Последнее дело

Пролог

Осень так торопилась в Синедолье, словно боялась опоздать. Словно её рыжую спину уже обжигало колючее дыхание зимы. Словно она наконец поняла, что здесь, на Севере, её время крайне коротко, и решила отобрать пару недель у лета.

Тьён поднял воротник пальто и неодобрительно посмотрел на багряные парковые кусты. Нет, не пару недель, нет… Осень почти луну украсть решила. Заканчивался всего лишь пятый день последней летней луны, а листва на деревьях и кустарниках пожухла и стремительно меняла цвет, по вечерам неприлично холодало, а по тротуарам потекли шуршащие жёлто-рыжие ручьи.

Всего лишь пятый день! А люди уже в пальто. И даже старожилы не помнили, чтобы лето кончалось, едва начавшись.

Он потёр озябшие руки и помянул недобрым словом скорые холода. Тьён окончил колдовское училище в прошлом году и служил при Городском ведомстве уличным колдуном. То есть с утра до ночи обходил вверенные ему улицы Синедолья и следил за освещением, уничтожал мусор, убирал тротуары, обновлял бытовые заклятья, выслушивал жалобы, строчил отчёты и донесения. Тухлая должность для двадцатидвухлетнего парня, но место повыше во всех ведомствах нужно заслужить.

И, кстати, Тьёну ещё повезло – их выпуск был самым большим за последние двадцать лет. На поиски работы единовременно ринулись с полсотни колдунов, и парнишка-сирота вообще мог остаться не у дел. Да, повезло. Ещё и потому, что молодому колдуну нравилась его работа – весь день на свежем воздухе, всегда в хорошей форме.

Но предосенние холода всё равно некстати.

Смеркалось. И вместе с сумерками в город заползал туман. Синедолье лежало в речной долине, где пересекались колдовские реки Чёрная и Лунная, а их многочисленные мелкие притоки по весне или в сезон дождей превращали землю в болото. Колдуны спасали от этой напасти город и десяток окрестных деревень, а вот на всю долину их сил не хватало. И сизый туман за пределами поселений стоял сутками, постоянно просачиваясь в город.

Как будто от городских рек тумана мало…

Тьён поворчал про себя, вышел из кольцевого парка на набережную реки Чёрной, потёр руки и принялся за работу. Собрать разбежавшуюся листву по аккуратным кучам и сжечь. Смести мусор и уничтожить. Обновить противотуманные заклятья на парапетах. Оные, правда, помогали так себе – колдовской речной туман выпивал даже сильные заклятья за пару часов… Но у обитателей города будет хотя бы эта пара часов – чтобы вернуться с работы или с прогулки домой, не плутая в тумане.

За полчаса он привёл в порядок свой участок набережной – почти весь. Осталось последнее и самое неприятное – островок брусчатки у Страшного моста через реку Чёрную.

Название моста имело двойной смысл. Во-первых, древнее каменное сооружение было действительно страшным – грязно-серое, просевшее, зияющее дырами, с гнилыми клыками разрушенных ограждений. А во-вторых, всякого, кто проходил мимо, охватывал необъяснимый страх – беспочвенный и беспощадный. Что характерно, на мосту даже мох не рос, даже вездесущая трава. Словно всё живое его боялось.

Тьён мелкими шажками приблизился к мосту – им, разумеется, никто не пользовался, но ветер намёл вокруг порядочно листвы, конфетных обёрток и прочего мелкого мусора. То есть надо убрать хотя бы островок набережной перед мостом, а лучше весь мост, чтобы мусор не растащило.

Давай, друг, одно заклятье, пара минут – и ты свободен…

Молодой колдун выдохнул и огляделся. Конечно, здесь никого – люди обходили Страшный мост стороной, и эхо их голосов слышалось из кольцевых парков. Даже сильные колдуны сюда не совались. И служители храмов колдовских рек тоже.

Холодный ветер с шуршанием протащил по мосту ворох листвы. От реки пахнуло сыростью, а из-под моста – плесенью. Тьён снова потёр подрагивающие руки, собрался с духом, приблизился к мосту ещё на пару шагов – и, забыв о страхах, прижался спиной к каменному парапету. Из сумеречной дымки послышался знакомый громкий топот, а спустя мгновение оттуда вынырнул остроухий косматый чёрный пёс размером с телёнка.

– Мрак, стой! – беспомощно прошипел Тьён. – Стоять, говорю!..

Бесполезно. Пёс налетел на колдуна, прижал его к парапету, встал на задние лапы и старательно вылизал лицо и уши Тьёна. При своей пугающей внешности Мрак отличался удивительной любвеобильностью и искренне обожал всех людей – незнакомых чуть меньше (только лицо и один раз), знакомых больше (лицо и уши два-три раза, а потом руки и всё, что по недоразумению не прикрыто одеждой).

Тьён вытер рукавом лицо и снова шикнул:

– Отпусти, ну! Мрак! Фу!

Пёс снова вылизал лицо колдуна и вернулся в подобающую собаке позу, виляя длинным пушистым хвостом. И Тьён вдруг понял, что ему впервые не страшно у моста. Даже руки перестали дрожать.

– Ты всё-таки колдун, да? – в его ладонях быстро набух клубок тёмной воды.

Старики, проживающие в Еловом квартале, частенько вспоминали, что Мрак играл с ними, когда они были ещё детьми. А столь долго живут лишь колдуны. Реки Севера питали силой всех живых существ. И всех – и людей, и зверей – одинаково одаривали речным колдовством.

Пёс весело фыркнул и ткнулся острой мордой в локоть колдуна: давай, мол, работай. Из клубка вынырнули чёрные ручьи и разбежались по набережной, превращая в прах листву и случайный мусор. Мрак снова завилял хвостом, и ветер, словно подчиняясь псу, послушно вынес с моста всю листву, до последнего рыжего паданца.

Молодой колдун быстро обновил необходимые заклятья, и подступивший туман отшатнулся от моста, развеялся на ветру.

– Ну всё! – Тьён бережно растёр в руках остатки клубка, впитывая клочья силы.

Тем временем окончательно стемнело. В колбах колдовских фонарей одна за другой вспыхнули искры, и набережную залил тёплый золотой свет. Молодой колдун с опасливым любопытством посмотрел на Страшный мост, который по-прежнему не спешил пугать. Интересно, почему? До появления пса аж колени и пальцы рук от ужаса сводило, а с появлением… Что это за колдовство – и у пса, и у моста?

Мрак схватил Тьёна за рукав рубахи и потянул прочь с набережной.

– Да, согласен, – кивнул колдун и осторожно попятился.

Ветер вернулся. Вновь он подул со стороны моста – и резко, тошнотворно потянуло сырой гнилью. Мрак встревоженно рыкнул, взъерошился и закрыл собой Тьёна. Молодой колдун не стал дурить – развернулся и рванул по набережной прочь от Страшного моста.

Да пробежал немного – с десяток шагов. Врезался в кого-то и оказался на брусчатке. И тупо уставился на стремительно исчезающую лужу – так закрывалась «дверь» в колдовское пространство протоки.

– Живой, парень? – над ним склонился седеющий мужчина, в коем Тьён опознал мастера Фьераса, известного обитателя Елового квартала и большого начальника из Колдовского ведомства. – Извини. Вставай.

Тьён неловко ухватился за протянутую руку, встал и украдкой потёр ушибленное место. Со стороны моста донеслось громкое рычание Мрака.

– Это на кого же наш добрейший пёс так взъелся? – мастер Фьерас выпрямился, и в его ладонях зло зашипели водяные клубки. – Неужели…

– Мост… – испуганно выдохнул Тьён. – Страшный мост… Не ходите, мастер! Стойте! Мастер Фьерас!.. Нельзя туда!.. Да стойте же вы!..

А над мостом вновь сгустился туман.

Глава 1: Год и один день назад

Сегодня, впервые за две недели, прояснилось. Мьюза стояла у чердачного окна, щурилась на закатное солнце и уговаривала себя выйти на прогулку.

Не получалось. Весь день не получалось. Пустой дом и одиночество, хандра от нехватки солнца и предчувствие осени… Муж с детьми неделю назад уехали в деревню на день рождения свекрови, с которой Мьюза никогда не ладила. Бесконечные тучи и ливни, ливни и тучи – из дому не выйти. Опять же, осень на пороге – уже и листва кое-где подёрнулась жёлто-рыжей ряской.

Нет. Конечно, нет. Сколько можно себе врать…

Просто вчера был ровно год с того дня, когда Мьюзу отстранили от сыскной работы. Начальник по-прежнему уговаривал отказаться от расследования последнего дела и взяться за новые. Сыскное ведомство исправно платило – меньше, конечно, чем обычно, но всё же. А она упёрлась: или верните последнее, поспешно закрытое начальством дело, или не ждите.

Упрямство вышло боком в первую очередь самой Мьюзе. Без работы она захандрила уже через луну, но постаралась найти себя в другом. Лекции в сыскном училище, домашнее хозяйство, дети… Она наконец-то узнала, чем живут и увлекаются её мальчишки. И вспомнила, что вообще-то замужем за мужчиной, а не за работой.

Муж радовался больше всех, но старательно это скрывал – потому что именно её работа пятнадцать лет назад спасла его младшего брата от казни. Парня уже обвинили в убийстве и приговорили, но одна молодая и крайне дотошная сыскница, перечитав сданное в архив свежее дело, нашла неувязку и настояла на дополнительной проверке. Тем самым сразу получив и место в отделе убийств, и понимающего мужа.

Только вот свекровь возмутило, что её любимый сын, южанин, женился на северянке и по традициям Севера. Очень возмутило. Несмотря на спасение второго сына.

Нет, только не об этом… Они всего-то с неделю как уехали… Это нормально – скучать по семье… и лезь на стенку без нормальной работы всего-то через год после отстранения.

Солнце золотило крыши домов. По полосатому красно-рыжему небу ползла стайка мелких чёрных тучек – ещё не угрожая, но намекая. Надо погулять, пока Синедолье опять не затопило на две недели… Лето на Севере короткое, жаль терять погожие дни, сидя дома.

Мьюза решительно закрыла окно и спустилась на второй этаж, в спальню – переодеться. И заодно найти-таки список дел, который она написала ещё год назад. Тридцать пять пунктов – от крупных, вроде походов по лавкам за новой одеждой и освоения нелёгкой науки садоводства, до мелких, вроде стрижки и прочтения давно отложенных книг. А ещё нужно составить учебный план. В сыскном училище ей предложили постоянную работу, и перевестись туда из ведомства проще, чем уволиться. Но для этого нужен учебный план.

Семья вернётся только через три недели. В тишине и покое планы и должны написаться. Кровь из носу. И за прогулкой как раз можно продумать детали плана. Кстати. Заодно и личный архив пора привести в порядок. Как и всякий замороченный на работе сыскник, Мьюза хранила слепки и со своих дел, и с интересных чужих. Но теперь она открывала потайную комнатку в кабинете лишь затем, чтобы быстро смахнуть пыль. Пора их наконец рассортировать и отобрать нужные для учебных примеров.

Папка с последним делом всё равно в другом месте. Она сразу попросила мужа спрятать документы куда-нибудь, чтобы не чахнуть над ними в бессильной злости. Сарэ честно спрятал. Мьюза быстро догадалась, куда именно, но стоически держалась.

Переодевшись в синее клетчатое платье, она переплела косу, в очередной раз напомнила себе, что аккуратная стрижка лучше пушистой косы или пучка, который старший сын почему-то называл гнездом, и спустилась вниз. Заглянула на кухню, прихватив составленный с утра список продуктов. Вышла в прихожую, обулась и замотала шею голубым платком. Сняла с вешалки лёгкий плащ – и замерла.

На крыльце кто-то топтался и тихо переговаривался. Мьюза напряжённо прислушалась, но не разобрала ни слова, только определила по голосам, что шепчутся парень и девушка. И сердце испуганно ёкнуло. Только бы не призраки прошлого…

Только бы её чутьё хоть раз в жизни ошиблось…

Как и всякому сыскнику, Мьюзе не раз угрожали. Да, Синедолье – город крупный: больше десяти кварталов, сотни улиц, тысячи домов. Однако при желании и за взятку нетрудно узнать, где живёт нужный человек. А при терпении – дождаться, когда он останется один. Раньше её дом накрывали защитными заклятьями ведомственные колдуны, но с тех пор прошёл год, и защиту давно выпили туманы и смыли дожди.

Но на всякий случай друг-колдун постоянно снабжал её коробками с заклятьями в склянках. И две всегда стояли на подоконниках в прихожей. Мало ли. И Мьюза, и её муж, и дети – не колдуны. К сожалению.

Окна в прихожей закрывали плотные шторы – не подсмотришь, кто шепчется на крыльце. Мьюза вернула плащ на вешалку, тихо разулась и подкралась к окну. Вооружилась склянками и снова чутко прислушалась. Нервное шушуканье походило на перепалку, и наконец парень повысил голос. Мьюза невольно вздрогнула, сунула склянки в карман платья и взяла ещё парочку.

Голос из прошлого. Из последнего её дела. Что ж, она давно предвидела эту беседу… Она встречала детей, готовых годами бороться и за оправдание родителя, и против собственного клейма «семья убийцы». А ребята, сейчас топчущиеся на крыльце, всего-то год с таким клеймом. Год и один день.

Конечно, они не сдадутся. Она бы точно не сдалась. Да она и не сдалась, но начальник закрыл дело со словами: «Рыться в очевидном – последнее дело. Если нечем заняться – загружу в два счёта».

