров-то – старший офицер?

– Таков кодекс. В отсутствие более старших по званию, даже курсант во время вахты является для меня старшим офицером.

Васечкин задумался.

– Но ведь сейчас Васька спит, а вахту несу я? Значит, я – старший офицер?

– Так точно. Но поскольку прежний приказ не отменён, я…

– Я отменяю его, делов-то!

– По какой причине?

– Чего-о?

– Я обязан записать в бортовой журнал причину отмены приказа. Таков порядок.

– Тьфу ты… Ну напиши… Не знаю, напиши, к примеру, что приказ утратил актуальность в связи с необходимостью смены курса. Так годится?

– Годится. Правда, я не вижу логики в таком обосновании…

– Слушай, тебе что, кто-то поручал ещё и логику в моих обоснованиях проверять?

– Никак нет.

– Тогда кончай препираться и крути потихоньку правый маневровый плюс десять. Короче, сам посчитай, что нужно, и двигай до края облака, будем каменюку смотреть.

Глава 5

Волан посчитал, что нужно, и покрутил, где требовалось, так что вскоре астероиды принялись увеличиваться в размерах. Петька даже не ощутил перемены курса, зато примерно через час заметил, насколько ближе к центру экрана стало пылевое облако. Ещё через два часа летающие булыжники можно было наблюдать без дополнительного увеличения, а ещё час спустя Волан объявил об опасно возросшем количестве пыли за бортом и запросил разрешение на манёвр синхронизации скоростей.

К тому времени ближайший астероид занимал почти всю левую половину экрана и совсем не напоминал булыжник. Он выглядел тем, чем и являлся на самом деле: древним обломком скалы массой миллионы тонн, местами покрытой коркой льда, а в других местах – чёрными шрамами, отметинами от случившихся здесь за миллионы лет миллионов столкновений.

– Одобрено, синхронизируй. Как там обстановка, яхту не видно?

– К сожалению, нет. Но мои сканеры видят сейчас только половину объекта 710, поэтому шансы у нас по-прежнему высоки. Для гарантии нужно осмотреть мертвую зону, которая скрыта позади объекта.

– Ага, но хорошо бы при этом в пыль не сильно нырять, чтобы Иваныч нам с тобой головы потом не поотрывал.

– Об этом можете не беспокоиться. Мне он не сможет ничего оторвать ввиду отсутствия головы. А вам – потому, что моральные ограничения его ядра не позволяют наносить травмы воспитуемым.

– Ого, у кого-то юморок прорезался? Издеваешься?

– Ничуть, констатирую очевидные факты. Что касается погружений в пыль, я могу предложить три варианта, при которых заходить в опасную зону нам не придётся.

– Это как так? Нам же хочешь – не хочешь, требуется облететь камень по кругу?

– Вовсе нет. Вы забываете, что наш борт оснащен широкоугольными камерами. Угол обзора ограничен кривизной астероида, но если провести касательную линию от корабля до края объекта, то синус угла…

– Стоп! Давай без формул, хорошо?

– Хорошо. Представьте яблоко на столе. – Волан отодвитнул подальше изображение астероида, обвёл его неровным кружочком и пририсовал сверху зелёный листик. – Чтобы проверить, не червивое ли оно, не обязательно обходить яблоко по кругу, достаточно наклониться и посмотреть с нескольких точек.

Напротив яблока появилось такое же схематичное изображение глаза, из которого выдвинулся широкий треугольник, обозначавший, должно быть, поле зрения. Волан для наглядности подвигал «глаз» из стороны в сторону, показывая, как смещение сдвигает линию горизонта на «яблоке».

– Ах ты ж, блин, точно! – Вскричал Васечкин. – Дошло! Гипотенуза! Если близко к ябл… тьфу ты, к астероиду не подлетать, мы можем разглядеть его, выдвинувшись… А на сколько надо-то? На половину радиуса?

– Чуть меньше. Корень из двух минус единица…

– Я понял, понял! Процентов сорок там должно получиться, да? Плюс-минус?

– Сорок один процент, если без плюсов и минусов. – Волан настырно дорисовал формулу и привёл всю цепочку расчётов. – Так мы сможем увидеть половину тыльной стороны. Затем включаем реверс, выныриваем из пыли и повторяем маневр по другую сторону, тогда не осмотренных зон не останется.

– Зачем реверс? Можно же проще? Облететь по дуге, не возвращаясь?

– Конечно. Но так мы больше времени проведем в непосредственной близости от опасной пылевой зоны. С точки зрения безопасности я бы предложил облёт с трёх точек, зато не глубже 30% радиуса.

– А сколько мы на этом времени и горючего потеряем, ты подумал?

– Разумеется. Дуговой облёт будет самым экономным вариантом. Но более опасным.

Петька раздумывал всего секунду.

– Нет, ты знаешь, в нашем случае лучше сэкономить. Вдруг яхты там не окажется, а у нас маршевая смесь на исходе, чтобы продолжать поиски? Или прилетим, а у этого Дениса Колайды кислород кончился, пока мы туда-сюда крейсировали? Время надо беречь! Строй маршрут по дуге!

Говоря про время, в мыслях Васечкин ещё отметил, что с минуты на минуту может проснуться Петров. Вслух не стал произносить, чтобы не подталкивать Волан к ненужным выводам, однако тот словно подслушал. Развернув корабль в нужную сторону и придав ускорение, напомнил:

– Вахта курсанта Петрова начинается через пятнадцать минут. Предлагаю разбудить, чтобы он успел привести себя в порядок и войти в курс дела.

– Да отстань ты от человека, чего привязался? – недовольно буркнул Васечкин.

– У вас график, а вы и так не спали в свою очередь. Это чревато ошибками в пилотировании и другими неверными решениями.

