День Гнева

Искры во Тьме

Часть 1: Искра

Глава 1: «Правая весна»

Берлин, 15 марта 2026 года.

Европа вступила в эпоху, которую правые СМИ окрестили «Новым Просвещением», а оппозиционные Telegram-каналы – «Тёмной весной». На фоне экономического коллапса и теракта в Вене коалиции ультраконсерваторов пришли к власти в Германии, Франции и Италии. Их первый указ: «Зачистка от антиевропейских элементов».

В тени этих событий, как ядро невидимой метастазы, действует Фаланга – паневропейская сеть, сотканная из мигрантов, радикалов и потерянных душ. Её структура парадоксальна: тысячи ячеек, словно случайные щепки в океане, не знают друг о друге, но движутся в одном направлении. Одни громят полицейские участки, другие печатают листовки в подпольных типографиях, третьи сливают данные NATO. Их объединяет только Осирис – призрак, алгоритм, узел, знающий код всей системы. Его имя не звучит в новостях, но его следы есть везде: в падении курса евро, в бунтах под Брюсселем, в молчании политиков, внезапно отозвавшихся на «миграционные уступки».

Расшифровка аудио из DarkNet (источник: анонимный канал «Перезагрузка»).

«Вы спрашиваете, кто мы? Мы – антитела этого гниющего мира. Капитализм съел сам себя, демократия стала театром для клоунов. Но я не предлагаю вернуться в пещеры. Я строю Новый Мир – на идеях, а не на нефти. Да, мы используем ислам, национализм, любую силу, что рвёт старые цепи. Да, мы взрываем мосты и города. Но разве не так рождается феникс?

Меня зовут Осирис (вам хватит и этого имени). Мой отец учил меня: «Сила – в хаосе, если ты держишь нити». Я держу. Мои алгоритмы предсказывают бунты лучше, чем синоптики – дождь. Мои капиталы текут через офшоры, крипту и чёрные рынки. Марк Цукерберг? Илон Маск? Они думают, что правят вами. А я правлю ими. Их платформы, их ракеты – всего лишь инструменты в моей игре.

Вы видите мигрантов, жгущих машины? Это не бунт. Это метод. Мы доведём этот мир до кипения, чтобы перезагрузить его. И когда всё рухнет, мы построим новую систему – без границ, без флагов, без ваших прогнивших ценностей. Сопротивление бесполезно. Вы уже часть моего алгоритма».

Марсель, 4:30 утра.

Бульдозеры въехали в квартал Сен-Шарль под прикрытием дронов с громкоговорителями: «Это зона повышенной угрозы. Немедленно покиньте здания». Минарет мечети «Ан-Нур» рухнул за 12 минут. В прямом эфире *France-24* мэр Марселя заявил: «Мы возвращаем городу его христианское лицо». В комментариях под трансляцией – волна эмодзи 🔥 и 🎉.

В чатах мигрантов тем временем множились слухи: «Фаланга даст ответ». Никто не знал, что это значит, но через час на стенах разрушенной мечети появились граффити – стилизованный полумесяц, перечёркнутый мечом. И подпись: «Щепки горят ярче».

Статья из EuroNews (заблокирована в ЕС 17.03.2026).

«Сенат Франции одобрил закон №447: хиджаб = экстремизм.

Париж, 16 марта. Сегодня Сенат большинством голосов утвердил пакет законов о «религиозной лояльности». Согласно статье 3, ношение хиджаба в общественных местах приравнивается к «пропаганде радикализма» (до 3 лет тюрьмы). Глава МВД Франции: «Мы не позволим пятой колонне диктовать наши ценности».

P.S. При попытке протеста у здания Сената задержаны 34 женщины. По данным источников, акцию координировала Фаланга – организация, связанная с кибертерроризмом и миграционным кризисом. Эксперты называют её «гибридной угрозой», а лидеров – «неуловимыми фантомами».

Берлин, 17.03.2026г. район Нойкёльн, 22:45.

Рейд полиции на общежитие для беженцев. В кадрах с body-камер: люди в наручниках, выстроенные лицом к стене. Внезапный выстрел из окна – ответный залп. Тело 8-летней Амины из Алеппо находит блогер-стажер, снимавший «репортаж о героях правопорядка». Его видео с хэштегом #ТакНадо удалено через 9 минут, но успевает набрать 2 млн просмотров. Кадр-мем: окровавленная кукла в платке, застрявшая в решётке люка.

