Укрощая хаос

Размер шрифта: 13

Ben Galley BREAKING CHAOS

Published by arrangement with Lester Literary Agency

* * *

Эта книга – художественное произведение, но некоторые художественные произведения, возможно, содержат в себе больше правды, чем предполагал автор. В этом и заключается магия.
Аноним

Посвящается Лили

Догматы о подневольных мертвецах

Они должны умереть в смятении.

Они должны быть заколдованы с помощью половины медной монеты и воды Никса.

Они должны быть заколдованы в течение сорока дней.

Они в неволе у тех, кому принадлежат их монеты.

Они – рабы и выполняют волю своего господина.

Они не должны причинять вреда своим господам.

Они не имеют права выражать свое мнение и владеть имуществом.

Они не обретут свободу, если она не будет им дарована.

Глава 1
Слазергаст

А что, если Никс пересохнет?
Этот вопрос ставил в тупик многих ученых и мыслителей еще на заре Аркийской империи. С тем же успехом можно спросить аркийца: а что, если Дюнные равнины покроются льдом? Никому еще не приходилось отвечать на столь нелепый вопрос.
ГАЭРВИН ДЖУБ. ИСТОРИЯ ДАЛЬНИХ КРАЕВ

* * *

ОЧНУВШИСЬ, НИЛИТ ВЗДРОГНУЛА так резко, что ударилась головой о прутья клетки и снова потеряла сознание.

Снова она пришла в себя примерно через час; голова у нее раскалывалась, и перед глазами все плыло. Она закрыла глаза и принялась исследовать мир с помощью других ощущений.

В ходе своего путешествия Нилит не раз просыпалась, испытывая боль, не понимая, что происходит, и ощущая приближение опасности. Это происходило с ней слишком часто, и подобные происшествия уже сильно ей надоели. Она бы вздохнула, но ей не хотелось нарушать окружавшую ее тишину. Нилит собрала по частям сведения о ситуации, в которой она оказалась.

Она лежала на спине.

Под ней тряслась грубая деревянная, разогретая на солнце поверхность; она обжигала Нилит каждый раз, когда та прикасалась к ней щекой.

Нилит была одета – по крайней мере, ей так казалось. После каждого прикосновения ткани Нилит казалось, что по ее коже бегут насекомые.

Рядом кто-то негромко и немелодично насвистывал.

Что-то воняло – возможно, она сама.

И ей было больно. О, как ей было больно. Но болела не порванная мышца и не зияющая рана: какой-то яд словно выжигал ее изнутри.

Нилит попыталась вспомнить, когда именно ее порезали. Она старалась измерить глубину черной пропасти в ее памяти – пропасти, которая отделяла боль от человека и повозки. И от существа в клетке…

Она резко раскрыла глаза и увидела серый безглазый кусок мяса, который ухмылялся ей через решетку. По железу хлестнули три жирных щупальца. Костлявые руки с когтями из голубого дыма потянулись к ней, но их остановила решетка.

Извиваясь, Нилит поползла назад, но сильно увеличить расстояние до чудовища не удалось: ее клетка была крошечной. Нилит снова уперлась спиной о прутья, и теперь когти, похожие на серпы, находились на расстоянии вытянутой руки от нее. Чудовище заскулило; по его губам и голубым клыкам, пузырясь, потекла черная слюна. Нилит пнула решетку ногой. С шипящим смехом существо свернуло влажное тело в кольца и помахало ей усиками. Призрачные когти беспечно постукивали по лапам, отсчитывая мгновения.

Краем глаза Нилит заметила какое-то движение. Она резко повернула голову и увидела черную фигуру, ярко выделявшуюся на фоне яркого неба. На голове фигуры сидела широкополая шляпа. В памяти Нилит всплыло имя. Преследователь Джоби.

Нилит не знала, ярость или паника заставила ее подняться, но вскоре она заметалась, пытаясь высмотреть лошадь и сокола.

Она возблагодарила судьбу, увидев Аноиша у себя за спиной: он печально смотрел на Нилит и до предела натягивал веревку, которой был привязан к повозке, стараясь держаться подальше от жуткого чудовища. На губах коня застыла пена.

Безела Нилит не обнаружила, однако небо было слишком ярким, чтобы искать его как следует. Глаза Нилит болели: пульсирующий мозг словно стремился вытолкнуть их из черепа. Она надеялась, что где-то в вышине летит черная точка и внимательно следит за происходящим. Ее утешала мысль, что в этой ситуации она оказалась не одна, даже если компанию ей составили конь и сокол-сквернослов.

– Эй, ты! – прохрипела она. Когда она выплюнула достаточное количество песка, к ней вернулся голос. Нилит никогда не думала, что у нее может болеть язык, но каким-то образом ему это удалось. – Сию же секунду отпусти меня!

Джоби вздохнул, не утруждая себя повернуться к ней.

– Должники всегда так говорят, словно отпустить их на секунду позже – это бесчеловечно.

– Как ты смеешь! Что ты… Что эта тварь со мной сделала?

– Я ничего не сделал, всего лишь забрал вас в счет долга. А эта «тварь», как вы ее называете, – просто инструмент.

Джоби по-прежнему не смотрел на нее, и от этого ярость Нилит разгорелась еще сильнее.

– Отпусти меня, ублюдок!

Она подняла тяжелую, налитую свинцом руку, чтобы стиснуть прутья решетки, и вдруг почувствовала смертельный холод, который проник глубоко в кости. Боковым зрением она заметила цвет и каким-то образом поняла все еще до того, как набралась смелости посмотреть вниз.

Вместо живой темнокожей руки она увидела руку призрака. Широко распахнув глаза, Нилит обвела взглядом дымчатые, сапфировые линии костяшек и пальцев, едва заметные в палящем солнечном свете. Там, где тень придавала парам больше веса, они тускло подсвечивали деревянные части повозки. Дрожащей рукой Нилит потянула рукав вверх: призрачная кисть переходила в запястье, которое по-прежнему было очень даже живым. Граница между жизнью и смертью была черной, словно вода Никса, и выглядела как загнивающая рана. Через потрескавшуюся, покрытую волдырями кожу просачивался голубой свет. На тыльной стороне ладони виднелся ряд белых отметин – место, где в руку вонзились зубы чудовища.

– Я… я…

Нилит задохнулась. Вся ее ярость увяла, словно тень на заре. Страх налетел, чтобы заменить ее, и с собой он привел дружков – панику и ужас. Все остальное – Фаразар, Аракс, Сизин, и даже Аноиш и Безел – вылетело у Нилит из головы, когда она увидела свою призрачную руку.

Нилит окаменела, не в силах пошевелиться и сделать мираж явью. Она боялась, что рука рассыплется в прах или испарится под лучами солнца. Целую вечность она набиралась храбрости, чтобы согнуть один палец. Она увидела, как он двигается, но при этом у нее не возникало никаких ощущений – она словно полночи проспала на руке и отлежала ее.

– Что за мерзкое колдовство?

Преследователь Джоби наконец-то повернулся и посмотрел на руку Нилит, а затем на своего питомца. Существо, похоже, почувствовало, что разговор идет о нем, и высунуло из колец покрытую слоем жира голову.

– Я вас предупреждал, – ответил преследователь. В его голосе не слышалось ни намека на раскаяние или чувство вины.

– Что это?! – заверещала Нилит.

Преследователю хватило дерзости похваляться своими делами.

– Госпожа, вы сидите рядом со слазергастом. Такие звери водятся на Разбросанных островах, на самой границе Дальних Краев.

– Что он со мной сделал?

– То, что я ему приказал! Они – очень верные существа, если их обучить, знаете ли. Все просто: слазергаст вас укусил, и теперь его яд начал действовать Слазергасты – потрясающие существа, они просто незаменимы, если нужно выслеживать должников. Вот почему Консорциум возит их сюда с далекого севера.

Нилит была готова отдать руку за возможность вырваться из клетки и показать Джоби, как сильно она с ним не согласна. Она не могла отвести взгляда от своей ладони.

– Какой яд? Отвечай, Джоби. Я имею право это знать!

– Госпожа, слазергасты живут в диких колодцах Никса и с рождения пьют из них воду. Она превращает их зубы и когти в тени, поэтому они наполовину живы, наполовину мертвы. Они застряли где-то посредине этих состояний – по крайней мере, так говорят книжники. Гаст не раздирает жертву на части, как сделал бы любой другой дикий зверь, но кусает ее всего один раз. А затем он ждет – видите ли, слазергасты обладают удивительным терпением.

Нилит очень не хотелось задавать этот вопрос, но она обнаружила, что говорит против своей воли.

– Чего ждет?

Джоби не стал отвечать сразу – ему хотелось насладиться ее дискомфортом.

– Он ждет, что вы превратитесь в тень. Тогда он сможет вами полакомиться.

Нилит прищурилась, мечтая о том, чтобы ее взгляд пронзил Джоби и выпустил ему кишки.

– Значит, моя судьба – медленно угасать?

Джоби лучезарно улыбнулся.

– Госпожа, вы радоваться должны. Как только вы умрете и начнете работать, ваш долг Консорциуму будет уплачен.

– Нет! Нет! – Других слов у Нилит не было. Она выкрикивала это слово снова и снова, когда осознание накатывало на нее. Она чувствовала себя так, словно в нее, одна за другой, втыкаются стрелы. – НЕТ!

Нилит схватилась за прутья решетки, и их медь обожгла ее левую ладонь. Такую боль она еще никогда не испытывала, однако она выдержала, несмотря на то, что ее пары вспыхнули.

– Сколько? Сколько времени это занимает?!

– Неделю, а может, и больше. Зависит от человека.

В животе Нилит забурлила желчь.

– Наверняка от него есть лекарство! Противоядие!

– Средство, обращающее вспять действие яда?

– Да! Расскажи мне о нем!

Джоби задумчиво прикусил губу.

– Боюсь, что его нет. Даже если бы он существовал, Консорциум согласился бы только на уплату долга в полной мере.

– НА ХЕР ТВОЙ КОНСОРЦИУМ! – взревела Нилит.

Джоби продолжил бесстрастно смотреть вперед.

Сломленная, Нилит прислонилась к решетке, с ненавистью глядя на свою призрачную ладонь. Это болезнь. Это грибок, который постепенно распространяется в ней. Она была готова поклясться, что еще одна часть ее запястья исчезла с тех пор, как она заорала на преследователя Джоби.

«Упыри» были просто веселыми клоунами по сравнению с этим человеком, его клеткой и его чудовищем. Крона не одолела ее, а вот преследователю Джоби это удалось. И теперь Нилит практически умерла. Хуже того, она превратится в раба-призрака и будет работать в какой-нибудь адской шахте.

В ее груди что-то натянулось – сильно, словно струна арфы. Нилит отчаянно попыталась замедлить дыхание. Она дышала быстро, испуганно. Вцепившись в кожу на предплечье, Нилит обнаружила, что та потеряла чувствительность, но все еще жива. «Может, распространение яда удастся остановить, если отрезать ее?» – подумала Нилит. Она с радостью бы отдала руку – а может, и обе руки – чтобы избавиться от проклятия слазергаста и пойти своей дорогой. Она снова посмотрела на существо. Слазергаст все еще поглядывал на нее поверх сложенных лап. У него не было глаз, а только прорези вместо ноздрей и серые щупальца, но Нилит чувствовала, что существо смотрит на нее. Его когти перестали стучать по клетке и теперь просто яростно сияли голубым светом, который был виден даже в ярких солнечных лучах.

Нилит повернулась к горизонту, где полосы облаков окутывали сверкающий город. Он был невыносимо близко, до него оставалось миль тридцать, не больше. Она даже могла разглядеть небольшие здания на окраинах, а также невысокие башни там, где крыши начинали подниматься вверх. Нилит знала, что от края Просторов до центральных районов города и Великого колодца Никса еще почти семьдесят миль. Много ночей она мечтала о том, чтобы оказаться так близко от города, но разница между мечтой и реальностью стала сосулькой, проткнувшей ей сердце.

Неделя. Даже если Нилит вырвется из клетки и сядет на Аноиша, ей все равно придется гнать, чтобы вовремя добраться до колодца. Всепоглощающее чувство поражения охватило Нилит, словно в ее жилах теперь текла вода, а не кровь. Столько миль. Столько боли. Столько труда. И все закончилось вот так.

Ее сердце снова заколотилось, и Нилит постаралась сосредоточиться на хорошем – на том, что еще оставалось. Ей повезло хотя бы в том, что Джоби ехал на север, а не на запад, и притом с неплохой скоростью. По крайней мере, ей придется страдать только от яда слазергаста, но не от промедления.

Нилит хлопнула здоровой рукой по решетке, и прутья задребезжали. Джоби оглянулся через плечо.

– А как же призрак? Та тень, с которой я была в так называемом Белом аду твоего Консорциума?

– Кел-Дуат не заслужил подобного имени…

Она плюнула в него через решетку.

– Ты там не был, да?

Джоби зацокал языком. Нилит надеялась, что ей удалось наконец-то его разозлить.

– Призрак скоро будет найден. Его следы, как и ваши, госпожа, шли на север. Следы жука, если я не ошибаюсь. А я почти не ошибаюсь.

– И поэтому ты не тратишь время зря.

– Во всем, что связано с делами, надлежит действовать стремительно. Его долг все еще не уплачен.

По крайней мере, это даст ей немного времени. По крайней мере, Фаразар будет рядом с ней, за решеткой и далеко от колодцев Никса. Еще одна небольшая удача.

Нилит со стоном принялась бить головой о решетку, наказывая себя за то, что позволила преследователю Джоби вообще приблизиться к ней. Надо было научиться жестокости у пустыни и всадить ему стрелу между глаз.

Много раз она ударилась головой о прутья, и когда день начал склоняться к вечеру, на ее лбу уже выросла большая шишка, а ее настроение совсем не улучшилось. Хотя глаза Нилит почти ослепли от яркого солнца, один раз она заметила Безела – по крайней мере, ей так показалось. Какое-то темное и крылатое существо пролетело над одной из дюн неподалеку; оно казалось растрепанным, но вполне живым.

Чем ближе был город, тем быстрее Джоби гнал свою лошадь по ухабистой дороге между дюнами, которые начали постепенно сходить на нет, уступая мощи Аракса. Редкие путники, как и было заведено, обходили повозку стороной, настороженно разглядывая клетку и ее обитателей.

Когда одна лошадь уставала, Джоби запрягал другую. Благодаря этому умному решению он мог круглые сутки ехать с одной и той же скоростью, подремывая на козлах. Когда он засыпал, Нилит пыталась найти что-нибудь хотя бы отдаленно полезное – то, что помогло бы взломать замки или отрезать отравленные руки. В пределах досягаемости ничего не оказалось, и Нилит в ярости загремела замками. Зашипев, слазергаст поднялся и повернулся к ней. Она показала ему неприличный жест и предложила идти в жопу. Всхрапнув, Джоби сел прямее, а Нилит отвернулась и снова привалилась к решетке. Во тьме по ее щекам, возможно, скатилось несколько слезинок; они текли поспешно, чтобы их никто не заметил.

* * *

ЖУК НАКОНЕЦ-ТО СТАЛ слушаться.

Можно было даже сказать, что Фаразару уже нравилась рыскающая походка насекомого. Нет, он так и не научился мириться с непредсказуемостью жука, но, скорее, приспособился под его странные привычки. Для этого понадобилось только одно – стойкость.

Именно эта стойкость, эта железная воля позволила им двигаться вперед, и благодаря ей городские огни были все ближе к ним. Город заполнил весь горизонт, от рассвета до заката; мириады крошечных огней светились среди зазубренной горной гряды зданий – черной на фоне лиловых сумерек. Наверное, уже в сотый раз за день Фаразар посмотрел на могучую колонну Небесной иглы – его Небесной иглы – и ухмыльнулся в предвкушении.

Он пнул жука, призывая его идти быстрее, но особой пользы это не принесло. Фаразара ждал трон, а также интриги, которые сереки и его дочь сплели в отсутствие его жены. Алчность Нилит поставила под удар все; Фаразар проклинал ее за это и желал ей отправиться в бездну. Когда он снова взойдет на престол, то оставит Нилит при себе на сорок дней, чтобы она своими глазами увидела, как разлагается ее тело. Будет ей урок. Самодовольно улыбаясь, Фаразар не отводил глаз от города, позволяя жуку самому выбирать дорогу. Когда они обошли очередную дюну, он заметил вдали трещину в земле – она чернела среди песка. Трещина шла на юг от края Просторов, и вдоль нее на веревочном ограждении висели маленькие свечи. Ряды свечей сходились у приземистого домика. Над ним нависла похожая на кость структура: три огромных черных бивня, перевернутых так, что их концы скрещивались. Еще несколько зданий выстроились в линию, которая тянулась вдаль. Они выглядели ветхими, и самые дальние из них уже были поглощены дюнами. Если Фаразар прищуривался, ему казалось, что он может разглядеть фигуры, которые движутся по яркой площади, похожей на пасть, и уходят дальше на Просторы.

Если бы у него все еще было сердце, сейчас оно бы колотилось о ребра. Фаразар наклонился вбок – в последнее время он научился делать это правильно – и медленно повернул жука в сторону колодца Никса. Темную реку и это здание особой формы можно было отличить даже за несколько миль. Никситы не отличались скромностью, когда размечали свою территорию. По крайней мере, пышность они представляли себе вот так. Фаразару раскинувшаяся перед ним картина казалась унылой, зловещей и устаревшей – такой же, как и сами никситы. Возможно, вернувшись в Небесную иглу, Фаразар наконец-то возьмет под контроль эти колодцы. Объявит о том, что это его долг как императора. Это короткое путешествие по пустыне научило его, как захватывать то, что нужно человеку. Да, может, он уже не человек, но он прекрасно понимал, что ему нужно. Он слишком много времени прятался в своих убежищах – как на севере, так и на юге. Да, он стал мягкотелым и из-за этого лишился жизни, но власть он не упустит.

Он пнул жука по бокам, а затем еще раз; существо раздраженно защелкало и прибавило шаг. Фаразар развернулся, чтобы придержать свое тело, и заметил темную отметину на поверхности белой дюны, которая осталась в нескольких милях позади него.

В эту ночь луна на небо не вышла, но звезд было в избытке, и они осветили что-то похожее на повозку, рядом с которой находилось три лошади. Ни одного человека Фаразар не увидел, но форму повозки он узнал – и понял, что он ее уже где-то видел. Это была повозка, которой правил мужчина в золотой одежде и широкополой шляпе.

В совпадения Фаразар не верил и поэтому снова пришпорил жука – так сильно, что жук заскулил. Фаразар испугался, что тот вообще остановится. Насекомое перешло на рысь, но так же поступил и едущий по их следу человек. Фаразар мог поклясться, что порыв ветра донес до него щелчок кнута. На Фаразара накатила волна отчаяния. Это чувство заставило его навалиться на тупого жука всем своим весом, пусть и небольшим, заставляя его идти вперед.

Добывать половину монеты у никситов уже было некогда. Если они ему откажут, он мог либо помчать по улицам города верхом на жуке, либо бросить свой незаколдованный труп в Никс, тем самым сорвав планы этого человека и Нилит. Он обещал себе свободу – в загробном мире, или в бездне – не важно, и хотя его сильно огорчала мысль о том, что свободы у него не будет, упрямства ему было не занимать. Если удастся помешать Нилит, то и ладно.

Спотыкаясь, жук бежал вперед; Просторы и колодец Никса приближались. До них оставалось не более двух миль, и ожидание казалось Фаразару пыткой. Он постоянно оглядывался и каждый раз замечал, что повозка продолжает его догонять. Время от времени она пропадала за дюнами, и тогда Фаразар сжимался от надежды, но затем темнел и злился, когда она появлялась снова.

Гонка была настолько напряженной, что он уже мог разглядеть клетку на повозке и то, что в этой клетке сидит что-то светящееся. Две лошади, которые тащили повозку, выпучив глаза, были покрыты пеной.

Фаразар начал развязывать веревки, которые удерживали его тело на панцире жука. Он приготовился столкнуть труп в первую же лужу с водой из Никса, которая ему попадется. Труп противно хлюпал, подпрыгивая на каждом шаге жука. Даже сейчас, протянув руку к обмоткам, Фаразар задумался о том, как его прежнее тело выглядит после нескольких недель, проведенных под палящим солнцем. Посмотреть на труп он побоялся.

Он уже видел нескольких никситов, которые бродили между домами со свечами в руках. Шум находящегося неподалеку ночного базара прорезала мелодия, которую кто-то играл на флейте. До цели оставалось менее четверти мили. До раскола уже можно было добросить камнем; он выгибался в сторону Фаразара, словно выходя наперерез. Фаразар прикусил губу с такой силой, на какую были способны бесплотные зубы, и напрягся, чтобы ехать быстрее.

– Мне нужна медь! Медь, никситы! – заревел он.

Никто из этих гадов в длинных одеждах не сдвинулся с места; они лишь встревоженно переглянулись. Фаразар поискал взглядом стражников или наемников, но никого не увидел.

Раздалось шипение и глухой стук, и жук рухнул на землю. Фаразар с воплем перелетел через покрытую шипами голову насекомого и упал в пыль. Он, призрак, не мог переломать кости или получить сотрясение мозга, поэтому он не стал тратить время на то, чтобы вернуться к упавшему жуку. Из отверстия в панцире торчало толстое древко арбалетной стрелы.

– Тьфу! – воскликнул Фаразар. – Сам виноват, что у тебя такой тонкий панцирь!

Жук что-то печально забулькал, а Фаразар тем временем, напрягая все силы, потащил свое тело к разлому. Его босые ноги скользили по песку, но тело двигалось, и притом быстро. Он тянул и тянул, пытаясь не обращать внимания на приближающийся топот копыт и грохот катящихся колес.

– Мне нужна медная монета! Помогите мне! – снова крикнул он.

Несколько никситов осторожно двинулись к нему, но они смотрели не на него, а на повозку, которая его преследовала.

– Ну так идите на хер! – воскликнул Фаразар и снова устремил свой взгляд к Никсу.

Ему оставалось пройти десяток шагов. Напряжение было невыносимым. Десять шагов. Его сияние из голубого стало белым, и он завизжал от натуги. Пять шагов. Никситы бросились наутек и спрятались за своим домом.

– Да будет так! – взревел Фаразар. – Сегодня колдовать не будете, вонючки!

Он рухнул у края разлома и, прилагая остатки сил, стал толкать свой труп. Тело закачалось на краю скалы, покрытой черными пятнами.

– А-а! – крикнул он и снова толкнул тело.

Копыта и колеса остановившейся повозки осы́пали его песком. Он почувствовал, как земля принимает его труп, а тем временем чьи-то сильные, нечеловеческие руки схватили его за плечи. Его потащили назад, но ему было плевать; скоро его тело окажется в Никсе, и он, Фаразар, покинет этот мир.

Ухмыльнувшись, Фаразар оглянулся, пытаясь найти Нилит. Ему хотелось увидеть гримасу стыда на ее лице.

Вместо этого он увидел раздувшийся комок серой кожи – без глаз, но с пастью, наполненной сияющими зубами. Тут Фаразар понял, кто именно его схватил. Чудовище уже широко раскрыло рот, а затем с удовольствием впилось зубами в его плечо. Он завопил, когда его тело пронзила боль. В том месте, где в него погрузились зубы, появились черные вены. Ликование сменилось ужасом, и Фаразар задергался. От этого боль лишь усилилась, но каким-то образом Фаразар успел подумать о том, не ошибся ли он, выбрав загробную жизнь. Пока что она сильно его разочаровывала.

– Стой! – крикнул кто-то. Послышался свист и треск, словно кого-то ударили палкой. – Это не еда!

Чудовище разжало челюсти и скользнуло назад, жутко скуля. Фаразар растянулся на песке, вцепившись в плечо и стискивая зубы. Черные вены исчезли, сменившись горящими белыми линиями. На порванном плече, там, где все еще сияли следы от укуса, часть паров исчезла.

Закипая от ярости, он потянулся к Никсу, но сумел лишь провести пальцами по песку. В чем дело? Почему я не в загробном мире?

– Неплохо, тень, но тебе не повезло, – сказал чей-то голос.

Фаразар поднял взгляд и увидел роскошно одетого человека в широкополой шляпе, который указал на неглубокий разлом.

– Иди вперед.

Под пристальным взглядом человека Фаразар пополз вперед – до тех пор, пока не смог заглянуть в Никс. Вместо водоема или реки с маслянистой водой он обнаружил только камни, покрытые черными пятнами. На дне разлома глубиной в несколько десятков футов, свернувшись, словно жирная личинка, лежало его тело – сухое, словно окружавшие его камни. Теперь он понял, почему никситы лишь выглядывали из своих домов. Они ничем не могли ему помочь.

Фаразар ударил кулаком по земле, подняв облачко песка, а затем уткнулся в нее лбом. У разочарования был кислый вкус.

– Куда делась вода? – пробурчал он, прижав лицо к земле, пока человек связывал ему руки черной веревкой. Судя по ее весу, в ней была медь. – Не могла же она просто уйти!

– Разве ты не слышал, полужизнь? На Просторах Никс почти что пересох.

– Вранье!

– Нет, это правда. Говорят, что в городе будет то же самое, несмотря на то, что император повысил цену воды из Никса. Из города ее везут слишком долго, и местным она не по карману.

– Почему? – раздался знакомый голос.

Фаразар увидел Нилит: она прижимала лицо к толстым прутьям клетки, которая стояла на повозке. Она была все еще жива, и, более того, вылечилась, добыла себе новую одежду и – если не считать легкой тревоги в глазах – выглядела вполне бодрой. Разозлившись, он безмолвно проклял ее.

– Почему говорят, что Никс пересыхает? – спросила Нилит, пряча одну руку под одеждой.

Человек пожал плечами.

– Не ясно. Никситы понятия не имеют. Я думаю, что Конс…

– Клянусь всеми богами! Погоди, крестьянин! Какого хера ты суешь свой нос в мои дела? – воскликнул Фаразар, когда его понесли к повозке. Чудовище ползло рядом, словно верная змея; с голодным видом высовывая язык. – У меня есть право на свободу!

– Тень, я – преследователь Джоби из Консорциума…

– И мерзкий говнюк, – буркнула Нилит.

Джоби сделал паузу, чтобы ударить ее палкой по пальцам, которыми она вцепилась в решетку, но Нилит быстро убрала руку.

– Повторяю: сюда я прибыл, чтобы взыскать с тебя долг.

– Проклятье! Какой еще долг? Говори же, ну!

Королевский тон Фаразара, похоже, слегка задел Джоби.

– Плата за проход через шахту Кел-Дуат. Размер долга был оценен в твою жизнь. Раз ты ее лишился, будешь служить нам. Боюсь, что права на свободу у тебя больше нет.

Фаразар вздернул нос и яростно посмотрел на Джоби, который привязывал его к той части клетки, где уже сидела Нилит. Существо загнали в другую часть, за решетчатую перегородку.

– Я здесь ни при чем! Во всем виновата эта женщина! Неужели ты считаешь, что тень должна отвечать за дела ее владельца?

– Ах ты сучонок, – прошипела Нилит у него за спиной.

Джоби подошел к разлому с веревкой, к которой был привязан крюк. Через несколько минут он уже достал тело и потащил его по песку.

– Поскольку от женщины ты сбежал, а твое тело еще не зачаровано, я могу лишь заключить, что ты пока никому не принадлежишь. Поэтому тебя можно призвать к ответу. Ты станешь собственностью Консорциума, и притом очень скоро.

– Как ты смеешь! Кем себя возомнил этот твой Консорциум?!