– Ты нудишь, как наш Генералиссимус. Добавь ещё: «Сон и питание – основы летания!»

– Не буду. Но отмечу, что в этом Кирилл Петрович совершенно прав.

– Короче, ты в прошлую смену разрешил Ваське разбудить меня на целый час позже, верно?

– Тогда были совершенно иные обстоятельства.

– Обсмеятельства! Васька должен мне час сна, вот и пусть спит. Давай, не отвлекайся, тебе сейчас все ресурсы нужны, чтобы за пылью следить! Мы уже к границе облака подходим!

Волан счёл доводы вескими и замолк, углубившись в анализ радаров и корректировку тяги в маневровых двигателях. Но поспать лишний час Петрову было всё равно не суждено, ровно через пятнадцать минут в его персокоме запиликал будильник. Васечкин досадливо тьфукнул.

– Всем привет! – сказал напарник, зевая. – Что у нас, как обстановка?

На малой тяге компенсатор не сковывал его движений, курсант сел, потягиваясь, и только тут понял, что дело не чисто.

– Что за?.. – он выпучил глаза на панель, где в потоках искрящихся льдинок лениво плыл астероид 710. – Петька, ты просто скотина. Ты хоть понимаешь, какая ты скотина?! Я ведь тебя сейчас просто удавлю!

– Удавишь, удавишь, – как-то слишком уж спокойно согласился Васечкин. – Давай только не прямо сейчас, ладно? А то у нас сейчас тут вон чего!

Петров посмотрел, куда указывал палец напарника. Там из-за края астероида медленно выползала неровная восьмигранная пирамида, раскрашенная полосами всех цветов радуги. Ближе к узкой стороне полосы сливались в многолучевую белую звезду – символ спортивной команды «Семь ветров».

Васька тихо ругнулся. Он относился к порученной миссии совершенно не так, как его извечный напарник и неразлучный друг. Большую часть полёта он размышлял не о предстоящих приключениях и не о неминуемой последующей славе, а о том, что случится, если у Волана не хватит возможностей провести эвакуацию.

Даже если путешествие – действительно, всего лишь проверка, устроенная Иванычем, то следующим условием задачи может стать, например, шлюз, заклинивший при взрыве. И вот тут пойдут прахом все старания. Потому что во время инструктажа им несколько раз предлагали время на подготовку, но Васечкину непременно надо было лететь немедленно, прямо сразу, не забегая даже в каюту за личными вещами. Он не соизволил обдумать как следует план полёта и составить список необходимых вещей.

Что в итоге? У них нет с собой ни складной гермотрубы для аварийной ручной стыковки, ни сварочного оборудования для вскрытия обшивки. В общем, задание со шлюзом они непременно провалят. А этот… Васечкин от таких важнейших вопросов отмахивается, будто от мух летом у себя в деревне. В мечтах он, небось, уже лихо взял яхту на абордаж, непременно встретив там шайку космических пиратов и доблестно их победив.

Чуть ли не силой отобрав у него управление Воланом, Петров приказал кораблю прекратить маневрирование и сохранять безопасный курс, пока Иваныч не получит подробный доклад и не санкционирует сближение с «Семью ветрами». Петька заныл в своём репертуаре, что, мол, друг называется, просто перестраховщик, а там небось человек гибнет, и сейчас всё из-за тебя профукаем – ну вот в таком духе. Он не прекращал гундеть, пока Васька не сжалился, поручив ему лично проверить составленный Воланом отчёт и дописать туда от себя, что захочет. Петрову это давало лишние пару минут подумать, Васечкину закрывало хоть ненадолго рот, а отчёт… Иваныч всё равно умеет отделять факты от романтической бравады, он разберётся в ситуации, что бы там Петька не насочинял.

В ожидании обратной связи Петров изучал состояние «Семи ветров», насколько это можно было сделать с расстояния в несколько сотен километров, используя скромные возможности Волана.

– Насколько он стабилен относительно объекта 710?

– Почти неподвижен, – доложил Волан. – Если линейное смещение и есть, то в пределах погрешности.

– Какой ещё погрешности? Ты что, не можешь сравнить изображения с камер и увидеть, есть ли изменения со временем?

– Могу. Изменения есть. Потому что астероид вращается, яхта вращается, мы движемся вперёд, поток пыли вокруг астероида и яхты тоже движется. А линейное смещение – в пределах погрешности, для точного анализа слишком много бликов и теней.

– Понятно… – Петрову даже захотелось извиниться за грубый тон. – А что радар?

– Астероид 710 относится к классу М, больше половины его массы – это никель и железо. Так что на радаре я сейчас вижу здоровенную светящуюся кляксу. Впрочем, всё облако позади яхты содержит не менее десяти процентов металлов, от кальция до золота. Адекватно оценить мешанину, которую я получаю с радара, вероятно, не сможет даже Иваныч.

– Плохо. Не хотелось бы вслепую туда соваться. Скорость вращения яхты можешь хотя бы прикинуть?

– Уже прикинул. Есть вращение по всем трём осям. Крен два градуса в секунду, тангаж один и восемь, рысканье три.

– Понятно. Ладно, хоть что-то хорошее.

– Что же тут хорошего? – удивился Васечкин, который уже закончил пересылку рапорта и теперь снова маялся от нетерпения. – Яхта, выходит, не только крутится, но и из стороны в сторону болтается?

– Хорошо, – обернулся Петров, – что мы по твоей милости не стали аварийный шлюз грузить. От него здесь было бы столько же толку, как от тебя – благоразумия.

– Согласен, – поддакнул Волан, – Автоматическая стыковка в таких условиях недопустима, потому что смертельно опасна.

Васечкин скорчил недовольную гримасу, открыл справочную панель и полез перепроверять.

