Последний воин

© Владимир Лапушинский, 2025

ISBN 978-5-0067-0892-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О феях и языке Лиры

Такой зимы жители Перелесья не видели давно. Снег падал густыми хлопьями с самого утра и, казалось, не собирался останавливаться. На деревьях под его тяжестью образовались тяжелые, сверкающие на солнце арки. Поля и леса, окружающие деревню, превратились в бескрайнюю белую равнину, в которой легко было потеряться даже взгляду.

В воздухе висела тишина, которую нарушал только скрип снега под редкими шагами. Улицы деревни выглядели будто сошедшими с открытки: маленькие деревянные дома, каждый из которых окутан дымом из труб, снежные сугробы почти до окон, и занесенные дороги, где не разглядеть следов повозок.

Каждую ночь холод становился острее. Когда пробивалась луна, Перелесье утопало в ее мягком голубоватом свете, от чего казалось, что зима приобрела собственное волшебство.

Но было в этой зиме что-то тревожное. Казалось, что вместе со снегом на землю опустилась какая-то тайна. Жители чувствовали ее, но не знали, откуда ждать разъяснения.

И в этом безмолвии, среди серебристых снегов и ледяных ночей, что-то неуловимо менялось.

Зима пробралась в каждый уголок. Лесные тропы исчезли под снежными завалами, а река, покрытая толстой коркой льда, стала безмолвной. Лишь редкие птицы, окутанные пухом, перелетали с дерева на дерево, будто проверяя, не принесла ли стужа еще большего безмолвия.

Юноша сидел на низкой деревянной скамье возле старой печи, от которой исходило мягкое, живое тепло. Его лицо, освещенное пляшущими языками пламени, казалось задумчивым и сосредоточенным. Тени от огня играли на его щеках и подбородке, делая черты лица то резче, то мягче, словно сама зима пыталась прочитать его мысли через этот танец света и тени.

Он слегка наклонился вперед, подперев подбородок ладонью, а локоть уперев в колено.

Глаза юноши смотрели на огонь, но, казалось, видели что-то другое, не здесь и не сейчас. Взгляд был глубокий, погруженный в размышления, как будто в огненной пляске он искал ответы на вопросы, которые не мог задать вслух. Временами он моргал, словно пробуждаясь от коротких видений, которые подбрасывали ему языки пламени.

Его дыхание было размеренным, почти неслышным. На губах застыла слабая тень улыбки, горькая или теплая – понять было невозможно.

В тишине комнаты треск дров в печи звучал особенно громко. Каждый щелчок казался юноше важным, почти значительным, как будто огонь тоже хотел рассказать ему свою историю – о тепле, о времени, о жизни среди зимнего безмолвия.

В другом углу избы, чуть в стороне от печного тепла, сидела женщина преклонных лет. Ее фигура была согнута долгими годами труда, но в ее движениях все еще чувствовалась удивительная точность и плавность. Она сидела на низком табурете, склонившись над прялкой, что стояла перед ней. Ее морщинистые руки, сильные и ловкие, привычно тянули нитку, которая выходила ровной и гладкой, словно зима сама подарила ей это мастерство.

Свет от огня едва доставал до ее лица, освещая лишь часть головы. Седые волосы, собранные в аккуратный пучок, отражали отблески пламени, как иней в лунную ночь. Ее глаза, серые и мудрые, скрытые под тонкой сеткой морщин, были направлены на прялку, но в их глубине пряталось что-то большее – спокойствие человека, пережившего многое, и таинственное знание о жизни, которое она не спешила раскрывать.

Пальцы женщины неутомимо двигались, но вдруг замерли. Она подняла голову, чтобы посмотреть на юношу. Ее взгляд, внимательный и чуть прищуренный, словно хотел прочитать его мысли или понять, что кроется за его молчанием. Она будто знала то, что еще не раскрылось самому юноше, и это знание делало ее молчание особенно значительным.

Затем она мягко вздохнула, словно собираясь с мыслями, и заговорила. Ее голос был негромким, хрипловатым, но в нем звучала уверенность и привычная власть:

– Алхим, милок, да что ж ты так задумался? Пора бы уже ложиться. Ночь длинная, зима крепкая – не мудрено в сон уйти с первыми петухами. А завтра день новый будет, свои хлопоты принесет.

Ее слова прозвучали спокойно, но в них чувствовалась скрытая забота и нежная строгость, свойственная тем, кто всю жизнь привык беречь других, не показывая лишних эмоций.

Алхим тяжело вздохнул, поднял глаза от огня и повернулся к женщине, которая вновь занялась своей прялкой.

– Тётя Зельва, – голос его был тихим, почти умоляющим, – расскажи одну из тех старых легенд. Ты ведь всегда так их рассказываешь… Ну, одну, перед сном.

Зельва на мгновение остановилась, удерживая нитку между пальцами. Её губы дрогнули в лёгкой улыбке, хотя взгляд оставался строгим.

– Ах ты, непоседа, – сказала она, откладывая прялку в сторону и выпрямляясь, насколько позволяло ей уставшее тело. – Всё тебе легенды да сказки. Ладно уж, одну расскажу, но только недолгую. А потом – спать, слышишь?

Алхим, оживившись, сел поудобнее и приготовился слушать. В его глазах загорелся тот самый детский блеск, который Зельва помнила с тех пор, как он был совсем маленьким. Она села ровнее, провела рукой по коленям, будто собираясь с мыслями, и начала своим особенным, напевным голосом:

– Давным-давно, ещё до того, как Перелесье появилось на этом месте, на этой земле жила одна девушка. Звали её Ледана. Она была прекрасна, как первый снег, что покрывает землю, не тронутый следами. Но не просто красива – сердце её было чисто, а душа пела, как морозная звезда на небе.

Люди в округе говорили, что зима любила Ледану. В её присутствии метели затихали, снег становился мягким и пушистым, а мороз не кусал так сильно. Но как-то раз, когда Ледана гуляла по заснеженному лесу, она встретила чужака. Его глаза были тёмными, как ночь без луны, а голос – мягким, как весенний ветер.

Зельва замолчала на мгновение, бросив взгляд на Алхима.

– Этот чужак был не прост. Он сказал, что пришёл с другой стороны гор, из мира, где зима никогда не кончается. Ледана, очарованная его словами, последовала за ним. Но как только она пересекла границу между нашим миром и его, зима в Перелесье стала такой, что люди начали бояться её. Снег ложился так густо, что в деревне всё замирало. Мороз стал таким сильным, что даже печи едва могли согреть дома.

