Дочь друга. Ненужные чувства

Глава 1

– Кирилл Савельевич, вас там девушка в приемной ждет, – меня останавливают на полпути к выходу.

– В смысле меня? – торможу, непонимающе уставившись на Иру.

– Вас. Она конкретно к вам приехала, ждет.

– Что там?

– Резкие боли внизу живота, кровь уже взяли, но нужна консультация хирурга, она не дала себя осмотреть Герману, вас ждет.

– Как интересно.

Вместо коридора, куда я собирался пойти, чтобы свалить домой, сворачиваю в приемную. День будний, никаких праздников, так что пациентов не очень много. Из троих представительниц женского пола безошибочно нахожу ту, которая меня ждет. Девчонка сдает себя с потрохами. Смотрит на меня глазами олененка Бэмби и поднимается на ноги. Слишком резво, надо заметить, для той, у которой резкие боли внизу живота.

– Вы, так понимаю, меня ждете?

Я жутко заебался на операции, она продлилась дольше обычного из-за резко возникшего кровотечения. Я даже переоделся наспех, кажется, пуговицы неправильно застегнул, потому что собирался уже домой, но Бэмби это не смущает, она словно и не видит ничего, кроме моего лица. Рассматривает, как музейный экспонат на выставке.

– Я, – улыбается. – Дождалась, хотя мне говорили, вы можете не прийти.

– Мог, – киваю. – У меня операция была тяжелая, а у вас… – окидываю ее взглядом, приподнимаю вопросительно бровь.

– У меня… боли. Справа. Резкие.

– Редкие?

– Не так чтобы… ай… ой… – начинает стонать.

Я распознаю ложь практически сразу. Она херово врет, очень херово, но такого в моей практике еще не было, чтобы сама приехала, сымитировала боль и херову кучу времени ждала среди других больных. Даже усталость на миг улетучивается.

– Ладно, пройдемте, – веду ее в отдельный кабинет, забрав лист поступления.

Вообще, в кабинет мы пациентов из приемной не водим, но уж очень сильно мне хочется понять, почему она пришла, а еще преподать ей урок на будущее.

– Вы… тут меня осмотрите? – озирается по сторонам.

Особенно напрягается, когда захлопываю за ее спиной двери.

– А что?

– Ничего, просто… ой… ух… болит.

– Ложитесь, поднимайте свитер, – киваю на кушетку.

Она мнется, но ложится, задирает ткань до груди, оголяя рельефный живот. Я наклоняюсь, тщательно все ощупываю, вижу, как кривится, видимо, не очень приятно, и вскрикивает, конечно, для правдоподобности. И натурально так… если бы не подрывалась там, в коридоре, я бы даже поверил, но шпион спалился сразу. Не до конца, видимо, все продумала или поддалась эмоциям.

– Попрошу вас снять свитер.

– Снять? – в ужасе на меня смотрит. – В смысле… совсем?

– И бюстгальтер.

– А… зачем?

– Видите ли, иногда случается так, что болеть может в груди, но отдавать в правый бок.

– А… – мнется.

Явно не хочет раздеваться, но и признаваться мне, зачем пришла, тоже не спешит.

– А вы… меня не помните? – спрашивает совсем уж неожиданно.

Я, признаться, ждал чего угодно. И того, что она журналистка где-то со скрытой камерой, и того, что она сталкерша… Тут недавно у хирурга из соседней больницы завелась и всех на уши поставила, но там шизофрения, а тут здоровая, пожалуй, даже слишком.

Но вот того, что она меня об этом спросит, как-то не ждал. Не потому, что ко мне тут не приходят те, кого я могу и забыть, а потому, что ее я бы уж точно запомнил. Глаза эти огромные, ресницы пышные и взгляд… невинный такой. Не-е-е-ет… мы с ней точно не виделись.

– А должен? – хмурюсь. – Вы были на приеме у меня уже?

– Нет, я… Катя. Янова.

– Можно чуть больше информации?

– Я Дмитрия Янова дочь. Помните такого? Следователь, который ваше дело расследовал.

Янова помню, конечно, как забыть, когда он единственный тогда мне поверил и расследование толковое провел, едва не поплатившись карьерой.

– Помню Дмитрия. Тебя – нет.

– Я вам сейчас! – восклицает и быстро встает с кушетки.

Тянется к довольно объемному рюкзаку, извлекает оттуда фотографии и паспорт, протягивает мне.

– Вот. Я с папой. И паспорт мой.

Я все это беру в руки, рассматриваю, нихера не понимая. Мозг после операции и так не варит, а тут еще паспорт, фотки, никаких болей. И девочка на фотографии совсем не Катя. Только глазами и похожа, но я дочку Янова один раз видел, когда у него оставался на ночь. Чего она ко мне приперлась-то?

– Тебе что нужно, Катя… Янова? Ничего у тебя не болит ведь.

– Не болит, я… я тут проездом, в столице. На три недели. Меня позвали сюда на стажировку, я на журналиста учусь. Там деньги обещали заплатить хорошие.

– Я рад, Катя. Правда, очень рад, поздравляю, – поднимаюсь, забираю со стула неожиданно тяжелый рюкзак и вручаю его ей. – Папе передавай привет.

Понимаю, что она сюда не просто рассказать это все пришла, а с какой-то целью, но мне это не то чтобы неинтересно, мне это не нужно. Вне зависимости от того, что она скажет.

Катя уходить не спешит, даже когда я сам направляюсь к двери.

– Кирилл, подождите!

Она, видимо, спешит за мной, потому что неожиданно я слышу звук падения чего-то тяжелого, видимо, рюкзака, а затем и крепкий мат, из уст Катеньки звучащий, как хеви-метал на церемонии крещения.

– Я это… за помощью к вам. Мне просто… обратиться не к кому больше! Выслушайте, пожалуйста.

Она чуть не плачет и тянет рюкзак с пола на плечи.

– Оставь, – забираю у нее непосильную ношу, кидаю его на кушетку и туда же киваю Кате, чтобы села.

Сам приземляюсь на стул, прислонившись к спинке, и блаженно закрываю глаза. Сейчас бы лечь и уснуть, а не сидеть с незнакомкой.

– Давай, Катя, в двух словах суть просьбы. Я пиздецки устал и хочу домой.

– Я… В общем, я сюда на стажировку приехала, но я уже говорила. С подружкой договорилась, чтобы пожить у нее. Мы с ней в школе вместе учились, а потом она поступила сюда, нашла парня и живет с ним в квартире. Трехкомнатной.

– В двух словах, Катя.

Она тяжело вздыхает, крепче руки на коленях сжимает, словно решается.

– Можно я у тут поживу? Мне… пойти больше некуда.

– Тут?

– В больнице. Вы оформите меня на койку и будете отпускать днем типа домой. Можно же так?

Смотрит с такой надеждой, которую неожиданно неприятно разбивать.

– Нет, Катя, так тут нельзя. Это частная клиника, тут сутки пребывания две тысячи.

– Ох… – изумленно на меня смотрит. – А осмотр тоже… платный? Ну, в смысле, я тут с вами…

– Тоже.

– А у меня денег нет, Лиса забрала то, что было, сказала, компенсация за моральный ущерб.

– Лиса?

– Ну, подруга моя, Алиса ее зовут. А у вас, Кирилл? Может, я у вас поживу? На три недельки всего. Я тихая.

Глава 2

– Я знаю, что это странно звучит, учитывая, что я тут… устроила, но мне правда больше некуда… Подруга меня… выставила. Ее парень ко мне приставал, а я… я ему отказала, и ей не сказала, а он, представляете, соврал ей, что это я к нему, ну и… она меня выставила. Я просто… не знаю, куда больше, а деньги со стажировки дадут не сразу, по окончании, и там нельзя жить.

Катя продолжает тараторить, но я слушаю уже вполуха. Меня после операции нельзя так грузить, я мало что понимаю, поэтому торможу ее дальнейшую слезовыжималку.

– Номер папы есть, Катя? Он в курсе, где ты и что тебя выставили?

– Папа… – она делает рваный глубокий вдох и сорвавшимся голосом сообщает: – Убили папу. Год назад еще на задании. Я… с бабушкой теперь. У нее пенсия маленькая, мы и так на билет едва нашли, мне даже подруги собрать помогали. На билет и пару тысяч так… на первое время.

– Так, ладно, – поднимаюсь со стула, беру ее тяжеленный рюкзак. – Пошли.

– С вами, да? Вы поможете?

Будто у меня выбор есть. Я перед Яновым в долгу, обещал ему, что, вдруг что – всегда помогу, а тут вот дочка его на улице в столице.

Из кабинета мы сразу идем на кассу.

– Дин, оформи как осмотр, а? Ничего у девочки нет, госпитализация не нужна.

– А анализы? Там кровь брали. Они, кстати, пришли уже.

– Ну и анализы посчитай.

Жду, постукивая пальцами по стойке. Катя стоит рядом, заинтересованно осматриваясь по сторонам.

– Тысячу восемьсот. Картой или наличкой? – смотрит на Катю, которая от шока едва не роняет челюсть на пол.

– Картой, Дин, – встреваю, доставая из кармана телефон и проводя оплату.

Дина никак мои действия не комментирует, поэтому я решаю объясниться сразу, чтобы завтра пол-отделения не обсуждало мою личную жизнь или еще чего похуже.

– Это родственница моя. Кошелек дома забыла.

– Вот как, – улыбается. – А я уж подумала… Оплата прошла успешно. Чек нужен?

– Нет. Спасибо, Дин.

Отталкиваюсь от стойки, подхватываю под локоть явно прибитую ценой Катю и веду ее к выходу.

– Я вам… верну все. Как за стажировку заплатят, так и верну. Там у меня хватит.

– Забудь, – отмахиваюсь. – Жди тут, – оставляю ее у выхода, сам иду к стойке регистрации. – Я ушел, Ир. Никого же ко мне нет?

– Нет, иди, – отвечает, не глядя. Она, видно, занята, у нее тут пациенты стоят в очереди, так что я просто разворачиваюсь и иду к выходу, где оставил Катю, но вот ее там, где она должна быть, нет.

В первое мгновение испытываю облегчение. Баба с возу, как говорится, но дернувшись к выходу, торможу.

Вот же…

Не могу так.

Иду по коридору сначала в одну сторону, затем в другую. По пути торможу санитарку, спрашиваю про девушку, но она никого не видела. Странно. Уйти она не могла – я вдруг вспоминаю, что рюкзак ее с вещами и документами у меня.

Стоит вернуться к выходу, как вижу Катю там, где и оставил. Стоит, смотрит в пол.

– Где была?

– Я… э-э-э… туалет искала.

– Нашла?

– Нет, – виновато.

– Ладно, пошли.

Веду ее к туалету, киваю на дверь, а сам вызываю такси, потому что чувствую, что по вечернему городу ехать в пробках на своей машине просто не смогу. Не в нынешнем состоянии. Катя выходит как раз тогда, когда приложение уведомляет о прибытии такси.

– Вы меня простите, Кирилл, что я так… влезла.

– Давай без этого пока, ладно? Я дико заеб… устал, в общем. Завтра все обсудим. Мы пока едем ко мне, а поговорим, если ты не против, утром.

– Конечно.

В машине я, видимо, отрубаюсь сразу, потому что веки разлепляю от настойчивого баса:

– Уважаемый, приехали!

– Смена тяжелая была, – зачем-то говорю вслух.

– Мне, так-то, похер, вылезайте из машины, у меня заказ следующий.

Я обычно никак не оправдываюсь, и, судя по ответу таксиста – не стоило и начинать.

– Хамло! – возмущается вышедшая за мной Катя.

Не приснилось, значит. Правда приехала дочка Янова жить у меня. И как угораздило так вляпаться? У меня отродясь никто не жил, даже на ночь не оставался, но везти ее сейчас куда-то, когда я с ног валюсь от усталости, не вариант.

– Я, кстати, разбудить вас не смогла, – виновато пищит. – Наверное, он поэтому разозлился.

– Меня трудно разбудить, на будущее запомни. А разозлился он, потому что мудак. На свой счет не принимай.

Она кивает, а я херею с того, что на самом деле рассматриваю возможность ее у себя оставить. Планировал с кем-то договориться из девчонок, но об этом и правда завтра подумаю, голова не варит.

– Здесь так красиво! – не сдерживается от восторженного замечания, когда заходим в лифт. – Ой… молчу, – вспоминает мою просьбу и действительно замолкает, продолжая осматриваться.

На кнопки смотрит, на подсветку, проводит рукой по поручням, едва не попискивая от восторга. Поразительно, как металлическая коробка может приводить в такой восторг, но не думаю, что она в своем небольшом городишке такие видела.

