© Федор Абрамов, 2025
© Издательский дом «BookBox», 2025
Вместо предисловия
Рецензия на роман
Книга, как и предыдущие, мне понравилась. Читается на одном дыхании, увлекательная, приятный стиль изложения. Сама история любви и долгого общения по переписке сначала вызывает интерес, потом в какой-то момент появляется осуждение, но оно быстро сменяется сочувствием и затем, к концу книги, ощущением смирения и принятия.
Если попытаться проанализировать логически, то с самого начала было очевидно, что с этой девушкой нельзя создавать семью. Потому что даже по современным меркам она не то что без комплексов, а конкретно чудит. Я могу только представить, насколько это было ненормально в то время.
С другой стороны, понятно, что во время сильной влюбленности мозги отключаются и ждать рациональных поступков бессмысленно. Кстати, вполне возможно, что если бы Евгений не был на ней женат и их брак так печально не закончился, то он бы всю жизнь жалел, корил себя и мучал иллюзиями о том, что могло бы быть…
Насчет дальнейшей переписки у меня сложилось впечатление (но я не утверждаю), что оба главных персонажа, несмотря на новые семьи и насыщенную жизнь, в душе оставались одинокими. Именно поэтому была такая обоюдная потребность в этом общении. Но только каждый создал себе идеальный образ другого и переписывался с ним, а не с реальным человеком. Отсюда такие разочарования каждый раз при встречах. Но все равно иметь возможность хоть с кем-то поделиться чувствами и мыслями – это уже целительно для души. Жаль только, что этим человеком не смогла стать жена.
Негативные эмоции вызвало еще отношение бывшей супруги к людям, в частности к мужчинам. Мне показалось, что потребительское. Пока мужчина удобен и зачем-то нужен, она держит его рядом, но как только не нужен, то она быстро избавляется. Очень жалко того мужчину из Крыма, который был просто использован многократно в течение многих лет. Но я нигде не увидела ее искреннюю заботу о нем, о его потребностях, и стремления отдавать, а не только брать.
Теперь другой аспект. Почему мне было одновременно и интересно, и тяжело читать? Потому что я считаю такой роман по переписке также изменой в браке, причем не менее страшной, чем физическая. Это измена на духовном уровне, а не на физическом. Автор пишет, что переписка никак не влияла на его семейную жизнь, но я не согласна. Эта энергия должна была уходить на жену, чтобы с ней создавалась душевная близость и романтика. Но я его не осуждаю, так как только ему известно, почему он не смог построить с ней таких отношений, почему никогда не писал стихи и не возил в Крым. Наверное, на это были свои причины и с ее стороны. Я могу констатировать только то, что если бы я узнала о подобном со стороны своего мужа, то мне было бы невыносимо больно и я расценила бы это как страшнейшее предательство.
Эта книга заставляет очень о многом задуматься. О таких серьезных вещах, как любовь, разум и их взаимовлиянии друг на друга, об одиночестве, духовных поисках, семье, отношениях в браке и вне его. Самое главное, чему она меня научила – не судить. Легко напустить на себя маску святоши, когда у самого все сложилось благополучно. Но только побывав в такой ситуации и почувствовав все на своей шкуре, можно понять, каково это. И начинаешь заново ценить то, что есть. И вспоминаешь, как важно беречь отношения, чтобы в итоге не оказалось, что с одним человеком связана жизнь, а с другим – душа.
Так что спасибо автору за книгу. Если книга вызывает столько мыслей и чувств, особенно неоднозначных, значит, это точно хорошая книга. Целью литературы и является пробуждение души от сна будничной жизни и быта и призыв задуматься о действительно важном.
Татьяна, психолог, г. Киев.
Светлой памяти сестры Екатерины, трех братьев Викторов, двух братьев Василиев и брата Сергея посвящается.
Глава 1. Как все началось
Был теплый осенний вечер. Я и моя старая добрая знакомая Тамара сидели в креслах в лоджии моей квартиры, расположенной на 9‐м этаже 10‐этажного дома, и наблюдали за красивым закатом солнца. Оно только что зашло за горизонт и раскрасило небо яркими красками. У самой кромки горизонта небо светилось яркой золотистой краской, которая, по мере удаления неба от горизонта, постепенно переходила сначала в светло-розовый, а потом в голубой цвет. Налюбовавшись красивым закатом, моя собеседница вдруг сказала:
– А ведь мы с тобой очень старые друзья, поскольку знакомы, наверное, лет семьдесят.
Я задумался на несколько секунд, подсчитывая в уме, сколько ж мы в действительности знакомы, и потом сказал:
– Нет, Тома, мы с тобой знакомы уже более семидесяти пяти лет, то есть целую большую жизнь. Поэтому, можно сказать, нам точно есть что вспомнить. Но сейчас давай поговорим о том, ради чего мы с тобой встретились, а именно о двух вышедших моих романах: «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины» и «Судьба пианистки». Ты ведь оба их прочитала?
– Да, прочитала.
– Следовательно, можешь высказать о них свое авторитетное мнение?
– Конечно, могу.
– Тогда начинай меня сначала хвалить, а потом разносить в пух и прах! – сказал я, улыбаясь.
– Я, конечно, буду тебя в основном хвалить, но потом у меня к тебе будет один очень серьезный вопрос. А пока что скажу тебе о том, что оба романа мне понравились. Они легко читаются, а это значит, что все сюжеты в них ты подобрал очень интересные. Кроме того, мне очень понравился твой стиль повествования – диалоговый. Это сугубо твой стиль. Браво, Федя! Конечно ж, понравились твои рассуждения по ряду философских вопросов, касающихся практически всех людей, таких как красота, любовь, счастье, несчастье, смысл жизни и многие другие. Мне особенно понравились твои детские воспоминания о войне, свидетелем которых была и я. Оба твои романа можно назвать философско-психологическими произведениями. А задать тебе мне хочется вот какой вопрос. Почему в обоих романах ты вскользь упомянул свою первую жену и не захотел ничего рассказывать о ней? Есть какая-то веская причина не делать это?
– Есть, конечно. Во-первых, история наших отношений не вписывалась в сюжеты этих книг. Это самостоятельная большая история. Во-вторых, моя бывшая супруга сейчас живет и здравствует. А я стараюсь писать свои книги о женщинах, которых уже нет на этом свете или они еще есть, но я с ними навсегда потерял связь. В-третьих, я и сейчас поддерживаю с нею добрые, дружеские отношения, поэтому боюсь, публикуя нашу историю, сделать ей неприятно.
– Но ведь ты будешь писать не мемуары, а художественное произведение, в котором все герои бу- дут иметь вымышленные имена и наряду с реальными событиями явно будет присутствовать вымысел? Следовательно, почему у нее могут возникнуть претензии к тебе?
– Потому, что в книге придется привести нашу почтовую переписку, которая может расстроить ее.
– Но ведь в ней будет приведена только правда! А за правду, вроде бы, обижаться не стоит, – сказала Тамара и продолжила: – Может быть, тебе стоит посоветоваться с нею по этому вопросу?
– О, нет, Тома! Это точно делать нельзя. Когда она узнала, что я пишу книги, то предложила мне написать роман о нас. Даже обещала помогать мне в этом деле, предоставляя из своих дневников интересную информацию о наших прошлых связях. Тогда я решил проверить ее отношение к моему литературному творчеству: подарил свой первый роман. Реакция была бурная и очень негативная. Она сказала, что все сюжеты в нем неинтересные, стиль книги и ее язык тоже никуда не годятся, и что я вообще не умею писать книги. Вот так!
– Так, может быть, такая ее реакция была вызвана тем, что ты изложил в романе не вашу историю, а истории твоих взаимоотношений с другими женщинами? Она, часом, не влюблена в тебя до сих пор? Не ревнует ли она тебя к этим женщинам, или, может, у тебя есть какие-то обязательства перед нею?
– О ее чувстве ко мне сейчас ничего сказать не могу: не знаю этого, а вот каких-либо обязательств перед нею, не считая, конечно, этических и моральных, у меня точно нет. Скорей всего такая ее реакция была вызвана тем, что в романе есть несколько отрицательных высказываний в ее адрес.
– В таком случае ты можешь смело начинать писать этот роман. А если она узнает в нем себя, то ей будет полезно посмотреть на себя со стороны. Но пиши его, пожалуйста, скорей, а то вдруг либо ты не успеешь его написать, либо я не успею его прочитать. Мы ведь все под Богом ходим.
– Я, Тома, подумаю над твоим предложением, – сказал я искренно и добавил, – но тогда мне придется взять тебя в качестве прототипа одной из его героинь, которая будет выполнять в романе роль собеседницы главного героя, то есть примерно такую же роль, какую выполняешь ты сейчас.
– Надеюсь, ты не шутишь?
– Не шучу, Тома.
– Ну спасибо, дорогой друг! Мне будет очень интересно посмотреть, какой получится эта героиня. Она не будет отрицательной?
– Ну что ты, Тома! Как можно с тебя писать отрицательную героиню, если ты – человек абсолютно положительный!
На этом мы закончили обсуждение моих романов и расстались.
Через некоторое время я вернулся к предложению Томы и решил: «А, была не была, напишу-ка я третий женский роман, посвященный актуальной проблеме в жизни людей: взаимоотношениям мужчин и женщин. Ну а что из этого получится, судить будут мои читатели. Итак, с Богом!»
Глава 2. Знакомство и развитие отношений
– Приближалось лето 1960 года – время летних отпусков, и я стал готовиться к долгожданному отдыху. Профсоюз выделил мне туристическую путевку в Крым на двенадцать дней, о чем я давно мечтал.
– С этого турпохода у тебя и началась та история, о которой ты будешь сейчас рассказывать мне? – спросила меня моя собеседница Саша.
