Серебряные нити Шардена. Пепел и тис

Глава 1. Там, где пахнет мятой и дождём

Дождь над Шарденом, а в особенности – над старенькими черепичными крышами Иль-де-Вирела, столицы Шардена, шел всегда как-то особенным образом – тихо, не поливая улицы из ведра, а будто вкрадчиво, неспешно прогуливаясь по древним улочкам, раз за разом пробуждая запахи камня, травы и старой магии. А заодно – под его пробуждающее, наглое, влиятельное вмешательство попадали и сонные жители, которые хмуро глядели на серую непогоду из-под весьма приятного купола тенлистов.Кстати, тенлисты – новейшая великолепная разработка далекой Мехаэрии (там обучают лучших магов инженерии, отвечающих за все технические новинки Шардена) – тенлисты не просто защищают от дождя, но и могут менять направление ветра вокруг его хозяина, облегчая путь сквозь бурю. Этот зонтик особенно ценится в магических лесах, где часто бывают необычные погодные условия, и в Иль-де-Виреле, ведь с октября моросило порой не переставая, целыми днями. Да, проливных дождей у нас практически не бывало, но ветер порой пробирал до костей, проникая своими ледяными влажными щупальцами под полы плащей; а закадычная подружка этого легкого осеннего бриза – изморось – порой кусала за нос особенно незадачливых и медленных шарденцов. Так что уникальную новинку из Мехаэрии в нашем городе разобрали чуть ли не вместе с лапами Имитра Свиллина.

Ох, как в тот день Имитр расстроился! Он, как обычно, заглянул ко мне в травяную лавку за эликсиром серого рассвета (отлично помогал снять усталость после долгого рабочего дня) – а мирид как раз держал маленький, но гордый магазинчик прямо по соседству с моей небольшой, но такой же гордой бизнес-колыбелью и нуждался в снятии усталости как никто другой. Имитр всегда продвигал в массы новинки из Мехаэрии (ведь он был оттуда родом; и порой был излишне патриотичен) – уникальные теневые ночники, которые отгоняли кошмары и освещали спальню мягким лунным светом; тени-домики для миридов в пути (очень популярны среди гильдии Тенелап), которые позволяли мириду спокойно переночевать практически где угодно; и, конечно, одна из самых любимых мехаэрийских штучек в Шардене среди жителей и миридов – сушёные ягодки с серебристой пыльцой. В Мехаэрии так и не раскрывают секрета их приготовления, но ягодки – до невозможности вкусные – обладали еще и приятным бонусом, на несколько часов усиливая магию. По этой причине строго запрещены в Шарденской академии – по слухам, магистры каким-то образом моментально вычисляли едоков и выставляли с занятий вон. У меня всегда дома была припасена баночка от Имитра – он заботливо угощал меня и Торша, моего мирида, но моей магии нам на двоих было достаточно, поэтому мы лопали ягодки просто потому, что они невероятно радовали вкусом нас обоих.

– Айлин, их как прорвало! – злостно хлопнул рыжей лапой по столешнице Имитр. – Еще и трех часов дня нет, а у меня уже ни одного тенлиста! – Мирид раздраженно хлебнул лунного молока из его любимой кружки с весёленькими клубничками.Имитр заходил ко мне и за эликсирами, и за травами, и просто попить чаю из плачущей мяты, или же – порадовать себя любимым лунным молоком. Имитр, как и все мириды, был ростом чуть выше метра. Ловкий, сухощавый, с густой рыжевато-медной шерстью, блестящей на свету, как расплавленный янтарь. Морда у него была округлая, хитрющая, с лукавыми янтарными глазами и тонкими, вечно подрагивающими усами. Уши всегда были навострены – вдруг пропустит важную новость или сплетню? На Имитре – как и всегда – был любимый красный плащ, усыпанный карманами, из которых выглядывали шестерёнки, ключи и свернутые чертежи. На лбу поблёскивали очки с несколькими сменными линзами, а за поясом постоянно болтались какие-то неизвестные технические штучки, которые постоянно сталкивались с баночкой мёда – неизменным атрибутом всех миридов. Иногда мне кажется, что любого мирида можно подкупить баночкой хорошего мятного мёда – так они его любят. Мы с Торшем всегда были рады рыжему мириду, и он даже периодически помогал нам в лавке, если у него было мало посетителей. Часто в витрине его магазинчика можно было встретить деревянную табличку, где корявым почерком было написано: «Ушёл в «Пеплотравы» – ищите там».

Мириды были чем-то похожи на котов, но в отличие от своих четвероногих копий – мириды были вполне себе самостоятельной расой со своим государством – Миридором. Имитр был родом из Мехаэрии, так как его семья служила там на благо королевской семьи; в Иль-де-Вирел его больше ста лет назад привело банальное желание посмотреть мир – и так ему тут понравилось, что здесь он и пустил корни. Миридор жило тихо, спокойно, работая на процветание Шардена, сохраняя нейтралитет и не принимая участия ни в каких политических распрях и войнах. Мириды, в основном, занимаются торговлей и служением в замках, при Совете и других государственных структурах в целом – мириды очень мудры, умны и расчетливы – а их долгожительство (в среднем мирид живет триста лет) помогает им строить целые семейные империи, не терпящие конкуренции.

Есть и другой род занятий, который идеально подходит миридам – и это полузаконные вещи. Контрабанда, слежка, доставка запрещенных артефактов, мелкие кражи, разведка – всем этим промышляет гильдия Тенелап, которая раскинула свои сети по всему Шардену. Почему полузаконные? Совет прекрасно знал о гильдии, и более того – поддерживал миридов, в особенности – главу Совета – Ауриэль Тенцзар, по совместительству – элериарха, главу Шардена, – периодически давая им тайные задания, с которыми могли справиться только пушистые. Говорят, что мириды не владеют магией, но доподлинно это неизвестно, а сами мириды свои секреты раскрывать не хотят.

– Айлин! – завыл Имитр, вихрем врываясь в мои размышления. – Я пришел жаловаться, почему ты молчишь? – еще немного промедления с реакцией с моей стороны, и его уши точно сравняются по цвету с клубничками на кружке. Я, предчувствуя катастрофу, поспешно вынырнула из-под прилавка, где предыдущие пять минут усердно вела поисковую операцию – Торш куда-то вновь спрятал последний эликсир лунного рассвета.

– Извини, Имитр, Торш опять навел свои порядки та-а-а-к, что я ничего не могу найти. – смахнув прилипшую пепельную прядь волос со лба, выдохнула я. – Так в чем проблема, ты говоришь? Это же хорошо, что у тебя все купили. Большая выручка – починишь наконец свою дверь, которая плохо закрывалась, или что там у тебя с ней было. Или приобретешь себе что-то новенькое в лавку.

Рыжий мирид посмотрел на меня своими ярко-желтыми глазами так, словно я сообщила ему, что разбила его любимую кружку с клубничками. Признаться, я боюсь этого момента больше, чем гнева председательницы Совета – ведь за эту кружку Имитр, думаю, может если не убить, то сильно покалечить – в последний раз, когда Торш заварил себе в ней медоэль, а рыжий это – ой, как некстати – увидел – Торш лишился кусочка меха на хвосте. Эксцентричная натура. Не зря говорят про какие-то пакости – не всегда мирид, но всегда – рыжий.

– Айлин! – он стукнул лапой по прилавку вновь, как будто я не понимала, почему 2+2 = 4. – Поставка из Мехаэрии будет только через месяц! А сезон дождей – в самом разгаре! Я не ожидал такого спроса! Что мне делать?! – протяжно завыл Имитр, роняя голову на многострадальную столешницу – старое дерево завыло в унисон, прогибаясь от резкого удара. Я поморщилась – это выглядело больно – и вздохнула, ведь Имитр имел неприятную привычку чрезмерно драматизировать – повода для переживаний определенно не было.

– Послушай, – начала я, присев напротив него. – Ты же прекрасно знаешь, что кроме тебя – в Иль-де-Виреле никто не торгует товарами с Мехаэрии. У тебя нет конкурентов, – добавила я ободряюще, потрепав его по пушистому уху, которое понуро стремилось к столешнице – мирид что-то невнятно пробормотал в прилавок, но вроде прислушался. – Даже если сейчас объявится какой-то маг или мирид, который будет продавать тоже самое, что и ты – ильдевирейцы пойдут к тебе, потому что твоя лавка стоит тут уже – сколько, напомни?

– Сто лет, – насупившись, пробубнил мирид всё также лежа лицом в стол. Я улыбнулась – король драмы – не меньше!

– Ну? Кто не успел – тот опоздал! – хмыкнула я, ведь проблемы на самом деле никакой не было, мирид просто любил чрезмерно тревожиться, волноваться и переживать. Мне иногда казалось, что это неотъемлемый атрибут владельца любой лавки на центральных улицах – улочке Скрипящих Фонарей и переулке Туманной трели – Шарден никогда не бедствовал, а магазинчики имели свою клиентскую базу, наработанную веками – даже среди людей, не только у миридов, в основном бизнес передавался из поколения в поколение. Мои "Пеплотравы" тоже перешли мне по наследству от мамы, маме – от бабушки, бабушке – от прабабушки… бывали дни, когда клиентов было меньше, чем обычно, но на заработок мы, в целом, не жаловались – что, в прочем, не мешало торговцам иногда поплакать, повыть друг другу в плечо за кружкой медоэля, жалуясь на то, как плохо идут дела. Иль-де-Вирелю определенно иногда требовалась драма, пускай и придуманная на пустом месте.

– Тебе знак – повесь объявление с датой, когда тенлисты будут в наличии, закупи побольше в следующий раз, бери плату за бронь уже сейчас – чтобы ты точно знал количество, которое ты продашь. А можно и ценник повыше сделать, чтобы и тебе еще выгоднее было. – продолжила я, неспешно перебирая листочки лунной шелухи, которой вскоре было суждено стать полуночным отваром – первоклассным снотворным, которое позволяло засыпать без сновидений.

Имитр оживился и подскочил на стуле, чуть не заехав лбом мне по носу – я ойкнула и инстинктивно отпрыгнула, чуть не смахнув всю лунную шелуху с прилавка – старенький высокий деревянный стул всхлипнул, мягкая зеленая подушка вторила ему пыльным "пуфф", шлёпнувшись на пол, а Имитр – залпом допив своё лунное молоко, прихватив с прилавка эликсир лунного рассвета и кинув мне 5 серебрянных дариев – вскрикнул "Бронь! Как же я не догадался! Спасибо, Айлин!" – и, взмахнув полами своего красного плаща – ш-шурх! – стрелой вылетел в дождь – лишь ловец ветра звякнул ему вслед мягким переливом трубочек, бубенчиков и звоночков, завершая эту замечательную утреннюю увертюру своей трелью.

"Вот балаганник, – улыбнулась я, вспоминая эту ситуацию, произошедшую на прошлой неделе. – Надо ему, что ли, побольше лунной пыльцы добавлять в эликсир, чтобы спокойнее был?"

Я натянула капюшон поглубже и припустила через Туманную площадь – центральную улицу Иль-де-Вирела, высоко поднимая подол своего длинного серого плаща, чтобы не задеть грязные лужи. Торш уже давно ускакал вперёд – его серебристая тень мелькнула у поворота, где, стекая в лужицы с черепичных крыш, пела свою незатейливую песнь дождевая вода.

Мы с Торшем этим ранним утром направлялись в травяную лавку – до обеда я сегодня пробуду за прилавком вместе с миридом, а далее – меня ждёт важное заседание Совета. Кажется, все движется к тому, что мне хотят поручить какое-то очень важное задание – судя по полученному утром тенеглассу от Ауриэль Тенцзар, главы Совета – в коротком сообщении она говорила о неотложности и архиважности этого дела.... Ладно, я буду решать проблемы по мере их поступления. Забивание головы тем, что пока еще не имеет значения – еще ни к чему хорошему не приводило. Отмахнувшись от назойливых мыслей, как от приставучих лесных пиккил – я бросила взгляд на Башню Совета, по совместительству – Башню Времени, желая узнать, который час.

Башня, которую ильдевирейцы звали просто Временной, вздымалась в центре Туманной площади, словно игла на циферблате огромных городских часов. Её тёплый камень отливал медью на солнце, а ночью – башня светилась мягким янтарным светом из сотен окон, будто дышала вместе с городом. Она была высока, да, но не холодна – не отталкивающая, а скорее величественно-приветливая, как старшая сестра, что всё видит, но не вмешивается без нужды.

Верхний ярус венчали Главные часы Иль-де-Вирела – огромный круглый циферблат с изящными тонкими стрелками, инкрустированными лунным стеклом – работа лучших мастеров Мехаэрии – ходит слух, что в их создании столетия назад принимал участие сам королевский инженер! Каждые полчаса часы звенели лёгкой переливчатой мелодией, как ловец ветра, а каждый час – раздавался гордый часовой бой. Это был не просто звук— он был чарой, сквозь которую маги чувствовали ход дня, как пульс времени. На Туманной площади, каждый раз, когда часы начинали своё "бом-м-м-м" люди всегда замолкали, прислушивались, будто бы сверяли судьбу по их звучанию. Даже уютными вечерами, когда наша компания – я, Ирис и Эльса, собирались на тёплой веранде книжно-чайной лавки мирида Лавра для того, чтобы перемыть косточки недругам, да пропустить пару пинт пепельного грога – в момент, когда часы заводили свою благородную песнь – мы замолкали, наслаждаясь этим крайне благоговейным моментом, отдавая дань уважения Шардену и Иль-де-Вирелю, а также – почести павшим при восстании Тихого Круга.

Диверсия, в которой я уцелела лишь с помощью благословления богини Этерны и благодаря поручительству Магистра Теней. Это случилось пять лет назад, и восстание стало последним событием, которое потрясло весь Шарден – более не было ни одного столько громкого случая – в целом наше государство, а в особенности столица – Иль-де-Вирел, были очень безопасными. Маги Тени были практически все уничтожены – точно неизвестно, остались ли уцелевшие (кроме меня) любимцы Этерны.

Чем были опасны Маги Тени? В Шардене у всех есть доступ к Общей магии – это как основа, на которой строится всё остальное. Общая магия – это поток, из которого можно черпать силы. Кто-то сильнее чувствует воду, кто-то – склонен исцелять, кто-то – зачаровывать. Вот почему в Шарденской академии так важно сначала пройти церемонию Обретения Отклика – она показывает, к чему у мага склонность, чтобы не тратить годы на ту стихию, бог или богиня которой не благосклонны к магу. Основные направления, которые развивают в Академии, и в целом существующие в Шардене, были следующими: отклик бога Вейлана – вода, пламя, ветер, земля – все стихии. Всё, что можно представить и почувствовать кожей. Очень наглядная магия – самое популярное боевое направление, стихийники очень ценились в Карал Вельторн – альма-матер лигатов, стражей и военных – и, конечно, стихийникам всегда были рады в армии Шардена. Отклик бога Ферона – алхимия, зачарование предметов, работа с механизмами. Тут важна точность, как в черчении – в бою эту магию тоже можно было использовать, но только благодаря зачарованию каких-либо предметов, оружия. Отклик богини Мирас – исцеление, лечение, воздействие на восприятие, создание иллюзий, работа со сном, с телом, кровью, внутренними ритмами. Требует терпения и чуткости. Не у всех хватает устойчивости. Были и боевые маги Мираса – встречались редко – в основном они оставались при целительстве – но, если вдруг на поле боя повстречаешь мага Мираса – лучше обойти его по широкой дуге – нашлёт таких иллюзий, что сам себя убьешь, лишь бы поскорее избавиться от наваждения.

А теперь – самое интересное. Магия Тени. Это не «ещё один бог». Да, действительно, магам Тени покровительствовала богиня Этерна – которая создавала своими тонкими пальцами хитросплетения теней и людских судеб. Тень – это… особенность восприятия, очень редкая склонность. Самая сильная, страшная боевая магия, которая могла сжечь человека – и носителя магии при неосторожном использовании – изнутри. Страшная, леденящая кровь в жилах, боевая магия, благодаря которой можно было мгновенно убить человека или даже нескольких. Маги Тени были сильны, опасны и умели скрываться в тенях, что делало встречу с ними, зачастую, очень неожиданной. Она не даётся врождённо в чистом виде, но проявляется, как только человек сталкивается с Тенью – часто – в момент сильного потрясения, утраты, или даже случайного контакта с древним артефактом или существом. Этерна откликнулась мне в момент, когда я лицезрела смерть моих родителей – я очень смутно, плохо помню события той ночи – лишь знаю, что тогда я совершила своё первое убийство – даже без использования лука и стрел. Тень боятся – и правильно делают.

