Тайна двух лагерей

– Люся, оставь! – отмахнулся Владислав Антонович Тихомиров. – Ну правда никакого аппетита.

– Вот, это все твоя работа! – вздохнула жена. – Ну разве можно так себя не щадить!

– Люся, до открытия лагеря осталось всего ничего, а еще столько надо успеть сделать. А ко мне комиссия за комиссией, – повязывая галстук, ворчал Тихомиров. – И всех надо ублажить, всех убедить, что мы успеем к открытию, что заезд детей произойдет вовремя. И ты же знаешь, что ведь и так все в курсе – я успею. Не первый день директором «Росинки» работаю. И все равно – едут на природе отдохнуть, шашлычок пожарить, выпить за чужой счет. И я все должен для них организовать. И ведь не скажешь, что я не хочу пить и вообще мне некогда. Обязательно им надо, чтобы я сидел с ними, а они на меня величественно смотрели. Начальство!

– Владик, ну хоть ложку овсяной каши для желудка!

– Нет, не лезет, – отмахнулся Тихомиров. – Люся, сваргань мне, пожалуйста, кофе покрепче, и я поехал!

Машина летела по Профсоюзной. Тихомиров прибавил скорость, хотя и знал, что здесь есть камеры, которые как раз фиксируют скоростной режим. Но тут не до штрафов, какими бы они ни были. Вот наконец кончились городские пробки. Впереди виден был поток машин на МКАДе, но это уже не страшно. По путепроводу на Калужское шоссе, а дальше будет посвободнее. Тихомиров глубоко вдохнул и выдохнул. Слева за грудиной ломило, и он невольно оторвал руку от руля и потер грудь. Нет, все-таки права Люся. Так нельзя, надо как-то перестраивать работу или к черту бросать эти детские лагеря. Но бросать все же не очень хотелось, потому что если умело это дело поставить, то очень даже…

И тут голова закружилась, а сердце как будто перестало биться. «Надо остановиться, – подумал Тихомиров. Что-то совсем плохо…»

Водитель маршрутки едва успел затормозить. В салоне за его спиной послышались крики – значит, кто-то даже упал. Завизжал какой-то ребенок, послышался мат, а впереди, подрезая маршрутку, вылетел китайский внедорожник и по диагонали врезался на большой скорости в отбойник. От удара машина опрокинулась и несколько метров проехала на крыше. Из выхлопной трубы вился дымок, колеса еще вращались, а на дороге уже стали останавливаться машины. Водители бежали к месту аварии, кто-то схватил огнетушитель…

– Что же он, – промакивая салфеткой кровь на разбитом лице, произнес один из пассажиров маршрутки, – хотел направо в поворот успеть проскочить?

– Гоняют, мерзавцы, – возмутилась пожилая женщина.

– Может, человеку плохо стало! – упрекнула ее девушка, поправляя порванный рукав летней курточки.

Глава 1

Этот майский вечер был теплым и тихим. Маша сидела в плетеном кресле на веранде и смотрела на небо, полыхавшее над лесом пурпурными красками. «Удивительный вечер, – подумал Гуров, глядя из двери на жену. – Тишина, красивый закат. И у Маши сегодня нет спектакля вечером, и я свободен. И можно наслаждаться закатами, тишиной и соловьями под утро. Как же это красиво и уютно, не открывая глаз, на рассвете услышать под окном соловьиные трели. И слушать, слушать, а потом опять уснуть. А утром с Машей наперебой рассказывать друг другу, как это было красиво».

Гуров вышел на веранду, поставил на стол термос с заваренным травяным чаем и накрыл Машу пледом. Жена подняла на него глаза, улыбнулась благодарно и глазами показала на закат.

– Посмотри, какое чудо! В Москве такого не увидишь.

– А некоторые и здесь не видят, – усмехнулся Гуров.

– Но ты-то у меня видишь. – Маша высвободила из-под пледа руку и коснулась пальцами сильной ладони мужа. – Знаешь, я часто думаю, что это такое счастье, что ты у меня оказался не просто матерым сыщиком и суровым полковником, что при твоей грубой профессии ты сохранил в себе чистоту и душевную гармонию. Ты видишь закат, ты любишь театр, ты любишь меня так, как будто это наш с тобой первый медовый месяц.

– Уж такой я, – рассмеялся Гуров и, поднеся к лицу руку жены, коснулся губами ее ухоженных пальчиков. – Ничего с собой поделать не могу. Это же твое на меня влияние. Хочу, чтобы ты была счастлива со мной, и ни в чем тебе не могу отказать.

– Не можешь?

– Это выше моих сил! – театрально воскликнул Гуров.

– Тогда у меня к тебе одна маленькая просьба! – хитро прищурилась жена. – Завтра по дороге на работу завези кое-что дочери моей подруги Любочки в детский оздоровительный лагерь.

– В детский лагерь? – Гуров попытался скрыть свое неудовольствие, и, кажется, это ему удалось. – Постой, а какие в мае могут быть детские лагеря?

– Ну, что ты насторожился, мой матерый сыщик, – улыбнулась Маша и чмокнула мужа в щеку. – Конечно же, все смены начинаются в июне. Девочка просто в качестве волонтера работает там и помогает готовить лагерь к открытию. А потом она там на все лето остается вожатой. Девочка так торопилась, что забыла взять паспорт, а ей нужно оформляться. Ну не станем же мы гонять ее на маршрутках в такую даль. А тебе почти по пути…

– По пути? – с сомнением переспросил Гуров.

– Ну, почти. Ты просто по Калужской дороге въедешь в Москву. А там поворот на Серегино, и через пару километров будет указатель. Только не перепутай. Девочка работает в лагере «Страна чудес». А там почти рядом второй лагерь есть – «Росинка». Ты случайно в него не сверни.

Семейные дела и вечерняя идиллия – это все, конечно, прекрасно. Но все же есть еще и работа. И погоны на плечах, тем более полковничьи погоны, требуют определенной служебной дисциплины. И пусть ты Петра Николаевича Орлова знаешь очень много лет и вообще он твой друг и поклонник творчества Марии, но все же генерал полиции Орлов еще и твой начальник, а злоупотреблять дружбой нельзя. Сдержав вздох, Гуров перевел взгляд на телефон и набрал номер Орлова.

– Добрый вечер, Петр, – сказал Гуров, услышав в трубке голос начальника, какую-то музыку и легкий шум. – Удобно говорить?

– Подожди, сейчас, Лева. Я только в другую комнату выйду, где потише.

– Не отвлекаю? – усмехнулся Гуров, когда шум поутих, а голос Орлова стал слышен лучше.

– Отвлекаешь, за что я тебе еще и очень благодарен, – немного уныло ответил Орлов. – Тут у нас нечто вроде обязательной программы. Надлежит всем быть по статусу и чину. Так что отвлекай, а я пока посижу в тишине.

– Петр Николаевич, хочу попросить об одном одолжении. Правда, дело не такое важное в рамках страны, но все же. Я могу завтра задержаться и чуть опоздать на утреннюю планерку? Моих вопросов там вроде бы нет…

– Что случилось? – голос Орлова стал озабоченным. – У вас там все в порядке, дачники?

– Да что у нас может случиться, – рассмеялся Гуров. – Все хорошо, чаи гоняем. Маша вот рядом сидит и привет тебе передает!

– Машеньке поклон от меня! – Гуров ощутил, что Орлов сейчас наверняка заулыбался.

Вообще, история отношений Орлова и Марии была особенной. И с тех пор как Гуров женился на Маше Строевой, Орлов стал чуть иначе относиться к Гурову. Петр Николаевич частенько заявлял полковнику, что жена влияет на него положительно, не дает ему огрубеть на работе в уголовном розыске, где общаться приходится чаще всего не с самой лучшей частью человечества. Хотя и сам Орлов изменился с тех пор. Он пристрастился к театру. Причем не просто стремился попасть на спектакли Марии, а стал бывать в театрах, стал понимать это искусство. И даже частенько с Машей обсуждали премьеры. Да и саму Марию он называл не иначе как по-отечески, Машенькой.

– Ладно, меня уже зовут, – интонации голоса Орлова изменились и стали ворчливыми. – Вот что, давайте-ка ко мне оба со Станиславом завтра часикам к одиннадцати. Я как раз вернусь от замминистра. Надо будет обсудить кое-что.

Утро было чудесным, по-настоящему майским. Это как раз тот период, когда зазеленели леса и парки, но зелень еще молодая, нежная, светло-зеленая. И в воздухе уже нет той влаги, присущей периоду активного снеготаяния. Он напоен ароматом молодой растительности. Уже сошла зеленая дымка на березах и листва распустилась в полную силу, взгляд ласкал удивительный контраст белых стволов и нежность молодых клейких листочков.

Увидев указатель, Гуров повернул на узкую дорогу с новеньким асфальтом. Деревья кронами сходились над ним, образуя зеленую живописную арку протяженностью в несколько километров. Тихая, красивая весна, очень спокойная, уравновешенная, какая-то сложившаяся! И только утреннее солнце весело скакало в кронах деревьев, то и дело игриво попадало в глаза водителям. Вот и развилка: детский-оздоровительный лагерь «Страна чудес» и детский оздоровительный лагерь «Росинка». Гуров улыбнулся. Какие названия, как же это здорово – представить новую смену, новых друзей и эту жизнь, когда каждая минута расписана и некогда скучать. От зарядки до самого отбоя интересные занятия, увлекательные события. Да и после отбоя тоже не всегда сразу всем до сна. Как это здорово – лежать в темноте и перешептываться, вспоминать, мечтать или просто что-то рассказывать, слушать чужие истории. А уж костер в конце смены, который во время юности самого Гурова назывался пионерским, – один из самых трогательных и запоминающихся моментов. И Гуров свернул в «Страну чудес».

Перед закрытыми воротами топталась значительная, но унылая фигура охранника из какого-то охранного агентства. Гуров и не рассчитывал, что для него распахнут гостеприимно ворота, и сразу же свернул в сторонку, на парковку. Кстати, очень аккуратную и вместительную. Гостям будет приятно. Захлопнув дверь машины, сыщик направился к охраннику, заготовив приветливую улыбку, но тут же напоролся на хмурый подозрительный взгляд.

– Вам кого? – прозвучал хрипловатый прокуренный голос. Вопрос был задан конкретно и требовал не менее конкретного ответа.

– Настю Овчинникову. Она тут волонтером у вас…

– Вы кто, папаша ее? – отрезал охранник. – Вот домой езжайте и ждите свою Настю, а здесь не место…

Волна негодования и неприемлемости такого вот заурядного хамства буквально захлестнула Гурова, но вывести из себя опытного сыщика было непросто. Тем более такими пустяками, как невыспавшийся мужчина с застарелым чувством профессиональной несостоятельности и недовольства собой. Пришлось достать удостоверение, раскрыть его перед глазами охранника.

– Что у вас тут происходит? Мне нужен директор лагеря!

Первая часть вопроса была дежурной и не являлась ключевой фразой, но, к великому изумлению Гурова, охранник окончательно сник и пробормотал:

– Так это… убийство же у нас…

Теперь настала очередь опешить самому Гурову. Первая же мысль, промелькнувшая в голове, была о том, что, не дай бог, что-то случилось с Настей Овчинниковой. Но с ней наверняка все в порядке, потому что еще вчера вечером мать знала бы о происшествии. К тому же и местный страж не стал бы предлагать «папаше» ждать девочку дома. Охранник объяснил, где найти директора лагеря. Бросить пост он отказался, сославшись на инструкцию. Но как раз это Гурова и устраивало. Он быстрым шагом шел по асфальтированной аллее, осматриваясь, отмечая, что готовность лагеря к первой смене не полная, что работать придется в несколько смен, чтобы все успеть. И что обстановка в лагере несколько нервозная. Вон прораб или мастер материт двух рабочих с тачкой. Понятно, что детей здесь еще нет, но как-то обстановка детского лагеря этого человека не облагородила. Хотя разгильдяи могут довести до белого каления любого выдержанного человека.

А вот эта картина была знакома, даже очень. Лев Иванович увидел молодого человека двадцати с небольшим лет, который сидел за столом на веранде и быстро что-то писал, то и дело поднимая глаза на собеседника. Под рукой у юноши была толстая кожаная черная папка для документов, а перед ним сидел мужчина в рабочей спецовке, прямой как палка и с мученически напряженным лицом. Ясно, один допрашивал и записывал показания, а второй эти показания давал, лихорадочно думая о том, чем все это может лично для него закончиться. Все было понятно – молодой оперативник опрашивал свидетелей преступления.

Поймав за рукав проходящего мимо мужчину с несколькими рулонами обоев в охапке, Гуров спросил, где найти директора Касаткина. К его удивлению, директором оказался как раз этот человек.

– Я Касаткин, а вы, собственно…

– Полковник полиции Гуров Лев Иванович, – сыщик раскрыл удостоверение, а потом снова спрятал его в карман. – А вас, простите?

– Артем Михайлович, – обреченно заявил директор, подозвал какую-то женщину и вручил ей свои рулоны. – Вы, значит, прямо из министерства? Что, и туда дошло? Дело-то ведь простое, несчастный же случай, а шуму… Нет, я все понимаю, жизнь человека… конечно, это беда, но ведь они всегда случаются.

Гуров смотрел, как выкручивается этот человек, и думал, что директору сейчас несладко. Слабые, вялые и безынициативные директорами, в том числе и детских оздоровительных лагерей, не становятся. А ведь случилось что-то гораздо более неприятное, чем гибель кого-то в результате несчастного случая.

– Это мы потом обсудим с вами, Артем Михайлович, – строго заявил Гуров. – А сейчас давайте с вами пройдем по лагерю и найдем девочку Настю Овчинникову. Есть у вас такая девочка-волонтер?

– Овчинникова? – директор удивленно уставился на полковника из министерства, а потом кивнул на ближайший корпус. – Пойдемте, они там сейчас, внутри помещения отмывают.

Чтобы избежать расспросов, Гуров всю дорогу до обозначенного корпуса расхваливал лагерь и то место, где он расположен. Прежде чем начать задавать умные вопросы, сыщик предпочитал собрать побольше фактов, получить хотя бы визуальное представление о создавшейся обстановке. А спрашивать глупости Гуров не любил. Когда ему показали стройную высокую девушку в бейсболке, надетой козырьком назад, с тряпкой в руке, Гуров тут же отправил директора по неотложным делам, пообещав найти его попозже, чтобы задать несколько вопросов. А пока вопросы можно и нужно было задать девушке.

– Настя, привет, – улыбнулся Гуров. – Ты меня, наверное, помнишь. Меня твоя мама Любовь Сергеевна попросила заскочить и передать тебе паспорт.

– Ой, спасибо, дядя Лева! – улыбнулась не очень весело девушка. – Я его забыла, а сейчас нам оформляться на работу надо, а я без документов. Спасибо вам огромное!

– Я смотрю, у вас тут работы в самом разгаре. Скоро открытие сезона! – Гуров обвел рукой здание корпуса, а потом взял девушку под локоть и увлек в сторонку, к лавке у стены. – Давай-ка, Настенька, немного поговорим с тобой про ваши дела. Что тут у вас происходит?

– Несчастный случай, дядя Лева, – вздохнула девушка и, сняв с головы бейсболку, растрепала короткие волосы. – Прям настроения даже никакого нет. Тут рабочий один упал в яму – и насмерть. Теперь вот всех допрашивают, полиция постоянно здесь, все на нервах. Какой уж тут праздник для детей устраивать, когда его и в душе нет.

– Ну, несчастные случаи бывают, Настюша, – Гуров похлопал девушку по руке. – Чего уж там. Рабочего, конечно, жалко, но мне кажется, причина тут в несоблюдении требований охраны труда и правил безопасности. Разберутся!

– Да тут еще такое, дядя Лева… – девушка замялась и почему-то тревожно обернулась и посмотрела по сторонам. – У нас Ритка Логинова записку получила и теперь не знает, куда деваться. Струсила, а ей не разрешают домой уехать, говорят, что еще допрашивать будут. А ей знаете, как страшно!

– Тихо, Настюша, тихо, – остановил девушку Гуров. – Ну-ка с самого начала. Что за записка, с какими угрозами, кто передал?

– Ну, короче, так было. – Настя собралась и попыталась начать рассказывать все по порядку.

Максим, тот самый рабочий, который упал в яму, выкопанную для заливки бетона, и умер, был парнем хорошим, и ему нравилась Рита Логинова. Рита, как и другие девушки, была студенткой, досрочно сдала сессию, чтобы поехать на подработку в детский оздоровительный лагерь. Сначала волонтером, а потом, когда откроется первая смена, остаться вожатой в одном из отрядов. Когда тело рабочего увезли на «Скорой», девчонки, кто посмелее, бегали к той яме, чтобы посмотреть. Говорят, там кровь и вообще жутко. А утром Ритка нашла у себя под подушкой записку с угрозами, что если она раскроет рот, то и ей не жить. А о чем речь, о чем рот раскрывать нельзя, вообще непонятно. Короче, жуть, да и только!

Выслушав рассказ девушки, Гуров посмотрел на наручные часы. Да, ситуация, конечно, неприятная. Ладно бы еще только нелепая смерть рабочего, но тут еще и записка. Наверняка чья-то неумная и циничная шутка. Как-то придется рассказать обо всем этом Маше и, конечно же, ее подруге. Сам Гуров о дурацкой записке умолчал бы обязательно, но вот Настя, с ее юношескими эмоциями, расскажет обязательно. Ладно, решил Лев Иванович, времени еще немного есть и стоит поговорить с оперативником.

Когда Гуров поднялся на веранду, молодой человек закончил опрос свидетеля и собрался было идти за следующим, но тут увидел неизвестного мужчину старше себя по возрасту, в очень хорошем костюме и с очень серьезным лицом. Почему-то лицо незнакомца заставило молодого опера насторожиться. У Гурова не было времени на игры в загадочность, и он с ходу показал молодому человеку свое удостоверение. К удовольствию сыщика, молодой опер нисколько не испугался, не изобразил чинопочитание, а, наоборот, деловито представился:

– Оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант полиции Безруков. Слушаю вас, товарищ полковник.

– Это я вас слушаю, товарищ лейтенант, – спокойно ответил Гуров и кивнул на стул. – Давайте-ка присядем и вы мне коротко и внятно доложите о том, что здесь произошло. Про смерть рабочего, про странную записку.

– Дело обстоит следующим образом, товарищ полковник. – Лейтенант послушно сел на стул напротив гостя и терпеливо стал пояснять: – Вчера вечером здесь в результате несчастного случая, упав в яму, погиб рабочий. Да, действительно, записка была, но не в этом лагере. Вас кто-то дезинформировал, товарищ полковник. Просто в соседнем лагере «Росинка» сегодня утром тоже погиб рабочий, но это, к сожалению, убийство. Так вот, там, в «Росинке», одну из девушек преступники запиской предупредили, чтобы она не раскрывала рта, полагая, что она что-то знает об убийстве или причинах убийства.

– И вы решили начать оперативные мероприятия именно с этого лагеря? – удивился Гуров, сразу отметив себе несоответствие и странность ситуации.

– Там работы больше, а здесь просто дежурный сбор информации и объяснения очевидцев. Закончу здесь, а потом плотно возьмусь за второй лагерь.

– Каким образом было совершено убийство в «Росинке»? – спросил Гуров озабоченно.

– Самодельный нож, изготовленный кустарно из куска стали. Ударили в спину под лопатку и даже нож не извлекли. Рабочий умер почти сразу. Простите, товарищ полковник, вы все подробности можете узнать в нашем отделе полиции, а мне нужно спешить. Оба лагеря в первую смену ждут иностранных детей, а тут такой скандал. Мне нужно закончить работу.

– Хорошо, работайте, – кивнул Гуров, озадаченно барабаня пальцами по столу.

Лев Иванович сразу подумал о Насте Овчинниковой и странных совпадениях. Двое погибших рабочих, две записки, а об одной из них лейтенант даже не знает. Проводив взглядом оперативника, Гуров поднялся и поспешил назад к корпусу, где работала Овчинникова. Он вызвал Настю и попросил позвать ту самую Маргариту и чтобы та принесла записку.

Девушка оказалась довольно крупной, выглядевшей взрослой не по годам. Она испуганно посмотрела на Гурова, потом на подругу, но Настя успокоила Риту, что Льва Ивановича знает давно, он друг ее мамы и обязательно во всем разберется.

– Я ее выкинула со страху, – призналась Рита. – Меня так трясло, что я порвала ее на мелкие кусочки и смыла в унитаз.

– Кто еще знает о записке?

– Только Настя, мы с ней дружим, и еще одна девочка. Но она никому не расскажет. Она и мне советовала никому не говорить.

– Хорошая девочка, правильно посоветовала, – одобрил Гуров и достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и авторучку. – Теперь, Рита, вспомни текст, точно его вспомни.

