Подменыш

Глава 1

Слова прыгали перед глазами и не желали складываться в связное предложение.

Птицы, зеленый, листва, шумит ветер, крик… Господи, что за бред?

Я откинулась на спинку стула и потерла виски.

Сегодня утром снова поменялась погода. Небо заволокло свинцовыми тучами, поднялся ветер, резко упало атмосферное давление. В итоге у меня заныли зубы, и заболела голова, причем так сильно, словно ее сжимали металлические тиски. Теперь мне больше всего на свете хотелось переползти на диван и впасть в спячку.

Здравствуй, апрель. Знал бы ты, как я тебя ненавижу.

Я отодвинула ноутбук и попыталась вспоминать, не завалялся ли в аптечке какой-нибудь обезболивающий препарат. Память услужливо напомнила, что заваляться там ничего не могло, потому как вчера вечером я доела последнюю таблетку и допила последний целебный состав.

За лекарством следовало сходить в аптеку, однако сил на это у меня не имелось. Работать в таком состоянии я тоже не могла.

Прекрасно.

Редактор меня убьет. Перевод дурацкой книжонки, над которым я сейчас трудилась, должен быть у него на столе через две недели, и если я не переведу сегодня хотя бы одну главу, наверняка сорву все сроки.

Из прихожей донеслась трель дверного звонка. Я закрыла глаза и еще раз потерла виски.

Никого нет дома. Метеозависимая хозяйка померла от головной боли.

Неизвестный визитер уходить не спешил. За первой трелью последовала вторая, потом третья и четвертая, а затем к ней присоединился настойчивый стук в дверь. Все эти звуки эхом отдавались в моей голове.

Я тяжело вздохнула и побрела открывать дверь.

На пороге обнаружился незнакомый мужчина – молодой, высокий, темноволосый, одетый в объемную красную куртку.

– Добрый день, – сказал он. – Мне нужна Матрена Васильевна Усова.

– Здравствуйте, – ответила я. – Слушаю вас.

В глазах незнакомца появилось недоумение. Я снова вздохнула.

– Матрена Васильевна Усова – это я. Кто вы и что вам надо?

Недоумение во взгляде мужчины сменилось изумлением. Правильно. Когда люди слышат мое имя, им представляется кругленькая румяная старушка в белом платочке и цветастом фартуке, а не двадцатисемилетняя дылда в растянутых спортивных штанах и заштопанной футболке.

– Меня зовут Матвей, – справившись с удивлением, сообщил мужчина. – Мне рассказал о вас Капитон Иванович – лейтенант полиции. Он уверен, что вы можете мне помочь.

– Чем помочь?

– Видите ли, три месяца назад пропал мой брат. Его ищет и полиция, и волонтеры, но поиски не приносят результата. Время идет, и наша семья очень волнуется, особенно мама… Мы готовы на что угодно, лишь бы узнать, жив он или нет. Говорят, вы обладаете некими мистическими способностями, и можете точно сказать, ждать нам его или оплакивать.

Понятно. Дядя Капитон никак не успокоится. А ведь в его ведении кражи и грабежи, поисками пропавших людей он не занимается. Наверное, дядюшка услышал об этом деле от коллег и решил помочь несчастному семейству.

Что ж, не в первый раз, и, надо полагать, не в последний. Дядя – человек жалостливый, а потому страждущие будут идти ко мне чередой.

Я посмотрела мужчине в лицо. Матвей явно чувствовал себя глупо и неловко. Он явно из тех прагматиков-материалистов, которые верят только в науку и в возможности искусственного интеллекта. Решение обратиться за помощью к женщине с «мистическими способностями» далось ему нелегко.

Мою голову сжал очередной спазм. Я поморщилась.

– У вас есть фотография брата?

– Есть, – Матвей вынул из кармана мобильный телефон. – Но она в электронном виде.

Я махнула рукой.

– Показывайте.

Экран смартфона засветился, и на нем появился портрет худощавого темноволосого мужчины, очень похожего на моего визитера. Лицо мужчины пересекала широкая темная полоса. Матвей ее, конечно же, не видел.

– Ваш брат умер, – сказала я. – Примите мои соболезнования.

– Умер? – растерянно переспросил визитер. – Вы уверены?

– Уверена. До свидания.

Я закрыла дверь, однако Матвей тут же забарабанил в нее снова.

– Подождите, Матрена, – взволнованно сказал он, когда я ее открыла. – Пожалуйста, не торопитесь, посмотрите на фото внимательнее. Вы ведь его даже не разглядели! Быть может, вы ошиблись, и Никита на самом деле жив?

– Матвей, что вы от меня хотите? – мои зубы заныли сильнее, и я начала сердиться. – Чтобы я рассказала о судьбе вашего родственника, или чтобы дала вам ложную надежду? Никита умер. Причем, давно. Мне не нужно устраивать танцы с бубнами, чтобы это понять. Если вам не нравится мой ответ, я в этом не виновата.

– Хорошо, – кивнул мужчина. – Допустим, вы правы. Но где тогда находится тело?

– Откуда мне знать? Чтобы это выяснить, существуют специально обученные люди.

– Специально обученные люди три месяца топчутся на месте! Матрена, я вас прошу… Я заплачу любые деньги! Только скажите, где искать Никиту. Дайте хотя бы крошечную зацепку, чтобы полицейские знали, в каком направлении работать.

В глазах мужчины было столько боли, столько отчаяния, что мне стало его жаль.

– Денег мне не надо, – сказала ему. – Я, слава Богу, нормально зарабатываю сама. Однако я буду очень благодарна, если вы сходите в аптеку и купите каких-нибудь обезболивающих таблеток. У меня страшно болит голова, а лекарств в доме нет. Еще мне нужна вещь, принадлежавшая вашему брату. Картинки в телефоне для этого не достаточно.

– Сейчас все будет, – понятливо кивнул Матвей. – Подождите немного, я скоро приду.

Он вернулся через пятнадцать минут. Этого времени мне хватило, чтобы убрать ноутбук и вымыть грязные чашки. Я хотела сменить свой наряд на что-то более приличное, но передумала. Гостей я сегодня не ждала, а значит, имею право выглядеть по-домашнему.

Матвей принес ворох лекарств, включавших три вида обезболивающего, стоматологический гель и коробочку с витаминами. Я сразу же все это распаковала и выпила горсть таблеток.

Держать мужчину на пороге я не стала – пропустила в прихожую, а потом пригласила в гостиную. Там он передал мне очки – прямоугольные в тонкой металлической оправе.

– Никита носил их несколько лет, – сказал Матвей, усевшись на диван. – За два дня до своего исчезновения он сменил их на контактные линзы.

Я взяла очки в руки. Перед моими глазами тут же встала четкая картина: темная стена с трубой и большим облезлым вентилем, холодный бетонный пол и тело человека в теплом спецовочном костюме.

– Ваш брат находится в неком помещении, – сказала я. – Оно будто расположено в подземелье. Там темно и есть какие-то трубы.

– Брата убили? – дрогнувшим голосом поинтересовался мужчина.

Я качнула головой.

– Нет, он умер сам. Это случилось не сегодня и не вчера, а несколько недель назад. Кажется, я уже говорила об этом. Рискну предположить, что его погубил сердечный приступ.

– У Никиты действительно были проблемы с сердцем, – удивленно пробормотал Матвей. – Откуда вы это знаете?

– Я это вижу.

– Видите? Но как?..

Я пожала плечами.

– Выходит, вы и правда ведьма?

– Я не ведьма. Я – ведунья.

– Между ними есть какая-то разница?

– Есть, – усмехнулась я. – При желании, вы можете почитать об этом в интернете. Скажите, Матвей, ваш брат был рабочим? Я вижу его в штанах и куртке, в которых обычно ходят слесари или водопроводчики. А место, в котором он находится, напоминает колодец.

Мой визитер побледнел, а его взгляд снова стал взволнованным.

– Спасибо, Матрена, – сказал он, поднимаясь с дивана. – Похоже, теперь я ваш должник.

Он поспешно обулся и ушел.

Я же вернулась к ноутбуку. Голова больше не болела, и появилась надежда, что я закончу свой перевод вовремя.

***

Погода наладилась через три дня. Небо стало безоблачным, солнце растопило остатки снега, на деревьях зачирикали птицы, а я наконец-то вышла из дома, чтобы купить продуктов и глотнуть свежего воздуха. Мое самочувствие нормализовалось, и это было верным признаком, что температурных качелей в ближайшее время не будет.

На улице мне встретились три старушки: Клавдия Ивановна, проживавшая на моем этаже, баба Зина, обитавшая в соседнем подъезде, и еще одна незнакомая пожилая дама. Бабушки сидели на скамейке, нахохленные, как воробьи, и о чем-то оживленно беседовали. При виде меня они сразу замолчали.

– Добрый день, – сказала я, проходя мимо них.

Женщины ответили мне громким нестройным хором. Я отошла на несколько метров, а потом остановилась, чтобы поправить шнурки на кроссовках.

– Выползла на белый свет коза-дереза, – донесся до меня негромкий голос Клавдии Петровны. – Неделю носа из норы не казала, а теперь – вот она, явилась.

– Это твоя соседка? – спросила у нее третья старушка.

– Моя. Матреной ее зовут. Живет в восемнадцатой квартире, через стену от меня.

– Какое чудное имя! – удивилась старушка. – Старинное. Сейчас детей так не называют. Куда ни глянь, одни Насти, Вики и Софии.

– Имя как имя, – не согласилась Клавдия Ивановна. – Старинное, да. Так ведь Матренка – деревенская, а в деревнях, небось, такие прозвища до сих пор в ходу.

– Что ты плетешь, Ивановна? – удивилась баба Зина. – Какая ж Матрена деревенская? Я ее малышкой помню. Она в этом доме с рождения живет.

– Не с рождения, а с полутора лет, – возразила моя соседка. – А родилась она в Соловьевке. В том селе мой деверь живет, так что я про Матрену знаю больше тебя. Ее родители, кстати, тоже были соловьевские. В город же ее привезли, потому что мать от нее отказалась, а папаша от пьянки помер. Любка, Матренина мать, хотела определить девчонку в детский дом, но ей двоюродный брат не позволил, Капитон. Не по-людски, мол, это – родную кровь чужим людям отдавать. У Капитона семья большая, поэтому Матрену взяла к себе моя соседка Катерина. Она ему свояченицей приходилась – сестрой жены, стало быть. Катя в старых девах сидела, а Матрена ей по сердцу пришлась. Она ее вырастила, как родную дочь. В прошлом августе Катю машина насмерть сбила, и с тех пор Матрена живет одна.