Когда-то Шарден потерял сотни магов, пытавшихся легкомысленно, без контроля наставников, покорить эту магию. Сильнейшие умы разрывались пополам, сгорали, исчезали в петлях времени, теряли разум, падали замертво в одно мгновение. Потому что Тень – не инструмент. Она – диалог с хитрой Этерной. А многие хотели приказывать магии, не слушая её. Совет объявил магию Тени запретной – во избежание еще большего количества смертей. Так появился Тихий Круг. Не школа – скорее, монастырь на краю бездны. И Магистр Теней, Пятый Лик Совета Шардена, гвардиан Карал Вельторна – господин Эврен Хаэль, единственный, кто не просто подчинил себе Магию Тени, но выжил и остался собой, став лучшим среди тех, кому отклинулась сама Этерна; с позволения Совета и доброй воли Ауриэль Тенцзар – построил путь для таких, как Айлин – детей, которые столкнулись с Тенью. Путь, вымощенный молчанием, страхом и тайнами. В Тихий Круг брали тех, кто уже слышал, кто не боялся темноты, кто пережил боль – и всё ещё хотел знать больше. Правда, дело Эврена оказалось, безусловно, благородным, но неблагодарным, закончившись страшнейшей теневой бойней.

Тряхнув головой и отбросив нахлынувшие воспоминания, я вернула взляд на площадь – окна самой Временной башни были вытянутыми, арочными, с витражами, отражающими мягкий свет от светильников, питаемых старой магией. Вечерами она становилась маяком: её окна тепло светились, рисуя на мостовых рябь огня, и каждый путник Шардена знал – пока горит свет в Башне Времени, город жив, Совет на месте, и мир пока ещё не сломан. В самом верху – Зал Семерых, круглый, светлый, где окна смотрели на все стороны света, а потолок был из стекла, сквозь которое днём струился солнечный свет, а ночью – лунный. Мне очень нравились вечерние заседания Совета – когда мне доводилось там присутствовать, конечно – зал освещался множеством волшебных фонарей, создавая таинственный полумрак, а синие сумерки, льющиеся через стеклянный потолок, добавляли особой сокровенности происходящему.

Городские часы заботливо подсказали – девять утра, в запасе оставалось еще примерно полчаса до первого клиента, а если даже я задержусь – Торш точно не расстроится, если я прихвачу ему кристальных булочек. Мысль о булочках моментально вызвала прилив дофамина, и я, отвлекшись от созерцания великолепных часов и страшно грандиозной башни Совета, свернула на восточную часть Туманной площади. Там, практически как и всегда, моей первой остановкой на сегодня стала неизменная, любимая всеми ильдеверийцами Лавка у Лавра, книжно-чайная, спрятанная между двумя переплетёнными магическими книгами. Именно такими казались её двери, если смотреть под определённым углом: старая игра иллюзии для тех, кто умел их видеть.

Я встряхнула тенлист – Имитр, в прошлый четверг, после нашей беседы, запыхавшись, принес мне один завалявшийся экземпляр в благодарность за совет. На брони тенлистов он в тот день заработал практически столько же, сколько от проданной сотни изобретений! Да, мириды умны и расчетливы, но даже им иногда необходим взгляд и помощь со стороны.

Зонтик, чихнув дождевой водой, аккуратно сложился в небольшой футляр – как продуманно! – меня всегда восхищают такие детали в изобретениях и артефактах. Я потопталась на каменном пороге лавки, сбивая грязь с ботинок, и толкнула входную дверь плечом. Маленький колокольчик над входом лениво звякнул, оповещая об очередном ильдевирейце, который жаждет порадовать себя и близких вкусненьким этим промозглым осенним утром. Аромат лавки моментально обнял меня – тёплым амбре мёда, мятного чая, ароматного кофе и старинных книг. Я улыбнулась, протискиваясь через ряды уютных маленьких столиков и подходя к чайной стойке – дерево скрипело под ногами, тут и там раздавались непонятные шорохи, вздохи – лавка Лавра, будто живое существо, всегда была рада гостям и будто охала "ну что же ты, моя дорогая, в такую погоду и без горячего чая!"

За стойкой, как и всегда, был сам Лавр – упитанный, ухоженный мирид, всегда одетый с иголочки. На нем сегодня был откровенно щегольский кожаный цилиндр коричневого цвета, украшенный серыми перьями в тон его лоснящейся шерсти – довершал образ объемный плащ оттенка молочного шоколада и роскошная шелковая рубашка, вышитая миниатюрными чайными чашками. Поговаривали, что Лавр приехал к нам из далёкой-далёкой страны, о которой почти ничего не известно, кроме того, что там очень ценится крепкий чай с бергамотом, который подаётся почему-то строго в 17:00. Сам Лавр о своем происхождении никогда не распространяется, хотя мы с Ирисом спрашивали его много-много раз за чашкой медоэля, когда мирид мог уделить нам немного свободного времени.

– Здравствуй, Лавр! – поприветствовала я, стягивая капюшон. – Чай из плачущей мяты, медоэль и две кристальные булочки.

– Айлин, душа моя, – пробасил Лавр, добродушно улыбаясь в усы. – хоть он и выглядел высокомерным, на самом деле – чайный мастер был очень приятным миридом. – Медоэль для Торша? – поинтересовался он, отворачиваясь от меня и что-то определенно колдуя – иначе я не могла объяснить столь потрясный вкус его напитков – над чайничками, колбочками, травами и приправами.

– Да, – я согласно кивнула, рассматривая чайную стойку – тут и там стояли баночки с чаем, изящные хрустальные сахарницы с тончайшими золотыми щипчиками; и, конечно, маленькие магические фонари – о, лавка утопала в них! Тут и там они освещали пространство мягким светом, создавая неповторимую атмосферу, которая согревала и обнимала каждого посетителя – так и хотелось бросить все, упасть на диванчик у витражного окна, смотреть на камин и пить, пить невероятный мятный чай, ни о чем не думая, оставив заботы за дверью заведения.

Лавр важно кивнул и бросил в медоэль щепотку корицы с сахаром – до сих пор не понимаю, как ему удавалось сохранять в памяти все предпочтения своих клиентов. Торш безумно обожал в этом мире несколько вещей – медоэль, просто мёд, кристальные булочки и корицу. Думаю, если бы я не настаивала на том, что нужно питаться правильно – он бы ел только булочки да мёд. Но ради кристальных булочек и я, честно, была порой готова продать душу – Лавр делал их просто потрясающими – воздушное, ароматное ванильное тесто, пропитанное маслом мирианских орешников, присыпанное сверху сахаром из Миридора – хрустящие кристаллики инея; а завершающей нотой этого сладкого безумия были карамелизированные кусочки мёда – эти булочки обязательно надо было есть подогретыми, и их сладкий, орехово-ванильный вкус, хрустящее тесто – этот тандем сводил с ума. Некоторым ильдевирельцам можно было давать взятки кристальными булочками, и я входила в их число.

– Для тебя и Торша, – отвлек от размышлений Лавр, поставив на стойку два бумажных стаканчика, связанных между собой виноградной лозой для удобства носки. Следом – протянул мне плотный бумажный пакет, из которого уже тянуло сладким дымком булочек и терпкостью корицы. Одна из булочек была щедро ею усыпана – специально для Торша.

Я душевно поблагодарила Лавра, пожелав ему хорошего дня, бросила шесть дариев в деревянную чашу на стойке – ш-шурх! – смел их Лавр лапой – и вновь вышла в дождь, предварительно раскрыв тенлист и сильно пожалев, что у меня нет третьей руки.

"Пеплотравы" – теперь – мой собственный маленький мир, который столетия выстраивала моя семья Мирст – ждал меня на узкой улочке Скрипящих Фонарей, расположенной неподалеку от Туманной площади. Буквально двести метров от чайно-книжной лавки Лавра – и вот она тут как тут – старинная тёмно-зелёная входная дверь, приветливая панорамная витрина, над которой разросся густой зеленый плющ, выбившийся из-под контроля: точно как всё в моей жизни. Табличка над дверью гласила: "Пеплотравы. Травы, эликсиры, настои на заказ и в наличии."

Торш, как истинная ранняя пташка – уже трудился внутри – разглядела я через струйки дождя на оконной раме. Я кое-как помахала ему снаружи, привлекая его внимание через окно – всё-таки держать тенлист, а еще – пакетик с булочками и два напитка – дело непростое. Торш навострил уши, распушил хвост, заметив пакет в моей руке – и рысью побежал открывать дверь. Я улыбнулась и, неловко пытаясь отряхнуть капли дождя с плаща – бесполезное занятие, все равно накапало на деревянный пол – вошла в лавку.

– Я и думаю, куда ты пропала, – Торш освободил меня от приятной ноши, поставив ее на подоконник – деревянный, длинный, широкий, с кучей разномастных подушек. Из окна открывался прекрасный вид на дождливую улицу Скрипщих Фонарей и переулок Туманной Трели – на первой были ремесленные и торговые лавки, а в переулке – таверны, совсем крохотные магазинчики, да уютные кафе, куда мы иногда забегали, если вдруг у Лавра была полная посадка.

– Кристальная булочка с корицей – твоя, – сказала я Стражу своей Нити, потрепав его по серым ушам и вешая – на самом деле – практически сухой, благодаря тенлисту, плащ – на крючок у двери, где пониже располагался такой же крючок для любимого зелёного одеяния Торша. Наша история с Торшем – весьма необычна и в своё время заставила прослезиться многих, особенно в Тихом Круге, но о ней я расскажу позже.

Торш что-то довольно пробурчал и уселся на подоконник, распаковывая булочку и переливая медоэль из стаканчика в свою любимую кружку с листочками. "Ignira," – прошептала я, и лавка озарилась светом сотни магических фонариков, свечей, ламп, отгоняя сумрак пасмурной погоды.

Мирид уже давно повесил свой обожаемый зеленый плащ и остался в таком же зеленом костюмчике – мягкий бархатный жилет и уютные шерстяные штаны. На поясе Торш всегда носил баночку мёда и мешочек с сушеными ягодками из Мехаэрии – вдруг голод где-то настигнет его, а он не подготовился. Глаза Торша светились добротой и любопытством в полумраке лавки огненно-рыжим янтарем, а темно-серая шёрстка поблескивала, ловя на себе блики сотни магических фонарей и свечей, рассставленых в лавке повсюду. Мягкие кисточки на ушах мирида подрагивали от нетерпения, пока он распаковывал свою кристальную булочку с корицей.

Многие путники, приезжающие в Иль-де-Вирель, почему-то считают что медоэль – хмельной напиток, но на самом деле это – уникальный рецепт Лавра – очень крепкий чай с бергамотом, смешанный с первоклассным мёдом в пропорции один к одному. Возможно, есть еще какой-то секрет – не удивлюсь, если Лавр все-таки применяет (существующую ли на самом деле?) миридскую магию к напиткам – но – я сильно не интересовалась – бестолку, сколько раз пробовала, такой же медоэль или хотя бы похожий – приготовить не получается.

Оставив Торшу завтрак – я начала привычные утренние хлопоты: да, мирид сегодня пришел раньше и скрупулезно подготовил все к приходу первых посетителей, но я, хоть и доверяла своему мириду на все сто – придирчиво провела пальцем над стендом с настоями, проверяя их энергетический фон (не испортилось ли чего?), неспешно сложила свежие травяные сборы в глиняные баночки, развесила несколько новых, собранных накануне, связок трав – осенью пользуется бешеным спросом синегривка, которая укрепляет иммунитет, отгоняет хандру и активно используется в настоях от «серой тоски» – состояния, что приходит к магам при убывающем солнце. Всё было правильно, как обычно – но всё казалось странно натянутым. Будто сама магия в воздухе знала: что-то сегодня изменится.

Потрескивание свечи в одном из настенных фонарей казалось чересчур громким. Воздух в лавке был тёплым и терпким от запахов – сушёного шиповника, синегривки, лунной шелухи, чуть дымных листьев ясенца. За витражным стеклом, чьи рисунки были размыты дождевыми каплями, мир оставался где-то по ту сторону стеклянного мерцания, затуманенный, неспешный. А внутри – всё текло по давно заведённому ритуалу. Почти.

Я взяла свой чай из плачущей мяты, бросила в него щепотку сушеной клубники – пусть весёлые красные ягодки напомнят о лете – и прошлась вдоль полок, впитывая взглядом родные очертания и вдыхая ароматы лавки полной грудью. Мой маленький порядок. Моё укрытие. Мой мир. Моя упрямая вера в то, что даже в эпоху перемен можно сохранить тепло – если беречь его в ладонях, как последнюю искру.

– Кто первым пришёл? – бросила я через плечо Торшу, услышав бодрое "дзынь-дилинь" – "деньги, деньги!"– в моём восприятии – от ловца ветра над дверью. Мирид оторвался от булочки и, вытерев рот лапой от кристалликов мёда, вежливо кивнул в сторону двери, на пороге которой топтался первый клиент – юная студентка из Шарденской академии, судя по аккуратности и прилежности формы – ещё совсем зелёная. Зашла робко, будто в храм. Впрочем, для кого-то "Пеплотравы" и есть – храм. Места, где варят зелья, где хранят травы и слухи, всегда были на границе сакрального.

– Полуночный отвар, – пробормотала она. – Мне сказали, у вас лучший в Иль-де-Виреле.

Я кивнула. Её голос дрожал, но она всё ещё пыталась держаться – как будто сон без сновидений мог быть выходом, мог стереть то, что гнездилось в её взгляде. Тени плотно поселились под её глазами, дрожь в руках выдавала чрезмерный недосып – видимо, студентку часто мучали кошмары – или я драматизирую, как Имитр, и всему виной – приближающиеся экзамены.

– Последний готовый отвар ушел вчера, – вздохнула я, обернувшись и кинув взгляд на полки с зельями. – Подождёте буквально двадцать минут? Я сварю для вас.

Юная адептка заторможенно кивнула и заорзиралась, неловко переминаясь с ноги на ногу – видимо, в раздумьях, где бы скоротать время ожидания. Торш, уже наполовину доевший свою булочку, ловко соскочил с подоконника.

– Мисс, можете присесть, – сказал он вежливо, указывая на темно-зелёный, накрытый вязаным пледом, диван у окна в пол. – Тут, говорят, у нас самый уютный уголок в Шардене.

Гостья неловко уселась, сжав пальцы, будто боясь оставить пятна на мягкой обивке. А я уже стояла у варочного стола – длинного, тёплого от многолетнего использования магии, с тонкой латунной инкрустацией по краям. На стенах над ним висели аккуратно связанные пучки трав: полынь, сухоцветы, душица, мирион, синегривка, лунная шелуха и редкая трава тишины – все промаркированы, аккуратно связаны лентами разного цвета. Весь воздух лавки был насыщен ароматами – пряными, смолистыми, терпкими. Магия тут не витала – она жила здесь, но дремала, уютно свернувшись под прилавком и на полках, между стеклянными банками и глиняными ступками. Свет от свечей, фонариков и лампад касался всех поверхностей мягкой золотой дымкой, словно утренний туман, застывший в янтаре.

Я зажгла пламя над котелком – произнесла негромко, почти выдохом – "Ignira", – и в воздухе вспыхнула тёплая золотая искра, перешедшая в ровное, мягкое пламя, зажегшееся под медным котелком м на треноге. Торш, не вмешиваясь, смотрел издалека, со своего персонального наблюдательного пункта – подоконника, заваленного подушками – знал, что этот отвар требовал тишины и точности. Я начала с мираллы – её листья хранились в чёрной жестяной коробочке, обтянутой тканью. Листья были хрупкими, ломкими, с синим отливом. Я опустила щепоть в воду и дождалась, пока она начнёт медленно темнеть. Следом – пыльца элендры. Её я насыпала с особой осторожностью – слишком много, и отвар получится не снотворным, а парализующим – а если вдруг у травницы случайно дрогнет рука – так и вообще – смертельным. А слишком мало – и сон не наступит вовсе. Я выдохнула и едва коснулась пальцами стеклянного флакона – убийство студентки в мои планы сегодня точно не входило.