На глазах Риты вдруг появились слезы. Девушку затрясло, да так, что ей пришлось обхватывать себя руками, чтобы унять этот озноб страха. Настя обняла подругу, прижала к себе. Рита не сразу из-за спазма лицевых мышц смогла произнести, но потом все же выдавила из себя:

– «Откроешь рот – и пойдешь за ним следом…» Так там было написано.

– Ну, все, все, Рита. – Гуров погладил девушку по голове. – Теперь ты под защитой полиции и тебе ничего не грозит. Ты лучше расскажи о Максиме Смирнове. Что он был за человек?

– Не знаю, – пожала Рита плечами. Озноб начинал проходить.

– Ну он же вроде ухаживал за тобой, знаки внимания оказывал, – напомнил Гуров.

– Да какое там ухаживание, – вздохнула девушка. – Это типа игры было. Как-то раз на пороге столовой я споткнулась и тапочку с ноги потеряла, а он следом шел, подобрал и при всех шутливо встал на колено, как перед Золушкой из сказки. Ну, я подыграла. Всё при людях. Так, поприкалывались. Ну и при встрече иногда продолжали прикалываться. Всем было весело. А так-то я его близко не знала. Ну, пару раз разговаривали с ним. Я сказала, где учусь, он рассказал, что работает в бригадах, зарабатывает на машину. А живет с матерью.

– А еще? – попросил Гуров.

– Больше ничего. Лет ему двадцать девять. Это я тоже спрашивала. Не знаю, Лев Иванович, что еще рассказать. По мне, так он хороший парень был.

Увидев на соседней дорожке, ведущей к административному корпусу и столовой с кухней, человека со строительной тачкой, Гуров узнал в нем того самого молодого мужчину, которого недавно допрашивал Безруков. Раз лейтенант его допрашивал, значит, этот рабочий более или менее близок был с погибшим. Поблагодарив девушек, сыщик отправился догонять рабочего. Догнать его удалось у дальнего угла здания, где виднелись кучи земли и песка. Представившись, Гуров проговорил:

– Я знаю, вас допрашивал лейтенант Безруков. Скажите, вас как зовут?

– Алексей, – напряженным голосом ответил рабочий. – Жариков. Я вроде тому лейтенанту все и рассказал.

– А вы можете показать место, где погиб Смирнов?

– Могу, – уныло пожал плечами рабочий. – Чего его показывать, вон она, яма-то.

Они двинулись к небольшому котловану возле трансформаторной подстанции на задах столовой. На краю котлована стояла большая емкость под дизельное топливо. Судя по всему, здесь установлен еще и резервный генератор, на случай отключения электрического тока. Разумно, учитывая, сколько продуктов на кухне и какая их часть должна находиться в холодильниках.

– Вы дружили со Смирновым? – как бы между прочим спросил Гуров. – Хорошо его знали?

– Ну, как дружил. Знаю давно, мы с ним в одних бригадах часто пересекаемся. И здесь, и в городе. Заработать хочется, вот и крутимся. И Макс крутился. Есть любители после работы расслабиться, вмазать с получки, а Макс – нет, деньга в карман – и домой или на другой объект. Так-то он парень хороший был, не конфликтный. Его многие прорабы знали хорошо. Ну, вот сюда он и упал…

Жариков остановился и хмуро посмотрел вниз, сделав странное движение рукой. То ли мысленно горсть земли бросил, как в могилу, то ли показать хотел, где лежало тело. Собственно, где лежало тело, было понятно без слов. Кровь была присыпана свежим песком, но все равно ясно, куда рухнул парень. Да и кровь на торчащей вертикально арматуре говорила о многом. Страшноватая смерть, подумал Гуров. Как же Смирнова угораздило сюда свалиться?

– Как его угораздило сюда свалиться? – спросил Гуров на всякий случай.

– Не знаю. Может, грунт поехал. Вон, видите, на краях осыпь. Не рассчитал чего-нибудь, а может, и уставший был. Мы же с ним по вечерам допоздна на квартирах работаем в новом элитном доме.

– Может быть, – согласился Гуров и, кивнув рабочему, отправился искать лейтенанта Безрукова.

Молодого опера Гуров нашел у самого выезда из лагеря, когда тот садился в старенькую, но ухоженную «Мазду». Увидев полковника, Безруков вежливо кивнул, вышел из машины и захлопнул дверь. Гуров рассматривал лейтенанта, пытаясь понять, что же ему в нем не нравилось. Молод, симпатичен, дело свое делает с энтузиазмом, уверенности в своей правоте на троих хватит. Но это все не недостатки. Это молодость, неопытность – все то, что с годами проходит, трансформируется в опыт. А не нравилась Гурову в этом оперативнике поспешность суждений. При недостатке информации с выводами спешить нельзя.

– Как тебя зовут, лейтенант? – спросил Гуров, умышленно переходя на «ты», чтобы смутить парня, снять с него эту маску самоуверенности.

Обращение полковника к нему на «вы» как бы повышает лейтенанта в собственных глазах, добавляет необоснованной самоуверенности. А это вредно и для работы, и для здоровья. А так лейтенант сразу подумает, что он делает что-то не так, полковник из главка недоволен чем-то, может доложить куда-нибудь, и лейтенанта накажут. А может, и звание задержат. Так что такое неожиданное обращение тонизирует молодежь.

– Тимофей, – неуверенно пробормотал оперативник, и на его лице сразу промелькнул весь набор сомнений, о которых только что размышлял Гуров.

– Тимофей, – кивнул Гуров задумчиво. – Есть версии, Тимофей? Тут рабочий, в соседнем лагере рабочий. Прямо поветрие какое-то, повышенная частота гибели рабочих на один квадратный километр детских лагерей в преддверии открытия первой смены.

– Здесь очевиден несчастный случай, товарищ полковник, – сразу сорвался с места в карьер Безруков. – И свидетель Жариков показывает, что причиной могла быть усталость, хроническое недосыпание человека, который работает от темна до темна на нескольких работах. А то, что и здесь, и в соседнем лагере, так как раз одной из причин травматизма и несчастных случаев на производстве всегда являлась спешка, авральные работы.

– Статистика, значит? Хороший аргумент. Другие идеи есть? – спросил Гуров, но потом махнул рукой: – Ладно, пока еще не время делать выводы. Удачи, лейтенант Тимофей Безруков.

Проводив взглядом машину оперативника, Гуров осмотрелся по сторонам и увидел в стороне от дорожек уединенную беседку в зарослях черемухи. Усевшись на лавку и распустив узел галстука, он посмотрел на часы. Так, Орлов еще к заместителю министра не ушел, значит, в кабинете. Он там уже часов с восьми утра.

– Але, Петр Николаевич, удобно говорить? – по привычке поинтересовался Гуров, услышав в трубке голос Орлова.

– Если коротко, то удобно, – быстро ответил Орлов. – Ты что, застрял где-то или уже приехал?

– Можно сказать, что и застрял, но могу в любой момент повернуть оглобли и быть в означенное время у тебя. Но тут есть одно дело, о котором хотелось с тобой поговорить.

– Нашел время, – проворчал Орлов, но тут же замолчал, потом прикрыл трубку рукой. Стало слышно, как он кого-то выпроводил из кабинета. – Ну, что у тебя там стряслось?

Лев Иванович и не сомневался, что Орлов не отмахнется, а выслушает. Все-таки они знают друг друга уже столько лет, что понимают с полуслова. И если Гуров позвонил в такое время и хочет что-то обсудить, то основания у него есть, и очень серьезные. Не стал бы Гуров дергать шефа в такое время пустяками.

– Слушай, Петр, тут странные вещи и странные смерти в двух рядом расположенных детских оздоровительных лагерях. А делом этим занимается зеленый мальчишка, лейтенант из местного отдела полиции. А скоро открытие смены, и сюда приедут иностранные дети.

– Ты в каком лагере и как туда попал? – вдруг холодно осведомился Орлов.

– Так я же вчера тебе… – и тут Гуров вспомнил, что он вчера лишь спросил разрешения задержаться, но не рассказывал, куда и зачем хочет заехать перед работой, чтобы выполнить просьбу жены. – Лагерь «Страна чудес». А по соседству «Росинка». Парень напортачит, потому что ему уже за два часа все стало ясно. Два трупа, Петр, две записки с угрозами. Ты меня знаешь, я панику поднимать не любитель, но надо позвонить в их Управление и попросить прислать толкового опера, чтобы он руководил розыскными мероприятиями. Лучше бы в МУР, но оба лагеря за пределами МКАДа, за чертой города. Тут ГУВД не привлечешь. Два трупа – это не шутка, Петр.

– Вообще-то три, – странным голосом сказал Орлов.

– Что? Я не понял? – насторожился Гуров, оглядываясь по сторонам и проверяя, не слышит ли кто его разговора. – Что три?

– Трупа три, – пояснил Орлов. – Ты просто еще не в курсе, что сегодня утром на своей машине насмерть разбился директор лагеря «Росинка». Так что трупов уже три. Каждый день по трупу.

– Ничего себе, – Гуров хотел было встать, но тут же снова опустился на лавку. – Ты откуда знаешь?

– Из сводки, – хмыкнул Орлов. – Название редкое, услышал, запомнилось.

– А вот это мне уже совсем не нравится, тут никакой статистикой не объяснить.

– Статистикой? Да, брат, тут уже к статистике не обратиться. Ну, в общем, вот что, Лев Иванович. Ты там в курс дела уже, я так чувствую, вошел немного. Бери-ка в свои руки это дело и разберись. Времени действительно мало, и скандал с лагерями никому не нужен. Если что, Крячко будет на связи и подстрахует тебя. Можешь ему звонить, я Станислава предупрежу. И сейчас организую звонок в отдел полиции, чтобы там были готовы. Как зовут этого молодого оперативника, который занимается лагерями?

– Лейтенант Тимофей Безруков.

– Тимофей? – усмехнулся Орлов. – Редкое имя.

– Сейчас уже не редкое. Сейчас обычными именами уже не называют, всем подавай Тимофеев, Родиславов, Прохоров и Светозаров. Ладно, звони в Управление, а я поехал в «Росинку». Здесь, в «Стране чудес», пока мне все понятно. Плясать надо от «Росинки». И еще, Петр, пусть Станислав мне перезвонит как можно скорее. Ему есть задание.

Гуров сел в машину и завел мотор. В голове привычно складывался план предстоящей работы по этому делу. Солнце поднялось уже высоко, и теперь оно не проникало через ажурные кроны деревьев, склонившихся над дорогой. Да и дорога уже не выглядела по-весеннему веселой. Что-то мрачное и недоброе повисло в воздухе. «Эмоции, – упрекнул себя Лев Иванович, – никак не можешь без эмоций. Ну-ка, соберись!»

Глава 2

Лейтенант Безруков выглядел обескураженным и явно не знал, как себя вести с Гуровым, как смотреть на него. Только недавно он разговаривал с полковником как с человеком старшим по званию, но докучающим и лезущим в чужие дела. Ведь это не его работа, Гуров работает в главке уголовного розыска, а главк рутиной не занимается. И тут такой сюрприз – вызов к руководству и приказ поступить в подчинение к полковнику Гурову и продолжать работать по делу о гибели в двух детских лагерях. Тимофей Безруков не знал, как объяснить этот ход начальства и то, зачем самому Гурову или его начальству такое назначение. Личное? Или от Безрукова скрывают истинное положение вещей, истинную причину? А вдруг там подозревают участие кого-то из уголовного мира, кто имеет особый вес, особое влияние, или там есть выход на важные, нашумевшие дела, нераскрытые преступления или на что-то подобное? Безруков ломал голову над этими вопросами и не подозревал, что муки поисков ответов, как в зеркале, отражались на его лице.

Ехать в отдел полиции в рабочий кабинет Безрукова Гуров не хотел. Это и потеря времени, да и афишировать свое участие в районном отделе не хотелось. И в каком-то из лагерей устраивать рабочее совещание на глазах персонала и волонтеров не стоило. Поэтому Гуров остановил машину у придорожного кафе, в котором он еще вчера приметил кофемашину. Здесь, по пути в лагеря, он и назначил встречу Безрукову. Место, конечно, непривычное, но оперативник обязан уметь взаимодействовать с коллегами в любой обстановке и в любых условиях.

– Ну, Тимофей, продолжаем работать, – сказал Гуров, делая вид, что не замечает состояния оперативника. – Теперь мы работаем вдвоем, а значит, дело пойдет в два раза быстрее. Итак, давай совещаться, устроим мозговой штурм.

Безруков обвел взглядом полупустое кафе с чистеньким интерьером и запахом свежей древесины. Наверняка кафе недавно заново отделали деревянными панелями. За стойкой не очень громко играла современная музыка из категории «попса ни о чем». У окна завтракала семья из четырех человек, судя по номерам, питерская и направляющаяся в южном направлении. Муж с женой лет по тридцать и две девчушки с косичками, в нарядных платьях. С другой стороны в углу сидели двое мужчин – шоферы-дальнобойщики. Вполне дорожная обстановка. Игнорируя недовольство лейтенанта, Гуров заказал кофе и стал неторопливо размышлять вслух:

– Итак, самое главное, что нужно понять, пытаясь раскрыть преступление?

– Понять, у кого есть мотив, – сдержанно ответил лейтенант. – Нас учили на юрфаке так: поймешь, кому выгодно, – найдешь преступника.

– Логично, – согласился Гуров, – есть такая методика. И действует безошибочно, но с маленькой оговоркой – если преступление совершено случайно, то мотив понять невозможно. Или спонтанно совершенное преступление, в состоянии аффекта. Ты не огорчайся, Тимофей, что я возражаю. И не думай, что я хочу приуменьшить заслуги и ум твоих педагогов на юрфаке. Я просто пытаюсь дать тебе понять, что шаблонами мыслить нельзя. А еще есть такой закон природы – причина никогда не бывает одна. У того или иного явления или события бывает комплекс причин.

Безруков задумчиво крутил в ладонях чашку с кофе и сосредоточенно молчал. Это Гурову понравилось. Парень не ерепенился, не бросался сразу возражать. Он думал, а это занятие Лев Иванович очень уважал. Теперь надо направить эти размышления на продуктивную стезю, а то ведь размышления могут ограничиться путешествием по замкнутому кругу.

Семья из-за столика у окна стала шумно собираться в путь. Девчушки-дошкольницы бурно что-то обсуждали, и обсуждения у них уже перерастали в спор. Отец быстро навел порядок в семье и вывел всех женщин на улицу. Гуров ждал, выдерживая паузу, Безруков должен сосредоточиться на его мысли. Не надо его торопить. Наконец лейтенант заговорил:

– Хорошо, допустим, товарищ полковник! Максим Смирнов из «Страны чудес» мог стать жертвой несчастного случая. Это раз. Его могли столкнуть в этот чертов котлован, это два. Все? Где тут множественность причин?

– Пожалуйста, – пожал плечами Гуров. – Смирнов совершил самоубийство, находясь в состоянии аффекта, например его бросила девушка, а он очень впечатлительный человек и болезненно переживает утраты. Это три. Четвертый вариант – он бросился спасать кого-то, кто мог упасть в котлован, и свалился туда сам. Пятый – рабочий увидел на дне в котловане что-то ценное или важное и полез туда, никому не сообщив, чтобы не делиться, и погиб. Хватит? Обрати внимание, что в предложенных мною вариантах обязательно не будет свидетелей. За исключением, конечно, случаев, когда он кого-то спасал, но спасенный не захочет себя выдавать, испугается и будет все скрывать от следствия.

– Да, – улыбнулся лейтенант, – я не подумал об этом. А ведь действительно. На первый взгляд ваши варианты кажутся маловероятными. Но они реальные. А одно преступление всегда отличается от другого. Значит, вы допускаете, что и смерть в «Стране чудес» могла быть в результате преступления?

– Скажем так, я не исключаю. Потому что исключать нельзя и мы с тобой обязаны отработать все версии.

– Только я вот не пойму, товарищ полковник, – лейтенант солидно нахмурился. – Вы вот меня упрекаете в том, что я хватаюсь за версии, которые, по-вашему, несостоятельны, и тут же мне говорите, что рассматривать и проверять надо все версии.

– Отвечаю по порядку. – Гуров сдержал улыбку, чтобы она все же не задела самолюбие молодого оперативника. – Раз уж мы будем работать вместе, называй меня Львом Ивановичем, а не обращайся по званию. А упрекаю я тебя, Тимофей, не в том, что ты придумал версию, на мой взгляд, неудачную. Я недоволен тем, что ты на ранней стадии расследования уже выделил главную версию, а остальным не уделяешь должного внимания. Сейчас все версии равны, потому что у нас нет практически никаких доказательств. Да, нож в спине убитого – это, скорее всего, говорит именно об убийстве, и не обязательно умышленном, совершенном группой лиц по предварительному сговору. Эту и другие подобные идеи мы с тобой оставим для судьи или для следователя, который будет формулировать обвинение. Поэтому я с удовольствием выслушаю от тебя все, даже самые невероятные, версии и обдумаю каждую. А иерархию из версий мы будем выстраивать тогда, когда у нас начнутся появляться доказательства, улики и подозрения. А пока надо просто работать и копить информацию, в том числе и в папке по этому делу: объяснение за объяснением, рапорт о проделанной работе за рапортом. И в голове, где одна к другой будем складывать и выстраивать в нужном порядке догадки. Иногда, может быть, придется их менять местами или перекладывать, как карты из одной колоды в другую, колоду другой версии.

– Ну, это понятно, – лейтенант постарался ответить солидно, хотя по глазам было видно, что он несколько растерян.

– Ну и славно, что понятно, – кивнул Гуров и опрокинул в рот остатки кофе из чашки. – Тогда твоя задача на пару последующих дней – изучить окружение обоих погибших рабочих, найти сектора, в которых круг одного пересекается с кругом другого.

– Искать мотивы?

Гуров смотрел на молодого оперативника и думал о том, что можно научить человека почти всему, дать ему в руки все инструменты для оперативно-розыскной работы, но настоящим сыщиком человек может и не стать. Нет, он, конечно, сможет работать с определенной эффективностью, даже руководить отделом уголовного розыска, а возможно, и дорасти до заместителя начальника Управления по оперативной работе. Но дело в том, что начальниками становятся, как правило, не хорошие специалисты, а люди, умеющие создавать видимость работы, стремящиеся все организовывать и демонстрировать свою лояльность к руководству. Не быть лояльным, а именно демонстрировать.

Это, конечно, не огульное обобщение, которое сделал Лев Иванович за долгие годы работы в уголовном розыске. Примеров обратного тоже было немало. Например, старый друг генерал Орлов. Петр Николаевич Орлов был удобен своему начальству. И начальство продвигало его по карьерной лестнице прежде всего именно потому, что он был удобен. Он умел прикрывать тылы и недоработки своего руководства. Более того, им можно было гордиться, его можно ставить в пример и быть уверенным, что Орлов не подведет, что бы ни случилось. Петр Николаевич был тем случаем, когда в нем сосредотачивалось мастерство сыщика с мастерством руководителя. Сколько же раз Орлов уговаривал и Гурова перейти на руководящую должность, начать передавать знания и опыт молодым сотрудникам. Но Лев Иванович не любил отвечать за других и нести ответственность за чьи-то недоработки и тем более чужое разгильдяйство. И теперь Орлов был начальником, а Гуров – опером, каких еще поискать, и это положение его устраивало.

А вот кем был Тимофей Безруков? Ответов на этот вопрос сыщик пока не находил. Сказать, что лейтенант еще никем не был, не сформировался как личность, как профессионал? Нет, Гуров был уверен, что к двадцати с небольшим годам личность уже у каждого вполне сформирована. И человек движется по жизни, руководствуясь принципами, в этой личности заложенными раз и навсегда. Взрослый человек не меняется, он может только приспосабливаться, а вот станет он профессионалом в той или иной профессии, можно понять уже сейчас. Человека можно научить рисовать, преподать ему основы живописи, дать богатую практику, но станет ли он корифеем? Не обязательно. Помимо хороших знаний и набранного опыта, есть еще один фактор, который должен присутствовать. И называется он талант. Кто-то скажет, что вершин профессионализма можно достичь и без таланта, а лишь усердием и колоссальным трудолюбием. Но, простите, величайшее усердие в освоении мастерства, колоссальное трудолюбие – уже сами по себе талант, причем редкостный. А отсюда и успехи в профессии.

