Из моего возьми костра… Именам, живущим в сердце…

© Микк Аллинз, 2025

ISBN 978-5-0065-8133-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Микк Аллинз

Из моего возьми костра…

Из моего возьми костра

Огня неутолённой страсти,

И день, летящий как искра,

Мне радость принесёт в ненастье.

М. Андреев-Амурский

(описываемые события имели место в сегодняшней жизни, имена персонажей изменены, а возможные совпадения с ними – чистая случайность).

Вместо предисловия

Судьба отняла у меня двух замечательных женщин, оставив яркую, разноликую память о них. Две Инны, две Инночки, словно соревнуясь друг с другом, спешили войти в моё сердце. Первая, не жалея себя, отдавала все свои светлые чувства, сражаясь за них до последнего дня жизни. А вторая, среди немногих счастливых дней, оставила мрачные тени былого, продолжая играть со своей судьбою в рулетку. Потому и остались обе в моей душе навсегда…

*****

Май Года Чёрной Водяной Свиньи Лёха Антонов, учитель истории, химии, биологии, а теперь ещё и географии в одной из школ Автограда, дорабатывал радостно. Совсем не потому, что впереди светился летний отпуск и ждала возможная поездка домой на такой желанный Дальний Восток. Но по той простой причине, что по слухам, его снова собирались перевести на другое место работы. Работать географом в продвинутой школе было интересно, однако ревнивый женский коллектив всё больше стал раздражать Лёху каким-то ненавязчивым интересом.

Согласившись на помолвку пять лет назад до данных событий, он приехал в этот город один, пообещав молодой леди, дочери генерала авиации, привезти её, как только получит какое-нибудь сносное жильё. Но возможный тесть, Фёдор Иванович, бывший родом из глухой провинции, в советское время совершил весьма неплохую генеральскую карьеру, работая с первыми космонавтами. И теперь пожелал, чтобы дочь, после предстоящего его перевода в Москву, обязательно уехала с Дальнего Востока вслед за ним.

Сначала на семейном совете выбрали Автоград, в котором жили его многочисленные родственники из глубинки, в котором Лёха, верой и правдой заработав какое-никакое жильё на Автозаводе – отдельную комнату, ушёл в школу. Но теперь им уже не захотелось, чтобы строптивая дочь генерала приезжала в эту глухомань. Её приезд означал, что надо будет здесь остаться навсегда, а это наводило родителей на весьма и весьма грустные мысли, так как они считали её достойной более лучшего города. Поэтому вкратце сообщили, что Лёха не должен её ждать.

Уроки закончились, и в опустевший класс, по-хозяйски, поздоровавшись, заглянул директор школы Владимир Иванович. Простой, и по жизни немного суетливый, он так и не привык быть чиновником.

– Зайди ко мне минут через десять, – пригласил он Лёху, – кое-чего обсудить надо. Ровно через десять минут Лёха уже сидел в кресле наискосок от директора, внимательно слушая очередные причитания завуча о беспорядках в столовой, неправильном дежурстве, вороватых поварах, пока Владимир Иванович не прервал её, махнув рукой: « Ладно, потом решим..».

Недовольная, она передёрнула плечами и вышла из кабинета.

– Тут такой вопрос у нас с тобой, – директор обращался к Лёхе как к равному, потому что за два года работы с ним хорошо узнал его безотказность в делах, – звонили из Заводоуправления, просят прислать надёжного, хорошего молодого учителя на работу пионервожатым в их санаторий. Прежняя женщина срочно уволилась, а впереди, сам понимаешь, новый летний сезон, дети приедут лечиться, а с ними ведь надо работать. Ну, как, пойдёшь? Вспомнишь молодость пионерскую, отдохнёшь. Там сосны, воздух волшебный просто..Оформлю тебя переводом по согласованию, ничего не потеряешь..Ну, как, по рукам?

– А здесь как? Уроки? Географа-то нет, – Лёха замялся и решил подбросить зерно сомнения в их беседу. Ему жалко было бросать такой ухоженный своими руками класс.

– Ты не переживай, – Владимир Иванович постучал пальцами по старой лакировке стола, – географ будет. Это моё дело. Тебе ещё деньжат подкину премией вместо отпуска за счёт завода. Жаль, конечно, что от меня уйдёшь. Вся детвора очень любит твои уроки, особенно с кинофильмами. Но подвести заводских не могу, обещал им, пойми и ты меня правильно.

– Хорошо, Владимир Иванович, так когда приступать?, – Лёха медленно поднялся, прочитав в глазах директора теплоту и спокойствие.

– А вот с первого июня и поедешь туда, – директор протянул Лёхе руку, – всё устрою как надо, только работай. Там главный врач по фамилии Пшеничный, подойдёшь к нему, доложишься.

Так прохладным первоиюньским утром, в свой тридцатый день рождения, Лёха, оказался по воле судьбы на пути к своим новым, ярким чувствам, оставившим в его сердце не только светлую радость, но и вечную печаль, умноженную болью..

За окнами автобуса, выделенного заводом санаторию-профилакторию, мелькнули последние, облезшие от зимней стужи, корпуса цехов. Потянулись бескрайние колхозные поля с начинающим желтеть урожаем пшеницы или проса.

– Да, видно ехать долго, – задумался Лёха, – как же я пылить-то буду туда и обратно? Неудобняк, однако… И, неожиданно для себя, заснул.

Его разбудил скрип открываемой двери и разговоры немногих пассажиров. Не торопясь, он вышел вместе со всеми, и побрёл искать доктора Пшеничного.

Санаторий был построен в сосновом бору на берегу Волги для отдыха заводчан ещё во время основания завода и был уже не тот, что раньше. Свежий смолистый дух бодрил, и Лёха понял, что директор его никак не обманул. Здесь действительно было замечательно от одного соснового волшебного духа.

Уже потом, оказавшись в гуще событий, Лёха полностью смог оценить всю прелесть этих мест и гадость тамошнего коллектива, поражённого, как может быть и везде, местничеством, сплетнями и постоянными, горящими нетерпимым огнём, интригами.

В кабинете главврача стояла приятная прохлада. Пригласив Лёху присесть в кресло, хозяин через секретаря вызвал завуча, осанистую Веру Ивановну, передал ей все бразды по переговорам, а сам удалился по своим врачебным делам.

Лёхе не хотелось снова лезть в детство. «Опять пионерство, дети, горны, трубы, – недовольные мысли мучили, раздражали. Лучше бы предложили вести предмет по моей специальности». Словно угадав ход его мыслей, Вера Ивановна раскрыла все тай-ны вопроса:

– Нам нужен учитель биологии, ну и по совместительству пионервожатый. Прежняя ушла в декретный отпуск и теперь мы как-то без неё остались. Жалеем.. Ну, соглашайтесь! Дети у нас хорошие, спокойные, правда меняются каждый месяц. Так это наша особенность санаторская. Приезжают всего на один месяц подлечиться, а мы их должны и лечить, и учить». При этом она внимательно, изучающе смотрела Лёхе прямо в лицо, ожидая от него какой-либо реакции.