Тень лунного мха – завершающий ингредиент. Она выглядела, как клочок тумана, застрявший в траве. Чтобы его активировать, я прошептала: "Somnaria", – заклинание призыва сна – и мох осел на поверхности настоя, будто лёгкая вуаль, растворяясь, шепча что-то на языке, которого я не знала, но всегда чувствовала сердцем.

Пока настой остывал, я накрыла котелок тканью и обернулась. Адептка уже немного расслабилась. В руках она вертела один из старых фолиантов с полки Торша – «Травы при нарушениях сна». Он, хитрюга, будто знал, какую именно книгу дать ей. Я вытерла руки о льняное полотенце, повесила его на крючок и подошла к стойке, доставая маленький флакон из матового стекла – именно в такие мы обычно разливали «Полуночный отвар». В его стекле всегда было отражение – будто в нём спал чей-то чужой сон. Осталось только дождаться, пока магия уляжется. Буквально пара минут – и отвар уже был запечатан сургучом.

– Готово, – тихо сказала я, передавая флакон девушке, которая уже успела прочитать несколько страниц из книги Торша, и теперь резко вернулась к реальности, услышав мой голос – будто вынырнула из тёплой воды. Её пальцы дрожали, когда она принимала настой, и я прикоснулась к её запястью – совсем легко, не навязываясь. – Всё в порядке, он вам поможет.

Она кивнула, не поднимая взгляда.

– Пить по три капли на ночь, разбавляя в горячем молоке или воде с мёдом, – сказала я. – Но – не более семи ночей подряд. Если начнут сниться сны, которые… слишком живые, – сделала паузу, – возвращайтесь сразу. Увеличу дозировку.

Девушка вытянула из внутреннего кармана промокшей накидки несколько серебряных дариев и положила их на прилавок.

– Оставьте. – Я жестом отодвинула две монеты назад. – Студентам скидка, особенно в сезон надвигающихся экзаменов.

Она впервые улыбнулась – натянуто, но искренне, – и, спешно рассыпаясь в словах благодарности, прижимая флакон к груди, как самое дорогое – выскочила в дождь, натянув капюшон. Торш пробурчал что-то одобрительное с подоконника, оценив мой жест со скидкой, и вернулся к своему медоэлю, подхватывая кружку с листочками. Ловко отправил книгу на место – небольшой стеллаж рядом с подоконником, заваленным подушками – этот стеллаж принадлежал персонально Торшу – он всегда знал, какую книгу подсунуть мне или гостю, который не может определиться, чего ему хочется. Та еще акула бизнеса – просто методы у него свои, ненавязчивые и особенные.

Я кинула взгляд на настенные часы – старинные, серебряные, с ажурными стрелками – до заседания Совета внезапно оставалось меньше часа. Я спешно переоделась – в лавке всегда хранился сменный комплект одежды, более парадный – так как на заседание могли вызвать срочно: надела сухой тёмно-синий плащ с вышитыми серебром краями – цвет Тихого Круга, хоть сам Круг и перестал существовать – всё-таки, я его бывшая воспитанница. Волосы собрала в тугую косу, вплетя в неё шнур с обсидиановой бусиной – знаком, что я не просто ведьма, а Хранительница Тени. Серебрянные татуировки на руках и груди приятно обдало теплом от касания с обсидианом. Палец приятно охладил тяжелый металл— кольцо с печатью, дававшее мне право голоса в Совете, пусть пока временное и до сих пор – не совсем уверенное. Заседание собиралось по таинственному, но какому-то определенно очень важному поводу – раз вызвали даже меня. Раздав Торшу указания, я вышла из лавки – дождь уже стих и идти было намного приятнее – было прохладно, но тенлист мне не понадобился.

Совет собирался в Зале Семерых – высокой округлой комнате на вершине Временной Башни, в самом сердце Иль-де-Вирела. Я поднялась по винтовой лестнице, шагая в унисон с гулким звоном шагов других обитателей башни, невидимых в данный момент. Стража у Зала Совета услужливо кивнула мне, распахивая тяжелые, высоченные дубовые двери – каждый раз я чувствовала себя принцессой, проходя через них – древние двери закрылись за моей фигурой с величественным скрипом старинного дерева. Внутри зал был окутан свечным полумраком – несмотря на обеденное время, было немного сумрачно из-за отсутствия солнца – плящущими языками пламени на стенах и небольшим напряжением, прямо-таки царившим в воздухе. Стены покрывали старинные фрески: стилизованные изображения великих магов, богов и прообразов их магических откликов. Над всем – барельеф Ткани Снов – зачарованный, магический, похожий на звездноё небо – его нити тянулись по потолку, переплетаясь над головами присутствующих.

Во главе круглого стола – элериарх Шардена, Примарх Иль-де-Вирела, Председательница Совета Семерых, Первый Лик Совета, госпожа Ауриэль Тенцзар. Женщина неопределенного возраста с лицом, отточенным, как клинок, и серыми, сухими глазами, в которых плескалась уверенная власть, опыт прожитых лет и боги знают что еще. Я боялась эту женщину – она могла быть добра и мила с человеком, а через секунду – всадить ему клинок в сердце. На ней – неизменный темно-красный плащ Совета, и строгое серое платье – без излишеств, но с идеальной посадкой – от лучших швейных мастериц Шардена. Светлые волосы убраны в высокий, идеальный пучок, кричащий о высокой должности, чопорности и безупречности своей обладательницы. И – разумеется, ожерелье из магической стали, заключавшее в себе печать Совета – она не привлекала внимания своей яркостью, не требовала ни хвастливого величия, ни тяжелой золочёности. Это было нечто гораздо более изысканное – неформальная, почти невидимая власть, скрытая за символом, который ощущался не через внешние детали, а через внутреннее восприятие. Глаз, выгравированный на металле, казался живым – его зрачок, словно бездонное зеркало, поглощал всё вокруг, но не показывал ничего. Он смотрел не только на меня, но и в меня, проникал через оболочку, открывая то, что скрыто. Этот глаз был мудр, но и опасен, как всякая сила, что видит истину.

Его окружал круг – тонкий, почти незаметный, но строгий и целостный, как сама магия. Это был символ завершённости, олицетворение единства и невидимой защиты. Он не стеснялся своей простоты, в этой минималистичной форме заключалась сила. Круг – как та невидимая сеть, что пронизывает мир, соединяя все его части в единую ткань, и в то же время способная в нужный момент удержать хаос, прежде чем он разорвёт всё вокруг. Вдоль контура глаза в серебристом свете проступали тонкие линии, как магические потоки, невидимые, но ощутимые, тихо свернувшиеся в круге, как светлая нить, что переплетает судьбы.Он не был зловещим, но в его присутствии ощущалась некая тяжесть, тень, что висела на воздухе. Ведь, как известно, глаза видят не только то, что есть, но и то, что скрыто за пеленой.

– Госпожа Мирст, – кивнула она, когда двери за мной затворились. – присаживайтесь. Остальные уже собрались.

Я окинула взглядом Зал Совета – пространство было залито мягким, рассеянным, сумрачным светом пасмурного дня, исходящим от огромных витражных окон, устремляющихся к небу. Эти окна не просто пропускают свет, они впускают в зал жизнь города: из них видна Туманная площадь, всегда полная людей, шумящих и переживающих судьбы, что решаются здесь. Основной элемент зала – огромный круглый стол, вырезанный из тёмного дуба, обрамлённый серебристо-золотыми вставками. Это место для Семи и Асессоров, места для каждого члена Совета – Хранителя Законов, Покровителя Здравия, Стража Казны, Магистра Торговли, Мастера Образования, Рихтаржа Иль-де-Вирела и – куда же без него – Магистра Теней. Каждое кресло с высокой спинкой, украшено сложной резьбой. В центре зала – камин, разжигаемый исключительно в холодные месяцы, его жар согревает пространство и добавляет мягкости в тени, которые так часто ластятся по этим стенам. Сегодня камин разожгли и он уютно потрескивал, поедая брёвна – это определенно добавляло камерности происходящему. Всё внутри зала – от его убранства до хрупкой, почти невидимой энергии, витавшей в воздухе – пронизано величием. Здесь не стоит спешить. Время словно растягивается в ожидании решений, каждое слово звучит как грозовая туча, нависшая над будущим.

Я окинула взглядом красные плащи за круглым столом:

По правую руку от Ауриэль, с идеально прямой спиной, восседал Лаэрк Рейлтан – Хранитель Законов и Войны, префект Карал Вельторна, Второй Лик Совета. Лицо Лаэрка словно вырезано из обветренного гранита, без излишеств, только то, что нужно для жизни и существования: прямой острый нос, жёсткий подбородок, широкие скулы. Его кожа – землистого оттенка, черныё волосы с сединой, пробившейся не только в висках, но и в бровях, что делало его взгляд ещё суровее. Глаза – тёмные, почти чёрные, будто два высохших угля, но с живой искрой внутри. Голос Лаэрка был звучащим, как сухие страницы Свода Законов Шардена. Он верил в порядок больше, чем в правду. Курирует стражу, тактику и оборону, армию Шардена, является префектом Карал Вельторна – учебного бастиона и штаба стратегической подготовки лигатов, городской стражи Шардена.

По левую руку от Ауриэль – Вараст Дархан – Сенешаль Элериарха Шардена, Мастер Образования, ректор Шарденской академии, Третий Лик Совета – массивный, с лицом, пересечённым старыми шрамами. Не терпел слабости, говорил редко, но метко. Был скрытным, имел не запоминающуюся внешность – но благодаря ему и его хватке в образовании – академии Шардена вышли на новый уровень, подготавливая невероятно способных магов – студентам было тяжело учиться, но после обучения – выпускников Шарденской академии расхватывали, как горячие пирожки, предлагая им самые высокие посты по всему Шардену.

Рядом с Варастом – Майэ Секали – Рихтарж Иль-де-Вериля, Четвертый Лик Совета, статная, элегантная, роскошная женщина с кожей цвета кофе и голосом, похожим на стелющийся бархат. Поддерживала порядок и занималась благоустройством города – на её хрупких плечах лежала ответственность за чистоту, красоту, стиль Иль-де-Вирела, а также – все забавы, развлечения и искусства – театры, салоны, таверны находились под её покровительством. Сама она выглядела всегда как живое воплощение слова "изящество" – идеальная укладка, макияж, наряд (не всегда уместный на заседании – даже сейчас под её красным плащом виднелось неприличное декольте) – мага, которому бы эта должность подходила лучше, чем Майэ – просто не сыскать.

С Майэ тихо переговаривалась Хельта Льоренс – Страж Казны, Шестой Лик Совета, Магистр торговли и дипломатических соглашений Шардена – отвечающая за государственную казну Шардена, провизию, дипломатические визиты и решение неудобных вопросов между государствами – тонкая, худая, элегантная блондинка – холодная, как утренняя изморозь. Её улыбка никогда не доходила до глаз. Вечно с записями, одержима числами. Хитра, но не злонамерена. Из-за своих широко посаженных глаз и массивной челюсти – похожа на лошадь. Очень противную, дипломатичную, помешанную на деньгах и расчётах, но всё-таки – лошадь. Несколько лет назад мы с ней немного повздорили – и с того момента я не питала к блондинке особой симпатии.

Нейтрально улыбнулась мне Тиселла Верейн, Покровитель Здравия, Седьмой Лик Совета – женщина с копной каштановых волос, ясным взглядом и строгим лицом, будто вырезанным из фарфора. Всегда в тёмно-синем одеянии с серебряной вышивкой и заколкой с эмблемой чаши, обвитой змеями. Руководит больницами, целителями и контролем над лечебными зельями в Шардене – в том числе и моими – приходит проверять качество отваров в "Пеплотравы" с завидной регулярностью. Говорит редко, но точно; уважаема за знания и холодную компетентность. Считает магию Тени непредсказуемой и относится ко мне с настороженным уважением – как и я к ней. Никогда не знаешь, что ожидать от целительницы, которая разбирается в ядах еще лучше, чем я.

И, наконец, мне кивнуло главное зло – Эврен Хаэль, Магистр Теней, гвардиан Карал Вельторна, Пятый Лик Совета – во всем чёрном – не считая красного плаща – высокий, сильный, с телом воина, закалённого не только мечом, но и Тенью. Чёрные волосы до плеч собраны в низкий хвост, лицо суровое, с резкими скулами и прямым, точёным носом. Глаза – стальные, цепкие, в них всегда что-то затаённое. Никогда не узнаешь, что на самом деле у него на уме. Движется плавно, как хищник в полутьме, говорит нечасто, но когда вступает в диалог – голос ложится, как бархат с лезвием внутри. За его плечами – обучение в Карал Вельторне, несколько лет службы в армии Шардена, где ему удалось занять пост гвардиана и заслужить безусловное уважение всех лигатов Шардена, а после – благодаря своему высокому уровню Магии Тени – получил приглашение на должность в Совете и инициировал основание Тихого Круга. Правда, восстание ему не удалось предотвратить – но удалось уцелеть – жаль, что страшной ценой убийства своих друзей и учеников. Смутное было время. Эврен следит за всеми проявлениями Тени в Шардене, ведёт скрытые дела Совета, контролирует нестабильных магов, в том числе и меня – его подопечную.

Помимо семерых красных плащей, за столом расположились:

Литарион – хронист-летописец, молодой маг, с чернилами на пальцах и вечной книгой, чья толщина могла побороться с объёмом Свода Законов Шардена. Иногда казалось, что он уже записывает мои слова до того, как я их сказала. Литариону поручалось вести записи всех заседаний Совета, конспектировать все принятые решения и сомнения красных плащей. Лицо его было будто вырезанным из пергамента и покрытым тонкой пылью чернил. Кожа бледная, как лунный свет, под глазами – синева от недосыпа. Волосы – пепельные, чуть вьющиеся, постоянно падают на глаза. Глаза же – серо-зелёные, глубокие, словно всегда читают не человека, а то, что внутри. Говорит тихо, сдержанно, но память – цепкая, взгляд – внимательный, словно он уже знает, чем всё закончится.

Игриво, с ухмылкой, подмигнул мне подведенным глазом Ирис Талькар, вальяжно развалившийся на древнем стуле – бывший вор, разведчик и шпион Совета, лучший знаток улиц, заговоров, замыслов, краж – хоть криминала в Шардене почти не было – я уверена, что к немалому количеству арестов негодяев лигатами – Ирис нормально так приложил свою руку, унизанную кольцами. Обладатель длинных волос почти до лопаток, темнобровый, нахальный и страшно остроумный наглец, невероятно простой в своих манерах. Карие глаза, хитрая улыбка – рядом с ним всегда присутствовали двое: вечное чувство лёгкой опасности и витающий в воздухе флёр саркастичного юмора. Он, звякнув сотней цепочек на своей шее (и ничуть не переживая об уместности аксессуаров) – похлопал ладонью, пальцы которой были украшены, наверное, двадцатью кольцами всех видов, форм и размеров, по стулу рядом с собой – я тихо поспешила присесть рядом, шепотом поприветствовав друга. Однажды Ирис спас сына Вараста Дархана от нападения теневого мага сразу после восстания Тихого Круга – и с тех пор работает на Совет, выполняя то, что другим поручать очень неудобно и незаконно – Ауриэль посчитала, что Совету нужен такой человек здесь, а не в тюрьме Ауланнар, откуда не возвращаются. Мой закадычный друг, не боится звать меня ведьмой, но я знаю, что этот прохвост всегда будет первым, кто встанет рядом на мою защиту. Владел откликом Вейлана – был силен в ветре и пламени.