Гуров разыскал Милу Фролову, вторую девушку, получившую записку с угрозами, в лагере «Росинка» не скоро. Девушка сидела на лавке за крайним корпусом в полном одиночестве и смотрела в землю перед своими ногами. Сыщик остановился. Мила выглядела старше своих лет, была яркой брюнеткой с роскошными густыми волосами. Да, есть о чем подумать этой девушке, есть чего бояться. Безруков рассказал, что допрашивал Фролову и она призналась, что у нее были отношения с погибшим рабочим Вячеславом Андреевым. И записка с предупреждением, которую она нашла под подушкой в своей комнате в лагере, точно так же, как и Маргарита Логинова в лагере «Страна чудес». Текст, судя по всему, был одинаков в обеих записках, а это означало, что писал их один и тот же человек. Одно маленькое несовпадение все же было. У Маргариты, волонтера из соседнего лагеря, с погибшим рабочим отношений не было. Была игра, со стороны похожая на отношения.

– Здравствуй, Мила, – негромко сказал Гуров, подошел и сел рядом с девушкой на лавку. – Это я хотел с тобой поговорить. Полковник Гуров. Можешь звать меня Лев Иванович.

– Понятно, – бесцветным голосом произнесла девушка, мельком глянув на сыщика. – Опять допрашивать будете?

– Ты знаешь, нет, не допрашивать, – пожал Гуров плечами. – Допрос – это когда под запись, с заполнением протокола или бланка объяснений. Но это все есть, а мне хотелось бы поговорить с тобой, понять, что же произошло на самом деле.

– На самом деле? – вспыхнула Мила и обожгла мужчину негодующим карим взглядом. – На самом деле убили человека. Вот прямо в лагере и убили. И меня запугивают так, что я спать боюсь, даже когда девчонки в комнате рядом спят.

– Они думают, что вы что-то знаете, что у вас были доверительные отношения с Вячеславом, – попытался догадаться Гуров.

– Доверительные? – Девушка посмотрела на Гурова странным взглядом. То ли с интересом, то ли с недоумением. – Как вы завуалировали вопрос. А хотели же узнать, спала я с ним или нет?

– Смелая девочка, – с иронией заметил Гуров. – Вот так запросто бросаться такими понятиями в разговоре с незнакомым мужчиной. Хочешь показаться взрослой? Это неплохо, только старайся казаться взрослой, используя взрослые суждения, а не цинизм. Между прочим, доверительные отношения, дружба, любовь – это всё чувства, это картина внутреннего мира человека. А секс – это всего лишь поступок. Чувствуешь разницу масштабов того и этого? Скажу тебе по секрету, как человек взрослый и проживший долгую жизнь, секс бывает и без любви, интимные отношения, как это ни печально, часто основываются не на глубоких чувствах. Так что меня интересовали ваши отношения, а не поступки, которые вы могли совершать.

– Странный вы человек, Лев Иванович, – девушка с интересом посмотрела на собеседника. – Вы вроде бы и воспитываете, поучаете, но почему-то это не бесит.

– Нет, ну бесить я тоже умею, и еще как! – доверительно заявил Гуров.

– Ну ладно, я поняла вас, – вздохнула Мила. – Ничего у нас такого не было со Славкой. Даже не целовались. Интересно с ним было, лестно, что взрослый такой парень внимание мне уделяет, но… у меня тоже есть свои принципы. А записка была не по адресу, потому что я ничего такого о нем и не знала. Даже не понимаю, за что его можно было убить. Даже намека никакого не было, что он занимался чем-то таким… криминальным.

– Получается, ты согласишься, что, глядя на ваши отношения со Славой со стороны, можно было поверить в их серьезность? И кто-то, кто написал и подбросил тебе эту записку, в это поверил?

– Наверное, – пожала девушка плечами и, повернувшись к сыщику, заверила: – Ну правда, я представления не имею, о чем там речь, по какому поводу мне нельзя рот раскрывать. Можно я уеду домой?

– Мила, поверь, что здесь ты в большей безопасности, – улыбнулся Гуров. – Ты на виду, вокруг люди, и преступники теперь очень рискуют, проявляя себя любым способом. А в городе у них руки развязаны. Это первый фактор. А второй заключается в том, что они тебя предупредили и успокоились на этом. И еще. Ты же понимаешь, что родителей до инфаркта доведешь, если расскажешь, что здесь произошло. А рассказать придется, иначе как ты объяснишь, что уехала из лагеря. Представь свой рассказ! У тебя, восемнадцатилетней девчонки, отношения с мужчиной, которому за тридцать. Его убили, а тебя предупредили, чтобы не болтала. А почему? Потому что они тебя посчитали любовницей этого мужчины, который, кстати, еще и в криминале может быть замешан. Так подумают твои родители. Хороший букет ты им преподнесешь, правда?

– Да уж, – вздохнула Мила. – Инфаркт им обеспечен.

– Ну вот и договорились. Работай, ни о чем не думай, а мы свое дело сделаем. Уверяю тебя, что мы во всем разберемся и всех поймаем.

Разговаривая с Милой Фроловой, Гуров не ждал каких-то открытий и откровений. Он хотел просто убедиться, что Безруков ничего не упустил и все понял правильно, получая показания этой девушки. А еще уяснить для себя, что в обоих случаях девушки не имели никакого отношения к криминальным делам приписываемых им ухажеров. Если, конечно, те и впрямь были замешаны в чем-то незаконном. Это было важно, это нужно было знать наверняка. А вот от разговора с директором лагеря «Страна чудес» сыщик ждал многого. Поскольку с Касаткиным они уже были знакомы: Гуров в первый свой приезд сюда искал Настю Овчинникову по просьбе своей жены, тогда и познакомился с директором. И вот теперь настало время поговорить более обстоятельно.

Директор Артем Михайлович Касаткин катался по территории, как мячик, стараясь везде успеть, все осмотреть. Он сейчас и был похож на мячик даже внешне. Невысокий, какой-то весь округлый, с большой лысиной во все темя, он метался по территории, кого-то ругая, кому-то давая советы, кому-то что-то обещая. Лысина блестела, на спине и под мышками легкой летней рубашки расползались темные пятна проступающего пота. Гуров поймал директора, как и в прошлый раз, почти схватив за руку. Надо отдать должное, Касаткин сыщика сразу узнал. Или Гурову показалось, или правда директор воспринял эту встречу на территории лагеря с каким-то облегчением. Мол, он не виноват, обстоятельства, органы, печальные события. И значит, можно сидеть и говорить и не метаться по лагерю. Уважительная причина!

В кабинете директора тихо жужжал кондиционер, который Касаткин сразу выключил, с сомнением покрутив потной шеей. Продует в один момент. Оглянуться не успеешь. Гуров не стал ждать приглашения, а уселся за длинный приставной стол для совещаний. Касаткин нерешительно потоптался и решил, что восседать перед полковником полиции за своим рабочим столом с видом хозяина кабинета не стоит. Слишком много неприятных событий в его хозяйстве. Так что не до амбиций. И Касаткин уселся напротив Гурова.

– Так я вас слушаю, товарищ полковник.

– Не надо так официально, – поморщился Гуров и откинулся на спинку стула. – Честно говоря, терпеть не могу, когда ко мне обращаются по званию. Вы не мой начальник, не мой подчиненный, да и те меня редко по званию величают… Давайте проще. Меня зовут Лев Иванович, а поговорить я с вами хотел бы, разумеется, о несчастных случаях, которые имели место совсем недавно.

– Несчастных случаях? – Лицо директора стало напряженным. – Но у меня же в лагере только один…

– Один, – согласился Гуров и, чуть понизив голос, добавил: – Но вы правильно отметили, Артем Михайлович, что это у вас в лагере только один случай. А рядом, в соседнем лагере? Тоже рабочий погиб, такой же, как и у вас. Только там еще и… директор!

Гурову приходилось видеть, как от волнения бледнеют люди или как от гнева лицо собеседника наливается кровью. Многое ему приходилось видеть за годы работы в уголовном розыске. Лицо часто выдает своего хозяина, надо просто уметь смотреть на лица, на реакции. Тогда она была весьма красноречивой и очень быстрой. Касаткин побледнел как полотно мгновенно. Сыщик даже забеспокоился, как бы директору лагеря не стало плохо.

– Так вы намекаете на что? – судорожно сглотнув, поинтересовался Касаткин. – Что Тихомиров умер не от сердечного приступа? Мне же сказали, что ему за рулем стало плохо и он разбился на машине, когда ехал утром на работу.

– Да на что же мне намекать-то? – Гуров изобразил крайнее изумление. – Хотя я еще не знакомился с заключением медиков о причинах смерти вашего коллеги из «Росинки». Но знаете, наверное, это профессиональная деформация у меня: не верится мне, что две смерти рабочих и смерть директора, и все в пределах двух детских лагерей, были случайными и простыми совпадениями. Знаете, даже наука статистика – и та бы удивленно выпучила на меня глаза, заяви я, что все это и правда совпадение. А вы как находите, Артем Михайлович?

Касаткин с удивлением слушал всю эту белиберду, которую нес Гуров, а в голове его явно крутились сомнения. И сыщик это отчетливо видел. Видел он и то, что директор боялся. Но вот каковы причины его страха, предстояло выяснить. И тут интуиция подсказала Гурову, что не стоит темнить, что собеседник готов и сам высказаться о своих опасениях и страхах. А интуиция сыщика никогда не подводила, ведь она базируется на богатом опыте работы и знании людей, на наблюдательности. И Гуров решил рискнуть:

– Артем Михайлович, а вы давно знакомы с Тихомировым?

– Ну, как говорится, шапочно я его давно знал. Он все время крутился, мелькал где-то в коридорах администрации района. Я тогда не особенно интересовался, в каких он там ГУПах или МУПах работает. А директором «Росинки» его назначили три года назад. Это должен был быть его четвертый сезон. Тут, конечно, мы с ним часто встречались. И на совещаниях в администрации, и в отделе образования, и так, на хозяйстве, как говорится. То он у меня одолжит две бочки краски, то я у него упаковку шифера. Машины частенько друг у друга просим. Приходится крутиться, когда что-то происходит в разгар сезона или когда вот так «авралим» накануне открытия.

– Я понимаю вас, Артем Михайлович, – с готовностью закивал Гуров. – Тут дело такое, что в лепешку расшибись, а выполни. И вовремя откройся, и не допусти никаких ЧП.

– Вот всяких ЧП начальство в администрации боится больше всего. Тут, знаете, реакция по принципу чугунной сковородки. Свой зад бы прикрыть, а дальше трава не расти. Вот и крутимся мы на местах в таких вот организациях и предприятиях как можем. И рисковать ради дела часто приходится. Так я вам вот что скажу, Лев Иванович, не уверен я, что Тихомиров от сердечного приступа скончался, ох не уверен.

– Вы знаете, что ему угрожали, он ввязался в какое-то криминальное дело?

– Нет, не знаю я такого, но мне и знать не надо. Это же очевидно. Или долг не отдал, или узнал много лишнего, а может, и помешал кому-то.

Гуров бился около часа с директором лагеря, но тот так и не смог объяснить, какие же такие причины могли быть у преступников, чтобы убить директора «Росинки». Скорее всего, это были только фантазии и страхи самого Касаткина. Но он так убежденно говорил о них, что поначалу сыщик и правда поверил. Но даже результаты вскрытия однозначно показали, что причиной потери сознания руководителя «Росинки» был сердечный приступ. В чем был прав Касаткин, так это в том, что работа у них была «на износ».

Безруков приехал после обеда. Выглядел лейтенант уставшим и понурым. Поздоровавшись с Гуровым, он уселся на лавку и замолчал. Порадовать своего шефа ему явно было нечем. Да, подумал Гуров, глядя на молодого оперативника, в молодости так и бывает: небольшая неудача, не срослось, не получилось, как планировалось, и сразу сомнения в своих силах, способностях. В молодости хочется всего и сразу. И только с возрастом понимаешь, что достигается все трудом, работой. Гуров сел на лавку рядом с Безруковым и заговорил, вроде бы и не обращаясь к молодому напарнику, а так, размышляя вслух.

– Мне тут как-то в поезде попалась книженция. Так, детективчик, который кто-то забыл в вагоне. Вроде и неплохой, и не скучный. Правда, читать мне его было неинтересно. Если судить по этой повести, то вся работа уголовного розыска – это перестрелки, погони, схватки с преступниками. И, что любопытно, у каждого опера, а то и целой оперативной группы одно-единственное дело, которому они посвящают все свое рабочее и личное время. А ведь начни писатель рассказывать, как по-настоящему протекают будни оперативника уголовного розыска, то и читать будет не о чем. Да и писать тоже. Ведь если начать описывать, сколько времени у нас уходит на написание плана работы на следующий день, отчета для планерки о выполненной работе, сколько времени мы тратим на написание рапортов, которые надлежит подшить в то или иное розыскное дело, умом тронешься. И, самое главное, это большая роскошь – одно дело у оперативника. Но в реальности такого вообще не бывает. Каждому отписано начальником по пять, шесть, восемь дел. И всеми ими надо заниматься, причем одновременно. У тебя сколько сейчас дел, Тимофей?

– Одиннадцать, – пробурчал лейтенант.

– Вот! – назидательно поднял указательный палец Гуров. – В книгах и фильмах в работе оперативника столько романтики и геройства, а в реальной жизни рутина, рутина и еще раз рутина. Но есть два положительных момента, Тимофей! Первое – ты приносишь пользу людям. И каждое раскрытое преступление, каждый пойманный преступник – это чья-то спасенная жизнь, это реальная помощь кому-то, кто попал в беду.

– А второй положительный момент? – с интересом посмотрел на полковника Безруков.

– А второй положительный момент в том, что никто не видит нашей работы со стороны, и это просто здорово. Никто не видит погонь и перестрелок, мы работаем незаметно. Это в фильмах погоня по городу со стрельбой – признак геройства, а в реальной жизни за это выговора лепят и погоны снимают. Это непростительная халатность и дилетантство, если тебе пришлось гоняться по городу, создавая опасность для окружающих. Это непрофессионально, этим нельзя гордиться.

– Ну да, – кивнул лейтенант, – наверное, вы правы.

– Конечно прав! – уверенно заявил Гуров. – Я не страдаю от ложной скромности. Мне приятно, когда я прав и когда меня за мою правоту хвалят. Любой человек любит, чтобы его хвалили, и нечего тут стесняться. Давай, Тимофей, делись новостями, а я тебя буду хвалить. Ну, что ты там нарыл нового?

– Можно сказать, что без толку все, – с неудовольствием пожал Безруков плечами. Даже не пожал, а нервно дернул, как капризный мальчишка. – Столько перелопатил, и ни одного пересечения.

– То есть круг общения обоих погибших рабочих в обоих лагерях никак не пересекается? – уточнил Гуров.

– Ни по работе, ни в быту, ни по линии жены, потому что оба не женаты. Друзей общих тоже не нашел.

– И ты считаешь, что потерял бездарно время? – удивился Гуров.

– Хотите сказать, что отрицательный результат – это тоже результат?

– Почему отрицательный! – возмутился Гуров. – Ты же доказал одну из версий – что обе смерти никак не связаны одна с другой. Доказал же?

– Ну, получается, что доказал, – не совсем уверенно ответил оперативник.

– Только ты упустил один очень маленький нюанс. Ты его знать не обязан, потому что у тебя очень маленький жизненный опыт. Ты еще этого не знаешь, а я знаю. Рабочие сами по себе на объектах не появляются. Ни один современный руководитель не станет сам нанимать рабочих по одному со стороны. Это делая ремонт дома, так можно поступать. А при таких объемах, которые имеют место при подготовке лагеря к сезону, нанимают прораба или бригадира, а уж он сам решает, сколько и в какое время ему нужно человек на объекте. Ты выяснил, кто нанимал, кто приглашал рабочего Максима Смирнова на объект «Детский лагерь «Страна чудес» и кто приглашал на работу рабочего Вячеслава Андреева в «Детский лагерь «Росинка»?

– А… – Безруков посмотрел на полковника, открыл было рот, но не нашел, что ответить.

– С прорабом я сам поговорю, благо он сегодня возвращается с дальнего объекта сюда. А ты, Тимофей, постарайся по душам поговорить с матерями обоих погибших рабочих. Один, кажется, жил с матерью вместе, а другой отдельно. Но найти их надо, и поговорить с женщинами тоже надо. Как жил, с кем дружил, что беспокоило, чем делился с матерью. Понимаешь?

Да, помощничек, вздохнул Гуров, посмотрев на часы. Парню еще учиться и учиться. Хорошо еще, что он стал воспринимать советы правильно, а в первый день их знакомства Безруков вел себя как непререкаемый авторитет. Ладно, до встречи с прорабом оставалось меньше часа. Надо еще вернуться в «Росинку». Хорошо бы, конечно, вызвать прораба в кабинет и допросить его по всем правилам. Включая и психологические. Ни для кого не секрет, насколько подавляюще действуют стены здания полиции на большинство людей. Особенно на тех, у кого совесть нечиста. Но в данном случае нужен разговор по душам, доверительная беседа. Нужно, чтобы человек многое вспомнил, о многом поразмышлял.

Лев Иванович часто пытался представить себе внешность человека, с которым он лично не был знаком, но только что поговорил по телефону. Голос, интонации, какие-то дефекты речи, манера общения, ну и словарный запас, соответственно все это создавало в голове некий образ. И очень интересно потом при встрече проверить, насколько удалось «угадать человека». Разумеется, это не было праздным развлечением для сыщика. Подобный опыт очень часто имел и практическую ценность – узнать человека среди других, при условии, что ты слышал лишь его голос, часть какого-то разговора.

Прораб Алексей Толвинский был, судя по голосу, человеком деловым, с железной хваткой, резкими суждениями. Он терпеть не мог пререканий, любил беспрекословное подчинение и требовал его не только на строительной площадке, но, судя по всему, и в повседневной жизни. Такие черты характера, которые бросились Гурову в глаза во время телефонного разговора, вряд ли действуют только на работе. Скорее всего, это чувствуют на себе и близкие люди, родственники, семья. Но была в характере Толвинского и определенная гибкость. Уметь «нагибать» своих рабочих – черта полезная, но прорабу общаться приходится и с заказчиками, и с поставщиками материалов, у которых он мог получать скидки. Общаться ему приходилось и с другими прорабами и строительными начальниками по самым разным вопросам. И часто свой гонор приходилось убавлять.

С полковником Гуровым Толвинский разговаривал на всякий случай вежливо, стараясь не употреблять ненормативную лексику, что, по-видимому, удавалось ему с определенным трудом. Но и настороженность чувствовалась в разговоре – все-таки с прораба никто не снимал ответственности за несчастный случай на строительной площадке. И когда Гуров увидел прораба на территории лагеря, приехав на встречу с ним, то с удовлетворением отметил, что чисто внешне он Толвинского примерно таким и представлял.

Высокий мужчина в возрасте около сорока лет был худощав, порывист в движениях. Его длинные руки с широкими лопатообразными ладонями постоянно жестикулировали. Самыми приметными чертами его внешности были большой орлиный нос и выпирающий кадык. Прораб шел по лагерю и отдавал приказы рабочим, что-то осматривал, за что-то отчитывал. Увидев Гурова в костюме и при галстуке, Толвинский сразу понял, что именно этот человек ему звонил и с ним они договаривались встретиться на территории «Страны чудес» для беседы.

Поздоровавшись и обменявшись крепким мужским рукопожатием, мужчины уселись в детской беседке, в тени и в стороне от посторонних глаз. И все же Толвинский нервничал. Это Гуров заметил сразу. Все в облике прораба выдавало его беспокойство по поводу ситуации, из-за возможности личной ответственности за гибель рабочего. С этого сыщик решил и начать разговор. Чем более нервное состояние собеседника, тем легче его смутить, тем легче поймать его на эмоциях. Каждый опытный оперативник сам себе «детектор лжи». Он без датчиков и приборов видит и отмечает тончайшие реакции собеседника на тот или иной вопрос, на ту или иную информацию. Тем более на вопрос, заданный умело, и на информацию, вброшенную аккуратно и в нужный момент.

– Что, трудно выпутываться? – поинтересовался Гуров.

– Трудновато, – согласился прораб. – Формально я и не виновен в гибели Смирнова. Да и вообще, я стараюсь на таких объектах соблюдать все правила: у меня и договор с каждым рабочим, и его подпись на правилах техники безопасности при производстве работ по его профилю. И котлован этот чертов был огорожен! Но огорожен так, чтобы случайно человек не свалился, а подойти, обогнув ограждение, к краю было можно. Никто и не говорит, что я должен был опутать его колючей проволокой и возвести бетонный забор. Вроде бы все правила соблюдены, но есть такая формулировка, которую не обойти и не переплюнуть. Называется она «принять все меры по недопущению несчастных случаев на объекте». А если он случился, то ты все равно виноват, хотя и не виноват. Значит, где-то не сделал все возможное. И никто пальцем не ткнет в какой-то пункт, не укажет конкретно, чего же я не сделал такого. Каждый за свою задницу, простите, больше боится.

– Чувствую, накипело, – усмехнулся Гуров.

– Накипело! – признался прораб. – А тут еще этот случай в «Росинке»!

