Два тревожных дня майора Ковалева

© Моисеев В. В., 2025

© ООО «Издательство «Вече», оформление, 2025

Глава 1

Фабрикант Моргулис, чей телефонный звонок всполошил всю рязанскую милицию, в своем известии был не совсем точен. От волнения, видимо, ведь о захвате заложников в Клепиковском районе он узнал от внучки, находившейся в те злополучные дни на месте трагедии. И вздумалось же девочке поехать в эту глухомань именно в эти самые дни, чтобы оказаться теперь в эпицентре события. Прямо наваждение какое-то, прямо кто-то нарочно потянул Яночку на дедушкину двухэтажную дачу, возведенную им в тихой деревушке под названием Раздельная. Прекрасная дача, и место райское – до леса полкилометра, до речки и того меньше. Ни машин, ни поездов, ни самолетов. Грибы, ягоды, воздух… Тишь и гладь, да божья благодать. С городской квартирой, знамо дело, не сравнишь, вот девочка и решила подышать свежим воздухом. Яночка вообще любила бывать на природе, чему ни родители, ни дедушка никогда не препятствовали. И в этот раз тоже.

И вот этот ее звонок по мобильному телефону, ее сбивчивый испуганный рассказ. Бандиты, стрельба, заложники… После такого известия немудрено что-то и напутать.

А через пару минут после звонка Моргулиса на связь вышел и. о. начальника Клепиковского райотдела милиции майор Глебов и сообщил, что три или четыре бандита захватили в заложники около десяти человек. Вооружены автоматами. Вся клепиковская милиция, за исключением дежурных, уже в Раздельной. Вернее, на подступах к ней, насколько позволяли автоматные очереди, периодически звучавшие из осажденного дома.

– Требуют деньги, товарищ генерал, – добавил Глебов, – сто тысяч долларов. Деньги должны быть завтра после обеда.

Федоров глянул на помощника:

– Не слабо. Как думаешь?

Подполковник лишь пожал плечами:

– За деньгами дело не станет, Иван Петрович. Главное, с бандитами договориться, а деньги найдем. Да и не в них дело.

Молчанов прекрасно понимал, что операция по освобождению заложников не станет любезным обменом «из рук в руки», мы вам – деньги, вы нам – заложников. Слишком просто. Так не бывает. Бандитам нельзя потворствовать, от этого они становятся еще более жестокими и циничными, так что о «полюбовном» разговоре с ними после такого дерзкого преступления не может быть и речи. Главное, чтоб не пострадали заложники.

Федоров усмехнулся, пошутил невесело:

– На прошлой неделе приглашал меня один банкир на презентацию, а я отказался. Зря. Были бы у нас сейчас деньги. Что ж, Валерий Иваныч, собирайся, поехали на аэродром, пока десантники насчет обещанного вертолета не передумали.

Десантники не передумали и не раздумали, у десантников словом дорожат и цену обещанию знают. К моменту приезда милицейских машин на аэродром вертолет уже крутил винтами, готовый к взлету, а неподалеку курили несколько десантников. При всей амуниции и в полном вооружении.

– Направлены в ваше распоряжение, товарищ генерал, – доложил старший группы в звании капитана и снисходительно повел взглядом на прибывших с генералом спецназовцев: – Ваши гвардейцы могут отдыхать. Мои ребята дело знают.

У генерала в этом не было сомнений. А капитан оказался веселый, с юмором. В нескольких словах сумел показать и десантную браваду, и выразить свое отношение к спецназовцам. Хорошо никто из них дерзкой шутки не слышал. Ишь, могут отдыхать. Твоими устами, капитан, да мед пить.

– На месте разберемся, – коротко заметил Федоров и не сдержался от соблазна приструнить зарвавшегося десантника: – Будет случай, капитан, познакомлю тебя с одним своим оперативником. Думаю, он поможет тебе изменить свое мнение насчет наших ребят.

Капитан явно не поверил, хотя постарался изобразить на лице налет заинтересованности. Из уважения к генеральскому званию, наверное.

– Крутой, товарищ генерал?

Федоров молча проследил за посадкой в вертолет своих «гвардейцев», и небрежно заверил:

– Твоим орлам против него не устоять. И не поодиночке, а всем взводом.

Капитан хотел было усмехнуться, но сдержался. Из уважения. Генералам хвастовство несвойственно. Возможно, в милиции тоже есть крутые парни. Наверняка есть, только крутые по их меркам. Не по меркам ВДВ.

– С удовольствием познакомимся, – миролюбиво откликнулся десантник и следом за генералом взобрался в вертолет. Последним, как и подобает хозяину.

А едва за ними убрали трап, как он наклонился к самому уху Федорова и, перекрывая шум винтов взлетающего вертолета, прокричал:

– До Раздельной сто семьдесят километров, товарищ генерал, на месте будем минут через сорок. Наметили, где садиться будем?

Операция вступала в новую фазу, и все разговоры теперь волей-неволей сводились только к одному. Начальник УВД повел взглядом на потертую папку на коленях помощника. Самым ценным содержимым папки была крупномасштабная карта, предельно четко и точно отображавшая каждый закуток Клепиковского района. На карту генерал смотрел недолго, через полминуты решительно ткнул пальцем на изображенную на ней окраину леса:

– Вот здесь приземлимся, капитан.

От намеченного места посадки до Раздельной было не менее двух километров, и преодолеть их предстояло своим ходом. Использование в операции какого-либо наземного транспорта не предусматривалось, не тот случай, чтобы въезжать в деревню на лимузинах. Замысел милицейского начальника вопросов у десантника не вызвал, ему тоже хорошо было понятно, что «вертушку» демонстрировать перед террористами ни к чему. Хрен его знает, что у «отморозков» на уме, могут ведь додуматься и потребовать «вертушку» для бегства. Рано или поздно, а уносить ноги им все равно придется.

– В Раздельной вертолет не услышат, – продолжал генерал, – лес обойдем вот здесь, отсюда до села останется с полкилометра. Дальше пойдем не напрямую, не по открытому полю, а по этой вот ложбине до речки.

Федоров покосился на капитана. Перспектива пробираться к селу осторожными зигзагами не доставляла бравому десантнику ни малейшего удовольствия, не привык он пригибаться и осторожничать, тем более перед какими-то недоумками, пусть и вооруженными автоматами. Об этом десантники тоже были проинформированы еще до прибытия на аэродром, знали, что оружие бандиты продемонстрировали сразу после захвата заложников. Не терпелось силу показать. Всю область переполошили, мудаки.

– По ложбине так по ложбине, – согласился капитан и без усмешки добавил: – По траве передвигаться легче, чем по грязному полю. Да и чище.

И посмотрел на свои берцы сорок пятого размера. Чистюля, однако.

– Речка выведет нас еще к одной ложбине, – генерал будто проверял десантников на терпение, – видите? Она огибает село, а здесь подходит к домам почти вплотную. В этой ложбинке и обоснуемся.

Капитан повел взглядом на своих людей, словно отмежевываясь от чрезмерной осторожности милицейского чиновника. Ничего, мол, не поделаешь, генеральские распоряжения нужно выполнять. Десантники командира поняли правильно, а один из них пошутил:

– Зря лопаты не взяли. Как окапываться станем?

У десантников хорошая шутка всегда ценилась. Милицейские чины, однако, их безмятежности не разделяли, судьба заложников к веселью не располагала. Точное их число пока не было известно, хотя в первых сообщениях называлось около десяти человек. Все заложники наверняка были из местных, и наверняка в большинстве своем люди пожилые, в нынешних селах одни старики и остались. А людям преклонного возраста вооруженных уголовников даже в кино нежелательно видеть, не то что сталкиваться с ними в жизни. И лекарства в доме наверняка никакого нет, потому что бандиты про это не думали, им чужое здоровье до лампочки, а невольные жертвы трагическое развитие событий не предусматривали. Федоров, правда, еще из своего кабинета, как только узнал о происшествии, распорядился направить в деревню «скорую», но возможность оказать заложникам медицинскую помощь зависела от настроения и прихоти бандитов. Эти нелюди могут пойти на все и чье-то беспомощное состояние использовать как дополнительный козырь в переговорах.

Чего же они все-таки хотят, чего добиваются? Генералу почему-то не верилось, что выдвинутое бандитами требование предоставить сто тысяч долларов было главным, слишком много нестыковок. Ну, получат они деньги, а дальше? Уйдут с ними в лес? Несерьезно, потому что в осеннем лесу ни с какими деньгами долго не продержишься. Да и лес небольшой, не тайга, полторы сотни человек за полдня прочешут вдоль и поперек. И бандиты это хорошо понимают.

Попытаются покинуть Рязанскую область? Могут, конечно. Потребуют транспорт, не исключая и вертолет, оставят при себе нескольких заложников и действительно на время могут скрыться. Вариант более реальный, но тоже бесперспективный, потому что при совершении таких преступлений очень трудно «не наследить», это просто невозможно. Не говоря уже о свидетельских показаниях заложников, о предпринятых милицией мерах по блокированию района. Шансов уйти безнаказанными у преступников никаких, и вопрос с их задержанием после разрешения конфликта не виделся генералу неразрешимым. Сейчас он думал не об этом, а о заложниках. Поэтому и не разделял стремления десантников разрешить ситуацию быстро и молниеносно, «по-боевому», как их всегда учили. Слов нет, ребята они бравые, налетят ураганом и опомниться не дадут, только ведь для воспламенения канистры с бензином много времени не нужно. Чиркнул спичкой – и готово. А канистр в доме, если верить бандитам, шесть. А дом деревянный, мгновенно полыхнет факелом вместе со всем содержимым и всеми обитателями. И все, операция на этом и закончится.

Федоров вздохнул. Повернулся к помощнику:

– Свяжись-ка, Валерий Иванович, с Клепиками. Что-то долго они на связь не выходят.

Молчанов извлек из папки записную книжку с номерами телефонов и резво пробежался пальцем по кнопкам мобильника. Трубка несколько секунд оставалась безмолвной, обрабатывая полученную информацию, потом отозвалась коротким гудком, и тут же послышался мужской бас:

– Майор Глебов. Слушаю вас.

Молчанов протянул мобильник генералу. Начальник УВД представляться не стал, его голос подчиненные знали хорошо.

– Как обстановка, майор?

В трубке послышалось что-то похожее на вздох.

– Сложная, товарищ генерал. Подонки только что сообщили, что в нескольких домах заложили взрывчатку. Грозятся всю деревню спалить, если не выполним их требований.

Скулы генерала заходили желваками.

– Что требуют еще, кроме денег? – Голос Федорова оставался по-прежнему ровным, разве лишь стал более жестким и категоричным.

– Пока лишь деньги, – поведал майор и добавил: – А разговаривать хотят только с начальником УВД. С вами, значит.

Генерал невесело усмехнулся:

– Хорошо хоть не с губернатором. Как заложники?

– Пока вроде нормально, – обнадежил майор, – точной информации, правда, нет. Я пробовал уговорить бандитов насчет врача, а они в ответ из автомата саданули. К дому на расстояние выстрела никого не подпускают. Озверели, сволочи.

Федоров повел взглядом в сторону спецназовцев, внимательно прислушивающимся к разговору.

– Узнали что-нибудь о них?

– Немного, товарищ генерал. Трое, в деревне появились вчера. По домам ходили, иконы старинные спрашивали, книги. Деньги хорошие сулили. Тогда, похоже, и взрывчатку в домах оставили. Возрастом молодые, от двадцати до тридцати. Все здоровые, крепкие. Не наркоманы, не «бомжи». Из «крутых», похоже. Пока все, товарищ генерал.

– Не густо, что и говорить.

– Из деревни вышли двадцать восемь человек, – продолжал майор, – мы их автобусом в соседнюю деревню отправили, а если уж ситуация завязнет, то в Клепики перевезем. Гостиницей, едой и всем прочим обеспечим. Остальные по домам заныкались, носа на улицу не кажут. Да и не выйдешь, бандиты вдоль деревни из автомата лупят. Патронов не жалеют, гады. Деревню мы взяли в кольцо, ни одна живая душа не выскользнет.

– Со стороны леса усиленный наряд выставь, – подсказал генерал, хотя не верил в попытку бандитов уйти скрытно, через лес. И опасно, и вообще им бессмысленно теперь прятаться. Выход из ситуации остался только один – заполучить транспорт и уехать под прикрытием заложников. Их бандиты не отпустят до самого последнего момента, пока не уверуют в благополучное завершение ситуации. Безусловно, надеются они только на успех, вероятность провала и в мыслях не допускают. Иначе не пошли бы на преступление. Скорее всего, заранее спланировали и подготовили надежные пути отхода, и вполне возможно также, что на какой-то стадии «отступления» предусмотрена страховка и поддержка других сообщников. Ладно, хрен с вами, надейтесь. – Не определили, сколько у них автоматов?

– Трудно сказать, товарищ генерал. Однажды два автомата одновременно шпарили, а там кто его знает, может, и больше.

– Людей под пули не подставляй, – предостерег майора Федоров, снова покосившись на спецназовцев, – бандитов не провоцируй, в переговоры без надобности не вступай. Я буду на месте через полчаса.

Капитан глянул на часы. Поскольку летного времени оставалось менее десяти минут, то выходило, что на преодоление оврагов и ложбинок предстояло потратить времени вдвое больше. Рисовался крюк в две версты с гаком, своего рода непредвиденный марш-бросок. Для тренированных парней это небольшая разминка, а вот генералу и его помощнику, чей общий возраст явно перевалил за сотню, придется попотеть. Подтянутые, правда, с виду не «рыхлые», но вряд ли привычные к быстрому передвижению на своих двоих. В Российском МВД кроссы и прочие тренировки для высшего комсостава не предусмотрены, исключая лишь визиты в тир. А стрельба разве тренировка? Приятное времяпрепровождение, не более того.

Глава 2

В кафе «Золушка» посетителей было немного. За чашечками кофе коротали время две молоденькие девчушки, похожие на старшеклассниц, и трое парней оживленно обсуждали шансы «Локомотива» и ЦСКА в «золотом» матче. На столе перед троицей красовалась бутылка водки, опорожненная более чем наполовину, и тарелка с горкой бутербродов. Количество бутербродов явно не соответствовало небольшому объему остающейся жидкости, и подсказывало о возможной замене посуды.

Официантка за стойкой бара откровенно скучала. Вадиму показалось, что его появление не произвело на девицу никакого впечатления. Она равнодушно скосила в сторону вошедшего ярко накрашенные глаза и снова уставилась в окно. Наверное, гарантированная оплата позволяла не особенно интересоваться расширением круга возможных завсегдатаев заведения. А может, с первого взгляда определила клиента, на «размах» которого рассчитывать не приходилось, потому и не засуетилась. Если так, то барменша угадала, никаких горячительных напитков Вадим не мог себе позволить, а на чашке кофе навара не сделать. Ему стало даже как-то неудобно за свой скромный визит, тем более что затрезвонивший в кармане мобильник вознамерился помешать сделать даже такой нехитрый заказ.

– Извините, – буркнул Ковалев, вытягивая трубку телефона, – слушаю.

Звонил Шмелев.

– Вадим Михалыч, – голос лейтенанта звучал задорно, – тут для вас принесли заключение баллистиков по «калашу». Вас в кабинете не было, вот они и притащили бумагу к нам.

Ковалев усмехнулся:

– А вы перепугались, как вижу. Есть что-нибудь интересное?

Речь шла об автомате Калашникова, выловленного три дня назад из Оки «удачливыми» рыбаками.

– Есть, Вадим Михалыч! – молодой оперативник едва не ликовал, – «калаш»-то, оказывается, самопальный, не заводской.

Ничего себе новость… Уж чего-чего, а подобного сообщения майор не ожидал. Он сам осматривал выловленный рыбацкой сетью автомат, держал грозное оружие в руках и, честно говоря, никаких отличий от заводского изготовления не заметил. Ему и в голову не приходила такая мысль. Да и не только ему. Неужели в Рязани появился свой, доморощенный Калашников? Причем появился по велению криминальных структур. Этого еще не хватало. Вадим глянул на футбольных экспертов, на застывшую в ожидании заказа барменшу и сказал:

– Буду через десять минут.

Потом вернул мобильник в карман и виновато развел руками:

– Увы, милая девушка, придется наведаться к вам в другой раз.

Девица лишь снисходительно фыркнула:

– Будем очень рады. Даже счастливы.

И демонстративно отвернулась. Похоже, слова посетителя не произвели должного впечатления, поскольку барменша уже определила его в разряд неперспективных и менять своего мнения не хотела.

Ковалев сделал вид, что не заметил иронии и поинтересовался:

– Неделю назад на вашем месте была другая девушка, Даша. Не знаете, когда она будет?

Девица с прежней неторопливостью повела в его сторону ярко накрашенные глаза. Правда, на этот раз в них появился какой-то интерес. А может, Вадиму просто показалось.

– Никогда, – с нескрываемым удовольствием отчеканила барменша и добавила: – Она тут больше не работает.

Сегодняшний день явно норовил снабдить майора неожиданными новостями, причем неутешительными и безрадостными. Нигде и ни в чем нет никакого просвета, даже в личной жизни и то сплошная невезуха. Вообще нет никакой личной жизни, правильней сказать.

– А вы ее знакомый? – Барменша наконец-то проявила интерес к странному посетителю, даже прониклась сочувствием. – Если так, оставьте свой телефон, я передам.

В ее искренность верилось с трудом, но другого выбора не было. Вадим без особых раздумий, не питая надежды, протянул барменше визитку. На всякий случай спросил:

– А где она работает, не знаете?

– Не знаю, – пожала плечами девица, – в каком-то магазине в «Горроще», а где точно – не знаю.

Ковалев не сдержался от улыбки:

– Как же вы сообщите ей мой телефон, если не знаете?

– Она сама сюда звонит, – пояснила барменша, – ей не все деньги выплатили, велели звонить, спрашивать, вот она и звонит.

Довод звучал убедительно. Не все, оказывается, так безнадежно в его затее, как виделось поначалу. Абсолютной гарантии на успех, конечно, нет и быть не может, но шанс встретиться с красавицей Дашей все-таки сохранился. А это уже кое-что. Хотя и маленькая, но капля бальзама на душу.