Студия Deutsche Welle. На мониторе – архивное видео: хиджаб, брошенный в костёр на митинге в Дрездене. Дикторша поправляет микрофон: «Правительство призывает к спокойствию. Завтра будет солнечно, +15°C».

Текст поверх чёрного экрана:

«По данным ООН, за первую неделю марта Европу покинули 34,000 человек. Впервые за 100 лет миграционный поток развернулся на юг».

Тем временем в чатах Telegram уже гуляет мем: «Осирис не спит».

Глава 2: «Снайперша из Бейрута»

Лейла Насралла

Брюссель, 20 марта 2026г., квартира над заброшенной пекарней. 23:17.

Лейла разбирает снайперскую винтовку Dragunov на столе, застеленном газетой «Le Soir» с заголовком «Мигранты – угроза или спасение?». Масло пахнет горько, как порох. Она протирает ствол тряпкой, смоченной машинным маслом, и вспоминает, как в 2006-м сидела в подвале разрушенного дома в Бейруте. Тогда сестра Марьям кричала из-под обломков: «Лейла, не оставляй меня!». Обломки не разгребли – вместо этого израильский вертолёт добил здание ракетой.

В кармане её куртки шелестит бумага – потрёпанная фотокопия письма, которое Марьям написала за день до бомбёжки:

«…они назвали нас террористами, но мы просто хотели защитить свой дом. Если я погибну, стреляй громче, сестра. Пусть услышат».

0:34.

Телефон с криптошифрованием вибрирует на подоконнике. Сообщение:

«Завтра. 14:00. Площадь Мучеников. Красный шарф. Цель – голубой галстук».

Голубой галстук – Этьен Руже, депутат от ультраправой партии «Единая Франция». Вчера он требовал в парламенте «стереть Брюссельский гетто с карты». Лейла прицеливается в трещину на стене, представляя его лицо.

Площадь Мучеников, 13:55.

Лейла на крыше отеля «Метрополь». В толпе внизу – сотни людей с флагами ЕС и плакатами «Вернём Европу европейцам!». Руже выходит на балкон мэрии, улыбаясь, как голливудский злодей. Красный шарф в толпе – сигнал наводчика.

Она ловит Руже в прицел. Сердце бьётся в такт с криками толпы: «Лейла, стреляй громче». Палец на спуске…

Ба-бах!

Выстрелы раздаются снизу. Люди в чёрных масках, с эмблемой Фаланги на рукавах, стреляют в воздух. Толпа мечется. Руже скрывается за телохранителями. Лейла не успевает выстрелить – её миссия превращается в хаос.

15:20.

Она возвращается в квартиру, швырнув винтовку на кровать. В телефоне – голос сообщника из Фаланги:

«Прости, Лейла. Приказ изменили. Паника полезнее, чем труп».

На экране телевизора – Руже, клянущийся «уничтожить террористов». Лейла рвёт газету с его лицом, выбрасывает в окно. Клочья бумаги летят к мусорным бакам, где копошатся дети-беженцы.

Письмо Марьям теперь приколото к стене рядом с картой Европы. На карте – крестики над Парижем, Берлином, Брюсселем. В углу надпись арабской вязью:

«Мы не щепки. Мы искры».

Глава 3: «Шрамы на погонах»

Маркус Вайс (немецкий полицейский)

Берлин, участок Берлин-Моабит. 17 марта, 09:30.

Маркус сидит в душной комнате для допросов, разминая плечо, на котором шрам от пули, полученной в Гамбурге два года назад. Напротив – курд по имени Джавид, лицо в синяках. Его арестовали за «распространение экстремистских материалов»: в телефоне нашли фото разрушенного Кобани.

– Вы работаете на Фалангу? – Маркус бьёт кулаком по столу.

Джавид усмехается, показывая сломанный зуб:

– Ваши коллеги уже с ними. Фаланга везде… даже здесь.

В камеру наблюдения за спиной Маркуса мигает красный огонёк. Он чувствует, как по спине ползёт холодок.

17 марта, 16:45.

Маркус листает папку по делу о взрыве в гамбургском метро (15 марта, 9 жертв). Вчера здесь были показания свидетеля – турка-электрика. Сегодня вместо них пустые листы.

– Где файлы? – он поворачивается к напарнику, Селиму Оздемиру, чьи предки приехали из Анкары в 70-х.

Селим отводит взгляд:

– Закрыли дело. Теракт – дело рук «Халифатской ячейки». Не копай глубже.

