Чёрная дыра

Альт попробовал ещё раз нажать на все кнопки, рычажки и тумблеры. Ни один из них не слушался. Корабль полностью вышел из повиновения и нёсся с огромной скоростью по спирали прямо в пасть пульсирующему чудовищу – в так называемую «чёрную дыру».

Альт откинулся в кресле и попробовал привести в порядок свои мысли и чувства. Нет, он не боялся. Ему совершенно незнакомо было это допотопное чувство. Как учёный, всю жизнь интересовавшийся только наукой, он радовался тому, что первым из людей узнает, что же там внутри – в чёрной дыре – и слегка жалел, что не сможет рассказать об этом людям. Все гипотезы – и огромное притяжение, и мощное радиоактивное излучение пока подтверждались. Возможно, его корабль просто сожмёт, как ненужную бумажку сжимают пальцы перед тем, как выбросить. Возможно, это произойдёт очень нескоро, и он так и будет лететь по спирали лет триста, пока не умрёт от старости. Ведь он ни за что не захочет впасть в анабиоз и пропустить хоть что-нибудь из происходящего вокруг. Жаль, что вся аппаратура вышла из строя. Не слушалась не только система управления кораблём, но и простой персональный комп. Стрелки часов то крутились с бешеной скоростью, то замирали, или двигались с трудом. Самому Альту стало тяжело ходить. Всё это было понятно – гравитация увеличилась настолько, что системные коммуникации корабля уже не могут её сбалансировать. Возможно, скоро Альта прижмёт к полу, и он не сможет шевелиться. Он был готов к этому. А пока ему надо было записывать свои наблюдения. Простой ручкой в простом блокноте. На то он и учёный, чтобы не просто созерцать, а собирать и анализировать наблюдения.

Он не был первым, кто с огромным упорством добился этой экспедиции, несмотря на то что его предшественники не вернулись. Ни один. Он принёс себя в жертву, но даже не думал об этом. Что стоит жизнь без любимого дела? А что стоит увидеть своими глазами то, что открыл при помощи измерительных приборов и многолетнего анализа? К тому же его самопожертвование принесёт какую-то пользу и любимой науке. Ведь на борту корабля стоит мощный маяк, излучающий радиоволны, которые на Земле будут зарегистрированы и расшифрованы такими же учёными, как и он.

Скоро, а может быть, и не так скоро, ведь он теперь был вне времени, Альт уже не мог ходить, писать, шевелиться. Его очень занимало то, что он мог видеть, ведь при таком огромном притяжении его должно было сплющить в лепёшку. Он не просто смотрел в иллюминатор, он видел так, будто сидел на носу своего корабля. Ему казалось, что темнота вокруг – абсолютная чернота – была как бы живой. Она сокращалась, пульсировала, сжимаясь и разжимаясь, как огромный червь, только изнутри.

Вряд ли кто-нибудь узнал бы теперь Альта и его корабль в небольшом комке слизи, длинном, как огромная спагетти, вибрирующая и переливающаяся всеми цветами. Он не видел себя, но постоянно чувствовал лёгкую эйфорию, желание узнать, что же ….

– Интересно? – белый, слегка смятый листок был бесцеремонно вырван из рук Майи.

– А что? – подняла она голову, разглядывая мальчишку, стоявшего перед ней с наглой ухмылкой.

– А тебя мама не учила, что нельзя читать чужие записки?

– А тебя мама не учила разговаривать вежливо со старшими? – в тон ему ответила Майя. Впрочем, он её не раздражал, даже смешил своим воинственным видом, – Это твои, что ли, записки-то?

– Ну, положим.

– А чего ж ты их разбрасываешь везде? Чего мусоришь? Надо в мусорное ведро вкладывать мусорный пакет, знаешь об этом?

– Не – а. А ты откуда такая умная взялась?

– От верблюда. А ты?

– А я не знаю. Кто говорит от обезьяны, кто говорит аист принёс, а те, кто поопытней, говорят, мама с папой родили.

– Родить родили, да уж больно ты языкастый у них получился.

– Это я не у них. Это меня улица научила, – мальчишка уже переходил на более миролюбивый тон, но так и стоял на пути у Майи, мешая ей пройти.

– Вот и оставайся на улице, а мне домой нужно.

– А ты где живёшь?

– А вон, – показала Майя на дорогую дверь своей квартиры, в которой она жила уже несколько месяцев.

– А – а-а-, – неопределённо протянул мальчик, сразу потускнев, уступая ей дорогу.