Катю в квартиру пропускаю первой, щелкаю выключателем. Разуваюсь, привалившись к стене и наблюдая за своей гостьей. Она снимает ботинки и аккуратно ставит их на тумбочку для обуви. И вот тут я замечаю, что она без верхней одежды. Я, впрочем, тоже, но я на машине в больницу приезжаю, так что куртку на смены надеваю редко, потому что незачем. Обед мне привозят, кофе в больнице отменный, да и выйти особо некогда.

– Одежда верхняя твоя где?

Глава 3

– У Лисы, она… не услышала, наверное, как я стучала, – выдает с тяжелым вздохом.

Понятно. Значит, придется завтра зайти к Лисе. Уж больно она хитрая.

– Вы не голодный? Я готовлю неплохо.

Вот твою же мать, а?! У меня в доме мышь повесилась, я на доставках живу, но сейчас ждать курьера не вариант.

– Я нет. Вот, – достаю из куртки, висящей на вешалке, карту. – Тут магазин внизу есть, совсем рядом, сходи за продуктами, купи все, что нужно.

– Хорошо, – тут же начинает обуваться обратно, и я вдруг понимаю, что куртки у нее нет, и вообще она тут заблудиться может, территория комплекса большая, все подъезды одинаковые, а магазин с другой стороны.

– Вот, – снимаю с вешалки свою куртку и даю ей, начиная тоже обуваться.

– А вы? Со мной пойдете?

– С тобой.

– Тогда куртка вам нужна.

– Надевай, Катя. Я к морозам стойкий.

Она хмурится, но куртку на хрупкие плечи натягивает.

– Смешно выгляжу? – видимо, замечает мою улыбку.

– Немного.

– Может, оставим? Чтобы потом не судачили.

– Тут, Катя, всем по х… по боку, в чем ты зайдешь в магазин. Даже не посмотрят.

– Вы можете материться, – неожиданно говорит она. – Я от папы наслушалась, сама иногда… но вы же слышали в кабинете. Я не часто, – поспешно оправдывается, – но проскальзывает, никак не могу отучиться.

– Я тоже отучаюсь.

– Да?

Нет, но ей знать необязательно. Хирургу мат из лексикона убрать никак не получится, потому что, когда у пациента внезапно хлещет кровь оттуда, откуда не должна была, “еб твою мать” не скажешь.

– Будем вместе тогда.

– Ага.

– Я много болтаю, да?

– Сейчас болтай, чтобы я в лифте не уснул.

Как только даю ей разрешение – замолкает. Едет тихо, снова все с восхищением рассматривая. Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы привыкнуть? Неделя-две, или она так и уедет из столицы, восхищаясь ее величием?

Так наблюдать за ней интересно. Мы тут всё воспринимаем как данность. Есть, и пофиг, но когда видишь, как у другого вызывают восторг обычные вещи, невольно задумываешься, как быстро течет твоя жизнь, а главное, куда именно.

Вообще, я о такой херне не задумываюсь, потому что некогда. На сменах у нас не то чтобы завал, но иногда так заебываешься, что, вот как сегодня, твою сонную тушу везет таксист, а дома отсыпаешься, жрешь, берешь полдня на нихеранеделание – и снова на работу.

– Вы сказали, магазин рядом, – замечает Катя, когда идем мы по улице уже прилично.

– А что, нет?

– Тут целый район нашего города, а людей… – она замолкает, вскидывая голову наверх, – даже больше, наверное, живет.

– Муравейник, – пожимаю плечами.

– Я… не это сказать хотела, – оправдывается. – Но ваше определение подходит.

Надо бы ее на “ты” перевести, все же она хоть и молоденькая, но не настолько, чтобы ко мне на “вы” обращаться. Хотя, скорее, это я не настолько старый, но почему-то не спешу. Есть в ее обращении ко мне что-то… особенное. Но это, вероятнее, из-за тяжелой смены. Я едва понимаю, как мы вообще до магазина доходим, ноги несут сами.

– Я бы не нашла сама магазин, – сетует. – Или нашла бы, но назад не вернулась, тут все такое… большое и одинаковое. А я даже номер квартиры не посмотрела.

Я вдруг вспоминаю работу в отделении у них в городишке. Небольшая клиника, пара крупных магазинов, в которых я был пару раз, потому что расположены они едва ли не за городом. Там было непривычно, но мне, тогда еще сопливому пацану, очень уж хотелось выслужиться перед начальством и показать отцу, что в медицинский я пошел не из прихоти, а по званию. Еще бы он в это верил!

– А вы что любите на ужин? Или на завтрак, если ужинать не будете?

– Что под руку подвернется. Иногда в кафе спускаюсь, тут есть, но уже закрыто.

– Сырники будете? Или яичницу могу сделать. С помидорами.

– Бери что хочешь, – протягиваю ей карту.

Мог бы и сам расплатиться, учитывая, что я собрался ходить с ней, но подумалось, что так она будет чувствовать себя свободней, но Катя карту не берет. Руки за спину прячет, отчего куртка сползает с одного плеча и вот-вот съедет на пол. Поправляю на ней пуховик, забираю карту под ее пояснения:

– Вы это… сами лучше заплатите. И будете говорить мне, что можно брать, чтобы я… лишнего не взяла.

– Я же сказал – что хочешь.

Она поджимает губы, но кивает. Чувствую, что не сработает, поэтому стараюсь максимально включиться в реальность.

Заходим. Катенька осматривается. Я ловлю едва ли не каждую ее эмоцию. Удивление, больше похожее на шок, ступор, страх.

– Идем, – беру ее за рукав и веду в зал, потому что сзади заходят люди. – И быстро, Катя… Я правда очень устал. Не до магазинов.

– Ясно.

Она ускоряется, ходит между прилавков, в прихваченную на входе корзинку добавляет хлеб, молоко, берет яйца, смотрит на меня.

– У вас совсем ничего нет? Или, может…

– Яйца, Катя, у меня есть, но в качестве ингредиентов они не подойдут.

– А… Ох…

Она заливается краской, а я начинаю жалеть, что такое ляпнул. Забываюсь, что не среди друзей, не с хирургами и медсестрами, которые к разным шуткам привыкли.

– Прости. Неудачно пошутил.

– Нет-нет, вы можете, – быстро тараторит, опустив взгляд в пол. – Я с папой наслушалась.

Уверен, что да. Я Диму помню плохо. Знаю, что человек он хороший, справедливый, хоть и местами резкий. С выражениями не церемонился, рубил правду-матку. Жаль, что его больше нет. И что убили, не удивлен, он всегда лез вперед, даже тогда, когда стоило бы промолчать.

Тему с яйцами благополучно заминаем, но ставлю себе в голове пометку “без пошлостей”, иначе доведу девчонку до скачков артериального давления.

Дальше в корзинку летят спагетти, сметана, овощи. Мимо стеллажа с кофе Катя идет медленно, но ничего не берет. А у витрины с тортами удивленно тормозит, но тоже… идет дальше. Уже у кассы прошу ее подождать и возвращаюсь в кондитерский отдел.

Хрен знает зачем, но беру торт и пирожные в корзинках, прихватываю пару стиков кофе и возвращаюсь на кассу, где Катя как раз раскладывает товар на ленту и при этом посматривает в зал. Наткнувшись на меня, с облегчением выдыхает.

– А говорили, не хотите есть, – с улыбкой выдает Катя, когда заходим в квартиру. – Торт купили вот.

– Я не себе.

Разуваюсь, забираю у нее свою куртку, отправляю на вешалку и забираю пакеты, унося их на кухню.

– Кирилл… – Катя в нерешительности останавливается в дверях. – А вы… не один живете? – спрашивает, глядя на кружку на столе с надписью “Соня”.

Глава 4

Утром наворачиваю круги по незнакомой кухне, раздумывая над тем, будет ли это удобно – зайти в комнату к малознакомому мужчине и разбудить его, чтобы узнать, где взять дополнительный комплект ключей.

Через час мне нужно быть на стажировке, а Кирилл все еще спит. Учитывая, каким усталым он вчера выглядел, проспит минимум до обеда.

Опаздывать мне нельзя. Ни в коем случае. Даже на пять минут.

Поправляю полотенце на приготовленных наспех оладьях и снова вижу кружку с именем “Соня”. Это его племянница, хотя она могла быть и любовницей, мне нет до этого никакого дела.

Покидаю кухню и иду к выходу. Обуваюсь и тут же разуваюсь.

У двери, ведущей в спальню Кирилла, останавливаюсь, решив, что оставлять дверь открытой – не выход. Как и рыться по карманам в поисках второго комплекта. Как и забрать единственный имеющийся.

Я ведь не знаю его планов.

Вдруг у него сегодня операция, а тут я заберу ключи?

Да он выгонит меня уже к вечеру! Нет уж, хватило мне вчерашних приключений. В этой квартире мне нужно задержаться до окончания стажировки.

Я тихо, но настойчиво стучу по дверному полотну, но реакции никакой не следует. Отговариваю себя заходить внутрь, но, так и не получив ответа, оказываюсь внутри и тут же прищуриваюсь, потому что в спальне Кирилла кромешная темнота.

Видимо, на окнах висят какие-то новомодные, не пропускающие свет шторы, так что пробираться приходиться на ощупь. Хорошо, небольшая полоска света из коридора показала, где вообще находится кровать и спящий на ней мужчина.

Но дойти до огромного спального места – одно, а вот добраться до мужчины, который, очевидно, любит спать у стены – та еще задача.

– Кирилл… – зову тихо, чтобы не спугнуть.

Папа вообще учил никогда и никого не будить.

А если очень надо, брать кастрюлю на кухне и стучать. Желательно на кухне, а не под ухом у спящего, иначе…

Иначе можно схватить пулю.

Но это у меня папа следователь. Одно время, знаю, он спал с пистолетом под подушкой. Говорил, для безопасности. Со временем перестал, но его я бы ни за что не стала будить, а вот Кирилла надо. Очень надо, иначе кранты моей стажировке.

Вариант с кастрюлей негуманный, так что я забираюсь на кровать в надежде, что доктора не хранят под подушкой пистолет. Максимум скальпель, что тоже не очень, но выбора нет.

– Кирилл…

Трогаю его за плечи. Или за руки. За что-то, в общем, трогаю. Трясу.

Страшно. Все ужастики отца вспоминаю. Он терпеть не любил, когда его будили, и пугал.

– Кирилл, мне нужны ключи…

Он начинает ворочаться, я – говорить громче и трясти сильнее. Лезу к лицу, трогаю за щеку, натыкаюсь на маску на лице. Поддев, тяну ее вверх и лечу вниз. Не на пол, на кровать. Спиной.

Сверху меня придавливает массивным телом.

Все, что я успеваю – издать непонятный звук. То ли кряхтение, то ли крик раненой чайки, то ли это был последний вздох, который я успеваю сделать, прежде чем на мою шею ложится тяжелая мужская рука.

Вот и ужасы подъехали. Мамочки…

Он слишком огромный. И сильный. И, кажется, злой.

А я…

А я, видимо, в состоянии аффекта, потому что пошевелиться не могу и сказать что-то – тоже. Под тяжестью мужчины, который минимум вдвое шире тебя в плечах и выше на пару десятков сантиметров, даже дышать трудно, не то что говорить или шевелиться.

Кирилл приходит в себя первым. Хватка ослабевает, а через мгновение комнату заливает ярким светом, от которого я щурюсь.

– Твою мать, Катя.

Он резко отталкивается руками и встает. Я следом, как-то неуклюже, как каракатица, ей-богу! Еще и в откуда-то взявшемся одеяле запутываюсь. Поднявшись, смотрю на него виновато и думаю, что сказать в свое оправдание. Я же тут по делу пришла, не просто так.

– Мне… ключи нужны. Ехать пора. На стажировку.

– В дверях ключей не нашла? – недовольно.

Значит, по утрам Кирилл просыпается не в самом хорошем расположении духа. Или он такой, только когда будят? Пока непонятно. Надеюсь, вскоре выясню.

– Так одни там, а я думала, вторая связка есть. Вдруг вам… куда-то надо.

– Надо, Катя, очень надо. Обратно в кровать, – тем же недовольным тоном.

– Я тогда… пойду. И ключи возьму.

Из спальни Кирилла вылетаю. Быстро обуваюсь, хватаю с тумбочки рюкзак. Замираю, заметив привалившегося к стенке Кирилла, который внимательно за мной наблюдает.

– Далеко без куртки?

– Так это… до остановки. Я по карте посмотрела, тут пять минут до метро.

– Стоять! – подпрыгиваю от неожиданности, поворачиваюсь. – Адрес скажи мне, я такси тебе вызову, чтобы не мерзла, “мне пять минут до метро”.