Напротив – через стол – как удачно! – сидела Эльса Верин, которая кокетливо улыбнулась мне, поиграв идеальными рыжими бровями – настоящая красотка. Служительница при Магистрате Внутренней Безопасности – ответвлении Совета – ведающая связью с горожанами и сбором слухов. По сути – полуофициальный голос улиц: наблюдает, записывает, доносит. Тонкая, быстрая, остроумная, не лезущая за словом в карман, но всегда в тени разговоров – та самая стена, у которой есть уши. Всегда с безупречной укладкой – ярко-медная грива лежала волосок к волоску, в невероятной красоты волне. Хитрые, подведенные черными стрелами, глаза цвета светлой листвы, обрамлённые густыми ресницами. Лёгкая, пружинящая походка. Всегда в красном и чертовски сексуальна – даже сейчас тёмно-зеленую рубашку подруга подчеркнула обтягивающим красным корсетом. Ботинки и помада – в тон корсету – она хороша, она знала об этом и пользовалась этим. Эльса знает, где у кого болит, что скрывают лавочники и кто в какой подвал уносит магические реликвии. Моя вторая закадычная подруга – наравне с Ирисом – служба в Совете свела нас, словно сама богиня судьбы со смехом Эринта переплела наши нити, завязав их в морской узел.

Эльса попала в Совет не потому, что её звали – а потому что её уже невозможно было игнорировать. Всё началось с небольшого скандала. Официально – неразбериха, "человеческий фактор" в налоговых отчётах. Неофициально – цепочка лавок на улице Скрипящих Фонарей годами вела двойные книги, нормально так привирая о своих реальных доходах, следовательно – уклоняясь от части уплаты налогов. И именно Эльса – служащая тогда ещё простым лигатом Иль-де-Вирела – нашла несостыковку, заговорила, когда остальные предпочли бы молчать. Не просто обвинила – связала ниточки, приложила схемы, привела свидетелей, опросила реальных покупателей. И, главное – не поддалась ни на золото, ни на угрозы торговцев. Совет в ярости закрыл лавки виновых, а Хельта Льоренс была тогда несколько месяцев в опале госпожи Ауриэль за столь грубую ошибку и неосмотрительность. Вместо того, чтобы сухо поблагодарить Эльсу за заслуги перед Иль-де-Вирелом, Совет её поглотил – в надежде направить острый язык в еще более полезное русло. Глупо было растрачивать талант Эльсы на простую службу лигатом, гоняющих по улицам хулиганящих студентов да пьянчуг. Так она стала Служительницей при Магистрате Внутренней Безопасности, заняв место, где нужно было быть ушами и глазами – и языком, когда требовалось сообщить что-то "от имени Совета", не пачкая его руки. Эльса – любимица богини Мирас и виртуозно владеет иллюзиями – целительство ей давалось не очень хорошо, но насморк вылечить Эльса точно могла.

– Объявляю Совет открытым. Сегодня я срочно вызвала всех вас, – привлекая общее внимание и заставляя все переговоры утихнуть, начала речь Ауриэль, – потому что Тень, к нашему великому сожалению, снова дала о себе знать.

Что? Я кожей почувствовала, как в воздухе что-то незримо дрогнуло – все присутствующие замерли, будто время на мгновение остановилось, и сердце моё – вместе с ним. Ауриэль наклонилась вперёд, к круглому столу, скрестив пальцы поверх сложенных бумаг, и глаза её – светло-серые, сухие, как зимний лёд – остановились на мне. Я поёжилась – и новость не радовала, и взгляд у Ауриэль был такой, словно она знает все мои тайны – вплоть до украденной из лавки кристальной булочки двенадцать лет назад.

– По вчерашнему донесению Магистра Теней, отслеживающего все изменения Тени – господина Эврена Хаэля, нашего Пятого Лика – лавка редкостей в районе Северных древностей пострадала. Была под охраной, хоть и…достаточно формальной. Там хранили артефакт временно – с помощью миридов и наших теневых магов – мы хотели создать Сферу Отклика с таким же действием, но без Магии Тени – до этого она хранилась в Шарденской академии. Потребность в создании другого артефакта возникла после того, как одному студенту – впервые за десять лет – после взаимодействия со Сферой откликнулась Этерна. Мы приняли решение не обучать юнца Магии Тени – это слишком опасно, и сейчас – остаётся только надеяться, что он не начнёт делать это самостоятельно. Я думаю, вы все знаете Сферу – древний теневой артефакт, нестабильного свойства, который определял, кто из богов откликнулся тому или иному студенту, а также – присутствовал на всех пропускных пунктах для контроля откликов прибывающих в город магов. Сфера реагирует на внешние воздействия, изменяя форму и интенсивность магического излучения в зависимости от того, в чьих руках она находится. Это может быть опасным, поскольку в руках сильного теневого мага она может создавать магические аномалии или даже вызывать неконтролируемые изменения в пространственно-временном континууме, если не контролировать её энергию при попадании не в те руки. А она – попала не в те руки.

По залу прокатился беспокойный ропот. Я знала и видела Сферу – и в обычной жизни, правда, стража всегда кривила морду, увидев серебряные искры Тени в вихре Сферы, когда я касалась её прохладной поверности. Учёные маги Совета приглашали меня и Магистра Теней взглянуть именно на ныне украденный артефакт, изучить отпечаток магии, чтобы дать совет, как возможно было сделать что-то похожее без воззвания к Этерне. Теневые артефакты, попавшие к злонамеренным магам, были очень и очень опасны, но случаев кражи не было уже очень много лет, поэтому – порой к их охране относились спустя рукава – все привыкли, что в Иль-де-Виреле безопасно – тем более, все теневые маги (кроме меня и Магистра Теней) были уничтожены пять лет назад. Глупейшая ошибка человечности, доверия миру, идиотский "человеческий фактор", которым часто прикрывали откровенную безалаберность и пренебрежение должностными обязанностями.

– Пострадавших нет? – уточнила я, чувствуя, как нехорошее предчувствие ворочается в груди, царапая нутро своими огромными, острыми кинжалами-когтями – "бойся, бойся, Айлин" – шептало оно.

– Только витрины. И здравый смысл, если верить донесению Ириса. – Ауриэль отпустила кривую, почти незаметную усмешку одними губами, не затрагивая глаза. – Магия в воздухе… неясная. Если кражу совершил кто-то из бывших учеников Круга – это очень опрометчивый поступок, ведь магию тени легко считать – у каждой есть уникальный отпечаток. Но всё равно – мы не можем позволить, чтобы такие вещи попадали в чужие руки.

Лаэрк Рейлтан сощурился и пробасил:

– Вы хотите сказать, её украли прямо из-под носа Совета? И никто не заметил? Лигаты? Стража Иль-де-Вирела? Теневые маги не ощутили всплеска силы Этерны?

– Мы не следим за тем, что… считалось мёртвым, – пискляво, с мерзкой усмешкой вставила Хельта-лошадь-Льоренс. – Мы перестали бояться Тени после того, как почти весь Круг был…ликвидирован. Жаль, но именно это и стало слабостью Совета, глупейшим просчётом. Мы считали, что все теневые маги, кроме дражайшего магистра Хаэля и милой госпожи Мистр – мертвы. Мальчишка из академии – не в счёт. Но вы уверены, что нам не придется потом разбираться с ним? Что он не доставит нам проблем и не станет угрозой – не слишком ли опрометчиво будет думать, что неопытный маг просто проигнорирует такую силу в своих руках?

Госпожа элериарх кивнула Льоренс и обратилась к Лаэрку.

– Да, господин Рейлтан, я признаю свою…ошибку. – бесцветным голосом произнесла Ауриэль, повернувшись к нему лицом. – Не обеспечить хранению столь важного артефакта Стражу Совета – то действительно полностью моя вина – маги Тихого Круга не давали знать о себе более пяти лет, мы были уверены, что они все давно кормят в земле червей. Или гниют во временных петлях Тени. Лаэрк, в городе, благодаря лигатам и вашей работе – полностью безопасно. Было до этого момента. – прищурилась Первый Лик Совета и в голосе её тотчас зазвучали стальные нотки. – Но о том, почему Северные древности не патрулировались в тот день, мы с вами побеседуем…отдельно. Как и о том, что делать с мальчишкой. – отчеканила элериах.

Лаэрк по-военному кивнул, не выказав боле никаких эмоций. Я сдержалась, чтобы не поперхнуться, и лишь вытаращила глаза, глядя на Эльсу напротив меня – та сидела с глазами точно такого же размера. Определенно – наши глаза сейчас стремились стать похожими на чайные блюдечки из лавки Лавра – мои блюдца – светло-серые, перламутровые; блюдца Эльсы – цвета весенней, свежей травы – потому что Элериах Шардена, Примарх Иль-де-Вирела, Председательница Совета Семерых, госпожа Ауриэль Тенцзар никогда вот так, открыто, на заседании Совета, среди красных плащей и Асессоров (тех, кто присутствовал на Заседаниях, состоял в ответвлениях Совета или выполнял задания по поручениям Совета, имел право голоса, но менее весомое, чем у красных плащей – в данный момент – я, Ирис и Эльса) никогда не признавала своих ошибок и уж тем более – не извинялась.

Ирис, наш общий друг, не разделив (или не заметив) нашего замешательства, разрядил гнетущую обстановку – громогласно хохотнул, хлопнув ладонью по столу – жалобно пискнули два десятка серебряных колец на его пальцах – магический стол, кажется, закипел от такого безалаберного отношения к себе, реликвии Шардена. Клянусь, если бы столешницы умели разговаривать – дуб бы тут же задохнулся от гнева и завопил – "что вы себе позволяете, экий нахал! уважайте Шарден и его наследие, вы, гнусный свин!" – прямо послышалось мне из небольшой трещины на столе.      – Ну наконец-то, движуха! Я уж думал, что здесь только бумаги перекладывают. Разрешите мне принять участие, госпожа Тенцзар. Кто как не я проберётся в подвал, куда даже крыс не зовут? Северные древности – это как раз такое местечко. Разруха, пьянчуги, бордели – всё, как я люблю.

Пауза. Густая, как смола – можно было услышать взмахи ресниц семерых красных плащей. Где-то, кажется, застрекотал сверчок – в октябре? Святая Этерна. Я затаила дыхание и боковым зрением посмотрела на друга, ожидая развязки – не выгонит ли его прямо сейчас с заседания госпожа элериарх? Или её терпение лопнет и Ауриэль сошлёт его в Ауланнар?

– Господин Талькар, – вкрадчиво прознесла Тенцзар, медленно переводя с Рейлтана на Ириса свой взгляд. – Если бы я хотела послать вороватого шута и хама в подвал – взамен него я бы пригласила на заседание крысу из Северных Древностей. Она хотя бы не разбрасывается неосторожными, неуместными словами на заседании Совета.

Эльса тихо прыснула в кулак, замаскировав это под кашель и переглянувшись со мной – я подметила, что глаза уже вернулись к нормальному размеру; а Ирис примирительно поднял руки и шутливо поклонился, с честью приняв поражение в этом противостоянии – ему явно все еще хотелось жить, а не гнить в Ауланнаре. Но подлец тихо, так, что услышала только я – пробормотал, опасно, на грани всех мыслимых приличий, приблизившись к моему уху – "я бы плиглясила на засетание клысу". Придурок! Я еле сдержала хохот, но тихо шепнула ему ой-какое-нелестное оскорбление в ответ, тоже так, чтобы услышал только он. Ирис сощурился и ощутимо пнул меня под столом металлическим носком своего ботинка. Почему именно на самых важных заседаниях, встречах – такие глупые, детские вещи кажутся самыми смешными в мире?

– Итак, – как ни в чем не бывало, продолжила элериарх. – Мы подозреваем, что действовал кто-то из тех, кто раньше учился или преподавал в Тихом Круге. Кто умеет чувствовать тень – но больше не связан с Советом. Кто-то, кто всё-таки ускользнул из-под наблюдения. Кто-то, кого мы считали мёртвым – и он либо всегда был в Иль-де-Виреле, либо как-то смог обмануть – в возможности чего я очень сильно сомневаюсь -стражу и городскую Сферу Отклика, которая контролирует всех приезжих гостей Иль-де-Вирела на предмет того, отклик какого бога или богини получил маг.

Вараст Дархан, как всегда, был сух и язвителен:

– Удобно, что никто, кроме двоих теневых магов, не способен почувствовать эти отпечатки магии.

– А вы попробуйте, вдруг Тень вам откликнется? – прошипела я, даже не подумав над разумностью ответа. – Но, боюсь, вас магия сожжёт раньше, чем вы успеете сказать «совет».

Сенешаль стушевался, но некрасиво побагровел от ярости до самых кончиков ушей. По Залу тихой волной поднялся беспокойный шёпот красных плащей. Лишь Лаэрк Рейлтан, шумно выдохнув, потёр ладонью лицо – очередная проблема свалилась тяжелым грузом на его плечи. Ауриэль проигнорировала колкость Вараста и снова перевела взгляд на меня – да я сегодня, очевидно, местная знаменитость! – в этом взгляде элериарха не было эмоций – только необходимость, необходимость использовать меня как инструмент. В очередной раз.

– Госпожа Мирст почувствует, если Сфера всё ещё активна, цела и сможет отследить артефакт. Либо, возможно, кто-то из вас двоих узнает отпечаток магии вора. Пусть и магистром Теней является господин Хаэль, – она кивнула Эврену, который коротко ответил ей тем же, – я не буду отрицать что у Асессора Айлин самый высокий уровень чувствительности к Магии Тени. Мирст и Хаэль отправятся в Северные древности. Магистр знает тех, кто гипотетически мог это сделать – это мог быть кто-то из уцелевших учеников или наставников. И, конечно, Эврен все еще куратор и поручитель Айлин, хотите вы того или нет, нравится вам это или нет. Отправляетесь сразу после заседания. Если понадобится – возьмите с собой Талькара. Мирст, Хаэль, вопросы?

"Нет, госпожа элериарх," – в унисон ответили мы с Эвреном, кинув друг на друга короткие взгляды. Порой он был невыносим – мы работаем в паре уже пять лет – вернее, он – мой надзиратель, тюремщик и сторожевой пёс вот уже пять лет. Я попала в Совет сразу после восстания Тихого Круга, основателем которого был Эврен. Во-первых – он сумел доказать элериарху Ауриэль и Хранителю Законов и Войны Рейлтану, который считал это восстание своим личным упущением – свою непричастность к заговору и диверсии, а во-вторых – лично поручился за меня, как за самую сильную ведьму Круга, оставшуюся в живых. Он смог уговорить Совет сохранить мне жизнь, надавив на то, что я могу приносить пользу Совету в расследовании преступлений, где была задействована теневая магия – ведь мой уровень был практически равен уровню самого Магистра, а чувствительность к Магии Теней – даже больше, чем у него самого. Я, конечно же, ему благодарна за спасение жизни – но иногда он бесил меня так, что мои серебряные татуировки, нанесенные Тихим Кругом от груди до кончиков пальцев – раскалялись. Например, сцена, которая произошла пять лет назад, практически сразу после того, как меня приняли в Асессоры Совета:

Внутри Временной башни, пять лет назад. Зал Семерых. Поздний вечер.

– …исходя из показаний магического дозора, всплеск произошёл на стыке каналов, в районе Старого моста, – вещал Лаэрк Рейлтан, и голос его тёк, как вязкий мед, что уже успел засахариться. Заседание шло уже невозможно долго, скучно и уныло – но, конечно, это было лучше, чем кормить собой червей в земле. Я сидела рядом с Эвреном – моим куратором и поручителем – и слушала нудные речи, уставившись в витражные окна, за которыми медленно тонул закат, окрашивая стекла алым. На руке у меня дрожало серебро – магия пульсировала с тревожной ритмичностью. Я была еще непрофессиональна, и не умела сдерживать свои силы – порой магия очень показательно давала о себе знать, позволяя читать мое истинное состояние как открытую книгу. Но в Совете мне не дано было право голоса, я была Асессором, но все понимали – я присутствовала здесь формально, лишь для того, чтобы я была под присмотром Эврена и никого не убила – но… ведь доверие можно завоевать правыми речами?

– Простите, – я, неловко проехавшись стулом по полу, поднялась с места, не дождавшись, пока меня попросят – да и не попросили бы, на самом деле. – Но вы все либо не видите очевидного, либо очень удобно делаете вид, что не видите.

Тишина зазвенела. Все головы мигом повернулись ко мне. Госпожа элериах, Ауриэль Тенцзар, приоткрыла рот в немом удивлении – непозволительная демонстрация истинных эмоций! А Эврен – кажется, он закипел – до этой секунды он казался каменной фигурой, даже не шелохнулся за два часа заседания – но я услышала, как он шумно выдохнул через ноздри.