– Бедняжка, – пожалела меня третья старушка. – Вот ведь горькая судьбина! Отчего же мать ее бросила? Чем она ей оказалась не мила?

– А тем не мила, что это не девка, а чертово отродье. У Усовых, говорят, в роду были ведьмы и колдуны. Отвороты-привороты мастрячили, водили дружбу с нечистой силой. Матрена это искусство и унаследовала. В селе говорят, будто еще в колыбели начала она видеть духов и бесов. Посмотришь ей в глаза, и кажется, словно она в один миг прочитала всю твою подноготную.

– Чушь.

– А вот и нет. Глаза у Матрены и правда особенные: то они голубые, а то вдруг становятся темными, как ночь. И взгляд такой… нехороший. Как зырнет на тебя, так пот по спине ручьями бежит. Потому Любка и решила от дочки избавиться. Страшно ей было рядом с ней находиться.

– А Катерине? Ей не было страшно?

– Катерина Матрену не боялась. Хотя и признавала, что девочка она не простая. Однако общий язык они как-то находили. Я с ними много лет жила по соседству, и ни разу не слышала, чтобы у них были ссоры или скандалы. Капитон, кстати, поддерживает с племянницей прекрасные отношения. Он в полиции служит, и она ему помогает преступников ловить. А еще к ней люди всякие ходят. Каждую неделю порог обивают. Она им колдует, а они ей за это платят.

Я поправила шнурки и пошла своей дорогой. Поначалу разговор старушек показался мне интересным, но теперь интерес пропал. Клавдия Ивановна не рассказала своей подруге ничего нового, а слушать в сто десятый раз одни и те же сплетни мне не хотелось.

В чем-то любопытная соседка была права. Я действительно родилась в Соловьевке, и моя мать действительно не захотела заниматься моим воспитанием. После смерти отца она отдала меня дяде Капитону и уехала из села в неизвестном направлении. Где она находится сейчас, я не знаю и знать не хочу. Наши дороги давно разошлись, и сходиться им нет никакого смысла.

Между тем, претензий к матери я не имею. Прежде чем покинуть родные места, она сделала мне прекрасный подарок – переписала на мое имя свой деревенский дом. В этом доме мы с тетей Катей любили проводить праздники и выходные.

Что же до ведьм и колдунов, то тут Клавдия Ивановна ошиблась. В моем роду их не было. Я первая обрела мистические способности и первая начала общаться с нечистью. К слову сказать, это определение никогда мне не нравилось. Обитатели Нави, которых принято называть нечистой силой, зачастую бывают добрее и сострадательнее многих людей. Они не распускают сплетни, не плюют при моем появлении через плечо и не прячут в кармане сложенный из пальцев кукиш.

Что же до колдовства, то я им не владею. Я не умею двигать взглядом предметы, высекать руками огонь или перемещаться порталами в далекие дали. Зато я способна увидеть то, что не увидят другие. Могу беседовать с теми, кто для обычных людей остается невидимым. Я слышу голоса трав и умею варить из них яды и целебные зелья. Я – ведунья, я ведаю то, что никогда не узнают другие.

И да – время от времени ко мне приходят люди, которые считают, будто им нужна магическая помощь. Правда, чаще всего оказывается, что помощь им нужна медицинская или психологическая. Тем же, кто стал жертвой нечисти, проклятия или несчастного случая я действительно прихожу на выручку. Но денег за свои услуги не беру, так как оказываю их от чистого сердца и считаю, что требовать за них плату стыдно и недостойно.

Когда я вернулась из магазина, соседок на скамейке не было. Там сидела только их пожилая подруга, которая живо интересовалась моей биографией. Увидев меня, она встрепенулась. Судя по всему, бабушка нарочно ждала моего возвращения. Когда же я проходила мимо, она поспешно поднялась на ноги и подошла ко мне.

– Здравствуйте. Это вы – Матрена Усова?

– Здравствуйте, – кивнула я. – Да, это я. Вы что-то хотели?

– Хотела, – взгляд женщины стал нерешительным. – Я – ваша соседка, недавно поселилась в пятиэтажке, которая стоит торцом к этому дому. Мне нужна… м-м… консультация.

Я поставила на скамейку пакет с продуктами.

– Слушаю.

– Видите ли, Матрена, с моим младшим внуком происходит что-то странное. Мне кажется, его прокляли. Или приворожили. Соседи сказали, вы немного разбираетесь в этих делах.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Наталья Валентиновна.

– Наталья Валентиновна, не могли бы вы рассказать о внуке подробнее? Почему вы решили, что его прокляли?

– С ним случилась странная история. Неделю назад Игорь поехал с друзьями на базу отдыха. У одного из его приятелей был день рождения, и он решил отпраздновать его с баней и шашлыками. Эта база расположена на берегу Утиного озера. Знаете такое?

– Конечно, – кивнула я. – О нем все знают. Это озеро находится за городом, между Алексеевкой и Соловьевкой.

– Игорь отправился туда веселым, а вернулся хмурым и взволнованным. Родители попытались выяснить, что произошло, но он ничего не говорил. Несколько дней внук был сам не свой, а потом рассказал: прогуливаясь у озера, он встретил девушку. Она была такой красивой, что Игорь влюбился с первого взгляда. Он попытался с ней познакомиться, но девушка почему-то от него убежала. Игорь хотел ее отыскать, но она как сквозь землю провалилась. Друзья ее тоже не видели, а некоторые даже утверждали, будто такой девушки на турбазе вовсе не было. Теперь Игорю плохо. Мы думали, что его чувство быстро пройдет, однако оно мучает его и гложет. Внук перестал есть и ходить в институт, почти ни с кем не разговаривает и порывается ехать к озеру, чтобы искать свою незнакомку. Отец его не пускает, требует взяться за ум, а Игорь грубит и устраивает скандалы.

Старушка вздохнула.

– Три дня назад Игоря сняли с подоконника. Он хотел выброситься с шестого этажа. Сказал, что увидел в стекле лицо возлюбленной, и кинулся ей навстречу… Игорь утверждает, будто слышит ее голос. Говорит, красавица зовет его к себе.

– Попробуйте показать внука психиатру, – посоветовала я. – Сумасшествие у разных людей проявляется по-разному.

– Мы показывали, – горько усмехнулась Наталья Валентиновна. – Врач выписал Игорю какие-то уколы, но от них ему стало хуже. Теперь внук видит свою незнакомку не только в оконных стеклах, но и в зеркалах и даже в чашке чая! Еще он беспокойно спит и постоянно бормочет что-то вроде: «Жди меня, я приду. Я скоро к тебе приду…». Я страшно боюсь, что не сегодня-завтра он все-таки выпрыгнет в окно и погибнет. Неужели это и правда сумасшествие, Матрена? Если да, то я не понимаю, откуда оно взялось. У нас нормальная благополучная семья. В ней никогда не было ни душевнобольных, ни алкоголиков, ни наркоманов. Может, это все-таки проклятье? Как думаете?

Думаю, соседка права. Ее внук вовсе не болен. Но и не проклят. А с его таинственной возлюбленной я знакома. Она и в самом деле интересная девушка, но Игорю с ней точно не по пути.

– Скажите, Наталья Валентиновна, не привозил ли ваш внук с Утиного озера какой-нибудь сувенир? – осторожно поинтересовалась я у соседки.

– Не знаю, – пожала плечами она. – А что?

– Судя по всему, он подобрал на берегу чужую вещь. Именно она вызвала у него болезненное влечение, галлюцинации и бред. Эту вещь надо вернуть.

Взгляд старушки стал растерянным.

– Я могу помочь Игорю, – серьезно сказала ей. – Но для этого мне надо с ним встретиться и поговорить. Это можно устроить?

– Можно, – обрадовалась Наталья Валентиновна. – Конечно, можно! Он живет в двух автобусных остановках отсюда и как раз находится дома.

– Чудно, – кивнула я. – Тогда поступим так: я отнесу домой свои покупки, и мы сразу же поедем в гости к вашему внуку. Согласны?

Игорь оказался симпатичным парнем лет девятнадцати. Он сидел на диване в гостиной и равнодушно смотрел прямо перед собой. Тетя Катя называла такой взгляд «ушел в себя и заблудился».

– Десять минут назад я сделала ему укол, поэтому сын ведет себя спокойно, – сказала невестка Натальи Валентиновны – пухленькая рыжеволосая женщина, впустившая нас в квартиру. – До этого он все утро метался по комнатам. А я металась за ним, чтобы не подпустить его к окнам.

На наше появление Игорь отреагировал вяло – смерил безразличным взглядом и отвернулся. Его мать эмоциями тоже не фонтанировала. Неделя постоянного стресса, в котором жила ее семья, выпила из женщины все силы, и теперь она с усталой покорностью реагировала и на беспокойное поведение сына, и на появление в их доме незнакомой девушки.

Когда мы вошли в прихожую, Наталья Валентиновна принялась объяснять невестке кто я такая, однако та явно пропустила ее слова мимо ушей, уловив лишь то, что я могу привести Игоря в чувство, а потому без возражений пустила меня к нему.

Я жестом попросила женщин выйти из комнаты и опустилась на диван рядом с парнем.

– Привет. Ты Игорь?

– Привет, – равнодушно ответил он, повернувшись ко мне. – Мы знакомы?

– Нет. Меня зовут Матрена. Я пришла поговорить о девушке, которую ты повстречал на Утином озере.

– Понятно, – по губам парня скользнула кривая улыбка. – Мать с бабкой нашли очередного психолога. Или ты не психолог, а психотерапевт? Будешь доказывать, что той девушки не было, а я просто сошел с ума?

– Не буду. Твоя возлюбленная существует на самом деле. Более того, я лично с нею знакома.

В глазах Игоря зажглись огоньки интереса.

– Знакома? – переспросил он. – Ты говоришь серьезно?

– Абсолютно. Я могу тебе кое-что о ней рассказать. Но прежде ты должен отдать мне гребень.

Взгляд парня стал недоуменным.

– Какой гребень?

– Который ты неделю назад нашел на берегу.

– Откуда ты о нем знаешь? – удивился Игорь. – Я никому про него не говорил.

– Принеси его, – повторила я. – Иначе я ничего не скажу.