Зельва снова сделала паузу, склонила голову, будто вспоминая, и тихо добавила:

– Говорят, если слушать, как ветер завывает в самые морозные ночи, можно услышать голос Леданы. Она просит вернуться домой, но путь ей преграждают горы… а зимы, как видишь, продолжают помнить её.

Алхим, всё ещё сидя у печи, покачал головой и усмехнулся.

– Тётя Зельва, ну что ты! Про Ледану я уже сто раз слышал. Эта сказка такая известная, что её и в Перелесье, и во всём Приболотье знают. И даже малыши на улице играют в «зов Леданы»! – Он чуть улыбнулся, но тут же стал серьёзнее. – А вот ты лучше расскажи про фей и гномов, которые населяли наш мир много сотен лет назад. Ты о них столько всего знаешь!

Зельва слегка вздрогнула от настойчивости Алхима, будто его интерес напомнил ей что-то из прошлого. Она на мгновение прикрыла глаза, будто всматриваясь в глубину своих воспоминаний, а потом тихо, почти шёпотом, заговорила:

– Феи и эльфы действительно жили давным-давно. Это было время, когда люди, феи и сама природа жили в полной гармонии. Никто не пытался быть сильнее другого, никто не хотел подчинить мир. Всё существовало как одно целое. Люди слушали леса, феи укрывали их сны от злых духов, а реки, ветры и земля всегда отвечали на просьбы, если те шли от чистого сердца.

Алхим, удивлённо подняв брови, придвинулся ближе к Зельве, словно боясь упустить ни единого её слова.

– Но откуда они появились? – не удержавшись, спросил он.

Зельва вздохнула, как человек, который знает больше, чем может рассказать.

– Говорят, феи были порождением самой Гармонии. И в то же время они её порождали. Это, как круг, понимаешь? Нет ни начала, ни конца. Гармония создала их, а они, живя, создавали её. Это был естественный порядок.

Алхим нахмурился, пытаясь понять, и спросил, немного настойчивее:

– Как это, тётя Зельва? Они создали Гармонию, но в то же время сами были её частью? Это ведь звучит… запутанно.

Зельва покачала головой, её взгляд был строгим, но добрым, как у учителя, который хочет направить ученика, а не ругать его за непонимание.

– Это невозможно объяснить словами. Людям это, практически, не понять. Гармония не то, что можно увидеть глазами или потрогать руками. Это… как когда ты слышишь мелодию. Она есть, она реальна, но ты не можешь её коснуться. Ты можешь почувствовать её в сердце, но никогда не поймёшь, как она появилась. Вот так и с феями.

Алхим молча смотрел на Зельву, его взгляд снова упал на огонь. Он пытался представить, как это возможно, но в его сознании вместо ответов появлялись лишь новые вопросы.

– Так что же случилось потом? Почему их больше нет? – наконец спросил он, всё ещё не отводя взгляда от пламени.

Зельва на этот раз не сразу ответила. Она долго сидела молча, а потом тихо, почти грустно, сказала:

– Всё нарушилось, Алхим, по вине одной феи, – начала она, бросив взгляд на огонь, словно он мог подтвердить её слова.

Алхим недоверчиво нахмурился, его глаза расширились от удивления.

– Как это возможно? – воскликнул он, его голос дрогнул от недоумения.

– Гармония в нашем мире держалась на Огненном Цветке, сердце и душе всего живого. Этот цветок был самой яркой и живой частью мироздания. Он не рос на земле, его лепестки распускались в небе, там, где звёзды встречаются с ветром. Его цветение случалось раз в год, в самую тёмную ночь.

Зельва на мгновение закрыла глаза, будто представляя его. Затем продолжила, и в её голосе зазвучал трепет.

– Когда цветок начинал цвести, небо становилось багровым, словно перед рассветом, а затем медленно наполнялось золотым светом. Лепестки цветка, похожие на огненные языки, раскрывались, излучая тепло, которое доходило даже до самых глубоких корней деревьев. Ветры останавливались, чтобы не потревожить его, и звёзды мерцали ярче, отдавая ему свою силу.

Алхим слушал, затаив дыхание, но Зельва, заметив это, слегка улыбнулась и продолжила, ещё мягче:

– А когда цветок полностью раскрывался, из его середины начинали сыпаться золотые монетки. Но это были не простые монеты, а частички Гармонии, которые даровали жизнь всему на земле. Эти монеты падали с неба, проникая в почву, деревья, воду и сердца людей, чтобы они помнили, что значит жить в единстве с миром.

Алхим подался вперёд, его голос дрожал от волнения:

– Но разве можно было повредить такой цветок? Он ведь кажется… неприкосновенным.

Зельва вздохнула, её лицо стало серьёзным.

– Люди не могли повредить этот цветок. Его охраняли хранительницы, феи, ведь они были его воплощением. Каждая из них носила в сердце частицу Огненного Цветка.

– А можно ли её восстановить этот цветок?

Зельва долго молчала, глядя на треск дров в печи. В её взгляде читалась задумчивость. Казалось, она подбирает слова, чтобы ответить так, чтобы Алхим понял всю серьёзность.

– Можно, – наконец сказала она, подняв глаза к юноше. – Но для этого нужно многое. Во-первых, тот, кто попытается восстановить Гармонию, должен быть не простым человеком. В нём должна течь кровь древних предков. Не просто тех, кто когда-то жил на этой земле, а тех, кто жил в гармонии с самим миром. Это люди, что умели слышать лес, говорить с ветрами и просить воды подняться из земли.

Алхим, задумчиво нахмурился.

– Кровь предков… – повторил он, словно пробуя эти слова на вкус. – А что ещё нужно?

Зельва чуть прищурила глаза, её голос стал тише и серьёзнее.

– Во-вторых, нужно полить Огненный Цветок живой водой. Но достать её – совсем не простое дело.

Алхим поднял голову, его глаза вспыхнули интересом.

– Живая вода? Где её найти? – спросил он, с трудом сдерживая нетерпение.

Зельва усмехнулась, но её улыбка была скорее грустной.

– Живая вода скрыта далеко, в местах, куда не каждый рискнёт отправиться.

Алхим, затаив дыхание, пытался представить себе эту миссию, но у него в голове роились десятки вопросов.

– А что, если я захочу найти её? – спросил он, с вызовом в голосе. – Что, если я попробую восстановить Гармонию?