– За что могли Андреева в «Росинке» убить? Мы проверили всех рабочих: ни одного судимого, ни на одного и тень подозрения не падает. Вы людей вроде бы хорошо подбирали, абы с кем договора не подписываете. Но человека же убили. Да еще прямо на строительной площадке! Есть у вас соображения на этот счет?

– Ох, сколько мне уже задавали такие вопросы, по пальцам не пересчитать, – со вздохом помотал головой Толвинский.

– Догадываюсь. Мне просто интересно: не появились ли у вас за это время какие-то догадки, подозрения?

– Нет, на этих объектах у меня никаких скандалов и разборок не было между рабочими, да и ко мне у них претензий никаких. Не секрет, что бюджетные деньги получить просто так и в срок не всегда легко. У них часто задержки бывают из-за того, что вовремя кто-то не подписал акт выполненных работ, начальник уехал и не заверил платежку. Обычное дело, а не нравится – не подряжайся на бюджетные заказы. Но я никогда рабочим из-за этого зарплату не задерживаю, у меня всегда есть резерв. Вот и ломаю голову, из-за чего могло это произойти. Может, причина не у меня на площадке, а в личной жизни: И убил не наш рабочий, а тот, кто пришел с улицы и потом сбежал после убийства, а?

– А вы давно знаете Смирнова, Андреева? – вместо ответа задал новый вопрос Гуров.

– Ну, год, может, чуток побольше, – подумав, ответил прораб и пожал плечами. – Как познакомился, я уж не помню. А так, телефоны их у меня есть. Как объект подворачивается, я обзваниваю, зову тех, кто нужен. А где они в другое время работают, я и не знаю.

– А друг с другом они были знакомы?

– Вот все так спрашивают, – горько усмехнулся Толвинский. – Кто б ни допрашивал, обязательно об этом скажут. Откуда же я знаю! Вместе они у меня вроде не работали на одном объекте. Я, конечно, у мужиков потом интересовался, никто толком и не знает, знакомы они или нет. У меня в телефоне этих работяг человек пятьдесят, наверное. И тех, кто давно у меня не работал, я не удаляю. Мало ли когда могут пригодиться. Не знаю, кто из них живой, а кто нет. А мне, кажись, после этого случая дверка в бюджетные хлеба закрылась.

«Итак, что мы имеем, – размышлял Гуров, заходя в лес недалеко от лагеря «Росинка». – Убить мог чужой. Если никто из своих не имел мотива, то мотив мог иметь тот, кого я не знаю. Но чужих в лагере не замечали. Значит, он мог появиться, сделать свое дело и исчезнуть. Забор из рабицы, забранный в раму из стального уголка, – защита, как говорится, от честных людей. Значит, чужой мог наблюдать за лагерем, а в подходящий момент перебраться через ограждение, убить и снова вылезти наружу. Он торопился так сильно, что даже нож в теле жертвы оставил».

Гуров остановился в лесу напротив того места, где на территории был убит Вячеслав Андреев. Вот отсюда было видно, где Андреев на верстаке резал ламинат и уходил в корпус укладывать его на пол. Работал он один, и это понятно. Подсобнику платить надо, а если сноровка есть, то в скорости ты не теряешь, но получаешь за весь объем работы сам. И вот здесь, возле верстака, рабочего Андреева нашли лежащим на земле с самодельным ножом в спине. Удар был нанесен сзади точно в сердце. Ну что же, вывод ясен – быстро и умело. И никакой ссоры, лишь подготовка и совершение убийства. «А не рано ли я делаю выводы», – остановил себя Гуров и стал осматриваться.

Май месяц. Трава зеленеет и заполняет все вокруг, как будто радуясь, что земля прогрелась, освободилась от снега и лишней влаги. Она еще низкая, но уже густая. И кустарник распустил листочки. Пока еще не стоит стеной, но уже сплошь зеленый. А вот листва деревьев вполне «взрослая», и крона скроет человека, если он будет прятаться за деревом. Нет, дальше к лесу от забора отходить не стоит. Тот, кто следил за рабочим, должен стоять близко, чтобы успеть добежать, перелезть. «Я не фантазирую? Может, я спешу с выводами», – в очередной раз подумал Гуров, и тут он увидел то, что искал.

Окурков было три, и сыщик сразу присел на корточки возле своей находки. Так и есть! Трава расправилась, но не полностью. Человек топтался здесь довольно долго. И местами на рыхлой земле даже отпечаталась подошва кроссовок. След затоптан, но ясно, что это кроссовки. Два окурка человек затушил, вдавливая подошвой в землю. Докурены до конца, до самого фильтра. Дешевые сигареты. А вот третий окурок он раздавил торопливо и не до конца. И докурен он только до половины. Значит, настал подходящий момент и человек прекратил курить. Учитывая, что курить вблизи от лагеря и своей жертвы было опасно, можно предположить, что курил убийца редко. Ну, может, одна сигарета, выкуренная с интервалом в час или полчаса. Гуров достал из кармана платок, подхватил через ткань большой окурок и поднес к носу. Запах табака еще ощущался. И дождя не было. Да, окурок совсем недавний.

А теперь дорожка следов. Увы, до самой сетки забора ничего примечательного Гуров не нашел. Даже если, перелезая через сетку, этот человек и опирался ногой, то земля уже высохла и осыпалась. Так, а вот теперь бы поискать такое же местечко возле «Страны чудес». И именно в том месте за забором, откуда хорошо виден задний двор кухни и котлован под емкость для солярки. А если он там тоже найдет подобное место с, можно сказать, уликами? Эта мысль настолько поразила сыщика, что он поспешил к машине. «Нужно торопиться, – думал Лев Иванович, – я достаточно уже намелькался здесь, как и Безруков до меня. Если кто-то наблюдает за ситуацией внутри того или другого лагеря, то может насторожиться. Вспугнем преступника, так и не поняв, что он преступник. Надо торопиться, нужно делать выводы, нужна здравая схема, а у меня ее еще и в помине нет».

Оставив машину недалеко от ворот, Гуров поспешил в лес, обходя забор лагеря. Здесь расстояние другое, если двигаться от ворот. Но кто сказал, что преступник, если он сначала наблюдал за своей жертвой, двигался тоже от ворот. Он мог прийти откуда угодно. Гуров спешил и пару раз наступил на мокрую землю, испачкав ботинки. Ничего, это не самое большое из зол. Наконец сыщик добрался до того места в лесу, откуда хорошо была видна задняя стена кухонного корпуса и яма под емкость, куда свалился рабочий.

Да, обследовать придется обширный участок, потому что в этом месте ограждение выгибается дугой и точек для наблюдения вымышленного преступника может оказаться очень много. И все же Гурову удалось отказаться от нескольких участков. Слишком открытая местность, невозможность скрытно уйти с точки наблюдения или просматриваемость этого места с других сторон. Нет, наблюдатель должен быть уверен, что его не видно ни с одной стороны, он должен быть прикрыт деревьями максимально. А значит, таких мест всего три. Гуров обошел их дважды, он обошел даже больше, чем ему показалось важным. И все же ни намека, ни окурка, ни хоть какого-то следа обуви. Что это означало? Собственно, ничего особенного и не означало. Преступник, если он и существовал в природе, мог не успеть выкурить ни одной сигареты. Увидел Смирнова возле ямы, понял, что никого нет рядом и рабочий не виден со стороны кухни. Перебрался через забор, подошел и столкнул его вниз. Всё! Причем это если основываться на гипотезе, что преступник был. А ведь его могло и не быть, это действительно могло быть несчастным случаем. Могло. Но сколько совпадений, нереально много совпадений.

Зря спешил, подумал Гуров. Надо вернуться и хотя бы окурки собрать. Ничего они не дадут, но собрать надо. И след обуви сфотографировать на телефон. Ни одного приметного дефекта на подошве, но сделать снимок все равно надо. Гуров шел вдоль забора «Росинки» к тому самому месту, где недавно он нашел окурки и место, где топтался и курил неизвестный. Все было как-то неправильно и нелогично. Недовольный собой, сыщик шагал по лесу вдоль забора лагеря и пытался снова выстроить в голове непротиворечивую схему.

И тут он совершил непростительную ошибку. Пытаясь разложить в голове по полочкам всю информацию и начать делать выводы, Гуров упустил из вида, что преступники тоже беспокоятся о следах, которые могут привести к ним. Это не бытовая ссора. Тот, кто убил Андреева, действовал не по своей инициативе, за ним стоял заказчик, и этот заказчик узнал, что исполнитель выжидал за деревьями, курил и бросал на землю окурки. И теперь ему было приказано следы убрать.

Все эти мысли и их нюансы пронеслись в голове сыщика за одно мгновение как молния, которая яркой вспышкой перечеркивает небосвод. Он увидел человека, сидевшего на корточках и державшего в ладони окурки. Гуров не сразу увидел мужчину, но тот, видимо, давно заметил незнакомца и сидел не шевелясь, следя за ним взглядом. Преступник явно не знал, что ему делать в такой ситуации, потому что незнакомый мужчина в приличном костюме и при галстуке почему-то шел по лесу недалеко от ограды детского лагеря, а потом свернул к тому самому дереву.

И еще одна мысль мелькнула у Гурова в голове: он был безоружен, а этот человек нет. Невысокий, крепкий, с крутым мускулистым затылком, этот человек был опасен. И на пальцах мелькнули татуировки перстней. И тут же, в подтверждение мыслей сыщика, в руке незнакомца тускло блеснуло лезвие ножа. Бросок всем телом был резким, сильным, но ожидаемым. Сколько схваток с бандитами за свою карьеру в уголовном розыске прошел Лев Иванович. Все и не упомнить. И с оружием, и без оружия. И всегда, с риском для жизни, сыщик пытался закончить поединок без жертв. Это его долг, это его совесть и мировоззрение, если хотите. Преступник должен предстать перед судом, суд должен определить, какова его вина, и вынести свое решение. А работа самого Гурова в том и заключается, чтобы обеспечить явку в суд очередного бандита, афериста, насильника. Ни у кого не должно быть сомнений, что он превысил пределы необходимой самообороны, никто не мог сказать или просто намекнуть, что следы борьбы на теле преступника – это следы пыток, выбивания признаний. Нет, для Гурова любой поединок с преступником – это прежде всего умственный поединок. А если у противника в силу его умственной ограниченности не появилось возможности победить, то это его проблема.

Удар был сильным и с предварительным обманным движением вооруженной руки, но сыщик оказался осторожнее бандита. Рука с ножом пролетела мимо груди полковника, и на какой-то миг противник оказался к Гурову правым боком. Удар ноги под колено преступнику должен был заставить его оступиться или даже опуститься на одно колено. Тем более что удар был бы болезненным. Был бы, если бы Гуров не поскользнулся и не промахнулся. Ботинки на кожаной подошве – не совсем та обувь, в которой стоит вступать в рукопашные схватки на молодой сочной весенней траве и чуть влажной почве.

– Бросай нож! Полиция! – крикнул Гуров, умудрившись не упасть и отскакивая назад.

Но реакция у его противника была просто отличная. Промахнувшись в первый раз, он тут же нанес рубящий удар назад, еще не успев повернуться к сыщику лицом. У этого человека чувствовался опыт в обращении с ножом. Второй удар тоже пришелся мимо, но теперь уже Гуров не стал ждать и сразу бросился вперед, пока рука с ножом у противника была отведена в сторону. Уголовник понял, что вот-вот попадет в захват, и дернул руку на себя и вверх. Но его кисть мгновенно попала в стальные пальцы оперативника. Гуров ударил по костяшкам пальцев своего противника так, что кисть согнулась к предплечью, рука сама собой разжалась и нож вывалился на траву.

Уголовник не стал поднимать нож, он попытался нанести Гурову удар левой рукой в голову, но удара не получилось, потому что правая его кисть находилась в надежном захвате. Но противник сориентировался довольно быстро. Он сделал рукой сильное круговое резкое движение, как будто изображал пропеллер самолета, и вырвал кисть из пальцев Гурова. Поняв, что полицейский опытнее его, да еще, возможно, и ждет подмоги, противник не стал больше пытаться наносить удары. Он просто бросился бежать, виляя между деревьями.

Гуров бросился следом, крикнув: «Стой, стрелять буду!» Но его предупреждение не подействовало. Они бежали, петляя между густо растущими в этом месте деревьями. Но уголовник, видимо, это место изучил хорошо, потому что в какой-то момент резко бросился в сторону. Гуров едва не упал, поскользнувшись на влажной траве. Фигура противника мелькала справа, и он снова бросился догонять. Но когда впереди появилась канава, довольно глубокая и грязная, сыщику пришлось сбавить скорость. Беглец успел сбросить вниз доску – единственный мосток, по которому можно было бы перескочить на другую сторону. Стиснув зубы, Гуров прибавил скорости и на бегу попытался перепрыгнуть канаву. Ему это почти удалось, но, когда его нога коснулась грязного края канавы, она сразу соскользнула вниз, и сыщик животом упал в грязь. Пока он выбирался наверх, уголовник уже исчез.

Ругая себя на чем свет стоит, Гуров пошел назад. В ботинке хлюпала вода, брюки на коленях промокли, пиджак спереди и рубашка были в грязи. В грязи были и руки по локоть. Кое-как двумя пальцами ему удалось вытащить из бокового кармана тонкую упаковку влажных салфеток. Немного вытерев пальцы, Гуров подобрал сухой кленовый лист и сложил в него окурки. Салфеткой он осторожно поднял оброненный уголовником нож и пошел к машине. Вид у него был живописный. Хорошо, что по дороге никто не встретился.

Возле машины удалось кое-как оттереть руки. Пиджак сыщик бросил в багажник, чтобы не пачкать сиденье. Туда же он сложил и окурки с найденным ножом. Гуров стоял, не закрывая крышку багажника, и смотрел на нож. А ведь он очень похож на тот, которым убили рабочего Андреева здесь, в «Росинке». Значит, заволновался преступный мир, про окурки вспомнил. Интересно, кто же заказчик и почему именно рабочий? Можно еще понять, если бы убили директора лагеря, но рабочий кому и чем помешал? Неужели все-таки что-то личное? Безруков «отработал» личные связи погибших, но, возможно, упустил какую-то важную мелочь по неопытности. Придется поговорить еще раз с матерями.

Глава 3

Маши дома не было, и Льва Ивановича это сейчас порадовало. Переодевшись, он бросил грязный костюм в ванной комнате. Одеваться пришлось на скорую руку, а тут Гуров еще вспомнил, что другую пару ботинок, которые он носил с костюмами, отдал в ремонт. Проще было бы, конечно, купить другие ботинки и не заморачиваться с ремонтом, но в определенном возрасте люди начинают ценить обувь ношеную, которая по ноге, в которой комфортно. Она нигде не натирает, не давит. Махнув на все рукой, Гуров надел джинсы, рубашку и джемпер. В таком виде, да еще в кроссовках, в здании Управления полковника Гурова еще никто не видел.

Когда Лев Иванович вошел в кабинет, Крячко убирал в сейф какие-то папки. Оглянувшись на звук открывшейся двери, старый друг замер, с удивлением и некоторой театральностью рассматривая напарника. Раздраженный своей сегодняшней неудачей, Гуров с неудовольствием глянул на коллегу и, подойдя к столу, бросил на него пакет с ножом и окурками.

– Типичный образ полицейского, вышедшего на пенсию, – прокомментировал Крячко.

– Не дождешься, – проворчал Гуров и тяжело опустился в свое рабочее кресло.

– Будешь ворчать, и я на пенсию по здоровью выйду первым, – рассмеялся Крячко и подошел к столу Гурова. – Что это за сувениры? И как они связаны с твоим сегодняшним внешним видом? Очень сомневаюсь, что ты надышался свежего воздуха и нанялся в волонтеры. Тем более в воспитатели детишек на лето в одном из лагерей.

– Схватываешь на лету, – вздохнул Гуров. – Я сегодня нашел в лесу недалеко от ограды лагеря «Росинка» место, где убийца, видимо, какое-то время наблюдал за рабочим, прежде чем его убить. Можешь ерничать, Станислав, но я его не смог взять. Нож он обронил, когда я его пытался задержать, а окурки с того самого места. Этот человек с лагерными наколками на пальцах пытался собрать улики. А уж он убийца или нет – время покажет.

– Показательно! – Крячко сел возле стола и, положив подбородок на кулаки, стал рассматривать окурки. – Значит, киллер третьеразрядный, неумелый и накосячил. А заказчик приказал ему следы убрать. Это значит, что преступление готовилось впопыхах?

– Подожди, Стас, – Гуров потер усталое лицо ладонями. – Ты расскажи сначала, что выяснил у патологоанатома.

– Ну да, – кивнул Крячко. – Заключение заключением, а личное мнение часто значит многое в нашем деле. Пообщались мы душевно, с сомнениями нашими я ее познакомил.

– Ее? – Гуров вскинул брови.

– Ладно, не смотри так, – Крячко расплылся в улыбке. – Миловидная такая, молоденькая! Странно как-то видеть ее с трупами в одной комнате и понимать, что профессию она выбрала сознательно. Сразу возникают в голове мысли, что у человека были основания к такому выбору. Надеюсь, не психологические. А то ведь знаешь… Ну, неважно, короче, специалист она хороший и схватывает на лету. Мои сомнения поняла и рассказала, что средства существуют, в результате которых у человека случается инфаркт неожиданно для него и в подходящий момент для злоумышленника. Она якобы даже статью в научный криминалистический журнал на эту тему писала в прошлом году. Тут и контактные яды, и аэрозоли. Как правило, эти вещества, которые используют преступники, быстро разлагаются, не оставляя следов самого вещества, но отследить результаты его воздействия можно. И заподозрить их применение можно по некоторым особенностям сосудов умершего, еще по каким-то там признакам. Но этого я тебе пересказать не могу. Так вот, эта лапочка из мира мертвых сказала, что инфаркт не на пустом месте возник. Человек и правда в последнее время жил в напряженном режиме, а сердцем не занимался, хотя признаки проблем уже были при жизни.

– Значит, не убийство? – подвел итог Гуров.

– Скорее всего, просто совпадение чисто географическое, – согласился Крячко. – Совпало место и время. Я имею в виду место работы Тихомирова. Кстати, ты же с его женой беседовал?

Гуров беседовал с женой директора лагеря «Росинка». Он рассчитывал увидеть заплаканную женщину, с которой будет трудно разговаривать, но Людмила Сергеевна оказалась совсем не такой. Она осознавала горе, потерю, но ее характер трансформировал ситуацию совсем иначе, нежели у обычных людей. Эта стройная и еще совсем не старая женщина была раздосадована и даже зла. Прежде всего, конечно, на мужа, который не берег себя, не внял ее мольбам и довел себя до ручки на этой постылой работе, которая к тому же дает не очень много денег. И оставил ее и двоих детей одних на этом свете. Кто теперь будет их кормить, одевать, в люди выводить! А ведь как она просила, как умоляла.

И через весь этот поток возмущения, сожаления и осуждения Гурову все же иногда удавалось пробиться со своими вопросами и даже получать внятные ответы. Да, Тихомиров изводил себя на работе, отдавался ей полностью, потому что по-другому работать не умел. И на сердце жаловался, и даже стал меньше употреблять алкоголь, хотя приходилось в обязательном порядке посещать некоторые мероприятия вместе со своим руководством из администрации. И кофе пить перестал. Но вот от нервов, перегрузок деться некуда на такой работе. И поесть порой некогда, и выспаться тоже.

Но в конце разговора женщина все же расплакалась. Правда, это были не слезы горечи и жалости к человеку, близкому человеку, который так рано ушел из жизни, оставил ее. Опять же, это были в значительной степени слезы обиды. И все же Гуров ушел с уверенностью, что Тихомирова никто не убивал. Да и эксперты, проводившие техническую экспертизу автомашины, не нашли там признаков неполадок, которые могли бы привести к потере управления и, как результат, к аварии.

– Значит, уверен? – на всякий случай спросил Крячко. – Совпадение?

– Я нашел водителя маршрутки, который из-за аварии машины Тихомирова чуть сам не разбил машину, и чудом не пострадали пассажиры. – Гуров многозначительно развел руками, как бы подтверждая, что он сделал все, что мог. – Степенный мужчина, спокойный. И фамилия у него Тихий! Представляешь, в жизни не попадал в аварии, хотя ездит уже двадцать лет. Он рассказал, как было. Не на протокол, а свои ощущения. Он говорит, что вообще старается за рулем не отвлекаться. Знаешь, как он все это увидел? Не было резкого рывка машины Тихомирова в сторону, как это бывает при неожиданных поломках. Машина Тихомирова вдруг пошла вправо по прямой линии. Водитель маршрутки еле успел затормозить, а машина Тихомирова так по прямой и врезалась в отбойник на повороте. Это скорее подтверждает гипотезу потери сознания за рулем.

