Дихотомия

Глава 1

ЧТО ЗА ИКС?

Гоша ворочался во сне. Он будто шёл по знакомому школьному коридору, но в нём что-то было не так – потолок казался ниже, стены темнее, а каждый шаг отдавался гулким эхом, словно здание было пустым. Он свернул за угол и оказался у дверей актового зала. Всё вокруг дышало тишиной. Он толкнул дверь, и она с протяжным скрипом открылась. Зал был пуст, тусклый свет падал из высоких пыльных окон, а на дальней стене…

И тут… ИКС. ИКС. ИКС.

Красный, будто нарисованный от руки, небрежный, как мазок краской или кровью. Он дрожал. Шевелился. Его края пульсировали, как рана. Гоша не мог отвести взгляда – и чем дольше смотрел, тем сильнее чувствовал: этот ИКС смотрит в ответ.

Гоша резко сел в кровати. Сердце бешено колотилось, футболка прилипла к спине от пота. Комната была тёмной, только слабый свет фонаря пробивался сквозь занавески. Он провёл рукой по лицу, потом по затылку – там всё ещё будто пульсировало, словно кто-то действительно коснулся его. Он огляделся – всё было на месте: шкаф, письменный стол, Лиза за стенкой, её тихое сопение. Но перед глазами всё ещё стояла та стена. И тот ИКС.

Красный. Рваный. Живой.

Гоша сжал простыню в кулаке и прошептал сам себе:

– Фух, сон, это просто сон… Просто сон…

Он медленно лёг обратно, прижался щекой к подушке, закрыв глаза. А через несколько минут мир будто сдвинулся – и наступило утро.

Обычное осеннее утро субботы обычного городка Гримск. В воздухе стоял запах свежего дождя, смешанный с лёгким ароматом бергамота из чашки, которую Гоша держал в руках, с наслаждением отпивая тёплый чай. За окном мягко светило нежное, приятное солнце, лучи которого мягко ложились на кухонный стол, а где-то вдалеке слышался гул машин.

– Какое же прекрасное утро! – сказал Гоша, поднимая руки вверх и лениво потягиваясь сидя за кухонным столом.

– Угу, – угрюмо ответила Лиза, крутя ложку в чашке и допивая свой чай.

– Ты всегда такая ворчливая? Посмотри, какое солнце, птицы поют, воздух свежий! А от тебя и дождёшься только "угу".

– Утро как утро, Гоша. – Лиза смотрит в чашку – мы видим одно и то же, но ты почему-то ведёшь себя так, будто это какое-то чудо.

– Скучная ты, так никогда ничему не будешь радоваться в жизни

Лиза ничего не ответила, только закатила глаза и встала из-за стола, направляясь в комнату. Гоша продолжил сидеть у окна, наблюдая, как солнечные лучи пробиваются сквозь осенние облака.

Гоша задумался:

"Какое всё-таки прекрасное утро… Почему я так люблю утро? Почему светит солнце? А вот интересно, а зачем птицы поют? Странно… Я задаю глупые вопросы, пора собираться в школу."

Не успел Гоша додумать мысль, как дверь резко распахнулась, и на пороге появилась Лиза, уже собранная и готовая к выходу.

– Собирайся, олух! Через полчаса начнутся уроки!

Гоша вздохнул, потёр глаза и нехотя поднялся со стула. Лиза стояла в прихожей, скрестив руки и недовольно цокая языком.

– Она что, читает мысли? – думает про себя Гоша.

Лиза только усмехнулась, будто поняла, о чём он думает, и коротко сказала:

– Пошли!

Они выбежали из дома, и, несмотря на её раздражение, Гоша почувствовал лёгкое облегчение. Ветер тронул его лицо, а листья под ногами тихо шуршали, когда они мчались в сторону школы. Оставалось всего 20 минут до начала уроков, и, как всегда, Гоша отчаянно спешил успеть.