– Но там был… – Маркус замолкает, заметив на мониторе Селима открытый чат с меткой «Фаланга. Сектор Берлин».

18 марта, 20:00. Квартира Маркуса в Шпандау.

Почтовый ящик пахнет ржавчиной. Среди рекламы пиццерий – чёрный USB-накопитель с надписью «Für die Hartnäckigen» («Для упрямых»). Маркус подносит его к свету: внутри что-то стучит, как механизм часов.

На кухне, запершись в ванной (на случай слежки), он подключает флешку к старому ноутбуку. Папка «Zieliste» содержит 20 файлов:

Этьен Руже – депутат, Франция (статус: в обработке).

Анна Шмидт – начальник берлинской полиции (статус: в обработке).

…

Маркус Вайс – «Цель 0. Предать до Часа Х».

Флешка самоуничтожается с шипением. В зеркале Маркус видит, как шрам на плече пульсирует, будто живой.

18 марта, 23:17.

Маркус звонит Селиму: "Встретимся у моста Обербаумбрюкке. Я всё знаю". Ответ – тишина и гудки.

Глава 4: «Код красный»

Эмили Леруа (хирург)

Париж, госпиталь «Питье-Сальпетриер». 19 марта, 23:45.

Эмили смывает кровь с рук, глядя в окно операционной. Город за стеклом – сплошные мигалки полицейских машин и факелы протестующих. Час назад к ней доставили 16-летнего Карима с ножевым ранением в живот. На его футболке высохли буквы «Je suis migrant» – лозунг разогнанного на прошлой неделе митинга.

– Пулю ему не доставали? – шепчет анестезиолог, указывая на шрамы.

– Это не пули, – Эмили проводит скальпелем. – Его резали. Как скотину.

20 марта, 01:30. Приёмный покой.

В дверь врываются санитары с окровавленными носилками. Мужчина в чёрной куртке, лицо закрыто шарфом. Пулевое ранение в плечо – чистое, профессиональное. Эмили замечает татуировку на его запястье: сломанный меч и полумесяц.

– Кто это? – спрашивает она, накладывая жгут.

– Нашёл у вокзала. Без документов, – бормочет санитар, избегая взгляда.

Операция длится 47 минут. Пуля 9mm, выпущенная с близкого расстояния. Когда Эмили отворачивается за инструментом, пациент исчезает. На операционном столе – записка, написанная на латыни:

«Gratias tibi. Veritatem videbis» («Спасибо. Вы увидите правду»).

20 марта, 07:00. Кабинет Эмили.

Компьютер гудит, экран мерцает. Вместо рабочего стола – карта Европы с десятками меток: D-Day + 14, D-Day + 30, D-Day + 47… Париж, Берлин, Брюссель. Красные линии расходятся от городов, как паутина.

В дверь стучит Надия, медсестра из Орана. Её руки дрожат:

– Доктор, бегите. Они уже здесь.

– Кто?

– Те, кто ищет его. – Надия указывает на экран. – Фаланга не прощает ошибок.

За окном скрипят тормоза чёрного фургона. Эмили хватает сумку с документами и выбегает через запасной выход.

20 марта, 07:23.

В её кармане звонит неизвестный номер. Голос на ломаном французском: "Вы теперь часть игры, доктор".

Глава 5: «Первая кровь»

Джамал Оченг (кенийский коммандос)

Тренировочный лагерь «Дельта», Румыния. 20 марта, 18:00.

Джамал слушает инструктаж в бункере, пахнущем плесенью и порохом. На стене – карта Европы с булавками, как в штабе генерала. Капитан Фаланги, бывший майор армии Мали, тычет указкой в Дрезден:

– Цель – дестабилизация. Мост Августусбрюкке. Никаких свидетелей.

Вспышка памяти: вербовка Джамала в Найроби. Человек в чёрных очках, золотой перстень с печатью Фаланги:

– «Европа высасывает нашу землю. Вернём Африке её богатства – нефть, алмазы, детей».

Джамал тогда спросил: «Детей?». Ответ: «Тех, кого они украли. Мы их заберём».

21 марта, 02:30. Берег Эльбы, 8 км от Дрездена.

Группа из пяти человек ползёт к опорам моста. Джамал крепит C-4, проверяя таймер. Внезапно – шорох в кустах. Мальчик лет десяти, в рваной куртке, смотрит на него, заворожённый, как на супергероя.

– Ты кто? – шепчет ребёнок по-арабски.

– Уходи. Сейчас будет громко, – Джамал толкает его к тропинке.