Крячко встал и вернулся к сейфу возле своего стола, порывшись в какой-то папке, он извлек из нее фотографии ножа, которым был убит Вячеслав Андреев в «Росинке». Он разложил их перед Гуровым, а потом натянул тонкие перчатки и взял в руки только что принесенный нож.

– А ведь ты прав, Стас! – задумчиво произнес Гуров, сравнив ножи. – Ножички сделаны хорошо, не шедевр, конечно, на выставку им не попасть, если только в наш музей. Но чувствуется одна рука. Ну-ка, кто у нас в картотеке специалист по самодельному оружию?

– Веня Пляжник! – улыбнулся Крячко и многозначительно поднял палец. – Помнишь, года два назад его коллекцию хотели грабануть? Это же кустарная феерия! Любой кузнец, который кует клинки, от тоски удавится!

Почему и когда пляжный вор Веня Афанасьев начал коллекционировать ножи, теперь уже никто не помнил. Да и к «мокрухе» Веня никогда не прибегал, ножами не пользовался и на дело их никогда не брал. Но коллекция у него была знатная и даже классифицированная по регионам, по зонам и по годам. Пляжник от дел отошел лет пять назад после очередной отсидки, когда подхватил на зоне туберкулез и потом долго лечился. Вылечиться удалось, но появляться на пляже его костлявой сгорбленной фигуре теперь было опасно. Он слишком привлекал внимание к себе среди красивых, ухоженных загорелых тел. А именно на таких пляжах раньше Веня и работал. Там водились деньги, драгоценности и дорогие телефоны.

Пляжник жил один в маленькой квартире на втором этаже в ближнем Подмосковье. Квартира ему осталась от матери, которую Вене не удалось даже похоронить. Крячко не стал спешить и подниматься на второй этаж старой девятиэтажки. Он походил вокруг дома, послушал, о чем говорят старушки у подъездов, что обсуждают женщины в очереди в кассу магазина «Магнит». Окружающий мир жил спокойной мирной жизнью. Сводки по райотделу, на которые успел бросить взгляд Крячко, тоже ничем особенным не шокировали.

Пляжник открыл дверь сам. Пляжные шорты на его тощих ногах смотрелись нелепо. Тонкая длинная шея с выпуклым кадыком была белая, что лишний раз подтверждало, что по пляжам Веня больше не шустрит.

– О, гражданин полковник! – изумился уголовник и даже развел руками. – Это за какие же заслуги такая радость в моем доме?

– Что, так и будем стоять? – усмехнулся Крячко. – Если уж радость изобразил, так пригласи в дом.

– Проходите, – Пляжник посторонился, пропуская гостя в коридор. – Мне от вас прятать нечего. Живу тихо и мирно, в ладу с законом и своей совестью.

– Как это ты с ней помирился, Веня? – осведомился Крячко, заходя в квартиру и осматриваясь. – Совесть – дама капризная!

Как и следовало ожидать, квартира уголовника выглядела бедненько, но на удивление опрятно. Вытертый линолеум на полах, не очень свежие обои на стенах, но все это целое, не залапанное грязными пальцами. Старенькая мебель дополняла интерьер. Чувствовалось, что в доме нет женской руки. И окна не мыты, и никаких женских безделушек. Даже тапочек у входа не было. Крячко не стал смущать Пляжника и прошел в комнату, миновав дверь на кухню. Старый телевизор внушительных размеров, продавленный диван с высокой спинкой и маленький журнальный столик с растрескавшимся на столешнице лаком. У противоположной стены, как и полагалось сорок лет назад, стоял сервант с пыльными стеклами. За стеклами пустота, как и вся жизнь хозяина.

– Можно присесть, Веня? – спросил Крячко, кивнув в сторону дивана.

– Ну да. А чего стоять-то. Вы же разговоры разговаривать пришли.

– Точно, разговоры, – согласился Крячко, уселся на диван и положил перед собой на столик большую черную кожаную папку. – Посоветоваться я пришел, Пляжник. Ты у нас специалист известный. Говорят, что у тебя даже коллекция есть приличная. Но, естественно, полиция про нее не знает, иначе бы тебе не разрешили хранить дома такое количество холодного оружия, изготовленного в самых разных зонах нашей страны.

– Не знаю, о чем это вы, начальник, – лицо Вени сразу стало каменным. – Вот он, мой дом, обыскивайте, ищите. Поклеп это на меня чей-то.

– Знаешь, что я тебе скажу, Пляжник, – Крячко откинулся на спинку дивана и кивнул на диван рядом с собой. – Ты лучше присядь со мной рядом и послушай, что я тебе скажу. Ты завязал, и я это знаю. Тебе здоровье дороже, хочешь жизнь дожить в домашних условиях, а не на нарах. То, что говорят про коллекцию… Я ее не видел. И пришел я не с обыском, а как к специалисту, эксперту в этой области. Я тебе два ножика покажу, а ты мне расскажи про них все, что сможешь. Где делали, когда, кто делал. Больно уж они похожи, чувствуется в них одна рука. Чтобы не смущать тебя и не искушать нарушением ваших воровских законов, не буду говорить, откуда они у меня и что за история. Просто ты меня проконсультируй, и я уйду. Годится?

Уголовник медленно опустился на краешек дивана. Его коленки торчали из широких штанин и выглядели болезненно белыми, костлявыми. Крячко расстегнул молнию на папке и извлек оба ножа: тот, которым был убит рабочий в «Росинке», и второй, что обронил бандит, которого попытался задержать Гуров возле той же самой «Росинки». Развернув полиэтиленовый пакет, сыщик выложил перед Пляжником ножи. Веня свел брови у переносицы, протянул руку и взял в руки один нож, стал рассматривать лезвие, рукоятку, пристально всмотрелся в лезвие, выискивая что-то в отражении солнечного света на металле. Положив нож, он взял второй и принялся так же рассматривать и его. Крячко не торопил и не мешал вопросами, которые задавать было еще рано.

– Интересные «перышки», – наконец произнес Пляжник.

– Откуда они в Москву могли попасть? Издалека?

– Да нет, не очень далеко, – хмыкнул Веня. – С Волги, из Саратова. Вы же знаете, что в лагерях свое производство и все зависит от того, в каком районе они. Да и игрушки там делают разные. Что-то на продажу идет, что-то администрация заказывает для своих делишек. Генералу там подарить или родственнику. Нарды, кресты всякие деревянные, другое баловство. Ну и по металлу есть умельцы. И перстенечки стальные делают, и цепочки из нержавейки, и медальоны чеканят. Ножички вот тоже умеют делать. Только под Москвой понты всякие – выкидные, с тонким гибким лезвием. Короче, баловство сплошное. Для фраеров. А вот в Сибири наладились делать ножи на манер военных. Тяжелые, которыми и деревце небольшое срубить можно, веток нарубить, наколоть для костра, медведя завалить тоже можно, если нужда придет. Там втихаря такое делают для тех, кто в бега подается, кому через тайгу к жилью выходить неделями придется.

– А эти, значит, для людей? – кивнул Крячко на ножи.

– Я не прокурор и не адвокат, – криво усмехнулся Пляжник. – Вы спросили, я рассказываю. Эти точно из Саратова, из 33-й. У них там «слесарка» хорошая. Со станками, со сваркой. И металл всегда есть в отходах. И полируют хорошо, потому что есть чем и как. Только делали их разные люди.

– Разные? – удивился Крячко. – А мне показалось, что одна рука.

– Вот этот ножичек, – Веня с уважением взял со стола двумя пальцами один из ножей, – делал Химик. Я его руку хорошо знаю. И дело тут не в полировке. Он металл подбирал хороший, долго обрабатывал инструментальную сталь. Но не всякую. Есть такая, которая колется от твердого препятствия, как стекло. И острые они у Химика были как бритва. В натуре бриться можно было! А вот эти символы, которые он выжигал на рукоятке, тоже чисто его. Видите, здесь перо птицы? А вот здесь вроде буквы «Х», как ее в древние времена писали, в библиях разных. Она больше на крест похожа, многие и думают, что крест, а это «Х», Химик значит. Он выжигал символы и на деревянных ручках, и на наборных из пластмассы и залакировывал.

– А кто же делал вот этот? – Крячко взял второй нож и стал его рассматривать, особенно символы. – Точно, здесь буквы «Х» нет.

– Нет, и металл тут простой, – пояснил уголовник. – Из напильника делали или из рессоры автомобильной. После того как Химик умер, два-три человека пытались делать ножи как у него. Там же, в Саратове. Но это уже не то, цениться перестали, не заказывали им больше. А что сделали, так для себя, для дружков, кому раздаривали.

– Когда Химик умер? – спросил Крячко, понимая, что придется поднимать картотеку и связываться с колонией.

– Да уж больше года, наверное. Его по УДО освободили, здоровьишко уже не то. А он как на волю вышел, так почти сразу и помер. Так что ножичек этот Химик сделал года два назад, а другой, который у вас, год назад, не позже. Потом перестали там делать их.

Гуров посмотрел на часы. Стрелки показывали половину третьего ночи. Поднявшись на ноги, он потянулся, пересек кухню и остановился возле двери. Тихо, Маша спит и видит третьи сны уже. Включив чайник, Лев Иванович снова уселся за стол и подвинул к себе ноутбук. Итак, со смертью директора лагеря «Росинка» вроде бы все ясно. Не было причин его убивать. Убийство – всегда мера крайняя и адекватная опасности, которую представляет жертва для заказчика или инициатора убийства. Если какие-то финансовые махинации и происходили в лагере с бюджетными средствами, то явно не в тех объемах, которые скрыть можно убийством одной стороны. Нет, глупо. И любовниц у Тихомирова не было. Придется пока отодвинуть в сторону эту смерть. Не убрать совсем в дальний ящик, а пока отодвинуть в сторону. Смерть Максима Смирнова, упавшего в котлован прямо на стальные арматуры, тоже не имеет под собой мотивов убийства, но там и признаков нет никаких, кроме странного совпадения.

И, наконец, третий случай, в котором пересеклись и признаки убийства, и совпадения. Всё, кроме наличия у кого-то мотива. А ведь наблюдал тот тип за Вячеславом Андреевым, наблюдал. А потом вспомнил про улики или напомнили ему умные заказчики. И он вернулся за ними. И второй нож выронил. Похожие ножики. Что Стас привезет по этим ножам, пока неизвестно, значит, и этот факт пока в сторону. Но этот случай у нас точно является убийством. Статистика! Статистика – серьезный аргумент, особенно когда вокруг одного преступления масса совпадений, которые вроде бы и преступлениями не являются, но мозолят и мозолят глаза. Ну вот к статистике и обратимся.

Гуров вот уже три часа рылся в сводках по Москве обо всех происшествиях, в которых пострадали, могли пострадать или погибли люди. Далеко назад по календарю он не забирался. Пару дней до первой смерти вполне достаточно. И вот перед ним скользят события, несчастные случаи, информация о пострадавших. И все какое-то незначительное, близко не похожее на попытку убийства. Даже аварии на дорогах – и те никак не наводят на мысль о связи с преступлениями в двух детских лагерях.

Глеб Беспалов, бизнесмен… Гуров едва не проскочил новость в сводке. Он тут же вернулся назад. Дата? За день до смерти первого рабочего в «Стране чудес»… Иномарка, «БМВ», между прочим. Не годовалая, уже не на гарантии, но что такое шесть лет для «БМВ». А причина указана как неисправность тормозной системы. И смертельный исход. Так, пишем себе: узнать, кто проводил техническую экспертизу, где сейчас машина… Завтра же в лепешку расшибиться, но устроить повторную экспертизу. Может, даже Орлова подключить.

Что-то вдруг изменилось в помещении. Гуров это скорее почувствовал, чем увидел. Он повернул голову и увидел жену. Маша стояла в дверях, прижавшись плечом к косяку, в накинутом на плечи халатике, и смотрела на Льва Ивановича. Смотрела не с укором, не с сожалением. Трудно описать взгляд любимой женщины, которая относится с уважением к работе мужа, понимает ее, ценит его выбор. Она не может помочь в его работе, посоветовать или как-то способствовать решению загадок. Нет, она просто рядом, всегда рядом, всегда готова отдать частичку тепла, просто помолчать в трудную минуту.

– Ты чего не спишь? – виновато улыбнулся Гуров. – Я вроде не шумел…

– У тебя чай остыл уже, – вместо ответа сказала Маша и, подойдя к плите, потрогала крутой бок красного чайника. – Согреть?

– Спасибо, Машенька, но пошли-ка лучше досыпать, – с энтузиазмом отозвался Гуров.

– Ты все придумал? – спросила жена, заглянув в его глаза. – Не зря сидел?

– Я же у тебя умница, – тихо рассмеялся Гуров. – За это ты меня и любишь!

– Ты абсолютно не понимаешь, за что женщины любят мужчин, – покачала Маша головой.

Гуров уснул не сразу. В голове крутились мысли, связанные с предстоящими завтра, точнее, уже сегодня беседами с матерями погибших рабочих. Опрашивать одиноких пожилых женщин, которые лишились не просто опоры и надежды. Они чисто психологически были сломлены тем, что пережили своих детей. Это непросто осознать, смириться с этим. И дальше жить с этим тоже непросто.

А на следующий день поздно вечером, когда большинство окон на Житной, 16 уже погасли, Гуров сидел в кабинете Орлова и смотрел на спину старого друга и начальника. Петр стоял возле книжного шкафа и явно размышлял, достать початую бутылку коньяка или нет. Гурову пить не хотелось, и он мысленно гипнотизировал спину генерала, внушая ему отрицательное решение. Наконец Орлов закрыл створку шкафа и буркнул что-то вроде: «А, ладно». Гуров с удовлетворением кивнул и продолжил рассказ:

– Одним словом, Петр Николаевич, рассказы матерей как под копирку. Парень работал много, хотел заработать на квартиру, на машину, работал в нескольких местах и задерживался допоздна. Особо и не пил. Бывало, конечно, когда придет с запахом пива или чего-то покрепче, но не злоупотреблял. Друзей матери не знали, в гости к ним никто не приходил. Есть ли девушка у сына? Ни та, ни другая точно сказать не могли. Да, вроде была, вроде ходил куда-то на свидания. А сейчас вроде перестал. То ли она сыну разонравилась, то ли сын ей. С друзьями сыновья матерей тоже не стремились знакомить. У Смирнова мать вроде бы одного приятеля знала – некоего Лешку Жаркова. Но его и я знаю, допрашивал. А вот у второго, у Андреева, вроде и друзей не было.

– То есть толку никакого? Никаких зацепок?

– В итоге у меня родилась одна мысль, – усмехнулся Гуров. – С наскока такие мысли не рождаются, но когда я познакомился с матерями, опросил окружение обоих погибших рабочих, посмотрел несколько фотографий из их жизни, то вдруг понял: а ведь Смирнов и Андреев очень похожи внешне. Я не сразу об этом подумал, когда рассматривал их фотографии. Ну, футболки яркие, толстовки, джемпера, курточки, джинсы. Все это разнит людей, которые умеют одеваться, а не выглядят бомжами. Но вот я нашел фото и того и другого в рабочих спецовках.

– И? – Орлов уставился на Гурова. – Ну-ка, развивай мысль!

– Двое молодых мужчин примерно одного возраста каждое утро едут на маршрутке на работу в детский оздоровительный лагерь. Только каждый из них в свой. Оба выходят на одной и той же остановке, оба идут через лесопарковую зону по дорожке. Так ближе всего от остановки. Только дальше они сворачивают каждый в сторону своего лагеря. Понимаешь, одним маршрутом идут, потому что ни у одного, ни у другого нет личной машины.

– То есть ты хочешь сказать, что их могли перепутать? – Орлов замер, занеся руку над телефоном, но так и не опустил ее. – Ты считаешь, что такое возможно?

– Возможно, потому что я думал много об этом, и есть еще кое-какие факты, которые подтверждают мое предположение, – уверенно ответил Гуров. – Например, очень низкий профессионализм киллера. Такое ощущение, что решение убить принято впопыхах и поручено первому попавшемуся отморозку. Как раз такой и мог ошибиться.

– Слушай, Лев, но ведь это же значит, что и в «Стране чудес» произошел не несчастный случай с падением в котлован, а убийство.

– Вот именно! – Гуров буквально пронзил пространство перед собой указательным пальцем. – Поэтому и две одинаковых записки. И в первом случае тоже было предварительное наблюдение за жертвой, но я просто не нашел место, откуда велось наблюдение. Их что-то связывает, в данном случае я предполагаю, что внешность и маршрут, по которому они ехали примерно в одно место.

– А девушки, случайно, не похожи? – с сомнением спросил генерал.

– Нет, вот девушки совершенно не похожи друг на друга. Это был бы уже полный перебор, но убийца смог выяснить, что ситуация с девушками в обоих случаях похожа. В «Стране чудес» Рита Логинова никаких отношений с погибшим не имела. В какой-то момент они играли на публику, когда он подал ей тапочку и при девчонках, как говорится, прикололся и надел на ее ногу, как туфельку Золушке в сказке. Ну и какое-то время, пару дней буквально, они играли в принца и Золушку. А вот в «Росинке» погибший впоследствии рабочий и правда пытался оказывать знаки внимания Миле Фроловой. Она выглядит взрослее своих лет, яркая девушка. Но отношений между ними тоже не было. Только внимание с его стороны.

– Девушки между собой знакомы?

– В отличие от погибших рабочих, они знакомы, но не были подругами. Просто были членами одного волонтерского клуба, и не более. А заказчик убийства решил перестраховаться и велел подсунуть сначала одной девушке записку. А потом, когда выяснилось, что рабочий убит по ошибке, убили другого и повторили шаг с запиской такого же содержания. Это означает, что причина убийства лежит за пределами лагеря. И жертва могла знать о причинах и могла рассказать девушке. Опять же очень низкая квалификация киллера. Практически нулевая.

– Ну что же, логика у тебя безупречная, – покачал Орлов головой. – Но что это тебе дает, насколько ты приблизился к раскрытию?

– Есть зацепка, Петр, – Гуров вздохнул, вспомнив про бессонную ночь и про то, что сегодня опять рано лечь ему не придется. – Ты же знаешь, что одно преступление обычно дает «круги по воде», как в пруду. Только мы знаем, где и как их искать. Это же не «бытовуха», тут что-то серьезное, но убийство плохо подготовлено. И все из-за нехватки времени у заказчика. Я порылся в сводках за то время. Есть на что обратить внимание, не считая, конечно, убийств на бытовой почве, несчастных случаев и разборок между пьяными компаниями. У нас по Москве убивают кого-то или погибает кто-то каждый день. Но вот такие, как, например, Глеб Беспалов, бросаются в глаза, если изучать сводки.

– Кто это такой? Мне это имя незнакомо, – заинтересовался Орлов. – Ну-ка, подробнее.

– Я долго разбирался с ДТП, в котором погиб директор «Росинки» Тихомиров, – заговорил Гуров, откинувшись на спинку кресла и сплетя пальцы перед собой. – Но там, видимо, действительно несчастный случай, причем объяснимый во всех плоскостях. А здесь иное. Бизнесмен на хорошей и не очень старой иномарке, которой всего шесть лет, вдруг разбивается насмерть на МКАДе. Да, скорости там приличные, да, Беспалов водил машину в агрессивном стиле, и кто-то это хорошо знал. Он разбился насмерть, а экспертиза, которую проводила техническая инспекция города, дала заключение о неисправности тормозной системы. Там действительно перетерся тормозной шланг на правом переднем колесе.

– С какого перепугу он перетерся? – сразу же удивился Орлов. – Это на «Жигулях», на классике он мог перетереться, если ты поставил чужой шланг, более длинный или наоборот. Да и вообще низкого качества изделие.

– Вот, ты со мной уже соглашаешься, – улыбнулся Гуров. – Я организовал еще одну экспертизу, хотя это было и непросто, но сегодня мне дали заключение и показали пальцем на месте. Тормозную систему вывели из строя специально, Петр. Причем сделали это довольно изощренно. Надо порыться в криминалистической литературе. Думаю, мы найдем аналоги или, по крайней мере, то, откуда у этой методики ноги растут. Тормозной шланг протравили раствором кислоты на сгибе. Он не сразу прохудился, кислота медленно делала свое дело, как мне сказали, несколько часов. А потом резкое торможение, возрастает давление в системе, и почти рассыпавшаяся структура шланга лопается. Педаль тормоза проваливается в пол, и человек влетает со всей дури в первое же препятствие.

– Значит, предыдущей ночью кто-то протравил кислотой тормозной шланг этого человека. Зачем? Предупреждение или смертный приговор? Пусть Станислав займется этой историей, а ты копай дальше!