– Не надо. Тут недалеко совсем, я быстро, Кирилл Савельевич.

– Я заплачу, – сразу понимает, в чем проблема.

Из комнаты возвращается уже с телефоном и через минуту сообщает мне номер такси.

– Вот еще, – достает что-то из кармана своей куртки, вкладывает в мою руку, сжимая ее в кулак.

Разжав, вижу смятые купюры.

– Не надо, – оставляю их на тумбочке. – Я перекусить себе взяла, назад доберусь.

– На метро? – говорит словно сквозь зубы. – До которого пять минут?

– Да, на метро.

– Возьми деньги, Катя, на такси, – буквально приказывает и буравит меня взглядом.

– Нет.

– Ладно.

Подходит вплотную, протягивает ладонь в просящем жесте.

– Телефон давай сюда свой.

– А зачем? – не спешу доставать мобильный.

– Затем, что номер тебе напишу. Как будешь ехать домой – набери. Я заеду.

– Не стоит, я сама.

– Ты всегда такая? – снова недовольно.

Точно не выспался. Ему бы еще… пару часиков.

– Какая? – тоже начинаю раздражаться.

Все ему не нравится. И что разбудила, и что ключи не взяла, и что деньги оставила, и что от помощи его отказываюсь. А мне не надо! И так достаточно того, что к себе пожить взял. В хороший район, в квартиру с ремонтом. Еще и покормил, продуктов купил на свои деньги, когда мои у Алисы остались.

– Тяжелая, Катя. Я заеду за тобой, поедем к Лисе за пуховиком.

– Не…

– Дай угадаю… – скалится. – Не надо? Чтобы вообще этих слов в твоем лексиконе не было. Я тебя у себя приютил, сегодня у меня выходной, я могу с тобой съездить. Спасибо можешь сказать, мне будет приятно.

– Спасибо, – говорю на автомате и протягиваю телефон, который он возвращает мне, вбив туда номер. – Там это… оладьи на столе. Это благодарность за то, что пожить у себя разрешили. Я их пробовала – вкусные получились.

Кирилл смотрит на меня странно, я нервно улыбаюсь, пячусь к двери и открываю ее, вываливаясь в подъезд и в спешке едва не слетая с лестницы.

Позади слышится хлопок двери. На улице такси уже ждет, и хоть на авто ехать быстрее, я все равно понимаю, что безбожно опаздываю.

Как только машина паркуется, я тут же из нее вываливаюсь и осматриваюсь. Приходится лезть за телефоном, чтобы вбить адрес на карте и пройти еще метров триста вперед.

Шлепаю белыми кедами по грязным лужам и проклинаю дождливую погоду.

Небо, затянутое серыми тучами, ни капли не способствует хорошему настроению. Неудивительно, что стоит мне зайти внутрь, как все недовольно смотрят в мою сторону.

– Здравствуйте, я… Екатерина Янова – на стажировку приехала.

– Вы опоздали, – говорит мужчина в очках, держащий электронный планшет в руках.

Кажется, это помощник Орлова, который считается лучшим журналистом-криминалистом страны.

– Пробки, – говорю извиняющимся тоном.

– Знаете, Екатерина, какое первое правило стажировки у нас?

– Какое?

– Не опаздывать. Ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах. Ни на минуту, – чеканит, глядя прямо на меня.

А затем отворачивается, утыкаясь в планшет.

– Можете быть свободны, Екатерина. Для вас стажировка окончена.

Среди других студентов прокатывается гул. Кто-то шокирован, кто-то очень рад, что на одну конкурентку стало меньше, а кому-то просто безразлично. Как, например, мужчине, который выводит слайд на экран и теряет ко мне всякий интерес.

– Простите, но я не могу уйти, – говорю, решительно ступая вглубь кабинета. – Я приехала сюда из другого города и…

– Мне позвать охрану? – хмурится недовольно. – Ваша стажировка закончена. До свидания.

Я собираюсь еще что-то возразить, но потом вижу двоих охранников, следующих в мою сторону, и решаю не устраивать сцен.

Уже на улице думаю, что делать. Для начала обнимаю себя руками, потому что снова начинается дождь, а я без куртки. Стою, как побитая собака, под зданием, в которое мечтала попасть столько, сколько учусь на журналиста.

Может, это наказание?

За то, что приехала сюда без отцовского разрешения. Он и так со скрипом разрешил мне поступить на журфак. Если узнает, что интересует меня вовсе не спортивная или новостная тематика, а криминалистика, то не видать мне диплома, а я, между прочим, уже три курса отучилась.

Папа вообще не в курсе, что я сейчас в столице. Он в командировке в другом городе и пробудет там еще месяц. Впрочем, какая теперь разница? Меня все равно выгнали.

– Катя!

Я вздрагиваю. Поднимаю голову и вижу Арсения – парня Лисы. Сглатываю, интуитивно прижимаю к себе рюкзак. Я его боюсь, хоть и сначала он показался мне безобидным.

– Тебе же курточка твоя нужна, Катюш? – тянет противно.

Осматриваюсь в поисках прохожих, которых здесь почему-то нет!

Глава 5

Обычно после тяжелой смены я отрубаюсь если не сразу в больнице, то по приходе домой, стоит только упасть в кровать. И сплю минимум до обеда, а иногда и до трех-четырех часов.

О том, что у меня в доме гостья, я благополучно забыл, только моя голова коснулась подушки. И вспомнил, когда вдавил ее, перепуганную, в матрас.

А потому что нельзя лезть в кровать к голодному и невыспавшемуся мужику.

В первом состоянии я нахожусь благодаря Рите, с которой мы разосрались в пух и прах. Ей перестал подходить формат наших встреч и вдруг захотелось отношений.

А мне это счастье не нужно. У меня на него нет ни моральных, ни физических сил.

Ну и времени.

Когда я буду устраивать всю эту романтическую мишуру, когда я едва ли не двадцать четыре на семь на работе?

А тут такое тело…

Сочная фигурка, грудь – крепкая троечка, бархатная кожа. И запах…

Меня моментально вставило, стоило его почувствовать. Остановило только то, что она – дочь Дмитрия, царство ему небесное. Если видит, пусть простит.

Ну и возраст, конечно. Она слишком молоденькая, наивная и невинная. Таким рядом со мной – мудаком – делать нечего.

И вроде бы все уже… ушла, выпроводил, а сон какого-то хрена не идет. Лежу, смотрю в потолок. Со стояком, вспоминая, как вжимал ее в матрас.

Еще бы чуть-чуть, и я ее поцеловал, а потом хрен бы кто меня остановил.

Секса не было у меня давненько. Сейчас от стояка крышу срывает, и думаю я не о Рите, а о своей новенькой соседке.

У нас проблемы.

Она называет меня на “вы”, а я хочу ее трахнуть. Прямо сейчас ни о чем другом думать не могу. Вспоминаю, как обувала свои кроссовки в очень и очень красивой позе.

Так дело у нас с ней точно не пойдет. Если она тут останется, я рано или поздно сорвусь. А срываться мне нельзя, она вряд ли оценит, да и спать с бабой, которая живет у тебя – плохая идея.

Даже если ей через три недели домой. Она может захотеть остаться, а сказать ей уезжать – навсегда остаться мудаком. И она даже не вспомнит, что сама пришла ко мне в трудную минуту.

Поворочавшись в кровати, все-таки поднимаюсь. Забираюсь в холодный душ, чтобы взбодриться, проветрить немного голову и отвлечься.

Выйти не успеваю, как трезвонит телефон. У меня давно выработанная привычка. Я беру мобильный с собой везде, потому что могут вызвать почти в любой момент, и надо реагировать быстро. Отвечаю на автомате, даже не глядя.

– Кирилл… можете забрать меня? Я у Орлова на стажировке, если зна…

Дальше слышу чей-то мужской голос, и звонок прекращается. Повторный набор ничего не дает, сначала Катя мне не отвечает, а потом у нее и вовсе отрубается телефон.

Вот, блядь, за что мне это, а?

Орлова я, конечно, знаю. И где он базируется, тоже в курсе, ехать только не хочу. Эта гнида мне после скандала несколько лет назад все нервы вымотала. Устраивал слежку, делал фотки, писал скандальные статьи-разоблачения, больше похожие на блог истеричной бабы, которую давно никто не трахал, чем на статьи криминального журналиста.

И все-таки, схватив ключи с тумбочки, вызываю такси и подъезжаю к зданию его офиса. Расплачиваюсь с водителем, выхожу на улицу. Бросаю мимолетный взгляд на окна здания, и мороз по коже.

Пару лет назад эта мразь чуть не довела меня. Он умудрялся делать слишком личные фотки, лезть туда, куда его не просили, расспрашивать моих пациентов из всех клиник, где я работал. Он собирал все и не забывал мне говорить об этом. Дошло до того, что мне казалось – он следит за мной везде.

А сейчас я стою у его офиса, чтобы забрать отсюда дочку человека, которому обязан своей свободой. Ни за кем другим я бы сюда не приехал.

Только вот… Катеньки нигде нет.

Снова ее набираю, жду, что ответит, но там “вне зоны”.

Когда я почти решаюсь зайти внутрь, как мое внимание привлекает припаркованный напротив автомобиль. У меня, конечно, обостряется паранойя при одном упоминании Орлова, но сдается мне, что авто как-то странно шатается.

Выбор на машину падает автоматически. Мне легче побеспокоить чей-то секс, чем зайти к Орлову. Стучу в окно до тех пор, пока оно не опускается. Оттуда выглядывает парень. В небольшую щелочку. Смотрит недобро.

– Чего тебе?

– Так это… колеса у тебя пробиты. Решил предупредить, а то мало ли, захочешь поехать, а не сможешь.

– Как пробиты?!

Из своего недешевого, но явно подержанного автомобиля он вылетает моментально.

– Катя?!

– Я здесь! – звучит сиплое из салона.

Я ее оттуда буквально вытаскиваю.

С красными огромными глазищами и перепуганную настолько, что, как только этот мудила возвращается, она цепляется за мою руку и прижимается ко мне.

– Не понял. Катенька… сядь в машину. Курточка твоя у меня, помнишь?

Вот оно что…

– Катя теперь под моим присмотром, так что куртку советую вернуть. И бабки, которые вы у нее забрали – тоже. Что-нибудь еще? – поворачиваюсь к Кате, которая испуганно мотает головой.

– Не нужно ничего, – шепчет так тихо, что едва различаю. – Пусть просто уедет.

– А вы кто? – набирается борзоты парень, смотрит с вызовом. – Не папочка же? Папочка ее даже не знает, что она здесь, а как узнает, у-у-у-у, что будет, да, Катюш? Алиска знает же, как батю твоего найти. Вот и расскажем ему, где ты и с кем обитаешь.

Не понял… Дмитрий жив, что ли?

Глава 6

Мне так стыдно становится. Щеки начинают гореть аж до ушей, и хочется сбежать куда-то. Я бы так и сделала, но Кирилл берет меня за руку, сжимает ладонь и хмуро говорит Арсению:

– Чтобы к вечеру была готова куртка и деньги. Все, до копейки. Вот, по этому номеру позвонишь, я скажу, куда подъехать, – Кир протягивает ему визитку и, все так же держа меня за руку, ведет через дорогу, осматриваясь по сторонам.

– Простите меня, – говорю, едва поспевая за ним.

– Потом, Катя… – бросает раздраженно и продолжает идти.

Я совершенно не понимаю, куда мы, но иду. Даже бегу, можно сказать.

– На вот, – снимает свою куртку, останавливаясь через какое-то время.

– Мне не холодно.

– Надевай. Такси ждать будем.

Не спрашиваю, почему он не вызвал такси прямо там. Молча стою, опустив взгляд в пол. Мне так стыдно было, только когда я облила колой одноклассника в третьем классе на глазах у его мамы. Она тогда меня так пожурила, что я на всю жизнь запомнила.

– А мы тут…

Осматриваюсь. За углом мы стоим, словно прячемся от кого-то. Явно ведь не от Арсения. Кирилл с ним так разговаривал, что у меня поджилки тряслись и внутри все ходуном ходило. Страшно было – ужас! А тут стоим… ему еще из-за угла выглянуть, и точно – прячемся!

– Такси ждем.

– Почему здесь?

– Место красивое.

Осматриваюсь. Вижу переполненный мусорный бак неподалеку, детскую площадку не первой свежести. Тротуар, правда, ничего такой. И бордюры белоснежные. Где красиво-то?

– Наше, – кивает на темно-серую машину без опознавательных знаков такси.

Садимся. Оба на заднее сиденье.