– Да, именно с него, – сказал я и продолжил: – Сбор туристов проходил на турбазе, расположенной в Симферополе. На сборы и экскурсию по городу отводилось два дня. После этого мы направились в пятидневный поход по горам Крыма. Все были экипированы рюкзаками с пятидневным запасом продуктов. Шли по горным тропинкам цепью, причем впереди колонны шел наш проводник, а цепь замыкал кто-то из молодых, здоровых туристов: он следил, чтобы никто в походе не отстал.
Вначале поход был достаточно легким, поскольку горы еще не были крутыми. Поэтому мы с удовольствием любовались крымским горным пейзажем.
На ночлег мы останавливались на горных стоянках, представляющих собой многоместные палатки и кухни, состоящие из мест для костров, длинных деревянных столов с лавками и необходимой для еды посуды. Еду мы готовили себе сами. Вечером, конечно же, был костер с песнями под гитару.
Так мы провели в горах пять дней, после чего по крутой горной тропе быстро спустились на турбазу «Карабах», расположенную на берегу Черного моря в совершенно безлюдном в то время месте. Ближайшим населенным пунктом был Никитский ботанический сад. В то время эта турбаза представляла собой два трехэтажных кирпичных здания и большое количество многоместных палаток. Женщин селили в корпуса, а мужчин – в палатки. Терраса на третьем этаже одного из корпусов являлась танцплощадкой. Вечером, после ужина, мы и направлялись на нее. Танцы проходили под радиолу.
На танцах я увидел юную особу небольшого роста, с красивой фигурой и завораживающей, соблазнительной улыбкой. Я сразу же понял – вот это и есть та, с которой мне будет интересно провести время в походе.
– То есть ты, как это принято говорить сейчас, сразу запал на нее? – сказала собеседница, улыбаясь.
– К сожалению, да!
– Почему «к сожалению»?
– Потому, что именно она явилась самой большой ошибкой в моей жизни! – сказал я в шутку.
– Ну, я вижу, ты будешь изливать мне сейчас очень печальную историю!
– Нет, Саша, она, пожалуй, будет походить на нравственно-поучительную историю, – сказал я вполне серьезно.
– А для кого она будет такой – для мужчин или женщин? – с интересом спросила Саша.
– Для тех и других, – сказал я, улыбаясь.
– Поняла тебя, Женя. А скажи, сколько ж лет было тогда объекту твоего внимания?
– Не было еще девятнадцати лет.
– А сколько тебе?
– Уже двадцать девять лет.
– Солидная разница, но дело не только в ней. Она была слишком молода для тебя, и это могло сказываться на ваших отношениях.
– Я тогда об этом не задумывался, – сказал я.
– Ну хорошо, пусть будет так. А скажи, пожалуйста, чего она уже успела достичь в этом возрасте?
– Окончить среднюю музыкальную школу, планировала поступить в Херсонское музыкальное училище.
– Так она готовилась в будущем стать музыкантом?
– Так точно!
– И тебя это не смутило?
– Совершенно нет. Я ведь тогда никаких планов на будущее с нею не строил!
– Поняла тебя, Женя. Просто тебе захотелось развлечься с юной девочкой! – сказала она как бы про себя и продолжила: – Так что же было потом?
– Я бросился завоевывать ее сердце с первого танца. Но на нем получил «смертельный удар», – сказал я, хитро улыбаясь. – Она танцевала со мной так близко, точнее так плотно, что я, ощущая прикосновение ее упругих девичьих грудей, стал, можно сказать, не совсем вменяемым человеком.
Саша покачала головой, но ничего не сказала, а я продолжил:
– После нескольких таких «плотных» танцев она предложила мне – ее звали Инной – покинуть террасу и пойти полюбоваться морем в яркую лунную ночь. Я с удовольствием согласился. Мы направились по дорожке, идущей вдоль турбазы, за ее пределы. Вскоре увидели среди деревьев огромный камень-валун и решили с него наблюдать за лунной дорожкой на море. Взобравшись на него, мы обнаружили необыкновенно красивый морской вид. Перед глазами простиралось огромное море с длинной яркой лунной дорожкой. Красота была неописуемая. Но мы любовались ею недолго. Не сговариваясь, мы тут же обнялись и начали страстно целоваться.
– Она что, не возражала? – с удивлением спросила Саша.
– Не-а! – сказал я, улыбаясь, и подумал: «Моя собеседница в советское время и в таком возрасте, вероятно, ни за что б не согласилась так себя вести».
После этих слов Саша спросила:
– Так что у вас было дальше?
– Объятия и поцелуи с редкими перерывами на отдых! – озадачил я ее еще раз.
Саша опять покачала головой и тихо сказала:
– Продолжай, пожалуйста, дальше свой интимный рассказ.
Я понял, что Сашу такая информация сильно разволновала, и, чтобы дать ей некоторое время на успокоение, сказал:
– Примерно через час мы устали от поцелуев, спустились с валуна вниз и направились на танцплощадку. Поднявшись на террасу, мы продолжили «плотные» танцы. Окончив их, погуляли еще с полчаса по территории базы и, крепко поцеловавшись, разошлись спать.
Дневное время мы посвящали в основном загоранию на морском пляже, купанию в море, походам вдоль берега, любованию диким морским пейзажем и красивым лесным массивом и, наконец, экскурсиям в знаменитые курортные места Крыма. Там я впервые в жизни увидел пышно цветущие магнолии.
Однажды мы сбежали с танцплощадки и направились не на валун, а на пляж. Там мы стали слушать шум прибоя и наблюдать за крабами, выползающими из воды на камни, вероятно, погреться. Вдруг моя спутница сказала:
– Я хочу искупаться.
– А у тебя разве есть с собой купальник? – спросил я.
– А зачем он мне? Я и без него могу искупаться.
Я несколько удивился такому ее заявлению, но ничего выяснять не стал. После этого она спокойно сказала:
– Отвернись на пару минут, я сейчас разденусь.
Я, естественно, ее просьбу выполнил. После этого она протянула мне свою одежду и сказала: «Подержи, пожалуйста».
Я взял ее в руки и стал с удовольствием наблюдать, как она, совершенно нагая, удаляется к морю. От света луны четко вырисовывался ее красивый силуэт. Есть такой слоган: «Увидеть Париж и умереть!» Так вот, увидев ее фигуру, тоже можно было умереть.
Она удалилась достаточно далеко в море – метров на пятьдесят от берега – и стала плавать вдоль лунной дорожки. Я несколько раз окликнул ее, прося вернуться ближе к берегу, но она мои просьбы игнорировала. Плавала она достаточно долго. Безлюдное ночное море, вероятно, было ее любимой стихией. Не зря потом ее в жизни часто называли Русалкой. В ней что-то русалочье точно было.
Закончив плавать, она вышла из воды на берег и подошла ко мне. Не обращая на меня внимания, взяла из моих рук одежду и стала одеваться. После этого сказала:
– Погрей меня, а то мне холодно.
Я заключил ее в свои объятия и минут двадцать добросовестно грел. Потом мы вернулись на танцплощадку и продолжили веселиться. Так мы все дни пребывания на этой турбазе провели практически неразлучно и о-о-очень интересно. Это были незабываемые дни в нашей жизни.
После недельного отдыха на турбазе мы по горной тропе поднялись на трассу, по которой двигались троллейбусы, и приехали в Симферополь. Оттуда мы поездом вернулись домой.
– После возвращения домой Инна была занята подготовкой к вступительным экзаменам в музыкальное училище, и потому наши встречи были редкими и непродолжительными. Зато после зачисления ее в училище, мы стали встречаться практически каж- дый день.
– А как тебя встретили ее родители? – спросила Саша.
– Доброжелательно. Очевидно, я, в их понимании, был кавалером вполне приемлемым, поскольку имел за плечами институт и три года инженерного стажа. Иначе говоря, я принципиально отличался от юнцов ее возраста, ухаживающих за нею, – сказал я и продолжил: – Сначала все шло хорошо, пока однажды не случился сбой: я пришел к ней в назначенное время, но ее дома не оказалось. Родители сказали, что она ушла с кем-то гулять. Я, конечно, удивился этому, но расстраиваться не стал: решил сначала разобраться в причине такого ее поступка. Пошел бесцельно бродить по городу. Поздно вечером пришел к ее дому и решил посмотреть: с кем же она гуляла без меня? Вскоре увидел ее, идущей с каким-то юным кавалером, держась за руки. И я понял, что у меня есть соперник, хоть слишком юный и явно неопытный, но все же соперник.
– А ты не бросился на него с кулаками? – спросила Саша, улыбаясь.
– Ну что ты, Саша! Такие разборки для меня были унизительными. Я уже умел решать подобные проблемы более тонкими способами.
– Какими?
– Сейчас расскажу. Я не только не пошел к ней на следующий день и не стал выяснять отношения, а на несколько дней вообще прекратил наши встречи. Конечно, в эти дни я чувствовал себя не очень комфортно. За это время я сочинил стишок в 12 строк, который звучал так:
Этот поэтический «шедевр» я бросил в ее почтовый ящик и стал ждать. Буквально через два дня получил от нее ответ, и тоже в поэтической форме. К сожаленью, он у меня не сохранился, но помню, что там была такая строка: «И все же ты будешь меня вспоминать». Я еще неделю выдержал, хотя, признаюсь, мучился. Но думаю, что и она провела эту неделю не с очень радостным настроением. Зато, когда я все же явился к ней домой, встреча была необыкновенно теплой: с улыбкой, объятием и поцелуями.
– И что, ты этот эпизод не стал обсуждать?
– А зачем? Ведь и так было все ясно!
– Браво, Женя! Так что же было дальше?
– Дальше были ежедневные встречи, в большинстве случаев радостные, но иногда и со ссорами, возникающими в основном по ее вине.
– И как же ты переносил эти ссоры?