– Убить! – шипит напарник, наводя пистолет.

Джамал бьёт его прикладом по руке. Выстрел уходит в небо. Мальчик убегает, роняя игрушечный грузовик.

21 марта, 06:00. Лагерь «Дельта».

Телевизор в бараке показывает прямой эфир: мост Августусбрюкке взлетает на воздух. Диктор кричит:

– Теракт в Германии! Виновные – мигранты!

На экране – фото ребёнка-беженца, «случайно снятого камерой». Это тот самый мальчик. Джамал открывает планшет: в папке «Возмездие» – сотни таких же лиц. Он стирает файл, но в голове звучит голос капитана:

– Свидетели – слабость. Слабость убивает.

На фоне горящего моста в новостях всплывает фото Джамала с подписью: «Разыскивается за убийства».

Глава 6: «Руины памяти»

Бейрут, район Харет-Хрейк. 12 сентября 2006 года, 14:15.

Стены подвала дрожали, как в лихорадке. Лейла прижалась к отцу, вдыхая запах его старого пиджака – лаванда и чернила. Он читал хриплым шёпотом, заглушая рёв бомб:

– «…ночные кошмары, что шепчутся в тиши, зовут меня в путь, где нет ни души…»

– Это про нас? – спросила Лейла, сжимая в руке мелок, подаренный Марьям на день рождения.

– Нет, – отец улыбнулся, поправляя очки. – Это Бодлер. Про красоту.

На стене Марьям выводила мелом: «Мы выживем». Рисовала солнце с глазами-пуговицами и кота, похожего на их погибшего Мушмушку.

– Лейла, добавь облако! – крикнула сестра.

Грохот поглотил её голос.

Потолок рухнул первым. Лейла не успела закричать – только почувствовала, как мелок впивается в ладонь, а тело отца накрывает её, как щит.

Париж, кафе «Ностос» в Бельвиле. 25 марта 2026 года, 19:30.

Лейла перебирала салфетку, оставляя на ней следы мела. В меню между тартуфо и кнафе висела строчка: «Свободный Бейрут – 50 евро». Никто не заказывал.

– Ты пролила кофе на шрам, – хриплый голос заставил её вздрогнуть. Хозяин Хаким, морщинистый, как высохший инжир, указывал на её запястье. Шрам от арматуры всё ещё болел перед дождём.

– Вы ошиблись. Это ожог, – солгала Лейла.

– Ожоги не рисуют узоры, – он провёл пальцем по воздуху, повторяя зигзаг её шрама. – В 2006-м я вытаскивал детей из таких щелей. Ты держишь мелок двадцать лет… Фаланге нужны те, кто помнит.

Он положил перед ней ключ от подсобки. На брелоке – сломанный меч и полумесяц.

Лейла разминает пальцы, всё ещё чувствуя под ногтями известняк бейрутских руин. Мелок в её кармане будто пишет сам собой: "Мы выживем"».

Глава 7: «Уроки ненависти»

Долина Бекаа, Ливан. 2008 год.

Дядя Али, опираясь на самодельный протез, провёл пальцем по фотографии израильского солдата, приколотой к мишени.

– Живот, а не голову, – прошипел он. – Пуля разорвёт кишки. Они будут кричать, пока кровь не превратит песок в грязь.

14-летняя Лейла прицелилась. Выстрел. Дядя Али хмыкнул:

– Попала в селезёнку. Умрёт за час. Слишком милостиво.

Лейла сжала мелок в кармане – тот самый, что Марьям держала в руке под обломками.

Бейрут, 2014 год. Подвал «Хезболлы».

Воздух пах сыростью и страхом. Сириец, привязанный к стулу, был худым, с лицом учителя, а не шпиона. Его губы шептали молитву, а на груди болтался медальон с фото девочки лет пяти.

– Он передавал координаты наших складов через спутниковый телефон, – сказал командир, швыряя на стол сломанное устройство. – Израильские самолёты разбомбили два грузовика с оружием. Пятнадцать наших погибли.

Лейла взяла пистолет, но её пальцы дрогнули. Сириец поднял голову:

– Я… я звонил жене. Она в лагере под Дамаском. У нашей дочери… – он дернулся к медальону, – тиф. Я просил помочь…

Командир засмеялся:

– Сказки. У израильтян есть целые отделы, которые учат их врать.

Лейла всмотрелась в его лицо. Он напомнил ей отца: те же морщины у глаз, тот же дрожащий голос, когда он читал Бодлера под бомбами.

