ЛЕГИОНЕР

ЛЕГИОНЕР

Начало войны

Гаяна проснулась оттого, что кто-то тихонько стучал в окно. Она приподняла с подушки голову чтобы разглядеть, что за непрошеный гость решил их побеспокоить глубокой ночью. Чтобы разглядеть лицо ночного посетителя, она поднялась с постели и осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить домочадцев, направилась к окну. Отодвинув шторку, сквозь стекло увидела пожилого старика с аккуратно стриженной бородой.

– Мужа позови, – произнес старик полушепотом.

– Он спит, – захотела Гаяна отмахнуться от ночного гостя, но, узнав его суровый проникающий взгляд, повернулась и пошла обратно к кровати.

– Касым, к тебе пришли, – толкнула она мужа слегка. Но он не отреагировал, продолжая дальше тихонько храпеть.

Пришлось Гаяне толкнуть его сильнее, отчего он вздрогнул и, бормоча, в полусонном состоянии повернулся к ней.

– К тебе пришли, говорю, – повторила она.

– Кто? – спросил Касым, протирая глаза, чтобы полностью проснуться.

– Батан, – коротко ответила Гаяна.

– Кто-кто? – протянул он, соображая, о ком идет речь.

– Батан, – повторила жена, – помещик с того берега.

– Ну дела… – буркнул Касым, поднимаясь с постели, – он же вроде в лагерях должен сидеть. Неужто сбежал?

– Не знаю, – ответила жена, – выйди к нему – и узнаешь. В дом не пускай. Мало ли что. Да и детей разбудишь.

Касым понимающе кивнул головой и направился к выходу.

У крыльца его встретил небольшого роста старик с гнилыми и почти выпавшими зубами. Трудно было угадать в нем бывшего помещика этих мест Батанова. От бравого подтянутого властелина этой округи остались только глаза, по которым можно было его узнать. Глаза со строгим взглядом, наводящим ужас на все его окружение. Он никогда кнутом не орудовал и не занимался мордобоем. Ему хватало взглянуть на провинившегося, и тот падал на колени, прося пощады.

– Узнаешь меня? – спросил старик, посмотрев на удивленного Касыма.

– Как же не узнать нашего последнего помещика Батанова? – спокойно произнес Касым. – Вы же с моим отцом раньше часто встречались. Да и мне случалось бывать в вашем имении. Только не пойму я, почему вы ко мне постучались?

– Отец твой в середине деревни живет, а ты вот с краю построил себе дом. Пойти туда побоялся: лишние глаза ни к чему. А за тобой я наблюдал сегодня с окраины. Перепутать тебя невозможно. Очень похож на отца.

– Наверно, – поддержал старика Касым. – Все же я его сын. Так зачем же я вам понадобился? Я бы не хотел, чтобы нас вместе видели.

– Понимаю, – вздохнул старик. – Нынче время неспокойное. Отец твой в свое время был зажиточным крестьянином и имел со мной небольшие дела. Вот я и хотел с ним напоследок пообщаться. А тебе нужно всего-то сходить к нему и позвать к себе.

– Это невозможно. Отец мой умер. В его доме живут мои братья.

После этих слов старик Батан, так его звали за спиной, как-то резко погрустнел и присел на рядом стоящую скамейку.

– Вот оно как, – вымолвил он после небольшой паузы. – А я надеялся с ним поговорить. Он умер дома или тоже сослали куда-то?

– Нет, его не сослали. Он все свое хозяйство добровольно передал колхозу с первых дней. В общем, сберег и нас, и сам дома умер.

– Ты не бойся, – подняв голову на собеседника, продолжил Батан, – я тебя подставлять не собираюсь. Меня выпустили на поселение из-за преклонного возраста, вот я и сбежал оттуда, чтобы побывать напоследок в родных краях. Я сейчас чуть отдышусь и уйду. Что с моим имением стало? – перевел разговор старик.

– Что с имением может стать, когда хозяина нет? – почесав за ухом, ответил ему Касым. – Сперва там коллективное хозяйство организовали, потом передали школе колхозной молодежи. В общем, в вашем огромном саду сажают и убирают урожай. Все, как при вас, только все общее.

– Да, видел я сегодня издалека. Жизнь там кипит. А ты сам-то кем трудишься?

– Вспомнили, о чем спросить! – съехидничал Касым. – А если я был бы местным активистом и сообщил бы куда надо? Что тогда?

– Да ничего, – засмеялся старик. – Мне уже все равно скоро на вечный покой. Я этого особо не боюсь.

– Да я завскладом коротаю свое время, – ответил Касым, как бы оправдываясь за ранее сказанное.

– Мне последние годы в лагере, до выхода на поселение, пришлось сидеть с одним военным, – начал старик, пропустив слова Касыма. – Так вот он утверждал мне, что скоро начнется война с германцами. Ты ничего не слышал об этом?

– Ну откуда в деревне могут появиться такие слухи? Тут у нас все о мире говорят. Вам, наверное, ваш военный приврал немного, чтобы как-то разнообразить жизнь. Небось, несладко там?

– Я вначале тоже так подумал, – задумчиво ответил старик, – но когда вник в его рассказ полностью, то поверил. Он до лагеря работал в Германии в посольстве. Официально. Ну а неофициально был разведчиком и собирал сведения. Вот за то, что передал точную информацию, его и осудили. Чтоб не баламутил народ. Вот такая петрушка.

– И зачем вы мне это рассказали?

– Да я хотел все это донести до твоего отца. Все же у него было свое хозяйство. Вдруг германцы дойдут и до наших земель? Что тогда? Наверно, вернется прежняя жизнь без большевиков, и хозяевами опять мы станем. Они уже всю Европу, говорил разведчик, под себя подмяли. Так что есть надежда. Вот с помощью твоего отца я хотел отсидеться где-то рядом до лучших времен.

– Вы меня, конечно, извините, – дослушав старика, начал Касым, – все это интересно, но я таким слухам не товарищ. Если хотите, я могу вам собрать еду в дорогу, но помогать в другом не смогу, хоть и во имя отца покойного.

– Да нет-нет, – заторопился успокоить чуть взволнованного Касыма бывший помещик, – не собирался я тебя обременять. Да и за еду благодарствую. Есть у меня пока запасы. В дальних деревнях меня же не знают. Принимают за нищего бродячего старика – и еду подают, и одежду. Так что с голоду точно не помру, – закончил старик и, тяжело поднявшись со скамейки, прихрамывая, направился к выходу с заднего двора, откуда он и проник.

Это было начало июня 1941 года. Через несколько недель, 22 июня 1941 года по радио сообщили о вторжении германской армии на территорию Советского Союза.

Это был печальный день не только для семьи Касыма, но и для всей великой страны. Началась всеобщая мобилизация как мужчин всех возрастов, способных держать в руках винтовку, так и женщин, имеющих военные специальности.

У Касыма было пятеро братьев, и все – способные защищать страну с оружием в руках. И никто из них не собирался отсиживаться с надеждой «авось обойдется и без меня». После объявления войны они собрались в отцовском доме и обсуждали события предстоящих нелегких дней. Кто-то из братьев сам уже рвался в военкомат, кто-то предлагал дождаться повесток оттуда. Мнений было много, но все понимали, что воевать придется. Не все из братьев имели семьи, поэтому, считал Касым, им будет проще. У него-то вот как раз детей было четверо, и все мал мала меньше, и не думать, как они проживут без него, он не мог. Если всех братьев разом заберут на войну, кто же их прокормит? Такие обстоятельства жизни, обрушившиеся на его голову, наверное, беспокоили не только Касыма.

«Жена Гаяна, хоть и сильная женщина, но выдержит ли такую нагрузку? Не сломается ли? Поднимать четверых детей – легко сказать! Ладно у нее еще мать жива и здорова, сестер предостаточно. Да и его родные сестры в помощи не откажут. Наверно проживут, даже если случится непоправимое. Прав был старик Батан про войну. Не придумал ничего лишнего. Интересно было, конечно, узнать, что бы он посоветовал, если предложил бы ему помощь и где-то спрятал его. Хотя ничего хорошего, скорее всего. Он человек старого строя, а мы – нового, до этого еще никому не знакомого. Будем нести свое знамя, пока не уроним. От войны отнекиваться не получится, да и ни к чему. Наверняка первыми призовут деревенских. На Руси так уж заведено. Как работать – мужик-крестьянин и рабочий, как воевать – мужик-крестьянин и рабочий. Всегда они первые».

Разошлись по домам поздно. Касым нес на руках уже давно уснувшую десятимесячную дочь, а Гаяна молча шагала рядом с ним.

– Может, немного посидим на улице? – предложил он, взглянув на ее мрачное лицо. – Глянь, сегодня как небо сверкает от звезд! Да еще все усеяно.

– Оно у нас всегда так усеяно и сверкает. Просто ты не обращал внимания, – ответила Гаяна негромко.

– Наверно, – вздохнул Касым. – Я на многое не обращал внимания до этого. А жизнь подсказывает, что нужно было считаться с каждым прожитым днем. Ценить окружающих тебя людей, любить близких тебе родных. Защищать их от всех бед. В этом, наверное, и есть смысл жизни.

– Ты, вижу, точно решил уже идти на войну с немцами? – перебила его Гаяна. – А как же мы? Ты что, забыл, что у нас четверо детей? Ладно были бы взрослые. Может, не будешь сам рваться? В военкомате тоже люди. Поймут, наверно, что детей растить надо.

– Дети у многих есть, жена. Если всех оставлять дома детей растить, кто же будет воевать?

– Найдутся. Тем более ты страдаешь частыми головными болями. Не дай аллах, где-нибудь еще поясницу сорвешь. Немцу скажешь: «Подождите, сейчас я выпрямлюсь, отлежусь дней десять, и будем дальше воевать»? У тебя куча болезней, а ты о войне думаешь. Расскажи все это в военкомате, не скрывай ничего. Может, и не возьмут и отпустят домой. Я что-то не заметила в деревне, чтобы кто-то сильно рвался на войну. А вы тут собрались все вместе, и каждый готов хоть сегодня уйти.

– Хватит, жена, – чуть повысив голос, прервал ее Касым. – Эта тема закрыта. Отсиживаться дома я не собираюсь. Советская власть не оставит, надеюсь, вас одних. В колхозе живем, не единоличники. Помогут.

На другой день в сельсовет приехал человек в военной форме и оставил пачку повесток, где указывалось, когда и куда прибыть. Также была небольшая информация о том, что брать с собой. В деревне всех оповестили о сборе у сельсовета для получения данных повесток.

Собралась чуть ли не вся деревня. Сначала поименно раздали повестки тем, кто должен был явиться в буденновский военкомат. Потом прочли список, кому полагается бронь. Это были учителя, механизаторы и партийные работники.

Касыму нужно было явиться 24 июня 1941 года, так же, как и его четверым братьям и многим односельчанам. А самому младшему из братьев дали бронь, так как он работал на тракторе в колхозе.

На сборы времени оставалось немного. Гаяна сшила из подручных материалов небольшой рюкзак и стала складывать все необходимые вещи туда. Также она сложила еду на несколько дней из непортящихся продуктов. Братья позвали их на посиделки в честь проводов, но Касым отказался. Ему хотелось напоследок подольше побыть с семьей. Посмотреть, как озорничают и засыпают дети. Рассказать им любимую сказку про непослушного мальчика перед сном.

Успокоить без конца тихо плачущую жену. И это время хотелось ему растянуть как можно дольше.

Но как бы он ни хотел, рассвет настал быстро, и нужно было прощаться с домочадцами. Детей он не стал будить, а просто поцеловал всех поочередно и долго рассматривал, стараясь надолго запомнить их лица. Как бы он ни осторожничал, делая это, старший сын все же проснулся.

Ему было достаточно лет, чтобы понимать, что отца забирают на войну. Также он понимал, что остается за старшего мужчину в доме, как ему наказал отец. Касым крепко обнял старшего сына и, поцеловав в лоб, велел ему остаться с младшими, а сам вышел к ожидающей во дворе Гаяне.

Он не знал, что пройдут года и его старший сын, правая рука матери во всех делах, работая в колхозном поле помощником тракториста, трагически погибнет в возрасте шестнадцати лет, попав под гусеницу.

Гаяна долго не отпускала мужа из своих объятий. Она хотела продлить этот миг. Но Касыму нужно было идти. Он запретил ей провожать его до сельсовета. Понимал – там ей еще труднее будет расставаться, да и сам мог расплакаться. А этого он не хотел никому показывать.

Слезы текли у обоих. Нежные слова, поцелуи, объятия не могли это остановить. Может, оба понимали, что это их последнее прощание. Что они уже никогда не встретятся и не посмотрят друг другу в глаза. Касым попытался уйти, легко отодвинув ее, но она снова и снова цеплялась и, обнимая, не отпускала его. Так продолжалась минут пять, пока он не выскочил со двора. Она пыталась последовать за ним, но он держал двери ворот снаружи и строго велел зайти в дом. Когда она перестала дергать калитку, он быстро побежал от дома, время от времени оборачиваясь: не вышла ли Гаяна. Она вышла на улицу вместе со старшим сыном, когда он уже отдалился от дома на приличное расстояние. Уже не плакала, а стояла, обняв сына, и глядела на его растаявший вдали силуэт грустными глазами. Это был последний раз, когда она видела мужа.

По приезде в буденновский районный военкомат их быстро распределили по учебным базам.