– Сборище мерзких говнюков, – вставила Нилит.

Джоби снова ударил палкой по клетке. Он, похоже, был человеком вспыльчивым.

– Тень, как я уже сказал твоей спутнице, Консорциум – это группа деловых людей, и притом выдающихся. Палата торговли считает, что управляет всей торговлей, но она на самом деле принадлежит Консорциуму. Тебе стоит его уважать.

– Именно поэтому мы никогда о них не слышали, да? – пробурчала Нилит.

Преследователь Джоби занялся погрузкой тела Фаразара в заднюю часть повозки. Он изогнул шею, стараясь держать голову как можно дальше от свертка; уголки его рта опустились. Как только у него освободилась одна из рук, он сразу же прикрыл свое лицо надушенной салфеткой.

– Мудрый деловой человек знает, насколько полезна конфиденциальность. Ты не имеешь права знать что-то о планах Консорциума!

– А вы не имеете права взимать плату по любому поводу! Только император устанавливает правила, а он вам такого разрешения не давал! – рявкнул Фаразар.

Джоби кисло, но при этом самодовольно посмотрел на него, усаживаясь на сиденье.

– Твоя женщина сказала то же самое, и я тебе отвечу так же, как и ей. Императору на этот город плевать, он думает только о войнах. Его собственная императрица сбежала, а у его дочери и так полно забот – ведь город погружается в хаос. Вот почему мы избавляем королевскую семью от необходимости издавать указы и поступаем так, как нам вздумается. А почему бы и нет, если предыдущий император продал эту землю Консорциуму?

Призрак, мы не какие-то жалкие торговцы вчерашней рыбой. Откуда, по-твоему, берется камень для городских башен и дорог? Из каменоломен Консорциума. А зерно на складах Аракса? Консорциум привозит его из Белиша и продает Палате торговли. А чьи корабли везут меха и драгоценности для торов и тал? Консорциума. Если император когда-нибудь выйдет из своего убежища, он узнает, что империя – это не только Аракс. – Джоби наклонил голову набок, словно что-то вспоминая. – Слушай, ты очень на кого-то похож, – сказал он Фаразару.

Фаразар прищурился. Его узы затряслись от бурливших в нем раздражения и ярости. С тех пор как он умер, с его желаниями перестали считаться, и это приводило его в бешенство, ведь душа, по сути своей, состояла лишь из желаний.

– Ты получишь по заслугам, преследователь Джоби. И ты, и твой Консорциум!

Не обращая внимания на угрозы Фаразара, повозка покатила вперед, прочь от удивленных никситов. Как только колеса повозки закрутились, Нилит подтолкнула Фаразара в спину и шепнула ему на ухо:

– По крайней мере, ты всегда можешь утешать себя тем, что ты был прав. Ты же сказал, что мы встретимся в Араксе, – прыснула она.

Зарычав, Фаразар отодвинулся от нее; руки, связанные у него за спиной, вытянулись. Он смотрел на пустой колодец Никса до тех пор, пока тот не исчез за дюной. Фаразар желал смерти этому вонючке и его чудовищу, его Консорциуму, а также своей жене, которая обрекла его на все это. Жена сидела рядом с ним в клетке, прижимая руку к животу, и он еще никогда не видел ее в таком жалком состоянии.

Это отчасти его утешало.

Глава 2
Просторы

Как Арк контролирует свои границы? А я вам скажу. С помощью призраков. Миллион долбаных призраков, вооруженных и закованных в доспехи, рассредоточен между моими островами и побережьем Аракса. Им не нужна ни пища, ни вода, ни отдых, ни лекарства. Вот почему владениям императора Фаразара никто не угрожает, вот почему я не могу в них вторгнуться. У меня есть только одна тактика – протянуть дольше, чем орды призраков, дать им разбиться о мои медные ворота, дождаться, когда Аркийская империя сгниет изнутри.
ИЗ ПИСЬМА ФИЛАРА, ПРИНЦА РАЗБРОСАННЫХ ОСТРОВОВ, 999 Г.

* * *

ПЕСОК ХРУСТЕЛ У НЕЕ на зубах и в трещинах ее пересохшего языка. Она попыталась втянуть больше воздуха в легкие, но ее челюсть, похоже, свело. Ее распухшие глаза не могли открыться – на веках запеклась корка из песка и крови.

Свое тело Хелес вообще не чувствовала.

Паника заставила ее открыть глаза. Даже столь незначительное и простое движение потребовало от нее приложить все силы. Яркий свет устремился в больные глаза Хелес, и ее затошнило.

Только тогда она почувствовала свое тело: оно горело в сотне мест, пока Хелес содрогалась, извергая из себя воду, смешанную с кровью. Хелес поняла, что захлебнется, если не сдвинется в сторону или не повернет голову. В промежутках между рвотными позывами она перекатилась и принялась жевать песок, чтобы успокоить желудок. Если бы ее ребра могли говорить, то сейчас они бы визжали от боли. К ногам чувствительность так и не вернулась. Испытывая мышцы, которыми она владела уже десятки лет, Хелес прислушалась. К счастью для нее, она услышала легкое шуршание песка; ей удалось лишь слегка пошевелиться, но даже этого было достаточно, чтобы понять, что у нее не сломан позвоночник и ее колени чем-то связаны.

Хотя солнце слепило ее, но оно еще и согревало. Боль была такой мощной, что Хелес даже не заметила, что замерзла – а точнее, промерзла до костей. Она задумалась, как тело может испытывать такую боль, но при этом не умереть.

Посмотрев по сторонам, Хелес увидела розовое свечение песка и росу на разрубленном кем-то кактусе. Его темно-красные отростки, похожие на пальцы, и разлетевшиеся во все стороны светлые фрукты, очень напоминавшие глаза, сверкали от росы. Кто-то решил убрать кактус с дороги. Хелес понимала, каково ему сейчас.

Нет.

В Араксе росли только пальмы и цветы. Алые рипсы обычно можно было увидеть только на границе города и пустыни. Эта мысль заставила Хелес вздрогнуть.

Тяжело дыша и вдыхая изрядное количество песка, она подняла голову, чтобы осмотреть затянутые дымкой окрестности.

Закрыв один глаз, она увидела глинобитную стену с зарешеченным окном. Превозмогая боль, Хелес повернула голову и увидела белый домик, половину которого уже поглотила небольшая дюна. Между Хелес и домиком лежало еще одно тело – просто темный бугорок, но почему-то она точно знала, что это человек. Ее сердце забилось быстрее.

Хелес наклонила голову и увидела волны песка, уходящие в бесконечную пустыню. Боль мешала ей двигаться, и поэтому Хелес решила пустить в ход уши. В одном из них звенело, а в голове к тому же постоянно стучало, но она сумела расслышать жужжание насекомых, шипение росы и грохот далекого города.

Просторы. Они бросили меня на долбаных Просторах.

Она попыталась сдвинуться с места, но оказалось, что у нее связаны не только ноги, но и руки. Хелес посмотрела вниз и увидела, что завернута в мешковину. Она заизвивалась; на ее губах выступила пена. Приподнявшись, она заставила себя перекатиться – и заорала от боли, когда в ее запястье хрустнули сломанные кости, а израненный лоб ударился о песок.

Она перекатилась еще дважды, и наконец мешковина ослабла настолько, что Хелес уже могла вцепиться в землю ушибленными пальцами. Постаравшись выплюнуть как можно больше рвоты и песка, Хелес растянулась на земле, чтобы солнце согрело ее – и, быть может, даже исцелило. Она хотела почувствовать хоть что-то, кроме боли, и жара напоминала Хелес о том, что она жива.

Несмотря на боль, Хелес удалось подремать до тех пор, пока солнце не добралось до зенита, а затем она собралась с силами и оттолкнулась здоровой рукой от земли. Ее кожа была горячей и частично обгорела на солнце. Новые раны напомнили о себе вспышками боли. Хелес потрогала их, запоминая каждую.

Ее правое запястье было сломано, а кожа вокруг подозрительно выглядящего участка стала синей, почти черной. Остальное тело покрылось лиловыми и красными пятнами. По крайней мере три ребра были сломаны. Ее левое колено пылало. Один глаз распух настолько, что почти не открывался, а ее губы в ходе драки пострадали от столкновения с зубами. Два из вышеупомянутых зубов отсутствовали. На лбу была рана, в которую что-то попало – то ли песок, то ли кусочки черепа. В любом случае она уже прекратила кровоточить, но до того успела окрасить в алый цвет лицо Хелес. Темные чешуйки крови отделялись под пальцами Хелес. Скорее всего, именно поэтому враги решили, что Хелес умерла, но она понятия не имела, почему ее до сих пор не заколдовали и не продали.

Потратив слишком много времени, Хелес все-таки сумела встать на колени. Ее одежда дознавателя была порвана почти в клочья, но черную ткань с серебряной подкладкой все еще можно было узнать, а на Просторах дознавателей любили не больше, чем в центре города. Скорчив гримасу, Хелес стянула с себя остатки своей формы, а затем накрыла себя мешковиной, словно плащом.

Она неуклюже подползла к лежавшему рядом телу и сорвала с него разорванный черный плащ. Ее опасения подтвердились. Это был Джимм: челюсть и нос сломаны, зубы выбиты. Хелес узнала его глаза, которые теперь были широко раскрыты. Они запечатлели те чувства, которые он испытывал в момент смерти: ужас и панику.

Несколько раз она стукнула Джимма по груди, беззвучно проклиная его – до тех пор, пока из ее ноющего горла вместе со слюной и песком не вырвалось слово:

– Дурак!

Хелес шлепнулась на землю и, тяжело дыша, собиралась с силами, чтобы встать. Она точно знала, какая задача стоит перед ней: вернуться в город. Это – единственное логичное решение. Нужно сообщить камерарию Ребену о том, что сделала Хорикс, о том, что находится под ее садом. В голове дознавателя уже складывались связи между Хорикс и Темсой. Их жестокость, таинственность, их коварство…

Она встала, но не отвела взгляд от Джимма. Хорикс совершила ошибку, убив проктора Палаты Кодекса, но еще сильнее она просчиталась, когда оставила в живых дознавателя. Она должна была приказать своим наемникам, чтобы они проломили голову и Хелес.

Здоровой рукой Хелес схватила тяжелую ногу Джимма и, спотыкаясь, потянула его труп к ближайшему песчаному заносу. Хелес постаралась похоронить его как можно более достойно – найденным черепком она засыпала его песком так, чтобы его не было видно. По крайней мере здесь, на самом краю города, у призрака Джимма больше шансов спрятаться до тех пор, пока догматы не утянут его в загробный мир.

Хелес побрела в ту сторону, где возвышались далекие башни, вглядываясь в каждый закоулок между полуразрушенными зданиями. Каждый раз, когда ветер стонал, пролетая над изогнутыми крышами, она вздрагивала. Между домами стояло несколько хижин, сделанных из пальмовых листьев и разломанных ящиков. В таких лачугах жили те, кто находился почти в самом низу общественной пирамиды Аракса. Но даже их удел был лучше, чем у рабов.

Среди этих остовов зданий имущества почти не осталось – только яркие рисунки на стенах и столбы, украшенные керамическими черепами. На дверях были нарисованы скрещенные кости: жуткий способ приветствовать гостей. У нескольких домов основанием крыльца служили большие глиняные черепа; они ухмылялись, глядя на улицу.

На периферии Аракса смерть обладала огромной властью. Урожай мертвецов здесь был скудным, зато прибыль – огромной, и для жителей Просторов порабощение умерших стало не просто ремеслом, а смыслом жизни, чем-то почти священным.

Перед глазами у Хелес все плыло, но она не сводила глаз с центра города, который находился далеко к северу от нее. Когда она думала о том, какое расстояние отделяет ее от города, у нее подкашивались ноги, но она заставляла себя идти. Слабость – порождение страха, а бояться она отказывалась.

Над местными глинобитными зданиями возвышалась одинокая желтая башня цилиндрической формы. Ее украшали кольца из красного камня. Хелес услышала, что с ее стен доносится лязг, и поэтому старалась идти – или, точнее, ковылять – как можно тише. Она была не в настроении и не в состоянии разбираться с душекрадами или начинающими авантюристами. Душа Хелес принадлежала только ей, и она должна была попасть в город.

Хромая между домами и лачугами с той скоростью, на которую она была способна, Хелес заметила небольшую компанию одетых в кожаную одежду людей, которые окружили наковальню. Под слоем пота и сажи на их руках и торсах можно было разглядеть алые кольцевые шрамы. Чем крупнее был человек, тем больше у него было шрамов. Хелес не раз арестовывала банды душекрадов и умела их отличить. Она не знала, какие острые инструменты тут куют, но они явно не предназначались для добрых дел, и поэтому она поплелась дальше, мечтая скрыться из виду. Никто не заметил ее, никто не крикнул ей вслед. Она шла с высоко поднятой головой и навострив уши – несмотря на то, что в одном из них раздавался пронзительный звон.

В одном переулке она нашла выброшенный кем-то костыль – он лежал на куске дерюги. Мешковина и костыль – в общем, именно так теперь выглядели могилы в Араксе; это добро, очевидно, принадлежало нищему, которого утащил в ночь какой-то алчный головорез. Хелес заскрипела зубами, думая об этой несправедливости, но, засунув треснувшее навершие костыля под мышку, она виновато поблагодарила душекрадов за подобное скудоумие. Им нужно было только одно: души. Бесчисленное множество раз она находила кошельки и перстни, брошенные рядом с окровавленной одеждой, словно для убийц они представляли такую же ценность, как доска или кусок папируса. Хелес думала о том, какой жизнь была в древности, когда разбойники забирали либо деньги, либо жизнь, но не то и другое одновременно. Теперь же им была нужна только жизнь.

Общество, в котором убийство остается безнаказанным, перестает быть обществом.

Превращая свой гнев в силу, которая приводила в движение ноги, Хелес увеличила скорость. Она старалась держаться в тени – и для прохлады, и ради скрытности. Ее костыль негромко постукивал по песку. Шум, который раньше казался таким далеким, усиливался, хотя она была готова поклясться, что ни на шаг не приблизилась к башням.

Если оживленный центр Аракса был бушующим огнем, то Просторы – разбросанными в стороны тлеющими углями. Кое-где – например, там, где она находилась сейчас, – виднелись обугленные балки и пепел. В других местах они все еще тлели, изо всех сил стараясь гореть так же, как центр города. Хелес это радовало: людные, залитые светом улицы даже в Араксе были менее опасными, чем темные и пустые.

Прижавшись плечом к стене здания, Хелес выглянула за угол. В дальнем конце пустынной улицы шумела толпа, окрашенная во все цвета радуги. У домов, которые стояли на пути к ней, сидели нищие. Опустив головы и поставив руки на колени, они протягивали за милостыней ладони или перевернутые шляпы. На нескольких из них виднелись порезы и синяки, как у нее, но не такие многочисленные. Некоторые из них были покрашены белым пеплом – в Просторах это был знак полной нищеты. Такие нищие обычно долго не жили: их либо забирали душекрады, либо сами нищие продавали себя в рабство, чтобы освободиться от мук, вызванных возрастом, голодом и болезнями. Один человек положил свою шляпу на песок; его пепельно-серые руки скручивали кусок бечевки и смазывали его темно-желтым жиром. Это сальная свеча, которую он зажжет ночью; она покажет душекрадам, что он не будет сопротивляться. Хелес заставила свое измученное тело двигаться дальше, тяжело опираясь на костыль. Он застонал от возмущения. Первый нищий – тот, который был занят свечой – мельком взглянул на нее. Затем он бросил на нее еще один взгляд, и его глаза раскрылись от удивления: он заметил кровь и синяки под мешковиной. На его лице отобразилось что-то вроде сочувствия. Он перевел взгляд на свечу и спокойно отложил ее в сторону, не доведя работу до конца. Когда Хелес добралась до людной улицы, свеча все еще лежала рядом с ним.

От шума у нее закружилась голова. Хелес ненадолго остановилась, чтобы перевести дух, и, прислонившись к колонне, смотрела на то, как мимо нее несется людской поток. Половина улицы текла в одну сторону, половина – в другую, а по краям движение было неуверенным, поток образовывал водовороты рядом с яркими навесами и витринами. Голоса сливались в монотонный гул; его иногда нарушал звон колокольчиков – торговцы звонили в них каждый раз, когда заключали сделку. Возможно, невысокие здания пропускали на улицу больше света, а может, все дело было в больных глазах Хелес, но ей показалось, что здесь толпы более яркие и живые, чем в самом городе.

Вывески рекламировали товары на старом аркийском и на общем языке; кроме того, здесь встречались иероглифы, которых Хелес никогда не видела – их изобрели кочевники, более древние, чем сама империя. Здесь реже встречались призраки, что свидетельствовало о бедности местных жителей, но животных было в избытке. Сквозь толпу прокладывали себе путь всадники, ехавшие верхом на скарабеях, коровах, многоножках и ослах. Некоторые животные тянули за собой телеги; сидевшие на этих телегах торговцы зазывали покупателей, размахивая мисками с орехами или свертками шелка. Хелес сделала глубокий вдох, и ее больной нос обожгли ароматы пряностей. Она поморщилась. Ветер принес незнакомые ей запахи, и впервые за много лет она почувствовала себя чужестранкой в своем родном городе.

Хелес проследила взглядом за длинноногим насекомым, которое пробиралось сквозь толпу, возвышаясь над ней футов на девять. У животного был блестящий зеленый панцирь и высокая куполообразная голова, а круто изогнутые ноги заканчивались острыми когтями. Насекомое о чем-то щебетало самому себе, безмятежно ступая по мостовой. На нем сидела обычная девочка в одежде из переливающегося шелка. Прищурившись и высоко задрав нос, она равнодушно взирала на то, что творится вокруг. Поводья она держала небрежно, перебросив их на одну сторону. Хелес никогда не видела ничего подобного.

Она следила за животным и его всадницей до тех пор, пока не заметила между двумя киосками колоду. Жажда заставила Хелес забыть обо всем; не успела она опомниться, как уже захромала к колоде, высунув язык.

На секунду она задержала взгляд на мутной воде, на маслянистой пленке на ее поверхности, на тину и на плававшие в ней соломинки; воспитание остановило ее. Тощий, горчично-желтый кабан, лакавший воду из дальнего конца колоды, с подозрением покосился на нее, но она видела лишь то, как ходит взад-вперед его язык между острыми клыками. Жажда победила, и Нилит опустила свое лицо в воду.

Вода оказалась теплой, и от нее воняло животными, но Хелес все равно пила ее и едва не захлебнулась, прежде чем подняла голову. Ее потрескавшиеся губы и рана на лбу снова заныли, но она заставила себя набрать воду в ладони и начала промывать раны – настолько, насколько позволяла боль.

– Эй! – крикнул кто-то у нее за спиной. – Вода для животных, а не для попрошаек!

Хелес повернулась к человеку и постаралась изобразить себя как можно более недовольной и опасной. Ее собеседником оказался светлокожий мужчина в тюрбане. В руке он держал веревку, конец которой был обмотан вокруг шеи кабана. Человек заметил яд в ее взгляде и надулся.

– Кто сказал, что я попрошайка? – прохрипела Хелес.

– Вы только посмотрите на нее! Твоя грязь смешивается с питьевой водой. Кто знает, чем ты больна?

Изложив свою точку зрения, он потянул за веревку; кабан, похоже, был недоволен, что ему помешали пить, но все-таки пошел прочь вслед за хозяином.

Хелес пила до тех пор, пока у нее не заболел живот, а затем снова поднялась на ноги и оперлась на костыль. Ее внешний вид и вопли мужчины в тюрбане привлекли внимание людей: торговцы внимательно следили за ней, скривившись от отвращения, а наемники, стоявшие на противоположной стороне улицы, показывали на нее. Ей было пора уходить.

Она шла час, а может, и больше. Поначалу стражники следовали за ней, но им платили за то, чтобы они охраняли только часть улицы, поэтому они быстро потеряли к ней интерес.

Просторы не изменились, не стали ни выше, ни ближе к вечной тени города. Толпы то увеличивались, то растворялись в небольших кварталах. Кто-то был более дружелюбным, кто-то – менее. На перекрестках Хелес заметила людей, взгляды которых летали над толпой. На нее они смотрели чуть дольше, чем на других, и от этого ей стало неуютно. Эти люди были похожи на соколов, которые наблюдают за семейством кроликов и подмечают, кто из них ранен, кто хромает, кто молодой, а кто старый.

Кое-где, на более широких улицах, у белокаменных складов, стоящих на черных мраморных колоннах, вспыхивали беспорядки. Стоявшие в длинных очередях рассерженные горожане с ведрами и бочками проклинали людей в бурых капюшонах, которые прятались за рядами наемников. Крик стоял такой, что расслышать что-то было невозможно, но никситов Хелес узнала сразу. Очереди у колодцев Никса и складов часто возникали на окраинах города, но тут, похоже, происходило что-то более серьезное. Хелес сразу поняла, что здесь зарождается бунт.

Она подошла к ближайшему складу, пытаясь расслышать жалобы в потоке проклятий. На широких ступенях склада собралось человек сорок; они теснили наемников, которые выстроили стену из щитов. Собравшиеся были самого разного вида, от слуг и работников до купцов. На полдороге от стражников к двери два никсита размахивали руками, тщетно призывая людей успокоиться и проявить понимание.

– Как он мог «высохнуть»? – заревел мужчина в плаще цвета дерьма. Он швырнул свое ведро из папируса на землю и принялся его топтать. – Я не могу ждать! – крикнул он, не прекращая пинать ведро.

– Пожалуйста, успокойтесь! Мы так же обеспокоены, как и вы!

– Что нам делать? – крикнула женщина и перегнулась через щиты, но затем ее оттолкнули, и она упала на руки другой женщины.

– У меня души, которые надо заколдовать! – крикнул третий человек.

Один из никситов нервно улыбнулся.

– Уверяем вас, сюда уже везут воду из центра! А в соседнем районе есть два колодца с водой!

– Это возмутительно! – крикнул человек в том самом плаще отвратительного цвета.

Он всплеснул руками и, оставив ведро на земле, пошел прочь, на север – к следующему колодцу. Большая часть толпы двинулась за ним; он был похож на буйный ветер, за которым следует шквал. Два никсита облегченно вздохнули и поспешили укрыться внутри склада. Хелес минуту постояла на углу, наблюдая за наемниками и горожанами, которые сердито переговаривались между собой. Хмыкнув, Хелес скользнула в более тихую улицу, думая о том, что могло заставить вечные колодцы Никса высохнуть, словно они – обычные источники посреди пустыни.

Пройдя в прохладной тени покосившейся башни, которая стояла рядом с оживленным перекрестком, Хелес нашла укромный дверной проем и неуклюже рухнула в него. Ее руки и ноги горели, и пока она упорно ковыляла на север, несколько царапин снова начали кровоточить. Толпы людей шли, едва не наступая ей на ноги, прохожие неодобрительно цокали языком и ругали ее, но ей было плевать.

Сделав глубокий вдох, Хелес посмотрела на шило, которое она украла у скорняка, пока он орал на покупателя. Шило было короткое и ржавое, но при случае даже им можно ткнуть в глаз, ребро или в пах. Она попыталась сжать шило в правом кулаке, но ее руку пронзила боль. Значит, придется взять в левую. Она спрятала оружие в самодельном рукаве. Хелес снова погрузилась в шум толпы; где-то осторожно постукивает молотком художник; что-то шкворчит на железных сковородках; кто-то мерзко смеется грубой шутке; копыта и ноги шуршат по песку.

– Друзья, есть лишь один бог, который все еще жив. Он не умер и не пропал!

Хелес резко открыла глаза. За лесом ног она заметила призрака в одеждах цвета крови, который стоял на маленьком деревянном помосте. Его тело сияло даже в ярком солнечном свете. Вокруг него собралась небольшая толпа – в основном свободные призраки с белыми перьями на груди и хорошо одетые зеваки, совершенно живые, как и Хелес.

Призрак продолжал:

– Именно он передал нам дар порабощения. Он похитил его у завистливых богов, которые хотят поработить людей, пообещав им загробную жизнь, которые просят нас возносить молитвы. Друзья, нам обещали рай, но он – просто пустая бездна и ничего больше. Он совсем не похож на вторую жизнь, которую мы получили благодаря Сешу!

– Иди в жопу! – крикнул кто-то из толпы, но, несмотря на это, число слушателей росло. Хелес слышала, как они удивленно перешептываются.

С огромным трудом, кряхтя, Хелес встала и двинулась в ту же сторону, в которую тек поток людей. Ее толкали, она часто оступалась, но она все-таки добралась до толпы, слушавшей проповедника, и остановилась у стены. Целый день она потела, а до того неизвестно сколько времени провела в мешке, и поэтому сейчас от нее наверняка пахло сильнее, чем от ночного горшка, который давно не выносили. А Хелес совсем не хотела привлекать к себе еще больше внимания.

Пока призрак разглагольствовал о дарах Сеша и его бесконечной любви к живым и мертвым, Хелес разглядывала собравшихся. Некоторые проявляли интерес к выступлению призрака, но большинство смотрело на него бесстрастно. Пара слушателей кивали.

Хелес заметила других людей в капюшонах, которые стояли у дальнего края помоста. Они тоже были в темно-красной одежде и стояли неподвижно, словно колонна, к которой прислонилась Хелес. Под одеждой у них были массивные доспехи, а на их воротниках и обшлагах поблескивало серебро. Если они повернутся, то она наверняка увидит мечи у них на поясах.

Хелес почувствовала, что на ее лбу проступил пот; об этом ей подсказал не только холодок, но и соль, которая покусывала раны.

Императорский указ запрещал членам Культа Сеша носить оружие. Император Милизан сам заявил об этом много лет назад, еще до того, как спрятался в убежище. В то время Хелес была всего лишь проктором-добровольцем, таким же, как и Джимм.

Она прижала кулак ко лбу и поморщилась; на ее ладони остался кровавый след. Тонкая струйка крови потекла в ее распухший глаз. Слова призрака привлекли ее внимание, и она повернулась к нему.

– В отличие от старых религий, мы не взимаем с вас десятину, не требуем, чтобы вы молились. Мы всего лишь проповедуем понимание, друзья. Мы за справедливость для всех, за то, чтобы положить конец отвратительной лжи, которую Арк в течение многих веков выдавал за правду. Мы за то, чтобы положить конец преступности и бедности.

Взгляды собравшихся устремились на Хелес: призрак указал на ее мешковину, синяки и все прочее.

– Благотворительность, друзья. Про эту старую идею давно забыли, вот почему Церковь Сеша решила, что настала пора судьбоносных изменений. Мы перестали быть братством мертвых и теперь принимаем в наши ряды и живых тоже. Свет Сеша должен достаться всем, особенно во времена такого хаоса и нехватки всего.

Хелес сплюнула кровь на песок и заковыляла прочь. Культ Сеша – или Церковь, как они высокомерно переназвали себя – и раньше ей не нравился, но теперь она нашла новую причину ненавидеть и его, и тех глупцов, которые поверили коварным речам его проповедников. Хотя ноги Хелес вели ее на север, утомленная и разъяренная часть ее души хотела остаться и воткнуть шило в лицо каждого тупицы в этой толпе. Культ Сеша служит только себе.

Пока она шла, ее гнев постепенно стихал, но избавиться от беспокойства она не могла. Ее вниманием завладели преступники Хорикс и Темса, но теперь Культ Сеша поднял голову, и отмахнуться от него было невозможно. Хелес почувствовала, как чувство долга давит на нее и как ее спина гнется под его весом. Сейчас, когда она, превозмогая боль, двигалась в сторону города, она действительно напоминала нищенку. Город Множества Душ как никогда нуждался в спасителе. Если им должна стать она, что ж, пусть так. Ведь, в конце концов, такая у нее работа.

