Окно в жизнь. Психология онкозаболеваний. Как помочь себе и близким

Размер шрифта:   13
Окно в жизнь. Психология онкозаболеваний. Как помочь себе и близким

© Ткаченко Г., текст, 2025

© Оформление обложки, АО «Издательский дом «Комсомольская правда», 2025

* * *

Предисловие

Столкнувшись с онкологией, в какой-то момент поняла, что никуда не деться от лечения. А еще поняла, что совсем не типично воспринимаю происходящее, смотрю на все не только изнутри как «пострадавшая», но еще и могу объяснить с точки зрения устройства психики человека.

Если взять практику любого терапевта, личная история имеет глубокий смысл. Психолог, у которого был опыт созависимых отношений, выбравшись из них, будет опираться не только на базовые знания, но и на свой опыт. Любые обстоятельства, которые мне удавалось преодолеть, становились потом темой, которую не имею права оставить себе и не показать, что может быть по-другому. Собственно, с диагнозом все то же самое. Думаю, через нас мироздание передает то, что необходимо другим. Эта книга для меня и есть то, что я не имела права не сделать.

Помню свое неаккуратное движение на занятии йогой, после которого рука начала болеть. Несильно, просто неприятное ощущение в предплечье. Первое время боль чувствовалась редко и только при попытке сделать определенное движение.

Через девять лет после того случая мне поставили диагноз.

Могла ли травма стать причиной болезни, могла ли я на что-то повлиять тогда – неизвестно. Но с этого все началось.

Прошло порядка четырех лет с редкими вспышками боли. Она становилась ощутимее, но всегда пропадала. И каждый раз, когда напряжение стихало, я тоже успокаивалась.

Переломным стал Новый год, полный сомнений и тревоги. Мы с семьей за городом, у нас непростой эмоциональный период. Я измучена самой собой и отношениями и к тому же не могу уснуть, потому что дико болит рука. Просто лежать на левом боку уже не получается, и я безуспешно пытаюсь найти такое положение, при котором боль бы утихла.

Вернувшись домой, в очередной раз пошла по врачам. До официального диагноза оставалось три года.

Мне назначали исследования всего, что только можно: МРТ позвоночника, УЗИ, рентгены, анализы. Я уже была сильно ограничена в движениях – закрыть в машине дверь левой рукой не могла, поднять и вставить карточку в картоприемник на выезде из парковки – тоже.

Невропатолог направил на занятия лечебной физкультурой, и я начала ходить к спортивному реабилитологу. Многие движения приходилось делать через сильную боль, но я продолжала активно заниматься.

Улучшений не было.

Спустя год заметила что-то непонятное в предплечье. Как будто под кожей что-то выросло. Врач поставил предварительный диагноз «закапсулированная мышца» и отправил на МРТ. И тут случилось нечто совершенно для меня нетипичное – я просто не дошла до исследования. Не смогла. Уровень тревоги был уже настолько высокий, что она начала работать против меня, вызывая паралич воли.

Это был ноябрь, а в феврале образование на руке было видно уже невооруженным глазом. Я вернулась к врачу с этой выросшей шишкой, и обследования пошли по новому кругу. На УЗИ подтвердили, что образование есть, с чем, конечно, уже нельзя было поспорить. Однако заверили, что оно точно доброкачественное и совсем не похоже на нехорошее. Но на МРТ, до которого, я наконец дошла, специалист сделала большие глаза и сказала, что нужно к онкологу. Ну что ж, значит, к онкологу.

Надо отметить, что слова «онкология» и «рак» всегда вселяли в меня дикий ужас. Раз в полгода я исправно ходила к гинекологу и маммологу, сдавала анализы и делала УЗИ. Но знала обо всем этом не так много. В моей картине мира рак мог быть только по женской части, ну разве что еще желудка, мозга, крови и кожи. Я и мысли не допускала, что мягкие ткани тоже могут быть в этом списке. Возможно, будь оно по-другому, была бы более внимательна к своему состоянию и значительно раньше оказалась бы у профильного специалиста. Но думала, да что такого там может быть? Ну связку потянула, с суставом что-то. Ничего страшного. Мозг с задачей убеждения в том, что все более-менее нормально, справлялся замечательно, а мне было гораздо проще верить ему, чем сомневаться и бояться.

