Рецепт любви

Глава 1 – Вкус прошлого

Кухня ресторана "Прилив" пахла солью, травами и воспоминаниями. Стас стоял у старой газовой плиты, его широкие плечи сгорбились над потемневшей медной кастрюлей, где томилось рагу из морепродуктов. Воздух был густым от ароматов: спелые помидоры, поджаренный чеснок, свежий базилик и солоноватый дух мидий, креветок и кальмаров, только утром выловленных из моря у берегов Солнечного. Это был рецепт его бабушки Веры, блюдо, которое она готовила с такой любовью, что каждый кусочек, казалось, хранил её тепло. Стас помешивал рагу деревянной ложкой, её ручка была гладкой от десятилетий использования, и каждый пузырь, всплывавший на поверхность, нёс обрывок прошлого: летние вечера, когда он, мальчишка с липкими от соли пальцами, чистил моллюсков рядом с ней, её хрипловатый голос, напевающий песни о море, её смех, звеневший, как колокольчик над дверью "Прилива". Он закрыл глаза, позволяя запаху унести его в те дни, когда ресторан был полон жизни – гомона рыбаков, звяканья бокалов, шума волн за окном. Теперь же тишина давила, как мокрый песок.

В свои 35 Стас чувствовал себя старше, чем должен был. Его тёмные волосы, тронутые сединой, были собраны в небрежный пучок, а фартук, когда-то белый, пестрел пятнами соуса и масла – свидетельство долгого дня, проведённого за готовкой для горстки клиентов. "Прилив", приземистое здание с выцветшими голубыми ставнями, приютился на краю Солнечного, маленького прибрежного городка, где море шептало тайны тем, кто умел слушать. Но в последние годы шепот моря заглушала тишина пустых столов. Ресторан умирал, и Стас знал это лучше, чем кто-либо. Мысль сжимала его грудь, как узел, который он не мог развязать. Он зачерпнул ложку рагу, пробуя. Вкус был близок к тому, что он помнил, но всё же не тот – слишком много соли, слишком мало… чего? Души, как сказала бы Вера. Стас нахмурился, добавив щепотку сушёного орегано, надеясь, что это вернёт блюду жизнь.

Сквозь скрип деревянного пола до него донёсся звук шагов. Стас обернулся, ожидая увидеть Таню, единственную официантку, которая ещё держалась за "Прилив", несмотря на скудные чаевые. Но в дверном проёме кухни стояла незнакомка. Женщина, лет тридцати, с длинными чёрными волосами, заплетёнными в свободную косу, и тёмными глазами, которые внимательно осматривали помещение. Её кожа имела тёплый оливковый оттенок, выдавая, возможно, южные корни, а лёгкое пальто, перекинутое через руку, намекало, что она не местная. В Солнечном редко появлялись чужаки, особенно в ноябре, когда туристы покидали побережье, оставляя городок рыбакам и ветру. На ней были узкие джинсы и кремовый свитер, а на шее – тонкий шарф с вышитым узором, напоминавшим турецкие орнаменты, которые Стас видел на рынке в юности.

– Мы закрыты, – буркнул Стас, вытирая руки о фартук. Его голос прозвучал резче, чем он хотел, но он не был в настроении для разговоров, особенно с незнакомцами.

Женщина подняла бровь, но не отступила. Её губы тронула лёгкая улыбка, в которой было больше любопытства, чем обиды. – Дверь была открыта, и пахнет так, что я не могла пройти мимо. Это ваш ресторан?

Стас смерил её взглядом. Её уверенность раздражала, но в её тоне не было насмешки, только искренняя заинтересованность. Он кивнул, возвращаясь к плите. – Да. Но, как я сказал, мы закрыты. Приходите завтра.

Она не ушла. Вместо этого шагнула ближе, её невысокие каблуки тихо цокнули по потёртому линолеуму. – Я Дэфне. Пишу о местной кухне для журнала "Вкус жизни". Ваш ресторан упомянули в городском архиве, и я решила заглянуть. Это рагу? Пахнет потрясающе.

