Бригада «УХ», или Будни и праздники некроманта

ГЛАВА I. Авоська и «ситуайен»

Я шла по пустынному кварталу Сен-Жермен-де-Пре с модной в этом сезоне холщовой авоськой, набитой до верху всякой всячиной. Париж, словно тайный любовник, не отпускал меня из своих мистических объятий вот уже чуть больше пятидесяти лет, и всё это время мы оба абсолютно не менялись, словно мгновения, протекая сквозь нас, не затрагивали нашей истинной сути. Порой меня охватывала жажда философствовать на эту тему, но не сегодня.

– Мадемуазель! Вы уронили! – окликнул меня один из редких прохожих.

Внешне, несмотря на свой семидесятидвухлетний жизненный стаж, я выглядела как юная девушка: сказывалось действие эликсира бессмертия, который мне пришлось выпить в потустороннем мире, когда я наведывалась туда полсотни лет назад. Я оглянулась и бросила рассеянный взгляд на хилого юнца в рваных джинсах, державшего в руках небольшую оранжевую тыкву, выпавшую из моей сумки.

– Дурашка! Это же я! Я сама выкатилась тебе навстречу! – возразила тыква, неожиданно выпучив два белесых глаза, закрытых до этого времени оранжевыми веками.

У неё во рту торчали через раз внушительные острые зубищи, что делало её кокетливую улыбку слегка устрашающей.

– Простите! – пробормотал прохожий и, беспомощно разжав руки, рухнул в обморок.

– Ну что за мужики пошли! – возмущённо возопила тыква с пыльного тротуара, откатившись к моим ногам. – Своё счастье в руках удержать не могут!

– Это потому, что ты опять ведёшь себя неатыкватно, Яква! – с напускной строгостью заметила я, поднимая её за хвостик.

– Я не Яква, а Выква! – завопила тыква. – Сколько можно повторять?! У тебя что уже старческий склероз, Эжени?!

Я только усмехнулась в ответ. Конечно, я помнила её имя, но очень уж забавно тыква реагировала на подтрунивание. Кстати, появилась она в моей жизни очень вовремя, в тот самый момент, когда я стояла на пороге отчаяния и нуждалась в поддержке такой вот безбашенной, весёлой сущности, способной развеять моё мрачное настроение. Так вот стоило мне однажды в ночь с 31 октября на 1 ноября срезать этот оранжевый плод чьего-то разбушевавшегося воображения, как бы случайно выросший под моими окнами по странной прихоти судьбы, как жизнь моя превратилась в вечный Хэллоуин: приходилось часто давать по тыквам моей распоясавшейся клиентуре, а в особо эксклюзивных случаях и зажигать фонарь под глазом какому-нибудь особо буйному индивидую.

Дело в том, что работала я некромантом, причём абсолютно официально, и приняла меня на работу сама Противоположность Жизни. А некромант должен быть спокойным и обладать профессиональным чёрным юмором, иначе работать невозможно. Между тем уличные часы показывали 11:45, все три циферблата на моих некромантских (время прихода, время ухода, срок пребывания, либо воля Работодателя) – полдень, правда на первых двух циферблатах, это был полдень прошлого века. Все квоты просрочены! Пора действовать! Я издала пронзительный хулиганский свист, лихо заложив пальцы в рот (таким был условный сигнал для моей рабочей бригады), а затем смело подошла к двери дома, и нажала на кнопку звонка.

– Чё надо? – буркнули мне из домофона мрачным тоскливым голосом.

– Я ваша новая соседка! – разыгрывая из себя наивную Красную Шапку, рвущуюся быть съеденной волком, сказала я. – И мне нужна помощь. Не позволите ли войти?

Мне не ответили, но дверь, повинуясь желанию хозяев, слегка приоткрылась. Я осторожно ступила внутрь, озираясь по сторонам. В коридоре было темно, и я надела рабочее пенсне с вычурно разноцветными стёклами, чтобы лучше разглядеть здешних обитателей и иметь возможность атаковать. Навстречу предусмотрительно никто не вышел, не вылетел и не выполз, поэтому я, слегка теребя сложенный некромантский веер, двинулась дальше. Половицы загадочно поскрипывали под ногами, будто напрягаясь от моих осторожных, почти невесомых шагов. Тишина тоже была какой-то напряжённой, наверное, потому, что с хозяевами этого дома у меня в отношениях намечался сильный напряг.

– Прячутся, страховидлы облезлые! Щас мы устроим им гранд-фуэту! То есть фуэте! – воинственно проворчала тыква, буравя пространство светящимися глазищами, горевшими, как автомобильные фары.

Её я держала под мышкой, словно запасную голову, гораздо более болтливую, чем основная.

– Это ещё как посмотреть! Кто это здесь страховидлы?! – ответили ей тоскливые голоса.

Лет пятьдесят назад я бы покрылась мурашками от ужаса, но сейчас даже не моргнула глазом. Что поделаешь? Возраст, опыт… Одно мгновение, и из разных углов комнаты на нас уже надвигались лохматые во всех смыслах (в том числе и одетые в лохмотья) и очень агрессивные фантомы.

– У-у-у-га-га! – для храбрости завыл самый прыткий из них, одноглазый и однозубый псевдоматериальный мутный субъект, наскакивая на меня.

И тогда я раскрыла веер, слегка выпуская энергию Смерти через пластины для превентивного удара, а затем для верности треснула нарушителя порядка гардой по лбу, в то время как тыква смачно вцепилась зубами в чей-то тощий зад, намертво сомкнув челюсти, словно бульдог.

– Ай! Ай! – заорали фантомы, разбегаясь по углам. – Атас, ребята! Это некробригадники!

– Значится, так, ситуайены! – громко объявила Выква, нарочито выплюнув кусок плоти изо рта.

Как и подобает культурной тыкве в обращении с преступниками, она именовала каждого гражданином на французском, что собственно и звучало, как «ситуайен»:

– Ваша квота пребывания в мире живых закончилась в девятьсот лохматом году! Выходи по одному! Цепи на пол! Или Я…

– Засохни, Яква! – ответили ей сразу несколько голосов.

– Стоп! – холодно сказала я, желая пресечь грядущую словесную перепалку.

Жёсткий удар веера разметал фантомов по стенам, заставив их корчиться и извиваться в бессильной злобе. Почему-то возвращаться в потусторонний мир никто не хотел.

– Пересчитай! Все ль на месте? – спросила я.

Тыква принялась светить вокруг горящими глазами, перечисляя:

– Ан, дё, труа…

– Одного не хватает! – кровожадно улыбаясь, заявила она, наконец, закончив счёт.

– Я думаю, его успели перехватить на выходе! – предположила я, позвав ещё одного участника нашей некромантской бригады:

– Ящур!

– На месте, Ваша Созидательность! – почтительно назвав мой титул среди некромантов, обратился ко мне скелет теропода, который я случайно оживила в музее несколько лет назад.

Ящур был похож на тираннозавра-недоростка и с трудом, скрипя костями, протискивался через дверной проём. Его зычный бас, раздававшийся от самых дверей, на миг заполнил весь дом:

– Беглец пойман!

– Отлично!

Последний пойманный нарушитель был эффектно внесён в комнату, зажатым в зубах, как охотничий трофей, и галантно выплюнут мне под ноги.

– Недолго твоей власти держаться! – злобно завыл он, прижатый к полу ударом моего веера. – Первородный Страх уже обрёл плоть и выпьет твою силу! Куковать тебе скоро в темницах вместе с твоим женишком!

Призрак неожиданно обмяк и затих, а за его спиной обозначился силуэт Старьёвщика. Этот дух – подручный Противоположности Жизни, отвечавший за отъём боли и неприятных воспоминаний у тех, кто готовился совершить переход в потусторонний мир, – с давних пор сопровождал меня и сейчас оказался очень кстати.

– Благодарю вас! – сказала я, улыбаясь ему.

Нуар Тун-Тун (он же Чёрный Дядька), наряженный, как франт, в одежду от кутюр, тоже улыбнулся в ответ. Выглядело это страшновато, потому что вместо глаз у всех Старьёвщиков зияли чёрные провалы во мрак Абсолюта, и я всё никак не могла к этому привыкнуть.

– Что это он молол тут без ветра?! – спросила тыква, заерзав у меня под мышкой. – Какие женишки? Мы что замуж собираемся, Эжени?! Я согласна!

– Вот женщины! Со времён мезозоя только и думают о том, как замуж сходить!– возмутился Ящур, прицокивая нижней челюстью для пущей важности. – Главное же не в этом! Страх первородный! Вот о чём надо мыслить!

Я была с ним согласна. Что это за странное заявление выдал фантом?

Остальные нарушители вели себя тихо, хотя в их взглядах цвела настоящая ненависть. Опять же с чего бы? Ведь были времена, когда я, рискуя жизнью, выступила на стороне мятежников потустороннего мира, возглавив революцию, чтобы подарить каждому призраку право на законное перерождение и посещение мира живых. Впрочем, недовольные существующим режимом могли найтись всегда, эту истину я уже успела усвоить. А причину возникшего недовольства надо было исследовать.

– Вы не могли бы передать мне воспоминания этого фантома? – Я с надеждой взглянула на Старьёвщика.

Нуар Тун-Тун поклонился мне в знак согласия и принялся ощупывать нарушителя, словно был слепым полицейским, проводящим обыск. Так делали все Старьёвщики. Дело в том, что для отъёма воспоминаний требовалось сконцентрировать их в какой-нибудь вещи, которую потом духи-подручные складывали в свои бездонные шляпы. Мне приходилось наблюдать великое множество этих головных уборов, начиная от неопрятных экземпляров из прогнившей соломы до эффектных треуголок, коим мог позавидовать и пират. Последнее время Нуар Тун-Тун отдавал предпочтение строгой классике, поэтому я часто видела его в чёрном фетровом котелке с алым пером.

– Ну, быстрее, что ли, своим котелком вари! – не выдержала ожидания тыква, пока Старьёвщик медленно погружал во мрак своей шляпы, какой-то маленький предмет, зажатый его цепкими пальцами, будто окуная его в ничто и превращая тем самым в нечто.

– Тыквенная культура… – проворчал Ящур, недовольно покосившись на Выкву.

Сам же Нуар Тун-Тун даже бровью не повёл на наглое замечание оранжевой и зубастой спутницы моего жизненного Хэллоуина. Вместо этого Старьёвщик извлёк руку с зажатым в ней воспоминанием и бросил его мне в доверчиво протянутую ладонь. Всякий раз, когда происходило это таинство, у меня сладко замирало сердце. Через мгновение в моей руке оказались три крошечных игральных кубика: красный, чёрный и белый. Их Нуар Тун-Тун использовал для концентрации воспоминаний.

– Восемнадцать! – выдохнула Выква, быстро сосчитав количество точек на всех трёх верхних гранях. – Это к чему?

Она во всём видела знаки судьбы и отличалась дремучим суеверием, что, в общем, было не удивительно.

– «Восемнадцать мне уже», как в песне, – пробормотала я себе под нос.

И ведь верно! На днях мне должно было стукнуть восемнадцать, правда, уже в четвёртый раз в моей бурной жизни, но суть от этого не менялась. Именно в таком юном возрасте я и совершила свой первый переход в потусторонний мир. Странное совпадение! Ещё не успев осознать это, я провалилась в ощущения, которые дарили чужие воспоминания. Обычно это были какие-то неконтролируемые обрывки мыслей и эмоций готовившегося к переходу в потусторонний мир, а иногда даже целые сюжеты, запечатлевшие наиболее яркий кусок биографии. Но на этот раз всё было иначе. Вместо всего вышеперечисленного у меня в мыслях вспыхнуло одно единственное слово – тревожное, острое и непонятное:

– МАКАБР! – прозвучало оно и исчезло так же быстро, как появилось.