Глава 3
Решения

Аркийская империя без ума от двух жидкостей. Первая – вода Никса. Вторая – пиво. И я понимаю, почему. У сколов есть огненное вино, у крассов – медея. Даже жители Разбросанных островов могут делать брагу из сахара и пальмовых орехов. Но все это бледнеет по сравнению с пивом Аракса и страстью аркийских пивоваров. Неудивительно, что в Араксе есть пословица: «Только аркиец может упиться до смерти и пить дальше».
ПРЕКРАСНЫЙ КРАЙ: ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО ДАЛЬНИМ КРАЯМ

* * *

– ДАЖЕ НЕ ВЕРИТСЯ, что ты снова это сделал.

– А что? Может, это последнее пиво, которое льется мне в рот.

И я наслаждался каждым глотком. Пиво было холодным, словно весенний снег в степях Красса – и таким же освежающим. Пузырьки щипали мне язык и сбегали вниз по горлу. Я поболтал жидкость во рту, чтобы почувствовать вкус хмеля, и вздохнул.

– Это не твой рот.

Я снова посмотрел на кованую бронзу, которая украшала стену позади барной стойки. Вдоль нее выстроились статуи императоров и императриц – худосочных, надменных, с огромными коронами и изогнутыми скипетрами. В промежутках между ними я мог разглядеть свое лицо с выпученными глазами и щеки, свисавшие, словно мокрые тряпки.

Скорее всего, это было связано с тем, что я вырубил человека ударом кирпича по голове. Бесчувственное тело казалось почти таким же тяжелым, как и мертвое – то, которое я надел на себя, когда пошел в таверну в прошлый раз. Данное тело, по крайней мере, не так сильно воняло и было почти того размера, как и то, в котором я когда-то жил. Я на всякий случай похлопал себя по круглому животу и почувствовал, как по ребрам расходятся волны. Почему-то это меня успокаивало.

Снова посмотрев на свое отражение в листе бронзы, я изучил свои черные локоны, заплетенные в косички, светлую кожу жителя Разбросанных островов и белые зубы – белее, чем у любого красса. Правда, нескольких уже не хватало. Я ощупал промежутки языком. Боль в затылке стихла, сменившись глухим постукиванием, и, если верить Острому, кровь была практически не заметна. Правда, окровавленный человек в этом городе никого бы не удивил.

Моя одежда не была роскошной, но и лохмотьями я бы ее не назвал. На одном из моих пальцев сидело кольцо. На другой руке тоже было кольцо, но его я обменял на пиво. Не моя вина, что у человека, которого я позаимствовал, не оказалось серебра. Похоже, это был какой-то торговец с Разбросанных островов. Интересно, какой киоск или магазин он оставил без присмотра? Пожав плечами, я допил пиво, пока в кружке не остался только рыхлый осадок, и знаком приказал трактирщику налить мне еще.

– Ладно, – сказал я самому себе и мечу, висевшему у меня на поясе. – Возможно, это последняя кружка.

– Ты тянешь время. Еще не принял решение, да?

– Нет, не принял.

– Я думал, что в прошлый раз мы с этим разобрались.

Я вспомнил тело охранника, плававшее у причала, и щелкнул ногтем по клинку, чтобы заткнуть ему рот.

Ко мне подошел призрак в конической фетровой шляпе. Это была женщина, и у нее не хватало половины черепа, а на ключице виднелась похожая на ущелье рана, уходившая под кайму платья. «Интересно, как далеко он тянется», – подумал я.

– Еще одну? – спросила она бесцветным голосом.

Интересно, а как говорю я, когда не краду чужие тела? Оказалось, что сейчас у меня высокий голос, слегка охрипший от трубочного дыма.

– Да, пожалуйста.

– Хороший меч, – сказала она, кивнув в сторону Острого, и потянулась под стойку к каким-то кранам.

Я попытался улыбнуться. Ну… Я скривил свое обмякшее лицо так, чтобы на нем появилось некое подобие улыбки. Женщина-призрак заморгала, словно сова.

– Клянусь мертвыми богами! Что ты делаешь?

– Топите свои печали или празднуете? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Пожалуй, и то и другое.

– М-м… – Женщина-призрак многозначительно закивала и поставила передо мной еще одну глиняную кружку с пенистым пивом. – В этом городе печали есть у всех. А после всех этих нападений – особенно. Никс тоже умирает – по крайней мере, так мне рассказывали. На улицах стало еще хуже, чем раньше, а ведь и раньше было не очень.

Я посмотрел на выход, услышал шум дождя за дрожащими занавесками и подумал о том, что ждет меня там, на улице.

– Кхм.

Заметив, что она вопросительно смотрит на меня, раскрыв ладонь, я предложил ей второе кольцо. Женщина закатила глаза, увидев, что я предлагаю в качестве платы, но кольцо забрала. Когда ее пальцы коснулись моей кожи, они слегка блеснули белым. Она с любопытством взглянула на меня.

– А что вас печалит? – спросила она.

Действительно ли она заинтересовалась мной или просто играет старую добрую роль разговорчивого трактирщика? Лучшие бармены знают, что пиво становится вкуснее, если течет не только оно, но и слова.

– Мне пришлось принять непростое решение.

Я обрадовался тому, что нашелся еще один слушатель. Такова судьба всех людей, которые сидят в тавернах, и нет лучше способа решить проблему, чем услышать непредвзятое суждение незнакомца. На миг я почувствовал себя живым, и я уцепился за это ощущение.

– Сложно, да?

– Да. – Я кивнул, но вместе с тем замкнулся; мысли одолевали меня, и мне было сложно сосредоточиться. Я потерялся в бронзе и в этих выпученных глазах.

* * *

Несколькими часами ранее

ДОЖДЬ НАПАЛ, СЛОВНО шайка пиратов. Он пробрался в Аракс с моря и захватил город, улицу за улицей. Под его натиском песок становился темным, а глинобитные стены покрывались пятнами и полосами. Первые капли, ударившиеся о клинок Острого, звучали, словно музыка, и поначалу мне показалось, что я просто вообразил себе их. Но в результате встречи пустынной пыли с холодным морским воздухом осторожный дождик превратился в мощный ливень. Раньше я не мог понять, почему в ночи не видно ни звезд, ни луны. Теперь я знал.

Улицы, отделявшие меня от городского центра, были тихими и безлюдными, если не считать пары пьяниц и теней, которые все еще бегали с поручениями. Аркийцы, даже мертвые, не любят дождь. Когда ливень усилился, они бросились наутек, оставив меня наедине с шипящими фонарями и гаснущими факелами. Золотой свет улиц потускнел, и теперь путь мне освещало лишь мое собственное сияние. Капли дождя, падавшие рядом со мной, окрашивались в голубой свет и казались чем-то сверхъестественным. Песок на улицах превратился в серую грязь.

Украденные мной тряпки промокли и стали невероятно тяжелыми; стоило моему вниманию рассеяться, как они соскальзывали с меня. Привязав Острого к поясу, я поднял руки и лицо к темному небу, пытаясь утонуть в грохоте дождя.

Я почувствовал, что капли падают сквозь меня; по сравнению со мной, холодным, они казались теплыми. Время от времени одна из капель решала отнестись ко мне по-доброму и скатывалась по моим парам. Еще одна капля застыла на моей губе, но когда я открыл рот, она упала на землю и где-то затерялась.

Шуршание дождя и поцелуи капель всегда меня успокаивали, и поэтому то, что происходило со мной сейчас, стало для меня суровым разочарованием. Я насладился всем, чем мог, и поплелся дальше. Мое настроение еще больше испарилось. Никакой птицы. Никакой кареты. Никакой повозки. Только мои ноги, и сегодня они казались более бесплотными, чем в день вселения.

– Если повезет, следующей ночью доберемся до вдовы, – буркнул я, обращаясь к Острому. – Город слишком велик, и это ему вредит.

– Я не против, – меланхолично отозвался меч. – Я уже десятки лет не выбирался за пределы центральных районов.

Я вытащил его из-за самодельного пояса и посмотрел на лицо, вырезанное в камне. Острый закрыл глаза, чтобы в них не попал дождь. Я посмотрел на то, как капли отскакивают от металла.

– Ты, похоже, доволен, – упрекнул я его.

– На вкус это почти как свобода. Почти.

– Хм.

Я был вынужден согласиться с ним – ведь я же сбежал. Темса упустил меня; я исчез в улье улиц Аракса и направлялся к Хорикс, чтобы наконец забрать свою монету, но, несмотря на эту удачу, я чувствовал себя пустым – более пустым, чем должен ощущать себя призрак.

Я оглянулся и увидел, что улицы позади меня по-прежнему пустынны. Я бежал уже несколько часов, но никаких признаков погони не обнаружил.

– А у тебя половина монеты есть? Я так тебя об этом и не спросил, – сказал я, чтобы как-то себя отвлечь.

Когда я повернулся к мечу, то увидел, что он смотрит на меня.

– Мои создатели сделали так, чтобы каждый клинок, вроде меня, сам был своей половиной монеты.

– И сколько вас таких?

Острый присвистнул; одни боги знают, как ему это удалось.

– Никто не знает. Размещение душ в предметах когда-то было в моде, и этим занимались еще много лет после того, как заколдовали меня. А когда подобная магия оказалась под запретом, многие души-клинки уничтожили или сломали. Я – один из пяти мечей, которые предназначались для одного герцога из Скола. Остальных звали Ортан, Ларили, Ренестер и Пересеф, и все они были немыми – все, кроме меня. Абсия. Так меня звали. На самом деле меня создали по ошибке и, возможно, именно поэтому не уничтожили. Именно поэтому в течение многих лет я переходил от одного хозяина к другому. Видишь ли, тот, кто владеет душой-клинком, тот им и повелевает. За все эти годы я так и не решил, благо это или проклятие.

Эта задача показалась мне легкой.

– По-моему, благо. По крайней мере, ты не можешь потерять себя.

– А по-моему, я уже потерял себя почти целиком. Келтро, ты забываешь, что одни мертвецы теряют больше, другие – меньше. Тебе повезло: у тебя просто разрез на шее и несколько дырок в животе.

Я вспомнил Кона, призрака в башне Хорикс, и его изогнутое зигзагом тело. Даже после смерти он был калекой. Во мне снова вспыхнула постыдная радость от того, что кому-то сейчас хуже меня.

– Келтро, посмотри на меня. Сейчас я похож на прекрасную Фаэрину, которая навечно посажена в кокон и мечтает вырваться из лап мерзкого Гара Рела…

– Острый.

Меч засопел.

– Неужели ты не понимаешь, что после нескольких веков, проведенных в этом обличье, я бы отдал все, лишь бы стать кем-то другим?

Это был простой вопрос, но он одновременно и отражал мою боль, и выставлял ее на посмешище.

– Нет. И да. – Я задумчиво выпятил губы. – Теперь понимаю. Похоже, меня слишком отвлекла моя собственная… ну ты понимаешь.

Клянусь, я увидел, как камень на рукояти меча моргнул.

– Если вот это в Крассе считается извинениями, тогда я их принимаю.

Да, Острому удалось вытянуть из меня извинения, но я не стал спорить. Мечу, как и многим другим, действительно пришлось хуже, чем мне.

Одно такое существо я заметил в переулке, мимо которого проходил. Это был призрак, и сейчас он – тщетно – старался тащить тело по грязной мостовой. Я не люблю глазеть, но картина была настолько жалкой, что буквально заставила меня остановиться.

Призрак, похоже, был совсем свежий. Во-первых, на нем не было одежды. Во-вторых, он не мог крепко ухватиться за тело и хоть каких-то успехов добился лишь после того, как обвернул свои руки вокруг ноги трупа. Пройдя пару шагов, он оступался и падал в грязь, а затем этот танец повторился снова и снова. В моей памяти всплыла старая, наполовину забытая пословица – в ней что-то было про повторение, неудачу и безумие. Я мог бы просто поглумиться над призраком и уйти, но я понимал, что полужизнь – это не жизнь после смерти, но вечная смерть после смерти. Из-за нее в тебе возникало совершенно особое отчаяние.

– Что ты делаешь, Келтро? – прошептал Острый.

Я сделал пару шагов вперед и заметил жуткую рану на затылке призрака. Опустив взгляд, я увидел на голове трупа такую же рану, нарисованную черной кровью на белом черепе. В черепе лежало что-то серое и мясистое.

Вежливо кашлянув, я объявил о своем присутствии. Призрак немедленно упал на тело, рыча и молотя кулаками по воздуху. Это был мужчина-аркиец, и говорил он хотя и не очень разборчиво, но с благородным акцентом. Одежда с серебристой каймой, в которую был одет труп, тоже говорила о том, что он знатного происхождения.

– Не подходи, тень! – воскликнул он.

Ирония ситуации, похоже, ускользала от него.

Я поднял руки – и вдруг сообразил, что в одной из них я все еще держу меч. Улыбнувшись, я быстро вложил клинок в ножны.

– У меня нет белого пера на груди, видишь? Я заколдован, и ты мне не нужен. Как и… ты, – я указал на труп.

Человек попытался в меня плюнуть.

– Иди на хер!

– У него летучие мыши в голове, как сказал бы великий Бастига, – заметил Острый.

Я попятился.

– Я просто хотел помочь…

– Ухо…

Призрак застыл, словно его укусил кто-то ядовитый. Острый тут же оказался в моей руке. Призрака затошнило; его пары содрогнулись, закрутились вокруг него. Полетели белые искры, и в его синем свечении вспыхнуло зеленое пятно. Словно чернила, расходящиеся по воде, тлетворный зеленый цвет быстро поглотил ноги призрака, затем туловище и, наконец, голову. Через несколько секунд из ярко-сапфирового он стал тусклым изумрудным. Когда призрак снова нашел в себе силы и начал отступать, его лицо удлинилось, нос превратился в высокую колонну, а под глазами появились темные завитки. Глаза – яркие, сверкающие точки – устремили свой взгляд на меня.

– Ох, нет, только не сейчас, – буркнул я.

Еще один визит мертвого бога мне сейчас не нужен. Я уже все решил.

– Почему рядом с тобой постоянно воскресают мертвые твари?

Я помахал призраку Острым, думая о том, почему в этом городе меня не могут оставить в покое хотя бы на пару часов.

– Келтро, – прохрипел призрак.

Его голос звучал словно эхо, которое пролетело сотню миль, и почти терялся в шуме дождя.

– Да, это я. А ты кто будешь? – с вызовом спросил я.

Призрак вытянулся во весь рост и увеличился на несколько футов. Его нездоровый свет окутал меня, и хотя он был еле заметным, ему почему-то удалось заглушить мой – призрак словно накрыл свечу ладонью. Приглядевшись, я заметил, что его пары складываются в очертания нагрудника, наплечников и наголенников. На его голове виднелась тень высокой короны.

– Тысячи лет вы называли меня Оширим. Можешь называть меня так.

– Твою мать! Что происходит? – выпалил Острый, забыв, что нужно шептать только у меня в голове. – Ты сказал «Оширим»? Так же зовут мертвого бога!

Я приложил ко лбу сжатый кулак.

– Похоже, у меня вошло в привычку привлекать к себе внимание богов. Они уже не раз навещали меня.

– Я…

Острый потерял дар речи. Я посмотрел на меч, почти рассчитывая увидеть, что у Острого раскрылся рот.

Призрак тоже посмотрел на меч.

– Ты – душа-клинок? Тебя ведь так называют? Какое расточительство, какая грубая работа, – сказал он.

Острый был неживым предметом, но даже он, похоже, сейчас задохнулся от волнения.

– Видишь, Келтро? Он меня понимает. – Затем он обратился к призраку. – Повелитель, знай, я бы поклонился тебе, если бы мог. Быть рядом с тобой – честь для меня. Несмотря на то что все это так странно и неожиданно.

Оширим кивнул, а затем вопросительно посмотрел на меня. Я прикусил губу, а затем нехотя поклонился – быстро и не очень глубоко. Других обязательств перед чужим мертвым богом у меня не было.

– Я думал, что на еще один визит у вас не осталось сил. Или вы, боги, про это тоже наврали? – резко спросил я.

– Келтро! Прояви уважение, – зашипел Острый.

Оширим бросил взгляд в сторону центра города – туда, где за стеной дождя огни превращались в оранжевое море.

– Наш великий враг был слишком любопытен. Он рискнул, но потерпел неудачу, и благодаря этому мы получили часть его силы. Надеюсь, на сей раз мы не потратим ее зря. Идем.

Прежде чем уйти, он опустился на колени и протянул руки к трупу. Там, где его призрачные пальцы коснулись одежды, черная жидкость закипела. У меня на глазах тело растворилось и утекло в песок. Вздрогнув, Оширим встал, медленно и глубоко дыша. Я удивленно смотрел на кипящую лужу, в которую превратилась черная одежда.

– Э-э… – протянул я.

Бог поманил меня пальцем.

– Идем.

– Келтро, делай, что он говорит, клянусь бо… ну то есть просто следуй за ним.

– Не лезь в это дело, Острый. Ты не знаешь то, что знаю я, – зарычал я, прежде чем засунуть меч за пояс.

Да, я был сам виноват в том, что клинок поцарапал мне голень. Мое лицо перекосилось от внезапной боли. Я почувствовал, как по моей ноге ползет холод.

Я неуклюже побежал, догоняя длинноногого Оширима. Идя бок о бок, мы заливали грязную мостовую и гладкие от дождя стены зеленовато-голубым сиянием.

Бог не стал терять времени зря.

– Ты все еще медлишь, а наш враг тем временем набирает силу.

Возможно, все дело было в спокойствии Оширима, в его бесстрастном лице или в том, что от него исходило ощущение древности, но внезапно я снова почувствовал себя учеником, который стоит перед учителем – учителем, о котором я не просил.

– Я не медлю. Мне нужно было разобраться со своими собственными проблемами. У мертвеца жизнь нелегкая, знаешь ли. Кроме того, я нашел Культ Сеша и поговорил с его сторонниками. Ну, точнее, они поговорили со мной. Они знают, на что я способен, знают про так называемый дар.

Мертвый бог зарычал, и на миг мне показалось, что такой звук могут издать два столкнувшихся облака.

– И что теперь? Что ты задумал?

– Я хочу получить свою половину монеты, – ответил я, скрестив руки на груди. – Для меня это главное. Меня не интересует ни ваш потоп, ни алчность Темсы, ни игры культа, ни вольная, которую обещает мне Хорикс, ни все остальные пустые обещания, которые я получил после смерти. Мне нужна свобода, и добыть ее я хочу сам. Сомнение и отчаяние заставили меня забыть о том, что никому доверять нельзя, но теперь я знаю, на что я способен. Я знаю свою силу. Она поможет мне одержать победу в игре Аракса.

– Ты думаешь только о себе, – вздохнул бог.

– Я хочу получить то, что принадлежит мне по праву! – рявкнул я.

Оширим вдруг остановился и пронзил меня испепеляющим взглядом. Интересно, у всех ли богов такой взгляд? Может, они просто прячут его?

– Келтро, ты играешь с судьбой бесчисленных миллионов душ.

– Как и вы! Да, Хафор рассказала мне о том, кто мы для вас.

– Келтро…

Услышав шепот в своей голове, я зарычал. Меч ничего не знает.

– Острый, для богов мы просто пища, топливо, рабы – такие же, как здесь. Они просто хотят выжить с моей помощью, но причины, по которым я должен помогать, они не называют. От них я не услышал ничего, кроме загадок и угроз. Даже Культ Сеша обещал мне свободу.

Оширим подошел поближе ко мне и навис надо мной, словно скала. Мне показалось, что на меня навалился целый дом. Мои пары затрепетали, словно от сильного ветра, который пытается утащить меня прочь. Перед собой я увидел не призрака, а белую огненную фигуру с огненной шапкой на голове.

Секунду спустя картина исчезла, и Оширим увял и уменьшился в размерах. Его свечение потускнело, стало еще более болезненным. Теперь он говорил голосом старика, уставшего от жизни и от невзгод. Шум дождя заглушал его слова.

– Если тебе действительно нужно объяснение, ты его получишь. Вы – величайшее творение наших предков. Несмотря на ваши ошибки, несмотря на ваше безрассудство, мы дали вам убежище среди звезд, вдали от бед, которые обрушивались на этот мир в течение многих тысяч лет. Мы подарили вам жизнь после смерти. Дуат. Раньше вы называли его «рай», и он до сих пор остался раем. И взамен мы просили только одно – медную монету для лодочника, который везет вас в дуат через реку под названием Никс.

Я держал рот на замке, хотя вопросы и остроты мечтали вырваться на свободу.

– Да, возможно, мы – боги, но мы не бессмертны. Мы рождаемся, мы умираем. В течение многих поколений мы приглядывали за живыми и за мертвыми. И да, Келтро, каждая душа, которая проходит через наши врата, подпитывает нас. Ты говоришь, словно вы – скот, мясо. Но это не так. Нас связывают родственные узы. Это обмен.

Оширим заговорил быстрее; его слова обрушивались на меня, словно водопад, и я с трудом понимал их. Должно быть, заклинание, как и его свет, быстро угасало.

– Вы называете нас «мертвыми богами», и хотя мы еще живы, скоро мы умрем. Сеш убил лодочника и закрыл врата дуата, и уже тысячу лет души ждут у этих ворот. От полноводного Никса остался лишь ручеек. Его течение перекрыто, и давление растет… Мир, находящийся за пределами этого, содрогается так, как ты и представить себе не можешь. Узы, которыми связан Сеш, разрушаются. Бог смерти не любит жизнь, он считает ее болезнью, и если дать ему шанс, он очистит мир от нее. Ты этого хочешь, Келтро?

Оширим пошатнулся, оперся о стену – и едва не прошел прямо сквозь нее. Я невольно шагнул к Ошириму, чтобы подхватить его, и когда наши с ним пары соприкоснулись, я снова увидел ту огромную пещеру, растянувшуюся передо мной. Я почувствовал, как под мои ноги просачивается холодная вода. Я услышал смех, эхо которого разносится по бескрайней тьме.

– Волк в зоопарке, – прошептал я, вспомнив ту же самую тьму в его глазах.

– Он совершил ошибку… захотел сам на тебя посмотреть. Увидеть… кого мы выбрали. И теперь, когда про тебя узнал Культ Сеша, времени остается еще меньше.

– Но почему вы выбрали меня?

Это был не самый подходящий вопрос. Хафор уже вынесла мне свой вердикт, и он был не очень-то благосклонным по отношению ко мне. Возможно, гордость заставляла меня добиваться признания, и я не хотел думать, что меня выбрали случайным образом.

Призрак рухнул на колени, расплескав мутную воду. Он посмотрел на меня снизу вверх, и за его царственными изумрудными чертами лица я увидел сломленного человека.

– Ты больше других мечтаешь о свободе и справедливости. В этом ты похож на нас. Но если кто-то не остановит Сеша – и свобода, и справедливость перестанут существовать. Ты можешь бежать и даже лететь, но его поток все равно тебя найдет. – Что-то заставило Оширима задохнуться, а затем он сжал ладони вместе. – Боги не привыкли умолять…

Это были его последние слова. Я позволил ему упасть в грязь, понимая, что ничего не могу для него сделать.

– Келтро! – позвал меня Острый, но я все еще бродил по той огромной пещере, глядя на бесчисленные миллионы ждущих, никчемных мертвецов.

Последние слова Оширима вонзились в меня словно клинок.

– Спасай себя, если тебе больше никто не дорог. Возможно, Хафор права; возможно, при этом ты спасешь и весь мир – богов, мертвых. Больше надеяться не на что. Это последний раз, когда мы говорим… с тобой.

Как только он произнес эти слова, его облик утратил форму, и Оширим растворился в наполненном дождем воздухе, словно дым угасшей свечи. Он исчез, а с ним и украденный призрак. Я молча встал на ноги. Острому хватило ума прикусить язык, хотя, несомненно, он много чего хотел мне сказать, дополнить вызов, брошенный Оширимом, своей так называемой мудростью.

Негромко хлюпая, я двинулся дальше в город. После встречи с главным богом мне стало ясно одно: я должен выпить пива.

* * *

Я СМОТРЕЛ НА то, как в шапке пены лопаются пузырьки, растворяясь, словно то мертвое тело. Тень откашлялась, и я понял, что так и не ответил на ее вопрос.

– Снова жизнь или смерть, – сказал я.

Женщина-призрак косо посмотрела на меня. Как она ни старалась, она не могла скрыть осуждение в своем взгляде.

– Ты понятия не имеешь, что это.

Фыркнув, она пошла вдоль барной стойки.

– Да, умеешь ты очаровывать людей.

– Заткнись, – сказал я.

Тень меня услышала и обернулась. Я не успел объяснить, что обращаюсь к своему мечу, и она, прищурясь, недвусмысленно послала меня на хер.

Предположив, что две кружки – это мой предел, я допил пиво, однако удовольствия не получил. С громким стуком я поставил кружку на стойку и направился к выходу. Я почти забыл, что на меня надето тело, и по дороге споткнулся о стол. Мрачного вида человек в капюшоне недовольно заворчал и злобно посмотрел на меня, и я поспешил покинуть таверну.

Дождь не ослабил свой натиск даже к вечеру. Я вышел на почти пустую улицу и поднял лицо к затянутому тучами мрачному небу. Дождь загнал жителей в дома, и сейчас по улицам бродили только призраки и пьяницы. Взятое взаймы тело позволяло почувствовать каждую упавшую на меня каплю. Кожа была теплой, и дождь холодил ее. Капли пахли солью и пылью пустыни – хорошо знакомый, уютный запах. Над теплой землей поднимался пар. Я втянул в себя воздух, упиваясь им, а затем всю это идиллию разрушил меч.

– Ну? – спросил он. – Решил, что будешь делать?

– Отстань. Ты ничуть не лучше этих богов.

– А ты, наверное, единственный человек в Арке, а может, и во всех Дальних Краях, который злится на то, что боги выбрали его своим героем и защитником.

– Я не герой, – буркнул я. – Один из них именно так мне и сказал. Я просто умер в подходящий момент.

– Он сказал, что им нужно твое упрямство. В это я могу поверить. Значит, они навещают тебя с тех самых пор, как ты умер? Вряд ли они случайно выбрали почти самого лучшего замочного мастера Дальних Краев.

– Лучшего замочного мастера, – буркнул я. – По крайней мере, я лучший мертвый замочный мастер в этом дерьмовом мире.

Я умолк, проходя мимо отряда призраков в красной одежде и черных кольчугах. В руках у них были короткие мечи и круглые щиты. На миг мне показалось, что они точно такие же, как и все остальные наемники, которые патрулируют улицы. Но затем я узнал их цвета и, недоуменно хмурясь, смотрел им вслед, пока они не забежали за поворот.

Покинув зоопарк Финела, я был уверен, что выбрал свой путь, но стоило какому-то богу навестить меня, и я уже начал сомневаться. Запустив пальцы в промокшие локоны, я потянул себя за волосы, словно мог вытащить ответы из клубка противоречивых мнений и идей, каждая из которых требовала к себе внимания. Даже при жизни в моем сознании не было шумно, а после смерти голосам в моей голове понравилось разговаривать громко.

Мой сдавленный рык заставил какого-то прохожего отшатнуться, но мне было плевать. Я свернул в ближайший переулок и направился к центру города. Он уже был совсем рядом.