Стас замер, его пальцы сжали ложку чуть сильнее. Журналистка. Последнее, что ему нужно, – это кто-то, копающийся в его делах. "Прилив" не выдержал бы внимания, не сейчас, когда каждый день был борьбой за выживание. Но её слова о запахе задели что-то в нём – гордость, которую он давно похоронил под счетами и пустыми столами. – Это бабушкин рецепт, – сказал он, не глядя на неё. – Но я не даю интервью. И еды для гостей сегодня нет.

Дэфне улыбнулась шире, и её глаза блеснули, словно она приняла его слова как вызов. – А если я не гость, а… скажем, голодный путник? Одна тарелка не разорит вас, правда? – Её голос был тёплым, с лёгкой игривостью, напомнившей Стасу о базарах, где торговцы в южных городах заманивали покупателей шутками и улыбками.

Он хотел возразить, но её лёгкая насмешка и то, как она склонила голову, ожидая ответа, выбили его из колеи. Стас вздохнул, сдаваясь. – Ладно. Одну тарелку. Но не ждите сервиса пяти звёзд. – Он достал керамическую миску из шкафа, налил в неё рагу, стараясь, чтобы порция выглядела достойно. Поставив миску на стойку, он скрестил руки, наблюдая, как Дэфне садится на высокий стул. Её движения были грациозными, но не нарочитыми, и когда она сняла шарф, Стас заметил тонкий серебряный браслет на её запястье, украшенный маленьким кулоном в форме полумесяца.

Дэфне поднесла ложку к губам, и её лицо озарилось удивлением. – Это… невероятно, – сказала она после первой ложки, её голос был искренним, почти благоговейным. – Серьёзно, я пробовала морепродукты по всему побережью, но это что-то особенное. В чём секрет?

Стас пожал плечами, но её искренность смягчила его. – Нет секрета. Свежие продукты, немного терпения. – Он отвернулся к плите, помешивая рагу, чтобы скрыть лёгкое смущение. Когда в последний раз кто-то так говорил о его еде? Большинство местных давно предпочитали модные кафе в центре, где подавали поке и смузи, а не старомодные блюда вроде его рагу.

Дэфне рассмеялась, и её смех был тёплым, как летний ветер, с лёгкой хрипотцой, которая делала его живым. – Скромность вам идёт, но я не верю. Тут есть история. Расскажите? – Она наклонилась чуть ближе, её локти опёрлись на стойку, и Стас невольно заметил, как свет лампы отразился в её тёмных глазах, делая их похожими на глубокие колодцы.

Он покачал головой, чувствуя, как знакомая стена встаёт между ним и миром. – Нет истории. Ешьте и уходите. – Его голос был твёрдым, но не грубым, и он надеялся, что она не заметит, как его пальцы дрогнули, когда он взял тряпку, чтобы протереть стол.

Дэфне не обиделась. Она продолжала есть, время от времени бросая на него взгляды, словно пыталась разгадать загадку. Её движения были неспешными, почти ритуальными, и Стас вспомнил, как его бабушка рассказывала о южных семьях, где еда была священнодействием, моментом, когда время останавливается. Он отогнал эту мысль, возвращаясь к плите, но её присутствие отвлекало. Он не привык, чтобы кто-то задерживался в "Приливе" дольше, чем нужно. Когда она доела, Дэфне достала из сумки блокнот и ручку, её пальцы двигались с привычной уверенностью. – Я серьёзно насчёт статьи, – сказала она, открывая чистую страницу. – Ваш ресторан – это находка. Люди должны знать о таких местах. Как вас зовут?

– Стас, – ответил он неохотно, его голос был почти шёпотом. – И я не хочу статьи. Нам не нужна реклама.

– Почему? – Дэфне наклонилась вперёд, её тёмные глаза изучали его с неподдельным интересом. – Это место дышит историей. Вы могли бы привлечь толпы.