– Так, и где невозможно-то? Вот же, пожалуйста, 85-й год, орбитальная станция после аварии, нестабильное движение. Спасательная партия пристыковалась же? Пристыковалась!

– Возражаю! – воскликнул Волан. – Стыковка удалась с третьей попытки при высокой угрозе разрушить всю шлюзовую систему! Там ситуация была безвыходная, а экипаж состоял из опытных обученных космонавтов, не курсантов без формального допуска к пилотированию!

– Зато с того времени сколько лет прошло! Они вручную стыковались, у них и технологий таких не было, а у нас ты есть!

– Да брось, Петь! Вот смотри, – друг вывел на общий обзор виртуальную модель «Семи ветров» и мазнул пальцем по корме, заставив яхту «крутиться и болтаться». – Сколько займёт схождение с таким судном, чтобы при стыковке шлюз не вырвало с мясом?

– Около шести часов, – подсказал Волан. – Придётся подгонять курс сразу всеми маневровыми двигателями на коротких импульсах. Выравнивание в трёх плоскостях – очень сложный манёвр!

– Ты же помнишь расчеты Иваныча, в пылевой струе Волан столько времени не протянет.

– Ну ладно, – сразу же сдался Васечкин. – Всё равно ведь нету трубы с собой, о чём тогда спор? Давайте думать, как выкручиваться!

– А выкручиваться… – начал Петров, но Волан перебил его.

– Входящее сообщение!

– Из академии? Выводи! – хором потребовали мальчишки.

Выскочившее на панель изображение Иваныча выглядело встревоженным и каким-то даже усталым.

– Привет, звёздные! Как вы там? – профессор усмехнулся и поднял руку, – Можете не отвечать, у связи с вами такие перебои, только время зря потеряем. Это всё пыль, ни эфир через неё не проходит, ни даже лучевая передача. Чем глубже вы погружаетесь, тем хуже контакт, так что слушайте внимательно!

Картинка уменьшилась и растворилась, на передний план вылезла панорама искрящихся ледяными бликами окрестностей. Затем с неё пропали и блики, и дальние объекты, и отдельные камни – всё, что мешало бы воспринимать схему предстоящей операции. От носа Волана в сторону «Семи ветров» протянулась линия оптимальной, по мнению Иваныча, траектории сближения.

– Мимо вас несется разнородный поток, от пяти до ста частиц на кубический сантиметр. Размеры – от пылинок до мелкого гравия, средняя скорость – полтора километра в секунду. На Волане каждый камушек будет ощущаться, как удар пудовой кувалдой, с теми же последствиями для обшивки. Единственная ваша возможность сблизиться с яхтой, не развалившись при этом, заключается в сближении с астероидом 710.

Изображение придвинулось, демонстрируя щербатую красную поверхность. Крохотная конусообразная фигурка изобразила на этом фоне будущую позицию Волана.

– Используйте его как щит, двигайтесь как можно ближе. А добравшись до яхты, займите позицию между ней и астероидом, так вы будете прикрыты сразу с двух сторон. На этой позиции вы сможете около двух часов находиться в относительной безопасности.

Картинка развернулась, показав в боковой проекции, как именно нужно встать.

– Судя по тому, что навигационные огни на палубах не горят, – продолжил Иваныч, – яхта обесточена. Будьте готовы, что внутри нет ни света, ни вентиляции, ни обогрева. Поэтому никаких попыток стыковки! Ваша задача – найти капитана Колайду, а не самим потеряться, поняли?

Следующий кадр показал внутреннее устройство яхты, планировку помещений.

– В вашем распоряжении пристежные дроны, тепловизор, сканер радиочастот. Если капитан там и его персональный коммуникатор ещё не разрядился, вы можете даже попробовать ему позвонить. Вызывайте на связь, заглядывайте в иллюминаторы, в общем – проявите фантазию. Главное, из Волана не вылезайте.

Петька даже не успел открыть рта, как Иваныч повысил голос:

– Курсант Васечкин, ат-тставить пререкания! Запрещаю покидать корабль! Исключение только одно: если пострадавший не может перебраться в Волан ни самостоятельно, ни с помощью дронов. По завершении осмотра приказываю немедленно покинуть опасную зону. Кстати, крейсер к вам уже выдвинулся, даже на час раньше обещанного!

Лицо Иваныча выросло на всю стену, взгляд стал напряжённым, зрачки сузились, словно профессор хотел напоследок заглянуть воспитанникам прямо в душу.

– Ребята, я знаю, что вам претит мой утилитаризм. Вы никогда не согласитесь, что жизнь одного человека не стоит риска жизнями двух других. Я вряд ли смогу вас переубедить, но могу по крайней мере напомнить, что мы не знаем даже, находился ли капитан «Семи ветров» на этой половине яхты. Не знаем, жив ли он, а пока не узнаем – никакой риск с вашей стороны не может считаться оправданным. Действуйте, но действуйте крайне осторожно!

Запись закончилась и панель связи исчезла, теперь большую часть потолка снова занимало звёздное небо, грязная красно-бурая громадина объекта 710 и пёстрая корма «Семи ветров», медленно уползавшая за горизонт по мере того, как Волан сближался с астероидом. В кабине повисла напряжённая тишина, и Васька даже дышать старался помедленнее, чтобы не нарушить её раньше времени, не спугнуть из мыслей что-нибудь важное, что-то такое, из-за чего потом вся миссия может пойти насмарку.

Но только он поймал нужный настрой, Петька, даже не складывая кресло в дежурный режим, ногой подцепил пульт, подтянул к себе поближе и возопил:

– Эй, чего сидим? Мне что ли за вас рулить?

– Блин, Васечкин! – напарник мгновенно ухватил свой штурвал и зажал обе клавиши готовности, заблокировав управление на втором устройстве. – Рассинхрон тебе на ядра! Охладителя в скафандр!