Зельва посмотрела на него внимательно, её взгляд стал строгим и чуть настороженным.

– Если решишься, то знай: путь будет трудным. Тебе придётся пройти через леса, которые давно забыли о людях. Через горы, где живут те, о ком ты и не догадываешься. И столкнуться с тем, что покажет, кто ты на самом деле. Подумай, Алхим, уверен ли ты в себе?

Алхим задумался, но его глаза горели так же, как огонь в печи. Зельва поняла, что он уже решил для себя, даже если ещё не произнёс этого вслух.

Зельва, слегка вздохнув, посмотрела на Алхима с непроницаемым выражением лица.

– Живая вода струится с Плачущей Горы, – начала она тихо, словно проверяя, готов ли юноша услышать продолжение. – Это место, где сама земля, говорят, оплакивает утрату Гармонии. Вода там чиста, как утренний туман, и в ней скрыта сила, способная оживить даже самую увядшую жизнь. Но есть одна беда…

Алхим не отрывал взгляда от Зельвы, жадно впитывая каждое её слово.

– Что за беда? – спросил он настойчиво.

Зельва прищурилась, её лицо приняло тень тревоги.

– Живая вода эта струится сразу в Мёртвое Озеро, – сказала она, медленно произнося каждое слово. – Это озеро разлилось так широко, что его нельзя обойти. Оно как чаша, что заключает в себе слёзы и тьму, вытекшие из мира, когда Гармония была нарушена.

Алхим нахмурился, его мысли метались, пытаясь найти выход.

– А если переплыть его? – предложил он. – Найти способ добраться до источника?

Зельва покачала головой, её голос стал низким и мрачным.

– Нельзя, милок. Если попробуешь переплыть его – умрёшь. Мёртвое Озеро не принимает никого. Оно забирает жизнь, как память о том, что погибло. Говорят, его воды холоднее самого сильного мороза, и даже птицы не летают над ним.

Алхим сидел молча, опустив взгляд на свои руки. Его энтузиазм сменился растерянностью.

– Так что же делать? – наконец спросил он. – Если не обойти, не переплыть… Как тогда добраться до живой воды?

Зельва задумчиво провела рукой по коленям, будто гладя ткань, которая давно потеряла свой блеск.

Алхим с волнением вскинул голову:

– А что же случилось потом, когда та фея повредила цветок? Что произошло с миром?

Зельва тяжело вздохнула, её взгляд потяжелел.

– А потом… феи исчезли. Их магия покинула наш мир, и Гармония больше не поддерживала людей. Им пришлось учиться выживать самостоятельно, добывать хлеб в поте своего лица, тяжело трудиться, чтобы не умереть с голоду. Всё изменилось. Люди стали слабее, но, может, и сильнее в каком-то смысле. Им пришлось учиться многому, чего раньше они не знали.

Алхим нахмурился, пытаясь осмыслить сказанное.

– Но ведь у людей всё же была какая-то мудрость? Они хоть знали, как работать с землёй? Как строить дома?

Зельва кивнула, но в её глазах была грусть.

– Знали, но не всё. После исчезновения фей, люди долго были растеряны, не знали, как выживать в мире, где Гармония больше не направляла их. Тогда к ним стали приходить другие народы, с далёких земель. Эти народы учили их ремёслам, как работать с деревом и металлом, учили охоте и земледелию. Они принесли оружие, которое позволяло защищать себя и охотиться. А ещё научили письму.

Алхим удивлённо вскинул брови.

– У нас не было письменности? – недоверчиво спросил он.

Зельва улыбнулась, но её улыбка была скорее меланхоличной.

– Люди тогда не нуждались в ней. Они говорили на языке Лиры. Это был язык фей, язык Гармонии. Он был совершенен. В нём не было нужды что-то записывать, ведь слова этого языка сами сохранялись в памяти и передавались дальше.

Алхим подался вперёд, его глаза горели любопытством.

– Язык Лиры? А что это за язык? Как он звучал?

Зельва задумалась, её взгляд устремился в пустоту, как будто она пыталась вспомнить давно забытое.

– Это был язык, который нельзя описать словами. Он был, как музыка. Как ветер, играющий в листве. Как журчание ручья или треск костра. В нём были чувства, мысли, воспоминания – всё в одном.

Зельва слегка улыбнулась, заметив интерес Алхима, и сказала:

– Знаешь, язык Лиры, хоть и был совершенен, всё же иногда записывали на земле. Но это были не буквы, как ты можешь подумать. Это были руны. Символы, которые отражали не просто слова, а целые мысли, чувства, состояния. Руны были связаны с самой Гармонией, и потому каждая из них не просто обозначала что-то, а была частью того, что она описывала.

Алхим, восхищённо выдохнув, спросил:

– Значит, руны фей… Они сохранились? Где их можно найти?

Зельва усмехнулась, её взгляд стал загадочным.

– Какая-то часть сохранилась. Люди находят их в старых лесах, на камнях, спрятанных у ручьёв, или в пещерах, куда давно не ступала нога человека. Но язык этот был создан самой Гармонией. Он живой, и его руны бесконечны. Сохранить все невозможно, потому что они рождались вместе с миром, его изменениями, его дыханием. Каждая руна – это отражение мгновения, которое уже прошло.

Алхим нахмурился, пытаясь осмыслить услышанное.

– Но если руны бесконечны… Как же тогда феи их использовали? Как могли они что-то объяснить, если символов так много?

Зельва подняла глаза к ночному небу, будто ища вдохновение в звёздах.

– Феи не объясняли. Они чувствовали. Руна не просто говорила – она была. Когда фея чертила руну, она вкладывала в неё часть себя, свои мысли, свои чувства. И тот, кто смотрел на неё, понимал всё без слов. Это не язык ума, а язык сердца.

Алхим задумался.

– А можно ли научиться этому языку? Или он утрачен, как и Гармония?

Зельва покачала головой, её голос стал тише.

– Научиться можно. Но для этого ты должен услышать своё сердце, очистить разум от лишнего. Люди когда-то знали руны, но забыли их, потому что перестали слушать природу и друг друга. Теперь лишь немногие могут понять их, а ещё меньше – создать. Но если ты ищешь Гармонию, возможно, ты найдёшь и язык Лиры. Ведь руны – её отражение.

Алхим молча кивнул, вглядываясь в огонь. Он чувствовал, что этот путь будет сложнее, чем он ожидал, но его желание понять и восстановить утраченное только усилилось.

Зельва продолжала, её голос был спокойным, но в нём звучали нотки печали.