– Мужественно! – сказал я, улыбаясь, и продолжил: – Приближалось лето 1961 года. Не достав никакой путевки для цивилизованного отдыха, я решил поехать в Крым дикарем, то есть снять там жилье в частном секторе и питаться в кафе, столовых или ресторанах. Так тогда делали многие. Моя пассия, узнав об этом, загорелась желанием поехать вместе со мной. Но для этого надо было получить согласие ее родителей. Ситуация была, прямо скажем, очень непростая: молодая и еще наивная девушка собиралась поехать на курорт с немолодым и достаточно опытным мужчиной. Соблазнов-то могло быть много, причем легко осуществимых! Но для Инны это не могло служить препятствием. Как только она объявила им о своем желании поехать со мной, в семье началась не просто ссора, а война до победного конца. Родители обвиняли ее в легкомыслии и глупости, которые, по их мнению, обязательно должны закончиться плохо для нее, а меня упрекали в том, что это якобы я подбиваю ее на такой безрассудный поступок. Я сразу заявил им, что я тут ни при чем и что со своей дочерью они должны разбираться сами. Кончилось это тем, что она сбежала из дому. Поднялся переполох, и они примчались ко мне, полагая, что она прячется у меня. Но не обнаружив ее у меня, помчались вместе со мной разыскивать ее у подруг. Там она тоже не нашлась. Короче говоря, она явилась домой в первом часу ночи, и они, конечно же, сразу согласились с ее требованием.
– Это она так умела удовлетворять свои желания?
– Именно такими способами в большинстве случаев она их удовлетворяла, – сказал я вполне искренно.
«Ну и ну!» – подумала Саша про себя и потом спросила: – Что же было дальше?
– Мы приехали в Гурзуф и довольно быстро нашли жилье у одного хозяина частного дома. Днем время проводили на пляже или совершали экскурсии по курортным местам Крыма. Вечером обычно гуляли по набережной города или сидели на берегу моря и слушали прибой. Там мы отдыхали, кажется, дней семь, после чего по ее желанию решили продолжить отдых в Мисхоре.
Приехав туда, начали искать жилье. Потратили много времени, пытаясь найти комнату на двоих или места в разных домах, но расположенных недалеко друг от друга. Все было тщетно. Летом, в разгар курортного сезона, это было сделать очень сложно. В одном месте нам предлагали полуторную койку на двоих, полагая, что мы – муж и жена, но мы не решились на такой рискованный ночлег. К вечеру ситуация стала критической, так как, не найдя жилья, нам пришлось бы ночевать на улице. В одном доме нам снова предложили одну кровать на двоих, причем стоящую на улице под фруктовым деревом, и мы вынуждены были согласиться.
– И что, не побоялись?
– Не побоялись, – сказал я серьезно. – Я был твердо мыслящим человеком и к тому же руководствовался тогда железным принципом: если не собираешься на девушке жениться, то не имей с нею половых связей. Что же касается моей спутницы, то, по-моему, ее эта ситуация вообще не волновала.
– Не хочешь ли ты сказать, что она могла пойти на такой шаг, не задумываясь?
– Нет, не хочу, поскольку не знаю этого. Но я хорошо знал, что некоторые деятели культуры и искусства уже в советское время относились к этому вопросу весьма либерально.
– Браво, Женя! Продолжай.
Так мы и отдыхали несколько дней, посещая днем пляж, а вечером – летнюю танцплощадку, кино, парки и берег моря.
Но Инне скоро надоела такая однообразная жизнь, и она изъявила желание совершить поход на самую высокую гору в Крыму – Ай-Петри, что в переводе с древнегреческого языка означает «Святой Петр».
Договорившись с хозяйкой дома о теплом одеяле, мы в легкой летней одежде двинулись покорять вершину этой горы. Безрассудство было полное, поскольку даже в самые жаркие летние дни температура там ночью обычно не превышала 8–10 градусов тепла.
Позавтракав и закупив продукты на три дня, мы отправились в поход. Сначала подъем был пологий, и мы шли довольно быстро. Потом подъем стал все круче и круче, и скорость нашего передвижения замедлилась. К концу первого дня мы преодолели примерно половину пути и стали готовиться к ночлегу. Увидев недалеко от нашей тропы красивую, поросшую густой травой полянку, мы и решила заночевать на ней. Завернувшись вдвоем в одеяло, мы погрузились в сон. Рано утром нас разбудил громкий мужской голос:
– А ну, нарушители установленного порядка поведения в горах, живо вставайте, и я вас сейчас отвезу в милицию!
Не понимая, что произошло, мы, естественно, стали выяснять, в чем же состоит наше нарушение. Оказалось, что мы нарушили правило ночлега в горах: должны были ночевать в строго отведенных для этого местах. Но самым грубым нарушением порядка ночевки в горах считалось разведение костров. К счастью, мы это правило не нарушили. Мы, конечно, каялись, мол, не знали этих правил, и он в конце концов нас отпустил с Богом.
К концу следующего дня мы приблизились к вершине этой горы. Нашли место, где обычно туристы и самодеятельные путешественники останавливаются на ночлег, и стали готовиться к нему. Но в это время мимо нас шла группа диких туристов, путешествующих по крымским горам. Увидев их, Инна сказала:
– Я хочу присоединиться к ним и провести вечер в их компании.
Я не стал возражать ей, и мы, спросив у них разрешения, зашагали вместе с ними. Вскоре поднялись на самую высокую точку горы и стали готовиться наблюдать закат солнца. Кстати, смысл нашего похода и состоял в наблюдении за этим необычным зрелищем. С вершины горы перед нашим взором простиралось бескрайнее море и большое багровое солнце на горизонте. По мере его приближения к горизонту, размер солнца и сочность красок усиливались. Небо тоже становилось багровым. У меня даже есть фотография этого заката, только, к сожалению, не цветная, – сказал я. – Все туристы имели теплую одежду и спальные мешки, поэтому вопрос ночлега их не волновал. Ну а нам надо было решать этот момент. Я наломал веток лиственных деревьев, из которых и приготовил «мягкую постель». Все остальные проблемы должно было решить наше теплое одеяло.
Сев в кружок, мы поужинали и стали наблюдать за закатом. Когда солнце скрылось за горизонтом и закат стал бледным, начались песни под гитару. Пели долго и с большим удовольствием. Спать легли поздно. Мы с Инной замотались в наше одеяло и улеглись на приготовленное мною ложе. Признаюсь, спать было жестко и очень холодно. Рано утром, когда туристы еще спали, мы покинули их и направились в обратный путь. В Мисхор пришли поздно вечером. Пробыв в нем еще несколько дней, мы вернулись домой. Увидев нас живыми и невредимыми, родители Инны, конечно, обрадовались. Так закончилось наше первое, условно говоря, свадебное путешествие.
Услышав мой рассказ, Саша сказала:
– Ну и решительным человеком была твоя девушка!
– Как принято сейчас говорить, без комплексов, – уточнил я.
Следующим памятным событием в нашей жизни было лето 1962 года. Мой профсоюз выделил мне путевку в дом отдыха, расположенный в Ялте. Узнав об этом, Инна тут же решила, что должна поехать туда вместе со мной. Вопрос согласия родителей и на эту поездку был решен уже известным способом.
– А ты не задумывался над тем, что она, став твоей женой, захочет удовлетворять все свои прихоти точно такими же способами? – спросила Саша.
– Нет, не задумывался, поскольку в то время вопрос о моей женитьбе на ней еще не стоял, – сказал я, улыбаясь. – Но, забегая вперед, приведу тебе пример именно такого ее поступка. Я планировал окончить аспирантуру и потому решил заблаговременно сдать кандидатский экзамен по марксистко-ленинской философии. Прикрепившись к аспирантуре при Херсонском педагогическом институте, я полгода посещал лекции по этой важной науке. В конце июня надо было сдать экзамен, и я стал серьезно готовиться к нему. В одно из воскресений супруга вдруг заявила: «Тебе это надо, вот и сиди дома со своими учебниками. А я – молодая, и хочу гулять!»
Сказав это, она взяла свой велосипед и удалилась из квартиры. Я даже обрадовался: она не будет мне мешать готовиться к экзамену. Пришло время обеда, а она домой не явилась. Я пообедал один и продолжил заниматься. Время приближалось к вечеру, и я стал волноваться. Наконец она явилась домой со счастливой улыбкой на лице. Когда я приблизился к ней, то ощутил сильный запах алкоголя. Я, естественно, спросил, где же она была. Ответ был такой: «Я познакомилась с ребятами, тоже катающимися на велосипедах, и потом вместе с ними отдыхала за городом на пикнике». Я понял, что на этом пикнике она и набралась алкоголя. Поскольку из-за экзамена мне затевать ссору было не с руки, я только сказал: «Однажды такое твое поведение закончится разводом!» Она сделала на лице кислую мину и, ничего не сказав, удалилась на кухню.
– Да, Женя, интересная была у тебя супруга. И все это ты был готов терпеть из-за своей большой любви к ней?
Но вместо ответа на поставленный вопрос я сказал:
– Зато, Саша, какой богатый опыт семейной жизни я приобрел тогда!
Саша покачала головой и спросила:
– Так что было потом?
– Мы приехали в дом отдыха, и Инна в привычной её манере «попросила» оформить путевку на ее имя, а вопросы моего пребывания в Ялте решать самому потом. Я с трудом нашел себе жилье в частном доме, а питался где придется.
Мы много купались в море и загорали, ездили на экскурсии, путешествовали пешком по берегу моря, а вечером обычно гуляли по красивой и всегда многолюдной ялтинской набережной, ходили в кино или на танцы. Короче говоря, время проводили весело.
После окончания срока путевки мы решили задержаться в Ялте еще на неделю. Потребовалось вновь решать трудную проблему жилья. Удалось найти только следующее предложение: две раскладушки на открытой веранде дома, на которой были еще две раскладушки, уже занятые другими отдыхающими. Я решил, что неделю можно будет скоротать и в таком «общежитии». Но она категорически отказалась от такого ночлега и, ничего не сказав, отправилась гулять в центр Ялты. Вероятно, надеялась, что я все же пойду ей навстречу и найду жилье получше. Но я решил проявить твердость и ничего искать не стал.