Станислав Крячко любил машины, любил дальние поездки и хорошую скорость. За машиной он следил, водителем был опытным, уверенным и в меру острожным. Езда доставляла ему удовольствие, и поэтому он норовил, если командировка на недалекое расстояние, отправляться туда на своей машине. И до Саратова, если верить навигатору, всего девятьсот километров. Организм у Крячко был крепкий, усыпить его ночной ездой невозможно. Поэтому он выехал с вечера, чтобы оказаться у ворот 33-й колонии на окраине Саратова в девять часов утра. Информацию о его предстоящем визите из секретариата главка отправили еще днем, и теперь Станислав наслаждался дорогой, одиночеством и музыкой на радио «Монте-Карло».

Дорога неслась навстречу в свете фар. Несколько раз приходилось сбавлять скорость и ползти еле-еле из-за ремонта дорог. Но и эти заминки не омрачали самочувствия, если к ним относиться правильно. Дороги сейчас делают по всем современным технологиям, и прослужат они без ремонта долго. Так что заминка сегодня станет полетом в будущее завтра. И жаль, что в нужном направлении нет платных участков, где можно вдавить педаль в пол и лететь под светом звезд. «А я романтик, – подумал о себе Крячко. – Я всегда был таким или дружба с Гуровым меня таким сделала? Нет, поэтому мы и подружились со Львом, потому что я романтик и он романтик. Он вообще меня перещеголял в этом вопросе, женившись на театральной актрисе. Хотя нет, не перещеголял. Я не смог бы жить всю жизнь с такой женщиной. Душа у меня другая!»

После Рязани машин на дороге стало заметно меньше, а под утро Крячко вообще подъезжал к городу практически по пустой трассе. Навигатор заставил его свернуть с асфальтированной улицы на бетонку между высокими деревьями, и совершенно неожиданно за одним из поворотов перед ним возник высокий бетонный забор с «егозой» поверху, с широкими воротами. А рядом приютилось небольшое двухэтажное здание администрации. Предъявив крупной женщине-контролеру свои документы, Крячко стал ждать, когда к нему выйдет представитель администрации. Входящие и выходящие офицеры с удивлением смотрели на полковника, стоявшего возле окошка контролера, забытыми движениями руки отдавали честь. Иногда проходили заключенные-бесконвойники. Эти вежливо, как и полагалось, здоровались. Крячко с интересом озирался. Давненько он не бывал в таких заведениях.

– Товарищ полковник, – раздался молодой голос.

Крячко обернулся. Со стороны автомобильной парковки к нему подходил молодой лейтенант, торопливо застегивающий форменную куртку.

– Извините, товарищ полковник, меня предупредили слишком поздно, – добавил молодой человек. – Я ваш сопровождающий. Лейтенант Прохоров.

– Здравствуйте, Прохоров, – Крячко пожал лейтенанту руку и задержал ее в ладони. – А имя у вас есть?

– Илья, – удивленно посмотрел на московского полковника Прохоров.

– Ну вот что, Илья, мне нужен не столько сопровождающий, сколько человек, который мог бы ответить на множество моих вопросов. Причем все они по оперативной части.

– Оперуполномоченный лейтенант Прохоров, – смущенно представился повторно и более развернуто Илья. – Поэтому меня к вам и прикрепили. Вы же из главка МВД? Вы, наверное, хотите с начальником колонии встретиться. Он будет не раньше одиннадцати. У них там в Управлении совещание сегодня.

– Илья, я смотрю, ты прямо с постели вскочил. Взъерошенный какой-то. У тебя в кабинете кофе есть? Может, посидим за чашечкой кофе я и начну свои вопросы задавать? Глядишь, и разговоримся. А уж потом и решим, нужен нам начальник колонии или нет. Он на хозяйстве, а мне нужны ответы на вопросы оперативные. Договорились?

Все занимались делами, и в коридоре было пусто. Крячко это понравилось. Он уже начал уставать из-за того, что на него пялились. Тоже мне, «по улицам слона водили». То ли полковники сюда редко заезжают, то ли сотрудники уже выводы сделали, что или комиссия, или новый начальник прибыл, а старого увольняют или переводят в Управление. А в кабинете у оперативников было и правда уютно. Простовато как-то, но уютно. Стены до высоты в полтора метра отделаны деревянными панелями с пропиткой. Смотрелось почти как дуб. Кроме стандартной мебели, здесь имелся самодельный, явно местного производства журнальный столик и два кресла. Крячко осторожно опустился в одно из кресел и почувствовал, что ему удобно.

– Нравится? – улыбнулся лейтенант. – Сами делаем. У нас столярка не очень развита, но кое-что можем. Мы в основном по металлу, у нас цеха хорошо оснащены. Много чего делаем, даже мусорные баки. Половину города снабжаем баками.

Крячко потягивал небольшими глотками растворимый кофе и с грустью думал, что у ребят здесь вряд ли когда появится нормальная кофемашина. Станислав Васильевич выглядел сейчас добродушным дядькой, который вел задушевный разговор с молодым коллегой. Барьеры постепенно падали, молодой оперативник чувствовал себя явно свободнее, беседа стала более доверительной. Крячко рассматривал собеседника с некоторым сожалением. Молодой, неопытный. Нельзя так открываться перед полковниками из Москвы. И неважно, что он из другого ведомства, ведь истинного перечня вопросов, решать которые Крячко приехал, лейтенант знать не может. Не может и его начальство. Правда, опытное начальство в колонии может многое предполагать и вести себя осторожнее, но Крячко был нужен этот лейтенант, так удачно оказавшийся его проводником в этих стенах.

– Я приехал к тебе за советом, Илья, – наконец перешел к делу Крячко, расстегивая свой портфель. – Ты сколько уже работаешь на этой зоне опером?

– Полгода всего, – насторожился Прохоров, глядя, как полковник достает из портфеля небольшой сверток.

– Жаль, но что-то ты сможешь мне подсказать. – Крячко положил сверток на стол и принялся разворачивать плотную бумагу, а затем достал из полиэтиленового пакета два ножа. – Понимаешь, есть у меня основания полагать, что эти ножи делались на вашей зоне. И мне хотелось бы проследить цепочку, потому что она ведет к одному непростому преступлению, совершенному в ближнем Подмосковье. Ну, сможешь меня проконсультировать?

– Ну, так я и знал, что всплывут эти ножечки, – недовольно произнес оперативник. – Вам что, официальные сведения нужны будут? Если официально, то это не ко мне. Есть начальник оперчасти, начальник колонии. Тут определенный порядок…

– Илья, – поморщился Крячко, – погоди ты с официальщиной. Нужна была бы официальная информация, я бы вообще сюда не поехал, а сделал бы запрос, получил бы ответ. А мы с тобой сейчас обмениваемся оперативными данными и никому их освещать по закону не обязаны. Ты же это хорошо знаешь, ты же оперативник! Мне нужно узнать, по какой цепочке эти ножи могли попасть в Москву. Ты знаешь такого сидельца по кличке Химик?

– Вы понимаете, товарищ полковник, что…

– Понимаю, и давай без званий. Зови меня просто Станислав Васильевич. Я понимаю, что твоя откровенность может стоить тебе карьеры. Я не мальчик, все знаю, все понимаю и не намерен афишировать результаты нашей с тобой доверительной беседы. Ты мне помог, я когда-то помогу тебе, если приведется. Честные работники, честные опера всегда в цене и всегда держат контакт. Смотри, Илья, вот в этом ноже один эксперт из уголовного мира признал работу того самого Химика. Хороший был мастер. А вот этот нож сделал его последователь, ученик, если можно так назвать. Но до уровня своего учителя мастерством он недотянул.

– Да, я знаю, – кивнул лейтенант. – Это еще до меня было. Вообще-то все, что я знаю об этом деле, дошло не от наших ребят, а от сидельцев. У меня же, естественно, есть там люди, которые со мной откровенны. Это же основа нашей работы, вы сами знаете.

– Ну-ну, я же не прошу раскрывать источники информации, – запротестовал Крячко.

– Я могу, конечно, предположить, какими способами ножи уходили отсюда, – задумчиво почесал висок Прохоров. – Химик делал их на заказ, а заказы поступали через кого-то из сотрудников колонии. Иначе никак. Через забор нож не перебросишь: ни «жилуха», ни производственная зона забора с волей не имеет. Они огорожены еще одним забором, который патрулируется. Да еще вышки по периметру. Так что через кого заказы поступали, тот и выносил изделия. А когда Химик освободился, да, кто-то пытался тоже делать такие ножи, но они спросом не стали пользоваться. И металл не тот, и вообще. Ведь у Химика кто заказывал! Не для того, чтобы на стенку вешать, не коллекционеры. Охотники и рыбаки заядлые заказывали, те, кто с деньгами или с погонами, вот кто заказывал. Ну и их друзья, конечно. Надежные ножики, острые, почти не тупятся, если ими гвозди не рубить, хотя, говорят, и гвозди тоже рубили.

– А как пытались выносить из зоны ножи… последователей мастера?

– По-разному. Например, в мусорной машине. Человек от заказчика знал, когда выйдет машина с мусором, и ждал ее на мусорном полигоне. Потом копался в мусоре и находил нож, отмывал его, если запачкался. Но, я думаю, упаковывали их основательно.

– А кто у вас начальник оперчасти был в то время?

– Майор Шаров Андрей Андреевич. Только он уже больше года у нас не работает. Уволился из органов. Я слышал, что он сначала был начальником службы безопасности в какой-то фирме то ли здесь, в Саратове, то ли в Самаре. А потом вроде перебрался в Москву.

Крячко не стал расспрашивать Илью о прежнем начальнике. Да и не застал он его. А хаять коллегу, пусть и бывшего, это всегда признак плохого тона. Относись сам как хочешь, но сор из избы выносить не нужно. Так что не стоит парня провоцировать, а то еще, чего доброго, сочтет, что начальству нельзя отказывать, и будет врать. А вранье – самая скверная информация. Да и что может рассказать этот неопытный лейтенант такого, о чем не догадывался матерый полковник из главка уголовного розыска, который за свою жизнь прошел оперативную работу от такого же вот сопливого лейтенантика до полковника. Станислав Васильевич прекрасно знал, что начальник оперчасти контролирует свое подразделение и все, что там происходит, происходит с его ведома. Он тут был хозяин, и нелепо предполагать, что кто-то из подчиненных прикрывал Химика с его подпольной мастерской, а сам майор ничего не подозревал. Скорее всего, всем лишним приказано было носа не совать в эти дела. А то и делился майор с подчиненными, чтобы и их замазать грязными делишками.

Они проговорили около двух часов, когда вернулся с совещания начальник колонии подполковник Туманов. Невысокий, плечистый, немного кривоногий, с властным лицом и тяжелым взглядом, он по-хозяйски открыл дверь в оперчасть.

– Какие у нас тут гости? Прохоров, занял гостей?

Крячко поднялся из кресла. Представление произошло вежливо, но как-то настороженно. Видимо, Туманов опасался, что без него тут московскому гостю расскажут много лишнего. Последовав за подполковником в его кабинет, Крячко не отказался от чая и с ходу выложил свою легенду, которая была лишь частью настоящей причины визита. Он попросил познакомить его с делами заключенных, освободившихся год назад. Именно в пределах года. Просьба вполне невинная, тем более что все характеристики на сидельцев были в деле, а молодой оперативник никого из них не знал, хотя при беседе присутствовал. Не мог он ничего сболтнуть, и Туманов чувствовал себя в безопасности.

Всего за тот год освободилось восемь человек. По сути, шестеро отбывали срок по делам, далеким от блатных. Двое за аварию с человеческими жертвами, четверо – мелкие коммерсанты, приговоренные за экономические преступления к небольшим срокам. А вот двое были настоящими уголовниками. Оба сидели за нанесение тяжких телесных повреждений с добавлением еще нескольких статей такого же типа, связанных с насилием над личностью.

Крячко рассматривал фотографии, пытаясь оценить характеры этих людей. Хлебников Дмитрий Васильевич, тридцати двух лет. Кличка Батон. Худощавый, агрессивный, с прыщавым лицом и капризным ртом вечно всем недовольного человека. Мог бы стать киллером? Запросто, только цену дай хорошую. И вел он себя в отряде не самым лучшим образом. За последний только год трижды сидел в ШИЗО. Отбыл «от звонка до звонка», никаких условно-досрочных.

И второй тип был под стать. Головнин Александр Вячеславович, двадцать девять лет, по кличке Череп. Да, форма черепа у него и правда впечатляла. Неровный, будто весь в шрамах, выпуклый, с низким лбом. Глаза ничего не выражают, пустые глаза, тупые. Этот никогда не испытывал угрызений совести. Да и понятия эти настолько далеки, что сразу представляется, что кличку ему прилепили в зоне не за форму головы, а за склонность к тупому насилию. Скорее всего, этот из категории гладиаторов, или «быков», как их называют блатные. Тоже отсидел «от звонка до звонка», правда, вел себя более смирно.

Выписав себе с разрешения полковника Туманова адреса места жительства и близких родственников, Крячко сделал на телефон снимок фотографий всех восьмерых освободившихся. Не хотелось ему, чтобы начальник колонии понимал, кто именно заинтересовал московского полковника. С отъездом Крячко не торопился. Он с удовольствием согласился пообедать в столовой для персонала, оценил хорошую кухню. А потом согласился и на экскурсию по зоне, посмотреть производство, цеха. Выехал из Саратова домой Станислав Васильевич уже после обеда, но теперь он гнал машину, стараясь не потерять ни одного лишнего часа в дороге. К дому Гурова он подъехал в полночь.

– Устал? – пропуская в квартиру напарника, спросил Лев Иванович. – Глаза у тебя красные.

– Две ночи без сна, и только фары встречных машин, – усмехнулся Крячко, проходя в гостиную и опускаясь в кресло. – А я уже не железный…

– Может, останешься? Тебе выпить сейчас не мешает. Маша тебе постелет в комнате. Или машину оставь, а домой на такси.

– Нет, слишком устал, – покачал Крячко головой. – Выпью и сразу раскисну до неприличия. Давай лучше о делах.

Мария вышла неожиданно, и Станислав даже не сразу смог выбраться из кресла, чтобы встать с приходом хозяйки дома.

– Сиди, Станислав, – улыбнулась Мария. – Полно тебе с манерами. Лев сказал, что ты вторые сутки за рулем.

– Ни в одном глазу усталости, – бодро соврал Крячко. – Готов еще сутки или двое вести машину, если надо. А также самолет, железнодорожный состав и атомный ледокол. Но на него у меня допуска нет.

– Балагур, как и всегда, – одарила гостя очаровательной улыбкой Маша. – Ладно, не буду вам мешать, сыщики. Поставлю хотя бы чай.

Когда жена вышла, Гуров посмотрел на Станислава и сразу понял, насколько тот вымотался. Мгновенно бодрая маска сползла с лица друга, оставив лишь серую вялость. Крячко полез в карман за телефоном и одновременно стал рассказывать:

– Ножи и правда там делали, и мне правду сказал Пляжник про Химика и его последователей. Думаю, что Химика и потом других «крышевал» тогдашний начальник оперчасти, майор Шаров. Но сейчас он уже там не работает, давно не работает. А ножи перестали делать, потому что из-за низкого качества сразу упал спрос. Точнее, исчез совсем. Есть интересные личности среди тех, кто освобождался в том календарном году, уже после освобождения Химика и затухания бизнеса с ножами.

– Шарова придется найти и отработать, – кивнул Гуров. – Ну, покажи сидельцев, кто в том году освобождался.

Он смотрел на лица на экране телефона, внимательно слушая пояснения и характеристики Крячко. И когда напарник дошел до личности Черепа, Лев Иванович вдруг схватил Станислава за руку.

– Вот он!

– Кто? – сразу насторожился Крячко.

– Тот тип в лесу, который на меня напал, у которого я из руки нож выбил и который там пытался окурки собрать с места, откуда велось наблюдение за Вячеславом Андреевым.

– Точно?

– Точно, Стас, точно! Я его глаза не забуду. Этот убить может запросто и не моргнет. И убивать будет, сколько попросят и за скольких заплатят. И спать потом будет спокойно, выпив стакан водки и закусив килькой прямо из банки.

– Череп, значит, – повернув экран к себе, прокомментировал Крячко. – Значит, и Батона нельзя сбрасывать со счетов. Он последний, кто пытался делать такие ножи. А если майор Шаров крышевал Хлебникова-Батона, то можно предположить, что и Головнин-Череп был в поле его внимания. Ребятишки ему обязаны, это точно. Наверняка он на них компромат имеет. Он оперативник опытный, знает, как держать в узде такую публику. Ладно, будем искать всех троих.

Глава 4

В доме 12 по улице Лаптевых в некоторых квартирах еще шли отделочные работы, но большая часть уже была заселена. Здесь, в этом доме, жил недавно и погибший бизнесмен Беспалов. Судя по всему, этот человек неплохо поднялся за последние несколько лет. И машина у него дорогая и престижная, и квартиру купил в элитном доме. Это, конечно, не Москва-Сити, но и здесь, в Марьиной Роще, квартиры не всем по карману. Значит, доходы выросли. И в связи с этим гибель делового человека наводит на определенные размышления.

– Жариков! – Гуров с удивлением узнал в проходившем мимо него человеке Алексея Жарикова – друга погибшего в лагере «Страна чудес» Максима Смирнова.

Начало второго ночи, и Жариков шел из подъезда этого дома. В свете неярких фонарей, терявшихся в густых кронах старых деревьев, сыщик все равно узнал рабочего.

– А, это вы, – устало произнес Жариков.

– Я, – усмехнулся Гуров, вспомнив похожий диалог из фильма «Служили два товарища». Как там это звучало? «Это вы? – Глупый вопрос, и еще глупее может прозвучать ответ. Да, это я!» – Вы что, живете здесь?

– Смеетесь, – покачал головой рабочий. – Мне в жизни на такую квартиру не заработать. Отделкой занимаюсь. Вот с лагерем закончим, и переберусь полностью на этот объект. А пока приходится вот так, вечерами и ночами работать, чтобы не потерять заказ.

– Слушайте, Алексей, это же тяжело.

– А кому сейчас легко, – ответил философской избитой шуткой Жариков.

– Максим Смирнов с вами тоже здесь подрабатывал? – ухватился сыщик за мелькнувшую в голове догадку.

– Нет. Из тех, кого вы знаете, здесь со мной работал Славка Андреев. Которого в «Росинке» убили. Это я его сюда и позвал. Вместе вечерами горбатились.

– А вы давно на этом доме работали? Одну квартиру отделывали или несколько прошло через ваши руки?

– Нет, в нескольких работали. Славка электрику делал, я плитку клал, сантехнику делал. Сейчас вот третья уже квартира.

– А в квартире Беспалова вы не работали? Был у вас такой заказчик?

– Да по фамилии мы никого не знаем. А зовут его как?

– Глеб. Глеб Елисеевич, – ответил Гуров, стараясь не упустить ни одного проявления эмоций на лице собеседника.

– А, да! – кивнул рабочий. – Это первая квартира, которую мы тут делали. Классный мужик, никогда оплату не задерживал.

Это было уже интересно. Совпадение? Еще одно в череде невероятных просто совпадений? Или все же закономерность? И она существует только потому, что сыщик идет в правильном направлении. И тогда случайность превращается в закономерность. Просто ты нашел след. Но есть ли тут связь между гибелью Беспалова и смертью рабочих в детских лагерях? Особенно Вячеслава Андреева, который лично знал бизнесмена и работал на его квартире. Гуров понимал, что Жариков разговаривает с ним не очень охотно, лишь статус собеседника – полковника полиции – удерживает его от попытки попрощаться и уйти. Гуров старательно делал вид, что ему все интересно, и заставлял вспоминать Жарикова. Он пытался дать понять рабочему, что лучше здесь и сейчас закончить разговор, а не оказаться вызванным в кабинет на очередной допрос. Ведь для него это большая потеря времени.

– Машина у Глеба классная, – начал рассказывать Алексей, – жалко, что он ее продал.

– Продал? – Гуров изобразил добродушное удивление, которое не должно было насторожить собеседника. – Откуда вы знаете?

– Так она перестала здесь стоять. Вон там он ее парковал, – Жариков показал рукой в сторону под деревья, где стояло несколько машин жильцов дома. – А перед этим ее покупатель осматривал, не терпелось ему.

– Когда это было?

– Да буквально за день до того, как Славка погиб, – помрачнел мужчина. – Я тогда вперед прошел, ждал его у остановки, а он задержался. У машины Глеба остановился. Я его спросил, чего он там забыл, а Макс рассказал, что идет и видит, что кто-то залез под машину Глеба. Он решил, что это наш заказчик сам что-то делает там в такое позднее время. Он подошел и спросил: «Глеб Елисеевич, вам помочь?» А это оказался другой человек. Говорит, ключ уронил и он под машину закатился. А потом уж не видели на парковке его машину.

– А самого Глеба Елисеевича видели?

– Да нет. Его что-то тоже не видно.