– Ну, я конечно, согласен с вами, если так, – у него отлегло на сердце, – стаж учительский тоже не помешает. Да пионерский тоже..

– Договорились. Пойдёмте, сами посмотрите, что и как у нас. Просторная комната глядела широкими обшарпанными окнами на санаторный двор с поржавевшим флагштоком, на котором уныло висел выцветший до изумления флаг. Лёха кивнул на него: «А это для чего? Поднимаете часто?»

– Да у нас здесь целый ритуал. Открытие, закрытие сезона. Настоящее представление. И это будет полностью ваше занятие. Так что не расслабляйтесь, готовьтесь. Через неделю всё должно быть сделано. Сценарий, дети, участники, ну и остальное. Вы теперь в штате старший пионервожатый. А учитель биологии уже потом. С расписанием вас познакомлю. Уроки по санаторному типу короткие, всего полчаса. Так что не устанете». Окинув напоследок остатки пионерства, она вышла, плавно покачивая гладкими выразительными бёдрами.

Лёха присел на продавленное кресло за обшарпанным столом, заваленным разными картинками и бумагами. В воздухе стоял устойчивый запах старой макулатуры, пыльных занавесок, и ещё чего-то, совсем непонятного. Барабаны, горны, отрядные флажки настороженно смотрели на него со своего эшафота на стене. В углу притаился под слоем пыли цветной телик.

– Да-а, дела, однако, – у Лёхи защемило сердце, – пионером-то я был давным давно, а вот командовать пионерчиками ещё не доводилось в моей жизни..Придётся и эту чашу испить. И зачем-то я согласился на эту дребедень?»

По куче бумаг на столе с самыми разными сценариями Лёха сразу понял, что срочно ушедшая рожать его предшественница неплохо поставила своё дело. Ему особенно понравилось расписание мероприятий на месяц со всякими рисунками.

Сидя в шатком, напрочь убитом кресле пионервожатой, он и представить не мог, что листы, подобные этим, будет творить с настоящей любовью, причиной которого станет местная молодая особа приятной наружности, перевернувшая всю его неровную, до хромоты, холостяцкую жизнь..

В дверь без стука заглядывали дети, с интересом рассматривая нового хозяина их святилища, и, наконец, некоторые, осмелев, вошли, остановившись неподалёку от стола.

– А вы кто будете? Наш новый вожатый? – храбро спросила девочка с веснушчатым носиком и белым, словно припудренным личиком. Потом Лёха узнает её грустную историю неизлечимой болезни, но сейчас его занимало другое – как найти общий язык с детьми в новом для него деле.

– Да, я ваш новый старший пионервожатый, – он выдохнул воздух и продолжал, – будем работать, как и раньше при Надежде Петровне, совсем ничего не поменяем, оставим всё как есть. – И дискотеки по субботам? – с тайной радостью блеснул глазками вихрастый, видать невероятно шустрый, мальчуган.

– И дискотеки тоже, – не задумываясь согласился Лёха, ещё не представляя себе вполне, что ж это такое для детей в условиях санатория.

С криками «Ура, дискотеки будут!» шумная стая наследников пионерского дела мгновенно испарилась, оставив после себя неистребимый больничный запах лекарств и ощущения непонятого Лёхой чувства, то ли красивой, яркой надежды, то ли будущих неприятностей…

То, что детям здесь всегда жить весело, Лёха понял сразу. В этих стенах их больше не преследовал казённый дух школы, надоевших уроков, после которых надо было обязательно выполнять «домашку», не лезли с расспросами и угрозами вызвать родителей надоевшие учителя. Свободу от школы делали грустной болезни, про которые, собственно, они вообще-то вспоминали лишь на лечебных процедурах.

Погрустив чуток в теперь уже своей пионерской, Лёха решил осмотреться в самом санатории. В длинном светлом коридоре по ходу, мелькали безликие номера врачебных кабинетов. Среди этой канцелярщины ярким пятном бросилась в лёхины глаза красивая табличка с симпатичной рисованной надписью «Библиотека».

Знать бы Лёхе, что тут начнётся его вторая, и самая красивая жизнь, он бы пришёл сюда гораздо раньше. Однако время нельзя обмануть, и он осторожно приоткрыл дверь в неведомое.

Небольшая комната, превращённая в хранилище книг, была прохладной, и точно, как настоящая сокровищница, тихой. Справа от входа, за столом сидела девушка с красивыми серыми глазами, в скромном свитере. Она внимательно посмотрела на вошедшего Лёху, но тут за ним следом в библиотеку влетела стайка детей и хозяйка множества книжек сначала занялась ими.

– Бог мой, она же настоящее сокровище, я пропал, – полыхнуло в голове Лёхи, – без неё я отсюда уже не уйду или только через какую-нибудь мою войну..Непонятным природным чувством он понял, что именно в ней хранится то самое, главное завораживающее начало, от которого разгадавшее его сердце вдруг стало бешено колотиться, и Лёха, испугавшись, что упадёт, вдруг присел на стул, взяв для вида в руки какую-то яркую детскую книжку с иллюстрациями.

Вскоре детский щебет потихоньку затих, они остались вдвоём среди книг. Лёха встал, слегка дрожащими руками вернул книжку на место.

– Что ж, пойду сдаваться, – подумал он, подходя к её столу.

– Здравствуйте, я ваш новый пионервожатый, – скомканно пробубнил Лёха, ощущая реальный лёд под сердцем, – мне бы книжки какие взять, да и узнать, что и как тут. Изумительные серые глаза библиотекарши, смотревшие на Лёху, ясно сказали ему, что он пропал..

– А меня зовут Инна, – девушка чуть-чуть склонилась над формуляром, – вам что-нибудь найти конкретное или вы уже выбрали книжки?

И тут Лёху понесло. Уже через полчаса яркой и занимательной беседы серые глаза ясно дали ему понять, что плотно свили своё гнездо у него на сердце. Теперь он знал о ней почти всё. И что она учится на «заочке» в институте культуры, живёт одна с мамой, работающей на заводе, любит рисовать, немного петь, чуть-чуть лениться, когда почти всё уже сделано или когда ну, совсем, нет никакого в душе настроения..Айсберги в груди растаяли, и Лёха, окрылённый надеждами, вернулся в своё местное, запылённое временем и безнадзорностью пионерское прибежище.

Не успев отдышаться после полученного духовного допинга, он обернулся на шаги у двери. Завуч, верная своей привычке, вошла в пионерскую без стука, словно в свой кабинет.