Первое обследование у онколога тоже ничего страшного не показало. Просто липома – необходимо ее удалить и сдать материал на гистологию. Вполне позитивный результат, с очевидным планом действий. Я даже была в приподнятом настроении, когда готовилась к операции. С облегчением думала о том, что все закончится и рука болеть не будет.

Профессора, который меня должен был оперировать, увидела вечером, накануне операции. Разговор был коротким и по делу – будет такой-то наркоз, столько-то времени займет операция, до встречи утром.

Однако с утра, перед самой операцией, он снова зашел, что было вообще не по плану, и обстоятельно осмотрел мою руку. Сказал – это онкология, и операция пройдет по онкологическому стандарту. Необходимо будет убирать максимум ткани вокруг опухоли, но он будет стараться сохранить функциональность руки.

Это был шок. Я только успокоилась и поверила, что скоро все будет позади. Как будто уже закончилось это время со всеми тяжелыми переживаниями, где один врач успокаивает, другой пугает. Как будто я могу наконец расслабиться и собраться для последних, заключительных действий. Как будто эти месяцы жизни в слезах, страхах и неизвестности канули в прошлое, и вот опять.

Профессор попросил показать ему старое МРТ, и когда через час диск был у него, подтвердил, что образование есть и на той записи. То есть образование было видно еще полтора года назад, но реабилитолог, к которому я ходила восстанавливаться после травмы, ничего не заметил. Никакой надежды на то, что образование доброкачественное, уже не было, хотя конечно, мне говорили: «Вот вскроем, и будет видно. Вот будет проблема – тогда и будем решать».

Несколько часов провела в сильнейшей тревоге, и лишь после обеда меня забрали на операцию. Длилась она около пяти часов.

И первое, что я спросила, выйдя из наркоза: а рука на месте?

В ту ночь я спала лучше, чем когда-либо за несколько последних лет. Не было боли ни в руке, ни в шее. Причем последнюю я, как оказалось, не замечала, и только когда отпустило, осознала, что было больно и здесь. Мне не потребовались никакие сильные наркотические обезболивающие, хотя они готовились, что естественно после такого вмешательства.

С утра, когда сняли повязку во время ежедневной перевязки, смогла осмотреть свою руку. Мне удалили приличную часть мышцы, и конечно, она не выглядела как раньше. И хоть изменение внешнее тревожило меня меньше всего, принять это все равно было непросто. Нужно было время, чтобы согласиться с тем, что идеальная форма утрачена, что теперь все иначе.

А через две недели после операции пришел результат гистологии.

В тот день с самого утра я была в прекрасном настроении. Поехала на обед с подругой, и мы обсуждали, как же нам в выходные отметить хорошие результаты исследования. В том, что они непременно будут хорошими, я не сомневалась. И мы будем танцевать, пить шампанское, петь в караоке и праздновать эту жизнь.

Звонок врача выдернул меня из послеобеденного сна и обрушил все планы на выходные и саму жизнь. «Там самое хреновое, что могло только быть, – сказал он. – Впереди долгое и тяжелое лечение».

Книга – помощь для огромного количества людей, имеющих шанс если не на исцеление, то как минимум на полноценную жизнь. Потому что то количество чувств, которые поднимаются в нас после постановки диагноза, то, как мы все это воспринимаем, стереотипы, а также то, как лечат, да и вообще поток информации о том, как устроена вся эта система, не дают человеку жить полноценно. Слишком много всего, слишком обострены или, наоборот, притуплены чувства, чтобы даже постараться без паники решить, как будет лучше в этой ситуации, как помочь себе справиться.