Касым попал с одним односельчанином в Суслонгерский учебный лагерь, расположенный в марийских лесах недалеко от Казани. А братьев его определили по другим «учебкам».

Прощание со своими братьями Касым запомнил на всю оставшуюся жизнь, как и прощание с оставшимся в деревне младшим братом. Никто из них не унывал, не показывал страха в лице. Все шутили и старались подбодрить других. Не знали они тогда, что это последние рукопожатия и объятия между собой. Разбросает их война по разным фронтам. И младшего брата, который уйдет на фронт через год после них – из пятерых братьев после победы живым вернется только он, остальные сгинут на поле боя в начале войны.

Суслонгерский учлаг

Поезд шел медленно. Останавливался на каждый станции и подолгу стоял. В набитых до отказа теплушках новобранцы то и дело слонялись между вагонами. Кто успел занять места на верхних полках, еще мог полежать, ну а кому досталась нижняя полка, то там только сидели по несколько человек. На перрон выходить было строго запрещено, да и двери в тамбуре всегда были закрыты. Вот и оставалось некоторым непоседам разминать свои ноги между вагонами.

Касым был при посадке проворнее многих и занял вторую полку, а его односельчанин с другого берега реки, Николай Давыдов, замешкавшись при входе в вагон успел обосноваться только на первой полке на сидячих местах. Но зато – около столика, где можно было перекусить своими запасами. Галдеж в вагоне стоял приличный. Где-то играли с азартом в карты, где-то пели, потому как при новобранцах был и гармонист со своей гармонью, где-то просто разговаривали. В общем, в каждом пролете общего вагона текла своя жизнь.

В отсеке, где расположились Касым с Николаем, больше было любителей поболтать, и поэтому основное время уходило на разговоры. Отличался на этом поприще новобранец из самого районного центра – Михаил Чернов. Он был небольшого роста, точнее меньше среднего, и крепкого телосложения, лет двадцати пяти. Его вся и все интересовало. Такое ощущение было, что этот человек мог болтать сутками.

– Давай-давай, спускайся к нам, – обратил свое внимание Миша на спускающегося с верхней полки Касыма. – Гуся твоего нужно доедать, не повезешь же ты его до фронта.

Гаяна, когда собирала мужа в дорогу, положила в рюкзак, кроме прочего, вяленого гуся. Касым с Николаем, когда трапезничали, уже опробовали часть мяса, ну а потом убрали, не угостив никого. Сейчас, когда уже перезнакомились между собой, стали выкладывать все на общий стол. Вот и напомнил Миша Касыму, чтобы не забыл вытащить гуся.

– С тобой забудешь, – подколол его Касым. – Лучше сходи вон, кипятка принеси. А то после вяленого гуся пить тебе захочется.

– Слушаюсь, мой господин, – смеясь, ответил Миша и, подхватив со стола пустую стеклянную банку, шустро побежал к титану.

Пока он бегал туда-сюда, стол уже был накрыт.

– Ох, как здорово! – обрадовался Миша, увидев такое изобилие деревенской еды – все продуты здесь были из своего хозяйства. Было чему обрадоваться, ведь у него в рюкзаке, кроме хлеба и шматка сала, ничего, собственно, и не было, так как он жил в районном центре в двухэтажном доме и, соответственно, своего дворового хозяйства не имел. Но вот самогоном он где-то разжился и, когда понял, что собралась серьезная компания для беседы, с удовольствием выставил две поллитровки на стол.

– Убери сейчас же! – со строгим видом сказал Николай. – Поставь под стол, чтобы никто не видел. Сейчас пройдет какой-нибудь офицерик и заберет все. Будешь потом пальцы сосать вместо самогона.

– Да я и хотел это сделать, – парировал в ответ Миша. – Просто выставил на всеобщее обозрение, чтобы все наглядно видели, что это настоящий первач.

– Ладно, давай завязывай, – поторопил его Николай. – Убери бутылки под стол и разливай. А то заждались твоего первача: даже кусок в горло не лезет, одна крепкая жидкость и просится. Если немного задержишься, приведет к масштабной катастрофе.

– Что же такое может случиться? – поинтересовался Михаил.

– Да мы просто напились бы самогона без тебя, – пошутил Николай в ответ. Тут все хором засмеялись.

Горячительный напиток начал исполнять свои прямые обязанности. У компании развязались языки в полный ход. Душевные разговоры и остроумные байки текли из уст одна за другой.

– Слушай, Касым! – поинтересовался Ибрагим, мужичок лет сорока, родом из татарской деревни недалеко от районного центра. – Вроде Николай русский, а ты татарин. Как вы сдружились-то так быстро?

– Да ничего удивительного. Только он не русский, а чуваш. Мы с ним в школе в одном классе учились. Одноклассники. Да и работали в одном колхозе. Вот и приходилось общаться на одном языке, на русском.

– А что, татары с чувашами в одной деревне прямо живут? Из какой деревни вы вообще?

– Деревня наша называется Янтуган. Если перевести на русский, получится «родная душа».

– Ну, знаю я эту деревню. Как-то зимой за соломой приезжали к вам. У нас тогда стога сгорели, вот и ездили, так собирали. Тогда я вроде чувашей не видел.

– Они у нас живут на другой стороне реки. Там сливаются как раз две речушки: Чепкасы и Ташлык.

– Ты от них, значит, так научился по-русски говорить?

– Можно сказать и так. Общаться между собой как-то надо. К твоему сведению, многие из них татарский тоже неплохо знают. В общем, живем одним миром. Да я вижу, ты русский тоже неплохо знаешь?

– Да у нас тоже так же. В километре от нас была русская деревня, подальше – и чувашская. Так что, хоть и с большим акцентом, но говорим.

Тут все отвлеклись на энергичное и затягивающее выступление Славика. Он был по национальности чуваш и преподавал в школе историю. Хотя ему и давали бронь, но он сам пришел в военкомат без повестки и настоял, чтобы его тоже призвали.

– Сила Советского Союза в том, что он никогда не нападал первым, – говорил Вячеслав, зажав оба кулака, будто готовый уже стукнуть по столу. – Насколько я помню из истории, он всегда защищает свою землю. Не стремится захватывать, а стремится удерживать то, что есть. Может, в этом и сила. Конечно, мы можем только предполагать и додумывать, как появилась Русь, но то, что помнили и писали летописцы, говорит о том, что все же сила в умении защищаться и ждать своего часа. Пример простой. Монголо-татары завоевали всю Русь. Долго властвовали. Но удержатся не смогли. Ответ простой: слишком были уверены в своей власти и непобедимости.

– Это не в обиду татарам сказано, – сделал он акцент на этом предложении, посмотрев на Касыма. – Наверняка в орде и чуваши были, – будто оправдываясь за ранее сказанное, продолжил Славик. – Жизнь не может быть однополосной. Всегда будет меняться. Но удача будет у тех, кто будет у руля видеть своими глазами все происходящее. Если там человек стоящий и достойный, то тогда правда будет на его стороне.

– Как наш товарищ Сталин? – с выпученными глазами, перебив его, спросил Михаил.

– Именно как он, – на одном дыхании ответил ему Вячеслав и продолжил: – Я как историк могу, конечно, вам предположительно рассказать, как все-таки появились Русь и русский народ, – и, сделав паузу, посмотрел на своих слушателей. Все были увлечены его рассказом. Это ему льстило.

Он почувствовал себя сейчас учителем, а вокруг него сидели его ученики.

– Если хотите, конечно.

– Да не томи уже, продолжай, раз начал, – сказал чуть возмущенно Николай.

– Вообще люди появились не все сразу и не в разных местах. Наверняка сначала появились мужчина и женщина. Как они появились, я утверждать и предполагать не стану. Дальше они расплодились. Появились уже свои предводители, которые не хотели работать, а просто заставляли это делать за них других. Притом в большинстве случаев – силой. Чтобы удержать власть, они стали создавать вокруг себя защиту в виде охраны из крепких молодых парней. Естественно, появились и бунтари. Они просто не хотели за них работать. Что оставалось делать? И тогда, забрав свои семьи, уходили на неизученные земли. Уходили опять же сильные и уверенные, а слабые оставались с предводителем и работали на него до конца своих дней. А ушедшие вновь создавали семьи и разрастались. Где много народа, там появляется снова вождь. Ведь кому-то надо управлять. Не бывает без этого. Если этого не будет, то – хаос и бардак. Снова появляются недовольные. И они так же отделяются и уходят вглубь земли. И так происходит веками. Где теплый и умеренный климат, все сужается. Остаются холодные края. Туда уже уходят самые отчаянные. Чтобы в холодных краях прожить, первопроходцам нужны были большой ум и смелость. Вот племя, которое дошло до наших мест, было одним из таких. Как только они расплодились, наверно, и назвали себя русичами, то есть русскими. Появились опять же вожди, и не обошлось без бунтарей. Но только уходить уже было некуда. Землю практически уже заселили все народы, каждый придумывал себе национальность и язык, чтобы объясняться между собой. Поэтому, я считаю, именно отсюда и появилась сила русского народа. Правда, сейчас уже живут здесь все народы и многое перемешалось. Вот это и есть мои небольшие предположения.

– Ну ты силен, историк! – высказался Николай после того, как Вячеслав замолчал.

– Нет, так не пойдет, – заговорил Михаил, тоже восхищенный рассказом историка. – Надо это дело тостом закрепить. Иначе все, что он рассказал, забудем.

– Чем будешь закреплять-то? Все уже выпили, – вздохнул Ибрагим.

– Не боись, что-нибудь придумаем. Я тут пока туда-сюда бегал с утра, на всякий случай узнавал, где можно достать, – ответил ему Миша и сорвался с места в поисках самогона.

В ожидании Миши все разошлись на перекур. Кто-то ушел в тамбур курить, кто-то побрел за кипятком, кто-то направился в поисках знакомых по вагону, а Касым снова забрался на свою полку.

На улице уже смеркалось, а поезд все еще стоял. На перроне без конца бегали люди, наверное, это были провожающие очередных новобранцев, которых подсаживали чуть ли не на каждой станции. Как им сообщили перед посадкой, они должны были доехать до Казани, а оттуда до станции Суслонгер. Именно там и располагался учебный лагерь для новобранцев. Там должны и форму выдать, и поставить на довольствие. И также обучать военным премудростям и научить обращаться с оружием. Вероятно, это будет проходить в ускоренном виде. По слухам, которые расползались по вагонам поезда, немец идет на Москву.

Вернулся с поисков и Миша. За пазухой он прятал несколько бутылок самогона и довольно улыбался.

– Ну что я сказал! – продолжал он радоваться.

– Сказал, что знаешь, где и как достать, – подбодрил его Николай.

– А то как же! – продолжал Миша хвастаться.

– Открой уж секрет, может, и нам придется сходить? – спросил со средней полки Касым.

– А секрет простой. Идешь до того вагона, где сажают новобранцев, открываешь любое окно и зовешь кого-нибудь из провожающих. Даешь ему деньги, и он у местных торгующих старушек купит тебе и самогон, и сигарет.

– А если обманет и убежит с деньгами? – вопросительно посмотрев на Мишу, спросил Вячеслав.

– Ну зачем ему бежать? – возмутился Миша. – Ты же ему денег даешь, чтобы он и себе купил, а не просто так. Они же тоже провожать своих хотят достойно. То есть веселиться по полной. А если даже убежит кто-то с деньгами, да черт с ним. Зачем мне в армии деньги? Мы же переходим на казенные харчи.

– Ну если так, разливай дальше, – скомандовал Ибрагим. – Не томи душу.

Веселье продолжилось. Шутки, серьезные разговоры звучали из уст новобранцев, находящихся в этом пространстве вагона, пока в десять часов вечера не прозвучала команда «отбой», с отключением света по всему составу. Кто-то еще какое-то время продолжал шушукаться и в темноте, но это продолжалось недолго. К утру должны были прибыть на место дислокации, и поэтому было необходимо выспаться.

В шесть утра прозвучала команда «подъем». Однако в это время Касым уже лежал с открытыми глазами и рассматривал из окна Суслонгерскую станцию. Через минуты прозвучала еще одна команда – «Приготовиться к выходу из вагона». Стали собираться. После вчерашнего веселья соседи не особо-то были разговорчивыми. Даже Миша Чернов был молчалив, как ни странно.

На улице выстроили каждый вагон новобранцев в шеренги и, скомандовав «Направо!», повели в глубь марийских лесов.

Шли часа два, с одним привалом на личные нужды. Хотя и были такие, кому было невтерпеж дождаться остановки, они бежали к сбоку идущим офицерам и просились в кустики.

Учебный лагерь был организован на бывшем стрельбище Рабоче-крестьянской Красной армии, вкратце РККА. Сюда должны были стекаться новобранцы практически со всего Советского Союза. Но для этого предстояла большая работа. Нужно было огородить территорию колючей проволокой, поставить сторожевые вышки, оборудовать жилье. Под жильем значились землянки для солдат и бараки для комсостава. Ну в общем, требовалось создать полноценный учебный лагерь с проживанием в любое время года.

«Стой!», – скомандовали впереди. Это означало, что дошли до места прохождения учений.

Началось формирование взводов. Касым вместе с Николаем Давыдовым и Михаилом Черновым попал в третий взвод третьей роты. Остальные из их блока вагона попали в первый и второй взвод той же роты. Взводным был молодой лейтенант Смелов лет двадцати трех. Он сразу назначил себе из числа новобранцев «замкомвзвода» в звании старшего сержанта, который отслужил в РККА.

