Железная роза, рябиновый гребень. Дар водяницы

Глава 1. Недосказанные сказы

Хорошо бежать по траве, когда мягко стелется та под ноги, сверху солнышко пригревает, а от нагретой солнцем земли пахнет свежими всходами. Но не до красоты той, что бежит не чуя себя. Дальше, дальше… убежать от зла, предательства, от лиходея. Да куда тут убежишь?

Куда денешься, если самый родной и близкий человек, такое с тобой сотворить затеял, что и врагу злейшему не пожелаешь?

Пот заливал лицо, ветки растрепали косу, уж давно сбросила беглянка плат, что голову покрывал, только и успевала лицо рукой прикрывать, чтоб ветки глаза не выбили. Да и пусть изуродуют, все равно недолгий век ей коротать осталось, так какая разница?

Усталость взяла свое, девушка остановилась, тяжело дыша. Оперлась рукой о березку. Посмотрела наверх. Вот сук, удобный такой, наверное, крепкий. Рука ее потянулась к поясу. Пояс крепкий, тканый, родными руками сделан, пусть сослужит последнюю службу. Рыдания разорвали горло. Меж макушками деревьев проглядывало небо, голубое сегодня, безоблачное. И солнышко ласково осушало слезы. Нет, еще есть время, еще можно пожить, подышать, пусть сердце и бьется внутри испуганной птахой.

Да, дышать, дышать и… бежать. Она услышала или ей показалось, что слышит, слышит конский топот позади. Далеко ли близко ли? Не видно ничего сквозь деревья, но страх уже толкнул в спину, увлек дальше, дальше. Туда, к реке. Пусть примет ее прохладная волна, убаюкает, утешит.

***

Стольный град Вольск, княжество Вольское

Плохой день выдался у князя Вышемысла. Новости гонцы привозили одну хуже другой. Великий Князь Буйтурского княжества Боремир опять походом на соседей пошел. В этот раз Черновское княжество разорил, селения пожог, полон богатый взял. Сам князь Черновский Умил погиб, семья его в бега подалась.

Княгиня Заслава от таких вестей побледнела, прижала тонкие пальцы к вискам.

– Скоро и наш черед придет.

Хороша была княгиня, хоть и родила князю двоих сыновей и дочку, а все лицом бела и щеками румяна. Дочь в нее пошла. Краса ненаглядная. Глаза как озерца лесные, брови соболиные, коса – пшеница спелая. Князь тихо застонал. Заслава тревожно оглянулась, дала знак челядинцам, те вышли, затворив за собой двери.

Знала княгиня планы мужа, знала, да перечить не смела. Ведь не для себя решение страшное муж принял – для народа, иначе гибель и разорение всему княжеству. Вышемыслу престол богами даден не только для того, чтобы лебедей жареных вкушать, а еще и простому люду отцом и защитником быть.

Вольское княжество недаром Вольским называлось. Люди тут жили в ладу с собой и богами. Предки их место для поселения хорошее выбрали: в долине меж двух полноводных рек. Так что с востока и запада вода рубежи защищала, а с юга пологие холмы в горы переходили. Оттуда прибывали южане, но все больше по делам торговым, чем военным, особенно после того, как получили несколько раз достойный отпор.

С севера же постоянно подвоха жди. Там Великий князь Боремир все вотчину свою расширить мечтает, чтоб все окрестные князья не просто его главенство признавали, как сейчас, но и дань большую платили. Рать у Боремира большая, обученная, хорошо вооруженная. Трудно с ней тягаться будет, а что день этот придет Вышемысл не сомневался.

Давно он лелеял мысль собрать свое войско. Та небольшая дружина, что сейчас есть, это лишь в полюдье1 ходить, да по рубежам дозоры держать. Хотелось же ему, чтоб крепости у него по всем сторонам света стояли, чтоб ратники там денно и нощно сидели, и никто на его земли просто так пройти не мог.

Крепости-то настроить недолго, и людей хватает, кто на службу княжью с радостью пойдет. Вот где оружия столько взять? Оно из воздуха не берется. Кузнецы есть, умельцы всякие, что кольчуги, бармицы, наручи, мечи, луки и сулицы делают. Мастера-то найдутся – вот с железом беда.

Кончалась в Вольском княжестве руда болотная. Вроде и много их, болот в округе, а вычерпали все за века. Новое когда нарастет? В прежние времена железной руды в горах, что на юге, много добывали. Оно и проще и железо из нее прочнее выходит. Но прошли те добрые времена. Время от времени ходили рудознатцы на поиски, но все возвращались ни с чем. Один из них, Бойко, так рассказывал:

– Будто водит кто. Вот явно тут оно, чую прям, – при этом он шмыгал мясистым обветренным носом, – а раз, и нету ничего. Будто хозяин горный не дает.

Вышеслав ничего на это не сказал. Знал, знал, что прав Бойко. Есть у горы хозяин. Он и не дает. Еще прадед князя с хозяином этим, а может, с родичем его, поссорился на века. Было дело. Повадился крылатый змей, что в горе живет, девку ежегодно себе в жены требовать. И куда ему столько? Или ел он их, как наскучат? Взамен давал руду железную, золотые жилы открывал, камней самоцветных позволял искать. Но потом пришла очередь княжны Красимилы в жены змею идти, и тогда богатырь Светозар взял, да и сразился с супостатом, срубил ему поганую башку, княжну домой воротил, сам на ней женился, князем стал.

Вышеслав посмотрел в окно на знамя, реющее на угловой башне: змей, пронзенный мечом под ногами всадника. Да, прадед Вышеслава храбрым витязем был, только подвигом своим княжество изрядных богатств лишил. Не сразу, но погодя, стали оскудевать земли Вольские. Хорошо хоть реки кормили, белорыбицу из Корзы во всех княжествах охотно покупали, жемчуг, что в реке Весе добывали, тоже доход приносил. Ну, а железо да злато с серебром у соседей купить можно. Только сейчас этого железа столько надобно, что сразу вопросы у тех же соседей возникнут – зачем да на какие цели.

Если ж не покупать, не вооружаться, на милость богов надеяться, то и жди, что того и гляди запылают избы от вражеских огненных стрел.

Выход из этого был, но такой, от которого Вышеслав по ночам спать не мог, а как решение принял, так и есть почти перестал. Но раз слово княжеское дал, то держать должен.

Двери распахнулись, вбежал окольничий Нелюд. По тому как он сразу кинулся ему под ноги, князь понял, что плохие новости на сегодня еще не закончились.

***

Деревня Корза, княжество Вольское

Глаза у Вольши слипались, но так хотелось дослушать кощуну бабки Ненилы, что пришлось откусить заусенец, что с утра не давал покоя. Помогло. Посасывая ноющий палец, Вольша подпер второй рукой голову.

–… а и говорит ему девица-водяница, ай, не губи ты меня добрый молодец, любое твое желание выполню. Хошь злата дам, хошь девку, княжью дочь, в жены…

Вольша не удержался и фыркнул. На него зашикали – не мешай слушать. Ненила подняла глаза, туда, где с полатей торчали лохматые головы.

– Что, Вольшенька, не люба тебе моя сказка? – усмехнулась Ненила. Руки ее при этом продолжали тянуть тонкую нить кудели, мотать на веретенце.

– Нравится, – подал голос Вольша, – ловко он ту девицу поймал! Только вот желания глупые у него.

– Откель знаешь глупые они или нет?

– Кто ж княжью дочку замуж-то пожелает по доброй воле? Она ни прясть, ни хлеба испечь не сумеет. Возись с ней потом, – Вольша снова фыркнул.

Ненила всплеснула руками, остановив работу.

– Вот же умный какой! Раз так, сам сказку сказывай, а я спать. Завтра с рассветом на покос вставать.

Погасила лучину и протопала к себе в чуланчик за печкой. Парни на полатях завозились, Вольше больно прелетело в бок.

– У-у-у… не дал сказку дослушать, – буркнул Ждан. В этой печной ватаге он был старшим. Первый сын отцова брата, стрыя, стрыйчич стало быть Вольшин.

Вольша отполз подальше. Связываться со Жданом не хотелось. Кулаки у того здоровые, а ум маленький. У Вольши кулаки, пожалуй, не меньше, но не дело потасовку с детьми хозяина дома зачинать.

Вот с Радимом, вторым стрыйчичем, своим одногодком, Вольша дружил. В летнюю пору, когда семье брата требовалась помощь в покосе, отец приезжал на несколько дней, хоть и работы в кузне всегда невпроворот. Но кузнец Годим родственные связи свято чтил и Вольшу с собой всегда брал, как сам говорил, чтоб тот не только молотом махать умел. На самом же деле опасался единственного отпрыска дома одного оставлять, с его-то неугомонным нравом

– Дурак ты, Вольша, – смеялся Ждан, устраиваясь на самом удобном месте, – Еремей-то на княжне женится, да сам князем станет. То-то хорошо: лежи себе и лежи, ничо делать не надо, за тебя слуги работают. Уж я бы…

Пока Ждан мечтал о княжеской беззаботной жизни, Радим потянул Вольшу за рукав.

– А ты чего б пожелал?

– Ясно чего. Самым лучшим ковалем на свете стать. Чтоб все тайны железа открыть…

– Ну, для этого не надо водяницу просить.

– А кто мне секреты железа откроет, кто залежи руды покажет? Отец давеча сетовал, что все меньше и меньше болотной руды добывают, а в горах есть, но как найти-то? Вот и думаю я…

Вольша задумался, а когда хотел продолжить, понял, что Радим уже спит крепким сном. Он и сам подложил под щеку ладонь, шершавую, с крепкими мозолями от молота и клещей. Ничего, уж он найдет способ до руды добраться. Пусть хоть и водяницу поймать придется.

***

Стольный град Вольск

Сенные девки носились по светлице, как оглашенные. Княгиня не обращала на суету внимания, сидела с каменным лицом.

– Зеркало подай, – велела негромко.

Селишка, одна из девок, тут же подбежала, принесла блестящую пластину в оправе из драгоценных камней.

Из зеркала на княгиню глянуло бескровное лицо с запавшими темными глазами.

– Румяна принеси.

Селишка метнулась за шкатулкой с притирками, белилами и румянами, что женской красоте всегда в помощь.

Княгина прикрыла глаза, пока румянили щеки, сурьмили брови, причесывали, потом оттолкнула девок, встала.

– У себя ли князь?

– У себя, у себя, – поклонилась Селишка, прибирая шкатулку, – весь день гонцы к нему так и снуют, так и снуют…

Княгиня стиснула платок руками. Одинокая слеза скатилась по нарумяненой щеке. Княгина вытерлась платком, оставляя на нем красные разводы.

– Умыться дай!

Новый приказ заставил Селишку подпрыгнуть. Заслава тщательно умылась, стерла румяна, белила, сурьму, сняла кику в самоцветах и жемчуге, подвязалась шелковым платом поверх волосника, по-бабьи. Осенила себя занком Макоши.

– Ты прости, помоги, Макошь-матушка, – прошептала она. – Это нам в наказание, что кровинушку родную не сберегли.

Потом повела плечами, вздохнула глубоко и пошла по переходу из женской половины в княжьи хоромы.