Стас стиснул зубы. Она не понимала. Реклама не спасёт "Прилив", если банк заберёт здание. И он не хотел, чтобы его неудачи выставляли напоказ. – Спасибо за интерес, но нет, – сказал он, его голос был резче, чем он хотел, и он заметил, как её брови слегка приподнялись.

Дэфне вздохнула, но не сдалась. Она вырвала лист из блокнота, написала что-то быстрым, размашистым почерком и протянула ему. – Вот моя визитка. Если передумаете, позвоните. И спасибо за рагу. Это было лучшее, что я ела за месяц. – Она встала, накинула пальто, и её шарф соскользнул на пол. Стас, сам не зная почему, нагнулся, чтобы поднять его, и их пальцы случайно соприкоснулись, когда он протянул ей ткань. Её кожа была тёплой, и на секунду их взгляды встретились. Дэфне улыбнулась, её глаза смягчились, и Стас почувствовал, как что-то в его груди дрогнуло – лёгкое, почти забытое тепло.

Она вышла, оставив за собой лёгкий аромат цитрусового парфюма, смешанный с чем-то пряным, возможно, мятой или корицей. Дверь звякнула, и тишина вернулась, но теперь она казалась тяжелее, как воздух перед штормом. Стас посмотрел на визитку. Дэфне Айдын, кулинарный обозреватель, журнал "Вкус жизни". Номер телефона, e-mail, логотип журнала. Он фыркнул, бросив карточку на стойку. Журналистка из столицы, ищущая романтику в захолустном городке. Она уедет через пару дней, и всё вернётся на круги своя.

Но её слова о рагу эхом звучали в его голове. Невероятно. Он посмотрел на пустую миску, которую она оставила, и почувствовал укол чего-то незнакомого – не то надежды, не то раздражения. Стас покачал головой, отгоняя мысли, и начал мыть посуду, но его пальцы всё ещё помнили тепло её руки, когда он поднимал шарф.

Позже, закрывая ресторан, он заметил конверт, торчащий из почтового ящика у входа. Его сердце упало. Он узнал логотип банка – тот же, что преследовал его последние месяцы. Разорвав конверт, Стас пробежал глазами текст. Очередное уведомление: три месяца, чтобы погасить долг, иначе "Прилив" выставят на аукцион. Сумма – 2 миллиона рублей – казалась неподъёмной. Он смял бумагу, чувствуя, как гнев и бессилие сдавливают горло.

Стас прислонился к стене, глядя на тёмные волны, бьющиеся о берег через дорогу. Море было единственным, что не менялось. Оно было здесь, когда Вера открыла "Прилив" сорок лет назад, когда он, маленький, бегал между столами, и будет здесь, когда ресторан исчезнет. Он подумал о бабушке, о её смехе, о том, как она гладила его по голове, говоря: Готовь с любовью, Стасик, и всё будет хорошо. Но любовь не платила по счетам.

Он вернулся внутрь, запер дверь и включил свет на кухне. Кастрюля с рагу всё ещё стояла на плите, остывшая, но всё ещё пахнущая домом. Стас взял ложку, попробовал ещё раз. Теперь вкус был ближе к тому, что он помнил. Может, дело было в орегано. Или в том, что кто-то – пусть даже чужак – оценил его работу.

Визитка Дэфне лежала на стойке, белея в тусклом свете лампы. Стас взял её, покрутил в пальцах. Он не собирался звонить. Но выбросить её тоже не смог. Вместо этого он сунул визитку в ящик кассы, рядом с пожелтевшими рецептами Веры, и выключил свет.

На улице ветер нёс запах соли и надвигающегося дождя. Стас поднял воротник куртки и пошёл домой, не оглядываясь на "Прилив". Завтра будет новый день, новые счета, новые пустые столы. Но где-то в глубине его сознания, как далёкий маяк, мелькнула мысль о Дэфне – её улыбке, её словах, её любопытных глазах. Он отмахнулся от этого, но огонёк не гас.