Также стали формировать отделения и назначать туда командиров из числа тех, кто имел звание сержанта или ефрейтора во время прохождения службы в РККА. На просьбу Касыма оставить его в одном отделении с Николаем взводный не возразил. К ним же попросился и Михаил, в чем ему тоже не было отказано. После распределения взвод построили и повели на завтрак. Вместо столовой пока была полевая кухня. Раздали всем посуду – это значило котелок, фляга, ложка и кружка, а кому если чего-то не хватило на первое время, посоветовали попросить у тех, кому досталось. После завтрака снова построили и повели получать обмундирование. Получив все организованно и по списку, в том числе и плащ-палатку (так как первое время предстояло спать в ней и в шалашах, которые нужно было оборудовать на скорую руку, а также в палатках, которых при всем желании, опять же на первое время, не хватало), направились к озеру Серебряное, недалеко от учлага – для помывки и переодевания.

Перед тем как зайти в воду, взводный крикнул:

– Все прошли медкомиссию при наборе в военкомате?

Тут отличился ответом Михаил:

– Так точно, товарищ лейтенант. За то время, которое отводилось на комиссию, это было невозможно не сделать. Да-да, – продолжил он, глядя на удивленное лицо взводного, – заходим, подходим к военврачу, он смотрит на тебя и говорит: «Руки есть, вижу, ноги – тоже, раз прямо подошел к столу, значит и видишь хорошо. Годен». Вот и вся комиссия. Минуты две-три, с его писанинами.

– Бывает, – согласился с ним взводный и скомандовал: – Гражданскую одежду складывайте в кучу. Нужные вещи вытаскивайте из карманов.

– А что с одеждой-то будут делать? – поинтересовался Миша.

– Когда все переоденутся, сожгут разом, – ответил ему взводный и продолжил: – Все, заходим в воду. На все про все у вас тридцать минут. Замкомвзвода, выдайте мыло для помывки, – отдал он приказ новоиспеченному командиру. Старший сержант тут же кинулся исполнять свои обязанности.

Вода в озере была не теплой, но искупаться и помыться позволяла. После водных процедур все облачились в военную форму. Снова поступила команда строиться.

– Все отслужили в рядах Красной армии? – задал общий вопрос взводный лейтенант Смелов. – Кто не служил – два шага вперед.

В строю после этой команды никто не шелохнулся.

– Раз все отслужили, легче будет проходить учебку, – продолжил Смелов. – Сейчас все отправляемся сооружать землянки. Рабочий инвентарь получим у старшины роты. Он уже ждет нас у полевой кухни. Вопросы есть?

– Есть один! – выкрикнул из строя Миша Чернов. – Стрелять-то будем? А то я, когда служил, винтовку толком в руках-то не держал.

– Будем, – ответил ему лейтенант. – Как обустроимся, будем и стрелять, и изучать тактику боя, и все остальное, что положено, – и, выпрямившись по-строевому, скомандовал: – Напра-во! В направлении полевой кухни шагом марш!

Взвод, выполнив команду, двинулся в сторону, куда указал Смелов.

– Ты где проходил срочную службу-то? – спросил Касым, шагая рядом с Мишей.

– На Дальнем Востоке, – ответил ему Миша, стараясь шагать в ногу с остальными. – А ты где?

– Да я ближе тебя служил. Два года под Оренбургом. Как тебя так далеко занесло-то?

– Да меня и не спрашивали. Назвали фамилию, и все – айда, поехал. Так же вон, как нас везли сюда: загнали в вагон и замуровали двери, чтобы мы не бегали на перрон и, не дай бог, еще не сбежали.

– А что, и такое могло случиться?

– Ты насчет сбежать?

– Ну да.

– По дороге не было. Хотя и тряслись в душном вагоне дней восемь. Тоже не каждому по душе такая атмосфера. Деревенские-то ладно, они ребята выносливые, а вот среди городских нытики бывали. По приезде один из таких вот и сбежал через два дня. Говорили, его прессанули старослужащие, вот он и дал деру. Правда, спохватились быстро, так что не успел далеко убежать. На вокзале с поезда сняли. Хотел обратно домой уехать, без денег притом. Тайком в вагон пытался залезть – вот там и задержали.

– И что с ним стало? – поинтересовался Касым.

– Да черт его знает. Увезли куда-то от нас. Больше о нем никто и не слышал. Может, посадили, может, в другую часть перевели.

– Стой! – перебила их разговор команда взводного. – Первое отделение идет в глубь леса для сбора материала под шалаши. Им взять с собой пилы и топоры. Второе, третье и четвертое отделения остаются здесь, в расположении, чтобы выкопать ямы под землянку. Им получить лопаты и ломы.

– Можно еще топоры получить? – крикнул из строя Николай. – Попадутся корни – чем рубить будем?

– Ясно, – согласился с ним лейтенант. – Получите и топоры. Все – разойдись для получения инвентаря! Свои вещи складывайте в одно место, чтобы потом не искать. Старшина роты покажет, где рыть землянки. Командиры отделения, командуйте! – закончил Смелов и, оставив вместо себя замкомвзвода, ушел в направлении штаба, оборудованного из тентовой палатки.

Командир третьего отделения с черными густыми усами, ефрейтор Мусаев Харис, в возрасте где-то лет тридцати, рьяно взялся выполнять свои обязанности. Получив указание у старшины, где копать землянку, он повел свое отделение одним из первых на место будущих работ. По его активности было видно, что этот человек – любитель выслуживаться перед начальством. Будет метаться изо всех сил, чтобы его отделение одним из первых выкопало землянку. Не дождавшись даже, пока его бойцы приготовятся приступить к работе, начал копать землю, показывая на личном примере, как это делается.

Землянка должна была уместить не меньше взвода бойцов. Земля здесь была не твердая и копалось не трудно, но вот бесконечные корни от деревьев замедляли процесс. Приходилось часто орудовать топором, чем и занимался Касым. Остальные усердно копали. К обеду задача была выполнена. Первая землянка выкопана. Всему отделению во главе с Мусаевым была объявлена благодарность от замкомвзвода. В награду они одним из первых пошли на кухню получать свою порцию обеда.

Кормили их, естественно, в обстановке военного положения. Как говорится, щи да каша – пища наша. Перловка, овсянка, пшено— вот основная еда. На обед – суп гороховый или щи из капусты. Было мясо в порциях или нет, Касым не знал. Может, кому-то и попадалось. Часто смеялись по этому поводу, говоря: «Ну никак мы не встретимся с мясом, кто-нибудь хоть видел его сегодня?»

Вместо чая – вода слабо-коричневого цвета, но наверняка какая-то порция заварки туда попадала. Вот и весь рацион. С голоду не помрешь, но и не зажиреешь.

К вечеру все намеченное количество землянок было выкопано. Кто не успел выполнить свою норму работ, трудился допоздна, пока не сделает.

Взводу Касыма для сна досталась тентовая палатка. Кому не хватило палаток – распределили в шалашах. Но их тоже в первый день не особо много успели построить. Какая-то часть новобранцев разлеглась под звездным небом, укрывшись плащ-палатками.

Ночью, несмотря на усталость, Касым не смог сразу уснуть, как его товарищи рядом. Глаза только закроет – перед ним появлялись жена, дети. Как они там, что с ними происходит? – все хотелось узнать. Вроде прошло с расставания-то несколько дней, а он уже скучал по ним. Сегодня хоть успел в свободное время письмо накатать. Сообщил, где будет проходить «учебку». «Может, ответит Гаяна быстро. Узнаю хоть, как она, все еще переживает, наверно. В письме написал, чтобы не слишком огорчалась. А то и дети беспокоиться начнут. Тем более еще дочь грудью кормится. С материным молоком все ее настроение переходит и к ней. Будет по ночам плакать потом. А Гаяне надо выспаться. Есть же еще остальные – трое мальчиков. За ними тоже глаз да глаз».

В шесть утра поступила команда «подъем». На сборы до завтрака отводилось полчаса. Сегодня взвод должен был идти вглубь леса на заготовку бревен для землянок.

После завтрака появился и взводный, лейтенант Смелов.

– Где Мударисов? – крикнул он собравшимся около старшины роты для получения трудового инвентаря новобранцам.

– Здесь я, – отозвался Касым. – Инвентарь получаю.

– Оставь все на месте и пойдем со мной в штаб.

– А что случилось, товарищ лейтенант? – удивился такому повороту дел Касым. – Вроде я ничего не натворил. Агитацию против советской власти не вел, словами никого не осквернял.

– Хватить ехидничать, – остановил его Смелов. – Ротный тебя вызывает.

– А… – затянул понимающе Касым. – Раз ротный вызывает, то нужно идти.

Командир роты Михайлов был в звании капитана, в возрасте лет двадцати семи. Но на вид он выглядел намного старше.

– Разрешите войти, товарищ капитан? – приоткрыв завес штабной палатки, спросил взводный. – Я тут Мударисова привел по вашему приказанию.

– Заходи, лейтенант, – отозвался ротный, – пусть Мударисов тоже проходит.

Внутри кроме капитана находились заместитель по политической части роты старший лейтенант Збруев и штабной писарь из состава новобранцев.

– Ты письмо домой на каком языке пишешь, Мударисов? – обратился Михайлов к Касыму.

– На арабском, товарищ капитан, – чуть вытянувшись, ответил он.

– А сколько тебе лет, рядовой? – вновь задал вопрос капитан.

– Тридцать три года, товарищ капитан, – отрапортовал Касым.

– Тридцать три года, – повторил Михайлов. – По-нашему это называется возрастом Христа. Ты знал об этом чего-нибудь?

– Слышал. На земле живу, да и русскими друзьями Аллах не обидел, – сострил Касым.

– Это хорошо, что ты слышал. А слышал ли ты, что в армии солдатские письма читают в политчасти? Вот замполит не даст соврать, – кивнул в сторону Збруева капитан.

– Так точно, товарищ капитан. Такой информацией обладаю, – отчеканил Касым.

– А что не на татарском написал? Или на русском?

– Моя жена умеет читать только на арабском. Ее с детства учили писать и читать на этом языке. Говорим мы на татарском, но пишем на арабском. Я-то сам могу писать, пусть и плохо, и с ошибками – и на татарском, и на русском языках. Но я в письме ничего лишнего не написал, – как бы оправдываясь, закончил Касым.

– Ну хватанул! – воскликнул замполит. – Откуда же нам знать, что ты там написал? Мы же арабский не знаем. Поди угадай, что там у тебя.

– Могу прочитать и перевести сразу, чтобы было понятно.

– Откуда нам знать, что ты переведешь нам, – высказал снова недоверие Збруев. – В общем, товарищ капитан, – сосредоточился на Михайлове замполит, – это письмо мы не можем отослать. Пусть перепишет или на русском, или на татарском. Мы проверим, и если все нормально, то отошлем.

– А что за двустишие написал ты в конце, Мударисов? – дослушав Збруева, задал вопрос ротный.

– Разрешите прочитать! – ответил ему Касым.

– Ну, читай. Отдайте ему письмо, пусть читает, – обратился он к замполиту.

– Не надо, товарищ капитан, письма. Я этот стих наизусть знаю, – и он начал вдохновленно и с выражением читать стихи:

«Бетте сузем, ике кузем

Хат язып жибар узен».

– Переводится это примерно так:

«Кончены слова, твои глаза,

Напиши мне письмо и отправь сама».

– М-м-да…– протянул капитан. – Сам придумал стих или у кого списал?

– Да нет, не списал. Сам додумался, – ответил Касым. – Переводится на русский, конечно, не как стих, но на татарском и на арабском получается полноценно.

– Ладно, иди, поэт, к своим. Занимайся делами. А мы подумаем, что с твоим письмом сделать.

Не успел Касым сказать и слова «есть», в палатку попросил разрешения войти молодой солдат лет двадцати трех.

– Что тебе, рядовой? – повернулся к нему ротный.

– Меня, товарищ капитан, послал командир первой роты капитан Рубцов. Я у него связником. Он сказал, что вам требуется перевести с арабского языка. Я как раз могу это сделать.

– О! Еще один знаток арабского! – воскликнул замполит. – Ну давай, переведи, что там написано, – и он протянул связному письмо.

Новоиспеченный переводчик начал внимательно читать и одновременно все переводить на русский язык.

Переведя до конца, он передал письмо обратно Збруеву. Стихи в конце он перевел один в один, как прочитал до этого Касым.

– Ладно, – сказал ротный, дослушав связного, – отправим мы твое письмо, как есть. Так же, товарищ старший лейтенант? – обратился он к Збруеву.

– Ну, – помялся в раздумье замполит, – раз вы разрешаете, я не против.

– Вот и хорошо, что все хорошо кончается, – развел руками Михайлов. – А ты-то откуда арабский знаешь? – повернулся он к связному.

– У меня бабушка набожная. Она читает и пишет только на арабском. Вот и меня научила.

– Понятно, – сказал ротный и махнул ему рукой на выход.

– Спасибо, товарищ капитан. Разрешите идти? – попросился Касым.

– Иди, Мударисов. Понадобишься как переводчик – позовем.

– Есть! – сказал Касым, отдав честь капитану, и развернувшись на сто восемьдесят градусов, вышел из штабной палаты.