Кирилл не спит в этот раз, но едет молча. Крутит в руках телефон и хмурится. Надеюсь, думает не над тем, звонить моему отцу или нет, потому что если позвонит – все. Это конец всему. Учебе, диплому, стажировке. Хотя последней и так конец в свете событий. Но доучиться я хочу, а папа не разрешит. Не после того, как узнает, к кому я поехала стажироваться.

Доезжаем быстро. Слишком. Я бы не отказалась еще немного побыть в машине. Там Кирилл молчал и никому не звонил, но как только выходим из такси, он прикладывает телефон к уху.

Я обмираю. Прислушиваюсь. По ту сторону не отвечают. Отец часто не берет, когда занят, а сейчас – разгар рабочего дня. Может к вечеру перезвонить или вообще…

Мобильный Кирилла оживает стандартной мелодией. Он отвечает сразу, и я выдыхаю. Не папа. Кто-то другой. По ответам делаю вывод, что звонок по работе.

В квартиру заходим вместе. Я стаскиваю куртку, вешаю ее на крючок, снимаю кроссовки. Кирилл как раз заканчивает разговор по телефону.

– За мной! – командным тоном.

Иду за ним на кухню. Сразу замечаю, что к завтраку он не притронулся. Как стояли горкой оладьи, так и стоят. Даже не попробовал…

А я ведь старалась, складывала красиво, мед в пиалу наливала, полотенчико выкладывала.

– Значит, папа жив? – начинает сходу.

– Жив, – виновато поджимаю губы.

– И не стыдно, Катя? Отца родного на тот свет отправила.

– Стыдно, но ему знать нельзя, что я тут…

– Почему? Внятно, Катя. И правду, иначе… – крутит в руках телефон, демонстрирует.

Я его сразу понимаю, но как сказать правильно – не знаю.

– Потому что папа не знает, что я на стажировку приехала.

– Это как? Он тебя в другое место отправил?

– Он в командировке. Так все совпало! У нас из университета парня выбрали, не меня, а он сломал ногу, и мне разрешили поехать. Папа был бы против. Орлов, он… криминалист.

Кирилл фыркает, садится за стол, стаскивает с оладьев полотенце и удивленно смотрит.

– Сама? – кивает на тарелку.

– Конечно! В благодарность!

– Так что дальше с отцом? Почему Орлов зло?

Берет оладушек, пережевывает, глядя при этом на меня. И ни одной эмоции. Непонятно, нравится ему или все же нет.

– Орлов не зло. Папа не знает, что я в криминалистику хочу. Если бы узнал – не пустил на журналиста даже.

– Дима – мужик умный. Согласен. Нечего тебе в криминалистике делать.

– И вы туда же!

– Куда?

– К сексистам!

– Отец твой не сексист, Катя, он просто в дерьме этом варится, знает, что к чему. Ты думаешь, будешь интересные статейки, сидя в кресле, писать? И разоблачать бандитов из офиса? Криминалист, Катя, это с трупами лицом к лицу.

– И что?

– А то… Готовишь ты вкусно. Вот на повара бы шла.

Мне становится обидно. Стыд отходит на второй план. Я плюхаюсь на стул напротив и обреченно смотрю на поедающего мои оладьи Кирилла. Не сомневаюсь теперь, что он отцу позвонит и обо всем расскажет. Совместно отправят меня в кулинарный борщи варить. А там можно замуж и детей. И все. Жизнь закончилась, а я карьеру хочу, чтобы имя мое знали.

– Ну, чего раскисла? – хмыкает. – Молчать будешь? Даже не попытаешься отстоять?

– А вы послушаете?

– Не пойму, но послушаю. В тебе, Катя, потенциал, но Орлов, конечно… перекрутит и выплюнет.

Я поджимаю губы, потому что так и хочется броситься в бой и поспорить. У нас в университете многие Орлова считают чуть ли не богом. Борцом за правду. Смелым, независимым, бесстрашным. Половина парней хочет быть на него похожим, а девушки мечтают хоть раз его встретить. Я – не исключение. Поэтому и разочарована, что сегодня увидела лишь его помощника. И выгнали так… нелепо!

– И что делать будем?

– С чем?

– С тобой, с враньем, с папой. Ты живешь у взрослого мужика в столице.

– Когда вы думали, что папу убили, вас это не волновало.

– А теперь волнует, Катя. Уверен, он мне точно не спасибо скажет, когда узнает, что ты три недели жила со мной в одной квартире.

– Он не узнает. Он в командировке на месяц. Я к тому времени вернусь, и про стажировку ни слова. Никогда. Честно-честно…

– Вот не зря отец тебя сюда бы не пустил, не зря, – хмурится и смотрит… смотрит как-то странно.

Вроде бы и недовольно, но есть в его взгляде что-то еще, будто… заинтересованность.

– У тебя парень есть, Катя?

Парень? Зачем это?..

– Ясно, – тяжело вздыхает, и я вру снова.

Вот правду ведь говорят: где раз, там уже не остановиться.

– Есть. А что?

– Вот помни, что есть, а то тут разные… хм… парни бывают, Катя. Не лучший вариант.

– Думаете, я тут никого недостойна?

– Ты, Катя, слишком…

Он замолкает, задумчиво потирает подбородок.

– Видная. И наивная. Разведут тебя тут, если уши развесишь.

– Я не собираюсь! – с возмущением.

– Вот и славно.

Встает из-за стола, останавливается у выхода.

– А у тебя все сегодня? Стажировка кончилась?

– Да. Сокращенный день.

– Экспресс. Собирайся тогда, поедем.

– Куда? – настораживаюсь.

– К Лисе твоей. Чувствую, мудила этот ни черта не привезет. Ни куртку твою, ни деньги.

Глава 7

То, что Катеньку надо срочно куда-нибудь сбагрить, понимаю сразу, как залипаю на ее губах. В меру пухлых, больших и наверняка мягких. С желанием прикоснуться и опробовать их немедленно пришлось бороться, так что, пока Катя молча сидит рядом в такси, думаю о том, куда именно ее отправить. Знакомых у меня здесь немного. Таких, чтобы у них оставить Катю – вообще нет.

– А мы… зачем сюда? – спрашивает, растерянно глядя на здание больницы.

– Машину свою заберу. Не могу без колес.

Как только выходим из такси, веду Катю к паркингу и на ходу снимаю блокировку со своей малышки. Я купил ее три года назад. Увидел у знакомого, протестировал и выкупил, потому что ему как раз хотелось новую, а мне нужны были надежные колеса. Ничего надежнее этого громадного вездехода я пока еще не нашел. На таком хоть в степь, хоть в горы – везде проедет.

– Это… ваша?

Катя ошарашенно таращит глаза, и я снова залипаю. Не на чем-то конкретном, а в целом – на ней. На восторженности, на эмоциях, которые не стесняется демонстрировать, на улыбке. Я против нее взрослый мужик, а она – девочка совсем. Совершеннолетняя, охрененно сформированная, но…

Я вообще не сплю с теми, кому нет двадцати пяти. Из принципа и чтобы потом не было вопросов и разочарований.

– Такая большая, – аккуратно трогает капот. – И гладкая.

– Садись пока. Мне на пару минут.

Решение приходит за мгновение. У нас в лаборатории заведующей работает Светлана Никитична. Я к ней частенько обращаюсь за быстрыми результатами, если мне вдруг горит. А еще я оперировал ее сына. Провел, можно сказать, сложную и рискованную операцию, но парень не просто выжил, но еще и живет полной жизнью, видел его недавно с девушкой.

– Кирилл Савельевич, какими судьбами? – улыбается при виде меня и отвлекается от своих аппаратов.

– Дело у меня к вам, Никитична. Щепетильное.

Живет Никитична в большой, просторной трешке. Одна. Рома съехал от нее сразу по восстановлении после операции. Захотел жить отдельно от матери, самостоятельно. Квартирантов Никитична к себе не берет, потому что жутко не любит посторонних, но я очень надеюсь, что по моей просьбе возьмет к себе Катеньку.

В двух словах ей объясняю суть просьбы, описываю Катю как жутко ответственную и серьезную, хотя все, что успел узнать за полдня – она умеет попадать в неприятности и потрясно готовит оладьи.

– Не пойму, Кирилл. А к себе чего не возьмешь? У тебя вроде тоже не однушка.

– Я и взял, но вы поймите, она девочка молодая, а я мужчина взрослый. Негоже ей у меня жить – это раз, а два…

– Она тебе нравится, – заканчивает за меня. – С этого бы и начал. Привози сегодня в семь вечера свою хорошую девочку, возьму, куда деваться. И присмотрю, конечно, но ты учти, что я дома только по вечерам бываю.

– Она учится, тоже до самого вечера не будет дома.

– Привози, Кирилл. Познакомимся. И торт прихвати, какой я люблю, ты знаешь.

Решив львиную долю внезапно свалившихся проблем, возвращаюсь в авто уже в хорошем настроении. И оно тут же скатывается по шкале вниз. Я раньше очень сильно любил свое авто, а сейчас хочется вернуться в такси, потому что тут все пропитано Катей. Духами она пользуется ненавязчивыми, легкими, но сейчас это единственный запах, который я ощущаю в замкнутом пространстве авто.

– Мы все?

– Все.

– Теперь к Лисе поедем?

– Адрес ее скажи.

Она называет улицу в довольно неплохом районе. Вбиваю в навигатор, едем.

– Подружка твоя кто?

– В каком смысле кто?

– На кого учится или… работает?

– А я… не знаю. Мы с ней не так чтобы близко общались.

– Но ты все равно поехала к ней жить, – замечаю не без раздражения.

– Выбора у меня особо не было. Денег на съемное жилье взять было неоткуда.

Хочется сказать “вот бы и не ехала”, но молчу. Понимаю, что раздражение основано на моей на нее реакции. Виновата ли Катя? Нисколько. Это у меня недотрах и сдвиг какой-то по фазе. Надо бы к Матвеичу зайти, таблеточек попросить, мало ли че у меня там в мозгу нарушилось.

– Вы учились вместе?

– С Лисой? Нет… она подруга по интернету.

Хорошо, мы как раз останавливаемся на светофоре. У меня есть возможность не просто охуеть внутри, но и показать степень своей удивленности внешне. Поворачиваюсь к Кате, выгибаю одну бровь и спрашиваю не без издевки:

– По интернету?

– Ну да… мы в группе познакомились, – отвечает спокойно, словно в ситуации этой – ничего такого.

– В какой группе?

– В обычной. По одежде, стилю… я в этом не особо понимаю, вот и подписалась, а там Лиса.

– И она, конечно же, написала первой.

– Откуда вы?.. – повернувшись ко мне, закусывает губу.

– Предположил просто.

Не хочу почему-то ее расстраивать, а следует хотя бы наорать, раз отец не в курсе, в какой жопе чуть не оказалась его дочь.

– Это глупо, да? Я теперь думаю вот, анализирую. Вдруг она специально меня звала в гости к себе.

– Не вдруг, Катя, не вдруг. Странно, что ты оттуда вообще ушла. Целиком.

Бросаю на нее мимолетный взгляд, она от шока прилипает к спинке сиденья и смотрит широкими глазами чисто перед собой. То, что сама додумалась – похвально. Но какая же она наивная.

Надо будет сказать Никитичне, чтобы присматривала за ней, спрашивала хотя бы, куда идет, а в идеале после десяти пусть дома сидит, хотя… какое мне, к черту, дело? Вообще стоит Диме позвонить, чтобы знал и сам с ней разбирался, но тут тоже. Во-первых, не мое дело, во-вторых, она реально горит профессией, а мне ли не знать, каково это, когда отец не только не принимает, но еще и палки в колеса вставляет. Так что молчу. И, блядь, дышу ею в пропитанном насквозь салоне.

– Здесь? – спрашиваю хмуро, подъезжая к многоэтажке.

– Да. Может… не пойдем? Не нужна мне куртка, обойдусь.

– Нужна, Катя.

Собираюсь уже выйти из машины, но почему-то торможу, что-то высматривая в ней.

– Ты боишься, что ли?

Доходит до меня, конечно, не сразу. Я вообще ни разу не падок на чужие эмоции и часто их пропускаю мимо. Не потому, что лишен эмпатии, просто людей, которые плачут, страдают и даже устраивают истерики в отделении хирургии, слишком много. Так что невольно становишься жестче. И в жизни часто не замечаешь эмоций, которые испытывают другие. Пропускаешь их как-то мимо.

– Вдруг они… маньяки? – осторожно спрашивает.

В другой ситуации с другой девушкой я бы рассмеялся, а с ней тяжело вздыхаю. Катя другая. Искренняя и наивная, отсюда – особенная. Над ней смеяться не хочется.

– Может, и маньяки, но я, Катя, хирург. Тот еще маньячелло. Но если не хочешь – можешь тут посидеть, мне этаж скажи и номер квартиры.