Школа

Гоша с Лизой учились в частной школе, которая скорее напоминала музей или старинный дворец, чем обычное учебное заведение. Здание стояло в тихом, благополучном районе, где улицы были вымыты до блеска, а воздух всегда казался чуть свежее, чем в остальном городе.

Школа возвышалась над остальными постройками, словно памятник ушедшей эпохе – с белокаменными колоннами, изящной лепниной, узорчатыми балконами и изваяниями мифологических фигур, застывшими на крыше. Фасад был украшен витиеватыми орнаментами и стеклянными арками, через которые проникал мягкий дневной свет. Всё здание словно дышало историей, благородством и холодной строгостью.

Отец Гош и Лизы как-то проговорил маме, что обучение в такой школе – это почти роскошь, которая даётся им с большим трудом. Они сжимали расходы, отказывались от многого ради одного – чтобы у их детей было самое лучшее образование и будущее.

Но Гоше было, грубо говоря плевать.

Ему было куда интереснее участвовать в школьных активностях: конкурсах, сценках, командных играх. Это было весело, энергично, это захватывало его! В отличие от нудных уроков, где приходилось сидеть, смотреть на учительницу без настроения и делать вид, что тебе правда интересна тема сегодняшней лекции.

Хотя Гоша учился хорошо. Особенно любил русский язык и литературу – слова были чем-то живым, пластичным, в них была сила. А вот математика… Это была его личная пытка. Цифры казались ему сухими, пустыми, бездушными. Как бы он не старался, они не хотели складываться в понятные узоры.

И вот Гоша с Лизой забегают в школу, запыхавшись, быстро переодеваются в гардеробе. Лиза справляется первой, как всегда, и уже собирается уходить, но перед этим она вдруг вспоминает про те самые 50 рублей, которые Дима до сих пор не отдал Гоше. Лиза поворачивается к Гоше, скрещивает руки на груди, ехидно улыбается:

– Пока, олух! – Лиза ехидно усмехнулась. – Не забудь забрать свои мифические 50 рублей.

– Он отдаст! – фыркнул Гоша. – У него просто… ну, проблемы.

– Ага. Проблемы с честностью. – Лиза покачала головой и ушла, даже не обернувшись.

– Ты не понимаешь… – пробормотал Гоша ей в спину, уже без уверенности.

Гоша действительно сделал за Диму домашку – как и обещал. Только вот с деньгами тот всё тянул: сначала "забыл", потом "разменяю", потом "у меня сейчас трудности, подожди чуть-чуть". Гоша верил. Хотел верить. Ему казалось, что стоит просто подождать – и всё будет по-честному. Ведь он же старался, тем более сам Дима предложил эти 50 рублей Гоше. Гоша часто делал уроки за других, так как это было не сложно, достаточно было подойти к Гоше и сказать:

– Гоша, сделай мое домашнее задание.

А в ответ всегда только:

– Хорошо!

И обязательно улыбка до ушей от Гоши, он просто не умел отказывать и хотел всегда всем помочь, не нужно распинаться, уточнять что-то, придумывать отмазки, по типу “ой мне надо с сестрой посидеть». С Гошей все было проще и это уже работало как формула: подойти, сказать “сделай”, улыбнуться, отдать тетрадь, где нужно сделать дз и пойти заниматься своими делами. Никто не понимал почему Гоша это делает, хотя всем было это не интересно, а волновало только чтобы домашнее задание было сделано. Гоша всегда соглашался, даже когда неудобно, нету сил, не волнует, “меня попросили! На меня положились!” и сидеть делать все за других.

Тут Гоша подходит к зеркалу и начинает рассматривать свое лицо и одежду. Гоша в 7 классе, ему 13 лет, он обладал самой обычной внешностью – средней, ничем не выделяющейся среди сверстников. Не высокий, но и не низкий, с немного вытянутым лицом, светло-русыми кудрявыми волосами и голубыми глазами, которые при определённом свете казались сероватыми. Он никогда не задумывался о своей внешности, да и зачем? В его мире внешность не имела значения – гораздо важнее было то, как ты относишься к людям, как ты помогаешь им и какой ты внутри, так считал Гоша.