– Ну что? – спросил Ящур, нервно перемывая собственные кости, влажной салфеткой.

– Всё ясно! – соврала я, вернув кубики Старьёвщику. – Надо срочно транспортировать нарушителей к месту перехода!

Нуар Тун-Тун, единственный из всех, кто знал правду о том, что я видела и что поняла, а, вернее, не поняла, на мгновение пригвоздил меня к месту струящимся мраком из тёмных провалов глазниц, но промолчал, произнеся лишь учтивое:

– Я тебе ещё нужен, Эжени?

– Нет! Благодарю вас! – сказала я, и Чёрный Дядька растворился в воздухе.

Местом перехода было кладбище Пер-Лашез, с которого, собственно, давным-давно и начались все мои приключения. Оно словно представляло собой огромный город, домами в котором служили склепы – целые улицы склепов в городе мёртвых. Я шла впереди, по одной из таких «улиц», защищая свою развесёлую и разномастную некробригаду экраном магии смерти, чтобы не нервировать туристов, пришедших поглазеть на могилы великих людей Франции, оригинальным видом неординарной процессии. Наше шествие состояло из костлявого теропода, навьюченного тремя злобными фантомами, высокого и могучего рыцаря, чья мумия когда-то украшала один из затерянных склепов, и бодро катившейся впереди, словно сильно приплюснутый сверху и снизу колобок, оранжевой тыквы.

– Смотри, Эжени! Как наш лыцарь идёт: тыц-тыц-тыц-тыц! Высох так, что ветром шатает! – кричала тыква, неуклюже перекатываясь с боку на бок.

С её подачи рыцарь носил прозвище Лыц-тыц-тыц. Он был незаменимым телохранителем, хотя временами страдал от амнезии, характерной для большинства мумий из-за усыхания мозга и отнятых старьёвщиками воспоминаний. Сегодня я доверила ему транспортировать самого главного нарушителя, у которого забрал игральные кубики Нуар Тун-Тун. Выква кричала ещё что-то, но я слушала её очень рассеянно. Во-первых, надо было постоянно отводить взгляды туристов, а, во-вторых, у меня из головы не выходил этот странный «макабр» и число восемнадцать.

Портал перехода находился в самой отдалённой части Пер-Лашез, куда не наведывались никакие посетители. Приближаясь к нему, я смогла, наконец, расслабиться. Неприметный склеп без знаков отличия и каких-либо надписей издавна использовался некромантами для санкционированных переправ в потусторонний мир. Вернее, один знак отличия всё-таки был: клёны, смыкавшие свои кроны над башенками, которые украшали крышу склепа, всегда шелестели багряными листьями, словно демонстрируя элегию вечного увядания. Особенно символично это выглядело зимой: издали листья казались каплями крови на снегу.

Подойдя к склепу, я заботливо отряхнула тыкву от пыли и водрузила её себе на голову, на манер короны, надев оранжевое глазастое чудо на небольшой высокий пучок на макушке. Эта причёска, именуемая в народе «гулькой», хорошо концентрировала энергии, что было просто необходимо для открытия портала. Роль тыквы была проще: она служила фонарём, освещая путникам дорогу в мир иной.

– Высоко сижу, далеко гляжу! – весело крикнула Выква, предвкушая новое развлечение.

Ей очень нравилось быть выше всех. Я приложила к замку на кованой двери своё кольцо со знаком бесконечности из россыпи драгоценных камней, служившее ключом, и привела механизм в движение. Немыслимый орнамент прутьев ожил, расступаясь и обнажая тёмный тоннель перехода. Мгновенная вспышка света из глаз тыквы, охватившая связанных фантомов, почти унесла их прочь, но на этот раз переход не был односторонним.

– Кто-то прорвался сюда! Тревога! – закричала тыква, подпрыгнув на моей голове и сваливаясь вниз в результате этого неловкого движения. – Я видела чей-то хвост!

Этот выкрик внёс некоторое смятение в наши ряды и активизировал смирных до этого момента фантомов. Они совершили отчаянную попытку вырваться, и некоторым даже удалось, но их радость была недолгой. Пару фантомов эффектно разрезало пополам, когда они собирались задать стрекача в разные стороны кладбища, не успела я и глазом моргнуть, остальные притихли, тревожно вглядываясь в темноту склепа, откуда доносился мерный цокот женских каблучков.

Я хорошо помнила этот звук, и по моему прошлому опыту за ним могло последовать всё что угодно – от мощного удара магией до весёлого возгласа. На этот раз произошло второе.

– Привет, мадемуазель Созидательность! – насмешливо прозвучало из портала, и на просторы Пер-Лашез, покачивая бёдрами, вышла невысокая даже хрупкая на вид брюнетка в роскошном наряде, сочетавшем в себе любимые цвета некромантов – красное и чёрное.

Ни один мужчина, наверное, не смог бы остаться равнодушным к её броской внешности. Бледная кожа, кроваво-алые чувственные губы, идеальная фигура, затянутая в жёсткий корсет, – такой была Клодина де Нозиф, некромант и заправила шестого сектора потустороннего Парижа. Ко всем вышеперечисленным её прелестям можно было смело прибавить вздорный нрав и горячую кровь, достойную корсиканки. В прежние времена она даже пыталась меня уничтожить, но в дальнейшем мы стали выступать как союзники. Клодина даже присягнула мне в верности, после того как Противоположность Жизни ни с того ни с сего назначила меня главой всея некромантов. Вот как забавно тасовалась колода событий! Теперь Клодина принимала передаваемых мной нарушителей по ту сторону портала, а сегодня против правил вышла мне навстречу, и очень кстати.

– И тебе не хворать! – улыбнулась я, на всякий случай держа наготове свой боевой веер. – Красивое платье!

Платье действительно заслуживало внимания, особенно был хорош смелый разрез от бедра, бросавший вызов классическим канонам некромантской моды, застрявшей в турнюрах XIX века.

– Что слышно в некросфере? – спросила я, прекрасно понимая, что Клодина никогда бы не явилась на сторону живых без крайней необходимости.

Для этого требовалось либо разрешение Совета Сторон – высшего органа власти в потустороннем мире, либо прямое указание работодателя. И то, и другое получить было непросто.

– Всё по-старому, только вот благоверный мой где-то опять заблудил, то бишь заблудился! – с напускной весёлостью сказала Клодина, жестом дав мне понять, что её привели важные и секретные дела, о которых не время и не место беседовать на кладбище, где слишком много призрачных ушей.

– А, кстати, вы здесь его кошачий хвост не наблюдали? – уже вполне серьёзно добавила она.

– Если у благоверного есть кошачий хвост, то у его дражайшей половины запросто могут обнаружиться и рога! – заявила Выква, быстро откатываясь в безопасное место, но Клодина, видимо, пребывала в хорошем настроении и не собиралась устраивать разборки с говорящими тыквами, либо отложила эту процедуру на потом.

Её возлюбленным уже много лет был один из самых эффектных мужчин потустороннего мира – Базиль. Сам он именовал себя оборотнем-интеллигентом в сорок пятом колене, а в широких кругах народных масс за ним водилось прозвище «мурный лохмач». Базиль был наделён множеством потрясающих достоинств, а их продолжением был только один, но существенный, недостаток – его часто тянуло на подвиги по покорению сердец и других, более прозаических, частей тел прекрасного пола. Квота перехода в мир живых для оборотней открывалась каждые пятьдесят лет, поэтому теперь было ясно, чей же хвост успела разглядеть тыква.

–Что значит «опять»?! И кто сказал, что заблудился?! – возмущённо донеслось сверху. – И в мыслях не было! Я же клятву давал не блудить в этот переход!

Я знала этот голос и была безумно рада услышать его снова! Порыв ветра сорвал с клёнов несколько капель кровавой листвы, закручивая её в круговерть, словно алую вьюгу, и вот в этот завораживающий своей красотой танец неожиданно влился серый матёрый котище, прыгнувший вниз с крыши склепа. Он мягко и грациозно приземлился рядом с Клодиной, мгновенно преобразуясь в высокого молодого мужчину с обворожительной улыбкой и жёлтыми глазами, чьи вертикальные зрачки были сужены до состояния тонких щёлок от предвкушения удачной охоты.

– Базиль! – радостно воскликнула я, но не посмела обнять старого друга, опасаясь вызвать ревность его жены.

Брак они заключили с моей лёгкой руки. В жизни случаются браки по любви и по расчету, а это был брак по обману, потому что Клодина смогла всех обвести вокруг пальца, хотя любовь в этой паре, безусловно, тоже свирепствовала, не позволяя им расстаться на протяжении многих столетий взаимных разборок, измен и увлекательных игр в кошки-мышки.

– Шер ами! – промурлыкал оборотень, подмигивая мне левым глазом.

Так он обращался ко мне с момента нашей первой встречи – кстати, именно благодаря его усилиям я попала в потусторонний мир. Оборотни обладали интересной способностью оборачивать пространство и представляли собой интересный продукт магических манипуляций некромантов над обычными людьми. Неизвестно, чем бы закончилась эта романтическая беседа между нами, если бы костлявый Лыц-тыц-тыц не прервал её резонным вопросом.

– Что будем делать с этой контрой, Ваша Созидательность? – спросил он надтреснутым голосом, указывая на оставшихся фантомов, которые, успев избавиться от пут, попытались рассеяться в пространстве, воспользовавшись лиричностью момента, но были остановлены взмахом рыцарского меча.

– Придётся уконтрапупить их, Эжени! – предложила Выква. – Передать через портал теперь невозможно.

– Нет, – неожиданно возразила Клодина. – Если мне будет позволено, я бы побеседовала с ними для выяснения обстоятельств.

Когда-то в потустороннем Париже она возглавляла пыточное следствие, поэтому фантомы заметно пригорюнились, уменьшившись в размерах вследствие стремительного усыхания чувства собственной важности. В результате мы покинули Пер-Лашез уже в расширенном составе. Я не стала открывать межпространственный тоннель, чтобы быстро переместиться к дому, где я жила, потому что Клодине и Базилю очень хотелось пройтись по Парижу и сравнить современный реальный город с его копией в потустороннем мире.

Так мы и бродили по улицам, болтая о пустяках. Базиль и Клодина неизменно притягивали к себе взоры окружающих – красивая и эффектная пара, словно пришедшая из мрачной, но прекрасной сказки. Их все принимали за представителей местной богемы – настолько оригинально они выглядели. Я же предпочитала держаться в тени, ведь мне нужно было защитить от чужих глаз свою некробригаду. В результате до места мы добрались только под вечер.

– Когда он успел отзеркалить особняк?! – воскликнула Клодина, когда её взору открылся дом, где я жила последние пятьдесят лет.

Это восклицание относилось к моему жениху, а по совместительству и очень дальнему родственнику (кажется, я приходилась ему прапраправнучатой племянницей) – великолепному и неотразимому Люрору де Куку, который, задумав хитрый план свержения прежнего правителя потустороннего Парижа, передал мне часть своих сил на хранение. Жених был фиктивный, а дом – настоящий. Этот особняк копировал тот, в котором обитал некромант в потустороннем мире, с той лишь разницей, что здесь этот помпезный архитектурный ансамбль в стиле барокко выглядел несколько более прозаично, как, впрочем, и всё мире живых.

– Как у нас дела? – спросила я у декоративных черепов, служивших дверными ручками.