– Нет, я… с вами пойду.

Живет некая Лиса с борзым мальчиком на шестом в сто пятидесятой квартире.

– Кто? – спрашивает из-за двери женский голос.

– Сосед. Снизу. Вы нас заливаете.

Открывают моментально. И как только девушка видит Катю, тут же пытается захлопнуть дверь.

– Ну нет, дорогая, – оказываюсь быстрее. – Поговорить все-таки придется.

Глава 8

– А вы… кто? – испуганно пищит девушка, когда захожу к ней в коридор, а следом и в квартиру.

Делаю это абсолютно бесцеремонно, осматриваясь по сторонам и пытаясь найти, к чему придраться. Уж больно хочется найти причину заявить на эту парочку в полицию, но на первый взгляд в квартире ничего нет. Ничего подозрительного, хотя я был уверен, что внутри либо бордель, либо склад наркоты. Ни девка, ни ее парень не выглядят, как те, кто способен заработать на такую квартиру интеллектом.

– Хирург, – отвечаю на автомате. – У вас тут кое-какие вещи, вам не принадлежащие. Надо бы вернуть.

– Курточка, да… Но Катя сама… забыла ее.

Я останавливаюсь, смотрю на эту Лису в упор. Врет же, глядя в глаза, врет и даже не краснеет.

– И где ее Катя забыла? – уточняю, глядя при этом уже на саму Катю, которая остановилась на входе в комнату и дальше не сдвигается ни на шаг.

– Так на вешалке, где же еще…

Эта Лиса проходит мимо Кати, задевает ее плечом. На выходе протягивает мне куртку.

– А деньги?

– Деньги?

– Ага… Бумажечки такие, которыми обычно расплачиваются в магазинах.

– Я не должна Кате денег.

– Не должна, – киваю. – Отдай ей те, которые у нее забрала.

– Забрала? – хмыкает. – Я ничего не забирала!

– Врешь!

А вот и Катя просыпается. Прекращает вести себя как амеба и вступает с Лисой в перепалку. Я не лезу, наблюдаю и страхую, хоть и так знаю, что ее несостоявшаяся подруга к ней не полезет, пока тут стою я.

– Ты у меня из кошелька достала деньги! – восклицает Катя. – И взяла за моральный ущерб, а никакого ущерба не было! Арс сам ко мне полез, вот с него и спрашивай!

– Да кому ты…

– Так, стоп! – прерываю возможную истеричную тираду. – Деньги верни, и мы уйдем. Я склонен верить Кате больше, чем тебе.

– Зря… – бурчит недовольно, но купюры из кошелька достает и протягивает Кате. – Она только с виду такая вся из себя нежная, а на самом деле – оглянуться не успеете, как к вам в трусы залезет.

Звон неожиданной пощечины заполняет комнату. Лиса отшатывается, а я, поняв, что запахло жареным, быстро подхватываю Катю за руку и веду ее на выход. Мордобоя в нашем меню сегодня не предвиделось.

– Сука! – слышу за спиной.

– От суки слышу! – кричит Катя, пытаясь вырваться из моего захвата и вернуться назад.

Выходим на лестничную площадку. Ангел Катя снова пытается вернуться, а когда не позволяю, хмурится и пытается настаивать, просит ее не трогать и рьяно рвется обратно.

– Ну уж нет… Мы за своим пришли, а не мордобой устраивать.

Подавляя слабое сопротивление, заталкиваю Катю в лифт и выталкиваю на улицу, слушая все это время такой отборный мат, что уши в трубочку сворачиваются. Все-таки воспитание отцом-следователем не прошло даром, и Катя нахваталась не лучших привычек. Впрочем, и вспыльчивость у нее от отца. Я мало с Дмитрием общался, но успел понять, что особой терпеливостью он не отличается. Удивительно, что Катя ушла в первый раз, а не бросилась на амбразуру сразу.

– Вот же… стерва! – выкрикивает уже тише, да и эпитеты для Лисы подбирает более мягкие. – Как она вообще посмела?!

Мне становится смешно. Прислонившись к капоту, жду, пока Катя успокоится. Это происходит резко. Вот она ходит туда-сюда, нервничает, возмущается, а вот вдруг останавливается, смотрит перед собой, а затем, повернувшись ко мне и поймав мой взгляд, тут же отводит глаза со словами:

– Простите.

Катенька, ко всему прочему, еще и краснеет, тяжело вздыхает и избегает взгляда на меня. Отворачивается, замечаю, как поджимает губы. Снова становится смешно от такой реакции. Минуту назад она собиралась устроить мордобой с несостоявшейся подругой, а сейчас так сильно смущается, что кажется, вот-вот провалится сквозь землю.

– Поехали? У нас еще пара дел сегодня.

– Каких? – оживляется, но все еще не хочет смотреть мне в глаза.

– Съездим, кое с кем познакомимся.

Пока не знаю, как скажу ей, что собираюсь ее сплавить на проживание Светлане Никитичне. Уверен, они друг другу понравятся и прекрасно поладят, уж куда лучше, чем мы, но все равно не знаю, как о таком сообщить, поэтому всю дорогу до дома молчу и лишь в квартире прошу Катю собрать свои вещи.

– Зачем? – смотрит на меня испуганно. – Вы меня домой отвезете?

– Не домой.

– А куда?

– Мне не очень удобно, если ты здесь останешься, поэтому я договорился со своей коллегой по работе. У нее большая трехкомнатная квартира, она живет одна и с радостью тебя приютит.

– А вам я… мешаю?

– Что-то вроде того.

– Хорошо.

Соглашается Катя на удивление быстро и уже спустя полчаса выходит из своей спальни с рюкзаком на плечах. Неловко переминается. От разъяренной фурии, которая бросалась на обидчицу с желанием как минимум выдрать ей волосы, не осталось и следа. Сейчас передо мной едва ли не божий ангел.

– Готова?

– Да.

Спускаемся вниз вместе, я завожу автомобиль и снова поражаюсь тому, что запах Кати никак не выветривается. Искупалась она там в своем парфюме, что ли?

– О твоих перепадах настроения Никитичне лучше не знать, – предупреждаю Катю сразу.

– О моих… оу… простите. Я, вообще-то, не такая, я спокойная, и подобное случается очень редко. Извините, – тараторит быстро, словно я собираюсь ее перебить.

– Нормально, Катя, со всеми случается.

– С вами тоже?

– Что?

– Ну… вам иногда тоже хочется кого-то ударить?

Я смеюсь, останавливаюсь на светофоре и, поворачиваясь к Кате, говорю совершенно искренне:

– Не иногда, не иногда…

Работая с людьми, которые находятся в стрессовой ситуации, а в хирургии другие практически не появляются, начинаешь ненавидеть чье бы то ни было общество.

– И как вы… справляетесь?

– Отрезаю от них кусочек.

Катенька в ужасе распахивает глаза и, видимо, от греха подальше замолкает.

Через пару кварталов останавливаюсь в любимой кондитерской Светланы Никитичны, чтобы купить ей торт. Выбираю тот, который ей нравится, прошу еще горячий шоколад и чай, и все это на подставку. Из кондитерской выхожу с загруженными руками, но Катя удивляет. Выбегает неожиданно из машины, забирает подставку со стаканами.

Размещаю торт на заднем сиденье, сажусь на водительское, забираю свой стакан с чаем.

– Это шоколад? – удивляется, сделав глоток.

– А что?

– Не очень люблю. Лучше кофе.

– На ночь, Катя, кофе не пьем.

– Почему это?

– Не заснешь.

– На меня не действует, – отмахивается.

– Действует, Катя. Просто организм пока молодой, справляется, но потом спасибо мне скажешь.

Она хмурится, но ничего не говорит, отворачивается к окну. А мы как раз подъезжаем к дому, в котором живет Никитична. Я был у нее один раз – на похоронах мужа год назад. Он попал в аварию вместе с сыном. Не выжил. Так что, пройдя охрану, безошибочно поднимаюсь на нужный этаж. Катя идет следом, снова осматривается, правда, уже не так восторженно, как впервые.

– Кирилл, – улыбается Никитична с порога. – А я вас ждала уже. Чай жасминовый заварила. Будете?

– Будем.

Проходим внутрь, помогаю Кате переть ее рюкзак и оставляю его у двери на кухню. Потом Никитична скажет, куда его оттащить.

– Будем знакомиться? Я Светлана Никитична, можно просто Светлана.

– Катя, – тихо отвечает моя неожиданная подопечная.

– Ну что ж, Катя. Комнату я тебе уже приготовила. У меня есть несколько правил. После десяти не гулять. Парней не приводить. Если задерживаешься – предупреждать. Все ясно?

– Я не собиралась! – начинает было, но, бросив взгляд на хмурого меня, замолкает. – Все ясно.

Так-то! Никитичне от Кати отказываться нельзя, больше таких хороших знакомых у меня нет.

Глава 9

– И где ты, Катя, учишься? – спрашивает Светлана Никитична, прищурившись.

Она слишком пристально на меня смотрит и вообще создает впечатление жутко проницательной женщины. У нас в доме живет такая соседка. Знает всех лучше других. Куда ходят, во сколько возвращаются. Она первой узнала, что у семейной пары из квартиры на пятом этаже не просто небольшой разлад в семье, а настоящая катастрофа. И она же и познакомила жену из этой квартиры с любовницей мужа.

– Я учусь на журналиста. Приехала на стажировку.

– И где стажируешься?

– У Орлова, – отвечает вместо меня Кирилл.

– У Ромки, что ли? Весело. Так вот почему ты… – говорит, глядя на Кирилла.

Она резко замолкает, поджимает губы, словно сболтнула лишнего, и поправляет до невозможного тщательно уложенные волосы, сосредотачиваясь на чашке с чаем.

Они точно что-то от меня скрывают, но что?

Отвлекает телефонный звонок. Рингтон мой, номер незнакомый. Я обычно не отвечаю, но пристальный взгляд присутствующих вынуждает виновато улыбнуться и подняться.

– На балконе можно поговорить, – машет рукой вправо. – Выход из гостиной.

– Спасибо.

Отвечаю, едва подходя к балконной двери.

– Слушаю.

– Екатерина Дмитриевна? – звучит мужской хриплый голос.

– Да, я.

– Это Роман Львович Орлов, – представляется мужчина.

Я от шока едва телефон из рук не роняю и не замечаю странное движение справа. Вообще ничего не замечаю, подхожу к окнам, смотрю вниз и сразу же делаю шаг назад.

– Екатерина, вы меня слышите?

– Да, я… Простите, не ожидала.

– Я звоню вам сказать, что мой помощник сегодня допустил непозволительную оплошность, отправив вас домой. Надеюсь, вы еще не успели уехать?

– Н-н-нет, не успела.

– Тогда жду вас завтра в девять. Постарайтесь все же не опаздывать. На первый раз это простительно, но в дальнейшем… Вы, надеюсь, понимаете.

– Да-да, конечно.

– Отлично. До встречи.

Звонок резко обрывается. Я отхожу еще на несколько шагов к двери, наконец уловив четкое движение справа и… рык?

– Катя!

Дверь на балкон распахивается как раз в тот момент, когда наглая черная морда собаки обнажает ряд зубов и с рыком бросается на меня. Я впечатываюсь в Кирилла всем телом, не соображая толком, чем в конкретно этой ситуации это может помочь. Просто цепляюсь за него, как за спасательный жилет.

– Фу, Зевс! Сидеть!

Кирилл обнимает меня за спину, разворачивает к двери и толкает в квартиру, куда я вхожу в полнейшем шоке.

– Катенька, ты как?.. – Светлана Никитична встречает меня виноватым выражением лица. – Я совсем забыла, что он там… отправила, чтобы познакомиться вначале. Сильно испугалась?

Собак я боюсь априори. Всегда. В любой ситуации. Больших и маленьких, злых и добрых, безобидных и агрессивных. У меня, можно сказать, травма детства. На моих глазах соседская собака отгрызла однокласснику палец. Кажется, вот очень похожей породы. Я поворачиваюсь к двери балкона. Смотрю на недовольную рычащую рожу. Она не черная, скорее темно-коричневая и агрессивная.

– Зевс добрый, вы подружитесь, – убеждает добродушно хозяйка.

– Ни за что! Нет! Он же может там остаться? – спрашиваю с надеждой.

– Где? На балконе?

– Ну да.

– Нет. Он тебя пока не знает, Катенька, ему нужно время, чтобы привыкнуть.

Я смотрю на Кирилла. Строю миленькое личико, улыбаюсь. Взглядом воспроизвожу вселенскую мольбу. Вдруг и во второй раз сработает, и он меня пожалеет? Я не могу тут оставаться! У меня при виде таких вот собак – паническая атака. Больших, сильных, злых. Мы не подружимся. Скорее я буду ночевать на улице.