За месяц беспрестанных работ учебный лагерь сильно преобразовался. Огородили всю территорию забором из колючей проволоки в два ряда. Расставили по периметру сторожевые вышки, где уже несли караул солдаты из числа новобранцев. Землянки для будущих бойцов Красной армии и бараки для комсостава по большей части уже были введены в эксплуатацию. Также были построены лазарет и столовая для приема пищи в холодную погоду. Но в обязательном порядке возвели и баню. Вдобавок ко всему от Суслонгерской железнодорожной станции протянули ветку до самого учебного лагеря.

Это намного упрощало доставку строительных материалов, продуктов питания и прочих необходимых принадлежностей для новобранцев. По слухам, которые расползлись по лагерю, скоро здесь должны будут готовить еще лес для отправки на фронт. Новая ветка была как нельзя более кстати. Ее появление здесь намного облегчило работы по перевозке всего необходимого. До нее все возили в обозах и в нескольких бортовых машинах, закрепленных за учебным лагерем. Иногда приходилось кое-что перенести и на руках. Это случалась особенно тогда, когда одна из машин ломалась. Десять километров нести тяжесть почти под сорок килограммов не так-то было просто. Это расстояние от железнодорожной станции до учебного лагеря в одну сторону. Командиры в таком случае говорили, что это «марш-бросок на выносливость». Бывали случаи, что кто-то не выдерживал такую нагрузку.

Касыму тоже один раз довелось пройти этот путь с тяжестью. Тогда они несли строительные материалы, которые не успевали увезти в обозах и машинах. Составы нужно было быстро выгрузить и отпустить – их там и так не хватало. Малейшая задержка – кого-то могли и наказать. Ладно бы отругали только, ведь могли и расстрелять по закону военного времени. На улице все не оставишь – местные тут как тут, могут и растащить. Хотя вряд ли бы сунулись, ведь наряд из новобранцев с винтовками и офицеров из НКВД всегда присутствовал. Да и на случай, если при выгрузке вагонов кто-то из солдат вздумает договорится с местными на бартер: «Мы тебе строительный материал, а ты нам сигарету, самогонку и еду». Вот это и была основная потребность солдат.

Тяжело было им идти в тот день. Как назло, прошел еще дождь, отчего на подошвах обуви время от времени набиралась грязь. Несли груз примерно килограммов по тридцать – тридцать пять. Касыму достался ящик с гвоздями. Вроде тяжесть осиливаемая, но то что на плечо давит, некоторые неудобства создавало. Приходилось часто перекидывать груз с одного плеча на другое. Примерно через каждые три километра останавливались на передышку. Минут десять отдохнули и дальше пошли. Вот где-то на полпути кто-то сзади громко крикнул. Лица его Касым не видел, он шел в передней части строя, но по цепочке передали, что у мужика прихватило поясницу. Такое состояние многим было известно, тем более Касыму. У него самого пару раз такое случалось. Правда, там тяжесть была около восьмидесяти килограммов. Острая боль – и ты согнулся, ни выпрямиться, ни встать в полный рост, ни тем более идти.

– Не останавливаться! – крикнул сопровождающий колонну офицер, увидев, что солдаты повернулись назад и ждали, пока поступит команда «привал». – Продолжаем движение.

– Что с этим бедолагой будет? – заговорил Ибрагим, сосед по вагону, сравнявшись с Касымом.

– Что-что, – сострил в ответ Касым, – отведут в сторону и шлепнут. Зря, что ли, вокруг нас энкавэдэшники крутятся? Недостоин он звания грузчика.

– Да ладно тебе, – воспринял сказанное всерьез Ибрагим. – Он что, виноват, что ногу прихватило?

– Вроде говорили, что поясницу прихватило? – взглянул на него вопросительно Касым.

– Нет, потом еще раз информация прошла – ногу заклинило. Он, говорят, и так уже прихрамывал.

– Ну тогда проще, отлежится с полчаса, может, и отойдет, – а сам подумал, что этот мужичок вряд ли сможет встать и идти. Если только будет ползти и груз еще за собой тащить. Сейчас наверняка его еще побьют офицеры, чтобы проверить, в самом ли деле прихватило или притворяется. На работе в лагере такие случаи уже бывали. Заставляли пинком встать и идти через боль. Курс на выживание —называется. – Мужик-то здоровый был, как ты? – оторвался от мыслей и улыбнулся в сторону собеседника Касым, взглянув на его высокий рост, где-то метр девяносто, и на крепкое телосложение.

– Да не знаю я. Толком не успел разглядеть.

– А ты чего груз-то побольше не взял? Как в столовую – ты просишь больше наложить еды, ссылаясь на свой рост, как что-то тащить, то как все, – подшутил над ним Касым, понимая, что эти шутки он примет всерьез из-за доброты души и чуть ли не детской наивности.

– Да ладно тебе, – снова сказал Ибрагим в ответ, – просил-то добавки несколько раз, и то не дали. Дадут там, держи карман шире! Порции вон все уменьшают и уменьшают. Так и до фронта не дотянем. Говорят, командиры наши продукты на сторону отправляют и неплохо на этом наживаются.

– Откуда такие слухи? Опять кто-то тебе наплел, а ты уши развесил.

– Ничего я не развесил. Это мне парень из полевой кухни, который на раздаче, шепнул, когда я к нему подошел просить добавки.

– Так прямо тебе и сказал?

– Прямо и сказал. Я же его знаю. Он с соседней деревни. Мы, бывало, встречались раньше.

– Ну чего же он тогда тебе добавки не дает? С ним ты должен быть сыт, как не знамо кто.

– Боится он. За ним тоже без конца следят, чтобы еду не переложил.

– Понятно, – сочувственно вздохнув, согласился с ним Касым. – Ну тогда ягодами питайся. Тоже пища.

– Да я бы питался, но видишь, сейчас огородили территорию. А внутри уже давно все собрали. Одна трава и осталось.

– Ну ешь траву. Ходишь, как курица щипаешь, и все. Вот и насытишься, – вновь пошутил Касым.

– Хорош дразнить! – обиженно ответил Ибрагим. – Я же тебя не обзываю никак.

– А что я такого сказал-то обидного? – перекидывая ящик на другое плечо, продолжил Касым.

– Курицей же назвал. Откуда узнал?

– Что узнал? – не понимая, о чем он спрашивает, произнес Касым.

– Что мое прозвище Курица.

Тут Касым не удержался и захохотал.

– Я же просто сказал, ради красивого словца. Без задней мысли. Откуда я знал, что ты Курица? И давно тебя так прозвали?

– Ну, это наше родовое. Наших всех так обзывают. Но мы не обижаемся. Может, поэтому так и прозвали, что не обижаемся. Ну а тебя как обзывают?

– Мударис. Это тоже наше родовое. Знаешь, что это означает?

В ответ Ибрагим пожал плечами.

– Это означает «учитель, наставник» в переводе с арабского. Так что держись меня, если что, подскажу, как жить и как выживать.

Прав был Ибрагим, еды в самом деле не хватало. Да и с новобранцами здесь обращались не очень хорошо. Начальником учебного лагеря был офицер НКВД, и поэтому здесь законы выстраивались не очень уставные. Оно и понятно, где НКВД – и где армия. Тут, наверно, разные понятия. Задача у армии – защищать и воевать за свое, а у НКВД – выявлять среди своих вредителей и предателей. А если их нет, нужно сделать, чтобы были. Иначе их расформируют по ненадобности.

Ладно Касым умудрился не потратить деньги, которые взял на дорогу. Как, например, Миша Чернов, который спустил все свои деньги уже по дороге сюда. В лагере работали и гражданские. Они утром приезжали, а вечером – домой. Вот с одним из них и подружился Касым, так, на всякий случай. Он здесь электрику делал, точнее, больше контролировал. У него помощников-то хватало, но не все умели разобраться во всех тонкостях. Вначале один из новобранцев вызвался делать электрику, ссылаясь на то, что он специалист по этому делу, но когда его током шарахнуло на столбе и он повис вниз головой на скобах, то поняли, что нужно подтянуть из гражданских тех, кто лучше разбирается.

Электрик парнем был понимающим и внутреннюю обстановку учебного лагеря чувствовал. Поэтому, когда к нему обратился Касым с просьбой купить продукты и привезти сюда, он не отказался. Таскал он в основном хлеб, лук, сало, чай и сахар. Это был ходовой продукт. Раньше Касым брезговал свининой, может, из религиозных соображений, но когда с мясом проблемы, то съешь и сало за милую душу и не подавишься. У них в деревне в колхозе была свиная ферма. Главное, свиней растили, а мясо не ели, все отправлялось на мясокомбинат в район. Таковы были нравы. А здесь уже все по-другому. Копченое свиное сало вкупе с черным хлебом и луком очень хорошо шло. Правда, приходилось всегда делиться с теми, с кем часто общались. Не будешь же тайком один все есть. Да и деньги не только у него были, нашлись еще, кто может сложиться на харчи. Пока электрик здесь крутился, можно было жить.

Когда первый этап обустройства учебного лагеря закончился, наконец-то повели на стрельбище. Перед этим всей ротой получили первое боевое оружие. Это была винтовка. С ней они должны были идти защищать Родину.

Приказали разобрать оружие и почистить. Тем, кто уже забыл, как это делается, командиры показывали на личном примере. На стрельбище к огневой позиции подходили отделениями. Когда пришла очередь команды ефрейтора Мусаева, он первым ринулся на огневую позицию. Со стороны это выглядело, как будто он привел расстрельную команду и собирался отдать команду «Готовьсь!». Касым расположился недалеко от Мусаева.

– Ну что, товарищ ефрейтор, посоревнуемся, кто метче стреляет? – краем глаза взглянув на него, сказал Касым.

– Давай, если не испугаешься, – уверенным голосом ответил ефрейтор.

Касым стрелял неплохо. Во время прохождения службы в рядах Красной армии приходилось часто на стрельбище ездить. Да и после службы, бывало, частенько стреляли из соседского ружья. Сосед работал сторожем в колхозе, и ружей у него было целых два. Было ли на них у него разрешение и откуда они ему достались, он не говорил никогда. Но пострелять и соревноваться с Касымом ему нравилось. Стреляли-то на интерес. Вот он и радовался предстоящей победе, как сейчас происходит это с Мусаевым. Правда, сосед выигрывал состязание по стрельбе только в начале, пока Касым не разобрался в тонкостях его оружия. Потом пошел обратный счет: Касым поражал больше целей, и в меткости отказать ему было трудно.

Поступила команда закончить стрельбу и проверить мишени. Ефрейтор Мусаев первый преодолел путь к точке попадания. Посмотрев свою мишень, он направился к Касыму.

– Ну что, рядовой, какие успехи? – спросил он бойко. – Есть попадания?

– Почти все в точку, – показывая на свои достижения, – ответил ему Касым. – А у тебя какие успехи, товарищ ефрейтор?

– Да почти так же, – замялся Мусаев, отводя глаза в сторону.

– Ну понятно, – ухмыльнулся Касым, – значит, ничья.

Начиная с этого дня стали проходить регулярные занятия по военной тактике. На наспех оборудованном полигоне стали изучать навыки, которые должны были пригодиться в боевой обстановке. Ползали по-пластунски, кидали учебные гранаты, учились окапываться во время атаки врага, в общем, получали знания, как выживать, как отбиться и как нападать.

Работали уже меньше, чем когда приехали, потому как стали формировать батальоны на фронт и нужно было дать бойцам хоть какие-то навыки. Да и конвейер новобранцев пополнялся вновь прибывшими.

Уже заканчивался второй месяц пребывания в учебном лагере. Это означало, что уже пора отправлять первую партию солдат в ряды действующей армии.

За все время, пока находился в учлаге, Касым из дома получил два раза письмо. Все у них было нормально. Это в том смысле, что все были живы и здоровы. Дети росли и изредка расспрашивали, где их папа и когда вернется. Гаяна уже более-менее успокоилась и продолжала трудиться в колхозе и смотреть за детьми. Когда она уходила на работу, то с детьми оставалась ее мать. Про братьев, ушедших на фронт, известия были скудными. Один только написал, что все в порядке, остальные даже не сообщили, где находятся.

Вечером перед отбоем в землянку третьего взвода зашел лейтенант Смелов. На команду замкомвзвода «Встать смирно!» солдаты откликнулись неохотно.

– Вольно, – сказал взводный, оглядев весь свой состав, и продолжил: – Все, бойцы, лафа кончилась, завтра уходим на фронт. Так что будьте готовы. Соберите все свои необходимые вещи, если надо, напишите письмо своим, сообщив, что здесь уже вас не будет. Все, отбой, – закончил он и повернулся к выходу.

– Товарищ лейтенант, правда, что немец к Москве подступает? – выкрикнул Миша Чернов.

– Правда, – остановился Смелов у выхода. – Подступает, это ты верно заметил. Поэтому мы и едем на фронт, чтобы он не подступал, а отступал, притом бегом и без оглядки. Ясно вам, Чернов?

– Так точно! – бодро ответил Миша. – Погоним мы этих гадов, как пить дать погоним.

Утром, после завтрака, раздали всем отъезжающим кое-какие сухие пайки с расчетом на один день и дали время собраться.

Касым, оставив свои вещи под ответственность Николая, направился в штаб относить письмо, написанное после отбоя. В нем он сообщил об убывании из расположения учебного лагеря на фронт и просил Гаяну больше сюда не писать.