Просвещенные Сестры показали мне, что я ошибался, действуя в одиночку, и поэтому я решил сделать то, от чего всю жизнь бежал как от огня: попросить совета.

– А ты бы как поступил на моем месте, Острый? – спросил я, чувствуя себя трусом, не способным найти ответ самостоятельно. – Кому бы ты поверил?

– Я? На самом деле?

Меч подумал.

– Никому из них. Я бы сбежал – хотя бы для того, чтобы испытать свои ноги. – Он вздохнул. – И да, я, вероятно, выпил бы пива.

Я всплеснул руками и уже собрался проклясть его за лицемерие, но оказалось, что меч еще не закончил.

– Но я бы знал, что поступаю неправильно, – добавил он. – Мне сложно в это поверить, но перед нами был один из мертвых богов – и притом не кто-нибудь, а Оширим. И то, что он практически умолял тебя…

Я гордо вскинул голову.

– Келтро, если они говорят правду, какой смысл верить кому-то еще? Просто ради еще пары дней так называемой свободы? Я бы исполнил их просьбу. Даже не верится, что ты так долго им отказывал.

– Я бы не зря потратил эти дни, – сказал я, уже понимая, что это ложь.

– Ты обманываешь себя.

– Да. Я всегда себя обманывал.

Я остановился у деревянной балки и открыл рот, чтобы поймать струйку воды, стекающую с алого навеса. У воды был сладкий, землистый вкус. Глядя на промокшую насквозь ткань, я вздохнул. Сам Сеш, так называемый повелитель тьмы, пришел посмотреть на меня. Оширим сказал, что при этом Сеш совершил ошибку, и, возможно, так оно и было. Я увидел в его взгляде голод и звериную ярость. В глазах Башт и Хафор ничего такого не было.

– Возможно, угроза потопа действительно существует, – признал я.

– Хочешь подождать и узнать наверняка?

Я сделал еще один глоток, а затем выплюнул воду на мостовую. Я твердо решил, что вспомню как можно больше старых привычек, прежде чем покину это тело. Во мне уже накапливалась усталость.

– Почему всегда находится какое-то великое зло? Эта хрень должна быть только в детских сказках. Почему люди не могут просто радоваться тому, что они живы и не голодны? Почему они не могут просто трахаться целыми днями? Почему им этого мало? Почему таким как Темса, Хорикс и Культ Сеша нужно больше? Почему какой-то повелитель тьмы всегда хочет прийти в мир и уничтожить жизнь?

– Келтро, а откуда, по-твоему, берутся эти истории? В истории подобное случалось не раз. То война, то мир, снова и снова. Более того, Бемия Тимсул, великий драматург второго века, который…

– Острый, – предупредил я его, стараясь говорить как можно тише.

– Ладно. Тимсул сказал, что мы – ну то есть люди – ничего не можем с собой поделать. Пока существуют такие понятия, как «больше» и «меньше», мы обречены соперничать друг с другом за еду, серебро и половины монет. Мы мечтаем о том, чего у нас нет, и на многое готовы, чтобы получить желаемое. Лучше. Больше. Сравнение ведет нас к гибели, оно – мать и зависти, и гордости. Возможно, у богов все то же самое.

Всю жизнь я занимался тем же самым, только сравнивал себя с тем, кем, по-моему, мне следовало быть – более богатым, более худым, более свободным, лучшим. Я вдруг понял, сколько горя это принесло мне и что из-за этого я был вынужден всю жизнь провести в бегах. Я сбежал от родителей и их простого ремесла. Я пробежал половину Дальних Краев, просто чтобы остаться в живых. Я даже уехал в Аракс, чтобы выбраться из нищеты в Таймаре. Я сбежал с того корабля и с тех пор не останавливался, несмотря на то, что умер в процессе. Я хотел получить свою половину монеты только для того, чтобы бежать дальше. А почему? Из-за моего стремления к «больше» и «лучше».

Я поразмыслил над этим, слушая уникальную, постоянно меняющуюся музыку дождя. Его инструментами были лужи, навесы, глиняные колпаки дымоходов. В такие мгновения я мог забыть обо всем, но сейчас было не самое подходящее время, чтобы уходить в себя. Пора действовать. Пора что-то менять.

– Да пошло оно все, – рассмеялся я. – Я поклялся, что добуду свободу, и я ее получу. И если для этого нужно спасти весь остальной мир, что ж, пусть так. Значит, богам просто повезло.

Изящным движением руки я вытащил Острого, подставил его под струи дождя, а затем воткнул в землю. Затем я стряхнул с себя одежду и, оступившись, побежал к стене какой-то башни, которая возвышалась над нами, словно утес. Пригнувшись, я начал освобождать себя от разума человека, его мышц, его кожи. Один рывок, и я вышел на свободу, и мои собственные пятки заскользили по грязи. Человек накренился вперед, прижав руки к телу, и нацелился в стену, словно козел.

Затем раздался глухой стук, и голый мужчина растянулся у стены. Я как порядочный человек оттащил его в переулок и накрыл мешковиной. Да, я ограбил человека и бросил его под дождем, и, возможно, это не лучший способ начать добродетельную жизнь, но, думаю, он бы поблагодарил меня, если бы узнал, какое решение я принял. Никто не любит катастрофы. Если кто-то любит, значит, он – идиот, и если он погибнет, то и поделом ему.

Вытащив Острого из грязи, я заткнул его за пояс своей новой одежды и пошел в дождь. Таким целеустремленным я не был с тех самых пор, как умер.

Глава 4
Причуды вдовы

Железная Челюсть – так его звали. Этот полководец говорил мало, а крови пролил несметное количество. Лорды Белиша предали его и бросили на поле боя, приняв за мертвого, но он вернулся в город, и у него были только доспехи и меч. Много недель он воевал с лордами Белиша: он побеждал всех героев, которых они выставляли против него, или резал их по ночам в их же постелях. Оставшиеся в живых лорды были так напуганы, что собрали огромную армию. В первый день нового года она двинулась на Железную Челюсть, у которого были только доспехи и меч. Говорят, что когда он наконец умер, у его ног лежали тела всех убитых лордов, а его призрак вышел из трупа и снова бросился в бой.
СТАРАЯ ЛЕГЕНДА ЮЖАН

* * *

ВДОВА ХОРИКС СКУЧАЛА.

Она сражалась с куском холодной верблюжатины, гоняя его ножом вдоль золотой окружности на тарелке. Она оттолкнула в сторону редиску, и та, подпрыгивая, полетела по столешнице из оникса.

Все было тихо, только шелестел дождь на балконе и гудела пара колибри, летавшая вокруг пальмы в кадке. У стен столовой застыли слуги – молчаливые, как и подобает мертвым.

Несколько дней прошло с тех пор, как Мелебер Крейл явился с докладом, и этих дней было уже слишком много; вдова Хорикс начинала терять терпение. Она потратила достаточно времени, пересчитывая половины монет в своих сокровищницах и наблюдая за армией работников, которая била молотками и пилила доски в подвалах. Она почти ничего не ела. Спала она не так крепко, как обычно. И у нее по-прежнему не было замочного мастера.

Хорикс вцепилась в край тарелки и швырнула ее в ближайшую стену. Покрытый позолотой фарфор раскололся на куски. Редис и ошметки мяса полетели во все стороны. Колибри и слуги стремительно покинули столовую – остался лишь один призрак, который ползал по полу, пытаясь собрать упавшие овощи.

– Прочь! – завизжала вдова.

Оставшись в одиночестве, она стукнула рукоятью ножа по столу и устремила взгляд на дверь в дальнем конце зала.

Она снова ударила по черному камню, заставив стальное лезвие ножа зазвенеть. Кулак, в котором был сжат нож, дрожал от злости. Хорикс занесла руку для очередного удара, когда топот огромных сапог объявил о прибытии Калида.

– Входите, полковник! – рявкнула Хорикс еще до того, как его костяшки коснулись двери.

– Хозяйка, вы, как всегда, проницательны, – сказал Калид. Его голос был хриплым и низким от пыли. Калид закрыл дверь и широким шагом пошел вдоль длинного обеденного стола.

– Что происходит в подвале? – спросила Хорикс. – Наш новый главный строитель Полдрю работает по плану?

– Ямак утверждает, что да. Возможно, он закончит даже раньше срока.

– Хм…

Ее доверие к Ямаку умерло несколько недель назад. Хорикс посмотрела на полковника: хмурясь, он стоял по стойке смирно. Под его глазами висели большие мешки, столь же черные, как и его растрепанная борода.

– Калид, вы выглядите уставшим.

– Прошу прощения, хозяйка. Я всю ночь выяснял, что за переполох произошел в районе Менкар.

Вдова Хорикс положила нож на стол и откинулась на спинку кресла.

– И?

Калид докладывал так, словно она – генерал. Можно забрать человека из армии, но армия никогда не покинет человека, и он до конца своих дней остается солдатом.

– Я взял с собой десять человек, но мы не нашли ничего, кроме поля боя и кровавого месива. Похоже, серек Финел держал у себя диких зверей, и кто-то выпустил их из клеток во время боя. Нам сказали, что на соседних уровнях выжившие продолжают сражаться, но там мы увидели только пару трупов, и нищие уже тащили их прочь, чтобы заколдовать. К сожалению, люди культа тоже там были – убирали кровь и заботились о раненых. Прокторы и дознаватели Палаты Кодекса вели себя как ни в чем ни бывало и даже помогали им.

– Сизин зашла слишком далеко. А где серек Финел?

– Пропал. Полагают, что он погиб.

– Разумеется. А кто на него напал? Темса?

Калид склонил голову, словно лично виноват в том, что принес плохую новость.

– Как обычно, никто не знает. Ни один из выживших не сказал ничего путного. На одежде нападавших не было гербов, они были в простой черной броне. Похоже, наемники.

Длинные, окрашенные в рубиновый цвет ногти Хорикс забарабанили по камню.

– Этот человек слишком осмелел. Не сомневаюсь, что он уже обратил свой взор и на меня, – сказала она. – Есть ли новости о том призраке Крейле? Или о Келтро?

– Нет, хозяйка, – ответил Калид, не поднимая головы.

Хорикс в ярости швырнула нож, и он упал рядом с обломками тарелки.

– Мне уже надоело ждать! – зарычала она. – Время на исходе.

Именно в тот миг, когда Хорикс занесла кулак для удара и оскалила зубы, она взяла себя в руки. В ее игре нужны не чувства, а холодный расчет и точность. Сделав глубокий вдох, она уперлась ладонями в стол и встала.

Дверь на балкон была открыта. Перед ней неподвижно, словно изморозь на окне, висели занавески из белого хлопка. Хорикс оттолкнула их в сторону, разрушая иллюзию, и стремительно вышла на балкон. Она остановилась в паре дюймов от того места, куда падали капли дождя. Так она могла не намокнуть и следить за тем, как крошечные фигурки на улицах спешат укрыться от ливня. Утром дождь чуть стих, но по аркийским меркам погода все равно была слишком сырой. Хорикс уже заметила светлые прожилки в низко висящих тучах – в тех местах, где солнце пыталось прожечь их насквозь. Ее ноздри наполнил запах сырой глины.

Хорикс посмотрела на Небесную Иглу, бледную на фоне темного неба. Верхняя треть башни исчезала в облаках, и Хорикс поняла, что щурится, пытаясь разглядеть ее верхушку. Этим вдова занималась очень часто. Много часов она провела, глядя на Облачный Двор и убежище императора.

– Полковник!

Через пару секунд Калид уже стоял рядом с ней.

– Собирай своих людей. Рынки сегодня работают, верно?

– Я… Хозяйка, рынки каждый день работают.

Хорикс вытащила кусочек мяса, застрявший между зубами, и щелчком сбросила его с балкона.

– Вот именно, – сказала она.

* * *

ЛИВЕНЬ СМЕНИЛСЯ ЛЕГКИМ дождиком, который негромко и мелодично стучал по шлемам, наплечникам и зонтикам. Погода улучшилась, и улицы Аракса стали более живыми. На них снова появились толпы призраков в цветных рубашках, запачканных свежей грязью. Призраки спешили, словно старались нагнать упущенное время, несли мешки, свертки и десятки свитков или перебегали между теми немногими лавками, которые остались открыты в этот дождливый день.

Несколько аристократов, окруженных своими телохранителями или знакомыми, выбирали более сухие части улиц, выглядывали из-под навесов и корчили гримасы, глядя на небо цвета гранита. Жуки и пауки с легкостью пробирались по грязным улицам; их наездники укрывались под широкими пирамидальными зонтиками из хлопка или из сплетенных и покрытых воском пальмовых листьев. Мощные многоножки, тащившие на себе мешки и бочки, радостно месили грязь – они, естественно, обожали сырость. А вот их погонщики радовались гораздо меньше. Дождь и чавканье ног по грязи заглушали голоса, но до Хорикс долетали проклятия и треск кнутов.

Чем дольше взгляд Хорикс бродил по улицам и проспектам, тем отчетливее она чувствовала, что в городе нарастают опасные настроения. Угрожающая атмосфера царила повсюду, она была такой же неотъемлемой частью Аракса, как толпы мертвецов, дым из труб в доках или пыль, прилетевшая с Дюнных равнин. Сегодня атмосфера стала похожей на остро наточенную бритву. Отряды телохранителей рядом с домами, пустые дороги, дополнительные доски, которыми были заколочены окна, – все говорило об этом.

Прячась от дождя под черным зонтиком из черного атласа с золотым шитьем, вдова Хорикс торопливо шагала по грязи. Дождь ей даже немного нравился. Он напоминал ей о тех временах, когда она жила на дальнем севере, где ни одно здание не царапало небо, где мертвецы оставались в Никсе и где в пустынях был лед, а не песок. Она недолго странствовала по суровым северным пустошам, но именно там она чувствовала себя как дома. Если солнце пустыни было дерзким и мощным, то холод подкрадывался и проникал внутрь незаметно. Хорикс редко предавалась воспоминаниям, однако за последние дни ее единственным занятием стало ожидание, а оно заставляло думать о прошлом.

Два призрака-слуги несли шлейф черного платья Хорикс, отчаянно пытаясь не отстать от нее. Их окружали двадцать воинов Калида – ромб из золотистой брони, щитов и коротких копий. Сам полковник шел впереди, мечом отстраняя всех зазевавшихся теней и живых. Аристократы обходили эту процессию стороной и даже переходили на другую сторону широкой улицы, чтобы не подвергать себя опасности. Слухи о том, что стало с сереком Финелом, уже разлетелись по городу, и от этого уровень всеобщей подозрительности лишь усилился. Хорикс почти мечтала о каком-нибудь происшествии – оно, по крайней мере, развеяло бы скуку.

Площадь, где находился рынок душ, выглядела словно тарелка, с которой быстро соскребли пищу. Сначала Хорикс подумала, что рынок сегодня закрыт, но золотой канат, натянутый вокруг платформы в центре площади, свидетельствовал о том, что это не так. Края площади светились голубым: там стояли группы закованных в кандалы призраков. Несколько жалкого вида торговцев прятались под крытыми повозками. Обычно призраков здесь было в два-три раза больше. Сейчас тут была открыта только лавка, торговавшая чаем, и ее хозяин, хмурясь, восседал в кресле, сделанном из топляка. Хорикс задумалась о том, связана ли такая скудность товара с дождем или с низким уровнем воды в Никсе.

На площади стояла горстка покупателей и аристократов; каждый из них был словно остров, окруженный рифом из телохранителей. Все они, похоже, ждали человека, который совершил ошибку, надев костюм кремового цвета. Теперь его одежда не только была заляпана грязью, но и резко контрастировала с редеющими лимонно-желтыми волосами, которые были размазаны по коричневой коже головы, словно кусочек масла по большому ломтю поджаренного хлеба. Этот человек переходил от одного торговца к другому, о чем-то негромко спорил с ними о том, что, видимо, крайне затрудняло ему ведение дел. Увидев Хорикс с ее свитой, чиновник в отчаянии вцепился в свои мокрые волосы.

– Ладно! – воскликнул он так, что во все стороны от него полетели брызги.

Он подал знак торговцам; они без особого рвения протянули ему свитки и начали приводить в движение своих призраков с помощью медных жезлов и тростей. Громко топая, чиновник поднялся по ступенькам на свою деревянную платформу, распугав стаю грязных голубей.

Когда аристократы начали собираться у помоста, телохранители окружили Хорикс двойным кольцом. Калид стоял рядом с ней, уперев меч в землю и разглядывая гербы на щитах чужих солдат.

– Скверный товар, хозяйка, – зарычал он.

– Может, и так, полковник, но это не важно. Время уходит. Нам нужны работники.

Телохранители расступились, чтобы Хорикс могла посмотреть на первую партию призраков, которую вывели на платформу. Вид у них был действительно жалкий: теней такого качества можно было встретить на одной из шахт в пустыне, в доках или на ферме, на которой разводят жуков. Среди десяти призраков, которые стояли на платформе, сутулясь и дрожа от страха, у одного не хватало руки; у другого – части лица, а третий опустился на колено, чтобы не балансировать на раздробленной ступне.

– Доброго утра вам всем! – сказал лысеющий чиновник и поднял пригоршню свитков к небесам в знак приветствия. Он пытался улыбаться, но его улыбка уже быстро тускнела.

Собравшиеся аристократы и покупатели – всего дюжина, не больше – не произнесли ни слова. Один юноша с зонтиком из павлиньих перьев почти сразу ушел; окружавшие его телохранители затопали по лужам. Не смутившись, чиновник низко поклонился и указал на призраков, стоявших на помосте. Расположившийся позади них торговец душами, светлокожий северянин, умирал от скуки.

Торжественно откашлявшись, чиновник начал торги.

– Представляю вам лот босса Убехта. Десять душ. В основном свежие призраки… – Он сделал паузу, чтобы бросить взгляд на Убехта. – В хорошем состоянии, убиты в полном соответствии с кодексом. Двое опытных рабочих. Остальные годятся для работы в саду или на складе.

– Ложь! – воскликнул покупатель в широкополой шляпе, едва дождавшись, когда эти слова слетят с губ чиновника. – Это отбросы!

Чиновник заставил себя улыбнуться еще дружелюбнее.

– Начнем с двадцати монет серебром…

Убехт топнул сапогом.

– С тридцати монет, – поправился чиновник. – Тридцать серебряных монет за первого призрака. Юная горничная, откликается на имя Джина. Опыт работы – десять лет.

– Немыслимо! – снова фыркнул покупатель.

– Прошу вас, мастер Фин. В связи с возникшей недавно нехваткой воды из Никса нам, к сожалению… э-э… пришлось…

Сбивчивые речи аукциониста не остановили покупателя.

– Я и десять монет не дам за такую поврежденную душу, а уж тридцать – и подавно!

– Иди ты в зад! – заревел Убехт. – А на что ты рассчитывал? Скажи спасибо, что я не прошу сорок монет!

Чиновник попытался непринужденно рассмеяться.

– Ну так что? Кто даст тридцать? – Он обвел взглядом остальных покупателей. В его глазах горел огонь надежды. Он был похож на приговоренного к повешению человека, который умоляет о пощаде.

Улыбка на его лице уже была готова окончательно угаснуть, когда заговорила Хорикс.

– Сто пятьдесят за всех, – сказала она.

Калид покосился на нее.

Небольшая толпа забурчала, послышался смех, но Убехт пожал плечами и, бросив кожаный кошель чиновнику, спустился с платформы.

– Продано вдове Хорикс!

Натянув на голову капюшон, Хорикс спокойно смотрела в глаза других покупателей. Она видела, что кто-то из них сбит с толку, а остальные явно считают ее старой дурой, скупающей никчемных призраков.

Следующая партия теней заковыляла по грязи и неуклюже поднялась по ступенькам на сцену. Их привели люди в синих масках; на их одежде красовался какой-то герб, но Хорикс на него было плевать. Эти призраки оказались получше предыдущих, но ненамного – несколько чисто убитых, другие исполосованы, но в меру. Хорикс заметила, как покупатели начали перешептываться со своими доверенными лицами, прикрывая рты ладонями.

Девушка в струящейся синей шелковой одежде, почти девочка, уверенно расхаживала по платформе и ритмично постукивала по доскам медной тростью, чем раздражала всех. Многочисленные символы украшали лицо девушки, словно веснушки.

– Следующий лот от босса Гелиос состоит из двадцати шести душ…

– Пятьсот.

– Я…

Босс Гелиос громко стукнула тростью по платформе.

– Я не против! – радостно воскликнула она и сразу же спустилась на мостовую.

Любопытные взгляды превратились в злобные гримасы. Калид наклонился к Хорикс.

– Подвалы уже набиты до отказа, хозя…

– Полковник, я же сказала – мне надоело терпеливо ждать, – ответила Хорикс, грозя ему пальцем. – Полдрю найдет им применение.

Чиновник пригладил волосы и стряхнул капли дождя со следующего свитка. Пятнадцать призраков в медных оковах выстроились в ряд. Они тоже выглядели отвратительно: у кого-то не было глаза, у кого-то – носа или других важных частей тела, и поэтому они были похожи на старых бойцов с арены. Их охранял сгорбленный старик с волосами, заплетенными в косички; компанию ему составляли светловолосые мужчины, единственное отличие между которыми заключалось в их возрасте.

– Босс Рапин и сыновья представляют следующий лот…

– Двести! – крикнула Хорикс.

Остальные покупатели недовольно всплеснули руками.

– Не будьте такой жадной, тал! – крикнул какой-то надменный мужчина в парике из прямых как стрелы черных волос.

– Оставьте и нам тоже! – воскликнул другой.

Хорикс пронзила обоих испепеляющим взглядом.

– Четыреста, – прохрипел старый босс Рапин.

Хорикс покачала головой.

– Двести пятьдесят.

– Хозяйка, наша казна…

Хорикс повернулась к Калиду и неодобрительно выпятила губы.

– Какая разница, что с ней станет, если я смогу отомстить? Полковник, неужели вы струсите именно сейчас, когда цель так близка? – прошипела она.

– Триста ровно! – огласил свое последнее предложение Рапин.

Хорикс кивнула.

– Э-э… – Чиновник сделал паузу, чтобы подумать. С него капала вода. – Продано?

Рапин и его сыновья уже погнали призраков обратно в грязь.

Чиновник заглянул в свой свиток и поморщился. Он оглянулся – проверяя, не пропустил ли чего – а когда повернулся, на его лице снова была улыбка – мертвая, словно сухое дерево.

– И на этом наши лоты заканчиваются. Пожалуйста, приходите завтра!

С этими словами чиновник поспешно зашагал прочь, стараясь поскорее укрыться в толпе торговцев и сияющих призраков.

– Это неслыханно! – крикнул человек в парике. – Я прошел два района в поисках торговцев, у которых есть вода из Никса.

– Ну, значит, ищи дальше, – отозвалась. Хорикс.

Она видела, что человек отчаянно пытается вспомнить, кому принадлежит ее герб – повешенные мертвецы – и понять, какое место она занимает в обществе. Сумма, которую она только что потратила, возможно, навела его на какие-то мысли, но неопределенность явно раздражала его. Хорикс не увидела, но услышала, как он топнул ногой; горстка его телохранителей неуклюже встали по стойке смирно. За решетками позолоченных шлемов виднелись их удивленные глаза; телохранители не могли понять, зачем их тор хочет напасть на сверкающую фалангу из бывших солдат, которой командовала эта женщина. Очевидно, нехватка воды из Никса сделала жителей Аракса еще более отчаянными, чем обычно.

Люди Калида в приказах не нуждались. Они сомкнули ряды и выставили вперед копья. В центре образовавшегося черного «морского ежа» под зонтиком стояла вдова и самодовольно улыбалась.

– Нельзя же скупать их всех! – заспорил человек в парике, явно выбитый из колеи.

– Нельзя? Покажи мне место в кодексе или в правилах рынка, где сказано, что я не могу купить их всех, и я с радостью отменю свой заказ. А если не можешь, тогда всего хорошего.

С губ человека полетела слюна, но ни одного интересного довода он не выдвинул. Поэтому Хорикс двинулась прочь, а он остался стоять на площади, пытаясь вцепиться в воздух накрашенными ногтями.

Полчаса ушло на то, чтобы нацарапать подписи, поставить печати на папирусе и передать мешки с серебряными монетами продавцам, а затем шесть солдат Калида повели колонну призраков прочь.

Хорикс задержалась на площади; холодный, сырой ветер казался ей освежающим, и она не хотела возвращаться в башню. Глядя на то, как ее покупки исчезают за углом, Хорикс крутила свой зонтик, заставляя капли разлетаться по спирали. Калид стоял рядом с ней, и она посмотрела на него снизу вверх из-под капюшона. Из-за дождя плюмаж на его шлеме обвис. Капли воды покрыли его золотистый доспех, словно бисер. Его обычно невозмутимое лицо посуровело, а взгляд был устремлен куда-то вдаль. Хорикс постучала ногтем по его нагруднику.

– Вы сомневаетесь во мне, полковник?

– Я бы не посмел, хозяйка. За двадцать лет я ни разу не усомнился в вашем решении.

– Тогда говори все как есть. Тебя явно что-то тревожит.

– У нас гости, хозяйка, – ответил он.

С шуршанием и визгом вылетел из ножен серебристый меч.

Хорикс проследила за его взглядом и увидела две огромные фигуры в доспехах. Они топали по грязи прямо к ним. Хорикс заскрежетала зубами.

Даниб и Ани Джезебел.

За пару секунд выросла стена щитов; покупатели и торговцы обернулись на шум. Солдаты выставили вперед копья; с наконечников полетели капли воды. Калид вытянулся во весь рост, преграждая путь к вдове своим кривым аркийским клинком.

– Спокойно, – буркнул он своим людям.

Оружие Даниба и Джезебел оставалось у них за поясом или за плечами. В руках они несли лишь маленькую шкатулку из красного дерева, окованную латунью.

– Ближе не подходите, – предупредил Калид, и два великана остановились шагах в пяти от строя солдат.

– Как вам угодно, – безропотно вздохнула Джезебел.

Ее бледное лицо было даже более бесстрастным, чем у Калида. Ее доспехи из кожи и кольчуга насквозь промокли, и она выглядела словно жертва происшествия, в котором участвовали быстро ехавшая повозка и грязная лужа. Но Хорикс показалось, что плохое настроение Джезебел вызвано не только этим. Распознать настроение призрака, стоявшего у нее за спиной, было невозможно, поскольку его лицо закрывал жуткий шлем. Голубые пары вылетали из щелей шлема, словно горячее дыхание.

– Мой хозяин тор Темса желает сделать вам подарок, – сказала Джезебел.

– От него мне нужно только одно, – отрезала Хорикс.

Джезебел все равно протянула шкатулку. Один из телохранителей Хорикс вышел вперед, осторожно ступая по грязи, и взял шкатулку. Даниб дернулся, и солдат бросился назад. Призрак усмехнулся, и Хорикс заметила, что Калид напрягся еще сильнее.

Шкатулку поставили на землю позади стены щитов и осторожно открыли наконечником копья.

Изнутри шкатулка была выложена розовым бархатом. В ней не было ничего, кроме нескольких кусочков меди. Хорикс присмотрелась и поняла, что черты на них складываются в символ «Крейл».

Хорикс вскинула голову; ее взгляд забегал между Джезебел и Данибом.

– Он желает сообщить вам, что готов щедро заплатить за монету Келтро Базальта, – сказала Джезебел.

Она говорила так, словно произносить эти слова так же тяжело, как и толкать лошадь вверх по лестнице.