– К завтрашнему утру подготовьте план мероприятий на месяц. Учтите, всё будем строго проверять, посещать каждое мероприятие, – здесь Вера Ивановна поджала губы, – запомните, Иосиф Павлович всегда проверяет и сам подписывает расписание мероприятий.

– Ну что ж, конечно, сделаем, – Лёха усмехнулся глазами и почувствовал ответный холодок во взгляде завуча. «Чем же это я им не понравился, – недоумевал он. Первый день на работе и уже какие-то тёрки..со стороны всяких-яких.».

Откуда ему было знать, что на это тёплое, по их понятиям, место всегда претендовала дочь завуча, но заводские начальники поломали всю местную обедню, и вышло как вышло – приехал какой-то парень со стороны. Правда, симпатичный, но всё равно не свой, чужой, совершенно непонятный.

А потом Лёхе битых два часа пришлось ломать голову над календарём мероприятий, пока его не осенила здравая и очень радостная, до сладкой дрожи в сердце, мысль. Вспомнив красивую табличку на двери библиотеки, он понял, кем будет теперь спасён.

Не прошло и нескольких минут, как они, склонившись над столом в библиотеке, кроили расписание мероприятий на месяц. Договорились быстро, тем более, что Инночка уже это делала всегда в отсутствие часто болевшей прежней пионервожатой. Приблизившись к ней, он почувствовал её будоражащий женский запах, особенный, неповторимый, который запомнился ему на всю оставшуюся жизнь.

Маленькая сатира Инночки на любимого.. (фото автора).

Видно было, что она не пользовалась косметикой, потому что и так была по жизни хороша, и юное лицо со смешинками возле глаз при её весёлом настроении уже уютно устроилось в его сердце, словно ласковая кошка. Инночка одевалась довольно скромно: серый тёплый свитер, красивая синяя юбка, сшитая своими руками, ладно сидевшая на её стройной девичьей фигурке. Лёха сразу открыл в ней целый, неведомый до этого, мир, и новое ласковое слово именно для неё он произнёс совсем не случайно. Чувства переполняли его, и он сразу понял – оно ей понравилось.

– Меня так никто не называл, – смутившись, сказала она тихо, – даже мама. Инной называет и когда сердится, и ласкает, но чтоб так нежно, я никогда ни от кого ещё не слышала..

– Вот, сделали расписание, теперь можно и пообедать, – в её голосе звучало столько радости, что Лёха растерялся. – Я не могу тебя объедать, лучше в столовую схожу, – он попытался встать, но увидев её взгляд, остановился. В нём было так много просьбы и одновременно обиды, что невозможно было отказать.

– Всё равно такую кучу сосисок не съем, дома пожадничала, а теперь не могу всё уместить туда, – Инночка рукой легонько показала на живот, – попробуй, вкусно, а потом меня покормишь своим обедом, наконец согласилась она. Как придёт время…

«Старший пионервожатый» трудится.. (фото автора, 1984)

С каждым днём Лёха врастал в неё глубже и глубже. Приходя на остановку автобуса к утреннему рейсу в санаторий, он первым делом высматривал уже знакомую стройную фигурку с ярким жёлтым кожаным чемоданчиком. Весь её нарядный, весёлый вид так и говорил: «А вот и я. Тоже с тобой еду!»

Она ещё стеснялась на людях открыто общаться с ним, в автобусе почти всегда ехала отдельно. Лишь иногда, положив ему на колени свой жёлтый чемоданчик, становилась рядом, как бы невзначай. Но если позволяла ситуация, садилась рядом, первая начиная милую болтовню о всякой всячине И всё равно по санаторию поползли всякие разные сплетни. Их слышала только Инночка, общаясь с женщинами персонала. Лёха же, увлечённый чувствами к ней, был напрочь глух к подобным вещам, практически не замечая ничего подобного в окружающей жизни.

Заканчивалась первая неделя вожатской работы Лёхи, и, как-то увидев грибников с корзинками в автобусе, он за очередным обедом предложил Инночке сходить в лес на «тихую охоту».

– Думаю, здесь опят видимо-невидимо, – Лёха мечтательно зажмурился. Вообще-то уже и не помню времени, когда грибы собирал. Последний раз у себя на родине, в Хабаровске с братьями по тайге «шарились», нашли чуть-чуть на жарку чего-то там, и всё. Часов шесть с лишним бродили, домой еле-еле живые от ходьбы приползли». Её серые глаза сразу засветились радостью. Лёхино сердце исходило сумасшедшим стуком только от прикосновений к ней, вольных или случайных.

Очередным субботним утром, одевшись для лесной прогулки, они встретились пораньше на остановке. Народу в санаторий ехало немного, и почти все – чужие. Стало ясно, что бояться было некого. Они сели на заднее сиденье, и только здесь смогли перевести дух. Говорила, в основном, Инночка.

– Вчера старшая медсестра ко мне заявилась, и как-то нервно стала выспрашивать всё про тебя, кто ты да что ты. А я реально не знаю о тебе совсем ничего, – тут она улыбнулась и знакомые смешинки у глаз снова согрели лёхину душу. – Так она сильно удивилась, и глаза сделала широкие..Я их давно знаю, третий год здесь работаю. Почему-то они всё хотят про всех что-то знать. А зачем? Не понимаю их!».

Лёха смотрел на неё и никак не мог найти сил оторваться. Серые глаза колдовали, смеялись, грустили, и надо было всё это запомнить, занести глубоко в душу, и вместе с ними тоже колдовать, радоваться и грустить, чтобы плыть в одном с нею потоке жизни.

– Давай выйдем пораньше, там народу меньше будет, а грибов – больше. Если конечно на неделе их все не собрали, – её улыбка и предложение охоты окончательно растопили его душу. «В своём лесном наряде она и впрямь похожа на охотницу. Почти Диана. Только лука нет, – шевелились тёплые мысли в голове Лёхи, – а мы вот по грибы идём. И найдём ли?.»

– Ты только не отходи далеко, – попросила его Инночка, здесь всякие разные собаки могут бегать, а я их очень боюсь. – Да? – удивился Лёха, – Какие собаки?» – Да санаторные, – Инночка поёжилась, – Они тут всегда такие недовольные..Нервные.. Пристают, кушать просят. Привыкли, что им еду раздают все кому ни лень..

– Ой, наконец-то нашла, – Инночка наклонилась над старым пнём, и в ложбинке между сосен стала выбирать стайки молодых опят. Лёха торопясь, подошёл, шурша прошлогодней хвоей. Он в первый раз видел такое большое количество красивых грибов.

Инночка аккуратно подрезала их маленьким ножичком и укладывала в корзинку.

Лёха присел. Её лицо было улыбчиво и сосредоточено. Радость от первой находки лесной красоты исходила от всех движений её тела. Он понимал, что теперь надо и ему найти такую же радость, чтобы разделить её вместе. То ли знание грибной жизни, то ли природная интуиция подсказали ему, что надо только получше оглядеться вокруг и всё будет найдено. И точно. Возле соседней сосны, из-под старой хвои, выглядывали янтарные шляпки молодых опят.