Глава 2 – Соль и перец

Утро в Солнечном начиналось с моря. Волны лениво накатывали на каменный берег, их шёпот сливался с резкими криками чаек, круживших над рыбацкими лодками, покачивающимися у горизонта. Дэфне стояла на набережной, её длинная чёрная коса колыхалась на солёном ветру, а пальцы теребили ремешок кожаной сумки, висевшей на плече. Она приехала в этот прибрежный городок три дня назад, чтобы написать статью о местной кухне для журнала "Вкус жизни", но уже чувствовала, как Солнечный проникает под кожу – его влажный воздух, пропитанный солью, его неспешный ритм, его запахи, будившие воспоминания. Утренний рынок, раскинувшийся вдоль набережной, гудел, как живой организм: торговцы выкрикивали цены на свежую скумбрию, корзины с блестящими мидиями и крабами, а пожилые женщины в цветастых платках спорили о качестве укропа и петрушки. Дэфне вдохнула, уловив аромат копчёной рыбы, горячих пирожков и чего-то пряного – может, сушёного орегано или тимьяна, – и её желудок напомнил, что завтрак в гостинице ограничился чашкой чёрного кофе и ломтиком хлеба.

Она остановилась у лотка, где пожилая женщина с добрыми глазами продавала баночки с домашними соусами. Одна из этикеток гласила "Аджика", и Дэфне невольно улыбнулась, вспомнив, как её бабушка, Айше, готовила похожую смесь из перцев, чеснока и трав в их стамбульской квартире, когда Дэфне была ребёнком. Айше всегда добавляла щепотку сумаха, чтобы придать соусу лёгкую кислинку, и учила её, что еда – это мост между людьми, между прошлым и настоящим. Дэфне купила баночку, сунув её в сумку, и её пальцы задержались на шершавой поверхности стекла. Она редко думала о своих турецких корнях, живя в столице, где её карьера журналиста затмевала всё остальное, но здесь, в Солнечном, воспоминания о бабушкиной кухне – о запахе мяты, о липком вкусе баклавы, о тёплых вечерах за большим столом – всплывали с неожиданной силой.

Дэфне достала блокнот, пробежав глазами заметки, сделанные вчера. Ресторан "Прилив". Стас, повар. Рагу из морепродуктов – лучшее, что пробовала на побережье. История, которую нужно рассказать. Но её мысли вертелись не только вокруг статьи. Рагу Стаса, густое, с глубоким вкусом томатов, чеснока и морепродуктов, было больше, чем просто блюдом; оно было историей, пропитанной солью этого моря, теплом чьих-то рук. Она пробовала еду в трёх других ресторанах городка – модном кафе с поке, рыбной таверне, семейной пекарне, – но ни одно блюдо не могло сравниться. И, если быть честной, её тянуло обратно не только из-за рагу. Было что-то в этом Стасе – в его резком голосе, в усталых серых глазах, в том, как он смотрел на неё, словно она была одновременно проблемой и загадкой, которую он не хотел разгадывать. Дэфне покачала головой, отгоняя мысли, и свернула с набережной на улицу Прибрежную, где стоял "Прилив".

Фасад ресторана выглядел потрёпанным в утреннем свете: голубая краска на деревянных ставнях облупилась, обнажая серые доски, а вывеска с названием, вырезанная в форме волны, покосилась от ветра. Но сквозь запылённые витрины проглядывал уют столовой: деревянные столы, накрытые клетчатыми скатертями красного и белого цвета, потёртые стулья с выцветшими подушками, стены, увешанные старыми фотографиями в простых рамках. На одной из них Дэфне разглядела женщину с доброй улыбкой, стоящую у входа в ресторан, её руки были сложены на фартуке, а за спиной виднелось море. Бабушка Вера, подумала Дэфне, вспомнив, как Стас упомянул её вчера. Что-то в этой фотографии – в её простоте, в её тепле – заставило Дэфне задержаться, прежде чем толкнуть тяжёлую дверь. Колокольчик над входом звякнул, его звон эхом разнёсся по пустому залу.