Хорикс задрожала от гнева и стиснула рукоять ножа, скрытого под слоями шелка. Да как он посмел! Какая дерзость! Она пришла в такую ярость, что потеряла дар речи, а ее крепко сжатые губы побелели.

Джезебел продолжила:

– Ему нужна эта монета, и он ее получит. Либо по-хорошему, либо по-плохому. Так он сказал.

Не задумываясь о церемониях или этикете, Джезебел повернулась и ушла, по дороге врезавшись плечом в плечо Даниба. Закованный в сталь огромный призрак не сдвинулся с места; его белые глаза так долго смотрели на полковника Калида, что тому стало неуютно. Хорикс наблюдала за тем, как призрак и живой человек безмолвно оценивают друг друга. Кожаные рукавицы Калида заскрипели; он покрепче сжал рукоять меча.

Когда напряжение стало невыносимым, оно раскололось. Хорикс ожидала услышать грохот стали, но Даниб лишь хмыкнул и пошел за Джезебел; за ним тянулся сапфировый след из его паров. Из-под его ног во все стороны летели грязь и песок.

Полковник Калид расслабился только после того, как Даниб исчез из вида, свернув на оживленную улицу.

– Вам, полковник, возможно, когда-нибудь придется вступить в бой с этим чудовищем, – зарычала Хорикс.

Голос Калида звучал бесстрастно.

– Да, госпожа. Я так и предполагал.

Хорикс захлопнула шкатулку ударом ноги.

– Темса невыносим! Кем возомнил себя этот душекрад?

– Что вы будете делать, хозяйка?

– Уничтожу его, вот что! Он хочет играть со мной?! Я…

– Тал! – раздался гневный вопль у нее за спиной.

Тор в парике широким шагом направлялся к ней, грозя ей пальцем. Похоже, он подготовил целую речь. Телохранители с трудом поспевали за ним. За спиной тора собралась небольшая компания покупателей душ.

– Я недоволен!

Телохранители Хорикс злобно нахмурились, но она оставила их позади и вышла навстречу тору, сжимая зонтик в руке.

– Хозяйка! – крикнул Калид ей вслед.

– Я требую, чтобы ты продала мне часть своих призраков! – воскликнул человек в парике.

Хорикс быстро подошла к нему. Возмущение ослепило тора, и он еще не понял свою ошибку. Перед собой он видел лишь старую женщину – богатую, но слабую.

Так всегда бывает.

– Это немыслимо… Эй, стой!..

Во мгновение ока нож выскочил из-под складок шелка и направился к ребрам тора. Все произошло настолько быстро, что его телохранители не совсем поняли, что произошло. Вдова вытащила нож и нанесла еще один удар в живот, а затем еще и еще один. Человек в парике закашлял кровью; на его лице появилось недоуменное выражение, а глаза наполнились слезами. Кто-то из торговцев закричал, и тогда солдаты и покупатели поняли, что происходит, но Калид и ее телохранители уже окружили Хорикс и ее жертву. Все остальные потрясенно наблюдали за тем, как Хорикс наносит удары, продвигаясь снизу вверх, к горлу. Когда нож стал слишком скользким и выскочил из ее пальцев, она воткнула зонтик в окровавленный живот тора и навалилась на ручку всем своим весом. Выпучив глаза, тор хрипел и булькал, но не мог произнести ни слова.

– Я же сказала – ищи дальше, – выдохнула Хорикс, прежде чем тор упал замертво.

Зарычав, вдова отошла от тора; атласный зонтик с золотым шитьем, торчавший из трупа, слегка раскачивался.

Хорикс обвела взглядом зевак, бросая им вызов. Никто его не принял – ни чиновники, ни торговцы душами, ни немногочисленные покупатели, ни даже телохранители мертвого тора, которые внезапно поняли, что стали безработными. На площади слышались только звуки шагов; квартал возвращался к обычной жизни. На лежащее в грязи окровавленное тело никто не смотрел. Махнув своим солдатам, Хорикс решительно направилась к ближайшему проспекту. Ее телохранители окружили тал, а самые бесстыжие из солдат тора уже подрались за право поработить своего бывшего хозяина.

Хорикс по очереди хрустнула каждой окровавленной костяшкой пальцев, а затем вытерла пальцы шелковым носовым платком. Калид терпеливо ждал.

– Еще одно дело для вас, полковник, и тогда сможете отдохнуть, – сказала она после паузы.

Раздался лязг: полковник щелкнул каблуками.

– Жду ваших распоряжений, хозяйка.

Она не сказала ни слова до тех пор, пока их путь не привел их к грачовнику. Он был похож на веретенообразную башню, на пугало, сделанное из найденного на улице мусора – сломанных ящиков, выброшенных шестов и веревок. Эти веревки были свернуты в великое множество мотков. Рядом с грачовником находился стол, за которым стоял сморщенный мужчина в очках. Дюжина бечевок, привязанных к его запястью, вели к ногам грачей. Над самодельными «ветвями» был натянут большой навес.

– Хотите отправить свиток, тал? – спросил мужчина.

– Точно. Дай папирус и перо.

Так он и сделал, и пока Хорикс царапала сообщение на куске папируса, положив его на колченогий, покрытый щербинами стол, мужчина намотал на запястье одну бечеву, словно на лебедку, и спустил на землю отчаянно каркающего и размахивающего крыльями грача.

Хорикс вложила папирус в руку Калида.

– Полковник, доставьте этот свиток, а затем возьмите людей и расположитесь рядом с новой башней Темсы. Раньше в ней жил судья Гхор. Будьте начеку и ждите, – негромко приказала она. Старик, похоже, был слишком занят орущим грачом, чтобы подслушивать.

Калид взглянул на папирус.

– Это смелый ход, хозяйка.

Хорикс уперла руки в боки.

– А почему бы и нет, Калид? После побоища в доме Финела самое время сунуть свой нос в дела тора Темсы. Ведь он, в конец концов, уничтожил моего духа и, если я не ошибаюсь, убил судью, а теперь еще и серека. Он явно перешел грань дозволенного. Скорее всего, он недоволен, что кража душ превратилась в такую кровавую бойню. И при этом он привлекает все больше внимания к себе, – сказала Хорикс. – И поскольку у меня еще есть время, я решила предпринять кое-какие шаги и проткнуть двух птиц одной стрелой. – К большому неудовольствию птиц, Хорикс махнула рукой на запад, туда, где виднелась темная колонна – Небесная Игла. – Я исполню свой гражданский долг, полковник, и сообщу нашей будущей императрице о том, что меня тревожит некий тор Темса. Таким образом, мы вытащим ее из высокой башни и заставим выйти на улицу, в трущобы. Почему бы не устранить ее сейчас и не избавить нас от хлопот в будущем?

Калид стиснул зубы.

– Надеюсь, вы не осудите меня за честность, хозяйка, но я бы не исполнил свой долг, если бы солгал. По-моему, это рискованный шаг. Может, я соберу своих лучших солдат и разделаюсь с Темсой, вместо того чтобы играть в подобные игры с королевскими особами?

– Полковник, вы уже много лет мечтаете обагрить кровью свой меч, и я думала, что такая возможность вас обрадует. И уж вы-то должны разбираться в тактике! Разделяй и властвуй, верно? Вас одолели сомнения, Калид, но на самом деле ваш долг – вернуть мне замочного мастера, и не более того. – Хорикс бросила на Калида вопросительный взгляд; он поклонился и сложил папирус пополам. – Пусть Темса устраивает резню, а я буду вести свою игру. Кроме того, неужели вы думаете, что сможете одолеть эту женщину с Разбросанных островов или того огромного призрака? Пусть с ними разбираются Сизин, Итейн и их гвардейцы. Вы и ваши люди дорого мне обошлись, и я не хочу, чтобы это серебро было потрачено зря. – Хорикс снова постучала пальцем по его нагруднику. – Вы хорошо служили мне, полковник. Сейчас не то время, чтобы бросать эту привычку.

Кадык Калида дрогнул; полковник подавил в себе гордость.

– Да, хозяйка. Мы приготовимся и будем ждать.

– Надеюсь, – прохрипела она. Он уже начал поворачиваться, но она поймала его согнутым пальцем. – И еще, Калид.

– Да, хозяйка?

– Постарайтесь, чтобы будущая императрица выжила. Хочу перекинуться с ней парой слов.

Глава 5
Подходящий день для предательства

Тот, у кого нет ни одной тени, бросит камень первым.
СТАРАЯ АРКИЙСКАЯ ПОГОВОРКА

* * *

ЛУЧИ УТРЕННЕГО СОЛНЦА упали полосами на лицо Сизин; раскрашенное стекло сделало их красными. Это был подходящий оттенок: буря, возможно, уже стихла, но ее ярость все еще жила в будущей императрице.

– Как он посмел! Кем возомнил себя это призрак? Он прислал мне предложение, словно я обычная торговка!

Сизин воткнула лезвие кинжала в желтую сливу, и его острие коснулось дна мраморной чаши. Она снова посмотрела на папирус с позолоченными краями, который лежал на столе. Итейн доставил его менее часа назад; она уже прочитала послание пятьдесят раз, однако оно оставалось тем же самым. Бун созвал Облачный Двор, не спрашивая у нее разрешения. Эта записка была лишь вежливым приглашением. Удивительная дерзость.

– Возможно, он хочет что-то обсудить, – сказал Итейн, застыв на пороге ее спальни. Его взгляд был прикован к какой-то точке над головой Сизин, и это ее злило. – Например, перемирие.

С тех пор как убили судью Гхора, Бун постоянно осложнял жизнь Сизин. Мало того, что Культ Сеша вывел призраков на окраины города без ее указа – или указа императора, – но еще и серек оспаривал каждое слово, которое срывалось с ее губ. Бун казался не призраком, а огромным, напыщенным комаром, который без умолку пищал рядом с ней.

Сизин раздраженно швырнула сливу в лицо Итейна. Фрукт пролетел сквозь призрака и разбился о стену, залив светло-желтым соком одежду Итейна и часть мозаики.

– Перемирие? Бун не стал бы тратить столько времени, отчитывая меня, чтобы сразу сдаться! Нет, скорее всего, он и его союзники собираются меня свергнуть, чтобы добраться до отца. Ты об этом не думал?

Еще одна слива лишилась жизни.

– Я точно знаю – это как-то связано с долбаным Культом Сеша, – продолжила Сизин. – Мои шпионы все чаще видят их. Жрецы культа проповедуют на улицах города, а кое-кто даже клянется, что видел его солдат! Ребен должен был держать их под контролем, а не давать им распространиться, словно алой плесени!

– При всем уважении, ваша чудесность, мне кажется, что у Ребена и так забот хватает. Следующей жертвой убийств может стать он сам. Вы хотели хаос, и, по-моему, вы его получили.

Сизин бросила в него еще одну сливу.

– Не говори о том, чего я хочу! – взвизгнула Сизин, тяжело дыша. – Если камерарий Ребен посмеет струсить, я заколдую его и отправлю в шахту. Посмотрим, как это ему понравится. Время!

Итейн подошел к песочным часам и взглянул на отметины, до которых добрался песок.

– Осталось совсем немного, принцесса.

Сизин заверещала и раздавила в руке еще один фрукт. Его сок окрасил папирус в янтарно-желтый цвет.

– Как он посмел собрать придворных! Это моя Небесная Игла, мой город! Только у отца больше монет, чем у меня! Он позаботился об этом – именно ради такого случая.

– Я…

– Какая наглость! Может, он думает, что я – какая-то безродная тал, с которой можно торговаться? Это мой Облачный Двор. Я собираю заседания. Я выдаю указы. Он не смеет что-то требовать от меня! – Сизин зашипела; ее голос был наполнен холодным ядом. Еще одна, последняя слива пала жертвой ее гнева. Сизин встала с кресла и щелкнула пальцами. – Халат!

Итейн исчез в соседней комнате и принес лиловый атласный халат, отороченный соболиным мехом и украшенный золотыми кистями. Сизин вытерла сливовый сок с кинжала и засунула его за пояс – так, чтобы он был виден.

– Меч! – приказала она. – Возможно, он тебе понадобится.

Итейн снова исчез, радостно потирая руки, а вернулся уже в кольчужном доспехе и с огромным мечом Пересефом на плече. Над стальным лезвием поднимались еле заметные завитки серого дыма.

– Дверь!

В коридоре, словно статуи у стен, ждали пятьдесят гвардейцев. Один за другим солдаты приходили в движение и строились в двойную колонну, которая чеканным шагом шла за Итейном и будущей императрицей.

Сизин молчала, накапливая угрозы, чтобы обрушить их на Буна и непокорных сереков.

Темса без дела не сидел. Пока что он совсем не обращал внимания на список Сизин – и это сильно ее раздражало, – но все равно создавал тот уровень паники, на который она рассчитывала. Однако вместо того, чтобы сплотиться и поддержать ее, сереки начали искать другие решения. Бун, например, предложил обратиться за помощью к Культу Сеша. Другие посоветовали вернуть армию с Разбросанных островов. Сизин столько сделала, чтобы оградить сереков от безумных указов ее отца, но они все равно ей не доверяли. Они ее не уважали.

Каждый раз, когда Сизин думала об этом, у нее кровь вскипала в жилах. Она не могла заснуть. Она столько бродила по своим покоям, что почти протоптала борозду на полу. Макияж и татуировки закрывали ее лицо, словно маска, но она так часто заламывала руки, что на кончиках ее пальцев уже появились мозоли. Раньше уверенность была стальными доспехами для ее воли, но теперь эти доспехи разъела ржавчина сомнений.

Когда лифт, приводимый в движение призраками, остановился, Сизин поняла, что ругалась вполголоса в течение всей этой короткой поездки.

– Вы что-то сказали, ваше высочество? – шепнул Итейн, наклоняясь к ней.

Она раздраженно отмахнулась от него.

– Ничего, тень.

Когда огромные золотые двери Облачного Двора открылись и Сизин появилась в их широкой арке, то с огромным удивлением обнаружила, что позолоченные скамьи двора пусты. По небу плыли перьевые облака, и поэтому по залу постоянно двигались кляксы солнечного света. Они лениво ползли по мрамору, словно отважные пятна плесени. В зале повисло молчание. Эхо дерзко подхватывало каждый шаг и лязг доспехов. Сизин посмотрела на пустой трон: его освещенная сторона была бирюзовой, другая – темно-синей, морской.

– Бун! – завизжала Сизин. – Что это значит?

Молодой, хорошо одетый призрак ждал в противоположной части Облачного Двора, выглядывая из двери, за которой находился зал для пиршеств. Заметив Сизин, он быстро исчез за дверным косяком. Раздался звук марширующих ног, и появились другие призраки – солдаты в серебристых, отполированных до блеска доспехах. Копий у них не было, но они крепко сжимали рукояти мечей.

Сизин была готова плеваться, когда увидела Буна. Он был в одежде, расшитой золотом и серебром, а на его шее висело ожерелье с символами, вырезанными из сердолика. На его темном, некогда обожженном лице играла улыбка. Он выглядел не как серек, а скорее как безвкусно одетый торговец на базаре. Сизин мечтала о том, чтобы стереть улыбку с его лица медной перчаткой.

Ее телохранители нахмурились, когда свита Буна встретила их в центре зала. Копья и широкие щиты сформировали две параллельные друг другу стены. Их разделяло немалое расстояние; именно так было заведено, если встречались соперники – торы, тал или сереки. Совсем не на такую встречу рассчитывала Сизин.

Она выступила вперед, чтобы посмотреть голубому ублюдку в глаза и непременно заговорить первой. Это же ее Облачный Двор.

– Ты слишком высокого мнения о себе, серек Бун, если так неуважительно обращаешься с будущей императрицей. Пригласить меня на совет, а затем заставить ждать? Позволь узнать, что ты сделал с моим Облачным Двором? Это какой-то трюк, чтобы получить у меня аудиенцию? Можно подумать, что ты замыслил недоброе.

Сизин почувствовала, что ее солдаты напряглись.

Бун печально покачал головой, словно принес ей дурную весть.

– Я не хотел оскорбить вас, ваше высочество, и мои намерения чисты. Я всего лишь посланец. Сереки просят сообщить вам о том, что не желают покидать башни, поскольку боятся за свою жизнь. Нападение на серека Финела – одного из нас – заставило их запереть двери. Поэтому они не придут сюда – ни сегодня, ни в ближайшем будущем.

Сизин злобно взглянула на Итейна.

– Какое нападение?

Сереку хватило наглости изобразить удивление.

– Ну как же, ваше высочество? Я думал, что вы – сердце города, и знаете обо всем, что в нем происходит! Разве это не так?

– Рассказывай, полужизнь.

Покрытый струпьями рот Буна скривился от ненависти. Словом «полужизнь» называли порабощенных мертвецов, но не свободных, и тем более не сереков.

Бун принялся расхаживать вдоль своей стены телохранителей.

– Прошлой ночью было совершено дерзкое нападение на дом серека Финела – такое, каких в этом городе не было уже пятьсот лет, – сказал он. – Сражение на улицах города длилось почти час, прежде чем воины Финела и бесстрашные независимые стражи порядка переломили ход боя. К несчастью, прокторы и дознаватели Палаты Кодекса – как и ваши солдаты-призраки, которых вы так щедро выделили нам, – прибыли слишком поздно. Они слишком широко распределены по городу и поэтому не способны принести пользу. Боюсь, что серека Финела убили, а его тело похитили.

– И что ты хочешь этим сказать, Бун?

– Ваше высочество, в городе хаос. На улицах нет порядка. Кроме того, ваша мать все еще не вернулась, а отец отказывается выйти из убежища. Вы, похоже, не способны защитить нас, и мы устали жить в страхе.

Сизин кипела от гнева, но пыталась держать себя в руках.

– Мы? Кто это «мы»?

– Сереки и несколько влиятельных аристократов.

– А ты, серек Бун, принял решение за весь город, да? Притом что у тебя нет денег, которые давали бы тебе право это сделать? Интересно, сколько серебра ты потратил, чтобы отравить умы и настроить людей против меня?

Бун развел руки в стороны. Она увидела изломанные завитки паров в тех местах, где его ладони расплавились в момент смерти.

– Они просто назначили меня представителем. Так решили сереки – и, следовательно, город. Мы решили действовать самостоятельно. Будущая императрица, время – это река. Мы должны плыть вместе с ней, иначе мы утонем.

– Это измена! – закричала Сизин. Ее сдержанность растворилась, столкнувшись с неповиновением. – Это нарушение кодекса!

Ее слова прозвучали, словно приказ, и телохранители Сизин приготовились броситься в атаку. Итейн достал меч, висевший за плечом, и покрутил его в руке. Его голубые пары обвились вокруг рукояти и гарды.

Солдаты Буна не сдвинулись с места. Серек Бун поднял руки – его покрытые шрамами ладони были пусты, словно Сизин целилась в него из арбалета, заряженного медными стрелами. О, как ей хотелось, чтобы у нее был такой арбалет.

– Это совсем не такое жуткое дело, как измена, ваше высочество, – сказал Бун и самодовольно ухмыльнулся. – Раз вы действуете во благо императора, то нам кажется, что мы тоже можем что-нибудь сделать.

– У вас нет права! И мой отец, и я занимаем более высокое положение, чем вы! А правила всегда устанавливает тот, кто правит.

Бун подмигнул ей.

– Да, вы выше нас – по отдельности. Но вместе, возможно, мы вас превосходим. Вы никогда об этом не задумывались? Быть может, настало время перемен.

– Это против кодекса! – воскликнула Сизин и сжала рукоять кинжала.

– Как бы то ни было, мы просто приняли предложение помощи от имени вашего отца.

– Какой помощи? Что вы наделали?

Бун сплел пальцы.

– Предложение помощи, которое поступило от Церкви Сеша, разумеется.

– Культа Сеша! – поправила его Сизин и снова увидела, как его лицо вспыхнуло от гнева.

– Ваше высочество, Церковь Сеша уже не та, что раньше. Они могут патрулировать улицы вместе с людьми Палаты Кодекса и вашими солдатами. Они помогут восстановить порядок в городе. У них есть способности, воля и ресурсы, которые позволят выследить этого кровожадного убийцу.

Сизин почувствовала, как огромный, похожий на пещеру зал кренится набок; ей показалось, что она теряет связь с миром. Сомнение превратилось в существо с зубами и когтями и теперь разглядывало ее, словно будущий обед.

– Я не принимаю это предложение! – заревела она.

– Ваше высочество, об этом можете не беспокоиться. Как я и сказал, предложение уже принято от имени императора, – ответил призрак.

– Я прикажу забить вас камнями за измену! Еще до захода солнца к каждому из вас придут дознаватели!

Сизин вдруг захотелось арестовать Буна прямо сейчас.

– Не думаю, – возразил серек, мерзко улыбаясь. – Ребен и так сильно занят. Представьте, как это будет выглядеть, если сейчас, после стольких убийств, император и его дочь пойдут против своих? Аристократы окончательно потеряют доверие к вам, а за ними последуют и городские районы. За кодекс никто не даст и пуговицы, и ваша башня тоже вам не поможет, а к списку проблем вы сможете добавить бунт. Поэтому позвольте мне сделать предложение его величеству.

– Говори быстро, Бун, или я позабочусь о том, чтобы ты больше не произнес ни слова.

Бун вышел вперед; солдаты окружили его еще более плотным кольцом, так что он стал похож на сапфир, застрявший в серебряном еже.

– Не препятствуйте этому. Смиритесь с изменениями. Убийцу найдут, и тогда Облачный Двор снова соберется. Вы предстанете перед народом в образе великодушной победительницы, и все придет в норму – по крайней мере, к тому, что считается нормой в этом городе. – В голосе Буна появились заискивающие ноты. – Ваше высочество, оставьте себе те вопросы, которые вы способны решить. Оставьте убийцу двору, Церкви Сеша и Палате Кодекса. Занимайтесь проблемами торговли – и, возможно, войнами, которые ведет ваш отец на Разбросанных островах. Не будем забывать и о чудовищной нехватке воды из Никса – полагаю, вы уже много дней не вспоминали о ней. Говорят, на Просторах вспыхнули бунты. Почему бы не принять помощь Церкви Сеша? Тогда вы сможете и дальше играть роль императрицы, пока ваша мать в отъезде, а отец прячется.

Сизин оскалилась. Она жалела о том, что ее взгляд – не копье, которым можно проткнуть Буна. На ее языке вертелся приказ о его аресте.

Итейн подошел к ней поближе и почти неслышно шепнул:

– Не здесь, принцесса. Не сейчас. Будьте умнее.

Взглядом призрак указал на охрану Буна, и она заметила, что телохранители серека до сих пор не сдвинулись с места. Их мечи по-прежнему оставались в ножнах. Серек словно хотел, чтобы она напала на него.

Итейн снова убрал меч за спину. Сизин сумела разжать кулаки и решила отвлечь внимание серека, предложив ему компромисс.

– Ты идешь по трясине, Бун, и топаешь слишком сильно, – сказала она. – Культу Сеша запрещено появляться в центре города. Этот указ продолжает действовать, понял?

Бун поднял бровь.

– Я передам ваше послание…

– ТЫ ПОНЯЛ?

Бун дал эху ее крика затихнуть, а затем продолжил:

– …Облачному Двору.

Громко лязгая металлическими доспехами, его телохранители начали отступать назад – и шли так до тех пор, пока их хозяин не добрался до двери. Гвардейцы двинулись вперед, чтобы взять под контроль выход из зала. Хлопнула дверь.

Итейн уже собирался заговорить, когда Сизин заткнула ему рот кулаком. Медные и золотые перстни усилили удар, и он пошатнулся. Его почти никто не мог застать врасплох, и поэтому сейчас Сизин заметила возмущение в его глазах.

– Это за то, что умолчал про нападение на серека Финела, – бросила она, а затем стремительно покинула зал. Гвардейцы перешли на бег, чтобы не отстать от нее. Итейн не сдвинулся с места; потирая подбородок, он что-то бормотал.

Сизин резко повернула за угол, и гвардейцы, тормозя, заскользили по мраморному полу. Они снова окружили ее, выставив вперед копья, словно морской еж – свои иглы. Подойдя к комнате, которая примыкала к отцовскому убежищу, Сизин распахнула двери и с грохотом захлопнула их за собой. Презрительно вздернув губу, она размеренно прошла вдоль скамьи и увидела, что у двери лежит гора свитков. Она сосчитала их. Семь, и еще один закатился под скамью.

Резким движением она развернула его. В нем был тот же бред, что и раньше: бессвязные приказы, не имеющие никакого отношения к убийствам, пересыхающему Никсу и к тому факту, что город медленно погружается в хаос, причем не тот, на который рассчитывала Сизин. Она не предполагала, что самые себялюбивые люди города объединятся против нее. Да, это была ошибка, но она не приведет к поражению.

Она положила дрожащую руку на дверь.

– Я вытащу тебя оттуда, отец, – поклялась она. – Я вытащу тебя оттуда – даже ценой собственной жизни.

Будущая императрица бросила свиток на пол и раздавила его ногой.

* * *

«ДУРНАЯ ВЕСТЬ НЕ приходит одна», – так гласила пословица, и в тот день она не солгала. Не успела Сизин выйти на балкон и вдохнуть прохладный воздух, как ей прибыло сообщение.

Свиток доставил взъерошенный старый грач. Дряхлая птица хрипела, пытаясь добраться до мраморных перил. Судя по всему, к верхушке Небесной Иглы она летела уже давно. Когда Сизин забрала свиток, привязанный к лапе грача, он растянулся на камне, чтобы отдышаться. Он так устал, что даже не стал протестовать, когда дрожащие пальцы Сизин сомкнулись на его шее. Позвоночник грача хрустнул в тот же миг, когда Сизин дочитала сообщение, подписанное значком «Х».

Позволив черной тушке упасть вниз, в город, Сизин смяла папирус и, дрожа, принялась смотреть на облака, которые, кувыркаясь, летели по синему небу.

Сначала Бун, а теперь еще и это. Предательства множились, а с ними росло и давление в ее голове. Зарождался новый приступ головной боли. За последние недели эти приступы возникали все чаще и порой длились по несколько часов. Голову Сизин пронзила боль. Поморщившись, Сизин зарычала и распахнула занавески на балконе.

Итейн сидел в кресле, сделанном из рога антилопы; он явно надеялся, что ее огненный взгляд его не найдет. На коленях у него лежал Пересеф.

Сизин впилась взглядом в его лысую, покрытую шрамами макушку.

– Ты знал об этом?

Свиток полетел в Итейна и приземлился у его ног. Итейн неторопливо разгладил его и прочел.

– Нет, принцесса, – ответил Итейн.

Он бросил свиток на ближайший диван, не отрывая взгляд от ковра.

– Посмотри на меня.

Итейн нехотя выполнил ее приказ.

– Ты знал об этом? – снова спросила Сизин, но на этот раз громче и медленнее.

Хлопковые занавески раздувались вокруг нее.

– Нет, принцесса, не знал.

Лицо Итейна было бесстрастным. Сизин посмотрела в его белые глаза, стараясь увидеть скрытую в них ложь. Это было бесполезно. Может, Итейн слишком хорошо натренировался, а может, ни в чем не виноват, но в любом случае он уже дважды ее подвел.

– Как я могу захватить престол, если соперники опережают меня?

– Это будет сложно сделать, ваша изумительность.

– Или вообще невозможно!

Сизин стиснула свиток в руке так, что сломала «веретено» внутри него. Она поднесла папирус к окну и снова уставилась на послание.

– «Ваш замочный мастер мертв и находится у тора Борана Темсы. Ваш верный и обеспокоенный друг. Х», – прочла она вслух. – Какая наглость! Какое бесстыдство! Это обман!