– И я нашёл!, – Лёха немедленно снял ножиком урожай и подошёл к Инночке. Она неспешно чистила лезвие от лишней земли, оглядываясь вокруг. – Смотри какой красавчик, – он положил ей на ладошку молодой гриб с красивой и ровной шляпкой. Теперь красавчик лесной будет твоим..»

Воздух ещё не согрелся, под кронами сосен тихо гуляли потоки утреннего ветра. Её розовое, свежее лицо сияло среди тишины соснового бора. Серые глаза уже просили в сердце тепла, и Лёха нежно коснулся её губ..Она мгновенно вросла в него и гулкий стук сердца заколотился во всём его теле..Оторвавшись от Лёхи, Инна побежала между сосен, вниз, и он по-настоящему испугался, что с ней что-то может случиться. Схватив корзинки, бросился догонять её, и едва успел ухватить за рукав куртки, остановив на краю огромной ямы до краёв наполненной прозрачной дождевой водой.

– Инночка, ты больше так не бегай, я реально переживал за тебя, – белое, словно мел, его лицо говорило правду.

– А это во мне сегодня поёт радость, – она обеими руками взяла лёхину голову и стала жадно-жадно целовать в губы, глаза, словно не видела любимого не одну сотню лет, и теперь возвращала себе все его долги нежности..

Огромный сосновый пень, стоявший рядом, развеселил её, она быстро вскочила на него и радостно спросила: «Хочешь спою тебе песенку про медведей? Только не смейся, я петь-то и не умею хорошо, а как могу». Лёха просто таял от удовольствия видеть её такой светящейся от чувства.

– Нет, не буду, ты меня смешишь своей улыбкой. – Нет, нет, пой, буду слушать..

Но стеснение победило желания, и она, соскочив вниз, взяла его за руку и побежала обратно, наверх, к краю соснового бора, откуда они начинали свою охоту. Она теперь точно знала, что не только сама любит, но и любима… Её душа просто сияла от счастья, видя, что её боготворят…

Подарок Инночки после «грибной охоты». (фото автора)

Домой ехали сияющие. Её мама ещё была на работе, и они так подгадывали свои встречи, чтобы не встретиться с нею на квартире. Инна пока не хотела Лёху знакомить со своей матерью, которая несколько лет назад пережила бурный развод со своим молчаливым мужем. Да и об отце Инна практически ничего не говорила. Стеснялась признаться. Лишь однажды, через несколько дней после грибной «охоты», в порыве откровенности, поделилась с Лёхой, лёжа на диване в одной наброшенной на себя его любимой клетчатой рубашке:

– Мы долго жили в Булычёво. Совсем небольшое красивое село в Пензенской области. Отца я очень любила. Как папа, он был добрый, но часто выпивал, и поэтому мы подолгу жили без денег. Правда, рисовал хорошо, выделывал лобзиком всякие штуки красивые. Наверное, его страсть к рисованию и ко мне перешла. Люблю это дело. Когда есть настроение, беру краски и рисую. Забавно, но даже пою, бывает, при этом. Хочешь, тебе что-нибудь нарисую?, – она приподнялась на локте, её серые глаза сверкнули хитринкой, – у меня есть идея с красивой собачкой!»

Инна ласково, с тайным желанием, коснулась пальчиками его губ. Идею Лёха, естественно, одобрил это долгим поцелуем, а её слегка задрожавшее тело стало свидетелем соглашения. Лёгкое, доступное, оно исходило таким тёплым светом, что просилось на руки. Но Лёха ещё не мог переступить грань проникновения в её самые сокровенные тайны, сокрытые нежно – сливочными покровами.

Потом они долго лежали, тесно обнявшись, на скрипучем ложе. В лёгкой дрёме прошёл почти час, который отметился хрипло задрожавшим на столе стареньким будильником. Инна, легко вскочив, успокоила своего домашнего сторожа. Пока Лёха спокойно досыпал последние минуты своего счастья с нею, она стала хлопотать на кухне, разогревая простенький обед. Вскоре должна была прийти мама, и Инне не хотелось представлять ей своего кавалера, испытывать свою судьбу.

На следующий день Лёха, появившись в своей пионерской комнате, похожей на зал, сразу бросился к столу, заваленному грудой бумаг. Уже в понедельник, через день, предстояло его «боевое крещение» – открытие нового заезда детей в санаторий, а в голове не было ровно никакой мысли о мероприятии. Он бросился к Инне в библиотеку. Проходя по коридору, залитому ярким солнечным светом из широких боковых окон, услышал за спиной какой-то шепоток, но, не обращая на него никакого внимания, пошёл к ней в библиотеку. И только войдя в зал, понял, что шептали-то ему: «Опять к ней бежит. И как не стыдно..».

Философски рассудив, что теперь это не так уж и страшно, Лёха подошёл к Инне, перебиравшей книги на полках стеллажа. Опять тот же любимый свитер, опять её стройная фигурка..

Едва сдерживая себя от полыхнувшей страсти, подошёл к ней.

– Ин, у меня в понедельник открытие заезда, а я не знаю что и как делать..

– А сценарий? Есть? – её удивлённые глаза светились легко и просторно. —Там же у неё в папках их масса, возьми и действуй.

– Да, они есть, но на месяц нужно ещё сделать план мероприятий. Завуч рвёт и мечет, мелкий бисер уже топчет…

– У меня есть прежний, я его делала, когда замещала больную. Давай повторим, только сейчас раскрасим по-другому. Она слегка тронула Лёху за рукав, увлекая к столу. Два часа, голова к голове, смеясь и дурачась, они придумывали занятия детям на целый месяц. Вообще-то придумывала одна Инна, а Лёха безропотно смотрел, как её ловкие пальчики снуют по квадратам ватманского листа и дорисовывают по дням всякий раз что-нибудь смешное.

Теперь он больше смотрел ей в лицо, увлечённое своими придумками, красивыми и неожиданными, чем думал о том, что же будет послезавтра на торжественной линейке открытия нового заезда детей. Наконец, завершив работу, она радостно гля-нула ему в глаза:

– Вот, а ты боялся! Это ж так просто!, – улыбнулась Инна, – пойдём, чаю попьём. У меня печенье хорошее есть, – и потянула его за руку в дальний угол хранилища, где стоял незаметный от входа её обеденный столик с чайником, расписными кружками и прочими милыми вещицами.

– Я так люблю чай пить, не представляешь., – её глаза тепло сощурились, она нежно двинула губами. И печенье сама пеку, рецепты придумываю. Мама как-то научила, а я уж сама приспособилась ко всякому делу. Она всё мечтает выдать меня замуж за одного парня, но мне так не хочется за него… Сама не знаю почему. Не хочется и всё тут. Он ей нравится, а мне – нет. Не для меня он. Грубый. Нахальный…» И замолчала, смутившись.