– А что так грустно? Хочешь в гости? Раз уж я так провинилась перед тобой, прочитала твои записи, пошли, конфетами угощу.

Они зашли в квартиру, и пока Майя пристраивала свои пакеты и надевала тапочки, мальчик с большим интересом разглядывал её прихожую.

– Что, нравится?

– Ничтяк! – сказал он с восторгом.

– А у тебя разве не такая же квартира, я тебя видела в нашем коридоре, ты же тоже тут живёшь?

– Такая, да не такая. Хочешь, сходим потом на экскурсию, чтобы тебе потом ещё приятней в своей квартире было жить.

– А что? Сходим. Ну, рассказывай, как зовут, что это за бумажки ты раскидываешь, – говорила Майя, ставя перед новым знакомым вазу с дорогими конфетами и вазу с фруктами.

– А чего рассказывать–то? Зовут меня Борисом. Не вздумай называть Борькой. Терпеть не могу. Я на лето езжу в деревню к тётке, а у них борова Борькой всегда называют. Одного съедят, другого заводят, и тоже Борькой называют. Назло, что ли? – разглагольствовал он, набивая рот курагой в шоколаде, – Ну, живу я здесь. С той стороны, с братом вдвоём. Это его записи. Он писатель.

– Ух, ты! С роду живого писателя не видела.

– Увидишь. Только его не печатают пока. Ну, верней печатают, но не то, что ты читала. Запить дай, а то сладкие сильно.

– Тебе чего молока или воды?

– Воды давай, сладкой.

– Что ж ты сладкое будешь сладким запивать? Да у меня и нет сладкой воды, – Майя раскрыла холодильник, – Вот, пиво «Миллер», вино есть, а воды нет. А зря ты от молока отказываешься. Я же не прикалываюсь, это вкусно и полезно!

– Ну, давай, что ж мне, вино что ли пить, раз ты такая незапасливая?

– А, вот нашла, минералку будешь?

– Не – а. Не люблю. Давай уж молоко. Хоть оно мне и дома надоело. Да уж привычнее, чем вино.

– На, а ты рассказывай, чего отвлекаешься? Бурчливый ты, ужас! Почему вы с братом вдвоём живёте?

– Умерли родители. Отец – давно, я ещё маленький был, а мама – четыре года назад.

Майя ужаснулась в душе, даже растрогалась, наблюдая молча, как Борька, то есть Борис, уписывает одну за другой конфеты. Видно, ему такие конфеты не часто приходилось есть. Если вообще приходилось. Наконец, он отодвинул вазу и взялся за живот.

– Жадность фраера погубит, – сказал он и встал, – Ладно, пошёл я домой, засиделся тут.

– Что ж ты так мало рассказал?

– В следующий раз. Как конфет ещё купишь, приглашай.

– Да, возьми с собой, у меня ещё есть, – Майя засуетилась, сложила конфеты в пакет.

Борис, нисколько не смущаясь, взял пакет и направился к двери. Оставшись одна, Майя задумалась. У неё жизнь складывалась вполне благополучно, благодаря родителям, так что чужое сиротство представлялось ей чем-то необычно ужасным и страшным.

Любимая единственная доченька окончила школу в подмосковном небольшом городке, поступила заочно в институт в Москве, стала работать секретарём на фирме, где работал папа. Однажды папин начальник на каком–то праздничном ужине стал уговаривать папу отпустить Майю в Москву (хоть она и не просила). Дескать, что ж тут гибнуть. Он представил её жизнь в захолустье так, что не будет ей здесь счастья. Болото. А вот в Москве… Жизнь. Там она и мужа приличного найдёт и карьеру сделает, и всё у неё будет, потому что молода, красива, умна. Папа с мамой долго потом обсуждали будущее Майи и решили, что уважаемый человек плохого не посоветует. От Майи глаза трудно отвести, а что тут за ухажёры? Денег у них нет, а если есть, то тратить их негде. Всё равно в Москву ездят развлекаться. Майя только слушала. Она была послушной девочкой. Родители опыт нажили, плохого не пожелают. Уж если они любимую дочку от себя решили оторвать (не навсегда же, видеться будут раз в месяц, а то и чаще), значит так надо.