Молодой оперативник Шмелев проинформировал Вадима не совсем точно. Извлеченный из Оки автомат был все-таки производства заводского, хотя обнаруженные в нем дефекты вызывали большие сомнения на этот счет. Точнее, дефект выявился один. Оказалось, что ствол автомата не был закален должным образом, а такое оружие годилось разве лишь на одиночные выстрелы, да и то с перекурами, по чайной ложке в час. При стрельбе очередью, для которой, собственно, и предназначено любое автоматическое оружие, автомат был обречен. Максимум, на что его хватило бы, так это на очередь в один рожок. И все. После этого автомат можно будет выбрасывать, незакаленный ствол непременно нагреется и «поплывет», что грозит не только неточностью стрельбы, чем при некоторых обстоятельствах можно и пренебречь, а заклиниванием. А с этим может не считаться только безнадежный дилетант, ведь неточной пальбой можно хотя бы напугать, а что можно сделать с автоматом с заклиненным стволом? Только лишь выставить себя на роль мишени.

Безусловно, Ковалев и мысли не допускал, что автомат попал в реку по причине брака. «Калаш» выбросили после использования в «деле», и таких «дел» в последние годы в Рязани-матушке свершилось множество. И автоматных очередей при этом прогремело немало, и крови людской пролито с избытком, и страха город натерпелся на десятилетие вперед. Междоусобные разборки преступных группировок наложили на жизнь области тяжелый отпечаток, и наивно предполагать, что найденный автомат не «сказал» в этом свое слово. Грозное оружие для безобидных игр не используют.

– Да, Дима, непростую загадку выудили для нас рыбаки, – без улыбки подытожил Ковалев, раскладывая на столе листки с заключением и фотографиями деталей автомата, – придется всерьез заняться оружейниками. Как думаешь, откуда растут ноги у этого «калаша»?

Шмелев неопределенно пожал плечами и признался:

– Шут его знает, Вадим Михалыч. Сразу не разберешь, что к чему, тут поразмыслить надо.

Вадим усмехнулся, заметил строго:

– А я про что говорю?

Дмитрий вздохнул, придвинул к себе несколько фотографий и с деловым видом уставился на запечатленные на них детали оружия. Ствол, магазин, затвор, приклад, спусковой механизм… Все на месте, все как положено, все как у «настоящего» заводского автомата, один в один, не считая злосчастного ствола и отсутствия заводской маркировки. Если бы не авторитетное заключение экспертов, никогда не поверил бы в такой заводской брак. Сомнения молодого оперативника подогревались и мыслями о месте изготовления оружия, ведь любую самую талантливую, самую гениальную разработку надо где-то претворить в реальность. Где, кроме специализированного оружейного завода? Явно не в гараже, не в подпольном цеху, не в столярной мастерской, потому что автомат Калашникова снискал себе мировую славу вовсе не простотой производства, такой шедевр можно изготовить только на высокотехнологичном предприятии. Да и то не на каждом, тем как раз и непонятней выглядит столь грубый «ляп».

– Вадим Михалыч, – Шмелев смотрел теперь только на одну фотографию, – а эксперты не могли ошибиться? Может, ствол делался все-таки кустарно, не на заводе?

Ковалев в заключении экспертов не сомневался и робкое предположение помощника отверг без раздумий:

– На заводе, Дима, на том самом, где и все остальные причиндалы.

Дмитрий в недоумении пожал плечами и усмехнулся:

– Известный, видать, завод. Авторитетный. В принципе-то это и лучше, легче будет искать. Сравним «показательный» образец с продукцией всех заводов и найдем. Правильно, Вадим Михалыч?

– Не совсем, – не согласился Ковалев и пояснил: – Для такой экспертизы понадобится уйма времени, да и шум вселенский поднимем, всех оружейников взбаламутим. Нам это надо, как думаешь?

Лейтенант вздохнул и промолчал. И не согласиться не мог, и вместе с тем не понимал, каким же образом вести тогда расследование, чтобы никого не насторожить и не затронуть. Это попросту невозможно, потому что к «калашу» причастны десятки людей, и выход следствия на любого из них не останется незамеченным для других. Ясное дело, оружейники-умельцы засуетятся. И пусть суетятся, это даже лучше, быстрей засветятся.

– Ты обратил внимание на эти метки?

Указательный палец майора упирался в фотографию с изображением спускового механизма, на котором едва-едва просматривалась буква «т». Метки имелись и на других деталях, и все в виде букв, и все разные.

– Да, вижу, – подтвердил Дмитрий, раздосадованный своей невнимательностью. Подобные вещи пора бы уже научиться замечать самому, а не дожидаться, пока начальник ткнет носом. Так и до «неполного служебного» докатиться можно. Однако начальник смятения лейтенанта не заметил, а может, сделал вид, что не заметил, и уточнил:

– Всего меток двенадцать, почти пол-алфавита. Зачем их нанесли, как думаешь?

Дмитрий хотел было пожать плечами на столь непростой вопрос, но передумал. И так до сих пор не высказал ничего дельного, пора изобразить хоть что-то, похожее на раздумья. Толчком для единственной толковой мысли стало всплывшее в памяти недавнее посещение областной типографии, куда Дмитрий ездил за буклетами.

– У них там, Вадим Михалыч, – припоминал лейтенант, – каждый печатник имеет свою метку, по первой букве фамилии. Может, и в нашем случае тоже за каждой буквой значится какой-то мастер? Вроде как личное клеймо ставит.

– Но зачем? – снова переспросил Ковалев. – Для ОТК?

– А почему нет? – на этот раз Шмелев не побоялся повести плечами, потому что зародившаяся в его голове мысль казалась гениальной. – Как раз для ОТК. Только ОТК не заводского, а бандитского. У них ведь тоже есть требования к товару.

И выжидающе уставился на майора. По непроницаемому лицу начальника определить значимость своей версии Дмитрий не смог, но догадывался, что тот заинтересовался.

– Если так, то на этом заводе подпольное производство поставлено на широкую ногу, – предположил майор, – насколько я знаю, каждая деталь изготавливается в отдельном цеху и отправляется в цех сборки. Другими словами, число меток подсказывает, что на нашем заводе имеется ровно двенадцать цехов. Так?

– Так, – подтвердил лейтенант, но все-таки усомнился, – хотя и необязательно двенадцать. Может, кто-то из них ворует детали из нескольких цехов.

Его сомнения на майора не подействовали.

– Двенадцать, – еще раз твердо подытожил тот, – и вот почему. На любом оружейном заводе действует особая режимная система, там каждый цех имеет свои пропуска, из одного цеха в другой чужаку непросто попасть. И уж тем более что-то оттуда вынести. И тем более изо дня в день, в течение длительного времени. Нет, Дима, у этой бригады в каждом цеху имеется свой человек. И дело они явно поставили на поток, а не ради одного-двух стволов.

Дмитрий согласно кивнул. В пользу такого вывода говорили и четкие линии меток, все буквы хотя и просматривались слабо, но отличались аккуратными, ровными линиями. И наносились не кое-как, не зубилом, а маркером. Это тоже подтверждало, что каждый из двенадцати «умельцев» нес свою долю ответственности, отвечая за конкретную поставленную деталь. Покупатели желали приобрести оружие надежное, а потому требовали законных гарантий. Скорее всего, им не было особой разницы, по чьей именно вине может произойти нежелательная накладка, в любом случае виновником перед ними окажется конкретный поставщик, с которым ведутся все дела и кому отстегиваются деньги. И вот как раз этому самому поставщику и представляется крайне важным выявлять халтурщиков, чтобы знать, кого в случае прокола наказывать. Для этого и введены среди «умельцев» личные метки. А если так, то в изготовлении оружейных деталей присутствует все-таки значительная доля «ручного» труда, ведь сложно предположить, что заводское производство стало вдруг внушать повышенное недоверие у потребителей. Этим, похоже, и объясняется появление автомата с бракованным стволом.

Размышления о метках наталкивали еще на одну невеселую мысль, принимать которую всерьез не хотелось, но приходилось учитывать. Речь шла о возможной причастности к подпольному производству не одного человека из каждого цеха, а двух-трех, в зависимости от числа смен. Зачем требовать от поставщика затворов ставить личные метки, если кроме него эти затворы никто не поставляет? Мысль резонная, что и говорить, потому и невеселая.

– Вадим Михалыч, – Шмелеву бракованный ствол не давал покоя, – если у них такой строгий контроль, то откуда этот непрогретый ствол? Как они не побоялись ущербный «калаш» поставить на рынок? В бандитской среде такие штучки могут жизни стоить.

У Ковалева на этот счет сомнений не было.

– Покупатели наверняка все знали, – усмехнулся он, – автомат им требовался не для изнурительных боев, верно? Оружие бандитам всегда нужно для разового дела, задействованный пистолет выбрасывается после двух-трех выстрелов, ну а автомат – после двух-трех очередей. И потом уже неважно, какой был у него ствол. Сдается мне, что подобных автоматов выявится немало. И оружейникам, и покупателям они выгодны.

– Почему? – вырвалось у Дмитрия, и он с досадой подумал о своей несдержанности.

– Покупателям они наверняка обходятся намного дешевле, – заметил Ковалев, – а оружейникам доставляют меньше хлопот. Скорее всего, эти стволы заводские преступники специально и с легкостью списывают в брак, а то и вовсе в металлолом, чтобы ослабить контроль над ними и посодействовать в продвижении на черный рынок.

Дмитрий тяжко вздохнул. Если начальник прав, а он был прав почти всегда, то оружейная группировка насчитывает не один десяток человек. Побороться придется крепко. Не дай бог, если в деле окажется замешанным какой-нибудь солидный и авторитетный оружейный завод, тогда вообще дело труба, тогда свободно чихнуть не дадут, не то что инициативу проявить. О каждом шаге доклада потребуют. Майор, правда, бывал и не в таких переделках, его подобными прессами не испугать и не остановить, однако лучше было бы выявить какой-нибудь кустарный подпольный заводик с числом работающих не более двух десятков человек и раскручивать спокойно по полной программе.

Майора, как оказалось, занимали подобные мысли. По крайней мере, на такой вывод наталкивал его телефонный разговор с одним из экспертов-баллистиков.

– Виктор, – говорил Ковалев в трубку, – ты у нас большой спец по оружейным заводам и единственный, кто может помочь. Почему шучу? Вполне серьезно говорю. А знать мне нужно название российского оружейного завода, число цехов которого составляет ровно дюжину. Ну, не обязательно двенадцать, но примерно столько. Точно, ты уверен? Спасибо, выручил. Хорошо, загляну как-нибудь. Ладно, бывай.

И положил трубку. По его всегда спокойному лицу трудно было определить, насколько желаемой оказалась новость, но можно было догадаться, что новость была важной.

– Я так и знал, – Вадим с усмешкой глянул на помощника и «обрадовал»: – Двенадцать цехов, друг мой Дима, насчитывает известный оружейный завод в соседней области…

Завод майор не назвал, предоставляя помощнику догадаться самому. Не догадаться, собственно, было просто невозможно, известным заводом в соседней области был Тульский оружейный. Знаменитый ТОЗ, о котором Дмитрий впервые услышал, наверное, еще в детском садике и с деятельностью которого теперь надлежит ознакомиться более детально. Что и говорить, не лучший вариант им выпал, с этим ТОЗом хлопот будет выше крыши. Главное, в чужой области находится, а это пахнет не только согласованиями с «тамошними» структурами, а и получением разрешений на расследование. И не по причине капризности тульских «силовиков», а по необходимости соблюдать установленные требования. Ни одно областное управление внутренних дел не позволит кому бы то ни было проводить на своей территории оперативно-розыскные мероприятия без своего ведома. Впрочем, ни одно УВД в сферу интересов коллег-силовиков никогда не вторгается нахрапом. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Поэтому в случае проведения совместных действий все детали операции координируются и согласовываются обеими сторонами. В их ситуации, правда, это слабое утешение.

– Вадим Михалыч, – в вихрастой голове Шмелева зародилась дерзкая мысль, – может, не будем трогать этот завод? Зачем он нам? Пусть туляки сами разбираются. Наше дело – дать им «наколку», и все. И флаг им в руки, как говорится.

Ковалев глянул на него с усмешкой и неожиданно согласился, вроде пошутил:

– Пусть будет по-твоему, – и добавил: – У нас и без того хлопот полон рот, наши оружейные скупщики-перекупщики в этом деле тоже звено не второстепенное. А через них и на заводских оружейников можно будет выйти. Главное, зацепиться. Зацепимся?

Вихры на голове лейтенанта дернулись от резкого кивка.

– Конечно, Вадим Михалыч, – Шмелев теперь уже окончательно поверил в серьезность слов начальника. – Куда они денутся? Дальше России все равно не убегут.

– Россия, лейтенант, большая, – возразил Ковалев, – по ней долго от следствия бегать можно, хоть до истечения срока давности. Короче, готовь материалы по всем последним убийствам. Экспертизы, задействованное оружие, заключения баллистиков и так далее. И просмотри все сводки о кражах-пропажах боеприпасов с воинских и милицейских складов. Я, правда, не припоминаю ничего подобного, но проверить надо.

– Думаете, патроны наши, рязанские?

– А почему нет? Воинских частей у нас много, списанных боеприпасов хватает, нерадивых военных тоже. И не только нерадивых.

Майор, оказывается, не исключал связей преступников с «баталерами». Маловероятно, конечно, но небеспочвенно, слишком уж щедро снабжались рязанские боевики боеприпасами. Патронов бандиты никогда не жалели. И неслучайно майор сомневался в наличии сводок о краже с воинских складов, о них попросту не сообщалось. Елки-палки, неужели придется затронуть военное ведомство?

– Что расстроился, лейтенант?

В отличие от начальника Дмитрий так и не научился скрывать своих чувств, его настроение всегда предательски выпирало наружу, подтверждая поговорку о лице человека как о зеркале души. Настоящего оперативника, понятное дело, такая непосредственность не красила.

Глава 3

Мелкий противный дождик накрапывал с раннего утра, сопровождая грязную «ауди» от самой Москвы. Мрачные облака занавесили все небо, и занавесили надолго, воспользовавшись полным безветрием. В том, что сырая погода продержится не один день, можно было не сомневаться и к авторитетному мнению синоптиков не прислушиваться.

Сидевший на заднем сиденье мужчина лет сорока лениво смотрел на бегущую под колеса дорогу, на встречные машины, обдававшие грязью и без того уже заляпанную дальше некуда «ауди», и прокручивал в мыслях моменты предстоящей встречи с рязанскими компаньонами. Встреча, собственно, была обговорена еще в прошлый приезд в Рязань, три месяца назад, а сегодня надлежало просто напомнить о себе да решить некоторые детали, которые телефону не доверяются.

Именно в целях конспирации гость из солнечной Алма-Аты приехал вчера поездом в Москву, провел ночь в гостинице, а утром направился в Рязань. На такси доехал до метро «Кузьминки», где в условленном месте перебрался в поджидавшую иномарку с рязанскими номерами. Такая конспирация не казалась алмаатинцу излишней, потому что порученное задание хотя и было несложным в смысле исполнения, но представляло очень важное звено в намеченной операции. Операция не им задумывалась, не ему и своевольничать по поводу соблюдения предусмотренных мер осторожности при ее проведении.

– Клевый дождичек, – нарушил молчание водитель, словно боясь заснуть в затянувшемся безмолвии, – грибной. И тихий, главное. Все грибники теперь в лес навострились. Я тоже выберу завтра-послезавтра часика два, по лесу пошастаю.

Пассажир глянул на него с удивлением. Потом перевел взгляд на мрачные полоски деревьев по обе стороны от шоссе.

– В такую слякоть хорошо у камина коньяк пить, а не по лесам слоняться.

Южанин представил себя блуждающим по сырому лесу, промокшим до нитки, и зябко поежился. Из такого похода можно принести разве лишь воспаление легких, а не грибы. Бр-р, лучше не думать ни о каком лесе.

– Неужели в Казахстане есть камины? – Водитель тоже проявил удивление. – У вас же жарища круглый год.

В его понятии камины увязывались лишь с обогревом помещения, о применении их в качестве дополнения интерьера водитель не слышал и не знал. Разубеждать его южанин не стал.

– Камины есть и в Африке, – коротко обронил он и усмехнулся: – В Казахстане, кстати, морозы тоже бывают, за сорок градусов зашкаливают. И почему ты решил, что я живу в Казахстане?

Водитель пожал плечами. Пассажир действительно ничем не походил на казаха, однако прибыл-то он все-таки из Алма-Аты, не из Прибалтики. Хотя, конечно, гражданство у него может быть не обязательно казахстанское. А то и не одно, а несколько, на все случаи жизни. Так надежней. И правильно поступили казахи, прислав на переговоры неприметного с виду мужика, любой узкоглазый вызывает в Рязани повышенный интерес, а этот дядя запросто сойдет за местного.

Водитель миролюбиво заметил:

– Меня немного просветили, когда в столицу посылали. Что ни говори, а спокойней едешь, если знаешь, кого везешь.

Южанин усмехнулся и ничего не сказал.

Некоторое время ехали молча, пока разговорчивому водителю не представился случай попытаться возобновить разговор.

– Недолго пилить осталось, – обнадежил он, – минут через двадцать вкатимся на Московское шоссе, а там до места рукой подать. Успеем вовремя, тютелька в тютельку. Митрич будет доволен.

Пассажир промолчал. За последние полгода он уже в третий раз наведывался в Рязань, и каждый раз маршрутом через Москву. Водитель «ауди» об этом ничего не знал, и неудивительно, ведь оба прошлых визита казаха тоже не афишировались. Приехал куда надо, встретился с кем нужно, обговорил что надо – и снова в Москву. На одной машине приехал, на другой уехал. И точно таким же образом будет все обставлено и в этот раз. Метод проверенный, надежный, и менять его нет никакой надобности. Пока, по крайней мере. И, бог даст, в обозримом будущем тоже.

Через двадцать минут «ауди» катилась уже по городской окраине. По обе стороны шоссе громоздились недостроенные двух-трехэтажные особняки, забивая габаритами сохранившиеся здесь несколько ветхих домиков и символизируя своим величием о наступлении нового времени. Знакомая картина, характерная для большинства городских окраин, и не только российских. В Казахстане точно такая же ситуация, там тоже за короткое время вокруг городов вознеслись частные коттеджи и особняки, один другого краше и богаче. Просто поразительно, откуда у людей появились такие огромные деньги? И, главное, в столь короткие сроки. А ведь честным трудом трехэтажный особняк за два-три года не возведешь, при нынешних зарплатах и ценах для претворения в реальность такой крутой затеи простому работяге не хватит целой жизни.

Между тем «ауди» миновала автовокзал и сразу же свернула с Московского шоссе направо.

– Митрич в магазине ждет нас, – пояснил водитель. – Туда велел подрулить.

Магазин Митрича, как помнил гость из Казахстана, находился на улице Гагарина, неподалеку от продуктового рынка. Рыночные цены для покупателей выглядели гораздо привлекательней, чем цифры на ценниках в элитном супермаркете Митрича, и наплыву клиентов не способствовали. Хозяина, впрочем, такое соседство не смущало, поскольку его финансовое благополучие держалось не на торговле сосисками или ликероводочным суррогатом, а на причастности к более прибыльным делам. О них, правда, лишний раз лучше не думать и, тем более, не анализировать. Себе же спокойнее.