Обычно Гоша носил простую школьную форму: белая рубашка, тёмные брюки, строгий пиджак. Форма в их школе была обязательной, но Гоша даже находил в этом плюс – не нужно было ломать голову над тем, что надеть. В отличие от некоторых одноклассников, которые всеми силами старались нарушить строгий дресс-код, но он никогда не чувствовал потребности выделяться.

Гоша был из тех, про кого говорят: «слишком добрый для этого мира». Он не умел отказывать, не умел сердиться и почти всегда улыбался – искренне, даже тогда, когда другие уже раздражались или уставали. Помогал всем, кому только мог, часто в ущерб себе. Делал домашки за одноклассников, таскал тяжелые сумки соседкам, ждал последнего в команде, даже если все уже ушли. Он верил в то, что если делать добро, то оно обязательно вернётся – и продолжал верить, даже когда оно не возвращалось. В нём не было наигранной святости, он просто по-другому не умел. И, возможно, именно это в нём больше всего бесило Лизу.

Лиза всегда немного выделялась на фоне своей семьи, будто была той самой нотой диссонанса в гармонии светлого и доброго образа родителей и Гоши. Её внешность отличалась от братской – если Гоша унаследовал голубые глаза и светлые волосы от матери, то Лиза больше пошла в отца, но с некоторыми особенностями. Темно-русые волосы, которые иногда казались почти каштановыми, серые глаза, в которых всегда читалась лёгкая насмешка или искорка хитрости, белая словно снег кожа, немного веснушек на лице около носа. Она была младше Гоши на два года, но по уверенности и внутренней твёрдости часто казалась даже старше.

Лиза всегда старалась выделяться, особенно в одежде. Её стиль нельзя было назвать кричащим или вызывающим, но в нём чувствовалось желание конкурировать с окружающими девочками, быть в центре внимания, подчеркивать свою индивидуальность. Она могла носить строгую форму, но умудрялась добавить к ней яркий аксессуар, необычную прическу или неожиданную деталь, которая делала её образ уникальным, в отличие от других девочек в классе, которые следовали строгому дресс-коду школы.

Однако её характер отличался ещё сильнее, чем внешность. Лиза была прямолинейной, часто резкой, даже хамоватой. Она говорила то, что думала, не заботясь о том, как это может прозвучать. Многие воспринимали её слова слишком остро, но те, кто знал её лучше, понимали: за этой грубоватостью скрывалась редкая способность сначала попробовать понять человека, прежде чем судить его.

Лиза не верила в абсолютное добро или зло. Она никогда не видела мир в черно-белых тонах, как её родители, и уж тем более не разделяла наивной доброты Гоши. Даже так что доброта Гоши сильно бесило ее, она всегда учила его не быть очень добрым, а различать добро и зло. Она знала, что люди бывают разными, что добро иногда не работает, а мир не всегда отвечает тебе взаимностью, если ты просто хороший и добрый. Она не спорила с родителями, но пыталась переубедить Гошу и иногда, в разговоре, между делом бросала колкие замечания, которые намекали: она видит мир иначе чем Гоша и родители.

Где-то в глубине души она осознавала, что её брат не готов к тому, что его ждёт впереди. Она не осуждала его за наивность, но все же пыталась отучить от доброты и в её глазах всегда был тот самый взгляд, будто она ждёт: когда он это поймёт сам?

Урок.

Гоша сидел на уроке математики, уставившись в тетрадь. Цифры перед глазами расплывались, и его глаза становились всё тяжелее. Чтобы не уснуть, он перевёл взгляд в окно. Снаружи, на голой ветке старого дуба, разворачивалась сцена: белый голубь отчаянно отбивался от вороны. Они цеплялись друг за друга, расправляя крылья, и летели в круговороте, будто ища равновесие. Ворона, агрессивно пульсируя в воздухе, резко бросалась вперёд, пытаясь сбить голубя с курса.