Наверное, я выглядела дико смешно и нелепо – пятнадцатилетний нескладный подросток – растрепанные пепельные волосы, ярко-красные, заплаканные от скорби по друзьям, глаза. Старое платье Тихого Круга, запятнанное и заштопанное – у меня было много хорошей одежды, но это платье было безумно мне дорого – единственное, что я унесла из Круга (кроме Торша). Неопытный теневой маг, пытающийся чему-то научить красные плащи, которые заседали тут десятками лет – но тогда меня это не волновало. Глупая девчонка, не понимающая, что её доверие действительно предали, и до сих пор старающаяся верить в то, что мир очень прост и все могут просто жить в согласии и равноправии. Я, как будто не замечая замешательства Совета, продолжила, игнорируя назревающую дыру с правой стороны моего лица – это взглядом её буравит куратор:

– Вчерашний всплеск совпал по структуре с тем, что случился два года назад в Тихом саду. Тогда никто не поверил, что это был контролируемый вызов Тени. Сейчас – та же амплитуда, тот же резонанс. Если бы вы хотя бы раз открыли архивы Круга…

– Эти архивы с недавних пор запрещены, – зашипев, холодно оборвала её Хельта Льоренс— И ты прекрасно знаешь это, девочка. Это знаю даже я, Страж Казны, как это не знать тебе, воспитаннице Тихого Круга?

– Представьте себе! Магия Тени запретами не управляется, – выпалила я, парируя. – Она просто происходит! Происходит бесконтрольно – особенно сейчас, когда вы перебили всех теневых магов. Этерна в бешенстве! Так может, стоит стать союзниками с ней, а не врагами?!

Одновременно с возмущенным аханьем Хельты, больше похожим на змеиное шипение – густое полотно тишины разорвал звук скрипнувшего стула – в этот момент Эврен поднялся, нависнув огромной обсидиановой глыбой надо мной. Он не сказал ни слова – просто бесцеремонно схватил меня за локоть, прошёл через Зал – быстро, бесшумно, как хищник, поймавший свою добычу, и выволок в коридор – прямо под изумлённые взгляды всего Совета и остальных присутствующих Асессоров – совсем еще зеленых Ириса и Эльсу. Хлопнули массивные дубовые двери Зала, отрезая пути к отсуплению. Стражники по бокам от дверей недоумённо воззрились на наш дуэт, переглянувшись.

– ЧТО. ТЫ. ТВОРИШЬ?! – прорычал он, резко толкая меня к стене, аккурат рядом с каменным барельефом. Еще чуть-чуть – и он бы орал на труп – барельеф был острым. Его рука – холодная, сильная – больно пригвоздила меня к вертикальной поверхности. Куратор смотрел мне в глаза, и во взгляде его была отнюдь не похвала за смелость, честность – как я надеялась – а самый настоящий гнев Вельмонта, не меньше – а на эмоции он был очень скуп.

– Убери руку! Я говорю то, что никто не хочет говорить, – пробурчала я, пытаясь вырваться из железной хватки своего тюремщика. – Разве ты не видишь, что…

– МИРСТ! Тебе приказано, приказано мною, молчать, пока ты – долбаный Асессор, а не советник! – перебил он, теперь хватая меня за плечи двумя руками – стена впилась в лопатки, глаза стремились вылезти из орбит от боли. – Что сложного – посидеть три часа и просто помолчать?! Ты нарушаешь протокол, благодаря которому ты здесь, за соблюдение тобой правил которого я отвечаю головой! Ты здесь – только благодаря моей доброте и нежеланию губить твой талант, а ты – подрываешь моё доверие. Ты – до сих пор угроза в глазах Совета. И ты предлагаешь снова открыться магии Тени? Когда мой же Тихий Круг месяц назад устроил восстание и едва не перебил Совет, а вместе с ним – и весь Иль-де-Вирел?! Ты понимаешь, насколько шаткое и мое, и твое положение, тупая ты дура?! – громогласные, брошенные, как пощечина, возгласы куратора эхом отражались от стен коридора – "дура, дура, дура…" – вторило его голосом само здание Совета.

Умом я понимала, что он был прав. Чертовски прав – я дура и не понимала очевидного. Но мне было так больно и обидно от того, что вся моя привычная жизнь в один миг была разрушена, и теперь я обязана расплачиваться за то, что жива, тем, что сижу и любезничаю на идиотских заседаниях без права голоса. Я обязана слушать, как красные плащи отрицают необходимость изучения Магии Тени, как они перешептываются о моих серебряных татуировках, как опасаются смотреть мне в глаза – а уж о первой встрече с Советом я и вспоминать не хочу – госпоже Тенцзар пришлось тогда завершить заседание раньше времени, потому что все, кроме неё и Эврена были несогласны с их совместным решением.

Теперь я обязана слушать, как моих дорогих наставников, друзей – которые поголовно теперь были мертвы – называют изменниками, диверсантами, подлецами. Иногда я думала, что лучше бы я умерла вместе с ними – пусть меня бы вовлекли в заговор, пусть я бы тоже совершила государственную измену. Назойливая мысль с того самого дня плотно сидела в моей голове – я виновата, виновата в том, что я жива – а они нет. Я виновата в том, что мне повезло, что мне сохранили жизнь… моя дорогая подруга Лиарен, добрая хозяйка Веда, наставник Райс – все были мертвы. Я позорно икнула, сдерживая очередные рыдания – но предательская, одинокая слеза всё-таки капнула на руку куратора, которая все еще прижимала меня к стене.

– Я не боюсь их. – одним выходом произнесла я, боясь разреветься, если произнесу больше четырёх слов.

Что-то неизвестное в его взгляде дернулось. На миг – и сразу пропало. Осталась только та сдержанная ярость, которая, казалось, питала его с детства, и в целом – обеспечивала жизнедеятельность всего его организма, была топливом, разжигая в нём непонятную ненависть ко мне день за днём. Это был холодный, колкий, пугающий, строгий взгляд. Так смотрели архонтеры лигатов на преступников – беспощадно, презрительно, с полным безразличием относясь к их дальнейшей судьбе. Он приблизился вплотную к моему лицу – ноздри щекотнул терпкий, острый, яркий аромат пепла и тиса. Я нутром почувствовала, как тень за его спиной шевельнулась, будто живая – в целом, с его уровнем магии Тени – это было не исключено. Я вжалась в уже родную стену еще плотнее, от греха подальше, игнорируя саднящие лопатки.

– Если. Ты. Произнесешь. Ещё. Слово. Которое. Заставит. Совет. Или. Меня. Усомниться. В. Тебе, – по-военному отчеканил магистр, медленно, делая четкие паузы после каждого слова. – Ещё хоть одно слово, хоть один намёк, Айлин, и не Совет отдаст приказ о твоей казни – а я лично тебя задушу. Не потому, что ты опасна. А потому, что ты портишь мою репутацию, которую я выстраивал годами, выгрызал зубами, завоёвывал кровью и убийствами недругов уже тогда, когда тебя еще даже в планах не было. И я не позволю такой глупой идиотке, как ты – пошатнуть моё положение. Не заставляй меня жалеть о моём решении сохранить тебе жизнь.

Я потупила глаза – татуировки на теле обжигали, он меня злил, хотелось кинуться ему в лицо, хотелось призвать Тень, чтобы – если не убить, хотя бы вмазать ему как следует – но он был прав. Был прав, как и всегда – и я сдавленно кивнула, незаметно утирая и без того красные глаза краем потрёпанного рукава. Магистр Теней, Пятый Лик Совета смотрел на меня ещё секунду – я подняла взгляд, встретившись с ним глазами – гнев в его темных зеркалах души поутих, тени спрятались – в коридоре резко посветлело, хоть и без того был поздний вечер. Потом мужчина резко отступил, пропуская меня к дубовым дверям.

– Возвращайся в Зал. И держи рот на замке, будь так добра.

Я вернулась. И не сказала больше ни слова в тот вечер.

Эврен

Эврен стоял спиной к стене с барельефом, где еще пару минут назад он едва не придушил свою подопечную. Магистр разжал пальцы – только теперь заметил, что в ладони осталась капля крови. Не девчонки – своя. Сжал кулак слишком сильно. Не в первый раз – и, скорее всего, не в последний. Он не мог объяснить, почему эта малолетняя ведьма так действовала ему на нервы. Может, потому что говорила слишком честно, открыто, наивно и не понимала, до чего её может это довести. Может, потому что напоминала ему, каким он когда-то был, до обетов, до рангов, до той ночи, когда он впервые увидел, как его же Тень сжигает человека изнутри – крик умирающего до сих пор стоял в ушах при воспоминании о том ужасе. Она просто не понимает, о чём она толкует и в чём она пытается убедить красных плащей. А еще – она, безусловно, наглела – подставляя своего куратора перед Советом – определенно хотелось её убить – сразу стало бы проще жить.

– Идиотка, – выдохнул он, потирая ладонями лицо. – безбашенная идиотка.

Он поправил складки мантии, пригладил волосы, и только затем вернулся в Зал, как будто ничего не случилось.

Глава 2. Товар дня – неприятности

Северные Древности начинались внезапно, как шрам за искусно вышитым воротом. Один поворот – и белизна иль-де-вирельских фасадов, щедро умытых светом, обрывалась, будто её вычеркнули с улиц города. Камни на мостовой становились шершавыми, как обрывки чужих воспоминаний, окна – заколоченными, перекрытыми ставнями, а вместо яркого света фонарей – лишь жалкая, тусклая пародия на свет. Время близилось к вечеру – синие сумерки медленно, но верно сгущались, скрывая под своим пологом силуэты нашего трио.

Это место не вписывалось в остальную ткань города, и всё же продолжало на ней жить, как паразит – или как забытый бог. Я слышала, как его называли: помойное кладбище, район утечек, портовый палимпсест. Я нарекла его иначе – место, откуда проще уйти, чем исправлять его. Когда Совет лет двадцать назад принялся за капитальную реконструкцию Иль-де-Вирела, деньги текли, как весенние реки: новые арки, мраморные лестницы, площади, что сияли белизной даже в дождь. Но до Древностей руки не дошли – или не захотели дойти. Там были дома с историей – да такой мерзкой, которую всем было удобнее не разворачивать. Многие постройки принадлежали старым семьям: древним, упрямым, а иногда – и политически опасным. Кто-то жил там по-прежнему – среди призраков былого величия и ржавчины. Кто-то давно уехал, но оставил за собой печати, проклятия, заклятия – которые не отменишь ни золотом, ни голосованием. Магистр Теней, Эврен, шагал со мной рядом молча, но я знала – он чует, как и я: под нашими ногами шепчет спрятанный ото всех пласт Шардена – забытые клятвы, старые, тайные алхимические погреба, обрывки сетей, по которым неспешно, посмеиваясь, скользила Тень.

– Почему они просто не снесли этот район? – спросил Ирис, качая головой и пиная металлическим носком ботинка с пути что-то очень неэстетичное и дурно-пахнущее. Я не ответила сразу – Эврен тоже промолчал. Этот баран открыто недолюбливал Талькара, считая его слишком назойливым и порой лезущим не в своё дело – это был еще один из бесконечных предметов споров между мной и куратором. Я считала – а чего надо было ещё ожидать от бывшего вора? Галантности и манер, достойных элериарха? А Хаэль всегда закатывал глаза и пытался доказать мне, что раз этот прохвост получил звание Асессора Совета – он должен ему соответстовать. Один раз он меня так взбесил своими нравоучениями насчёт моего друга, что я бросила в эту теневую рожу свою толстую записную книгу, в которой делала пометки во время заседаний Совета – та, совершив крутой вираж – прилетела ему острым углом прямо в лоб, оставляя дивной красоты алую царапину. Мы потом месяц не разговаривали – один из лучших месяцев прошлого года.

Ветер, пахнущий прелыми перьями, нечистотами и медью, потянул меня за капюшон – я вспомнила, что нужно ответить Ирису:

– Потому что боятся, что с обломками выйдет наружу то, что… или кого… они спрятали. Тайны Совета и Шардена – неисповедимы. И я бы не стала в них лезть. – я повернула голову вбок, посмотрев снизу-вверх на великий-Пятый-Лик-Совета – Магистр Теней, не смотря на нас, чеканил шаг рядом. Невысокие каблуки его ботинок стучали военным маршем. То были шаги не просто одного из Семи – это был шаг великого Мага Тени, преисполненный тихой самоуверенности и скрытой угрозы. Его молчание раздражало – не потому что было пустым, а потому что в нём чувствовалась власть. Такая, что не кричит, не требует, не угрожает. Просто есть. Я неосознанно сжала кулаки – потому что рядом с ним всегда тесно, даже если между нами три шага. Иногда мне казалось, что он слушает не мои слова, а то, чего я не говорю. И от этого хотелось кричать – он знал, как на меня давить. И даже когда молчал – всё равно давил.

Ирис щёлкнул пальцами, заставляя уличный фонарь мигнуть, будто в насмешку.

– Звучит, как начало байки. Только без счастливого конца, – буркнул он, вытаскивая из-за лацкана плаща кинжал, не совсем ради угрозы, скорее – как привычку. Друг безумно любил своё оружие – это действительно был потрясающий красоты клинок. Даже меня он завораживал, хотя я питала тёплые чувства только к своему луку; и в целом – предпочитала дальний бой ближнему. Вместо обычной гарды отполированное до блеска стальное лезвие кинжала венчала роскошная, отлитая лучшим кузнецом Шардена, бронзовая, нагая дева, инкрустированная сапфирами цвета ночного неба в самых…интересных местах. Не знаю наверняка, доводилось ли этой красотке убивать людей – но судя по тому, что Ирис любил беседовать со своей подопечной, не выходил без неё из дома и даже дал ей имя – Селин – думаю, она определенно уже пробовала кровь врагов на вкус.

– Ты думаешь, они просто забыли про эти улицы? Очень оптимистичное мышление, я бы сказала – радужное. – усмехнувшись, я бросила взгляд на заколоченное окно, где шевельнулась тень, слишком густая, чтобы быть просто ветром или мороком – и спешно отвела глаза. В Древностях лучше делать вид, что ты ничего не видел.

– Нет, – хохотнул Ирис, забавляясь с клинком. – я думаю, они специально забыли. Как забывают имя мертвого любовника.

Переулок резко свернул на улицу Серебряной Кости – чертовски поэтично! А главное, с каким намёком и уважением к серебру теневых татуировок! – будто сам уводил нас прочь от глаз обитателей Древностей. Дома сгрудились ближе, как свидетели заговора, и воздух стал вязким – тягучим от старой магии, заклинаний и утечек. Здесь пахло медью, смолой и боги знают, чем еще. И в этом запахе – Тень – её прохладное дуновение не спутаешь ни с чем, почувствовав даже один раз в жизни. Эврен остановился первым – резко, как будто аварийная остановка магпоезда – я едва не врезалась в черную глыбу его спины и тихо ругнулась, в последний момент весьма успешно отшатнувшись назад.

– Здесь, – Магистр Теней кивнул на грязные окна лавки, из которой, судя по всему, и произошла кража.

– Ну-ну… нас вообще ждут, теневик? – насмешливо спросил Ирис, присвистнув и осмотрев лавку «Мотыль и Черниль».

Северные древности – это место, где камни мостовых ещё хранят запах лошадиного пота и прогорклого вина, а фасады домов – лежат будто маски на лицах трупов. Район затаился на отшибе, самой окраине Иль-де-Вирела, за целой сетью полуразваленных арок, под чёрными тенями шпилей, как человек, который слишком много видел и теперь притворяется мёртвым, чтобы его оставили в покое. Здания здесь – старинные, с лепниной, облупленной, как высохшая кровь на кожаном плаще. Местные маляры замазывают трещины, но краска облезает уже к следующему дождю. Вроде бы более-менее чисто, вроде прилично – но стоит присмотреться, и замечаешь: древесная гниль под лаком, трещины как будто уже не на стенах, а в самом воздухе – настолько здесь было неуютно. По улицам неспешно прогуливались женщины в достаточно откровенных нарядах из тусклого шёлка – и неприятного вида мужчины с глазами, знающими цену молчанию. Здесь полно борделей, завуалированных под «чайные комнаты» и «заведения для гурманов». Всё… относительно легально, но каждый понимает, что на деле – это мягкая яма, в которую падают те, кто слишком устал от жизни – или наоборот, пресытился ею и ищет новых впечатлений. Дворы в Северных Древностях всегда тёмные. Даже днём сюда не попадает свет – будто само солнце воротит от них свои лучи. На севере района, нависая над крышами маленьких неказистых зданий – маячит полуразрушенный амфитеатр, где теперь ночуют бродяги и тусуется всякий магический сброд. Вечером здесь пахнет палёным ладаном, горячей пылью и чем-то кисло-сладким, будто сгнившие фрукты… или что похуже.