Часа через два отправился на поиски беглянки. Каково же было мое удивление, когда я увидел ее, идущей в группе диких туристов, путешествующих по крымскому морскому побережью. Они все имели соответствующую одежду и нужное снаряжение для ночлега на природе, а вот как она собиралась провести ночь в легком летнем платье и босоножках – понять было трудно.
– Она что, плохо соображала? – с удивлением спросила Саша.
– Я этого не знаю, но в той ситуации я поступил единственно правильным способом: взял ее за руку и принудительно вывел из компании туристов. Я ведь, согласившись на ее поездку со мной, взял перед ее родителями полную ответственность за ее судьбу.
– А что б она делала, оказавшись с этими туристами? – с волнением спросила Саша.
– Вероятно, с неделю путешествовала бы с ними, а потом как ни в чем не бывало вернулась бы ко мне, чтобы поехать домой вместе.
– О, господи! Какое безрассудство! – сказала Саша и продолжила: – А что б ты стал делать, если б не встретил ее тогда в городе?
– Ну, наверное, надеялся, что она остынет и вернется ко мне. А вот если б она не явилась на ночлег, то, естественно, стал волноваться. Но решил бы, что она где-то перебьется ночь, а потом с виноватой улыбкой все же явится ко мне.
– А если б она не явилась на следующий день?
– Ну тогда б мне пришлось обратиться в милицию с заявлением, что пропал человек.
– Ты это говоришь всерьез?
– Конечно, всерьез!
– Но тогда б могла возникнуть очень неприятная для тебя ситуация. Милиция, естественно, стала бы допытываться у тебя, что у вас произошло. Могла бы даже подумать, что именно ты виноват в этом происшествии. Но это, как говорится, были бы только цветочки, а ягодки появились потом. Милиция начала бы поиск пропавшего человек, стала прочесывать все парки, сады и даже рядом расположенный лесной массив… А тебе пришлось бы срочно сообщить о происшествии ее родителям. И завертелась бы эта драматическая история на весь Советский Союз! Меня даже сейчас в дрожь бросает от мысли, чем бы все это могло закончиться!
– Стоп, Саша! Прекратим этот глупый разговор, поскольку ничего этого, к счастью, не случилось. Давай лучше сделаем маленький перерыв и выпьем по чашечке кофе.
Мы вышли в лоджию, сели в кресла и стали вспоминать школьные годы, прошедшие у нас вместе в военное время в деревне, а потом в городе. Какая это была прекрасная пора! Все было ново, не изведано, вся жизнь была впереди! Отдохнув, я продолжил свой рассказ:
– Когда я привел ее к нашему жилью, она вдруг заявила: «Я поеду домой».
Поскольку никакие мои уговоры на нее не действовали, то я взял ее чемодан, и мы направились на остановку троллейбусов, идущих в Симферополь. Надеялся, что таким образом будет исчерпан наш конфликт. Но не тут-то было! Оказалось, я еще плохо знал авантюрные ее наклонности. На остановку подъезжали один за другим троллейбусы, а она отказывалась в них садиться. Короче говоря, ехать в Симферополь она не хотела, но и возвращаться назад тоже отказывалась. Как говорится, ни назад, ни вперед! Началась игра на выдержку. Такая игра длилась около полутора часов. Уже приближалась ночь, и надо было что-то предпринимать. Тогда я решил еще раз проявить твердость характера. Как только стал приближаться к остановке очередной троллейбус, я твердым голосом сказал: «Садишься и катишься в Симферополь!» После этого быстро зашагал прочь от остановки. Но, пройдя шагов десять, оглянулся и, не увидев ее на остановке, спокойно направился ночевать на свою веранду.
– На этом и закончилась ваша поездка в Крым? – спросила Саша.
– Моя – да, а ее – нет. Что было у нее потом, я узнал позже от нее самой. Оказывается, она и не собиралась сразу возвращаться домой. Приехав в Симферополь, в котором она когда-то в детстве жила с родителями, отыскала там парня – свою детскую любовь – и вместе с ним вернулась на море. И только после недели приятного отдыха с ним на море, она вернулась домой. Рассказала она родителям об этих перипетиях или нет, я не знаю.
– И что же было потом?
– Потом наши встречи прекратились.
– Навсегда?
– К сожалению, нет.
После Крыма я поехал в деревню к своим родителям, где и провел остаток отпуска. Вернувшись на работу, узнал, что планируется поездка наших сотрудников в совхоз на уборку овощей и фруктов. Я оказался в числе счастливчиков, поскольку провести целый месяц на природе в бархатный сентябрьский сезон было весьма приятно. В советское время это практиковалось постоянно.
Моя пассия вместе с другими учащимися музыкального училища тоже была направлена в какой-то колхоз или совхоз на подобные работы. Следовательно, в это время мы встречаться не могли. Поэтому первая наша встреча после лета состоялась только в октябре, и связана она была с моим днем рождения. Поздравить меня она пришла ко мне домой с большим красивым букетом цветов и с улыбкой на лице. И я понял, что летний инцидент исчерпан. С этого момента наши встречи продолжились. Хотя они тоже не всегда были безоблачными, но терпеть было можно.
Серьезный и очень неприятный момент случился на новый, 1963 год. Я и несколько моих друзей со своими подругами решили праздновать его у меня. Конечно, на это празднование я пригласил и ее, о чем знали ее родители. Все было прекрасно, и мы веселились до пяти часов утра. После этого все стали собираться домой. И тут я узнал, что моя подруга домой идти не собирается, а планирует остаться ночевать у меня. Гости и я, конечно, были удивлены такому ее поступку, но решили, что вмешиваться в ее планы не стоит.
– А как ты отнесся к этому?
– С пониманием, – сказал я в шутку.
– А это не могло закончиться грандиозным скандалом? Вдруг ее родители явились бы к тебе и…
– Именно скандалом все и закончилось, только не у меня, а в доме ее родителей. В восемь часов утра я привел ее домой, и она позвонила в дверь. Из открытой двери выглянула ее мать и злым голосом произнесла: «Чтоб твоей ноги больше у нас не было!» Но меня смутила не столько сказанная ею фраза, сколько то, что несколько дней назад я слышал ее во сне. Как говорится, сон был в руку. С тех пор я и верю в вещие сны.
– Ну и что же было потом? – полюбопытствовала Саша.
– Через два дня она явилась ко мне домой с ве- селой улыбкой на лице, и я понял, что инцидент исчерпан.
– Не спрашивал, каким образом?
– Не спрашивал. Но думаю, что и в этом случае она применила один из своих авантюрных способов. Может быть, пригрозила им, что уйдет ко мне жить, вот они сразу же и успокоились.
– Да, Женя, крутая у тебя была девушка.
– Но за такую свою крутость она потом расплачивалась горем и страданиями почти всю свою жизнь, – сказал я как бы про себя и продолжил: – В конце июня она стала сдавать выпускные экзамены в училище, а я успешно сдал свой кандидатский экзамен по философии. После этого она стала интенсивно готовиться к вступительным экзаменам в Московскую консерваторию, а я опять уехал отдыхать к своим родителям. Когда в конце августа я вернулся домой, то узнал, что в консерваторию она так и не поступила. В результате она стала работать в музыкальной школе, которую когда-то окончила сама.
– Ваши встречи продолжились?
– Да, продолжились, только они приняли неожиданный поворот, – сказал я с грустью в голосе.
– Случилось что-то непредвиденное?
– Именно так, Саша. В одну из наших приятных встреч – это было на берегу Днепра, где мы отдыхали, – она вдруг заявила: «Либо мы женимся, либо расстаемся навсегда!»
Такая постановка вопроса, причем сделанная скоропалительно, меня, конечно, обескуражила. То, что этот вопрос надо было как-то решать, я понимал, но думал, что ставить его буду я, а не она. Поэтому твердым голосом спросил:
– Ты это серьезно говоришь?
– Конечно! – сказала она.
– А ты хорошо все взвесила?
– Лучше быть не может!
– А не получится так, что, выйдя за меня замуж, ты продолжишь искать «сказочного принца», а найдя его, потребуешь развод?
– Нет, не получится, потому что я действительно хочу создать с тобой крепкую, дружную семью.
– Инна, хотеть и мочь – это не одно и то же! – сказал я. – Ты уверена, что сможешь сдерживать свои страсти?
– Абсолютно уверена! – сказала она без тени сомнения.
Я, конечно, поверил в искренность ее желания выйти за меня замуж, а вот в разумности такого шага очень сомневался. Но решив, что попытка не пытка, дружелюбно сказал:
– Ну что ж, Инна, можно попробовать совершить этот ответственный в жизни шаг.
Как только я произнес эти слова, она крепко обняла меня за плечи и несколько раз чувственно поцеловала в губы. Вероятно, она была очень рада, что ее план осуществляется!
– А ты потом в своей «попытке не пытке» не очень разочаровался? – улыбаясь, спросила Саша.
– Нет, конечно! Это был какой-никакой, но все же опыт семейной жизни.
– И в чем же он заключался?
– В твердой уверенности, что жениться только по любви, пусть и большой, ни в коем случае нельзя!
– Не хочешь ли ты сказать, что в случившейся неудаче виновата твоя любовь?
– Ну что ты, Саша! Любовь никогда ни в чем не бывает виноватой, поскольку является даром Божьим. Виноватыми являемся мы сами: не умеем правильно строить свою семейную жизнь!
– Ты, может быть, и прав, – сказала Саша как бы про себя. – А что же было дальше?
– А дальше все шло по установленному в таких случаях плану. На следующий день она пожелала срочно подать заявления в ЗАГС, что мы и сделали. Потом она пожелала, чтобы нас зарегистрировали срочно (она почему-то не хотела ждать положенный в таких случаях месяц на размышления). Мне пришлось уговорить сотрудницу ЗАГСа переписать наши заявления задним числом.