Папин начальник помог устроить Майю в частную фирму по продаже недвижимости. Коллектив – молодёжный, весёлый. Работа была несложной, Майя быстро научилась оформлять сделки, даже один раз сделала свою. Вскоре фирма выкупила дом в центре Москвы, сделала там современный ремонт, начала сдавать его в аренду. Майе дали двухкомнатную квартиру в этом доме, временно, конечно, как служебную. Естественно, что не все работники фирмы пользовались такими привилегиями. Просто Майя была красивой, а директор фирмы был ещё относительно молод, хотя и женат. Вячеслав со всеми был дружелюбен, а Майю выделял с первых минут её работы. Ей разрешалось абсолютно всё, а поскольку она никогда ни о чём не просила, Вячеслав сам пытался угадывать её желания. На Новый год, Восьмое марта кроме подарков для всех ей с заискиванием вручались такие подарки, о которых мечтают все женщины. Одни мечтают, другие получают. Служебную квартиру, например, ей предоставили сразу же, когда она однажды попала в пробку и опоздала на работу. Как начальник, которого интересует всё, касающееся его подчинённых, Вячеслав заходил к ней домой. Так, постепенно, но очень быстро обставилась квартира, в гардеробе появлялись модные вещи, холодильник всегда был полон, конфеты не переводились. Вино и пиво она не пила, это Вячеслав припасал для себя.

Мама с папой, навещая её, выслушивали дифирамбы Вячеславу, его непомерной доброте и великодушию. Один раз мама, отправив папу в магазин, краснея и смущаясь, заговорила с Майей «об этом».

– Майечка, деточка, Вячеслав Геннадьевич, конечно, добропорядочный человек. Но… видишь ли, даром ничего не бывает. Все материальные блага надо покупать. Не обязательно за деньги. Ты, наверное, уже и сама знаешь об этом…. Наверное, с девочками вы разговаривали на эту тему…

– Мамочка, если ты хочешь спросить, чем я отблагодарила Вячеслава, то я тебе скажу – я ему улыбнулась и сказала «спасибо».

– Ой. Девочка моя! Лучше жить бедно, чем быть обязанной кому-то, поверь мне. Принимая его подарки, ты даёшь ему понять, что согласна на продолжение отношений.

– Ну, какие у нас отношения? Он – мой начальник, я – подчинённая.

– Вот-вот! Ты не сможешь ему отказать! Или тебе придётся уйти из фирмы!

– А он ничего у меня не просит. Мы даже не целовались.

– Майя! Если бы вы целовались, то это определённо повлекло бы за собой большую близость. Всё бы хорошо, но не забывай, что он женат. Неужели ты хочешь создать своё счастье на обломках чужого?

– Нет… – задумалась Майя.

– А если ты не хочешь разбивать семью, то незачем давать надежду человеку, уже обременённому обязательствами.

– Но я ничего ему не даю.

– Ты даёшь повод. Неужели ты не понимаешь? Боже милостивый, какая же ты ещё глупенькая! А, может быть, он хочет сделать тебя своей любовницей, не предлагая тебе замужества? Какой кошмар! Тогда ты будешь в зависимости от него, не сможешь устроить свою судьбу так, как мы об этом мечтали, – не сможешь достойно выйти замуж.

– Мам, ну, о чём ты!

– А ещё… Вот. Все мужчины мечтают быть первыми у своей избранницы! И не говори мне ничего, – мама жестом остановила дочь, пытавшуюся что-то возразить, – не говори, что это не модно и не актуально в наше время. Ты совсем по-другому воспитана. Ты, можно сказать, избалованное существо и, если ты окажешься не девственницей в первую брачную ночь, твой муж почувствует себя одураченным. Такое нежное создание с виду, а с таким опытом! Это трудно будет объяснить.

– Мама, я… не хочу ничего тебе обещать, но ты не волнуйся за меня. Я знаю, что ты очень переживаешь за меня, хочешь, чтобы моя жизнь была безоблачной. У меня мало жизненного опыта, но я чувствую предел. Я вижу, что Вячеслав Геннадьевич относится ко мне не так, как к остальным коллегам, хотя у нас много симпатичных девушек работает, но я ему уже намекала, что не хочу никаких неформальных отношений, отказывалась от его подарков. Но он так всё обставляет. Говорит, что это всё не из его личных денег, а на деньги фирмы, что человек, живущий стеснённо не сможет доказать что-то своему клиенту. А вообще-то у нас только я одна – иногородняя, остальные – москвичи. Меня все как-то оберегают, каждый по-своему. И девчонки тоже.

– Ну, не знаю. Тревожно очень за тебя, будто предчувствия какие-то.