Игорь пожал плечами и вынул из кармана домашних штанов темно-коричневый гребешок. Он был деревянным и казался старше нас вместе взятых. Им так часто пользовались, что его поверхность блестела, как полированная, а сбоку и в середине не хватало двух зубьев.

Едва гребень оказался в моих руках, взгляд парня стал более живым и осмысленным.

– Я расскажу историю, – начала я. – Думаю, она будет тебе интересна. В тысяча девятьсот сорок третьем году в Утином озере утопилась девушка. Ее звали Анной. В деревню, где она жила, пришла весть, что на фронте погиб ее жених. Аня очень его любила, и решила, что жизнь без него смысла больше не имеет. Рыбаки выловили ее тело через несколько дней. В стране в то время процветал атеизм, однако Аню все равно похоронили не на кладбище, а за поселковой околицей, как самоубийцу. После ее похорон в окрестных селах стали говорить, что в Утином озере появилась русалка. Она являлась мужчинам в виде прелестной девы. Те, кто ее видел, сразу же в нее влюблялись. Эта любовь точила мужчин, как болезнь. Они теряли сон и покой, а когда возвращались к озеру, русалка выпивала их жизненную силу, а тела утаскивала на дно. Смекаешь, о чем я говорю?

– Хочешь сказать, что девушка, которую я встретил, была русалкой? – недоверчиво уточнил Игорь.

Я кивнула.

Сейчас апрель, и хозяйка Утиного водоема уже очнулась от зимней спячки. Не удивлюсь, если их встреча была случайной. Аша не настолько пришла в себя, чтобы открывать сезон охоты. В противном случае, Игорь бы домой не вернулся. Когда у русалок просыпается голод, они съедают свою жертву на месте.

– Русалочьи чары действуют на определенной дистанции, – заметила я. – Чем дальше уедет зачарованный человек, тем легче ему будет от них избавиться. Утиное озеро находится в двадцати километрах от города. Приличное расстояние, не так ли? Ты должен был забыть о встрече с незнакомкой уже на следующий день, однако сохнешь по ней вторую неделю и порываешься отправиться на ее поиски. Как думаешь, почему это происходит?

Игорь пожал плечами.

– Потому что ты забрал ее вещь. Через нее она способна достать тебя, где угодно, хоть на Северном полюсе, хоть под землей. Она желает вернуть гребень, понимаешь? Если ты не отдашь его добром, она явится за ним сама.

Парень побледнел.

– Она является ко мне каждый день, – тихо сказал он. – Она и сейчас здесь.

Он указал на окно. Я повернула голову и невольно улыбнулась. В стекле сквозь полупрозрачный тюль виднелось лицо худенькой темноволосой девушки. Я помахала ей рукой.

– Ты тоже ее видишь? – удивился Игорь.

– Конечно, – кивнула я. – Я же сказала, мы знакомы.

Я показала девушке гребень. Та радостно заулыбалась, подмигнула и растворилась в воздухе.

– Ты – экстрасенс? – сдавленно пробормотал Игорь.

– Вроде того, – уклончиво ответила я. – Сейчас это не имеет значения. Гораздо важнее, что теперь делать с твоей любовью. Ты ведь понимаешь, что это вовсе не любовь?

– Понимаю.

– Хочешь от нее избавиться?

– Хочу, наверное. Или нет. Я… я не знаю. Я ничего не понимаю! Что за чертовщина сейчас происходит?! Я тут не один псих, да? Все вокруг душевнобольные!

Он закрыл лицо руками и громко застонал. В комнату заглянули его бабушка и мать. Их лица были встревоженными. Я слабо им улыбнулась и знаком попросила вернуться в коридор.

– Если я верну русалке гребень, она от тебя отстанет, – сказала Игорю. Аша неплохо подпиталась от этого юноши, пока он носил ее расческу в своем кармане, а потому претензий к нему иметь не должна. – Но последствия ее чар ты будешь ощущать на себе еще несколько недель. Я могу тебя от них избавить.

Парень отнял руки от головы и снова посмотрел на меня.

– Тебя перестанет грызть тоска, – продолжала я. – Уколы и таблетки будут не нужны. Жизнь снова станет радостной и прекрасной.

Игорь глубоко вздохнул.

– Что нужно делать?

– Прежде всего, надо пожелать избавиться от наваждения – искренне, всей душой. А потом произнести обережный заговор.

– Я не знаю никакого заговора.

– А я знаю. Я прочту его вслух, а ты повторишь. Попробуем?

Игорь кивнул.

– Повторяй: «Водяница-лесовица, шальная девица, отвяжись, отступись, на моём дворе не кажись! Тут тебе не век жить, не седмицу быть, ступай в реку глубокую, на осину высокую. Мне с тобой не водиться, мне с тобой не кумиться. Слово моё крепко, водами не размовимо, никем неодолимо. Аминь!»

Я говорила, а Игорь мне вторил. Сначала едва слышно, а потом все увереннее и увереннее. Когда же было произнесено последнее слово, его щеки заметно порозовели, а из глаз пропали тревожные огоньки.

– Вот и ладно, – улыбнулась я, поднимаясь с дивана. – Теперь все будет хорошо.

К Утиному озеру я отправилась в тот же день. Когда я надевала в прихожей куртку, Наталья Тихоновна попыталась вручить мне какие-то деньги, однако я ловко от нее увернулась, и выскользнула в подъезд. Оттуда вызвала такси, а потом поехала за город.

Машина довезла меня до турбазы. Ее ворота были закрыты, поэтому я пошла к озеру в обход через лес. Его тропинки уже просохли, а потому шагалось по ним весело и легко. В воздухе пахло весной. На веточках кустов набухли почки, рядом с их корнями появились крошечные островки молодой зелени, а где-то в древесных кронах вдохновенно чирикали птицы.

До водоема я добралась примерно за десять минут. Оно уже освободилось от ледяных оков, и его холодные волны уходили к линии горизонта.

На берегу не было ни души. Стоило подойти к кромке воды, как прямо передо мной появилась высокая худая девушка с синюшной кожей, черными провалами глаз, тонкими сухими губами и длинными темными волосами, напоминавшими старую паклю. Она была одета в длинный белый балахон, а ее узкие ступни с почерневшими ногтями были босыми и сморщенными.

Интересно, что сказал бы Игорь, если бы увидел бывшую зазнобу без полога магической иллюзии? Впрочем, это тот самый случай, когда все решает точка зрения. В мире людей русалка выглядит не очень, зато в Нави к ней возвращается и красота, и очарование.

– Привет, Аша, – с улыбкой сказала я.

– И тебе не хворать, Матренушка, – радостно оскалилась русалка. – Принесла ли ты мой гребень?

– Конечно, принесла, – я вынула гребешок из сумки и кинула ей. – Держи, Аша-растеряша.

Та хихикнула и ловко поймала его на лету.

– Вот спасибо, Матренушка! – с чувством сказала она. – Что бы я без тебя делала! Тот малахольный два года бы до меня добирался, а мне столько времени без гребня нельзя. Я им не только волосы расчесываю, но и прочищаю магические протоки. Совсем бы я без него запаршивела… Что же ты стоишь, Матрена? Заходи в гости. Я тебя рыбкой свеженькой угощу.

– Нет, Аша, – покачала я головой. – Вода еще холодная. Если я в нее окунусь, то наверняка заболею. А мне болеть нельзя, я еще перевод редактору не сдала.

Русалка закатила глаза.

– И охота же тебе маяться! Перешла бы в Навь, да жила себе припеваючи. Там-то, небось, нет ни болезней, ни переводов.

– Успеется, – я махнула рукой. – Я здесь еще не все повидала.

– Как знаешь. На праздники-то к нам придешь?

– На праздники, конечно, приду. Я в мае планирую взять отпуск. Приеду в Соловьевку, тогда и погуляем.

– Я буду ждать, – подмигнула Аша. – И остальные тоже.

Я улыбнулась. Русалка махнула мне рукой и медленно ушла под воду.

Глава 2

Двадцать девятого апреля я собралась ехать в Соловьевку. Книга была переведена и сдана редактору, и теперь меня же ожидали две недели тихой деревенской жизни вдали от автомобилей и интернета.

Последнее, впрочем, было условным.

Соловьевка располагалась неподалеку от города, и ее жители пользовались всеми благами цивилизации. Мобильная сеть там ловила хорошо, почти в каждом доме был wi-fi, кабельное телевидение, газ и водопровод, а сами дома, обшитые сайдингом, или обложенные камнем, мало напоминали избушки, которыми они являлись во времена моего детства.

Мой дом тоже выглядел прилично. Пока была жива тетя Катя, мы успели перекрыть его крышу, облагородить фасад, заменить окна и немного подправить внутреннюю отделку. Отопление по-прежнему оставалось печным, а функцию канализации выполнял септик. В остальном же это было хоть и маленькое, но очень уютное жилище с небольшой верандой, кухней, двумя комнатами и пристройкой для душа и туалета, которую во времена оны обустроили мои родители.

Помимо дома нам принадлежал участок земли, разделенный на палисадник и огород. После смерти тетушки я продала огород соседям (заниматься им у меня не было ни времени, ни желания), а палисадник оставила себе, чтобы выращивать в нем цветы и кое-какие полезные травы.

Неподалеку от моей избы располагался лес и живописнейший берег Утиного озера с ивами, кувшинками и помостом для рыбаков. По вечерам со ступенек веранды можно было слушать трели соловьев и любоваться потрясающими закатами, а утром наблюдать, как в небе разгорается заря, и как медленно отступают к лесу клубы ночного тумана.

В Соловьевке было хорошо.

Время от времени у меня появлялось желание переехать туда навсегда. В самом деле, почему бы и нет? Я работаю удаленно, а значит, могу себе позволить жить, где угодно. Однако перспектива семь месяцев в году топить печь и постоянно пользоваться услугами ассенизаторов вынуждала меня раз за разом возвращаться в город.

Добраться до поселка я собиралась на автобусе. С собой у меня был небольшой рюкзачок с косметикой и предметами гигиены, а также спортивная сумка с одеждой. В Соловьевке имелся хороший магазин товаров повседневного спроса, поэтому тащить с собой что-то еще не имело смысла.

Когда я обувала кроссовки, в квартиру кто-то позвонил. Я открыла входную дверь и обнаружила на пороге темноволосого мужчину, который приходил ко мне несколько недель назад. Только теперь он был одет не в толстую красную куртку, а в легкую синюю ветровку.