Внутри было тихо, только из кухни доносилось приглушённое шипение масла на сковороде и лёгкое позвякивание посуды. Дэфне прошла к стойке, где сидела вчера, её пальцы пробежались по потёртому дереву, хранившему следы от ножей, кружек и чьих-то забытых историй. Она постучала по стойке, подавляя улыбку. – Есть кто живой? – Её голос был лёгким, с ноткой вызова, которую она не смогла сдержать.

Шаги зазвучали ближе, тяжёлые и уверенные. Из кухни появился Стас, его тёмные волосы, тронутые сединой, были собраны в небрежный пучок, а фартук – тот же, что вчера, с новыми пятнами томатного соуса, муки и, кажется, оливкового масла. Он вытирал руки полотенцем, его серые глаза сузились, когда он увидел её. В его взгляде смешались удивление и настороженность, как будто он ожидал кого угодно, только не эту журналистку с её блокнотом и любопытными глазами. – Вы опять здесь? – Его голос был низким, с лёгкой хрипотцой, выдававшей усталость, но в нём не было вчерашней резкости.

– Доброе утро и вам, – ответила Дэфне, её губы тронула лёгкая улыбка. Она склонила голову, позволяя косе соскользнуть на плечо, и её тёмные глаза блеснули. – Не смогла забыть ваше рагу. Это комплимент, если что.

Стас фыркнул, но уголок его губ дрогнул, выдавая тень улыбки, которая тут же исчезла, словно он поймал себя на чём-то недозволенном. – Комплимент не платит по счетам, – сказал он, бросив полотенце на стойку. Он скрестил руки, его поза была почти вызывающей, но Дэфне уловила в ней скорее защиту, чем агрессию. – Что вам нужно?

Она достала из сумки блокнот и ручку, положив их перед собой с деловой уверенностью, хотя её сердце билось чуть быстрее, чем обычно. – Интервью, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Я серьёзно насчёт статьи. Ваш ресторан – это жемчужина, а я умею рассказывать о таких местах так, чтобы люди захотели приехать. Даже издалека.

Стас прищурился, его взгляд скользнул по её блокноту, затем вернулся к её лицу. Он изучал её, словно пытался понять, стоит ли она его времени. – Я сказал вчера: мне не нужна реклама, – сказал он, его голос был твёрдым, но не злым. – И у меня дел полно. – Он повернулся, собираясь уйти обратно на кухню, но Дэфне не собиралась сдаваться так легко.

– Например? – Она подняла бровь, оглядывая пустую столовую с нарочитым любопытством. – Готовите для невидимой толпы?

Стас замер, его спина напряглась. На секунду Дэфне подумала, что перегнула палку, и приготовилась к резкому ответу, который, вероятно, отправит её за дверь. Но вместо того чтобы выгнать её, он обернулся, и в его глазах мелькнула искра – не раздражение, а что-то похожее на веселье, спрятанное глубоко под усталостью. Он вздохнул, махнув рукой в сторону кухни. – Ладно, хотите говорить? Говорите, пока я работаю. Но не ждите, что я буду позировать для вашей статьи.

Дэфне просияла, её улыбка была такой широкой, что она сама удивилась своей радости. Она схватила блокнот и ручку, поспешив за ним. Кухня "Прилива" была тесной, но безупречно организованной, словно маленький мир, где всё имело своё место. Медные кастрюли и сковороды висели на крючках вдоль стены, их бока поблёскивали в свете одинокой лампы над рабочим столом, отбрасывая тёплые отблески на белый кафель. На разделочной доске лежала куча свежих креветок, их розовые панцири блестели, словно только что выловленные из моря. У раковины стояла миска с лимонами, их яркая кожура контрастировала с серыми каменными столешницами, а на плите тихо булькал соус, распространяя аромат чеснока, белого вина и тимьяна. Дэфне вдохнула, чувствуя, как её желудок предательски заурчал. Она поймала взгляд Стаса и смущённо улыбнулась, пожав плечами.