– Другие народы, когда впервые пришли к нам, не могли понять нас. Они смотрели на нас, как на чужаков, и мы на них – так же. Они не говорили на языке Лиры, не чувствовали мира так, как мы.

Алхим не перебивал её. Он чувствовал, что в её словах скрывается что-то важное.

– Они пытались что-то объяснить, махали руками, показывали на вещи, – Зельва слегка усмехнулась, будто вспоминая что-то далёкое. – И мы, и они, как дети, пытались понять друг друга с помощью знаков. Это было нелегко. Часто мы не понимали их, они не понимали нас. Но со временем, худо-бедно, мы начали находить общий язык. Не настоящий, конечно, но хотя бы способ общаться.

Зельва, уводя взгляд в сторону, заговорила тише, будто обращалась не только к Алхиму, но и к самой себе:

– Однажды один из тех чужих, что пришли к нам, задал вопрос нашему народу. Он спросил: «Сколько же у вас рун?»

Алхим, заинтересованный, наклонился вперёд.

– И что наши предки ответили? – прошептал он.

Зельва улыбнулась, но в этой улыбке было что-то древнее, словно она вспоминала мудрость давно минувших дней.

– Они ответили просто: «Бесконечно.» Потому что так и было. Рун в языке Лиры столько, сколько мгновений в жизни, сколько вздохов у мира. Они рождались вместе с Гармонией и уходили с ней.

Алхим пытался осмыслить значение её слов. Но Зельва продолжила:

– Тогда те народы задумались и сказали: «Если рун у вас бесконечно, значит их мириады.» И с тех пор наш язык стали называть языком Мириад.

Алхим медленно повторил про себя это название, будто пробуя его вкус.

– Язык Мириад… – тихо произнёс он. – Но почему не язык Лиры? Ведь это изначальное имя.

Зельва вздохнула, её взгляд стал печальным.

– Потому что с течением времени мы начали меняться. Лира ушла, а вместе с ней ушёл и тот мир, в котором этот язык рождался. Со временем у нас появилась своя письменность, свои буквы. Мы уже не полагались на руны, как прежде, и забыли многое. Но название осталось. «Язык Мириад» … – Она замолчала на мгновение, а затем добавила: – Это имя напоминает нам о том, что было, и о том, чего мы лишились.

Алхим долго сидел в тишине, переваривая услышанное.

Зельва рассмеялась, её смех прозвучал легко, словно ветер, играющий в кронах деревьев.

– Знаешь, мне вспомнилось ещё кое-что. Жители Приболотья долгое время называли те другие народы «народами из Иномирья». Они были уверены, что те пришли не из наших земель, а из каких-то потусторонних миров.

Алхим удивлённо поднял брови.

– Почему они так думали? Разве не было очевидно, что это обычные люди, как и мы?

Глаза Зельвы заблестели от воспоминаний.

– Тогда всё было иначе. Наши предки долгое время думали, что они – единственные люди на земле. Всё, что находилось за пределами наших земель, казалось загадочным, чуждым. А когда появились те народы, с их странными одеждами, словами, обычаями, кто-то решил: «Это точно гости из другого мира.»

– И что же? – с интересом спросил Алхим. – Они их боялись?

Зельва покачала головой.

– Не столько боялись, сколько избегали. Считали, что у них магия другая, не такая, как у нас, и что их мир нарушает наш порядок. Только со временем, когда мы начали обмениваться знаниями, страх ушёл. Но название «народы из Иномирья» надолго за ними закрепилось.

Алхим задумался, а затем спросил:

– А сейчас? Люди всё ещё так их называют?

Зельва улыбнулась, но в её улыбке была лёгкая тень грусти.

– Сейчас все мы уже привыкли друг к другу. Теперь мы делимся одной землёй, одними знаниями. Но легенды о том, что когда-то они пришли из «Иномирья», всё ещё рассказывают детям.

Зельва заговорила снова, её голос стал чуть тише, как будто она боялась, что её слова разлетятся в ночи.

– Шли годы и те народы, что пришли к нам, и наш, смешались. Теперь чистокровных осталось очень мало. Лишь единицы могут сказать, что их кровь не смешана с другими.

– Чистокровные? Это имеет какое-то значение?

Зельва кивнула, её глаза стали серьёзными.

– Имеет. Ведь Гармонию восстановить могут только чистокровные. Только те, в ком течёт кровь Мириад, могут вновь услышать язык Лиры, понять руны и связать наш мир с Гармонией. Это не значит, что остальные бесполезны. Но связь с Гармонией, её истинная сила, живёт лишь в тех, кто сохранил её наследие.

– А что с теми, кто не чистокровен? Они не могут помогать? Или их кровь недостаточно сильна?

Зельва покачала головой, улыбнувшись слабо.

– Это не так просто. Каждый может внести свой вклад, но связь с Гармонией – это особый дар. Она течёт в крови Мириад, как река, которая не высыхает. Те, кто смешан, могут чувствовать её лишь отголоски, слабые, как шёпот. Но чистокровные… их сердца поют в унисон с Гармонией, если они этого хотят. Только они могут создать руны, которые оживят связь.

Алхим вздохнул, его мысли стали тяжёлыми.

– Значит, чем меньше чистокровных, тем сложнее восстановить Гармонию?

Зельва кивнула, её взгляд затуманился.

– Именно так. Это наша трагедия. С каждым поколением наследие уходит, и мы становимся дальше от того, кем были. Но надежда всё ещё есть. Чистокровные существуют. Пока хотя бы один из них слышит голос Гармонии, её можно вернуть.

Алхим задумчиво посмотрел на огонь, осознавая, что впереди его ждёт путь, полный испытаний.

Зов Леданы

Ранним утром, когда первые лучи солнца, только начали освещать замёрзший мир, Зельва и Алхим вышли на улицу. Морозный воздух обжигал кожу, а вокруг простирался белый ковер свежего снега, настолько мягкого и пушистого, что казалось, будто он накрыл землю толстым одеялом. Снег лежал повсюду – на крышах, деревьях, дорожках. Словно природа решила скрыть все следы прошлого дня.

Зельва, закутавшись в тёплый шерстяной плащ, взяла в руки старую деревянную лопату. Её движения были уверенными и плавными. Скрестив руки, она посмотрела на Алхима, который стоял, держа в руках свою лопату, и явно не знал, с чего начать.

– Ну что, Алхим, как думаешь, снег сам себя уберёт? – поддразнила она, улыбаясь.