– Если позволите…

– Не позволю! – заверещала Сизин. – Это же ты рассказал Темсе про Келтро Базальта.

Молчание повисло между ними, словно неприятный запах. Наконец Итейн набрался храбрости и продолжил:

– Темсе он принес большую пользу, и, кроме того, теперь мы знаем, где он. Когда Келтро нам понадобится, мы сможем его забрать и вернуться к изначальному плану. Все произошло очень вовремя.

Сизин вполголоса выругалась на него. Больше всего в Итейне ее раздражало то, что чаще всего он оказывался прав. Она могла громогласно это отрицать, но почти за сто лет он приобрел немалую мудрость. Он не раз наблюдал за подобными играми. Прокляв его возраст и красноречие, Сизин уставилась в окно и принялась смотреть на призраков и крестьян, которые брели по улице, словно овцы. Их, ненадежных тварей, она тоже прокляла.

– Мой экипаж. Охрану. Солдат. И самых быстрых лошадей.

Итейн встал, но помедлил. Сизин не дала ему вымолвить и слова.

– ЖИВО!

* * *

СИЗИН ТАК СОСРЕДОТОЧИЛАСЬ на том, что происходит за окном, что едва не расплющила нос о стекло. Она почти с детским любопытством смотрела на город, который проплывал мимо. Ее взгляд перелетал с одного навеса на другой, с одного проспекта на другой, выискивая красные одеяния. Но кроме теней-всадников на черных лошадях, которые сопровождали ее экипаж, она видела лишь забрызганных грязью жителей. Кое-где люди с пустыми тачками и тележками выстраивались в очереди, тянувшиеся от башен к величественным складам. Сизин была готова поклясться, что за грохотом колес экипажа слышны крики. Но эти сцены исчезали раньше, чем она могла в них разобраться.

Итейн молчал. Он надел свои доспехи, столь же древние, как и он сам – богато украшенную кирасу, наплечники, латную юбку и наголенники, выкованные из множества слоев черных и медных пластин. Когда пары Итейна вырывались из щелей между частями доспеха, казалось, что символы, которые тянулись вдоль острых краев пластин, пускались в пляс. На спине призрака висел Пересеф. Итейн сидел неподвижно, молчаливый, словно мрамор, и раскачивался вместе с экипажем. Он выглядел так, словно ему есть что сказать, но Сизин совершенно не желала его слушать. Вместо этого она попыталась найти хотя бы след Культа Сеша. Хотя это было так же неприятно, как и вести острием кинжала по руке, но она хотела доказать, что ее шпионы не ошиблись, что ее подозрения соответствуют действительности. Ее день уже подыхал, лежа в канаве, и она решила, что стоит пнуть его напоследок.

Сизин все еще смотрела в окно, когда с улицы до нее донеслись удивленные крики. Она увидела, как ее солдаты-призраки опускают копья, но никакой опасности не было – просто розовый пеликан, громко каркая, низко полетел над улицей; за его лапой тянулась веревка для сушки белья и несколько шарфов. Прокторы Палаты Кодекса гнались за пеликаном, тщетно пытаясь поймать веревку.

Сизин прищурилась.

– Приехали, – объявил Итейн несколько секунд спустя, когда экипаж остановился. – Вот новое жилище Темсы.

Глядя на башню из песчаника, будущая императрица вышла под палящее солнце. Ее кольчуга из полированной стали, украшенная драгоценными камнями, засверкала.

– Да, это башня судьи Гхора. Наглый ублюдок.

– Лучше она, чем перемазанная дерьмом таверна в районе Бес, ваша лучезарность.

– Хм…

Сизин подождала, пока солдаты-призраки и гвардейцы построятся в острый клин. Она уже слышала, как негромко переговариваются между собой зеваки. Золотой бронированный экипаж сам по себе привлекал внимание, а уж королевские цвета и сотня солдат в стальных доспехах – тем более. Людской поток на улицах остановился, и собравшиеся толпы были немедленно оттеснены в сторону немыми призраками генерала Хашети. Сам генерал шел в самой передней части «стрелы» с мечом в руках, требуя от зевак убираться с дороги.

Сизин закрыла голову и лицо шелковым покрывалом и украдкой выглядывала из-под него. Люди, которые жили в этом районе, не бедствовали, однако каждый из них был нищим по сравнению с дочерью императора Фаразара. Здесь ни у кого не было столь же блестящего шелкового одеяния, столь же роскошных доспехов, столь же искусно сделанных украшений, как у нее.

Родители сажали детей на плечи, чтобы те могли на нее посмотреть. Уличные художники с бешеной скоростью делали наброски, рисуя ее свиту; кусочки угля летали над папирусами и пергаментами. Нищие проталкивались сквозь толпу, надеясь, что даже один взгляд принцессы обогатит их унылую жизнь. Те, кто стоял в первых рядах, рядом с копьями солдат, кланялись или падали на колени.

Императорская семья вела настолько уединенный образ жизни, а улицы Аракса были так опасны, что каждое появление правителя в городе превращалось в легенду. Сизин обладала совершенно недостижимым, невообразимым богатством, и поэтому все мечтали ее увидеть. Это же делало ее привлекательной целью, и именно поэтому она взяла с собой целый отряд солдат. Многие из тех, мимо кого она проходила, смотрели на нее с завистью и с животным голодом и причмокивали.

Сизин заметила, что на нее смотрит свободный призрак; он обнимал жену, которая была вполне жива. Их взгляды встретились лишь на миг, но прежде чем Сизин отвернулась, она успела разглядеть в его глазах ненависть.

– Итейн, прикажи поднять щиты. Не хочу чувствовать на себе грязные взгляды, – сказала Сизин.

Призрак окликнул Хашети и махнул рукой. Через несколько секунд солдаты и телохранители перестроились, чтобы создать баррикаду из щитов в два ряда в высоту. Щиты были наклонены так, чтобы закрыть Сизин от самого высокого зеваки и даже от тех, кто ехал верхом на лошади или на жуке.

Под грохочущий ритм марширующих сапог они подошли к воротам дома Темсы – точнее, к воротам бывшего дома Гхора. К удивлению Сизин, они не встретили никакого сопротивления. Ряды охранников, которые ждали на огороженном дворе, не препятствовали им, а неловко опустились на колени, словно никогда так не делали. Генерал Хашети приказал солдатам-призракам замедлить шаг; он явно опасался засады.

– Похоже, он ждет нас, – негромко заметил Итейн.

Сизин сжала кулак в перчатке и, как подобает будущей императрице, вздернула голову.

– Вот и отлично. Возможно, он понял, что опозорился.

Когда они подошли к большой полукруглой двери, покрытой лакированным деревом и чугуном, она почти бесшумно отворилась. Два огромных телохранителя Темсы – призрак и живая женщина – жестами пригласили их зайти. Хашети повел солдат в башню, одновременно перестраивая их в колонну. Оказавшись в просторном, но скромном внутреннем дворике, они, позвякивая кольчугами и латами, снова встали треугольником. Дожидаясь, пока все займут свои места, Итейн смотрел на призрака-гиганта. Горящие белые глаза Даниба в свою очередь были устремлены на Итейна и его могучий меч. Сизин попыталась оценить настроение призраков, но ей было сложно разглядеть их лица, закрытые щитками шлемов.

– Добро пожаловать, ваше высочество! – воскликнул кто-то, прерывая ее размышления.

Сизин посмотрела вверх и увидела Темсу; он спускался по роскошной спиральной лестнице, громко стуча тростью и металлической ногой.

– Я так и думал, что вам пора меня навестить, ведь я обзавелся новым жильем. Оно больше соответствует моему положению и, кроме того, вызовет меньше подозрений, если ко мне захочет заглянуть будущая императрица. Хотя я должен сказать, что вы привели с собой целую толпу солдат.

– Это необходимо, если имеешь дело со лжецами, мошенниками и убийцами, – отозвалась Сизин через щель в стене из щитов.

Темса спустился во двор и, подойдя ближе, поклонился так низко, как только мог. На нем была полосатая одежда из золотистого и серо-зеленого шелка и украшения с агатами, а пальцы были унизаны перстнями, но он выглядел более изнуренным, чем во время их последней встречи, и даже пудра и грим ему не помогли. Под его глазами виднелись темные круги, а волосы и борода не были аккуратно расчесаны. По его лбу протянулась глубокая рана, изогнутая, словно лезвие серпа, а его пальцы были покрыты синяками и царапинами.

– Вы довольно точно описали меня, ваше высочество, но это, похоже, вас тревожит… Чем обязан?

Сизин покачала головой.

– Тор, мы будем говорить только наедине.

Итейн и сорок солдат отделились от построения, а остальные заняли позиции во дворе. Темса медленно повел гостей наверх, и у Сизин наконец-то появилась возможность собраться с мыслями.

Место, где Темса собирался поговорить «наедине», оказалось обеденным залом, стены которого были обиты красным бархатом. В зал набилось почти пятьдесят человек. В его центре стоял огромный мраморный стол; Сизин и ее люди расположились в одном его конце, а в другом сидел Темса, его могучие товарищи и горстка наемников в черном. Темсу, похоже, ничуть не обеспокоил неожиданный визит дочери императора, а также то, что ее лицо было столь же грозным, как и армия на поле боя.

Сизин решила, что сначала должна получить ответы на вопросы – ведь только тогда она сумеет загнать его в угол. Этот день был полон сюрпризов, и новые открытия ей были совсем не нужны.

– Почему серек Финел?! – рявкнула она.

Сизин говорила в открытую, зная, что у окружавших ее солдат нет языков. Хашети остался внизу, чтобы следить за расставленными у колонн наемниками Темсы.

Темса забарабанил пальцами по столу.

– Финел был богаче многих и жил далеко от центра.

– И все же, насколько я понимаю, дело ты провалил.

– Провалил, ваше высочество? – недоуменно переспросил Темса. – Это вряд ли.

– Ты выпустил животных из зверинца на улице, и туда слетелись люди из Палаты Кодекса. Весь город в бешенстве, а Облачный Двор отказывается собираться.

Темса почесал нос, поглядывая то на Даниба, то на женщину – кажется, ее звали Джезебел. Она просто пожала плечами – похоже, сейчас ей было невыносимо скучно. А призрак по-прежнему вел поединок взглядов с Итейном.

– Ну?! – воскликнула Сизин.

Вздохнув, Темса наклонился, чтобы достать что-то из-под кресла.

Хлюпнув, окровавленная голова легла на мраморный стол. Сизин не в первый раз встречалась со смертью – в Араксе она каждый день видела ее, застывшую в голубых ранах призраков, но от этого зрелища ее затошнило. Возможно, потому что в прошлый раз Сизин видела эту голову на живом сереке, когда он смотрел на нее с галереи Облачного Двора.

У Финела не хватало одного глаза. Вместо него зияла дыра, через которую был виден мозг и кости черепа. Второй глаз смотрел на покрытый позолотой потолок. Рот серека был открыт в кривой усмешке и, судя по жуткому состоянию шеи, голову Финела не отрезали, а оторвали от тела. Взгляд Сизин скользнул от жуткого зрелища к огромному призраку, тень которого накрыла голову.

– Тело серека Финела далеко внизу, его уже поработили. А его монеты мы переносим прямо сейчас.

– И банки ничего не заподозрили?

Темса устало кивнул.

– Мои деньги наверняка приносят банку немалую прибыль. И даже если это не так, у его директоров достаточно причин держать рот на замке. Еще одно Взвешивание, и я, возможно, проскочу в ряды сереков.

Сизин совершенно не понравилась мысль о том, что эта горгулья будет заседать в Облачном Дворе – если он когда-нибудь вновь соберется.

– Всех этих успехов ты добился, тор Темса, – сказала она, заметив, как Джезебел закатила глаза, – несмотря на то, что разобрался только с одной целью из моего тщательно составленного списка. И даже при этом ты не смог взломать ее хранилище, а вместо этого сжег ее башню дотла.

Невысокий человечек потянулся и сплел пальцы за головой, словно готовясь вздремнуть.

– Но я же выполнил работу? Вам был нужен хаос. Я его обеспечил.

Сизин растолкала солдат, чтобы упереться ладонями в длинный стол. Солдаты разлетелись во все стороны, словно осенние листья, и быстро окружили ее. Она чувствовала, как их холод проникает через отверстия в кольчуге.

– Как ты смеешь играть со мной! Тебе повезло, что я не приказала солдатам превратить тебя в еще одного серека Финела, – прошипела она.

Напряжение в комнате натянулось, словно тетива. Даниб выпрямился. Джезебел похлопала рукой по своему топору. Итейн положил огромный меч на край стола. Повисла тишина.

– И все-таки, – продолжила Сизин, оглядывая бархатные стены, – с Гхором ты справился довольно легко.

Темса, похоже, снова был сбит с толку, но на этот раз недоумение выглядело искренним. Достав из-под складок шелка клочок папируса, Сизин швырнула его Темсе. Он посмотрел, как папирус прыгает по столешнице, а затем потыкал его окровавленной костяшкой пальца.

– Что это?

– Видимо, секрет твоего успеха.

Любопытство победило, и Темса осторожно развернул шарик из папируса. Будущая императрица оскалилась. Прятать яды и другие порошки в свитках – старый трюк, она была выше этого. Сизин любила смотреть врагам в лицо, чтобы не пропустить тот восхитительный момент, когда они осознают свое поражение.

Должно быть, Темса прочитал иероглифы несколько раз, но на его лице не отразилось ничего похожего на сожаление. Закончив, он снова смял папирус и ткнул себя большим пальцем в лоб. Рана сразу напомнила о себе, и он вздрогнул.

– Хорикс! – зарычал он.

– Что?

– Сука, которая отправила это сообщение. Вдова Хорикс.

– Темса, мне насрать, кто его отправил. Я хочу знать, правда ли это! Владеешь ли ты Келтро Базальтом?

– Нет! – рявкнул он. – Но когда-то владел. Этот гад сбежал во время налета на башню Финела.

Сизин всплеснула руками.

– Как ты меня разочаровал, Боран Темса! Тебя следовало бы забить камнями и четвертовать за наглость и предательство…

Отвратительный человечек вскочил с кресла и шлепнул ладонями по столу.

– Я знаю, где он!

Сизин услышала, как заскрипели перчатки, сжавшие древки копий. Меч Итейна заскрежетал по мрамору; Итейн сейчас был похож на скрипача, настраивающего свою скрипку.

Немного успокоившись, Темса убрал руки со стола, и от них на мраморе остались потные следы.

– На самом деле, ваше высочество, когда вы так неожиданно прибыли, я как раз собирался схватить его.

– Вот как? Но когда же ты собирался сообщить обо всем этом мне, твоей будущей императрице? Мой призрак четко приказал держать меня в курсе дела!

Темса посмотрел на нее из-под насупленных бровей, словно ребенок, который получил нагоняй за то, что съел слишком много конфет.

– Когда он снова оказался бы у меня, разумеется, – зарычал он. – Половина монеты Келтро Базальта принадлежит тал по имени Хорикс. Она – старая карга, которая время от времени появляется на рынках душ. Я продал ей Келтро, не зная, кто он такой, а когда тор Баск украл его у нее, я случайно наткнулся на этого призрака на улице. Естественно, я решил его использовать – ради нашего общего блага. Но эта сука Хорикс постоянно сует свой нос в чужие дела, и она подослала духа по имени Крейл, чтобы тот вытащил Келтро. Даниб этому помешал, но у Келтро, похоже, были свои планы, и во время нападения на Финела он ускользнул. Бьюсь об заклад, что он вернулся к своей хозяйке Хорикс. До того как он сбежал, я собирался добыть его монету – ради вас, ваше высочество. Какой смысл дарить вам призрака, если его монета мне не принадлежит? Призрака, которого вдова может в любую минуту уничтожить? А вот сейчас я уже готов и забрать монету Келтро, и обуздать Хорикс. Именно этим я собираюсь заняться в самое ближайшее время – завтра ночью, если быть точным, – сказал Темса и заставил себя вежливо улыбнуться. – С вашего разрешения, разумеется.

– Ясно, – ответила Сизин.

Этот довод казался раздражающе веским – несмотря на то, что Темса только что его придумал. Один раз он уже обманул ее, и она никогда не простит его за это. Сизин заглянула в его красные глаза, пытаясь разглядеть в них признаки новой лжи.

– Что еще ты утаил от меня? Что еще, кроме твоей неосторожности, угрожает нашему договору?

– Ничего, будущая императрица, – быстро и четко ответил Темса.

– Тогда на этом мы пока закончим. Можешь разобраться с этой Хорикс, но я желаю при этом присутствовать. – Сизин с удовольствием увидела, как Темса стиснул зубы. – Чтобы обеспечить императорский надзор и проследить за тем, чтобы ты снова не подвел меня. А когда я получу монету Келтро, ты удалишь еще одного серека из его башни.

– И кто же это?

– Серек Бун. Он должен превратиться в облачко дыма – и как можно скорее.

Темса с важным видом кивнул.

– Разумеется, ваше высочество. Я непременно с ним разберусь, сразу после Хорикс.

– До завтра.

Взлетели шелка, зазвенела кольчуга. Сизин двинулась к выходу, но не сводила глаз с Темсы. Лишь когда дверь захлопнулась, она перестала смотреть на него.

Еще не стихло эхо, и Сизин еще не пошла вниз по лестнице, но она уже приняла решение. Ей захотелось поделиться им с Итейном. Решения обретают плоть и кровь, если высказать их вслух.

– Время этого человека подходит к концу.

* * *

ТЕМСА ОТОДВИНУЛСЯ ОТ стола, глядя на свалявшиеся, покрытые кровью волосы на голове Финела. Чтобы чем-то занять себя, он принялся отрывать кусочки загрубевшей кожи с кончиков пальцев.

Пока он раздумывал, Ани пошла прочь, что-то бормоча себе под нос. Несколько телохранителей, сбитые с толку, двинулись за ней.

– И куда это ты собралась, дорогая? – окликнул ее Темса.

– Посмотреть на добычу, – ответила она, не оборачиваясь. – Колдуны жалуются, что вода из Никса заканчивается.

Темса вскочил, царапая ногтями мраморный стол.

– Ани, смотри мне в лицо, когда разговариваешь со мной!

Ани повернулась, но не сбавила шаг.

– Я тебя предупреждала. Я говорила – не стоит служить культу и императрице одновременно, – сдавленным голосом сказала она. – Было время, когда ты никому не подчинялся. А теперь у тебя два босса, которым нужно угождать. Вы, аркийцы, правду говорите: чем выше гора, тем она коварнее.

– А ну стой!

Пропустив его приказ мимо ушей, Ани исчезла на лестнице еще до того, как Темса выбрался из-за стола.

После его крика в зале повисло неловкое молчание. Несколько солдат откашлялись, а раскрасневшийся Темса тем временем, дрожа, глядел на дверь. Он далеко не сразу заметил, что Даниб смотрит на него.

– Не смей с ней соглашаться, – сказал Темса призраку, прежде чем направиться к выходу. Из-под его когтей полетели искры. – Не смей с ней соглашаться, мать твою!

Темса вышел из зала; его наемники вздохнули и закачали головами.

* * *

– ЧТО ЗНАЧИТ «УХОДИТ»?

– Она уходит! Взгляните сами, полковник.

Солдат смотрел в подзорную трубу так долго, что у него под глазом появился глубокий красный круг.

Калид схватил подзорную трубу и, кряхтя, присел рядом с дымоходом. С крыши невысокого дома он видел улицу и мог заглянуть во двор дома, где раньше жил судья Гхор. Солдат не соврал: свита Сизин действительно выходила из башни. Полковник Калид напрягся. Через затуманенное стекло он не видел ни окровавленного оружия, ни ран. Люди Темсы даже поклонились вслед будущей императрице.

– Твою мать!

Калид швырнул подзорную трубу на крышу, и треснувшие линзы запрыгали по белым камням. Два часа он и его лучшие бойцы следили за башней. Два часа его солдаты провели в переулках и в комнатах этого дома, готовясь обагрить свои клинки кровью. Буря стихла, и ей на смену прилетел слабый ветерок. Темса, этот проныра, должно быть, отвел от себя грозу – или, быть может, заключил сделку. Калид встревожился. Далеко не каждому удавалось так ловко уклониться от императорского гнева. Действия Темсы – если бы Калид посмел подумать об этом – почти поразили его.

Полковник прислушался к еле слышному звяканью и посмотрел на то, как сверкающая процессия движется к бронированному экипажу.

– Назад, в башню! – гневно рявкнул он.

– Но почему?!

– Здесь ничего не происходит! Сладкие речи взяли верх над сталью! – крикнул полковник Калид и повел своих людей вниз.

Топая по ступенькам с такой силой, словно хотел наказать их, он еле слышно ворчал. Вдова будет очень недовольна.

Глава 6
Холодный прием

Аракс не всегда был таким могущественным, как сейчас. В древности это была просто горстка небольших городов, разбросанных между Дюнными равнинами и Беспокойным морем. Фары – повелители землепашцев и рыбаков – сражались между собой за власть. Нарменес, дед императора Фаэры, объединил их для борьбы с пиратами Разбросанных островов, и так на свет появилась Аркийская империя. Как жаль, что мы можем объединиться только для борьбы с врагом, который сильнее нас.
ИЗ СОЧИНЕНИЙ ФИЛОСОФА ТЕМЕТА

* * *

КОГДА НИЛИТ НАКОНЕЦ собралась с силами и приоткрыла глаза, ее встретил пасмурный день. Один из редких шквалов налетел с Беспокойного моря на Аракс, чтобы смыть кровь с города. Темные тучи уже покончили с центральными районами и двинулись к Просторам. Синее небо превратилось в серый потолок, и редкие заплатки легкого дождя уже начали превращать песок в ил и грязь.

Помимо мрака и дождя, были и другие отличия, которые заставляли нахмуриться, и каждое из них было не более радостным, чем приближающий ливень. С тех пор как день назад повозка свернула в Просторы, глинобитные хижины и нищета встали на ноги, отряхнулись и создали некое подобие порядка. Улицы и дороги начали оживать.

Тюремщик Нилит – ненавистный преследователь Джоби – выбирал узкие улицы, держался подальше от рынков и часто накрывал слазергаста куском ткани, чтобы спрятать его от посторонних глаз. Внимание горожан привлекала только вонь, исходящая от тела Фаразара, которая от сырости еще больше усилилась. Призрак Фаразара полдня ругал Джоби за дерзость и пару раз был близок к тому, чтобы назвать свое имя. Он бы так и сделал, но Нилит успела пнуть решетку, заставив слазергаста щелкнуть зубами, и тем самым напугать его. Фаразар был близок к отчаянию и от этого становился еще опаснее, чем раньше.

Сон к ней не шел. Нилит во всем винила сырой холод, который проникал в ее левую руку, из-за чего ее плечо ныло, словно на нем лежал слой льда. Поэтому она развлекала себя, разглядывая медленно проплывавшие мимо них улицы. Нилит слишком много ночей провела в пустыне, мечтая вернуться в город, и теперь, когда она здесь оказалась, ей хотелось впитать в себя все эти картины, несмотря на жуткую ситуацию, несмотря на городскую мерзость.

Если в центре Аракса царила атмосфера опасности и угрозы, то на Просторах она сгущалась в плотный смог.

Группы людей в капюшонах стояли в дверных проемах, прячась от дождя; тела многих были покрыты татуировками, некоторые были одеты в кожаные или кольчужные доспехи. На их поясах висели дубинки и кинжалы, и даже некоторые наемники обходили их стороной. Под навесами таверн и борделей модно одетые молодые люди дожидались, когда очередной пьяный глупец упадет в канаву или когда его тело – с уже перерезанной глоткой – вытолкнут из окна на верхнем этаже. Рядом с игорными домами и курильнями кружили раздетые до пояса юноши и женщины с лицами, покрытыми сверкающей пудрой; они заманивали людей в маленькие, темные, сомнительного вида подвалы. Завидев одетого в шелка Джоби, возвышающегося на своей повозке, некоторые из них свистели, но преследователь даже глазом не моргнул.

На улицах пошире, где в ряд выстраивались купцы, действовали воры. На каждые два крика, возвещавших о скидках, был один «Держи его!» или «Вор!» Наемная уличная стража, похоже, выполняла свои обязанности только тогда, когда ее это устраивало; солдаты вразвалочку ходили только мимо тех таверн и лавок, хозяева которых им платили. На людей, спешащих мимо, укрываясь под зонтиками из кожи или утиных перьев, они смотрели как на отбросы.

Толпы наполовину состояли из путешественников, а наполовину – из неопрятных живых и дешевых мертвецов. На большинстве теней, которых видела Нилит, были жуткие раны, и на рынке за них едва бы дали пару серебряных монет. То здесь, то там виднелись разрезанные животы, из которых торчали сияющие внутренности. Другие тени лишились челюстей или глаз или были жестоко изуродованы. По мокрому песку ползли несколько безногих призраков; они тащили какие-то товары, привязанные к их спинам. Фаразар тоже обратил на них внимание. Нилит надеялась, что он понимает, насколько нежно она его зарезала. Это напомнило ей о ее собственной судьбе, скрытой под тряпками, в которые была завернута ее левая рука, и Нилит пришлось отвести взгляд. Она отказывалась признать, что в ней яд слазергаста.

Нилит казалось, что она уже познала всю глубину порочности этого города, но, видя то, что творится на улицах, то, к чему подталкивали жителей догматы и кодекс, она поняла, что моральное разложение не имеет границ. Уже не в первый раз за последние дни Нилит задумалась о том, зачем она вообще отправилась в это путешествие. Связанные с ним трудности и потери были настолько велики, что перевешивали выгоды от него.

Мысль об этом разжигала в ней мощный огонь праведного гнева – а он пробуждал в ней желание раз десять приложить Фаразара головой об решетку, хотя это и было совершенно бесполезно. Поэтому она хранила гнев в себе, взращивала его и пыталась превратить во что-то полезное – в то, что поднимет ей настроение и убедит в том, что ее усилия не были напрасными.

На улице поднялся шум: из переулка выскочил лысый мужчина, который катил большую бочку, покрытую черными пятнами. На его губах выступила пена, а в глазах горел безумный огонь. Он едва уклонился от столкновения с жуком, перевозившим мешок с шерстью, и бросился в противоположный переулок. Не успела Нилит подумать о том, что происходит, как появилась небольшая толпа. Люди обоих полов бежали вслед за лысым мужчиной, крича во все горло. Несколько прохожих присоединились к ним – и, конечно, не потому, что хотели исполнить свой гражданский долг: Нилит была уверена, что бочка наполнена водой из Никса.

– Нехватка в самом деле существует? – спросила она у преследователя.

Джоби просто приказал ей и Фаразару молчать. Ему уже надоело, что они перешептываются, словно заговорщики. Они ничего не замышляли, но вполголоса болтали о ерунде, чтобы отвлечь его внимание. Аноиш, сам того не подозревая, тоже играл свою роль. В городе было множество вещей, которые пугали коня из пустыни – толпы мертвецов, огромные многоножки и скарабеи, стук кузнечных молотов, частые вопли. Джоби не раз приходилось останавливать повозку и успокаивать его. К счастью для Аноиша, его крепкие ноги и тело стоили того, чтобы позаботиться о нем, и поэтому Джоби не брал в руки арбалет.

Безел пока что появился дважды, и каждый раз его вид невероятно утешал Нилит. Прошлой ночью он завис в небе на фоне луны, а на следующее утро сел на веревку, где сушилось белье, и своим криком распугивал голубей и попугаев. Если Джоби что-то заподозрил, то Нилит этого не заметила. Она была готова спорить, что Безел – не единственный сокол в великом городе Аракс. Просто самый сквернословящий.