Вышемысл сидел на лавке, крытой медвежьей полостью. По обе стороны от него стояли сыновья, почтительно склонив головы и внимательно слушая.

Оба вскинулись на скрип открываемой двери.

– Ты прости, княже, что без спроса вхожу, от важных дел отвлекаю. – Заслава поклонилась князю, слабо улыбнулась сыновьям. Те бросились к ней, подхватили под руки, кресло с удобной спинкой подвинули.

– Здорова ли, матушка? – в голосе младшенького сыночка Хотимира, Хотьши,звучала тревога.

– Нам утром доложили, что занемогла ты, – пробасил Мечислав.

Старшой. Наследник. Если будет, конечно, что наследовать.

– Не время болеть, – Заслава погладила Хотьшу по волосам. – Князь, что слышно? Сердце мое болит, беду чует…

Вышеслав шумно втянул носом воздух. Молчание его послужило ответом.

– Все отряды вернулись ни с чем, – сказал Хотьша. – Шли по следам, шли, а потом, как в воду те канули…

– Теперь мы поедем, – Мечислав встал.

Ему в случае неудачи больше всего потерять придется. Отец с матерью-то пожили, повластовали, а ему и вовсе не доведется, если так дело повернулось.

– Да, матушка, – Хотьша поклонился матери, потом отцу, – батюшка, не вернемся, пока не разыщем супостата, что сестру нашу схитил.

Заслава ничего не сказала, обняла каждого, осенила обережным знаком. Дверь за ними закрылась. Вышеслав на нее не смотрел. Да, всей правды он сыновьям не сказал, но может, то и к лучшему.

Глава 2. Не всем девицам нравятся розы

Деревня Корза, княжество Вольское

– Эй, селяне, кончай работу!

Крик старосты послужил сигналом, работники потянулись к шалашам, где стряпухи кашеварили возле костров. Полуденное солнце уже давно нещадно кусало косарей за щеки и носы.

Вольша заканчивал окашивать край поля, когда отец с дядькой уже расположились в тени под деревьями и вовсю орудовали ложками.

– Хорошего ты парня вырастил, брат, – сказал Дубыня. – И все ж зря второй раз жену не взял. Без бабы в доме ладу нет.

Годим усмехнулся в усы. Что ж, поделать, коль больше ему по нраву никто не пришелся, а ради каши да пирогов с немилой жить, это уж увольте. Ничего, справились же. Парень-то и правда на загляденье, но хвалить – лишь портить, да всякую нечисть привлекать. Поэтому он насупился, вздохнул.

– Хороший, дурной только. – Годим посмотрел туда, где Вольша размеренно махал косой. Вжих-вжих, вжих-вжих!

– Да ладно тебе на парня наговаривать, вон, смотри, косая сажень в плечах. Мы упахались, а ему всё неймётся.

– Да сила дана, а ума не нажил. Скоро князь приезжает. Хочет на мечи и сулицы посмотреть, что по его заказу делаю. Этот же олух вместо того, чтобы мне помогать, дурью мается. Знаешь, что сотворил на днях?

– Вольша, а Вольша, ну-ка подь сюда! – голос Годима прокатился над лугом.

Вольша поднял косу, пучком травы отер лезвие и двинулся к родичам.

– Ну-ка, покажи дядьке-то, что учудил вчера. Да давай, давай, не стесняйся. Я же знаю, что при тебе оно.

Дубыня смотрел с любопытством, ему тоже хотелось посмотреть, чем таким занимается братанич2.

Вольша нахмурился, но руку за пазуху сунул, покопался там и вытащил нечто замотанное в тряпицу. Развернул.

Дядька коротко присвистнул:

– Это что ж такое-то у тебя? Ну-ка, дай посмотреть.

На ладони у Вальши лежала роза с тонкими лепестками на стебельке с небольшими шипами и двумя листочками с зазубринками, всё как у настоящей, только была та роза железной.

– Вот видишь, я же говорю, дурью мается. Железа на мечи не хватает, а он цветочки тут делает. Князь приедет, что ему скажу? Извини, князь батюшка, на мечи не хватило, всё на розы ушло?

Дубыня взялся за стебелек, повертел перед глазами, потрогал пальцем лепестки, листики и протянул обратно Вольше.

– Ты, парень, как умудрился такое сотворить? Это же не каждому дано. Тут работа тонкая, тут понимать надо.

Отец с неудовольствием скривился, зыркнул на Вольшу, который уже прятал розу за пазуху

– Так, ты мне парня не порти, не для того я его кузнечному делу обучал. Приемником он мне должен стать, а коли хочет ерундовиной заниматься, пусть тогда доброе железо не портит.

– Бать, ну что ты завёлся из-за куска железа? Ржавая то была коса, я и взял-то осколочек.

– Ты мне тут поговори!

Нрав у Годима, несмотря на имя, означающее «примиритель», был крутенький, вспыльчивый, а плечи такие, что он в дверной проём не во всякий войти мог, если боком только. Вольша примолк, насупился и сел на траву, взял краюху хлеба, кружку с квасом и начал прихлёбывать, неторопливо жуя.

– Жениться тебе парень пора, вон вымахал дылда какая. Тебе годков-то сколько уже?

– Девятнадцатый идет, – ответил за него отец. – Рано не рано, а пусть сначала ремесло освоит. Женитьба дело нехитрое.

Дубыня промолчал только посмотрел на Вольшу со значением. Брат, конечно, в своём праве, но парень удался действительно на славу, и коваль он был хороший уже сейчас. Многие его изделиями пользовались и не уставали нахваливать. Но всё же мысль женить братанича засела в голове. По другую сторону от шалаша слышался женский смех. Густой и сильный девичий голос выводил песню. «Ой, косонька-коса, ты коси пока роса…»

– Слышь-ка, то Купава наша поёт, видишь, голосина какой! А работница какая! Да ты же помнишь её наверняка, Вольша? – Дубыня сунул кусок кулебяки в рот и запил квасом. Купава, как доподлинно знал, давно по парню сохла.

Годим план брата угадал, посмотрел с усмешкой, утер намоченные квасом усы, отряхнул бороду от крошек, взъерошил пятерней волосы.

– Так Купава-то нам не подойдёт. Она же чья там дочь?

Дубыня почесал затылок, что-то прикинул про себя.

– Так это к Зимавцу надо, он всё знает, кто кому родня и в каком колене. Но близкого родства нет, это я тебе точно скажу. Ну, ежели Купава не подойдёт, так другую подберём. У нас девок красивенных… – дядька проглотил скабрезное слово, которое уже готово было вырваться из его рта.

Вольша встал, отряхнул порты, поправил кушак и пошёл в сторону рощицы.

– Эй, ты куда?

– До ветру схожу, – буркнул парень.

– А, ну давай. Смотри только, чтобы водяница тебя там за зад не схватила. У нас тут видишь завелась одна.

Вольша вернулся. Засунул руки за пояс, посмотрел с недоверием, что за сказки дядька рассказывает, не бабка Ненила же.

– Что, Вольшенька, испугался? Да я ж правду говорю, уж какое-то время замечают на реке девицу. Сидит на камне, волосы расчесывает и песню поёт. И такая песня, что не оторваться, так бы слушал и слушал. Спыня с месяц назад еле живой ушёл, говорит, что уж по шею в воду забрёл. Каким-то чудом на берег выбрался.

Отец нахмурился, не любил он сказки, что от работы лишний раз отвлекают.

– И что, откуда взялась?

– Да говорят, с Верхней Корзы пришла. Омелела там река, что ли, вот она к нам и приплыла. Да и у нас в этом году воды не густо, в иных местах и вброд перейти можно.

– Так, а с чего речка обмелела?

– Кто ж его знает? Никто с верховьев к нам не приходил. Да и нам к ним идти пока незачем, а просто так ходить да вопросы задавать, времени ни у кого нет, сам знаешь.То вспашка, то посев, то зажинки.

Вольша хмыкнул, повернулся и пошёл в берёзовую рощицу. Пройдя её, вышел на берег Малой Корзы. Ополоснул руки, умыл лицо, пригладил волосы. Вода за день прогрелась и томно плескалась. Вольша развязал кушак, стянул рубаху, быстро огляделся, – нет ли кого в кустах, – и скинул порты. Расправил плечи, потянулся. Натруженное за день тело приятно ныло. Ступил ногами в речную воду, от его ступней прыснула в стороны стайка мальков. Пальцы погрузились в речной песок, он пошевелил ими, взбаламутил воду и побежал, ухая от приятной прохлады.

Плавать Вольша умел. Его, ещё трёхлетнего, отец вывез на лодке на середину реки и как щенка кинул за борт. Вытащил потом нахлебавшегося воды, испуганного и в то же время счастливого, потому что вода, которая грозила гибелью, внезапно вытолкнула его на поверхность к солнцу и всё время, что он отчаянно молотил руками, поддерживала под живот, не давая опуститься в глубину. Отец тогда сказал, что вода его любит, и это хорошо.

Вольша нырнул, поплыл под водой с открытыми глазами, разводя руками длинные тонкие стебли донной травы. Мимо проплыла рыба, посмотрела на него огромными выпуклыми глазами, махнула хвостом и юркнула в заросли. Парень вынырнул, откинул со лба прилипшие волосы, перевернулся на спину и раскинул руки, покоясь на воде. Наплескавшись и нанырявшись, поплыл широкими саженками к берегу, но, когда ноги уже крепко стояли на дне, замер.

На камне, где он оставил одежду, сидела девица, поджав одну ногу к груди и опершись об нее подбородком. Вольша замер. Вот принесло её, как на берег-то выходить, голышом? Девица смотрела на воду, склонив голову и свесив набок длинные спутанные волосы. Лицо её казалось грустным, глаза печальными, да и вся она была какая-то тоненькая, как тростиночка.

– Эй, – окликнул её Вольша. —Ты кто?

Девица подняла голову и словно только сейчас увидела парня. Глаза её округлились, она смотрела на него, а потом губы тронула слабая улыбка.

– Здравствуй молодец, – голос у неё был довольно слабенький, тоненький, совсем не такой, как у Купавы. – А ты кто такой будешь? Не из наших, наших я всех знаю.

– Я с отцом на покос приехал дядьке помочь. С Верхних Бродов мы. А ты чья же дочь? Я тебя вон на покосе утром не видел.

– На покосе? – Девушка рассмеялась, словно ручеек зажурчал. – Я на покос не хожу, – вздохнула и откинула с лица волосы.

Вольша посмотрел и решил про себя что да, много ли такая наработает, ей, поди, и косу то не поднять.

– Ну что ты застрял там? Давай, выходи. Садись на камешек, он тёплый, солнышко его нагрело, то-то хорошо.

Вольша замялся. Девица нахмурилась.

– Да что ты, боишься меня, что ли?

Вольша дёрнул плечами.

– Тебя? Вот дурная. Ты это… Отвернись-ка. Ненадолго.

Девица посмотрела на него ещё раз внимательно и улыбнулась с пониманием.

– Ой, какие мы стеснительные. Ты ещё и не целованный, поди?

– Иди ты, – Вольшу кинуло в жар, и он скорее опустился в воду по самые уши.