Алхим вздохнул, втиснул лопату в снег и принялся энергично работать. Снег приятно хрустел под его усилиями. Вскоре он понял, что, если копать слишком глубоко, лопата норовила вонзиться в землю; если слишком поверхностно, слой снега оставался и покрывал дорожку коркой.

Зельва, смеясь над его неуклюжими попытками, показывала, как правильно наклонять лопату, чтобы захватить ровный пласт. Она работала ловко и быстро, отбрасывая снег в сторону, так что он ложился аккуратными сугробами.

– Вот так, смотри, не напрягайся слишком, – говорила она, вытирая капельку пота с лба, хотя мороз явно держал её в тонусе. – Работа должна быть лёгкой, иначе до полудня не закончим.

Алхим старательно повторял за ней, и постепенно процесс пошёл быстрее. Его дыхание парило в воздухе, а щеки начали розоветь от холода. В какой-то момент он остановился и, засмотревшись на снег, вдохнул полной грудью свежий воздух.

– Сколько же в этом чистоты, – пробормотал он, глядя, как солнце заставляет снежинки блестеть миллиардами огоньков.

Зельва остановилась, взглянув на него с мягкой улыбкой.

– Зима – это время покоя и обновления. Всё старое скрыто под снегом, как под покрывалом. Но нам нужно расчистить путь, чтобы двигаться дальше. В этом тоже есть своя гармония.

Через несколько часов, несмотря на усталость, они расчистили тропинку к дому, к колодцу и небольшой площадке, где любили собираться вечером. Алхим, облокотившись на лопату, устало улыбнулся.

– Кажется, я теперь лучше понимаю, почему люди говорят, что труд очищает, – заметил он.

Зельва, поправляя платок, взглянула на сугробы, которые они оставили по краям дорожек.

– Вот видишь. Снег может быть тяжёлым, но и в нём есть красота. Главное – работать с ним, а не против него.

Алхим, облокотившись на лопату, стоял неподвижно, любуясь искрящимся снегом. Солнечный свет играл на поверхности, будто кто-то разбросал миллионы алмазов. Морозный воздух наполнял грудь свежестью, и казалось, что время замерло.

– Ну впрямь как Торнольф в молодости, – раздалось за его спиной. Голос Зельвы был мягким, но с оттенком ворчливости.

Алхим обернулся, слегка нахмурившись.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, приподняв бровь.

Зельва улыбнулась и покачала головой, подперев лопату.

– Отец твой тоже такой был, всё время в облаках летал. Стоял, любовался, пока другие работали.

Алхим оживился, взгляд его засиял любопытством.

– А расскажи про отца, тётя Зельва. Какой он был в молодости? Ты ведь знаешь что-то, чего я не знаю!

Зельва посмотрела на него искоса, в её глазах мелькнула теплота.

– Как-нибудь расскажу. Но не сейчас. Молод ты ещё, чтобы такие вещи слышать.

Алхим сразу же надувался, как шарик. Его губы поджались, а брови сошлись на переносице.

– Ну вот, каждый год одно и то же! Я уже взрослый! Мне десять лет, а ты всё говоришь «молодой ты ещё»! – произнёс он с ноткой обиды.

Зельва рассмеялась, подняв руки в жесте примирения.

– Ну взрослый ты или нет, но всему своё время. Будет день, когда узнаешь, каким человеком был твой отец. А пока давай-ка вернёмся к делу.

Но Алхим всё равно оставался хмурым, даже когда вернулся к работе. В его голове уже плели свои сети вопросы, которые он пока не осмеливался задать.

Через полчаса Зельва, отложив лопату в сторону, выпрямилась и потянулась, разгибая затёкшую спину. Её взгляд упал на Алхима, который всё ещё усердно орудовал лопатой, отбрасывая снег в сторону с неожиданной для своего возраста энергией.

– Ну хватит, пора бы и отдохнуть. Пойдём в избу, чаю горячего попьём, да погреемся, – предложила она, отмахнув со лба прядь волос, вылезшую из-под платка.

Алхим даже не повернул головы, продолжая работать.

– Я не устал и не замёрз, – ответил он, прерываясь только на мгновение, чтобы выровнять сугроб, который только что откинул. – Чуть-чуть ещё поработаю, а потом приду.

Зельва закатила глаза, качая головой.

– Упрямый, как ослик. Ну смотри, не замёрзни тут, герой.

Она повернулась и направилась к избе, оставив Алхима наедине с его занятием. Тепло избы и запах сушёных трав, что висели под потолком, сразу окутали её, как только она вошла. Зельва разожгла огонь в печи, добавила в воду несколько листиков сушёной мяты и тмин, и вскоре в комнате разнёсся мягкий аромат чая.

Между тем, на улице Алхим продолжал разгребать снег. Его руки устали, а пальцы начали холодеть, но он упорно не сдавался. Каждый толчок лопаты в снег был для него не просто работой, а вызовом. Он хотел доказать – себе и Зельве, – что он уже взрослый, что на него можно положиться.

Прошло ещё несколько минут, и, наконец, он остановился, оглядывая свою работу. Дорожка теперь была расчищена, а вокруг неё возвышались аккуратные сугробы. Снег искрился в солнечном свете, а лёгкий ветер играл его волосами.

Внезапно за его спиной раздался звонкий женский смех. Он был легким, как звон колокольчиков, и одновременно ледяным, будто порыв ветра, который ласкает, но оставляет холод на коже.

Алхим замер, вскинул голову и обернулся. Но никого не было. Только искристый снег простирался вокруг, ослепительно сияя в свете зимнего солнца. Он огляделся, слегка нахмурившись, и пожал плечами.

– Почудилось, наверное, – пробормотал он себе под нос и снова взялся за работу.

Но не прошло и нескольких минут, как смех раздался вновь. На этот раз к нему добавился голос – мелодичный, но с неуловимой прохладой в интонации, словно он рождался из самого холода.

– Поберёг бы себя, Алхим, – произнёс голос, от чего у него побежали мурашки по спине. – Не замёрз бы, герой. Зачем так упорно трудиться?

Снова раздался смех, теперь более продолжительный и насмешливый. Алхим резко обернулся, сжав лопату в руках, как будто это был его единственный щит. И тут он заметил что-то. Вдалеке, между сугробами и тенями деревьев, словно из самого снега и льда, начала вырисовываться фигура. Это была девушка, стройная и изящная. Её волосы казались сотканными из серебристого инея, а глаза – ледяными озёрами. Она улыбалась, стоя неподвижно, но её взгляд был глубоким, как сама зима.