Я дипломированный психотерапевт, практикующий уже больше девяти лет. Хорошо знакома с травматерапией, телесной терапией, символдрамой, работой с утратой, психодиагностикой, сексологией, психосоматикой и многими другими психотерапевтическими методиками и направлениями. Поэтому могу рассказать о том, что со мной происходило с точки зрения не просто пациента, но и опытного психотерапевта.

В этой книге делюсь своей историей, ощущениями и изменениями в жизни. Я не похожа на человека, который мучается, страдает и бесконечно лечится. Моя жизнь не превратилась в бессмысленное нечто. И я могу стать ролевой моделью для тех, кто тоже столкнулся с онкологией.

Безусловно, и раньше понимала, что делаю что-то важное и значимое своей работой. Но ведущий мотив и главная мысль были простыми: я должна работать, поэтому и работаю. Все работают, и я работаю. Сейчас, благодаря диагнозу, смотрю на это несколько иначе. Моя работа, моя книга – это помощь.

И эта книга, собственно, про то, что в жизни бывает по-разному – и замуж можно выйти, и развестись. Можно детей родить, можно – не родить. Можно заболеть или не заболеть.

И необязательно оказываться на краю жизни, чтобы понять – нет никаких гарантий.

Естественно, у меня нет дара пророчества и не буду брать на себя смелых обещаний, что любой, кто прочитает эту книгу, к последним строчкам резко исцелится. Однако если заниматься поиском, исследованием жизни, связыванием причин и следствий своей биографии, осмыслением, то оставить все как есть уже не получится. Ты в любом случае станешь другим человеком. А значит, шанс на изменения и, конечно, в плане физического состояния в том числе, есть.

Прочтешь книгу, сходишь на группу, поработаешь с психологом – и результат будет. Чем ты спокойнее, стабильнее, адаптивнее, тем больше шансов выкарабкаться. Чем меньше ты погружен в болезнь во всех аспектах, тем быстрее пойдет выздоровление.

Моя книга будет интересна не только тем, кто столкнулся с раком, но и в том случае, если есть какое-то другое заболевание, требующее постоянного внимания. Да и в целом те мысли, которыми делюсь здесь, будут полезны каждому. Ведь всем нужны здоровая психика, внутренний ресурс и устойчивость.

Эта книга – и дружеское плечо, и доброе слово, и поддерживающее объятие. Я задумала ее такой и верю, что она поможет многим.

Глава 1. Что запустило болезнь?

Что именно почувствовала, впервые услышав о своем диагнозе, сложно описать. Смятение? Паника? Нет. Просто были мысли, что вот она – балконная дверь, 24 этаж и такая красивая Москва, на которую можно посмотреть, а потом закрыть глаза и шагнуть вниз. И тогда не придется больше думать о том, что это такое и как оно случилось, а также зачем и в чем смысл, почему и так далее. А потом, повернув голову, увидела свою дочь и поняла, что это чистой воды бред. Мать-самоубийца – такое себе наследство и часть биографии. Никуда мне не деться, нет никаких других вариантов, кроме как идти дальше.

Этот день, как проекция моей жизни, тоже оказался рассеченным надвое. Все светлое, легкое и радостное осталось в первой его половине. А во второй даже погода поменялась – солнце скрылось, налетел холодный пронизывающий ветер. Дочь закатила истерику, что называется, на пустом месте, а по факту отыграла чуть-чуть моей тревоги, которую я сама не могла ни почувствовать, ни выразить.

У меня был шок. Даже психотерапевты, которые давно работают с клиентами, могут недооценивать его воздействие на психику. Он может заморозить в голове какое-то воспоминание или факт на несколько лет, и за счет этого у нас есть возможность функционировать, не рассыпаться. А если шок не высвободить, то либо появляется тревога, которая прорывается наружу через физические симптомы и депрессию, либо ситуация будет требовать проживания через новый событийный ряд. То есть мы снова и снова оказываемся в старых проблемах, не понимая, как это опять могло произойти.