Лёха старался как можно теплее смотреть ей в глаза, чтобы смягчить боль от неожиданных признаний. Он всё больше и больше входил сердцем в её непростой мир, удивляясь многим непонятным вещам. Но старался не будоражить её душу своими притязаниями, понимая, что всё самое сложное ещё впереди. Они выпили почти весь чайник, и пошли в его «пионерскую» посмотреть какой-нибудь фильм. Но как назло, ничего не было и Лёха собрался уходить на уроки. У порога двери Инна тесно прижалась к нему: «Завтра приходи обязательно..»

– Приду, конечно, – ответил он и поцеловал её в глаза.

Назавтра, придя на работу, он с удивлением узнал о бурных переменах. Приглашение в кабинет главврача он воспринял однозначно: будут бить.. Но по виду и завуча, и Пшеничного он понял, ему придумали что-то адски новенькое. И действительно, его переселили из пионерской комнаты, сделав из неё игровую комнату. Он стал хозяином уютного кабинета возле библиотеки, а также маленькой радиокомнаты, в местном обиходе звавшейся «радиорубкой». Этим переменам Лёха обрадовался сразу. Во-первых, не нужно было мучиться со всякими пионерскими сборами, пыльный зал со знамёнами и барабанами ему уже сильно поднадоел. Во-вторых, начальники и не подозревали, какую сладкую услугу ему оказали, быстро изгнав из священного пионерского места. Его личный кабинетик находился рядышком с библиотекой, и Лёхе не нужно было теперь «светиться», бегая по коридору к Инне из пионерской комнаты.

Он расположился в нём совсем по-хозяйски: принёс из дома свою верную пишущую машинку, переставил и протёр мебель. Бывшая захламленная кладовка старшей медсестры превратилась в его любимый рабочий кабинет.

Первой оценила его старания Инна. Она заглянула в дверь и приятно удивилась:

– Да, ты молодец! Как хорошо можешь устраиваться! И, улыбнувшись, сразу предложила:

– У меня дома есть шторы. Мама их не очень любит. Здесь очень светло. Давай занавесим окно. И дуть не будет. Хочешь, а?

– Конечно. Из твоих красивых рук всё, что пожелаешь мне замечательного… – Ага, ну ладно, только ты мне помоги их привезти, они тяжеловаты. – Какой вопрос, – Лёха внимательно посмотрел Инне в глаза. Они по-прежнему были шутливо-веселы.

– По такому важному поводу нам надо обмыть новоселье, – Лёха поддержал её весёлое настроение, – пойдём, чайку попьём? Я пироженки взял в столовой. Свежие..

Инна радостно кивнула головой: «Сейчас, поставлю кофейник и позову, когда вскипит. Будет готово, подам знак условный!».

Через полчаса она тихонько постучала в стену. Лёха радостно шевельнул губами: «Совсем как заговорщики, ну и ну». И пошёл тихонько к ней в библиотеку, предварительно оглядев коридор по сторонам. Наступивший полдень всех медицинских усадил за столы. В холлах было тихо и спокойно.

Инна суетилась у стола, разливая чай в красивые высокие фарфоровые кружки. Она принесла из дома всё, что нужно было для красивого застолья: салфетки, подставки под кружки, сахарницу, нарядные чайные ложечки. Лёха с удовольствием отметил её домовитость. «Ей нравится красиво хозяйничать, хочется чтобы всё в доме было замечательно. Такая вот мне и нужна».

Набрав воздуха в грудь, Лёха решился: «Ин, а давай сходим в поход. Пока тепло стоит, дождей нету. Мошкара не покусает. Сухо..» Несколько мгновений она выразительно молчала, медленно перемешивая ложечкой горячий чай. Потом, подняв глаза, ответила: «Я тоже очень хочу, но мне надо подготовиться. Место выбрать, вещи собрать. Скажу тебе завтра или послезавтра. Хорошо?». И гулкий барабан лёхиного сердца немного приутих: «Она согласилась. Но видно, ещё думает у матери разрешения спросить, а так бы согласилась сразу..» Он улыбнулся радостно и широко:

– Конечно. И я свои вещички переберу. У меня палатка – памирка есть, спальные мешки. Котелок обязательно надо взять, сварим чего-нить вкусненького на природе…».

Домой ехали с новой радостью. Их мысли о совместном общении бежали вперёд, торопя разные сладкие желания.

Наступила назначенная для похода суббота. Лёха поднялся далеко до зари, измученный мыслями о предстоящем душевном испытании, проверил все вещи и пошёл на остановку автобуса. Уже подходя к месту встречи увидел не только Нату, но и парня лет двадцати, по виду студента какой-то «ремеслухи». Досадуя, что они будут не одни, Лёха подошёл к компаньонам по отдыху, деревянно поприветствовал «студента».

– Привет, Лёша, – в просящем голосе Инны теплилась надежда на его будущие хорошие отношения со свидетелем их турпохода, – это мой двоюродный брат. Мама попросила взять его с собой, он никогда не видел Васильевских озёр..

– Ага, – ухмыльнулся про себя Лёха, – не видел он озёр тутошних, – даже младшие школяры знают про них, не то что «ПТУшники». Через несколько минут прибыл неприглядного вида автобус, и они поехали к озёрам. Полчаса тряского пути унесли неудовольствие первых минут, и Лёха снова наслаждался общением с Инной, весёлым блеском её глаз, их нежным ласковым прищуром, полным девичьего озорства.

Водитель остановился по их просьбе точно у озёр, и он пошли краем леса искать место для ночлега. Вот тут Инна и показала себя истинной хозяйкой. Мягко, настойчиво она руководила поисками и удобным обустройством маленького лагеря. Лёха не сопротивлялся. Здесь он был в первый раз, места не знал, да и не хотелось ему лезть «наперёд батьки в пекло», как иногда говорил отец. Ему здесь нравилось всё: сосновый лес, озёрная тихая вода, рубиновый закат падающего в воду вечернего солнца.

Он ехал сюда за чувствами, за любовью, и совсем не собирался спорить о бытовых мелочах. Инна это прекрасно поняла и её настроение заметно улучшилось. По всему было видно, что она имела серьёзный разговор с мамой, не желавшей, чтобы дочь поехала одна в лес с ночлегом, да ещё с незнакомым парнем, которого мама и в глаза-то совсем не видала.

Палатку поставили на взгорке, подальше от воды, чтобы не затопило в случае дождя. Совет Лёхи приняли, узнав, что он целый сезон работал у геологов в далёкой дальневосточной глуши и знал кое-что из туристических понятий. Пока располагались, Инна уговорила «кузена» заготавливать дрова для костра. Вечер наступал довольно прохладный, и топлива нужно было много. Немного поворчав, «родственничек» поплёлся искать сушняк, а влюбленные принялись готовить ужин из картошки с тушёным мясом. Лёха с наслаждением смотрел, как Инна ловко управляется с готовкой и вообще, поймал себя на мысли, что всё, что она делает для него – полное для него счастье.