– А ты не знаешь, почему она так спешила?
– Наверное, боялась, что я могу передумать, – сочинил я версию, поскольку сам не знал причину такой ее спешки.
– А ее родители знали, что вы решили вступить в брак?
– Нет, не знали. Это она так захотела, а почему – я тоже не знаю.
– У вас все происходило так загадочно! – воскликнула Саша.
Я продолжил:
– Через три дня нас должны были расписать. В день этого события она сделала в парикмахерской модную прическу и нарядилась в очень красивое платье из легкой прозрачной ткани голубого цвета с какими-то золотистыми разводами. Мне даже показалось, что она его сшила специально для этого случая. Я вручил ей большой букет белых роз, и мы направились в ЗАГС. Регистрация прошла без всякого шума. После этого она направилась домой, а я пошел на работу.
На следующий день рано утром она примчалась ко мне домой и заявила:
– Когда вчера я вернулась домой, то моя бабушка сразу обратила внимание на мой красивый наряд и цветы. Вечером она сообщила об этом моим родителям. Ну а те, узнав причину моего торжественного вида, закатили такой скандал, что я опасалась за свою жизнь. Это было похлеще скандала, устроенного ими по случаю моей первой поездки с тобой в Крым. Короче говоря, они требуют, чтобы ты явился к ним для объяснений.
Я понял, что они считают именно меня организатором срочной и тайной регистрации и что мне надо быть готовым к отражению их бурной атаки.
– А кого тебе надо было бояться в первую очередь: отца или матери? – явно заинтересованно спросила Саша.
– Ее матери, конечно!
– Почему?
– Потому, что главой в их семье была именно она. Муж всегда и во всем с нею соглашался.
– Он что, был подкаблучником?
– Может быть, – сказал я неопределенно и продолжил: – Конечно же, в тайном и скоропалительном браке родители обвинили меня. Чтобы прекратить этот неприятный для меня разговор, надо было что-то предпринять. Выход нашла Инна. Она взяла меня за руку и повела к выходу из квартиры. Пока родители приходили в себя, мы уже мчались на транспорте в мою квартиру. Был конец июля 1964 года. Так началась моя первая семейная жизнь!
Еще до женитьбы, планируя свой отдых во время летнего отпуска, я обратился в свой профсоюз с просьбой выделить мне какую-нибудь туристскую путевку. Мне предложили путевку по горам Кавказа, и я согласился. Когда вступил в брак, то возник вопрос: что делать с этой путевкой? Я хотел было отказаться от нее, но моя молодая жена категорически возразила, заявив, что это будет наше свадебное путешествие. Я вынужден был согласиться, хотя понимал, что будут сложности в решении вопроса со второй путевкой. Правда, знакомые мне сказали, что в Грузии за деньги можно решить любой вопрос. В советское время была распространена такая шутка: при желании в Грузии за деньги можно было купить не только пулемет с патронами, но и вполне исправный танк с комплектом боеприпаса.
С этой путевкой мы и явились в город Орджоникидзе (ныне город Владикавказ), откуда начинался турпоход по Военно-Грузинской дороге через горный перевал в Гагру. Действительно, без всяких проблем за деньги решался вопрос участия в походе дополнительного человека, только надо было об этом договариваться на каждой промежуточной базе. Свою путевку я, конечно, переписал на ее имя, а о себе беспокоился дополнительно.
– А что было бы, если бы на какой-то промежуточной базе не согласились тебя взять дополнительно? Ну, например, не нашлось место для ночлега? – задала Саша резонный вопрос.
– В этом случае пришлось бы мне заплатить раза в 2–3 больше обычного. Вообще в таких случаях, как принято сейчас говорить, цены были договорные. Но у меня этот вопрос на всех этапах решался без проблем.
Турпоход в Грузии имел особенность: на промежуточных остановках мы ночевали тоже на благоустроенных базах, где были столовые с горячей пищей и маленькие залы для культурного отдыха. Туристы были обязаны на каждой такой базе давать небольшой концерт, после которого были танцы. Но спали мы все вместе в больших палатках, в которых были деревянные настилы и спальные мешки для каждого туриста.
Все шло хорошо, пока моя благоверная не приревновала меня к одной туристке. А произошло это так. Я обратил внимание, что у одной туристки плохо прилажен рюкзак – слишком низко свисал со спины, – и поэтому решил отрегулировать длину его ремней. За проявленное мной внимание туристка искренно поблагодарила меня, и я думал, что на этом все закончится. Но не тут-то было. Моя супруга усмотрела в этом моем действии особое расположение к этой туристке, что вызвало у нее гнев ревности. Говоря об этом, мне так и хотелось, перефразировав слова гениального Пушкина, воскликнуть: «Не приведи Бог видеть гнев русской женщины, бессмысленный и беспощадный!»
– И чем же заключался этот ее гнев? – спросила Саша.
– Всю дорогу она обвиняла меня в подлой измене и грозилась наказать за это. Я все это выслушивал молча, и она в конце концов, очевидно, устав, замолчала. Но на этом ее ревность не закончилась и имела продолжение, причем более серьезное. На первой промежуточной базе, после ужина, концерта и танцев, мы направились спать в палатки. И надо же было так случиться, что я оказался рядом с той самой туристкой, к которой она приревновала меня. Обнаружив это, она вылезла из спального мешка и выбежала из палатки. Я понял, что надо идти ее успокаивать, но как это можно будет сделать, я не знал. Увидев ее, стоящей недалеко от палатки, подошел к ней. И тут началось. Не буду тебе повторять все ее высказывания в мой адрес, скажу только, что намечался грандиозный скандал на весь лагерь. Она распалялась и кричала все громче и громче. Тогда я решился на отчаянный, хотя в некоторой степени и позорный для меня, шаг – влепил ей пару довольно увесистых оплеух по обеим ее щекам. От неожиданности такого действия она остолбенела и замолчала. Я тут же схватил ее в охапку и крепко прижал к себе. Так мы и стояли минут 10. Когда я понял, что она упокоилась, то взял ее за руку и повел в палатку. Она шла молча, не сопротивляясь. Поменявшись местами, мы легли спать.
По предгорью мы шли, как это и было предусмотрено в путевке, пешком. Но когда пришли к подножью высокой горы, которую тоже надо было преодолеть пешком, потратив три дня, то предприимчивые грузины сделали нам очень заманчивое предложение: перевал проскочить на машине. Мы, естественно, с радостью согласились. Как гласит пословица: «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Вот и мы, заплатив грузинам соответствующую мзду и сев в грузовик, успешно обошли эту гору. Зато сэкономленные в горах три дня мы с удовольствием провели на море в Гаграх. Моя супруга наконец успокоилась, и мы прекрасно отдохнули последние дни турпохода. Счастливые и довольные мы вернулись домой.
Я предложил начать жить у меня, чтобы в нашу жизнь не вмешивались ее родители, и она согласилась. Упаковав в два чемодана ее вещи и перевезя их ко мне, мы стали строить планы дальнейшей совместной жизни. На следующий день утром я отправился на работу, а она осталась дома одна. Когда в обеденный перерыв я пришел домой, то увидел следующую картину: на полу лежали разбросанные письма, фотографии, подарки и прочие вещи, хранившиеся в моем личном архиве. Оказывается, она залезла в тумбочку, где хранился мой личный архив, вытащила его оттуда и стала заинтересованно изучать.
– А зачем она это сделала? – спросила Саша.
– Это знает только она, возможно, из любопытства, – сказал я. – Поскольку в архиве было много фотографий, на которых запечатлены красивые девушки со мной и без меня, а также письма некоторых девушек с объятиями и поцелуями в конце, то ее ревности не было предела.
– А почему ты не спрятал свой архив так, чтобы она не смогла найти его?
– Во-первых, не успел, а во‐вторых, не думал, что она полезет его искать. Обнаружив отсутствие ее чемоданов, понял, что она совсем покинула мою квартиру и скандала не избежать. Но я не побежал к ней выяснять отношения, а стал жить дома один. Решил подождать, что же будет делать она в этой ситуации? Если подаст на развод, то я буду счастлив.
Так мы и жили врозь то ли месяц, то ли два – сейчас уже точно не помню. Позже я узнал, что ее родители были на ее стороне и обвиняли меня в том, что я, видите ли, не уничтожил свой архив после вступления в брак. Но, вероятно, обсудив ситуацию, Инна и ее родители решили, что надо все-таки ей сделать шаг к примирению. Как гласит старинная арабская пословица: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». И однажды вечером она явилась ко мне с милой улыбкой на лице, как будто ничего неприятного и не было. Я не стал выяснять отношения, как это любила делать она, а предложил ей вместе со мной поужинать. Она с радостью согласилась и спросила:
– А выпить у тебя ничего не найдется?
– Найдется, – сказал я, улыбаясь, и принес бутылку любимого нами крымского вина. Мы дружно провели весь вечер, и мир состоялся. После этого я поехал провожать ее домой. По пути она сказала, что родители предлагают нам жить у них, так как она сейчас очень занята на работе и поэтому не может заниматься домашними делами: едой, стиркой и прочим. Я понимал, что причина не в этом. Она не умела и не хотела заниматься вопросами быта, поскольку считала, что пальчики пианистки надо беречь. Кроме того, вероятно, ее родители решили, что нам лучше жить под их наблюдением. Я обещал подумать. Через пару дней она опять пришла ко мне и стала просить переехать жить к ним. Я согласился, надеясь, что это как-то может изменить наши отношения к лучшему.
– Так изменились они или нет?
– В какой-то степени да. Во всяком случае, она перестала искать «сказочных принцев», а в остальном ее поведение осталось прежним. Все зависело от ее настроения в данный момент, которое было, как правило, непредсказуемым.