– Да не бойся, не бойся! – захохотал Петька и показал ладони, – Твоя сейчас вахта! Вот и не сиди пнём, задай корректуру!

В общем-то, он был сейчас совершенно прав. Струи пыли становились с каждой минутой плотнее и опаснее, стоило без промедления перейти на новый курс, присланный из академии. Сердиться стоило не тому, что Васечкин сделал, а разве что его манере, как всегда не соответствующей серьезности положения.

Петров подтвердил Волану выбор нового маршрута и разрешил управление двигателями. Проследил, как серия коротких полусекундных импульсов плавно сдвинула изображение на экране. Потом не удержался, пробурчал:

– У меня ощущение, что ты вообще не слушал, о чём сейчас Иваныч говорил.

– Я-то как раз слушал! И я услышал, в отличие от тебя, самое главное!

– Ну и что же, по-твоему, было самым главным?

– Я так и знал, что ты внимания не обратишь! – друг улыбнулся своей коронной широкоглазой обезоруживающей улыбкой, которая всегда сбивала с Петрова сердитость и недоверие, заставляла раз за разом идти на поводу у этого балбеса. – Главным было, как он к нам обратился!

– В смысле? – растерялся Петров. – Как он обратился?

– Эх ты, а ещё вахтенный! Иваныч назвал нас звёздными!

Глава 6

Крошечный Волан завис, балансируя между астероидом и обломком яхты, словно древняя деревянная галера между Сциллой и Харибдой. Чудовище в ста метрах правее грозило растереть хрупкий челнок о массу обледенелого камня, чудовище в ста метрах левее желало ударить незваных гостей оплавленной бочиной, вытолкнуть под струи убийственного крошева, проносящегося мимо со скоростью картечи. Только искусство автопилота позволяло кораблю сохранять равновесие и держаться в безопасной зоне.

– Ох, не нравится мне это. Хоть тресни, не нравится!

Петров перелистывал изображения с разных камер, временами переключался на общий обзор. Яхта, издалека казавшаяся солидным, ярким, всё ещё полным жизни корабликом, вблизи представляла совершенно жалкое зрелище. Весёлая радужная раскраска оказалась матовой, а местами уже была содрана целыми полосами, словно по борту прошлась шлифовальная машинка. Увеличение показывало, что матовость эта не ровная, обшивка сплошь покрыта царапинами и выбоинами сантиметровой глубины. Иногда над выбоинами торчали бугорки серого льда, запечатавшего сквозные пробоины. Ледяные грязные корки наросли в нишах, на стыках узлов, по краям иллюминаторных щитов и люков. Места крепления сенсоров, антенн, габаритных огней и прочих внешних агрегатов угадывались по отдельным измочаленным обломкам, почти всё навесное оборудование перемололо и унесло в бесконечность.

– Что же конкретно вам, Васисуалий, так сильно не нравится? – ёрничал Петька. – Нормальный кораблик. В ремсервисе нашем, который через дорогу был, помнишь? Там бы его подшпаклевали, покрасили и продали как новый.

– Там бы да, – хмыкнул Петров. – Туда можно было что угодно на металлолом сдать. Хотя… Этот бы у нас точно не взяли, кому он нужен без двигателя?

– Ну подумаешь, двигатель! Зато вон шлюз, гляди, цел, муха не сидела!

Пассажирский шлюзовой модуль в носовой части и вправду казался невредимым. Петров подумал, какой из дронов сейчас ближе всего, вызвал нужную панель и развернул увеличенное изображение. Покачал головой, обнаружив, что вдоль кромки люк покрыт слоем грязи в ладонь толщиной.

– Подтравливает твой шлюз атмоферу! Гляди, сколько намёрзло! Неплотно закрыт или при взрыве перекосило.

– Ой, ну не покупай тогда, раз умный такой! – Васечкин довольно похоже спародировал знакомого механика. – Иди, другой себе поищи! Не нравится ему…

Петька, если нервничал, всегда начинал разыгрывать какой-нибудь спектакль, нести бессмысленную, но забавную околесицу. Для Петрова, который переносил стрессовые ситуации не в пример тяжелее, такая болтовня была громоотводом, через который спускалось напряжение и прояснялся разум.

– Не нравится мне, Петруччо, – сказал он в тон приятелю, – Как странно срезана корма. Вот она сейчас в кадр шестого дрона попадёт, ты погляди. Видишь? Будто ножом отсекли. И подпалины через каждую пару метров, словно из мортиры очередью лупили.

– Ну-у-у, уж это ты загнул! Если бы поблизости кто-нибудь мортиру расчехлил, на разряд все наблюдательные станции давно уже свои локаторы распушили. И сюда не только крейсер, а половина дежурного флота со всей системы слетелась. А ты говоришь – очередью!

– Верно, не может это быть мортира. Но такой срез… Волан, а ты можешь предположить, чем нанесены повреждения?

– Не могу, – признался корабль с сожалением, – В моем ядре для архива сравнительных снимков не нашлось места. Могу запросить в информатории, но только позже, когда мне эта ржавая глыба перестанет перекрывать связь.

Васечкин на своей половине стены высветил новую панель с информацией и сообщил:

– Кстати, о связи! На корабле есть источники электромагнитного излучения. Двенадцать штук как минимум. Так что яхта не обесточена, это факт. И какая-то техника внутри работает.

– Какая?

– Без понятия! Помехи и помехи, как их отличить? Может быть навигатор, а может и медицинская капсула. Или еду в микроволновке разогревают… Но это точно не персоком Калайды, он отключен, дозвониться не удалось.

– По корпусу гуляют такие разряды статического напряжения, что я сомневаюсь в возможности дозвониться даже на включенный персоком, – отметил Волан. – Кстати, мы только что потеряли ещё один дрон из-за этого. Осталось шесть.