– Здравствуйте, Матвей, – сказала ему я.

– Добрый день, – ответил он, окидывая меня любопытным взглядом.

Сегодня я выглядела гораздо аккуратнее, чем во время нашей первой встречи. Вместо растянутого домашнего костюма на мне были джинсы и худи, русые волосы, собранные в прошлый раз в небрежный пучок, были заплетены в длинную косу, а на лице имелся легкий макияж.

– Я собираюсь в поездку, – предупредила мужчину. – Через полчаса мне нужно быть на автовокзале.

– Я вас не задержу, – поспешил уверить Матвей. – Я только хотел поблагодарить вас за помощь.

Он протянул мне большой полиэтиленовый пакет. Я заглянула в него и увидела пачку молотого кофе, коробочку с каким-то десертом и сетку с ароматными апельсинами.

– Вы сказали, что деньги вам не нужны, – сказал Матвей, – поэтому я принес это. Буду признателен, если вы помянете моего брата.

– Никиту нашли?

– Нашли. Он лежал в тепловом колодце, как вы и сказали.

– Как же он там оказался?

Мужчина грустно улыбнулся.

– Брат работал в городских теплосетях. Во время январских праздников он подменял своего напарника и зачем-то полез в этот колодец. При нем нашли ящик с инструментами. Наверное, Никита собирался что-то ремонтировать. В колодце ему стало плохо. Патологоанатом сказал, у него случился инфаркт. Когда брат был объявлен в розыск, его коллеги про тот колодец даже не вспомнили.

– Почему?

– Никита пропал в праздничные дни. В это время на теплосетях случилось несколько крупных порывов, и все внимание было направлено на них. Мелкие поломки никто не регистрировал, поэтому ни Никитин начальник, ни дежурившие диспетчеры не смогли припомнить, куда именно он отправился.

– Бардак, – покачала головой я.

Матвей развел руками.

– Мы похоронили брата две недели назад. Его смерть стала большим горем для нашей семьи, однако я бесконечно рад, что он все-таки нашелся, и мы знаем, что конкретно с ним произошло.

Я печально улыбнулась.

– Вы, кажется, собирались на автовокзал, – вспомнил Матвей. – Я могу вас подвезти.

– Вы едете в ту же сторону?

– Да. Мне нужно за город, в Соловьевку.

– В Соловьевку? – удивилась я. – Как раз туда я и направлялась.

– Давайте поедем вместе, – улыбнулся мужчина. – На машине это будет и быстрее, и удобнее.

Автомобиль Матвея оказался кроссовером чудесного вишневого цвета. Несмотря на его солидные габариты, я со своими вещами поместилась туда с трудом – выяснилось, что машина едва ли не доверху забита коробками, мешками и сумками.

– В конце осени я купил в Соловьевке дом, – объяснил мой спутник, заводя мотор. – Мы с братом планировали сделать там ремонт, а летом приезжать туда на рыбалку и на шашлыки. Теперь мне придется ремонтировать его одному.

– А другие братья у вас есть? Или, быть может, сестры?

– Есть две троюродные сестры, но они живут далеко, и я редко с ними общаюсь. А у вас есть родственники, Матрена?

– Да, – кивнула я. – Капитон Иванович, который прислал вас ко мне, – мой двоюродный дядя. Он и его дети – моя единственная родня.

– А родители?

– Родителей нет.

– Мужа и детей, надо полагать, тоже.

– Все верно. Да и вы, судя по всему, не женаты.

Матвей кивнул.

– У вас в Соловьевке дом, Матрена?

– Да. Я собираюсь провести там отпуск.

– Значит, будем соседями, – улыбнулся он. – Кем же вы работаете?

– Я перевожу на русский язык детские и подростковые книги.

– Ого! И с каких языков?

– С французского, испанского и венгерского.

– Как интересно…

– А какая профессия у вас?

– Я – инженер-проектировщик.

– И что же вы проектируете?

– В основном системы отопления и вентиляции жилых домов. Моя работа гораздо скучнее, чем ваша.

– Это как посмотреть. Благодаря вам жизнь многих людей становится теплее и уютнее.

Матвей улыбнулся.

– А благодаря вам – ярче и интереснее.

Мы приехали в Соловьевку после полудня. Матвей был здесь человеком новым, поэтому местные жители провожали его машину любопытными взглядами.

Дом, который он купил, располагался неподалеку от моего, и когда мужчина притормозил, чтобы высадить меня у калитки, интерес соловьевцев, казалось, можно было пощупать руками.

Если мой спутник не успел познакомиться со здешней публикой, то сегодня он это наверстает. В самое ближайшее время к нему в гости зайдет половина деревни, чтобы выяснить, кем я ему прихожусь, и почему он катает меня в своем авто. Увы, в поселке моя репутация ничуть не лучше, чем в городе.

Я вынула из салона сумку и рюкзак, вежливо кивнула Матвею и стоявшим неподалеку соседям, а потом отправилась в дом.

Тот встретил меня холодом и пылью, скопившейся здесь за четыре месяца, прошедших после моего последнего визита. Мебель, кухонная утварь и прочие вещи находились на своих местах, из чего следовало, что местные по-прежнему обходят мою избу стороной.

Следующие несколько часов я занималась домашним хозяйством – топила печь, делала уборку, готовила еду, складывала в шкаф привезенную из города одежду.

Ближе к вечеру, выполнив все дела, я решила сходить в баню. На моем участке ее не было, поэтому я пользовалась той, что стояла на опушке леса за деревенской околицей. Кому она принадлежала раньше, в Соловьевке никто не помнил, поэтому баня считалась общей, хотя последние несколько лет парились в ней только тетя Катя и я. Среди остальных аборигенов она носила репутацию места страшного и нечистого, и соловьевцы обходили ее, как и мой дом, по широкой дуге.

Мне это было на руку. И не только из-за того, что я могла пользоваться общей баней, как своей собственной, но и из-за секрета, который хранила эта постройка.

Я сложила в пакет вещи для купания, достала из кладовки ведро и отправилась к околице.

Чтобы срезать путь, я свернула с улицы к огородам. Стоило же мне пройти десяток метров, как послышались чьи-то голоса. Я замедлила шаг и, выглянув из-за соседского сарая, увидела Матвея и грузную пожилую женщину в галошах и тяжелой мужской куртке – нашу общую соседку Прасковью Петровну Лычкину, известную в народе, как баба Паша. Судя по всему, Лычкина явилась знакомиться новым односельчанином, и теперь они стояли у забора и разговаривали.

– …ты, Матюша, будь с Матреной осторожнее, – услышала я. – Она – девка не простая. На лицо красавица, а по сути – чудище, каких поискать.

– Что вы такое говорите! – возмутился Матвей. – Я в курсе, что Матрена – девушка необычная, но зачем ее так обижать? Она помогла мне найти пропавшего брата, и я очень ей за это благодарен.

– Эх, парень, – вздохнула соседка, – как бы эта благодарность тебе боком не вышла! Жила у нас в деревне ведьма – Манька Косая. Все травы целебные знала, болезни заговаривать умела, а уж какую порчу могла навести – семь лет человек несчастьями маялся! Три окрестные деревни ее боялись и уважали. А только до Матрены Маньке было далеко. Она мне сама говорила, мол, я хоть и старуха, а этой девчонке в подметки не гожусь. Сидит, мол, в ней великая сила – такая, что весь свет перевернуть может. И знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что Матрена – не человек.

– Что? – удивился мужчина. – В каком смысле – не человек? А кто же она тогда?

– Подменыш.

– Кто?..

Баба Паша несколько секунд молча смотрела ему в глаза, а потом поманила его к себе.

– Двадцать семь лет назад произошла в нашем селе странная история, – сказала она. – Я ее как сейчас помню. Матрена тогда была совсем крошечной – месяцев девяти от роду, а то и меньше. С родителями ей, бедняжке, не повезло: отец ее, Васька, был запойным пьяницей, а мать, Любка, гулёной без царя в голове. И вот однажды решила Любка сходить с Матреной в баньку. Видел бревенчатый домик у леса, Матюша?

– Видел.

– Туда они и пошли. Вася им баню истопил и ушел к мужикам, а они остались вдвоем. Прошло немного времени, вдруг – шум, гам, крики! Бежит по деревне Любка и орет во все горло, мол, ребенок ее пропал. Выскочила она на минутку из бани, чтобы принести из колодца воды, вернулась, а девчонки нет. Вместо нее лежит на скамейке веник, укрытый пеленкой, как младенец, а Матрены след простыл. Мы, старожилы, как про веник услыхали, сразу поняли: обдериха девчонку унесла!

– Обдериха? – переспросил Матвей. – Кто это?

– Эх вы, городские, – поморщилась баба Паша. – Не знаете элементарных вещей! Обдериха – это хозяйка бани. Про домового ты слышал?

– Слышал.

– Вот! Домовой главный в избе, а в бане главные – банник и обдериха. Моя бабка рассказывала, что в одних банях они вместе сидят, а в других – по отдельности. В той, что стоит за нашей околицей, живет обдериха. Ох и вредная, ох и злющая! Чуть мусора на ногах принесешь или бранное слово скажешь, так кипятком окатит, мало не покажется!

Брови Матвея медленно поползли на лоб.

Мне стало смешно. С местным фольклором новый сосед явно столкнулся впервые.

– Любка тоже хороша, – продолжала Прасковья Петровна. – Разве можно малое дитя в бане без присмотра оставлять? Пока она за водой ходила, обдериха Матрену украла, а вместо нее веник в пеленку завернула.

– Погодите, – перебил ее Матвей. – Зачем Матрена понадобилась обдерихе?

– А кто ее знает? – пожала плечами соседка. – Нечисть испокон века малых ребят ворует. Чуть родители не доглядели, дитяти уж и нет. Манька, ведьма-то наша, говорила, будто нечисть из человеческих детей себе смену растит. Своих-то ребят у них нее нет, вот она на наших и зарится. Украдет малыша леший – вырастит из него нового лешего, украдет банник – воспитает нового банника.

– Понятно, – кивнул Матвей. – Что же было дальше?