Помогло плохо, лицо всё ещё горело. Но девица встала с камня, оправила длинную белёную рубаху, простую, без всяких вышивок и даже без пояса, отошла на два шага, отвернулась, перекинула волосы на грудь, принялась пальцами разбирать спутанные пряди. Вольша быстро выскочил на берег, отряхнулся по-собачьи, разбрасывая ворох брызг. Попрыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину, и чуть не шлёпнулся. Не успел порты натянуть, девица вдруг обернулась, окинула его придирчивым взглядом, словно оценивая, и, видимо, осталось довольна.

– Ай, красив же ты, молодец! Как же зовут тебя?

– Вольша. А тебя как звать-величать?

– А как тебе нравится, так и зови.

Она сделала шаг, а потом еще и еще. Розовый язык облизнул тонкие бледные губы. Вольша невольно попятился.

– Да что ж ты робкий такой? Не бойся, не обижу.

Прохладная рука легла на его обнаженную грудь, и голова у него сразу закружилась. Он и опомниться не успел, как девица уже прижалась, шею руками обвила, на цыпочки приподнялась и впилась в его губы поцелуем.

Целоваться Вольше доводилось, и что после поцелуев между девкой и парнем бывает тоже знал. На Купальскую ночь и не такое видал, да и сам за девками меж костров гонялся. Но этот поцелуй вывернул его нутро наизнанку, он задохнулся, с трудом оторвался от нее, глотнул воздуха.

– Как все ж зовут тебя? – выдавил он, увлекаемый ею на землю.

Она нависла над ним, смотрела в лицо жадно и с какой-то тайной надеждой. Глаза ее, странно менялись, из ярко-зеленых стали болотного цвета, а потом и вовсе пожелтели.

– Крижана, – шепнула она и потянулась к нему губами, а руки ее потянулись вовсе в другое место.

Ее волосы накрыли его с головой, и он почувствовал слабый запах тины. Он обхватил ее за плечи, чуть приподнял и внимательно вгляделся в лицо.

– Крижана, говоришь? Ягодка, то есть?

– Она самая, она самая, – девица все наваливалась и наваливалась, и ему стало трудно дышать. Он еще успел подумать, что весу в ней на вид не больше трех пудов, а тяжела, как бочонок с медовухой.

– Пойдем купаться, – задыхаясь, предложил он, почти теряя сознание.

– Что? – удивление ее было так велико, что вес куда-то вдруг делся, и Вольша ужом вывернулся из-под нее.

– Куда? – взвизгнула Крижана. – Не-е-ет! Ты мой!

Вольша вскочил было, но порты, гашник которых он так и не успел завязать, свалились с его бедер, он не удержался на ногах и грохнулся на землю спиной. А девица уже ползла к нему на четвереньках, облизывая губы, которые на глазах темнели, приобретали бурый цвет, и сама она из беленькой, гладенькой становилась все зеленее и зеленее. Чистая кожа покрывалась бородавкам и наростами, густая слизь текла по шее и капала на землю.

– Сгинь! Сгинь, тварь! – орал Вольша, отпихивая ее ногой, но куда там…

Словно цеплючий вьюн, Крижана ползла по его телу, перебирая руками, все выше и выше, и выше.

«Матушка, родненькая, хоть ты и покинула меня маленьким, помоги, защити!», – взмолился Вольша, зашарил по земле руками, в попытке нашарить камень или хоть палку.

Пальцы ухватили что-то небольшое, мягкое, но ему уже было все равно, лишь бы чем отгородиться от раззявленного черного рта, что надвигался на него, и он сунул это в открытую пасть чудовища. Кривые зубы схватили кусок тряпки, сомкнулись…

– Уи-и-и-и! – визжала тварь, катаясь по земле и отплевываясь от того, что попало ей в рот.

Вольша вскочил, не обращая внимания, на сползшие штаны. Схватил тварюгу, накрутил волосы на руку, нагнулся, поднял то, что выпало из свертка.

– Стой! Пощади! – взвыла Крижана, дергаясь будто ее лупили палками.

Вольша посмотрел на железную розу в руке и тряхнул тварь.

– Что, не понраву тебе железо, красавица? Ну-ка, отвечай, кто такая, пошто тут добрых людей пугаешь?

– Кри-жа-а-на я, – прохныкала зеленая тварь, – водяница. Не губи меня. Отпусти. Клянусь, не трону тебя никогда больше.

– Меня нет, а других? А подвешу-ка я тебя вот сюда, на солнышко, на сучок, пусть тебя, зеленую, посушит.

– Ай, нет! – крутилась и вырывалась водяница, но Вольша тыкал ее розой то в плечо, то в грудь, и она постепенно присмирела, перестала дергаться, опустила руки и повесила голову. – Твоя взяла. Проси, что хочешь. Выполню любое желание.

Глава 3. Уговор дороже денег

Водяница хныкала, Вольша продолжал удерживать её за волосы и одновременно натягивал порты. Завязать гашник3 одной рукой оказалось несподручно, а отпустить водяницу страшно – а ну как деру даст. Крижана повернула голову, посмотрела выпученными рыбьими глазами, зелёные губы растянулись в улыбке.

– Дай помогу, Вольшенька. – Её рука потянулась к гашнику.

Вольша отпрянул, отклячив зад.

– Эй-эй, ну-ка, не балуй.

– Вот ты какой недоверчивый, думаешь, обману?

Именно этого парень и опасался. Эх, жаль бабкину сказку вчера не дослушал, чем там дело у них кончилось. Водяница дернула плечиком.

– Может, отпустишь, посидим рядком, да поговорим ладком?

– Не отпущу, пока не поклянёшься, что желание моё выполнишь.

Крижана посмотрела с укором.

– Вот ты какой… И чем же тебе поклясться? Отцом с матерью? Так нет их у меня, детушками малыми? И тех нет.

– Клянись светом белым, да водицей чистой. Чтоб не плавать тебе в речке и на свет белый не глядеть, ежели обманешь.

Вздохнула водяница, утерла кулачком глаза.

– Эх, твоя взяла. Клянусь светом белым, водицей чистой. Не видать мне ни света белого, ни водицы чистой, если кузнецу Вольше желание не исполню. Ну, что? – плаксиво проныла она, – Доволен, теперь отпустишь?

Вольша разжал руку и сделал шаг назад, торопливо завязал гашник, нагнулся за рубахой. Крижана сидела на корточках и убегать вроде не собиралась.

– А ты не могла бы… ну, это… – вернуть как было, – он провёл рукой по лицу.

– А что, не нравится? – Крижана поднялась на ноги и пошла ему навстречу, по дороге меняясь, возвращая человеческий облик. – Ладно, ладно, я ж не со зла, у кого хочешь в деревне спроси, ни одного до смерти не утопила. Что пугала, то верно. Одиноко мне тут одной, вот и маюсь. Ну давай, какое у тебя желание? Хочешь жениться на самой распрекрасной деве? Дочку княжью тебе сосватаю: так влюбится в тебя, что свет не мил ей станет.

Вольша молчал, медленно с расстановкой прилаживал пояс, оправлял рубаху, рукава, ворот, потом принялся наматывать портянки да сапоги надевать – кожаные, со столичной ярмарки привезенные, сносу им нет, если торговцу верить.

– Ой вижу, не нужно тебе. Тогда богатым тебя сделаю. Думаешь, не смогу? А знаешь ли ты, кузнец, сколько на дне речном всяких сокровищ спрятано? Да-да, как потонет купец какой, так всё его богатство на дно и ложится, а собирать некому. Всё тебе принесу, богаче князя станешь. – Крижана вгляделась в лицо парня и растерялась: – Так что тебе надобно, не пойму?

Вольша, наконец, закончил с одеждой, присел на камень, Розу свою железную в руках держал, смотрел на неё словно и не видел раньше.

– Вот, – показал он цветок водянице, – хочу я таким ковалем стать, чтобы лучше всех, чтобы такие вещи уметь делать, чтоб дух захватывало.

Водяница хихикнула и всплеснула руками.

– Ай, глупости говоришь какие. Ты ли не мастер? Железный цветок, как живой, сделал и ещё каких-то умений просит. Хоть бы не гневил богов! – Крижана помолчала, потом снова вгляделась в его лицо. – Вижу, вижу, есть у тебя желание. Самое заветное. Вот его и говори.

Вольша тяжко вздохнул, положил руки на колени, ещё раз посмотрел на розу

– Права ты, Крижана-ягодка, есть у меня желание, истинное, не знаю, как и подступиться к нему. Хочу я все тайны железа узнать: где лежит, как добыть, как выплавить, чтоб из железа того мечи харалужные получались не хуже, чем буйтурские, чтоб гнулись, не ломались, не тупились. Крижана посмотрела на него с уважением.

– Вот это желание, вот это я понимаю. Только и выполнить его не смогу, уж не обессудь.

– Значит, клятвы твои не стоят ничего? Так и думал.

– Стоят, – Крижана снова принялась перебирать волосы, – стоят. Видишь, как косоньки мои спутались? Нет у меня гребня частого, волосы расчесать, в порядок привести. Могу я желание твоё исполнить, но для этого надо мне волосы каждый день у воды чесать. Такова уж сила моя, в воде да волосах. Только ты, Вольша, эту тайну никому не открывай. Я тебе как родному доверилась.

Вольша почесал затылок, хмыкнул.

– Что, правда, гребень нужен? Ну так я тебе из деревни любой принесу. Скажи, какой хочешь?

– Какой хочешь, не нужен, нужен мой, из дерева, что ни живо, ни мёртво. Силой тот волшебной обладает, волосы мои бережёт, а в них и сила моя волшебная живёт.

– Ну и где я тебе этот гребень добуду? Сама потеряла, а меня на поиски отправляешь?

– А что делать прикажешь, сама-то не могу. Гребень мой царь водяной забрал. Была я ему женой, любимой, между прочим. Привечал он меня, гребень вот подарил, чтоб краса моя девичья не вяла, а сила волшебная пребывала. Только ослушалась я его, без спросу из речки своей сюда перебежала, он и осерчал. А что мне делать прикажешь, если заводь моя заболотилась? Лягушек в ней развелось, не протолкнуться. Вот я и ушла сюда, и так мне тут нравится… Люди тут хорошие, а какие песни поют? Я давеча на берёзке сидела да слушала, то-то хорошо. Только вот без гребня плохо мне. Краса моя вянет, сам видел.

Вольша невольно вздрогнул, а водяница тихонько рассмеялась.

– Так что сходи, Вольша, к царю водяному, попроси у него гребень мне вернуть.

– И как я с царём водяным разговаривать буду? Так он меня и послушает! Прогонит, а ещё лучше в воду утащит. Думаю, что специально меня на смерть посылаешь. Ведь помри я, тебе и клятву держать не надо. Хитра ты, смотрю.

Водяница закручинилась, даже слёзки побежали у неё по щекам. Если б Вольша не видел Крижану в истинном обличье, никогда бы не подумал, что девка не настоящая.

– Я ведь не всегда такая была, когда-то и я по лугам ходила да песни пела, веночки плела, на Купалу по реке пускала, на суженого гадала. Только плохо нагадала. Суженый мой другую полюбил и с ней под венец пошёл. Ну, а я с горя вот, – Крижана кивнула на воду. – Знаешь, что царь водяной всех непросватаных девиц себе в жёны берёт? Их у него много, нас то есть. Но меня он любил, даже баловал, гребень вот подарил.