Навстречу попался замполит роты Збруев.

– Ты куда направился, Мударисов? – остановил он Касыма. – Почему не со своим взводом?

– Письмо в штаб отнесу и вернусь, товарищ старший лейтенант! – отрапортовал Касым.

– Почему неорганизованно? Почему не передал, когда собрали у всех с утра?

– Не успел, товарищ старший лейтенант. Занят был.

– Чем ты занят был, что собственное письмо не смог передать посыльному? – продолжал придираться Збруев.

– Виноват, ну как-то неудобно говорить, чем был занят.

– Давай ты из себя красну девицу не строй, а отвечай по форме.

– Есть отвечать по форме, – подыгрывая Збруеву, ответил Касым, – рядовой Мударисов в это время находился в туалете по своей нужде.

– Если каждый будет бегать в штаб письмо относить, – пропустив его слова, продолжил замполит, – это будет бардак. В другой раз успевать надо! – закончил свою нотацию Збруев и, махнув рукой, сказал: – Ладно, иди, но недолго.

Касым, отдав ему честь, быстрым шагом направился в штаб. Там он хотел у местного писаря расспросить, куда все-таки они поедут, но тот был не слишком разговорчив и отмахнулся общими фразами типа «я ничего не знаю».

Состав, состоящий из шести вагонов, подогнали прямо к учебному лагерю уже с вечера. За это время там внутри оборудовали из досок спальные места для офицеров из числа комсостава, а рядовым и сержантам на пол закинули свежее высохшее сено вместо постели. Увы, вагоны были не пассажирские, а те, в которых возили материалы, без излишеств.

– Прощай, Суслонгерский учлаг, прощайте, марийские леса. Ждет впереди нас армейский флаг, а может, и вечность в небесах, – затянул стих Касым, залезая в свой вагон вместе с остальными.

– Что, Мударисов, опять стих придумал? – услышав его голос, крикнул следящий за погрузкой командир роты капитан Михайлов.

– Есть такое, товарищ капитан. Вдохновился малость.

– Ну, продолжай в таком духе. Пусть и другие вдохновляются.

Состав после полной загрузки тронулся, оставляя за собой паровозный дым. Не знали еще эти солдаты-новобранцы, что пройдет месяц и здесь начнет твориться нечто, что представить будет трудно. Ушедших в первых составах кадровых офицеров заменяли офицеры НКВД. Бесконечное недоедание и наступившие холода унесут в могилу многих новобранцев, которые так и не успеют почувствовать запах войны. Их погубит жадность и халатность командиров, которым в свою очередь со временем воздастся по заслугам. Но это будет потом. А сейчас вагоны с бойцами Красной Армии держали путь в подмосковный Подольск, чтобы формировать 544-й пехотный полк, в составе 138-й дивизии.

Под Вязьмой

Эшелон за эшелоном загруженные бойцами Красной армии вагоны прибывали на станцию Подольска. Отсюда всех в пешем порядке уводили в сторону города Вязьмы. Дальше уже поезда не шли, отправлялись только назад в тыл страны за новыми партиями новобранцев.

544-й полк дошел до Наро-Фоминска и расквартировался на окраине в близлежащих деревнях. Отделение Касыма поселилось в доме у пожилой женщины, которая проживала со своим престарелым отцом и дочерью.

После учебного лагеря и изнурительного перехода жизнь в этом доме казалась раем. В избе спать всем отделением отказались, кроме ефрейтора Мусаева, который хотел воспользоваться своим командирским положением. В сарае на сеновале спалось намного лучше, чем в доме. Тем более, если кто-то начинал храпеть, можно было уйти и лечь подальше.

– Эх, сейчас бы самогончику, – стукнув ладошками, заговорил Миша Чернов, – и к дочке хозяйки можно подбиться.

– А что, по трезвяку слабо? – подколол его Николай.

– Да не слабо, но как-то попроще, – ответил ему Миша. – Слова в таком состоянии вылетают из уст, как песня.

– Может, тебе тогда просто спеть попробовать? Может, получится и без самогонки, – вклинился в разговор Касым.

Тут во дворе кто-то закашлял, прервав их разговор. Чернов, взглянув через щель чердака, махнул рукой:

– Да это дед там сидит курит. Больше никого нет. Можете расслабиться.

Не зря насторожились солдаты. Ночью может любой из проверяющих подойти к сараю и подслушать разговоры. Всякое бывает: скажешь что-то не так – с утра сразу в оперчасть и заберут. А там – кому попадешься. Будет какой-нибудь молодой выскочка из мухи слона делать – и шлепнут перед строем за антисоветские высказывания. Этого многие остерегались и старались лишнего о предстоявшей битве не говорить.

Утром проснулись, кто как хотел. Никакой команды «подъем» не прозвучало. Просто нужно было кому-то дойти до полевой кухни и принести еду. Для этого ходить туда всем отделением необходимости не было. Главное, отдай свой котелок, и туда наложат положенную порцию. Вызвался идти Чернов, так как ему больше всех не сиделось на месте. Собрав котелки, в том числе еще спящего в доме ефрейтора, он кинул за спину пустой рюкзак и ушел на окраину деревни, где располагалась полевая кухня полка, гремя в руках котелками.

Бесполезное шатание по деревне было под запретом, поэтому, чтобы не скучать, Касым попросился помочь пожилой хозяйке. Она от помощи не отказалась и направила его в огород копать картошку. К нему на помощь присоединилось все отделение. Даже ефрейтор Мусаев, проснувшись, не остался в стороне. Огород у хозяйки была приличный, и поэтому работы хватало на всех. Трудились, искоса подглядывая за дочкой хозяйки, пока не появился Чернов с едой. Увидев его, остановили работу и, набрав из колодца холодной воды, стали мыться.

Хотели расположиться для приема пищи там же, в огороде на зеленой травке, но хозяйка позвала всех домой. Отказать было неудобно. Собрав все свое, пришлось зайти в дом. Учитывая солдатское положение, стол был накрыт на славу. Молодая отварная картошка, деревенское масло с молоком, свежие помидоры, огурцы, зелень, соления – все это изобилии было на столе.

– Заходите, ребятки, не стесняйтесь, садитесь ешьте, – позвала хозяйка столпившихся у входа солдат. – Все свое, все деревенское.

– Ну, тогда выкладывайте и наши харчи, – приказал Мусаев, посмотрев на Мишу.

– Понял, – сказал он в ответ и стал доставать из рюкзака весь провиант, который принес с полевой кухни. Котелки с кашей тоже выставили на общий стол, но всем хотелось сначала попробовать яства хозяйки.

– Может, вы самогонки хотите? – предложила она. – У меня есть литровка, если что.

– Ну, это не обсуждается даже! – воскликнул Чернов. – Конечно, несите. Мы очень хотим.

– Отставить, рядовой Чернов! – возразил Мусаев. – Никакого спиртного. Скоро вам и так будут выдавать по сто грамм боевых.

– Ну, ефрейтор, ты задал! – заступился за Мишу Николай. – Это еще когда будет? А нам нужно сейчас. Раз предлагают, нельзя отказываться. Обидим хозяйку.

– Не переживай, Харис, – присоединился Касым к разговору. – Не напьются же они. Пойдут вон дальше работать. У нас в деревне, когда картошку копали в своих подворьях, без спиртного не обходилось.

– Почему это? – удивленно спросил ефрейтор.

– Интерес к работе пропадал. Мотивации не было. Без него будешь весь огород сам копать, а так все придут, и весело заодно.

– Ну ладно, – согласился Харис, – делайте что хотите.

Не успели первую чарку до конца выпить за победу, как в дверь постучали. В срочном порядке пришлось спрятать под стол литровую бутыль.

В дом зашел лейтенант Смелов в сопровождении замкомвзвода.

– Встать. Смирно! – скомандовал Мусаев, но взводный сразу махнул рукой, сказав: – Вольно. Садитесь, продолжайте прием пищи, – и, посмотрев на богатый стол, добавил: – Ничего себе, вы питаетесь, бойцы!

– А вы садитесь с нами, – предложил ему Касым. – Попробуйте сами все.

– Да нет, спасибо, – вежливо отказался Смелов, – нужно дальше идти. Вот от молочка я бы не отказался.

– Конечно-конечно, – засуетилась хозяйка и, подозвав дочь, попросила налить лейтенанту молока.

Девушка была хоть и не молодой и не первой свежести, но почему-то, увидев молодого лейтенанта, слегка засмущалась, передавая налитое в кружку молоко.

– Ну, как обустроились? – продолжил Смелов, поглядывая на дочь хозяйки. – Хотя, что я спрашиваю? – ответил он сам себе. – И так все видно. Ну, слишком не расслабляйтесь. Да и не забудьте оружие почистить. В любое время могут нас поднять по тревоге.

– Какой молодой, – высказалась дочь хозяйки Анна, как только Смелов и замкомвзвода вышли из дома.

– Понравился, что ли? – шутливо, взглянув на нее, спросил Миша.

– Да вот еще! – гордо ответила она. – Вообще-то у меня муж есть. В отличие от вас он уже воюет.

– Да ты не обижайся на Мишу, – защитил своего земляка Касым, – он у нас болтун. Может сказать иногда – хоть стой, хоть падай.

Услышав это, Чернов чуть замялся, но, вспомнив про бутыль, наклонился под стол.

– Лейтенант у нас в самом деле молодой, – продолжил Касым. – Только с училища. Все принимает, как есть. Все должно быть по уставу, и никаких поблажек.

– Первый бой покажет, какой он есть, – высказался Миша, разливая по кружкам самогон.

– Первый бой всем покажет, – сказал до этого молчавший Андрей, призванный из Йошкар-Олы. – Кто смелый, кто трус – все увидим. Тут же нет среди нас, чтобы кто-то воевал?

– Если только дед во дворе, – поддержал разговор Михаил. – В Первую мировую с немцами встречался. Потом мог участвовать и в Гражданской войне. Правда, за кого? За красных или за белых?

– За красных он воевал, молодой человек, – сказала хозяйка дома в защиту своего старого отца, – да с германцами тоже успел повоевать. Из-за своих ранений он до сих пор кое-как двигается и почти не слышит ничего.

– Может, тогда за деда и выпьем? – как бы сглаживая свои высказывания, предложил Миша.

– Раз появился тост, давайте еще по одной, и пойдем выкапывать дальше картошку, – предложил Касым, оглядев довольных сегодняшней жизнью сослуживцев.

– Чего так быстро-то? – не согласился с ним Миша. – Может, сначала допьем бутыль, а потом пойдем?

– Ничего, – вмешался в разговор Мусаев на правах командира, – день еще впереди. Закончим работу, вечером и посидим. Вот и допьем.

После высказывания ефрейтора всем отделением понимающе тронулись с места на выход, кроме Чернова, который все еще пытался задержаться за столом.

– Хорош, Михан, разглядывать бутыль, убери ее под стол, и пошли, – поторопил его Николай, – не оставим мы тебя здесь одного. Высосешь все в одиночку и глазом не моргнешь. Давай-давай, шевели поршнями.

Чернову ничего не оставалось, как подчиниться коллективу и пойти за ними.

После обеда с проверкой заглянул и замполит роты Збруев. Увидев, что бойцы всем отделением трудятся в огороде, перекинулся несколькими словами с хозяйкой дома и ушел.

Как потом она сказала, он поинтересовался, все ли у них в порядке и есть ли у нее жалобы на постояльцев. Но, услышав от нее ответ «нет, у нас все здесь в порядке», ретировался, не отвлекая бойцов от труда.

Через день взвод Смелова заступил в наряд. Кого-то отправили на охрану вокруг деревни, кого-то – на кухню помогать, а вот Касыму и Николаю во главе с ефрейтором Мусаевым досталось патрулирование в самой деревне для выявления и пресечения нарушений воинской дисциплины.

Деревня была не из маленьких. Пока всю ее обойдешь, проходило достаточно времени. Всюду в домах были слышны солдатские разговоры и громкий смех, и никто без надобности не шлялся по деревне. Ближе к обеду навстречу патрульным попался солдат со второго взвода Ибрагим, загруженный пустыми котелками, направлявшийся в сторону полевой кухни. Увидев высокую фигуру издалека, Касым его сразу узнал.

– Здорово, землячок. Ты куда это путь держишь? – поравнявшись с ним, задал вопрос Касым.

– Здорово. А по мне не видно, куда иду? – недовольно ответил он, не желая тратить время на разговоры.

– Ну вижу, что торопишься на кухню. Да ты не торопись, останется тебе еда. Не съедят все. Здесь тебе не учлаг Суслонгерский.

– Это да, – оживился от сказанного Ибрагим. – Накладывают мне, сколько я прошу. Меня там уже все запомнили, я каждый раз сам хожу за едой.

– Никому не доверяешь, что ли? – пошутил Касым.

– Доверяю, почему не доверяю. Просто кто-то пойдет другой – могут мне порцию дать обычную, а так видят меня, и даже спрашивать не надо о добавке.

– Тебе, конечно, надо было проситься на кухню поваром.

– Да я просился, но меня не взяли. Там, видно, таких как я, и так хватает.

– Ладно, хватит разговаривать, – перебил их Мусаев, до этого куривший с Николаем на стороне, – нужно дальше идти.

– Пока, землячок! – крикнул напоследок Касым удаляющемуся от них Ибрагиму. – Слишком не переедай, а то в атаку пойдем – бежать не сможешь. Я все же рассчитываю, что в бою буду прятаться за твоей спиной.