– А дальше Матрену всей деревней искали. Две недели, а то и больше. Милиционеры из города приезжали, лес прочесывали. Так бы девчонка и сгинула, если б Любку Манька не пожалела. Пришла она к ней в дом, о чем-то с ней пошепталась, а потом повела ее в баню. И знаешь, Матюша, обратно они уже с Матреной вернулись. Сколько было радости! Да только длилась эта радость не долго. Стала Люба замечать, будто с дочерью происходит что-то неладное. Помню, говорила она мне: «Смотрю я на нее, теть Паш, и не могу понять, моя эта девочка или нет. Вроде – моя. И глаза мои, и нос мой, только уши и волосы Васины. А потом она как на меня взглянет! Глазенки ее становятся черными, как ночь, а взор таким острым, таким строгим, словно это не ребенок годовалый, а древняя старуха. И кажется мне, будто эта старуха видит меня насквозь. Будто знает все мои тайны и все мои мысли». Так-то, Матюша.

Соседка замолчала, а перед моими глазами, как вспышка, встала яркая картина.

…Я сижу на жестком высоком стуле в незнакомой избе. На ее стенах висят пучки сухих трав, а на окошке сидит большой серый кот. Мама, всклокоченная и жутко рассерженная, ходит взад-вперед по комнате, а рядом со мной стоит незнакомая бабушка в черной юбке и синем платке.

– Что за выродка ты мне принесла, Марья? – кричит ей мама. – Забирай его обратно, а мне верни мою настоящую дочь!

– Это и есть твоя настоящая дочь, – спокойно отвечает бабушка. – Теперь она такая.

– Такая?! Ты понятия не имеешь, какая она! Она страшная! Жуткая! Непонятная! Ее глазами на меня смотрит сама преисподняя! Это существо не может быть моим ребенком!

– Тем не менее, этот ребенок твой, – так же спокойно повторяет старушка. – Да, Матрена действительно изменилась. А чего ты хотела, Люба? Она две недели провела среди жителей Нави. Тот, кто побывал за границей нашего мира, прежним уже не будет. Мы сделали большое сложное дело – спасли ее душу. Однако теперь на ней стоит навья печать. Мир нечисти для нее так же реален, как наш. Уже сейчас она видит и знает то, что никогда не увидим и не узнаем мы. Из Матрены вырастет сильная умелая ведьма. Навь и Явь сами откроют ей свои секреты. Эту девочку ждет великое будущее, Люба. Поверь, ты еще будешь ею гордиться.

– Гордиться? – на лице матери появляется отвращение. – Значит так, Марья. Если тебе нравится этот подменыш, забирай его себе. Воспитывай из него ведьму, гордись его успехами, делай что хочешь. Я к нему больше не подойду. Я его боюсь и жить рядом с ним не желаю!

– Ты с ума сошла, Люба? – голос старушки холоден, как лед. – Матрена – твоя дочь! Твоя! Как можешь ты так гадко о ней говорить? А забирать ее к себе я не стану. Ты ее родила, ты ее и воспитывай.

– Хорошо, – голос матери тоже становится ледяным. – Тогда я отдам ее в приют. Я еще молода. У меня еще будут дети – обычные, нормальные дети с нормальными глазами и без всяких там колдовских печатей…

Я тряхнула головой, отгоняя от себя видение.

Говорят, с возрастом детские воспоминания у людей стираются. Остаются отдельные эпизоды, и не понятно, реальны они или нет. Я же на сто процентов уверена: разговор матери и деревенской ведьмы был на самом деле.

Я знаю это наверняка, потому что моя память сохранила еще один интересный эпизод.

…Я сижу на чьих-то коленях. Большая мягкая рука ласково прижимает меня к чьему-то теплому телу, а другая заботливо кормит чем-то сладким и вкусным. Вокруг стоит толпа – много веселых улыбающихся людей. Их лица кажутся размытыми. Единственное, что я вижу ясно и четко – это глаза. Множество зеленых и черных глаз окружает меня со всех сторон.

– Какая она маленькая!

– Какая хорошенькая!

– Так бы зацеловала ее с ног до головы!

– Корми ее лучше, Малаша! Пусть станет большой и красивой.

Мою макушку нежно целуют чьи-то губы.

Внезапно толпа исчезает. Меня обдувает горячим воздухом, а перед лицом появляются еще одни глаза – большие, желтые, с длинным кошачьим зрачком. Тот, у кого я сижу на коленях, крепче прижимает меня к себе.

– Хороша, – негромко произносит мелодичный мужской голос. Он звучит так холодно, что мне становится зябко. – Но слишком уж мала. Когда за ней придут, вернешь ее родителям.

По мягкой руке проходит волна дрожи.

– Но господин…

– Ты слышала меня, Малаша? Ребенка надо отдать.

– Но я… Как же…

– Не переживай, – в холодном голосе слышится усмешка. – Скоро она вернется к нам сама…

Я снова тряхнула головой.

– …она и правда умнее Маньки оказалась, – вновь донесся до меня голос бабы Паши. – А уж как людей пугала – страсть. Идет, к примеру, Иван Николаевич от Кабарихи, несет в кармане пол-литру, а Матрена ему говорит: «Вылей, дядь Вань, свое пойло. Ты от него сначала ослепнешь, а потом помрешь». Иван Николаевич, конечно, заругается, но поллитру выльет. Потому что Усовой перечить себе дороже. Ни разу она в таких делах не ошибалась. Или, например, начнет Егоровна жаловаться, что у нее голова болит и давление скачет, а Матрена ей травяной отвар поднесет, какие-то слова над ним пошепчет, и у Егоровны боль, как рукой снимет.

– Разве это плохо? – удивился Матвей. – Девушка вам помогает, а вы ее ругаете. Еще и обзываете по-всякому.

– Так-то Матрена, конечно, молодец. А ругаем мы ее, потому что боимся. Тут уж волей-неволей задумаешься: что будет, если она милость сменит на гнев? Представляешь, Матюша, какую страшную гадость может учинить эта ведьма?

Если б да кабы, да во рту росли грибы…

Я поморщилась и вышла из-за сарая на дорожку.

– Добрый вечер, соседи.

Матвей при виде меня улыбнулся, Прасковья Петровна вздрогнула.

– Здравствуй, Матренушка, – нарочито ласково сказала она. – Куда это ты собралась на ночь глядя?

– В баню. Я сегодня полдня наводила в доме чистоту и теперь грязная, как кикимора.

– Так ведь на дворе вечер, Матрена, – удивилась соседка. – Какая может быть баня? Ты ее до полуночи топить будешь.

Я пожала плечами.

– После полуночи в баню ходить нельзя, – заметила баба Паша. – Обдериха осердится. Полночь – это их с банником время.

– Вы правда считаете, что мне стоит этого бояться? – усмехнулась я.

Соседка бросила на Матвея выразительный взгляд.

– Что ж. Беседуйте, не буду вам мешать, – я улыбнулась и пошла дальше.

– Легкого тебе пара, Матренушка, – едва слышно пробормотала мне вслед Прасковья Петровна.

***

До бани я добралась в сумерках. К этому времени небо окрасилось в синий цвет, все вокруг поблекло и потемнело, зато в лесу во все горло распевали птицы.

В старом колодце, расположенном за деревенской околицей, я набрала воды, достала из кармана электрический фонарик. В бревенчатом домике не было электричества, и мне не хотелось налететь в темноте на лавку или удариться головой об дверной косяк.

В бане оказалось тихо, холодно и пыльно. Прасковья Петровна была права – чтобы подготовить это место к водным процедурам, надо потрать ни один час. Впрочем, для меня это не имело значения – мыться здесь я вовсе не собиралась.

Чтобы не нанести в баню еще больше грязи, я переобулась в предбаннике в резиновые шлепки, положила на окно включенный фонарик (пусть соседи видят, что тут кто-то есть) и осторожно шагнула в парилку. Там было темно и прохладно. Слева угадывались очертания большой печи, а напротив двери – длинного полока, на котором лежала какая-то тряпка.

– Малаша! – громко позвала я. – Мамушка! Ты здесь?

Воздух в парной стал еще темнее и будто бы уплотнился. Мгновение – и передо мной появилась невысокая тощая старуха с всклокоченными волосами, длинным крючковатым носом и темными провалами глаз. Она была одета в лохмотья, похожие на ветхую дырявую простыню, из-под которой выглядывали худые ноги с кривыми почерневшими пальцами.

– Матренушка! – радостно всплеснула руками старуха. – Капелька моя сладкая! Цветочек мой беленький!

Я поставила на пол ведро с водой и кинулась в ее объятия. Малаша крепко прижала меня к себе.

– Уж я по тебе истосковалась, Матренушка, – продолжала она. – Почитай, четыре месяца красавицу свою не видала! Все думала, когда же она ко мне приедет? У нее, поди, дел невпровот – книжки всякие, переводы, будь они не ладны…

– Я привезла тебе подарок, – я выскользнула из ее рук и, покопавшись в пакете, вынула упаковку душистого мыла. – Держи, мамушка.

– Вот спасибо, доченька, – обдериха взяла мыло и с наслаждением вдохнула исходящий от него аромат. – М-м… Яблочком наливным пахнет!

– Малаша, мне бы помыться…

– Ой, что это я, – спохватилась та. – Так обрадовалась, что о главном-то и забыла. Идем, капелька. Я тебя и попарю, и покормлю. А ведерко с собой захвати. Земная водица в бане лишней не будет.

Она подошла к печи и юркнула в узкую щель между стеной и ее кирпичным боком. Я расплела косу, взяла ведро и последовала за ней. Воздух вокруг меня снова стал плотным, затем пошел рябью, а потом все вокруг переменилось.

Я снова находилась в предбаннике, только уже в другом – в просторном, светлом и теплом. У его стены стоял широкий деревянный стол, а на нем – котелок с чем-то горячим и вкусным. Малаша тоже изменилась. Тощая старуха превратилась в дородную румяную женщину с большими черными глазами и густыми пшеничными волосами, водопадом спускавшимися к пояснице. Вместо лохмотьев на ней была надета длинная серая рубаха, из-под подола которой выглядывали аккуратные пальчики босых ног.

– Баня-то истоплена? – спросила я у нее.

– Сейчас истоплю, капелька, – подмигнула Малаша. – Здесь это дело недолгое – в пять минуток управлюсь. Дай мне ведерко, а сама раздевайся, да следом иди. Попаримся мы с тобой на славу.

Это точно. В Нави, где магия витает в воздухе, многие процессы идут быстрее, чем в мире людей. За пять минут не то что парную прогреть, лес дремучий вырастить можно!