Похоже, аналогично мыслил и водитель, остановившийся от магазина почти за полквартала.

– Извини, друг, – повинился он, – дальше пешком. Ничего не попишешь – конспирация. А магазин вон он, рукой подать.

Гостя такая предусмотрительность не только не обидела, а даже успокоила. В их делах мелочей не бывает, и если уж ему взбрело в голову заглянуть в привлекательный супермаркет, то сделать это нужно подобно десяткам простых покупателей, а не подкатывать на иномарке. Так незаметней.

Супермаркеты он не любил. Обилие и добротность продуктов вызывало, конечно, уважение, но никак не мог привыкнуть к турникетам на входе-выходе, к этому усиленному контролю, выдаваемому за сервис. За доброжелательностью обслуживающего персонала всегда почему-то усматривал откровенное недоверие к посетителям, словно каждый из них только и думал, как бы что-нибудь вынести отсюда «на халяву». Не по душе была и надобность брать с собой в зал корзину, купишь что-то или нет, а таскать ее обязан. Как дурак. Веяло от таких требований чем-то оскорбительным и навязчивым.

В супермаркете Митрича сервис своей навязчивостью ничем не отличался. Такие же зоркие девицы на контроле в компании с вооруженным охранником, такие же идиотские требования, умопомрочительные цифры на ценниках, и такое же отсутствие покупателей. При подобной торговле любая точка без дополнительных финансовых вливаний продержится максимум полгода, а Митрич готовится отметить десятилетний юбилей, и истоки его процветания ни одной налоговой службе до сих пор не показались интересными. Похоже, в этих службах сидят дубари дубарями, а не профессионалы. И слава богу, конечно, и дай им бог доброго здоровья на долгие годы, и дальнейших успехов в нелегкой беспокойной работе.

От этой насмешливой мысли гость даже повеселел. По крайней мере, свою кожаную сумку на плетеную металлическую корзину поменял без прежнего неудовольствия, изобразил на лице нечто отдаленно похожее на улыбку и неторопливо направился вдоль рядов с продуктовым изобилием. Никакой надобности что-то покупать не было, однако сам факт его появления здесь обязывал что-нибудь приобрести. Да и дурацкая корзина в руках тоже напоминала о необходимости ее заполнения, и после небольшого раздумья казахстанский гость положил в корзину бутылку коньяка стоимостью около тысячи рублей, резонно решив, что подобный товар никогда не помешает, добавил коробку шоколадных конфет и с заинтересованным видом уставился на полку с многообразием сортов кофе. Заинтересованность покупателя не осталась незамеченной, и перед ним как по мановению волшебной палочки предстала стройная фигурка с улыбкой кинозвезды.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – обворожительно проворковала девица, источая любезность и радушие. – Вы какой кофе предпочитаете?

– Я предпочитаю хороший кофе, – улыбнулся покупатель, – настоящий.

– У нас плохого кофе не бывает, – с прежней вежливостью протянула девушка, и угадывалось, что фраза на этот раз прозвучала заученно. По инструкции.

– Я знаю, – миролюбиво согласился покупатель и признался: – Меня интересуют ваши поставщики.

Она столь странному сообщению нисколько не удивилась. Либо ко многому привыкла, либо, скорее всего, была инструктирована и по поводу нежелательности проявления излишних эмоций. Чувствовалась выучка, одним словом. Лишь повела плечами:

– Об этом надо у директора спрашивать, не у меня.

Ему именно это и требовалось.

– А как бы его увидеть? – подхватил посетитель и поспешил добавить: – Я ведь тоже снабжением занимаюсь, и чем черт не шутит, а вдруг мое предложение окажется привлекательней?

Такой возможности исключать не приходилось. Девушка повела рукой в сторону двери в дальней части магазина:

– Вот директорский кабинет. Пойдемте, провожу.

Как просто, оказывается, попасть в кабинет к директору крупного супермаркета. Вот что значит частная собственность и вытекающая из этого заинтересованность в поступившем предложении, действительно способном оказаться выгодным.

У кабинета с табличкой «директор» девушка легонько приложилась костяшками пальцев к двери, приоткрыла ее, не дожидаясь ответа, и доложила:

– К вам, Виктор Дмитриевич. Вы не заняты?

– Пусть заходит, – послышалось из кабинета.

«Кинозвезда» еще раз сверкнула обворожительной улыбкой и кивнула в сторону двери:

– Пожалуйста…

Наверное, она несказанно удивилась бы, узнав о давнем знакомстве посетителя со своим строгим шефом, о договоренности сегодняшней встречи и точках соприкосновения их интересов. Ни о чем похожем девушка не знала и не догадывалась, и слава богу, потому что излишняя осведомленность предопределила бы ее молодую жизнь в одночасье. Как, впрочем, жизнь любого сотрудника или сотрудницы супермаркета, проявивших чрезмерную догадливость или неосторожное любопытство.

Хозяин кабинета встретил гостя настороженно, как могло показаться поначалу. Однако стоило девице закрыть дверь, как он живо приподнялся из-за стола, крепко пожал гостю руку и с искренним облегчением выдохнул:

– Ну, слава богу, а то я уже начал волноваться… Рад тебя видеть, дорогой Самсон! Очень рад!

– Взаимно, – поспешил заверить директора гость, и за этой торопливостью проскользнула едва заметная усмешка. – Разве есть повод для мандража, Митрич?

Митрич картинно раскинул в стороны руки:

– В нашем деле, Самсон, всегда есть такой повод. Особенно сейчас, когда менты на каждом углу посты выставили, каждую бабку прощупывают, а уж про наших гостей и говорить нечего. Тем более про гостей из южных краев…

Последние слова прозвучали как неприкрытый намек в адрес Самсона, и тот не остался в долгу. Смерил хозяина насмешливым взглядом, поинтересовался:

– Уж не раздумал ли ты, уважаемый Митрич? Не на попятную ли пошел?

Митрич коротко хохотнул:

– А что, есть такая возможность?

И, не дожидаясь ответа, распахнул холодильник. Ответ он знал заранее и прекрасно понимал, что отказаться от участия в запланированной операции за несколько дней до начала ему уже никто не позволит. Разве лишь смерть. Очень большие деньги вложены, чтобы позволить кому-то поставить дело под угрозу срыва.

Гость шутку воспринял правильно. Проследил за появлением на столе початой бутылки коньяка, колбасы, сыра и подтвердил:

– Нет такой возможности, Митрич. Не к столу будь сказано, только поздно пить «Боржоми», если печень развалилась.

Пугающие слова хозяина кабинета, хлопотавшего над угощением, нисколько не тронули, и он снова хохотнул:

– Хорошо, когда здоровье богатырское и никакая напасть не страшна. За твое здоровье, Самсон!

И сделал внушительный глоток из доверху наполненной рюмки. Гость последовал его примеру, крякнул коротко, кинул в рот лимонный ломтик и ткнулся вилкой в толсто нарезанные колбасные круги. Неблизкая дорога от Москвы поспособствовала проявлению аппетита, тем более что всем завтраком была чашка кофе и бутерброд с сыром. Не завтрак, а баловство, обман желудка.

– Хотел к твоему приезду шашлыки, плов организовать, – с сожалением признался хозяин, для которого разыгравшийся аппетит гостя не остался незамеченным, – но раздумал. Самому это дело не осилить, а поручать кому-то не хотелось, ведь любой дурак догадается, что готовится важная встреча. Верно? А для всех, кто тебя здесь видел, ты должен остаться обычным посетителем.

Самсон неторопливо прожевал колбасу, отправил в рот толстый ломоть сыра и с одобрением заметил:

– Правильно меркуешь, Митрич, очень правильно. А вот боязливость твоя не по душе, бля буду. Собственной тени бояться стал. А, Митрич? С чего бы это? Ты ведь никогда «ссыкуном» не был.

Митрич нравоучительно заметил:

– Береженого бог бережет, дорогой Самсон.

Гостю импонировало, что в словах и размышлениях директора не было ни наигранности, ни желания демонстрировать осторожность и надежность. Он таким был по жизни, в чем его компаньоны неоднократно убеждались. И еще визитер понимал, что в словах Митрича проглядывался намек на необходимость приступить к изложению цели приезда, долго засиживаться в директорском кабинете «обычным» посетителям не полагалось. И этот намек также вызывал уважение своей предусмотрительностью.

– Рашид приедет вечером, – поведал гость, не сводя с Митрича внимательных глаз, – встречать не нужно, он сам даст о себе знать. Загружен будет «под завязку».

Директор молча кивнул. А визитер продолжал:

– Так что, Митрич, сегодня твоим пацанам нужно будет маленько пошуметь, – он едва заметно усмехнулся, – пусть найдут ментам занятие. Думаю, пары трупов хватит. Главное, понаглей все обставить, и не просто пришить, а с вызовом. Менты на это дело должны с прытью побежать, как свора борзая, и у нас под ногами нынче-завтра не путаться. Понимаешь, о чем речь?

Митрич вздохнул. Сказанное гостем в разъяснениях не нуждалось, речь шла об убийстве с целью отвлечь внимание милиции. Задумано, конечно, неплохо, но убийство не входило в планы директора, тем более убийство совершенно случайных людей. Врагов, понятное дело, хватает, в этом добре недостатка нет, но убирать кого-то из них просто так, ради случая, слишком опрометчиво.

И проигнорировать распоряжение партнеров тоже никакой возможности нет.

– А шумиха в Клепиковском районе? – напомнил Митрич. – Неужели мало? Там ведь круто заварилось.

Слова о районной шумихе не оказали на гостя должного воздействия.

– Это хорошо, пусть еще пошумят, – откликнулся он, – но это в районе, а нужно еще и здесь что-нибудь похожее организовать. Пусть яйца почешут.

У Митрича дополнительных возражений не нашлось.

– Будет сделано, – он постарался придать голосу необходимую твердость и для пущей убедительности поинтересовался: – «Мокруха», как я понимаю, за ваш счет?

Самсон глянул насмешливо и пожурил:

– Не жлобись, Митрич. Не в твоих интересах мелочиться. Вся «мокруха» обойдется в один-единственный ствол, даже на «штуку» баксов не потянет. С каких пор ты стал таким скупердяем?

Директор натянуто рассмеялся, стараясь превратить вопрос в шутку. И не стал уточнять, что речь вел не о «штуке» баксов, в которые обойдется выброшенный ствол, а о гораздо более крупной сумме, способной понадобиться в случае провала. У гостя таких невеселых мыслей, похоже, не было, и Митричу заострять внимание на возможном нежелательном исходе тоже было не с руки. Партнеры должны быть уверены друг в друге как в себе самих. А то и больше, иначе запросто можно оказаться в стороне от прибыльного дела. Опасного, рискованного дальше некуда, но нужного позарез. Жизненно необходимого, без которого не будет ни супермаркета, ни финансового благополучия и свободы в выборе образа жизни, ни курортов с соблазнительными девочками. Не будет того, к чему так крепко привык и отвыкать от чего не хочется. Да и вряд ли ему позволят проявить подобную самостоятельность, уж в этом-то можно не сомневаться.

– Я не скупердяй, дорогой Самсон, – без обиды поправил гостя директор, – я хозяйственный. А деньги во всем счет любят, особенно деньги общие.

Гость не сдержался от улыбки и с заметным сожалением покосился на бутылку с ароматным золотистым напитком. За такие слова действительно нужно было бы выпить, и не по одной, а по несколько стопок, но не в этот раз. Да и не в следующий, потому что любой его приезд в Рязань обусловлен очень серьезными вопросами, когда не до тостов и застолий. Это прекрасно понимал и Митрич, и хотя заметил выразительный взгляд гостя, однако повторить еще по одной не предложил.

– Кстати, о «бабках», – Самсон словно вспомнил о главной цели своего визита, – с ними все в ажуре?

Круглое лицо Митрича сделалось по-детски обиженным, слишком уж бестактным показался вопрос гостя, не вписываясь в доверительные отношения между ними. Однако озвучивать свое недовольство Митрич не стал, лишь вздернулся крутыми плечами. И заверил:

– Вся оговоренная сумма, уважаемый Самсон, уже находится в «мерседесе». – Речь шла о машине, на которой курьеру предстояло вернуться в Москву. – Все сто тысяч, до последнего доллара. Водитель будет ждать на проспекте Гагарина, в двух кварталах отсюда. Номера наши, рязанские, Х 724 АР. Запомнил?

Митрич тоже проявлял бестактность, напоминая о необходимости закругляться с «переговорами», которые и так уж слишком затянулись. Впрочем, какая бестактность, когда речь идет об элементарной осторожности.

Самсон снова скользнул довольным взглядом по угощению на столе, по круглой физиономии Митрича и поднялся. У него не было повода для недовольства, цель визита почти выполнена, распоряжения Рашида переданы, осталось только доставить деньги в российскую столицу и вручить их кому следует. Расслабляться, знамо дело, рано, но и мандражить тоже не с чего. Не проверяют же московские гаишники все прибывающие в столицу машины, тем более легковые и, тем более, с «соседскими» рязанскими номерами. Так что вернется он в российскую столицу с ветерком, как положено и задумано, и все будет в ажуре, все будет тип-топ. На этот счет никаких сомнений не может быть.

После ухода курьера Митрич, убирая со стола остатки деликатесов, не устоял все-таки перед соблазном, плеснул в рюмку приличную порцию коньяка и одним глотком выпил. Едва не закашлялся, беспокойно покосился на дверь, испугавшись появления кого-нибудь из сотрудников и мысленно оправдывая свой поступок неординарностью ситуации. Настроение Митрича в отличие от настроения алмаатинца нельзя было назвать не то что приподнятым, а хотя бы безмятежным или ровным, какая может быть безмятежность в преддверии таких событий. Приезд Рашида и организация «мокрухи» в честь этого приезда способны довести до инфаркта, а не до спокойствия. И отступить нельзя. Ни на шаг, ни на полшага. Как в клетке. Как в игре, правила которой когда-то принял и соблюдать которые обязан теперь всю оставшуюся жизнь. У него нет права выбора, вот в чем сложность. Если вообще не трагизм.

Однако философствовать было некогда, день грядущий требовал подготовленных и обдуманных действий. Покосившись на свое зеркальное изображение, Митрич прокашлялся, восстанавливая голос, и потянулся короткопалой пятерней к телефону. Разговор длился недолго. Правильней сказать, разговора не было. Митрич только убедился в присутствии абонента на линии и коротко бросил:

– Через пять минут будь у меня.

И положил трубку.

Глава 4

После приземления «сборная» группа захвата немного поредела. Распоряжение Федорова оставить вертолет на месте приземления вынудило капитана выделить троих своих парней для его охраны. Это распоряжение милицейского начальника не вызвало у него никакого несогласия, а вот следующий приказ поставил в тупик. Сама идея генерала выставить засаду на предполагаемом пути выхода преступников из кольца была воспринята капитаном без возражений, а вот решение организовать эту самую засаду силами десантной группы казалось непонятным и оскорбительным. Во-первых, маловероятно, что бандиты попытаются выскочить из окружения через лес, тем более именно предполагаемым милиционером маршрутом, а во-вторых, очень сомнительно, что они вообще вздумают выходить скрытно, спасаясь по сути дела бегством. Слишком рискованно. В их положении куда перспективней потребовать транспорт, и непременно прихватить для прикрытия нескольких заложников. Отработанная и неоднократно проверенная бандитами схема, и вряд ли эти «деревенские» будут выискивать что-то новое. И проторчат десантники неизвестно сколько времени чуть ли не посреди сырого и хмурого леса, пока не получат «отбой». Мысль о том, что генерал решил отодвинуть десантников в сторону, пришла не одному капитану, в этом предположении с армейцами солидарны были даже спецназовцы. И не скрывали удовлетворения, и смотрели на военных не без снисхождения. Свысока смотрели. И сияли как пятаки начищенные. Что ж, было отчего. Бравых десантников задвигают куда-то на задворки, а главная часть операции – захват бандитов – поручается ментам… Смешно просто.

Федоров, однако, придерживался другого мнения.

– Смотри сюда, капитан, – карандаш в руке генерала кружком обвел на карте злополучную деревню, прошелся жирной линией через лес и заскользил дальше до шоссе, – догадываешься, о чем речь?

Капитан догадывался. Федоров не исключал, что бандиты попробуют все-таки использовать самый «проигрышный» вариант и ускользнуть через лес.

– От Раздельной до шоссе не более двадцати километров, – продолжал Федоров, – четыре часа ходьбы, даже меньше. Ночи сейчас длинные, почему бы им не прогуляться?

Капитан пожал плечами:

– Без заложников? Вряд ли, товарищ генерал. Понимают ведь, что в случае обнаружения шансов у них никаких не будет. Не полные же идиоты.

– Это так, капитан, – согласился генерал, и настроение его от этого не улучшилось, – но вот насчет шансов не скажи. В ночном лесу всегда есть шанс ускользнуть, особенно если иметь кого-нибудь из местных в роли проводника, кому этот лес хорошо знаком. Бандиты понимают, что весь лес мы перекрыть не в силах, потому наверняка этот марш-бросок учитывают. Помяни мое слово.

Он словно набивал цену своему распоряжению, пришедшемуся не по душе бравым десантникам. На вторых ролях десант не часто используют, тем более на подстраховке у ментов. Однако приказы не обсуждают, и капитан высказывал свое мнение не из желания переубедить генерала, а для более полного уяснения задачи.

– Видишь, капитан, эту ложбину?

Ложбиной была проходившая почти через весь лес широкая полоска на карте, и прорезала она лес параллельно шоссе.

– В этой ложбине сплошные родники, – делился Федоров географическими познаниями Клепиковского района, – вода в ней не пересыхает в самые засушливые годы, поэтому лесничество лет двадцать назад возвело здесь плотину. И появился тут пруд.

Мысль понятная. На пути к заветному шоссе, где бандитов в назначенное время и в назначенном месте наверняка будут поджидать дружки, водной преграды им не миновать. А в осенние ночи купание в холодной воде малоприятно, на носу уже ноябрь месяц. Может, на прудке имеется лодочная станция, которую и имеет в виду осведомленный генерал? Но нет, никаких лодок не было. Не догадались об этом смышленые лесники. Не подумали, не учли.

– Сам по себе пруд неглубокий, метра два-три, – продолжал Федоров, – но купаться там всегда было опасно, пруд лесной все-таки. На каждом шагу ветки, коряги, того и гляди, живот пропорешь. Из-за этих коряг там даже бреднем никогда рыбу не ловили, только удочками. Вот я и думаю, капитан, что на пути к шоссе бандитам никак не миновать плотину. По ней они пойдут.

