Записки Странника

ЗАПИСКИ СТРАННИКА.

Итак, свершилось: вчера мы отмечали Всемирный День Поедания Садовой Земляники!

Праздник под таким названием во всём мире отмечали только два человека: я и моя жена Наташа. Но мы точно знали, что вместе с нами праздновали все миры всего мирозданья. Знали потому, что если бы это было не так, то этот праздник никогда не смог бы состояться.

Я собрал самую спелую землянику в нашем саду, Наташа украсила свежей скатертью стол, длинною во всю нашу просторную светлую кухню, установила в центре этого стола большую хрустальную вазу для фруктов и спросила: «Нравится? Я так долго её выбирала, прежде чем купить. Смотри, какая она красивая! Ты уже помыл ягоды? Тогда помогай пересыпать их сюда. У нас такой урожай на ягоды выдался, что хоть каждый день эти земляничные праздники устраивай! А ещё я вазу для цветов купила, и теперь в нашей новой кухне на новом столе – новая красивая ваза с ирисами нового цвета. Смотри, какой цвет у них интересный: очень нежный светло-синий!»

Но я смотрел только на Наташу и не мог оторвать взгляда от её счастливой улыбки.

А когда священное таинство поедания земляники было завершено, Наташа, как и тогда, три года назад, спросила: «Ты иногда вдруг так задумываешься, что у тебя глаза… О чём ты думаешь сейчас? Помнишь, как я сказала, что когда всё это закончится, то всё будет хорошо? Я и сама не поняла, что сказала. А ты понял. И всё теперь стало хорошо, даже лучше, чем мы могли себе представить.»

Я ответил, что думаю о Страннике, что без него я бы никогда не смог сделать то, что сделал. И что я боюсь снова забыть самое главное, как это уже случалось.

– Я не хочу, чтобы ты забывал, и чтобы я забывала тоже, – сказала Наташа, – но мы можем записать всё, что с нами произошло, и тогда ничего не забудем. И будет лучше, если это сделаешь ты. Потому что рассказал о нём ты. Рассказал так, что я поверила, тебе поверила, любимый мой человек, немножко странный.

– Но я боюсь, что у меня не получится.

– Помнишь, как три года назад ты говорил, что чего-то боишься? Но у тебя всё получилось.

– Но тогда я боялся другого. Теперь я боюсь, что не хватит нужных слов. Он, Странник… Там – другой язык, и если переводить его на наш, обычный… Вспомни, как ты смотрела на меня тогда, во второй день нашего знакомства.

– Серёжа, скажи, почему ты любишь меня?

– Потому что ты самая красивая.

– А почему самая красивая любит тебя, немножко сумасшедшего, как ты думаешь?

– Я не знаю. Знаю только то, что любит… Хорошо, я сделаю это. И каким будет название того, что я напишу? Записки сумасшедшего?

– Можно и так. Но лучше – записки Странника. Ты сказал, что без него не смог бы сделать того, что сделал. Но и он без тебя не смог бы сделать ничего, понимаешь?

– Значит, у меня опять нет выбора. Буду писать на простом языке. Знаешь, ещё почему я люблю тебя так сильно? Потому что ты ещё и самая мудрая.

– Может быть, – вздохнула Наташа и улыбнулась, – да, наверное. Но ты объяснил мне, почему эта планета так называется.

Я искренне ответил, что не помню, чтобы объяснял ей это, что она сама всё поняла. А она:

– Тебе не пришлось ничего объяснять потому, что не раздумывая долго, ты просто взял и сделал то, после чего уже не нужно объяснять.

– Неправда, я долго думал, ночью…

– Нет, это правда, – сказала Наташа, – ты спал потом как счастливый ребёнок, я же видела. А ещё так может спать человек, который уже принял решение.

– А об этом тоже можно писать?

– О чём? Ты спрашиваешь, можно ли писать о любви? – улыбнувшись, ответила Наташа, – А мне показалось, что именно о любви ты и хочешь написать.

– Мне тоже так показалось, – согласился я, – а когда кажется двоим, то это уже не кажется, тем более что ты у меня – самая мудрая и красивая жена.

Утром, когда Наташа ещё спала, я мысленно поцеловал её, взял толстую тетрадку, ручку и написал на обложке тетради: Записки Странника. Планета Паразитов.

Но прежде чем приступить к описанию той мистики, которая пришла в мою жизнь три года назад и продолжается до сих пор, попробую описать улыбку Наташи, с которой она кушала землянику: эта улыбка была олицетворением такой радости, что для меня само счастье нашло своё олицетворение в ней.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.

Это был первый день, когда я вышел из дома после своей внезапной и непонятной болезни, с которой провалялся в постели три дня. Такое уже случалось со мною, в первый раз – когда я был ещё подростком: поднималась температура безо всяких на то причин, я как будто проваливался куда-то в бессознательное, а через несколько дней был уже здоров. Врачи не могли определить точно, что это такое, не давали какого-нибудь объяснения этому, и я перестал обращаться к ним. Тем более, что случалось это редко и довольно быстро забывалось, а ходить по врачам мне всегда было некогда.