«Что ей нужно?» – подумал Гоша, наблюдая за схваткой. Его внимание привлекло, что в клюве голубя был кусочек хлеба. Видно, он нашёл его честно, но ворона, жадная и голодная, не собиралась отпускать такую добычу.

Гоша задумался: «Эта ворона нападает, потому что не может иначе… Она голодная. Она просто хочет поесть. Но это ведь не оправдание. Это не даёт ей право отбирать. Голубь же добыл хлеб сам – честно. Он не отнял его у кого-то, не напал. Он просто нашёл и унес. А теперь вынужден защищаться. Он не нападает в ответ, он только уворачивается. Он держится за своё, за то, что ему принадлежит.».

Гоша не чувствовал сочувствия к вороне. Он понимал её голод, но болел за голубя, который тоже получил свою еду честно. В их борьбе было что-то символичное, словно противостояние силы и слабости, чуждости и родного. Он с интересом наблюдал за тем, как сцена разворачивалась, и вдруг услышал звук, который вернул его в реальность.

Удар.

Что-то твёрдое врезалось в его плечо. Гоша вздрогнул, но не подал вида. Он знал, кто это, ещё до того, как повернулся. Олег ухмылялся, держа в руках ручку, которой только что ткнул его.

– Олууууух! – протянул он, растягивая слово, словно пробуя его на вкус.

Гоша не стал отвечать. Он уже привык к таким подколкам и знал, что лучший способ не обратить на себя внимания – это не реагировать. Он снова повернулся к окну, но голубя уже не было. Только ворона сидела на ветке, спокойно доедая хлеб, и уже не было той динамики борьбы.

Гоша ненароком сказал вслух:

– Эх, проиграл…

Не то чтобы он специально проговорился, но слово вырвалось само собой. Это было тихо, скорее для себя, чем для кого-то ещё. В тот момент, когда Олег засмеялся, Гоша вернулся к своему внутреннему монологу, но всё равно как-то ощущал, что его слова были не просто наблюдением, а чем-то большим.

– Кто проиграл? – повернувшись в сторону Гоши сказал Рома.

– Что? – непонятливо спросил Гоша.

– Ты сказал "проиграл".

– А, ой, я просто задумался.

– Ты решил уравнение?

– А, да, уже почти… Дорешиваю…

Рома посмотрел в тетрадь Гоши, где было написано число и "классная работа", ухмыльнулся и подсунул свою тетрадь ближе.

– На, списывай бегом, пока Марья Ивановна не увидела.

– Спасибо, Рома, выручаешь!

Гоша в торопях начал записывать уравнение.

Рома был другом Гоши. Добрый, интересный, но главное – очень умный. Самый умный парень в школе, конечно, по его собственному мнению. Внешне он выглядел так, будто его выдернули из ночёвки в школьной библиотеке: мятые брюки, рубашка с пятнами от чернил, вечно спутанные рыжие волосы, которые он никогда не расчёсывал.

– Гении не обращают внимания на такие мелочи, как внешний вид, – любил повторять он, закатывая глаза, когда его упрекали за очередную растёкшуюся на рубашке ручку. – Гении думают о таких вещах, которые не поймут обычные бездари, поэтому им не важна внешность и одобрение окружающих!

Ах да, он был ещё и очень скромным. Ну, по крайней мере, если судить по тому, как он каждый день напоминал окружающим, что он самый умный в школе.

– Кто тут самый умный? Я тут самый самый умный! – крикнул Рома как-то раз после решения сложного уравнения на доске.

Гоша с Ромой были лучшими друзьями – не из тех, что проводят всё свободное время вместе или ежедневно делятся самым сокровенным, но между ними существовала крепкая, тихая искренняя уверенность: если что-то случится, один всегда подставит плечо другому, тем более Роме не нужно делать дз, ведь он самый умный! Их дружба была спокойной и устойчивой, как старый мост – не броский, но надёжный.