Но есть в этом всём и нечто притягательное – особая патина упадка, бархатная, желанная, как голос дорогой любовницы. В здешних переулках всё ещё можно найти редкие лавки, а в них – алхимические трактаты с живыми формулами на полях, странные кости в шкатулках, непонятные разуму вещицы и артефакты… И, конечно, самую знаменитую достопримечательность Древностей – лавку редкостей «Мотыль и Черниль», что уже давно умело балансирует на грани между знанием и безумием. Лавку держали двое – маг Мотыль и его мирид Черниль. Этот дуэт был воистину гениальным – она изобретатели – Мотыль был родом из Мехаэрии, и искусно владел своим откликом Ферона на высочайшем уровне – периодически изобретая для Совета и Иль-де-Вирела "что-нибудь этакое". Мотыль был немного не от мира сего, но определенно поцелованным самими богами – и служил доверенным лицом Совета, а именно – лично госпожи элериарха. Именно поэтому ему и было поручено дело по созданию подобия Сферы Отклика – более Ауриэль никому не могла доверить столь важный процесс.

Черниль же – был изобретателем-подмастерьем Мотыля, но, как и всякий уважающий себя мирид, служащий торговцу – помогал своему магу в организации документации, счетах и прочей бумажной волоките, которая творческим людям определенно была чужда. К чему забивать голову наискучнейшими бумажками, если вместо этого можно изобретать, чудить и вытворять? И лучшие умы Иль-де-Вирела до сегодняшего заседания Совета думали, что их приближенных точно не станут искать в такой глуши, как Северные Древности.

Лавка "Мотыль и Черниль" была закрыта. Нет, не так, как закрывают на обед или переучёт – дверь была оплетена тонкими нитями фероновой вязи – один Ферон разберет, что будет, если коснуться её без дозволения хозяев – я бы ни за какое количество кристальных булочек не рискнула. На дверном стекле мерцал символ доступа – серебряная спираль, означавшая, что ждут лишь тех, кто знает, как постучать. Или кого впустят по велению хозяев. Или – разумеется, все двери всегда услужливо открывались перед Ликами Совета – "проходите-проходите, ваша млсть, чес-н-н слово, всё законно".

– Элегантно, – пробормотала я, рассматривая затейливую вязь. В прошлый визит в лавку дверь была просто открыта. – Что делать, о великий Пятый-Лик-Совета?

– Подумай головой, пепельница. – буркнул Эврен, бросив на меня недовольный взгляд; а затем – едва коснулся серебряной спирали своим кольцом-печаткой со знаком Совета. Такие кольца носили все Лики Совета – Асессоры такой чести, разумеется, не удостаивались. Тяжелые, серебряные кольца из литого серебра с эмблемой Совета. На внешней стороне кольца тускло поблёскивал выгравированный символ – не сразу бросающийся в глаза, но – чем дольше на него смотришь, тем труднее отвести взгляд. В центре – око, почти абстрактное, с зрачком, вырезанным так, что он казался утопленным в металле. Не отражающий свет, а вбирающий его, будто маленькая пустота. Этот зрачок не смотрел – впивался, просвечивал сквозь плоти и маски, и в его присутствии трудно было не почувствовать себя обнажённым до самой сути. Око вписано в кольцо, как в щит: тонкий круг из светлого металла, почти лишённый украшений. Но за этой простотой скрывалась строгость древней печати – символ целостности, порядка и власти, что стоит во главе всего. Печать не угрожала – но от неё веяло тяжестью как от того, кто слишком много видел и знал. Не просто взгляд, а присутствие, способное напомнить тебе, что никакая ложь не скроется навеки.

Нити с двери услужливо и мягко расплелись, как бутон в обратную сторону. Дверь отворилась и нас втянуло в полумрак, ярко пахнущий лаком и жаром медных механизмов. Внутри было тихо. Но это было не той тишиной, что рождается из отсутствия звуков – а тишиной… неприятной. Как перед бурей, когда лес замолкал, а его обитатели прятались по норкам в ожидании чего-то страшного. Полки тянулись до потолка, плотно уставленные артефактами: неизвестного рода зелья в кристаллических ампулах, компасы, что мерцали при взгляде на север, непонятные кольца с движущимися знаками (кажется, тоже что-то типа указателя пути), стеклянные шары с заточенными внутри… чем? кем? В лавке было темно, душно и невероятно тесно. Пространство будто нависло над нашей троицей, намереваясь сожрать и проглотить. Я поежилась от неуютности места, отодвигаясь от мужчин – мол, негоже приличной деве стоять столь близко. Шучу, я просто на службе – надо держать лицо, не подумайте там, что мне палец в рот не клади. Еще как клади – могу и откусить. И не только палец.

– Вы опоздали, – отозвался тихий голос. – На два часа и тридцать восемь минут. Мы уже давно заварили чай – надеюсь, вы пьёте горькое?

Мотыль, хозяин лавки, вышел из-за ширмы. Выглядел он, как всегда, чертовски очаровательно – и при этом умудрился запачкать халат машинным маслом. Высокий, угловатый, в тёмно-бордовом халате с золотыми узорами и расстёгнутым воротом, из-под которого выглядывали ожоги – следы неприятной истории, когда маг чуть не погиб, в очередной раз создавая шедевр артефактной магии. Седые волосы, уложенные в неестественно строгий узел, оттеняли глаза: серые, блестящие, хитрые и слегка безумные.

– Мы ожидали вас раньше, Магистр, – он кивнул Эврену. – И, разумеется, госпожа Асессор. Айлин Мирст. Серебряные метки – заметки самой Тени, настоящая честь. Впечатляет.

Я чуть прищурилась в ответ, склоняя голову набок. Когда такие, как Мотыль, начинают разговор с комплимента – значит, они хотят, чтобы я была у них в долгу. Или я уже в долгу – просто я ещё не заметила. Торговец определённо не из тех, кто раскидывается добрыми словами. Он смотрел наигранно невинно, слишком невинно для того чтобы это было честно. Прямо-таки святой в лавке с порохом. И нет, я не питала иллюзий: Мотыль был не гением – гении хотя бы оставляют инструкции. Он – ходячая катастрофа с мозгами, которые Совет держал под замком. А теперь его лавка – в центре расследования. Прелестно. Осталось только, чтобы один из его умных чайников заговорил в защиту. Но – его допросом займутся лигаты. Наша задача – изучить теневые отпечатки и саму лавку, не более.

– А вы, господин?… – наклонил голову Мотыль, с интересом рассматривая Ириса.

Тот в ответ отвесил чрезвычайно глубокий поклон – боги, вот позер, прямо не хватало реверанса – и представился:

– Что вы, млорд, какой я вам господин. Ирис Талькар, – протянул он руку для рукопожатия, которую Мотыль охотно принял. – Асессор Совета, прибыл с нашей мини-теневой делегацией. На наших друзьях Этерны лежит ответственность за магические отпечатки, а на мне – за исследование физического состояния вашей лавки. Авось где улика обронена, или клочок ткани оставлен, ниточка, пылинка, след… а я, знаете ли, Совету многих помог поймать да на чистую воду вывести. – хищно прищурился Талькар, невзначай отодвинув полы плаща для демонстрации любимого клинка.

Радость Ирису в глазах торговца… слегка поубавилась.

– Черниль! – позвал он, не оборачиваясь. Откуда-то из угла, вставая из-за кипы свитков, медленно поднялся второй обитатель лавки. Черниль. Маленький мирид, с мехом цвета выцветших чернил и огромными янтарными глазами. Одет Черниль был в строгий классический жилет, от которого веяло страшным бухгалтерским пафосом. Бойтесь, денежки, бойтесь, дарии, кнаты и фрасы – я вас всех посчитаю! – прямо-таки кричал весь его образ. Черниль держал в лапках пухлую папку, исписанную аккуратнейшим почерком. Хвост – бодрый, направленный вверх, пушистый, точный и выверенный, как восклицательный знак в конце высказывания. Вот такой восклицательный знак!

– Не наследите мне тут! – не здороваясь, зашипел Черниль, подходя и грозно глядя на наши грязные ботинки. – Мы буквально вчера провели генеральную уборку. – он нахмурил пушистые брови и вернулся к делу, оглядывая всех нас. – Хищение произошло сегодняшней ночью в третьем часу. Мы проснулись от шума, обнаружили кражу и сразу сообщили об этом лично госпоже элериарху. Удивительно, но проникновение произошло через задний люк – тоже опутанный в целях безопасности вязью. Она была видоизменена, видно, что кто-то заходил. Мы редко пользуемся задним входом и поэтому он всегда заперт на заклинание, войти могут только свои или по приглашению, но, по всей видимости…

Ирису не нужно было приглашения. Он всё-таки до сих пор был вором – из тех, кто мог взломать восемь замков с закрытыми глазами, и только потом спросить, зачем они вообще были нужны. Пока мы отвлечённо говорили с Мотылём и Чернилем – о том, где располагался артефакт, о причинах его нахождения в лавке, о том, сколько он пробыл в магазинчике, и, конечно, о том, кто знал о нахождении Сферы Отклика здесь; он скользнул вглубь лавки – как дым, как мысль, которую невозможно было поймать за хвост. Его глаза цепким взглядом скользили по деталям: неровно сдвинутые полки, крошечная трещина на витрине, едва заметный осколок стекла в углу, где, по идее, не должно было быть ничего хрупкого.

– Здесь был кто-то очень лёгкий, – пробормотал он себе под нос, присев у витрины. – Или… очень осторожный. Вроде не задел ничего, но вот эта пыль… – он провёл пальцем по полу. – Она не отсюда. Смотрите, здесь есть маленький камешек, – он показал на действительно крошечный кусочек камня, который будто выпал у кого-то из подошвы ботинок. – У вас были посетители после того, как вы обнаружили пропажу? И, говорите, генеральная уборка была вчера вечером?

Мирид и Мотыль отрицательно, синхронно покачали головами, уверив нас, что ночью они сразу отправили тенегласс прямиком в Совет и закрыли лавку. А Черниль начал упоенно вещать о том, как он вчера драил старое дерево полов, смахивал пыль пушистыми пипидастрами – и в целом пересказал всю свою уборку чуть ли не поминутно. Это не было супер-важной информацией, но мы вежливо его выслушали – вдруг всплывет важная деталь? Хоть допросы – не наша специфика, и торговцами займутся позже – любая крупинка информации могла быть чрезвычайно значима.

– Не исключено, что это подобие улики принес кто-то из нас на ботинках, вор. Мы буквально шли сюда по морской набережной. —презрительно фыркнул Эврен, прислонившись плечом к деревянной балке, возвышающейся посреди лавки.

– А вот и нет, – не оборачиваясь, отозвался Ирис, пропуская колкость Магистра мимо ушей и не переставая изучать пол. Он наклонился ниже, провёл ладонью по доскам, будто выслушивал их сердцебиение. – Эта пыль сухая, мелкая. Не с улицы. Там сегодня дождь прошёл, ты сам видел и наверняка промочил под ним свою ограниченную башку. С набережной мы бы принесли на ботинках грязь, соль… А это – как известь. Или… – он прищурился, рассматривая внимательнее. – Молотый камень. Что-то вроде того, что используют в подвалах старых хранилищ, чтобы осушить воздух.

Я встрепенулась и переглянулась с Эвреном. Он чуть заметно закатил глаза, но примирительно поднял руки и признал победу за Ирисом. "Твоя взяла, вор," – буркнул он, засунув руки в карманы пальто. Всё в нём, как всегда, было камнем, но глаза резко потемнели еще сильнее от внимания и сосредоточенности. Мы что-то нашли. Он, в отличие от Ириса, не комментировал вслух, но мысли его явно не были праздными. В голове у меня закрутились шестеренки, медленно, но верно складывая пазл из кражи Сферы Отклика, теневой магии, подвалах… старых хранилищах… Кто-то снял фероновую вязь, прошёлся через заднюю дверь и вернул всё обратно, но…

Черниль и Мотыль тихо переговаривались в углу лавки, расположившись за чайным столиком и здраво решив не мешать нам. Ирис еще раз осмотрел пыль, уточнил у Черниля еще раз, когда проводилась генеральная уборка – в сотый раз получив ответ, что вчера вечером – утвердительно кивнул. Значит, эта улика определенно появилась сегодня ночью, в момент кражи.

– Кто-то снял фероновую вязь, прошёл через заднюю дверь и вернул всё обратно, но… – озвучила я свою мысль и остановилась, чувствуя, как у мысли вдруг прорастает корень. – Но мы же можем её опросить. Вязь. – я повернулась к Магистру Теней, встречаясь взглядом с его черными глазами – тихая дуэль пепла и угля.

– Ты… хочешь вызвать отголосок? – Эврен удивленно поднял тёмную бровь. Но голос его отнюдь не звучал как запрет, скорее, как согласие, завуалированное сомнением – "а справишься ли ты, трава в капюшоне?". Трава в капюшоне – любимое обращение Магистра Теней ко мне в те моменты, когда я его раздражала – но еще не до той степени, чтобы меня придушить. Трава – потому что я всё-таки травница, а в капюшоне – потому что я очень любила прятаться под его серым покровом. А вот если у Хаэля возникало желание протянуть ладони к моей шее – тогда он по-военному коротко гаркал "МИРСТ!" – вот тогда стоило уносить ноги.

Я чуть помолчала, задумчиво осматривая лавку на предмет теневых следов – все тянулись от того места, где Ирис все еще любовался полом, к заднему выходу – там следы тени от артефакта были видны ярче всего.

– Если вдруг вязи касались, а её касались, чтобы открыть… мы можем попробовать посмотреть, кто и чем это сделал. – хмыкнула я. Затея сомнительная – так как не факт, что мы что-то внятное увидим и вообще – что мы что-то увидим, но сейчас – это единственное, что мы можем попробовать. И, конечно, это определенно лучше, чем ничего. Я поправила прядь пепельных волос, выбившуюся из косы, заправила её за ухо, разгладила полы плаща. Нервничаю. Что-то определённо не то, в самом воздухе витало ощущение важности происходящего – все моё нутро вопило о том, что это – определенно не рядовая кража.

– Только если не прошла полная ночь, – добавил Ирис, вставая с пола, отряхивая руки и прислушиваясь к нашему диалогу. – И, если заклинание не перебили другими магиями – эй, гении, к вам никто не заходил после пропажи? – кинул он в сторону чайного столика, обращаясь к притихшим хозяевам.

– Никак нет, – в унисон ответили Мотыль и Черниль, а Мотыль добавил: —После того, как обнаружилась пропажа, я решил не обновлять заклинания – только наложил вязь на входную дверь, чтобы посетители не зашли. А про задний вход вообще мало кто знает. Я, кажись, вообще никому о нём не рассказывал – нужды особой не было.

Эврен кивком поблагодарил торговцев за ответ и подошёл ближе к несчастной двери, к месту, где едва заметная серебристая вязь тонкой нитью обвивала деревянную раму двери. Прежний узор был нарушен, это было видно – поверхность ткани магии словно бы опала, как трава после чьего-то шага, – но остаточный узор всё ещё дышал в воздухе, как тепло над углями.

Я сосредоточенно заняла позицию рядом с Магистром – мы всегда действовали по одной схеме – он призывал Тень, используя заклинания Этерны, а я смотрела. Нет, не для того, чтобы просто посмотреть, как работает великий Пятый-Лик-Совета, как вы могли подумать: а для того, чтобы…увидеть. Парадоксально, но хоть мы и были с куратором схожи по уровню магии – у меня была намного больше чувствительность к ней, я видела и ощущала даже самые малейшие колебания Тени. Не знаю, возможно, мне помогали в этом серебряные теневые татуировки – ведь у Магистра их не было, а меня эти узоры согревали от шеи до кончиков пальцев.