– Начнём с простого, – сказала она, усаживаясь на шаткий табурет у стены и открывая блокнот на чистой странице. – Как давно существует "Прилив"?

Стас взял небольшой нож и начал чистить креветки, его движения были быстрыми и точными, почти механическими. Лезвие скользило вдоль панцирей, отделяя их с лёгким хрустом, который сливался с шипением соуса на плите. – Сорок лет, – ответил он, не поднимая глаз от работы. – Бабушка открыла его в семидесятом. Это всё, что вам нужно?

– Не совсем, – сказала Дэфне, её ручка заскользила по бумаге, оставляя аккуратные строчки. Она откинулась назад, наблюдая за его руками – за тем, как пальцы, загрубевшие от работы, двигались с уверенностью, которой она невольно восхитилась. – Расскажите о ней. Какой она была?

Стас замер, нож завис над очередной креветкой. Его лицо смягчилось, и Дэфне уловила в его серых глазах что-то тёплое, почти уязвимое, как будто её вопрос пробил трещину в его броне. Он положил нож на доску, вытер руки о фартук и посмотрел на неё, словно решая, стоит ли отвечать. – Вера была… упрямой, – сказал он наконец, его голос стал тише, почти задумчивым. – Любила море, любила готовить. Говорила, что еда – это способ рассказать, кто ты есть. Она могла часами стоять у плиты, пробуя соус, пока он не станет идеальным. – Он пожал плечами, возвращаясь к креветкам, но его движения замедлились, стали почти задумчивыми. – Она умерла десять лет назад. Я взял ресторан на себя.

Дэфне кивнула, её ручка замерла над страницей. Его слова были простыми, но в них чувствовалась боль, тщательно спрятанная за небрежным тоном. Она записала: Вера – душа "Прилива", упрямая и страстная. Стас продолжает её дело, но несёт бремя прошлого. Она подняла глаза, изучая его профиль – резкие скулы, лёгкую щетину, тень усталости под глазами. – Значит, "Прилив" – это её наследие, – сказала она тихо, стараясь не спугнуть его откровенность. – А что для вас значит готовить?

Стас бросил на неё взгляд, словно проверяя, искренен ли её интерес. Он отложил нож и опёрся руками о стол, его пальцы оставили влажные следы на деревянной поверхности. – Это… способ не забыть её, – сказал он после долгой паузы, его голос был почти шёпотом. – Она учила меня, что еда – это не просто еда. Это память, это дом. Даже когда всё рушится, я могу приготовить её рагу, и на секунду кажется, что она всё ещё здесь. – Он замолчал, его взгляд упал на креветки, но было ясно, что он видит что-то другое – может, ту кухню, где он, мальчишка, стоял рядом с Верой, слушая её песни. – И, может, это напоминает мне, что я ещё на что-то способен, даже если всё остальное разваливается.

Его слова повисли в воздухе, тяжёлые и честные. Дэфне почувствовала, как её сердце сжалось. Она ожидала уклончивого ответа, сарказма, но в его голосе была уязвимость, которая обезоруживала. – Это красиво, – сказала она, почти шёпотом, боясь нарушить хрупкий момент. – Думаю, читателям понравится. Они почувствуют эту… душу.

Стас хмыкнул, но не возразил. Он закончил с креветками и бросил их в миску с ледяной водой, где они затанцевали, поблёскивая, как драгоценности в свете лампы. – Хотите попробовать? – спросил он неожиданно, кивнув на миску. – Чистить, я имею в виду. Или вы только языком работать умеете?

Дэфне рассмеялась, звук её смеха разнёсся по кухне, смягчая напряжение. – Давайте, – сказала она, принимая вызов. – Но если я испорчу ваши драгоценные креветки, не жалуйтесь. Я лучше пишу, чем режу.