– Стреляй! – рявкнул командир. – Или мы найдём твою сестру.

Сердце Лейлы сжалось. «Марьям мёртва, но они всё ещё держат её в заложниках моей памяти». Она подняла пистолет… и выстрелила в цепь, сковывавшую его ноги.

– Беги, – прошептала она по-арабски. – Найдите дочь.

Командир рванулся к ней, но Лейла ударила его прикладом в висок. Схватив медальон сирийца с пола, она бросилась в тёмный коридор.

Лейла бежала по улицам Бейрута, сжимая медальон. Внутри была не только девочка – на обороте она разглядела надпись: "Папа, когда ты вернёшься?". Мелок в её кармане оставлял кровавый след на асфальте, словно отмечая путь к бегству.

Подпольный тир Фаланги, Париж. 27 марта 2026 года.

Мишень с фото израильского министра висела рядом с детским рисунком Марьям. Командир Фаланги указал на экран:

– Попади в позвоночник. Пусть парализует.

Лейла выстрелила. Пуля прошла чуть ниже шеи, имитируя перелом.

– Идеально, – одобрил командир. – Ты не стреляешь – рисуешь боль.

Лейла смотрит на свой мелок: его кончик сломан, как позвоночник на мишени.

Глава 8: «Кровные узы»

30 марта 2026 года

Лагерь Фаланги, Вогезы. 10:00.

Лесной лагерь напоминал Лейле бейрутские руины: ржавые контейнеры вместо домов, запах пороха вместо ладана. Дети в камуфляже, не выше её пояса, маршировали под крики инструктора:

– «Европа – ваш враг! Они украли ваших родителей!»

Девочка лет восьми, с косичками как у Марьям, целилась игрушечным пистолетом в фото Макрона. «Панг! Ты мёртв!» – смеялась она, а в глазах светилась та же ярость, что у дяди Али в 2008-м.

Лейла схватила ребёнка за руку:

– Кто тебя этому научил?

– Тётя Хадиджа! Она говорит, мы отомстим за папу! – девочка показала на женщину с нашивкой Фаланги. Та же нашивка, что была у командира в тире.

Подземный бункер. 15:30.

В комнате без окон, освещённой красной лампой, стоял мужчина в мешке на голове. Руки связаны за спиной, на шее – цепь с амулетом «Хезболлы». Командир Фаланги протянул Лейле пистолет:

– Предатель. Передавал данные о наших складах израильтянам. Твоя честь – устранить его.

Лейла сорвала мешок. Под ним было лицо, которое она ненавидела и боготворила: морщины, шрам от осколка, глаза, учившие её стрелять.

– Дядя Али? – её голос дрогнул.

Он плюнул ей в ноги:

– Ты воюешь за тех, кто бомбил Бейрут. Ты стала ими.

Выстрел. 15:47.

Пистолет дрожал в её руке. Лейла вспомнила, как он кричал: «Стреляй в живот, пусть мучается!». Но сейчас его глаза просили: «Попади в сердце».

Выстрел.

Дядя Али рухнул, сжимая амулет. Лейла подняла цепь – под кулоном была спрятана фотография. Она, 14-летняя, с винтовкой в руках. На обороте почерк дяди: «Прости».

Командир Фаланги прикрепил ей на рукав нашивку. На обороте – координаты: 33.8938° N, 35.5018° E. Бункер в Бейруте, где погибли её отец и Марьям.

– Зачем? – прошептала Лейла.

– Чтобы ты знала, что мы вернём тебе даже мёртвых.

18:00.

Лейла сжимает в кулаке цепь дяди Али. В бункере Фаланги дети поют гимн: "Мы – щепки, что сожгут ваш лес"».

Глава 9: «Призраки Средиземноморья»

2 апреля 2026 года

Марсель, поместье «Ла-Розерай». 11:00.

Дом бывшего майора NATO Пьера Лефевра утопал в розах. Алые, белые, жёлтые – будто кто-то выкрасил войну в цвета мира. Лейла, в соломенной шляпе и лёгком платье «от Сен-Лорана», смешалась с туристами, фотографирующими сад. Её винтовка, разобранная и спрятанная в зонтике, ждала своего часа.

Командир Фаланги сказал: «Он командовал бомбардировкой твоего квартала в 2006-м. Спроси его перед смертью, пахли ли тогда розы».

Кабинет Лефевра. 14:20.