Но сейчас это случилось так невовремя! Я сидел в беседке возле своего дома и приводил в порядок мысли. Мне очень хотелось бы сейчас ни о чём не думать, потому что голова всё ещё побаливала, но я не мог себе этого позволить. Я думал о том, что же теперь мне делать, как вернуть то, что было три дня назад, и от решения этого вопроса зависело очень многое, если не всё. Но решение не приходило.

Беседка, в которой я находился, досталась мне от прежнего владельца этого участка земли вместе с фундаментом под возведение дома. Не знаю, почему тот человек решил не завершать начатое строительство и продать участок мне за очень невысокую цену, но случилось так как случилось, и я стал обладателем этого богатства.

Она, эта беседка стала для меня местом силы. Часто, когда казалось, что у меня уже нет ни сил, ни средств продолжать стройку, когда снова слишком настойчиво и слишком громко в голове звучали вопросы «для чего мне всё это?», «зачем вообще всё это нужно?», я приходил сюда, садился передохнуть, закрывал глаза… А потом снова принимался за дело. Возможно, мне помогала давно выработанная привычка: если не знаешь, что делать – просто иди и делай. Ещё помогало испытанное однажды понимание, что если позволить таким вопросам звучать слишком долго, то можно уже не встать и не пойти никуда потому, что сил для этого не будет.

И я просто строил и жил этим строительством. В мире, котором я жил, существовало только то, что было построено когда-то и кем-то. Ничего другого в нём не было. Творец построил когда-то это небо и землю, посадил цветы и деревья. И под этим небом не звучали бы песни птиц, если бы они снова и снова не строили на деревьях свои гнёзда и не продолжали бы свой род.

А то, что было построено мною, оставалось на этой земле, и я мог забрать с собой то самое главное, что не отнимается и не разрушается. Возможно, для других людей был другой мир, в котором они жили, но я родился мальчиком и жил в своём. Этот маленький любопытный мальчик часто задавал вопрос о том, он ли выбрал такой мир или этот мир выбрал его, а я, немножко повзрослевший, отвечал что «поживём – увидим, и даже если не увидим, то это ведь не мешает жить».

Этот дом не был первым построенным в моей жизни, и даже не был вторым, но впервые мне приходилось строить только для себя. Теперь работы были завершены, мусор собран и вывезен. Я оставил лишь сколоченные из досок и бруса строительные козлы, решив, что они могут ещё пригодиться. Их было удобно использовать в качестве верстака или стола, где я оставлял иногда гостинцы для птиц и наблюдал, как на коньке крыши моего дома незамедлительно появлялась сорока и принималась следить за мной. Я уходил, а когда возвращался через какое-то время к беседке то обнаруживал, что мои подарки не остались невостребованными.

Интересные птицы эти сороки. Их почему-то называют воровками, но на самом деле – это очень хозяйственные, смышлёные, общительные и заботливые птицы. Вот и в тот день я заметил, как одна из них внимательно смотрит на меня, устроившись на ветке рябины. Затем эта сорока громко оповестила о своём присутствии, к ней прилетела другая, и они начали беседу на своём сорочьем языке, непременным элементом которого являлся хвост. Я всегда удивлялся, как ловко они управляются со своим длинным хвостом, когда перескакивают с одного места на другое в гуще веток. Наигравшись, сороки улетели, одна за другой.

Помню, что в этом сорочьем действе я увидел некий знак. А что мне ещё оставалось, ведь в той ситуации, которой я оказался, помочь мне могло только чудо.

Рябина, о которой идёт речь, росла совсем недалеко от беседки, как раз на границе с соседним участком. Моя соседка, Алефтина Афанасьевна или «баба Аля», как иногда её называли, была колдуньей, ясновидящей или что-то в этом роде.

Лично для меня «ясно видеть» – это когда умеешь просто взглянуть на ситуацию и себя самого как бы со стороны, с другой точки зрения, под другим углом. Но, наверное, по своей сути магия и эзотерика – это тоже взгляд с другой точки и один из способов увидеть то, что не замечал. И потому к таким вещам я всегда относился нормально, не отрицая их существования, но и не увлекаясь особенно.

«Магиня баба Аля» была для меня обычной пенсионеркой, любящей каждодневный труд на своём огороде, свою собаку породы русская борзая и разговоры с мной или другими соседями о различных премудростях выращивания цветов, огурцов и всего такого, вполне земного. Её не вполне обычные для нашего времени имя и отчество ассоциировались для меня со значением «истинный, правдивый» и почему-то с Афанасием Никитиным и его «хожением за три моря». Ещё я не переставал удивляться её доброжелательности и энергичности, потому что прекрасно знал сколько нужно труда, чтобы содержать в порядке такой участок земли и довольно большой дом, больше моего, в котором она жила одна. Правда, к ней наведывались её дети с внуками, но не так уж и часто. Чаще к ней приходили за помощью в решении каких-нибудь своих проблем. Я заметил, что чаще приходили женщины.