– И что же было дальше?
– Такие отношения продолжались до лета, и я уже стал думать, где и как отдыхать летом вместе. Но неожиданно мои планы были спутаны. Оказалось, она попросила отца достать ей путевку в какой-нибудь санаторий, не предупредив меня об этом. Отец и достал ей путевку в Одессу. Я решил, что поеду туда же, только буду жить на частной квартире. Как только она узнала об этом моем намерении, сразу выразила протест, мол, хочет отдохнуть одна. Я удивился такому ее решению и сообщил об этом ее матери. И тут выяснилось, что это делается с ее согласия.
Как только она уехала в санаторий, я тут же переехал жить в свою квартиру. Дней через десять решил навестить ее. Приехав ближе к вечеру, я пришел в санаторий. Так как я не знал ее номера в санатории, то решил встретиться с нею перед ужином у столовой. Но на ужин она по какой-то причине не явилась. Я понял, что она где-то гуляет. Стал бродить по аллее, идущей от санатория к центру города. Буквально перед самым закрытием санатория увидел ее, идущей в обнимку с каким-то кавалером. Приблизившись и узнав меня, она вдруг удивилась и спросила:
– А ты что здесь делаешь?
– Дышу свежим воздухом, – сказал я.
После этого я покинул их, пришел на автовокзал, сел в автобус и уехал домой. Взвесив ситуацию, решил, что мне тоже надо достать какую-то путевку и срочно уехать куда-то отдыхать. Профсоюз выделил мне горящую путевку в санаторий «Святогорск», расположенный в Донбассе, в бывшем когда-то мужском монастыре, куда я тут же и прибыл. Там я отдыхал и лечился двадцать четыре дня. Пребывание в нем пошло мне на пользу: я хорошо отдохнул и успокоился. Вернувшись из санатория домой, я стал жить у себя и думать только о работе. Наша семейная жизнь прекратились.
– Надолго? – спросила Саша.
– Кажется, месяца на два. Я даже перестал вспоминать, что у меня есть жена. Но неожиданно она явилась ко мне и попросила пойти с нею в парк. Я согласился. В парке мы нашли безлюдную аллею, и она сразу же начала откровенную покаянную речь.
– Хочу тебе, Женя, сказать неприятную весть: я дважды изменила тебе. Один раз со своим знакомым из Симферополя, а второй раз – со случайным мужчиной.
Сказав это, она громко разрыдалась.
Меня сразу обескуражило как ее неожиданное признание в таком деликатном вопросе, так и рыдание, похожее на искреннее.
– А ты знаешь, почему она это сделала?
– Нет, не знаю, так как никогда не спрашивал ее об этом. Может быть, совесть заела, или испугалась своих грехов перед Богом, – сказал я искренно.
– А не испугалась ли она того, что кто-то знает о ее деяниях и может сообщить тебе о них? Вот и решила упредить эту ситуацию!
– Бог ее знает. Меня это уже не волновало. Это была ее тайна, и я не захотел ее разгадывать.
– И что же было дальше?
– Дальше она стала умолять меня, чтобы не бросал ее сразу, а пожил с нею некоторое время, пока она не успокоится. Даже сказала, что может сделать с собой что-то непоправимое. Я, конечно, спросил, как может выглядеть наша дальнейшая совместная жизнь, если я спать с нею в одной постели не буду. На это она ответила, что я могу спать в ее комнате на раскладном кресле. На том и порешили.
– А ее родители знали об ее изменах, и то, что она пошла к тебе каяться?
– Об изменах точно не знали, а о походе ко мне, вероятно, да. Я пообещал прийти к ней через пару дней: после такой сногсшибательной информации мне надо было прийти в себя.
Когда я явился к ним, то ее мать встретила меня очень приветливо. Вероятно, она думала, что мне надо было простить дочери только поступок, произошедший в одесском санатории. Так я и «жил» со своей неверной супругой дней десять. За это время она успела успокоиться и, похоже, решила, что мы уже помирись. Она была уверена в своей способности выходить сухой из воды и в том, что моя большая любовь не позволит мне уйти от нее.
С каждым днем супруга становилась все спокойнее и разговорчивее. Решив, что и я уже успокоился, она стала интересоваться, как я жил все это время. Я отвечал ей уклончиво, и ее это не устраивало. Тогда она прямо спросила, что я делал в то время, когда она пребывала в Одессе. Я откровенно признался, что тоже был в санатории, в котором лечил все свои болячки, включая душевные.
– А курортный роман не успел там закрутить? – спросила она явно заинтересованно.
– Роман намечался, но инициатором его был не я, а юная симпатичная особа, – сказал я в шутку.
(Здесь я отвлекусь на минутку от основного повествования и сообщу вам, дорогие читатели, что речь идет об истории, подробно описанной мною в романе «Загадочные женщины в жизни любопытного мужчины», в новелле «Невеста с богатым приданым»).
Услышав это, она вдруг злым голосом произнесла:
– Я думала, что ты честный, порядочный человек, а ты, оказывается, такой же, как я.
Этой фразой она хотела сказать, что я не имею права упрекать ее в неверности. Меня это, естественно, возмутило, и я решил быстро уехать к себе. Встал, оделся и вышел в прихожую, она последовала за мной. Вспомнив, что в ее столе остался мой паспорт, попросил принести его. Явившись с ним в прихожую, она не передала его мне в руки, а швырнула под ноги, сказав:
– Уходишь? Ну и катись к чертовой матери! Можешь подавать на развод!
Я молча вышел из квартиры и направился к себе домой. Поскольку была глубокая ночь, и никакой транспорт уже не ходил, пришлось идти пешком. Холодная ночь несколько остудила мою разгоряченную голову. Минут через тридцать я был дома и лег спать. На следующий день созрело твердое решение развестись с нею и начать спокойно залечивать душевные раны. Но не тут-то было. Основные неприятности были впереди.
Через несколько дней я решил поехать на квартиру ее родителей, чтобы отвезти некоторые ее вещи, оставшиеся у меня, и забрать свои. Дома оказалась только ее мать. Она прямо с порога учинила мне допрос: по каким таким причинам я решил расстаться с ее дочерью, что меня не устраивает в ней, зачем тогда женился, если не умею найти общий язык с женой, и так далее. Заявила также, что мне досталась молодая, красивая и музыкально одаренная жена, преданная и верная мне. Тут уж я не выдержал и в порыве гнева воскликнул: «Верная?» После этого, не говоря ни слова, забрал свои вещи и удалился.
На следующий день вечером ко мне пожаловала супруга. Войдя в квартиру и не говоря ни слова, стала что-то выискивать в ней. Увидев на серванте увесистую бронзовою статуэтку, схватила ее и с силой запустила в меня. Я увернулся, и статуэтка, пролетев мимо моей головы, угодила в картину, висевшую на стене под стеклом. Стекло разлетелось вдребезги, а изуродованная картина с грохотом рухнула на пол. Опешив и не понимая, что происходит, я стоял и наблюдал за ее необычными действиями. Потом она увидела на столе два больших пакета с моими фотографиями, схватила их и выбросила с балкона на тротуар. Тут я не выдержал и бросился успокаивать ее. Тогда начался крик с отборной бранью в мой адрес. Я схватил ее в охапку и попытался как-то урезонить. Она вырывалась, царапалась, плевалась и продолжала браниться. Сосед по квартире, услышав у меня какой-то грохот и шум, решил выяснить, что происходит. Войдя в мою квартиру и увидев весь этот бедлам, он решил не вмешиваться в нашу семейную разборку, а только громко сказал, что сейчас вызовет милицию. Услышав это, моя супруга поняла, что дело может кончиться неприятным для нее скандалом. Поэтому вырвалась из моих объятий, выскочила на лестничную площадку и опрометью по лестнице побежала вниз.
Не успел я опомниться, как в моей квартире появились ее мать и отец. Увидев на полу и на моем лице результаты посещения моей квартиры их дочерью, они не стали ничего выяснять, а только спросили, где она. Я сказал, что минуту назад покинула мою квартиру. Они тут же бросились догонять ее. Позже я узнал, чем было вызвано такое ее поведение. Оказывается, после моего ухода из их квартиры мать учинила дочери допрос с пристрастием по поводу ее неверности. Вот тогда-то она и примчалась ко мне сводить счеты за выданную матери тайну ее измены.
Помолчав несколько секунд, я с улыбкой на лице сказал:
– Между прочим, Саша, у меня есть «вещдок» того события.
– Да? Так покажи же мне его!
Я взял с полки шкафа ту самую бронзовую статуэтку, которая когда-то летела в мою голову, и протянул ее Саше. Она взяла ее в руку, сделала ею несколько вертикальных взмахов, – очевидно, таким примитивным способом оценивая ее вес, – и изрекла:
– Так она ж тяжелая!
– Да, она весит ровно шестьсот граммов, – уточнил я.
– Такой же увесистой штуковиной можно было убить тебя! – воскликнула она.
– Насчет того, чтобы убить меня, ничего сказать не могу, а вот испортить красоту моего личика можно было точно! – произнес я в шутку.
Саша выразительно покачала головой и как бы про себя произнесла:
– Да, Женя!..
Через несколько дней я отнес заявление в суд и стал ждать его решения. В советское время бракоразводный процесс решался в два этапа. После первого заседания суда супругам отводилось время, – кажется, месяц, – на размышление. Если и после этого времени истец не забирал заявление, то состоялся второй, окончательный суд. После подачи заявления в суд, мне сразу стало как-то легче на душе.
– Что, сразу любовь прошла? – спросила Саша, улыбаясь.
– Нет, Саша, она никуда не делась, а продолжала плакать, стонать, кричать. А легче стало потому, что, наконец-то, наступила определенность моего положения.