– Кто ты? – выдохнул Алхим, но его голос прозвучал слабее, чем он хотел.

Однако едва он сделал шаг в её сторону, фигура начала таять, как пар на солнце. Снежные вихри закружились вокруг, смешивая её очертания с белизной зимы. Через мгновение от неё не осталось и следа. Алхим стоял в тишине, ошеломлённый, глядя на то место, где только что виднелась девушка.

– Вот тебе и работа, – пробормотал он, чувствуя, как холод пробирается под одежду. – Видения от усталости начинаются.

Он отложил лопату, провёл рукой по лицу, как будто пытаясь окончательно прогнать наваждение, и направился к избе. Его ноги утопали в снегу, но мысли кружились ещё сильнее. Кто была эта странная фигура? Или это всего лишь игра его воображения?

Зельва встретила его с кружкой чая.

– Ну, наконец-то, а то замёрз бы совсем, – сказала она, разглядывая его встревоженное лицо. – Что с тобой? Будто привидение увидел.

– Тётя Зельва… Мне кажется, я видел Ледану.

Зельва замерла. Она медленно повернулась к Алхиму, её взгляд был удивлённым, но в нём промелькнула и тень беспокойства.

– Кого-кого ты видел? – переспросила она, прищурившись, будто пытаясь понять, серьёзен ли он.

– Ледану, – повторил Алхим, глядя ей прямо в глаза. – Она была там, на снегу. Белая, как сам лёд. Она смеялась и говорила со мной.

Зельва вдруг рассмеялась, но смех был немного натянутым, как будто она пыталась скрыть что-то.

– Ох, милок, сказочник ты у нас, – сказала она, махнув рукой, словно отгоняя глупые мысли. – Нет никакой Леданы, ясно тебе?

Она улыбнулась, но её взгляд стал жёстче, когда она вернулась к своим делам.

– Хватит на сегодня работать, – сказала она уже более спокойно. – Иди отдохни, поспи немного. Пока я приготовлю обед.

Алхим хотел что-то сказать, но её тон ясно дал понять, что разговор окончен. Он нехотя поднялся, чувствуя себя ребёнком, которого упрекают за фантазии, и направился к своей комнате. Однако, остановившись в дверях, он краем глаза заметил, как Зельва подошла к окну.

Она стояла неподвижно, глядя на заснеженный двор. Её лицо больше не выражало ни веселья, ни уверенности. Губы едва шевелились, как будто она шептала себе под нос:

– Тоже мне выдумщик… Нет никакой Леданы.

Но в её голосе был едва уловимый оттенок сомнения, который Алхим сразу уловил. Он прищурился, наблюдая за ней. Она не выглядела так, словно верила в свои слова. Её пальцы нервно теребили край платка, а взгляд метался по заснеженным теням за окном, словно она ожидала увидеть там что-то… или кого-то.

Морозные дни, наконец, отступили, и зима показала своё более мягкое лицо. Снег перестал скрипеть под ногами, а лёгкий ветерок стал более тёплым, принося запах свежести. Алхим, наконец, уговорил Зельву отпустить его на улицу, чтобы встретиться с друзьями.

Он вышел на крыльцо, накинув тёплый шарф, и быстро направился к полю, где уже собрались Ульнияр и Борислав. Их радостные крики раздавались ещё издалека. Алхим помахал им рукой, и те сразу окликнули его:

– Алхим! Ну, наконец-то, – воскликнул Ульнияр, парень с веснушчатым лицом и всегда лукавой улыбкой. – Мы думали, ты совсем примерз к своей лопате!

– Ха-ха, – ответил Алхим, закатывая глаза. – Лучше расскажите, во что играем.

– В снежки! – крикнул Борислав, крепкий и высокий мальчишка, который уже лепил огромный снежный шар.

Игра началась бурно. Снег летал во все стороны, хрустел под сапогами, а смех ребят разносился по округе. Алхим оказался проворным игроком: он быстро уклонялся от снежков и метко кидал свои. Ульнияр же, наоборот, играл хитро – прятался за снежными сугробами и ждал момента для неожиданной атаки. Борислав громогласно смеялся, когда его снежки, больше похожие на комки, попадали точно в цель.

– Ай! – воскликнул Ульнияр, уклоняясь от снежка, который едва не угодил ему в лицо. – Ладно, ладно! А что, если сыграем в Зов Леданы?

Алхим напрягся. Но молча согласился.

Ребята углубились в тихую поляну, где снег лежал пушистыми сугробами, а деревья стояли плотным кольцом, словно оберегая это место от лишних звуков. Тишина здесь была настолько густой, что казалось, можно услышать, как падает снег с ветвей. Лишь ветер лёгкими порывами касался верхушек деревьев, издавая почти музыкальный шорох.

– Здесь идеально, – сказал Ульнияр, его голос звучал шёпотом, чтобы не нарушить таинственность момента. – Поворачивайтесь лицом к горам.

Ребята встали плечом к плечу, их лица обратились к северу. За лесом виднелись горы, покрытые дымкой, как будто они скрывали что-то древнее и неизведанное. Борислав первым прервал молчание:

– Нужно позвать её трижды. Говорят, она слышит только тех, кто зовёт искренне.

– А если неискренне? – спросил Алхим, чувствуя, как морозный воздух обжигает его лёгкие.

– Тогда эхо обманет. Оно будет смеяться над тобой, – ответил Ульнияр с таинственной интонацией, будто сам верил в эту старую легенду.

Ребята переглянулись. Лёгкое волнение смешивалось с азартом игры. Ульнияр первым набрал воздуха в грудь и громко крикнул:

– Ледана-а-а!

Звук улетел вперёд, растворяясь в тишине, а затем вернулся слабым эхом, которое обогнуло деревья и раздалось словно изнутри гор:

– Да-а-а-на-а-а…

– Ого! Слышали? – воскликнул Борислав, глаза его горели. – Это она!

Теперь очередь была за Алхимом. Он сомневался, но глубоко вдохнул и тоже прокричал:

– Ледана-а-а!

Эхо вернулось быстрее, его голос звучал так, будто кто-то повторил его рядом:

– Да-а-а-на-а-а…

Но в этот раз оно показалось другим – мягким, почти шепчущим, как будто кто-то стоял совсем близко и дразнил его. Алхим оглянулся, но позади никого не было.