– Катя…

Кирилл мотает головой.

Не возьмет, значит. Что ж, ладно!

Хотя ничего не ладно! Я минуту назад радовалась, что меня не выгнали со стажировки, а сейчас даже пожалеть успеваю. Не смогу я с собакой. С такой – точно нет.

– Это у вас там… кто?

– Доберман. Он добрый, Катюш… просто с непривычки. Он подумал, ты чужая, но он тебя не знает. Я вас подружу. Выпущу его сейчас.

– Нет! – ору практически истерически. – Дайте мне время. Пять минут, десять, а лучше полчаса. Потом будем знакомиться.

Светлана Никитична поджимает губы, гордо задирает голову и идет на кухню. Обиделась или нет – непонятно. Но если да, значит, выставит меня за дверь.

– С чего такая реакция?

– Какая?

– Истеричная… Плохие воспоминания?

– Очень.

Мы стоим слишком близко. После случившегося я интуитивно придвигаюсь к Кириллу поближе, хотя места в комнате много. Улавливаю запах его духов, плечом чувствую исходящее от тела тепло. Делаю шаг в сторону, поймав себя на неприличных мыслях.

– Почему я не могу жить у вас? – спрашиваю, набравшись смелости и, наверное, наглости. – Вам не понравилось, как я готовлю? Или что разбудила? Я больше не буду, правда. Вы мне все расскажете, и я буду тихой, но тут, с этим… зверем…

Понимая, что перехожу на мольбу, смешанную с манипуляциями, замолкаю. Тушуюсь под внимательным взглядом Кирилла и рассыпаюсь на тысячи осколков, когда он говорит:

– Я редко бываю дома, Катя, но когда бываю, хочу, чтобы там была тишина. Абсолютная. Я не привык с кем-то жить, поэтому… Воспринимай Никитичну как мою помощь. Если не подходит – можешь отказаться, но к себе я тебя не возьму.

Четко и определенно.

И еще немного обидно.

Я же ничего такого не сделала. Ну разбудила его, это да. Ну протащила по истерике, но это из-за эмоций. Меня когда Лиса перед ним унизила, сдержаться я уже не могла.

И я правда не истеричная, из себя выхожу редко, но… метко. В школе на выпускном избила одноклассницу, которая унизила меня перед парнем.

В университете на первом курсе меня чуть не отчислили тоже – потеряла контроль и врезала пощечину преподавателю.

Но в итоге виноватым оказался он. Он меня домогался.

Как потом выяснилось – и других девочек тоже, так что по итогу уволили его.

Я была права.

И тут с Лисой тоже… права. По крайней мере, никакой вины я не чувствую перед ней. Перед Кириллом разве что – за то, что ему пришлось мою истерику увидеть и успокаивать.

– Простите. Я знаю, что бедовая.

– Ты не бедовая, Катя, но с отцом бы поговорила. Попытайся хотя бы. Находиться в столице без поддержки – опасно. Что угодно случиться может, а никто не знает, где ты, кроме подружек твоих, но они из провинции ничего не сделают, а у меня, Катя, свои дела… я на операциях зависаю по несколько часов подряд, так что спасителем мне не стать.

– Я не просила.

Он шумно выдыхает, сжимает челюсти.

А что не так? Я попросилась пожить. Ну и забрать меня потом, да…

К Лисе он поехал по своей инициативе. Куртку мне можно было не возвращать, я бы и так походила.

– Ну вы идете? – вспыхивает на кухне Никитична.

– Пошли, – Кирилл подталкивает меня в спину.

За столом сидим уже в гнетущей тишине. Я злюсь. На собаку и на Кирилла, даже на едва знакомую Светлану Никитичну, хотя она – святой души человек, раз решила приютить у себя малознакомую девицу. Злиться начинаю уже на себя. За то, что приехала. Ну какая мне стажировка, в самом деле?

– А ему там не холодно? – спрашиваю тихо, вдруг вспомнив, что на балконе, вообще-то, хоть и застеклено, но не комнатная температура.

Мне жалко собаку? Поверить не могу!

Кирилл, судя по всему, тоже. Сидит с ухмылкой, сложив руки на груди, и смотрит на меня.

Неожиданно приходит мысль, что он красивый. Пожалуй, даже слишком – для хирурга. По крайней мере, не так я представляла себе человека, который режет людей скальпелем. У него красивые глаза и пушистые ресницы, на которых я зависаю.

Отворачиваюсь, спохватившись. Вспоминаю, что спрашивала о собаке, но когда возвращаю взгляд, то первое, на что обращаю внимание – руки Кирилла. И небольшую татуировку, выступающую из-под рукава свитера. Я уже видела ее, но не рассматривала пристально.

– Да, пора Зевса уже впустить.

Подбираю под себя ноги, сидя на стуле, и пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом.

Кирилл снова попадает под руку.

Но когда на кухню вбегает огромного размера пес, даже он не спасает. Хочется с визгом вылететь из квартиры и никогда сюда не возвращаться.

Я дергаюсь.

Собака рычит.

– Сиди! – это команда мне от Кирилла.

– Господи, как мне вас подружить? – причитает Светлана Никитична.

Глава 10

– Фу, Зевс! Фу, – недовольно выдает Светлана Никитична утром, едва я покидаю свою комнату.

Я и пары шагов сделать не успела, как Зевс бросился ко мне, и я в ужасе закричала, забыв о нем за ночь.

Зевсу явно перспектива быть виноватым не нравится. Он смотрит на меня как-то недобро. Кажется, понимает, что именно я тут причина того, что хозяйка повышает на него голос.

– Место! – машет рукой Никитична. – Давай-давай!

Пес нехотя уходит, а я скрываюсь в ванной, чтобы наспех умыться и накраситься.

Обратно выхожу с опаской, открываю двери, жду…

Темно-коричневая морда появляется через пару секунд. Не рычит, но мне и от одного его вида страшно.

– Так дело не пойдет! – решительно говорит Никитична. – Выходи, Катерина!

– Но он тут…

– Он тут живет, Катя. И он не рычит, значит, нападать не планирует. Зевс вообще очень тактильный, ну же… Я тут, он тебя не съест.

Она появляется в поле моего зрения, и я выхожу из ванной. Зевс бросается ко мне, я зажмуриваюсь.

Даже не знаю, чего жду, но уж точно не того, что пес ткнется мокрым носом в мое оголенное бедро.

– Ну вот! – расслабленно выдыхает Светлана Никитична. – Выдохни, Катя! Он тебя уже не съест. Слушаться будет вряд ли, но и не покусает.

Легко сказать, труднее сделать, но Никитична выбора мне не оставляет.

Стоит мне зайти в комнату, чтобы одеться и взять рюкзак, как входная дверь хлопает.

Ключи у меня есть, но от этого не легче. Как пройти цербера, который, стоит мне открыть дверь, сразу бросается ко мне?

Намеренно долго одеваюсь и дверь открываю, когда ждать уже нельзя. Вчера меня предупредили, что опаздывать во второй раз недопустимо.

– Вот же…

Стоит открыть дверь, как Зевс поднимает свою наглую морду и навостряет уши.

Сидит прямо под дверью.

Никитична сказала – не покусает.

И как ей верить? А если да? Что если он меня тут сожрет?

Меня даже спасти будет некому.

Выхожу. Прижимаю к себе рюкзак. Зевс не трогается с места, но следит. Провожает до двери. Когда обуваюсь, подходит слишком близко, нюхает меня, изучает. Все же вчера ему недостаточно времени было. А мне, уверена, и трех недель не хватит, чтобы привыкнуть. К такому не привыкается!

Вылетаю из квартиры с дико бьющимся сердцем. Захлопываю дверь и проворачиваю ключ.

– Справилась! – за спиной звучит голос Никитичны.

– Издеваетесь?! Вы не ушли!

– Решила подождать. Мало ли…

– Значит, вы не уверены в собственной собаке и все же меня оставили?

– Да уверена я, уверена… – отмахивается. – Ждала тебя, чтобы довезти. Нам по пути.

Машина у Светланы Никитичны красивая, новая, почти как у Кирилла, что, в общем-то, неудивительно, раз они работают в одной клинике. Цены там меня успели шокировать еще в первый день. Зато знаю теперь, в какую больницу не обращаться, вдруг что.

– Ты там с Ромой аккуратнее. Он… своеобразный.

– У нас в университете его боготворят.

– Равно столько, сколько боготворят, его и ненавидят. Он человек сложный, но если с ним сработаться, можно здорово продвинуться по карьерной лестнице.

Смотрю на Никитичну вопросительно. Она же… врач?

– Сын мой там стажировался. Прошел, но потом… не сложилось.

– Понятно.

– Не бойся свое мнение выразить, даже если тебе кажется, что оно абсурдное! – догоняет совет уже в спину.

Я машу Никитичне на прощание и захожу в здание. Вовремя. Не одной из первых – кое-кто из стажирующихся тоже присутствует.

Как и помощник, что вчера меня выгнал.

Он смотрит на меня исподлобья, на мое приветствие даже не отвечает. Чем-то недоволен. Может, тем, что Орлов меня вернул, но я спрашивать не буду. Иду к стульям, где сидят парни и девушки, сажусь на свободный.

Расстегиваю рюкзак, шуршу бумагами, которые сейчас кажутся абсолютно ненужными в рюкзаке, и замираю.

Все смотрят на меня.

Кто-то недовольно, кто-то с усмешкой, а кто-то со злостью.

– П-простите.

– Значит так, Янова, – раздраженно бросает помощник Орлова. – Или ты не издаешь за сегодня ни звука, или сразу на выход. Такие у нас правила.

Меня снова пытаются выгнать. Значит, легко не придется.

– Провинция, – звучит презрительное откуда-то сбоку. И смешок, перерастающий в хохот.

На эту стажировку меня взяли совершенно случайно. Я даже заявку подавать не хотела, ведь попасть к самому Орлову могли лишь избранные.

Таковой я никогда не была, но поддавшись уговорам подруг, отправила заявку.

Конечно, меня не взяли. Из нашего небольшого города выбрали только одного студента – Ивана Белова. И я с гордостью приняла поражение, пока не узнала, что накануне Иван сломал ногу, а второй претенденткой от нашего университета была я.

Так что вот…

Я на стажировке у самого крутого и скандального криминального журналиста столицы. Втайне от отца, который прямо сейчас находится в командировке.

Он, надеюсь, ни за что не узнает, чем я тут… промышляю.

– Приступим!

Воодушевляюсь. Все уже в сборе. Судя по занятым стульчикам и пяти оставшимся минутам до начала – никто не опаздывает.

– Итак. Как я уже говорил, в ближайшие три дня у вас будет отбор. Только половина из вас получит доступ к индивидуальной программе стажировки Орлова. Это, Янова, я повторяю тебе, раз уж вчера ты… не пришла.

Я опоздала, и он меня выгнал, но в жизни не признает вину.

Молча киваю.

– Вчерашнее задание спустим тебе на тормозах. Сегодня будет другое.

– Что будут делать остальные? – спрашиваю, пользуясь советом Никитичны.

– Остальные, Янова, будут сидеть в офисе, разбирать никому не нужные бумаги, носить кофе и… в общем, будете тут на побегушках.

Сразу дает понять, что именно я этим и буду заниматься.

Ну уж нет!

Кофе потаскать я и дома могу. В кафе, где подрабатываю!

– Если главный критерий не бесить вас, то Янова уже может учиться делать кофе, – кто-то отпускает, как ему кажется, смешную шутку.

– К счастью, Григорьев, это не основной критерий, иначе вас бы всех здесь уже не было.

А вот теперь смеются действительно все. И на Григорьева кто-то даже посматривает с сочувствием.

– Для отсутствующей повторю. Зовут меня Евгений. Общаемся мы без отчества, но никаких “Женя, Жека” и так далее. Евгений и строго на “вы”.

Евгений не нравится мне от слова совсем. Слишком нервный, чересчур высокомерный. Видно, что мы все для него – пустое место.

– В индивидуальную стажировку входит возможность посещения места преступления вместе с Романом Львовичем.

Все это он говорит для меня, потому что остальные не выглядят удивленными. Они уже все знают. Вчера выслушали. И им явно скучно.

– На столе у выхода вас ждут голубые конверты. В них – ваше домашнее задание на завтра. Оно у всех одинаковое, но если пойму, что советовались и списывали – выгоню, не разбираясь. Свободны!

Как только Евгений произносит последнее слово, все срываются с места. Кто-то наступает мне на ногу, кто-то пихает в плечо, чтобы добраться до стола с конвертами.