Лейла проникла через окно, оставленное приоткрытым для весеннего ветра. На полке между книгами по садоводству стоял альбом с надписью «Ливан. 2006». Она открыла его.

Первая фотография: Пьер Лефевр в форме, улыбающийся, на фоне разрушенного дома. Её дома. Стена с рисунком Марьям – солнце с пуговицами-глазами – была ещё цела. На следующей странице: груда тел под обломками. Отец Лейлы, в очках и разорванном пиджаке, лежал рядом с книгой Бодлера.

Рука Лейлы дрогнула. В ушах зазвучал голос Марьям: «Дорисуй облако!».

Сад. 14:45.

Лефевр поливал розы, напевая «La Vie en Rose». В петлице – алая роза. Лейла прицелилась через окно гостиной. Сердце билось так, будто хотело вырваться из груди и вцепиться ему в горло.

Выстрел.

Цветок упал в лужу крови, смешав лепестки с алым. Лефевр схватился за грудь, успев прошептать: «Сара… прости…».

Карман пиджака. 14:47.

Лейла вытащила письмо, адресованное дочери:

«Моя маленькая Сарочка, сегодня я посадил розу твоего имени. Я больше не буду воевать. Скоро приеду. Твой папа».

На обратной стороне – детский рисунок: дом, солнце, семья. «Мы выживем» – подпись печатными буквами.

Она бросила альбом в камин. Фотографии коробились, превращаясь в пепел, но снимок Марьям Лейла сунула за пазуху, туда, где когда-то лежал мелок.

15:30.

Лейла вышла из поместья, сжимая в руке лепесток розы. Вдали гремел паром, плывущий в Бейрут. Она шептала: "Марьям, я закрашиваю их мир в цвет наших руин. Но краска – это их кровь"».

Глава 10: «Кодекс молчания»

5 апреля 2026 года

Брюссель, район Моленбек. 08:00.

Лейла прижала к груди фальшивый сирийский паспорт, где её звали Амаль. В ушах звенели слова командира: «Ты – тень. Тень не чувствует». Её поселили в квартире с видом на мечеть, которую уже обнесли колючей проволокой. На столе лежал пакет с заданием: фото женщины в чёрном платке и адрес – ул. Де ля Лой, 14.

Цель: *Разия Аль-Тамими. Подозревается в передаче данных NATO. Ликвидировать до 12:00. *

Улица Де ля Лой, 11:30.

Разия вышла из дома, держа за руку девочку лет пяти. Лейла замерла. Этот поворот головы, манера поправлять платок – она видела это раньше. В лагере беженцев под Бейрутом, 2006 год. Разия, тогда подросток, делилась с Марьям последней лепёшкой. «Мы как сёстры», – говорила она, обнимая их обеих.

Девочка подняла с тротуара мелок и нарисовала на асфальте солнце. «Мы выживем» – прочитала Лейла беззвучно.

Крыша дома №12. 11:45.

Винтовка дрожала в руках. Разия разговаривала по телефону у подъезда. Девочка кружилась вокруг, оставляя меловые следы. Лейла прицелилась. В голове всплыл голос командира: «Щепки не могут выбирать».

Выстрел.

Пуля пробила стену над головой Разии. Та вскрикнула, схватила ребёнка и бросилась бежать. Лейла уже спускалась по пожарной лестнице, когда второй выстрел грохнул с соседней крыши. Разия и девочка рухнули на асфальт. Кровь смешалась с мелом.

Лагерь Фаланги, ангар на окраине. 19:00.

– Сантименты – роскошь для щепок, – командир бросил в неё гильзой. – Ты думала, мы тебе доверяем? За тобой следили.

Лейла молчала, сжимая в кармане мелок, найденный у тела девочки. На нём остались следы зубов – малышка грызла его, как когда-то Марьям.

– Следующая ошибка станет последней, – предупредил он.

Квартира в Моленбеке. 23:50.

Лейла высыпала на стол патроны. Гравёр дрожал в её руке, выводя на каждой оболочке:

«2006»

«Марьям»

«Прости»

Она открыла блокнот, купленный для «легенды», и написала:

«Марьям,

Они говорят, я верну тебя. Но я уже стала призраком, который убивает чужих сестёр. Сегодня я видела, как девочка рисует наше солнце. Оно было красным. Как их кровь. Как моя.

Прости, что не смогла дорисовать облако…»

Лейла подожгла письмо над раковиной. Пепел унёсся в трубу, словно душа, которая ищет путь домой через дым войны».