– Да слышал уже, слышал, – отмахнулся Вольша. – Скажи лучше, как мне с ним договориться, чтобы гребень отдал, а самого не утопил.

– Вот это ты сам понять должен, тут я тебе не помощница. И рада бы, да не знаю как.

– Так ты, может, и с железом не знаешь, как помочь? Голову мне только дуришь?

– Что ты, что ты, – Крижана замахала руками, – всё исполню, всё сделаю, будет у тебя железа столько, что не знать будешь куда девать. И все секреты его тебе открою, вот гребешком своим причешу кудри твои буйные, так сразу всё и узнаешь, поймёшь и никогда не забудешь.

– Что ж, – Вольша поднялся, завернул розу в лоскут, сунул за пазуху, – рассказывай, как водяного царя найти, где его логово.

Глаза Крижаны засветились от радости.

– Вверх по течению иди, пока не дойдёшь до Улебского омута. Слышал про него наверняка?

Вольша кивнул, про сей омут слухи разные ходили, лишний раз туда не совались. Вон оно что, значит, вот где водяной поселился. И вовсе это не сказки бабки Ненилы, а самая что ни на есть правда. Он посмотрел туда, откуда доносились голоса мужиков и баб, смех и песни. Сейчас переждут самую жару и к вечеру опять косить начнут. Отец, конечно, никуда не пустит, да и не поймет, если Вольша ему все честно расскажет. Значит, прямо сейчас отправляться надо. Ничего, ножик за голенищем есть, в кошеле на поясе кресало и моток бечевы, как-то да выручат. Да идти тут недалече совсем, к вечеру воротится должен. Кузнец топнул ногой, одной да второй, проверяя, как обувка на ноге держится, не трет ли где, поклонился Крижане и отправился по тропке, что вела вдоль берега.

Водяница смотрела ему вслед, накручивала прядь волос на палец и мурлыкала песенку, и вдруг на берег из рощицы выскочила девушка, впилась глазами в воду, завертелась на месте.

– Ай! – вскрикнула она, заметив водяницу. – Напужала-то как!

– А ты не пужайся. Чего потеряла? Аль кого? Парня никак? Молодого, пригожего…

– Видела его тут, да? Дядька Дубыня сказывал, на речку он пошел, да что-то не вижу. Никак утоп?

Девушка всплеснула руками и раскрыла рот, намереваясь закричать, на помощь звать. Водяница быстро подбежала и рот ее ладошкой прикрыла.

– Не утоп он, не боись. По делам ушел. Так что скоро не жди, Купавушка.

– Как ушел? – растерялась девушка. – А покос? А батька его как? А я, я-то как? Куда пошел? За ним побегу, догоню, ворочу!

Она двинулась было по тропке, но водяница раскинула руки, путь преградила.

– Ишь, шустрая какая. Не тебе, красавица, его догнать.

Девушка нахмурилась.

– Ты кто ж такая? Не из наших ты, не из Коржинских. Про Вольшу откуда знаешь? И имя мое тебе известно. Ой… ты что, ты с ним тут миловалась, что ли? Вон распустеха какая, бесстыдница…

– Ты, Купавушка, язычок придержи. Не про твою честь кузнец тот.

Из глаз Купавы брызнули слезы.

– Про твою, что ли?

– И не про мою. У меня своя судьба, а у тебя своя. Подари-ка мне то, что дорого, всю правду скажу.

Девушка вытерла лицо, посмотрела на водяницу еще внимательней.

– Так обманешь же. Откуда тебе про меня знать можно?

Водяница рассмеялась дробным смехом.

– Не тебя ли в Купальскую ночь двое молодцов завлекали? Один луну и звезды с неба сулил, второй колечко дарил. А ты?

– Откуда знаешь? – бледная Купава готова была бежать прочь, но любопытство страх пересилило.

– Мне вода поведала, она же все знает, все помнит. Хочешь, скажу, где счастье найдешь?

Водяница протянула руку. Купава медленно, как завороженная, сняла с шеи бусы цветного стекла из земель заморских и протянула водянице.

Та тут же нацепила их на шею, улыбнулась Купаве так, что рот ее растянулся аж до самых ушей, обнажив острые зубки.

– Счастье твое не здесь, – прошептала она. – Быть тебе невестой во чужих краях. Долго-скоро ли, позже скажу. Если прийти в другорядь не побоишься.

Купава ахнула, видя, как девка, что бусы у нее выманила, встала на камешек, да бултыхнулась в воду. Нырнула и пропала, как и не было, даже пузырьков на воде не показалось. Она прикрыла рот руками. Водяница! Вот же с кем она беседу вела, вот кому бусы отдала, и вот кто любого ее, Вольшу ненаглядного, извел. Утопила нечисть поганая!

Купава развернулась и с громким плачем помчалась по рощице, к своим, к людям, что и ведать не ведали, какая беда приключилась.

Глава 4. Улебский омут

Река Корза и окрестности

Тропка вела вдоль реки, потом свернула в лесок. Вольша постоял, подумал. По утоптанной дорожке идти легче, но дольше, крюк придется сделать, пока тропка опять, как он помнил, к реке вывернет. Уж так ему скорее хотелось до места добраться, что махнул рукой, да пошел прямо, по нехоженой траве, что вдоль берега росла. Камыши шумели, шептали что-то, парень лишь лыбился, мысленно уже воротясь обратно и получив от водяницы обещанное. Ему б подумать, как с водяным царем договориться, но так уж было хорошо вдоль реки идти, что мыслить о сложном не хотелось. Хотелось идти, сшибать палкой коричневые маковки рогоза, срывать сочные стебли сурепки, да посасывать их кисловатую мякоть.

Корза в этом месте бежала неспешно, тихо плескалась у берегов. Немного ему оставалось до Улебского омута, когда решил он сделать привал. Купаться не стал, а вот к воде подошел, лицо, руки ополоснул. Похлопал себя по шее, которую за день солнцем напекло. За густыми зарослями камышей послышался плеск. Вольша прислушался. Если рыба, то уж сильно большая. Может, сом под корягой сидит да хвостом плещет? Вот бы домой притащить, за такую добычу отец не так сильно ругать небось станет. Вольша приподнялся и вытянул шею, всматриваясь в просветы среди стеблей. Ну, где там пузырики пойдут?

Пузырики были и очень даже крупные. Ага. Парень стащил сапоги, остальное снимать некогда, и вошел в воду, стараясь не потерять место, где только что пузырилась вода. Нырнул. Дно оказалось илистое, разглядеть в мутной воде получалось плохо, но все же он углядел какую-то тень, метнулся к ней, обхватил обеими руками, оттолкнулся от дна ногами и вынырнул на поверхность.

– Е-мое! – крикнул он, увидев, какая рыбка попалась ему в руки.

Девка! Глаза закрыты, бледна, как свежий снег. Утопленница! Вот везет ему сегодня. То водяница, то это вот. Девица дернулась всем телом, рот открыла, из него вода полилась, а следом и глаза открылись. Мгновение она смотрела на Вольшу, потом рваться из его рук начала.

– Пусти! Зачем вытащил? Пусти! Не хочу! Не буду! Не вернусь!

– Да иди, – Вольша разжал руки, девица в воду так и плюхнулась. – Думал сома поймать, а попалась ты. Иди, топись дальше. Разве я мешаю? Ты девка красивая, водяному такие по нраву. Ты ж не просватана еще?

– Твое какое дело?

– Да такое, что надо мне с водяным царем поговорить, вот на тебя и выманю.

Пока девица соображала, о чем это он толкует, Вольша руки ко рту трубочкой приложил и гаркнул:

– Эй! Царь водяной, смотри, какая невеста тебя тут ждет. Бела, румяна, стройна как березка!

Девица ахнула и от Вольши попятилась, но он ее за рукав рубахи схватил.

– Нет уж, стой. Сама ж хотела с белым светом проститься, вот и простишься, только сперва мне поможешь.

Девица рвалась, но напрасно: держал Вольша крепко. Еще ни разу у него из клещей ничего не выпало, а тут не болванка раскаленная, всего лишь плечо девичье – ерунда. Кричать он при этом не переставал. Звал водяного на все лады, все блага сулил. Лишь бы показался хозяин вод.

Он и показался.

Сперва посеред реки вспучился пузырь – большой, с овцу или даже с телка размером. Подержался и лопнул. Девица в руках Вольши дёргаться перестала, а назад подалась, лопатками ему в грудь упёрлась. Вольша и сам уж готов отступить был. Затем на поверхности показалась, нет не голова, а будто кочка болотная, вся в тине да мху. Приподнялась и на Вольшу уставились глаза, круглые, сомячьи.

Голова поднялась выше, вот уж и нос показался, ноздри широкие, а под ними рот, лягушачий. Девица тонко вскрикнула, забилась.

– Пусти, пусти меня, добрый человек!

Не успел Вольша ничего ответить, как водяной царь голос подал.

– Ты, что ли, звал? Чего надобно? А, подарок, вижу, принёс. Это правильно

– Нет! – закричала девица. – Ай! Не давай ему меня! Не хочу! Да отцепись ты!

Ей удалось вывернуться и зубами вцепиться Вольше в руку. Теперь уж он закричал, от боли:

– Ах ты, рыбий корм! Куда?

Но девица уже спешила к берегу, поднимая тучу брызг. Вольша кинулся следом и почти у самого берега поймал за косу. Девица схватилась руками за волосы, завизжала. Сзади раздался громкий плеск. Вольша обернулся. Водяной исчез, как и не было.

Девицу кузнец на берег вытащил, та упала на четвереньки, потом и вовсе легла, на спину перевернулась. Грудь её вздымалась и опускалась, мокрая ткань облепила её полностью, так что каждую выпуклость на теле видно.

– Чего уставился? – Его внимание не укрылось от неё, и она руками прикрылась. Села.

– Да нужна ты мне! Водяного из-за тебя упустил. Нет, чтоб утонуть как собиралась.

Девица от него чуть отползла, за косу мокрую обеими руками держалась, будто опасалась, что сейчас снова за неё в воду потащат.

– Я утонуть хотела, чтоб замуж не идти, а не чтоб в жены водяному попасть

Вольша затылок почесал.

– Слышал, что девки в воду сигают, что замуж не берут, а чтоб наоборот, не встречал. Вы ж как поневу нацепите, так о свадьбе и мечтаете.

Девица зло рассмеялась ему в лицо.

– Кто ж тебе глупость такую сказал? Ты кто таков?

– Я тебе сказываться не обязан. Сама кто такая?

– Не твоего ума дело. Мелешь сам не означает чего. Ладно, не в воду, так в петлю, – пробормотала она еле слышно.

– Так в петлю тоже умеючи надо. Это тебе не пояски ткать.

Девица набычилась.

– Ничего, вон в лесу волчьих ягод полно. Всё одно домой не вернусь.

– Ага, – согласился, Вольша. – У нас один тоже вот во хмелю как-то наелся ягодок этих, неделю потом из нужного чуланчика не вылезал.