В ответ на эту шутку Ибрагим даже не оглянулся, махнув лишь рукой.

Через неделю комфортной солдатской жизни их ночью загрузили в эшелоны на близлежащей железнодорожной станции, переправили до станции Семлево около одноименной деревни под городом Вязьма. Происходило это быстро и оперативно, для того чтобы уже все эшелоны с бойцами Красной армии были доставлены к месту дислокации до наступления рассвета, во избежание бомбардировки со стороны немецких самолетов. На этот раз пришлось располагаться в палаточных лагерях почти у самой станции.

После завтрака колонны солдат повели по направлению Минского шоссе копать окопы и устанавливать заградительные сооружения от немецких танков. Здесь уже был слышен гром канонады, доносившийся откуда-то со стороны Смоленска. Время от времени пролетали вражеские самолеты-разведчики, обследуя наши позиции. В какой-то день работ солдаты стали даже свидетелями воздушных боев, где немцы показали значительное превосходство, хотя наши летчики и сражались отчаянно. Были случаи, когда пролетал рой немецких самолетов, не обращая внимания на солдат, готовящих оборону под Вязьмой. Наверное, летели бомбить более стратегически важные объекты.

В середине сентября повеяло уже прохладой. В палатках спать становилась все холоднее. Поэтому Касым перед отбоем всегда надевал ватную солдатскую телогрейку.

– Слышь, Касым, – толкнул его рядом лежащий Михаил, – я сегодня видел, на станции продукты выгрузили и тентом накрыли. Может, сходим, посмотрим, что там привезли?

– Ты что, с дуба рухнул? – отреагировал на это предложение Касым. – Хочешь, чтобы нас как мародеров перед строем расстреляли? Там же охрана вокруг ходит с автоматом.

– Да там охраны-то – всего один человек, – продолжал настаивать на своем Чернов. – Пока круг будет делать, успеем нырнуть под тент. Обратно тоже так же – пройдет мимо нас, подождем чуть-чуть и тихонько вылезем. Пока он с другой стороны вернется, мы уже в темноте испаримся.

– Там же везде фонари висят, как ты в темноту нырнешь?

– Какие там фонари! Они тусклые, что толком ничего и не видно, да и выгрузили продукты подальше от света.

– Ну, не знаю… – не решался Касым на такое предложение. – Стремновато как-то.

– Что тут стремного? Думаешь, это для нас? Наверно для наших командиров, не иначе.

– Не боишься, значит, попасться?

– Да нет, – спокойно произнес Миша, – а чего бояться-то? Поймают – максимум расстреляют. У нас и так жизни на волоске. Под огнем сидим. Скоро немец попрет на нас, кто знает, останемся мы живы или поляжем. Так что кругом облава. Здесь хоть в случае удачи поедим. А то от каши и щей скоро изжога начнется.

– Сильный аргумент, – согласился с ним Касым, – давай рискнем.

Сказано – сделано. Прихватили каждый с собой рюкзак. Осторожно вылезли, приподняв край палатки, боясь разбудить кого-нибудь из солдат. Через основной выход тоже нельзя было, потому как там курсировали часовые. Лишние свидетели им были не нужны.

Дошли под покровом темноты до станции быстро. Благо она располагалась от палаточного лагеря недалеко. Присмотревшись, обсудили, с какой стороны лучше подобраться. Закрытые тентом продукты находились на открытой местности, но по краям росли небольшие деревья и кусты, что облегчало путь к намеченному. Зашли со стороны кустов, там можно было сидеть незамеченными. Дождались, пока солдат наперевес с автоматом пойдет на очередной круг, и как только его силуэт исчез из поля зрения, разом прошмыгнули под накрытый тент. Затаив дыхание, подождали, пока часовой пройдет мимо них. Как только перестали быть слышны его шаги, они наощупь стали набивать рюкзаки. В основном здесь были консервы. Что в них было, они пока знать не могли. Также набирали, что было в пачках, не забывая прислушиваться к шагам часового. Как только рюкзаки были наполнены, пришла пора уходить. Опять же дождались очередного прохода мимо них часового и, тихонько вылезши из-под тента с продуктами, на четвереньках доползли до кустов, где уже они почувствовали себя в безопасности. Отойдя немного от места ночного приключения, пристроившись в небольшой яме, решили посмотреть, что же все-таки они унесли.

Улов был неплохой. Мясные и рыбные консервы, сгущенка, галеты и сухарики в пачках, сигареты. Главное, на этикетках было написано не на русском.

– Не нашенское! – шепнул довольный Миша. – Все иностранное. Жалко, что выпить ничего нету. Сейчас бы не помешало.

– Да… – расслабленно поддержал его Касым, – не помешало бы. Все же под смерть ходили. Ну давай хоть попробуем эти «вкусняшки», – добавил он и начал открывать тушенку с говядиной штык-ножом.

– Лихо получилось, – подбодрил Касыма Чернов, – а ты боялся. Как думаешь, узнают о пропаже?

– Да вряд ли, – ответил Касым, дожевывая очередной кусок говядины из банки, – там же всего навалом было. Думаешь, кто-то считал?

– Хорошо, если так, – согласился с ним Михаил. – Как бы, узнав, обыск не устроили у всех.

– Да успокойся ты и наслаждайся едой. Завтра оттуда все загрузят и увезут, и не заметишь. Вот теперь я не жалею, что согласился с тобой идти.

– А что так, до этого сомнения были?

– Были, да сплыли, – ответил ему оживленно Касым и, сладко потянувшись, добавил: – Как же я давно хотел говядиной побаловаться.

Плотно поев под звездным небом, решили здесь же в яме закопать остатки провианта, так как в спальную палатку тащить продукты иностранного происхождения было небезопасно.

Бесшумно добравшись до своих спальных мест, они уснули приятным сном. Это был один из лучших дней для Касыма со времени призыва в ряды Красной армии.

На другой день оборонительные работы продолжились. Чувствовалась и тревожность в полку в связи с предстоящей битвой. Артиллерийские выстрелы звучали все ближе и ближе, да и самолеты стали летать вокруг них почаще. Авиаудары пока не наблюдались, но предчувствие, что это скоро произойдет, присутствовало.

Сегодня Касым получил из дома наконец-то письмо. Гаяна, как всегда, на трудности жизни не жаловалась, а просто писала, что со всем справляются. Да, в этом ей не откажешь. По натуре она была сильной женщиной. Писала, что сейчас уборочная пора и времени совсем нет. Сообщила о судьбе трех братьев. Они базировались тоже где-то под Москвой. А от одного известий так и не было. Где он, что с ним – до сих пор в неизвестности.

Вечером после прибытия в палаточный лагерь он написал ответное письмо домой. Описал все поверхностно, не углубляясь в подробности. Хотя он и сам не мог знать, что может случиться завтра – пойдут дальше окопы укреплять и углублять или будут обороняться от врага. О том, что пойдут в атаку, никто разговоров и не вел.

Как стемнело, к нему подошел Чернов и предложил прогуляться до заветной ямы, где были спрятаны запасы. На этот раз решили взять с собой и Николая.

Весь остаток вчерашнего улова находился на месте. Снова насытившись внезапными подарками, только мечтательно разлеглись на дне ямы, как вдруг откуда-то услышали незнакомую речь.

– Тихо! – дернул Касым пытавшегося чихнуть Михаила. – Слышите? Где-то рядом говорят.

От сказанного у Чернова сразу пропала охота чихать, и он вместе со всеми стал прислушиваться к отдаленным разговорам в темноте. Говорили не по-русски, не по-татарски и не по-чувашски. Эти языки Касым бы сразу определил.

– Кажись, не наши, – встревожился Николай.

– Может, все же наши, – не хотел верить в другое Миша, – прознали про наши вчерашние похождения, и вот сейчас шарятся в округе в поисках пропавшего.

– Тихо! – еще раз одернул его Касым. – Это больше на иностранный язык похоже. Скорее, немецкий.

– Неужто с тыла зашли? – приподняв голову поверх ямы, сказал Николай.

– Скорее, разведка, – ответил ему Касым. – Что будем делать?

– Поползли к своим, – встрял в разговор Михаил, – приведем помощь и накроем их.

– Ну да, – еще тише ответил Касым. – Как объясним, что делали мы за расположением полка? Пошли в кусты пописать и заблудились? Притом все трое.

– Да, не выход, – согласился Михаил. – Ну а что делать-то? Не сидеть же сложа руки.

– Может, попробуем подступиться к ним поближе и уточнить, что они собираются делать? – предложил Касым.

– Откуда ты узнаешь, что они собираются делать? – возразил Николай. – Ты же не поймешь, о чем они говорят.

– И то верно, – согласился с ним Касым. – Ладно, сидите здесь тихо и не высовывайтесь. А я попробую подползти к ним поближе. Если вдруг что-то случится или меня долго не будет, ползите в расположение полка и предупредите о немцах. Скажете, пошли меня искать и напоролись на фрицев.

– Может, вдвоем поползем? – предложил Касыму Михаил.

– Нет, – отрезал он в ответ. – Шума можем наделать вдвоем. Одному будет попроще, – добавил Касым и пополз в сторону, откуда доносились голоса.

Полз он предельно тихо, стараясь не наткнуться даже на ветки. Хруст сухих веток мог сразу вызвать у окружающих подозрение. Поэтому нужно было каждый предстоящий метр прощупывать. Чем ближе он подползал к голосам, тем становилось страшнее от неизвестности.

На горизонте появился небольшой пригорок. Преодолев расстояние до него, Касым на спуске разглядел ночных непрошеных гостей. Их было шестеро. Одеты были в немецкую форму с отличимой эмблемой в виде креста, которую им показывали в учебном лагере. При свете фонарика они изучали разложенную перед собой карту окрестностей. Удивило Касыма еще то, что они себя вели вольготно и особо ничего не опасались, будто здесь хозяева они. Пообсуждав еще с минуту карту округи, собрали все свои пожитки и тронулись в сторону железнодорожной станции. У всех сбоку висели автоматы немецкого образца и квадратные ранцы за спиной.

Преследовать их Касым смысла не видел, нужно было быстрее вернуться в полк и сообщить взводному. Около ямы его ждали Николай с Михаилом.

– Чего так долго? – встревоженно обратился Чернов. – Узнал, кто там?

– Узнал. Немецкие диверсанты. Скорее, вздумали взорвать железнодорожные пути около станции. Туда направились. Надо быстрее сообщить взводному и идти в погоню.

Быстро добежали до полка, и Касым в срочном порядке разыскал лейтенанта Смелова. Выслушав его, тот поторопился в штаб доложить вышестоящим. Сборы были недолгими, и третью роту во главе с капитаном Михайловым подняли по тревоге. Вооружив солдат, кинулись преследовать диверсантов. Бежали цепью, на ходу рассматривая окрестности станции. Третий взвод шел посередине, а первый и второй по краям – на случай, если придется заходить с флангов.

Касым находился впереди всех, рядом с лейтенантом Смеловым, так как знал примерное направление вражеских диверсантов.

Стрельба началась внезапно. Не ожидавшие со стороны солдат Красной армии такой оперативности, диверсанты вынуждены были открыть шквальный огонь со всех автоматов. Поступила команда «Ложись!». Кого пуля противника миновала, те подчинились команде. Поступила вторая команда: «Огонь!». Пошла бесперебойная стрельба. Кто-то стрелял не глядя, просто в темноту, кто-то высматривал цель и стрелял на поражение, как это делал Касым. Он точно знал, что лично попал в одного из диверсантов. Некоторые из шестерки фрицев попытались уйти в другую сторону железной дороги, но их с правого фланга настигли солдаты первого взвода. Живым взяли только одного, и тот был раненый, а остальные погибли на месте. Досталось и нашим. Двое были убиты и четверо ранены. Взрывчатку, которую несли диверсанты, не успели подготовить для взрыва железнодорожных полотен. Так что информация, доведенная Касымом, принесла первые успехи для третьей роты.

– Ты что там ночью за пределами части лазил? – вызвав к себе Касыма, заговорил командир роты.

– Виноват, товарищ капитан, – стал оправдываться Касым. – Просто прогуляться по полю захотелось. Я же деревенский, вот скучаю, и иногда тянет побродить.

– Ладно, – сказал ему в ответ ротный, – на первый раз прощаем, но чтобы больше такое не повторялось. А за проявленную бдительность объявляю благодарность.

– Служу Советскому Союзу! – отчеканил, вытянувшись, Касым и с разрешения Михайлова покинул палаточный штаб.

– За что вызывали? – встретил Касыма вопросом Чернов.

– Расспрашивали, что я ночью делал за пределами расположения.

– И что ты ответил?

– А что мне отвечать? Рассказал все, как есть. Завтра сходим к яме, съедим остатки запаса и пойдем сдаваться, – улыбнувшись, пошутил Касым и добавил: – Расслабься, вас не было, я один гулял. Нас же вместе там никто не видел. Просто если еще раз за пределами поймают меня, будет кирдык.

– Так и сказали?

– Не точь-в-точь, но смысл примерно такой.

Бой

Осень полностью вступила в свои права, и в сырых окопах сидеть уже было прохладно. В последние дни полк разместили на рубежах, и путь к палаточному лагерю был закрыт. Приходилось уже спать в окопах. Ждали немцев. Они вот-вот должны были появиться.