– Феерично, Ваша Созидательность! – радостно ответили они. – В ваше отсутствие мы приняли десять новых постояльцев, провели сотни две экскурсий по открытым залам, дали разрешение на исследование делегации уфологов, утверждавших, что к нам ведут следы зелёных человечков, и насмерть перепугали проверяющих из мэрии, организовав им рейд по подземным ходам, в которые временно преобразовали межпространственные тоннели. Кстати, они до сих пор там блуждают.

Содержать такой огромный особняк стоило больших денег, которые, к несчастью, не появлялись из воздуха. С помощью подложных документов мне пришлось превратить дом в историческое наследие. Это приносило некоторые неудобства в виде толп туристов и назойливых проверок, но имело и свои плюсы. Мне посчастливилось пообщаться со многими интересными людьми, среди которых были талантливые поэты, художники, музыканты и учёные, ищущие эмоциональной встряски в доме с призраками. Кроме того, со временем особняк стал и чем-то вроде гостиницы для выходцев по квоте из потустороннего мира.

– Хорошо! – похвалила я, погладив каждый череп. – Проверяющих выпустить, тоннели чистить от чужаков и закрыть! А с уфологами я бы побеседовала после ужина.

– Да! – поддержал меня Ящур, положив мне на плечо свой пожелтевший от времени череп. – А то вчера по кухне так тарелки летали! Сам видел! Инопланетный беспредел!

– В прошлый раз уфологи оказались обычными забулдыгами, у которых прогрессировала белая горячка, – скептически заметила тыква, которую я держала под мышкой. – Видели зелёных человечков, а сами синие были. Интересно, куда попадут инопланетные души после смерти, если та произошла на нашей территории, а не на их? Вернутся к себе, или их к нам, так сказать, по обмену?

– Разберёмся! – сказала я, входя в дом. – Сэр рыцарь, поместите пленных фантомов в темницу!

Лыц-тыц-тыц, поскрипывая суставами, пошёл исполнять мой приказ, а я и мои спутники проследовала в коридор. Там я сразу же распорядилась подготовить комнату для гостей. Тёмные духи, которых мой фиктивный жених именовал горничными, согласно закивали. В моём присутствии они преобразовывались в очаровательных толстеньких Винни Пухов из советского мультфильма, настолько милых, что я даже не могла бы повысить на них голос в случае неповиновения.

Оставив Базиля и Клодину наедине, я отправилась в свои покои, располагавшиеся сейчас на месте комнат, которые занимал Люрор де Куку в потустороннем Париже. Так получилось, что комнаты, в которых некромант поселил меня, в этом отзеркаленном на стороне живых особняке оказались какими-то тесными и душными, поэтому я решила перебраться в покои хозяина дома. В них всё было так душевно, словно каждый предмет ждал меня и радовался каждому моему прикосновению и даже взгляду. Очень странно! Ведь, когда я была в настоящем особняке в потустороннем Париже, покои Люрора де Куку только восхищали и пугали до мурашек, особенно спальня, а теперь я ловила себя на мысли, что мне хочется возвращаться сюда, к ласкающим ноги коврам, мягким покрывалам, нежно обнимающим моё тело и подушкам, навевающим самые сладкие сны. Конечно, здесь, на стороне Жизни, я не допустила существования никаких говорящих шкур, стенаний и скелетов в шкафах, столь полюбившихся прежнему хозяину, но всё-таки в этих роскошных апартаментах по-прежнему было чему удивиться.

Стоило мне войти, как вся мебель и прочие части интерьера одновременно заскрипели и зашуршали, жалуясь на жизнь.

– Он завязывал нас узлом у потолка, Эжени! – возмущались шторы.

– Он бил нас! – вторили им ковры.

– Оказывал прессинг! – ворчали столы и полы. – Волюнтарист иностранный!

– Лютэн! – крикнула Выква, догадавшись, в чём дело.

– Лютомир! – позвала я, приподнимая лорнет, чтобы быстро разглядеть, где прячется виновник всех этих напастей.

– Вон он, Эжени! В камине прячется, морда бородатая! – крикнула Выква, раньше меня обнаружив нарушителя и направив на него два ослепительно ярких луча своего взгляда.

Облитый жёлтым светом, из камина вылез перемазанный в саже невысокий, но крепкий мужичок, нелепо наряженный в надетый поверх косоворотки роскошный зелёный жюстокор (длинный мужской кафтан – примечание автора), с которым абсолютно не гармонировала мощная борода лопатой и лохматая рыжая шевелюра. Даже треуголка не могла исправить положение, оригинально сочетаясь с липовыми лаптями. Это был настоящий домовой, который согласился переехать со мной из моей небольшой квартирки в Москве в Париж, польстившись на повышение в звании до категории «дворцовый». Во Франции он с интересом примерил роскошные наряды от Версаче, но так и остался настоящим русским домовым, и очень обижался, когда его звали «Лютэн» на французский манер, вместо прежнего русского «Лютомир».

– Не прогневайся, Хозяйка! – слегка «окая», сказал он, отвесив мне поясной поклон. – Уборку я проводил, чтобы кругом сотворить сплошной манифик и комильфо! Пыль из ковров выбил, столы и полы натёр. А шторы мешали, ну, я их и…

Он махнул мощной ручищей и опустил голову, а я не смогла сдержать улыбку.

– Так я за ужином? – спросил Лютомир, хитро взглянув на меня, и, не дав мне ответить, скрылся в камине.

– Вот редиска! – проворчала Выква. – А мужскую тыкву мне в огороде так и не посадил!

Я оставила свою сумочку с рабочими аксессуарами, и говорящее детище Хэллоуина на инкрустированной драгоценными камнями банкетке и пошла к алой двери в глубине спальни. За такой дверью в потустороннем мире Люрор де Куку хранил свой гербарий из тысячи роз. Была у него такая слабость – обращать понравившихся ему женщин в розы, то ли чтобы сохранить их от смерти, то ли чтобы потешить своё тщеславие. Сейчас я уже склонялась к первому варианту: с возрастом поступки Люрора де Куку стали куда более понятны мне, чем в пору моей юности – поры максимализма и наивности. Правда, у меня и в жизни, и в любви всё складывалось значительно прозаичнее, чем у моего фиктивного жениха.

Я открыла дверь и пошла через огромное и пустое пространство зала вперёд, к дальней стене, на которой красовались два огромных портрета. Шаги гулко отдавались у меня в сердце, а взгляд был прикован к рамам. Из первой на меня смотрел красивый молодой мужчина с гордой осанкой, бархатно-чёрными глазами и обезоруживающе доброй улыбкой – принц Карломан из ветви Пипинидов династии Каролингов, мой возлюбленный. Вместе мы ушли из потустороннего мира и прожили несколько счастливых лет вместе, но, в отличие от меня, Его Высочество не был бессмертен.

– А я-то думаю: что ты можешь хранить здесь? У Люрора де Куку – гербарий, а у тебя, значит, – галерея. Только набор портретов как-то скудноват, – насмешливо прозвучало у меня за спиной. – Неужели других в твоей жизни не было?

Клодина де Нозиф подошла ко мне, с интересом разглядывая зал.

– А как ты…? – удивлённо начала я, но меня прервал горестный бас Лютомира.

– Мой недогляд, Хозяйка! Эскузе муа, значится, пардону просю, и всё такое! – причитал он, вывалившись из стены вслед за незваной гостьей. – Как тать, она пробралась, мамзелина эта вредная, ведьма проклятущая.

– Но-но! Это ты кого сейчас вредной назвал, борода лохматая?! – звонко рассмеялась Клодина, уперев руки в боки.

– Я ведь часто бывала прежде в доме твоего жениха, – пояснила она, больше не обращая внимания на причитания домового. – И знаю все потайные ходы. Так и быть, покажу тебе, чтобы ими не воспользовался ещё кто-то более вредный, чем я.

В своём бурном прошлом она действительно числилась бывшей дамой сердца Люрора де Куку. Так что же в доме есть какие-то потайные ходы, о которых я не знаю?!

– Мне не нужны другие портреты, – пробормотала я.

Конечно, за полсотни лет этот зал мог бы пополниться образами моих поклонников, но никто из них не оставил в моём сердце такой же яркий след, как эти двое.

– Как это случилось? – спросила Клодина, кивнув на Карломана.

– С каждым годом он становился всё более прозрачным, а потом просто развоплотился, словно растворившись в воздухе, – нехотя пояснила я, помрачнев. – Мы оба знали, что так суждено. Я сделала всё возможное, чтобы отсрочить последний миг. Но мои эликсиры могли только затормозить процесс, отложить неминуемое, но не остановить его. Я даже просила у Неё, чтобы Она не забирала Карломана! Но…

– Как же ты решилась на такое?! – воскликнула Клодина. – Мало того, что неисполнение Воли Работодателя отнимает годы из жизни некроманта, так ещё и Исполнение желаний силами самой Противоположности Жизни – это страшная и мрачная магия. Неизвестно, как она отразится на тебе! Ведь желания обычно исполняются, когда их исполнения никто уже не жаждет и не ждёт.

Я только пожала плечами в ответ. Ради любимого я готова была пожертвовать всем, но Противоположность Жизни не приняла эту жертву. Возможно, я была по-прежнему нужна Ей для каких-то непонятных мне целей, не зря же Она спровоцировала мой самый первый судьбоносный визит в Париж, из-за которого я и была принята на работу.

– Да ладно! Может, Она и не услышала тебя. Не переживай! – Клодина улыбнулась, заметив, что меня задело её замечание. – Ничего же не случилось пока. Ну, а здесь у тебя кто?

Она подошла ко второму портрету и, решительно сдёрнув пыльный отрез чёрного бархата, покрывавший его все эти пятьдесят два года моей жизни в Париже, зашлась весёлым хихиканьем, перемежавшимся кашлем от пыли.

– Я должна была догадаться! – воскликнула она, рассматривая чёрные, как смоль, волосы, бледные глаза с желтоватым оттенком радужек и застывшие в дьявольской улыбке тонкие чёрные губы того, кто был изображён на холсте. – Люрор де Куку собственной персоной!

Я промолчала, будто пригвождённая к полу взглядом некроманта с портрета.

– А знаешь, говорят, недавно он уничтожил свой гербарий, – добавила Клодина, с интересом взглянув на меня.

– Как – уничтожил?! – пробормотала я, ярко представив, как Люрор де Куку сжигает и ломает свои розы.

– Он отпустил их души. Некоторые даже вернулись к своим прежним мужьям в п0отустороннем Париже. Представляешь? – успокоила меня Клодина, а потом добавила, словно ткнула тонкой булавкой:

– Вот все и гадают: к чему бы это? А?

– Это к ужину, – ответил за меня Лютомир, заметив, что страсти могут накалиться ещё сильнее.

Стол накрыли в моём будуаре. Мне хотелось домашней дружеской атмосферы, а в огромном и помпезно прекрасном трапезном зале этого достичь было нельзя. Базиль, быстро нашедший нас по запаху мясных блюд, умильно глядя перед собой, со сказочной быстротой уплетал говядину по-бургундски и фрикасе из свинины, мысленно примериваясь к галантину из рыбы. Клодина ограничилась лёгким салатом, дабы сохранить свою идеальную фигуру, а я активно налегала на кролика с розмарином и щи: нервный характер моей работы и излишняя живость натуры не давали мне поправиться даже на килограмм.

– Как дела по ту сторону? – наконец, спросила я, нарушив общее сытое молчание.

– Сказать по правде, дела неважные, шер ами! – сказал Базиль, быстро взглянув на свою избранницу. – Поэтому мы и пришли.

– Что случилось? – насторожившись, спросила я.

– В общем, у нас на горизонте появился ещё один некромант, сверхнормный, – пояснил Базиль.

– Как это – сверхнормный?! – удивилась я.