Получив повестку на первое заседание суда, я даже нарядился, словно, шел на какое-то торжество. В суд пришел заранее и стал ждать начало заседания возле здания суда. Вскоре появилась моя супруга в сопровождении своей матери. Последняя, очевидно, пришла за тем, чтобы дочь, не дай Бог, не вздумала помириться со мной.
В зале заседаний суда мы сидели в разных местах. Когда началось рассмотрение нашего вопроса, то нас пригласили на передние скамейки, расположенные раздельно. Мне были заданы два вопроса: действительно ли я настаиваю на разводе, и причины его. Я подтвердил желание развестись и назвал банальную причину развода – не сошлись характерами. Ее спросили, не возражает ли она? Она ответила, что нет. Поскольку у нас не было детей, то на этом рассмотрение нашего дела и закончилось.
На второе заседание суда я опять пришел заблаговременно. Вскоре появилась она, но уже без матери. Подошла ко мне с веселой улыбкой на лице и стала разговаривать. У меня даже мелькнула мысль в голове: «А не собирается ли она мириться со мной?» Но поскольку это было исключено, я тут же забыл эту мысль. В зал мы зашли вместе и вместе сели. Через некоторое время она сказала:
– Погрей мне руки, а то они у меня замерзли.
Я удивился такой просьбе, но ее выполнил. Она с радостью держалась за мои руки. У меня опять зародилась мысль, что у нее есть желание помириться со мной. В душе даже позлорадствовал: «Опомнилась, моя голубушка!» Сидящие в зале другие разводящиеся пары с интересом посматривали на нас и, очевидно, думали, что мы решили помириться. Судья тоже с интересом наблюдала за нами. Когда началось рассмотрение нашего дела, то судья снова задала мне те же вопросы, что и на первом заседании, и я снова дал на них те же самые ответы. Моей жене ничего не оставалось, как согласиться со мной. Судья даже повоспитывала ее, заявив, что в распаде нашей семьи виновата только она.
– И как же она реагировала на это? – спросила Саша.
– Молча, – сказал я, улыбаясь.
Домой мы шли вместе, но молчали всю дорогу. Дойдя до перекрестка, где нам надо было расставаться, она зло сказала:
– Дожили! – И не прощаясь удалилась.
Я постоял с минуту, глядя ей вслед, и тоже побрел домой. Так прозаически закончилась наша короткая семейная жизнь. Я точно не подсчитывал, но, думаю, что мы жили вместе меньше половины брачного срока.
После этого непростого разговора на брачную тему мы оба замолчали, осмысливая эту грустную историю. Потом Саша обратилась ко мне с неожиданным вопросом:
– Скажи, Женя, почему ты рассказывал мне сейчас только о негативных моментах в ваших отношениях и ничего не сказал о хороших? Разве их у вас не было?
– Ну что ты, Саша! Хороших моментов у нас было гораздо больше, чем плохих. О плохих моментах я рассказывал потому, что они были как бы ложкой дегтя в бочке меда, – сказал я и добавил: – О хороших моментах в наших отношениях ты узнаешь позже из слов моей бывшей жены, ну и я потом кое-что добавлю.
– А что, будет еще продолжение этой истории? – с удивлением спросила Саша.
– Да, будет, причем очень интересное, интимное.
– Ух, как интересно! – воскликнула она.
– Но давай, Саша, отложим это на потом, а то я устал от этих тяжких воспоминаний, – сказал я в шутку, и мы сделали небольшой перерыв.
Глава 3. Почтовая переписка
Вскоре мы вновь встретились, и Саша сказала:
– А ну, Женя, докладывай мне о своих дальнейших тайных связях с первой супругой! Признавайся, что тебя заставило вновь иметь с нею отношения?
Я достал из письменного стола пухлую папку и, положив ее на стол, сказал:
– В этой папке хранится наша переписка за тридцать два года: с 1981 по 2012 год. Письма сложены в соответствии с датами их написания. Читай и, если у тебя будут возникать вопросы, задавай их мне. Я готов на них отвечать. Кроме того, ты можешь высказывать по ним свое мнение, – сказав это, я положил перед Сашей стопку писем, и она стала их читать.
Жив ли, здоров ли, дорогой человече? Не исчезай на века!
Смирновой Т. А. (для Инны).
Адрес был запрошен через Справочное бюро Киева.
– Это письмо она прислала тебе через свою знакомую? – спросила Саша.
– Она воспользовалась адресом своей знакомой, – уточнил я.
– А зачем она так сделала?
– Для конспирации. Чтобы моя жена не узнала, от кого это письмо, если оно вдруг попадет в ее руки, – сказал я, улыбаясь.
– Я не думаю, что твоя жена настолько глупа, чтобы не догадаться, от кого оно, – сказала Саша как бы про себя.
После этого она прочитала подряд два письма.
Если я правильно понял, речь идет о знакомой мне Инне. В таком случае, пусть она сама напишет мне письмо на почтовое отделение 56, до востребования, и я постараюсь ей ответить.
С уважением Евгений.
Здравствуй, Женя.
Ты правильно понял – это я. Не очень ругай меня за такое неожиданное вторжение в твою память. Я так долго (почти 20 лет) мысленно налаживала с тобой контакт. Если помнишь, была даже одна неудачная попытка поговорить с тобой по телефону. И вот, преодолев страх, рискуя снова натолкнуться на ту непробиваемую броню правоты, спокойствия, защищенности, я все же написала.
Оказалось, что ты слишком много значишь для меня до сих пор (не пугайся, ради бога). Просто слишком много ты вложил когда-то в меня, но почему-то, уходя, не научил, как забыть все это. Тебя давно нет со мной, а я все ищу тебя. Во всем. Во всех. Я все проверяю тобой. Мне трудно справиться с этим. И все это мне дорого. Я боюсь потерять все это, хотя оно больно сковало меня, закрепостило на всю жизнь. Не знаю, благодарить жизнь за это или проклинать. Но я благодарю. За все хорошее, что есть во мне: человеческое, женское, духовное.
Но если все, чем ты так щедро одарил меня, бесследно ушло из тебя, тогда ты не поймешь меня, духовный контакт не состоится, и связь будет односторонней. Но это не беда, если я не буду знать об этом. Я по-прежнему буду мысленно поздравлять тебя с днями рождения и другими памятными датами. Больно, если и все хорошее ты предал забвению, как нечто, мешающее тебе спокойно жить.
Были дни (апрель, октябрь 79 г., окт. 80 г.), когда меня вдруг сковывал панический ужас от мысли, что с тобой или со мной вдруг может случиться что-то непоправимое, а мы об этом никогда и не узнаем. Я тут же принимала решение разыскать тебя немедленно, но потом успокаивалась, сдерживала себя воспоминанием о том телефонном разговоре. И все же, как видишь, не вполне успокоилась.
Нельзя же, чтоб ты так никогда (какое роковое слово!) и не узнал, что я так благодарна тебе за все; что ты для меня самый близкий на земле человек. И пусть мы никогда не встретимся больше, но знать-то об этом ты должен, имеешь право.
И прости меня, ради бога, за всю боль, которую я тебе когда-то причинила (это можно и забыть).
Могла бы писать много, но не уверена, что ты отнесешься ко всему хотя бы без раздражения или досады.
Не думаю, что ты захочешь, чтоб я еще тебе писала, но прошу: не теряйся совсем, не уходи навсегда из моей жизни, хоть изредка одним словом напоминай о себе, давай знать, что ты ходишь где-то по земле. Мы живем втроем: дочка Таня, муж и я.
А этот месяц я буду все же ждать от тебя письма и ходить за ним на почту.
До свидания. Инна.
Прочитав письмо, Саша с волнением сказала:
– Так это ж крик души человека, Женя! Она что, опомнилась и стала страдать? В письме упоминается какой-то телефонный разговор. Это не тот, из-за которого у тебя когда-то возникла крупная ссора с женой?
– Да, именно тот.
– Так это ж было бессовестно с ее стороны – так бесцеремонно вмешиваться в твою семейную жизнь! Она ж могла ее разрушить!
– Могла, конечно, но, вероятно, она не думала об этом, когда звонила мне.
После этого Саша взяла в руки мое письмо. Сказав как бы про себя: «Интересно, что же ты ей ответил?» – и стала медленно читать его.
Инна!
Получил твое письмо-исповедь. Было трудно читать твои признания спустя столько лет, после таких изменений в жизни каждого из нас. Я всегда полагал, что у тебя не было ко мне сколько-нибудь сильного чувства. Я помню, как много раз ты хотела уйти от меня: и во время нашей дружбы, и при совместной жизни. Что-то тебе мешало (то ли мой возраст, то ли отсутствие внешней привлекательности или еще что-то). Я это чувствовал и старался понять. Я полагался на свое сильное, зрелое чувство, верил в его силу, надеялся, что какие-то другие достоинства моей души привлекут тебя и отодвинут все остальное на задний план. Увы! Очевидно, я переоценил свои возможности, или мне не хватило терпения, мужества. Сейчас, уже спустя много лет, освободившись от тяжести обид, я склонен считать, что, выдержи мы с тобой 3–4 года совместной жизни, все могло бы быть иначе. Ведь так было много общего, обогащающего друг друга, приносящего радость и счастье! Наши отношения всегда были овеяны романтикой, каким-то особым восприятием всего, окружающего нас. Были и светлые мечты, но… Тебе не следует винить во всем случившемся только себя. Я не меньше был виноват в нашем разрыве. Я ведь был старше тебя и в какой-то степени мудрее. А вот не сберег свою любовь, не оградил от разрушения нашу совместную, такую еще хрупкую, жизнь. Вот такие-то дела, мой друг.
Что сохранил я из нашей совместной жизни? Все хорошее, что было у нас. А его было у нас за 4 с лишним года много. Я благодарен судьбе уже только за то, что смог любить так сильно и искренно в свои зрелые годы. Такое чувство, к сожалению, уже больше не повторилось.