Описать внешность незнакомца, который залезал под машину Беспалова, теперь было некому. Но картина вырисовывалась довольно зловещей, если проследить хронологию событий. Вячеслав Андреев поздно вечером видит постороннего человека, который залез под машину Беспалова. Наутро Беспалов насмерть разбивается на машине, потому что ему протравили кислотой тормозной шланг. Через день на стройке нелепо погибает Максим Смирнов, а девушке, которая, как могло показаться, имела отношения со Смирновым, подбрасывают записку, чтобы держала язык за зубами.

Дальше еще интереснее. На следующий день после гибели Смирнова в «Стране чудес» убивают другого рабочего – Вячеслава Андреева. И тоже подбрасывают записку девушке, которая могла, судя со стороны, иметь отношения с молодым человеком. Убили Андреева, который видел незнакомца под машиной Беспалова. А записку подбросили снова девушке, а не товарищу, который стоял недалеко, но о котором не знал злоумышленник. Девушке, которой Андреев мог рассказать о своих подозрениях, потому что у них могли быть доверительные отношения. Глупый непрофессиональный подход убийц, причем в обоих случаях. Значит, в обоих случаях мы имеем убийства! В трех случаях, включая Беспалова. Четвертый, с директором лагеря Тихомировым, не доказать, но три есть наверняка! И все началось с Беспалова. Вот откуда цепочка потянулась!

Наутро Орлов выслушал короткий доклад Гурова и Крячко. Петр некоторое время сидел молча, глядя на своих друзей и помощников странным взглядом. Потом наконец генерал хмыкнул, покачал сокрушенно головой и, тяжело поднявшись из кресла, подошел к окну. Сыщики переглянулись с улыбкой. Оба хорошо знали Орлова, его поведение, когда он задумывается глубоко и отрешается от всего на данный момент постороннего. Генерал стоял, глядя на улицу и сцепив за спиной пальцы рук. Пальцы медленно шевелились, что говорило о глубокой задумчивости их обладателя. Сейчас решался главный вопрос, вопрос Орлова не только как руководителя Главного управления уголовного розыска, но еще и опытного оперативника. Бывают такие моменты в работе каждого опера, когда докладывать и начинать действовать официально еще рано. Главное, не упустить этот момент. Начнешь официальные действия раньше времени – и вспугнешь преступников. Начнешь слишком поздно, и упустишь обстановку, инициативу, да еще и «по шапке» от начальства получишь. Заподозрят тебя в попытке скрыть преступление, попытке избежать очередного «висяка».

– Я что-то стал побаиваться отпускать вас, ребята, на какие-то дела, – вдруг произнес Орлов голосом профессионального трагика. – Всего-то дел – разобраться в несчастном случае в детском лагере. Работяга в яму упал. А вы мне раскопали какую-то мафиозную разборку и гору трупов.

– Как там в том анекдоте, – мгновенно среагировал Крячко. – Ничего себе сходил за хлебцем?

– Ну да. – Орлов повернулся к столу. – Ну да. Как-то так, Станислав.

– Я считаю, что горячку пороть нам нет смысла, – начал было говорить Гуров, но, уловив выражение лица Орлова, сразу замолчал.

– Ладно тебе, – хмыкнул генерал, – когда это я порол горячку. Да и все мы тут не слабонервные. Значит, так, слушайте меня, сыщики, меня – старого управленца, мудрого и заботящегося о ваших пенсиях. Слава богу, никто пока на стороне – ни в нашем стане, ни в стане преступников – еще не понял, до чего вы там докопались. Лейтенанта Безрукова я готов в темечко поцеловать. Он по своей неопытности нам здорово помог. Ты его, Лев Иванович, напрягай всякой рутиной. Пусть на глазах крутится и будет все время по горло занят. Чтобы никуда не залез и не начал по своей молодости раскручивать преступление века. А вот нам с вами надо за короткий срок успеть многое сделать, пока никто не ворохнулся. Пока для всех это тайна.

– Хорошо, значит, надо разделиться, – вставил Гуров. – У нас два пути влезть в это болото. Первый – со стороны уголовников, 33-й колонии и бывшего майора Шарова. Что-то мне подсказывает интуиция, что он здесь недалеко. Деловой мужик, такие быстро завоевывают положение в структурах службы безопасности частного бизнеса.

– Вот именно, ты этим и займись, Лев!

– Почему он? – удивился Крячко. – Я раскапывал это направление, ниточки добывал. Мне сподручнее продолжить.

– Ты забыл, что Гуров официально засветился в этом деле. Ему соваться сейчас в верхние эшелоны власти и бизнеса – означает сдать нас с потрохами, выдать наши цели и нашу осведомленность. Нет, пусть Лев уголовниками занимается, а ты, Станислав, готовь печень. Там пьют умеренно, но часто. И тебе придется заводить знакомства, играть простачка. Я тебе дам несколько наколочек, несколько имен назову и предупрежу нужных людей, чтобы тебе подыграли. Из тех, кто нам обязан тем, что не сидит еще пока, а деньги имеет. Мое чутье подсказывает, что ноги у этого дела растут как раз по линии известного 44-го закона о госзакупках и проведении тендеров. Нашумим раньше времени, свое внимание покажем, и тут такие силы заворочаются, чтобы свои ключевые фигуры отмазать, что мама не горюй.

Кое-что Крячко смог выяснить о Глебе Беспалове, буквально не выходя из кабинета, используя интернет, соответствующие ресурсы, а также справочные источники, которыми обычно пользуются по соответствующему допуску работники полиции. Картина была довольно обычной, стандартной для Москвы и Подмосковья. Парень из далекого Тамбова решил ухватить птицу счастья за хвост, особенно не церемонясь и не теряя попусту время. Есть такие нетерпеливые и не гнушающиеся особенно ничем люди, которым хочется много и поскорее. Чтобы можно было и дорогой машиной шикануть, и московской пропиской, и квартирой внутри МКАДа, а не по ту, другую сторону, где живет оставшаяся Россия. Именно оставшаяся, а не остальная. Крячко хорошо изучил этот тип приезжих, которые вот уже не один десяток лет рвутся в Москву, считая, что здесь крутятся большие деньги и большие возможности. И что здесь, в Москве, легко всего достичь, если немного прикрикнуть на свою чувствительную совесть, на свою впечатлительную и воспитанную в других ценностях провинциальную натуру. Эти люди почему-то считают, что Москва – город без совести, без принципов. Они забывают о Большом театре, об Окуджаве. О том, что Москва не просто столица, она еще и один из центров культуры государства, оставившего такой след в истории народа, который не затмят и века, какими бы они ни были. Но увы, у всех разная цель. Они едут в Москву, чтобы жить здесь и соприкасаться с этим истоком культуры, а другие едут лишь с целью личного быстрого обогащения. И как раз в ущерб и культуре, и остальной России, и остальным людям, потому что эти деятели привыкли перешагивать через людей, идя к своей цели.

История коммерческой деятельности Глеба Беспалова в Москве Крячко не удивила, а скорее показалась сыщику характерной. Сначала молодой человек сколотил бригаду специалистов и начал оказывать услуги по ремонту помещений частным образом. Потом он, заработав первоначальный капитал, открыл предприятие, закупив немного дорогостоящего инструмента, без которого не обойтись, приобретя машину для доставки материалов. Но очень быстро пронырливый делец понял, что на этом больших денег, а главное, быстро не заработаешь. И он стал искать другие пути, более легкие, но менее законные. Несколько раз он участвовал в тендерах на госзакупках на условиях так называемого «договорняка». Кто-то хотел выиграть тендер и собирал группу предприятий, которые тоже будут участвовать, но цена контракта в этой группе у всех удобная для того, чтобы выиграл дело основной претендент.

А потом Крячко выяснил интересную закономерность, которая бросилась ему в глаза после тщательного изучения истории предприятий Беспалова. Именно предприятий, а не одного предприятия. Беспалов стал открывать и закрывать предприятия довольно быстро. И так происходило несколько раз. Артура Козоряна, к которому посоветовал обратиться Орлов, Крячко нашел в небольшом уютном ресторане с летней верандой. Козорян, как о нем отзывался генерал Орлов, был специалистом в очень интересной области – он сводил нужных людей между собой. Обширные связи Козорян имел не только в бизнес-сообществе, но и в области культуры, науки. И его знали все, хотя мало кто мог точно определить, чем же занимался этот человек, каким был его бизнес, чем именно он зарабатывал на хлеб. Разумеется, все схемы обогащения имели откровенный уклон ухода от налогов, что делало Козоряна уязвимым перед законом. Но обширные связи служили ему определенной защитой, создаваемой руками этих же знакомых, прямо или косвенно. Таким понял Крячко образ этого человека – его знали все, он знал всех и извлекал из этого немалую материальную выгоду. Но именно это положение делало Козоряна уязвимым, зависимым от сильных мира сего, а потому и определенно лояльным к тем, кто его пока не трогает. Тяготило такое положение Козоряна, очень тяготило, но поделать он уже ничего с этой ситуацией не мог. Он упустил тот момент, когда еще можно было обойти засасывающее болото сомнительного бизнеса.

Крячко смотрел, как невысокий, похожий на шарик мужчина расшаркивается с важными гостями, как его по-свойски хлопают по плечам, как обнимают, как благосклонны к нему дамы. Смотрел и думал, что Козорян очень похож на нужного всем человека. Забавно, а как он отреагирует на нового человека, якобы нуждающегося в его услугах. И когда гости потянулись к выходу, а Козорян попытался выйти за ними следом, чтобы еще раз зафиксировать дружеские отношения, то ли недавно сложившиеся, то ли продолжающиеся уже на протяжении долгого времени, дорогу ему заступил Крячко.

– Надо поговорить, Артурчик, – уверенным и немного развязным голосом заявил сыщик. – Пошли отойдем в сторонку.

– Вы кто? Не видите, я занят с друзьями. У меня мероприятие…

– Закончилось твое мероприятие, – взяв Козоряна за лацкан синего клетчатого пиджака, заявил Крячко. – Гости уже уходят, ты со всеми попрощался, а теперь поздоровайся со мной и не зли меня, Артурчик.

Опешивший от такого наглого напора, Козорян беспомощно посмотрел вслед гостям, покидавшим ресторан. Он абсолютно не понимал, кто этот человек, какого рода у него дело или какого рода претензии. Ну, наверное, все же Козорян что-то предполагал, потому что быстро сдался и со вздохом позволил себя отвести в сторону и усадить за крайний столик. В дверном проеме тут же возникло два раскрасневшихся от алкоголя мужских лица.

– Артур, ну мы уезжаем! Ждем тебя, ты идешь?

– Артур остается! – обернувшись, резко и даже со злостью бросил сыщик. – У Артурчика нарисовались срочные дела! Можете ехать!

Вообще-то это была очень простая проверка. Люди, которым Козорян был бы по-настоящему дорог, которые уважали бы его, ценили, считали бы своим настоящим другом, в такой ситуации никогда бы не оставили его наедине с грубым хамоватым незнакомым человеком. Эти же решили ретироваться. Пусть сам разбирается. Они ведь свое съели и выпили, хорошо и весело посидели. То, что лица безропотно исчезли, Козоряна, кажется, даже и не удивило. Он прекрасно понимал, кто он для этих людей и для многих десятков и сотен партнеров. Нужный для одних и назойливый тип для других, потому что его приходится терпеть, ведь он один раз здорово помог, выручил, а теперь ты ему благодарен и не знаешь, как закончить этот процесс. И заканчивать ли его. Ведь Артур Козорян снова может понадобиться в один прекрасный момент со своими связями, знакомствами.

– Что вам нужно? – не очень любезно потребовал ответа Козорян.

– Поговорить нужно, совет нужен, – усмехнулся Крячко и развел руками, мол, все просто и все как обычно.

– За советом так не приходят! – начал было недовольно ворчать Козорян.

– За советом приходят так, как считают нужным люди, которые тебя оставляют пока на свободе, потому что ты охотно даешь советы и отвечаешь на вопросы. Как тебе это выражение? Думаешь, я его сам придумал? Нет, один мой хороший друг, который работает на улице Житной в большом доме и зовут его Петром Николаевичем. Кстати, тебе от него привет.

– Понятно, – угрюмо ответил Козорян и опустил глаза. – Можно было и сразу сказать.

– А мы привыкли все делать по-своему, – развел руками Крячко. – Иначе же просто нельзя. Или наглеть начнут, или на шею сядут, или вообще почувствуют себя свободными людьми. А мошенник, Артурчик, он в какой мере свободный человек? В той, что он еще пока не сидит. Ключевое слово здесь, как ты понимаешь, «сидит». Но давай не отвлекаться. Мне нужно знать, какие самые «вкусные» тендеры прошли в последнее время в области ремонтно-строительных работ и проектов в столичном регионе.

И Козорян принялся обстоятельно и аргументированно рассказывать, какие объекты этой весной выставлялись на тендер. Он называл фирмы, выигравшие конкурс, называл тех, кто проиграл и почему. Больше всего досталось администрации и законодательству, откуда и пошло несовершенство процесса, по его, Козоряна, разумению. Официант принес уже бутылку хорошего вина, которую заказал Крячко, наполнил бокалы. Артур, казалось, не заметил даже этого и машинально взял свой фужер и приложился к нему.

– Скажи-ка, а какой тендер считается привлекательным для серьезного бизнесмена? – поинтересовался Крячко. – Я понимаю, что есть фирмы, которые рады любым заказам. На зарплату и налоги хватило заработанного, ну и слава богу. Но есть ведь и серьезные люди, для которых несколько миллионов – это овчинка, не стоящая выделки.

– Вы все судите цифрами и количеством нулей! – возмутился было Козорян, но потом опомнился и стал пояснять чуть ли не на пальцах: – Вы экономику никогда не изучали? Ну, хотя бы в вузе или в школе факультативно? Вы не помните таких понятий, как интенсивный путь развития и экстенсивный? Зарабатывать можно на изредка подворачивающихся дорогих, как космический полет, объектах. А можно на череде мелких, главное, чтобы они не кончались и всегда были под рукой. И тогда подняться в этом бизнесе получается даже легче. Легче и потому, что тебя все знают, ты всем удобен, спасаешь каждый объект, на котором «накосячил» твой предшественник, выручаешь. Ты надежен, и тебя ждут. В итоге прибыль может оказаться на порядок выше.

– И все же? – вскинув бровь, холодно осведомился Крячко.

– И вы туда же, – махнул рукой уже порядком захмелевший Козорян. – Только не мечтайте, что очень просто получить такой контракт, хоть вы ангел с крылышками. Туда попадают только свои и проверенные. Лишний риск никому не нужен. А о контрактах на миллиарды вообще забудьте. Их получают аффилированные фирмы. Вся драка идет за сотни миллионов. Самый лакомый кусочек, где на обналичке можно хорошо подняться.

Они проговорили еще почти час, а потом Крячко ушел, заплатив за вино. Он сразу свернул за угол, где стоял фургон с затемненными стеклами. На фургоне не было никаких опознавательных знаков, хотя его хозяин занимался доставкой оборудования на детские праздники. Крячко быстро открыл дверь и вскочил в фургон. Машина сразу же тронулась и, выехав за угол, остановилась напротив ресторана. Направленный микрофон уже был подготовлен к работе.

– Так нормально я встал, Стас? – спросил водитель фургона.

– Отлично, глуши мотор, – отозвался Крячко, надевая наушники.

Кнопка звукозаписи была под рукой, но сыщик ждал, наблюдая за Козоряном. Прошло не больше минуты, когда к столику с подвыпившим дельцом подошел какой-то мужчина в хорошем костюме и с салонной качественной стрижкой. Крячко не видел его лица и все мысленно просил незнакомца повернуться. Но тот, как назло, все время держался спиной к окну.

– Сережа! – позвал Крячко водителя. – Слушай, будь другом, выйди, попытайся на телефон сфотографировать вон того человека в костюме, который разговаривает с армянином.

– Ну, ты из меня совсем шпиона сделать хочешь, – недовольно проворчал мужчина. – У вас что, людей не хватает?

– Всё у нас есть, всего хватает, да только времени порой нет, чтобы привлечь своих. А ты мне друг, вот я тебя и прошу помочь.

– Пользуйся, пользуйся! – усмехнулся водитель и вышел из машины.

Мужчина стоял у столика до тех пор, пока глаза Козоряна не сфокусировались на нем. Кажется, армянин выпил еще, пока Крячко отсутствовал, и его стало понемногу развозить. Он медленно поднял голову, взглянул на мужчину и сделал приглашающий жест на свободный стул. Отсюда Крячко сделал вывод, что эти двое знакомы. Вопрос: как хорошо знакомы, на какой почве знакомы и хорошо ли разглядел этот человек самого Крячко, когда тот разговаривал с Артуром?

– Ты чего это сидишь и нарезываешься один? – спросил мужчина хорошо поставленным глубоким голосом. – С кем пил, кто этот человечек, который тут сидел?

– Деловая встреча, – с брезгливой важностью ответил Артур. – Всем нужен Козорян, все моего совета ищут, все ко мне с просьбами идут.

– Чего он хотел? Хватит из себя королеву строить. Кто он, чего хотел?

Крячко напрягся. Расскажет или нет армянин этому человеку о своем собеседнике? Неизвестно, кто этот человек, но все может осложниться, если Артур проболтается. Только яснее ясного, что ему самому невыгодно болтать. Может потерять клиентуру, если пойдет слух, что он общается не просто с полицией, а еще и с уголовным розыском.

– А чего все хотят? – отозвался Козорян с пьяной ухмылкой и поднял перед собой указательный палец. – Денег! Все хотят денег и ко мне идут по этой причине. Все знают, что я могу посоветовать, я могу свести с кем надо, я помогу заработать.

– Хватит трепаться попусту, – разозлился мужчина. – Откуда он? Чего хотел? Строительная контора?

– Почему строительная? Думаешь, все норовят строить? А вот не строительная. Дочку хотел свою в столице пристроить, чтобы она пела. Певицей хочет ее сделать! Они ведь думают, что всё могут и без меня. Две вышки заимел, и он теперь нефтяник, хозяин жизни? Все купить может? Вот пусть идет и покупает… Знаю я этих нефтяников.

– Так он из Тюмени, что ли? – тихо засмеялся мужчина. – Землячок твой? Ты же из Тюменской диаспоры сюда перебрался? Ладно, пей! Не буду мешать.

Крячко опустил микрофон и облегченно вздохнул. Значит, есть еще в Козоряне инстинкт самосохранения, раз не проболтался. Хотя и без того ясно, что есть, раз он еще на плаву и свои делишки проворачивает. Водитель вернулся через пять минут,

– Ну, получилось?

– Неа, – проворчал он в ответ на вопрос Крячко. – Пока я обходил здание, он исчез. Я даже не понял, каким образом он вышел из ресторана. Слушай, Стас, а может, это хозяин ресторана был? И ушел через служебный вход или кухню?

Следующий разговор у сыщика произошел в администрации с человеком, который в том числе ведал вопросами контроля за проведением ремонтно-строительных работ. Скромная должность и обычный надзор, чтобы машины грязь колесами не выносили на проезжую часть, на городские улицы, чтобы пыль не летела, чтобы пользовались мусорными рукавами, чтобы ни одного лишнего дерева не повредили, кроме специально определенных к опиловке. Звали его Германом Сергеевичем Будиным, и был он во всех отношениях человеком незаметным. Стол его стоял в общем кабинете в самом углу, одевался он невзрачно, на улице на него обратить внимание сложно. Но именно к нему и предложил обратиться Орлов, потому что Герман Сергеевич имел доступ к информации, и никто даже не думал, что через него может что-то просочиться. Просто не предполагали, что эта информация кому-то может быть интересна. Ведь на официальные запросы отвечают другие люди.

– Вы, Станислав Васильевич, правильно рассуждаете, – улыбнулся Будин, сидя с Крячко в машине и протирая мягкой фланелькой очки. – Там, где крутятся очень большие деньги, очень большие, там нам с вами делать нечего, и к этой кормушке нас даже близко не подпустят. Строительный бизнес во все времена был самым коррумпированным и криминализованным. Меня вот почему здесь держат? Я не лезу ни в чьи дела и не возмущаюсь. Нашел нарушение, доложил, а уж мне начальство говорит, фиксировать его, оформлять или сквозь пальцы посмотреть. Все дербанят как раз не самые большие контракты. В двести миллионов, триста миллионов.

– Какой из таких был самым заметным в последнее время, Герман Сергеевич?

– Мелких много было. Был один крупный, не нашего уровня абсолютно, и решалось все выше нас на три этажа. А из тех, которые вас могут интересовать, это контракт, который в области получила фирма «Bazilevs ltd». Она какая-то там российско-турецкая, директор наш, русский. Я думаю, что турецкая сторона там чисто формально присутствует. Так, какой-нибудь мелкий бизнесмен за большие деньги подписался в учредители и не лезет больше ни в какие дела. А генеральный директор там Зотов Александр Павлович. Я на его имя несколько уведомлений печатал. Он хороший контракт выиграл, на двести пятьдесят миллионов.