– Вот теперь я, – заявил Борислав, не дожидаясь паузы. Его голос прозвучал громко, с вызовом:

– Ледана, иди к нам!

Эхо повторило:

– Иди-и-и…

Но затем добавилось что-то ещё. Сначала никто не мог разобрать, что именно, но звук становился всё тише, будто утаскивал за собой остатки их голосов. Алхим замер. Его сердце бешено забилось, когда он снова взглянул на горы. В слабом мерцании света ему показалось, что вдалеке промелькнула тонкая, белоснежная фигура. Она словно возникла из снега и снова растворилась.

– Вы это видели? – прошептал он.

– Что? – спросил Ульнияр, оглядываясь. – Ты опять свои видения?

– Да ладно тебе, – рассмеялся Борислав, но его смех был чуть напряжённым. – Это просто эхо.

Ребята, разгорячённые азартом, начали наперебой кричать, зовя Ледану. Их голоса разносились в морозном воздухе, сталкивались с заснеженными вершинами гор и возвращались к ним эхом, которое играло с их словами, будто дразнило. Ульнияр выкрикивал громче всех, смеясь:

– Ледана! Где ты? Покажись! Мы тебя не боимся!

Эхо вернулось растянутое, почти певучее:

– Не боимся… боимся…

Борислав, закинув голову, тоже позвал:

– Ледана, выйди к нам! Ты же нас слышишь!

Ответ снова был лишь шутливым отголоском:

– Слышу… слышу…

Алхим стоял чуть в стороне. Сначала он тоже звал, но с каждым новым криком ему становилось всё сложнее избавиться от мысли, что они просто играют. Никакой Леданы нет. Было только эхо, обманчивое и насмешливое, разгуливавшее между деревьями и горами.

– Может, хватит? – наконец сказал он, глядя на своих друзей, которые ещё разом пытались перекричать тишину. – Слышите? Ничего, кроме эха, не отвечает.

Ульнияр остановился, тяжело дыша, и кивнул.

– Да, ты, наверное, прав. Она нас не услышала… или мы ей не интересны.

– Конечно, не услышала, – добавил Борислав, пожав плечами.

Алхим посмотрел на горы. Их вершины всё так же укрывали белые облака, а лёгкий ветер поднимал снег с их склонов, будто сама природа подшучивала над ними. Он вздохнул, чувствуя, как напряжение в груди постепенно уходит. Наверное, ему действительно всё почудилось. И то эхо, и тот шёпот, и странная фигура, которую он видел всего на миг.

– Ладно, – наконец сказал он, отводя взгляд. – Возвращаемся? Холодно уже.

Ребята с радостью согласились. Они шли обратно через снежное поле, разговаривая и смеясь, будто ничего странного не произошло. Но Алхим, шагавший чуть позади, всё-таки иногда оборачивался. И каждый раз его взгляд искал ту самую фигуру – девушку из снега и льда.

Но теперь вокруг были только деревья, снег и далёкие горы.

Сумерки начали красться по земле, окрашивая снежное поле в мягкие серо-голубые тона. Тени деревьев становились длиннее, а воздух наполнился особым зимним холодом, который приходит, когда солнце уходит за горизонт. Ребята, уставшие от игр, остановились на краю поляны.

– Ну что, по домам? – спросил Борислав, стряхивая снег с варежек. Его щеки были пунцовые от мороза, а дыхание клубилось паром.

– Да, пора расходиться, – согласился Ульнияр, притопывая, чтобы согреть ноги. – А то нас родители домой уже заждались.

Алхим молча кивнул.

– До завтра, ребята! – крикнул Борислав, помахав рукой, и первым скрылся в сторону своей улицы. Ульнияр двинулся в другую сторону, бросив через плечо:

– Спокойной ночи! Алхим, сегодня тебе что-то приснится – может, это будет сама Ледана! – сказал он таинственным голосом. И тут же рассмеялся.

Алхим только усмехнулся и бросил в него снежком.

Его путь лежал через небольшую рощу, где снег под ногами мягко хрустел, а деревья стояли неподвижно, словно замерли в ожидании чего-то. На душе было странное спокойствие, смешанное с лёгкой тревогой.

Когда он вышел из рощи, в окнах дома уже светился уютный тёплый свет. Из трубы вился тонкий столб дыма. Алхим ускорил шаг, радуясь, что скоро окажется в тепле.

Он открыл дверь, и на него обрушился домашний уют: запах свежего хлеба и тушёного мяса. В печи весело трещали дрова, отбрасывая пляшущие тени на стены. Зельва, сидя за своей прялкой, что-то тихо напевала себе под нос.

– Ты уже здесь, Алхим? – спросила она, подняв глаза. – Долго гулял. Успел замёрзнуть?

– Немного, но уже отогрелся, – ответил Алхим, улыбаясь. Он скинул верхнюю одежду и подошёл к столу, где его уже ждал горячий ужин. Каша с мясом, кружка горячего чая – всё это казалось самым вкусным на свете после долгой прогулки на морозе.

Зельва, наблюдая за тем, как он ест, снова взялась за прялку. Мягкий свист пряжи заполнил комнату, и её тихий голос вдруг прервал тишину:

– Всё хорошо?

Алхим замер на мгновение, но тут же отмахнулся:

– Да. Играли в снежки с ребятами.

Зельва чуть прищурилась, словно не до конца поверила его словам, но ничего не сказала. Лишь вздохнула, продолжая петь свою незамысловатую, известную только ей, песню.

О гномах и языках Камня, Огня и Теней

Когда Алхим доел ужин, он подсел ближе к тёте Зельве, которая продолжала тихо работать за своей прялкой. Мягкий свет от печи подсвечивал её спокойное лицо, и в уюте этого момента мальчику особенно захотелось услышать ещё одну сказку.

– Тётя Зельва, расскажи мне что-нибудь перед сном, – попросил он. – Сегодня про гномов. Кто они? Откуда появились?

Зельва на мгновение замерла, словно перебирая в голове старые истории, а затем, отложив прялку, начала говорить:

– Гномы… Они древние создания, хоть и младше фей. Говорят, что их происхождение окутано тайной. Легенда гласит, что гномы появились из искры, которая вырвалась из самого сердца камня. Когда это случилось, никто не знает. Может, во время великого камнепада, когда горы рушились под грохот грома. А может, от удара молнии, который пробудил жизнь в холодной скале. Так или иначе, гномы связаны с камнями и горами так же крепко, как корни дерева с землёй.