Петров только поцокал языком, когда в подтверждение этих слов на одной из панелей с его стороны изображение вспыхнуло голубым и погасло. Четвертый пустой квадрат всего за четверть часа.

– Так мы скоро вообще ослепнем. Волан, дай команду им всем не приближаться к борту ближе трёх метров. И надо ускориться. Петь, а тепловизор что показывает?

– Вот, как раз смотрю. Есть сигнатуры. Похоже, что система жизнеобеспечения тоже работает, внутри корабля тепло!

– Человек! Человек есть там?

– Ищу, ищу, не торопи. Тут ведь куча бликов на иллюминаторах и в местах пробоин… Ага, нашёл! И ещё… Смотри, Вась, тут четыре локальных перегрева. Но это, конечно, может быть тепло от какой-нибудь техники… Но вот здесь, видишь, ещё два градиентных!

– Он движется? Это хорошо, значит жив!.. Погодь, а почему два-то?

– Ты меня спрашиваешь? Не больше твоего понимаю. Допустим, первый – сам Колайда, а второй… да что угодно, хоть робот-уборщик по отсекам бродит.

В борт Волана последовал гулкий удар, корпус вздрогнул. Друзья вцепились в поручни кресел, готовясь по сигналу тревоги откинуться на компенсаторы и захлопнуть забрала скафандров. Но тревоги не было, Волан только пыхнул пару раз передним маневровым двигателем, чтобы погасить импульс от столкновения.

– Ох, не нравится мне это, – снова повторил Петров. – Надо скорее придумать что-нибудь для проверки, кто там ходит по кораблю, пока нас самих не разобрало на винтики.

– Да что тут думать? У тебя дрон-девятка сейчас над кают-компанией? Одну из сигнатур я там фиксирую. Можешь подлететь к иллюминатору?

– Это без толку, там стекло настолько поцарапано, что снаружи ничего не разглядеть.

– Не надо глядеть! Надо постучать в окошко. Если внутри человек, он отреагирует, не может не отреагировать!

Васька щёлкнул пальцами, признавая гениальность идеи, и указал дрону номер девять цель. Машина рассчитала траекторию, серией коротких импульсов двигателя развернулась в сторону иллюминатора. Расчёт оказался настолько точным, что тормозного манёвра не потребовалось: дрон на подлёте к нужной точке ухватил лапами какую-то выпуклость и через секунду уже крепко прижался к поверхности.

– Только ты не просто стучи, – посоветовал Петька, – А стучи что-то осмысленное. Ну, чтобы сразу понятно было!

Васька чуть задумался, потом уверенно нажал пальцем на рычажок. Дрон наклонился и клюнул стекло. «Тук-тук, тук-тук-тук» – разнеслось по яхте. Пару секунд паузы – и снова: «Тук-тук-тук-тук, тук-тук».

«Спартак – чемпион»? – захохотал Васечкин. – Ну ты и выбрал сигнал, я тебе…

Оборвав фразу на полуслове, Петька уставился на картинку с тепловизора.

– Ещё! – потребовал он. – Стучи ещё! Смещается сигнатура! Там кто-то движется!

Петров задёргал рычажком, заставляя дрон снова и снова отбивать ритм. Раз, другой – пока, наконец, на экране не мелькнуло что-то новое. Дрон замер, давая камере сфокусироваться в нужной точке.

– Де… вушка? – выдохнул Васечкин. – Я ведь не сошёл с ума, там девушка! Скажи, Петров?

– Да, несомненно, – эта присказка, вопрос и ответ, были их коронной «фишкой» и слетали с языка порой совершенно неосознанно.

И действительно, за мутным, почти матовым стеклом иллюминатора виднелся не Денис Колайда, а незнакомая девушка лет, наверное, шестнадцати. И что самое поразительное, за её спиной угадывались лица ещё как минимум двух человек.

Глава 7

– Товарищи курсанты! – голос Волана оставался ровным, но друзьям казалось, что он вот-вот перейдёт на крик.

– Отбой! – велел Петров равнодушным тоном. Васечкин хорошо знал этот тон, именно таким его друг всегда отвечал на любые блестящие идеи и предложения, возникшие уже после обсуждения плана, когда решение принято.

– Я обязан напомнить…

– В лямбду напоминания! – Сам Петька сдержанностью не отличался, а нудные реплики корабля всерьёз действовали ему на нервы. – Не бухти под руку, пожалуйста!

Он закончил пристёгивать к шлему защитный чехол и принялся за навесные бронепластины для скафандра. Волан не выдержал в тишине и полминуты.

– Имеется чёткий приказ не покидать корабль!

– От-бой! – по слогам произнёс Василий. – Что непонятно?

– Я буду вынужден принять меры…

– Слушай, ты! – начал Пётр, но поймал укоризненный взгляд напарника и смягчил интонации. – Иваныч тебе что сказал? Исключение, если пострадавший не может попасть к нам на борт!

– Мы не знаем, могут ли пострадавшие попасть на борт!

– Не могут. Волан трёхместный. Здесь места не хватит, пять человек – это перегруз и разбалансировка.

– И перерасход дыхательной смеси, – добавил Петров, выдвигая из багажного отсека контейнер с «Юртой», походным жилым модулем.

– Да, это тоже! – согласился Васечкин и прилепил на грудь ремонтный кейс, практически невесомый при нулевой тяге, но всё равно громоздкий и жутко неудобный. – Ты пойми, у нас время на исходе, чтобы через стекло морзянкой перестукиваться! Вот сколько у тебя уже пробоин?

– Четырнадцать.

– Давай не будем тянуть, пока их станет сорок четыре? Мы быстренько метнёмся туда и выясним, как быть дальше.