Бледное лицо девицы порозовело. Щеки вспыхнули яблочками наливными, а глаза так и пыхнули синим. Вольша прям остолбенел от красы такой. Сперва-то и не разглядел толком – мокрая да лохматая, а оно вон как!

Девица чуть подол приподняла, от воды отжала. Возле зарослей камышей котомка её лежала, она и нагнулась забрать. Трухлявая коряга на берегу зашевелилась. Сучки обхватили девкину щиколотку и потащили в воду. Девица визжала, второй ногой по коряге била, руками за землю цеплялась, да куда там.

Вольша, как застыл, словно заморочили. Хотел двинуться, да никак. Только в голове билось, как он от водяницы вот так же отбивался. Рука, как не своя, деревянная, потянулась за пазуху. Пальцы вцепились в розу, вытащили.

– И-эх! – закричал он и оттого, что ноги не слушались, к земле приросли, просто упал плашмя, дотянулся до коряги и ткнул в неё железом.

Сучки-лапы разжались. Девица брыкнулась, откатилась в сторону, поползла прочь, тихонько поскуливая. Коряга же подниматься начала, расти, а и не коряга то была, а сам царь водяной. Но и Вольша уже от наваждения избавился. Выпрямился, розу только перед собой в руке вытянул, оберегом от напасти. Водяной затряс головой, тина во все стороны полетела, из того места, где вроде рот у него должен находится, вода полилась, да пузыри пошли, а сам так на парня и наступает. Все равно не отступил кузнец, плечами решительно тряхнул, поклонился и выпалил:

– Здрав будь, водяной-батюшка. Не серчай. По делу пришёл. Привет тебе передать. От жены твоей любимой, Крижаны.

Булькнуло что-то у водяного царя внутри, как камень в воду плюхнулся.

– Крижа-а-на, – проскрипел водяной и остановился. – Сбежала, негодница.

– Так не по своей воле. Говорит, лягушки всё заполонили, ей места не осталось.

Водяной вздохнул совсем как-то по-людски. Вольша пригляделся, а вроде уж и не коряга перед ним, а мужичок. Коренастенький, с нависающим над поясом брюшком. Волосы и борода, правда, тину напоминают, да глаза жёлтые, рыбьи, в упор не мигая смотрят.

– Садись, рассказывай, – водяной руку вытянул, рядом с Вольшей камень из песка вырос. Сам водяной на другой такой же сел.

– Так чего. Крижана кланялся велела, да привет передать. – Вольша земной поклон отвесил. Только потом на камень присел.

– Как там она, ягодка моя сладкая?

– Хорошо, – буркнул Вольша, отвлекшись на девицу, что котомку сцапала и в кусты сиганула.

– Хорошо?!

– Но бесконечно скучает. Очень, – исправился Вольша.

Водяной довольно крякнул.

– Так пусть возвращается, рыбка моя нежная.

– Не может. Говорю же, что-то там с заводью ее случилось, просит она у тебя гребень свой. Нет ей без него радости.

Закашлялся водяной, затрясся.

– Что, батюшка, водички?

Водяной зло зыркнул на парня, потом рассмеялся булькающим смехом.

– Хбуль, хбуль… Дерзкий ты, девкой поманил да обманул. А девка хорошая, ты б пригляделся. Ладно, за то, что весточку от женушки моей любимой принес, не буду серчать. Гребень, говоришь… Вот так просто взять и отдать?

Вольша с готовностью закивал, а водяной поднялся, потянулся, скрипнул суставами.

– Обмелела речка, толком и не поплавать, не порезвиться. Уж которую седьмицу по дну как рак ползаю.

– Везде реки обмелели, – поддакнул кузнец, – лето такое. Жарко…

– Да нет. Не солнце тут причиной. Там вверху реку загородили, бревен да камней поперек наложили. Уж я к ними и так и этак, разрушить пытался, но не подступиться. Натыкали по дну железных острог, а на самой плотине руны обережные вырезали. Так что зря я на Крижану серчал, просто характер у меня такой, гневливый. А уж тем, кто плотину построил, я такое устрою! Вот ты парень сильный, смотрю, и храбрый. Не побоялся со мной схватиться. Так вот тебе задание. Сходи-ка ты вверх по реке да сделай так, чтоб река вновь свободно текла. Вот гребень и получишь. Сам, небось, от Крижаны тоже чой-то получить хочешь? – Круглый глаз водянова лукаво подмигнул парню. – Да, ладно, не ревнивый я. От моих женушек и отдохнуть не порой не во вред. Иди уж. Раньше выйдешь, раньше воротишься.

Озадаченный Вольша бессильно смотрел, как водяной погрузился в воду, только булькнуло. Вот напасть! Что ж, неужто домой ни с чем так и воротится? Думал ведь одним днем обернуться, а тут дня на два путь выходит. Он зло пнул камень, тот отлетел и плюхнулся в реку. Из реки высунулась корявая рука с поднятым вверх пальцем.

– Вернешь мне реку, верну гребень…

– Ох ты ж, крица порченая! – выругался кузнец и направился к лесу.

По дороге увидел башмаки валяются, по размеру так явно женские. Поднял, повертел. Что ж, видать, несостоявшаяся невеста водяного так бежала, что обронила. Башмаки вещь нужная, дорогая. Эти хоть и не новые, но крепкие еще.

– Эй! Невеста водяного! Ты там далече убежала? Женишок заждался уж!

Он и сам не знал, чего так ему хочется дразнить злючку-утопленницу. На руке до сих пор след от зубов краснел. Синяк, однако, будет. Тропка вилась меж деревьев, чуть дальше она снова к реке выведет, это Вольша знал точно, а ему того и надобно.

В зарослях орешника шорох послышался и словно скулил кто-то. Вот и не надо бы туда лезть, но как не посмотреть? Вольша и сунулся, руками ветки раздвинул и голову в проем сунул, только сказать ничего не успел: по голове шарахнуло чем-то. Сперва искры перед глазами заплясали, как в печи, когда в кузне меха раздуваешь, а потом и вовсе свет белый померк.

Глава 5. Проводи-ка нас, девица

Деревня Корза

Далеко разносились девичьи рыдания в предвечерней тишине. Ничего не могла поделать с собой Купава, горе душу раздирало, рвало сердце на клочочки, на ниточки. Бежала ног под собой не чуя, выбежала к своим, к людям, и застыла. Вроде то, да не то. Народу что-то много, конные да в одеждах богатых. Один из всадников обернулся, на Купаву уставился.

– Что случилось, красавица? – спросил.

От бега, да от рыданий, слова у нее в горле застряли. К ней тут же мать подбежала, за руки схватила.

– Да что с тобой? Аль обидел кто? – она обернулась, обвела грозным взглядом мужчин, включая и новоприбывших.

– Во… воль… ша… – захлебнулась слезами Купава.

– Кто? Вольша? – Голос матери зазвенел. – Ты же его на речку искать побежала?

К ним уже торопился Годим, вытирая руки о порты.

– Что с Вольшей? Где он?

– Где, где! Вон разобидел дочку мою, охальник! Ай, позор! А, беда!

Годим мать Купавы отпихнул.

– Не про моего сына тот сказ! Не таков он!

– Да как же! Когда Купавушка сама об том сказывает!

Годим Купаву за плечи схватил и потряс чуток.

– Ну, говори! Что с Вольшей? Где он? Правда, что ли, обидел тебя, девка?

– Во… во…водяница, – удалось выдавить из себя девушке, – утащила… Во…во…вольшу-у-у-у…

Тут она и вовсе лицо руками закрыла и на грудь матери пала.

– Вот прежде чем напраслину возводить, узнай сперва, как дело было, – начал укорять Годим, но осекся, до него только сейчас дошло, что именно сказала Купава. – Как утащила? Куда утащила?

Один из всадников спешился, подошел. Ему навстречу Дубыня шагнул, поклонился.

– Ох, княжич, видишь, горе какое у нас. А того, что ты спрашивал, мы не ведаем. Не было у нас в деревне чужих, и мимо никто не проходил. Ни парень, ни девка никакая.

На лице молодого мужчины, которого княжичем величали, мелькнуло разочарование, он посмотрел на рыдающую Купаву.

– Жених, что ль, потонул?

Услышав это, девушка зарыдала еще сильнее.

– Красивая, – улыбнулся княжич, – ничего, другого найдет.

Купава от матери оторвалась, крикнула:

– Не нужен мне никакой другой! Пойду тоже в реку брошусь!

Годим хлопнул себя рукой по бедру.

– Не мог Вольша утонуть. Он сызмальства плавать учен. Может, не утоп, может, жив?

– Да говорю ж, девка там была, бусы у меня выпросила, а потом в реку как бухнется. И нету! – возразила Купава.

– Девка? – быстро спросил княжич. – Что за девка? Покажи.

– Тебе зачем? – надула губы Купава.

Мать сзади пихнула ее в спину.

– Княжич Хотимир это, младший сын нашего князюшки Вышемысла, дуреха.

Купава уставилась на парня, словно только сейчас увидела. Красив, волосы пшченичные на плечах лежат, глаза серые, с голубой искринкой, бородка кудрявится. Кафтан на нем зеленого сукна, с серебряным шитьем. Не так высок и широк в плечах, как кузнец, но скроен ладно.

– Успокойся, девица, – ласково обратился к ней Хотимир, – покажи, где девку ту видела. Если не привиделось тебе, конечно.

– А вот и нет, не привиделось! Идемте, покажу!

Купава повернулась уж снова к реке идти, но Хотимир за руку поймал.

– Зачем идти, когда ехать можно.

Он коротко и резко свистнул, и тут же гнедой жеребец сам подошел к хозяину. Княжич обхватил Купаву за бока и раз! – усадил в седло. Два! – сам уселся позади.

– Показывай.

– Да как же это? – протянула к ним руки мать девушки.

– Не волнуйтесь, люди добрые, девицу вашу вернем вскоре, слово даю свое княжье, что ни один волосок с ее головы не упадет.

Годим смотрел им вслед и бороду дергал, да так, что клочки в руках оставались.

– Вольша, Вольша… Как же так, а?

– Да, может, еще и ничего? – Дубыня положил ему руку на плечо. – Сам говорил, что плавать умеет.

– Ты ж, про водяницу сказывал, мол шалит тут у вас.

– Ну, сам-то не видал, так, баяли разное… Давай-ка к ведунье нашей вечерком сходим, к Зазуле, она с чурами говорить умеет, те скажут, жив Вольша или уж на том свете.

Дубыня повернулся к сельчанам.

– А вы что встали? Косы вас заждались уже.

Годим кивнул, да, надо будет сходить. Пока же сенокос закончить надобно. Сердце отца пока не приняло жестокую правду о кончине сына. Да, может, и жив еще. Быть того не может, чтоб Вольша так просто себя водянице утопить дал. С этими мыслями Годим взялся за косу и пошел отмахивать вжих-вжих, вжих-вжих!

***

Купава, перед княжичем сидючи, сердце успокоить пыталась. Как же это ее угораздило в такую ватагу затесаться? Краем глаза она посматривала на всадников. Четверо явно знатные, как и Хотимир, что позади сидел, да дыханием своим ей волосы на макушке теребил. Один уж больно на княжича похож, только волосом темнее и борода гуще. Явно брат. У светлого князя Вышемысла двое сыновей-то. Старшего Мечиславом нарекли, ну это для людей прозвище, имя настоящее только мать с отцом знать могут.