– Всех некромантов создаёт Противоположность Жизни. Со времён явления последнего (Со Ны де Кадавра), прошло не одно столетие, а уж самых опытных создали… – начал Базиль.

– Не будем уточнять, когда именно! – перебила его Клодина, не любившая намёков на её возраст, составлявший всего-то каких-то семь сотен лет с гаком. – Смысл в том, что со времён появления последнего некроманта новых носителей силы никто не создавал. Мы все знаем друг друга очень давно, но сейчас нашего полку неожиданно прибыло.

– Как это произошло? И чем нам это может грозить? – спросила я.

– До конца пока непонятно! – мрачно сказала Клодина. – Но есть мнение, что это связано с твоим переходом сюда. Ты ведь тоже сверхнормная. Бесследно такой всплеск энергий никогда не проходит. Теперь на границе наших миров возникло и бродит странное существо, обладающее способностями некроманта, но лишённое понимания своего предназначения и правил поведения, установленных для таких, как мы.

– Некромутант! – сделала вывод тыква, всё это время царственно возлежавшая на краю стола в высокой вазе, изображая светильник.

– Дров он может наломать много, а вы с Люрором де Куку сильно попадаете под раздачу как виновники появления этого экземпляра и как наиболее вероятные кандидаты на его нападение, – добавил Базиль, пока его супруга, извинившись, отошла поправить макияж.

Мой вопросительный взгляд побудил его пояснить:

– Вашу силу, пробудившую его, это недостойное порождение Первородных Страхов чувствует особенно хорошо, она для него как приманка. Он притягивается к вам как абсолютная противоположность. Поэтому, пусть это и прозвучит странно, но тебе с месье Куку сейчас лучше держаться вместе.

Я была уверена, что фраза «недостойное порождение Первородных Страхов» была просто ругательством, но ведь и фантомы тоже упомянули о них. Совпадение?

– Веронику, которая перепила, подавать? – невпопад спросил Лютомир, появляясь у меня за спиной.

Так мой дворцовый называл знаменитое блюдо французской кухни «Жареные перепела Вероники».

– Веронику – обязательно! – невольно рассмеявшись, сказал Базиль.– Кот от семейной жизни сник, но всё ж охоч до Вероник!

А мне было не до смеха. Мозг уже начал складывать все события в единую логическую мозаику, частями которой были я, мой фиктивный жених, Первородные Страхи и …

– Базиль, а что такое «макабр»? – спросила я, сосредоточившись на своих мыслях.

– Макабр? – Оборотень удивлённо взглянул на меня, оторвавшись от терзаемого им жареного перепела.

– Это слово из воспоминаний фантома. Может быть чьё-то имя? Не слышал? – с надеждой продолжила я.

– А, по-моему, это аббревиатура, – вклинилась в разговор Выква.

– Точно! Название тайного общества. И расшифровывается оно, как Маргинальный Атмороженный Кубометр Аборигенов, – хитро подмигнув тыкве, съязвил Базиль, а потом добавил, выпустив когти: –…бр-р-р-р!

– Ну, хватит! – прервала я его дурачества, мешавшие мне сосредоточиться.

– А что?! По-моему, очень похоже на правду! – возмутилась тыква, приняв за чистую монету высказывание оборотня. – Особенно «бр-р-р» мне нравится, то есть «бр-р-р, как страшно!».

– Угу! – проворчала я. – Только слово отмороженный пишется через «о», что идёт вразрез с вашей научной доктриной.

– Ну, тогда я не знаю, – расстроено пробормотала Выква.

В ночь после ужина я долго не могла заснуть, ворочаясь на краю огромной двуспальной кровати под шикарным балдахином. Раздумья не давали покоя. Конечно, я всегда знала, что когда-то мне придётся вернуться в потусторонний мир, ведь я обещала это в своей заключительной речи перед некромантами, предводителем которых меня избрала Противоположность Жизни, и перед всеми жителями, но прежде мне никак не могло прийти в голову, что это возвращение будет связано с какой-то опасностью.

Люрор де Куку, которого я оставила регентом вместо себя, всегда занимал мои мысли. Даже в те времена, когда Карломан был рядом, я помнила о нём, хотя и старалась загнать эти воспоминания в самые дальние уголки подсознания. Не мог же он всё подстроить, чтобы я вернулась? И что же это за странный «МАКАБР»? Ну, не аббревиатура же, в самом-то деле? Я очень пожалела, что года три назад отпустила читухая – духа подручного Противоположности Жизни, который мог узнать любую информацию, считывая её из разума Абсолюта. Он начал тосковать по потустороннему миру и чахнуть на глазах. А как бы мог пригодиться сейчас!

Когда мои мысли привели меня в состояние особой взбудораженности, за окнами вдруг забрезжил свет. Нет, это не был свет восходящего солнца (ведь стояла глубокая ночь!), но от этого лучи не становились менее яркими. Я встала и, открыв окно, выглянула в сад. Свет лился откуда-то снизу, побудив меня сильно высунуться из окна, опасно перегнувшись через подоконник. У дома, прижавшись к стене, стоял перепуганный человек, державший в руке странный фонарь. Вернее, сначала он не показался мне таковым, – просто лучи света, которые он испускал, были слишком яркими и какого-то нарочито синеватого оттенка.

– Месье! – строго сказала я, свесившись вниз. – Вы по какому вопросу здесь стоите?! Вы вообще-то кто?!

Фонарщик испуганно посмотрел на меня, задрав голову, а я вдруг ощутила, что необратимо соскальзываю с подоконника, перетянутая тяжестью моей свесившейся части.

– Йод твой ксенон и ванадий-литий! – мужественно проворчала я, как и подобает алхимику с большим стажем, зависнув на донельзя стянувшем мою талию поясе (лишний вздох – разорвётся, и травматизма на производстве не избежать!) над замершим от неожиданности мужчиной.

– Я – уф-уфолог, – заикаясь пробормотал несчастный. – А … вы?!

– Если не поможете мне, то буду НЛО – неопознанный летающий объект! – мрачно пошутила я.

– Вы что здесь делали, уфолог? – спросила я, когда мужчина, не растерявшись, сбегал за садовой лестницей и галантно помог мне спуститься.

– Изучал следы! – прошептал мой ночной собеседник, озираясь по сторонам. – Простите, что разбудил вас, мадемуазель.

– Какие ещё следы?! – спросила я, приняв его слова за бред подвыпившего индивида.

– Вот эти! – Уфолог поднял фонарь так, что его лучи ярко осветили стены особняка, словно срывая с него покров ночных тайн.

От неожиданного зрелища глаза у меня, наверное, сделались по ложке, как в известной русской пословице. Вся поверхность стен была испещрена зелёными трёхпалыми отпечатками чьих-то лап, оканчивающихся внушительными когтями. Один вид следов моментально пробуждал воображение, рисовавшее запредельных чудищ-страшилищ. Все они подбирались к моему окну, словно стремились проникнуть в мои покои, отчего у меня в душе неприятно зашевелилось беспокойство. Ни черепа, ни другие охранники особняка не заметили тех, кто основательно наследил! Да и сама я их даже в пенсне некроманта не разглядела! Как это понимать?!

– Пойдёмте, исследуем дом! – решительно сказала я, взяв уфолога за руку.

Он покорно пошёл за мной внутрь. Рука его немного дрожала, а я мысленно кляла себя на чём свет стоит за то, что оставила боевой некромантский веер и пенсне в своих покоях. Все эти годы я не находила сколько-нибудь достойного противника для себя и расслабилась, уверовав в свою безопасность и абсолютное превосходство, забыв о предостережениях Люрора де Куку.

– А кого вы искали с фонарём, простите? – спросила я, когда никаких следов внутри дома мы, к моей радости, не обнаружили.

Может быть, защита особняка всё же сработала, не пустив незваных гостей внутрь? Или они просто не успели просочиться?

– Зелёных человечков! – абсолютно серьёзно сказал уфолог.

– Ну, это уж чистый плагиат! – раздался рядом возмущённый бас, заставив нас вздрогнуть от неожиданности.

Его обладатель не заставил себя долго ждать, материализуясь из воздуха рядом с нами. Внимательно взглянув на него, я узнала призрак Диогена Синопского. Кудрявая бородища, хитон, древнегреческие сандалеты – всё было при нём, кроме бочки, в которой, согласно легендам, жил этот философ, хотя, возможно, она осталась в его покоях, как элемент комфорта.

– Это я ищу человека! Я, а не он! – сказал Диоген, потрясая своим фонарём и нервно погладив размытый силуэт крупного пса, сидевшего у его ног. – Тихо, Киник! Не надо откусывать им руки, не то нас вышлют из страны! Ты не дома!

– Я прошу вас не таить зла на вашего фаната, уважаемый! Видите, этот молодой человек подражает вам?! – разрулила я, намечавшуюся конфронтацию.

Диоген, приосанившись, кивнул. Пёс кивнул тоже и завилял хвостом.

– А вы в Париже проездом? – спросила я, разглядывая туманные складки призрачного хитона.

– Я в рамках акции по обмену философами, – пояснил Диоген, продемонстрировав охранное клеймо Совета Сторон на руке. – А Альбер Камю сейчас в Греции.

– То есть, поменяли античный цинизм на махровый экзистенциализм, – сделала вывод я. – Интересный выбор! Я тоже когда-то попала сюда по обмену. А что вас привело в эту часть дома? Постоялый двор для призраков в другом крыле.

– Киник учуял что-то! – пояснил философ по обмену. – Так и рвался сюда, лаял. Он у меня хорошо чует опасность!

– Ценная собачка! – задумчиво проговорила я.

– Это же…эт-т-то…– наконец, догадавшись, пробормотал уфолог, тыча пальцем в туманный образ Диогена, и, пошатнувшись, свалился на пол без сознания.

Пока вовремя подоспевший дворцовый приводил его в чувство передовыми методами домовых средней полосы России, я рассматривала фонарь, с помощью которого можно было увидеть скрытое. Полезная штука в сложившейся ситуации! К тому времени, как уфолог пришёл в себя, мне удалось уговорить философа и его пса пойти патрулировать коридоры, а затем и окрестности вокруг особняка. Лютомир, как всегда, исчез, забравшись в потайной лаз.

– Идёмте пить чай! – решительно сказала я, помогая уфологу подняться.

На кухне уже дымился приготовленный дворцовым чайник. Цены моему Лютомиру не было – всё понимал с полувзгляда! Эликсир спокойствия с мятой и хмелем быстро привёл моего гостя в состояние, подходящее для выведывания полезных данных, а ароматные пироги с яблоками закрепили эффект.

– Ах, как интересно! Так за счёт чего, вы говорите, он светится? – кокетливо спросила я, подливая гостю чая в бокал.

Из-за этого декоративный бронзовый нетопырь, державший металлическую чашу бокала в своих крыльях, начал опасно трясти ушами от наслаждения, нарушая конспирацию, за что и был ударен мною указательным пальцем по носу.

– Там светлячки и небольшой осколок Тунгусского метеорита. Я случайно заметил, что такое сочетание даёт потрясающий эффект, – завороженно улыбаясь мне, «раскололся» уфолог, слегка ошалев от повышенного внимания к его персоне и дозы фирменного чая.

– Я прошу вас подарить фонарь мне на память о нашей волшебной встрече, так дивно осветившей нашу жизнь, – сказала я, магнетизируя его взглядом, и уфолог с радостью согласился.

– Всё, что скажете, мадемуазель! – пылко воскликнул он. – Вы сами словно инопланетянка!

– Только уже не столь зелена, как ваши человечки, – усмехнулась я, вспомнив свой возраст. – А кстати, как они выглядят?