Значит, оставшиеся полдня и всю ночь десантникам предстоит стеречь плотину. В глухом лесу. Оно бы ничего, если б можно было организовать нечто вроде пикника, чтоб с шашлыками, пивом, музыкой… Вот это да, вот это была бы польза. В такой засаде неделю можно торчать. Не то что проваляться сутки на сырой земле, когда ни чихнуть, ни анекдот рассказать, ни по лесу побродить. Почему бы, кстати, генералу не поручить эту почетную задачу своим орлам? Им не привыкать бездельничать да дурью маяться.

Высказать умную идею десантнику помешал подполковник Молчанов, не проронивший за все время ни единого слова. Похоже, надумал что-то.

– Товарищ генерал, – Молчанов действительно что-то придумал, – если бандиты спланировали такой отход и если на шоссе их будут ждать сообщники, то, думаю, кому-то из наших надо будет прокатиться по шоссе, присмотреться к обстановке.

Идея подполковника выглядела весомой. Даже у капитана не нашлось возражений.

– Согласен, Валерий Иванович, – одобрительно откликнулся генерал. – Как думаешь, кого направить на шоссе?

Молчанов раздумывал недолго. Ответ напрашивался сам.

– Кого-нибудь из клепиковских гаишников. И трассу хорошо знают, и на чужаков глаз наметанный. А кого конкретно, сам Глебов скажет.

На том и порешили.

Пути-дорожки спецназовцев и десантников разошлись на углу леса. Дальнейший маршрут спецназовцев лежал к деревне, окольным путем по лощине и потом вдоль речки, а десантников ожидал марш-бросок к плотине, самому важному лесному стратегическому объекту. Не знать бы про него и не слышать.

Капитан неожиданно улыбнулся. Кажется, он готов был признать свою неправоту в распределении и оценке ролей предстоящей операции.

– Товарищ генерал, – капитан не скрывал любопытства, – можно поинтересоваться, откуда вы так хорошо знаете местный лес?

Десантник приметил правильно, познания начальника УВД о лесных клепиковских зарослях строились не на показаниях карты. Он и впрямь словно специально перед этим обследовал все местные закутки.

Федоров хитро прищурился.

– Мне по штату, капитан, положено знать всю область как свои пять пальцев, – поучительно заметил он, и в этом не было никакой бравады или самодовольства, – а насчет пруда скажу честно: доводилось отдыхать на его берегу. Приглашал меня однажды местный председатель колхоза. Я, капитан, от приглашений хороших людей никогда не отказываюсь. И правильно делаю, как видишь.

Капитан лишь развел руками. Других вопросов у него не было. А Федоров напоследок напомнил:

– На связь без надобности не выходи. Надо будет, вызовем. Продукты не экономьте. Надо будет, пришлем.

Десантники рассмеялись. Похоже, начальник УВД отправлял их в засаду на длительный срок, а не до завтрашнего утра. Краткосрочный отпуск, одним словом, предоставляет. Что ж, начальству видней. Пусть так и будет.

Майор Глебов обосновал свой «штаб» в ложбине напротив дома, приглянувшегося бандитам. До дома было метров сто пятьдесят, дистанция более чем убойная для автоматов. Поэтому клепиковские милиционеры, большинство из которых впервые столкнулись с вооруженным противоборством, без особой надобности из-за укрытий не высовывались. До прибытия генерала и спецназовцев вся активность местных силовиков сводилась к тому, чтобы не дать возможность бандитам расширить зону своих действий и оказать всевозможную помощь жителям. Правда, автоматные очереди из захваченного дома хотя и раздавались с периодичной последовательностью, но стрельба велась не на поражение, не прицельно, а скорее для устрашения, для демонстрации силы. Бандиты демонстрировали свою готовность и решимость идти до конца. Плотное кольцо вооруженных милиционеров вокруг деревни их не пугало, в своих кратких переговорах с Глебовым они ни одним словом даже не обмолвились об этом малоприятном обстоятельстве. Они явно намеревались разрешить все важные вопросы, в том числе и этот, в переговорах с начальником УВД, поэтому и не горели большим желанием общаться с местным руководством.

В выборе маршрута следования Федоров не ошибся, появление в спасительной ложбине возглавляемой им группы стало неожиданностью даже для Глебова. И неожиданностью радостной. Глебов прибытие генерала воспринял с внутренним облегчением, слишком уж круто складывалась ситуация, и ответственность за ее исход недооценить трудно. Такого в Клепиках не бывало за всю историю района. Преступления, ясное дело, случались – и убийства свершались, и кражи происходили, и драки-поножовщины фиксировались, но чтобы часть жителей оказалась в заложниках, чтобы в деревне звучали автоматные очереди – от такого бог пока миловал. До сегодняшнего дня. И вот на тебе…

– Здравия желаю, товарищ генерал, – поприветствовал начальника Глебов. – Разрешите доложить обстановку?

Федоров поздоровался за руку со всеми четырьмя милиционерами из сопровождения майора и кивнул:

– Докладывай, если есть изменения.

Изменений за прошедшие полчаса не произошло. Майор так и сказал:

– Все по-прежнему, товарищ генерал. Заложники в доме, бандиты никого не отпустили. Из села тоже никому не разрешают выходить, при малейшем оживлении лупят вдоль улицы из автоматов.

Автоматные очереди Федоров слышал еще на подходе к деревне. Вздохнул, задвигал желваками. Распорядился коротко:

– Выходи на связь, майор.

Связь с бандитами осуществлялась с помощью мобильных телефонов, и уже через несколько секунд трубка в руке майора донесла чей-то грубый, словно рассерженный голос:

– Опять ты, майор? Что хочешь?

Глебов молча протянул мобильник генералу. Короткая пауза, выдержанная начальником УВД, показалась всем чуть ли не вечностью.

– Что молчишь, майор? Усрался? Говори, не дрейфь. Обещать ничего не обещаю, но выслушать могу. Говори, я слушаю.

Желваки на скулах генерала снова пришли в движение. Состояние его было хорошо заметно, да он этого и не скрывал.

– С вами говорит начальник УВД генерал Федоров, – в голосе генерала звучали металлические нотки, не суля собеседникам ничего хорошего, – я готов выслушать ваши требования. Но прежде хочу предупредить: если хоть один из заложников пожалуется на плохое отношение, пеняйте на себя. Это во-первых. Во-вторых…

– Не расходись, генерал, – перебил Федорова собеседник, – я тоже хочу тебя предупредить, что условия здесь ставлю я, а не ты. Твоя задача – выполнить мои условия. Понял, генерал? И не вздумай хитрить. В наших планах финал один – либо мы уходим с деньгами, либо горим синим пламенем вместе с заложниками. Какой вариант лучше?

Федоров усмехнулся. По его задумкам куда приемлемей был третий вариант, который бандиты почему-то не предусматривали. А зря. Да и десантники, пожалуй, тоже вряд ли согласятся с отсутствием третьего варианта. Неправильно поймут, если напрасно проторчат в осеннем лесу целые сутки. Обидеться могут. Такие уж они ребята.

– Я для того и прибыл сюда, чтобы разрешить ситуацию должным образом, – сказал генерал, – без пальбы чтоб, без крови и трупов. Полномочий, впрочем, у меня достаточно не только для использования этого варианта, поэтому и взываю к вашей рассудительности.

Федоров испытывал некоторое неудобство от незнания имени собеседника, а спрашивать об этом не хотелось. Это выглядело бы вроде как признанием авторитета преступников.

– Тебе сообщили про деньги, генерал?

– Да, – подтвердил Федоров, обменявшись взглядом с помощником, – я уже отдал соответствующие распоряжения. Деньги привезут.

– Деньги должны быть завтра, не позже, – уточнил бандит. – Все сто тысяч до единого доллара. Понял?

– С этим проблем не будет, – успокоил генерал и снова напомнил: – Я хотел бы убедиться в состоянии заложников. Думаю, визит врача вашей безопасности не нарушит. Может, кому-то из заложников нужна помощь, лекарства. Да и продукты тоже.

Трубка некоторое время молчала. Похоже, бандиты советовались.

– Продукты не помешают. Только чтоб без начинок и снотворных, – строго предупредил бандит, – иначе это будет последняя ментовская глупость. И продукты пусть принесут женщины. Две, не больше. Насчет таблеток уточним. Понял меня, генерал? Все. До связи.

Генерал вернул трубку Глебову и снова повел взглядом на помощника, на окружавших их милиционеров. Ему показалось странным, что деньги бандитам нужны были именно завтра. Не такая уж большая сумма, чтобы на их сбор дать почти двое суток. УВД хоть и не принадлежит к благополучным в финансовом отношении структурам, но злосчастные сто тысяч заморских долларов могло бы предоставить в течение нескольких часов. Своих таких наличных денег нет, конечно, но можно позаимствовать в министерстве. Там предусмотрена подобная статья «расходов», и никаких проволочек в оформлении требуемой суммы не было бы. А дорога из Москвы до Клепиков занимает около трех часов.

Интересно, почему бандиты, заранее все спланировав, все тщательно взвесив и просчитав, предоставили УВД лишние сутки на сбор денег? Неужели не понимают, что тем самым дали силовикам солидную фору для подготовки операции? Странно. Очень странно.

Такого же мнения придерживался и Молчанов.

– Непонятно, Иван Петрович, – признался в собственной недогадливости подполковник, – зачем бандитам торчать тут лишние сутки? Заложников мучить, постоянный стресс испытывать… Уже сегодня ведь могли получить деньги и действовать дальше по обстановке. На завтра, однако, отложили. Почему? Зачем? Непонятно…

Действительно, непонятно. Опять же бандиты ни словом не обмолвились о транспорте, о требованиях собственной безопасности при выходе из деревни. Не собираются же они, в конце концов, заполучить деньги и сидеть с ними в сельском доме вместе с заложниками. Генерал не сомневался, что вопрос этот бандиты обязательно поднимут, но какой смысл оттягивать? Для решения транспортной проблемы тоже ведь понадобится время, и ограничивать в этом силовиков нет никакой надобности. Если по логике, то все свои требования бандиты должны выставить сегодня, прямо сейчас. Не выставляют, однако. Будто умышленно тянут время.

– Вот что, Валерий Иваныч, – решил генерал, – думается мне, что нужно все-таки подключить Ковалева. Свяжись с ним, введи в курс дела. Пусть поломает голову над ситуацией, это не помешает. Может, подскажет что. Как-никак, а гений российского сыска…

Глава 5

Срочно понадобившийся Митричу человек появился в кабинете через десять минут. Это был молодой мужчина лет тридцати, крепкий телосложением, неторопливый в движении. Расстояние от двери до стола он прошагал размеренно и чинно, не сводя с хозяина кабинета спокойного взгляда, молча протянул руку и без приглашения развалился в кресле. В его поведении проглядывалась то ли некоторая бравада, то ли чрезмерная самоуверенность, то ли обыкновенная наглость. О причине вызова посетитель спрашивать не спешил, будто его это вовсе не интересовало. Он или не привык задавать лишних вопросов, или обо всем догадывался. А может, уже все знал. Потому и на Митрича смотрел просто выжидающе, безо всякого проявления малейшего любопытства.

Впрочем, любопытством крепыш обделен все-таки не был.

– Вижу, Митрич, в зале новая «телка» появилась, – голос гостя отдавал скрипом, вызывая предположение о перенесенной когда-то болезни горла, – броская блонда, бля буду. «Подстилка» суперкласс. Для нужных людей приготовил или для себя?

И коротко хохотнул. Смех у него был тоже скрипучим, под стать голосу.

– Подбери губы, – незлобиво посоветовал Митрич, – до пупка отвисли, «губозакаточную» машину требуют. Девица под кого надо, под того и ляжет. Обходи ее подальше и не липни.

Крепыш не обиделся, повел крутыми плечами и снова усмехнулся:

– Я ведь вроде тоже из людей нужных. А, Митрич?

Митрич согласился без раздумий:

– Потому и сидишь здесь, Щепа. А позвал я тебя для решения одного небольшого дельца. Непыльное, но срочное. Провернуть нужно в ближайший час-два.

Щепа оставался спокойным и невозмутимым. Его не смущали ни детали и подробности подвернувшегося «дельца», ни жесткие сроки исполнения. Темные глаза крепыша не выражали ничего, а может, привычно и надежно прятали теснившиеся внутри чувства.

– Ништяк, если непыльное, – удовлетворенно подытожил он первую полученную информацию, – главное, чтоб денежное.

И просторный кабинет снова колыхнулся коротким скрипучим смехом. Щепа вообще, наверное, не умел смеяться. Не видя расползавшихся в улыбке мясистых губ крепыша, очень трудно было принять за смех доносившиеся из его утробы звуки. Они больше напоминали рассерженный глубинный рокот.

Последние слова гостя Митрич оставил без внимания. Митрич никогда не жалел денег на дела, исполнением которых занималась бригада Щепы. Да и на другие дела тоже. Финансовая сторона вопроса вообще никогда им не нарушалась. Ни разу. Слишком это рискованно и недальновидно.

– А дело, Щепа, такое, – о причине вызова «бригадира» Митрич сообщал буднично, а потому слова звучали доходчиво, – друзья-казахи просят отвлечь ментов, а друзьям разве откажешь… Короче, нужно хорошенько всполошить нашу ментуру, организовать для них пару трупов. По-моему, это самый проверенный способ.

– По-моему, тоже, – на толстогубом лице «бригадира» впервые с начала встречи появилась задумчивость. – Кто клиенты?

Митрич картинно развел в сторону руки:

– Никто. На твое усмотрение, выбирай любых и шлепай.

Разрешение не церемониться с выбором жертв Митрич поведал чуть ли не торжественным голосом, будто делал собеседнику милостивый подарок. Для киллера это и впрямь было высокое доверие. В течение полминуты он попытался припомнить тех, кто когда-либо доставил хоть какую-то неприятность. Толкнул ненароком и не извинился, сказал не то или просто косо глянул. Таких людей, странное дело, в памяти не возникло. У грозного киллера не было не то что врагов, а хотя бы обидчиков. Оставалось лишь пожать плечами:

– Один хрен, кого мочить.

Примерно такой ответ Митрич и ожидал.

– Главное, шуму побольше, – уточнил он немаловажную деталь, – дерзости побольше, наглости. Сам сделаешь или поручишь кому?

Щепа призадумался. Если честно, он уже решил, что самому лишний раз светиться не резон, тем более в несложном деле. Главное в этой затее – выбрать клиентов. А шлепнуть и дурак сможет.

– Пусть молодежь руку набивает, – решил Щепа, и не согласиться с ним было сложно, – пойдут Тимоха с Афоней.

Митрич удовлетворенно кивнул. В «бригаде» Щепы он знал всех, причем поименно и в лицо, хотя ни с кем из них не поддерживал никакого общения. Совместные застолья и шумные компании прекратились после недавних многочисленных арестов, в ментовских лапах оказались многие хановцы, и повторять их участь оставшимся на свободе не хотелось. Вот и пришлось вспомнить о конспирации. Поэтому все «заказные» дела и вопросы решались только через Щепу. Никому из рядовых членов бригады имя заказчика знать не полагалось. Так спокойней.

Названные имена заставили директора вспомнить безжалостного боевика, смертельно раненного на прошлой неделе. В «бригаде» Щепы он был самый лучший, ему не было равных. Прирожденный убийца, про которых говорят: ему убить человека, что высморкаться. Ни одна разборка или «стрелка» не обходилась без его участия. И ни разу Ваха не дал повода усомниться в надежности, сам под пулю подставится, а товарища выручит.

– Как Ваха?

Щепа скривился:

– Не жилец. Со дня на день ласты откинет.

– М-да, такая она, жизнь-жестянка, – шумно выдохнул Митрич, и непонятно было, то ли он искренне сожалел о доживающем последние дни «ликвидаторе», то ли просто задумался о бренности бытия, о том, что такая же участь, возможно, уготована ему самому. – Живешь, хлопочешь, радуешься, о плохом не думаешь, а жизнь раз – и оборвалась… И ты ничего не успел, что задумал. И выходит, что и не жил вовсе, а просто коптил небо.

Директор супермаркета немного лукавил. В их делах приходилось учитывать все и ко всякому быть готовым. И он это прекрасно знает и понимает, не такой уж наивный. Зачем же этот гнилой базар, или считает себя умней других?

Такой расклад крепышу не понравился.

– Ваху можно было спасти, – хмуро сказал он, – если б сразу в больницу отвезти, в стационар, а не под замком на диване держать.

Слова «бригадира» звучали упреком, с чем Митрич не мог смириться.

– Какая больница, Щепа? – возмущение в голосе директора смешалось с удивлением от недогадливости опытного боевика. – Какой, на хрен, стационар, если менты в те дни город вверх тормашками поставили? Или забыл? Или не в курсе, как убоповцы все больницы шмонали, в каждую койку заглядывали? Они знали, кого искать, и твоего Ваху в два счета накрыли бы, потому что ранен он не солью в задницу, а пулей в брюхо. И бодрствовал бы он сейчас в спецбольнице УВД, газетки почитывал да телевизор поглядывал, а в знак благодарности делился со следователями кое-какими воспоминаниями из своей спасенной жизни. Думаешь, для нас такой вариант лучше? А ведь Ваха многое рассказать может, очень даже многое. Ему есть что вспомнить…

Доводы звучали убедительно, никаких возражений у крепыша не находилось. Он и сам прекрасно понимал, что нынешняя обстановка в Рязани совсем не напоминала лихие времена двух-трехмесячной давности, когда братки Хана безнаказанно хозяйничали в городе. Добрые времена, к сожалению, рано или поздно проходят и заканчиваются либо тюремными нарами, либо кладбищем. Третьего не дано. Потому и приходится оглядываться. И здесь Митрич прав на все сто.

Щепа вздохнул и ничего не сказал.

Такая сговорчивость пришлась директору по душе, он философски изрек:

– Не тужи, Щепа, что ни делается, все к лучшему. Под одним богом ходим, а он всех к себе призовет. Все в земле будем.

Щепа усмехнулся:

– Утешить ты умеешь, Митрич. И где только слова такие веселые находишь?

– Живу долго, вот и нахожу. Поживи с мое, может, научишься.

До столь мудрого возраста Щепу отделяли целых двадцать лет, а их еще прожить надо. Тем не менее пообещал:

– Постараюсь, – и встал с кресла.