Двое других, тоже в кафтанах богатых, видать, бояре какие, и десять гридней с ними, вооружены все, как на битву. Зачем, кого по лесам ищут?

Вскорости выехали к реке. Купава скользнула с седла вниз, не дожидаясь, пока мужские руки снимут, и так-то неловко одной среди незнакомых. Чувствовала на себе их взгляды, любопытные, а порой и жадные, обволакивающие. А ну-как мысли у них дурные в головах бродят?

– Показывай, где девку видела, – Хотимир тоже спешился, встал рядом.

Купава оглядела берег. Ткнула рукой в камень у самой воды.

– Туточки она сидела.

– Какова из себя?

Купава лоб наморщила, вспоминая. Девка точно странно выглядела, ей бы сразу сообразить, что неспроста это. К ним подошел тот, которого Купава за брата Хотимира приняла – и не ошиблась. Княжич его Мечиком кликал, Мечислав стало быть.

– Во что одета была? Лицо молодое аль нет? Волос светлый, темный? – засыпал ее тот вопросами.

– Рубаха была, длинная, без пояса, и все. На лицо молодая, но как будто голодная, щеки впалые, губы бледные. Волосы – длинные, чуть не до земли, а лохматые – страсть, их чесать-то полдня будешь. – Купава вздохнула, не без зависти.

– Что скажешь, Хотьша? – спросил Мечислав.

– Да кто ж ее знает, смотреть надо, пусть гридни по следам поищут, может, найдут чего.

А гридни уже и сами по берегу в наклонку ходили, будто следы зверя на охоте выглядывали. Один рукой махнул, братья-княжичи к нему направились.

– Вот тут словно дрался кто, – указал гридень. Земля тут была взрыта и клочки травы валялись. – А вот и след. Один от мужского сапога, второй женский, босой.

– С чего решил, что женский? – быстро спросил Мечислав и присел на корточки.

– Так вон ножка какая маленькая, – гридень положил рядом ладонь.

– И куда след ведет?

Гридень покачал головой.

– Да никуда. Вот он есть, а вот тут уже нет. А мужские следы туда пошли, – указал он в сторону леса.

– Странно, куда же девичий след девался?

Гридень встал, руки отряхнул, улыбнулся.

– Если девицу на руках от реки унесли, то откуда следам взяться?

Братья переглянулись, Мечислав глазами сверкнул.

– Смотри, сперва тут кто-то боролся, вроде как девка от мужика отбивалась, потом следы пропали. Утащил он ее, понял?!

Мечислав резко поднялся, нашел глазами Купаву, которая у камня стоя, косу теребила, подошел.

– Так что, говоришь, парень ваш пошел к реке и не вернулся?

Она кивнула, разговора княжичей с гриднями она не слышала, хоть и прислушиваться старалась.

– Не вернулся, – вздохнула. – Утоп…

Слез у нее уже не осталось, да и другая забота прежние мысли перебила: как бы поскорей отсюда домой утечь.

– Не утоп, – Мечислав тронул ее за щеку, – не кручинься. Найдем мы его. Знаем как.

– Правда? – Она вскинула на него глаза, полные надежды.

– Правда. Только если ты поможешь. Поедешь с нами, да опознаешь его.

Прежде чем Купава успела возразить, ее уж на седло подняли, теперь уж Мечислав позади сидел.

– Да я ж… Мне ж домой! – Купава вертела головой, не зная, как быть. Кричать? Вырываться?

– Тихо сиди, не вертись, – на ухо сказал Мечислав. – Найдем вашего кузнеца, вместе с ним и вернешься. Не бойся, не обидим.

Он засмеялся, но смех этот Купаву не обрадовал. Она нашла глазами Хотимира, но он на нее не смотрел, а вглядывался в траву под ногами коня. Точно и правда зверя выслеживал.

Глава 6. Подарочек Ненилы

Берег реки Корзы

Очнулся Вольша, ничего понять не может. Имя с трудом вспомнил. Руками пошевелил – вроде слушаются, ноги тоже. Голову приподнял, осмотрелся. Лежит под березкой, кругом никого. Себя быстро ощупал: все на месте, и роза, и кресало, и веревочка. Встал на ноги, за ствол цепляясь. Ногой за палку запнулся, толстая, да посредине треснута. Этим его, что ль, шандарахнули? Волосы пригладил, шишку на затылке потрогал, эх, болючая, но хоть не кровит, уже хорошо. Хотел дальше идти, да увидел – чоботов-то нет, которые девка на берегу забыла.

Ага, она, знать, и утащила, сообразил Вольша. Она же и по голове стукнула. Мелкая, а как приложила, за что, спрашивается? Ух, надрал бы ей уши за такие дела. Ладно, сначала дело сладить нужно.

Пошел кузнец, сначала пошатывался, потом ничего – оправился. Солнце к закату двигалось, хорошо бы до темноты к плотине выйти. Но не всегда получается, как задумано. Вскоре взяло его сомнение, туда ли движется. Постоял, посмотрел, река-то левее, а он все вправо забирал. Эк, его девка пристукнула, что он в знакомом лесу заплутал. Повернул Вольша в сторону, где по его разумению река текла, шел, и снова понял, что не туда. Что такое? Неужто леший водит?

– Э, дедушка, ты чего шалиш? – проворчал Вольша. – Я ль тебе хлебца не оставлял?

Отец Вольшу учил как с лесными духами дело иметь, так что он всегда на пеньке корочку или кусочек пирожка оставлял, если в лес шел. Ну да, сегодня без подарка, что ж, теперь – пакостить?

Сбоку зашуршало, кусты шевельнулись, кто-то там возился. Вольша на всякий случай изготовился бежать. Медведи сейчас сытые, но лучше не встречаться.

– Ох-хо-хо… – раздался надтреснутый голос, – ох, старость не радость.

– Бабушка Ненила? – удивился Вольша, узнав старуху.

Ненила подслеповато щурилась, потом улыбнулась беззубым ртом.

– Хтось это? Вольшенка, ты?

– Я, я, – признался он. – Ты чего в такую даль забрела?

– За травками ходила, – Ненила качнула корзинкой, из которой торчали листья, цветы и даже какие-то веточки. – На дальних лугах болиголов уж больно хорош.

Вольша скривился и застонал.

– Что, болит? – посочувствовала Нилина. – Садись, подсоблю.

Вольша сел на поваленный ствол, бабка поставила корзину и принялась копаться в ней, бормоча себе под нос.

– Вот поперся, ни еды не взял, ни питья, думал прогуляться вышел, нет, мил человек, тут такие прогулки, что как бы голову не сложить…

– Ты о чем, бабушка? – обеспокоился Вольша, посчитав, что старуха совсем из ума выжила.

– Да о том, что кинулся ты, парень, в такое дело, что тебе и не сладить.

– Откуда ты мои дела знать можешь?

Ненила лишь рукой махнула, молчи мол. Вытащила баклажку с питьем, открыла, понюхала, из корзинки цветочков и листиков добавила, крышечкой закрыла и взболтала.

– Пей-ка, – сунула под нос.

Пахло из нее болотной водицей, Вольша осторожно хлебнул.

– Да не бойся ты, – бабка поддела баклажку под донышко и настой хлынул парню в горло.

Пока Вольша кашлял и слезы утирал, бабка все смотрела на него, сложив сморщенные руки на клюке.

– Полегчало?

Вольша уж хотел ответить и не совсем ласково, несмотря на бабкин почтенный возраст, но понял. что голова-то и прям не болит.

– То-то же. Вот тебе подарочек, – Ненила вытащила из корзинки ветку рябины с кистью красных ягодок.

– Спасибо, только что мне с ней делать?

– Найдешь чего. Бери-бери, говорю.

Делать нечего, пришлось ветку взять, а то обидится, чего доброго. Все же вылечила, старая. К Нениле со всех сел и деревень за травками и настойками ходили, даже из города приезжали, из Вольска.

– Спасибо, – Вольша руку к груди прижал и поклонился, – пойду, пора мне.

– Иди, иди. Только не в ту сторону ноги тебя несут.

– Да мне к реке надо, – Вольша ткнул пальцем.

– Да река-то никуда не уйдет, – хихикнула бабка, – а вот счастье свое упустишь.

Кузнец аж крякнул от таких слов.

– И куда ж мне тогда?

– Во-о-он туда, – Ненила вытянула клюку в противоположную от реки сторону. – Недалече тут. Сходи, глянь, опосля уж к реке можно будет.

Пока Вольша вглядывался куда бабка указала, она уж пошла себе мелкими шажочками, да быстро так, и вскоре совсем пропала.

Что ж, сходить, что ли, да и правда, глянуть? Вольша рубаху оправил и пошел. Сначала над собой посмеивался, что так легко на бабкины слова попался, ясно же, что ум старуха потеряла, потом уж злиться начал: у него дело стоит, а он тут по лесу бабкины сказки ищет. Когда уж хотел обратно вертать, услышал вроде скулит кто или даже попискивает. Зверь какой в западню попал?

Ох, не зверь то был! Вольша сперва глазам не поверил, кулаками протер – нет, не кажется, а взаправду все. Сидит на дереве, на суку, ствол руками обхватив, красна девица и слезами заливается.

Вольша подошел, да кулаком по коре постучал. Девица голову опустила, Вольшу увидела и примолкла.

– Ты чего перестала медведя кликать?

– Чего?

– Так ты не его звала, пищала зайчонком?

– Медведь зайцев не ест, – шмыгнула девица носом.

– Зато по деревьям лазает. Ты чего туда забралась?

– От медведя-я-я… – снова расплакалась она. – Он в кустах сидел, а я… а он… я и побежала, а как на дерево забралась, не помню.

– Ладно, слезай теперь. Нет тут медведя. Ушел.

– Зато ты тут, – девица крепче обняла ствол. – Не слезу. Ты меня водяному отдашь. Ты с ними сговорился, знаю.

– Нужна ты ему. Он по жене сохнет, а ей гребень подавай, а водяному реку. И ты еще тут на мою голову. Ну и сиди тут, а я пошел. Иначе не видать мне желания, как своих ушей.

– Желания? Эй! Да ты постой!

Но Вольша уже пошел себе, веточкой рябины от комариков отмахиваясь.

– Стой, говорю! – крикнула девица да громко так, откуда только сил взяла. – Стой! Дубина ты!

Вольша лишь шаг ускорил.

– Подожди, – в голосе девицы послышалась жалобность. – Помоги. Я ж залезть сумела, а как спуститься не знаю. Оставишь меня тут погибать, да?

Вольша обернулся.

– Ничего, руки-ноги ослабнут, так сама и свалишься.

Девица вдруг вскрикнула, покачнулась, ствол отпустила и стала набок крениться. Вольша екнул и бегом назад бросился. Еле успел руки подставить, как она прямо в них и свалилась. Глаза закрыты, дыхание еле-еле слышное, бледна, как смертушка. Что ж ты делать будешь?