Стас подвинул миску и протянул ей небольшой нож, его пальцы случайно коснулись её, когда она взяла инструмент. Его кожа была тёплой, шершавой от работы, и Дэфне вдруг осознала, как близко он стоит – так близко, что она уловила слабый запах моря и трав, исходящий от его фартука. Она откашлялась, сосредоточившись на креветке, которую взяла из миски. Стас показал, как держать нож, его движения были плавными, уверенными, как у человека, который провёл тысячи часов за этой работой. – Вот так, – сказал он, указывая на панцирь. – Нож под спину, лёгкий надрез, потом тяни. Не дави сильно, а то мякоть порвёшь.

Дэфне кивнула, стараясь повторить его технику, но её пальцы были неуклюжими, и панцирь выскользнул, чуть не упав на пол. Она чертыхнулась под нос, и Стас покачал головой, но в его глазах мелькнула искра веселья. – Новичок, – пробормотал он, но без злобы. – Дай сюда.

Он шагнул ближе, взяв её руку, чтобы направить нож. Его пальцы сомкнулись вокруг её запястья, тёплые и сильные, и Дэфне почувствовала, как её щёки вспыхнули. Она уставилась на креветку, стараясь не замечать, как его дыхание касается её виска, как запах моря и чеснока, исходящий от него, смешивается с ароматом кухни. Его прикосновение было осторожным, но уверенным, и каждый раз, когда его пальцы чуть сжимали её руку, её сердце пропускало удар. – Не так, – сказал он, его голос был ниже, чем обычно, с лёгкой хрипотцой. – Мягче. Пусть нож сам делает работу.

Дэфне сглотнула, сосредоточившись на движении. Под его руководством нож скользнул вдоль панциря, и тот отделился с лёгким хрустом. Она выдохнула: – Получилось! – сказала она, подняв глаза, её голос был чуть громче, чем нужно, от внезапного восторга.

Их взгляды встретились, и на секунду время, казалось, замерло. В серых глазах Стаса было что-то новое – не раздражение, не усталость, а осторожное любопытство, словно он впервые по-настоящему её увидел. Их руки всё ещё соприкасались, его пальцы задержались на её запястье чуть дольше, чем нужно. Дэфне почувствовала, как тепло от его прикосновения растекается по её коже, и её дыхание стало неровным. Она хотела отвести взгляд, но не могла – его глаза, глубокие и внимательные, держали её, как море держит берег. В этот момент кухня, со всеми её звуками и запахами, исчезла, оставив только их двоих.

Стас кашлянул, отстраняясь. – Неплохо для новичка, – буркнул он, отступая к плите. Он отвернулся, помешивая соус, но Дэфне заметила, как его шея слегка покраснела, и это вызвало у неё лёгкую, почти детскую радость. Она подавила улыбку, возвращаясь к креветкам, но её мысли были далеко от ножа и панцирей. Её запястье всё ещё хранило тепло его пальцев, и это ощущение было одновременно волнующим и пугающим. Она не приехала в Солнечный за этим – за чувствами, за сложностями. Её жизнь в столице была чётко расписана: статьи, дедлайны, карьера. Но здесь, в этой тесной кухне, что-то внутри неё начинало дрожать, как струна, задетая случайным аккордом.

Следующие два часа пролетели незаметно. Дэфне задавала вопросы, записывая ответы, но их разговор перетёк за рамки интервью. Стас рассказывал о "Приливе" – о лучших годах, когда в ресторане собирались рыбаки, туристы и местные, о том, как Вера учила его готовить, стоя на табурете, чтобы дотянуться до стола. Он говорил о её фирменных блюдах – не только рагу, но и пироге с треской, который подавали с домашним айоли, о том, как она заставляла его пробовать каждую ложку, пока он не научился различать оттенки вкуса. – Она говорила, что соль и перец – это основа, – сказал он, добавляя щепотку соли в соус, который булькал на плите. – Слишком много – и блюдо испорчено. Слишком мало – и оно пресное. Всё дело в балансе.