Он протянул руку к вязи. Тотчас на кончике указательного пальца, увенчанного тяжёлым кольцом-печаткой со знаком Совета, загорелась мерцающая, серебристая тень.

– Tenebra vestigia, – выдохом произнёс он. Голос прозвучал приглушённо, совсем негромко, но мир вокруг моментально вздрогнул, как вода, в которую уронили камень. Серебристые орнаменты на моих руках едва заметно засветились, заботливо откликаясь, пытаясь прильнуть к призванной теневой магии. Из-под ладони Магистра расползлась тень – не мрак, а тусклый серебристый свет, будто сама ночь пролила каплю своего лунного марева. Воздух вокруг задрожал, стал плотным, как вода в глубоком колодце. Пространство чуть сместилось, размываясь – я напряженно всмотрелась, медленно приближая лицо к двери… и тут из складки пространства появился серебряный теневой вихрь – аккурат на месте примятой фероновой вязи на двери. Я задержала дыхание – как будто бы лишний выдох мог спугнуть магию Этерны! Представляю, как Этерна возмущённо шипит – о, ты дышишь! Какой ужас, ретируюсь!

Я, отбросив идиотскую, по-нервному смешную мысль, вгляделась еще сильнее в дымчатое изображение. Из мягко поблескивающего светлого серебра Тени медленно поднялся силуэт – чужая рука, прислоняющая к вязи кольцо… знакомое кольцо… это что?… эмблема…Совета? Я тупо поморгала несколько секунд – кровь в жилах мгновенно превратилась в лёд. Татуировки обдали меня холодом, температура в лавке словно вмиг упала на несколько градусов. Ладони неприятно вспотели – а затылок под густой косой серых волос моментально взмок противной прохладой. Прах. Пеплов прах. Прахов пепел. Нет, это бредни какие-то. У меня га…

– Пепел, скажи мне, что я потерял хватку в Тени и вижу полную чушь. Скажи, что у меня галлюцинация, мне ведь кажется? – негромко спросил Эврен, тоже приближаясь к вихрю – и в его голосе было больше холода, чем обычно. Я бы сказала – самый северный и старый айсберг мира был бы определенно теплее, чем тон Хаэля прямо сейчас.

Мой рот бестолково открылся для ответа и сразу закрылся. Я проигнорировала Магистра и напрягла зрение еще сильнее – может, я всё-таки ошибаюсь? Может, недосып дал о себе знать? Может, я сошла с ума? Но нет – теневая рука неумолимо, раз за разом повторяла одно и тоже движение – касание кольцом к вязи. И на кольце этом гордо красовался знак Совета Семерых.

– Я… мне сказать это вслух? Ты видишь… знак? – тихо, так, чтобы услышал только Хаэль, спросила я, отводя взгляд от теневого воззвания. Я чуть повернула голову, практически нос к носу столкнувшись с мужчиной. В такие странные, воистину странные моменты – которые, слава богам, бывали в нашей работе редко – он прекращал меня раздражать, и я начинала его воспринимать правильно: как строгого, истинного профессионала, действительно великого Мага Тени. Я нахмурила брови и встретилась взглядом с его – и в этом немом диалоге, щедро приправленном холодной обескураженностью, пустым ощущением непонимания происходящего, глупой растерянностью и… ворохом сомнений – было сказано намного больше, чем скажи мы друг другу сейчас хоть тысячу слов.

– Потом, – быстро бросил он, отстранясь и разрывая заклинание. – Сейчас – не перечь мне, лучше – помолчи и ничего не говори о том, что ты видела. – еле слышно пробормотал Магистр, жестом приказывая следовать за ним к центру лавки. Я чувствовала, как в груди, упираясь в серебро татуировок, нарастает тяжесть, как будто лавка вдруг стала тесной, воздух – вязким. Если печать сняли своим кольцом, значит, кража была не просто дерзкой – она была…позволенной? Или, по крайней мере, не остановленной. А может, в Совете завелся предатель? Но для чего? С какой целью? Кто? Почему? А почему тогда госпожа элериарх преподнесла это как трагедию, если сама же это и могла подстроить?… Тихие шаги нашей маленькой, но гордой теневой делегации немного притупляли гудение мыслей в моей голове, но я старалась не выказывать никакого удивления.

А что такого, я, может, каждый день становлюсь свидетельницей государственной измены! И ведь правда. Кто-то утром варит от бессонницы, а кто-то – помогает раскрывать заговоры против Совета… в самом Совете? Боги, я уже скользила по чужим интригам, как по льду. Невероятно тонкому льду. Вот только ни один учебник не готовит к тому, как пахнет магия предательства – холодным потом, медью, затхлой тишиной, в которой шепчутся чужие намерения. И ни одна лекция в Круге не рассказала мне, что делать, если ты стоишь по горло в чьей-то тайне и даже не знаешь – безопасной ли? Нет, не так – насколько опасной? Может, это уже не совпадение. Может, меня просто тянет туда, где всё трещит по швам. Сердце билось уже где-то в горле. Я вдохнула на четыре счёта, задержала дыхание на четыре секунды и глубоко выдохнула на раз-два-три-четыре – стало чуть легче. Я аккуратно и незаметно вытерла вспотевшие ладони о плащ.

Но осознание всё равно било в голове набатом – и вмиг стало еще неуютнее. Тень нельзя было подкупить. Тень не лгала. Не ошибалась. Никогда. Мы это оба знали. И потому напряженно молчали – потому что истина, которую она показала, была куда хуже предположений и догадок. Я уверена, что богиня Этерна сейчас весело хохотала, изящно похлопывая в ладошки и болтая в воздухе своими красивыми ножками.

Мотыль и Черниль настороженно переглянулись, но Эврен не дал им и шанса задать много вопросов – в его походке было что-то неотложное, холодное и уверенное, как у воина, что уже услышал свой смертный приговор. С каждым его шагом воздух вокруг будто сжимался, вяз, как смола. Я встала рядом, взглядом буравя свой оплот спокойствия – Ириса – тот вопросительно поднял тёмные брови, отталкиваясь плечом от балки и заправляя ладони в карманы пальто. Я лишь едва заметно отрицательно покачала головой – большего другу не надо было. Он понял, что мы что-то нашли и сделал самый непринужденный вид, неторопливо перекатываясь с носка на пятку.

– Магистр, Асессор, что вы видели? Для нас со стороны – это было просто как дым. – всё же нарушил молчание Мотыль, осторожно, почти нежно.

– Остатки искажённой вязи. Не больше, – Эврен легко, небрежно соврал без запинки, глядя прямо ему в глаза. Я аж обалдела.

– Следы подделанного приглашения на вход. Возможно, вас предал кто-то из тех, кому вы когда-либо давали разрешение на вход через вязь. Бывшие работники? Уборщица? Сработано грязно – определенно дилетант. Но, отдать должное … маскировка хорошая. Будем искать и нечистого на руку, и саму Сферу Отклика. Не забудьте, что завтра к вам для допроса явятся лигаты Шардена во главе с Хранителем Законов Рейлтаном. Не рекомендую… злить его. И покидать лавку до их появления, а если вздумаете избежать допроса – поверьте, ни в одном уголке Эвмонара вам не скрыться от господина Лаэрка.

Он соврал! И я не выдала его! Не потому что согласна. Потому что ехидно восхитилась тем, насколько спокойно он это сделал. Надо же – даже ни один мускул на лице не дрогнул! Настоящее мастерство! Ни одной запинки, только уверенность в своих словах. Признаться, я поражена – интересно, это я его научила так виртуозно врать? Или это у него врождённое? Боги, великий Пятый-Лик-Совета врал! Врал и не краснел – от такого удивления даже кровь в моих жилах немного разморозилась.

Ирис что-то тихо сказал про подвал и следы, предварительно изъяв единственную улику – несчастный камешек; Черниль тут же деловито загудел, что сегодня же проверит списки хранителей старых (как каламбурно) хранилищ, и я кивнула – будто бы тоже участвую в разговоре, будто бы всё так, как должно быть. Мотыль что-то проговорил про то, что подготовит имена всех тех, кому когда-либо дозволялось войти через вязь. Кровь потеплела, но внутри всё равно всё стягивалось в узел, как мышцы перед падением. Вязь разорвали, варварски открыли кольцом Совета. Кольцом, что носили только Семеро. Значит… кто-то из них. Или кто-то, кому доверили его. А может, кто-то, кому позволили. И Эврен это видел. И промолчал.

А может, это был сам Эврен?…

Зачем? Почему? Для чего? Но в груди холодно бил набатом, возглавляя мою гору "зачем-почему-как-для чего" один-единственный, самый важный вопрос:

А если это я просто не вхожу в их заговоры?… История с Кругом повторяется?

Мы вышли из лавки один за другим – сначала Ирис, потом я, а следом, с задержкой в полшага, Эврен. Воздух снаружи казался слишком лёгким после того, что мы только что видели, и будто нарочно пах… выпечкой? – как насмешка. На улице было тихо, слишком тихо для вечера в таком некультурном районе, как Северные древности. Ирис было открыл рот, но Эврен грубо оборвал его: "Не здесь. Идём"

Он летучей мышью, взметнув полы своего черного пальто, свернул в переулок Дубовых Лестниц, который взялся как будто бы из ниоткуда. Мы молча последовали за ним, тихо оставляя за спиной лавку, как будто она могла взорваться от любого неосторожного, лишнего слова. С каждым шагом становилось темнее, будто мы спускались куда-то, где свет – только воспоминание. Наконец, наше трио остановилось в затхлом дворике, заброшенным и заросшим, за старой мастерской, где когда-то чинили часовые механизмы. Ржавые шестерни валялись в траве, пачкая засохшие осенние травинки – грустное зрелище.

Эврен развернулся. Лицо – как вырезанное из стали, брови сдвинуты – весь его вид кричал о предельной собранности. Черные волосы нещадно трепал ветер, грубо выдирая пряди из собранного низкого хвоста. Он посмотрел на Ириса, потом на меня, и в этих его взглядах не было ни упрёка, ни заботы – только тяжесть. Груз того, чего мы ещё не знали. Он просто смотрел на нас так, как смотрят на будущих соучастников. Боги, лучше бы он начал орать на нас за то, что мы снова себя как-то неправильно повели, чем просто… молчал. В молчании этом крылось намного больше, чем в тысяче сказанных слов. Магистр неожиданно и несдержанно потёр лицо ладонями – кольцо на его пальце насмешливо блеснуло, как бы напоминая, кто сегодня истинный гвоздь программы.

– Это не просто взлом. Это – предательство. – Он выдохнул, как будто это слово жгло язык. – И если я прав…то за этим стоят те, кто носит кольца. Думаю, какие кольца – объяснять не надо.

Слова упали между нами, как кинжал без ножен – с грохотом, разрывая, нарушая привычный ход вещей.

– Кто? Зачем? – Ирис удивлённо поднял брови, переглянувшись со мной. Я лишь молча кивнула, подтверждая слова Магистра.

– Завтра, – кратко отрезал Эврен. – Девять утра. Мой кабинет. Без опозданий. Без лишних слов. Ни с кем. Никаких обсуждений. Пока – молчите.

Магистр сделал три быстрых шага от нас, собираясь уходить, но на полпути вдруг обернулся:

– Мирст. Завтра возьми с собой Эльсу. Со всем, что у неё есть. Скажи – я разрешаю.

Я чуть приподняла бровь.

– Со всем, что у неё есть… с тем, что у неё есть на… Семерых?

– Особенно это. – кивнул Магистр и быстро исчез за поворотом на выходе из дворика, не прощаясь. Ирис тихо присвистнул – мол, "подруга, ну мы и влипли." – я тихо ругнулась в ответ. Пепел, почему снова я! Почему мы просто не можем жить спокойно?

Мы вышли из дворика – Ирис, коротко попрощавшись, свернул на улицу Речной Сетки – его путь лежал на юг, к Кварталу Молчаливых Фонарей. Молчаливые Фонари, или "молчуны" – как ласково прозвали этот район иль-де-вирельцы – полная противоположность Северных Древностей – прекрасный, страшно богатый, зажиточный район. Одним богам известно, как Ирис заработал… или наворовал? себе на домик в этом квартале. А я в душу другу никогда не лезла – захочет, расскажет сам.

Я осталась одна – шагнула на выщербленный камень у края переулка – и тут же почувствовала, как под ногами дрогнуло что-то старое, усталое. Мир за спиной – лавка, ржавые шестерни, слова Эврена, определенно вопиющая дикость происходящего – всё это ещё дрожало в памяти, но улицы Иль-де-Вирела уже тянули в свою вязь, как будто пытались успокоить меня, разложить всё на понятные вещи, якоря для шокированного сознания: ночь, улица, фонарь, лавка.

Я неспешно шла вглубь, в сторону Центрального Кольца – сердца города, где кипела торговля, пахло дорогим табаком, кристальной солью и выпечкой с Туманной площади. Мой дом был в Квартале Старых Перекатов, районе между тремя главными магистралями – улицей Скрипущих Фонарей, Сагровой линией и улицей Ласточек. Здесь жили те, кто умел скрывать свою значимость – скромные, как я, травники, архивисты, чтецы старых рун – ну да, и что, что наши дома стоят как годовой бюджет небольшой деревеньки? Здесь дома были… немного выше, чем надо (по высоте или по значению – думайте сами) и сильно старше, чем принято. Мой – пятый с конца на Теневой улице. Символично, не находите?

Я миновала Переулок Багровой Ивы, где висели смешные красные бумажные фонари с нарисованными рунами, и свернула на Закатную Пыльцу – узкую, шедшую в гору, почти вертикальную улицу, по которой лестницы ввысь вились как корни дерева – здесь было много камерных забегаловок, чайных – совсем крохотных, но улица брала количеством и огромным выбором заведений. Знакомый старик в широкополой шляпе кивнул мне – у него, как всегда, в руках были хлебные крошки для городских ворон. Вороны, кинув на меня презрительный взгляд – тоже бегло кивнули, приветствуя, но – определённо, в своей наглой манере. Одна даже каркнула мне что-то вслед – вот нахалка!

"Это не просто взлом. Это – предательство"

Эти слова всплывали вновь и вновь, как старая, заевшая песня, которую никак не выбросить из головы. А кто предал?

"Особенно это."

Словно Магистр знал. Он знал, что у Эльсы есть что-то, чего не должен был знать никто. Даже я. Странно, как легко я приняла это. Не удивилась. Не испугалась, лишь ощутила внутри глухой отклик. Как если бы где-то в глубине уже давно знала: всё это – не совпадение. Ты снова в грёбаном эпицентре неприятностей, Айлин.

Я остановилась у булочной на углу Переходного склона – в витрине светилось мягкое золото багетов и пирогов. Именно этот запах я почувствовала в самом начале. Выпечка. Как насмешка. За стеклом милая, полная, ярко-рыжая мирида-пекарь перекладывала горячие булки. Жизнь шла. Никто не знал, что внизу, в лавке у Древностей, мы только что наткнулись на край чего-то большого, шепчущего, древнего. Захватив у доброй булочницы парочку кристальных булочек к чаю – я тихо свернула на Улицу Забытой Воды. Здесь один из каналов был засыпан ещё до моего рождения, но воздух всё ещё всегда пах сыростью и камнем. А потом взяла курс на свою улицу, Теневую. Надеюсь, Торш не сильно волновался, уже вернулся домой и хоть что-то поел. Я сильно задержалась сегодня, а мой мирид имел, хоть и милую, но определённо дурную привычку не садиться за стол без меня.

Я шла медленно – от усталости каждый шаг отдавался в черепе гулом. Мысли, как сорвавшиеся книги с полки, падали беспорядочно – одно слово Эврена, произнесенноё его холодным баритоном – снова и снова: предательство. Я знала, о чём он говорит – и от этого было только хуже.