Не успел. Мьюза развернулась и ушла. Сначала – к главе Сыскного ведомства, потому что по закону закрывать дело мог лишь тот, кто его вёл, а не начальство. А после – из Сыскного ведомства. Потому что глава тоже предложил заняться более срочным делом, презрев законы.

Нет, есть принципы, поступаться которыми никак нельзя. Нельзя закрывать дело, не разобравшись в странных деталях. Нельзя плевать на проделанную сотрудниками работу. А за честное имя родителя надо бороться, даже если оный уже год как в могиле. Год и один день.

Мьюза выдохнула, успокаиваясь.

На крыльце – брат и сестра. Парня зовут Рьёш, двадцать три года, очень сильный речной колдун. Девушка – Тилья, двадцать лет, тоже колдунья, но слабая. Ребята внешне похожи как близнецы – высокие, немного сутулые, светловолосые, кудрявые и вечно взъерошенные, скуластые, остроносые. Только глаза разные: у парня тёмно-синие, почти чёрные, а у девушки светлые-светлые, неприятно прозрачные.

Ну что ж… Если бы они хотели отомстить, давно бы отомстили. Рьёш хоть и молод, но колдун сильный. А на доме защиты нет уже год, да и дом – на краю города. Самая последняя улица Дубового квартала. Дальше – только бесконечные поля, речушки и туманы.

Мьюза вернула склянки в коробку, открыла дверь и спокойно сказала:

– Заходите, чего мнётесь? Добрый вечер.

Сейчас они даже одеты были почти одинаково – во всё тёмное, включая лёгкие куртки и шейные платки. Правда, парень где-то загорел, в отличие от бледной до прозрачности сестры.

Гости растерялись. Переглянулись. И Мьюза терпеливо повторила:

– Заходите. Или уходите.

Тилья переступила порог первой и, покраснев, возбуждённо выдохнула:

– У нас есть свидетельства невиновности отца! Он не убийца!

– Косвенные, – хмуро добавил Рьёш, шагнув следом за ней.

– И не самоубийца! – Тилья недовольно покосилась на брата. – У нас есть…

– …и тоже косвенные, – Рьёш предостерегающе поднял брови.

Мало ли, мол, что нам показалось. Пусть сыскник с опытом сам решит, чего сведения стоят и так ли они полезны.

Тилья смутилась и неловко поздоровалась, а Рьёш вежливо извинился за внезапное вторжение.

– Кухня слева по коридору, – Мьюза с облегчением вытащила руку из кармана со склянками. – Выпьем чаю и всё обсудим. Не торопитесь.

…ей и самой надо кое-что понять.

***

Чуть больше года назад мастер Фьерас ворвался в Сыскное ведомство, волоча за шиворот труп парня, с криком: «Я убийца! Это я, я его убил, я!.. Тьён его зовут! Это я, я!..» Мастер явно был не в себе, его быстро скрутили и отправили в темницу под присмотром лекаря и двух сыскных колдунов. А тело Тьёна осмотрели и констатировали утопление со следами борьбы.

Группа Мьюзы немедленно приступила к делу, но выяснить они успели крайне мало.

Тьён – уличный колдун, сирота, работал в Городском ведомстве. Мастер Фьерас – сотрудник Колдовского ведомства, начальник архивного отдела, отец-одиночка (жена, как это часто случается в Синедолье, три года назад ушла погулять в поля и сгинула в туманах). На своей должности недавно, предыдущую не называли, а это в привязке к Колдовскому ведомству означало отдел секретных разработок. Да и глава Колдовского ведомства так усердно уходил от прямого ответа, что своими действиями подтвердил догадку сыскников.

А дальше случилось то самое странное. На ночь мастера Фьераса погрузили в глубокий сон – очень уж у него было нервное состояние, за день он не смог ни на один вопрос ответить, лишь бормотал: «Да я это, я…» В девять вечера Мьюза лично проверила мастера и поговорила с дежурными. Оные – трое колдунов, – в тот вечер бодро заступили на сутки. Но сразу же после полуночи вся троица крепко уснула и проснулась лишь к восьми утра.

Мьюза, заподозрив неладное, кинулась в темницу – а там труп. У мастера Фьераса, здорового мужчины и очень сильного колдуна, ночью, вскоре после полуночи, остановилось сердце. А на стене осталось нацарапанное послание: «Не могу с ЭТИМ жить». Колдуны осмотрели тело – ни следа чужого вмешательства. На дежурных, кстати, тоже.

И начальник тут же, в этот же день, решил закрыть дело. Ибо всё понятно. Раз мастер Фьерас трудился в секретных разработках, то знал, как обойти противоколдовскую защиту тюрьмы. Он же усыпил дежурных, чтобы не помешали делу, и он же оставил послание (колдуны подтвердили – это рука и почерк мастера). И покончил с собой.

Всё просто. А она, Мьюза, так привыкла к запутанным делам, что по привычке всюду ищет сложности. Которых в данном случае нет.

Мьюза с таким итогом не согласилась.

Во-первых, в коридоре и темнице мастера Фьераса не осталось ни капли колдовства. Вообще. Словно по ним туманы прогулялись и все следы стёрли. Для опыта Мьюза заглянула в три соседние свободные темницы и в каждой разбила по склянке с заклятьем, а после по очереди завела в каждую комнату пятерых сыскных колдунов. И каждый нашёл следы силы – заклятья не сработали, сила впиталась в стены, но её следы остались. И ощущались колдунами ещё три дня после. Если именно мастер усыпил дежурных, зачем стирать следы? Чем он писал на камне?

Во-вторых, для чего усыплять дежурных? Десять колдунов подряд сказали, что остановка сердца – или у себя, или у другого человека – это плёвое заклятье. Быстрое и тихое. Как и то заклятье, которое ушло на признание. Зачем?

В-третьих, лекарь под заклятьем правды сообщил, что погрузил мастера Фьераса в очень глубокий и крепкий сон. Мастер должен был проспать минимум десять часов без пробуждения. А он, выходит, как-то смог проснуться буквально через четыре часа? И сразу самоубиться?

Мьюза, конечно, привела начальству все доводы, но в ответ услышала сухое:

– Он же из отдела секретных разработок. На всякий случай напоминаю, что именно этот отдел изобретает все заклятья, в том числе и те, которыми пользуются сыскные колдуны. Сунем туда нос – и найдут нас однажды утонувшими по собственному желанию. Хочешь версию? Я считаю, что мастер по дороге домой решил кое-что испытать. Неважно, что он сейчас числится в архивном отделе. Все из секретного обычно числятся в других отделах. Так вот, он решился на опыт. Случайно зацепил мальчишку. И сразу побежал сдаваться. Потому что тех, кто оступился, ребята из Колдовского ведомства казнят сами – тихо, жестоко и быстро, без суда и следствия. И мы не имеем права вмешиваться. Мастер Фьерас, конечно, понял, что его убьют, и попытался спрятаться. Но не свезло. Или за ним пришли палачи из Колдовского, усыпив наших, изобразив самоубийство и затерев все следы, или он сам – сломался в ожидании казни. Бывает.

Нет, упёрлась Мьюза. Расследование может начинаться с домыслов, но никак не может ими заканчиваться. Должны быть доказательства, основанные на фактах. В кого они превратятся, если начнут судить и осуждать лишь на основании собственных версий? Которые построены только на профессии и месте работы человека?

Так нельзя. И начальство, скорее всего, это понимало, просто не желало связываться с Колдовским ведомством. Хотя работа – это лишь одна из версий.

Дети мастера Фьераса, например, в один голос говорили, что отец был очень вспыльчив и постоянно ссорился с соседями. Что у мастера было много женщин, и он то у одной ночевал, то у второй, то его с третьей в чайной видели, то с четвёртой. Сотрудники архивного отдела (Мьюза успела-таки побеседовать с тремя) о начальнике говорили скупо – и вроде бы хорошее, но таким тоном, словно обругать хотели. Сложный он человек, поняла Мьюза. Который ещё и любил гулять по ночам. А ночью, в колдовских туманах, случиться может всякое – и чаще всего случалось плохое.

И ещё: чтобы насильно утопить, не нужны никакие секретные сведения или сложные заклятья. Их и так существуют десятки, если не сотни, и по статистике каждые пять лет особо изобретательная скотина придумывает очередное заклятье утопления. А иногда и заклятья или зелья не нужны, довольно физической силы. Поэтому вряд ли мастер Фьерас изобретал в своём «архивном» отделе что-то подобное. Разве что случайное побочное действие…

Но покопаться в этих направлениях ей не дали. И на собственное расследование она не решилась. Больно недобро на неё и начальство смотрело, и глава Колдовского ведомства. Мьюза испугалась за семью и, как улитка, спряталась в свою раковину. И целый год жила с чувством вины перед детьми мастера. Год и один день.

– А помнишь, – через неделю после отстранения спросил муж, – как вы с малым мозаику собирали? Почти сложили картину, а последнюю деталь потеряли? Три дня искали, да так и не нашли? А через полгода она нашлась сама – когда малой подрос и мы перебирали его старые вещи? Помнишь?

Да, поняла Мьюза, и в этом деле найдутся необходимые детали, нужно только дать ему время – и основательно перетрясти старьё. Ей заняться последним не получилось, зато брат и сестра явно без дела не сидели.

И, вероятно, детали наконец-то нашлись.

***

За воспоминаниями Мьюза заварила свежий чай, расставила на столе чашки, нашла в буфете коробку печенья. И приоткрыла окно, впуская в сырую кухню тёплое дыхание летнего вечера. Рьёш и Тилья появились через минуту – Мьюза краем уха слышала, как они что-то шёпотом обсуждали в коридоре и брат сердился на сестру за несдержанность.

– Прошу к столу, – она взяла горячий чайник. – И не ссорьтесь, пожалуйста. Рьёш, ты говоришь – как старший. Тилья, ты дополняешь.

Девушка покраснела и юркнула за стол, а парень сначала открыл сумку и достал пять старых блокнотов. Толстых, в одинаковых коричневых обложках, плотно исписанных. Пестреющих разноцветными, неуместно яркими язычками закладок.

– Это вам, – Рьёш придвинул стопку блокнотов к Мьюзе. – Дневники отца. Он вёл их с двадцати лет. Мы принесли самое… красноречивое.

Мьюза разлила чай, поставила чайник на подставку, вытерла руки о полотенце и осторожно взяла верхний блокнот.

– Вы так уверены, что я снова захочу заняться делом вашего отца? – она села на стул напротив Тильи.

– Вы бы до сих пор им занимались, если бы не вмешательство главы Колдовского ведомства, – Рьёш тоже сел. – И вы бы не ушли из сыска, если бы вам было всё равно. Мы наводили справки и многое узнали про вас за этот год. Вы больше не хотите работать на тех, кто выбрасывает ваши труды в мусорное ведро. И вам нужна правда – так же, как и нам.

Не в бровь, а в глаз… Да, где один раз – там второй, и кто помешает начальству вновь отнять у неё дело и выбросить её труд в мусорку? А ещё Мьюза до сих пор видела во сне стену темницы, в тысячный раз перечитывала предсмертное послание и думала-думала-думала… Нет, не о том, как колдун это сделал. А почему он выбрал такую формулировку. Почему просто не написал «Я убил того парня?» Почему именно «Не могу с ЭТИМ жить»? Что это за «ЭТО»? Муки совести или же нечто иное?

– А если окажется, что ваш отец всё-таки убийца? – Мьюза внимательно посмотрела на парня.

– Мы ко всему готовы, – он не отвёл взгляд.

А Тилья отвернулась, тихо шмыгнула носом, зашарила по карманам тёмного платья в поисках носового платка. Бедная девочка, как же ей до сих пор больно… Сначала – внезапно мать, а потом – ещё внезапнее отец…

– Молодцы, наблюдательные… – Мьюза открыла блокнот. – Чай пейте. Он особый, южный. Немного колдовской. Родичи мужа присылают. Блокноты откуда? При обыске в кабинете вашего отца мы не видели ничего подобного.

– Тайник, – пояснил Рьёш и послушно взял чашку с дымящимся чаем. – На чердаке. Никто бы не нашёл – отец и правда последние десять лет работал в отделе секретов, он очень много знал и умел. У нас и глава Колдовского ведомства был – даже он не добрался до тайника, хотя обыскал дом от подвала до чердака. Но время защитных заклятий кончилось, они ослабли, и тогда мы тайник и заметили. Две недели назад. А там ничего секретного – только стопка дневников. Мы всё прочитали и отобрали самое… ну, такое. Вы поймёте.

Мьюза глянула на первую дату и на последнюю. Записи пятилетней давности, и на заполнение блокнота ушёл ровно год. Мелкий, убористый, но внятный почерк, чёрные строки, выделенные красными чернилами даты, кое-где схемы и рисунки. Мьюза плохо разбиралась в колдовстве, но сразу поняла суть схем.

Изобретения. Мастер Фьерас нарушил договор и вынес из своего отдела секретные сведения о новых разработках. И не только… Мьюза бегло прочитала три страницы и поняла, на что намекал Рьёш.

Его отец продавал идеи и опытные разработки на сторону. И не боялся, что записи однажды всплывут.

А может, всплыли? Может, кто-то из сотрудников что-то заметил?

– Отец торговал тайнами лет десять точно, – опережая её вопросы, пояснил Рьёш, а Тилья быстро закивала. – И никто его не поймал. Никто даже ничего не заподозрил. Колдуны же не могут читать мысли. А отец никогда не использовал опытные кабинеты ведомства для того, что потом продавал. Почту тоже никто не проверяет. Отец писал, что начальству проще закрыть на это глаза, чем доплачивать за каждую мелочь. А сложные заклятья вне ведомства не проверить.