Дэфне кивнула, записывая его слова, но её взгляд задержался на его руках, на том, как он двигался по кухне с уверенностью, которой ей так не хватало в её собственной жизни. Она подумала о своём детстве, о том, как её бабушка Айше готовила мерджимек чорбасы – суп из красной чечевицы, ароматный от кумина и мяты, и учила её, что еда – это любовь, которую ты даришь другим. В Стамбуле, где Дэфне проводила лето, кухня была сердцем дома, местом, где собиралась семья, где смех и рассказы переплетались с запахами специй. Она редко думала об этом в столице, где её обеды сводились к сэндвичам на бегу, но здесь, в "Приливе", эти воспоминания оживали. – У нас дома тоже было так, – сказала она, не удержавшись. – Бабушка говорила, что еда – это любовь. Если готовишь без души, никто не захочет есть.

Стас посмотрел на неё, его брови слегка приподнялись. – Откуда вы? – спросил он, и в его голосе не было обычной резкости, только лёгкое любопытство.

– Из столицы, но моя семья… из Турции, – ответила Дэфне, её голос был мягким, почти нерешительным. Она редко говорила о своих корнях с незнакомцами, но что-то в Стасе – его честность, его связь с прошлым – побуждало её открыться. – Я выросла на историях о море и блюдах, которые пахнут домом. Супы, специи, сладости… Бабушка делала баклаву, от которой невозможно было оторваться.

Стас кивнул, и на его лице мелькнуло что-то вроде понимания. – Море меняет людей, – сказал он, помешивая соус. – Здесь оно везде. В воздухе, в еде, в нас.

Дэфне записала его слова, чувствуя, как её статья оживает. Но больше, чем статья, её интересовал он – этот мужчина, который прятал своё сердце за грубоватой манерой и запахом чеснока. Она поддразнивала его, задавая лёгкие вопросы о его любимых блюдах, о том, почему он ненавидит модные рестораны с их "фьюжн-кухней". К её удивлению, Стас отвечал, иногда с саркастической усмешкой, которая начинала ей нравиться. – Они называют это инновацией, – фыркнул он, рассказывая о кафе в центре, где подавали "деконструированный борщ" в виде пены и геля. – А я называю это ленью. Если не можешь приготовить что-то настоящее, не порти классику.

Дэфне рассмеялась, и её смех эхом отразился от медных кастрюль. – Вы старомодны, Стас. Это мило, – сказала она, и её голос был мягким, почти игривым.

Он бросил на неё взгляд, но не возразил. Вместо этого он протянул ей ложку с соусом, который только что снял с огня. – Попробуй, – сказал он, его тон был почти требовательным. – И скажи, чего не хватает.

Дэфне осторожно взяла ложку, поднеся её к губам. Соус был тёплым, с насыщенным вкусом белого вина, трав и лёгкой кислинкой лимона, который мягко раскрылся на языке. Она закрыла глаза, позволяя вкусу осесть, чувствуя, как он переносит её куда-то далеко – может, в детство, к бабушкиной кухне, где запахи были такими же живыми. – Перец, – сказала она наконец, открывая глаза. – Чуть больше чёрного перца, и будет идеально.

Стас прищурился, но кивнул, его губы тронула лёгкая усмешка. – Неплохо, – сказал он, добавляя щепотку перца в кастрюлю. – Может, из вас выйдет повар.

– Не мечтайте, – ответила Дэфне, но её голос был тёплым, и она не могла сдержать улыбку. Она посмотрела на часы и поняла, что провела на кухне больше двух часов. Её блокнот был исписан заметками, страницы пестрели цитатами, описаниями, идеями для статьи. Но она не хотела уходить. Было что-то в этой кухне, в этом разговоре, что заставляло её чувствовать себя… дома. Чувство, которого она не испытывала с тех пор, как уехала из родительского дома, погнавшись за карьерой, за статьями, за признанием.