Тут вернулся папа, и разговор замялся, но каждый раз, принимая очередное «предпочтение» от Вячеслава, Майя смущалась, вспоминая мамины предостережения, тем более что Вячеслав всё чаще стал бросать на неё многозначительные взгляды.

Майины размышления прервал входной звонок. Недоумевая, кто бы это мог быть, Майя открыла дверь. Взъерошенный Борис выглядывал из-за спины сердитого молодого человека, протягивающего ей знакомый пакет. Майя сразу поняла, что это брат смущённого Борьки – Бориса.

– Извините, вы, конечно, ничего не знали, но вот этому молодому человеку, – кивнул он на Бориса, – не разрешается ходить в гости без моего разрешения, тем более принимать подарки. Возьмите, пожалуйста, назад свои конфеты и впредь будьте осторожны.

– О чём вы?

– О том, что я не разрешаю ему ничего брать у посторонних лиц.

– Ой, какой вы строгий. Знаете, у моих знакомых собака есть, такая миролюбивая и симпатичная, так они её бьют, если она возьмёт лакомство из чужих рук. Это понятно. Собака должна знать хозяина, но почему вы своего брата ставите в неловкое положение?

– Я не собираюсь это обсуждать ни с кем. Возьмите пакет и до свидания.

– Нет, нет. Во-первых, заходите.

– Извините, мы спешим, – с этими словами молодой человек положил пакет на пол в прихожей и собрался уйти, но Майя повысила голос.

– Послушайте, но это просто невежливо с вашей стороны. И вообще, Борис пригласил меня в гости…

– Об этом мы с Борисом поговорим отдельно, – молодой человек сердито глянул на окончательно сникшего Бориса и обернулся к Майе, – Впрочем, если вам угодно.

– Угодно. Я тут уже сколько живу, а ни с кем не познакомилась. Мы же соседи. Подождите минутку, я только переоденусь.

Майя засуетилась, не увидев быстрый взгляд, которым молодой человек проводил её. В этом взгляде она прочла бы объяснение его несколько резкой манере поведения. Через минуту она вышла в обтягивающих джинсах и футболке до пупка, взяла с пола пакет со злополучными конфетами, закрыла входную дверь и посмотрела на соседей, дав понять, что готова.

Борис повеселел, поняв, что опасность быть наказанным миновала. Они с Майей шли вместе по длинному коридору за его старшим братом, демонстрировавшим, что ему абсолютно неинтересны всякие там гости – соседи. Старинный дом, в котором они жили, имел свою историю, наверное, как и все дома в центре Москвы. Когда-то здесь жила дворянская семья, потом дом отдали пролетариям, которые превратили его в свинарник под названием коммуналка. Потом бывшая коммуналка была поделена на квартиры, и жили в них советские люди приблизительно с одинаковым достатком. А уже во времена неожиданно наступившего капитализма квартиры стали продаваться. Дом стал собственностью фирмы, в которой работала Майя, со стороны проспекта он превратился в рекламу, здесь был офис, а с другой стороны – служебные квартиры. Квартира Майи выходила во двор. Здесь было тихо и пустынно, вековые деревья раскачивались, не обращая внимания на людские проблемы, бывшими мелкими в их глазах и недостойными внимания.

Ну, а у людей бушевали страсти. Со временем старых жильцов переселили куда-то на окраину. Лишь один непокорный владелец – это был старший брат Бориса – не соглашался переехать ни за какие деньги, ничего не объясняя бесчисленным визитёрам, просто закрывая перед их носом дверь. Идя за ним по коридору, Майя вспомнила, с каким негодованием Вячеслав рассказывал о нищем «зазнайке», который не принимает его условия.

«Он, наверное, знает, где я работаю, поэтому и разговаривал со мной так. Может, он думает, что я – тайный агент фирмы и хочу убедить его продать квартиру?» – пришло ей в голову. Между тем, они подошли к единственной обитой старой клеёнкой двери. Около неё стояла новенькая двойная дверь. «Наверное, Вячеслав уговорил его хоть дверь поменять, чтобы вид коридора не портила», – опять промелькнуло в голове Майи.

Да–а-а. Борис был прав. Квартира, имевшая те же размеры, разительно отличалась от Майиной. Здесь было чисто и даже как-то уютно, но… бедно. Старые выцветшие обои, старый полустёртый линолеум, на кухне – не кухня с одинаковыми шкафчиками, а какие-то старые полки, старая плита и мойка с отбитой эмалью.