Нилит поискала взглядом птицу, но вместо него увидела горящие глаза худых мальчиков и юношей самого разного возраста – от сопляков до тех, у кого уже появился пушок на подбородке. Под лохмотьями у них была светлая кожа жителей пещер Эда, но она столько раз обгорела под аркийским солнцем, что на ней появились язвы, похожие на оспины. Мальчики так крепко жались друг к другу в темной дренажной трубе, что были похожи на голову паука-альбиноса с множеством глаз, которые мигают независимо друг от друга. Увидев кремовые шелка и золотые цепи Джоби, мальчики вышли на улицу и двинулись за повозкой, шустро передвигая тощими ногами. Нилит следила за тем, как они, словно голодные коты, петляют, обходя тачки и пешеходов. Не успели они подойти поближе, как резкий свист, который донесся откуда-то сверху, заставил их остановиться. Опустив головы и ссутулившись, они вернулись в трубу. На балконе четвертого этажа одного из зданий полная женщина, белая, словно молоко, сидела, закутавшись в одеяла и держа в руках подзорную трубу.

– Что в тебе такого, преследователь Джоби? Почему тебя не грабят, как любого другого беднягу в шелках и золоте, попавшего на Просторы?

Джоби не сразу заглотил наживку, но случай похвастаться своими достижениями и своим Консорциумом был слишком сочным червяком, и он не мог его упустить. Большим пальцем он поднял одну из цепей, висевших на шее, и показал Нилит символ, выгравированный на золотой пластине.

– Обещания. Услуги. Называйте их, как хотите, но у Консорциума много связей на Просторах.

– Вот как? – задумчиво протянула Нилит. – Тебя послушать, выходит, что Консорциум – такой же, как никситы или Палата Кодекса.

– Для многих это так и есть. Королевская семья считает, что город заканчивается на границе центральных районов, и на Просторах дознаватели Палаты Кодекса – это почти сказочные существа. Но те, кто имеет влияние, прекрасно знают, что такое Консорциум, и понимают, что ссориться с ним не стоит. Поэтому этот символ делает дорогу менее опасной, – сказал Джоби и повернулся к Нилит. – Только глупцы и непосвященные станут нападать на агента Консорциума.

– Если честно, то я не понимаю, зачем Консорциуму заботиться о таком жалком мальчике на побегушках, как ты. Будь я разбойником или душекрадом, то без колебаний всадила бы тебе нож в хребет.

– Я же говорю – только глупцы, – ответил Джоби. – Но это меня не удивляет. Вы похожи на образованную, благородную женщину, однако морали в вас, очевидно, не больше, чем во всех остальных людях на этих улицах.

– На что ты намекаешь?

– На то, что вы – убийца, – сказал Джоби, кивая на молчаливого и мрачного Фаразара. – Нет? Я не прав? Меня редко интересуют подробности жизни тех, кого я преследую и ловлю, но вы, госпожа, разожгли во мне любопытство. Кто он вам, этот призрак? Как вы его добыли?

– Не твое дело, – отрезала Нилит. – Он получил по заслугам – как и все, кто встает у меня на пути.

Джоби фыркнул. Он уже собирался заговорить, когда сзади снова донеслось испуганное конское ржание. Нилит быстро щелкнула по руке Фаразара, и он с отвращением отшатнулся. «Помоги мне», – беззвучно, одними губами произнесла она.

– Проклятый конь! – завопил Джоби.

Он остановил лошадей и спрыгнул в грязь. Хотя сердце Нилит снова заколотилось, арбалет и на этот раз остался на сиденье. Сдувая с губ дождевую воду, Джоби прошел мимо повозки, с подозрением поглядывая на своих пленников.

– Нам нужно убираться отсюда. Этот Консорциум может быть прямо за поворотом, – прошептала Нилит.

Фаразар притворился, что она ничего не сказала, и гордо вздернул голову.

– Ты не обманешь меня, муж. Я знаю, ты не меньше, чем я, хочешь выбраться из клетки – возможно, по другой причине, но у нас обоих на пути стоит этот говнюк. Давай объединим усилия – как тогда, в Абатве. – Она кивнула на преследователя, который все еще пытался успокоить Аноиша. – Фаразар…

– Нет! – сердито рявкнул призрак и еще больше отвернулся от нее. – Я отказываюсь тебе помогать. Ты это начала, вот сама и заканчивай.

– Я вижу, что в дюнах ты нашел пару яиц.

От злости Нилит впилась ногтями в дно повозки и случайно отколола толстую щепку. Нилит сжала ее в ладони, повернувшись спиной к слазергасту. Почему-то она знала, что он наблюдает за ней – всегда наблюдает. Нилит сдвинулась в сторону, чтобы животное не видело, как она берет в руки замок, висевший на клетке. Щепка была прочной, и, поковыряв ей в замочной скважине, Нилит услышала, как щелкают сувальды.

– Ты шутишь, – буркнул Фаразар.

Нет. Нилит поняла, что она настроена серьезно. Замок был громоздким кубом из кованого железа, и она почувствовала, что в замочной скважине великое множество разных зубцов.

– У тебя знакомые взломщики есть? – спросила она.

Фаразар вздохнул.

Не глядя на замок, Нилит не могла понять, что делает щепка – и делает ли что-нибудь вообще. Фаразар с интересом следил за ее работой, и с каждой секундой презрительное выражение на его лице усиливалось. Аноиш никак не мог знать, что они задумали, но тем не менее он им помог, испугавшись каменщиков, которые с грохотом дробили камень неподалеку. Несколько стражников обратили внимание на повозку; происходящее, похоже, их совсем не радовало.

– Спокойно, конь! – крикнул Джоби, наматывая недоуздок Аноиша на руку.

Щепка сломалась, и ее острый край вонзился в палец Нилит. Она выругалась.

– Это безнадежно.

Фаразар фыркнул.

– Столько усилий! Столько дней, недель, проведенных в пустыне. И ради чего? Чтобы оказаться в клетке, чтобы тебя навечно отправили работать в какой-то шахте. Я рад, что увижу твое лицо, когда ты наконец-то поймешь, что проиграла. И, судя по твоей руке, долго ждать не придется.

Нилит стиснула зубы и решила, что любой ценой сохранит хладнокровие. Однако глаза предали ее: взгляд Нилит скользнул к рваному краю куртки. В прорехах потемневшей от дождя ткани виднелось слабое сияние, похожее на свет накрытого колпаком фонаря. Сияние уже достигло ее локтя. Нилит содрогнулась, словно кто-то провел холодной рукой по ее груди. Она услышала какой-то хлюпающий звук и краем глаза увидела, как слазергаст облизывает зубы. Она показала ему неприличный жест.

– Ну а ты, Фаразар? – спросила она. – Какая вечность ждет тебя? Уверена, ты проведешь ее в той же шахте. Проиграю я, проиграешь и ты. Или ты забыл?

– Тьфу! – Когда Фаразару напомнили о том, что теперь их судьбы переплетены, призрак потерял самообладание. Он попытался плюнуть в нее, забыв о том, что он уже не человек, а полужизнь. – Я вообще не оказался бы в этой клетке, если бы ты просто оставила меня в покое!

Нилит уже не могла сдерживать в себе гнев.

– Вот оно, знаменитое себялюбие Талин-Ренала! Тебе всегда было насрать как на город, так и на его жителей, и даже сейчас, когда он прямо перед твоей уродливой мордой, ты слеп, словно младенец. Просто посмотри вокруг! Посмотри, к чему привело твое бездействие. Нехватка воды из Никса, Консорциум… Кто знает, сколько душ эти люди утащили за сомнительные долги? Сколько империй усилились прямо у тебя под носом? Подумай хоть раз об этом, а не о твоих собственных пара́х. Это все твоя вина, и когда я выберусь из клетки, я покажу тебе, что такое – править, а не просто быть монархом, – с ненавистью выпалила она. – Крассы давно этому научились.

Глаза Фаразара превратились в сияющие белые щели.

– Ах да! Тот великий урок праведной жизни, ради которого ты пересекла половину Дальних Краев. Как же я забыл? Ну, жена, я все еще жду. Пока что никаких откровений я не услышал.

Нилит холодно улыбнулась.

– Урок еще не окончен.

Она стиснула зубы. Угроза прозвучала далеко не так мощно, как ей бы хотелось.

– Какая ты жалкая, жена! – воскликнул Фаразар, забыв об осторожности.

– Согласен, – сказал голос Джоби – хриплый и неожиданно близкий. Преследователь незаметно вернулся к повозке и теперь стоял рядом с клеткой, сжав подбородок большим и указательным пальцами.

– Весь этот шепот, все эти ссоры выглядят довольно жалко. Муж и жена, да? – Он наклонил голову набок. – Какая неожиданность. Не заметно, чтобы вас связывали теплые отношения.

Увидев исполненные ненависти взгляды Нилит и Фаразара, Джоби потянул за свой воротник.

– Скоро приедем, госпожа и тень.

Нилит следила за действиями преследователя, приберегая для него свою самую кислую мину, как вдруг заметила, что позади него в канаве, среди разнообразного мусора, лежит гора промокших насквозь тряпок. Она не сразу поняла, что это человек. Фигура привалилась к кирпичной стене полуразрушенного дома; ее руки и ноги были скрыты под грязными тряпками. Через щель в обмотках смотрели два почерневших глаза; когда с переломанной черепицы на них падали капли, они моргали. Их взгляд был устремлен на Нилит и на прикованного рядом с ней призрака; глаза смотрели с живостью, необычной для нищего. В них не было пьяного тумана или страха, а лишь интерес – хотя, возможно, он объяснялся тем, что за спиной Нилит в воздухе повисли ряды светящихся зубов.

Когда преследователь Джоби вернулся на свое место и повозка покатилась вперед, глаза человека смотрели вслед Нилит до тех пор, пока она не скрылась за поворотом. Нилит разглядывала каждое кривое покосившееся здание так, словно оно – цель их поездки. А когда она оглянулась, нищего уже не было видно.

Фаразар сжал прутья решетки, не обращая внимания на то, что его пары белеют там, где прикасаются к металлу.

– Ты лжешь, – прошипел он. – Все это ты затеяла, чтобы отнять у меня монеты и трон. И ты подтвердишь это при всех, прежде чем тебя прикончат.

Прошел еще один мучительный час, но Нилит держала рот на замке; каждый раз, когда они сворачивали на новую улицу, ей казалось, что поездка подошла к концу. Ливень усилился. Джоби раскрыл маленький зонтик и сидел под ним неподвижно, словно статуя. Нилит подняла лицо к небу и напилась дождевой воды; преследователь, похоже, не собирался давать ей воду сегодня, но теперь у него не было выбора. Тучи приходили в Аракс всего несколько раз в год, но каждая из них усердно поливала город дождем. Вода текла по клетке потоками; на полу клетки натекла глубокая лужа. Нилит почувствовала, как кренится повозка; грязь на улицах окончательно превратилось в топкое болото. По нему повозка уже не могла ехать так же быстро, как и раньше, и за это Нилит была благодарна судьбе.

Но удача быстро отвернулась от нее. Когда они свернули в узкую улицу, навстречу им проехала повозка, которую тянул мускулистый бык. На повозке стояла пустая клетка, очень похожая на ту, к решетке которой сейчас прижалась Нилит. Повозкой управлял мужчина в промокшей шелковой одежде; на его шее висели золотые ожерелья. Джоби наклонил зонтик в его сторону, и они быстро кивнули друг другу. Они не произнесли ни слова, но Нилит все поняла.

– Скоро приедем, – выдохнула Нилит. – Последний шанс, муж.

Фаразар просто хмыкнул. Он все еще злился, но она увидела на его лице тревогу.

– Надеюсь, твоя смерть будет медленной и мучительной, – ответил он, и его голос был холоднее, чем сам призрак.

Нилит задрожала. Она устала – о, как же невероятно она устала. Устала сражаться, устала идти. Устала от этой беспокойной жизни, которую сама для себя создала. Нилит почувствовала, что из нее рвутся слова, наполненные ненавистью и ядом. Но она промолчала и схватила решетку обеими руками – голубой и загорелой – давая боли и холоду пройти сквозь нее.

– На самом деле, Фаразар, я должна тебя поблагодарить, – с еле заметной улыбкой сказала Нилит.

– Что?

– Я должна тебя поблагодарить. Я уже почти сдалась, почти забыла, почему я вообще покинула Аракс. Но ты, муж, великодушно напомнил мне, за что я сражалась.

Из нее вырвался смех, который заставил преследователя Джоби оглянуться.

– А ну тихо там! – крикнул он.

– Я сражалась за него, – громко сказала Нилит, обводя рукой город, укутанный в пелену туч и дождя.

– Я сказал – ТИХО!

– Любая участь лучше этой! А-А-А! – С воплем, похожим на боевой клич, Нилит ударила плечом решетку – один раз, второй, третий. Наконец к клетке подошел преследователь; в одной руке он сжимал зонтик, а в другой – трость.

– Вы не могли бы подождать всего пару минут? – рявкнул он, явно потеряв терпение.

Несмотря на усиливающуюся боль в плече, Нилит толкнула клетку снова. На этот раз ее вознаградил скрежет железа по дереву. Это был не замок и не дверная петля, а сама клетка.

– Прекратите! – Джоби ударил Нилит тростью, но она отскочила от ее черепа и прутьев решетки. Поэтому он принялся бить Фаразара.

– Бей ее, не меня! – заревел Фаразар, словно осел.

Снова раздался скрежет, и Фаразара столкнули с края повозки; этим он ненадолго отвлек Джоби, который старался поймать его за ноги. Во все стороны полетела грязь.

Слазергаст почувствовал, что его жертва ускользает, и сам начал биться о решетку, мечтая добраться до Нилит. На самом деле тем самым глупое существо помогло Нилит, и вскоре клетка уже закачалась на краю повозки.

Джоби навалился на нее всем своим весом, но слазергаст уже слишком разгорячился. Нилит прижалась к решетке, силой воли заставляя клетку упасть. Вдруг лязг железа и щелканье челюстей заглушил свист: Джоби подул в золотую вещицу, которая висела на одном из его ожерелий. Свист был таким оглушительным, что на миг он остановил и слазергаста, и бешено размахивавшего всеми конечностями Фаразара.

В последовавшей за этим паузе, которую наполнил стук дождя, Нилит услышала, как кто-то свистит в ответ. Она поняла, что это дурной знак.

Взревев, Нилит в последний раз бросилась на прутья решетки. Слазергаст ухватил ее за волосы, но она столкнулась с железом, и ее мир накренился. Мгновение спустя раздался треск: клетка врезалась в размокшую землю. Ей в лицо полетели грязь и песок, и она чуть не задохнулась. Заметив, что синие челюсти пролезли через трещину в решетке, Нилит прижалась к земле.

Затем раздался визг, и что-то пролетело сквозь дождь. Сначала Нилит подумала, что это стрела, и прокляла всех известных ей богов за свою невезучесть. Но она услышала крик Джоби и протерла глаза костяшками пальцев. Холод и пустота ее левой руки невольно заставили Нилит содрогнуться.

Из-за стены дождя появилось еще одно размытое пятно, а из раны над глазом Джоби потекла кровь. Он замахал тростью, отчаянно пытаясь дотянуться до арбалета, лежавшего на сиденье.

Птицы.

Нилит поняла это, когда появился третий силуэт – разведенные крылья, когти, вцепившиеся в спину преследователя. Ворона улетела в дождь и исчезла, прежде чем Джоби сумел ударить ее тростью. Нилит услышала резкий крик сокола и улыбнулась.

Она начала бить ногами погнувшиеся прутья решетки, надеясь, что один из них сломается. Фаразар тянул за веревки, которыми был привязан. Она вполглаза следила за ним, моля богов о том, чтобы он не освободился раньше нее.

Бум!

Выстрел из арбалета прервал ее, и в грязь рядом с повозкой упала чайка, пронзенная стрелой. Еще один крик разорвал завесу дождя, и поднялся рев, который заглушил собой все. Захлопали крылья, застучали клювы; воздух наполнился воплями. Забыв перезарядить арбалет, Джоби бросился к клетке; в его руке позвякивала связка ключей.

– Я никогда не терял платежи, и сегодня не потеряю! – крикнул он в лицо Нилит.

Джоби рывком распахнул погнувшуюся дверь и вытащил Нилит за ноги. Ее рот наполнился грязью, под ее веки набился песок. Она принялась лягаться и нанесла мощный удар в колено Джоби. Он пошатнулся, и в этот миг на него опустился десяток зябликов. Щебеча, они налетели на него и принялись клевать ему руки.

Преследователь зажал свисток в зубах и дул в него каждый раз, когда вопил от боли. Вороны, голуби, попугаи и даже пара соколов – все они слетелись, чтобы досаждать ему. В бурлящие от дождя лужи полетели капли крови и перья.

Нилит вскочила и потянула за веревки, которыми был связан Фаразар. Этому гаду хватило дерзости нанести ей удар; жуткого вида щепка, зажатая между голубых костяшек, пронзила плечо Нилит, но она отбила его руку призрачной ладонью и врезалась в него, прижав к колесу повозки.

– Нет! Больше никогда. Ты останешься моим до самого конца! – яростно зарычала Нилит в его холодное ухо. Ее руки взялись за веревку, связывавшую его; она скорее рвала, чем развязывала узлы. Снова послышался свист, и, если уши ее не обманывали, где-то вдали затопотали сапоги.

Джоби достал нож и в промежутках между отчаянными воплями принялся резать птиц. Одна из них оцарапала ему голову, а затем упала на землю рядом с руками Нилит. Из груди птицы текла кровь. Это был сокол.

Безел посмотрел на нее; в его глазах была боль.

– Теперь ты еще больше в долгу передо мной. – Окровавленным пером он указал на кружащих птиц. – Видишь? Не зли птиц.

– Я это запомню!

Высвободив веревку, Нилит обмотала один ее конец вокруг шеи Фаразара, а другой – вокруг его тела. Затем она набросила ее на шею Аноиша, а затем занялась его путами. Безел неуклюже летал вокруг нее, наблюдая за хаосом. Джоби понял, что они высвободились, и теперь отчаянно пытался бежать за ними, размахивая ножом. Птицы, размахивавшие крыльями, образовали над его головой что-то вроде странной короны.

– Люди идут!

Нилит увидела их – мужчин в длинных зеленых одеждах, серебристой броне и остроконечных шлемах с высокими плюмажами. В руках они держали длинные мечи, и вид у них был явно враждебный. Роскошь доспехов буквально кричала о том, что они – воины Консорциума.

– Стоять! – крикнул Джоби, который приблизился к Нилит на расстояние, равное древку копья.

В этот миг из дождя вырвалась фигура в промокших лохмотьях и врезалась в преследователя. Джоби отлетел к клетке, где слазергаст все еще извивался в голодной панике. Существо вонзило зубы в плечо Джоби, и тот завыл от боли.

– Уходим! Живо! – зашипела груда грязных тряпок. Женщина. Она ткнула рукой в сторону переулка.

– Я без них не уйду! – заявила Нилит, тщетно пытаясь развязать второй узел одной рукой.

Женщина достала обломок стекла и одним движением перерезала путы. Аноиш встал на дыбы и замолотил копытами по воздуху. Схватив веревку, Нилит потянула его вслед за горой тряпья.

* * *

– ТЫ КТО ВООБЩЕ такая? – грубо бросила Нилит, останавливая коня и его жуткий груз.

Призрак Фаразара поднялся; его лохмотья и пары были измазаны в рыжевато-бурой грязи. Он вполголоса пробормотал какую-то непристойность.

Куча тряпья покачала головой и показала на Небесную Иглу.

– Нет, – сказала Нилит и оглянулась – узнать, может ли она позволить себе такое упрямство. Позади нее были только голые прямоугольные здания. Свет их окон собирался в золотистые лужи, в которых играл дождь. По тихой улице шли несколько призраков в промокших насквозь рубашках.

– Мы никуда не пойдем, пока я не узнаю, кто ты, – добавила Нилит. – Я уже поняла, к чему приводит доверчивость.

Женщина остановилась и вздохнула. Затем она медленно повернулась и согнутым пальцем потянула вниз материю, которой было обмотано ее лицо. Нилит увидела зеленые и лиловые круги под ее глазами и свернутый набок нос, а также глубокие порезы на лице. Совсем недавно, когда Нилит избили, ее собственное лицо было в таком же состоянии.

– Госпожа, я – Хелес, дознаватель Палаты Кодекса. Полагаю, при любых других обстоятельствах это была бы приятная встреча.

Женщина совершенно точно не выглядела так, как все известные Нилит дознаватели, хотя на ее щеке и шее действительно виднелись завитки черных татуировок.

– Я понятия не имела, что дознавателей отправляют так далеко на Просторы.

– А нас и не отправляют.

– Где твоя форма?

Хелес не ответила. Нилит заметила, что та смотрит мимо нее – на Фаразара. Нилит загородила его собой, жалея о том, что у нее нет оружия. Холодный, тяжелый груз лег на ее сердце. На ее пути встала еще одна крыса.

Хелес стряхнула с себя еще больше тряпок; с ее лба и бритого, покрытого синяками затылка поднялся пар.

– А вы не представитесь? – спросила она, позволяя вопросу повиснуть во влажном воздухе.

– Сула, – сказала Нилит, вытащив из глубин памяти имя своей матери.

Теперь она четко видела на лице женщины спирали татуировок. Судя по их сложности, Хелес заслужила высокое звание в Палате Кодекса, и если они настоящие, то эта Хелес – опытный профессионал. «Интересно, кому она перешла дорогу?» – подумала Нилит.

Хелес рассмеялась, но в ее смехе не было ни намека на веселье.

– Ясно. А ваш призрак?

– Не твое дело, – отрезала Нилит. Позади нее заржал Аноиш; ему, как и Нилит, так же надоели назойливые чужаки. Безел лежал на спине коня и яростно щелкал клювом. Так называемая дознаватель прислонилась к колонне из песчаника, вырезанной в виде пустынной кошки.

– Последние несколько дней я провела, пробираясь сквозь эти проклятые Просторы. Душекрады, карманники, безумцы… И эти деловые люди, которых вы разозлили… Если ускользнете от одних, вас поймают другие. Я думала, что в городе все плохо, но…

– К чему ты клонишь? У меня нет времени на пустую болтовню, – зарычала Нилит.

Хелес с шумом пососала раздувшуюся губу.

– Здесь немногие знают, что такое доброта; тут таких людей меньше, чем в городе. Представьте себе мое удивление, когда сегодня, пока я пыталась заснуть, кто-то бросил мне серебряную монету. Судя по всему, этот человек был пьян, но все равно – он же мог дать мне оплеуху, а не милостыню.

Хелес достала из-под складок своей одежды серебряную монету и подняла ее вверх, показав выгравированный на ней силуэт Аракса.

– Но еще больше я удивилась несколько часов спустя, когда я оторвала взгляд от монеты и увидела, что то же лицо катит мимо меня на повозке, и притом спорит со своей женой, – сказала Хелес, поворачиваясь к Фаразару. – Лицо, которое прямо сейчас должно прятаться в бронированном убежище на вершине Небесной Иглы. Интересно, как же это могло произойти?

Хелес повернула монету, показав ее обратную сторону: величественный профиль отвратительного мужа Нилит. Ей всегда не нравилось, что он заставляет изображать его молодым – и сейчас она ненавидела его за это еще сильнее.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, ваши величества, – сказала Хелес – спокойная, словно рассвет. – Так вот, значит, где вы были, императрица Нилит. Не Сула. А не на востоке, как нам говорили.

Нилит сделала шаг назад, жалея о том, что у нее нет оружия. Она была готова вскочить на коня и затоптать эту женщину. Она ничего не сказала, а просто посмотрела ей в глаза. Хелес не проявляла к ней ни малейшего почтения, но в ее красных глазах не горел огонь жадности, и на убийцу она тоже не была похожа.

Фаразар, прислушивавшийся к их разговору, ослабил петлю на своей шее и заговорил.

– Дознаватель, арестуй эту женщину! Она убила твоего императора!

Нилит дала ему мощную пощечину, но так как на руке у нее не было меди, то вышло, что она просто погладила его по щеке.

– Не лезь, дознаватель. Это не твое дело.

Хелес выступила вперед.

– Боюсь, что вы оба ошибаетесь. Я служу кодексу, и поэтому мой долг – заботиться об интересах правителя и его семьи. Поскольку вы, император Фаразар, были убиты – и я не хочу знать, как это произошло, – то теперь я должна подчиниться живой императрице.

Нилит и Фаразар переглянулись; один нахмурился, вторая улыбнулась.

– Как ты смеешь!

– Император, я не знаю, какие у вас жалобы, но, если честно, мне плевать. Я не знаю, какую игру вы ведете, императрица, но у города сейчас и так хватает проблем. Но… мой долг защищать вас, и я исполню свой долг.

Двойственный подход дознавателя совсем не понравился Фаразару.

– Это немыслимо! Я прикажу камерарию запороть тебя до смерти, как только…

Нилит было непросто поверить Хелес.

– Ты знаешь, что тело императора находится прямо здесь, и его никто не поработил. И ты утверждаешь, что не хочешь стать новой императрицей Аракса? Ты не хочешь править империей?

Взгляд Хелес выдал ее; она посмотрела на грязный вонючий сверток, который свисал с бока коня. В мире не было ни одного человека, который не подумал бы о том, каково это – сидеть на вершине Небесной Иглы и править величайшей цивилизацией мира.

Но Хелес мгновенно прогнала от себя эту мысль. Затем она посмотрела в глаза Нилит, смахнула дождевую воду с лица и покачала головой.

– Более великие люди, чем я, пытались править этим городом и потерпели неудачу. Аракс неуправляем по своей природе. С телом делайте что хотите. Но если бы у вас была возможность столкнуть весь город в море и начать заново, вы бы уже лежали в луже с перерезанным горлом.

Нилит была рада такой прямоте, граничащей с грубостью. Ей уже до смерти надоели загадки и ложь. Она нуждалась в искренности, и речи дознавателя показались ей музыкой.

Она повернулась к Аноишу и соколу, который лежал на его спине. Безел вытянул крыло, и кровь стекала с него по боку коня. Нилит подняла руку, чтобы смахнуть каплю воды с носа, но ее уколол холод, и она поспешно убрала призрачную руку.

– Можно ли ей доверять? – спросила Нилит.

С тех самых пор как Нилит отправилась на поиски мужа, она впервые обратилась за советом. Сейчас она была похожа на нищенку, выпрашивающую милостыню.

– А есть ли у нас выбор? – хриплым голосом отозвался Безел.

Борясь с ноющей болью в костях, Нилит повернулась обратно. Хелес не сдвинулась с места.

– Ладно, но сначала нам нужен отдых. И пища.

Хелес вздернула губу, но затем кивнула и, повернувшись, пошла прочь, хлюпая по лужам.

– Надеюсь, когда мы решим захватить город, он еще не исчезнет.

Глава 7
Половина монеты

Интересно, что именно медь, а не серебро и не золото стала самым драгоценным металлом в мире. Владельцам шахт, которые находятся в пустыне к западу от Арка, несказанно повезло, ведь залежи меди там протянулись на несколько миль. Владельцы этих шахт, или их Консорциум – под этим названием они вошли в историю – стали богаче любого императора.
ИЗ ТРАКТАТА ПО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ АРКА

* * *

СОЛНЦЕ ВСТАВАЛО ЯРОСТНО: оно словно считало, что дождь обманом его потеснил. Заря потянула с земли туман, и он пополз между зданиями – настолько густой, что люди не видели собственных ног; он испортил синее небо, затянув его полосами облаков. Туда, где во мраке возникал разрыв, врывался солнечный свет, окутывая город и его башни похожими на горы дымчатыми полосами – темными и золотыми.