Дом Алефтины находился на расстоянии не более полусотни метров от моего, и именно там однажды я увидел Наташу. Других женщин возле дома моей соседки я замечал, а её, Наташу, – увидел. И с тех пор когда к бабе Але приходил кто-нибудь, о чём громким лаем возвещала её русская борзая, то я хотел снова увидеть свою Наташу. Она появлялась ещё несколько раз, ходила вместе с Алефтиной по её огороду, заглядывала в теплицы, увлечённо беседовала о цветах и ещё о чём-то… Я пытался угадывать, о чём они говорят… Может быть, мне стоит соорудить большую цветочную клумбу и посадить какие-нибудь экзотические растения, чтобы Наташа обратила внимание? Может быть каким-нибудь образом, под каким-то предлогом начать разговор, познакомиться?.. Но такая женщина просто не может быть не замужем! Это казалось мне абсолютно невозможным.

Не знаю, как долго ещё это могло бы продолжаться, но однажды… Я был занят чем-то на своём участке, когда услышал, как Алефтина Афанасьевна рассказывает об одной из своих постоянных посетительниц по имени Наталия другой моей соседке, Елене, я узнал их по голосам. Они не видели меня, хотя их разговор происходил совсем близко, нас разделяли только кусты сирени и цветущего чубушника. Не знаю, каким образом я определил тогда, что речь шла именно о моей Наташе, но не ошибся.

То, что я услышал, на какое-то время привело меня в ступор, а точнее сказать – в шок. Если честно, то я не знаю, как называется такое состояние, когда голова просто отказывается понимать то, что для неё находится за гранью хоть какого-то понимания. За свои пятьдесят лет жизни я успел повидать многое и думал, что многое знаю. Но то, что я услышал…

Я не мог поверить, что такое вообще возможно и долго размышлял о том, что услышал. И если раньше я не мог решиться на то, чтобы сделать хоть что-нибудь для знакомства с Наташей, то теперь я уже не мог не делать ничего, не попытаться помочь ей… Кто я такой и имею ли на это право? Не сделаю ли я что-нибудь такое, от чего всё станет только хуже? Но ведь выбор – это не то, что даётся, а то, что берётся. Он так и называется: выбор. И разве можно узнать, что будет, что получится, если ничего не сделал? Дальше будет только то, что будет. А разве может быть по-другому? Тем более, что я услышал, как Алефтина Афанасьевна сказала: «Я ничем не могу ей помочь, если вообще чем-то помочь можно… Просто безвыходное положение какое-то… Я вижу, что это по судьбе, кармический узел.»

Значит, и мне это по судьбе, – решил я, – будем искать выход. И у меня родился план, как можно попытаться и с чего начать. Я так и не решился подойти к Наташе и… К тому же я не знал когда смогу увидеть её снова возле дома соседки. И я подошёл к Алефтине Афанасьевне. Она выслушала меня, очень внимательно посмотрела и сказала: «Хорошо, я передам Наташе, можешь быть спокоен насчёт этого. А насчёт другого…» И она почему-то улыбнулась, мне даже показалась, что как будто подмигнула.

Три дня назад я должен был встретиться с Наташей в кафе, но неожиданно заболел. Я не мог сообщить об этом бабе Але. Наташиного номера телефона у меня не было тоже…

И теперь я сидел в беседке, мучительно думая, что же мне делать с этим. Ни о чём больше я думать не мог, потому что всё остальное было решаемо. Трудно, но решаемо. Всё кроме этого: я назначил свидание женщине, а сам не явился. Уважительной причиной для такого может быть только одна. Но, видимо, в тот момент кушать мне хотелось больше, чем хотелось умереть. Мой взгляд упал на грядки, где под тонкой зелёной сеткой, растянутой мною для защиты от птиц, на кустиках земляники густо висели крупные сочные ягоды. Я набрал этих ягод полную большую эмалированную миску, которую нашёл свободной на кухне, и по дороге обратно начал их есть прямо так, немытыми. А потом, уже на кухне, закончил их поедание с молоком из холодильника, хлебом, благоразумно помытыми руками и всё теми же мыслями: что же всё-таки можно сделать для исправления непоправимого? Но теперь это казалось уже не таким непоправимым.

Я вернулся к своим грядкам, снова набрал полную миску земляники, потом поставил её на кухонный стол… Но есть уже не хотелось, и я долго сидел, глядя на неё. И то ли оттого, что задача всё равно казалась нерешаемой, то ли оттого, что нестерпимо захотелось плакать, мною вдруг овладело необъяснимое странное веселье. Я пошёл в прихожую, к зеркалу, и глядя в него произнёс: «И чему вы так радуетесь? Это выглядит очень странно, мистер Странник! Есть ли у вас план, мистер Фикс?»