Майя старательно отводила глаза, но бедность сама выпирала наружу. Борис кинулся накрывать стол, Майя с радостью взялась ему помогать. Попробовав аппетитно пахнувшую картошку, Майя искренне восхитилась:

– О! Я такой вкусной картошки даже дома не ела!

Борис тут же принялся рассказывать секреты. Во-первых, картошка – не покупная, а свойская – с тёткиного поля. Во-вторых, тётка масло топлёное свеженькое привезла в прошлые выходные, а в-третьих, картошка не просто так – жареная или варёная, а тушёная, да с лучком. Майя вообще не готовила – пользовалась полуфабрикатами. Очень удобно, хочешь салат, хочешь котлет, хочешь, что хочешь, – всё есть в магазине, а дома лишь разогрей в микроволновке или просто положи на тарелочку. Картошку чистить? А маникюр? Поэтому она лишь внимательно слушала расхваставшегося Бориса и старалась не смотреть на его брата, кстати, как его зовут?

– Знаешь, Борь, а у меня фритюрница есть! – вспомнила она, – я тебя угощу домашними чипсами. Любишь чипсы?

– Угу, – Борис коротко глянул на брата и тут же перевёл разговор на другую тему, – а мы с ребятами в деревне часто печём картошку в золе, знаешь, объедение!

– Да, я пробовала. Ещё в школе, когда в поход ходили. Здорово! А вы, – не знаю, как вас зовут, – наконец-то осмелилась обратиться Майя, – вы тоже в деревню ездите?

– Обязательно. На посев картофеля и на сбор урожая. Отвезти Бора, забрать по осени.

– Бора? – переспросила Майя.

– Ага, он меня почти всей таблицей Менделеева называет.

– А ты что уже учишь таблицу Менделеева? Сколько тебе лет?

– Сколько дашь?

– Ну, ты же не женщина, чего кокетничаешь? Ну, на вид лет десять, а судя по тому, какой ты развитый и разговорчивый – все шестнадцать.

– В самую точку! Мне скоро тринадцать.

– Скоро или скорей бы?

– Да мне как-то всё равно. Отмечаем мы скромно. Тётка приедет, да мы вдвоём.

– Барий! Прекрати намекать! – старший брат грозно сверкнул глазами.

– А вас как звать? – не выдержала Майя.

– Глеб, а вас?

– Майя.

– «Люблю грозу в начале мая!» – процитировал Борис, подливая Майе молоко из банки.

– Вы и Тютчева уже проходили?

– Да нет, мама любила это стихотворение, – Борис на мгновение потускнел, но тут же снова развеселился, – а вот интересно, есть ли в таблице Менделеева имя похожее на Майю? А, Глеб?

– Так ты и не ответил, – снова обратилась к Борису Майя, поскольку Глеб и не собирался отвечать, – Я честно не помню, в каком классе таблицу Менделеева учат.

– Ну, в следующем году будем проходить, а Глеб меня ещё…, – Борис закатил глаза, подсчитывая, – давно научил. Я старшеклассникам задачки на валентность помогаю делать.

– Вот молодец!

– Да, только он с них деньги берёт.

– А что? Это бизнес.

Борис быстро собрал грязную посуду со стола, давая понять, что ужин окончен. Видимо, у них было принято убирать посуду сразу, а посиделки за столом приняты не были. Майе было очень интересно у братьев, какая-то необычность чувствовалась во всём. Но она засобиралась домой, чувствуя себя неловко в компании с малоразговорчивым неулыбчивым Глебом. Борис тут же бросил мыть посуду и попросил брата:

– Гелий, ну покажи ей.

– Что?

– У Глеба такие каталоги – закачаешься.

– Бор, не всем это интересно.

– Мне интересно, – Майе даже обидно стало, – даже очень интересно.

– Что ж. Пойдёмте.

Глеб прошёл в комнату, Майя за ним. На большом столе, заваленном бумагами, стоял компьютер и, похоже, он здесь царил. Пока Глеб доставал что-то из ящика стола, Майя взяла в руки лист бумаги, заметив знакомое имя – Альт. Глеб тут же деликатно забрал его, делая вид, что прибирается на столе.

– Я уже прочитала первый лист. Мне интересно, что дальше.

– Дальше ещё не написано.

– А вот это.

– До конца ещё далеко. Вот смотрите.