Через пару часов после звонка приехал мой доктор, чтобы поговорить. Я ждала его внизу, в холле дома. Все вокруг было как в тумане – медленным, чужим и происходило как будто не со мной. Я позвонила всем своим близким – маме, сестре, подругам, сообщила новость. И для них это тоже был шок. Спустя время, когда мы с сестрой обсуждали это, она говорила, что мало что помнит о том моменте и тоже чувствовала себя замороженной. По большому счету шок переносится «зрителями» и «слушателями» травмирующей ситуации даже сложнее, чем самим пострадавшим. Ведь им приходится выносить не только свои переживания, но и переживания другого человека. Одно накладывается на другое, и контакт с реальностью теряется напрочь.

Доктор привез с собой новую реальность, в которой меня ждали грубые и болезненные процедуры, неприятные контакты, непонятные последствия. И моя красивая, рафинированная, изысканная картина мира, которая была до, рассыпалась.

Я задала врачу миллион вопросов и, услышав обстоятельные ответы, как-то выдохнула. Что это просто такой период, который я должна пройти и пережить. Все будет хорошо, лечение поможет, и я справлюсь, легко перенесу и обязательно разберусь со всеми последствиями. Психика включила один из механизмов защиты – рационализацию. Всему есть объяснения, на все можно составить план. Если правильно действовать, то будут правильные результаты, решаем мы и двигаемся дальше через хаос происходящего.

По словам врача, химия нужна была только лишь в профилактических целях – да, образование убрали, но таков протокол. Нужна она была или нет на самом деле, ответа нет до сих пор, причем ни у кого. Болезнь оказалась противником, с которым нет коммуникации, нет ничего достоверного. Что, с другой стороны, оставляет много шансов на возможную победу.

На следующий день у меня был сеанс психотерапии, по пути на него даже провела прямой эфир, ни слова не сказав о том, что со мной происходит. Я вела этот эфир как будто впрок, пока не началось. Мое присутствие в нем было весьма формальным. Эта запись до сих пор висит в аккаунте, можно зайти и посмотреть, но там только пустая оболочка…

Сейчас понимаю, это был шок. И моя уверенность в том, что все будет хорошо, и рабочая активность – все это было закономерной реакцией на огромный стресс.

Было страшно и непонятно, что ждет впереди и какое оно, это лечение, и в целом будущее.

* * *

Когда я только оказалась в больнице, спросила у врача, как он считает, что является причиной онкологии. На что он незамедлительно и не колеблясь ответил: «Стресс». Я подумала: «Бред какой-то». Какая узость мышления. А спустя год начала подозревать, что, похоже, он был прав.

Стресс истощает тело. Уровень кортизола, второго по значимости гормона, повышающего сопротивляемость организма стрессу, высоченный – функции защиты в таком режиме уже не срабатывают, и мы получаем то, что получаем. Существует идея, что внутри каждого человека есть какое-то количество раковых клеток и это нормально, иммунитет держит их под контролем. Но когда ресурсы организма на пределе, истощены, естественным образом в организме просыпается то, что лучше бы и дальше спало. Внутри организма начинается война, борьба за ресурсы, за время – то есть все то же самое, что происходит вовне.

Сейчас, оборачиваясь на свою жизнь, довольно точно могу сказать, когда именно произошел тот надлом, который запустил болезнь.

Когда из всех возможных вариантов развития событий активировался именно этот. Когда нагрузки в моей жизни стало столько, что тело перестало справляться.

Как проживается стресс? Когда чем-то или кем-то все время заполнена ваша жизнь. И даже если вы многое успеваете, вам постоянно кажется, что вы не успеваете, причем что-то важное для себя. Даже если вы находите время на массаж, спорт или встречу с друзьями, то в это время вы как будто где-то в другом месте. В голове роятся мысли о следующих важных действиях или прошлых возможных ошибках.