Мьюза усмехнулась: так-то да… Вряд ли это повод и мотив. Зато это деталь. Мастер Фьерас записывал всё. Вообще всё.

Она внимательно прочитала последние записи и сделала два вывода.

Во-первых, мастера действительно перевели в архивный отдел – в воспитательных целях, чтобы научился держать себя в руках и сотрудничать, работать сообща, а не ссориться со всеми подряд из-за ерунды. Отлучённый от секретных разработок, мастер Фьерас впал в меланхолию и последний год ничего не изобретал и даже ничего не придумывал. За год – ни одной идеи.

То есть он не мог ничего испытывать, чтобы случайно задеть Тьёна.

А во-вторых, поводов убивать парня у мастера тоже не было. Как и кончать жизнь самоубийством. Листы блокнота пестрели гордостью за успехи детей, откровениями о расставаниях с тремя любимыми женщинами и встрече с четвёртой, размышлениями о вероятной женитьбе и о трудностях человеческих взаимоотношений – и со своими сотрудниками, и вообще.

Последнюю запись мастер сделал в день несчастья – с утра, перед уходом на работу. У него было отличное настроение и большие планы на жизнь. По его словам, глава Колдовского ведомства убедился, что мастер «умеет вести себя хорошо», и решил вернуть его в отдел секретных разработок на испытательный срок.

Мастер Фьерас хотел жить. И совершенно точно не собирался никого убивать, даже случайно. Он никогда не использовал ничего опасного и непроверенного в городе – во всяком случае, в последние пять лет.

– Вы же поняли? – глаза Рьёша горели лихорадочным огнём.

– Очень жаль, что вы нашли это так поздно, – Мьюза закрыла блокнот. – Тогда я смогла бы продавить свою версию, и даже глава Колдовского ведомства не стал бы мешать нашей работе. А сейчас…

– Вы не можете вернуться в Сыскное ведомство? – робко спросила Тилья.

– Исключено, – Мьюза покачала головой. – Начальство решит, что я отказалась от своей версии и готова взяться за любое расследование. И двумя делами сразу мне заняться не дадут. Сразу нагрузят так, что поспать-то будет некогда. И сейчас с этими дневниками в Сыскное ведомство идти бесполезно – я знаю своего начальника. Дело-то он, скорее всего, откроет, но сразу задвинет его подальше – «забудет». А когда вспомнит, окажется, что блокноты внезапно исчезли. Испарились сами по себе, не оставив ни одного слепка – нигде, даже в ваших личных тайниках. Начальник до смерти боится главы Колдовского ведомства. Он никогда не пойдёт против его слова. И всё сделает, чтобы запретить работу по делу Тьёна и вашего отца.

– И?.. – Рьёш прищурился. – Вы же не откажетесь?

– У меня уже нет необходимых ресурсов, – честно сказала Мьюза. – Я растеряла за этот год все связи, а ребята, которые работали в моей группе… Они меня не поняли и не поддержали. У меня нет главного – доступа к архивам Сыскного ведомства, Регистрационного, Городского, Колдовского…

– А у кого есть? – прямо уточнил Рьёш. – И кто не испугается главы Колдовского ведомства?

Мьюза поколебалась, размышляя, имеет ли она право подставлять давнего друга, и осторожно пообещала:

– Я поговорю с одним вневедомственным сыскником. Если он заинтересуется, то возьмётся. Он берёт только очень интересные дела, порой даже бесплатно. И никого – и ничего не боится. А если откажется… тогда и будем думать.

Но, конечно, Дьянар не откажет. Он только и ждёт повода. Первые полгода старый друг так и сыпал бесконечными версиями и предложениями взяться за расследование – вместе. Потом угомонился, но нет-нет да напоминал и интересовался, не созрела ли подруга для дела, не пора ли наконец-то с ним разобраться.

Вопрос в другом – в пресловутом главе Колдовского ведомства. Оный держал в кулаке и в страхе всё Синедолье, но не Дьянара, который приходился главе внучатым племянником. И поэтому делал что хотел, частенько влипая в неприятности. И как суровый дядюшка отнесётся к очередному увлечению племянничка? Не станет ли это расследование последней каплей?

Повисло неловкое молчание. Мьюза снова посмотрела на блокноты – в закрытом виде страницы волнами, точно их намочили и высушили.

– Это же слепки? – она указала на блокноты. – Я могу изучить их на досуге?

– Конечно, – Рьёш кивнул. – Если надо, сделаю слепки с остальных и принесу. А исходники мы спрятали.

– Давайте сойдёмся на том, что я поговорю со знакомым и напишу вам о результатах, – предложила Мьюза. – Пока так.

– Спасибо и на том, что не прогнали, – невесело усмехнулся Рьёш. – И за чай.

– Мне очень жаль, – тихо отозвалась она, – что я не помогла вам тогда и не могу немедленно помочь сейчас. Доброе имя родителя – это всё для его семьи. Люди злы и злопамятны: один проступок, одно пятно на имени – и родных несчастного будут поливать грязью до десятого колена. Я вас понимаю. Надеюсь, в этот раз получится разобраться.

– А вы что думаете? – быстро спросила Тилья. – Убийца или нет? Самоубийца или нет?

Сыскная чуйка Мьюзы давно ответила на оба вопроса и до сих пор верила в свою правоту – и день за днём убеждала в ней хозяйку. Но чуйка – это всего лишь чуйка. Она порой подсказывает верное направление, но без доказательств это всего лишь домысел.

– Не знаю, – Мьюза качнула головой. – Одно могу сказать точно: у этого дела есть скрытое двойное дно. И оно вряд ли касается места работы вашего отца и нашего уважаемого главы Колдовского ведомства. Хотя последнее я бы проверила.

Брат и сестра переглянулись и улыбнулись.

– Мы ещё тайники поищем, – приободрился Рьёш. – Они наверняка есть. Сколько помню, кабинет отца был завален бумагами, а на работу он всегда ходил с пустыми руками. Он раз в луну прибирался и куда-то прятал бумаги, выбрасывал очень мало. Дома точно ещё что-то есть.

Мьюза снова заколебалась, но на сей раз быстро отмела сомнения.

– В Рябиновом квартале живёт один старый вор по прозвищу Пустоцвет. Другие его так прозвали, потому что способностей море, а применения последние десять лет никакого. Он отошёл от дел. А прославился Пустоцвет тем, что до ухода на покой вскрыл все тайники в кабинете главы Сыскного ведомства. В то время на него наседало несколько банд, вынуждая работать на них, вот он и решил спрятаться – в тюрьме. Пустоцвет нарочно наследил, сдался и заодно сдал всех причастных к бандам, поэтому получил всего лишь пару лет в закрытом храме. Он давно не ворует, однако охотно помогает с тайниками, если это законно. Обратитесь к нему. Тайники нашего главы создавали лучшие колдуны Синедолья, а Пустоцвет вскрыл их играючи. Рябиновый квартал. У любого спросите, где живёт Пустоцвет, вам подскажут.

Тилья достала из кармана платья блокнотик и быстро записала имя и адрес.

Ветер скрипел оконной створкой, вздувал тонкую светлую занавеску, шуршал треугольными листьями комнатных цветов. Мьюза невольно посмотрела в окно – солнце уже садилось. И пока оно нерешительно замерло над туманными полями и кронами редких дубовых рощиц…

– Мы пойдём, – поняла Тилья и порывисто встала. – Вы куда-то собирались, а мы вас отвлекли?

– Просто решила погулять, – успокоила её Мьюза. – Но да, если у вас всё…

…то вообще-то в лавку за продуктами надо. Семья уехала – и Мьюза расслабилась. Ни ужина нет, ни продуктов для оного. А вот после она обязательно свяжется с Дьянаром и обрадует старого друга новым интересным делом.

– Мы поищем, – повторил Рьёш.

– И по итогам лучше пишите, – Мьюза встала и собрала на поднос чашки. – Почему-то мне кажется, что за вами обоими наблюдают. Как и за мной. Не следят пристально, а именно наблюдают – не зашевелимся ли.

Не всплывут ли новые детали. Не возобновится ли расследование.

Брат и сестра снова переглянулись, и Тилья торжествующе заявила:

– А я тебе говорила! Я говорила, что за домом следят! И за мной следили! А ты не верил!

– Я всё проверял после этого! – огрызнулся брат. – Каждый камень в саду, каждую пылинку в доме! Никаких заклятий, никаких следящих артефактов! Ничего!

– Друг-колдун тоже постоянно проверяет и мой сад, и дом. И тоже ничего не находит. Но слежка есть, – Мьюза зябко повела плечами. – Клянусь, Рьёш, есть. То каждый день, то через день, то раз в неделю. То утром, то днём, то вечером. То часами следит, то через пару минут исчезает. Не понимаю, что-то это или кто-то… но оно точно не любит непогоду. И сегодня ещё не появлялось. Может, нам повезёт. Не будем будить лихо.

…и подозрительность главы Колдовского ведомства.

– Уговор, – кивнул Рьёш. – Писать – так писать.

Мьюза проводила гостей и вернулась в дом за сумкой. Набросила на плечи плащ и вспомнила, что не закрыла окно на кухне – а вдруг дожди? Снова сходила на кухню, плотно закрыла створку и сразу же заметила за низкой оградой бредущую – якобы случайно прогуливающуюся – высокую рыжеволосую фигуру в светло-голубой рубахе и тёмных штанах.

Лёгок на помине…

Кроме прочего, за Мьюзой, да и, скорее всего, за ребятами, присматривал друг-колдун.

Глава 2: План действий

Появление Дьянара именно сейчас выглядело весьма странно. Во-первых, потому что они виделись в лучшем случае раз в луну, а во-вторых, край города – не лучшее место для прогулок. Особенно вечером, когда с полей вот-вот поползут зловещие туманы. И хоть колдунам они не страшны, гулять в сырой мгле приятного мало. А обычные для города кольцевые парки, опоясывающие кварталы, окраину не захватывали, обрываясь у обочины последней дороги, – специально, чтобы из полей были видны дома и сияющие ночью заколдованные вертуны на крышах.

Дьянар ожиданий не посрамил. Едва Мьюза закрыла дверь, как старый друг, опершись о низкую каменную ограду, нетерпеливо крикнул:

– Ну что? – его карие глаза сияли любопытством.

Мьюза спрятала ключ в сумку и констатировала:

– Ты за мной следишь.

– Конечно, – охотно подтвердил Дьянар. – Я всё ещё надеюсь поймать твоего подглядывающего невидимку, поэтому разбросал по саду рядом с домом следящие артефакты. И да, Мью, я всегда знал, что ребята найдут что-нибудь интересное о своём папаше и пойдут с этим к тебе. Потому что ты хороший человек, а остальные сыскники их пошлют. А ты пойдёшь ко мне, потому что без колдуна это дело не осилишь и только я могу послать дядю лесом. Ну что?

– Я есть хочу, – сообщила Мьюза, спускаясь по ступенькам. – С обеда.

– В чайной «Стародубье» для меня всегда найдётся столик – хозяин мой давний должник, – Дьянар потёр руки и колдовством вскрыл запертую калитку. – А вообще погода радует, можно и на ходу поужинать. Пошли за пирогами?

Мьюза родилась вторым и последним ребёнком, разница со старшей сестрой – почти десять лет. Она всегда мечтала о младшем братике или сестрёнке, и когда в доме напротив поселилась семья с малышом, немедленно взяла оного в оборот. Дьянар был младше неё на пять лет, но ни разница в возрасте, ни отсутствие у Мьюзы колдовства не мешали им дружить всю жизнь. С детства их объединяло общее увлечение: сначала поиск пропавших вещей (или котов), а после – сыскная работа.

– Ладно, пошли, – вздохнула она.

– Ты же не думаешь скинуть это дело на меня? – прозорливо поинтересовался он. – И не надейся.

Мьюза молча вышла за калитку и дождалась, когда друг закроет её тем же способом, каким открыл, то есть починит замок.

– Честно говоря, Дьян, мне некогда, – она потеребила сумку. – До начала занятий всего ничего, а у меня ни одного учебного плана не составлено.

Замок покладисто щёлкнул, закрываясь.

– Чушь! – фыркнул Дьянар. – Ты опять дядю моего боишься. А зря. Твоя сестра – последний человек на Севере, с которым дядя рискнёт поругаться. Сама же знаешь. И до кучи ты боишься себя и боишься не справиться. А всего-то год без дела, подумаешь…

Сестра Мьюзы, Эшья, служила в храме при реке Чёрной, а служители хранили больше древних знаний, чем колдуны, и владели тайным колдовством, о котором мало кто знал. Если бы в прошлом году Эшья не уехала летом к родителям, в соседнюю деревню, наверное… Нет, она бы наверняка помогла договориться с главой Колдовского ведомства.

Но…

– Даже не надейся, – Дьянар привычно оттопырил локоть. – Это твоё дело, и тебе его распутывать и закрывать. А я помогу.

Мьюза взяла его под руку и проворчала:

– Ну да, боюсь… Я всегда боялась таких дел, в которых непонятно, с чего начинать.

– Почему непонятно? – хмыкнул Дьянар и устремился по пустынной дороге к вожделенным пирогам. – Конечно, с детального обыска места происшествия. Вам не дали на это времени, да и колдун твой бывший жутко молодой. Неопытный. Даже если вы бы нашли место смерти Тьёна, вряд ли бы твой колдун сдюжил. Вы же не нашли, я правильно помню?

– Не успели – ночные туманы всё смыли, – признала Мьюза. – Но предположение есть. Тьён работал в Еловом квартале, и те, кого мы успели опросить, в один голос утверждали, что парень всегда следовал одним и тем же путём. Начинал с елового парка в центре квартала, потом обходил по часовой стрелке все десять улиц, выбирался в кольцевой парк, прочёсывал его и после брался за набережную. Он был настолько аккуратным и педантичным, что всегда убирал одни и те же улицы в одно и то же время. Независимо от сезона, непогоды и прочего. В тот последний его вечер Тьёна видели все обитатели Елового квартала, от первой улицы до последней. И двое гуляющих заметили парня в кольцевом парке – недалеко от выхода. То есть свою работу Тьён почти закончил. Ему оставалась лишь уборка набережной – участок от Елового моста до Страшного. Вероятно, именно там что-то и случилось.

– Но свидетелей нет и не будет, потому что у Страшного моста даже днём никого не встретишь, а вечером и ближе к ночи и подавно, – Дьянар задумчиво потёр кончик длинноватого носа. – И Еловый мост из-за близости к Страшному тоже редко используют, особенно в сумерках и туманах.

– Рьёш вспомнил, что его отец по долгу архивной службы интересовался городскими легендами, в том числе и Страшным мостом, – добавила Мьюза. – Он принёс дневники мастера Фьераса, но я ещё не успела их прочитать. Да, вот зачем они приходили. Ослабло заклятье тайника, в котором хранились дневники мастера. Надо сказать, скрупулёзный он был человек. Всё записывал, каждую минуту своей жизни. Даже предсмертное послание смог как-то на тюремной стене нацарапать.

– И вечером они вполне могли встретиться у Страшного моста. Уличный колдун, который убирал набережную, и колдун из отдела секретных разработок, то есть архивного дела, который решился изучить мост поближе? – подытожил Дьянар. – Оттуда и начну. Ты со мной?

– Прошёл год, – напомнила Мьюза. – Что ты надеешься там найти?

Друг улыбнулся:

– Мью, колдовские протоки столетиями хранят в своих потаённых водах то, что туда – нарочно или случайно – уронили. Двое колдунов попали в беду. Не верю, что хотя бы один не попытался уйти протокой – и ничего там, в спешке или же нарочно, не обронил. Проточные воды неподвижны, и даже наша беготня не меняет положения вещей. Два года назад я вытащил из протоки труп, который убийца туда сбросил, – и нашёл его в том же месте, где от мертвеца попытались избавиться. Думаю, стоит изучить протоки у набережной и мостов. Так пойдёшь?

– Нет. Я не колдунья, протоки меня убьют, – Мьюза поёжилась. – Но один не ходи. Слышишь?

Они дошли до перекрёстка и свернули на широкую главную дорогу. Вдоль обочин вздымались древние дубы – поросшие серебристым мхом сучковатые стволы, шатёр из переплетённых ветвей, закрывающих небо. Двухэтажные дома обитателей Дубового квартала прятались за деревьями, лишь серели между стволами низкие каменные ограды да слышались голоса вернувшихся с работы людей. На старых дорожных плитах желтели первые ранние паданцы.

– Ладно, возьму пару знакомых колдунов на всякий случай, – неохотно согласился Дьянар.

– Это дрянное место, – Мьюза нахмурилась. – Я часто расспрашивала о Страшном мосте Эшью, но она всегда отшучивалась и только и твердила, чтобы я держалась от него подальше. Понимаешь, что это значит?

– Что твоя сестра в курсе, но клятва служителя не велит посвящать в такие тайны простых смертных, даже если это близкие родственники, – тоскливо отозвался Дьянар. – А может, ещё раз спросишь? Уже не как сестра, а как расследующее дело сыскник?

– Найдёшь повод – спрошу, конечно.

– А теперь расскажи-ка о находке детей мастера поподробнее.

– То есть ты берёшь дело? – повернулась Мьюза.

– Что за вопрос? – хмыкнул Дьянар. – И ты его тоже берёшь.

Главную дорогу пересекла широкая улица. Потом вторая. Потом третья. Восемь улиц Дубового квартала расходились кругами от центрального парка, куда и направлялись голодные сыскники. А в огромном парке, под сенью старых дубов, в паутине тонких троп, шла бойкая круглосуточная торговля вкусностями. Чайные и обеденные, булочные и кондитерские – парк пестрел десятками ярких домиков, окружённых в тёплое время столами, лавками и стульями. И пахло в парке, естественно, чаще всего не собственно парком, а едой.

У любимой пекарни было не протолкнуться – весёлый людской гомон доносился издали, как и запах свежей выпечки. Одноэтажный домик пекарни, длинный и выкрашенный в красно-жёлтые цвета, окружали цветущие белые кусты и беспорядочно расставленные между деревьями столы-кресла.

– Занятно, – разочарованно заметила Мьюза. Она всё-таки надеялась поужинать за столом, а не на ходу.

– Ничего, в парке полно скамеек, – Дьянар смерил взглядом длинную гомонящую очередь у входа в булочную и бодро сказал: – Жди. Я мигом, – и потрусил к чёрному ходу.

– У тебя и там должники? – весело фыркнула Мьюза.

– А как же!

Отец Мьюзы как-то заметил, что в Дьянаре соединились яркие черты всех трёх народов. От северян – высокий рост, мощный костяк и, естественно, речное колдовство. От островного народа – рыжий волос, веснушчатый нос и обособленность. А от южан – тёмные глаза, вспыльчивый нрав и склонность к торгашеству.

Нрав не позволял ему работать в ведомственной системе – он продержался в Сыскном ведомстве года два, рассорился с начальством и сбежал на вольные хлеба. А неистребимое торгашество помогало и делать деньги из воздуха, на простейших делах, и всюду искать выгоду. Поэтому в должниках у Дьянара ходила едва ли не половина города. Он мог распутать дело бесплатно, а потом годами пользовался благодарностью бывших потерпевших.

Надо, кстати, ребят об этом предупредить. Пусть сразу обговаривают цену и дают деньгами. Без обсуждений и вариантов.

Дьянар вернулся быстро, нагруженный бумажными пакетами.

– Яблочные с корицей… – Мьюза жадно втянула носом воздух. – Который мой?

– Ты же понимаешь, что это не просто так, – Дьянар подмигнул, шаркнул ногой, и перед ним взметнулся фонтан чёрной воды, застыл высоким столиком. Друг сгрузил на него пакеты и щедро разрешил: – Все яблочные твои. В обмен на сведения.

– Даже друзей используешь, какая мелочность… – Мьюза выхватила из горки первый пакет.

– Если бы друзья были против, дружбы бы не случилось, – Дьянар пожал плечами и осторожно поставил на столик второй пакет, из которого по очереди появились два высоких стакана с чаем. – Вот твой, с мёдом. Ну? У тебя сохранились слепки дела мастера Фьераса?

Мьюза развернула пакет с ароматным пирогом и качнула головой:

– Нет. Его закрыли без меня. Я не успела снять слепки. И в архиве дела странным образом не оказалось. Больше скажу, Дьян, я даже трупы не успела осмотреть – ни Тьёна, ни мастера Фьераса. И заключений колдуна не видела – ни одного. С самого утра, когда мастер оказался у нас, я носилась по Еловому кварталу с опросами. Вечером заглянула проведать мастера. Все заключения я ждала к утру, поскольку мой колдун работал в доме мастера Фьераса, но… Следующим утром всё было кончено, и начальник закрыл дело. Моя группа, включая колдуна, меня, как ты знаешь, не поддержала. Никаких сведений от них добиться не удалось. Ещё и поэтому детям в первую очередь нужен ты. Дело надо найти, Дьян. Не думаю, что заключения и отчёты уничтожили, скорее всего, начальство в тайнике спрятало. Вместе с вещами покойных. Но прошёл год…

– Зная эту скотину, твоего начальника отдела убийств… – Дьянар нахмурился. – Он точно прячет и дело, и личные вещи. Ладно, ешь. Приятного, Мью. Но ты же восстановила то, что успела раскопать?

Мьюза глотнула терпкого чая и кивнула:

– Конечно. И почти всё уже рассказала по дороге сюда. Что за день сделаешь? В лучшем случае мы не ошиблись с местом смерти Тьёна.

– Участок набережной у Страшного моста… – друг кивнул и мрачно зажевал пирог с мясом.

Яблочный пирог таял во рту. Тонкое тесто, сладкие, пропитанные коричным сиропом яблоки, – два пирога Мьюза проглотила, не заметив, и лишь третий начала смаковать. Она полюбила пироги в этой булочной ещё девчонкой, но за почти тридцать лет ничего не изменилось – ни рецепт, ни вкус, ни её пристрастия.

Дьянар молча, хмуро и быстро уничтожил свои мясные пироги, смял и прахом развеял по ветру пакеты, залпом выпил чай. Что обычно означало, что он выбирает из нескольких поганых вариантов самый не дрянной.

– Допуск в сыскной архив у меня есть, – задумчиво изрёк Дьянар, поставив стакан на водяной столик. – Допуск в секретный архив добуду завтра же. Если ни там, ни там дела не окажется… Или твой начальник по-прежнему прячет неугодные дела дома, или оно у дяди. А с ним об этом заговаривать нельзя – сразу разволнуется, запугает ребят и начнёт мешать. Мастер Фьерас – сотрудник секретного отдела как-никак, а дядя сдвинут на своей секретности.

– У нас в любом случае должна остаться выписка с изложением ключевых моментов, – заметила Мьюза, доставая из последнего пакета яблочный пирог. – И причины смерти – это ключевые моменты. Найди хотя бы выписку. Подделать её или скрыть важные детали дела в выписке никто не решится, даже начальник. Даже твой любезный дядюшка.

– Точно? – остро глянул Дьянар.

Мьюза с сожалением доела пирог, вытерла руки салфеткой и кивнула:

– Точно. Была у нас нехорошая история лет пятьдесят назад – один сыскник, чтобы заработать на повышенную пенсию, подделал несколько старых дел – дескать, он их раскрыл. Из тех, знаешь, где потерпевшие – безродные бродяги, которых находили в реках. Однако через несколько лет после подделки нашёлся родственник потерпевшего, да не простой, а со связями во всех ведомствах. Дела подняли, подделку обнаружили – скандал едва замяли. И с тех пор мы под наблюдением Городского ведомства. В любой момент кто-нибудь из них может нагрянуть с проверкой и сличить дела из журналов дежурных с тем, что сдано в архив. Записи о Тьёне и мастере Фьерасе я видела своими глазами. То есть их дело, общее, должно быть у нас. Или хотя бы выписка – причём в свободном доступе.

– Проверка… – Дьянар посветлел лицом. – Отличная идея, Мью! Вот так мы всё и найдём. В любой момент, говоришь? А почему я об этой истории с подделками не знал?

– Работал потому что мало, – хмыкнула Мьюза и допила чай. – А мне недосуг было рассказать. Да и к слову не приходилось.

– Проверка… – Дьянар достал из заднего кармана штанов небольшой блокнот и перо. – Сейчас напишу кому надо… Когда последняя была? Помнишь?

– Года три назад. Лично глава Городского ведомства проверял.

Дьянар провёл по чистой странице ладонью. По бумаге растеклось и быстро в неё впиталось чёрное чернильное пятно. Дьянар написал несколько корявых слов и весело сказал:

– Сегодня, конечно, уже поздно, но завтра – в самый раз. И к вечеру либо дело, либо выписка у нас будут.

Мьюза не стала уточнять, кто из Городского ведомства так должен, что почти сразу побежит исполнять поручение. Дьянар открыл на столе почтовую лужу и бросил в неё письмо. Оное сразу исчезло вместе с лужей и столом – Мьюза едва успела подхватить стаканы.

– Ещё чаю? – любезно предложил друг.

– И пирогов с собой, – воспользовалась моментом Мьюза.

– Гуляем, – заключил Дьянар. Забрал стаканы и снова отправился к чёрному ходу.

Погода радовала. Чистое закатное небо – ни тучки, ни облачка. Лёгкий потеплевший ветер. И наконец-то ничего ниоткуда не капало – даже деревья уже подсохли.

Парк быстро заполнялся людьми. Пестрели яркие летние платья. Светлели мужские костюмы. Стучали каблучки туфель. Быстро-быстро топотали детские босоножки. И каждый уголок парка звенел многоголосицей – смех, радостные детские взвизги, равномерный гул сплетен со скамеек и из-за столиков. Ко всеобщему счастью, лето снова вернулось в Синедолье, чтобы согреть его обитателей перед долгой ледяной зимой. А вот надолго или лишь на пару дней – не смог бы предсказать ни один колдун. Погода на Севере очень непредсказуемая.

Мьюза расстегнула плащ, наслаждаясь вечерним теплом. Дьянар, едва они отошли от булочной, встретил знакомого и теперь шептался с ним в отдалении, а она наблюдала, как расползаются по старой брусчатке тени, слушала голоса и шелест листвы и старалась ни о чём не думать.

Рано. Река жизни, последний год текущая тихо и ровно, резко разогналась и уже подбиралась к порогам. И сейчас она несла Мьюзу не только к вероятной разгадке последнего дела, но и к выбору, который всё-таки придётся сделать.

Возвращаться в Сыскное ведомство или нет? Возвращаться к сыску вообще или нет? Может она не быть сыскником или нет?

– Я дико извиняюсь, – Дьянар бесцеремонно вмешался в её мысли. – Давай уйдём подальше от главных аллей. Или по домам?

Спрятанные в сумке пироги (а в подвале – частично восстановленное дело мастера Фьераса, муж точно туда его спрятал) отчаянно манили домой, но Мьюза решительно застегнула сумку, перехватила стакан с остывшим чаем, отрицательно мотнула головой и первой спустилась с аллеи на узкую тропку, уводящую в сумрачную парковую дубраву.

– Зимой дома насижусь, – наверное… – С детей возьмёшь деньгами. И никаких бесконечных услуг после.

– Тогда пополам, – выдвинул встречное условие друг. – Потому что ты тоже в деле. Спорить будешь?

– Не сегодня, – усмехнулась Мьюза. – Сегодня я в шоке и в раздумьях. И свои песни про свободный сыск не начинай. Вот будут у тебя дети…

Дьянар закатил глаза:

– А может, и есть, откуда мне знать?

Мьюза чуть не споткнулась – такого ответа она ещё не слышала.

– По крови искать не пробовал? – она оглянулась.

Друг поёжился:

– Да ну… Я по уши в делах, не приведи Чёрная, нахлынут… И вообще, я пошутил. Чего ты сразу про детей, чуть что? Не хочешь работать в сыске – я же не заставляю. Просто вижу, что тебе скучно без прежней работы, вот и предлагаю варианты. А ты всё дети да дети… Быть матерью – это хорошо, а быть квохчущей наседкой – плохо.

– А что, есть признаки? – Мьюза встревожилась.

Матерей-наседок она осуждала, но в последнее время смутно ощущала, что в общении со своими мальчишками сворачивает в то самое русло. Даже муж начал на это осторожно намекать.

– Есть, – кивнул Дьянар и, пользуясь шириной тропинки, поравнялся с Мьюзой. – Поэтому дело подоспело весьма кстати. И поэтому я добываю выписки. А ты изучаешь дневники мастера Фьераса. Кстати. Страшный мост. Твоя сестра должна знать о нём больше нас… хотя служителям даже с семьёй запрещено делиться тайнами. Но на кой этот мост так берегут, а? Знаешь?

– Из Эшьи слова нужного не вытянешь, – Мьюза качнула головой. – Я тысячу раз спрашивала про мост – и ребёнком, и взрослой, – но каждый раз слышала одно и то же: «Это достояние города. Он нам нужен». Точка. Однако мой старый колдун, мастер Итьет, из Сыскного ушёл служить в Городское ведомство. Мы с ним иногда встречаемся за чашкой чая, дела обсуждаем – вот он и рассказал, что в Городском ведомстве уже много лет хотят восстановить первичный облик моста. Достояние города же – древнейшая постройка, с которой по легенде Синедолье и началось. Но не могут найти старые эскизы. В Городском уверены, что те есть у колдунов, и открыто бодаются с Колдовским ведомством уже лет пятнадцать, а то и больше. А почему колдуны не отдают документы… Вот об этом точно должен знать твой дядюшка.

– Он знает, – посмурнел Дьянар. – Чёрной клянусь, зараза, знает. Но молчит. Вернее, намекает, что тайна эта лишь для посвящённых. Будто я дурак какой – менять свободу на работу в его ведомстве из-за тайны, которой, поди, и нет вовсе.

– Если всё-таки дело упрётся в мост, я снова поговорю с Эшьей, – повторила Мьюза. Допила чай и оставила стакан на крохотном столике у ближайшей лавочки. Стаканы с метками – сотрудники парка его найдут и вернут в булочную.

Кстати, о сотрудниках парков…

– Этот участок набережной был у Тьёна в работе давно – со дня трудоустройства, больше года, – Мьюза села на лавочку и положила сумку на колени. – И за это время с ним ничего не случилось, хотя он чистил набережную и обновлял заклятья два раза в день, утром и вечером. А потом он столкнулся с мастером Фьерасом. И всё.

Дьянар тоже поставил стакан на столик, вырастил водяной стул с высокой спинкой, сел на него верхом и заинтересованно поднял брови:

– Это ты к чему? Что работа мастера виновата? Всё-таки он что-то сделал?

– Это я к тому, что надо обе версии проверять – в мосте дело или в работе, – Мьюза расправила складки юбки. – И не только. Например, нельзя исключать недоброжелателей, которых у уличных колдунов хватает. Нашего вот полквартала ненавидит – он ленивый, опаздывающий, убирается плохо, – а сделать с ним никто ничего не может. Народ пишет бесконечные жалобы в Городское ведомство и получает один и тот же ответ: других колдунов нет. А в Еловом квартале придумали, как избавиться от колдуна, а мастер Фьерас случайно попал под раздачу. Для врагов же, мне кажется, Тьён слишком молод и к тому же сирота – ни денег, ни имущества с него не получишь. Это мой колдун при мне проверял по крови парня – ни одного родственника, даже дальнего, в Синедолье и округе города не нашлось. И хотя все опрошенные мною обитатели Елового в один голос заявили, что как колдун Тьён их устраивал… Недоброжелатель тоже мог такое сказать, чтобы не выдать себя. А заклятий правды у меня с собой было немного.

– Есть ещё один момент – уличные колдуны многое видят и слышат, – заметил Дьянар. – Когда люди к ним привыкают, колдуны становятся невидимками – их не замечают, при них не осторожничают. Тьён мог что-то увидеть или услышать – что-то тайное, опасное. Ему устроили западню – набережная возле Страшного моста всегда безлюдна, – мастер Фьерас не успел спасти…

– …и не смог с ЭТИМ жить? – Мьюза нахмурилась. – Год бьюсь, но никак не пойму, почему мастер написал именно эти слова. Именно так описал свои предсмертные ощущения. В формулировке ощущается намёк, подсказка, но я не могу её понять.

– Но что-то о причинах смерти мастера ты знаешь? – с надеждой спросил Дьянар.

– Немного. Подслушала, – невесело усмехнулась Мьюза. – Остановка сердца без чужого вмешательства – и всё. Остальное от меня скрыли. Все же знают, что я берусь за любые дела и готова копать до бесконечности. Одно из своих дел я закрыла лишь спустя пять лет, и последние два года меня уговаривали сдать его в архив с пометкой «Странная смерть». Но я добралась до правды. И в этом случае бы не сдалась. И чтобы я даже отстранённой не рыла землю, от меня всё скрыли. И припугнули.

– Дядя тебе что-то сделал? – напрягся друг.

– Нет, он всего лишь посмотрел. Он, знаешь ли, умеет так посмотреть, что сразу хочется исчезнуть. Спрятаться, сбежать, утопиться… И навсегда уйти с его дороги.

– Я бы с ним поговорил, если бы была хоть малейшая возможность что-то выведать, но её нет, – признал Дьянар. – Однако его поведение наводит на мысль.

– И ещё как наводит, – согласилась Мьюза. – Или дело действительно связано с тайнами Колдовского ведомства, или твой дядюшка думает, что связано. Я пару раз сталкивалась с такими делами – когда люди боялись раскрыть свои секреты и мешали нам. И, сами того не ведая, покрывали преступников. В нашем случае очень важно понять, связано или нет. В первом случае мы отступим. Можно договориться с твоим дядей, чтобы он нашёл способ обелить имя мастера Фьераса, иначе детям здесь житья не будет. А вот если у нас второй случай… Вот тогда надо работать.

– Если дядя снова на тебя посмотрит, не обращай внимания, – посоветовал Дьянар. – На самом деле он хороший человек. Уж сколько раз я влипал в неприятности, он мне и слова не сказал. И в беде ни разу не бросал. Вытаскивал за шиворот из любого болота, смотрел, но хоть бы раз отругал. Хотя я ему дальний родственник, всего лишь внук его троюродной сестры. Только иногда ворчал, что я безнадёжен – никогда не поумнею и не остепенюсь. Он не сделает тебе ничего плохого.

Мьюза его уверенности не разделяла – хотя бы потому, что глава Колдовского ведомства вынудил её отказаться от любимой работы, – но возражать не стала. Друг мыслил иными, более простыми и жёсткими категориями. Жива-здорова – значит, всё хорошо.

Повисла тишина, наполненная шумом листвы, робким щебетом одинокой птахи и далёкими голосами гуляющих людей. Оба сыскника, уставившись перед собой, обдумывали разговор и полученные сведения.

– Каков план действий? – наконец спросил Дьянар.

– Не ходи пока к мосту, – тихо ответила Мьюза. – Подожди, пока я не разберусь с дневниками мастера Фьераса. Если потерянное лежит в протоках годами, то оно никуда не исчезнет за пару дней. Не стоит… – она запнулась.

– …тревожить то, что обитает под мостом? – Дьянар прозорливо прищурил карие глаза. – Давай уже начистоту. Ты знаешь о призраках, Мью, потому что давно замужем за парнем, который, да, не колдун, но наверняка имеет в родне южных колдунов. Видящих и слышащих призраков. Работающих с ними. И я, как ни странно, тоже имею соответствующих родичей по материнской линии. И как сыскной колдун считаю, что мы должны изучать всё – и пепельное колдовство островных, и песчано-призрачное колдовство южан. В нашем деле надо быть готовым ко всему. Я в курсе. И тоже давно думаю, что Страшного моста боятся совсем не из-за его запущенности. Если мастер Фьерас действительно изучал мост, он мог кое-что растревожить. Или же так совпало, что оно само не вовремя растревожилось. И ты боишься, что оно до сих пор бдит. До сих пор опасно.

– У меня ещё и сестра – служительница храма реки Чёрной, – напомнила Мьюза. – И, знаешь, Дьян, чем чаще я сейчас думаю о мосте, тем больше вспоминаю сказки сестры, которые могут оказаться вовсе не сказками. А скрытыми предупреждениями. Давай разберёмся с насущным. А за мост возьмёмся, только если вообще всё упрётся только в него. Ты добудешь дело мастера Фьераса или хотя бы выписку из него, а я изучу дневники. Раз колдовство мастера слабеет, дети могут найти ещё не один тайник. Поторопившись, мы действительно можем растревожить то, что тревожить не следует. Для начала я бы разобралась с известными вещами. Не было ли у Тьёна недоброжелателей. И не баловался ли мастер Фьерас запрещённым колдовством на пустынной набережной – которое, кстати, Тьён и мог увидеть. А уже потом… остальное.

– Но ты не против, если я тряхну ведомства по поводу моста? – уточнил Дьянар.

– Нет, тряхни их по поводу легендарных и опасных мест Синедолья, – предложила Мьюза. – Ты же известный чудак, все знают, что ты любишь странные и загадочные дела. Не говори о Страшном мосте – не намекай. Люди умеют думать и складывать дважды два.

– Понял, – кивнул Дьянар и встал. – Ещё кружок по парку?

– А потом мне за продуктами надо, – Мьюза тоже встала и расправила юбку.

– Здравствуй, холостяцкая жизнь и пустой «холодный» шкаф? – ухмыльнулся Дьянар. – Пошли. Помогу.

Мьюза очень любила мужа и была счастлива в браке, но иногда жалела, что встретила его раньше, чем Дьян вырос – когда она выходила замуж, ему едва исполнилось шестнадцать. С годами разница в возрасте стёрлась, и она рассмотрела, каким вырос старый друг – надёжным спутником, серьёзным в сложных обстоятельствах, весёлым и забавным в обычное время. Когда он устанет от сыска и одиночества, кому-то очень повезёт.

Но пока Дьянар в сыске, что радует. Она бы не рискнула браться за это проклятое дело одна.

Глава 3: Мастер Фьерас

Утро врывалось в спальню потоками солнечного света и свежим сырым ветром с полей. Мьюза поморгала и села на постели. По спальне пронёсся таинственный шорох. Дневники… Она так и уснула за чтением очередного, четвёртого и предпоследнего дневника мастера Фьераса.

Часы показывали десять с хвостиком. В «холодном» шкафу стыли вчерашние пироги – уже не такие вкусные, конечно, но всё равно манящие. И да, дневники. Мьюза выудила из складок одеяла свои выписки и сразу вспомнила, где остановилась – последняя четверть последнего дневника, последние двадцать пять страниц.

А на прикроватной тумбочке чернела почтовая лужа с запиской. Дьянар отчитался об успешно начатой проверке дел Сыскного ведомства и о встрече с детьми погибшего мастера. О цене они сговорились, об отчётах по делу – тоже.

День начинался неплохо. Осталось… смириться с неизбежным.

Мьюза встала, закуталась в халат и поплелась в ванную. Из-за непривычного недосыпа тело было ленивым, зато голова уже заработала. Хотя – нет, она не прекращала работать со вчерашнего вечера. И не уймётся, пока в деле не будут поставлены последняя точка, дата и подпись. И печать «Дело раскрыто». Это проклятье всех увлечённых людей – раз попал в поток, то уже не выбраться. Только плыть до конца и надеяться, что выживешь и не свихнёшься.

Или не увлечённых, а, как говорила Эшья, замороченных. Ну и ладно.

Умывшись, она вернулась в спальню, собрала дневники и, на ходу просматривая свои заметки, спустилась на кухню. Пока всё складывалось в пользу её версии – хоть снова в Сыскное ведомство обращайся… Да только Мьюза хорошо знала начальство – и главу ведомства, и главу отдела убийств. Никто не рискнёт браться за это дело, пока главный городской колдун против. А чтобы перетащить его на свою сторону, дневников покойного мастера мало. Нужны твёрдые доказательства того, что секреты Колдовского ведомства ни при чём.

Родичи мужа, южные колдуны, использовали для заклятий песок, коим исправно снабжали всех желающих. И Мьюза тоже давным-давно наловчилась использовать в быту именно песок, хотя Дьянар так же исправно снабжал подругу склянками с речными заклятьями. Песок ей нравился больше – тёплый, искристый, загадочно и успокаивающе шуршащий. И бить склянки не нужно – высыпал из нужного мешочка горсть, и всё.

Она заглянула в буфет и хмыкнула – заклятого южного песка здесь больше, чем продуктов… В кладовых, в общем-то, тоже. Как и в подвале. Мьюза рассыпала по столу песок, поставила на него сначала чайник, потом тарелку с пирогами. И уже через пару минут с аппетитом доедала пироги, запивая их горячим чаем и попутно дочитывая дневник.

Мастер Фьерас писал убористо, сухо, скупо, часто пользовался сокращениями. Вчера Мьюзе потребовался час, чтобы составить словарик сокращений и привыкнуть к ним, а сегодня она читала уже без словаря. Внимательно прочитывала каждую страницу, иногда откладывала дневник в сторону и обдумывала сведения, делала пометки.

Нет, решительно жаль, что мастер был таким скрытным и дневники всплыли так поздно… Или всё же вовремя?

Когда и с завтраком, и с чтением было покончено, Мьюза убрала свои заметки в сумку, а записи отнесла в подвал, к папке с восстановленными (и, естественно, быстро найденными в том самом подвале) документами. А после вернулась в спальню, быстро переоделась и привела в порядок волосы. И отправилась на прогулку.

В движении и на свежем воздухе ей особенно хорошо думалось.

***

Мастер Фьерас был не столько вспыльчивым, сколько крайне нервным. Если его что-то беспокоило, он немедленно срывался на окружающих. Причём неважно, что именно это беспокойство вызвало – больной зуб, остывший чай или же внезапный дождь с утра; неважно, кто находился рядом – дети, подчинённые или же совершенно незнакомые люди. По малейшей причине все получали с одинаковой силой. За год до смерти мастер признал в себе чрезмерную нервность и начал с нею бороться.

Потому что женщины бросали его одна за другой. Потому что желанную должность, к которой он шёл несколько лет, сменила должность ненавистная. И потому что дети находились на грани полного разрыва отношений с отцом – Рьёш прямо сказал, что как только сестра окончит училище, он заберёт её и увезёт подальше. От родного отца подальше.

Всё это сработало – мастер Фьераш писал, что после слов сына он будто протрезвел. Будто с него какое-то проклятье сняли. Мастер сразу же рванул в ближайший храм, упал перед служительницей на колени и попросил сделать что-нибудь с его дурной душой. Служительница (в коей Мьюза немедленно заподозрила Эшью – её храм находился в Еловом квартале) терпеливо его выслушала, успокоила, велела приходить каждый день в назначенное время и за несколько встреч вытянула из мастера всё необходимое.

Путём нехитрых разговоров служительница определила, что мастер Фьерас всю жизнь находился не на своём месте – по сути жил не своей жизнью. С самого детства он делал то, что от него требовали родители (которые, само собой, желали только добра) – женился рано и на ком посоветовали, устроился в Колдовское ведомство и устремился к секретным разработкам как к самой почётной и оплачиваемой должности. И она предложила простейшее решение – начать жить для себя и заняться тем, чем хочется.

А мастеру с юности не давали покоя загадочные места Синедолья и его окрестностей – Страшный мост, Поющие развалины, Чёрная зыбь. Всего их было с десяток, но, например, о том, чем на самом деле пугает – и отпугивает – тот же Страшный мост, знали разве что служители храмов (и то это ещё проверить надобно). И с благословением служительницы мастер Фьерас (даром что в архиве с недавних пор служил) занялся любимым делом – раскопками.

Записи полугодичной давности пестрели краткими изложениями легенд и восторгами мастера – беспокойство, которое не давало ему житья, унялось. Испарилось. Прошло всего ничего, а человека как подменили. Мьюза заметила, что даже его почерк изменился, даже стиль изложения. Мастер Фьерас стал спокойным, рассеянным, задумчивым. Изредка, конечно, мог рявкнуть, но лишь если его совсем уж нагло отвлекали от работы.

Глава Колдовского ведомства заметил перемены и предложил вернуться. И за неделю до смерти мастер Фьерас мучительно размышлял, а стоит ли. С одной стороны, ему действительно нравился отдел секретных разработок – он давал доступ к тайнам, легендам и всему загадочному. А с другой – мастер боялся потерять желанные равновесие и душевный покой, потому что работа в отделе отнимала всё свободное время.

И он так и не определился. Всю последнюю свою неделю он бродил вокруг Страшного моста и слушал себя – куда больше потянет, в отдел или?.. Вот что мастер делал у моста даже по ночам – пытался выбрать. И уж точно он не собирался ни убивать, ни умирать. И ничего запретного просто так, опыта или шалости ради, не использовал – в последние пять лет точно. Швырнуть злое слово – да, это завсегда, даже без причины, швырнуть опасное заклятье – никогда, даже по веской причине. Вне опытных комнат Колдовского ведомства или своего подвала мастер использовал только обычные и общеизвестные заклятья. А незадачливого воришку мог и голыми руками скрутить – сильный мужчина был, боевитый.

Он просто хотел выбрать – старый путь или новая дорога. А Тьён… А Тьён просто закачивал уборку вверенной ему территории. И ничто в этот вечер не предвещало неприятностей – но надо же, как печально сплелись судьбы двух людей, которые очень хотели жить…

Последний день жизни мастера Фьераса целиком восстановить не удалось. Он, встав как обычно, в семь утра, сделал (как стало известно вчера) последнюю запись в дневнике – всё о том же мучительном выборе «между» и стремлением снова сходить к Страшному мосту. Дети говорили, что, едва проснувшись, мастер на час скрылся в кабинете и чем-то там шуршал, а потом быстро умылся, проглотил завтрак, переоделся и ушёл – неспешно, пешком, чтобы погулять перед работой.

Ровно в девять мастер появился на своём рабочем месте и (по словам трёх сотрудников) весь день копался в старых папках. Сразу после своего «отрезвления» он велел сотрудникам найти всё о загадочных местах, и ему притащили с полсотни папок. Потом, когда они были отработаны, ещё столько же. Каждую папку он изучал неделями, восстанавливая стёртые записи и рисунки, переводя древние тексты на современный язык и размышляя. Примерно за луну до гибели он получил третью порцию папок и упоённо копался в них с утра до позднего вечера, частенько пропуская обед.

В тот вечер мастер Фьерас тоже ушёл с работы поздно – примерно в полдевятого вечера. По словам дежурного, уходил он довольным, рассеянным и каким-то помятым. То есть не к женщине – на свидание он всегда отправлялся серьёзным, собранным и в новом костюме. А когда дежурный в шутку спросил, чего это мастер весь в пыли, тот лишь отмахнулся и заметил (дословно), что на прогулке успеет десять раз умыться. И бродил он где-то до десяти вечера.

Обычно именно в это время Тьён заканчивал основную работу и приступал к уборке набережной. И в тот последний вечер именно в это время Тьёна и видели выходящим из кольцевого парка. Примерно в начале одиннадцатого он добрался до набережной и на участке «Еловый мост – Страшный мост» столкнулся с мастером Фьерасом. И кто пришёл первым – об этом сыскники, скорее всего, уже никогда не узнают.

А вот о том, что же всё-таки случилось с колдунами, Мьюза постарается узнать. Очень постарается.

***

В центральном парке, несмотря на разгар рабочего дня, было всё так же многолюдно и шумно – многие вновь воспользовались солнечной погодой и пришли пообедать на свежем воздухе. Мьюза решительно пресекла попытки внутреннего голоса увести её за пирогами и свернула на неприметную тропинку, уходя от обедающих и гуляющих.

Минут через пятнадцать, когда голоса затихли, она села на скамейку под старым дубом, достала из сумки свои заметки и пролистала. Хорошо бы уточнить личность мастера Фьераса – у его женщин. Хотя бы у двух последних – третья его бросила, а с четвёртой всё складывалось хорошо и вело к свадьбе. Мьюза нашла выписанные имена и адреса.

Рябиновый квартал, сто третий дом, Гьюра, колдунья и сотрудница Колдовского ведомства – мастер Фьерас встречался с ней всего полгода и в итоге был со скандалом изгнан из её жизни. Колючий квартал, шестьдесят пятый дом, Чьята, женщина без дара и сотрудница Речного ведомства. Мастер Фьерас познакомился с ней по работе – запрашивал в архиве речников сведения о загадочных местах Синедолья. Слово за слово, обед за обедом – и вот он уже задумался о женитьбе.

Год назад у них не было точных сведений о связях мастера. Теперь же благодаря дневникам есть и сведения, и имена, и адреса.

Что дальше?

Имеет ли она право тревожить женщин? Захотят ли они рассказывать о покойном – личное? Не поползут ли потом слухи о возобновлении дела? А ещё остро нужен колдун – у неё со времён отстранения нет ни одной склянки с сыскным заклятьем, а одно точно нужно – заклятье правды. И оно, кстати, не сыскное.

Мьюза поколебалась, но достала из сумки склянку почты, блокнот и песчаное перо, которое не требовало чернил, – подарок южных колдунов. Дьян занят – у него проверка, значит… Она быстро написала и отправила записку Рьёшу. Тот ответил быстро: «Свободен. Где встречаемся?» И Мьюза снова полезла в сумку – за картой города.

Названия улиц в Синедолье не прижились – только названия кварталов, которые раскинулись вдоль берегов рек Лунной и Чёрной. Первые поселенцы захватывали большие участки, но когда колдуны подсушили болотистую землю и выяснилось, что она на редкость плодородна – по два урожая в год, несмотря на короткую весну и ещё более короткую осень, – в Синедолье хлынули земледельцы и просто дельцы.

Появившееся в то время Городское ведомство в конце концов намекнуло, что пора делиться, и предложило выкупать доли участков. И так между домами номер один и номер два появлялся, например, дом номер восемьдесят шесть, а между домами три и четыре – дом номер двести пять. И запомнить это, конечно, невозможно, даже если годами носишься по городу сыскной ищейкой. Она даже по родному Дубовому кварталу иногда с картой ходила.

Мьюза отметила на карте нужные дома, запомнила номера причалов, написала Рьёшу и убрала бумаги в сумку. Всё, теперь бегом работать, пока опять не накрыло сомнениями. Дело закрыто незаконно, а значит, она по-прежнему ведущий сыскник. У неё и документы с собой.

***

– Мы ни с одной знакомы не были, – сообщил Рьёш. – Знали, что отец и мать жили вместе… потому что дети. Потому что так надо. Он и не скрывал облегчения, когда мама пропала. И уже через луну начал по вечерам исчезать из кабинета. Скрывал от нас, делал вид, что работает, но сестра как-то заглянула к нему на ужин позвать – а кабинет пустой. А через какое-то время он опять работал, а потом опять стал исчезать – тихо уходил из кабинета протокой, тихо возвращался. Иногда поздно вечером, иногда перед завтраком. Так мы за три года насчитали четверых женщин. И только с последней… Мне кажется, он готовился нас знакомить. Иногда заговаривал за ужином, что дому нужна хозяйка, что мы уже взрослые… ну и всё такое.

– А вы заметили, что в последний год ваш отец изменился? – Мьюза старалась смотреть куда угодно, только не на Рьёша.

Он говорил спокойно, сухо, сдержанно… но ведь всего лишь год прошёл.

– Мы редко виделись, – Рьёш пожал плечами. – Может, и изменился. Мы оба учились – у Тильи училище, у меня практика у наставника, – и уходили раньше, чем он вставал. А вечером отец или поздно возвращался, за полночь, или вообще ночевал не дома. Но соседи на него жаловаться перестали, это да. Обычно они жаловались сестре – она умела успокоить отца. А в последние полгода точно не жаловались – ни разу.

– А мама? – осторожно спросила Мьюза. – Я не успела посмотреть материалы её дела… Не нашли?

– По крови искали год – пусто, – Рьёш качнул головой и вдруг улыбнулся. – Отец лично искал – и известными методами, и своими разработками. Но мне почему-то кажется, что она жива. Просто сбежала от отца. И живёт сейчас где-нибудь… далеко. От колдовского поиска можно спрятаться, если очень захотеть. В дневниках отца я нашёл три новых и проверенных способа. Он изобрёл их до маминого исчезновения, а она была сильной колдуньей. Могла использовать.

А Мьюза подумала, что нет. Что, скорее всего, женщина мертва. О Тьёне и мастере Фьерасе писали не только местные газеты – из других городов журналисты приезжали. Больно интересный и необычный случай. Весть за пару лун разнеслась по всем крупным северным городам точно. И если бы мать была жива, она бы вернулась к детям… или она не мать. Или её разум помутился.

Но если детям так проще… пусть верят.

Кстати. Подшивки старых газет. Журналисты в Синедолье копались долго, а приезжие главу Колдовского ведомства не боялись. Могли нарыть что-нибудь любопытное.

Рябиновый квартал уже цвёл красными гроздьями, намекая на раннюю осень. От причала широкая рябиновая аллея вела сразу в кольцевой парк – на следующую рябиновую аллею. От которой разбегались тонкие тропки, виляя между жёлто-красными цветниками и теряясь в рябиновом парке. Мьюза ещё в лодке начертила и запомнила короткую дорогу к дому Гьюры. Она уверенно свернула на третью тропку и первой отправилась к следующей аллее, за которой пряталась первая и самая длинная улица. А им нужная вторая.

– Вы так уверенно идёте… – протянул Рьёш. – Гьюра дома? Вы уверены?

– Да, – Мьюза быстро шла по извилистой тропинке, огибая клумбы с белоцветами. В воздухе дрожала серебристая пыльца и стоял тонкий свежий аромат. – Я вспомнила эту колдунью – половина нашего отдела у неё амулеты заказывала. Очень качественно работает. Я ей написала, и Гьюра ответила, что уже лет пять работает дома – амулетчикам можно. Просила приходить в любое время.

– Она наверняка знает, чей я сын, – заметил Рьёш. – И всё поймёт.

– И к лучшему – не будем ходить вокруг да около.

– А вторая? Чьята?

– Должна быть дома. Я на свой страх и риск написала в Речное ведомство, и оттуда ответили, что Чьята на больничном – уже пятом в этом году. Через три дня ей выходить на работу, значит, состояние позволит побеседовать.

Рьёш глянул на неё искоса:

– А как у вас с амулетами и склянками? Почты и прочими? Вы скажите, я всё сделаю. У Тильи учёба, а я отпуск взял и свободен. Когда надо, помогу лично, а если не надо мелькать – то склянками.

– Посчитаю сегодня вечером, сколько осталось, и напишу, если надо, – кивнула Мьюза. – Спасибо.

Это парень верно подметил – про надобность… В разгар работы защитные амулеты и склянки с заклятьями разлетаются моментально, а Дьянару точно в ближайшее время будет не до них.

Они быстро пересекли следующую аллею, прошли по извилистой тропинке и выбрались на первую улицу Рябинового квартала – оживлённую, тенистую. Тропинка ныряла между близко стоящими домами – чем ближе к реке и причалам, тем меньше у обитателей улиц были сады, тем чаще отсутствовали ограды и тем теснее жались друг к другу строения.

Мьюза быстро посмотрела на номера домов – слева, пузатый, двухэтажный и закутанный в плющ, имел номер три, а справа, трёхэтажный и узкий, похожий на башенку, с блестящей цветной черепицей, имел номер семьдесят восемь.

Отлично. До сто третьего дома рукой подать.

– Вы ещё не нашли Пустоцвета? – Мьюза первой пробралась между близко растущими рябинами.

– Почему же, нашли, – Рьёш по-прежнему следовал за ней. – Сегодня утром. А чего тянуть? Он и не прячется, его каждый здесь знает. О цене договорились, а вот о времени пока нет. Очень занят. Но он заинтересовался и пообещал помочь, как только разберётся с последним делом. Он странный такой… мелкий. Южанин-полукровка?

– Скорее всего, – Мьюза первой ступила на широкую улицу, – хотя по виду северянин – светлые волосы, светлые глаза. Но да, для нас Пустоцвет слишком маленький. И не удивлюсь, если к южному росту прилагаются южный дар и управление призраками.

– То есть они всё-таки существуют… – пробормотал парень.

На Севере было принято верить лишь в одного призрака – духа-хранителя Лодочника, который сновал по колдовским рекам между Миром живых и Миром вечных вод, доставляя сюда души тех, кому вскоре предстояло родиться, и увозя отсюда души умерших.

– Я тебе больше скажу: некоторые призраки надолго застревают в мире живых, впитывают силу своей земли и колдуют – или речной водой, или песком. Южане их или видят, или слышат, а вот для нас призраки невидимы и могут быть очень опасны. И это правда.

– А Тилья чует слежку… как и вы, – Рьёш поравнялся с Мьюзой и прямо спросил: – Что в нашей истории делают южане?

– Очень правильный вопрос, – Мьюза понизила голос. – Это могут быть и мои родичи по мужу – там хватает южных колдунов. Которые присматривают на всякий случай, потому что мой муж очень переживал, как бы эта история с отделом секретных разработок и молчаливыми угрозами главы Колдовского ведомства не аукнулась неприятно… всем нам. А может быть что-то иное. Но мы это трогать пока не будем. Разберёмся для начала с известным и обычным.

По улице плыл запах свежей выпечки. Возле булочной шло непрерывное пёстрое волнение – одни покупатели выходили, вторые заходили, третьи выстраивались в беспокойную очередь. И такое же волнение наблюдалось через дорогу, у кондитерской, где извилистый «хвост» очереди заполнял тротуар и преграждал часть дороги.

– Сегодня утром тут ещё хуже было, – шепнул Рьёш. – Новая кондитерская, второй день работает. Всем интересно, что дают. Давайте я вперёд пойду.

Мьюза совсем отвыкла от людских толп – она выбиралась в лавки или на прогулку, когда большая часть синедольцев работала, и нечасто уходила далеко от своей тихой окраины. А Рьёш, напротив, работал в самом большом и оживлённом квартале – Осиновом, где находились все ведомства города. Он шёл сквозь толпу как нож сквозь подтаявшее масло, быстро и уверенно. А Мьюза следовала за ним, поглядывая на номера домов.

Толпа и не думала кончаться – очередь у цветочной лавки, у портновской, у овощной, у чайной… И в середине рабочего дня! Хотя не все же работают как сыскники – почти круглосуточно и чаще всего без обедов в положенное время.

А вот и нужный дом… Между громоздкими трёхэтажными старинными зданиями с лавками на первых этажах втиснулся крошечный одноэтажный домик, спрятанный в зарослях рябин, со входом со стороны кольцевого парка.

– Сюда, – она дёрнула парня за рукав рубахи и свернула к домику.

– А может, мне тут подождать? – отчего-то смутился Рьёш, подотстав. – А ну как… спугну?

– Глупости, – Мьюза уже поднялась по ступенькам. – Спугнёшь, если Гьюра в чём-то виновата. А если нет, она будет рада тебя видеть. Хочешь поспорить?

Рьёш воздержался и правильно сделал. На стук дверь сразу открыла очень красивая женщина – лет сорока пяти, высокая и стройная, со светлыми кудрями до плеч и тонкими чертами лица. При виде Рьёша она сразу всё поняла – серые глаза подозрительно заблестели.

– Так вот зачем вы на самом деле… – Гьюра кашлянула и достала из кармана светло-зелёного платья носовой платок. – Дело снова открыто?

– Нет, – честно ответила Мьюза. – Мы им занимаемся… тайно. Здравствуйте. Меня зовут Мьюза, и год назад я вела дело об убийстве Тьёна и самоубийстве мастера Фьераса. Я не верю ни в первое, ни во второе, но…

– Наш главный колдун, – помрачнела Гьюра. – После смерти Фьераса я имела с ним очень короткую и неприятную беседу – он настаивал, что я должна молчать. Обо всём. Секретная работа, видите ли. Никаких подробностей. Да только плевать я на него хотела вместе с его угрозами. Я знала Фьераса всю жизнь. И знаю, что его убили. Вы его найдёте? Убийцу?

– Будем над этим работать, – кивнула Мьюза. – Мы можем поговорить?

Гьюра оглянулась на входную дверь, посмотрела на часы и решила:

– У меня есть минут десять-пятнадцать. Потом маме нужно давать лекарства. И поговорим здесь.

Мьюза достала из сумки записную книжку и песчаное перо:

– Почему вы уверены, что мастера убили?

– Потому что он слишком любил жизнь, – Гьюра посмотрела на Рьёша и улыбнулась, – и своих детей. С женой – извини, дорогой – у него отношения складывались так себе, но дети были всей его жизнью. Конечно, он видел, как вы переживали исчезновение матери. Он никогда не поступил бы с вами так же. Никогда бы не исчез и не ушёл из жизни по собственной воле. И в его вину я тоже не верю. Да, Фьераса на весь город «ославил» его скверный характер, но в душе он был отзывчивым и добрым. Сейчас накричит из-за ерунды, а вечером пришлёт тебе почтой дорогие лекарства для мамы, на которые у тебя нет денег. Моя мама болеет уже пять лет, и всё это время Фьерас помогал нам с лечением. Даже когда мы расстались, он каждые две недели присылал нам нужные лекарства. Хотя мы рассорились так, что пару лун при встрече даже не здоровались. Он был очень хорошим – там, внутри, куда никогда никого не пускал.

Мьюза невольно оглянулась на Рьёша, и тот молча кивнул: да, правда. Он стоял у крыльца, заложив руки за спину и пряча заклятье правды.

– Про врагов и недоброжелателей, наверное, спрашивать бесполезно, – заметила Мьюза.

– Почему же? – Гьюра хмыкнула. – Фьерас успел так или иначе обидеть половину города, если не больше. Всех обитателей Елового квартала и прилегающих к нему точно. Но, знаете, за такие обиды не убивают. Сторонятся и считают ненормальным – да. Его таким и считали – ненормальным. А на ненормальных, как известно, – извини, дорогой, – не обижаются.

Рьёш снова кивнул: правда.

– Вам, конечно, виднее, но как по мне, то врагов искать бессмысленно, – продолжала Гьюра, комкая носовой платок. – Полгорода перебрать придётся. Привлечёте этим внимание главного нашего колдуна. Нет-нет. В другом дело.

– Когда вы виделись в последний раз? – Мьюза сделала в книжке пометку. – Ничего странного не заметили?

У Гьюры снова заблестели глаза:

– Давно. Каждый день его вспоминаю, каждый день корю себя… Уже и не помню, из-за чего рассорились – как обычно, всякая ерунда… – но после виделись раз пять. В Колдовском ведомстве случайно сталкивались и едва здоровались. Нет, не заметила. Я должна была первой заговорить – он же так нам помогал! – но гордость… Писала ему в ответ «Спасибо» каждый раз после посылки, и всё на том. У меня ещё и работы очень много, и мама… А на прощание с ним никого не пустили, – она поморщилась. – Секреты, чтоб их, разработки…

– Время, – тихо напомнил Рьёш. – Вам пора.

Мьюза записала свой адрес и вырвала из книжки страницу:

– Напишите мне, если что-нибудь вспомните.

– Спасибо, что снова занялись делом, – тихо отозвалась Гьюра, пряча записку в карман платья. – Не бросайте его. Пожалуйста. Он такого не заслужил. До свидания.

Она снова улыбнулась Рьёшу и быстро скрылась в доме. Мьюза спустилась с крыльца и негромко спросила:

– Ну что?

– Всё правда, даже про врагов, – сдержанно ответил Рьёш. – И про отношение к отцу… как к не совсем нормальному.

Мьюза снова сделала пометку в записной книжке и убрала её в сумку.

– Возвращаемся на набережную. Лодкой до Колючего квартала быстрее… мне во всяком случае. Ты можешь уйти протокой.

– А скажите адрес. Сбегаю и проверю, дома ли Чьята, – предложил Рьёш.

Здравое предложение. Обычному человеку до Колючего квартала добираться долго и трудно.

Мьюза назвала адрес и добавила:

– Буду ждать на пятом причале.

Рьёш шаркнул ногой, открывая колдовскую протоку, и исчез. Мьюза посмотрела на тающую лужу и вздохнула. Всякий обычный человек втайне завидовал колдунам в первую очередь из-за проток – из-за умения быстро, в течение нескольких минут, оказаться там, куда человек без дара доберётся лишь через несколько часов. И вдвойне обидно то, что люди могли пользоваться склянками и касаться колдовства, но не проток. Протоки обычных людей убивали.

Мьюза в раздумьях побрела по рябиновому саду. Гьюра знала мастера всю жизнь… Так всегда ли он был таким – одной рукой спасал, а другой бил? Или нет? Мьюза довольно поработала с людьми, чтобы научиться неплохо в них разбираться. И столь странные личности ей не встречались.

Зато встречалось иное. Которое служители храмов снимали отнюдь не разговорами. Но Эшья об этом никогда не расскажет, тем более если именно она работала с мастером Фьерасом.

Она развернулась и поспешила обратно, к домику колдуньи.

Гьюра открыла дверь сразу же, будто ждала. В заляпанном переднике, пропахшем лекарствами, со звенящими склянками в карманах.

– Что?.. – спросила она торопливо.

– Не мог ли мастер быть проклятым? – прямо спросила Мьюза. – Я читала его дневники. За год до смерти он внезапно переменился – по его словам, будто протрезвел. В один момент внезапно признал свою нервозность, которую не замечал много лет, и побежал за помощью к служителям.

– А они ничего не расскажут, потому что тайны мёртвых для них священны, – понимающе усмехнулась Гьюра. – Нет, он не всегда был таким. Его покойная жена, Инья, тоже была с характером – сильная, гордая. И обеспеченная. Она не пошла бы за него замуж ни по какой любви, если бы Фьерас хоть раз посмел её обидеть. Нет. Лет пять точно они жили душа в душу. Дети появились. А вот после… что-то случилось. Дети наверняка не знают отца другим – они видели его только нервным и злым. А я помню – мы учились вместе. Поэтому и рискнула после исчезновения Иньи подпустить к себе Фьераса ближе обычного. Думала, слухи про него – просто слухи. А оказалось, что нет. Что слухи даже преуменьшали.

– Проклятье? – повторила Мьюза.

– Есть такие, – задумчиво прищурилась Гьюра. – И скорее всего, это амулет. Заклятье видно долго – сильный колдун бы заметил, а Фьераса всегда и везде окружали колдуны. К тому же некоторые проклятья имеют свойство питаться от колдуна, становиться сильнее – и убивать его. А вот амулет проклинает иначе – тихо, незаметно. В них обычно вшиваются слабые проклятья, которые портят жизнь… или характер. Но такой амулет нужно всю жизнь при себе носить. Возможно, это что-то очень дорогое – например, от дорогого человека. Или очень ценное. А если вещь потерять, проклятье спадает – да, вот таким внезапным прозрением.

Дневники. Снова. Проклятье – это ниточка. Некто сначала испортил мастеру жизнь, а потом, когда тот очнулся от колдовства, испугался – мести хотя бы.

– Спасибо, – торопливо поблагодарила Мьюза. – Извините, что отвлекла.

– Моя мама обязана Фьерасу пятью годами жизни и почти восстановленным здоровьем, – тихо ответила Гьюра. – Она выгорела как колдунья и едва не сошла с ума. Фьерас доставал нам что-то из закромов своего отдела, что-то тайное. Дар маме не вернуть никогда, зато и пожизненное безумие ей больше не грозит. Перед уходом из секретного отдела Фьерас выслал нам запас лекарств на всякий случай. Мама уже начала выходить на улицу и вспоминать – город, знакомых, себя. Я всегда помогу вам и делом, и советом, только ищите.

– Здоровья вам. До свидания, – попрощалась Мьюза.

Да, дневники. В ближайшие несколько дней им с детьми мастера будет чем заняться.

Глава 4: Тьён

– Чьяты дома нет, – сообщил Рьёш, когда они встретились на набережной. – Да и дом пуст. Старушка-соседка сказала, что Чьята – сирота и всегда жила одна. Домой не водила никого, даже друзей, если они вообще были. Предпочитала встречаться с ними в других местах, поэтому иногда по нескольку дней не появлялась дома. Соседка не видела Чьяту уже два дня и не знает, когда она вернётся домой. Обещала мне об этом написать.

Парень вернулся раньше, чем Мьюза добралась до причала, и уже раздобыл в ближайшей чайной гордость квартала – холодный рябиновый чай. Мьюза взяла кружку и одобрительно улыбнулась:

– Молодец, всё нужное вызнал. Спасибо. У нас есть срок, когда людей пора объявлять в розыск – три дня отсутствия. Чьята вечером ушла из дома? Значит, сегодня вечером можно обращаться в Сыскное ведомство с заявлением, – она глотнула чаю и нахмурилась: – Хотя я бы сейчас искать начала. Она же болеет – и уже который раз за год. Тревожно за неё.

– Я проверил дом – на нём серьёзная защита, – Рьёш качнул головой. – Всё-таки она сотрудница архива Речного ведомства. Я не пролезу… и, скорее всего, не взломаю. А больше кровь для поиска взять негде. Вернее, есть где – Регистрационное ведомство, больницы, – но тогда шума будет…

– Подождём, пока Дьянар не освободится, – решила Мьюза. – А пока навестим гостевой дом, где жил Тьён. У нас на следствие был всего один день, и он ушёл на опросы жителей Елового квартала и ведомств – о Тьёне и о твоём отце. А уже на следующий день дело закрыли. Если наш главный колдун не побывал в гостевом доме и если у дома честные владельцы, то вещи Тьёна должны сохраниться. Хозяева обязаны хранить их до востребования несколько лет, даже если умер круглый сирота. Наследниками же могут быть и друзья. Да, и если друзья всё не разобрали… В любом случае я хочу поговорить с владельцами гостевого дома. Ты со мной?

– Да, – немедленно согласился Рьёш. – Лодка до Елового квартала отходит через пятнадцать минут. Ждём.

Стоя у тёплого парапета, Мьюза медленными глотками пила кисловатый чай и думала. Могла ли мать Рьёша и Тильи попасть под то же проклятье – и поэтому исчезнуть? Колдуны в туманах просто так не пропадают – это факт. Дьянар с детства убегал в поля – в вечерние туманы. Эшья как-то объяснила, что на колдунов туманы действуют иначе, чем на людей. Колдунов туманы питают речной силой, и колдуны умеют их разгонять. В отличие от людей – которые быстро теряются в туманах, паникуют, начинают метаться. А поля болотистые, опасные. Попадёшь в трясину – и поминай как звали.

Наверное, поэтому Рьёш и считает, что мать жива – не могла она пропасть в туманах. Просто так – не могла. А с проклятьем? Если она некоторое время пользовалась проклятой вещью мужа? Мастера Фьераса считали ненормальным, значит, проклятье влияло на рассудок. А одно и то же проклятье, как она слышала от своих колдунов, на всех влияет по-разному. На сильных – слабо, на слабых – сильно, а на людей…

А Чьята, которая не вылезает из больниц? Не попала ли под проклятье и она?

Солнце золотило серебристые воды Лунной, и казалось, река светится изнутри. Лёгкий ветер раздувал разноцветные – красные (рябиновые) зелёные (еловые), серые (колючие), золотисто-коричневые (дубовые) – паруса лодок. Двух-, четырёх-, шести- и восьмиместные лодки быстро скользили по реке, подгоняемые колдовским ветром. На деревянном настиле причала уже образовалась небольшая очередь. Еловый и Рябиновый кварталы соседствовали друг с другом, но самая короткая дорога в Еловый занимала часа три быстрым шагом. Не все имели столько свободного времени.

– Что вас тревожит? – осторожно поинтересовался Рьёш. – Вы ещё что-то узнали?

Мьюза с трудом отвлекалась от размышлений. Она так и не поняла, что в ней потребовало связать три судьбы – мастера Фьераса, его пропавшей жены и жены будущей – одним проклятьем. Сыскное чутьё? Или же неуверенность и попытка уцепиться за более-менее внятную версию?

Пожалуй, парень должен знать… К тому же он колдун и может иметь определённые подозрения.

Рьёш слушал очень внимательно, и в его глазах Мьюза с облегчением заметила понимание.

– Когда мама ещё была с нами, то иногда мне казалось, будто родители меняются местами. Сегодня она сердитая, а отец спокойный, завтра – наоборот. Помню, в такие моменты нас с сестрой удивляло, почему он не сердится из-за того, из-за чего ещё вчера хватался за ремень и на луну лишал нас карманных денег. Когда же мама исчезла, отцовские дни покоя, как мы их называли, тоже исчезли. Совсем. Ни дня передышки. Тилья первой однажды сказала, что наша семья будто проклята. Ей тогда было всего семь, и дар едва проявился. Но слабые колдуны ценятся не зря – только они умеют работать с амулетами. И с вшитыми в них проклятьями. Может, уже тогда она почувствовала то, что не сумел рассмотреть даже наш главный колдун.

– Дневники, Рьёш, – напомнила Мьюза. – Там должен быть ответ. Я прочитала те, что ты принёс, то есть за последние пять лет, но про вещи там ничего сказано не было. То есть он не знал. Лишился проклятой вещи, но сам этого не понял. Гьюра сказала, что вещь должна быть дорогой сердцу или просто ценной, а я думаю, что это что-то обычное. Повседневное. То, чем пользуешься каждый день и к чему привыкаешь. Как к старым туфлям – обычная вещь, её легко заменить, но всё равно проходишь в них лишнюю луну, потому что они удобные и разношенные. Попробуйте найти это. Ну и, если опираться на твой рассказ, вещью могли пользоваться оба. Это не обувь, не одежда, не украшения. И вещь длительной сохранности. Не полотенца, не одеяла. И, думаю, не мебель.

– Книги. Справочники. Писчие принадлежности. Инструменты для создания тех же склянок или амулетов, – кивнул Рьёш. – Я понял.

К причалу одна за другой приблизились две восьмиместные зеленопарусные лодки.

– Идём, – Мьюза поправила сумку. – Точно не хочешь уйти протокой?

Рьёш отправил обе кружки почтой в чайную и улыбнулся:

– Нет. Люблю речные прогулки.

«Не могу с ЭТИМ жить»… Уж не вернулась ли к мастеру неведомая вещица вместе с проклятьем в последний день его жизни?

– Вещи отца вам не вернули? Те, что были на нём и с ним на момент ареста?

– Нет.

Надо Дьянару написать, пусть ищет. Даже если придётся лезть за ними в закрома дядюшки. Возможно, это всё-таки нужный след. Хотя… Обретённое душевное равновесие совпадает с тем периодом, когда мастера Фьераса перевели из отдела секретных разработок в архивный. А значит, он мог случайно оставить вещицу на старом рабочем месте – и обрести её, когда глава Колдовского ведомства предложил мастеру вернуться на прежнюю должность и в прежний кабинет. А туда Дьянару не пробраться никогда.

А может, никакой проклятой вещи нет, и это всё её, Мьюзы, фантазии и попытки нащупать почву. Но сейчас и домыслы важны, и фантазии. Будет движение – будут и результат, и новые сведения, и новые открытия, и новые следы. Которые в конце концов или к нужному итогу приведут, или хотя бы к нужным новым следам.

***

Еловый квартал встречал приезжих тёплым хвойным ветром. Лодка прошла под поднятым Пятнистым мостом, и впереди зазеленел высокий, горбатый и разлапистый Еловый мост. За которым таился низкий и пугающий Страшный мост. Тот самый.

Мьюза видела его лишь раз – когда ей едва исполнилось тринадцать, и Эшья сказала родителям, что малой пора изучать город. Они начали с Колючего квартала, обошли его от дома к дому, от центрального парка к кольцевому, по всем круговым улицам. И перебрались к соседствующему с Колючим Еловому кварталу. И к Страшному мосту.

Она до сих пор помнила, как по мере приближения к мосту её охватило беспокойство, быстро переросшее сначала в необъяснимый испуг, а после в слепой ужас. Сестра бодро говорила что-то о мосте, а Мьюза молча смотрела на него и тряслась, цепляясь за руку Эшьи. Страх застил разум, и она ни слова не поняла из рассказа сестры. Ни единого. И ничего не запомнила – только дикий страх. И то, как они ушли от моста, тоже. Очнулась в кольцевом парке, на лавке, вдыхая хвойный воздух.

С тех пор она лишь раз испытывала похожий страх – когда один из родичей мужа впервые познакомил её со своими призрачными помощниками. После Мьюза вспомнила, конечно, о Страшном мосте, и уже тогда, больше десяти лет назад, поняла, что не всё с этим мостом так просто.

– Хотите сходить к мосту? – наклонившись, шепнул Рьёш.

Как мысли прочитал… Мьюза поёжилась и прошептала:

– Потом. При случае. Вряд ли мы что-то там найдём. Кстати, ты искал? Понял, что всё, скорее всего, случилось именно там?

– Искал. Пусто, – посмурнел парень. – Материалы дел нам тоже не выдали – засекретили по указу главы Колдовского ведомства, – но мы с сестрой считать умеем. Вспомнили, когда Тьён убирал нашу улицу, и когда отец обычно появлялся дома, если не ночевал на стороне. Сложили одно время плюс второе и получили набережную. И Страшный мост. Мы всё облазили, и протоки тоже. Пусто.

И всё же Дьян уверен, что не совсем…

Мьюза невольно посмотрела на часы. Нет, раньше ночи вестей от друга ждать не стоит. Раньше этой ночи. Потому как проверки-поиски и на несколько дней могли затянуться.

– Потом, – повторила она.

Рядом с Еловым мостом темнело пятно узкого каменного причала. Лодочник аккуратно подвёл к нему судно и ухватился за вбитое в стену причальное кольцо. Рьёш выбрался из лодки первым и помог Мьюзе. Они были последними путниками, и лодка сразу ушла на разворот – дальше Елового моста никто не ходил. Да, из-за Страшного – низкого и неподъёмного.

Ещё и из-за этого, конечно, Городское ведомство донимало Колдовское – к Колючему кварталу лодкой не пройти, и квартал, находившийся на краю города, уже много лет не развивался. По сути остановившись на тех трёх улицах, что когда-то построили первые поселенцы. Даже новоделы там строили редко – от первой улицы Колючего квартала до ближайшего причала идти часа два. Быстрым шагом. Сначала через непролазные заросли рыжевато-серой колючки, захватившей улицы и сады, а после через бесконечные парки Елового квартала. Это если нацелиться на причал на реке Чёрной. До причалов реки Лунной – ещё дальше.

В общем, так себе местечко. И странно, что именно здесь жила Чьята – человек. Обычно в Колючем селились либо колдуны, которые не нуждались в причалах, либо те, кто работал в родном квартале или близлежащих. А архив Речного ведомства Чьяты находился там же, где и все, – в Осиновом квартале. Получается, она каждый день тратила на дорогу от трёх часов в одну сторону? Нет, вряд ли. Если опираться на здравый смысл (и слова соседки), Чьята в рабочие дни жила в гостевом доме недалеко от ведомства.

Вот где её следует поискать – в Осиновом квартале. Потом.

Вслед за Рьёшем Мьюза поднялась по старым влажным ступеням на набережную.

– Гостевой дом номер три? – обернулся парень.

– Он самый.

Второй этаж, комната номер двадцать два. Мьюза помнила адрес Тьёна до сих пор и безо всяких бумаг. Он был следующей точкой в расследовании, которого не случилось.

– Пойдёмте, проведу короткой дорогой. Кстати, хозяйка – большая сплетница. Молчать вообще не умеет, – предупредил Рьёш и после паузы неуверенно уточнил: – Может, воздействовать на неё? Да, это запрещено, но короткое воздействие следов не оставляет и о нём никто не узнает.

– А так ты мне доверяешь? – Мьюза улыбнулась. – Нет, обойдёмся без запретного.

От набережной до гостевого дома всего-то десять минут ходьбы – вероятно, ещё и поэтому Тьён заканчивал уборку именно здесь. Чтобы потом, на усталости, быстро добраться до дома. И Мьюза вспомнила всё, что они с группой успели узнать о Тьёне.

Северянин. Колдун. Круглый сирота. В приюте оказался в возрасте полугода, а кто его туда принёс, неизвестно. Как часто бывает, оставили в корзинке на пороге. Поиски по крови показали, что живой родни у мальчика нет. В то время в соседнем городе, Желтогорье, прорвало старую дамбу, и река Лунная затопила город почти по крыши, погибло много людей. Вероятно, родом мальчик оттуда – вся его семья погибла, но кто-то из соседей или друзей успел спасти ребёнка.

Тьён любил учиться и работать. Городское ведомство пригласило его на работу за полгода до выпуска, пообещав повышенную зарплату, чтобы Колдовское ведомство не переманило. Оное, кстати, старалось, но парень (на свою беду) выбрал Городское. В отделе благоустройства о нём отзывались положительно, причём все без исключения. Обитатели Елового квартала – тоже. Тихий, спокойный, работящий парень, колдун средней силы. Такая потеря…