Вопросов больше не было. Митрич протянул руку, посмотрел в темные глаза крепыша:

– Насчет Вахи, если что, не переживай. Место на кладбище подберем, проводы последние организуем как надо. Деньги я дам. Ну, пока. И чтоб все хорошо вышло, без накладок. Я через пару часов звякну. На всякий случай.

Щепа вышел из его кабинета в задумчивости. После исчезновения Хана многие задавались непростым вопросом о его преемнике, ведь группировка хотя и понесла большие потери, но сохранила значительную силу, авторитет, связи. Причем связи не только в преступном мире, а и в УВД. Хановцев по-прежнему все боятся, и этой грозной силой должен кто-то управлять. Организация не может существовать без руководителя. Сомнений нет, Хан по-прежнему в курсе всех событий, его рука по-прежнему лежит на пульте, что хорошо чувствуется по каждому делу, но через кого он осуществляет руководство?

Вопрос интересовал Щепу не из корыстных соображений. Тридцатилетний «бригадир» не был столь наивным, чтобы претендовать на роль главаря. Он достаточно хорошо знал цену этой должности и понимал, что Хан никому не позволит самовольно сделать в направлении к «трону» хотя бы робкое движение. Самозванца уберут раньше, чем он сумеет что-то осознать. Группировку Хан доверит кому-то из своих, из числа братков, особо приближенных и надежных. И кто знает, может, хмырь Митрич тоже из этого круга, тоже, может, метит на освободившееся место. Слишком уж независимо себя ведет в последнее время, и голос сделался чересчур командирским, и ответственность большую стал на себя брать. Знать имя возможного главаря казалось Щепе необходимым прежде всего в целях личной безопасности, потому что с главарем вести себя следовало должным образом. Не заискивая, конечно, но более осторожно и ответственно. В их круге понятие субординации никто не отменял, у них порой одно неосторожное слово стоит жизни.

Щепа уже брался за ручку БМВ, когда промчавшийся мимо красный «жигуль» взметнул колесами грязную лужу и почти всю выплеснул на серебристую иномарку и ее хозяина. Коричневые брюки Щепы вмиг стали мокрыми и приобрели пятнистый оттенок. Досталось и кожаной куртке, на ее черном фоне серые пятна были особенно заметны. Не одежда, а армейский камуфляж. Облом полнейший, хорошо, никто из братков не видит этого позора.

– Коз-зел! – злобно прорычал вслед чересчур резвому «жигулю» Щепа. – Мудак безмозглый!

Щепа вытирал носовым платком грязную одежду и потихоньку остывал, припоминая, что и сам из окна своего комфортабельного БМВ никогда не обращал внимания на обдаваемых грязью пешеходов. Если о каждом пешеходе думать, то на машине лучше не ездить, тем более что среди пеших особей бестолковых встречается намного больше, чем нормальных. Некоторые вообще прут напролом, зачастую используя проезжую часть как тротуар, и забывают, что находятся с машиной в разных весовых категориях и в случае столкновения шансов на благополучный исход не имеют.

Щепа припомнил, что парень за рулем «жигулей» посмотрел в его сторону и даже вроде улыбался. Злорадно и самодовольно. Еще он припомнил, что рядом с парнем находился пассажир, вроде женщина. Перед ней, наверное, выделывался, ублюдок. Крутым перед телкой выглядеть хочет, сосунок. Показал бы я тебе крутизну, да времени нет.

Щепа пожалел, что не запомнил номер, и еще раз повел тяжелым взглядом на удалявшиеся в сторону Первомайского проспекта «жигули». На таком солидном расстоянии нечего было и думать, чтобы рассмотреть запятнанные грязью номера, Щепа и не надеялся на это, он смотрел на машину больше из недоброго любопытства. Он словно что-то предчувствовал. И внутренне напрягся, когда увидел замигавший правый подфарник. «Жигули» намеревались въехать во двор или сделать остановку. Это была судьба. Мигающий подфарник показался Щепе знаком свыше, напрямую увязанным с коротким распоряжением Митрича. Все его раздумья уместились в нескольких секундах, и касались они размышления о необходимости привлекать Тимоху и Афоню. Смущало время, поскольку друзья прикатят минут через пятнадцать, не раньше, а за это время «жигули» могут уехать. Ищи-свищи их потом. Придется самому тряхнуть стариной, самому ответить за оскорбление. Так будет правильней. С такой мыслью «бригадир» незаметно ощупал кобуру подмышкой, по давней привычке проверив наличие безотказного «ТТ», и осторожно, стараясь не запачкать новые чехлы, сел в машину.

Красные «жигули» стояли на улице Дзержинского метрах в десяти от троллейбусной остановки, и это соседство пришлось киллеру по душе. Самый подходящий случай, чтобы исполнить наказ Митрича, шума потом наверняка будет много. Людская толпа для этого очень подходящий атрибут. Воспринимать ожидавших транспорт пассажиров в роли будущих свидетелей у Щепы почему-то не получалось. Пока все складывалось удачно и как нельзя кстати, и в это киллер окончательно уверовал, когда увидел, что в «жигулях» действительно находились двое. Рядом с молодым водителем сидела девушка и чему-то весело смеялась, запрокинув голову. Наглец водитель, оказывается, не был обделен чувством юмора. Может, как раз рассказывает спутнице о забрызганном с ног до головы Щепе, о его неприглядном виде? Если так, то проделанный им номер не был случайностью, похоже, молодому хаму подобные прикольные штуки доставляют удовольствие или помогают демонстрировать «крутизну» в глазах девицы. Если так, то парень и впрямь с юмором, и развлекаться умеет. Действительно, что за езда по городу без приколов? Сплошная скука.

Щепа аккуратно объехал «жигули», миновал остановку и включил правый поворот. Этот район он хорошо знал, как, впрочем, и всю родную матушку Рязань. «Работа» требовала знать город вдоль и поперек. Въезжая в переулок, киллер уже прикинул, что оставит машину за ближайшим домом, где есть сквозной проезд. Им он потом и воспользуется, и выедет снова на Дзержинку в двухстах метрах от многолюдной остановки. Главное, чтобы намеченный маршрут не оказался перекопанным, тогда придется смываться этим же переулком. Нежелательный, конечно, вариант, но отступать и раздумывать некогда.

Во дворе за домом никого не было, и Щепа воспринял это как закономерность. Фарт есть фарт. БМВ он поставил за длинным рядом «ракушек» и после недолгого раздумья заглушил мотор, работающий движок может привлечь внимание. А вот ключ оставил в замке. Приподнял воротник, нахлобучил на самые глаза кожаную кепку-жириновку и размеренным шагом направился к остановке.

«Жигули» были на месте. Парень рассказывал что-то спутнице, наклонившись в ее сторону, и рассказывал, судя по улыбающемуся лицу, по-прежнему веселое. Они явно кого-то ждали. Не затем же сюда приехали, чтобы посидеть в машине и послушать музыку. Это лучше делать вдали от посторонних глаз, в уединении, тогда задушевная беседа может получить желаемое продолжение. Секс в машине имеет немалые прелести, особенно на природе. Впрочем, молодежь нынче продвинутая пошла, и эти двое про телесные удовольствия сами уже давно все знают. И ничуть не хуже Щепы. Не знают только, что жить им осталось считанные минуты.

Не поворачивая головы, Щепа внимательно оглядел толпу, опасаясь увидеть кого-нибудь из представителей доблестной милиции, кинул взглядом в обе стороны улицы и в несколько шагов преодолел расстояние до «жигулей». Находившиеся в машине поначалу не обратили на подошедшего никакого внимания, и лишь когда Щепа постучал по боковому стеклу, парень нехотя повернулся в его сторону. Щепа сам мог бы открыть дверцу, но не стал, а знаком попросил водителя опустить стекло. Стекло медленно поползло вниз, и через образовавшуюся щель послышалось:

– Что случилось?

Парень смотрел на незнакомого мужчину спокойно, без малейшего раздражения за вмешательство в беседу, в его глазах читалось разве лишь любопытство. Он явно не узнавал в подошедшем обрызганного грязью мужчину возле БМВ. А может, не показывал вида. Парню было лет двадцать, как примерно и его спутнице, и Щепа не сдержался от насмешливой реплики:

– На двоих нам сорок лет… Как в песне.

Парень недоуменно пожал плечами, и боковое стекло поползло вверх. В его глазах Щепа уловил что-то похожее на сочувствие, парень решил, видимо, что у незнакомца не все в порядке с головой. Сдвинутый по фазе. Похоже, такого мнения была и девушка. А телка красивая. Лицо, фигура, волосы – все при ней, все ухожено, приглажено и напомажено.

Щепа придавил ладонью стекло, не позволяя его закрыть, и снова загадочно изрек:

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Парень миролюбиво кивнул:

– Согласен. Будь здоров, приятель.

И снова попытался отгородиться стеклом от странного собеседника. Однако это не удавалось, левая рука мужика давила на стекло слишком крепко. Владелец «жигулей» резонно решил, что от такого противодействия мог сломаться стеклоподъемник, и повернул ключ зажигания, намереваясь уехать. В конфликте с душевнобольным такое решение было не самым плохим, и даже движок, казалось, это одобрил. Он заурчал сразу и с готовностью, однако увезти своих пассажиров машина не успела. Мужчина молниеносно выхватил из-под куртки правую руку, и через неприкрытое окно вглубь салона уставилось черное пистолетное дуло. Девица испуганно завизжала, прикрывая руками голову, а парень дернулся было к рукоятке скоростей, и не успел. Его запоздалое движение прервал громкий короткий выстрел. Голова жертвы мотнулась вначале в сторону, обдавая все вокруг кровью и заставив девицу завизжать с удвоенной силой, потом откинулась назад, на подголовник, и лишь после этого парень повалился на руль. Это движение было последним в его прерванной жизни, не принимая во внимание сотрясавших тело резких судорог.

– В нашей жизни за все приходится платить, – философски заметил убийца, не рассчитывая быть услышанным за истошными криками, и снова плавно потянул спусковой крючок. Промахнуться с такого расстояния было просто невозможно, инстинктивная попытка девушки прикрыться руками была тщетной и бесполезной. Пуля попала ей точно в голову, прервав крики и заставив безжизненно упасть красивые ухоженные руки. Сама девушка так и осталась сидеть, испуганно припав спиной к дверце.

Щепа на секунду-другую задержался взглядом на кроваво-серой полосе на белом лбе убитой, и размеренным шагом, не показывая застывшей в ужасе толпе даже намека на торопливость, направился к своей машине. Никто из невольных свидетелей не кричал, не звал на помощь милицию, и этому безмолвию в немалой степени способствовал пистолет в руке безжалостного убийцы. Слишком уж демонстративно и недвусмысленно он им размахивал, удаляясь неторопливо в сторону двора и не обращая на пассажиров ни малейшего внимания. И это спокойствие лишало свидетелей голоса. Никто не сомневался, что любая попытка позвать на помощь прервется так же безжалостно, как и крик девушки в «жигулях».

Никто не стал кричать и после того, когда убийца остался без пистолета. У всех на виду он вытащил из пистолета обойму, засунув ее в карман, потом оглядел деревянный забор, отделявший от улицы двор, и повесил пистолет на торчавший гвоздь. И сделал это демонстративно и хладнокровно. Все толпившиеся на остановке завороженно смотрели на забор, за которым скрылся убийца, на висевший на нем пистолет, и ни о какой помощи не помышляли. Им самим, слава богу, можно обойтись без помощи, а находившимся в машине она уже не нужна.

Глава 6

Этот торжественный день бывший морской волк Михаил Прошин по прозвищу Сингапур ждал с большим нетерпением. Целых две недели корпел он над воплощением в реальность давнишней задумки оборудовать свой дробовик глушителем, каждый день докучал соседям по гаражу этой бредовой, по их мнению, идеей, и вот наконец-то задуманное свершилось, и будничному дню 25 октября суждено было стать знаменательным. Что ни говори, а испытания идеи, зародившейся в твоем собственном котелке и воплощенной в жизнь твоими же руками, проходят не каждый день. В этом торжестве мысли, в преподнесенном самому себе маленьком празднике все и заключалось, а бесшумность стрельбы Сингапура, в общем-то, мало интересовала. Он и на охоту-то ходил не ради трофеев, а просто отдохнуть на природе, и старенький дробовик брал разве лишь на всякий случай. В нынешнее время в лесу без ружья чувствуешь себя, прямо сказать, неуютно. Жизнь наступила такая, беспокойная.

Вероятность неудачи новоявленного изобретателя не пугала. В конце концов, недоработки если и выявятся, то навряд ли крупные, а что-то по мелочи можно будет устранить. В полное фиаско Сингапур не верил, однако после недолгих раздумий решил, что пробную стрельбу лучше все-таки произвести не на «штатном» стрельбище, в овраге за гаражами, а в лесу. Там и вольготно, и от друзей-зубоскалов подальше.

После обеда Сингапур засунул в рюкзак патронташ с двумя десятками патронов и водрузил сверху бережно завернутое в тряпку сотворенное «детище», представлявшее собой металлическую трубку с множеством разнокалиберных отверстий. Принцип действия самопального глушителя заключался в том, что внутри трубки были приварены еще две трубки диаметром поменьше, и воздушные прослойки между ними, сообщенные отверстиями, и должны были играть роль звукогасителя. Трубка накручивалась на ружейный ствол, удлиняя его на тридцать сантиметров, и это соединение и порождало сомнения скептиков. Ведь резьбу Сингапур нарезал на глазок, зажав ствол в тисках, и никто не верил, что в гаражных условиях можно обеспечить необходимую правильность соединения, чтобы глушитель стал единым целым со стволом. Одни говорили, что из такого ружья попасть в цель можно разве лишь метров с пяти, если ружье вообще не разорвется после первого выстрела, другие советовали использовать кривой дробовик для стрельбы из-за угла, третьи авторитетно признавали, что неопохмелившийся однажды Сингапур от не хрена делать взял и испортил хорошую одностволку.

В правильности решения наведаться в осенний лес Михаил убедился, едва колеса «макаки» коснулись густого лиственного покрывала. Нет лучше отдыха, чем наедине с природой. Вдали от городской суеты чувствуешь себя свободным и раскованным, забывая проблемы, забывая разные дрязги, ссоры, сбрасывая всякие стрессы. В лесу дышишь полной грудью и за час наберешься сил и бодрости на целую неделю, особенно в лесу осеннем, по-своему прекрасном.

Углубившись в лес примерно на полкилометра, Сингапур заглушил доблестную «макаку». В езде по лесу ей действительно не было равных. И прошмыгнет среди любых зарослей, и грязи не боится. В крайнем случае, самому можно из любой грязи вытащить, как велосипед.

Через полминуты дробовик был собран, глушитель надежно навинчен на ствол, и Сингапур задумчиво уставился на патронташ. От выбора патрона тоже немало зависело, поскольку ружье нуждалось в проверке не только на звук, а и на точность, дальность, кучность. Для этого и прихватил квадратный лист прессованной фанеры, на котором еще вчера вечером фломастером разрисовал мишень. Испытания предстояли полномасштабные, по всем правилам, как и положено. И условия к этому располагали.

После недолгого раздумья Сингапур извлек из ячейки красный патрон с цифрой 4, вложил в патронник и широкими шагами стал отмерять расстояние. Для начала надо будет бабахнуть метров с тридцати, а потом видно будет. Он насчитал до тринадцати, когда услышал звук автомобиля. Сингапур замер, прислушался. Да, машина. Звук раздавался со стороны окраины, причем машина двигалась в его направлении. Может, менты? Вряд ли, что им тут делать.

Появившаяся в поле зрения машина совсем не походила на транспорт из милицейского автопарка. Через кустарники к изобретателю приближался шикарный джип, марку определить было сложно, да и незачем. Сейчас главное не засветиться, мало ли кто пожаловал. Вдруг милицейские чины, а перед ними демонстрировать глушитель ни к чему, вряд ли похвалят. Скорее под статью подведут, оружие есть оружие, и любое его усовершенствование можно истолковать по-разному. Надо как-то выбираться.

Не выпуская из глаз иномарку, Сингапур где на карачках, где на полусогнутых вернулся к мотоциклу. Ему здорово повезло, что оставил «макаку» в кустах, находившиеся в машине видеть незадачливого изобретателя не могли. Кто же все-таки пожаловал на такой шикарной иномарке в осенний лес? Больно уж неподходящее время для отдыха, и пасмурно, и прохладно, дождик в любую минуту может начаться. С шашлыками в такую погоду лучше не затеваться. Решили с девицами на природе развлечься? Может быть, у этих «новых» свои причуды, хрен их поймешь.

Сингапур снова ошибся. В шикарном джипе, остановившемся метрах в ста от его убежища, девиц не было. Из машины вышли трое мужчин, возраст нежданных соседей на расстоянии определить было трудно, а вот по фигурам, по легкости движений все трое выглядели лет на двадцать пять – тридцать. На милицейских сотрудников они явно не походили, и Сингапуру от такого наблюдения не стало спокойней. Он понял, что жажда изобретательства и новых открытий подарила ему лесную встречу с парнями, встречаться с которыми страшно даже во сне. На какое-то время Сингапур даже позабыл про верный дробовик в руках, понимая, что в данной ситуации надеяться остается только на везение. Главное, остаться незамеченным.

Про дробовик изобретатель вспомнил, когда увидел, как один из парней открыл багажную дверцу и вытащил из салона большой сверток. Сверток походил на наполненный чем-то доверху огромный мешок, и был явно тяжелый, потому что в сторону от машины его понесли двое, взявшись руками за противоположные концы. Свою странную ношу они пронесли метров десять, и туда же с двумя тяжелыми канистрами пошагал третий. Сингапур видел, как он открыл канистру и стал поливать сверток. О содержимом канистр догадаться было нетрудно, очень уж аккуратно действовал их владелец, а напарники предусмотрительно отступили на шаг-другой. В канистрах был бензин. Они собирались что-то сжечь. Или кого-то?.. Если так, то рядом были бандиты. Вот это, блин, засада…

Сингапур похолодел. И вспомнил наконец-то про спасительный дробовик. Гадать не приходилось, если его заметят, то положат в один костер рядом с мешком, свидетелей в таком деле не оставляют. Стрелять первым Сингапур не думал и не помышлял, но ружье перезарядил и вместо патрона с четвертой дробью вставил патрон с жаканом. Для жакана пятьдесят метров не расстояние, разворотит как бумагу, никакая кожаная куртка не спасет. Попробуйте только подойти, гады, патронов на всех хватит.

Однако опасные соседи разгуливать по лесу, тем более к кому-то приближаться, не планировали. Они подождали, когда освободится вторая канистра, после чего в руках одного чиркнула спичка. Он дал ей немного разгореться и швырнул на пропитавшийся бензином мешок. Всполох яркого пламени заставил троицу отступить подальше, несколько минут они постояли поодаль, о чем-то переговариваясь, и пошагали к джипу. Больше в лесу им делать было нечего. Слава тебе, господи, кажется, пронесло.