И потом, сидя у почти догоревшего костра, уплетая картошку с тушёным мясом, пусть и немного пересолённую, Лёха по-прежнему чувствовал неутолимую радость в сердце, рождённую чувствами к Инне. Они ещё посидели у тихого огня, молчаливо наблюдая как пепел постепенно покрывает угли лёгким седым налётом, иногда выбрасывая целые фонтаны искр. Разговор при «родственничке» как-то не вязался, и Инна первая предложила идти всем спать.

Наступила тёмная глухая ночь. Лёха ворочался с боку на бок, про себя поминая тихим неласковым словом навязанного в поход «кузена», громко храпевшего с другой стороны палатки. Инна лежала не шевелясь, лишь иногда, по детски, словно всхлипывала во сне. Но ему почему-то казалось, что она вовсе и не спит, только молчаливо ждёт чего-то особенного. Он не ошибся.

Когда маленькая рука в полной темноте вдруг оказалась у него на груди, Лёха, тут же ощутил её горячую ладошку, и с дрожащим сердцем почувствовал, что она медленно стала опускаться вниз, пока не остановилась на самой выразительной части его тела, мгновенно встрепенувшейся от тёплых ласковых прикосновений. Пальчики вдруг растерянно замерли, но, вспомнив давнее желание хозяйки, стали медленно знакомиться с давно желанным для неё предметом, осторожно двигаясь по настоящему сгустку живой энергии…

Её голова неожиданно оказалась рядом и жаркий шёпот словно кипятком окатил лёхино сердце: «Давай сейчас убежим из палатки!..Знаю, он крепко, давно спит, и уже ничего совсем не услышит». Инна первая тихонько выползла наружу. Стараясь не шуршать постелью, Лёха медленно и аккуратно свернул оба спальных мешка, прихватил одеяло, и сторожко последовал за ней. Сердце колотилось, горло пересохло от волнения, он было стал суетиться, однако Инна, взяв его за руку, смело повела от места ночлега дальше в сумрак леса. Она так уверенно и споро двигалась в темноте, что Лёха неожиданно сравнил любимую с ясновидящей, хотя всё объяснялось просто – накануне вечером, тайком от него, она хорошо присмотрела укромное местечко для взаимных наслаждений недалеко от палатки, в самой гуще леса, и теперь уверенно вела своего обожаемого на край их света.

Его душа пела. Никогда ещё он не чувствовал себя таким счастливым. Даже темнота не пугала его своей сырой и холодной неожиданностью. Уголёк маленькой девичьей ладошки плескался в его сердце новым греющим огнём, заставляя всё больше и больше трепетать душу.

– Я буду сейчас с ней здесь, на природе, под звёздами, буду принадлежать только ей и никому-никому больше, – кружились невиданным танцем мысли в лёхиной голове.

Вскоре она остановилась, осветила место лучиком фонарика и сказала: «Здесь… Ты взял спальные мешки? – словно знала, что он не то, чтобы прочитает её мысли, но всё же догадается о будущем удобстве. – Да, взял. И одеяло ещё, – Лёха аккуратно расправил мешки, прихваченное одеяло, и они улеглись на небольшом взгорке.

Тёплая июньская ночь, пропитанная запахом цветущих трав, трели цикад, карусель ярких звёзд кружили ему голову. Лёхе подумалось, что никогда такими ослепительными и обнажённо-белыми в своей красоте, он их не видел. И ещё никогда в ночи, под глазами планет в открытом небе, рядом с ним не лежала любимая, готовая ради него на очень и очень многое. Смолистый воздух витал над их разгорячёнными ходьбой и острыми желаниями телами.

В лесной темноте, сразу ставшей жаркой Лёхе, Инна прижалась к нему всем телом и выразительно зашептала, водя пальчиком по его губам:

– Ты знаешь, о чём я мечтала два года назад? Работала тут же, но мне было так одиноко. Мама с папой разошлась со страшным скандалом. Представляешь, они даже штаны делили. А я всё думала, почему у них так сложилось плохо? И поняла, детей у них больше не было, а у меня сестры или брата. В Булычёве, где я жила до этого, у всех семьи большие были. Как-то в радости жили. А мы сюда переехали, и папа запил. Не знаю от чего. Может, место поменялось жизни, может мама как-то не сумела приспособиться. Непонятно… И мне одиноко стало. Пошла на работу, в институт поступила. Тут мама парня и присмотрела, да я взбунтовалась. Ты не смотри, что я у тебя под рукой такая тихая. Могу, ого-го ещё как, взбрыкнуть..И она пока отстала. А годики идут-то, как часики тикают. Так мне ребёночка захотелось… И ты меня на счастье встретил. Да? Правда? Хочешь от меня маленького? Чувствую по тебе, хочешь… Видела, как ты на меня в лесу смотрел..Будто я волшебница какая тебе что-то несу, ну, или готовлюсь нести..

– Инночка, и правда, ты – ясновидящая.. Тут шла прям уверенно, как знала, куда ступать. Я и подумал, ровно кошка всё видишь ночью…

– Не-а, совсем не такая. Просто днём, пока ты немного дремал в палатке, я тут место нам на ночку приискивала. Нашла. Теперь мы тут с тобой лежим. А он в палатке пусть храпит, и потом мамочке докладывает, что всё спокойно было в городе Багдаде..

– Шутница ты, Инночка. Ни за что б не догадался так сделать..

– Конечно, для тебя всё сделаю, и на всё пойду. Сердце у тебя доброе. Ведь сразу это по глазам увидела, когда ты с доктором Пшеничным калякал насчёт работы там, в коридоре. Ты меня не заметил, а я тебя сразу..И уже тогда решила, ты – будешь мой.

Она замолчала, и так же мечтательно её горячая ладошка легла ему на сердце, словно прислушиваясь к его восторженному биению. Её жаркий шёпот снова обжёг лёхино ухо внезапным желанием:

– Он у тебя такой бодрый, живой. Там, в палатке, не успела к нему подобраться, как он, вжик, и сразу стал «готовенький». Испугалась тут, а вдруг «кузен» сразу проснётся, тогда всё матери расскажет, и нам с тобой уже никогда не удастся встретиться. Потому решила удрать от него к тебе, сюда, под звёзды. Правда, здесь прохладно, но ты такой горячий, весь в своего..«живчика». Так его называть буду. Хочешь? Возле него… мне так сладко»..

С этими словами она быстро и ловко освободилась от летних шортиков, под которыми совсем ничего не оказалось, и ещё теснее прижалась к жаркому лёхиному телу.