– Шанс неудачи более тридцати процентов. Шанс получения травм более пятнадцати процентов. Неприемлемо! Для таких действий требуется разрешение руководителя! – не сдавался Волан.

– Мы в курсе, родненький! Но мы сто раз так прыгали на тренировках, всё будет в порядке! – заверил Петров. – Что поделать, если нету связи с Иванычем? И не будет, пока мы в чистый космос не вернёмся, а если сейчас сдадим назад, то ресурса на второй заход нам не хватит. Значит, подгоняй дроны поближе и сбрасывай в кабине давление. Ну или хотя бы не мешай нам, договорились?

– А если ты шлюз заблокируешь, мы его всё равно вручную откроем, – предупредил Васечкин и захлопнул шлем, чтобы наверняка оставить за собой последнее слово.

Волан блокировать выход не стал. И вообще, если он даже не согласился в душе с доводами мальчишек, вслух этого больше не произносил и препоны чинить не пытался. Аккуратно стравил воздух, чтобы никого случайно не выдуло за борт, проверил крепление страховочных линей, зажёг изумрудный сигнал над запирающим механизмом.

Петров сдвинул кремальеру и толкнул люк. Тот отошел с едва слышным шипением газовых пузырьков – остатков дыхательной смеси. Сдвинулся вбок, и перед курсантами разверзлась пылевая бездна, ослепительная, как разбитая зеркальная сфера. Миллиарды частиц, подсвеченные далекой звездой, проплывали мимо, и каждая пылинка сияла, будто алмазная крошка, рассыпанная по черному бархату.

– Смотри, пыль танцует, – прошептал Васечкин, завороженный зрелищем.

И правда, струи извивались, как живые, подчиняясь невидимым токам. В одних местах клубились, словно дым, в других завивались в призрачные кольца, напоминая водовороты или орбиты миниатюрных планет.

Волан быстро охладил восторги:

– Заканчивайте любоваться, закрывайте скорее люк! Если пара камешков внутрь залетит, будет очень грустное кино. Да, и не забывайте, что пыль проточит уплотнители на ваших скафандрах за пятнадцать минут насквозь!

Курсанты уже и сами видели, какая тихая угроза скрывалась за всей этой красотой: стоило Петрову высунуть руку за пределы шлюза, как на перчатке стали появляться росчерки царапин, будто её рвали невидимые когти.

– Спасибо за предупреждение! – в голосе курсанта не было иронии. Он отцепил страховочный карабин изнутри, перестегнул линь на наружную сторону корабля и только потом сделал шаг. Напарник следовал за ним, в точности копируя каждое движение.

– Мы выдвигаемся, подавай коней!

Кони уже ждали. Два дрона по команде Волана схватили курсанта за ноги – по восемь лап с каждой стороны сдавили бёдра, а третий прыгнул на спину. Рядом то же самое происходило с Васечкиным, который, всё ещё загипнотизированный пейзажем, не успел перехватить руками поручень. Когда дроны прыгнули, их легкого толчка оказалось достаточно, чтобы туловище отклонилось от корпуса корабля и тут же попало в пылевую струю.

Петьку резко развернуло, отлепило от Волана и на секунду он исчез в серебристом вихре. Со стороны могло даже показаться, что роботы специально напали на него, чтобы утащить подальше в бурю. Но страховочные тросы мгновенно натянулись, как струны, а дроны выдали двигателями серии рассчитанных импульсов и вернули ездока обратно. Васечкин вцепился в поручень, рассмеялся и потряс головой, будто пес после купания.

– Ржавь! Страшно, аж дух захватывает!

– Я ведь предупреждал об осторожности! – напомнил Волан. – Эта штука не любит гостей. Ещё раз требую вернуться на борт! Мне очень не хочется объяснять Иванычу, почему «исчезли в сияющей дымке» в вашем случае оказалось фактом, а не поэтичной метафорой!

Петька прижался животом (вернее – кейсом с инструментами) к обшивке и помог другу вытащить из корабля наружу баул с «Юртой». Ругнулся, заметив, что укладка некачественная: не откачанный как положено воздух бугрил изнутри ткань модуля, делая его похожим на колбасу-вязанку. Наконец, входной люк прикрыли и легкая вибрация в руках дала понять, что замок защёлкнулся.

– Ладно, Волан, извини, – Васечкин с запозданием поддался угрызениям совести. – Обещаю, я буду осмотрительным! Не забуду про зонтик и постараюсь не промочить ноги. Давай не будем вносить инцидент в бортовой журнал?

– Обсудим это, когда вы вернётесь, – решил повредничать Волан. – Я сделал расчет траектории, если вы готовы, то сейчас самое время выпускать коренных. Пристяжные включатся через двадцать секунд.

– Принято, работаем! – подтвердил Васечкин и чуть наклонил голову, чтобы ненароком не помешать дрону.

Коренной отпустил человека, лёгким толчком лап придал себе нужное направление, включил двигатели и устремился вперёд и вверх, в сторону «Семи ветров», вытягивая из лебёдки на скафандре тонкий прочный трос.

– Двадцать секунд, – начал отсчёт Волан.

Второй дрон оттолкнулся от Васькиной головы и пропал в пыли следом за первым, и теперь только натяжение тросов показывало, что всё идёт по плану. По крайней мере, пока.

– Пятнадцать!

Курсанты синхронно щёлкнули карабинами страховок и пристегнули их друг другу на скафандры. Никто не потеряется в открытом космосе, и даже если выйдут из строя все дроны разом, разделить друзей сможет разве что прямое попадание метеорита.

– Десять!

Проскользнула змеёй и спряталась на поясе дублирующая страховка. Теперь каждый держался за борт только руками. Ненадёжно, но когда лебёдка начнет крутиться, мало приятного – оказаться пристёгнутым сразу к двум кораблям, которые тянут тебя в разные стороны.

– Пять!