Меня это всегда радовало – баню я очень люблю, особенно эту, соловьевскую. И не только из-за того, что ее парная обустроена в лучших народных традициях, а потому что через нее можно попасть за границу людского мира.

Хотя в этом она вовсе не уникальна. Если нырнуть в Утиное озеро или залезть в берлогу, что находится рядом с лесным оврагом, можно тоже преодолеть границу реальности и вынырнуть/вылезти в Нави. Люди пользоваться этими путями не могут, они открыты только для нечисти, а она выбирается в земной мир исключительно на охоту.

Впрочем, далеко не все жители навьего мира считают эти вылазки целесообразными. Их охотничьи угодья строго ограничены: ни одна русалка не может уйти от своего водоема дальше, чем на десяток метров, ни одна навка не способна перебежать из одного леса в другой. Точка, в которой соприкасаются миры, держит их на месте, на корню пресекая любое стремление к путешествиям.

Единственный дух, способный менять место своей дислокации, – это домовой, да и то, если хозяева дома, в котором он обитает, захотят взять его с собой на новое место.

При этом духи Нави совершенно спокойно могут провести в свой мир человека. Такое путешествие много лет назад совершила и я, когда Малаша попыталась меня удочерить. Теперь я нахожусь на особом положении. Дядя Капитон называет его «ни Богу свечка, ни черту кочерга».

Что бы там не болтала Прасковья Петровна, я по-прежнему остаюсь человеком, однако могу свободно, без помощи нечисти, пересекать границу миров. Жители Нави относятся ко мне дружелюбно – печать, которая появилась на моем энергополе после двух недель, проведенных под крылом у Малаши, делает меня одной из них. По крайней мере, они считают именно так. Я способна есть их пищу, дышать их воздухом, без ограничения находиться на их территории – и оставаться собой.

В мире людей у меня есть родня, которая относится ко мне более-менее сносно, в царстве Нави – любимые друзья. При этом я отличаюсь и от первых, и от вторых. И у меня до сих пор нет ответа – плохо это или хорошо.

В бане мы парились почти два часа, потом долго сидели за столом в предбаннике, ели горячую кашу и пили сладкий травяной отвар с медом – любимый Малашин напиток, приготовленный по ее личному рецепту.

– Завтра Ночь костров, – напомнила мне обдериха. – Как всегда, на поляне у деда Ермила. Будут пляски, песни и угощения. Придешь, Матренушка?

– Конечно, приду. Я нарочно взяла отпуск, чтобы успеть на майские праздники.

– Это правильно. Что думаешь делать еще?

– Думаю гулять по лесу, дышать воздухом и собирать ранние травы. Мои-то давно закончились. А в следующую пятницу хочу сходить на ярмарку.

– На нашу, что бывает раз в году? Или на обычную, человеческую?

– В обычных ярмарках нет ничего интересного. Мне нужна ваша, чародейская.

– Желаешь купить что-то особенное?

– Пока не знаю. Там будет видно.

Малаша покачала головой.

– Надо нам, Матрена, серьезно поговорить, – сказала она. – Жить на два мира – сложно и неправильно. Доколе ты будешь летать между ними, как ветер в поле? Пора тебе выбрать сторону – с нами ты или с ними.

– Мы говорили об этом много раз, – заметила я. – Я по-прежнему не понимаю, чем тебя не устраивает мое положение.

– А тебя оно устраивает? Хорошо тебе там, с людьми? Любят они тебя? Уважают? Или шарахаются, как от чумы? Плюют при твоем появлении через плечо, а в кармане сложенный кукиш прячут?

Я скривилась и махнула рукой.

– В Нави все тебе рады, Матрена, – продолжала обдериха. – Ты здесь своя, понимаешь? Тут никто не будет смотреть, чем ты отличаешься от остальных. Тут смотрят на душу, а она у тебя ярче, чем звезды.

– В Нави моя душа изменится, – тихо произнесла я.

– Это вряд ли, – качнула головой Малаша. – Скорее, она изменится на Земле.

Я подняла на нее глаза. Малаша всегда относилась ко мне, как к дочери. После моего неудачного похищения между нами словно установилась ментальная связь. Она чувствовала, когда мне было грустно и плохо, и если помочь ничем не могла, то всегда находила слова, чтобы поддержать, и время – чтобы выслушать.

Я вернулась к ней, когда мне было четыре года. Тетя Катя привезла меня на несколько дней в Соловьевку, и я, дождавшись удобной минуты, сбежала от нее в баню. Обнаружив мою пропажу, тетушка страшно перепугалась, но шум поднимать не стала и догадалась позвонить дяде Капитону. Тот, знавший мою мистическую биографию лучше других, предложил Катерине попросить помощи у Марьи Семеновны Кашиной, которую в деревне называли ведьмой Манькой Косой. Та быстро сообразила, где меня искать, а когда я вернулась домой, уговорила Катю разрешить мне «играть» в старой бане столько, сколько я пожелаю, ибо для меня это место самое безопасное на свете.

Марья прекрасно знала, что играю я вовсе не в бане. Через переход, который был расположен за печью, я уходила в Навь и там часами напролет бегала по зеленым полянам с веселыми девушками, которые, попав в людскую реальность, превращались в жутких чудовищ, каталась на плечах у доброго старика, строго каравшего людей, нарушавших лесные законы, собирала цветы и травы. В деревенский дом я возвращалась сытая, умытая и довольная, а потому тетя Катя закрывала на мои отлучки глаза.

– В Нави мне лучше, чем на Земле, – тихо сказала Малаше. – Я могла бы остаться здесь прямо сейчас. Мы обе понимаем, что меня останавливает.

Обдериха вздохнула.

– Сделанного не воротишь, доченька. Ты же знаешь, я не могла ему отказать.

– Знаю, – кивнула я. – Ты не могла. А я своего согласия никому ни на что не давала. Пока я живу на Земле, Игнат меня не найдет.

– Не обманывайся, капелька. Когда Игнату Огнеславовичу кто-то понадобится, он достанет его хоть с Земли, хоть со дна морского. Коли он тебя к себе не призвал, значит, время твое еще не пришло.

– Раз не пришло, то не будем его торопить, – улыбнулась я. – Пусть все остается, как есть, мамушка. Я продолжу жить на Земле, а к тебе стану приезжать в гости. Что будет дальше, время покажет.

Обдериха тоже улыбнулась и погладила меня по руке. Я поймала ее пальцы, крепко пожала мягкую полную ладонь.

– Пора мне, мамушка. На дворе ночь, надо возвращаться в избу.

– Ступай, капелька, – кивнула Малаша. – Ждем тебя завтра на праздник.

Глава 3

Весь следующий день я занималась домашним хозяйством. Вскопала землю в палисаднике, подготовила к посадке нужные семена, погладила привезенные из города вещи, в том числе длинное белое платье, которое намеривалась надеть на сегодняшний праздник.

Соседи меня не беспокоили – до самого вечера возле моего забора не было видно ни одного человека. Зато в сумерках возле калитки неожиданно обнаружился Матвей. Мы столкнулись нос к носу, когда я вышла из дома, чтобы отправиться в Малашину баню.

– Добрый вечер, – улыбнулся мужчина. – Как поживаете, Матрена?

– Спасибо, у меня все в порядке. Вы что-то хотели, Матвей?

– Хотел предложить перейти на «ты», а потом напроситься в гости. Я с утра разгребал на участке мусор, и теперь мне хочется чаю с печеньем и живого интересного разговора. Чай и печенье я принес с собой. С вас – кипяток и разговор.

– Перейти на «ты» я не против, – улыбнулась я. – По поводу чая и беседы тоже, но с ними придется повременить.

Я показала ему туго набитый пакет, с которым вчера ходила в баню.

– Снова идешь париться? – удивился Матвей.

– Я иду танцевать, – вновь улыбнулась я. – Сегодня Ночь костров, и меня пригласили на шабаш.

Взгляд мужчины стал вопросительным, а брови удивленно взлетели вверх.

Как, однако, забавно действует на людей чистая правда! Особенно, если она необычная и обескураживающая. Ей настолько сложно поверить, что собеседник сначала посчитает ее шуткой, а потом сам же придумает ей логичное объяснение. Вот уж действительно – с такой правдой не надо никакой лжи.

– Ночь костров – это праздник, – объяснила я. – Старинный, посвященный встрече весны. Его отмечают в ночь с тридцатого апреля на первое мая. Как Новый год. В других странах его называют Белтейном, Ночью огней или Вальпургиевой ночью.

– Понятно, – кивнул Матвей. – И где же пройдет это торжество?

– В лесу, неподалеку от старой бани.

– Наверное, там будет интересно. Знаешь, я никогда не видел, как проходят старинные праздники.

– Я не могу взять тебя с собой, – покачала головой я. – Это закрытая вечеринка.

– Соловьевцы там будут?

– Нет. Им там делать нечего.

– Почему?

– Потому что ее участники – такие, как я.

– Колдовской корпоратив, – понятливо усмехнулся Матвей. – Что ж, желаю хорошо повеселиться.

– Спасибо. Приходи ко мне в гости завтра. Я буду свободна, и угощу тебя чем-нибудь вкусным.

Он улыбнулся и, махнув мне рукой, пошел домой. А я поспешила в баню.

Оставлять на окошке фонарь и звать обдериху я не стала, сразу шмыгнула за печку и оказалась на иномирной стороне Малашиного жилища.

Мамушка меня уже ждала. Сегодня она принарядилась: поверх рубахи надела темно-синий сарафан, а голову повязала платком.

– Скорее переодевайся, капелька, – сказала Малаша. – На поляне уж все собрались.

Я скинула джинсы и худи и достала принесенное платье. Оно было широким, как балахон, а по его вороту шла тонкая вышивка – зеленые листочки и красные ягодки калины. Это платье я шила на заказ специально для навьих праздников, а вышивку делала сама.

Вообще, местный дресс-код не так уж суров. Единственное условие – никаких поясов и заплетенных волос. Несколько столетий назад наши предки по этим признакам отличали нечисть от обычных людей. Увидел простоволосую девушку, значит, встретил русалку, навку или лесавку. Увидел неподпоясанного мужика, значит, перед тобой леший, домовой, оборотень или демон.

Оно и понятно – людям и пояс, и заплетенные косы испокон века служили оберегом от нечистой силы, а жителям Нави, которые, по мнению людей, нечистой силой как раз и являются, от этих оберегов было одно раздражение.