– Приподнимись чуть-чуть, – настойчиво попросила Инна через несколько мгновений, и потом уверенными движениями освободила его тело от лишних покровов. – Господи, да с тобой и зимой печки не надо. Ты же кипяток просто».

– Как-то и не замечал, привык по жизни, что такой, будто огненный, так природа удумала – лёхин язык уже еле ворочался, немея от наступающего урагана чувств. Её маленькое ладное тело словно таяло, умещаясь в его объятиях.

– У тебя «живчик» тоже всегда такой же горяченький? – шутливо поинтересовалась Инна, – надо бы проверить, а то вдруг в какой-нибудь дрожащий холодец превратился». Видя, что Лёха от изумления молчит, Инна быстро придвинулась головой к его самой горячей части тела и, погладив несколько раз язычком пухлые щёчки уже вставшего ровным и высоким солдатиком «живчика», неожиданно окружила их плотно своими тёплыми губами, снова и снова продолжая их прилежно ласкать со всех сторон, возбуждая в них всё новые и новые движения.

Низ лёхиного живота провалился в пустоту, жар тела сменился ночным холодом, и Лёха снова ощутил дрожащие нетерпением покровы Инны, движения её губ, рук, неумолимо приближавших ураганные волны наслаждения. Испытав самое полное начало жаркого удовольствия, она решила немедленно, сейчас же его продолжить, впустив «живчика» в свой «дворец» наслаждений.

Встав над ним на колени, она снова и снова молча умоляла его, как можно чаще касаться своими нежными складками «бархатных» стен её маленького, тесного, но такого ласкового пространства, в котором, по её мгновенному желанию, должны были немедленно поселиться новые и дорогие для неё создания.

Он входил, приспосабливался, снова входил, стараясь лучше освоить своё новое жилище. И от этих его торопливых входов-выходов Инна теряла дыхание, словно бежала за ним вдогонку, а плещущие волны принесённой им яркой, полыхающей энергии, разноцветными мелькающими мотыльками с их мягкими, нежными крыльями всё больше и больше сжимали стены её красивого «дворца», изо всех всех сил стараясь принести с собою лучшее наслаждение для её души.

Инна молча улыбалась невиданной радости, по лицу текли неудержимые слёзы, но только она этой летней ночью знала о таком наслаждении, и этих слезах. Вспыхнувшая страсть была её самой большой тайной, которую она, скорее всего, потом доверит и ему, любимому, подарившему это счастье.

Стенки дворца содрогнулись от набежавшего сладкого потока новой, ещё более сильной волны. Инна, с наслаждением испытав полностью её силу, со сладким тихим стоном медленно прилегла на грудь Лёхи. Но вдруг, словно что-то вспомнив, она быстро и неожиданно для него развернулась обратно, и жадно обвила своими губами горячие щёчки «живчика», подарившего ей в эти короткие, но такие дорогие мгновения, частицы природных сокровищ, не донесённых до стен её маленького, красивого дворца с изящными узорными золотыми воротами.

Вернувшись к нему под руку, Инна с нескрываемой радостью прошептала в горячее лёхино ушко:

– Ты наверное удивился, что я нырнула за ними в самую глубину. Прости, давно об этом мечтала, как только тебя увидела. Наконец-то я с ними познакомилась, и знаю, что один из них будет точно моим, таким же умным, красивым, как и ты. Они мне показались такими миленькими, сладенькими, будто утренний киселёк. А я дома всегда по утрам пью разные кисели. Потому и почувствовала их такими..Ты не обижаешься, что я так сделала? Ведь всё без спросу? – при этих словах Инна пошевелила нежно всеми пальчиками и сладостно, довольно потянулась всем телом, издавая незабываемый запах любви.

Вместо ответа Лёха бросился целовать её лицо, шею, и так бы дошёл до всех остальных мест, если бы Инна не прикрыла его губы ладошкой: «С тобой, милый, у нас ещё будет много времени, только давай немного отдохнём, да потом тихонько проверим нашего караульщика».

Лёха согласился, и неожиданно заснул буквально на несколько минут.

Она разбудила его, ласково погладив губы. Вздрогнув, Лёха удивился, что так долго спал.«Да всего минуточку, – успокоила его Инна, – понимаю, перенапрягся, насладился, отключился. Сама этим грешу, когда на работе или дома очень устану. Пойдём в домик наш, а то караульщик нас хватится, панику поднимет».

Через несколько минут они лежали совсем без сил под влажными стенками палатки, умиротворённые ярким, сладким свиданием под звёздами. Их короткий утренний сон прервали пьяные злые голоса, резкие звуки неровных шагов, треск сухих ветвей. «Это деревенские, – Инна спросонок боязливо прижалась к Лёхе, её колотила нервная дрожь, – они так часто ходят по лесам, всегда себе приключения ищут. Ты не выходи, пожалуйста, я боюсь за тебя».

– Эй, вы там, в палатке, дрыхнете, что ли? – раздался нетрезвый голос снаружи. Дайте пожрать чего, а то халабуду вашу снесём, земля наша, а вы тут гости незваные». Инна стала нервно шуршать в сумке, где были их припасы. Вынула начатый батон хлеба, кусок колбасы и выбросила свёрток из палатки на траву.

– Вот это дело, – рваные голоса куражились, – пошли пацаны отсюда до деревни, у них больше ничего нету, в ларьке водочкой разживёмся. А это вам на прощание, – колыхнулся тент палатки от плеснувшейся на него жидкости, – ночуйте тут пока до утра, да сматывайтесь». Голоса постепенно стихли, и влюблённые, утомлённые бурной ночью и происшествием, быстро заснули.

Они спали почти до полудня, пока раздосадованный «кузен», которому пришлось готовить обед, не крикнул им от костра: «Эй, сони, хватить спать, всю еду упустите».

Солнце, яркое и жгучее, уже стояло в зените, когда все уселись за полевой стол. За несколько минут нехитрый обед, состоявший из тушёного мяса с картошкой и духовитого лесного киселя был съеден, а участники пиршества стали спорить, где больше растёт спелой земляники – вблизи палатки или глубоко в лесу, подальше от неё…

После недолгих споров наконец-то приняли «соломоново» решение – искать поблизости, разделившись на две группы: «кузен» согласился пойти в сосновый бор, где как он считал, так много ягод, что и не собрать их никому вовек, а Лёха с Инной решили осмотреть полянки поблизости. Они просто чувствовали по природе, что там великое множество плодов. Здесь Лёха чуть-чуть схитрил, он-то знал, что лесная земляника любит влажные и прогретые солнечным теплом места, и потому согласился снимать урожай на своём участке. А Инна просто поддержала его, втайне надеясь исполнить своё задуманное дело.