Они могли неделями не общаться о чём-то важном, но стоило оказаться рядом – и всё снова становилось на свои места: лёгкие шутки, молчаливое понимание с полувзгляда, искренняя поддержка даже без просьбы. Иногда они даже не понимали, как именно сблизились, просто однажды оказались по одну сторону в нужный момент – на перемене, в игре, или когда кто-то другой оказался несправедлив. С тех пор это ощущение «своего человека» только крепло. Гоша дописал уравнения, поблагодарил Рому и снова попытавшись пару минут разбираться в бесконечных числах задумался о своем. Так Гоша просидел до конца учебного дня.

Уроки закончились. Гоша спустился в гардероб, взял свои вещи, и тут к нему неожиданно вспопыхавшись подбежала его учительница по математике, Марья Ивановна.

– Гоша, мальчик мой, можешь остаться после уроков? У нас идёт концерт, а ты такое любишь. Володя Куров из 9-А заболел, и я только сейчас об этом узнала. Сможешь заменить сценку? Там всё просто.

Гоша даже не успел подумать и тут же очевидный ответ:

– Марья Ивановна, конечно! Сейчас я только вещи уберу в гардероб.

Гоша повесил одежду в шкафчик и бегом направился в закулисье актового зала, чтобы переодеться. Его роль была эпизодической, но это не имело значения – Гоша любил любую возможность выйти на сцену. Учителя всегда могли на него положиться, особенно когда дело касалось школьных мероприятий, Гоша просто не умел отказывать, казалось, попросишь его сделать 30 домашних заданий одноврменно, и он все равно сделает, даже не попытавшись отказаться. Несмотря на то, что он больше любил русский язык и литературу, чем математику, актёрское мастерство его увлекало намного больше.

Он поднялся на последний этаж, где находился актовый зал. Это было просторное помещение, но его давно никто не ремонтировал. Штукатурка облупилась, обнажая серый бетон. Окна были покрыты слоем пыли, свет с трудом пробивался сквозь грязные стёкла, окрашивая пол в тусклые жёлтые оттенки. Потёртые деревянные кресла, ещё советской эпохи, скрипели при каждом движении. На стенах виднелись потускневшие советские плакаты с призывами к труду и учёбе:

– НАШ ДОЛГ – УЧИТЬСЯ ОТЛИЧНО! – гласил один из плакатов в зале.

Атмосфера зала навевала лёгкую тоску, но сцена, хоть и старая, оставалась сердцем этого места.

Гоше дали роль медведя, который нападает на бедную девочку и пытается её схватить. Он пробежался по сценарию, удивляясь тому, насколько легко он запоминает текст. Всего один раз пробежав глазами пять страниц, он запомнил их наизусть. Гоша с нетерпением ждал начала спектакля, обсуждая с другими ребятами, как лучше сыграть своего персонажа.

Спектакль назывался "Зимний лес". Это была сказка о девочке, заблудившейся в лесу, где ей предстояло встретиться с различными персонажами: лисой, которая пыталась её обмануть, филином, который давал ей советы, и, конечно же, злым медведем. Медведь появлялся в самой напряжённой сцене: он выскакивал из-за кустов, рычал, размахивал лапами и пытался схватить девочку, но та ускользала, пока не находила убежище у добрых духов леса.

До начала спектакля оставалось двадцать минут, когда в гримёрку неожиданно вошла Лиза. Она выглядела удивлённой.

– Ты что тут забыл? Где Володя? – спросила она, недоумённо нахмурившись.

– Володя не смог прийти. Марья Ивановна попросила сыграть за него, – ухмыляясь, ответил Гоша.

– А ты прочитал сценарий? Ты готов, Гоша?

– Лизочка, не сомневайся во мне! Я справлюсь на все сто. Сцена простая, не переживай.