– Я их пока не видел. Только следы, и они с Пер-Лашез, где отмечались странные явления, привели меня к этому великолепному особняку и его прекрасной хозяйке, словно от смерти к жизни! Может быть, скоро мы встретимся с иной цивилизацией! – предположил мой собеседник.

– Не исключено, – проворчала я, не разделяя его энтузиазма.

Встреча с неизвестным, но, кажется, очень цивилизованным и когтистым противником, который подобрался ко мне так близко и незаметно, меня не радовала. Сейчас в свете всех событий мне как никогда нужен был мудрый советчик, которым мог стать только Люрор де Куку. Видно, не зря с его портрета упала завеса.

ГЛАВА II . «Сильвупле», или Плёвое дело

О Диогене я вспомнила только под утро, когда Киник огласил сад под моими окнами громким заливистым лаем. Я вскочила с постели, мутным спросонья взглядом рассматривая фонарь на столе. Голова была тяжёлой после бессонной ночи, но на прикроватной тумбе уже стоял бокал с бодрящим эликсиром: Лютомир постарался. Я выпила его залпом и почти мгновенно ощутила прилив энтузиазма и свежести. Что же так лает этот пёс?! Нашёл что-то? Я распахнула окно, чтобы лично разобраться в случившемся, при необходимости, отразив вторжение инопланетян, а увидела Базиля, отчаянно висящего на водосточной трубе. Оборотень шипел, смешно поджимая задние лапы к пухлому и лохматому кошачьему животу, а пёс буквально надрывался от лая, взвиваясь почти до второго этажа.

– Инсталляция называется: «Дело – труба!», – констатировала я, оценив диспозицию.

– Только, чур, не трубить об этом Клодине! – взмолился Базиль.

– Фу, Киник! Фу! – крикнула я на цинично лающего призрака древнегреческого пса, аккуратно подхватив кота на руки.

– Гран мерси, шер ами! – промурлыкал Базиль и, спрыгнув с моих рук на пол, прошёлся взад-вперёд по комнате, эффектно задрав хвост.

– Как тебя угораздило оказаться на трубе? – спросила я.

– Долгая история! Сначала я подмешал Клодине снотворное в вино и решил немного прогуляться, вдохнуть воздух свободы, – пояснил Базиль перед тем, как принять человеческий облик.

– Са-мау понимаешь: пятьдесят лет строгого следования супружескому долгу! По-твоему, я не заслужил небольшую награду? – добавил он.

Я пожала плечами. От оборотня веяло дорогим парфюмом с нотками мускуса и каким-то неодолимым звериным очарованием. Как можно сердиться или осуждать милого котика?!

– Ну вот, шер ами! – подмигнул мне Базиль. – Я, видишь ли, со вчерашнего вечера начал, так сказать, клеить… заготовки для аппликации «Романтика бурной ночи». Всё шло прекрасно, я бы повторил каждый момент! Мне на этот раз даже не понадобилось вот это…

Мурный лохмач показал мне наполовину выдавленный тюбик с надписью: «Магический клей «Момент». Надо сказать, что в карманах оборотня водилось много интересных магических вещиц. Например, я лично видела у него мозгопудру «Полторы извилины» и концентрированную глазную пыль, которыми Базиль умело пользовался, чтобы охмурять женщин в мире живых. Всё это покупалось или прихватизировалось на Чёрном Рынке Затерянных Душ – одном из самых интересных мест потустороннего мира.

– Но тут появились они, и всё пропало! – добавил оборотень, а потом замолчал и нахмурился.

– Кто «они»?! – удивилась я.

– Если бы я знал! – воскликнул Базиль, эмоционально всплеснув руками, на пальцах которых по-прежнему красовались длинные ухоженные ногти-когти цвета металлик. – Я их не видел! Впервые в жизни я не знал, кто ко мне приближается! Но я чувствовал присутствие чего-то незнакомого, очень быстрого, холодного и жуткого. Веришь?! У меня вся шерсть встала дыбом!

– А как же ты всё-таки оказался на трубе? – спросила я, думая о странных следах, концентрирующихся у моего окна, которые помог обнаружить фонарь.

– Ах, это… – Базиль замялся, не желая признаваться в чём-то. – Пёс, будь он неладен! Терпеть не могу собак! И, кажется, эти неведомые существа – тоже! По крайней мере, они исчезли, как только пёс залаял.

– Клодина де Нозиф приближается к дверям со скоростью средневекового тарана! – бодро отрапортовали черепа, в обязанности которых входило оповещение об опасности.

Ситуация принимала новый оборот. Базиль молниеносно сунул мне в руки тюбик с магическим клеем и с самым невинным видом присел на банкетку в тот момент, когда я произносила:

– Впустить!

Клодина вошла, очень быстро охватив цепким взглядом комнату. Представляю, как всё выглядело со стороны: я с растрёпанными волосами и в полупрозрачном ночном одеянии, застывшая с судорожно сжатым в ладонях тюбиком, и неотразимый взъерошенный Базиль, с отсутствующим видом изучающий узоры на потолке.

– Это не то, что ты подумала, Клоди! – нежно промурлыкал оборотень, на всякий случай отступая под защиту стола.

– То есть, это я зря думаю, что рядом с Эжени ты как в камере хранения? – рассмеялась Клодина.

Чувствовалось, что она настолько хорошо изучила своего суженого, что догадывается обо всём, но не может причинить этому лохматому сокровищу сколько-нибудь ощутимый вред. Наверное, в этом и заключалась любовь.

– Нет! Нет! Всё правильно! – осипшим от волнения голосом поспешил уверить свою супругу Базиль. – Как в камере! Лучше не скажешь!

Решив переключить её внимание на другие вопросы, я рассказала Клодине о воспоминаниях, отнятых у фантома и случившемся ночью, а потом показала фонарь уфолога.

– Отсюда надо уходить! – сделала вывод Клодина, внимательно выслушав меня. – Скорее всего, эти существа как-то связаны с новым некромантом и охотились за тобой. В любом случае, живность, которую не может отследить ни оборотень, ни некромант в свой лорнет очень опасна!

– Я не могу взять и уйти просто так из-за каких-то предположений! – возразила я.– У меня здесь дела: у меня ремонт намечается, и потом, лучше бы понаблюдать, узнать, кто оставил следы, провести расследование, и уж тогда…

– Предпочитаешь героически погибнуть? – насмешливо перебила меня Клодина. – Я, бы не задумываясь, позволила тебе это, будь ты обычным человеком, но ты – наместница Противоположности Жизни, единственный носитель Силы Созидания среди некромантов. В общем, если с тобой что-то случится, и мне, и вот этому вечно дурачащемуся созданию…

Клодина ткнула пальцем в сторону оборотня, разыгрывавшего покорность наивернейшего супруга, и продолжала:

– … путь в потусторонний Париж заказан и здесь житья не дадут! Мы несём ответственность за твою безопасность перед Советом Сторон!

В её словах было рациональное зерно, к тому же постоянно оставаться на стороне живых у меня всё равно бы не получилось: однажды вкусивший что-то в потустороннем мире, обречён на возвращение, а я не яблоки в чужом саду понадкусывала, а выпила созданный Люрорм де Куку эликсир бессмертия, действие которого, кстати, постепенно иссякало. Я чувствовала это как странную усталость, проникавшую в каждую клетку моего тела, жаждавшего новой порции живительного снадобья.

Правда, до срока приёма эликсира было ещё далеко, но этот момент неминуемо приближался. Я сама ускорила его приближение, пытаясь отсрочить смерть моего возлюбленного ценой сокращения своего срока в мире живых, а, значит, надо было как-то налаживать отношения с моим женихом, ведь умирать и даже терять молодость очень не хотелось.

В общем, остаток недели я посвятила подготовке операции, которую дворцовый в целях конспирации красноречиво и лапидарно обозвал: «ЧП». Действительно, её полная аббревиатура состояла из четырёх букв «П», что расшифровывалось как «Прогулка по потустороннему Парижу». Сначала я поручила горничным собрать мои вещи – только самое необходимое. Результаты сборов превзошли все мои ожидания: не ограничившись тремя чемоданами и огромным мешком, очень подходящим для Деда Мороза-гиганта, горничные прикатили ещё садовую тачку, дабы заполнить и её прочими нужными вещами. В общем, невеста я оказалась богатая, накопив солидное приданное к семидесяти двум годам.

Постороннее присутствие «зелёных человечков» особенно ярко ощущалось ночью. Душераздирающие вздохи и шорохи в саду, постукивания в окна и двери, а, особенно, хождения невидимых пришельцев по крыше вполне могли вызвать у любого обычного человека бледный вид и макаронную походку, но никто и не утверждал, что некроманты – обычные люди. Моя походка осталась летящей и грациозной, мне было даже интересно, чем всё закончится, а в груди предательски пело сердце от приближения события, ожидание которого я долгое время, возможно, все эти годы на Стороне Жизни, прятала в глубине души, боясь признаться даже себе. Правда, обнаружить хотя бы одного представителя иной цивилизации мне так и не удалось, так быстро исчезали эти странные сущности, которых моя тыква уже окрестила «зелёными призраками».

Последней каплей стало исчезновение людей. Сначала мы недосчитались уфолога, подарившего мне фонарь, но на этом исчезновения не прекратились. Поисками пропавших параллельно занялись полиция и Диоген. Теперь в саду частенько было светло от мигалок и шумно от разговоров людей в форме, а мне пришлось ещё и давать бесконечные показания. Лютомир рвался завязать контакт с пришельцами, утверждая, что владеет эксклюзивной методикой ведения переговоров, но я строго-настрого запретила ему даже думать об этом, опасаясь, что и он тоже попадёт в списки пропавших.

– Этот дом надо уничтожить перед уходом! – настаивала Клодина, когда в одну из ночей, особенно бурных в плане нашествия «зелёных человечков» и их мгновенного исчезновения при попытке применить фонарь, мы собрались на Совет. – Лучше всего сжечь! Чтобы эти таинственные пришельцы не имели возможности проникнуть в настоящий особняк, а потом и в потусторонний мир, до того как мы будем готовы дать им отпор.

– Да что вы заладили?! Сжечь! Сжечь! – возмутился Лютомир, которого хоть и не приглашали на Совет, но он, как всегда, пробрался без приглашения. – Меня послушайте! У меня же не голова, а Колизей в миниатюре!

– Что умные мысли сражаются с глупыми, как гладиаторы, а ты, как Цезарь, взираешь на это с трона, по-моему, это диагноз? – Базиль разразился смехом, а Клодина раскрыла веер.

– То есть, я хотел сказать: Сорбонна, а не Колизей! – быстро исправился дворцовый.

– Ну, и что там, в Сорбонне? – спросил Ящур, взяв его за плечи, чтобы поднять повыше и разглядеть мысли сквозь треуголку и рыжую шевелюру.

– Я готов пожертвовать собой и отвлекать внимание на себя, пока вы уходите огородами! – вырвавшись из костлявых объятий теропода, заявил Лютомир и смело запрыгнул на стол, словно бравый пират. – Буду следить за домом, и враг не пройдёт! Только нужно, чтобы кто-то заменил Эжени.

Все уставились на него, не понимая, что он имеет в виду.

– Я подумал, будет здорово, если недруги не сразу узнают, что хозяйка ушла. Пусть они думают, что она по-прежнему здесь и ничего не подозревает! – пояснил дворцовый. – Может быть, тогда удастся больше узнать о них. И для этого мне нужна помощница с выдающимся артистическим даром.

– Кто же, как не я, самая яркая из окрестных тыкв? – с вызовом заявила Выква.

– Нет! Нет! Нет! – замахал руками Лютомир. – Ты не годишься!

– Почему это?! Да я уж такая актриса, что и не было таких! – возмутилась тыква.