Наконец поток через меня прекращается. Я встаю, перебрасываю рюкзак через плечо и иду к толпе, половина из которой уже рассосалась. Когда нас остается трое, выясняется, что конвертов на столике больше нет.

– Евгений, – обращаюсь к мужчине, наивно полагая, что тут какая-то ошибка, – тут трех конвертов не хватает. Видимо, кто-то взял лишние и…

– Там и было на три конверта меньше, – следует равнодушный ответ.

– Но как же нам… выполнить задание, если мы его не знаем?

– Все очень просто, – усмехается. – Первое правило журналиста – “всегда будь первым” – вы не усвоили. Какое второе правило?

– Коммуникация, – говорит парень в модных очках с синей оправой.

– Верно. Вам нужно попытаться найти общий язык со своими коллегами и узнать у них задание. Если не выйдет, третье правило – “креативность” – поможет вам составить ответы непосредственно завтра на утреннем собрании. Тогда же вы и узнаете задание, которое все получили сегодня.

Мне что, правда кофе носить?!

Не собираюсь!

Буду проявлять коммуникацию, если повезет. Ну и креативность.

Мы выскальзываем из кабинета. Ребята расходятся. С коммуникацией у них явно беда. Они даже мне ни слова не сказали, как собираются узнавать задание – непонятно.

– Привет.

Нахожу более-менее адекватную на первый взгляд девушку. Просто одетую, обычную.

– Привет.

– Я Катя, а тебя как зовут?

– Мила.

– Можешь сказать, что в задании? Евгений сделал что-то вроде теста, и я его не прошла.

– Конечно, – спокойно отвечает Мила. – Завтра прийти нужно “под прикрытием”. Ну, типа, одеться незаметно, но парни говорят, задание с подвохом, и, мол, одеваться надо пестро. Говорят, самое незаметное то, что видят все.

Я киваю, мысленно поражаясь заданию. У меня ничего для такого случая нет. И денег на покупку – тоже.

На перерыве выхожу на улицу, вижу парня в очках и девчонку, что остались со мной. Подхожу к ним.

– Мне задание сказали! – не без гордости, ведь коммуникацию я проявила.

– Неужели?

Воспринимают мое заявление без энтузиазма.

– Да! Сказали, одеться надо для миссии под прикрытием.

Они ржут.

– Мне сказали голым прийти. Ты что, правда из деревни? Развели тебя. Никто задание не скажет, разведут и ржать завтра будут.

Глава 11

– Янова!

Меня отвлекают от мониторинга информации о недавнем убийстве в одном из районов города. Задание мне поручила девушка, к которой меня приставили в качестве помощницы.

– Да? – поднимаю голову, сталкиваюсь взглядом с недовольным Григорьевым.

– Тебя к себе требует Орлов.

Григорьева за какие-то заслуги приставили к самому Роману Львовичу. И теперь от того, что мне предстоит с ним увидеться, внутри все обмирает. Я вчера, когда голос услышала, чуть в обморок не хлопнулась, а сейчас даже не представляю, что будет.

– Ау, пролетариат! – щелкает перед моим носом пальцами. – Тащи свою задницу к Орлову.

Я быстро подскакиваю. Забываю телефон, возвращаюсь за ним и бегу в кабинет на втором этаже.

Простым смертным туда доступа нет. Я хотела подняться, чтобы выйти на террасу, которую видела снаружи, но меня развернули, стоило ступить на несколько ступенек. Будто бы я решилась попасть к Роману Львовичу.

А тут…

Он зовет меня к себе.

В спину дышит Григорьев. Сипло так, нервно, недовольно.

Ему явно невдомек, почему это вдруг сам Орлов зовет девушку из провинции.

Наверняка слухи о том, что он лично меня восстановил на стажировке, уже поползли. А если нет, то вот самое время. Даже подтверждение имеется.

– И когда только успела… – слышится за спиной.

Игнорирую. Какой смысл что-то доказывать? Или оправдываться? Мне все равно никто не поверит. Здесь – точно. После того, как ребята спустили меня с небес на землю, мне даже разговаривать ни с кем не хочется. Коммуникабельность приравнивается к нулю.

– Вызывали?

– Заходи! – строго, не отрываясь от планшета. – Посиди минуту.

Послушно присаживаюсь на стул. Осматриваю обычный на первый взгляд кабинет. Просторный, светлый, дорого обставленный. Замечаю доску с фотографиями, канцелярскими кнопками и нитями разных цветов: красного, желтого и зеленого. Они переплетены друг с другом.

– Новое дело, – хмыкает Орлов. – Статья обещает быть очень интересной.

– И всегда вы так?

– Постоянно. Чтобы ничего не упустить – строю собственное расследование. Иногда даже помогаю следствию.

Я наверняка выгляжу как восторженная дурочка, стоит только представить, что у Орлова есть доступ к материалам дела, к расследованиям, к уликам.

Уверена, что есть, иначе бы он в своих статьях не писал все то, что я там читала. Не рассекречивал бы убийц и маньяков раньше следователей.

– Простите, – отвожу взгляд от стенда. – Вы меня вызывали.

– Узнал, что конверт ты не получила.

Достает конверт из ящика стола. Держа в руках, поднимает его на уровень своего лица, демонстрирует. Протяни руку и возьми, но я остаюсь сидеть неподвижно.

– Хочешь получить его?

Я хмурюсь.

Отец у меня следователь и воспитывал меня с десяти лет практически в одиночку. Так что я без приукрас начинаю думать, в какое русло клонит Орлов. Вариантов несколько, и мне ни один не нравится.

– Не спросишь, что нужно сделать?

– Жду, когда вы сами скажете.

Смеется, откидываясь на спинку кресла. Ему тридцать пять. На работу ходит в дорогих костюмах, всегда гладко выбрит и начеку. Привлекательный, холостой, но поговаривают, что меняет женщин как перчатки.

Перед приездом сюда я многое читала, и в его биографии не было указано, что он спит со стажерами. Но холодок по спине все равно пробегает. Я не готова сближаться с влиятельным, пусть и красивым мужчиной, лишь бы выслужиться.

– Выдохни, – советует. – Ничего такого. Я даю тебе конверт взамен на молчание.

– Молчание?

– Не получили конверт трое. Один я даю тебе. Как минимум двое должны остаться без информации.

– Но… почему я?

– Потому что они – местные, учатся в лучшем вузе города, а ума… как у инфузории.

Конверт маячит у меня перед глазами. Протяни руку и возьми, но я медлю. Папа учил всегда подставлять не людей, а плечо.

– Да ладно, – усмехается. – Думаешь, кто-то из них откажется?

Уверена, что нет. Возьмут и промолчат, но то они, а это я. Меня папа иначе воспитывал, хоть и рука сейчас чешется взять конверт.

– Я же отдам другому, – тоном змея-искусителя.

– Инфузории?

– Почему нет?

– Сами же сказали, – пожимаю плечами. – Справедливо никому не давать.

– Справедливо как раз дать тебе.

– Я не возьму.

Фух! Сказала!

Под пытливым взглядом съеживаюсь и смотрю на то, как Орлов рвет конверт на маленькие кусочки. Отправляет в мусорку.

– Иди, – указывает на дверь.

Внутри начинает царапать противное чувство, что сделала глупость.

– Катя, – звучит за спиной, и я поворачиваюсь. – Завтра утром ответа не будет только у тебя, – уверенно.

Смотрю непонимающе. Он ведь выбросил конверт или… это проверка, и у него есть еще два, которые он отдаст ребятам?

– Они найдут способ узнать. У них есть связи и деньги, а у тебя… ничего.

Глава 12

– Не будет нового оборудования, – зло произносит главврач. – Не выделяют нам бюджет. Частники, мол, сами справляйтесь.

– Купить самим – никак? – это в разговор влезает Герман.

Он был инициатором покупки, выбивал, составлял списки, искал поставщиков. Что-то там мегакрутое нашел, но, видимо, не судьба.

– Денег у нас таких нет, Герман Львович. Откуда?

– Кредит?

Он часто дежурит на скорой, ему это оборудование в первую очередь надо, потому что неправильный диагноз часто равен смерти пациента.

– Ну какой кредит, у нас и так их достаточно.

– У меня пациент вчера умер, – басит недовольно.

– Пациенты каждый день умирают.

Герман вылетает из кабинета, громко хлопнув дверью.

– А тебе чего, Кирилл? Тоже на мрущих пациентов будешь жаловаться?

– Я по другому вопросу.

– По какому?

– Бабки куда, Антон Андреевич, деваются?

У него от возмущения багровеет лицо. Проблемы с давлением, но я молчу об этом. Он не любит, когда мы его гоняем по чек-апам. Расслабленно откидываюсь на спинку стула.

– Да что ты себе…

– Много, Антон Андреевич, много. Мне залить в уши про недостаток финансирования не получится, я вижу, сколько стоят наши услуги.

– Мы в прошлом году, если ты помнишь, оборудовали родильное отделение. На ремонт и закупку ушло много денег, но зато там все по последнему писку.

– Это помню. И что – все?

– Все, – разводит руками. – Что-то в следующем году придумаю.

Я ему не верю и совсем не удивляюсь, когда вижу за дверью ждущего меня Германа.

– Перекурим?

– Пошли.

– Что думаешь? – спрашивает после пары затяжек.

– Оборудования не будет.

– Знаю я, что не будет, – хмыкает. – Что делать? Я так работать не могу.

– Уволься, переведись в другую клинику. Возможностей – тьма. У тебя скандального прошлого за спиной нет.

– Не вариант. Как додавить Антона?

– Никак. Бабок нет.

– Куда он их дел? – недовольно.

– А вот это надо бы узнать. Сдается мне, оборудование в родильном не стоит столько, чтобы расплачиваться за него столетиями.

– Думаешь, присвоил? Клиника же частная, считай, весь доход его.

– Весь да не весь, инвесторы у нас же имеются, они много денег выделяют. Или, ты думаешь, мы на доходах все? Тут много богатеев платит бабки, чтобы быть уверенным, что их спасут.

Есть у меня пара мыслей. Если подтвердятся – придется рассмотреть вариант увольнения. Рассмотри пока вакансии в других больницах, – советую Герману, хоть и прекрасно знаю, что никуда он не уйдет.

Он к этой больнице после смерти жены словно приклеился. Ему столько предложений из-за границы поступало – не сосчитать, а он все сидит здесь, работает, будто ждет. Чего – непонятно. Ни жену уже, ни сына не вернуть.

Мы докуриваем сигареты, заходим обратно. У меня по плану две операции. Первая проходит даже быстрее запланированного, вторая… возимся. Открывается кровотечение, с трудом находим источник, устраняем. Следом – остановка сердца. Такое происходит часто, иногда и обычная, как ее часто называют хирурги “простая операция”, проходит с рядом проблем, которые открываются уже в процессе. Пациента мы спасаем, только выхожу из больницы в десять вечера. Уставший и злой, голодный. Забегаю в супермаркет, чтобы взять пару уже готовых блюд и не ждать доставку из ресторана, когда на экране телефона всплывает имя Светланы Никитичны.

– Да, – отвечаю на автомате.

– Ты просил предупреждать, если к десяти моя квартирантка не явится. Так вот – не явилась!

Бесцельно шагая между прилавков, пытаюсь понять, чего в столь позднее время от меня хочет Никитична.

– Кирилл? Ты спишь, что ли? Кати нет, и номер ее не отвечает. Выключен. Я бы не стала звонить, но что-то нервно мне, она прилежная девочка, вежливая, как бы куда не влезла.

Катя.

Блядь.

Вот первый порыв после тяжкой смены – позвонить ее отцу, и пускай он разбирается с неуправляемой дочерью. Потом понимаю, что все равно нихрена Дима не сделает.

Не приедет же ее искать, в самом деле. Наверняка меня и попросит как-то помочь.

С какой стороны ни посмотри, в любом случае искать ее буду, разница лишь в том, будет мне по телефону ебать мозг ее отец или я сделаю это спокойно.

Пообещав Никитичне, что поищу Катю, тащу с полки булку и иду на выход, быстро расплачиваюсь за нее на кассе самообслуживания и выхожу на улицу. В голове ноль идей, куда она может пойти. И звонки ей действительно ничего не дают. Абонент вне зоны.

Еду к зданию, в котором она учится, вижу там темноту в окнах и с силой сжимаю челюсти. Я прекрасно знаю, куда поехать, чтобы хоть что-то узнать, но видеться с Орловым для меня подобно смерти.

Да и то… она предпочтительней.

Он мне противен. Начиная с его пидорских замашек и заканчивая тем, как он под меня копал во время скандала.

И все же Катя не появляется дома, а время близится к одиннадцати.