Хорошо заученным на тренировках движением оба развернулись лицом к сияющей бездне и чуть присели, принимая устойчивую полетную позу.

– Пуск!

Тренер очень доходчиво описывал первогодкам на первых, теоретических занятиях ощущение, возникающее, когда тебя буксируют пристяжные. Это словно кто-то схватил за штаны в районе карманов и резко потянул. Руки прижаты к груди, ноги напряжены, корпус ориентирован в сторону цели. Не гнуть спину, сохранять равновесие, довериться технике – и тогда любой опасный манёвр превращается в лихую поездку, не сложнее, чем на мотоцикле.

Микродвигатели дали по длинному импульсу, враз сделав Волан для курсантов очень далёким и недоступным. Этот участок пути был, возможно, не самым опасным, зато самым непредсказуемым: они уже оттолкнули ногами надёжную опору и вернуться к ней не могут, а до другой ещё лететь и лететь, и если с коренными что-то случится в пути, если они промахнутся, если не смогут надёжно закрепить конец троса на яхте…

У обоих курсантов сжалось что-то внутри, холодком пробежало в животе. С небольшой только разницей: у Петрова страх породил запоздалое желание ещё раз всё перепроверить, а у Васечкина – совершенно неуместный восторг и желание кувыркнуться через себя, чтобы проверить реакцию дронов.

– Есть касание коренной-пять, – раздалось в шлемах предупреждение Волана. – Есть крепление! Начинаю тягу!

Васечкин почувствовал, как у него за плечами заскрипело, загудело, и сразу же изменился характер движения. Теперь его не толкали пониже спины, а словно тащили за шкирку. Впрочем, по сути – так оно и было. Лебёдка за плечами урчала – беззвучно в вакууме, но её вибрации передавались скафандру. Трос шуршал по шлему, задевая затылок, пока наматывался на вал. Впереди уже не было видно ни звёзд, ни пыли, всё закрыл собой страшный, изуродованный борт «Семи ветров».

– Есть крепление коренной-восемь! Начинаю тягу!

Трос Петрова, обвисший, пока дрон на яхте искал надёжное место и цеплял карабин, теперь выровнялся и задрожал. Второй курсант больше не тащился безвольно на привязи у первого, а самостоятельно двигался параллельным курсом, втягивая за спину свою «паутинку».

– Внимание, Петь, ты садишься первым! – напомнил Васька.

– Понял тебя! – хриплым голосом отозвался тот и вдруг сам себе напомнил вслух, как требовал тренер во время занятий на тренажёре в академии: – Разворот, контроль, отскок!

Расстояния через стекло шлема видятся обманчиво. Яхта надвинулась внезапно: только что до неё было ещё лететь и лететь, а потом вдруг р-раз! – и ты едва не вбиваешься лбом в обшивку, и только благодаря пристяжным, их тормозному и одновременно разворотному импульсу, опускаешься строго на ноги. Касание мягкое, словно спрыгнул со скамейки в парке, а не четверть километра перемахнул в один бешеный блошиный скачок.

Васечкин впечатался подошвами в корпус яхты, и мир перевернулся – в прямом смысле. Курсант почувствовал себя мухой, замершей на стене, которая уходила далеко вниз, в черноту космоса. Здесь, на теневой стороне «Семи ветров», пыль не клубилась и не сияла, она покрывала все поверхности тонким слоем, слабо мерцала, будто кто-то рассыпал по обломкам корабля сахарную пудру. Это было не менее красиво, чем на свету, но совершенно по-иному: жуткой, леденящей душу красотой.

Пыль не просто лежала, она шевелилась. Тонкие, почти невидимые нити статического электричества струились по корпусу, сбивая пылинки в причудливые узоры, колышущиеся, будто от прикосновения привидений. В памяти мгновенно всплыли все глупые курсантские байки после отбоя: про обезлюдевшую станцию, про призрачный грузовик, про души экипажа, навечно отпечатавшиеся в ядре бортового ИИ… Петьке захотелось немедленно сесть на корточки, а лучше лечь, сунуть пальцы в какую-нибудь щель, прижаться к металлу и просто ощутить твёрдую поверхность всем телом.

– Доклад, Петя! Уснул что ли?

Васечкин вздрогнул. Призраки улетучились, зато вернулось понимание, что он тут не один и всего через две секунды сверху рухнет вторая стокилограммовая блоха.

– Есть доклад! Тьфу ты, есть касание!

Он задрал голову и обнаружил быстро приближающегося приятеля.

– Есть контроль! – Петька поднял руки в готовности подхватить друга, если что-то пойдёт не по плану.

Не потребовалось. Васькины пристяжные дроны справились не менее чётко, на последних метрах дистанции врубили реверс и мягко поставили второго курсанта метрах в трёх от первого. Но не успел Петров выпрямиться, как сверху на него обрушился мешок с «Юртой».

– Ах ты ж…

Ну да, а кого винить-то? Лишнего дрона у них не было, поэтому груз пришлось просто волочь за собой на привязи – и при посадке оба курсанта об этом напрочь забыли.

– Есть отскок! – захохотал Васечкин, наблюдая, как приятель согнулся назад, треснулся затылком об палубу и на примагниченных ботинках стал барахтаться в обнимку с мешком, словно пиявка в бурном течении.

– Что ты ржёшь, дубина? – беззлобно огрызнулся Петров и протянул руку. – Встать помоги.

Петька поднял левую ногу, чтобы сделать шаг, и увидел, как пыль под ней ожила, потянулась к подошве, словно железные опилки к магниту. В вакууме заплясали искорки. Ботинок оставил на обшивке чёткий след, как на свежем снегу. Курсант опустил ногу, под подошвой ощутимо хрустнуло, но пятка не почувствовала вибрации. Значит, магнитный анкер не сработал и контакта с поверхностью нет.