– Амплуа у тебя не то! – со знанием дела заявил Лютомир. – Я раньше у Мейерхольда в дому служил, поднаторел в театральном деле! Так вот, хозяйка-то у нас чисто «инженю», а ты…

– Ин-тык-ню! – выдал Ящур, внеся свою лепту в словарь театральных терминов и вызвав громкий хохот собравшихся.

– Неграмотные вы! Никакого удовольствия от интеллектуальной беседы! – обиделся Лютомир и демонстративно отвернулся к стене.

– Инженю…Тьфу ты! Эжени не Золушка, в тыквах не нуждается! – заметил Базиль в наступившей тишине. – А сама по себе идея хорошая! У меня есть одна кандидатура! Моя давняя знакомая!

Затем он наклонился к Клодине и ласково промурлыкал ей на ухо:

– Она давно в прошлом, мон амур-р-р-р!

На следующий день оборотень отправился за своей актрисой, предупредив, что та безумно талантлива и жутко экстравагантна. В его отсутствие Клодина, видимо, чтобы выплеснуть негатив, занялась допросом фантомов, а я – изучением подаренного исчезнувшим уфологом фонаря. Хотелось изготовить его копии и усилить воздействие лучей, чтобы они помогли разглядеть не только следы, но и тех, кто их оставил. Лютомир в прожжённом на животе фартуке на вырост помогал мне творить алхимическое действо, мастерски разжигая тигли и таская банки и колбы с эликсирами и толчёными минералами. Всё это прервал возглас черепов, возвестивший о приходе Базиля.

Мы все, даже невозмутимый и забывчивый Лыц-тыц-тыц, высыпали в коридор, причём самой первой выкатилась Выква, чьё неудовлетворённое артистическое дарование жаждало мести. Двери открылись, и у нас у всех, даже у Клодины, отвисли челюсти, потому что в коридор стремительно влетел эффектный гроб из красного дерева и гулко грянулся об пол, будто намеренно потеряв крышку. На нас из пламенеющего алой обивкой чрева этого роскошного последнего пристанища бренных тел с ослепительной улыбкой хозяйки положения смотрела яркая женщина, обладающая харизматичной внешностью и горящим взглядом.

– Позвольте представить вам величайшую актрису всех времён и народов, подарившую миру незабываемые образы Клеопатры, Джульетты, Жанны д’Арк и даже Гамлета, –божественную Сару Бернар, любезно согласившуюся нам помочь! – провозгласил Базиль, ошарашив нас ещё больше, а потом, проходя мимо меня, быстро прошептал:

– Она на Стороне Жизни нелегально, я обещал, что ты поможешь решить эту проблему в обмен на её услуги.

Я кивнула, а у меня в мыслях вспыхнула известная фраза на латыни, гласившая: «Vita brevis, ars longa» («Жизнь коротка, искусство вечно»). Клодина смотрела на Сару Бернар с опасным оттенком ревности, Выква – вызывающе, Лютомир – с недоверием, Ящур –плотоядно.

Пока кто-то из них не ляпнул что-то совершенно непотребное, я решила, что актрисе, владевшей при жизни сердцами тысяч зрителей, будут приятны аплодисменты и с криком:

– Браво! – захлопала в ладоши.

Все поддержали меня в этом начинании, после чего Сара Бернар вышла на поклон из своего оригинального футляра.

– Она совсем не похожа на Эжени! – с завистью проворчала Выква, но её овощное бормотание никто не слушал.

Сара Бернар попросила разрешения побеседовать со мной наедине. Будучи экстравагантной натурой, любящей эффекты, она сразу прониклась любовью к особняку, полному призраков, и с наслаждением выслушивала мои истории из жизни некромантов и рассматривала мои наряды, видимо, пытаясь вжиться в образ.

– А почему вы появились в гробу? – спросила я, когда между нами установились доверительные отношения.

– Я в детстве болела чахоткой и упросила мать купить мне этот гроб, чтобы точно знать, что буду лежать в комфорте и красоте, – с улыбкой рассказала мне актриса, нанося грим. – С тех пор он стал моим талисманом и спутником. Я частенько спала в нём и даже занималась любовью с моими избранниками.

Сара Бернар весело рассмеялась и заметила, подмигивая мне:

– Правда, не все они воспринимали это с должным энтузиазмом и сохраняли свой пыл!

Я могла бы побиться об заклад, что Базиля сей мрачный аксессуар вряд ли смущал, но не решилась спрашивать об этом, а Сара Бернар тем временем подошла ко мне и взглянула на меня так, будто хотела пронзить насквозь. Призрачно-театральный грим, поблёскивая в лучах светильников, небрежно и неравномерно лежал на её лице, словно безжизненная белая маска.

– Вы позволите прикоснуться к вам, Эжени? – спросила Сара Бернар. – Это необходимо для того, чтобы вжиться в образ.

– Конечно! – с готовностью согласилась я.

Сказать по правде, мне было немного жутковато и одновременно интересно. Актриса взяла меня за руку и начала медленно преображаться. Изменения сначала были едва заметны, казалось, что грим постепенно заполняет мелкие морщинки и поры на лице, образует нужные изгибы и линии. Меня не оставляло впечатление, словно эта призрачная дама снимает с меня слепок, чтобы надеть его на себя. Возможно, именно за счёт этого умения ей удавалось так долго скрываться от депортации назад, в потусторонний мир.

Через час мы пригласили всех домочадцев в комнату, с интересом наблюдая за их реакцией, а посмотреть было на что, ведь взглядам хорошо знавших меня людей и нелюдей предстали сразу две Эжени, похожие, как две капли воды, только платья были разные (одинаковых у меня не водилось). Я выбрала своё любимое – лазоревое в стиле ампир, а Сара Бернар – кроваво-алое с россыпью чёрных роз по подолу и декольте, что было гораздо ближе к некромантским канонам и соответствовало её мировосприятию. Искусство призрачного грима и перевоплощения по Станиславскому произвело неизгладимое впечатление на зрителей.

– Японский Гераклид! – пробормотал призрак Диогена с недоумением, глядя на раздвоившуюся меня.

– Тыквенный затык! – согласилась с ним Выква, смотревшая на нас, выпучив глазищи.

Мы сидели по разные стороны от зеркала, и Сара Бернар настолько непринуждённо и похоже копировала мои движения и мимику, что мне самой становилось не по себе при мысли о том, кто же из нас настоящая.

– Сильвупле! – сказала она, один в один копируя мой голос, и жестом пригласила всех подойти ближе, словно удав Каа бандерлогов.

Клодина де Нозиф щёлкнула механизмом раскрывавшегося некромантского лорнета и внимательно взглянула на меня и мою копию сквозь разноцветные стёкла. Обычно с помощью этого приспособления можно было легко разглядеть скрытое, но, как я и предполагала, не всегда. После долгого и внимательного рассматривания Клодина озадаченно сложила лорнет и остановилась, задумчиво скрестив руки на груди.

– Недурно! – пробормотала она.

– Гран-мерси! – не сговариваясь, произнесли мы с Сарой Бернар в один голос.

Вся моя некробригада, зайдя с флангов, тоже пыталась разгадать головоломку, но тщетно. Наконец, и дворцовый подошёл ближе, с опаской вглядываясь в глаза то мне, то Саре Бернар.

– Что ж ты не узнаёшь свою хозяйку, Лютомир? – ласково спросила она, поманив дворцового к себе.

– Нет уж! – испуганно затряс тот рыжей бородой, пятясь назад, как чёрт от ладана. – Миль пардон вам! Оконфузиться боюсь!

Сара Бернар весело рассмеялась – кажется, ей всё больше нравилась новая роль. Последним из всей компании к нам приблизился мурный лохмач, по пути быстро трансформируясь в упитанного серого кота. Он вальяжно подошёл сначала ко мне и потёрся о ноги, слегка приподняв подол и добившись того, чтобы его погладили по голове, а потом собирался проделать тоже с Сарой, но актриса со смехом отогнала его, сказав:

– Это запрещённый приём, Базиль!

– Прости, Сара! – промурлыкал оборотень. – Зато действенный! Ты это не предусмотрела!

Актриса быстро приняла свой прежний облик, под бурные аплодисменты и восхищённые возгласы зрителей. Даже Клодина высоко оценила её актёрский дар.

– На одном из спектаклей при жизни я повредила колено, – пояснила Сара, когда мы снова остались одни, чтобы переодеться и побеседовать. – Мне тогда было шестьдесят лет. Боли адские! И я настояла на том, чтобы ногу ампутировали. А сейчас в моём новом качестве этот нюанс заметен. Базиль знал.

Сара приподняла подол, показав мне стройные ноги, одна из которых выглядела более прозрачной, чем другая.

– Я учту это, во время основного выступления, – сказала она. – А вы обещайте мне право находиться на Стороне Живых столько, сколько понадобится. Ведь Сара Бернар жива, пока меня помнят и любят!

– Обещаю! – сказала я, пожав её призрачную руку.

Через несколько дней Сара Бернар очень хорошо вжилась в роль хозяйки дома с привидениями и подружилась с Лютомиром, который, наконец, перестал относиться к ней с недоверием. Я наладила кустарное производство фонарей, развесив их внутри и снаружи дома. Клодина целыми днями пропадала в казематах, пытаясь выведать полезные сведения из фантомов. А Диоген подарил мне щенка призрачного пса, которого я назвала Дё-Киник, исходя из того, что «дё» – это «два» по-французски. Он тоже хорошо чувствовал опасность. Горничные приняли новую хозяйку благосклонно, обращаясь в её присутствии в прекрасных Аполлонов с восхитительными обнажёнными торсами. В общем, спектакль обещал быть завораживающим и опасным.

Когда пришло время уходить, Сара Бернар любезно помогла мне правильно наложить призрачно-театральный грим, за счёт которого я теперь выглядела, как она. Такая вот рокировка. Меня сопровождали Базиль, Клодина и моя некробригада, исключая рыцаря с амнезией, который остался защищать дом на случай вторжения. В путь я отправилась налегке, захватив только оружие некромантов, пару алхимических снадобий да фонарь уфолога.

– Эх! Как же ты к жениху без приданого приедешь, да ещё в таком затрапезном виде?! – недоумевала Выква, пока мы шли по тёмному межпространственному тоннелю. – Что он о тебе подумает?!

В отличие от меня, предпочитавшей удобную и проверенную одежду для любых длительных походов с возможными драками и побегами, Выква была при полном параде, попросив завязать ей на хвостик два разноцветных банта и надвинуть золотую диадему почти по самые глаза.

– Бери пример с меня! – вещала она. – Вдруг в потустороннем мире встретится мужская тыква? И – вуаля! – вот она, я! Вся в золоте и бантах! Закачаешься!

Я представила себе, как прибываю в потусторонний мир, надев на себя всё лучшее с мешком вещей наперевес и садовой тачкой, полной всякой всячины, типа нарядов и драгоценностей в придачу, и рассмеялась. Люрор де Куку, конечно, мужчина крепкий и много повидавший в этой жизни и в этой смерти, но от такого зрелища, пожалуй, тоже мог закачаться, а то и вовсе выпасть в осадок.

– Тихо! – сказала Клодина, с опаской озираясь по сторонам.

Она шла впереди в полной боевой готовности, а Базиль следовал за мной, готовый выцарапать глаза каждому, кто посмеет причинить мне вред. Ящур плёлся последним, замыкая шествие. Мы уже приближались к выходу на Пер-Лашез, когда Дё-Киник, до этого тихо сидевший у меня в сумке, неожиданно разразился заливистым лаем. Призрачный пёс чувствовал опасность. У Базиля тоже вся шерсть против его воли встала дыбом. Сейчас он был похож на атакующего дикобраза или на человека, прикоснувшегося к генератору Ван де Граафа: роскошная шевелюра эффектно торчала в разные стороны во всю длину.