Глава 7. Надоедливая девка, что колючка на портах

Сперва Вольша решил, что девица голову ему морочит, притворяется. Но нет, то ли сомлела взаправду, то ли уж к чурам ушла. Положил он девицу на землю, по щекам похлопал. Эх, водички жаль нет. Лежит, неживая прям. Тогда ухом к ее груди приложился, послушать, бьется там что или нет, но его собственное сердце вдруг само так скакнуло, чуть не выпрыгнуло. Девица хоть и бледна лежала, а все одно чудо, как хороша: брови соболиные, ресницы пушистые, носик точеный, а губы… такие, что захотелось прильнуть к ним, почувствовать, каковы на вкус. Вместо этого Вольша себя кулаком по голове стукнул, как раз по шишке. Боль сразу все глупые мысли отринула. Вместо поцелуя, взял он ягодку рябины, да меж розовых губ вложил. Хм, а бабка права была, рябина и впрямь целебная. Девица закашлялась, да глазами сразу хлопать начала.

– Жива? Ну и хорошо. Вставай, а то сейчас на тебя мураши набегут.

Это подействовало сильнее чем горькая ягодка – мигом вскочила и принялась подол отряхивать, потом на Вольшу глянула, потупилась.

– Спасибо, что поймал, не дал пропасть.

– Да чего там, – отмахнулся он. – Пойду я, некогда мне тут с тобой долго сидеть.

– А куда идешь?

– Да какое тебе дело?

– Может, нам по пути? Я б с тобой, а то вдруг медведь?

– Не, мне к реке, на плотину.

– Так и мне к реке, наверное… Меня Верея зовут, а тебя как?

– Слушай, иди себе куда шла, у меня дело важное. Некогда с тобой возиться. Ясно?

– Ясно, – кивнул Верея. – А зовут-то как? Хоть буду знать кого перед богами славить за спасение? Или ты безыменный?

– Вот колючка цеплючая! Ну, Вольша я. Теперь отстанешь?

– Ага, – улыбнулась девица.

Но, конечно же, не отстала. Так и плелась сзади, и как-то так вышло, что тут вопрос, там ответ, выпытала у него про водяницу и обещание ее исполнить заветное желание. Выпытала и примолкла, подустала, наверное. Идти-то по лесу нехоженому, не то, что по тропке натоптанной. Вольша тоже шаг замедлил, чтоб ей полегче стало, и сам того не заметил, а как заметил – разозлился. Ему дело всей жизни предстоит, а он на какую-то девицу, пусть и красу неписаную, силы тратит. Не бывать этому! Не нашлось еще девки, что его с пути собьет!

Верея все ж голос подала:

– А где ночевать будем, смотри, вон уж солнце макушки елок задевает?

– Ты не знаю, а я устроюсь как-нибудь, – зло бросил он, не зная уж, как от нее и отделаться.

Она обиженно засопела:

– Чего сердишься? Я ж тебе не мешаю, просто рядом иду.

– Ага. По голове меня треснула, сейчас еще в какую беду вовлечешь.

– Да в какую? – искренне удивилась Верея.

– Да в такую, а ну, как спросят твои родичи, чего это мы с тобой по лесу вдвоем шастали?

Против ожидания девица не смутилась, а рассмеялась:

– Ты что, боишься, они тебя жениться на мне заставят? Ой, боги светлые!

Вольша покосился на развеселившуюся не ко времени девицу.

– А что, не подхожу женихом, стало быть? Что-то по тебе не видать, что ты в шибко богатом роду выросла. Сарафанчик вон старенький, чоботы скоро каши просить будут.

Верея вмиг серьезной стала, плечами пожала.

– Не в том дело. У меня жених есть, так что, не станут они тебя на мне женить, хоть обрыдайся.

– Ха-ха! Видишь, уже слезы лью. А… то есть жених после твоих чудин от тебя не откажется?

Она лишь головой помотала «не откажется».

– Смотри, вон там крыши торчат, что ли? Может, там заночевать пустят? Верея указала на на ряд избенок, виднеющихся в просвет между деревьями.

Лес тут заканчивался, дальше уж луговина шла, и какая-то деревушка и вправду стояла. Вольша вдыхал воздух, пахло рекой, но плотина по всему дальше по реке находилась. Ничего, завтра уж доберется. Сейчас бы и прям ночлег найти, только вот без этой вот приставучки, принесет она ему бед одних.

– Так, – он повернулся, – я иду сам по себе, а ты сама по себе. Хочешь просись к кому на ночь, хочешь в хлев какой заползи. Мне дела нет, ясно? И не ходи за мной!

Верея смотрела насупившись, но кивнула, мол так и быть. Вольша и пошел себе, прошел одну избу, вторую, у третьей остановился. Изгородь у избенки покосилась, во дворе чурбаки неколотые грудой свалены, вот и отплатит за постой – работой.

– Хозяин! – крикнул он. – Хозяин! Есть кто дома?

Дверь отворилась, на пороге встала баба, руки на животе сложила под фартуком. Да она и на сносях еще, понял Вольша.

– Чего тебе? – спросила баба. – Мужа нет, он на ловитву ночную пошел.

– Мне бы переночевать только, пусти вон в конюшню хотя бы. А я тебе отработаю. Дров наколю да изгородь поправлю.

Баба смотрела, думала, потом махнула рукой.

– Ну, давай, что ли…

И в это время Вольшу за рукав схватили и звонкий голос завопил:

– Ой, люди добрые! Ой, помогите, спасите! Ой, да этот лиходей меня из отчего дома украл, от отца, матери увел…

Вольша уставился на Верею, которая орала самозабвенно, как на Купальских гуляниях, баба же смотрела на них круглыми от изумления глазами, лицо ее сделалось испуганное, она попятилась и скрылась в избе, дверь хлопнула, стало слышно, как изнутри ее запирают на засов.

– Ты зачем так сделала? – прохрипел Вольша, у него от злости даже голос пропал.

– Затем, что так везде делать буду, пока не скажешь, что берешь меня с собой, ясно? Везде буду славить тебя лиходеем, чтоб люди от тебя шарахались.

Снова Вольше пришлось стукнуть себя по больному месту на голове, чтоб в себя прийти и девку на месте не пришибить.

– Ладно, твоя взяла, можешь со мной идти, – смирился он, – только ночевать в лесу придется. Не пустит нас теперь никто.

– Да и ладно, – она улыбалась так счастливо, что у него аж лицо скривилось.

– И поесть нам тоже теперь не придется, – поспешил умерить он ее радость. – Идем уж. Вон там стога стоят, в сене хоть не замерзнем.

– В сене… – повторила она. – Сено – это трава сушеная ведь, да?

И вот тут Вольша в очередной раз удивился, но усталость свое взяла, так что он просто пошел к стожку, стоявшему ближе всех у опушки леса.

Верея чуть ли не вприпрыжку вровень шла, видно, сил прибавилось, от радости, что так ловко с ним управилась. Вольша косился зло, но тут в животе забурчало, да громко так. Девица пискнула и тоже за живот хватилась. Посмотрели они друг на друга и рассмеялись: животы-то их вместе поговорить решили.

– Второй день ни крошки во рту, – призналась она, но тут же замахала рукой. – Ничего, я потерплю. Я тебе обузой не стану, вот увидишь. А какое ты желание исполнить у водяницы просил?

– Такое, – буркнул он, подходя к стожку и начиная себе место для ночлега готовить. – Не твое дело, короче.

– Да ладно. А вот я бы… – она посмотрела, как парень в стожке норку пробивает и так же делать принялась, – тоже бы загадала, если б такой случай выпал.

– Сначала водяницу поймай, – хмыкнул Вольша, – потом о желаниях мечтай. Ладно, устраивайся, до реки схожу.

– А ты вернешься? – испугалась она.

Угукнув, Вольша пошел себе. Вернется, куда ему деваться ночью-то? А утром… утром поглядит еще.

Глава 8. Слезы девичьи не только горьки, но и опасны

Вольша сидел у реки и строгал ножом палку с раздвоенным концом. Вскоре у него вышла отличная рогатина, он снял обувь и порты, рубаху узлом на животе завязал, а кого тут стесняться, рыб, что ли? Зашел в воду и застыл с рогатиной на изготовку. Жаль хлеба не было для приманки, но он все же надеялся, что хоть какая-то рыба ему попадется. Рыба она ж всякая есть, одну поутру ловить надо, а какую и на вечерней зорьке. Под водой скользнула тень, Вольша прицелился, рядом плюхнуло, его окатило водой. Парень отшатнулся да чуть сам себе в ногу рогатину не воткнул. Раздался смех. Вольша торопливо рубаху опустил, срам прикрыть, покрутил головой: если это снова та полоумная девица чудит, он ее точно прибьет!

Но нет, та, что смеялась, сидела по плечи в реке, длинные распущенные волосы расплылись в воде полукругом.

– Ты чего тут рыбу пугаешь? – озлился он.

– А что, тебе разрешали тут рыбу ловить?

Вольша присмотрелся к девке и рогатину на берег бросил: все одно без надобности теперь.

– Ну, прости, девица-водяница, – Вольша покаянно прижал руку к груди и поклонился. – Нужда заставила без спросу поступить. Иду издалека, оголодал. Не думал, что одной рыбкой урон реке нанесу. Но раз так, пойду себе.

– Во-о-он ты какой… – тягуче протянула водяница, – и правду Крижана говорила, что язык у тебя хорошо подкован, кузнец. – Она снова рассмеялась звонким серебрянным смехом. – Ладно, не пугайся. Крижана за тобой приглядеть велела, помочь, если придется.

Водяница скрылась в воде, и вскоре мимо Вольши пролетело что-то и шлепнулось на траву у берега. Вольша голову повернул. Рыба! Да здоровая такая. Хватит на двоих с избытком. Водяница снова высунулась, глазищами зелеными сверкнула, острыми зубками блеснула.

– Ох, спасибо, девица-водяница, – Вольша поклонился. – А ты Крижану знаешь, выходит?

– Да как не знать, все мы водяные сестры, друг друга знаем и чувствуем даже на расстоянии. Вода про тебя весточку принесла. Знаю твои чаяния, задание царя водяного ведаю. Там, куда идешь, кузнец, будет тебе тяжеленько. Ты лучше прямо с утренней зарей отправляйся, не жди, когда солнце встанет, а то поздно будет.

– Вот вы любители загадками разговаривать, – посетовал Вольша. – Нет, чтобы прямо сказать, что за опасность там ждет.

– Да знала бы сказала, но то не ведаю, а ведаю, что река принесла, а река принесла, что там дальше плохое в воде сидит. Да мы то и сами уже чувствуем. Прозрачные воды мутнеть стали, трава болотная в реку ползет…

– Это точно. Ничего, попробую я вашей беде помочь. Ежели Перун силы даст, то сдюжу.

Водяница ничего не ответила, плеснула водой и ушла в глубину, а Вольша на берег вышел и стал прямо тут же костер разводить. Жаль ни горшка, ни котелка не было, придется рыбу запечь. Пока костер разгорался, Вольша вдоль берега прошелся и нашел место, где черная земля с желтизной была. Раскопал чуток и вот она – глина, да хорошая и жирная, с такой только горшки и лепить. Но то ему не надо, а вот рыбу обмазать самое сто.