Между тем, явись я на праздник в джинсах и футболке, никто бы не обратил на это внимание, а если бы и обратил, то вслух свое мнение не высказал. Мне же отличаться от остальных не хотелось, поэтому я облачилась в платье и поспешила вслед за Малашей на улицу.

Как и в мире людей, баня обдерихи стояла на опушке леса, и сейчас с ее узкого крылечка были видны красные огни, мелькавшие среди высоких деревьев.

– Костер уже запалили, – сказала Малаша. – Поспешим, доченька.

Мы прибавили шаг, и через несколько минут ступили на большую поляну, окруженную могучими вековыми дубами. Посреди поляны извивались в причудливом танце огромные языки пламени, а рядом с ними на большом замшелом валуне, как на троне, сидел дед Ермил – леший, хозяин местных угодий. Его длинная седая борода в отблеске огня казалась рыжей, а в зеленых глазах плясали красноватые блики.

На праздник явилось столько народу, что треск горящих поленьев утонул в гуле сотен голосов. В ожидании праздника гости разделились на группы и активно обсуждали новости, спорили или громко смеялись.

– Матрена!

Перед нами, как из-под земли, появилась стройная девушка в таком же платье, как у меня. Ее кожа была белой и гладкой, будто фарфор, глаза – черными, как ночь, а в темные волосы была вплетена нежная головка ненюфара.

– Привет, Аша, – улыбнулась я. – Рада тебя видеть.

– А уж как я рада, – заулыбалась в ответ русалка. – Тетя Малаша, я ее забираю. Нас девчонки заждались.

– Идите, девоньки, – кивнула обдериха. – Веселитесь, красавицы.

Аша схватила меня за руку, и мы поспешили к костру. К нам тут же подбежали две девушки, одинаково рыжеволосые и зеленоглазые. Их платья были цвета молодой листвы, а локоны оказались украшены венками из веток, травы и цветов.

Навки.

Одну из них звали Настасьей, а вторую – Аграфеной.

– Наконец-то все в сборе! – сказала Настя, крепко меня обняв. – Вы уже пробовали угощение? Тетка шишига принесла пироги с черничным вареньем, а Митька-медведь – копченую рыбку.

– Тебе лишь бы поесть, обжора, – фыркнула Аграфена. – Мы сюда танцевать пришли или объедаться? Сначала праздник, потом ужин.

Настасья закатила глаза, но ответить не успела. Над поляной пронесся оглушительный звон. Все вокруг замолчали и повернулись к костру.

Дед Ермил уже поднялся с валуна и теперь стоял в стороне от огня, высокий и величественный. В правой руке он держал длинный деревянный посох.

– Други мои, – его голос звучал гулко, как лесное эхо, – тепло вернулось в наши края! Наши суровые братья, духи зимы, отправились в свои северные чертоги. Давайте пожелаем им ровной дороги и восславим румяную весну и красное лето!

Хорошенько размахнувшись, леший воткнул посох в землю. В тот же миг по нему, как по живому стволу, побежали тонкие веточки, а с них опустились вниз разноцветные ленты – изумрудные, красные, желтые, белые, голубые…

Поляна огласилась радостными криками. Молодежь сорвалась с места и кинулась завязывать эти ленты в узлы. Мне удалось ухватить сразу две – алую и зеленую.

– Говорят, на майские ленты можно загадывать женихов, – заметила стоявшая рядом со мной Аграфена. – Какая лента достанется, таков окажется и жених.

– Моя лента голубая, – заметила Настя. – Водяной ко мне, что ли, посватается?

– А у Матрены, выходит, будет сразу два жениха, – захихикала Аша. – Не многовато ли, Матрена? Сдюжишь ли сразу двоих?

Меня будто обдало жаром.

А ведь это уже было. Давно, целых двенадцать лет назад. Так же горел праздничный костер, шумели веселые голоса, а мы с подругами так же вязали узлы на майском дереве. В ту ночь мне тоже выпали две ленты – красная и зеленая. Кто-то из старших – не то старая шишига Пелагея, супруга деда Ермила, не то водяница Веренея – пошутил, мол, какая выпадет лента, таков окажется будущий супруг. Я над этим посмеялась – мне было пятнадцать лет, и замужество тогда представлялось чем-то далеким и малоинтересным. А потом появился ОН.

Я закрыла глаза, и, как наяву, увидела картину того далекого праздника…

…Майский костер пылает едва ли не до небес. Играет музыка, вокруг огня танцуют веселые гости. В стороне от них, у священных дубов, стоит мужчина. Он статен и высок. Его длинные волосы белее снега, а взгляд такой острый и пронзительный, что я ощущаю его через всю поляну. Он смотрит на меня – в этом нет никакого сомнения.

Внезапно ко мне подбегает Малаша. Она хватает меня за руку и настойчиво ведет к деревьям, что-то бормоча про важное знакомство и великую честь. Мы подходим к мужчине, и у меня перехватывает дух от магического потока, что идет от него во все стороны. Обдериха вежливо склоняет перед ним голову и заставляет поклониться меня.

– Вот, Игнат Огнеславович, моя названная дочь Матрена, – с гордостью говорит она, подтолкнув меня вперед.

В мое лицо тут же впиваются большие янтарные глаза с вертикальным кошачьим зрачком. Или зрачок вовсе не кошачий, а… змеиный?

Я сглатываю вязкую слюну, которой от этого взгляда наполнился рот.

Мне не надо спрашивать, кем является этот мужчина.

Это цмок – огнедышащий змей-оборотень, владыка камней и подземных вод.

Я в первый раз вижу его на этом празднике. Да что там, я вижу его первый раз в жизни! Общаться с такими сильными серьезными чародеями мне еще не приходилось.

– Хороша, – с улыбкой говорит цмок. Его голос мелодичен, однако в нем слышится холод подземелий и морских глубин. – Молодая, но сильная и способная. Что же, Маланья, отдашь ли ты Матрену мне в жены?

Мои глаза становятся круглыми, как блюдца. Я поворачиваюсь к обдерихе и вижу, что она удивлена не меньше меня. Ее щеки бледны, как бумага, взгляд изумленный и испуганный.

– К-конечно, господин… – невнятно бормочет она. – Ваше предложение – великая честь… Но… Как же…

– Присылать сватов я не стану, – продолжает Игнат Огнеславович. – Раз уж я посватался сам, в этом больше нет необходимости.

Я сжимаю Малашину руку, а она прижимает меня к себе, явно борясь с желанием спрятать меня за своей спиной.

– Когда же будет свадьба?

Ее голос дрожит, однако маг не обращает на это внимание.

– Со свадьбой мы торопиться не будем, – спокойно говорит он. – Дадим Матрене время повзрослеть. А чтобы невеста не сомневалась в серьезности моих намерений, я сделаю ей маленький подарок.

Он протягивает мне руку. Я несколько секунд с испуганной нерешительностью смотрю ему в лицо, а потом вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы. Игнат целует мое запястье, и на нем появляется узкий ободок металлического браслета. Рисунок на его внешней стороне напоминает змеиную чешую.

Цмок отпускает мою ладонь и, еще раз взглянув мне в глаза, уходит к горящему костру.

Я оборачиваюсь к Малаше.

– Мамушка, что это было?!

– Я ничего не понимаю, капелька, – тихо отвечает обдериха. – Ведь он… Он никогда… Зачем ему это надо?..

– Он что, правда позвал меня замуж?

– Правда. А я согласилась тебя отдать.

– Причем здесь ты? – удивляюсь я. – Предложение ведь сделали мне. Это я должна решать – принимать его или нет.

– Согласие на брак испокон века дают родители, – со вздохом возражает Малаша. – Слово невесты силы не имеет.

– Мамушка, я не хочу за него замуж! Он слишком взрослый и… страшный. У меня от его взгляда подгибались колени и мурашки по рукам бегали!

– Игната Огнеславовича все боятся, дитятко, – снова вздыхает обдериха. – А потому никогда ни в чем ему не отказывают. Бессмысленное это дело – отказывать цмоку. Если ему что-то надо, он это без разрешения может взять. Ну, ничего. Авось, пройдет время, Игнат жениться раздумает…

Я отогнала воспоминание и обернулась к костру. Теперь там играла музыка, а вокруг него весело плясали пары.

– Идемте танцевать! – Аша закинул свою ленту на ветку и побежала к огню.

Навки поспешили за ней.

Я же осталась у дерева, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.

Это все моя впечатлительность. Я не вспоминала об Игнате много лет. За эти годы он появился в моей жизни всего один раз, да и то мельком, как сон или греза, а его змеиный браслет спрятан на самой дальней полке самого дальнего шкафа. Если бы не вчерашний разговор с Малашей, я бы о змее так и не вспомнила.

Цмок занят своими делами, та Ночь костров была единственной, которую он посетил за последние двадцать лет. Сегодня его здесь нет, а значит, надо успокоиться и продолжать веселиться.

Я завязала на лентах по узелку, заставила себя улыбнуться и побежала догонять подруг.

***

Мой следующий день начался после тринадцати ноль-ноль. Домой я вернулась на рассвете – уставшая, довольная и с гудящими от плясок ногами. Бросила на стул одежду, упала на кровать и до обеда спала мертвым сном.

После пробуждения я чувствовала себя разбитой, как старое корыто, и выбралась из-под одеяла исключительно усилием воли. В голове лениво шевелилась мысль, что сегодня в гости должен заглянуть Матвей, и было бы неплохо угостить его чем-нибудь вкусным.

В качестве вкусного выбрала дырявый пирог – хоть и простой, но очень вкусный десерт. Выпила чашку кофе и приступила к делу: взбила миксером три яйца с половиной стакана сахара, добавила три ложки подсолнечного масла, затем – неполный стакан муки и немного соды. Отправив тесто в духовку, сварила пропитку из воды, сахара, какао и сливочного масла.

Когда пирог был готов, деревянной палочкой сделала в нем кучу маленьких дыр и осторожно полила их пропиткой. Вот и все. Когда пирог остынет, можно приглашать гостей.

Гостя приглашать не пришлось – он явился прежде, чем остыло его угощение. Стоило мне помыть посуду и убрать просыпавшуюся муку, как в дверь моего дома постучали. На пороге ожидаемо оказался Матвей.

– Я буду благодарен, если ты позволишь воспользоваться твоим душем, – поздоровавшись, сказал он. – Мне пока мыться негде, а купаться в озере я не рискну.