– Быстрее! – крикнула Клодина, переходя на бег.

Мы ускорились, а я позволила фонарю разгореться в три раза ярче. Те, кого учуял Дё-Киник, были очень далеко от нас и, вроде бы, шли в совершенно противоположном направлении. И опять же никто из нас не смог увидеть возмутителей нашего спокойствия, но на полу за ними оставались вереницы уже знакомых когтистых следов.

– К дому пошли! – прошептал Базиль. – Вовремя мы убрались оттуда.

– А как же Сара, Лютомир и все остальные?! – поздно спохватилась я, только теперь осознав всю серьёзность положения.

– Сара Бернар выкрутится из любой ситуации и очарует любого врага своей игрой, дворцовый и горничные умеют гениально прятаться, с философом и его псом никто не станет связываться (себе дороже – мозг сломаешь), а у рыцаря амнезия, значит, он не пригоден для допросов. К тому же все они сами вызвались исполнить свои роли и остаться в особняке, – сказал Базиль. – Сейчас главное – спасти тебя. Таков был приказ!

– Чей приказ?! – вздрогнула я от пронзившей мой мозг догадки.

– Люрора де Куку! – холодно обронила Клодина, а Базиль подхватил меня на руки.

– Сейчас же отпусти нас, кот несчастный! – воскликнула Выква, попытавшись укусить оборотня за руку, но мурный лохмач держал меня очень крепко и ловко, так что тыква осталась ни с чем.

– Вот именно – несчастный! – шептал он мне на ухо, игнорируя возгласы тыквы и ускоряясь до такой степени, что у меня всё поплыло перед глазами. – А если с тобой что-то случится, шер ами, я стану ещё несчастнее! Ты же не хочешь этого, да?

Мы выбрались из тоннеля как раз у места перехода, которым служил склеп без опознавательных знаков, затерянный в глубине Пер-Лашез.

– Все готовы? – спросила Клодина, окинув взглядом меня, Базиля и Ящура.

– Готовы… – проворчала Выква, у которой от скоростного перемещения развязался один бант, а диадема ввиду отсутствия ушей заметно сползла набок. – Ты готовить-то хоть научись!

– Не беспокойся! – сказала Клодина, одарив её холодной улыбкой, от которой на Выкву напала внезапная дрожь. – Там, куда мы направляемся, у меня есть прекрасные личные повара, которые знают много рецептов блюд из тыквы.

Ритуал перехода, который применили Клодина и Базиль, был мне не знаком – вернее, я знала его лишь в теории, найдя это описание в старинных книгах. Судя по всему, они собирались сделать так, чтобы портал перехода намертво закрылся за нами и не впустил незваных гостей в потусторонний мир. Клодина быстро и нервно читала какое-то странное заклинание на латыни, а Базиль, заявив, что это для него плёвое дело, показал класс в скоростном начертании тетраграмм разноцветными мелками прямо на кладбищенской брусчатке. Тетраграммы в его исполнении походили на неправильные «классики».

– Чего она там бормочет?! – встревоженно спросила Выква, которую, видимо, очень впечатлило замечание о рецептах блюд из тыквы.

– «Голова мертвая, приказывает тебе через посвященного и живого змия…» – перевела я с трудом припоминая значения слов.

Когда далее по тексту вышеупомянутый «змий» оказался ещё и зелёным, Выква окрестила произносимые Клодиной фразы и чертежи Базиля заклятием Алкаши, смешав, таким образом, магию, пагубную человеческую страсть и имя великого математика. Всё-таки она была очень начитанной тыквой, а это крайне важное качество для любых тыкв! С каждым новым словом воздух заполнялся усиливающимся шелестом. Я не сразу поняла, откуда он происходит, пока к склепу не слетелась целая туча бражников. Они вились над нами, оглушительно шелестя крыльями, и я вспомнила, что ещё одно название этих крупных и тяжёлых, как бомбардировщики, бабочек – «мёртвая голова».

Когда к границе тетраграмм начали подползать и упомянутые в заклинании змеи, Базиль взял меня за руку и потянул за собой внутрь разноцветных «классиков». Детская игра в моей жизни снова обернулась магическим ритуалом. Подпрыгнув над землёй, я увидела, как вспыхивают линии тетраграммы, а брусчатка под ними проваливается в темноту, увлекая за собой склеп и клёны в последний раз сыпавшие алой листвой. За границей тетраграммы, за шелестом бражников и шипением змей, где-то за доступным уровнем восприятия ощущалось присутствие чего-то неведомого и жуткого приблизившегося к нам, но не успевшего войти в контакт. Мгновение падения, словно отчаянный полёт в темноте, неожиданно вывело нас к величественному фонтану, воды которого были похожи на струящуюся тьму, усыпанную кровавыми листьями клёнов.

– Ну вот мы и на месте! Остановка «Люксембургский сад»! – тяжело переводя дух, радостно объявил Базиль, отпустив мою руку и быстро приобняв Клодину. – Как говорится, «кот сделал своё дело – кот может уходить»!

– Уходить?! Но почему? – удивлённо спросила я.

– Ты скоро поймёшь, что мы здесь лишние, – с хитрой улыбкой заметила Клодина.

Они ушли в туманное марево по одной из аллей, оставив меня с тыквой под мышкой и скелетом ответственного теропода за спиной. На шее Ящура красовалась моя сумка с аксессуарами некромантов и спящим щенком призрачного пса.

– Где это мы?! – изумилась Выква, осторожно открыв один глаз и осветив лучом жёлтого света фигуры скульптурной группы, украшавшие фонтан: влюблённых, над которыми, словно злой рок, нависало изваяние тёмного могучего великана.

– Фонтан Марии Медичи в Люксембургском саду потустороннего Парижа, – сказала я, не отрывая глаз от алых листьев, словно пятна крови, застывших там, где у влюблённых бились бы сердца, если бы эти статуи могли вдруг ожить.

Мелкий дождь сыпал из нависших облаков, и мне казалось, что его капли вот-вот закипят, касаясь моих пылающих от волнения щёк.

– Значит, мы уже прибыли?! – оглушительно, на весь сад заверещала Выква. – Эжени! Скорее завяжи мне заново банты и поправь диадему!

– К чему такая спешка?! Невеста-то у нас не ты! – резонно заметил Ящур.

Я же молча приступила к завязыванию бантов. Получалось это плохо: руки дрожали, отчего банты выглядели какими-то несуразными, и я судорожно распускала их, чтобы начать заново. Это моё нервное состояние объяснялось приближающимся звуком чётких, как выстрелы, размеренных шагов, пока ещё слабо раздававшихся позади меня, сопровождаясь размеренным постукиванием, которое могла издавать только трость, ударяясь о мостовую. У меня не было сомнений в том, кто приближается ко мне, но пока не хватало духу оглянуться и встретиться взглядом с возмутителем моего спокойствия.

Завязывая последний бант, я вспомнила, что на лице у меня остался слой призрачного грима и быстро стёрла его влажной салфеткой, которые Ящур таскал с собой, чтобы перемывать кости. Не хватало ещё, чтобы собственный жених меня не признал! Приведя себя в относительный порядок и судорожно поправив растрёпанные волосы, я, наконец, решилась повернуться навстречу судьбе и была сразу же психологически смята увиденным. По увядшей аллее, полной торжественно замерших сухоцветов и врастающих в сумрак мёртвых стволов величественных платанов, шёл высокий статный мужчина в чёрном сюртуке с алым подбоем. Как рана от удара мизерикорда, у него на груди красовался кровавый кленовый лист, поблёскивавший то ли каплями слёз дождя, то ли драгоценными камнями.

Люрор де Куку абсолютно не изменился внешне, словно мы расстались вчера, а не пятьдесят два года назад: та же гордая осанка, та же мрачная улыбка, тот же завораживающий блеск глаз поверх разноцветного пенсне, сдвинутого ближе к кончику длинного породистого носа. Наши взгляды встретились, и ни один мускул не дрогнул на холодном и безукоризненном лице некроманта; впрочем, я тоже давно уже научилась держать себя в руках и не подавать виду, да и причём здесь вид, если мы оба уже знали, что рады видеть друг друга. Я не могла бы объяснить, откуда берётся моя уверенность в этом, но ошибки быть не могло.

– С прибытием в потусторонний мир, Ваша Созидательность! – с изящным поклоном приветствовал меня некромант.

Это официальное обращение, против ожидаемого и привычного «ма флёр» («мой цветок»), которое Люрор де Куку применял ранее, почему-то неприятно царапнуло душу, хотя именовать меня так требовал этикет. К тому же Люрор де Куку уничтожил свой гербарий и, возможно, не желал больше ассоциаций с какими-либо цветами, или это просто игра, блеф, в котором некромант – большой мастер. Но ради чего?

– Благодарю Вас, Ваше Бессмертное Высокоужастие! – сухо сказала я в ответ, припомнив его титул. – Мне жаль, что наша встреча омрачена тенью нависшей над нами опасности.

– Тени исчезают при ярком свете, который вы привнесли в мою жизнь! – парировал Люрор де Куку.

Рядом с его холёным великолепием мои джинсы и куртка смотрелись как минимум вызывающе, не говоря уже о зубастой тыкве под мышкой, разомлевшей от предвкушения новых приключений.

– А свободные овощи у вас тут бывают? – смело спросила Выква, восхищённо вытаращившись на некроманта.

– Некоторых здесь я назвал бы овощами, хотя большей частью попадаются те ещё фрукты или многократные ягодки опять! – тонко усмехаясь, сказал Люрор де Куку, а потом обратился ко мне:

– Благодарные жители ждут Вашу Созидательность у входа сад, но прежде чем предстать перед ними, я бы предложил вам сменить наряд.

Он галантно позволил мне опереться на его руку, и мы отправились во дворец королевы Франции Марии Медичи, находившийся в глубине Люксембургского сада. Возведённый в давние времена в стиле итальянского ренессанса, этот архитектурный ансамбль красиво возвышался над клумбами, словно бросая вызов вечному увяданию потустороннего мира, как оплот неувядающей красоты линий и форм. Королева любила эти места больше политики, в умении вести которую она проиграла битву кардиналу Ришелье, и, уйдя на покой, выбрала себе роль призрачной хозяйки Люксембургского сада. В её обязанности входило блуждание по аллеям, сопровождаемое звоном ключей от дворца, и беседы с посетителями.

– Ваше Величество! – окликнул Люрор де Куку, заметив знакомый силуэт у входа во дворец.

Мария Медичи оглянулась, одарив нас благосклонным взглядом. Облачённая в пышное синее платье на корсете, расшитое королевскими лилиями и украшенное высоким воротником с отделкой небольшими раффами, она словно сошла со своего парадного портрета.

– Ваша Созидательность! Идёмте со мной! – с улыбкой сказала она мне, и, окатив волной высокомерия рванувшегося следом теропода, добавила:

– Динозаврам вход воспрещён!

Ящур, щёлкнув челюстями у неё перед носом, вынужден был согласиться, недовольно бормоча нечто вроде: «Это что за ЗОЯ, как из мезозоя?», причём слово «ЗОЯ» здесь было аббревиатурой от известного выражения «змея особой ядовитости», видимо, очень популярного в меловом периоде. Во дворце моё внимание привлекла художественная роспись, которой занимался сам Рубенс. И пока я разглядывала сюжеты на стенах, мы добрались до личных покоев королевы, где меня ожидало восхитительное платье, по всей красе парившее над полом, будто было надето на призрачный манекен.