Джип развернулся и прежним маршрутом удалился, страшным напоминанием о его пребывании в лесу остался ярко пылающий костер на небольшой полянке. Вскоре притихшему в ожидании Сингапуру показалось, что пламя стало постепенно утрачивать первоначальную яркость, от костра начинала исходить какая-то чернота, вроде горела резина. Еще он припомнил, что к машине все трое шли налегке, без канистр, и этот факт показался интересным. Бензиновые канистры в гараже еще никому не мешали, и не воспользоваться случаем будет просто глупо. Заслужил же он, в конце концов, хоть какую-то компенсацию за перенесенный страх. Сингапур окончательно пришел в себя, успокоился и, выждав пару минут, осторожно, стараясь не наступать на ветки, двинулся к костру. Черный дым почему-то не тянулся вверх, а стелился вдоль земли, словно норовя расползтись по всему лесу. Наверное, сказывалось атмосферное давление. Метров за тридцать до костра стал чувствоваться запах от горения – и с каждым шагом становился тяжелей и приторней. Сладковатый был запах. Горело мясо. От этой несложной, в общем-то, догадки Сингапур снова похолодел. В костре сгорало не просто мясо, а человеческий труп.

Обильная порция бензина сделала свое дело, тело сгорело почти полностью. Шокированный Сингапур в растерянности оглянулся по сторонам, в надежде обнаружить какую-нибудь ямку с водой и попытаться сбить пламя, ведь полуобгоревший труп может стать для следствия важной зацепкой. Однако канавок и ям с водой поблизости не было, времени на раздумья тоже, и Сингапур длинным стволом дробовика передвинул остатки тела подальше от места горения. Огонь воспротивился было стремлению помешать его буйству, колыхнулся несколько раз новыми всполохами и заметно приутих. Сингапур хотел было забросать чадивший очаг землей, но раздумал. Он и так задержался тут дольше положенного, пора брать ноги в руки.

К канистрам он не решился даже притронуться. Хоть и жалко оставлять новые емкости, но это были улики, вещдоки, как говорят менты, а от них лучше держаться подальше. Себе же спокойней будет.

Глава 7

Решение допросить арестованного месяц назад члена хановской группировки Шилова возникло у Ковалева неожиданно. Материалов по кудринской «бригаде», специализирующейся на убийствах, собралось достаточно, дело уже находилось в суде, и лишний раз возвращаться к малоперспективному разговору с подсудимым не было особой надобности. На всех прежних допросах Шилов не проявлял большой активности, ни о каком сотрудничестве со следствием не хотел даже слушать и «подкорректировать» таким способом срок заключения не желал. То обстоятельство, что соратники уже дали показания и от его молчания уже почти ничего не зависит, убийцу не волновало. Кое-что, правда, он рассказал, но во всех показаниях с абсолютной точностью повторил соратников-братков. Ни одного нового слова. В этом единомыслии явно сказывалась роль адвоката, имевшего возможность встречаться с каждым из четырех арестованных, и его деятельность наверняка предполагала координацию поведения подзащитных на допросах. Ничего не поделаешь, несовершенство нынешнего законодательства допускает подобное «совместительство», чем преступники и пользуются, и для облегчения участи попавших в беду соратников денег не жалеют и любую лазейку используют на полную катушку.

И все же мысль допросить молчуна Шилова не казалась майору бесполезной затеей. Через руки Шилова прошло много всякого оружия, и вполне возможно, что он мог иметь какую-то осведомленность и о партии автоматов с дефектными стволами. Не может быть, чтобы киллер пошел на исполнение заказа с непроверенным оружием, не убедившись в его надежности, и не может быть, чтобы поставщики умышленно скрыли от покупателей заведомые дефекты поставляемого товара. За такие накладки расплачиваться приходится не денежными купюрами, а жизнью.

На допрос Шилова доставили в ковалевский кабинет, и не потому, естественно, что майор вдруг проникся желанием предоставить бывшему киллеру возможность на пару часов покинуть камеру и подышать свежим воздухом. У Ковалева на этот счет были другие соображения, хотя надежды на желаемый результат, откровенно говоря, было мало.

Шилов за прошедшие после их последнего общения три недели мало изменился, разве лишь немного похудел, скулы на лице стали острее. От казенной пищи, употребление которой набором лишнего веса никогда и никому не грозило. А в остальном ничуть не изменился, и во взгляде прежняя ершистость осталась, и в движениях такая же сноровка и быстрота. Даже наручники, и те, кажется, ему не мешают. Как вьюн. Да, с характером малый, таких за месяц-другой нары не изменят.

– Наручники снять, товарищ майор?

Видимо, сержант охранник тоже не испытывал к доставленному на допрос убийце особого доверия. В ковалевский кабинет с подобными заданиями сержант наведывался не однажды и заприметил, что майор никогда не оставлял допрашиваемых в «браслетах». Эти железки полезны при транспортировке, чтоб преступникам мысли глупые в башку не лезли, а в разговоре, в общении, когда самым главным становится доверительный контакт между следователем и обвиняемым, держать собеседника закованным незачем. Убежать не убежит, потому что окна во двор выходят, драться тоже не кинется, потому что лишний срок намотает, а вот озлобиться может. А с озлобленным человеком какой разговор? Пустая трата времени.

Однако конвоир на этот раз ошибся.

– Не надо, – неожиданно жестко распорядился майор, – пусть в наручниках побудет, они ему идут.

Удивление сержанта подогревало то обстоятельство, что в кабинете майора находились еще двое оперативников. Сержант часто сталкивался с ними и здесь, в УВД, и в СИЗО, знал, что оба работают в группе Ковалева, потому и удивился. Неужели невзрачный с виду Шилов настолько крут, что наводит смятение на троих оперативников? Непохоже. Это просто несерьезно. Против каратиста-майора десяти Шиловых не хватит. Дело в чем-то другом.

– Слушаюсь, товарищ майор, – отчеканил конвоир и, не спрашивая разрешения, вышел в коридор, где на стареньком стуле примостился напарник. Сержант сел рядом, глянул на часы. В этом коридоре он провел немало времени, доставляя подследственных в один из располагавшихся здесь кабинетов, и хотя ожидания никогда не становились томительными или тягостными, поскольку работа есть работа, тем не менее сержант всегда пытался найти какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься, и ради интереса пытался угадать продолжительность и результат допроса. Какая-никакая, а все разминка для ума, ведь для правильного вывода нужно угадать душевное состояние следователя и подсудимого, их настроение, а это непросто. И очень интересно. Особенно при допросах в кабинете майора. Результаты их предугадать несложно, потому что майор мог разговорить самых упертых, а вот время ни разу не довелось угадать. Даже приблизительно. Слишком уж он невозмутим, этот Ковалев, приглядывайся не приглядывайся, а определить его состояние все равно не удастся. Как маска.

В своих задумках сержант не был одинок, похожие мысли крутились и в голове подсудимого. Шилову тоже казалось интересным знать намерения детектива, и уже на пути в УВД он пытался определить направленность «разговора». И приободрился от вывода, что опасаться нечего, потому что никакие новые зацепки у майора не могли появиться, и он снова начнет вести базар вокруг да около. Короче, ублажать и уговаривать. Это можно, это на здоровье и хоть сто порций, если не убедился до сих пор в бесполезности сломить Шилу.

Однако распоряжение майора о наручниках не походило на желание вести разговор в доброжелательном ключе, и это сбивало с толку. Майор был настроен явно не дружелюбно, и уговаривать, тем более призывать к сотрудничеству со следствием, похоже, не собирался. И зачем-то двоих помощников привлек, будто эти юнцы могут помочь. И сидят-то как, чинно да благородно, как ни в чем не бывало, я не я и хата не моя. Артисты, право слово. Будто не знают, с кем тягаться вздумали. Эх, молодо-зелено, учить вас надо. Кишка тонка, чтоб против Шилы идти.

– Садись, Шилов, – разрешил майор, – в ногах правды нет.

Шилов не заставил повторять приглашение-распоряжение дважды. Сел на единственный свободный стул возле двери, положил стиснутые наручниками руки на колени и с каким-то непонятным разочарованием подумал, что разговор все-таки сведется к уговорам. Они его до сих пор так и не поняли и принимают за какого-то дешевого фраера. Впору обидеться, если б было на кого. На больных и на ментов не обижаются. Ну-ну, попытайтесь.

Его тонкие душевные переживания детективу были неведомы, он навалился грудью на стол, сцепив руки и не собираясь, похоже, ничего записывать, и наивно поинтересовался:

– Не догадываешься, зачем я тебя вызвал?

Шилов равнодушно пожал плечами:

– Какая разница? Не хватало над каждой ерундой голову ломать…

Майор перевел взгляд на помощников, словно призывая их в свидетели столь равнодушного отношения подсудимого к собственной судьбе, и вздохнул:

– Не получается у нас разговора, не хочет он меня слышать. А бог свидетель, сколько раз я пытался помочь этому человеку, сколько времени и нервов потратил, сколько здоровья потерял, а ему это все ерундой видится, призадуматься и то лень. Кремень, а не человек. Железобетон.

Это походило на насмешку, что вспыльчивому Шиле не могло понравиться.

– Зачем вызвал, начальник? – Он едва сдержался от соблазна сплюнуть, пренебрежительно этак цыкнуть сквозь зубы в сторону стола. – Есть тема – говори, нет темы – отправляй в камеру. Мусолить ни к чему.

Помощники майора к разговору прислушивались не без внимания, хотя участия в нем не спешили принять. Ждали, похоже, своего часа. Пока говорил только майор.

– Даю я тебе, Шилов, еще один шанс смягчить наказание, – поведал он, – последний и решающий…

Киллер осклабился в широкой ухмылке:

– Вот спасибо, начальник, вот уважил так уважил, век не забуду. Бля буду. А если не договоримся, что тогда будет?

Шилов действительно ничуть не изменился и с прежней болезненностью воспринимал каждое слово оперативника. Для него даже само общение с сотрудником силовой структуры было невыносимым испытанием, любой мент действовал на его психику как красная тряпка на быка, особенно менты, стремившиеся козырнуть своими высокими полномочиями. В кабинете, ясный перец, это нетрудно, здесь за их спиной сила закона. А у Шилова лишь «браслеты» на руках да суд впереди, теперь перед ним даже эти вот юнцы плечами играют. Что ж, мертвого льва может пнуть даже ишак.

– Ничего не будет, – майор выглядел немного уставшим, – кроме суда и приговора. По правде говоря, Шилов, я не очень рассчитываю на твою разговорчивость, но несколько вопросов все-таки задам.

Против нескольких вопросов Шилов не возражал. Лениво зевнул:

– Дело хозяйское. Валяй, начальник.

И отметил про себя, что начальник по-прежнему не собирался что-либо записывать. Странно.

– Ты знал, что ваша «бригада» получала бракованные автоматы?

Киллер хмыкнул:

– Старая песня, гражданин начальник. На самолюбии сыграть хочешь? Хочешь меня против поставщиков настроить? Не выйдет. Я сто раз говорил и еще скажу, что никаких поставщиков не знал и знать не хочу.

– Вполне возможно, – согласился детектив, – но идти на крутую разборку с бракованным оружием, согласись, очень рискованно. Так ты знал или не знал об этом?

– Я знал только одно, – киллер пожал плечами, – что оружие в деле никогда не подведет и что потом его надо будет выбросить. И все.

Негусто. Главное, логично. Идущему на дело киллеру и впрямь незачем загружать мозги лишней информацией. Спрашивать, от кого он получал оружие, тоже бесполезно, наверняка назовет покойного «бригадира» Кудрина, а с покойника какой спрос.

Ковалев потер ладонью лоб, словно сгоняя усталость, или что-то обдумывая. Глянул внимательно на Шилова, пробежался взглядом в сторону помощников и решился, признался:

– Скажу честно, Шилов, следствие не располагает большой информацией о поставщиках оружия, а бракованные автоматы и вовсе стали для нас новостью. Уж чего-чего, а такого никто не ожидал.

Сидевшие в стороне помощники кивнули головами. А вот с признанием руководителя о неосведомленности следствия оба категорически не согласились, при допросе, наоборот, нужно давить подсудимого своей осведомленностью, а не разводить беспомощно руками. Из Шилова теперь слова не вытянешь, его так и распирает от усмешек, того и гляди лопнет.

– Плохо, если не знаете, – с издевательской искренностью посочувствовал киллер, – жалко, помочь не могу.

Ковалев оставил без внимания издевательский тон подсудимого и посоветовал:

– Ты в первую очередь себе помоги, Шилов. У нас помощники и без тебя найдутся. Ты о себе подумай. Я еще раз серьезно говорю тебе про последний шанс, больше возможности у тебя не будет. Через час на этом самом стуле будет сидеть другой «хановец», потом третий, четвертый, пятый-десятый, и двое-трое обязательно проявят благоразумие. Смекаешь, о чем речь? А уже потом твоя информация гроша ломаного не потянет.

Шилов возмущенно фыркнул:

– Я не давал никакой информации, гражданин начальник, и давать не собираюсь.

Надо полагать, на этом разговор можно было считать исчерпанным. Важный свидетель Шилов не имел подходящего настроения, чтобы беседовать с оперативником. И чем быстрей тот это поймет, тем лучше.

Ковалев по части догадливости обделен не был, и настроение «собеседника» угадал достаточно быстро. И вроде даже расстроился, молча обдумывая сложившуюся ситуацию. Потом хрустнул сцепленными пальцами, потянулся всем телом и повернулся к помощникам:

– Берите ручки, бумагу и пишите.

Короткое распоряжение оказалось для Шмелева и Быкова неожиданным. Шмелев недоуменно спросил:

– А что писать, Вадим Михалыч?

Недогадливость помощников майора немало удивила.

– Как что? Что видели, то и пишите.

Друзья переглянулись. На этот раз за подсказкой пришлось обращаться Быкову.

– А что мы видели, Вадим Михалыч?

Молодежь продолжала удивлять своим тугоумием. Впрочем, вопрос наверняка оставался загадкой и для Шилова, интуитивно почувствовавшего, что странная и непонятная задумка майора направлена против него. Иначе зачем он тут? Так и оказалось.

Майор на помощников не рассердился, а доходчиво и подробно объяснил:

– А видели вы, уважаемые пинкертоны, вот что, – он глянул на часы, – в тринадцать сорок пять вы находились в кабинете майора Ковалева и обсуждали с ним… Что, кстати, мы обсуждали?

– Заявление гражданина Буркова, – бодро откликнулся Шмелев, доставая из папки исписанный от руки лист бумаги, – вот это, Вадим Михалыч. Перед самым вашим вызовом поступило.

В отдельные моменты они могли быть очень догадливыми.

– Годится, – одобрительно откликнулся майор. – Итак, мы обсуждали заявление гражданина Буркова, когда в тринадцать сорок пять в кабинет на допрос доставили Шилова. Доложив о подсудимом, сержант конвойной службы вышел в коридор, и в этот момент арестованный неожиданно бросился к окну. Догадавшись о его намерении выброситься со второго этажа на асфальт и тем самым покончить жизнь самоубийством, Шмелев попытался помешать, но, к сожалению, не успел.

Ковалев сделал короткую паузу, оценивающе глянул на сверкавшего гневными глазами подсудимого и заметил:

– За таким разве успеешь, он и в наручниках резкий, как понос. Верно, Шилов?

Шилов от бессилия скрипнул зубами. Казалось, дай ему волю, и от майора вместе с помощниками мокрого места не останется. Да, такого поворота событий он не ожидал, тем более от Ковалева. Не знает, сучара ментовская, что любой блеф нуждается в своих рамках. На испуг решил взять.

– Думаешь, тебе все дозволено, майор? Не много ли возомнил о себе?

Голос Шилова пересох от ярости, глаза метали молнии, он чуть не задыхался. В душе киллер не верил задумке оперативника скинуть его вниз головой на асфальт, хотя в ментовской практике применяются и не такие гадости, но это с другими подследственными, с разными там слизняками, а чтобы подобное проделать с Шилой… Да в отношении него даже слабенький намек на это звучит как смертельное оскорбление. Шилу нельзя пугать такими вещами, с Шилой надо вежливо разговаривать. Забыл, видно, мент поганый, с кем имеет дело. Ладно, придет время, напомним.

– Написали? – Майор не обращал на Шилова внимания. – Время не забыли указать? Ну, если указали, то больше тянуть нельзя.

Речь шла, как понял Шилов, о непозволительности затягивать с его прыжком вниз. После этого сомнений насчет серьезности ковалевской затеи заметно поубавилось, а когда майор решительно приблизился к киллеру и грубо, за шиворот, как нашкодившего мальца, приподнял со стула и подтолкнул к окну, сомнений и вовсе не осталось. Все сомнения вытеснила жгучая ненависть к майору вместе с его подпевалами, вместе с его кабинетом, и вообще со всем этим зданием. Не будь их, все сложилось бы по-другому. Шилов готов был плюнуть самодовольному майору в лицо, и он не отказал бы себе в этом удовольствии, если б не ссохшиеся губы. Выдохнул гневно:

– А если выживу, майор? Не боишься следом полететь?

Арестованный понимал, что его показания в случае благополучного приземления вряд ли будут чего-то стоить против показаний оперативников, потому уповал на более действенный метод воздействия, хотя и знал, что испугать Ковалева непросто.

– Не выживешь, – усмехнулся оперативник, – а если выживешь, я первый навещу тебя в тюремной больнице и лично перекрою кислород. – А сам уже открывал внутреннюю половину рамы, рассуждая: – Пожалуй, через двойную раму с закованными руками действительно непросто выскочить, и самоубийца в этом случае вряд ли решился бы на прыжок. Но у меня в кабинете, к сожалению, внутренняя створка окна была открыта. Виноват, не доглядел. Самоубийца это сразу заметил и поспешил воспользоваться. Получается, что мой недогляд послужил ему подсказкой для исполнения давней задумки. За такую халатность придется, видно, понести взыскание и забыть на время о второй звездочке на погонах. Жаль, конечно, ну да ничего, зато на земле одним убийцей станет меньше.

Хорошее утешение, ничего не скажешь, хотя самому Шилову с этим согласиться было трудно. Особенно со сравнением его жизни с ментовской звездочкой. До чего додумался, гад. Ну и гад.