Если есть нарушения сна или в пищевом поведении (может быть, пропадает аппетит, или, наоборот, хочется бесконечно закидывать в себя еду, чтобы унять тревогу) – это тоже сигнал того, что вы в стрессе. Еще верный признак – постоянные аффекты, то есть бурная эмоциональная реакция на событие, не соответствующая масштабу.

В стрессе нет наслаждения ни от чего. Поскольку вы пролетаете по поверхности всей своей жизни, то не можете занырнуть ни в одно ощущение, нет как такового контакта практически ни с чем и ни с кем. Еда безвкусная, секс бесчувственный, путешествия не затрагивают душу. Или даже если удается отдохнуть и переключиться на какое-то время, то, как говорится, после отпуска требуется новый отпуск.

Проблема в том, что мы не слышим сигналы своей системы защиты. Не слушаем тело, когда оно намекает или уже даже говорит прямо – и тогда оно вынуждено кричать.

Для меня история появления болезни, симптомов – это про то, что первично был стресс, невозможность быть в контакте с собой, какое-то напряжение – свое ли, системное, которое потом таким вот образом прорвалось.

Как я это чувствую: в какой-то момент психика оказывается перегруженной напряжением, стрессовыми ситуациями, и болезнь становится естественной реакцией, потому что вы сами не смогли что-то, а психика в итоге не продвинулась туда, куда ей нужно было. И как следствие – возникновение какого-то симптома, чтобы мы туда посмотрели.

Болезнь, ее симптомы помогают нам разобраться, достать это все из себя, разложить, что-то поменять.

То есть происходит трансформация психики. Дальше симптом остается как следствие, на физическом уровне. И, соответственно, его надо вылечить.

При этом важно понять, чем мы занимаемся: действительно болезнью или всем тем, что нагружено сверху. И все это имеет отношение к работе с психикой. Представьте: комната была забита хламом, а потом случился пожар, все выгорело, настало время выгребать пепел. И теперь мы понимаем, что не будем тащить всякое барахло в дом, потому что от этого у нас и случаются возгорания. Параллельно занимаемся ремонтом.

В этой метафоре комната – наша голова, пожар – это болезнь, а хлам – напряжение и стрессовые ситуации. При этом важно осознавать, что выгребание пепла (работа с психикой) и ремонт (лечение) – это два разных процесса.

Определите, насколько вы в контакте с собой, насколько осознаете, что делаете. Хорошая идея – сделать чек-лист базовых вещей, которые должны быть в порядке: сон, отношения, хобби, спорт, уход за собой и прочее, по чему можно сверяться. Для начала запишите, сколько часов в сутки вам нужно спать, сколько времени уделять приятному времяпровождению с семьей и близкими, сколько должно быть сеансов массажа, посещений спортзала и бассейна.

И просматривая этот лист, вы будете уделять больше внимания тому, чтобы не сливать важные и жизненно-необходимые сферы.

Попробуйте сесть и подумать о том, как, какими действиями или мыслями вы создаете критическое напряжение в своей жизни? С молчаливого ли своего согласия или просто от невозможности отреагировать? И вообще, где и что такого вы в своей жизни насоздавали, что болезнь уже сейчас кричит о зашкаливающем уровне напряжения?

Здесь можно и даже нужно посидеть, порефлексировать, осмыслить жизнь, течение болезни. И да, болезнь может быть какая угодно. Это просто симптом, а симптом вообще может быть любым. И если придете к пониманию, что в вашей жизни есть напряжение и параллельно развивается некий симптом, то что вы будете с этим делать? От наличия или отсутствия напрягающей вещи ваша жизнь станет легче или проблемы усугубляются? Вы себе помогаете? Внимательный к себе человек как минимум задастся вопросами: «Что у меня поменялось? В какую сторону я продвигаюсь?»

Продолжить чтение