Гоша был уверен в своих силах, но в глубине души ощущал лёгкое волнение. Он понимал, что на сцене всегда может что-то пойти не так, но эти мысли не пугали его, а, наоборот, придавали азарта.

– Ребята, через пять минут начало! – крикнула Марья Ивановна.

Занавес открылся. Началась сказка. Девочка, укутанная в длинное синее платье, пробиралась по сцене, изображая, будто продирается сквозь заснеженный лес. Филин предупредил её об опасности, но она не послушала и пошла дальше. В этот момент Гоша услышал свою реплику.

– Мой выход! – уверенно сказал он про себя и выбежал на сцену в костюме медведя.

– Раааар! – прорычал он, вскинув лапы.

И тут он понял, что девочку, на которую он должен нападать, играет Лиза.

Секунда. Две. Три.

В сценарии это было, но он не обратил внимания. Теперь же, стоя напротив неё, он вдруг почувствовал себя скованным. Он должен был нападать, быть страшным и агрессивным. Но это его сестра. Гоша замер. Всё внутри него сопротивлялось этой сцене. Он словно врезался в невидимую стену.

Лиза только шепотом пыталась вернуть его в реальность, т. к. все это становилось неловким и в зале уже начался галдеж:

– Гоша, что ты встал…вот олух…

Десять секунд.

Внезапно его взгляд зацепился за дальнюю стену зала. Там, где облезшая штукатурка обнажала серый бетон, темнела буква "Х"– криво выведенная, будто нарисованная от руки красной краской… или чем-то похоже на неё. Она выглядела чужой в этом старом зале, как будто кто-то оставил её нарочно, но не хотел, чтобы её сразу заметили.

Рваная. Живая. Пульсирует…!

Контуры дрожали в тусклом свете, словно вибрировали, и у Гоши на секунду закружилась голова.

"Что это за икс?.. Я же раньше её не видел. Её ведь не было… Или была?"– мысль пронеслась, как вспышка, и исчезла, оставив после себя странную тяжесть в груди.

И тут…

Удар.

Он почувствовал сильное напряжение в затылке, будто к его голове сзади прислонили раскалённый утюг. Гоша невольно сжал кулаки, его дыхание сбилось. Этот удар вывел его из ступора.

– Двигайся, олух… – прозвучал хриплый голос парня, который играл злого духа сзади.

Гоша обернулся назад и посмотрел на этого парня. Он смотрел на него, словно хищник, выжидающий удобного момента для броска. Взгляд – тёмный, глубоко посаженный, без искры жизни, будто в этих глазах обитала лишь пустота. Ни страха, ни раздражения – только мёртвая, ледяная сосредоточенность, как у зверя, который уже решил, что перед ним не человек, а лишь мясо. Челюсти были сжаты, уголки губ едва заметно дёргались, как будто он сдерживал какую-то болезненную усмешку.

Гоша почувствовал, как его сердце вдруг сжалось, а кожа покрылась мурашками. Его затылок будто прожигало. Он не мог оторвать взгляд – всё внутри протестовало, всё кричало "уйди", но ноги не двигались. Воздух вокруг стал тяжелым, как перед грозой, и будто потемнел.

Этот парень сделал едва заметный шаг вперёд ближе к Гоше и этого было достаточно.

Гоша резко отшатнулся, будто обжёгся этим взглядом, развернулся обратно, и снова застыл. Его разум вновь провалился в тот липкий ступор, из которого он только что начал выбираться. Руки дрожали. Губы пересохли. Мысли спутались. Словно весь его внутренний мир сжался в узел, а единственным желанием стало исчезнуть – прямо здесь, прямо сейчас.

– Кто он?.. Почему ударил? Что за… “Икс”? – мысли крутились в голове Гоши, как сорвавшиеся с цепи звери. Всё внутри сжалось в узел тревоги и растерянности. Он почти не слышал, как Лиза, испуганно глядя на него, звала по имени и пыталась втянуть обратно в сцену…

Глава 2

Г