Одно такое копье света нашло щель в ставнях и врезалось в лицо Борана Темсы. Он спал и видел сон о монетах, которые летели во все стороны, словно песок во время бури. Сон был неглубоким, и свет быстро разбудил Темсу. Зарычав, Темса открыл глаза, мгновенно ослеп и повернулся на бок, чтобы спрятаться от солнечных лучей.

Бум.

– Сраная постель! – прошипел он керамической плитке, к которой прижалось его лицо.

Он подождал, пока стук в его голове стихнет, а затем уперся ладонями в пол. Его запястье пронзила боль, и он прикусил губу. Травмы, полученные в ходе налета на дом Финела, отказывались заживать, и в ребрах тоже что-то закололо. Он снова лег и замер, кипя от ярости, начал ждать, когда пройдет боль.

Мертвые боги, как же хочется отлить.

Приподнявшись на локте, он пошевелил здоровой ногой и уперся ей в пол. Она защелкала и затрещала, но в конце концов он сумел встать на колено. Время и тяжелая жизнь нанесли тяжелый урон его телу, и утро очередного дня становилось все более болезненным. Темса радовался, что в городе редко шли дожди; в сыром воздухе его культя всегда ныла. Он поморщился, поставив ее искалеченный, покрытый шрамами конец на пол. Боль полетела вверх по хребту, и Темса, как всегда, проклял Мясника, который отрезал ему ногу.

Прижимая руку к боку, Темса вытащил из-под кровати позолоченный ночной горшок и поставил его перед собой. Мочевой пузырь был очень настойчив; Темса лихорадочно расстегнул штаны и едва не облил свои ноги, пока прицеливался в горшок.

Облегчившись, Темса разогнул колено, чтобы встать, и при этом случайно пнул ночной горшок так, что тот отлетел в сторону. Темса с удовольствием бы разразился проклятиями, если бы по его бедрам сейчас не текла горячая моча.

Приглушенно зарычав, он распахнул куртку и промокнул лицо и шею. Остальная жидкость залила переднюю часть куртки. Оскалившись, Темса потянулся к ноге.

Дверь в его спальню, скрипнув, открылась, и из-за дверного косяка выглянул призрак.

– Тор? Мы услышали шум… – Призрак умолк, заметив мокрого, наполовину голого Темсу и перевернутый ночной горшок, лежащий на полу.

– Иди на хрен! – взревел Темса. – И принеси воду!

Пытаясь не дышать носом, Темса схватил свою золотую ногу, которая лежала на столе рядом с кроватью. Он с громким лязгом поставил ее на пол, вставил в нее бедро и принялся завязывать ремни.

К тому времени, когда он закончил, призрак вернулся. Он приоткрыл дверь и робко заглянул в комнату. Громко топая, тор подошел к двери и выхватил у него кувшин с водой.

– Новую куртку и штаны! – крикнул Темса.

Призрак неуклюже зашел в комнату, кланяясь так низко, что почти согнулся пополам. Он поспешил к огромному шкафу, встроенному в стену. Потянув за веревку, он отодвинул дверь; показался ряд халатов и курток, плащей и рубашек всех цветов радуги. Тем временем Темса облил себя водой, а когда призрак принес лилово-зеленую одежду, тор вытерся ею, словно полотенцем.

– Золотую.

– Конечно, тор.

Призрак достал золотой халат с нефритовыми бусинами, и Темса позволил себя одеть. Гхор, при всех его недостатках, по крайней мере, хорошо выдрессировал своих призраков. Холодные пальцы призрака ни разу не коснулись Темсы.

Раздался громкий стук, и в комнату широким шагом зашел Даниб. Увидев лужу и перевернутый ночной горшок, он вскинул голову.

– Что? – с вызовом спросил Темса.

Даниб моргнул.

– Уже? Но ведь солнце встало час назад, не больше. Для мертвой суки она слишком бойкая, – зарычал Темса и увидел, как Даниб прищурился. – Не смей на меня так смотреть. Ладно, я готов.

Призрак протянул Темсе трость, и он ткнул большим пальцем в его сторону.

– Прикажи отрезать ему язык.

– Что? Нет! Я…

Своими огромными руками Даниб стиснул голову призрака и вытащил его из комнаты. Темса последовал за ними, глядя на то, как слуга размахивает ногами. Насрать на утро. Все мысли Темсы были только о вечере.

Несколькими этажами ниже, в зале, который, несомненно, был построен для оргий, Просвещенная Сестра Яридин – а может, Лирия, Темса никогда не мог их отличить – ждала его, сидя на огромном диване, по сравнению с которым она казалась крошечной. Его обивка царственного фиолетового цвета резко контрастировала со свечением Яридин и с ее алыми одеждами. По совету мрачной Ани Темса решил обратиться к Культу Сеша. Он срезал слишком много углов, и поэтому многие связи начали рваться. Прежний Темса никогда не стал бы действовать столь поспешно; он понял это после нападения на Финела. Но в прежнем Темсе его злило то, что тот был бедным.

Когда он вошел в зал в сопровождении вооруженных наемников, Просвещенная Сестра встала и улыбнулась ему. Все-таки это была Яридин.

– Тор, мы удивлены тем, что видим тебя в добром здравии. По слухам, у Финела была кровавая баня.

Темса выбрал ближайшее кресло, на ручке которого почему-то были защелкнуты наручники. Он сжал свою трость и дал себе клятву, что купит другую мебель.

– Это верно, сестра, но своих призраков ты получишь. Волноваться не о чем: серек был настолько добр, что скончался.

– Но довольно шумно, и его смерть стоила довольно дорого – по крайней мере, насколько нам известно. Говорят, что из-за твоих действий заседания Облачного Двора приостановлены.

Если она надеялась, что Темса объяснится или принесет извинения, то он сильно разочаровал ее, просто пожав плечами в ответ.

– Что ты с ним сделал? – спросила женщина-призрак.

– То же, что и с остальными. Получил его подпись, сделал так, чтобы его нельзя было опознать, а затем отправил на юг. В Кел-Дуат, если тебе так важно это знать.

Темса был готов поклясться, что Яридин наморщила нос.

– Белый Ад. Мы знаем и про него, и про Консорциум, который им владеет.

Темса замахал руками.

– Это деловые люди. Им плевать, откуда берутся призраки, и вас это тоже не должно интересовать. Для этого нужна особая совесть.

– Или ее отсутствие, – ответила Яридин, причем так, что это прозвучало мило. Она села и скрестила руки на коленях. – Ты хотел что-то обсудить?

Тор с шумом втянул себя воздух.

– «Обсудить» – это слишком сильно сказано. Мне больше нравится слово «сообщить».

Ярдин застыла – если призрак вообще в состоянии это сделать.

– И?

– С последним пунктом в вашем списке придется подождать. Есть другой человек, на которого я должен потратить свое время.

Лицо Просвещенной Сестры было бесстрастным. Она терпеливо ждала.

– И кто же этот счастливчик?

– Тал Хорикс – старая вдова, с которой раньше я вел дела. Я продал ей кое-какой товар, но теперь он мне понадобился, и я хочу получить его обратно.

– Какой товар?

– Замочного мастера. Его половина монеты у нее, и она мне нужна.

– А, понятно.

Темса встал с кресла, показывая, что вопрос закрыт.

– Если хотите, чтобы я успешно разобрался с сереком Буном, предлагаю вам согласиться со мной. В противном случае вы получите еще одну кровавую баню.

Задумавшись, Яридин обвела взглядом позолоченные статуи и висящие на стенах гобелены.

– Мы не возражаем. Ты можешь устранить Хорикс, но наше соглашение остается в силе.

– Что ж, ладно, – отозвался Темса, уже направляясь к выходу. – Знаешь, возможно, люди ошибаются насчет вас, сторонников культа.

– Вот как?

Темса остановился в дверном проеме и закрутил тростью, словно подыскивая правильные слова.

– Да. Даже от вас есть польза.

Дверь он захлопнул раньше, чем увидел нахмурившееся лицо Яридин.

Даниб уже разобрался с повседневными делами и ждал в коридоре рядом с залом. Не останавливаясь, Темса начал диктовать ему приказы.

– Поднимай Ани. Всех поднимай! Мне нужен каждый меч, которым можно разрубить хотя бы облако! Все доспехи, которые темнее ночи! Надеюсь, Хорикс сумеет насладиться своим последним днем в Арке!

Еще немного, и Темса заглянет к ней в гости.

* * *

КОМОК ЗЕЛЕНОЙ СЛИЗИ полетел по дуге над балконом, а затем вниз, на улицу. Хорикс притворилась, будто слышит шлепок. На самом деле до нее доносился только стук молотков – где-то далеко внизу работали плотники, – и она винила их, а не высоту и свои старые уши.

Целый день прошел с тех пор, как Хорикс отправила Калида и его солдат обратно на крышу, но новостей до сих пор не было. Никаких. Песок у башни Гхора не окрасился в цвет крови, а Темсу не утащили в Палату Кодекса. Никто не объявил о публичной казни через сожжение. Никто не провез по улицам города обугленный труп.

«Что стало с городом?» – подумала Хорикс. Уперевшись в каменные перила серыми костяшками пальцев, она оглядела Аракс, великое множество крыш, раскинувшихся под ней. Солнце уже поднялось высоко, и его лучи выжгли весь туман.

Она посмотрела на запад, туда, где в синее небо горделиво тянулся шпиль башни, принадлежавшей судье Гхору. Он был далеко, но Хорикс могла разглядеть достаточно деталей, чтобы проклясть и ее, и человека, который сидел за ее оранжевыми стенами и плел интриги.

Вдруг послышалось тяжелое дыхание, а с легким ветерком – запах пота. Хорикс повернулась и увидела, что в дверях балкона стоит Ямак. Похожими на сосиски пальцами он сжимал шелковый шарф, а его мокрые от пота волосы прилипли к голове.

– В чем дело? – зашипела Хорикс.

– Вдова Хорикс, почти все готово. С новыми работниками дело пошло быстрее.

Хорикс почувствовала, как мурашки медленно побежали по ее предплечьям, поднимаясь к плечам и шее. Она уже целую вечность не ощущала ничего, кроме гнева, а он сжигал ее изнутри. Но это чувство – возбуждение – она не забыла. Она могла бы даже сказать, что сейчас ей приятно. Словно ребенок, который оставил последний кусок торта «на потом», она двадцать лет лишала себя удовольствий, зная, что они станут еще слаще, когда она доведет дело до конца. Она наблюдала. Она ждала.

– Что значит «почти»?

– Полдрю уверяет, что к вечеру работа будет завершена. Смесь уже можно готовить. Все леса убраны, но я не знаю, можно ли ему доверять…

– Доверять – это не твое дело, мастер Ямак. Ты не строитель, в отличие от призрака.

Ямак опустил взгляд. Хорикс увидела, что его щеки покраснели, и поняла, что он злится.

– Куда катится мир, а? Мертвые обходят живых, – вздохнула вдова и, пройдя мимо него, накинула на голову просторный капюшон. – Можешь вернуться к своим обязанностям.

Выйдя в коридор, она снова потянула носом воздух, надеясь почувствовать что-то кроме вони Ямака. Она ощутила вкус кирпичной и древесной пыли. На лице Хорикс появилась редкая улыбка, которую она приберегала только для себя и для полированного золота ее зеркал. Час мести приближался.

Спускаясь по лестнице, она порылась в оборках своего платья и достала половину монеты, висевшую на цепочке. Она посмотрела на половину монеты, и ее улыбка потускнела – но лишь слегка.

Она даст Келтро Базальту еще один день.

* * *

СОЛНЦЕ ПРИКЛАДЫВАЛО ВСЕ усилия, чтобы высушить Аракс и уничтожить все следы дождя, однако в Городе Множества Душ оставались тени, на которые никогда не падали солнечные лучи. Плотный туман, который появился на заре, на целый день укутал своим одеялом центральные районы города, а теперь, похоже, вознамерился остаться на ночь.

Полковник Калид стер росу с седоватой щетины на подбородке и помахал рукой, чтобы согреться. Он переставил ногу, закованную в доспехи, услышал, как щелкнул бедренный сустав, и проклял свой возраст и ночную сырость. Новая подзорная труба холодила ему глаз. Мелкие капли затуманивали ее линзы; как следует протерев их, он снова попытался вглядеться в темноту.

От наполненных туманом улиц исходило голубое сияние – там, где шли призраки, выполняя поручения своих хозяев. Несколько смелых живых людей тоже рассекали дымку, пытаясь не сталкиваться друг с другом, – или, судя по пятнам на одежде, не упасть еще раз. Их осторожность была оправдана: дождь затопил древнюю канализацию и вымыл на улицы содержимое канав. К запаху сточных вод примешивалась вонь солдат – и, возможно, вонь самого Калида.

Две ночи они провели на крыше и в комнатах под ней, поджидая момента, когда можно будет нанести удар. Хорикс пока не прислала новых распоряжений, поэтому Калид продолжал наблюдать.

В башне Темсы было тихо, лишь несколько призраков висели на веревках почти на самой верхушке башни. Молотками и долотами они атаковали тот же самый балкон, над которым трудились с полудня. Калид презрительно скалился, когда они приступили к работе, и он скалился сейчас; одноногий ублюдок решил устроиться поуютнее в своем новом жилище. А где уют, там и беспечность.

Целый день в башню заезжали повозки, и каждая была накрыта зонтиком или мешковиной. Уже прошел час с тех пор, как их поток иссяк. Охранники по-прежнему регулярно обходили двор и саму башню по периметру. Калид вглядывался в их черные фигуры, окутанные туманом. Он пытался пересчитать их, но как только он заканчивал подсчет, один из них постоянно появлялся или исчезал.

Раздался треск, за ним последовал крик, и Калид увидел, как с башни летит голубая полоса. С глухим стуком призрак исчез за стенами двора. В воздух поднялось облачко песка. Через несколько секунд тот же самый призрак подошел к главному входу; вслед ему неслись насмешливые возгласы охранников.

Калид потянулся за куском угля и нарисовал еще одну отметину на стене. Затем он пересчитал их. Одиннадцать. Темсе нужно купить более прочные веревки.

– Касими. – Ему пришлось произнести это имя дважды – в первый раз вышел лишь какой-то неразборчивый рык. Он уже давно ничего не говорил. – Касими!

Сидевший неподалеку бородатый солдат резко проснулся, дернув лысой головой, и заморгал.

– М-м? – Он посмотрел на черные отметины на стене. – Еще четыре, – сказал он.

– Да, а его самого не видно.

– Помните окопы на Холодной Вершине? Как мы ждали много дней, думая, что армия принца Филара уже сдалась? А они все это время строили катапульты и ковали броню? Говорю вам, Темса что-то за…

Что-то привлекло внимание Касими. Калид посмотрел, куда тот указывает пальцем, и вскинул подзорную трубу так быстро, что поставил себе синяк под глазом.

Во двор полился свет. Округлая дверь башни начала открываться. Золотой водоем перед ней наполнился черными фигурами. Десять, двадцать, пятьдесят, сто, две… Калид быстро сбился со счета.

– Касими?

– Да, полковник?

– Беги, скажи вдове, что скоро к ней нагрянут гости. Темса решил сражаться на нашей земле.

Не раздумывая, солдат вскочил и бросился к лестнице.

* * *

– КЕЛТРО?

Голос вывел меня из задумчивости.

– В чем дело? – раздраженно спросил я. Тишина и покой были просто восхитительны.

Острый с шумом выдохнул.

– Мы здесь уже больше часа, а ты до сих пор не сказал ни слова.

– Я все еще думаю.

– О чем?

Я указал на башню вдовы, словно она была единственной постройкой на всю округу. Благодаря густому туману так оно и было: темная пустота, наполовину поглощенная серой дымкой. Ее острые углы смягчились, расплылись, но выглядела она столь же зловеще, как и раньше.

– Ты не поймешь. Мой старый учитель называл это «наглядное представление».

– По-моему, ты это только что придумал, а уж о выдумках я кое-что знаю.

Я стиснул лоб двумя пальцами. Я не мог устать, но мне казалось, что я становлюсь тоньше, словно из-за тревог и потраченных усилий мои пары улетучиваются, словно из горшка с кипящей водой. На последнее вселение я потратил много сил. К счастью, путь к дому Хорикс обошелся без приключений: из-за дождя и тумана на улицах было тихо, и на меня почти не обращали внимания. Но это все равно была бешеная, безостановочная гонка. Если бы я до сих пор состоял из плоти и крови, то моя шея уже заныла бы, так часто я оглядывался. Все это время Острый был рядом и, как всегда, стремился наполнить каждую паузу мудрыми словами, невыносимой поэзией, или просто болтовней ни о чем. Он ничем не отличался от других собеседников: иногда его слова успокаивали, а иногда, как сейчас, раздражали.

– Ну а я знаю, как работают мои глаза, и знаю, что они не могут видеть через стены, – сказал я. – Поэтому мне нужно нарисовать все в голове, проложить маршруты на тот случай… проклятье! Зачем я все это тебе объясняю? Ты зря тратишь мое время.

Наступила тишина – по крайней мере, на какое-то время. Я как раз вызвал в памяти верхний этаж, когда…

– Ты всегда нервничаешь, когда вскрываешь замки? – спросил меч.

Я накрыл лицо Острого ладонью и продолжил наблюдения.

– Я взламывал замки, чтобы обрести свободу, но при этом всегда шел наружу, а не внутрь, ясно? Да и какого хера, меч? Имей совесть.

Острый начал что-то напевать вполголоса, а я снова посмотрел на башню Хорикс. В такую мрачную и туманную ночь окна и щели башни должны были светиться, как и у большинства окрестных зданий. Но тьму этого черного обелиска нарушал только один источник света, и он находился рядом с ее верхушкой – в покоях вдовы.

В центральном дворе слонялась горстка стражников. Туман был более плотный, чем утром, но я видел, что на солдатах полные комплекты доспехов и серебристые шлемы, украшенные черными лошадиными хвостами. Сидя на крыше небольшого базара, стиснутого между двумя башнями, я видел, как они лениво патрулируют темный участок рядом с воротами.

– Так какой у тебя план? От напряжения я умру во второй раз.

Я ответил далеко не сразу. Мне нравилось думать, что я – мастер своего дела, вот почему мне было больно признать, что есть только один способ проникнуть внутрь и добыть свою монету – сдаться. Это было похоже на жульничество, на метод обманщика, а не вора. Я строил в голове одну карту за другой, придумывал сотни мест, где может лежать моя монета, и даже фантазировал о том, что найду пару птиц, но все было без толку. Стражники ходили группами и держались рядом с дверью. Старая кошелка заперла башню наглухо.

Я притворился, будто прочищаю горло, и поделился своей грандиозной идеей с Острым.

– Мы идем через главный вход. Играем роль блудного замочного мастера, который так рад снова оказаться в безопасности. Мы выясняем, где Хорикс хранит мою монету, вселяемся в кого-нибудь и исчезаем.

Я сказал это с гордостью, но когда услышал свои слова, то понял, каким жалким выглядит мой план. В лучшем случае его можно было назвать сомнительным.

– И… И это все? – спросил меч, вечно игравший роль моей совести.

– Да. Это все.

– И на это ты потратил целый час?

– Ну…

– А как же я, Келтро? Я же тебе говорил – Хорикс не позволит тебе владеть мечом, и особенно проклятым душой-клинком. Судя по тому, что ты о ней рассказывал, она – умная, прозорливая женщина. Настоящая Гернея Подлая.

– Я не знаю, кто это. Я не знаю никого из тех, про кого ты постоянно упоминаешь. Я даже не знаю, существуют ли эти люди на самом деле. Просто… просто… твою мать!

Я опустил голову. На Хорикс я злился больше, чем на меч, но это не значило, что он меня не раздражал.

Время для размышлений закончилось. Я встал и навел меч на башню.

– Острый, ты забываешь, что с тобой – лучший замочный мастер Дальних Краев. Я прирожденный вор и взломщик, и к тому же могу вселяться во все, что захочу. В городе нет ни одной башни, в которую я не могу проникнуть, и башня вдовы Хорикс – не исключение. То есть волноваться не о чем. Ты в надежных руках.

– Я вижу перед собой совсем нового Келтро, – сказал меч, пока я вешал его на пояс.

– Старый мне надоел. Возможно, это связано с тем, что главный бог умолял меня о помощи.

– Похоже, после того разговора с богом ты зазнался.

Слезая по строительным лесам, стоявшим у стены, я попытался улыбнуться Острому.

– А может, я просто знаю, что в случае необходимости разрублю любое препятствие тобой.

– О да, ведь я испытываю такое наслаждение, вонзаясь в кого-нибудь. Келтро, ты хоть понимаешь, каково это – проходить через чьи-то кишки? Передо мной мелькают кости, желчь, дерьмо…

– А почему ты вообще такой острый? – спросил я, стараясь отвлечь его внимание – да и свое тоже. Я шел медленнее, чем нужно, по крайней мере, я все-таки шел. Стучать в дверь вместо того, чтобы взламывать ее замок, казалось мне чем-то неправильным.

– Маги натачивают не только сталь, но и душу – сначала камнем, потом медью. Именно душа придает клинку запредельную остроту. Я врезаюсь в пространство между вещами, – объяснил Острый.

– Это логично, – ответил я. Камень на рукояти недоверчиво прищурился. – Нет, я серьезно. Слушай, я же мертвый, и, кроме того, могу вселяться во всякое разное. Так что я тебя понимаю. Ты врезаешься. Надо было назвать тебя Резак.

– Или использовать одно из моих настоящих имен – Абсия или Черная Смерть.

Я усмехнулся.

– Черная Смерть.

Меч издал металлический вздох.

– Если дойдет до этого… до боя… то насколько хорошо ты фехтуешь?

Я немного подумал. Пару раз мне пришлось держать в руках оружие, и однажды я даже надел на себя доспехи – чтобы проникнуть во дворец, но я никогда не наносил удары мечом и не выходил на поединок. Это дурацкое дело никогда мне не нравилось. Я предпочитал занятия, где шансы на успех больше пятидесяти процентов.

– Я из тех фехтовальщиков, которые понятия не имеют, что нужно делать.

– Не бойся, Келтро. Значит, это ты в надежных руках.

– Э-э… У тебя же нет рук!

Я посмотрел на камень, вгляделся в его самодовольное лицо, и в этот миг мои пары разлились по гарде и клинку, а его серый туман в свою очередь заполз в мое запястье. Я попытался стряхнуть его, но моя рука отвердела.

Где-то глубоко в моей голове прозвучал смешок – несмотря на то, что Острый говорил вслух.

– Так какие у тебя планы на меня? – спросил он, меняя тему.

– Оставлю при себе. Спрячу тебя.

– Нет. Когда так сделали в прошлый раз, я тридцать лет пролежал в сейфе одного герцога из Белиша.

– Тогда подарю тебя Хорикс, а затем украду.

– Нет! Она, похоже, ничуть не лучше Темсы.

– А что она с тобой сделает – переплавит?

– Скорее всего.

Ворча, я принялся размахивать им и одновременно думать. Он же сейчас отмахнулся от моих лучших идей.

– А что, если я…

Договорить я не смог: какой-то человек в золотистых доспехах пробежал мимо, оттолкнув меня в сторону. Да, он извинился, но лишь потому, что на мне был украденный халат, на котором я украденным кусочком мела нарисовал белое перо.

Что-то в лице человека – что-то очень похожее на панику – заставило меня насторожиться. Любой человек, бегущий по улице, вызывает подозрения, а в Араксе – особенно. Я посмотрел по сторонам, но никакой погони не заметил. Солдат побежал прямо к башне Хорикс и исчез за окружавшими ее стенами, словно крыса в норе.

– Не нравится мне это, – сказал Острый.

– Мне тоже.

Я заглянул на соседнюю улицу. Туману почти удалось заглушить городской шум, и поэтому я напряг свои бедные уши, пытаясь услышать скучную музыку сапог и брони. Из памяти всплыло имя: Темса. После нападения на Финела прошло уже несколько дней, а ведь Хорикс была следующей в списке жертв. Лишившись меня, Темса, несомненно, решил ускориться.

Когда я ускорил шаг, то услышал скрип колес. Перед далекой жаровней промелькнула темная тень. Мои ноги сами зашагали быстрее, шаркая по песку. За лязгом ворот послышался еле уловимый ритм марширующих ног. Я перешел на бег. Топот ног усилился.

Башня вдовы возвышалась надо мной, черная и зловещая – с каждым шагом я различал на ней все новые детали. Вдруг, словно оранжевая молния, плывущая через облака, на улице передо мной возникла целая армия факелов. В тумане появились силуэты, вооруженные копьями и мечами. Удивленный, я бросился к ближайшему дому и прижался к каменной стене.

– Келтро! Что происходит? – негромким, но напряженным голосом спросил Острый.

– Не знаю! – прошептал я. – Но это охренительно не вовремя!

Я подкрался ближе, вглядываясь в туман. На улице перед башней вдовы стояли две неровно построенных колонны солдат, одетых в сверкающие плащи. Я раскрыл рот от удивления. Между золотыми нитями сияла тропическая бирюза. Вдоль кромки плащей тянулись элегантные символы. На груди и спине каждого солдата медными нитями был вышит герб королевской семьи.

– Хорикс прогневала императора? – спросил я. – Нет, конечно…

– Именем императора и кодекса! Открывай! – донесся крик из рядов солдат – не очень отчетливо, как мне показалось. За ним не последовало ни звука – ни ответа, ни оскорбления. Башня вдовы оставалась молчаливой, словно дуб.

Подойдя к солдатам так близко, насколько мне хватило смелости, я увидел, как солдаты располагаются рядом с воротами. Внимательно взглянув на них, я заметил, что плащи на них сидят неловко, и там, где они задирались, под ними виднелись черные доспехи. Лица у солдат были суровые или самодовольные.

– Это обман, – сказал я.

– Что?

– Мы опоздали! – рявкнул я, проклиная себя за то, что так долго прохлаждался на крыше. – Он пришел к ней. Пришел за моей половиной монеты.

– Кто?

– А ты как думаешь? Темса!

Солдаты забарабанили по воротам, повторяя, что они действуют именем императора и кодекса. Подобная уловка прекрасно подействовала бы, будь на месте Хорикс кто-то другой – но она не уважала никого, кроме себя. В данной ситуации, которая внезапно стала мрачной, это дарило слабую надежду: Темса не знал, кто ему противостоит.

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры

Укрощая хаос

Догматы о подневольных мертвецах

Глава 1
Слазергаст

Глава 2
Просторы

Глава 3
Решения

Глава 4
Причуды вдовы

Глава 5
Подходящий день для предательства

Глава 6
Холодный прием

Глава 7
Половина монеты

Вход в систему

Жанры

Укрощая хаос

Догматы о подневольных мертвецах

Глава 1Слазергаст

Глава 2Просторы

Глава 3Решения

Глава 4Причуды вдовы

Глава 5Подходящий день для предательства

Глава 6Холодный прием

Глава 7Половина монеты

Глава 1
Слазергаст

Глава 2
Просторы

Глава 3
Решения

Глава 4
Причуды вдовы

Глава 5
Подходящий день для предательства

Глава 6
Холодный прием

Глава 7
Половина монеты