– Серьезная фирма? – поинтересовался Крячко. – Хорошие специалисты, своя база, техника?

– На бумаге есть, а по сути нет у них ничего. Они на субподряд набирают фирмы, которые все и делают. У Зотова тоже было несколько «субчиков».

– Герман Сергеевич, вы мне сможете достать данные на этих субподрядчиков?

– Могу, а чего тут сложного.

Будин не подвел. Он и правда имел доступ почти ко всей информации. И когда Крячко увидел среди этих пяти фирм фамилию генерального директора Беспалова Г. Е. и название фирмы «АкваСтройСервис», то понял, что придется ему проверять их все. Но, как он и ожидал, три фирмы работали на площадке реально. И техника заезжала и выезжала, и на спецовках у рабочих логотипы красовались, да и с прорабами сыщику удалось пообщаться. Так, между делом, не вызывая подозрений своими вопросами. Напрашивался вывод, что фирмами-однодневками были две другие организации, которые генеральный директор Зотов привлек к работе. Одна из них – фирма Беспалова, и ясно, чем закончил Беспалов, а вторая – фирма «Квадрат Плюс». Данные паспорта учредителя были в документах, и Крячко быстро по линии МВД установил все подробности.

Борис Николаевич Михеев – учредитель и генеральный директор ООО «Квадрат Плюс» – был прописан в Текстильщиках. Но квартира эта продана другому человеку через агентство, и он представления не имел, где живет прежний хозяин. Но общение с соседями дало свой результат. Опыт проведения поквартирного обхода и опыт общения с людьми, расположения их к себе дал быстрый результат. Михеева знали, помнили. Жил он с детства в этой старой девятиэтажке, и жену его Оксану многие помнили. Квартиру он продал меньше года назад, а сам обитал то ли на даче, то ли где-то в подмосковной деревне, у них с женой дом был. Удивительно, но данных о смене прописки нигде не было. Это навело на подозрение, что паспорт использовал другой человек, а не сам Михеев. И все же подсказка нашлась. Одна из бабушек вспомнила, что жена Михеева Оксана как-то говорила, что они собрались поехать в деревню к родственнице.

Крячко потратил половину дня в паспортно-визовой службе, и все же подсказка сработала. Живых родственников не нашлось ни у самого Михеева, ни у его жены. Ни у кого из прямых родственников прописки в сельской местности никогда не было, но нашлась сестра матери Михеева, которая жила в селе Петрушово недалеко от Бутова. Получив адрес, сыщик отправился за город, предварительно связавшись с Гуровым.

– Думаешь, есть смысл? – на всякий случай спросил Гуров. – Подожди, Стас, я остановлю машину.

Крячко слышал, как в трубке исчез посторонний шум, потом снова раздался голос напарника:

– Так что, ты говоришь, нашел, у кого из родственников был дом за городом? И что это даст?

– Надо же как-то найти этого Михеева! По всем признакам его фирма – такая же «однодневка», как и фирма Беспалова. Только у меня появилось ощущение, пока я искал Михеева, что он вообще никакой не бизнесмен. Я, конечно, удивлюсь, если сейчас приеду и найду там в сельской местности шикарное загородное поместье, но черт его знает. В наше время и не такие чудеса случаются. Просто мы знаем судьбу Беспалова, и останавливаться нельзя. Теперь все выяснять придется досконально.

– Хорошо, езжай, раз ты так считаешь. Тебе виднее. Я хотел тебя спросить, Стас, ты знал, что этот твой Артур Козорян имеет строительное образование?

– Нет, не знал, – Крячко сразу ухватился за эту мысль. – Ты хочешь сказать, что он мог иметь отношение к подбору фирм для тендеров по сговору? А может быть и такое. Знаешь, после нашего с ним разговора к Артуру подошел какой-то тип в приличном деловом костюме и допытывался, кто я такой, с кем он тут разговаривал. Артур меня не сдал, соврал весьма профессионально. А у тебя что, есть информация на Козоряна?

– На него трудно не иметь информацию, его же все знают. Но дело не в нем. В уголовной среде слушок есть такой, что один человечек курирует строительство. Вроде бывший мент или фээсбэшник, а методы у него далеки от цивилизованных. Круто действует даже по меркам блатных.

Крячко нашел нужный адрес и, остановив машину на краю грунтовой дороги возле старого покосившегося забора, открыл дверь. В кабину сразу пахнуло весной, свежей зеленью и откровенным навозом. Коров было не видно, значит, кто-то завез удобрение на свой участок. Да, это уже не Москва! И дом, к которому он подъехал, не может принадлежать крутому бизнесмену, учредителю фирмы, подряжающейся на крупных объектах. Закрыв машину, Крячко пошел к калитке. За деревьями он видел крышу одноэтажного дома из профильного железа. Дом был построен из силикатного кирпича или просто обложен кирпичом.

Калитка была закрыта, а возле нее неопределенного возраста мужичок в зеленом костюме «горка» поправлял цепь у старого велосипеда.

– Простите, – Крячко обратился к мужчине, – я ищу Бориса Николаевича Михеева. Вы не знаете такого?

Мужчина выпрямился, вытер пот с виска тыльной стороной руки и одним быстрым взглядом охватил и костюм собеседника, и стоявшую поодаль машину.

– Поздновато приехали, – странным голосом произнес мужчина. – А вы откуда же будете? Чего ищете его?

Темнить смысла не было, врать тоже. Человек явно знал Михеева, мог о нем рассказать что-то полезное. Так что лучше, как говорится, с открытым забралом. И Крячко спокойно пояснил:

– Я из полиции. Кое-какие вопросы есть к Михееву. Хотелось бы побеседовать и уточнить. А вы его знаете?

– Знал, – кивнул головой мужчина. – Поздновато приехали. Помер Михеев. Уж месяца два, как похоронили. Тут он жил. С Оксаной тут они жили.

– То есть как жили? – насторожился сыщик. – А с Оксаной-то что?

– А? – Мужчина удивленно посмотрел на незнакомого мужчину и пожал плечами. – Да это я так просто. Выразился неудачно. Здесь она. Куда ей теперь одной.

Поняв правильно кивок мужчины в сторону дома, Крячко подошел к калитке. Женщина была дома, и сыщик не сразу даже понял, какого она возраста. Михееву было чуть больше пятидесяти, и жена была его ровесницей. Но сейчас он увидел пожилую женщину с седыми непослушными волосами, которые никак не хотели держаться под заколками. Походка у Оксаны Михеевой была шаркающая, старческая, и говорила она не очень внятно, судя по всему, не хватало пары зубов спереди. Да и в глазах женщины не было яркости, ясности и особой жизни. Жила как жилось. Просто доживала.

Травмировать женщину, которая еще не оправилась от горя потери близкого человека, да еще смертельно уставшую от забот о больном муже, Крячко не стал. Многое было и так понятно. Квартиру продали, чтобы была возможность лечить мужа. Дом достался по наследству от сестры матери, у которой других наследников не было. Сам Борис Николаевич уже несколько лет не вставал с инвалидной коляски. Уже в то время он был недееспособен, когда по паспорту Михеева оформили учредителем фирмы. Кто это сделал и когда, Оксана не знала. Паспорт был дома. И когда Борис умер, его паспорт забрали соответствующие органы. В то время фирма была уже закрыта.

– И за все время болезни мужа вам никто не помогал? – спросил Крячко, повинуясь какой-то интуиции. – Я понимаю, что родственников у вас никого не осталось. Но были же какие-то знакомые, друзья мужа?

– Да что вы, – махнула женщина рукой, и на ее глаза снова навернулись слезы. – Греха на душу не возьму, поначалу, конечно, и помогали, и деньги собрали один раз на лечение. А начальник, так тот задним числом и премию выписал. Но это уж когда муж инвалидность получил.

– А где он у вас работал до болезни?

– Да он всю жизнь у меня в колонии проработал. Мы же раньше в Саратове жили. А потом по здоровью уволился. И один знакомый его уговорил в Москву перебраться. Он в охране работал, в какой-то фирме. Я точно и сказать не могу, как называется она. Этот старый сослуживец и помогал больше всех. Почти до последнего. А вот случилось так, что и на похороны не пришел. Может, случилось что с человеком, а я на него грешу.

– Не этот старый сослуживец помогал вам? – Крячко достал телефон, порылся в памяти и вывел на экран фотографию Шарова.

– Да, он, – удивилась Оксана. – А что, правда с ним случилось чего или приболел?

– Нет, не приболел, – убирая телефон, ответил сыщик. – В командировку улетел за границу. В длительную.

Фотографию майора Шарова из его личного дела получил Орлов по своим каналам. Как он это сделал, Крячко и Гуров расспрашивать не стали. Но если Петр занялся этим, значит, он тоже верил в данную версию больше, чем в другие. Значит, Андрей Андреевич Шаров, с которым когда-то работал Борис Михеев, воспользовался его паспортом, а потом вернул его назад. И когда нужда в Михееве отпала, он перестал навещать семью. Грубо и цинично. Вполне в стиле Шарова.

Гуров в тот день ждал Крячко в кабинете допоздна. Вот уже отыграли солнечные блики в панорамных окнах второго этажа красного здания Французского посольства, вытянулись тени от многоэтажек на Большой Якиманке. Потом зажглись уличные огни, и Гуров задернул старомодные шторы, которые им со Стасом в кабинет помогла выбрать Маша. Ей тоже очень не нравилось, когда в помещении, в котором человек должен чувствовать себя уютно, на окнах висят какие-то бездушные жалюзи. Помещение должно будить глубины души, мысли, вдохновлять на творчество, которому есть место в любой профессии. Профессия без творчества мертва, как и останется мертвым то, что ты делаешь, производишь, создаешь. Даже если ты пишешь рыцарские романы, то не обязательно увешивать стены старинными мечами и кинжалами, а по углам устанавливать доспехи. Профессия, эпоха, вдохновение черпаются из мелочей, нюансов – камина, гардин на окнах, цвете панелей, формы люстры и бра у твоего кресла.

У Гурова в кабинете было кресло. У них с Крячко был даже диван. Небольшой, но очень уютный. Помнится, когда Орлов впервые увидел этот диван, он усмехнулся, издевательски скривив рот, смерил сыщиков взглядом и тихо пробормотал: «Сибариты». Но сам Гуров больше любил свое кресло и, сидя в нем, пить кофе по утрам перед началом рабочего дня. Пить кофе и смотреть, как солнце поднимается над крышами высоток 2-го Спасоналивковского переулка. Диваном в основном безраздельно владел Крячко.

Станислав распахнул дверь в кабинет и машинально поднял руку, чтобы включить свет. Гуров сидел с бокалом чая в кресле при свете только настенного светильника и ждал напарника.

– Раз ты не бросился мне на шею от радости, – заключил Крячко, – я понял, что результатов наших запросов о Шарове пока нет.

– На шею? – Гуров вскинул брови и тут же парировал: – Насколько я помню по заплаканным лицам и судорожным воспоминаниям пострадавших от тебя девиц и незамужних женщин, ты человек не тактильный и для тебя объятия ничего не значат и никоим образом души твоей не трогают.

– Незамужних? – Крячко подумал и все же включил верхний свет. – Впрочем, и замужних тоже. Но это когда было! Я нашел еще один след Шарова здесь, в Москве. И совсем свежий. Есть основания подозревать, что именно Шаров помог зарегистрировать фирму и сделать учредителем Бориса Николаевича Михеева, умершего пару месяцев назад от тяжелой и продолжительной болезни. Впрочем, на момент регистрации он был также болен и недееспособен. Жена Михеева не знает имени «друга» своего мужа, не знает, где он работал, но опознала его по фото, которое раздобыл Петр.

– Вот, значит, как, – оживился Гуров. – Значит, это не совпадения. Опять след Шарова и опять вокруг нашего дела, в основании которого трупы рабочих и молодых амбициозных бизнесменов с авантюрной жилкой. Но только вот на организатора Шаров, как мне кажется, не тянет. А вот на исполнителя вполне. И проблем с кадрами для исполнения у него тоже не будет, учитывая его прошлое. Думаю, я тоже тебя немного порадую оперативной информацией. Шаров и правда в Москве. И он работает тем человеком, который активно расчищает какому-то своему боссу дорогу к богатству. Я немного пообщался с уголовным миром, в лице наиболее откровенных его представителей, и мне по большому секрету рассказали, что есть в Москве какая-то сила, которая не церемонится и не особенно выбирает методы борьбы за место под солнцем. Кое-кто стал бы это называть беспределом, если бы это коснулось его лично. Эта сила не склонна договариваться и опасна. Мало кто хотел бы с ней связываться, считая, что за этой силой стоит мощная «крыша». Поговаривают о том, что это похоже на беспределы, которые творились в девяностые. Кто-то зарвался, Стас.

– Ты считаешь, что эта сила расчищает дорогу к светлому богатому будущему хозяину фирмы «Bazilevs ltd»?

– Не исключаю, Стас, не исключаю! Не исключаю даже, что хозяин фирмы не особенно интересуется методами своего помощника. А если бы интересовался, то притормозил бы его. Такая волна в уголовном мире ему вряд ли нужна. Он же не дурак и понимает, что уголовный розыск держит пальцы на пульсе у криминальной среды. Мы-то эти волны почувствуем первыми.

– Тогда нам и карты в руки, тогда круг подозреваемых катастрофически сужается! – Крячко подошел к журнальному столику и включил электрический чайник. – А как ты считаешь?

– Пока никак не считаю, – покачал Гуров головой. – Давай не забегать вперед. Что мы имеем? Подтверждение того, что Михеев работал когда-то в одном городе и в одном ведомстве с Шаровым. Так? Мы узнали, что, по мнению жены покойного Михеева, ее мужа в свое время устроил на работу в Москве Шаров. Подтвердит она это официально или запамятовала? И третье, он приходил и помогал бывшему сослуживцу деньгами и лекарствами, когда тот заболел. Все, Стас, больше пока ничего на Шарова у нас нет. Все им совершенное никак не тянет на криминал, на статью Уголовного кодекса. А паспорт могла у Михеева незаметно вытащить, а потом так же незаметно вернуть патронажная сестра из местной поликлиники.

Глава 5

Станислав Васильевич не любил таскаться с пистолетом. Что на брючном ремне, что под мышкой в кобуре, он неприятно тянул, мешал, натирал. Сыщик невольно чувствовал себя каким-то нелепым актером в выдуманной криминальной пьесе. Может быть, виной всему были дурацкие сериалы по телевизору, которые так часто анонсируют и гоняют по разным каналам. Там оперативники и даже следователи, хотя очень часто авторы фильма не видят элементарной разницы между оперативниками уголовного розыска и следователями, путают жаргонизмы и называют оперативников «следаками», а следователей «сыщиками»… Так вот, следователи в фильмах лазают по чердакам и гоняются за преступниками с пистолетами, а оперативники возбуждают уголовные дела. Смех, да и только.

Но что совсем уж по-детски смешно, что и те и другие в фильмах постоянно ходят с пистолетами в кобуре. В жизни никто этого не делает, а оружие получают лишь на время дежурства да в случаях, когда тебе приходится выезжать туда, где ты, скорее всего, столкнешься с вооруженными преступниками. Это во время милицейской молодости Крячко оперативники сами выезжали на задержание вооруженных преступников, участвовали в перестрелках, если преступник не хотел сдаваться, оказывал вооруженное сопротивление. Сейчас опера редко это делают. Для таких случаев существуют спецподразделения, «заточенные» как раз под подобные ситуации. Они возьмут кого угодно в любой обстановке тихо и без шума. И, главное, без лишнего риска и для оперативного состава, и для себя, и для окружающих, что еще более важно. Ведь полиция для того и существует, чтобы защищать граждан, а не создавать им проблемы своей деятельностью.

И все же Гуров настоял, чтобы Стас носил оружие постоянно. В дежурной части знали о приказе Орлова, что полковники Гуров и Крячко, учитывая особую важность операции, имеют право не сдавать в конце рабочего дня табельное оружие в оружейную часть. И если днем Станислав Васильевич держал пистолет у себя в кабинете в сейфе, то, выходя на улицу и тем более собираясь домой, он надевал на брючный ремень открытую кобуру с пистолетом. Носить под мышкой оружие он терпеть не мог. Мешало оно ему там просто невероятно.

Время было позднее, но Станислав Васильевич вдруг вспомнил, что дома у него в холодильнике шаром покати. Жена уехала к матери, помочь той с огородом, и Стас вынужден был жить холостяком. Хотелось скорее домой, принять душ и упасть на постель, но… завтра нужно что-то завтракать, а потом и ужинать. И завтра, может быть, вообще не будет времени заезжать в магазин. Глянув на часы на приборной панели, Крячко вздохнул и свернул направо к круглосуточному универмагу. Так, дворами, было короче, чем ехать через проспект, через развязку и два светофора, один из которых был «длинным».

В свете фар мелькали припаркованные возле домов машины, мигающие желтым глазом светофоры на второстепенных улочках и переулках, отключенные на ночь. Сменяли друг друга уютно освещенные из-под крон деревьев аллеи. Изредка дорогу перебегали голоногие девчонки, выгуливающие маленьких собачек, или степенно переходили дамы с важными, воспитанными большими собаками. Станислав Васильевич улыбнулся. Он вспомнил, как давно начал понимать, что собаки и их хозяева всегда похожи. Нет, не внешне, хотя и это бывает. Просто человек заводит псину такую же по характеру, по манерам поведения, как и сам хозяин. Ведь собака – это компаньон, а она должна быть той породы, которая становится немного частичкой тебя самого.

Мелькнувшие неподалеку от дороги под светом фонаря фигуры насторожили оперативника. Что-то было в движениях агрессивное, порывистое, не соответствующее общей атмосфере теплого и спокойного майского вечера московских дворов. Крячко притормозил, вглядываясь в пространство между молодыми вязами. В свете дежурного освещения витрины какого-то закрытого на ночь магазинчика он заметил двух мужчин, которые пытались удержать за руки женщину. И женщина отчаянно вырывалась. Это все было настолько характерно, настолько у оперативника был заточен взгляд на такие события, что он, уже ни секунды не сомневаясь, что двое подонков напали на прохожую одинокую женщину, надавил на тормоз.

Крячко перемахнул через спинку лавки на аллее, удивляясь самому себе. Оказывается, он еще был способен на такие лихие фокусы. Двое парней в темной одежде тащили женщину подальше от ближайшего фонаря к темной стене дома. Но все же освещения было достаточно, чтобы оценить их рост, телосложение, одежду. И понять, что в их руках отбивалась молодая, лет тридцати, стройная женщина в узком платье и туфлях на высоком тонком изящном каблуке. Плюс-минус пять лет, подумал Крячко и тут же недовольно осадил себя. Платье разглядел, каблучки, а тут два молодых крепыша перед тобой, явно с серьезными намерениями.

Почему женщина не кричала, не звала на помощь? Он не успел подумать об этом, как перед ним вырос один из парней и рыкнул, выбросив в сторону руку с блеснувшим лезвием:

– А ну свалил отсюда! Ты че, бессмертный, что ли?

– Со мной надо на «вы», – зло бросил сыщик и чуть отклонился назад.

Лезвие буквально просвистело перед его лицом слева направо. Крячко не стал ждать, пока вооруженная рука хулигана вернется назад, и ударил ногой парня под колено. Тот охнул и чуть осел на одну ногу. Снова воспользоваться ножом он не успел. Крячко чуть переместился влево и оказался у него почти за спиной. Ударом ноги в локоть он обезоружил противника, и нож, блеснув лезвием, отлетел на дорожку. Второй нападавший сразу бросился в сторону и исчез за большим кустом сирени. Первый выпрямился и захромал следом, даже не оглянувшись и не бросив обязательной фразы на тему, что «я тебя запомнил, мы еще встретимся, шарик – он круглый, а дорожки на нем пересекаются». Молча ушел.

Крячко оглянулся в поисках ножа, который выронил хулиган, но тут же понял, что женщина падает или садится прямо на траву. Видимо, силы ее оставили и ноги уже не держали. Подскочив к ней, Станислав Васильевич обхватил ее за талию и подвел к ближайшей лавке.

– Садитесь, садитесь же! – попросил он, помогая женщине усесться, и тут же подумал, что талия у нее тонкая и изящная, и вообще, модель, а не женщина.

– Я, кажется, ногу подвернула, – тихо сказала пострадавшая нежным мелодичным голоском. – Или ушибла. Там туфли слетели с меня. Каблук, наверное, сломала.

– Ну, это мелочи, – улыбнулся сыщик, еще раз бросил взгляд на женщину и пошел искать ее туфли.