Алхим слушал, не отрываясь. Он представил, как в самом сердце горы искры танцуют в темноте, а из них вырастают крошечные фигуры с длинными бородами и блестящими глазами.

– Поэтому гномы и живут в горах, – продолжила Зельва, её голос стал глубже, почти шепчущим. – Для них это не просто дом, а мать, давшая им жизнь. Гномы считают каждый камень священным, ведь именно из него они появились. Они слышат, как поют подземные реки, чувствуют движение земли, читают следы на скалах, которые людям кажутся обычными трещинами.

– А чем они занимаются? – не удержался Алхим. – Только добывают золото?

Зельва слегка улыбнулась.

– Это то, что люди любят думать. Но гномы – хранители гор и лесов. Они защищают их от тех, кто хочет разрушить или присвоить то, что принадлежит самой природе. Да, они добывают золото и драгоценные камни, но не ради богатства. Для них это искусство, почти ритуал. Каждый камень, что они находят, они тщательно изучают, а потом возвращают земле, если считают, что он не должен быть тронут.

Алхим задумался, представляя себе, как встречает гнома где-то в горах. Ему вдруг захотелось узнать, каково это – говорить с существом, которое знает всё о скалах и подземных реках.

– Гномы, – продолжила Зельва, протянув голос, – народец скрытный и таинственный. Они никогда не вмешиваются ни в распри, ни в войны. Для людей они не враги, но и друзьями их назвать трудно. Они живут своей жизнью, там, в горах, где шум мира их почти не достигает. Им так удобнее. Но при этом они вовсе не изолированы. Они многое знают о мире, потому что изучают языки других народов.

– Зачем им это, если они всё равно не общаются с людьми? – удивился Алхим.

– Гномы не любят быть застигнутыми врасплох, – пояснила Зельва. – Они хотят понимать, что происходит вокруг, и знать, что говорят другие. Но вот язык у них свой, особенный, – она улыбнулась. – Язык Камня, как его называют. Он древний, как сами горы, и построен на рунах.

– На рунах? – Алхим вскинул брови. – А сколько у них рун?

– По легенде, их около миллиона.

– А почему они тогда изучают другие языки? – снова спросил он. – Раз их язык такой продвинутый.

– Их язык ограничен, – сказала Зельва, её тон стал серьёзнее. – В нём миллионы рун, но их всё равно не хватает, чтобы передать всё, что существует в мире.

Алхим присвистнул, откинувшись на спинку стула.

– У нас всего двадцать пять букв, и мы как-то живём. Говорим, пишем, понимаем друг друга.

Зельва рассмеялась, её смех был мягким и немного насмешливым.

– Люди, Алхим, превращают свои символы в слова, а слова – в мысли. Это наш способ. Но у гномов всё по-другому. Каждая руна – это уже слово, или даже целое понятие. Руна может обозначать гору, время, свет звезды или даже воспоминание о каком-то событии.

– Так что же, они никогда не составляют предложения? – Алхим наклонился вперёд, его глаза горели от любопытства.

– Составляют, конечно, – кивнула Зельва. – Но их предложения – это не сочетание слов, как у нас. Это сочетание рун, каждая из которых несёт в себе сложное значение. Например, руна «гора» может сочетаться с руной «память», и получится понятие, которое мы бы перевели как «древняя гора, хранящая память». Или руна «камень» с руной «звезда» может означать «метеорит». Понимаешь?

Алхим задумался. Ему показалось невероятным, как можно общаться таким сложным образом. Но это было и удивительно.

В языке Камня нет слов для многих вещей, потому что гномы изолированы. Они не знают, как называть реки в лесах, цветы на равнинах, птиц в небесах. Поэтому они изучают языки других народов, чтобы восполнить пробелы.

– Значит, они понимают нас? – с волнением спросил Алхим.

– Могут, если захотят, – улыбнулась Зельва. – Но ты не жди, что они будут охотно разговаривать. Гномы предпочитают молчание. Их слова – как камни. Они не разбрасываются ими попусту. Только самое важное.

Алхим представил, как гном с серьёзным видом чертит на камне загадочные руны, и эта мысль ещё больше подогрела его интерес.

– А ты знаешь их руны? – наконец спросил он.

Зельва покачала головой.

– Людям это недоступно. Говорят, что руны Камня понимают только сами гномы и те, кто завоевал их доверие. Если гном откроет тебе хотя бы одну руну, значит, он признаёт тебя достойным. Но такое бывает редко.

Алхим задумался. Он решил, что когда-нибудь обязательно встретит гнома и спросит, что означает хотя бы одна руна. Но пока ему оставалось только слушать тётю Зельву и мечтать.

Алхим, затаив дыхание, слушал, как Зельва продолжала рассказывать. Её голос стал глубже, как будто она погрузилась в воспоминания, которых у неё самой никогда не было, но которые жило поколениями и передавались в легендах.

– Когда гномы начали понимать, что в мире есть вещи, которые не объяснить рунами камня, они обратили внимание на язык Огня.

– Язык огня? – удивился Алхим, наклоняясь вперёд. – Разве огонь может говорить?

– Может, если его услышать, – ответила Зельва загадочно. – Существует две легенды о том, как гномы познали язык Огня. Первая рассказывает, что огонь был им родным, потому что они сами произошли из искры, выбитой из камня. В их сердцах всегда тлел этот огонь, а значит, язык огня для них был чем-то естественным, чем-то, что нужно было лишь вспомнить, а не изучить.

– А вторая легенда? – спросил он, перебивая свои собственные мысли.

Зельва улыбнулась.

– Другая легенда гласит, что однажды, в особенно суровую зиму, гномы разожгли костёр, чтобы согреться, и начали наблюдать за его пламенем. И вдруг один из них заметил, что в огне появляются символы. Пламя не просто горело, оно складывалось в знаки, которые они никогда не видели прежде. Они были похожи на руны, но живые, движущиеся, словно дышащие.

– Символы в огне? – Алхим распахнул глаза. – И что они сделали?

– Гномы не могли отвести взгляд, – продолжила Зельва. – Они сидели вокруг костра всю ночь, пока пламя не потухло. А на утро они разожгли его снова, чтобы увидеть эти символы ещё раз. Так они начали изучать огонь. Они не просто смотрели на него – они слушали его, чувствовали его тепло, его силу. Постепенно они поняли, что огонь может говорить, но его язык – это не только символы. Это движение, треск, тепло и даже свет. Всё это вместе передавало смысл.

Продолжить чтение