– Ржавь… – шёпотом ругнулся Петька, пытаясь перенести всю массу тела влево и понимая, насколько это безнадёжное дело в невесомости. Согнув другую ногу в колене, он повозил подошвой туда-сюда, растирая грязные крупинки. Это оказалось верным решением: стоило чуть сильнее надавить – и статическое напряжение выстрелило по ботинку крохотными голубыми червячками разрядов, прожигая пыль до металла. Магниты в сапоге заурчали, будто недовольные псы, но удержали.

Толкнувшись другой ногой, Васечкин сделал ещё шаг и посильнее топнул. Анкер дважды стукнул, подтверждая фиксацию. Отсюда уже можно было схватить протянутую руку и вернуть друга в устойчивое положение.

– Девяносто секунд. Приемлемо, – отметил Петров, поглядев на часы.

– Всего-то? Мне показалось, полчаса, не меньше!

– За полчаса от твоего скафандра уже куски бы начали отваливаться. Мы две минуты, как из Волана вылезли, но мне что-то хочется уже поскорей обратно.

Петька, которому тоже было весьма не по себе, вида решил не подавать.

– Ты потом об этих минутах будешь вспоминать, как о лучших в своей жизни! Не дрейфь, Васисуалий – герой галактики! Шевели конечностями, быстрее поставим палатку – быстрее внутрь попадём!

Место для посадки Волан выбрал идеально, всего метрах в пяти от дверного проёма, не слишком повреждённого взрывом. Если верить чертежам, эта дверь раньше отделяла грузовой отсек от межпалубного технического помещения. Мембранами для комфорта оборудовали только верхние этажи, а чем ближе к двигателям – тем чаще ставили вот такие прочные конструкции, способные выдержать резкую разгерметизацию при аварии. Очень удачно, что яхту разорвало именно в этом месте, ведь пройди трещина чуть выше – и не факт, что жилые этажи остались бы жилыми.

Друзья уложили мешок прямо поверх двери и выдернули шнуры оттяжек. По конструкции «Юрта» напоминала скорее туристическую палатку, чем настоящий жилой модуль. Конечно, ткань куда прочнее, а чехол при установке превращается в противорадиационный тент, но по факту – да, это была просто пирамидальная палатка, пригодная для ночёвки трёх человек на необитаемых космических объектах. На обитаемых спать разрешалось только внутри Волана.

Первым делом требовалось заякорить «Юрту», чтобы не снесло ветром. Попытка облегчить себе работу стоила курсантом ещё одного дрона: Волан сквозь хрипы сильных помех сообщил, что пятый номер сгорел от разряда статического электричества. Это было плохо, Петька приказал оставшимся вернуться в гнёзда на скафандрах и отключиться, пока целы. Раскладку модуля они заканчивали вручную.

– Надо было плюнуть на эту «Юрту», – бурчал в процессе Васечкин. – Просто вскрыли бы двери, и всё!

– Ты знаешь, сколько на яхте кислорода в запасе? Откроем, а там все задохнутся… Или наоборот, давлением как даванёт…

– А так разве не даванёт? Чтобы не давануло, надо не шнурками привязывать, а намертво к палубе приклеить!

– Вот именно этим сейчас и займёмся! – пообещал Петров, расстёгивая входной клапан.

Внутри «Юрты» было тесно, зато прекратилось непрерывное раздражающее щелканье песка по шлему. И наконец-то стало понятно, зачем Васечкину пришлось тащить на себе инструментальный ящик: Петров вынул оттуда большой резак, опустился на колени и двумя широкими движениями проделал в полу овальную дыру по контуру дверного проёма. Потом взял скребок и щётку, вымел из-под ткани пыль.

– Всё, лучше уже не будет. Надо герметизировать.

– Но чем?

– Что значит – чем? У тебя всё с собой.

– Да нету здесь герметика!

– Давай, что есть.

– А что тут есть? Полбруска холодной сварки, тюбик цианакрилата, только он в вакууме испарится… А, вот ещё рулон изоленты. Может, ты ей будешь шлюз к космическому кораблю крепить?

И не поверил глазам, когда Петров хитро ему улыбнулся.

Работу завершили быстро, благо – было её немного. Цианакрилат тоже решили использовать, на всякий случай, хотя Петров уверял, что это лишнее.

– Физику не надо было прогуливать! – наставлял он, подгибая по углу дверного проёма и разглаживая перчаткой синюю каптоновую полосу. – Это же полиимидный состав, он на любом холоде держит! А что на отрыв ненадёжно, так сейчас юрта надуется, шнуры натянутся и её к корпусу придавят, вот и не будет никакого отрыва!

Он поднялся на ноги и с высоты оценил результаты трудов.

– Годится. Проверять не будем, запасных вариантов у нас всё равно нет. Ну всё, моя работа сделана, теперь твоя очередь, как договаривались. Честно говоря, я до сих пор не догадался, как ты собираешься дверь открывать. В пульт ведь явно вода попала, льдом распёрло всю коробку. Что за чудо ты придумал?

– Ну уж конечно, не изоленту! – заверил Васечкин. – Моё чудо чуток понадёжнее будет! Гениальнейшая идея!

– Уверен? – Петров вспомнил тысячи предыдущих гениальных идей друга, напрягся и впервые пожалел, что не выспросил все детали до начала операции.

Петька с ехидной ухмылкой наклонился к люку и несколько раз постучал в него кулаком. Повисла тишина, прерываемая только скрипом радиопомех в наушниках.

По мере постепенного осознавания, что никакого другого плана у Васечкина и быть не могло, значит – на этом их вылазка и закончится, у Петрова от обиды и отчаяния перехватило горло, руки сжались в кулаки.

А потом дверь под ногами дрогнула и расползлась в стороны.