Теневая улица встречала меня своим привычным шёпотом. Здесь дома были богатые, зажиточные, но с лёгким налётом прожитых лет – вросшие в камень, как лишайник, с потемневшими крышами и широкими, потёртыми окнами. Лишь множество магических фонарей с янтарными сердцами несли тепло, не сильно яркое, но живое. Местные давно привыкли к тишине – Теневая не терпела суеты. Её можно было сравнить с чопорной дамой элегантного возраста – той, что всегда носила шляпку, кружевные перчатки и меняла туалеты к каждому приему пищи.

Мой дом стоял пятый с конца, как всегда – чуть в стороне от остального мира, будто сам себе был убежищем. Его легко было пропустить, если не знать, куда смотреть: тёмно-серый фасад, через который кое-где пробивался плющ, а по стене плелась жиластая глициния, что цвела раз в год – аккурат в день смерти родителей. Перед домом – небольшой палисадник, где среди горшков с иссопом, шалфеем и полынью, привычно цокали когти Торша, если он встречал гостей. По весне мы ставили сюда столик, плетёные стульчики и небольшой диван – и каждый вечер превращался в ритуальное чаепитие, которое проводилось за тёплыми беседами и созерцанием смешных пиккил, которые игрались в растительности со светлячками.

Серебристая калитка встретила меня скрипом – "хозяйка, яви-и-и-и-лась". Гравировка на её поверхности чуть светилась в полумраке: вязи защиты, метки рода Мирст и, конечно, теневые заклятия тишины, отвода глаз и всякого такого. Иногда очень удобно владеть тем, что другим неподвластно – порой это дарует определённую…приватность. Над калиткой колыхнулся колокольчик – звякнул чуть слышно – но в окне прихожей тотчас загорелся свет – конечно же, Торш был дома и услышал волшебный, желанный динь-динь, возвещающий о моем возвращении.

Внутри было тепло. Воздух пах пеплом, травами, мёдом, сушёной календулой и чем-то туманным – остаточным следом магии, что впиталась в стены. В прихожей меня уже ждал Торш, переодевшийся в домашний зелёный костюм – смешной, пушистый свитер, носки в тон и такие же штанишки.

– Живая. – недовольно проворчал он, обнюхивая мой плащ и забирая бумажный пакетик с булочками из моих рук. – Я уж начал думать, что тебя снова занесло в катакомбы с идиотами.

Я сбросила плащ и чмокнула его в тёплый, мягкий, пахнущий мёдом лоб.

– Почти. Только вместо идиотов – совет, вместо катакомб – Зал Совета. Всё как обычно… вот только…

Торш заинтересованно навострил уши, вглядываясь янтарными глазами в моё лицо. Я закрыла за собой дверь и, прошептав тихое "Ignira." – зажгла все лампы, прошла в гостиную. Всё на месте: мягкий диван, в котором можно утонуть, подушки с вышивкой, старинный стол, заваленный записями и пузырьками с настойками. Резные деревянные полки с книгами, подпёртые валунами и полевыми цветами – да, отличная опора, я знаю. Но я всё-таки травница – питать слабость к цветам – моё кредо. Я опустилась на диван, без сопротивления проваливаясь в его уютную бездну. Торш мягкими шажочками приблизился, расчистил на столе место и поставил на чайник чая из плачущей мяты. Когда только успел заварить? Мирид достал из пакета булочки, располагая их на белом блюдце с золотой каёмкой по краю.

Я благодарно улыбнулась и прикрыла глаза – надо было проверить качество охранных, защитных заклинаний, а главное – теневых заклятий тишины. Прислушавшись к теневым колебаниям – всё было в порядке – я, наконец-то, расслабилась и застонала, откинув голову назад, на спинку дивана.

– Не томи! Рассказывай! – Торш забрался на диван и лёг рядом, в качестве подушки избрав мои колени. Я задумалась всего на мгновение – могу ли я просветить Торша? Он же Хранитель моей Нити и априори не может нанести ни мне, ни чему-либо, связанному со мной – вред. Здраво рассудив, что врядли мой мирид захочет быть убитым от нарушения Ритуала Доверия – я коротко, но в красках пересказала ему все детали произошедшего. К концу моего эпоса сонливость Торша моментально испарилась, уступая место серьезной заинтересованности и взволнованности.

– То есть ты хочешь сказать… – прежде чем продолжить, он воровато оглядел гостиную, как будто кто-то хитрый, маленький и проворный мог спрятаться в пучках лаванды и подслушивать. – Что в Совете есть предатель? Что кому-то настолько плевать на расположение самой госпожи элериарха, что он… или она… решили так грязно лишиться своего положения?

– Да, похоже на то. Мы пока сами не знаем, кто бы это мог быть, у нас нет подозреваемых… будем обсуждать это завтра в кабинете куратора. Вместе с Талькаром и Эльсой. – прогудела я, закрывая лицо ладонями. Боги, какой тяжелый, сложный и длинный день – голова просто раскалывалась.

– Магистр Теней решил допустить к этому даже господина Ириса? – присвистнул Торш, и кисточки на его ушах затрепетали от удивления. Он поправил высокий воротник шерстяного свитера (зачем ему еще дополнительный слой шерсти?) – Если он доверяет в этом деле даже Талькару – кажется, всё серьезно. Что вы скажете Совету? Вы ведь должны… ну… отчитаться о проделанной работе? – мирид задумчиво почесал шею.

– Не знаю, Торш. – ответила я, рассматривая сквозь просветы между пальцами потолок гостиной – чудо какой хороший! Деревянный, со свисающими пучками трав и мерцающими прямо в них маленькими магическими огоньками. – Всё будем решать завтра. А сейчас – давай попьём чаю и пойдем спать?

Мирид с энтузиазмом принял моё предложение – я подхватила чайничек, который он принёс – и наша маленькая процессия двинулась на кухню. Я ласково называла кухню Очаговым залом – потому что именно там начинаются утренние ритуалы, заканчиваются вечерние разговоры, туда тянется Торш за мёдом, здесь я по утрам завариваю чай из плачущей мяты. Полукруглая комната с большим камином, где всегда горит мягкое, тёплое пламя – оно поддерживается магией дома – греет, но не обжигает. Стол – круглый, древний, с ножками в виде корней. Множество подвесных баночек с травами, сушёными лепестками, кристальной солью, ягодным порошком и другими чудными штуками. Ирис постоянно что-то подворовывал из моих запасов, а Эльса, смеясь, всегда сдавала мне вора.

Окна кухни выходят в маленький внутренний двор – тот самый, где весной просыпаются фиалки между плит, где плющ ползёт по стенам соседнего дома, а глиняные горшки с лавандой и душицей стоят вдоль подоконника снаружи. По утрам сюда заглядывает солнце, золотя края зелёных занавесок и зажигая в воздухе пыльные искры. Иногда мимо этого двора пробегают дети, чей смех долетает до кухни вместе с запахом свежего хлеба из булочной на Переходном склоне. Кухня всегда тёплая, словно выдох дыхания после чашки травяного настоя.

У двери – коврик, на котором Торш… иногда… любит спать, свернувшись в клубок. Мне это не нравилось, но боги разберут этих миридов – в доме столько удобных мест, мягких, тёплых – а он спит на ковре. На стенах – старые деревянные полки, перекошенные, как будто им не хочется держать равновесие, но на них стоят баночки с надписями от руки: «Лунный мох», «Синегривка», «Лунная шелуха». Некоторые светятся в темноте. Кое-где свисают связки чеснока и красного перца – не столько для кулинарии, сколько для отпугивания недобрых духов, если вдруг решат заглянуть.

Плита – старая, с чугунной дверцей и магическим подогревом, подконтрольным только мне. Один неверный жест – и тесто превращается в уголь, а зелье вскипает до потолка. Над ней – старый капюшон вытяжки, увитый чугунной лозой. На столе всегда что-то лежит: травы на просушке, недописанное письмо, странные перья, свёрток с ингредиентами, принесённый с рынка. Окно – большое, в деревянной раме, с потёртым, но чистым стеклом и маленьким стеклянным подвесом, переливающимся в солнечных лучах всеми цветами радуги. Рядом – буфет, заскрипевший временем. Его дверцы украшают выжженные еще прабабушкой руны, сдерживающие запахи – чтобы аромат настоек и зелий не мешался с запахом душистого пирога или чая. На нём – моя любимая кружка, с выбитым в ободке узором из кристальных булочек. И блюдо с сушёными ягодками, посыпанными серебристой пыльцой. Торш иногда их ворует и потом делает вид, что не при делах. В этой кухне рождаются рецепты, беседы, заклинания, как будто сама комната умеет слушать, подсказывать, шептать на ухо идеи, пока варится настой и за окном шелестят листья.

Здесь – за беседой ни о чем, парой чашек чая и лёгким ужином из отварного картофеля и мясного рагу – мы и провели тот самый час, когда вечер плавно перетекает в тёмную лунную ночь, которая заботливо укрывала своим чёрным плащом улицы и крыши домов. Торш пересказал мне события дня в "Пеплотравах— ничего особо интересного, только кратно вырос спрос на синегривку – не удивительно, с такой-то погодой. Мирид рассказал, что в гости заглядывал Имитр Свиллин и просил передать, что эликсир лунного рассвета в этот раз вышел воистину потрясающим и невероятно успокаивающим нервы. Я посмеялась – почти уверена, что Имитра успокоил не сколько эликсир, а сколько огромная выручка от продажи тенлистов. Так, похихикав, мы завершили трапезу и потихоньку засобирались готовиться ко сну. Торш отправил меня в ванную, а сам остался прибирать на кухне – я не просила его об этом, но он прекрасно понимал, что день у меня выдался премерзкий – а завтра будет еще сложнее. Поэтому – ничего важнее отдыха сейчас не было.

В ванной я сбросила надоевшее за день, прилипшее к телу от влажности воздуха и холодного пота, платье, оставляя его на краю черного каменного пола. Он прохладный, полированный, с прожилками серебра, словно замёрзшие молнии под гладью льда. Эти линии всегда казались мне похожими на татуировки на моих руках – такие же извилистые, такие же необратимые.

Ванная – большая, глубокая, широкая – выдолблена как будто прямо из небесного тела, метеорита – тёмного, пористого, с крошечными искрами, как будто кто-то всыпал в него горсть чужих воспоминаний. Вода внутри – мягкая, почти шелковая. Она мерцает, будто светится изнутри, и пахнет… как тишина перед грозой. Не знаю, проделки ли это магии родового гнезда Мирст или просто физика – ванная-то каменная – но эффект был потрясающий. Я любила аромат улиц до и после дождя – он ни с чем не сравнится. Распустив столь надоевшую за день косу – я опустилась в горячую воду, застонав от наслаждения. Боги, оказывается, я продрогла до костей – вода мягко обняла моё тело, согревая не только кожу снаружи, но и душу внутри – сразу стало радостнее жить. Немного подремав, промыв волосы и кожу мылом с ароматом морской соли и ванили – я осторожно вылезла из ванной, укутываясь в тёплое полотенце, пахнущее корицей и тисом.

Я медленно прошла мимо полок: здесь всё по местам. Мыло с запахом лунной пыли, сосуды с зельями от тревожных снов, щётки для волос, сплетённые из перьев тех птиц, которые поют только в Забытой роще. Всё – моё и моих почивших родных. Всё – как якоря, за которые я цепляюсь, чтобы не утонуть.

У раковины, изготовленной из того же куска камня, что и ванная – висит большое зеркало в старинной, ажурной раме. Я потерла лицо руками и подошла к нему – в зеркальной глади отразилась моя уставшая физиономия – еще бледнее обычного. Глаза – определенно, слишком большие для моего лица – серые – в тон моим серебряным татуировкам. Волосы распущены – густые, длинные волосы цвета пепла, мокрые, как лоза после дождя. Логично было бы предположить, что брови у меня тоже серые – но тут вы не угадали – по какой-то причине (ни у кого в моей семьи, когда они были живы – не было такого) мои брови могли посоперничать за темноту с волосами Магистра Теней. Но мне нравился этот контраст – и я не хотела его менять.

Но главное – татуировки. Они серебрятся на коже – начинаясь от шеи, они тонкими узорами, искусной вязью тянулись по груди к рукам, продолжаясь до самых кончиков пальцев – живые, пульсирующие в такт дыханию. Тонкие, как резьба, начерченная светом на чём-то слишком древнем. Переплетаются на запястьях, вдоль шеи, за ключицами, уходят под кожу. Они – не просто знаки. Это – моя история. Мой путь, выжженный самой Тенью. Когда-нибудь я поведаю вам историю о том, как и за что я их получила.

Я неспешно почистила зубным порошком зубы, расчесала волосы, нанесла на них масло с лёгким табачным ароматом – я никогда не раскуривала трубки, которые так любили многие жители Иль-де-Вирела – но аромат пепла и табака мне очень нравился. Переодевшись в длинную ночную сорочку и опустив ноги в пушистые домашние тапочки – боги, как хорошо! – я поплелась в спальню.

На входе в спальню я отодвинула занавесь из плетёных нитей – она поприветствовала звонким, почти поющим шёпотом. Этот звук всегда встречает меня, когда я возвращаюсь. Спальня— мой личный тихий остров в беспокойном море. Здесь тепло пахнет табаком, мятой и старой бумагой.

Каждую ночь, перед сном, как и сейчас – я подхожу к маленькому алтарю Этерны, расположенному на деревянном комоде, в котором я хранила белье и всякие мелочи. Алтарь не для молитв – для памяти. Чаша для пепла, ведьмовское черное зеркало без отражения, гладкие камни и кристаллы всех стихий. Я отдаю дань уважения богине, прочитав короткое, тайное воззвание благодарности теневых ведьм к ней – за то, что она защищала нас и благословила частичкой своих сил. Прошептав короткое "Ignira." – в спальне, как и во всём доме сразу – становится темно, но не страшно. В углу мягко светится ночник, на потолке танцуют мягкие, серебристые теневые блики заклинаний защиты – но их вижу только я.

Кровать с высоким мягким изголовьем встречает тёплым, тяжелым одеялом, набитым гусиными перьями, и подушками, в которых прячется уютный запах дождя. Я сажусь на край, скидываю тапочки и забираюсь под защиту одеяла – святая Этерна, вот бы просто хоть один день так пролежать… Торш уже устроился в углу спальни, в своём любимом, мягком, объёмном кресле. Он спит в своей смешной пижаме – светлая рубашка и штаны с узором в виде клубничек. Не знаю, где он её взял, но такое чувство, что это его внутренняя насмешка над любимой кружкой Имитра Свиллина. Я улыбнулась, посмотрев на мирида – Торш спал свернувшись, уткнув нос в хвост, уши чуть подрагивают – то ли я ему помешала, то ли что-то снится. Иногда он приходит спать ко мне, когда думает, что мне не хватает тепла. Иногда – просто чтобы поиграть с уголком одеяла. Вот и сейчас – услышав, что я пришла – лениво перебрался ко мне в постель. Я прижимаюсь к подушке – пахнет дождём, но не холодным ливнем, а тёплым, июньским дождиком. Устало закрываю глаза.

– Завтра тогда я в "Пеплотравы" пойду, – вдруг ворчит Торш, устраиваясь на соседней подушке и не открывая глаз. – Думаю, тебе завтра будет не до этого. – мирид забрался под одеяло – и вмиг стало еще теплее.

– Да, – шепчу я в подушку. – Я пока не знаю, чем всё это кончится… и к чему приведет. И что мы найдём.

– Честно, я думаю, что вы нарыли что-то страшное, – важно отвечает Торш. – Надеюсь, тебя не убьют за то, что ты сунула свой нос не туда, куда следует. – вообще не обнадеживающе буркнул мирид.

– Ну, спасибо. Я вообще-то всего лишь выполняла свою работу. Ты не забыл, что я – Асессор Совета?

– Забудешь про такую важную шишку, как же.

Я ткнула его в бок пальцем.

– Полно тебе. Грядет что-то… значительное. Меня это пугает. Пять лет было тихо.

Торш вздыхает, перескакивает чуть выше, устраивается удобнее – как будто охраняет границу между мной и этим страшным миром.

– Всё будет нормально, – бормочет он. – Вы справитесь. Страшнее Тихого Круга, надеюсь, не будет ничего.

– Я тоже. – прошептала я, погладив мирида по уху – тот тихо замурчал, проваливаясь в сон – и я вместе с ним.