С этими словами Глеб протянул Майе увесистый каталог, на обложке которого было изображено звёздное небо. Но, открыв его, Майя не удержалась и скорчила разочарованную гримасу, а, взглянув на Глеба, решила, что он над ней издевается. В каталоге стройными рядами шли цифры. В комнату зашёл Борис и тут же заметил подвох.

– Ты не каталог покажи, а атлас.

– Надо было так и говорить.

– Гель, ну, ты вообще…, – Борису явно хотелось, чтобы Майе понравилось у них в гостях, а тут такое издевательство, – Майя, ты на него внимания не обращай. Он – классный парень, только у него жизнь не сладкая.

– Бериллий, прекрати!

– Ладно, ладно. Вот подружимся по-соседски, сама увидишь. Он тебе ещё и настоящие звёзды покажет, – как ни в чём не бывало продолжал Борис, не обращая внимания на уже совсем рассвирепевшего брата.

Майя тоже решила не обращать внимания на него, тем более что её действительно заинтересовали яркие фотографии со светлыми пятнами.

– Вот, смотри, здесь спектральный анализ изображён. По нему можно определить класс звезды.

– А ты что, уже и астрономией увлекаешься?

– Я – чуть-чуть. А вот Глеб …

– Ну, всё, хватит. Мне надоело выслушивать отклики о себе, будто я умер, а надо мной произносят эпитафии. Давай-ка – на кухню, посуду домывай, – не выдержал Глеб.

– А мне тоже уходить? – Майю заело такое полное игнорирование, в то время как она не встречала ещё парня или мужчины, который бы не обращал на неё внимания. Иногда просто взглянут и глаз не могут отвести. Подруги подсмеивались над ней. Говорили: «Майя, ты – якорь для мужчин».

– Нет, почему же, можете полистать, если вам действительно интересно.

– Интересно. А это настоящий атлас звёздного неба?

– Конечно, только это копия и не очень хорошая. Гарвардская классификация звёзд, принятая в каталоге Дрепера в середине тридцатых годов прошлого века, насчитывала почти 250 тысяч звёзд. Это 9 томов.

– Глеб, извините за любопытство, но, правда, интересно, откуда вы всё это знаете? Вы учитесь?

– Да, я всю жизнь учусь, вернее, жизнь меня учит. Как вы уже поняли, я немного пописываю в жанре фантастики, но до мемуаров ещё далековато.

– Вы такой скрытный, а где вы учитесь?

– Мне не очень-то приятно рассказывать о себе.

– Почему?

– Потому что этот рассказ будет похож на жалобу, а я жаловаться не люблю.

– И всё же, расскажите, – Майя уже осмелела, чувствуя, что как только обиженный Борис вышел из комнаты, тон Глеба сразу смягчился.

– Я учился в МГУ. После третьего курса заболела мама, нужны были лекарства, я ушёл из института.

– Но ведь можно было перевестись на заочное обучение!

– Видите ли, я мечтал заниматься астрономией и только ею, а заочного отделения с углублённым изучением астрономии нет. Ну, не расстраивайтесь так, – улыбнулся ей Глеб, видя, как она помрачнела, – я устроился лаборантом на своей кафедре, кроме этого, провожу экскурсии, пишу в детский журнал, мою лестницу в элитном доме. Короче, на жизнь хватает.

Майя не стала спорить. При всей бедности обстановки Глеб позволял себе покупать дорогие каталоги, да и компьютер был не из дешёвых. А сейчас её больше поразила разительная перемена в нём. Весь какой-то серый, неприметный с виду, он вдруг преобразился, улыбнувшись. Удивительно обаятельная улыбка! «Наверное, Борис не зря его нахваливал. Просто он стеснительный и ему не нравится, что Борис так его превозносит. А ведь есть за что! Он полностью взял заботы о младшем брате на себя. Другой бы отправил его в деревню после смерти матери», – думала она, не замечая, что они уже с минуту молчат, разглядывая друг друга. Глеб тоже только сейчас позволил себе посмотреть на удивительно красивую девушку – не из таких, которых называют женщина-вамп, а просто красивую. Даже, несмотря на модные штучки типа – выкрашенные перьями волосы, накрашенные ресницы и длинные ногти, она была окутана той таинственностью, которая издревле привлекает мужчин. Большие глаза, маленький носик, пышные волосы, длинные ноги – всё это само по себе не может сделать женщину красивой без определённого шарма, присущего только ей одной. У Майи это шарм был настолько силён, что Глеб поневоле залюбовался ею, как любуются картиной.