– Лучшие портные работали не покладая рук, чтобы создать этот наряд по эскизам Люрора де Куку! – с некоторой завистью в голосе произнесла королева, заметив мой восхищённый взгляд.

– Регент очень заботится о вас, – добавила она с оттенком какого-то двусмысленного намёка, но я сделала вид, что не поняла, о чём она говорит.

Отложив тыкву на низкую оттоманку с затейливо изогнутой спинкой и подлокотниками, я приступила к примерке.

– Ой, вы знаете, Эжени всё идёт, даже мешок с прорезями! Такая фигура! – лопотала тыква, наблюдая за мной и вызвав холодную улыбку на губах королевы.

– Фигура всем известная! «Мулине» с пируэтом! Только белыми нитками шито, – пробормотала она, почему-то оперируя терминами фехтовальщиков и швей, словно я собиралась не на свидание с жителями потустороннего Парижа, а на бой, сопровождаемый вышиваниями крестиком.

Думать об этом было некогда, потому что у входа во дворец меня ждал Люрор де Куку. Я чувствовала, что всё самое важное он скажет мне позже наедине, а пока нас ожидало долгое театральное действо, коим и являлась любая политическая акция.

К народу мы вышли рука об руку, вызвав восхищённые возгласы толпы. Наш путь был усыпан розами, причём в буквальном смысле, благодаря стараниям жителей. Розы, правда, были чёрными и сухими, но в данном случае не служили эмблемой печали. Околдованная мрачной красотой и фантасмагоричностью момента, я ещё не решила, символом чего они могли стать для меня.

Строгое, но роскошное чёрное облегающее платье со смело открытой спиной, оттенённое сверкающим алым кленовым листом у меня на груди и кровавым подбоем, эффектно вспыхивающим, словно пламя, при каждом шаге, было верхом совершенства. Передвигаться в нём из-за довольно сильно обтягивающей бёдра юбки и длинного шлейфа представлялось возможным только мелко семеня рядом с некромантом, словно гейша или Мортиша Аддамс. Идти подобным образом было настоящим испытанием для меня, поэтому первые минут пятнадцать в новом образе я посвятила стараниям не сбиться с ритма и не клюнуть носом в пол, наступив на край струящейся тьмы подола.

– Вы великолепно держитесь, Ваша Созидательность! – ободряюще шепнул мне Люрор де Куку, когда я, уже выбиваясь из сил, собиралась слегка ссутулиться под грузом общего всенародного восхищения.

– Давайте оставим этот жуткий официоз и в личных беседах выберем какое-то более спокойное обращение ко мне, а не это пафосное «Ваша Созидательность»! – проворчала я, мгновенно расправляя плечи.

– Хорошо, – улыбнулся некромант. – Как же вам угодно обозначить себя на этом жизненном витке?

– Называйте меня просто по имени, – сказала я. – Это возможно?

В голове предательски крутилось совершенно другое обращение ко мне, звучавшее из уст Люрора де Куку: «ма флёр». В прошлый мой приход оно казалось мне вызывающим и панибратским. Неужели сейчас мне хотелось, чтобы мой фиктивный жених продолжал называть меня так?! Этот вопрос я постоянно задавала себе, пытаясь понять, что происходит, и не могла на него ответить.

– Конечно! При условии, что вы тоже будете обращаться ко мне по имени, Эжени. Мы ведь не чужие люди! И наш прежний уговор: никогда не лгать друг другу, тоже останется в силе! – весело сказал Люрор де Куку (Хорошо, что хотя бы мои мысли не были для него открытой книгой!).

Эта его практика мгновенно выставлять свои требования в ответ на условия визави очень напоминала контратаку в поединке на шпагах. Возможно, Мария Медичи не ошибалась, упомянув фигуру «мулине» и пируэты. Мне ничего не оставалось, как только ответить:

– Авэк плезир! – что означало: «с удовольствием!», хотя, возможно, в контексте поединка уместнее звучало бы «а вотр сервисе!» («к вашим услугам!»).

Торжественное шествие завершилось, когда мы дошли до потрясающе красивого траурного экипажа, одного из тех, которые неизменно находились в тренде у некромантов, а тот, который дожидался меня и моего спутника, был просто произведением искусства, напоминая мини-дворец. Такой эффект достигался за счёт элементов декора на кузове, выполненных в виде изящных башенок и крестоцветов. Вызывали восторг и многослойные чёрные шторы с эффектными драпировками, ревниво закрывавшие окна. Люрор де Куку помог мне подняться по висячим ступенькам в неожиданно алое бархатное нутро экипажа и, войдя следом, плотно закрыл дверь.

Когда чёрный «дворец» на колёсах мягко тронулся с места, мой фиктивный жених, удобно устроившись напротив меня на алом сиденье, вкрадчиво произнёс:

– Как я и думал, годы в мире живых пошли вам на пользу, Эжени! Вы расцвели, набрались опыта, стали шире смотреть на вещи. Я восхищён!

От его слов, а главным образом – от пристального взгляда, мне на мгновение стало как-то не по себе, но я не подала виду, быстро справившись с волнением. Мне ли заливаться краской от знаков внимания мужчины, пусть даже такого привлекательного и опасного? Чай, не шишнадцать мне уже, а осьмнадцать, как-никак, в четвёртый раз стукнуло! Плавали, знаем!

– Благодарю вас! – сказала я и, собравшись с духом, добавила с озорной улыбкой, – Люрор! Чем больше я узнаю вас, тем чаще думаю: какой вы удивительный человек!

Это заставило некроманта плотоядно усмехнуться. Мы словно заново знакомились друг с другом, и это было потрясающе интересно и волнующе!

– А, кстати, куда мы едем? – спросила я, пытаясь приподнять чёрный бархат занавесок, чтобы выглянуть из окна экипажа.

Но не тут-то было! Тяжёлые драпировки не сдвинулись с места, не желая нарушать конспирацию.

– В одно волшебное место, где никто не помешает нам отпраздновать нашу встречу и поговорить о самом главном, – сказал Люрор де Куку.

Мы вышли из экипажа у Музея изобразительных искусств, а затем по длинной каменной лестнице спустились вниз, прямо к Сене. Вид отсюда был просто мистический! Река казалась застывшим чёрным стеклом. По поверхности стелился тёмный туман, а горящие в сгущающихся сумерках фонари живописно отражались в не тронутых волнами водах, словно горели сразу в двух мирах – реальном и отражённом. Подойдя к самому краю берега, одетого в камень, Люрор де Куку вдруг решительно ступил на пелену тумана, словно она и воды реки превратились в твердь, и подал мне руку.

– Идёмте со мной, Эжени! – мягко сказал он, а в его зрачках тоже отражались горящие фонари. – Обещаю, вы не пожалеете!

Я медлила вовсе не из-за внезапной аквафобии. Меня вдруг охватило странное чувство, что каждый шаг, который я сделаю, ведёт меня к точке невозврата, в судьбоносное мгновение, которое необратимо повлияет на всю мою дальнейшую жизнь.

– Вы ведь ещё не забыли, что своё слово я держу? – настаивал некромант, заметив мою нерешительность.

Слово Люрора де Куку было нерушимо, обещанное всегда выполнялось, но не это повлияло на моё решение. Похоже, я хотела этих необратимых перемен и, положив руку в его ладонь, тоже шагнула на блестящую и туманную гладь Сены. Чудеса! Вместо того чтобы погрузиться в воду, я встала на твёрдую поверхность. Она выглядела, как полупрозрачная тонкая, ровная, прочная и довольно большая плавучая площадка, на краю которой и обретались я и мой фиктивный жених, будто два полярника на льдине. С набережной разглядеть её было практически невозможно, но сейчас, когда я ступила эту странную твердь, подсвеченную снизу небольшими светильниками, моему взору открылся интересный вид. На «льдине» хватало места для небольшого столика, сервированного на двоих, и танц-пола.

– Искусственный плавучий остров, – спокойно пояснил Люрор де Куку. – Я создал его накануне. Тотальная защита от чужих глаз и вторжений извне на несколько часов, которые пролетят как одно мгновение.

Я слушала его рассеянно и восхищённо, наблюдая, как лучи света, испускаемые укреплёнными снизу светильниками, словно прутья золотой клетки, сплетаются в замысловатый узел высокого над головой, образуя купол, отделявший нас от всего остального мира с его ужасными опасностями и нелепыми чаяниями.

ГЛАВА III. Рандеву, или Cон наяву

– Прошу вас! – Люрор де Куку проводил меня к столу и сам расположился напротив.

Судя по сменяющим друг друга блюдам, вечер для меня обещал закончиться диатезом и прогрессирующей эйфорией, потому что такого количества возмутительно вкусных сладостей и сухого вина, возраст которого был раза в четыре больше моего, я не позволяла себе никогда в жизни. Началось всё с небольшой дозы бланманже с шоколадом, затем последовал вишнёвый клафути, который сменил нежнейший парфе с малиной. Сладости таяли во рту, располагая к благодушной беседе о пустяках. Люрор де Куку не умолкал ни на миг, рассказывая мне разные забавные истории. В устах некроманта они обретали какой-то едва уловимый мрачно-мистический флёр, но, несмотря на это, моё внутреннее беспокойство совершенно развеялось, чего не наблюдалось уже много лет. Мне хотелось слушать его бесконечно, а все переживания и печали, казалось, остались за границами плавучего острова.

– Попробуйте ещё вот это, Эжени! – тихо, чтобы не спугнуть мой сладкий сон наяву, сказал некромант, придвигая тарелку, на которой лежали сладости похожие на нежные белые лепестки сказочного цветка.

– А что это такое? – спросила я, взяв один такой лепесток и положив его в рот.

– Тоже самое спросила Жанна де Лаваль у Рене Доброго, когда в день их свадьбы королевский кондитер преподнёс ей эти сладости, – сказал Люрор де Куку. – Нуар Тун-Тун передал мне его воспоминания об этом мгновении.

– И что же ответил ей король? – рассеянно спросила я, смакуя вкус дыни и миндаля, захлёстывавший мозг ощущением потрясающего блаженства и разливающийся приятным теплом по губам и языку.

– Это поцелуи! – с улыбкой сказал Люрор де Куку, видимо, повторив ответ Рене.

– Какая красивая легенда! – невольно прошептала я, очень тронутая этой незамысловатой историей (выпитое вино, а, может быть, и особая магия острова, казалось, усиливали эмоции).

Словно подтверждая мои предположения о магии, всё вокруг заполнилось звуками. Тихая мелодия нежно и неотвратимо обволакивала сознание. Казалось, это сама ночь – праматерь светлых снов и кошмаров – играет на арфе, струны которой – лучи света, отделявшие плавучий остров от остальных миров.

– Вы ведь не откажете мне в удовольствии танцевать с вами, Эжени? – поднявшись и церемонно кланяясь мне, спросил Люрор де Куку.

Конечно, я не могла ему отказать! Я думала, что мне будет сложно поддерживать ритм из-за волнения, охватившего меня сразу же, как только ладонь Люрора де Куку легла на мою обнажённую спину чуть выше талии, но уже через мгновение мы двигались как единый организм. Мне даже казалось, что моё тело предугадывает каждый следующий шаг моего партнёра. Люрор де Куку неотрывно смотрел на меня, и я тоже не отводила от него взгляда, словно играя с ним в гляделки. Время остановилось! Ничего и никого не существовало вокруг, кроме меня и моего визави! Мы молчали, и это было красноречивее всех слов, сказанных по ту и по эту стороны. Я думала о последнем десерте, восхитительное послевкусие которого всё ещё окутывало мозг приятной сладостью, и где-то в глубине подсознания уже рождались неясные образы запретных желаний, когда волшебство ночи разорвал приглушённый вопль: