Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Евангелие от Матфея.
Пролог
В 1860 году Василий Михайлович Дробозубов открыл нуклеиновое смешение. Это изменило жизнь человечества – больше не требовались уголь и нефть, электричество появилось в каждой избе, по дорогам стали ездить машины, которые десятилетиями не нуждались в заправке.
1914 год стал роковым. Началась Великая война и через год нуклеиновое оружие было пущено в ход. Смертоносные бомбы превратили города в руины, отравили поля и источники вод. Большая часть животных вымерла, а те, что выжили, превратились в чудовищ.
В большом ущелье на территории бывшей Российской Империи сохранилось несколько деревень. После гибели цивилизации они объединились в квазигосударство под названием Уезд. Его столица так и называлась – Столица, и находилась в самой узкой части ущелья, а в самой широкой, вдали от центра, была деревушка Дворики. В ней жил пятилетний мальчик Андрюшка с семьёй.
Глава первая
Весеннее солнце ярко светило через затянутые полиэтиленом окна и согревало избу, обставленную самодельной, но добротной мебелью. На столе стоял выключенный кинотелеграф – экран с раструбом, а рядом накрытая кружевной салфеткой большая бутыль в которой было немного воды.
На лавке белобрысый Андрюшка рассматривал картинки в довоенной книге. Рядом играла со старым противогазом его сводная сестра Тася, рыжая девчонка десяти лет.
В комнату вошла Акулина – Тасина мать. Дети оторвались от своих дел и побежали ей навстречу с криками:
– Мама! Мама пришла!
Акулина обняла Тасю:
– Доченька, милая! – а потом грубо сказала Андрюшке: – Сколько раз говорить, не называй меня так!
Она протянула дочери полную флягу, обёрнутую холстиной:
– Смотри детка, что я тебе принесла.
Тася схватила флягу, свинтила крышку и стала пить большими глотками тепловатую воду. Акулина ласково погладила дочку по голове:
– Пей детка, пей вволю.
Андрюшка смотрел на это, облизывая пересохшие губы.
– Чего смотришь? Иди к своему отцу, пусть он тебя поит! – зло сказала мачеха. Андрюшка помрачнел и, едва сдерживая слёзы, вышел из комнаты.
– Мама, откуда столько воды? – спросила Тася.
– Волостной старшина дал. Хороший мужик. – Акулина задумалась: – И зачем я с этим олухом связалась? Эх, поторопилась. А как вы со Стёпкой, дружите?
– Дружим.
С улицы раздался свист.
– А вот и он, – встрепенулась Тася. – Можно мы погуляем?
– Иди, иди детка, да скажи Стёпке, чтобы папеньке своему ещё раз от меня низкий поклон передал за водичку.
Тася выбежала из дома к Степану, высокому темноволосому мальчику на два года старше неё. Вместе они пошли через поле к лесу у невысоких скал. У самой кромки Тася остановилась. Степан взял её за руку и повёл за собой.
Андрюшка сидел у крыльца и наблюдал за ними, а потом пошёл следом. Оказавшись в лесу, он спрятался за деревом и увидел, что Тася и Степан что-то рассматривают.
Андрюшка решил подойти поближе и шагнул вперёд. Под ногой сломалась ветка, Степан и Тася повернулись на звук. В руках у Степана была граната, а у ног разрытая ямка в земле – детский тайник.
– Ты что, следишь за мной? – возмущённо спросила Тася.
– Нет. А что это у вас?
– Это? – усмехнулся Степан, – Сюрприз такой. Хочешь?
– Хочу, – ответил Андрюшка.
Степан бросил гранату, которую Андрюшка ловко поймал. Тася охнула.
– Молчи, смешно будет, – негромко сказал ей Степан, а потом, обращаясь к Андрюшке: – Дёрни за колечко, коробочка и откроется.
Андрюшка стал с усилием тащить за колечко и наконец выдернул его. Степан со смехом упал и откатился за большой камень, Тася последовала за ним, но ей было не смешно.
– Ты что, дурак? – спросила она своего приятеля.
Негромко зазвенев, из гранаты выпала чека.
– Выбрось её! – закричала Тася Андрюшке.
Тот бросил гранату влево, она попала в расщелину в скале и через секунду взорвалась, подняв в воздух облако дыма и пыли. Андрюшка упал на землю без сознания. Левая сторона его головы залилась кровью.
Глава вторая
Десять лет спустя.
Через все поселения Уезда шла большая, метра два в диаметре, водопроводная труба. Она начиналась в Столице, выходя из Цитадели, проходила через все поселения Уезда и заканчивалась в Двориках, на центральной площади. Вокруг площади стояли кинотелеграфы – большие экраны на столбах, снабжённые громкоговорителями.
В тот летний день в центре Двориков было людно – шла раздача воды и пищи. На площади вытянулись две очереди. Одна – к автофургону с надписью «Главхимволокно» на бортах, где выдавали бурые пищевые плитки. Другая вела к крану в центре. У стоящих в очереди людей были одинаковые двухлитровые личные фляги в холщовых чехлах. В них наливал воду слуга волостного старшины.
Неподалёку стоял двухэтажный терем, перед которым была сложена из мешков песка баррикада с пулемётом. Рядом сидел повзрослевший Степан, получивший прозвище Ряха. У его правой руки лежала длинная плеть.
Из очереди послышался крик.
– Почему так мало? – возмущался один из жителей. – По кинотелеграфу говорят, что каждый имеет право на два литра в день!
– Их благородие приказали полтора давать, времена такие, – ответил ему слуга волостного старшины.
– Чтоб их благородие так дети поили!
Степан встал и плетью ударил жителя вдоль спины. Тот завопил, в толпе поднялся шум.
Со второго этажа терема закричал волостной старшина:
– Степан!
Ряха поднял голову. Отец в окне махнул рукой, подзывая его. Злобно поглядывая на жителей, Степан зашёл в дом.
Вся мебель в горнице была довоенная, на стенах висели картины и охотничьи трофеи – головы саблезубых зайцев и других зверей, помельче. В углу был умывальник – великая роскошь в Уезде. На тумбе с фигурными ножками стоял украшенный цветами из золотистой фольги кинотелеграф. Открылась тяжёлая дверь и вошёл Ряха.
– Что там за шум? – спросил его волостной старшина.
– Людишки шумят, что воды мало, – ответил отцу Степан.
– Ты потише с ними пока, – Архип Никодимыч был неспокоен и раздражён. – Полтора литра на день им мало! Да и на праздники ещё по литру даю!
– А они говорят, что в Шуньге по два дают на праздники.
– Говорят… Кабы они только говорили.
Волостной старшина подошёл к окну. По площади ехал на осле почтальон в картузе с бляхой.
– Вон, Игорь Иваныч поскакал, – раздражённо сказал Архип Никодимыч. – Слух прошёл, что клевету на меня людишки состряпали, жалобу самому капитану-исправнику. Завтра почтальон в Столицу её повезёт, а как доставит, так меня их превосходительство по головке не погладит.
Степан подошёл к окну и тоже смотрел на почтальона.
– Неужели до Столицы доскачет?
– Этот доскачет. Зверьё всякое он знает, как обойти. А люд лихой его не трогает – почтальон, дело святое, он и разбойнику нужен бывает.
– Да уж, святое дело и есть, – задумчиво проговорил Ряха.
– Так что смотри, особо людишек не задирай, пока я с их превосходительством не улажу.
Трижды раздался характерный писк и одновременно включились кинотелеграфы на площади и в каждом доме Двориков. То же сейчас происходило во всех поселениях Уезда. Люди бросили свои дела и синхронно повернулись к экранам.
Почтальон Игорь Иваныч видел на экране капитана-исправника – немолодого мужчину в мундире с эполетами. Он сидел в зале с колоннами и знамёнами. На столе перед ним лежали бумаги и стояла большая чернильница.
– Здорово, орлы! – торжественно обратился капитан-исправник. – Новый день принёс новые достижения, крепнет силами и знаниями наш великий народ!
Женщина из толпы смотрела на экран и видела капитана-исправника за самоваром, в красной рубахе. Перед ним стоял стакан с чаем, на тарелке были сложены стопкой плитки пищевого химволокна.
– Богата и плодородна наша земля, – ласково говорил их превосходительство. – Заботливые руки делают аппетитное химволокно, в котором собрано всё для цветущего здоровья. Воды в достатке, над нашими детьми не висит угроза голода и жажды.
В горнице волостного старшины Степан смотрел в экран домашнего кинотелеграфа на столе. Он видел капитана-исправника стоящим на фоне пожара, в берете с нашивкой в виде черепа.
– Свирепый сосед развязал беспощадную войну! – кричал тот. – Его кровожадные орды стремятся уничтожить нас и завладеть нашими богатствами! Но мы сильны, и когда приедут рекрутёры, то те, чьи имена назовут, займут своё место в строю и напьются кровью врага!
Глава третья
Андрюшке было уже пятнадцать. Его волосы остались такими же светлыми, как в детстве, с левой стороны голову пересекал глубокий шрам.
Он сидел на лавке и смотрел в книгу, которая лежала перед ним вверх ногами. Открытая страница начиналась перевёрнутой крупной надписью «конец». В избу зашла Тася – совсем взрослая, с длинной рыжей косой.
– Что, опять придуриваешься? – с усмешкой спросила она.
– Я читаю.
– Что ты там читаешь, оно вниз головой у тебя лежит.
– Мне так удобнее, – не растерялся Андрюшка.
– Признайся уже, что дурак, – засмеялась Тася. – Тебе же легче жить будет.
– Я не дурак, я умею читать, – Андрюшка показал на плакат с выцветшей надписью, который висел на стене. – Вот там написано: «Уезду нужны ваши светлые умы и крепкие руки».
– Это тебе батька твой прочитал, пока живой был.
Зашла Андрюшкина мачеха:
– Тасенька, пойди к волостному старшине, да передай ему это.
Акулина отдала Тасе свёрток.
– Хорошо маменька. – Тася взяла свёрток и обняла мать. – А можно я сегодня со Стёпой на ночь останусь в лесном домике?
– Не страшно в лесу? Сейчас полёвка ходит, к зиме зажирняется.
– Со Стёпой не страшно. – сказала Тася и громко прошептала матери на ухо. – Он мне что-то подарить хочет.
– Ну ладно, идите. Стёпка парень хороший, с таким не пропадёшь. А и хватит вам по лесным домикам-то скитаться. Уж и свадебку сыграли бы.
– Мама! – смущённо воскликнула Тася.
Андрюшка рассмеялся.
– Ты-то что смеёшься? – зло прикрикнула на него мачеха. – Дурак на мою голову. Воду пьёшь, кашу ешь, а толку с тебя чуть. Ничего, скоро шестнадцать исполнится и чтоб духу твоего тут не было!
Андрюшка помрачнел и вышел из избы.
Было около полудня. На площади Двориков у автофургона стояла толпа местных и два человека в военной форме. У одного из них в руке был список.
– Богданов! Еловский! Иванчиков! – громко прочитал он.
Три человека вышли из толпы, получили из рук рекрутёра документ и полезли в фургон.
К военным подошёл Андрюшка.
– Я тоже хочу в армию.
Рекрутёр посмотрел в список.
– Фамилия?
– Андрюшка.
Военный удивлённо глянул поверх бумаги.
– Не обращай внимания, – сказал его товарищ. – Это дурачок местный, контуженный. Каждый раз подходит. Иди отсюдова!
Из дома волостного старшины вышли Степан с Тасей. Андрюшка помахал им рукой.
– Чего надо? – сердито сказала Тася. – Сколько раз говорила, не подходи ко мне при людях, позорище.
Андрюшка, как всегда, не обратил внимания на её грубость.
– А вы куда, в лесной домик? – поинтересовался он.
– Не твоё дело, – ответил Ряха. – Чего везде свой нос суёшь? Увижу возле домика – костей не соберёшь, придурок.
Он взял Тасю за локоть:
– Пошли, Таська.
Они поспешили через площадь в сторону леса. Андрюшка помедлил немного и тайком отправился за ними.
Среди пихтового бора стояла хижина. Андрюшка подошёл к ней и заглянул в окно. На столе лежал картуз почтальона с бляхой, монеты, стопка конвертов. Тася считала монеты, складывая их в одинаковые столбики, а Степан просматривал письма.
Андрюшка подошёл к двери и постучал. Тася вздрогнула, Степан встал и достал из-за пояса револьвер.
– Кто там? – спросил он.
– Это я, Андрюшка.
– Пшёл вон! Говорили же тебе, не ходи сюда!
– Я не к вам, я к Игорю Иванычу, – схитрил Андрюшка.
Ряха открыл дверь.
– Ты совсем идиот? Какой Игорь Иваныч? Нет его тут.
– Я не идиот, я знаю, что он с вами.
Андрюшка смотрел на картуз с бляхой, Ряха повернулся по направлению его взгляда.
– Смотри-ка, какой догадливый, – с недоброй улыбкой сказал он. – Ладно, пошли отведу к нему.
Тася встревоженно взглянула на Степана. Тот вышел из хижины, поманил Андрюшку рукой и все вместе они пошли в чащу.
Степан и Андрюшка подошли к отверстию в земле, которое было прикрыто плетнём.
– Что это? – спросил Андрюшка.
– Брошенное полёвкино гнездо.
Степан убрал плетень и отошёл в сторону. Андрюшка подступил поближе.
– Что там? – поинтересовался он.
– Посмотри. Мозги есть – сам поймёшь.
Андрюшка наклонился и заглянул внутрь норы. Тут Степан толкнул его и Андрюшка упал в яму . Ряха засмеялся и закрыл плетнём вход.
Андрюшка свалился на лежащий в луже застывшей крови труп почтальона. Нора была огромной – метра три в высоту, с выходом слишком высоко, чтобы добраться до него самостоятельно. Андрюшка ударился головой при падении и лежал без сознания.
Рядом с норой спорили Тася и Ряха.
– Стёпа, не надо было! Андрюшка дурак и ничего не понял бы, а я бы ему объяснила.
– Дурак сам бы не догадался, а людям бы сболтнул. А как слух пошёл бы, что почтальон запропастился, так люди бы враз на меня подумали.
Ряха криво ухмыльнулся и добавил:
– Ничего. Он худой, зато молодой, не то что старик почтальон. Надоело уже химволокно жрать.
– Стёпа! – вскрикнула Тася
Тот засмеялся:
– Да ладно, шучу я.
Наступила ночь, свет луны едва пробивался в яму. Андрюшка, обхватив колени, сидел насколько мог подальше от мёртвого Игоря Иваныча.
Вдруг нора осветилась сильнее – кто-то убрал плетень от входа. Андрюшка поднял голову и увидел силуэт сестры.
– Откуда ты только взялся на мою голову, – сказала она и бросила Андрюшке верёвку.
Когда парень выбрался, Тася перелила немного воды из своей в его флягу.
– Бежать тебе надо дурак, а то убьёт тебя Степан. И съест. Даже подумать тошно.
– Куда же мне идти?
– К деду своему беги, он тоже не от мира сего.
– К нему же прохода нет, меня болотки съедят.
– Пусть лучше болотка съест тебя дурака!
– Я не дурак так-то.
– Ну вот, раз не дурак, так и думай сам. Беги к деду и не возвращайся в Дворики никогда, понял?
– Ясное дело, понял.
Глава четвёртая
Полная луна освещала тропу, которая шла по старой железнодорожной насыпи через затопленный лес. Из мутной воды торчали стволы засохших деревьев.
По тропе шёл Андрюшка и вдруг услышал всплеск. Он спрятался за деревом и стал наблюдать за водной гладью.
Рыбий хвост плеснул снова. На поверхности озерца показался плавник, потом ещё несколько. Они направились к берегу и вскоре на тропу прямо перед Андрюшкой вышли болотки – крупные кистепёрые рыбы-мутанты, напоминающие щук.
Одна из них посмотрела на Андрюшку и отвернулась. Рыбы неторопливо прошли мимо и скрылись в лесу.
Андрюшка стоял в страхе, боясь пошевелиться. Когда болотки удалились, он подождал немного и двинулся дальше, ускоряя шаг.
К утру Андрюшка миновал болота и вышел к хутору деда. На лесной опушке стоял дом, устроенный в старой железнодорожной станции, рядом новый сарай. За домом был яблоневый сад с колодцем, а за садом – пересечённая дорожкой поляна, на которой стоял ржавый трактор. Справа от дорожки был стог сена, слева – копна соломы.
На крыльце, не жалея воды, умывался из деревянной лохани Дмитрий Гаврилович – седоватый, но крепкий мужик.
– Деда! – окликнул его Андрюшка.
– Андрюшка! – дед сразу узнал внука. – Ты что ли? Как же ты прошёл болотку? Они же ни одного человека в живых не оставляют! Неужели не встретил?
– Встретил, да они мимо меня прошли.
– Вот как! Значит яйца откладывать пошла. Одна ночь в году такая, повезло тебе! А что же ты в такой опасный путь пошёл? Не деда же проведать?
– Беда, деда. Ряха меня убить хочет и съесть.
– Это Степан? Старшины сын?
– Он. С ним Тася дружит, я за ними пошёл, а Ряха меня в яму столкнул, а там Игорь Иваныч мёртвый лежит. Тася ночью меня выпустила, сказала не возвращаться более и к тебе идти.
– Вот как, – дед покачал головой. – На верную смерть послала. Они же меня за мёртвого почитают уж как лет десять. А этот убил значит почтальона. Грех-то какой.
– Кто убил?
– Дурень что ли? Степан, кто же ещё.
– Да ясное дело. Я так спросил.
Дмитрий Гаврилович неодобрительно посмотрел на внука.
– И давно ты врать горазд стал?
– Я не вру, что я дурак врать-то.
– Ладно, – дед вытерся полотенцем. – Вдвоём веселее будет. Пошли что ли, чаю с дорожки попьёшь да расскажешь мне, что на белом свете деется.
Три года спустя.
Старый трактор без передних колёс стоял, опираясь на массивный пень. Андрюшка сидел за рулём, а Дмитрий Гаврилович лежал под ржавой машиной, пытаясь её отремонтировать.
– Направо покрути, – сказал дед.
Андрюшка стал поворачивать тугой руль влево.
– Да направо же!
Андрюшка покрутил вправо.
Дед взял с земли молоток и несколько раз ударил по железу.
– Так, а теперь налево.
Андрюшка покрутил влево.
– Теперь направо.
Андрюшка стал снова крутить влево.
Дмитрий Гаврилович вылез из-под трактора.
– Ты что же, лево от право не отличаешь?
– Как же не отличать, отличаю.
– Говорил же, хорош врать.
Дед подошёл к Андрюшке и показал ему на стог сена справа от дорожки.
– Сено справа. А солома, – Дмитрий Гаврилович показал на солому, – слева. Понял?
Андрюшка кивнул. Дед вернулся под трактор.
– Направо крути.
Андрюшка посмотрел на сено и повернул руль вправо.
– Теперь налево.
Андрюшка посмотрел на солому и стал крутить влево.
– Вот, молодец! – похвалил его дед.
Андрюшка заулыбался.
– Ладно, на сегодня хватит с трактором возится. – Дмитрий Гаврилович вытер руки о ветошь. – Пошли, воды в баню наносим.
Они пошли в сад, к колодцу. Андрюшка наливал воду в вёдра.
– Деда, а почему по кинотелеграфу говорят, что вся вода, кроме столичной отравлена, люди от неё с ума сходят, а мы не сошли?
– Не знаю, где-то может и отравленная, а в этом колодце испокон веков вода хорошая была. Да ты смотри, только не сболтни кому, а то у нас знаешь, что за свой колодец бывает.
Иметь свою воду в Уезде было строго запрещено. Даже за сбор дождевой воды виновных арестовывали и увозили в неизвестном направлении.
– Да кому же сболтнуть! – удивился Андрюшка. – К нам и не ходит никто.
– Всяко в жизни бывает, – ответил дед.
В огороде хозяйничал заяц-мутант размером с крупную собаку. Он пожирал капусту, отправляя вилок за вилком в усеянную острыми зубами пасть.
Вдруг раздался выстрел. Заяц взвыл и рухнул на землю. Дмитрий Гаврилович с ружьём осторожно приблизился к подстреленному зверю, следом подошёл Андрюшка.
– Повадился зайчишка на мою капусту, да сам в борщ угодил, – сказал дед.
Он положил ружьё, достал нож и наклонился к добыче. Внезапно заяц очнулся и впился деду в руку. Дмитрий Гаврилович вскрикнул и несколько раз ударил зверя ножом, пока тот наконец не издох.
– Вот же стервец!
– Больно? – обеспокоенно спросил Андрюшка.
– Ничего, пройдёт, – дед зажимал рану рукой. – Давай-ка к дому его отнесём, там разделаем.
Они подняли зайца, пронесли его несколько метров и Дмитрий Гаврилович упал.
Была ночь. Комната освещалась масляным светильником, дед лежал на кровати, его лоб покрывали капли пота. Рядом сидел Андрюшка.
– Плохи мои дела, внучек. Скоро сам будешь тут хозяином.
– Почему, деда? Я сам не хочу.
– Заяц хворый оказался. Дней через сорок помру.
– Не надо, деда! Давай я врача приведу.
– Не пойдёт сюда врач, через болотку, а если бы и пошёл, то лечить не стал. За мой колодец мне одна дорога – под белы рученьки и на плаху.
– Может лекарство есть?
– Пикротиновая суспензия помогла бы, да её уж пятьдесят лет не выпускают. Я её последний раз в 1915 году видел, в санчасти. – Дед задумался и вдруг вспомнил. – Погоди-ка! У нас на фабрике, в санчасти и сейчас может быть! Мы с доктором дружили, так он лекарства прятал от работяг, чтоб не украли, а я знаю куда.