В душ я его, конечно, пустила. Долго плескаться Матвею было неловко, поэтому он занимал его не больше десяти минут. Когда же он вышел, я усадила его пить чай.

– Как прошел праздник? – спросил мужчина, после того, как я поставила перед ним чашку и блюдо с пирогом. – Было весело?

– Более чем, – улыбнулась я. – Я так набегалась в хороводах, что теперь ползаю, как черепаха. А что хорошего у тебя? Как продвигается ремонт?

– Неторопливо, – Матвей махнул рукой. – Прежние хозяева вывезли почти все свои вещи, поэтому мусора от них осталось немного, и я быстро с ним справился. Зато с внутренней отделкой дома придется повозиться. Я надеялся закончить ее до конца отпуска, но теперь вижу, что это нереально. Для одного человека там слишком много работы.

– Знаешь, я неплохо умею штукатурить стены и клеить обои. Если тебе потребуется помощь, обращайся.

– Серьезно? – удивился мужчина. – Спасибо. Ты – чудо.

Я улыбнулась и хотела ему ответить, но замерла, так ничего и не сказав. За окном мелькнула чья-то фигура. Матвей эту фигуру тоже заметил.

– Ты ждешь гостей?

Я отрицательно качнула головой. В тот же миг с улицы донесся знакомый голос:

– Матрена! Дочка, ты дома?

Я распахнула окно и увидела невысокого худощавого мужчину с короткими густыми усами.

– Дядя Капитон! – удивилась я. – Какими судьбами?

– Я к тебе по делу, дочка, – серьезно сказал он. – Очень нужна твоя помощь.

То, что дядя приехал по делу, я поняла и так. О своих визитах Капитон Иванович обычно сообщает заранее. Сегодня же он не просто явился без предупреждения, а еще и в полицейской форме.

– Что случилось?

– Пропал ребенок. Заблудился в лесу. На его поиски брошен весь наш личный состав и все городские волонтеры.

У меня внутри что-то екнуло. Я махнула в сторону двери, и дядя поспешно вошел в дом. Увидев вставшего ему навстречу Матвея, он удивленно приподнял бровь.

– Январин Матвей Алексеевич, – медленно сказал Капитон Иванович, протянув ему руку. – Вы-то здесь откуда?

– Из соседнего дома, – ответил тот, пожав протянутую ладонь. – Я теперь тоже соловьевец.

– Дядя, что там с ребенком? – напомнила я.

– Ребенку пять лет, зовут Алексеем Плошкиным. Вчера утром родители вместе с ним и его младшей сестрой приехали из соседнего района в наш лес на пикник. Во время пикника мальчик побежал за бабочкой и пропал. Родители пытались отыскать его своими силами, но едва не заблудились сами. Они не местные, здешних троп не знают. Обратились в полицию. Мы с ребятами больше суток прочесываем лес и окрестные села, а ребенок будто сквозь землю провалился. Родители бьются в истерике – мать рыдает, отец молчит и трясется, как эпилептик… Посмотри, Матрена, живой мальчонка или нет? Провести в лесу полтора дня без еды и воды – не шутка, тем более сейчас, когда по ночам холодно, как в октябре.

Дядя протянул мне фотокарточку, явно распечатанную с мобильного телефона. На ней был изображен пухленький розовощекий парнишка с копной светлых кудряшек. Его лицо, казалось, светилось изнутри.

– Ребенок жив, – сказала я. – С ним все хорошо.

– Слава Богу, – дядя кивнул, а потом протянул мне трикотажную детскую шапочку. – А где его искать, дочка?

Я взяла ее в руки и увидела бревенчатую избушку с маленьким окошком и большой деревянной кроватью. На этой кровати под теплым одеялом сладко спал кудрявый светловолосый мальчик.

– Лешу вы не найдете, – я вернула дяде шапку и покачала головой. – Кое-кто нашел его раньше вас.

– Это кто же?

– Дед Ермил. Малыш сейчас у него.

– Ермил? – переспросил Капитон Иванович. – Леший, что ли?

Я кивнула.

– А можно ли мальчонку как-то забрать?

– Можно. Если попросить, дед его отдаст.

– Точно отдаст? Не откажет?

– Он не имеет права отказать. Леша находится у него вторые сутки. Это слишком малый срок, чтобы оставить его у себя навсегда. Некоторых и через две недели вернули.

Дядя покачал головой. Я усмехнулась и бросила взгляд на Матвея. Тот сидел тихо, как мышь, а в его глазах читался калейдоскоп эмоций, начиная от беспокойства за наше психическое здоровье и заканчивая ужасом от осознания, что баба Паша говорила обо мне правду.

Похоже, штукатурить стены меня все-таки не позовут. Не удивлюсь, если Матвей в принципе прекратит наше общение. Поиск людей по фотографии и личным вещам не такое уж удивительное дело. Этим занимается любой экстрасенс. Леший, похитивший заблудившегося ребенка, совсем другое дело.

Что ж, очень жаль. Матвей – хороший парень. Могли бы дружить.

– Ты бы попросила деда вернуть мальчонку, Матрена, – во взгляде Капитона Ивановича появилась надежда. – Что скажешь, дочка?

– Попросить можно, – ответила я. – Завтра утром приходи ко мне снова. Скажу, где Леша будет вас ждать..

Дядя понятливо кивнул и, отказавшись от чая, ушел.

– Как же ты собираешься договариваться с лешим? – осторожно поинтересовался Матвей.

Я улыбнулась.

Вообще, встретиться с дедом Ермилом можно двумя способами. Например, перейти через старую баню в Навь и явиться напрямую в его лесную избу. Но сейчас этот способ мне не нравился. Во-первых, изба лешего находилась далеко от бани обдерихи, и топать туда мне пришлось бы очень долго (а потом возвращаться обратно, ага). Во-вторых, не факт, что Ермил или его супруга будут в это время в дома. Они могут бродить по тропам круглые сутки и в избу возвращаются не так уж часто. Искать деда в лесу – то еще удовольствие. Проще найти иглу в стоге сена, чем его среди деревьев и кустов.

Поэтому я сделаю так, чтобы он пришел ко мне сам.

– Я вызову на разговор, – ответила Матвею.

– Но как?

– Тебе нужна подробная инструкция?

Январин пожал плечами.

– Это так странно, – пробормотал он. – Как в сказке или в кино. Леший, обдериха, нечистая сила, которая похищает детей… Неужели все это реально?

Я развела руками.

– Но ведь этого не может быть! – воскликнул Матвей. – Ну, серьезно, Матрена. Я могу поверить, что человек способен владеть навыками, которым наука пока не нашла объяснений. Но леший! Это же фольклор. Выдумки необразованных людей!

– Верить или не верить – личное дело каждого.

Январин глубоко вздохнул.

– Так как же человек может пообщаться с нечистью?

– Леший – обитатель Нави, мира, который противоположен нашему. Чтобы с ним побеседовать, надо выполнить ряд правил.

– Каких же?

– Прежде всего, выбрать для беседы правильное время. Это должен быть пограничный момент – полдень или полночь. Одежду следует надеть наизнанку, чтобы он не зачаровал тебя своей магией. Потом прийти на перекресток в лесу или на лесной опушке и произнести заклинание призыва. И да – надо обязательно принести подарок.

– Подарок? Какой?

– Что-нибудь сладкое. Конфеты, пряник или кусок пирога.

После этих слов мы дружно посмотрели на остатки моей выпечки. Да, пожалуй, ими я деда Ермила и угощу. То-то он обрадуется!

– Ты знаешь заклинание призыва?

– Конечно.

– А мне скажешь?

– Зачем? – удивилась я. – Ты ведь не леший.

– Ладно, – кивнул Январин. – Что дальше?

– Когда хозяин леса придет, можно задать ему вопрос. И попросить вернуть ребенка. Главное, сделать это правильно.

– В каком смысле – правильно? Он что, говорит на другом языке?

– Разумеется, – удивилась я. – Это же очевидно, Матвей. Ведь он обитает в другом мире!

– И ты знаешь этот язык?

Не только знаю, но и отлично на нем разговариваю. Для меня язык Нави звучит так же, как мой родной. Собственно, он действительно является для меня родным.

– Я же переводчик. Конечно, я его понимаю.

Насколько мне известно, некоторые ведьмы и ведуньи тоже способны общаться с нечистью. Таких людей называют медиаторами – посредниками между миром людей и миром духов. Медиатором, к слову, являлась и покойная Марья Косая, вернувшая меня родителям от обдерихи.

Матвей немного помолчал.

– Ты правда пойдешь в полночь на лесной перекресток?

– Обязательно пойду. Мальчика надо вернуть родителям. Ты слышал, что я сказала Капитону Ивановичу. Ни полиция, ни волонтеры его не найдут.

– Что ж, – Матвей встал со стула и отдернул сбившуюся футболку. – Удачи тебе, Матрена.

***

Лешу Плошкина нашли у старой соловьевской бани в семь часов утра – ровно через тридцать минут после того, как я позвонила дяде Капитону и сообщила, куда леший пообещал его привести.

– Он точно приведет? – спросил дядя, обрадованный, что я связалась с ним сама. – Не обманет?

– Дед Ермил всегда говорит правду, – уверила я. – Его слово крепкое.

Когда рано утром в село приехала куча машин, включая полицейскую и скорую помощь, к старой бане сбежалась вся Соловьевка. Вся, кроме двоих человек – меня и Матвея Январина. Я не пошла за околицу потому как была уверена, что Леша уже находится там, а Матвей – потому что отсыпался на моем диване, до отвала накормленный успокоительными таблетками.

Прошедшая ночь ему наверняка запомнится надолго. Да и мне тоже.

Встреча с дедом Ермилом прошла превосходно. Леший быстро явился на мой зов, с удовольствием съел принесенный кусок пирога («Очень вкусно, Матренушка. Старухе моей рецептик черкни, она такого пирога ни разу не пекла») и, тяжело вздохнув, пообещал вернуть ребенка родителям.

– Хороший он мальчонка, – сказал дед Ермил. – Я уж думал, будет нам с Палашей внучок – смышленый да веселый. Ну да ладно. Раз его затребовали обратно, значит, надо отдать.

Потом мы обсудили прошлогодний урожай земляники и сосновых шишек, осудили наглый поступок водяного, затопившего в половодье опушку Ермилового леса, посмеялись над плясками, которые затеяли у майского костра духи Гнилого болота. Наконец, пообещав, прийти послезавтра на праздник первых цветов, я собралась домой.