Вскоре выпотрошенная рыбина в глиняной рубашке потрескивала на углях. Когда все сготовилось, Вольша затвердевшую глину разбил, в нос ему ударил такой рыбный дух, что слюни закапали. Он быстро съел половину, обсасывая даже мелкие косточки. Хороша рыбка. Ай, водяница, молодица!

После еды потянуло в сон, Вольша завернул остатки рыбы в лист лопуха и вернулся к стожку. Верея спала, из ее норки слышалось тихое дыхание, кузнец тоже залез в стог, зарылся в сено и тут же уснул.

***

Деревенских жителей разбудил в ночи топот копыт и ржание лошадей.

В двери, окна затарабанили.

– Эй, хозяева! Гостей принимайте!

Селяне выскакивали из изб, испуганно таращились на прибывших, потом, видя, что никакие это не лиходеи, а, наоборот, люди княжьи, весь отряд по избам разместили. Мечислав хотел Купаву в одну избу с собой забрать, да Хотимир воспротивился.

– Нам с тобой брат дело бы обсудить, чужие уши мешать будут.

Купава от радости чуть в ноги княжичу не бросилась. Мечислав уж больно пугал ее тем, как держал на седле крепко, да в ухо дышал жарко, щеку усами щекотал, она уж и не знала куда деваться. Ее забрала к себе баба на сносях, с огромным животом, поманила рукой, иди мол сюда. Купава и пошла.

– Голодная? – спросила баба и, не дожидаясь ответа, вытащила из печи горшок. – Садись, поешь немного, спать вон туда полезай, она кивнула на полати, только осторожней там, не задави моего старшого, мальцу седьмой годок уже. – Сказано это было с гордостью. Потом добавила: – Нужной чулан во дворе, иди смело, пса муж с собой на ловитву забрал. Там говорят, водяницы шалить что-то стали, а собак они боятся.

– И у вас шалят? – всплеснула рукам Купава, которая уже вовсю доедала чуть теплую, но все равно вкусную и разваристую кашу. – У нас вот тоже.

– Да по всей реке такое творится, что боги только ведают. – Баба вздохнула. – Муж пса-то забрал, меня совсем без защиты оставил. Давеча парень на ночлег просился, а девка что с ним была, кричала, что схитил он ее. Вот страсти какие у нас тут.

– Какой парень? – Купава горшок отставила. – Каков из себя?

– Такой, – баба руки раздвинула поширше, – косая сажень в плечах. Лицо страшенное, как у татя, волос косматый. Жуть!

Купава недоверчиво посмотрела на бабу. Это точно не Вольша, плечи у него широки, это да, но лицом пригож и волос красивой волной на голове лежит.

– А девка какая? – все же решила она расспросить получше.

Княжичи какую-то девицу ищут, хоть и не говорят прямо, но по обрывкам их речей, Купава догадалась. Думали те, что Вольша ту девицу у реки встретил и увел за собой или даже утащил. Купава этому ни на миг не верила, но помалкивала, понимая, что вера ее никому из них даром не сдалась.

– Да, обычная, – баба пожала плечами. – Сарафан трепаный, навершник того хуже, коса, правда, хороша, аж завидки берут, – она тронула рукой повойник на голове и вздохнула. – Мож и правда из дома увел, такой на все способен. Страшенный же, страсть! А еще и дрова поколоть просился. Убил бы он нас тут всех, – она осенила себя обережным знаком.

Купава ничего не сказала. Эту ли девку княжичи ищут? Чего она им сдалась? Может, какой проступок совершила, порчу там на князя навела или еще какое злодейство? Но если парень тот и правда Вольша… Сердце Купавы больно стиснула обида: значит, она, первая красавица на селе, не люба ему оказалась, а какую-то девку-лахудру аж из дома увел, так сильно, выходит, полюбил? Ах он супостат! Слезы предательски покатились из глаз. Она поскорее выбежала в двор, как бы до нужного чуланчика, а сама поплакала за углом избы, горе свое лелея. Ничего, она еще ему покажет, изменщику! Мысль, что Вольша ничем таким ей не обещался, мелькнула и тут же улетучилась, как дымок, перебитая мощным порывом ревности.

Она слезы утерла, вспомнила Мечислава, какими глазами тот на нее смотрел. А и что? А и пусть смотрит. Уж если выбирать из них двоих, то лучше уж княжьей полюбовницей стать, чем за кузнецом простым сохнуть. Да и недолго Вольше ходить по белу свету, не сегодня, завтра схватят его, вот тогда Купавины слезы ему отольются.

Глава 9. Новый попутчик

Из дремоты Вольшу вывел укус комара. Прямо в лоб вонзился. Он себя со всего маху ладонью треснул и окончательно проснулся. Выполз наружу, на небо глянул, как раз утренняя звезда взошла. Кузнец потянулся, зевнул изо всех сил, чуть пасть не порвал. Крякнул, руками, ногами помахал, чтоб кровь разогнать. Посмотрел на то место, где спала Верея, уползла она в сено так далеко, если не знать, что там человек лежит, то и не догадаешься.

Спит, вот и хорошо, Вольша положил рядом с ее норкой лопух с рыбой и быстро пошел прочь. В деревню заходить смысла не было, он и двинулся вдоль реки, оставив избы по правую руку. Мысль о брошенной девице немного беспокоила, нет-нет, да представлял, что вот проснется она и поймет, что Вольша без нее ушел, и какими словами поминать станет. Стыдно немного, но дело прежде всего. Эта девица его тормозить будет, а ему быстро управиться надо. Разобраться с этой плотиной, получить гребень, исполнить желание, и можно домой, к отцу и кузне. Он пошевелил пальцами, руки скучали по молоту, уши жаждали услышать звуки ударов по наковальне, а тело хотело жар горна ощутить. Эх, скорей бы!

Навстречу ему брели мужики с сетями и рогатинами на плече. Лица хмурые, видать не поймали ничего. Так и есть, в корзинках пусто совсем.

– Утро доброе, – приветствовал их кузнец, – вижу, не задалась ловитва?

Мужики засопели, глянули зло, лишь один из них рукой махнул.

– Водяница, чтоб ей пусто было, уже который раз рыбу из сетей выпускает. Вон все в дырьях, словно зубами погрызены. Ничего, ужо мы ей устроим…

– А вы с ней поговорить не пробовали? Может, обидели ее чем?

– Да как же! И дары носили на русалью неделю, и так тоже не забываем, а она вон как. Что ж это за дело – на реке жить, а рыбу не есть?

– Может, не на вас серчает, а на что другое? Слышал я, вверх по течению запруду устроили? Может, знаете, кто да зачем?

– То мы не ведаем, – отмахнулись неудачливые рыбари, – нам туда ходить недосуг, своих дел навалом.

С тем и разошлись. Вольша отца и дядьку вспомнил, их тоже вот чужое не касается, свое берегут лишь. А вот же – нет чужого на земле, все общее, и горе, и радость. Кто реку запрудил, тоже небось о других не думал. Знать бы еще, кто такие. Ничего, скоро доберется, все выяснит.

Из головы у Вольши не шли слова водяницы, что там, куда он идет, опасность его ждет, а еще зачем велела ранехонько дальше в путь пускаться.

Вообще-то, в эту сторону Вольша ни разу не хаживал. Вот в столицу, что на севере, приезжал с отцом, на ярмарку, и когда князь Вышемысл всех Вольских кузнецов к себе призвал. Тогда-то и получил кузнец Годим заказ изготовить до сотни штук мечей и сулиц. Другие ковали подрядились тоже кто оружие, кто кольчуги делать, кто шлемы и наручи или умбоны для щитов. Большое дело князь замыслил, видать. Одна беда, на все это железа много надо, и хорошего железа. Так ведь, словно прознал кто, цена на крицы* взлетела до небес.

Отец сетовал, что с такими ценами, никакого прибытку не выйдет, если только князь не согласится изготовленное по его заказу дороже оплатить. Да вот согласится ли? А не выполнить заказ тоже не можно, кто ж по доброй воле ссориться с князем станет?

Мысли эти Вольшу часто посещали, но также быстро прочь уходили под грузом ежедневных забот. Отец-то заказ князев выполнял, днями в кузне работал, но ведь и другие заказы делать приходилось, то коня подковать нужно, то за косой или лопатой придут. Откажешь раз-другой, уйдут люди к другому ковалю, а ты прибытка лишишься.

– Эй! Э-эй! – послышалось сзади и Вольша крутанулся на месте. Подумал, что Верея его догнать смогла, но потом сообразил, голос-то вовсе не женский.

Из-за деревьев на тропинку вышел человек с конем в поводу. Конь добрый, Вольша сразу отметил: черный, лоснящийся, глаз горит, грива волнами на шею падает. Сбруя богатая, серебром отделана. Хозяин коня в темной свите, на темных волосах бархатная шапка с атласным околышем, кушак золотыми нитями вышит, кинжал в ножнах, рукоять самоцветами украшена, а вот другого оружия Вольша не приметил. Ни меча, ни лука, ни палицы какой. Храбрый всадник-то – в путь безоружным пускаться. Ладно Вольша тоже с пустыми руками дорогу отправился, но с него и взять нечего, а тут конь цены немалой, да и всадник одет богато. Хоть про лихих людей давно не слышно в Вольске, а все ж, береженого и боги берегут.

– Здрав будь, добрый человек, – приветствовал путника Вольша.

– И тебе добра, – ответил незнакомец. – Не подскажешь, как до жилья добраться?

Вольша руками развел.

– Тебе какое надо? Город или село, а то, может, деревню?

Незнакомец вздохнул.

– Любое. Конь мой, видишь, подкову потерял, по буеракам ходить не привычен.

Вольша еще раз коня взглядом окинул, да, добрый конь, на таком и князю ездить не стыдно. Интересно, а сам-то его хозяин кто таков?

Незнакомец словно мысли прочитал, руку к груди приложил.

– Зовут меня Горан, я в землях этих недавно, места плохо знаю. Подскажи, где кузнеца найти.

Вольша улыбнулся широко:

– Так нашел ты его уже. Вольша я. Кузнец. Коня твоего мигом бы подковал, была бы кузня.

Горан расхохотался, конь аж гривой затряс.

– Вот же глупый я! Кузнеца загадал, а надо было кузню. Где кузня, там и кузнец, верно же?

– Ну, так-то да, – Вольша тоже рассмеялся. – Пойдем, я к реке иду, кузни обычно на берегу ставят, может, и найдем что твоей беде поможет.

Они двинулись по лесной тропе и вскоре вышли к реке. Горан оказался спутником добрым, болтал немного, но если спрашивал чего, то все по делу. Про ковальское дело они разговорились, Вольша рассказал, как харалужные мечи делают, что спутника очень заинтересовало. Потом про плавку железа заговорили, и так увлеклись, что не заметили, как деревня показалась.

– А вот и кузня! – Вольша ткнул рукой в строение на берегу.

Радость правда была недолгой, сразу видно стало, что в ней давно никто не работал. Печь совсем холодная стояла, но в остальном, все что нужно для работы имелось, даже брусок железа нашелся, совсем малый, но на подкову хватит. Все равно Вольша, не спросившись, не хотел чужое добро трогать.

Горан настоял:

– Ты свое дело делай, кузнец, а уж я с жителями поговорю, попрошу у них кузней воспользоваться.