Где живет Орлов, я знаю. Я о нем все знаю. Пришлось рыть, потому что он рыл на меня.

Паркуюсь у подъезда, захожу внутрь, останавливаемый охраной.

– К Орлову. Передайте, что Саенко приехал. Он в курсе.

Ребята набирают ему, хмурятся. Передают трубку мне. Вот же сука, а? Не может просто сказать им, чтобы пропустили?

– Какие люди, Кирилл Савельевич. Какими судьбами?

– Ты спустишься или прикажешь меня пропустить?

– Если скажешь, зачем пришел, спущусь. Впускать к себе тебя не буду, боюсь, потом не докажу, что тяжкие телесные ты мне оставил.

– Жду.

Отключаюсь, ничего ему так и не сказав. Уверен, он спустится. Сильнее страха в нем только любопытство.

Выхожу на улицу, закуриваю сигарету. Снова на голодный желудок, но это даже в плюс. Мозг расслабляется, и на появление Орлова я реагирую не так дико, как мог бы.

– Кирилл…

Идет на меня с распростертыми объятиями.

– Руки сломаю, – гневно предупреждаю.

Он поднимает руки вверх, останавливается.

– Где твои студенты могут быть сейчас, знаешь?

– Дома наверняка. Завтра с утра им ко мне.

– Студентка у тебя стажировку проходит. Янова Екатерина. Домой она не пришла.

– И ты решил, что она у меня?

– Если бы решил, что у тебя, здесь бы тебя не ждал.

– Ну да… – хмыкает. – Не знаю, где. Может, тусить пошли с ребятами. Могу дать номер парня со стажировки, он у меня типа на побегушках.

– Давай.

Он роется в телефоне, находит, протягивает экраном ко мне. Собираюсь списать, но он быстро блокирует мобильный.

– Что мне за это будет?

– Не дам тебе по ебалу, Орлов.

– Ты и так не дашь. Здесь везде камеры, за такое я тебя засужу, и ты не отвертишься.

– Ты хоть раз можешь побыть нормальным, а не мудаком? Девочка одна в столицу приехала и хрен знает где сейчас.

По его ухмылке вижу, что не может. Там если даже труп где-то лежать будет – он хрен скажет где без выгоды для себя. В общем-то… на что я рассчитывал?

Сбегаю по ступенькам вниз, решая, что объездить ночные клубы будет куда эффективнее, чем говорить с ним.

– Погоди! – кричит мне в спину. – На, звони! Девка и правда хорошая.

Я списываю номер, набираю по пути в машину. Знаю, что эта помощь от Орлова обойдется мне боком, и радуюсь, когда по ту сторону слышу пьяный голос и звуки музыки.

– Алло?

– Катя Янова рядом?

– О-о-о-о… нет.

И бросают трубку.

Глава 13

По дороге домой забегаю в один из филиалов кондитерской, где Кирилл покупал для Светланы Никитичны торт, и беру несколько кусочков того самого торта. Было бы неплохо угостить чем-нибудь и Зевса, но я не знаю, какие вкусняшки ему разрешает хозяйка, так что останавливаюсь только на кондитерском магазине.

Я почти добралась домой, когда рядом паркуется дорогой автомобиль, преграждая мне путь. Собираюсь его обойти, но оттуда неожиданно вываливается Григорьев.

– Привет, провинция.

Придурок.

– Давай потусим? Мы всем составом в клуб едем, – надвигается на меня.

– Я не поеду.

– Как это не поеду? Все едут, Катя. И ты тоже. Знакомиться будем. Заодно и о задании расскажем. Ты же хочешь узнать задание?

– Не хочу.

А вот его обойти – очень, но он не позволяет. Встает у меня на пути, вышагивает, как в танце. Куда я, туда и он.

Вскидываю голову, смотрю прямо на него.

Не пасую.

Папа учил не показывать страха, даже если очень страшно. Ни перед кем. Ни перед собаками, с чем я никак пока не справлюсь, ни перед людьми, с чем, судя по реакции Григорьева, у меня тоже полный провал.

Плохой я ученик.

– Что ты такая нервная, Катя? Мы же просто тусить будем.

– Мне домой к десяти.

– А что там? Родаков же нет, – смотрит с прищуром.

Не уверен.

Это они решили, что я из провинции, а я, вообще-то, не подтверждала.

– Мне надо домой.

– Эй, Кать… – из машины выходит другой парень.

Я не помню его имени, потому что нас не представили друг другу, но он куда спокойнее Григорьева.

– Слав, сядь в машину, а? Ты ее напугал, придурок.

– Я никуда не поеду!

Все так же решительно. Стоять на своем до конца тоже папа учил. Наверное, поэтому я до сегодняшнего дня ни сигареты, ни алкоголь, ни наркотики не пробовала, хоть и в компаниях была разных.

С отцом, который дома ждет строго в отведенное время и смотрит, как цербер у врат из ада, особо и не оторвешься.

– Я Артем, – парень протягивает мне руку. – Мы правда все собираемся, девочки в машине, сзади еще авто с остальными, – кивает в сторону припаркованного автомобиля неподалеку.

– Я все равно не хочу, Артем. Спасибо за приглашение.

– Кать… ну ты чего? Мы же цивилизованные все, адекватные, никто напиваться не планирует, завтра будем же у Орлова с утра. Ты, может, и не всем нравишься, так и тебе понравятся не все, но лучше нам подружиться, чем грызть друг другу глотки. Как считаешь?

Пока раздумываю над ответом, он говорит много других слов, и в результате я все же иду с ним.

Прихожу в себя уже в машине, сидящей между Артемом и, кажется, Ирой. Нас в автомобиле семеро. Впереди водитель и Григорьев, сзади сидят “парочками”.

Девушки на руках у парней. Мы же с Артемом с трудом втискиваемся. Я практически сразу хочу выйти, вспоминая наставления отца.

Такая поездка небезопасна с точки зрения ПДД.

Но дверь захлопывается, и я решаю молчать, решив, что будет странно, если я вдруг передумаю на ходу.

Едем мы недолго и аккуратно. Скорость не превышаем, но я все равно расслабляюсь, лишь когда выхожу на улицу.

– Вау… В “Кариб”? Ничего себе!

Девушки восторгаются, а я понимаю, что даже одета не к месту. На мне джинсы и свитер, куртка с рынка. Куда мне?

– Артем, – трогаю парня за руку. – Я пойду. Плохая была идея.

– Ты чего?

– Просто… не хочу.

– Ничего не знаю.

Берет меня за руку и ведет к входу, в толпу из небольшой очереди. Постепенно расслабляюсь. Меня просто не пустят, и все, но мы проходим. Охрана мажет по нам равнодушно взглядом и отодвигает ленту, пропуская.

Как только попадаем внутрь, прикидываю, сколько у меня денег. Думаю, на стакан воды хватит.

– Ты слишком напряжена.

– Я не хожу в такие места.

– Совсем?

Оставляю его вопрос без ответа. Молча смотрю вперед, ожидая остальных.

– Я угощаю! – кричит Григорьев. – Всех!

Я начинаю напрягаться с момента, как мы зашли. Дальше – больше.

Мы проходим к отдельно стоящему столику, куда нас ведет работник клуба. Через десять минут на столе появляются какие-то закуски и бокалы.

– Твой.

Напротив меня оказывается коктейль желто-оранжевого цвета.

– Я не пью.

– Мы не будем много пить, – подмигивает Артем. – У тебя слабоалкоголка, я настоял, чтобы сделали.

Мы знакомимся быстро, хоть я и не могу всех сразу запомнить. Упорно не пью, хоть и вижу, как другие девочки потягивают свои коктейли через трубочки.

– Хотя бы глоточек, Катя.

– Нет.

Артем больше не настаивает, но минут через двадцать все решают поиграть в игру “Правда или действие”, чтобы познакомиться поближе. Вопросы простые, легкие, но это на первом круге, дальше идут более откровенные, адресованные в основном парням. Кто-то решает не отвечать и выполняет заданное действие.

Григорьев загадывает Маше поцеловать парня, сидящего за соседним столиком, и я понимаю, что никогда не выберу действие.

Играем дальше.

Вопросы простые. Правда ли, что я родом из провинциального городка? Правда ли, что у меня особые отношения с Орловым?

Я отвечаю легко и даже радуюсь, пока не идем на третий круг.

– У тебя уже был секс?

Сердце разгоняется до максимума. Я смотрю на Настю, задавшую этот вопрос, и понимаю, что она это сделала специально.

Если не отвечу – придется действовать. Если отвечу… даже думать не хочу.

Папа учил не делиться личным. То, что не предназначено для чужих, никогда и никому не рассказывать. Темы эти я для себя давно определила: отношения, доход и прошлое.

– Действие.

– Пей, – кивает на бокал. – Весь. Залпом.

– Настя, – мотает головой Артем.

– Можешь половину, – хмыкает девушка. – Попробуй, тебе будет весело.

Тянусь к бокалу, делаю маленький глоток. Алкоголя на вкус и правда немного, чувствуется апельсин и, кажется, персик. С легкостью выпиваю половину и отставляю бокал на столик.

Выдыхаю, прислушиваясь к себе, и не чувствую особых изменений, кроме расслабленности.

Мы все еще играем, когда я понимаю, что практически ничего не вижу. Кажется, кто-то у меня спрашивает что-то, но слова доносятся будто из-под воды – глухо и неразборчиво. Последний раз моргнув, я больше не могу раскрыть веки и, кажется, падаю кому-то на плечо.

Глава 14

Номер, по которому я звонил, вспыхивает на экране телефона спустя примерно минут десять. Как раз тогда, когда я направляюсь в район, напичканный клубами, где так любит гулять золотая молодежь столицы.

– Передумал? – рявкаю в трубку, взбешенный происходящим.

– Извините… вы друг Кати? – голос другой. Не тот, который отвечал мне.

– Ты кто?

– Мы стажировку вместе проходим. Кате… плохо, кажется.

– Кажется?

– Она без сознания, а мы в клубе, и… на нас косо посматривают.

– Диктуй название клуба.

Через несколько секунд я вжимаю педаль газа в пол и нарушаю все возможные правила дорожного движения. Лечу по указанному адресу.

Без сознания – это плохо. Это очень-очень плохо. В голове прокручиваю мысленно, что могло произойти. И в голову лезут, конечно, не самые благоприятные мысли, хотя понимаю, что Катя могла просто уснуть, а они приняли это за потерю сознания.

На входе меня грубо останавливают, не позволяя пройти. Вокруг одна молодежь в пафосных шмотках. Я сильно не вписываюсь, но меня это мало ебет, так что я популярно объясняю охраннику, что у них в клубе девочка без сознания, и если он меня туда не пропустит, то через минуту здесь будут менты и скорая.

Нехотя, но амбал все же отходит, пропускает меня в шумный, искусственно задымленный клуб, откуда сразу же хочется выйти.

Территория большая. Мне приходится несколько раз обойти по кругу, чтобы заметить вдалеке столик, где сидят с уж слишком серьезными лицами.

Подхожу ближе. Катю сразу вижу на плече у одного из парней. Она бледная, с растрепанными мокрыми волосами. Видимо, они пытались привести ее в чувство.

Сканирую всех без исключения. Знаю, что бесполезно. Память на лица у меня ни к черту, но все равно пытаюсь запомнить. Завтра я буду знать имена всех, кто с ней там стажируется, однако съездить им по ебалам хочется уже сегодня.

– Что пила?

– Коктейль. Обычный. Слабоалкоголка.

– Стакан где?

Переглядываются. Стакана нет. Значит, возможно, не просто коктейль.

– Потеряли?

Молчат.

Сопляки малолетние. Нихера из себя не представляют, но лица такие, будто им все должны.

Приосаниваются, когда смотрю на каждого. Требую ответа, которого они не дадут, потому что явно что-то намешали.

Отталкиваю парня, на плече у которого висит Катя, прикладываю руку к ее шее, прощупываю пульс. Он учащенный, но ровный, без перебоев. Достаю фонарик, свечу в глаза, проверяя реакцию. Убедившись, что все не так страшно, снова смотрю на остальных.

– Прежде чем поить незнакомку, узнайте хотя бы, кто ее родители.

Совет так… на будущее. Среди них есть нормальные люди, с интеллектом. Кто-то же мне все-таки позвонил. А могли бы контента наснимать разного. Впрочем… и так могли. Надеюсь, не сделали.

Подхватываю Катю на руки, выношу из клуба сразу к своей машине. Усаживаю ее на переднее сиденье, пристегиваю. Глаза слипаются, хочется отключиться, но я упорно прогоняю дрему и собираюсь как раз сесть за руль, когда позади раздается тот самый голос, что говорил мне адрес.