Касым внутренне был спокоен перед встречей с ними, но какая-то дрожь все же присутствовала.

– Зябко как-то сегодня, – заговорил сидевший рядом с ним на дне окопа Николай, – как бы не заболеть…

– А ты свою порцию сто граммов выпей и согреешься, – подшутил над ним Михаил, который сидел вместе с ними.

– Да я бы с удовольствием, так я ее вчера и выпил, как только раздали. Или ты не видел? Вроде вместе пили, – посмотрел он на Чернова и продолжил, обращаясь ко всем: – Слушайте, сегодня, интересно, тоже дадут по сто грамм?

– Дадут, если до вечера доживем, – ответил ему Касым, – раньше не жди.

Тут их разговор прервал гул приближающихся самолетов. На этот раз они не собирались мимо пролететь, а шли целенаправленно на них.

– Воздух! – крикнули с правой стороны окопа. – Всем в укрытие!

– Началось, – сказал Касым и поплотнее прижался к стене окопа.

Десять минут усиленной бомбардировки со стороны немецких войск пережили не все. Погибших разложили позади близ окопов, а раненых, кто сильно пострадал, в уцелевших обозах повезли к железнодорожной станции.

– Ну как, все живы? – первым, отряхнувшись от осыпанной земли, спросил Касым у своих сослуживцев, после того как самолеты улетели.

– Кажись да, – ответил Николай, увидев, что и Михаил отряхивается от остатков земли на армейском бушлате.

– Ну, Коля, потеплело или все еще зябко? – спросил Чернов у него.

– Да не потеплело, а жарко уже. Я даже вспотел.

– Это у тебя со страху в одном месте заиграло, – пошутил над ним Касым.

Отдаленный гул моторов снова заставил их прервать разговор.

– Танки! – крикнули опять с правой стороны окопа. – Всем приготовиться к бою!

Задача у пехоты была – уничтожить идущих за танком немцев. Все прилегли у края окопа, ожидая приближения врага. Вступила в бой наша артиллерия. Загорелись первые танки, и эти события на поле битвы чуть подняли боевой дух солдат. Поступила команда «Огонь по вражеской силе!», и началась прицельная стрельба по приближающимся фрицам.

Касым стрелял не торопясь и тщательно выбирая мишень. Немец, который шел спрятавшись за танк, чуть отклонился в сторону и упал от точного попадания в него.

– Есть второй! – немного повысив голос, бросил Касым.

– Попал, что ли? – поинтересовался стреляющий рядом Чернов.

– Без сомнений! – ответил он ему, выискивая среди идущих за танком немцев следующую цель.

– Почему второй? Ты чего, одним выстрелом двоих снял?

– Я же тебе говорил уже, что в тот день одного диверсанта отправил к предкам.

– А… – протянул Михаил. – Если только так.

Тут рядом разорвался снаряд от выстрела танка. Все разом попадали на дно окопа.

– Продолжать стрельбу! – скомандовал лейтенант Смелов, пробегая мимо них. – Занимайте свои позиции, поднимайтесь.

Переглянувшись, солдаты вновь выстроились у края окопа, изготавливаясь к стрельбе. Но тут прилетел еще один снаряд, отчего все снова попадали лицом вниз.

Танки, преодолевая выкопанные рвы, начали расталкивать заградительные сооружения.

– Если прорвутся, нам каюк, – шепотом сказал Николай Касыму, вновь занимая место для ведения огня.

– Не трусь, – подбодрил его Касым, – живы будем – не помрем. Наша артиллерия не подведет, вон как лупят по врагу.

Буквально через час боя артиллерия заставила отступить немецкие танки на свои прежние позиции. Они так и не смогли пройти через заградительный рубеж.

– Отступают, отступают! – заорал Михаил, увидев, как немцы пятятся назад.

– Рано радуешься, – повысив голос, крикнул ему Касым, – сейчас снова самолеты пойдут. Будут пробовать сровнять нас с землей.

Мимо них снова пробежал взводный.

– Не расслабляемся, – подбодрил он солдат, – держимся и держим свои позиции! Пока все нормально идет.

Внезапная тишина длилась недолго. Опять появились самолеты, заправленные новым боеприпасом. Пошла игра: попадет авиабомба в окоп или нет. Если попадет, разнесет всех к чертовой матери, если не попадет – можно дальше обороняться.

Касым, когда окопы подготавливали для ведения боя, внизу выкопал выемку чуть в сторону, чтобы можно было туда вжаться при авиаударе и артобстрелах. От прямого попадания спастись там вряд ли получилось бы, но от взрыва рядом можно было уберечься без сомнений. Глядя на него, такие ниши сделали и Коля с Михаилом.

Одна за другой рвались бомбы, раскурочивая все вокруг. Были и попадания в окопы, откуда поднимались клубы дыма и пыли.

Чтобы не слышать сильные взрывы, Касым прижал пальцами уши. Это помогало сохранить какую-то тишину, что позволяло мыслями уйти в родные края, где осталась семья. Он, закрыв глаза, пропускал всех перед собой. Все да лучше, чем ждать «вот сейчас прилетит, вот сейчас прилетит». Вроде бомбят-то около десяти минут, но в такой обстановке ожидания смерти в каждый миг время почему-то тянется долго. Одна за другой рванули две бомбы возле их окопа, засыпая какую-то часть его полностью.

Касым убрал пальцы с ушей и прислушался. Стоял отдаленный гул улетающих немецких бомбардировщиков. «Еще один раунд выстояли», – подумал он, покидая свое небольшое убежище в окопе.

Зашевелились и остальные. Пришла пора вытащить убитых и попробовать отправить раненых к станции, где находился полковой лазарет.

Среди убитых на этот раз оказался и ефрейтор Мусаев.

– Мударисов, принимай отделение, – крикнул с левого края замкомвзвода. – Командир взвода приказал.

– Хорошо, – ответил ему Касым, а сам подумал: «Надолго ли? Участь Хариса может постигнуть в любой момент».

– Ну что, командир, – беззлобно съехидничал Николай, – может, перекусим, пока не началась атака?

– Я не против побаловаться едой. Как говорится, война войной, а обед по распорядку.

– Ну тогда, Миша, выкладывай запасы, – почесав ладошки, обратился Коля к Чернову, которому была доверена на сохранение еда в консервах, на случай если припозднится полевая кухня.

Посидеть вдоволь все же не получилось. Танки опять пошли в атаку, на ходу открывая огонь, в надежде на этот раз прорвать оборону, прикрывая собой следовавшую за ними пехоту из автоматчиков. Артиллерия открыла из всех орудий, уцелевших после бомбежки батареи, ответный огонь. Снова все смешалось. Крики, взрывы, клубы дыма и пыли – отчего невозможно было разглядеть, прорвались ли танки через заградительный рубеж – заполнили поле боя.

Касым несколько раз попытался взять на прицел кого-нибудь из пехоты немцев, но они тщательно скрывались за танками. Тогда он переключился на танк. Идея была простая: постараться попасть в обзорную щель механика-водителя. Он выждал, пока немецкая махина начнет крушить преграду перед собой, и, прицелившись, выстрелил. Но танк продолжал потихоньку пробиваться. Он снова, тщательно прицелившись, выстрелил в узкую щель. Железный зверь и не думал прекращать свои действия. Тогда Касым, приговаривая «Бог троицу любит», прицелился еще раз. Удача повернулась на его сторону, и танк встал. Цель была поражена. Экипаж, не желая быть живой мишенью для артиллеристов, выждав немного, открыл люк и поочередно начал покидать боевую машину. На них посыпался шквал огня из винтовок, отчего не все сумели укрыться целыми. Точное попадание от единственного противотанкового гранатомета в роте заставило загореться потерявший водителя-механика танк. Такое событие еще сильнее укрепило военный дух бойцов, вселяя в них уверенность, что против немецких танков можно воевать не только артиллерией.

После полуторачасовой атаки, поняв, что оборону снова не прорвать, гитлеровцы покинули переднюю позицию. Этот день солдаты выстояли.

Ночь прошла относительно спокойно, по крайней мере на участке, где оборонялся полк Касыма.

Проснулся он рано, от осенней прохлады. Все же спать в окопах в такое время года не очень-то приятно. Но покидать свое боевое расположение команды не было, потому как враг мог начать наступление в любое время суток.

Собрав котелки у все еще спящего отделения, Касым решил прогуляться до полевой кухни, которая располагалась примерно в километре от передовой. По дороге нужно было преодолеть небольшую лесопосадку. Деревья на этом лесном островке заметно пожелтели и своим видом показывали, что наступила настоящая осень. Касыму захотелось немного побродить и постоять около этой посадки, но задерживаться долго он не мог, так как на поход до кухни отводилось только определенное время, из-за того, что и другие командиры отделения должны были сходить за едой для своих бойцов. Всех разом, по понятной причине, отпустить не могли.

Пока проходил мимо лесочка, то увидел внутри какое-то оживление. Присмотревшись, сообразил, что это артиллеристы перевезли туда одну свою батарею со всей командой, которая уже готовилась к предстоящей битве.

Когда он вернулся в окопы, то все отделение уже было на ногах. Увидев его, все вдохновились и быстро разобрали котелки, чтобы приступить к приему пищи.

Во время вчерашнего боя потери третьего взвода составили семь человек убитыми, включая ефрейтора Мусаева, который был единственным погибшим из их отделения. Тяжело раненых было двое, и их отправили в лазарет. Сколько было погибших по роте, и тем более по полку, Касым не знал. Солдат с легкими ранениями, которые могли продолжать дальше воевать, оставили в окопах, оказав медицинскую помощь. Таких в отделении Касыма было двое. Одному осколком взрыва поцарапало ухо, а другому – правую руку.

Ровно в восемь утра немцы начали артобстрел. Спрятавшись в свою окопную нишу, Касым снова стал ждать, как поступит сегодня с ним судьба. Выложат сзади окопа, как других вчера, чтобы потом, после боя, похоронить в братской могиле, или отправят в случае тяжелого ранения в лазарет, где будешь зависеть от врачей – вытащат они тебя с того света или нет, ну или же останешься здесь в окопах дальше воевать в ожидании первого или второго. Других вариантов здесь не предвиделось, по крайней мере он так думал.

Снаряды один за другим продолжали падать рядом, оставляя за собой огромные воронки.

– Да кончатся у них когда-нибудь снаряды? Чертовы фрицы! – выругался Михаил, поворачиваясь на другой бок в своем укрытии.

– Вряд ли, – присоединился Николай. – Чувствуется, немец подготовился серьезно. Вон как разносят все вокруг.

– А чего, Касым, наша артиллерия молчит? – задал вопрос Миша новоиспеченному командиру отделения.

– Наше дело – обороняться, а не нападать. Поэтому пока берегут снаряды, – ответил он. – Сейчас помолотят нас и пойдут снова в атаку.

– Скорее бы уже, – закашляв, сказал Михаил. – Лучше против танков и пехоты воевать. Там хоть пострелять получается, а то тут и голову не высунешь.

После часового массированного удара артиллерией немцы ринулись в бой. В этот раз пробиться танкам через заградительные сооружения было попроще, так как вражеская артиллерия снесла большую их часть. Нужно было сосредоточиться именно на этих местах. Проскочив через образовавшуюся брешь в заграждении, танки двинулись в сторону окопов советских солдат.

Наша артиллерия работала вовсю. Но танков было так много, что они не успевали даже перезаряжать пушку, как уже к ним летели ответные снаряды.

– Приготовить гранаты! – крикнул Смелов. – Подпускаем танки поближе и бросаем.

Задачу все поняли, но вот только гранаты были не у всех. У Касыма их было две. Одну выдали самому, а вторая досталась от убитого Мусаева.

– Все! – заговорил Михаил, взглянув на движущиеся в их сторону танки. – Раздавят нас эти железяки и мокрого места не оставят.

– Не торопись умирать, – вдохновил его Касым, – еще повоюем. Ты только не проспи пехоту, а этого зверя оставь мне.

Железная махина приближалась с устрашающим видом, на ходу поливая пулеметной очередью.

– Падайте все вниз! – скомандовал Касым тем, кто находился рядом.

Услышав это, все разом прижались ко дну окопа. Сердцебиение у Касыма зашкаливало. Оно и понятно, промахнуться он не имел права.

Танк медленно проехал через укрытия аккурат над Касымом, что он отчетливо разглядел всю его нижнюю часть. Только танк успел покинуть линию окопа, как Касым крикнул:

«Всем огонь по вражеской пехоте!» и, высунувшись, с размаху, запустил гранату, прицелившись в бензобак. Попала она в точку, так что вторую гранату, которую он приготовил, чтобы бросить в случае промаха с первой, не пришлось применять. Железная махина, отъехав чуть подальше, загорелась.

Солдаты ожесточенно вели стрельбу по приближающейся пехоте врага. Но как только немцы увидели, что пробивающий им дорогу танк загорелся, залегли на землю, прекратив движение вперед.

– Николай! – крикнул Касым, стараясь перебить голосом боевой шум. – Следи за танком. Сейчас оттуда могут вылезти фрицы.

– Понял, – ответил тот и, развернувшись назад, взял под прицел люк для выхода.

Долго ждать не пришлось. Внутри горящего танка становилось жарко, и поэтому у экипажа было два выхода: или сгореть заживо в танке, или попробовать вылезти наружу, где, впрочем, их ждала тоже печальная участь.