Теснившиеся в голове Шилова гневные мысли уступили место смятению, когда майор помог ему взобраться на подоконник и с силой толкнул в плечо. Шилов навалился на стеклянный проем, стекло сразу же звякнуло, на пол и на улицу посыпались, зазвенели осколки. У Шилова исчезли последние сомнения насчет серьезности майора. Не блефует, сучара ментовская. И столкнет ведь, гад, точно столкнет. И оправдаться потом сумеет, у них это как два пальца обмочить. А если и не сумеет, ему-то какая разница?

– Что остановился? – Рука майора снова потянулась к «самоубийце», норовя подтолкнуть. – Страшно стало? Или инвалидности боишься? Не бойся, я постараюсь, чтоб ты головой приземлился.

Шилов представил, как через секунду-другую его голова врежется в асфальт, как хрустнет череп, разбрызгивая вокруг кровь вперемешку с мозгами, тут же захрустят позвонки, лишая тело опоры и превращая его в бесформенную массу… Хорошо, если он умрет сразу, мгновенно, а если не сразу? Что будет, если в теле и в сознании сохранится способность чувствовать боль? Наверное, он будет кричать от этой дикой боли, если вообще сможет кричать. Скорее всего, будет просто стонать. Или бессознательно звать на помощь, просить, умолять, пока не умрет. И все. И не будет больше Шилы… А ведь совсем недавно адвокат порадовал новостью об амнистии, закон о ней Госдума, можно сказать, уже приняла. Хановцы духом воспрянули, потому что все под амнистию подпадают. На освобождение в зале суда никто, ясное дело, не рассчитывает, но приговоры получат намного мягче. Не от «пятнашки» до пожизненного, а от шести до «червонца». А это совсем другой коленкор. После такого срока ему не будет и сорока, а в этом возрасте жизнь не заканчивается, радостей можно нахватать полную пазуху. И они все будут радоваться, кроме Шилы. Про него и не вспомнят, наверное. Разве лишь по пьяни обмолвятся парой слов. Может, даже с уважением припомнят, как он выбросился из ментовского застенка, чтобы никого не сдать. Про свои раскрытые на допросах «варежки» смолчат, гниды. А ведь давали показания, выторговывали у предстоящего суда пару годиков, не гнушаясь ради этого топить друзей. Помощники-осведомители, как сказал майор. И он прав, такие всегда найдутся.

– Погоди, майор, – Шилов сглотнул появившуюся во рту слюну, попятился от разбитой рамы, – не брешешь насчет автоматов? Действительно фуфловые?

В этот непростой момент Шилов пожалел о присутствии в кабинете молодых оперативников, «колоться» при свидетелях не хотелось. Однако выбора не было, он думал сейчас о словах майора насчет ценности именно первой информации. Первая наколка действительно имеет свою особую цену, потому что может подсказать и натолкнуть на правильную версию, стать хорошей зацепкой в других допросах. Правда, его осведомленность о поставщиках оружия не такая уж обширная и конкретная, чтобы на многое рассчитывать, поэтому и нужно воспользоваться правом первого слова.

Майор недовольно пожал плечами, по-прежнему стоя рядом и не давая отойти от опасного оконного проема. Кажется, вопрос «самоубийцы», за которым легко угадывалось желание кое-что сообщить, майора не то что не обрадовал, а даже расстроил. Наверное, для него, как для любого мента, кончина безжалостного киллера была бы гораздо лучшим вариантом, чем его неожиданное решение дать показания.

– Действительно, фуфло, – подтвердил Ковалев. – Ну и что?

И глянул на часы. С момента, когда вдребезги разлетелось оконное стекло, прошло около минуты. За это время «самоубийца» уже давно должен был преодолеть расстояние до асфальтового покрытия и приземлиться, поэтому с каждой секундой дальнейшее его нахождение живым и здоровым в кабинете становилось непозволительным. Затяжка времени могла свести на нет ковалевскую задумку, и повторить ее уже никогда не удастся. А вот объяснений с начальством, а то и с прокурором, если Шилов сообщит адвокату о ковалевских методах допросов, майору не избежать. И разбитая рама будет тому наглядным подтверждением. Майор это хорошо понимает, потому и поглядывает на часы. Он сейчас как в цейтноте, и тянуть уже нельзя, и выслушать подсудимого тоже вроде нужно. Вдруг важное что-нибудь сообщит.

– Автоматы тульские, – коротко молвил киллер, словно спеша подстраховаться от последнего движения майора, – туляки нам оружие привозили…

Ковалев уставился на него снизу вверх непонимающими глазами, даже захлопал ресницами от удивления. И догадался:

– Ты решился на показания, Шилов? Я правильно понял? Или подышать еще хочется?

И от окна не отступил ни на шаг. Не полностью, значит, поверил. Или прикидывается.

– Только у меня условие, майор, – вместо ответа попросил подсудимый, – мое имя ни в какие протоколы не вносить и мои признания нигде не упоминать. От твоих поблажек никакого проку, когда меня сокамерники за стукачество на перо поставят.

После этого Шилов выразительно, прямо-таки строго, глянул на оперативников и решился покинуть опасный подоконник. Ковалев ему не мешал, даже поддержал за стиснутые наручниками руки. Подождал, пока недавний «самоубийца» примостился на стуле, и тоже вернулся на свое привычное место.

Кажется, авантюра сработала… Теперь, главное, не показать вида и даже голосом не выдать внутреннего торжества. Подобные вещи Шилов просечет моментально и опять ощетинится. Еще злее станет от нанесенного оскорбления.

– Проблем нет, – после короткой паузы заверил Ковалев и снова сложил в запястьях руки, подтверждая согласие ничего не фиксировать, – говоришь, туляки сами привозили оружие?

Шилов кивнул:

– Да. На легковой машине.

Значит, привозили небольшими партиями.

– Привозили сюда, в Рязань?

– Нет. Они встречались с нашими на дороге, на границе между областями, и перегружались.

Допрос, кажется, приобретал позитивный характер. Чтобы придать ему подобие разговора, Ковалев даже выпроводил помощников. Он тоже понимал внутреннее состояние Шилова, которому лишние уши наверняка давили на психику.

– Где конкретно перегружались?

Шилов замялся, пожал плечами:

– Не знаю. – Он понимал, что подобными ответами улучшить свое положение не сможет, поэтому поспешил добавить: – Последний раз стыковались в Зареченске. Я потому знаю, что тогда у наших движок застучал, и им на выручку две тачки ездили, одна для буксировки, а в другую оружие перегрузили. И я потом слышал, что машины ездили в Зареченск.

– От кого слышал?

Шилов снова замялся:

– Не помню уже. Времени много прошло, да и значения тогда не придал. У нас ведь чем меньше вникаешь во что-то, чем меньше нос суешь, тем лучше.

– Кто отправлял машины?

Ковалеву показалось, что подсудимый преодолел желание оглянуться на дверь, словно боясь быть услышанным кем-то еще. Сказал негромко:

– Вопросами оружия Хан лично заправлял, а кому поручал доставку, не знаю. Из нашей «бригады» к этому делу никто ни разу не привлекался.

Ковалеву не нравилось, что Шилов не назвал ни одной фамилии, и вряд ли назовет, потому что действительно не знает о чьем-либо конкретном участии в оружейном деле. Однако сведения о Зареченске, если они правдивы, могут кое-что дать. Если повезет, конечно, со свидетелями. Времени и впрямь прошло немало, теперь вся надежда только на неординарность ситуации, все-таки буксируемый от Зареченска до Рязани джип мог кому-то броситься в глаза, кто-то, может, обратил внимание на владельцев, а то и на номера. Хотя бы на одну-две цифры.

– Когда это было?

– Три месяца назад, в июле. Во второй половине, после двадцатого. Точно не помню.

– Ездили днем?

Шилов наморщил лоб, припоминая или соображая.

– Скорее всего, днем, потому что мы вечером в парилке про эту историю услышали. Во, майор, точно! Днем! А паримся мы всегда по пятницам, значит, дело было в первую пятницу после двадцатого. Глянь в календарь – и узнаешь точное число!

Шилов не скрывал радости, наконец-то он сказал что-то конкретное, что может вызвать доверие у майора. И на этой ноте припомнил:

– Покойный Кудрин, помнится, говорил тогда, что «стволов» нам теперь до самых ноябрьских праздников хватит. Прикидываешь, майор?

Шилов намекал, что до ноябрьских праздников осталось меньше двух недель, и очередная «стыковка», как он выразился, может произойти в эти дни. Сообразительный малый и, что важно, рассуждает логично. Не зря, значит, побывал на подоконнике, очень даже не зря. Вот что значит хорошо проветриться, бог даст, еще что-нибудь интересное припомнит.

– Где брали патроны?

Вопрос о патронах вписывался в разговор, однако Шилову этот неожиданный переход почему-то показался слишком резким. Он даже вздрогнул.

– Патроны?.. Здесь, в Рязани.

– Рязань большая, Шилов.

Легкая усмешка на тонких губах подсудимого заставила Ковалева замереть с недобрым предчувствием, он боялся услышать о причастности кого-то из УВД к снабжению бандитов боеприпасами. И облегченно перевел дух, когда Шилов сказал:

– Боеприпасы вэдэвэшники поставляют. Сидит там у наших на крючке один прапор. Не знаю, чем он заведует, но из крутых, «маслята» целыми коробками привозил.

Спрашивать более подробно о крутом прапорщике из дивизии ВДВ было бесполезно, маловероятно, чтоб в хановской группировке информация о столь ценном поставщике получила широкую огласку. Канувший ныне в неизвестность Хан конспирации уделял большое внимание, иначе созданная им группировка не просуществовала бы столь долгое время. С ней до сих пор не покончено. Свыше ста бандитов арестовано, а Рязань по-прежнему лихорадит. И оружие в город завозится не для стрельбы по воробьям.

И все же Ковалев не сдержался.

– И кто он, этот прапор? Имя, приметы, где живет? Только не юли, Шилов, в твоих откровениях пока нет ничего интересного. Сам посуди, ни одной фамилии ведь не назвал, ни одного номера машины. Какой суд сможет такой лепет принять за чистосердечные признания? Суду нужны доказательства твоего раскаяния, а их как раз и нет. С памятью нелады?

Шилов насупился. Не по душе, видать, пришелся жесткий тон детектива, хотя демонстрировать болезненное самолюбие было уже ни к чему. Если уж сказал «а», говори и «б». Однако с крайне низкой оценкой своих слов подсудимый не согласился.

– А Зареченск что, не доказательство? И прапор из ВДВ тоже пустой базар? – вскинулся он. – Да тебе за одну только партию автоматов полковника дадут, когда накроешь. А если еще ящик «маслят» перехватишь, то и вовсе национальным героем станешь. Перед тобой вся ментура шапки ломать будет. Сдались тебе эти фамилии. Вот ментовские замашки, на любом допросе сразу давай вам адреса, фамилии, явки. Как в кино про партизан. Вяжи братков с поличным, вот и будут фамилии. Не успеешь записывать.

Ковалев побарабанил пальцами по столу, не сводя с Шилова недоверчивого взгляда. Чувствовал, что информация о Зареченске имела немалую значимость. Если, конечно, Шилов не врет, и пути-дорожки тульских оружейников и рязанских братков действительно пересекаются именно там, и именно там автоматы из тульской машины перегружались в машину с рязанскими номерами. Шилов абсолютно прав в том, что раскрытие такого дела будет иметь большой резонанс. Однако хановцы далеко не простачки, тоже понимают, чем может грозить провал, и к «стыковке» подготовятся не хуже, чем в свое время российские и американские космонавты. Каждую мелочь учтут, и нет никакой гарантии, что не изменят место встречи. Не говоря уж о дате. А где взять столько людей, чтобы длительное время держать в поле зрения целый город? И незаметно, главное. Это просто невозможно.

Майор вздохнул:

– Легко сказать, накроешь. Для этого нужно знать место, время…

– Место я уже назвал, – бойко вклинился в его рассуждения Шилов, будто спеша закрепить за собой важную информацию, – а насчет времени можно покумекать. Ты прикидываешь, майор, что праздник на носу, и скоро ваша контора на усиленное дежурство перейдет. Так ведь?

Ковалеву ничего не оставалось, как подтвердить. Какой в том секрет, если о принимаемых силовиками мерах в канун и во время праздничных мероприятий знают даже в детских садах. Ход рассуждений подсудимого был ему хорошо понятен, но вмешиваться не спешил. Преобразившийся от потрясения киллер тоже нуждался в слушателе, пусть поговорит. Главное, чтоб не возомнил о себе слишком многого и не перестал считаться с гражданином начальником.

– Так, – кивнул Вадим.

Шилов вальяжно вскинул ногу на ногу и самодовольно произнес:

– Мы в такие дни никогда не «работали»… Так что авторитетно заявляю, что встреча произойдет до перехода конторы на усиленный режим. Просек, майор?

Майор просек и запоздало спохватился о «браслетах» на руках «собеседника». Надо было бы снять, когда Шилов решился на признания. Все-таки доверительный получился у них разговор, не для наручников. В следующий раз нужно быть более внимательным, тем более что Шилов этого заслужил. Опять же, если не врет.

Доверительному разговору вознамерился помешать затрезвонивший на столе телефон, и звонили, как сразу определил по гудкам Вадим, по внутренней линии. Возможно, Шмелев или Быков.

Вадим ошибся, звонил дежурный по УВД. Не ошибся он только в предчувствии услышать что-то жуткое, потому что к дежурному по УВД с хорошими новостями горожане не обращаются.

– Вадим Михалыч, – голос дежурного звучал то ли устало, то ли опустошенно, – на улице Дзержинского двойное убийство, звонок был пять минут назад. Сказали, что генерал распорядился направить на место преступления вас. Подробности нужны?

Ковалев покосился в сторону двери, стараясь не показаться подсудимому встревоженным или обеспокоенным. Елки-палки, не успеваешь с одним преступлением разобраться, а тебе на голову новые валятся.

– Не надо, – бодрым голосом отозвался Вадим и притворно возмутился: – Что за спешка такая? И почему опять я?

– Не знаю, Вадим Михалыч, – удивленно отозвался дежурный, но ответа не дождался, Вадим уже положил трубку. Развел руками:

– Жаль, не дали договорить. Придется еще раз встретиться. Где нам лучше продолжить, в СИЗО или здесь?

Шилов покосился на разбитую раму, пожал плечами:

– Мне без разницы. Ты только не забудь про свое обещание, майор. В наших кругах тоже есть понятие о честном слове, и за гнилой базар мы ответа требуем не только со своих…

– Ты о чем? – Ковалев уже настраивался на двойное убийство на Дзержинке, – чтобы все в тайне? Будь спокоен, я своему слову цену знаю.

– И не забудь застолбить за мной Зареченск и прапора, – напомнил Шилов, окончательно решивший побороться за свою судебную участь, – и что я первый про это сказал…

Шилов еще что-то хотел «застолбить» за собой, но ему помешал появившийся в кабинете сержант-конвоир.

Глава 8

Решение Ковалева поехать к месту преступления на улицу Дзержинского не одному, а вместе с помощниками, воспринято было ими с нескрываемой радостью. Для молодых оперативников кабинетная работа представлялась не более чем рутинной волокитой, и нахождение в тесных стенах воспринималось не иначе как перекладыванием разных бумажек с места на место, проще говоря, бесцельным протиранием штанов. Будто они какие-нибудь старые пердуны пенсионеры. Или, наоборот, стажеры практиканты.

– На чем поедем, Вадим Михалыч? На вашем броневике?

Распоряжение майора стало для рвущихся в бой лейтенантов сродни команде «на старт», настолько резко они заторопились к двери. Спешка объяснялась тем, что каждый хотел первым преодолеть дистанцию от кабинета до служебной автостоянки, чтобы занять в машине переднее сиденье рядом с водителем. По их мнению, в любой машине именно это место считалось командирским, почетным, а задние сиденья предназначались для сопровождающих рангом ниже да для всяких сумок.

Ковалев с напускной строгостью поправил:

– Не на броневике, а на самой лучшей машине. Гордитесь, господа офицеры.

Однако офицеры уже не слушали и стремглав рванулись к выходу, грозя сорвать с петель дверь прямо на глазах у начальника. Кажется, дверь спасло только то, что она быстро распахнулась и стартовому рывку оперативников не помешала. Иначе они снесли бы ее вместе с коробкой. И когда только повзрослеют?

В этот раз более проворным оказался Шмелев, именно он гордо восседал на почетном командирском месте, когда Ковалев подошел к машине. Перед тем как сесть за руль, майор придирчиво огляделся, поинтересовался:

– Машина цела, ничего не сломали?

– Я аккуратно, Вадим Михалыч, – отозвался Быков, – а вот Шмелев летел как баран, он мог что-нибудь сломать.

– Не свисти, – отпарировал тот, – это ты дверцу помял, когда башкой своей дубовой в нее врезался.

– Про какое заявление ты говорил? – напомнил Вадим Шмелеву. – Кто он, этот Бурков?

Оперативники хорошо знали начальника и нисколько не удивились, что тот запомнил фамилию, бегло произнесенную в кабинете во время допроса Шилова. Операм тогда показалось, что майор не придал заявлению никакого значения, что все его мысли крутились только вокруг допроса.

– Честно говоря, я сам не понял, кто он такой, – признался Дмитрий, – пишет, что хочет видеть кого-нибудь из милиции. Сообщить что-то хочет.

– Таинственный мужик, – усмехнулся Вадим, – а что ему мешает самому к нам наведаться?

– Так он же в больнице лежит, Вадим Михалыч, – спохватился Шмелев, – после автокатастрофы, весь на растяжках, как киборг. И померещилось бедному, что аварию спланировали специально. Убрать его якобы хотят.

– На больную голову всякое показаться может, – откликнулся сзади Быков и предложил: – Этого киборга надо гаишникам сбагрить. Пусть задницы свои промнут, а мы и так зашиваемся.

Майор вздохнул. Николай был прав, работы в последнее время хватало. Уголовники словно с цепи сорвались, каждый день норовят преподнести какие-нибудь неприятности, и ужалить ведь стараются посильней, будто мухи перед зимней спячкой. Похоже, тоже чувствуют свой скорый конец, вот и бесчинствуют. Чтобы перечислить все происшествия за одну лишь прошлую неделю, пальцев на руках не хватит, и сегодняшний день не стал исключением. Опять в Рязани гремят выстрелы, и опять средь бела дня, как дерзкий вызов обществу. И как долго звучать будут, никто не знает и не скажет. Даже «гений российского сыска» майор Ковалев.

Не оспаривал майор и предложение помощника насчет гаишников, хотя никогда не забывал мудрый вывод начальника УВД о том, что все преступления в Рязани координируются одним человеком, от силы двумя, и зацепка в одном деле может стать уличающим звеном во всей цепи преступлений. Потяни за одну ниточку, а вытянешь целый клубок. Только где ее взять, эту самую ниточку, знать бы, где она укрыта. Может, как раз в палате у Буркова? Вместе с его бесчисленными растяжками. Вряд ли, конечно, хотя пообщаться с ним нужно обязательно, тем более сам просится.