Прошлое не забылось, а только как-то сгладилось, улеглось, перестало для меня быть болью, тоской. Мне часто вспоминаются слова (кажется, Тургенева):
А сначала было все не так просто. Первые два года жизни в Киеве я, как наркоман, бегал в филармонию на все концерты, какие там только шли. Мне казалось, что я ходил слушать музыку, а потом понял, что это я бегал на встречу с тобой, соприкасаясь с тем, что было тесно связано с нами. Но все же время, новая обстановка, новые люди неумолимо делали свое дело. Интенсивная научная работа тоже в какой-то степени помогла успокоиться, перестать жить только прошлым. Потом встретилась Алина (моя жена), которая опять наполнила жизнь смыслом, пробудила, казалось бы, навсегда утраченную способность любить. И пусть я ее люблю не так страстно, как тебя, она для меня сейчас самый дорогой и близкий человек.
О нашей с тобой жизни жена знает почти все. Знает, что я ни в чем тебя не виню, что считаю виноватыми нас обоих, что, будь мы с тобой немного терпеливее и бережливее, наша совместная жизнь могла бы состояться. Вот почему, когда ты стала напоминать о себе (сначала телеграммой, потом телефонным звонком), она была сильно взволнована. Ее можно понять. Чем закончилось бы получение этого твоего письма (от имени твоей подруги), узнай она, что оно от тебя, я даже не могу предположить. Могло произойти что-то непоправимое.
Уходя от тебя, я оставил за тобой право и возможность позвать меня на помощь в трудные минуты жизни. Мы ведь остались с тобой добрыми друзьями. Думаю, что духовный контакт у нас возможен. Будет желание – пиши мне. Я по возможность буду тебе отвечать. Теряться больше не буду. Тебе от этого хуже не будет?
До свидания, 5.
– Прочитав это письмо, Женя, мне хочется задать тебе несколько вопросов. Во-первых, почему ты так снисходительно и даже трогательно отнесся к ее письму? Ведь она не принесла тебе счастья в жизни! Ты даже как будто раскаиваешься перед нею за разрыв ваших отношений, хотя, как я понимаю, твоей вины в этом не было. У тебя, часом, не проснулась тогда прежняя любовь к ней? – спросила Саша, заглядывая мне в глаза. – Во-вторых, зачем ты решил продолжить с нею связь путем переписки? То, что она этого желала, мне понятно, а вот зачем тебе это надо было? Не понимаю.
– Ты, Саша, задала мне очень непростые вопросы, но я постараюсь ответить на них искренно и внятно. Начну с того, что никакого чувства к ней у меня уже давно нет. Года три после развода я действительно мучился. Но потом, к счастью, все бесследно ушло и забылось.
О моей реакции на ее письмо. Дело тут вот в чем. Я тоже в жизни допустил одну непростительную ошибку, касающуюся женщины, и эта ошибка всю жизнь мучает меня. Поэтому тоже очень хотел и до сих пор хочу встретиться с нею и искренно попросить у нее прощения. Своей ошибкой я не только незаслуженно обидел ее, но и наказал себя. Так что душевное состояние моей бывшей жены мне вполне понятно. Именно по этой причине я захотел поддерживать с нею связь. Нам обоим это было полезно.
Есть ли моя вина перед нею? Да, есть, но не столь большая, как ее передо мной. Во всяком случае, моя вина поправимая, а ее – нет. Вот почему она и страдает больше, чем я, – сказал я вполне искренно. – Но хочу подчеркнуть, что эти связи совершенно не влияли и не влияют на мои семейные дела. Я понятно ответил на все твои вопросы?
– Да, понятно, – сказала Саша и стала читать следующее письмо Инны.
Я счастлива, что мы снова вместе. Не пугайся этого. Я приму все возможные меры предосторожности, чтобы не причинить тебе неприятности. А сама я даже не знаю, будет ли мне от этого хуже, как ты спрашиваешь. Не думала еще об этом. Мне всегда везло на друзей, и из-за этого не выработался иммунитет самозащиты. Иногда это мешает в жизни. Пишешь о моем запоздалом признании:
Так?
Но раньше-то ты не захотел услышать его, когда, возможно, было еще не так уж поздно, как теперь. Не спеши обижаться. Это не упрек. Это размышление.
Я счастлива, что наконец обрела возможность поделиться с тобой тем, что принадлежало нам двоим и что я долгие годы носила одна. Я решилась на это потому, что порой охватывает страх, что это все может так и умереть со мной, не найдя дороги к тебе.
Когда-то в молодости, возможно, при тебе я легкомысленно заявила, что после 40 лет жить неинтересно, что лучше жить до 40, но быть красивой и молодой. Так вот условия в общем-то сбываются. (Во всяком случае, не от скромности помру, да?) Боюсь, что и все остальное сбудется, а времени осталось мало. Фатализм какой-то, да?
Рада, что твоя жизнь теперь налажена, настроена, спокойна. Ты стремился к этому. А у меня не только остался романтический настрой тех лет, но еще удвоился, утроился, достиг таких размеров, что я не в силах справиться с этим сама (муж – реалист, прозаик, деловой). С точки зрения обывателя я должна быть счастлива. Многие хотели бы быть на моем месте.
Боюсь, что, встретившись со мной, ты снова усомнился бы в моем так уж проверенном постоянстве чувств. Какой-то вопиющий диссонанс чувств, внешности, разума. Обо мне никак не скажешь «цельная, гармоничная личность». Эти три компонента в постоянной борьбе. Отсюда искания, беспокойство. И нужна очень крепкая рука и сильная воля, чтоб удержать меня. Это непреодолимое противоречие всегда и всех вводило в заблуждение. Лишь мой теперешний муж сумел постичь это. После нескольких вспышек ревности он понял меня, поверил мне. Со мной нелегко. Ты не один, не справившийся с этим.
Я долгие годы верила, потом надеялась, что ты не отступишь, что ты все преодолеешь, что найдешь меня. Я верила в твою всепобеждающую любовь (так ты убедил меня). Готова была идти за тобой вслепую. Когда отчаялась, думала: «Неужели не чувствуешь, что зову, почему не найдешь меня? Ты ведь все, все можешь! Ты ведь в ответе за меня. Ты!!! Ты создал меня такой. Я – твое творение. Ты вдохнул все лучшее в меня. И веру в тебя. Без твоей поддержки я не могу существовать. Или все это была ложь? Притворство? Игра? Все фальшь? Значит, я создана фальшью? Я – плод лжи и такой бессердечной шутки? Это же гибель! Конец!» – так я думала. А жизнь продолжалась. Удивительная, интересная, любопытная.
«Лечилась» новыми встречами. Их было много. Вышла замуж за умного, веселого, хорошего парня, внушая себе любовь к нему и отдавая ему то, что принадлежало тебе и что я так искусно, как оказалось, прятала от тебя. Да и от себя тоже.
Родилась Таня. Я счастлива и по сей день благодарю Небо за это чудо природы (7 сентября ей будет 14 лет, перешла в 8 класс). Жили легко, весело, много ездили, гуляли. Но это был не ты. Ты напоминал о себе ночами. Расстаться с ним мне было совсем легко, безболезненно.
Когда мы с тобой навсегда прощались на перекрестке в тот солнечный зимний день, мне хотелось кричать: «Что вы наделали? Зачем разлучили самых близких людей на земле?» Но что им за дело до этого, если даже ты не услышал меня. Да и себе-то самой я тогда не хотела признаться в этом.
Да, ты оставил за мной право позвать тебя, когда «на плечи вспрыгнет вековая беда-борода». Там еще есть такие строки:
И я звала, шептала, кричала. Но ты не слышал, не хотел слышать, чтоб не взволновать своего счастья, своего спокойствия. Или это была не та беда?
Я долго видела свое счастье во встрече с тобой. Когда поняла, что ты меня не найдешь никогда, я перестала верить в тебя, успокоилась, стала замечать и даже ценить других. Это пришло недавно. Значит, мое чувство было сильное, только глубоко спрятано и чем-то нейтрализовано тогда. Оно-то и греет меня до сих пор.
Прежде чем написать тебе то первое письмо, я написала вот что, мысленно представив твою реакцию:
Написала от твоего лица. Но ты оказался добрее.
Господи, мне тяжело писать это письмо. Читать тебе тоже будет нелегко. Постараюсь больше не причинять тебе боли. Не принимай все это близко к сердцу. Все было так давно, где-то в другой твоей жизни.
Я безумно рада, что ты «нашелся». Извини за такое бестолковое письмо. Спешу как можно больше написать тебе: наверстываю упущенное.
Будь счастлив, дорогой. 5.
После сомнений и колебаний решила все же послать стихотворение, написанное когда-то тебе. Не хочу, чтобы оно хоть как-то смутило тебя сейчас. Оно написано очень давно. Но оно твое.
Не сердись, больше ничего подобного не напишу. Это же было давно. Это мой долг тебе, такой запоздалый, увы!
Сейчас все прошло.
Осталась теплая, спокойная благодарность, и только.
Жду от тебя письмо, если даже не напишешь, все равно жду.
– В этом письме продолжает раздаваться крик ее измученной души. Она пишет, что ее чувство было сильное, только глубоко спрятано и чем-то нейтрализовано. Ты веришь в эти ее слова?
– Нет, не верю. Считаю, что если любовь есть, то она прятаться не может. А если человеку кажется, что утром она есть, а вечером нет, то это что-то другое, не имеющее ничего общего с любовью!
– А что тогда было у нее?
– А было у нее сожаление, что потеряла очень интересного и нужного ей в жизни человека. Ведь я, будучи человеком сильно влюбленным в нее, и к тому же добрым, старался делать для нее только то, что доставляло ей радость и пользу. Похоже, она права, говоря, что я много вложил в ее душу доброго, интересного и полезного. У нас было много общего, объединяющего нас. Вероятно, потом ничего этого она не встретила ни в одном другом мужчине, оказавшимся с нею рядом, что и вызывало у нее разочарование.