– Выходят, Касым! – крикнул Николай. – И, прицелившись, выстрелил в высунувшегося танкиста. Но немец среагировал быстро и, закрыв люк, нырнул обратно.

– Сейчас с водительского люка попробуют выйти. Не проморгай их! – крикнул Касым Николаю, увидев, как успел спрятаться танкист.

На горизонте появились еще два танка, направляясь в их сторону, чтобы помочь подбитому экипажу.

Одного сработал замкомвзвода, выстрелив из гранатомета, но второй танк опередил и снес его ответным выстрелом в то место, откуда шла пальба.

– К нам он, гад, прет! – выругался Михаил. – Спасти своих хочет.

– Пусть идет, – ответил ему Касым. – Главное, не высовывайтесь, когда приблизится, да и за пехотой следите.

– Эх, сейчас бы ППШ, показал бы я им, где у нас раки зимуют! С винтовкой много не навоюешь, – с горечью сказал Миша.

– Если сегодня отобьемся, обязательно достану тебе автомат, – ответил ему Касым.

Второй танк, который пробился к ним, не стал замедляться около линии окопов, а, наоборот, набрал скорость, чтобы быстрее проскочить. Поняв его замысел, Касым решил тоже изменить тактику. Просчитав, где бронированная машина будет проскакивать через окопы, он встал чуть в стороне от танка и приготовился выпрыгнуть из убежища, как только пройдет его передняя часть. Все произошло моментально. Танк, как и полагалось, не сбавляя хода, проскочил, а Касым со всей мощью выпрыгнул из окопа, оказавшись сбоку, и, догоняя удаляющуюся боевую машину, бросил гранату и упал на землю, накрыв голову. Он не видел взрыва, как и не видел, попал ли вообще, но через секунды, когда поднял голову, стало все ясно. Танк горел, но не собирался останавливаться. Члены экипажа, понимая, что уже не смогут помочь своим товарищам по несчастью, решили спастись сами. Для этого они развернулись на сто восемьдесят градусов и, не сбавляя хода, вновь ринулись к окопной линии. Увидев такие действия, Касым быстрее пополз в укрытие, так как они запросто могли его раздавить гусеницами. Только он успел закатиться в окоп, как озверевшая раненая бронетехника пролетела над ним.

«Пронесло», – выдохнул он. Отдышавшись и высунув голову, присоединился к стрельбе по пешей пехоте противника. А танк долетел на скорости до заградительных сооружений и встал, разгораясь еще больше, но танкистам это не помешало благополучно покинуть боевую машину и уйти к своим. Командиру танкового экипажа нужно было отдать должное – Танк он не сберег, но вот весь экипаж спас от неминуемой смерти, чего не скажешь о бойцах подбитого танка. Их все же поодиночке перебили наши воины.

Немецкая пехота, которая вновь пошла в атаку, поливая огнем из своих автоматов, особо не рвалась вперед на участке, где держала оборону третья рота. Скорее всего, понимали, что здесь воевали отчаянно. Да и пулемет, которым орудовал сам взводный Смелов, не давал им это сделать. Немцы снова залегли. В это время с правого фланга пробились все же несколько танков и устремились в тыл. Но этот победоносный марш продлился недолго. Батарея, схоронившаяся в лесопосадке, которую видел утром Касым, их легко остановила, пробив обоим башни. Наверное, немецкие экипажи и не успели понять, откуда в них стреляли. Теперь до Касыма дошло, для чего они перебазировались в эту лесопосадку. На случай, если танки пройдут оборону и попытаются пойти дальше. Наверняка такие засады по всей линии окопов выставили, не только здесь.

После трехчасовых ожесточенных боев гитлеровцы вновь решили отойти на свои прежние позиции. Потеря большого количества солдат фюрера не входила в планы немецких генералов.

Так закончился второй день боевого соприкосновения Касыма и его полка с немецкими оккупантами. Этот день они тоже отстояли.

От сосредоточенности в бою Касым и не заметил, что его ранили. Пуля прошла около плеча в глубину с сантиметр, срезав кожу с мясом. Эта рана относилась к разряду легких, и поэтому ему была оказана только медицинская помощь. Рану обработала санинструктор, молодая девушка Надежда. Пока она занималась Касымом, он успел рассмотреть ее с ног до головы.

– Ты откуда такая красивая нарисовалась на передовой? – поинтересовался он у санинструктора.

– Из Чебоксар, – ответила она, не отвлекаясь от работы.

– Чувашка, что ли? – вопросительно посмотрел он на нее.

– Да, чувашка, – ответила она. – А что?

– Да нет, ничего. Считай, что мы земляки с тобой. То есть землячка ты мне. Я жил рядом с чувашами, учился вместе с ними.

– Вы татарин, наверно. Я слышала, вас зовут Касымом?

– Что есть, то есть. Но когда вижу хороших девушек, могу и евреем побыть.

– Не надо вам быть евреем. Вам и татарином хорошо.

– Ты как на фронт-то попала? Еще сразу на передовую…

– Как войну объявили, я сама и попросилась. Я в медицинском училище училась на последнем курсе.

– Так сразу и взяли? Не дали закончить?

– Сперва не хотели, но когда я уже сильно настояла, то согласились.

– Ну, может, и правильно сделали. Кто-то должен же спасать наши души на фронте.

– О чем это вы?

– Красивые девушки на фронте настроение поднимают. Тут же одни мужики туда-сюда снуют. А тут ты – как говорится, не попробуем, так помечтаем.

– Все. Можете идти, – сказала Надежда, закончив с раной и дав понять, что разговор с ним окончен.

– Ладно, землячка, береги себя, не лезь на рожон, – сказал Касым напоследок, понимая, что много кто к ней лезет с разговорами и намеками, потому как она была единственная девушка в прифронтовой полосе в настоящий день.

Сегодня потерь было больше. Мертвых увезли хоронить, тяжело раненых – в лазарет.

Не только Касым подбивал танки, таких было много. Некоторые даже взрывались вместе с гранатой, оставаясь под танком. Если бы не было такой отваги у солдат, то немец наверняка прошел бы. Иногда жизнь страшнее смерти. Но здесь, на поле боя, этот страх заглушался смелостью.

– Тебя взводный искал, ты где лазишь? – встретил его Николай около окопа.

– Да на перевязку ходил. Зацепило меня малость, даже не заметил. Что ему надо было?

– Сказал, если появишься, найти его.

– А куда он ушел?

– Да вон он, у командирского блиндажа околачивается, – указал в нужную сторону Николай.

– А где Миша? – обнаружив отсутствие Чернова, спросил Касым.

– Да консервы поел просроченные. Вот и прихватило. Сейчас вон бегает без конца до ветру. Ведь сказал я ему: «Не ешь». «Да нет, все нормально будет», – передразнил он Мишу. – Вот нормально и стало.

Смелов Касыма встретил у блиндажа, где разговаривал с командиром роты Михайловым.

– Ты где это так научился по танкам гранаты швырять и не бояться их? – поинтересовался ротный, как только он подошел к ним.

– Так я же, товарищ капитан, в деревне жил. У нас там тракторы были. Мы его на ход ставили, иногда и сами вокруг него бегали, то запрыгивая на крышу, то запрыгивая на капот. А танк ведь тот же самый трактор и есть, просто усовершенствованный.

– Да, силен ты, Мударисов! – восхищаясь его смелостью, сказал ротный. – Так гарцевать вокруг танков не каждый сможет. Живы останемся – тебя обязательно к награде представим. А теперь слушай боевое задание. Как стемнеет, пойдете вперед и восстановите заграждения. Это нужно сделать до утра, пока немец не очухался. Возьмешь весь взвод. Если не хватит, бери людей из других взводов. А, с сегодняшнего дня ты назначаешься замкомвзвода у Смелова.

– Но у нас из взвода осталось меньше половины солдат, с кем же пойти работать? – озадаченно произнес Касым.

– Я же сказал, возьми из других взводов. Хотя и там народу мало. Восстановить нужно свой участок. Дальше другие разберутся.

– Как же дальше воевать будем, товарищ капитан? Солдат ведь все меньше.

– Вот сейчас взводные пойдут на станцию и приведут пополнение. Там как раз эшелоны с солдатами на подходе. Так что пополнение будет, главное, ты не подведи. Чтобы сооружения стояли намертво и никакой снаряд не мог сдвинуть их с места.

– Есть, товарищ капитан! – не стал возражать на сказанное Касым. – Разрешите выполнять?

– Иди выполняй, – махнул ему ротный, – если будут вопросы – сразу ко мне, пока лейтенант Смелов не вернется.

Ночью, под покровом темноты, солдаты в составе тридцати человек во главе с Касымом двинулись восстанавливать разрушенные во время дневного боя участки заградительного сооружения. Время от времени вспыхивали огни от сигнального пистолета, выпущенные со стороны немцев, которые все же остерегаясь, что русские ночью могут пойти в атаку, освещали хоть как-то непроглядную тьму. Фонарики, конечно, присутствовали у ремонтной бригады, но воспользоваться ими можно было только в крайнем случае, потому как немцы могли преждевременно открыть огонь по движущимся лучам света.

Когда долго находишься в темноте, то глаза уже привыкают и ориентироваться становится легче. Трудились без перерывов, в надежде быстрее закончить работы, чтобы осталось еще время поспать и набраться сил на следующий бой с врагом. Восстанавливали в основном так называемые противотанковые ежи, которые представляли из себя объемный шестиконечный крест. Изготовлены они были из бревен и связаны между собой мотками колючей проволоки. Помимо этого привели в порядок толстые бревна, врытые под углом в землю в сторону возможной танковой атаки. Таким устрашающим видом они напоминали зубы крупного и свирепого зверя. Около двенадцати ночи к ним пробился солдат с полевой кухни, принеся еду в армейском пищевом бачке. В связи с этим был пятнадцатиминутный перерыв для приема пищи, разлитой из горячего термоса.

Закончив работы ближе к двум часам ночи, солдаты засобирались обратно в окопы. В какой-то момент в тишине послышался человеческий стон. Касым, отвечающий за всю группу, прислушался.

– По-моему, звук идет оттуда, – показал в сторону рядом стоящий Николай.

– И что это может быть? – вглядываясь в темноту, спросил у него Касым.

– Да вроде человек стонет или хнычет, да и зверь может быть какой-то лесной.

– Надо проверить. Пойдешь со мной, – сказал Касым ему. – Остальным пока сидеть тихо.

Он шел впереди, прижав автомат ППШ, доставшийся ему от погибшего замкомвзвода, осторожно ступая на землю. Все больше приближаясь к месту звука, он отчетливо стал видеть, что на земле, скорчившись, лежал человек и сквозь стоны что-то бормотал.

Это был раненый немецкий солдат, которого или не заметили, или специально бросили отступающие сослуживцы.

– Вот это дела! – воскликнул Николай, тоже поняв, кто перед ним лежит. – Фашуля собственной персоной. Может, мне его добить ножом, а, Касым?

– Не торопись, – остановил он его, – успеешь зарезать. Надо посмотреть, насколько серьезна его рана. Может, пригодится.

– Ты прикажи еще нам тащить его на руках к себе в лазарет, – недовольно высказался Николай.

– Надо будет – прикажу, – остепенил его Касым. – Он у нас будет вместо «языка». Разведчики за ними охотятся без конца, а мы приволочем готового. Усекаешь?

– Ну раз так, – согласился Николай, – давай проверим его.

Осторожно перевернув раненого врага, они увидели перед собой жалкого и беспомощного молодого немца, который всем своим видом просил о пощаде.

– Плохи дела у тебя, дружище, – увидев ранение в живот, обратился Касым к дрожащему фрицу. – С таким ранением вряд ли выживешь. Непонятно еще, как ты до сих пор жив. Ладно, потащим его с собой. Иди, позови несколько человек сюда, – обратился он к Николаю. – А я пока вытащу у него гранаты, а то вдруг надумает неладное.

Николай побрел за подмогой, а Касым забрал из поясной сумки гитлеровца пару гранат и запасные обоймы к автомату. Само оружие лежало в метре от хозяина.

Добравшись до окопа, передали раненого немца в руки присланным из штаба полка солдатам, и дальнейшая его судьба была неизвестна. Можно было только догадываться, что он умрет или же его расстреляют после допроса. Вряд ли кто его отправит в лазарет на лечение. Там и своих не успевали зашивать.

Перед тем как отправить на отдых ночную группу, Касым раздал всем полагающиеся сто граммов водки, так как перед вылазкой на работы он запретил им пить и лично забрал под свою ответственность содержимое. Учитывая, что от роты осталась только половина людей, а спиртное раздали на весь состав, то порции получились побольше, чему уставшие бойцы сильно обрадовались. Это было единственное согревающие средство в сырых окопах во время сна.

Проводив взглядом уходящих к заградительным сооружениям минеров, которые по приказу командира роты должны были вдоль линии расставить свои взрывчатки на случай, когда танки прорвутся через ограждения, Касым тоже собрался немного поспать. Хотя он и догадывался, что танки все равно пройдут, но это будет делаться медленно, что позволит дать время нашей артиллерии уничтожить их. А кто пройдет, тех будут ждать сюрпризы минных полей. До этого их не ставили из-за отсутствия мин. Сейчас вот появились, видно, в наличии. Вообще, боеприпасы доставлялись на передовую тяжело, да и с некоторым опозданием. Не успевали в тылу осмыслить всю сложившуюся ситуацию, не успевали.