И действительно участок оказался урожайным. Среди травы краснело множество ягод, правда мелких, но от этого не менее соблазнительных. Попадались и крупные, которые Инна тут же отправляла в корзинку. Возле одного, довольно большого кустика ягод их головы сблизились и она заговорщически прошептала, хотя «кузена» – соглядатая не было рядом:

– Эх, обожаю земляничный вкус.., – и продолжила, – а если тебя земляникой покормить, они какие у тебя будут? С запахом ягодок или никакие? И тут же предложила ему на своей ладошке целую горку собранных ею самых спелых и крупных ягод. Лёха сначала не понял вопроса, но потом до него дошёл его смысл. Он слегка растерялся, не зная даже как ответить на её интерес к нему с тайным смыслом.

– Думаю, будут вкусными, всё-таки ягодки с кислотами органическими всякими, да ещё сильно пахучими, а они почти не распадаются внутри, так и уходят в разные части тела. А что? Ты чего-то интересное для нас придумала? Какой-нибудь опыт с земляникой поставить? – продолжал он, – я, например, варенье люблю из неё».

Инна игриво прищурилась. Смешинки-паутинки побежали от уголков глаз: «Вот и угощу тебя вареньем земляничным. Меня мама классно научила ягодки целиком варить, а я потом сама рецепт изменила, да свой и придумала. Очень его люблю! Тебе точно понравится. Вот поешь моего варенья, а потом..– тут она снова хитро посмотрела на Лёху, – и я попробую..» Увлечённый поисками спелых ягод в траве, он совсем не обратил внимания на хитросплетения её мыслей, и только лишь наслаждался улыбкой на её лице от радости совместного отдыха.

Часа через два, утомлённые ягодной охотой, они сошлись у своей палатки и решили после короткого отдыха отправиться в обратный путь. Домой приехали затемно. Лёха помог занести Инне вещи домой и попрощался с ней под зорким контролем «кузена».

Подарок Инночки после земляничного похода (фото автора).

Назавтра ему предстояло музыкальное мероприятие. Нечто вроде утренника для маленьких пациентов. Нужно было готовиться к выступлению. У него уже было почти всё готово, но что-то мучило его, и он сам не понимал, что. Он так свыкся работать вместе с Инночкой, что одиночество в работе стало угнетать его, и Лёха заметил, что стал раздражаться по любому, даже малому поводу. И он решил всё это лечить сном.

Радиокомнату он немного подремонтировал с помощью местных учителей труда, приукрасил её кое-какими плакатами, выдраил до блеска старое деревянное окно, измочаленное временем. Инна повесила принесённые из дома старые шторы, и место для личных встреч было готово. Оставалось только одно препятствие – рядом по коридору располагалась прежняя пионерская комната, превращённая в игровую, а напротив неё был форпост сплетниц – кабинет старшей медсестры, которая подсматривала за всеми и собирала информацию для главврача Пшеничного и несменяемого завуча Веры Ивановны. Поэтому Лёха и решил посещать радиокомнату, когда позволяла ситуация, под вечер, когда все главные «надсмотрщики» разъезжались, а он мог там провести время с пользой для себя.

После проведённого похода Инна смотрела на Лёху уже совсем по-другому. Он тоже это почувствовал. Соединив свои чувства близостью, они всеми силами старались прятать их, как могли. В один из последних дней июня Лёха с Инной выехали с работы предпоследним автобусом. До города было целых сорок минут и, утомившись от дневных хлопот, оба задремали, склонив головы друг к другу. Инна, проснувшись от толчка на ухабе, сказала:

– Как я устала сегодня, ты не представляешь. Так много детей было в библиотеке в этот новый заезд, что даже свою «Книжкину больницу» не оформляла, ни одной книжки не починила. Поедем ко мне? Сегодня мама в ночную, её до утра не будет. А потом тебя разбужу, и мы поедем пораньше на работу. Давай? Я так по тебе соскучилась, ты не представляешь..

– Конечно поедем. Я тоже соскучился. Ин, может квартиру снимем и будем жить?

– Ты что! Мама прибьёт меня. А я её терять не хочу, она у меня одна осталась. Вот жду, когда она гнев на милость сменит. Она же всё мечтает меня замуж выдать за того парня, что в армии служит. Она с его родственниками дружила. Потому-то и хочет им хорошее сделать. А им-то, видать, всё равно. Очень ждёт, когда он вернётся. Олег на меня как-то глаз положил, и ей понравился. А я не знаю, что и делать..Вот будет ребёночек от тебя и пусть тогда сама решает. Знаю, больно мне будет, что маму обижу. Но тебя люблю очень..И малышку хочу. Устала чужое счастье наблюдать, да считать время…

– А ты знаешь, что сегодня у меня на работе скандальное ЧП произошло?

– Нет! А что ты натворил? Побил кого из детей?, – Инна выпрямилась в кресле и, широко раскрыв глаза, посмотрела Лёхе в лицо с неподдельным страхом.

– Ты что, дети, да ещё чужие для меня святое! Из Кремля пришёл ответ на мою жалобу по квартире. Я ходил, ходил по всяким профкомам, добивался правды насчёт своей очереди на жильё. Я ведь с завода сюда переведён. А там в цехкоме одна тварь сидит, и квартирную очередь тасует в свою пользу. Ну я не стал его бить, а просто написал в Приёмную Генсека. Так мол и так, прошу разобраться с безобразиями в получении законного жилья. Честно отработал положенное время, не прогульщик, не пьяница, а вот меня почему-то всё время сдвигают назад в очереди. И написал, знаешь, резковато. Даже может быть, грубо. Как не пишут и не говорят чиновникам. Но не ругался. Ты бы видела завуча! Прибежала к Пшеничному вся красная-красная, как помидор переспевший. Оказывается ей, да и ему, позвонили из обкома, потом из завкома, обоих трясли, словно половики. Выясняли, кто я, кем, и как работаю. Давно ли. В общем нагнали жуткого страху на обоих. Представляю, из Приёмной Генсека звонят в обком и требуют отчёта!! В общем, и смех и грех…

– Да, наделал ты делов, – Инна задумчиво откинула голову на спинку кресла. Что будет теперь?

– А что.. Думаю ничего..Испугались. И потом ведь я здесь временно, на период отпуска вожатой. Главное, чтобы на заводе очередь продвинулась. Когда дадут квартиру, сразу тебя заберу. Пойдёшь? Инна закрыла глаза. Маленькая слезинка выкатилась и побежала вниз по щеке..Она помолчала и тихо сказала: «Пойду, конечно. Куда я от тебя денусь, мой хороший. Только маму жалко вот. Одна ведь останется..

– Ладно, Ин! Маленький будет, её сердце растает.– Лёха нежно погладил её по руке, поцеловал в щёку. Благо никого в салоне автобуса уже не было. Домой они уже пришли затемно, когда предвечерний Автоград уже считал первые сны.

Счастьем скроенные дни…