– В какой он больнице, говоришь?

Шмелев и Быков переглянулись. Почувствовали, что майор не оставит заявление без внимания и кому-то из них двоих придется наведаться в больницу.

– В третьей травматологической, – потухшим голосом поведал Дмитрий, а чтобы у начальника не появилось сомнений в его «лояльности», уточнил: – На Дзержинке, рядом совсем.

Ковалев подмигнул молчавшему Быкову:

– Какое совпадение, а? Неслучайно это. Не знаю, как вы, братцы-кролики, а я чую след.

Вадим выудил из кармана сторублевку, протянул Шмелеву. Тот щедрый жест оценил правильно и сразу воспротивился. Точнее, пожаловался.

– Опять я, Вадим Михалыч, – и по-детски зашмыгал носом, – почему не Быков?

– Деньгами не сори, – предостерег майор Шмелева, словно вручил помощнику не сто рублей, а сто тысяч, – от «козлика» своего отрываю, ему на бензин дадены. Купи яблок, апельсинов, водички какой-нибудь.

– Водочки, может? – прищурился Шмелев, окончательно смирившийся с ролью больничного посетителя, – мигом на ноги встанет.

Шутка, как ни странно, пришлась майору по душе. По крайней мере, не рассердила. Однако включить мощное стимулирующее средство в перечень покупки все же не разрешил.

– В другой раз, – решил Вадим, – может, он трезвенник. Все, приехали, вылезай. Удостоверением там не размахивай, больных людей не пугай. Незачем им знать, что ты из милиции. Сосед, мол. Или просто знакомый.

– Сам поменьше болтай, а побольше слушай, – не сдержался от подсказки Быков, когда Шмелев уже открывал дверцу машины, – может, за умного сойдешь.

Шмелев скривился в усмешке. Другу ничего не сказал, а вот начальнику поведал:

– Вадим Михалыч, а Быков про ваш «козлик» всем говорит, что это не машина, а сарай с железной крышей.

И захлопнул дверцу, лишая Николая возможности для достойного ответа. Последнее слово осталось за ним. С этим победоносным чувством Шмелев пошагал к ближайшему магазину, прикидывая в уме примерный продуктовый набор на командирскую сотню. И даже не взглянул на «уазик», увозивший распираемого от торжества Быкова на место преступления. Тоже мне, Шерлок Холмс надутый.

На месте преступления Ковалев и Быков оказались далеко не в числе первых, к моменту их приезда неподалеку от троллейбусной остановки было уже достаточно многолюдно. В окружении нескольких милиционеров, образовавших оцепление вокруг красных «жигулей», крутились люди в штатском, среди которых Вадим сразу заприметил невысокую фигуру следователя УВД по особо важным делам Дениса Прошина. За этим Прошиным не угонишься, везде и всюду успевает первым. Нюх у него такой на преступления, особенный. Кажется, ему и сообщать о происшествиях не надо, сам обо всем первым узнает и первым примчится.

Денис тоже не оставил без внимания остановившийся неподалеку подъехавший уазик и, предупреждая намерение милиционера не пропустить двоих незнакомых штатских к «жигулям», распорядился:

– Свои, сержант. Пусть проходят.

Похоже, он был здесь за старшего.

Поздоровавшись, Денис кивнул головой в сторону машины, и отрешенно заметил:

– Видали, что творится? Два трупа… Почти в центре города, средь бела дня, на глазах десятков людей… И так все просто, как железный гвоздь. Убийца подошел к машине, сделал два выстрела и спокойно ушел. Как прикурить попросил. Во, братцы-кролики, до чего дожили.

Ковалев и Быков завороженно уставились на красные «жигули», в салоне которых находились упомянутые Денисом два трупа. Через приоткрытое стекло вглубь салона пялился, стараясь что-то рассмотреть, милиционер с капитанскими погонами. Открыть дверцу машины капитан не решался.

– Участковый, – пояснил Денис, увлекая новоявленных помощников к машине и норовя без промедления подключить их к осмотру, – пошли ближе. На свежий глаз, может, что-нибудь заметите.

Возглавляемая им группа, надо полагать, пока ничего интересного не заметила. И он сам тоже. Однако Вадим достаточно хорошо знал своего давнишнего друга Прошина, чтобы подумать о нем столь критически. Прошин наверняка что-то заприметил, что-то вынюхал, а мнение оперативников хочет использовать как подтверждение или опровержение своих первых выводов. Хитрец тот еще.

– Пистолет убийца оставил вон на том заборе, – «хитрец» показал рукой на забор через дорогу, ограждающий двор от шумной улицы, – повесил «ТТ» на гвоздь, когда уходил в сторону двора. На глазах у всех, представляете? Оставил как ненужную перчатку и ушел во двор.

– Там его ждали сообщники, – не стерпел от реплики Быков, – на машине. Надо опросить всех жильцов того дома, а весь двор обнюхать и прощупать.

Дельное предложение. На влажной земле машина могла оставить четкие следы, да и жильцы дома, ревностно хранившие неприкосновенность своей дворовой территории от посягательства транспорта, должны были обратить внимание на чужаков. С правильностью такого вывода Прошин согласился. Правда, не во всем.

– Жильцов уже опросили, – сообщил он, – один из них подтвердил, что во двор примерно около двенадцати часов заезжала иномарка серебристого цвета. По его словам, водителю лет двадцать пять – тридцать, приезжал один. Вышел из машины, надел кожаную кепку и пошел в сторону улицы. Свидетель докурил сигарету и покинул балкон, поэтому не видел, когда владелец иномарки вернулся, когда уехал. Но отсутствовал он недолго, не более пятнадцати минут.

Ковалев глянул на друга с легкой усмешкой. Прошин действительно не терял времени даром, первичные оперативно-розыскные мероприятия, судя по его сообщениям, были уже почти проведены. Свидетели опрошены, место преступления исследовано, личности погибших установлены, оружие убийства отправлено на баллистическую экспертизу. Кое-что есть. Немного, но для ушлого Прошина вполне достаточно, чтобы зацепиться. И тем непонятней казалось распоряжение генерала вызвать ему в помощь Ковалева. Можно подумать, у майора Ковалева забот меньше, чем у следователя Прошина. Справится и сам.

А Денис, словно подтверждая размышления Ковалева, продолжал:

– Никто из свидетелей, находившихся на остановке, не видел, чтобы в момент преступления во двор напротив заезжала или выезжала какая-либо машина. Скорее всего, преступник выехал со двора через квартал отсюда. Я послал двух человек на места возможного выезда со двора, может, кто-то из «палаточников» заприметил серебристую иномарку. Еще двоих отправил по адресам, где проживали убитые. Людей не хватает, Вадим, поэтому и попросил тебя приехать.

Вадим опешил от такого признания.

– Разве не генерал вызвал меня сюда?

Оперативник готов был возмутиться от такой наглости. Он сразу припомнил разбитое окно в кабинете, требующее немедленного восстановления, кучу дел непочатых, а этот хитрован своевольничать вздумал.

Прошин настроение друга представлял не хуже его самого, и тем вызывающе бесцеремонным выглядело его спокойствие. Судя по виду, вообще ничего не произошло. И спокойно признался:

– Я тебя вызвал. А чтобы не капризничал, сказал дежурному про генерала.

– Ну и мудак, – покачал головой Ковалев, – и зачем я тут? Или сам не в состоянии распутать это дело? Я тебе что, нянька? У меня и без того забот полон рот.

И все же старался изливать возмущение не слишком громко, не пристало друзьям на людях отчитывать друг друга. Тем более дело очень серьезное и сложное, тут свежий глаз действительно не помешает. Правда, целесообразность своего нахождения рядом с Прошиным Вадим полностью так и не представлял. На месте следователя он проделал бы точно такие же оперативно-следственные мероприятия, и ничего нового тут пока не придумать. По крайней мере, на этой стадии, а дальнейший ход расследования предугадать сложно. Все будет зависеть от результатов осмотра места преступления и свидетельских показаний, от полного выяснения личности убитых, их образа жизни.

– Ты не обижайся, – ворковал Прошин, – честно сказать, кое-какие соображения насчет мотивов убийства у меня появились, но иной раз так зациклишься на чем-нибудь, что никакие другие варианты и версии в голове уже не появляются. Тут подсказка требуется. А подсказкой может стать даже какая-нибудь глупая мысль и натолкнуть на правильную версию.

Вывод про глупую мысль Ковалев всецело воспринял в свой адрес. Прошин не только большой хитрец, но и безнадежный наглец. И бороться с этим бесполезно. Вадим, по правде сказать, и не пытался, потому что вся настырность Прошина в раскрутке поручаемого ему дела строилась на непримиримости к преступлениям. Каждая клеточка его тела протестовала против любого правонарушения, не говоря уж посягательства на чью-то жизнь. В раскрытии тяжких преступлений он вообще становился неудержимым.

– Спасибо на добром слове, – усмехнулся Вадим.

– Пожалуйста, – в тон ему отозвался Денис, и прозвучало это настолько просто и искренне, что никому из следственной группы не пришло в голову воспринять короткий разговор друзей за перебранку.

Ковалева многие из группы знали. Поздоровались за руку, уважительно отошли немного в сторону, предоставляя возможность поближе осмотреть тела. Однако майор поначалу остановился взглядом на машине, ставшей местом столь дерзкой и жестокой расправы. Машина как машина, каких по российским дорогам много бегает. Судя по ржавым пятнам, довольно густо облепивших пороги, нижние части дверей и крыльев, «жигуленок» бегал уже лет десять, если не больше. Машина более чем скромная, на таких солидный люд нынче не ездит. Предположение майора о невысоком имидже владельца «жигулей» подтверждали и сами жертвы, молодые, неброско одетые парень и девушка примерно одного возраста, лет двадцати.

– Когда я приехал, движок работал, – сказал Прошин, – они собирались уехать. Но не успели.

По его словам выходило, что появление возле машины незнакомца молодых людей или испугало, или просто показалось нежелательным для общения. Значит, можно предположить, что они встречались раньше. Даже, возможно, были знакомы. Правда, с такой же вероятностью можно предполагать, что они действительно собирались уехать, и появление киллера не имело к этому никакого отношения. Он просто не позволил им этого. Но ведь не случайно же он здесь появился? Заказное убийство? Очень уж непохоже. Непохоже, чтобы два юных создания могли кому-то так крупно помешать, чтобы быть убитыми. Может, случайно оказались свидетелями какого-нибудь преступления? Тоже сомнительно, потому что опасных свидетелей средь бела дня, на виду десятков других свидетелей, не устраняют. Убили в назидание родителям? И такая версия не воспринимается, не похожи они на детей крутых или «новых» русских.

Желая удостовериться в таком выводе, Ковалев осторожно приоткрыл дверцу со стороны водителя и внимательно осмотрел его одежду. Вначале темно-коричневый свитер, забрызганный кровью, потом рубашку, брюки. Намерение майора обследовать изнаночную часть одежды наблюдавшим за его хлопотами оперативникам показалось довольно странным и непонятным, они недвусмысленно переглянулись, а участковый даже пожал плечами. Ковалев это прекрасно видел, однако внимания не обращал. Главное, он убедился в своей правоте насчет имиджа убитых. Одежда на парне была явно не фирменной, а с рынка. И подтверждали это внутренние швы – неровные, кривые, с торчащими кое-где нитками. Да и ткань по составу была вовсе не натуральной, а стопроцентная синтетика. Никакой крутизны.

Такой же скромной была и одежда на его спутнице. Небольшие золотые сережки в мочках ушей да тонкая цепочка на белой шее, вытянувшейся в последнем наклоне упавшей замертво головы, о какой либо состоятельности убитой не говорили.

Не добавляла уверенности склониться к какой-либо версии и жестокость убийства, разве лишь характеризовала хладнокровность киллера. Чтобы расстрелять в упор двоих молодых людей, нужно обладать звериной натурой. Или получить многомиллионную сумму от заказчика. Бешеные деньги могут вскружить голову кому угодно, но вряд ли, опять же, юные жертвы тянули на большие деньги. Чем же они так кому-то насолили, чтобы получить в голову по пуле?

– Машину и убитых мы уже осмотрели, – снова напомнил о себе Прошин, терпеливо дождавшись, пока Вадим обследовал одежду, – в машине ничего интересного не обнаружено, документы в полном порядке, в карманах триста сорок два рубля. Еще сто восемьдесят у девушки. Вот и все богатство.

Такое богатство начисто отметало версию ограбления.

– Документы не украдены?

– Целы. У девушки был паспорт, у парня водительское удостоверение. По ним и установили адреса их проживания.

Вадим повел взглядом в сторону троллейбусной остановки, откуда за оперативниками наблюдали десятки внимательных глаз. Еще трое незнакомых мужчин стояли неподалеку, в компании молоденького милиционера. Свидетели, похоже. Так и оказалось.

– Эти трое сообщили более-менее подробные сведения, – заметил Прошин, перехватив взгляд друга, – согласились задержаться до твоего прибытия. Обязательно потолкуй, может, дельное что услышишь.

Хитрован Прошин все предусмотрел, потому и сослался на генерала. Придется напомнить как-нибудь про универмаг, разорить на коньяк. Пусть немного раскошелится. Осмотрительней, конечно, от такой траты не станет, но наверняка запомнит, чем заканчиваются подобные бесцеремонности.

А свидетели будто признали в прибывшем оперативнике важную персону и смотрели в основном только в его сторону. Молодцы, наблюдательные мужички. Хорошо бы и Прошину обратить на этот факт внимание, чтоб зазнавался поменьше.

– Здравствуйте, – поздоровался Вадим с наблюдательными свидетелями, представился, – старший оперуполномоченный УВД майор Ковалев. Кто из вас видел момент совершения преступления от начала до конца?

Свидетели переглянулись. Один из них, мужчина предпенсионного возраста, пожал плечами и довольно твердо заявил:

– Да вся остановка эту страсть видела. Как он подошел к машине, как вовнутрь наклонился, спросил о чем-то, как выстрелил два раза и пошел мимо остановки к забору. Потом наган на забор повесил и во дворе скрылся. Все мы видели, товарищ майор.

Двое других свидетелей согласно кивнули головами. Видели они действительно все, только зачастую общая картина не дает и тысячной доли того, что может представить следствию одна незначительная, на первый взгляд, деталь. Что они видели? Подошел, наклонился, поговорил, выстрелил, ушел. Калейдоскоп. За что в таких показаниях зацепиться? Не за что. Разве лишь вызывающе дерзкий вояж киллера мимо толпы свидетелей да его пренебрежительный взгляд в их сторону могли показаться интересными, подтверждая хладнокровность и запредельную наглость убийцы. Это как вызов обществу, городу, милиции.

– Как он был одет?

Насчет одежды троица проявила однообразие, и снова самым бойким оказался будущий пенсионер.

– Брюки, черная кожаная куртка, кепка. Тоже кожаная, как у Жириновского, – поведал свидетель.

Ничего особенного, словом.

– Не заметили что-нибудь странное в его поведении? Может, он выглядел больным, не совсем нормальным? – допытывался Ковалев, хотя все показания свидетелей вырисовывали убийцу вполне дееспособным человеком. Если его можно было таковым считать.

Свидетели переглянулись.

– С виду вполне нормальный мужик, – пожал плечами второй свидетель, – жестокий только. Наглый, безжалостный. А так мужик как мужик. На вид разве отличишь? Правда, я заприметил, что одежда на нем хоть и богато смотрелась, а была вроде как в грязи. Особенно куртка. Она вся-то цветом черная, а по левому боку какая-то серая от грязи. Вроде как падал он где-то. И штаны тоже. А там кто его знает, может, я и ошибаюсь. На таком расстоянии разве разглядишь? А когда он стрелять начал, когда в машине девушка завизжала, тут уж и вовсе не до зрелища было. Самим бы уцелеть. Щас, думаю, по нам стрелять начнет. Слава богу, пронесло.

Дальнейшие показания свидетелей ничего интересного не добавили. Общие приметы, и все. Роста среднего, крепкий телосложением, крутоплечий, шея короткая, вроде бычьей. В походке быстрый. Наверняка спортсмен. Немало, конечно, но по таким приметам в полумиллионном городе отыскать убийцу непросто. Не добавляло оптимизма и неуверенность свидетелей составить фоторобот. Лицо его скрывал высоко поднятый воротник куртки и нахлобученная на самые уши кепка-жириновка. Убийца все-таки осторожничал. И не зря.

– Что скажешь? – поинтересовался Прошин, когда они снова подошли к машине. – Что в твоей голове отложилось?

Ковалев усмехнулся:

– Да так, одна глупость. Не знаю, говорить ли.

– Коньяк за мной, – поспешил заверить Денис, хорошо зная цену ковалевским выводам. Даже глупым.

– Думаю, Денис, что самым важным моментом для выработки версии нужно признать испачканную куртку убийцы, – заметил Ковалев, с чем Прошин категорически не согласился.

– Думаешь, парня и его спутницу убили только за испачканную куртку? – Он не мог скрыть изумления. – Это же дико, Вадим. Да нет, это несерьезно. Мы все-таки не на Диком Западе живем. Или ты специально сморозил глупость, чтобы направить мои мозги по новой спирали?

Ковалев вздохнул. Версия с грязной курткой ему тоже казалась дикой, и озвучил он ее лишь из-за отсутствия других соображений. Позже, бог даст, появятся более весомые предположения, а пока приходится довольствоваться хотя бы этим.

– Не знаю, Денис, – честно признался майор, не боясь показаться беспомощным, – но ничего другого в голову пока не пришло. Я и сам не уверен, но ты все-таки этот момент не забывай, учитывай. Я тебе еще нужен?

Прошин обреченно махнул рукой:

– Вали на все четыре стороны. Толку от тебя, как от козла молока. Тоже мне, гений российского сыска. Генерал приедет, все ему расскажу.

Затрезвонивший мобильник помешал Ковалеву оценить степень угрозы друга. Он вытянул трубку из кармана и после первых же слов говорившего недоуменно уставился на Дениса.

– Какой еще Прошин? – Переспросил он дежурного по УВД. – Прошин рядом со мной стоит. Не следователь? Свидетель? Так, слушаю.

Слушал он недолго, менее минуты. Потом вернул мобильник в карман и поведал:

– В лесу обнаружен сгоревший труп. Твой однофамилец обнаружил, между прочим. – И ворчливо заметил: – Покоя нет от этих Прошиных. Развелись на мою голову… Надо ехать в управление.