Слепой дождь

Глава1

Судя по тому, как ему заложило уши и засосало под «ложечкой», Влад догадался, что самолет начал резкое снижение. Он сглотнул слюну, чтобы убрать неприятные ощущения, и на секунду забылся, вспоминая неожиданный поворот в своей судьбе. Ему оставался всего месяц до демобилизации, и он уже строил планы, как после возвращения из армии домой несколько дней потратит на то, чтобы в знакомой кафешке отпраздновать с друзьями возвращение к гражданской жизни, но случилось непредвиденное. Часть, где он служил в роте охраны огромных складов с военным имуществом, внезапно подняли по тревоге и личный состав в течение нескольких дней занимался доставкой и погрузкой боеприпасов в самолеты на ближайшем аэродроме. Сопровождать груз поручено было прапорщику Мингалееву и нескольким контрактникам. Куда нужно было доставить груз до последнего момента никто не знал, но всезнающий прапорщик шепнул контрактникам, что, судя по подслушанным разговорам экипажа самолета, конечная посадка на аэродроме в Сирии. Такое известие вызвало ажиотаж среди контрактников, так как нахождение в Сирии в течение нескольких дней, пока они будут сдавать имущество, давало им право на дополнительные льготы, как участникам боевых действий.

Влад не разделял воодушевление, охватившее контрактников – война есть война и всякое может случится. Вместо ожидаемых привилегий и пулю, и осколок можно получить. В своих мыслях он даже не подозревал, как поразительно близок к истине. На завершающей стадии погрузки, когда до взлета оставался один— единственный час и экипажи ИЛ-76 уже запрашивали по маршруту «добро» на взлет, один из контрактников, обессилев от многочасовой погрузки тяжелых предметов, не удержал ящик со снарядами и уронил его себе прямо на ногу.

На аэродроме после вопля травмированного контрактника начались шум и суматоха. Стоны контрактника перемежались матом командира роты капитана Солодухина:

– … мать твою! И как это тебя угораздило?

Капитан заметался вдоль самолета, не зная, что и делать. В соответствии с приказом по части бригада из трех человек должна была сопровождать груз до места назначения в Сирии, но теперь она оказалась не в полном составе. Чтобы закрыть возникшую проблему быстрый на действия командир роты, остановив взгляд на Владе, распорядился:

– Севернин, летишь вместо Грекова!

На правах старослужащего Влад неожиданно возразил командиру роты:

– Товарищ капитан, но я же «срочник»! У меня «дембель» через месяц. Я домой хочу!

Зло нахмурив брови, капитан прикрикнул на солдата:

– Отставить пререкания!

Потом, подумав, что возражения солдата обоснованы и имеют под собой юридическую почву, смягчился:

– Владислав, уже некогда менять Грекова на другого контрактника! Не успеем! Туда—обратно слетаешь и завтра уже будешь снова в казарме. Никто и не узнает. Будешь потом девчонкам хвастаться, что в Сирии воевал… два дня. Ха—ха—ха!.. А если серьезно, то в атаку точно ходить не придется.

– А командировка? Меня без документов экипаж самолета на борт не пропустит, – продолжал слабо сопротивляться Влад.

– У меня есть чистый бланк командировочного удостоверения с печатью! Как будто чувствовал, черт возьми, и взял с собой лишний экземпляр на всякий случай… – сказал, ни к кому не обращаясь, капитан. – Давай военный билет – впишу автомат Грекова!..

Так в течение двух—трех минут рядовой срочной службы Севернин Владислав Павлович превратился в члена команды, сопровождающей груз в горячую точку.

…Заходя на посадку, самолет круто закладывал вираж за виражем, и Влад крепко цеплялся за спинку сиденья, чтобы его не бросило на пол салона. Затем последовало стремительное снижение, потом короткое выравнивание и еле заметное отдавшееся в теле легким толчком касание шасси взлетно—посадочной полосы на чужом аэродроме в чужой стране.

Влад прильнул к иллюминатору и поразился, сколько много самолетов оказалось на аэродроме. Да все наши, свои, с красными звездами и триколором на хвостовом оперении! И на душе как—то сразу стало легко и спокойно, хотя он и так особо не волновался. Про него никогда нельзя было сказать, что он «мандражист». Даже в детских драках во дворе он всегда четко понимал, когда надо наносить удар противнику, а когда немедленно ретироваться. И при этом никогда не испытывал волнения или страха. В любой момент он просто знал, что делать – и все!

Самолет зарулил на стоянку, двигатели его взвыли еще раз и наступила долгожданная тишина. От длительного гула двигателей в ушах звенело, но Влад, не обращая на это внимания, снова прильнул к иллюминатору, жадно вглядываясь в чужую и незнакомую землю. Из кабины экипажа, закрытой во время полета, вышел борттехник. Он осмотрел груз в салоне, бросил взгляд на команду сопровождения и предупредил:

– По салону не ходить, ждать команду! Понятно?

– Понятно! – ответил за всех прапорщик Мингалеев.

Весь полет прапорщик проспал. Но после посадки самолета развил бурную деятельность: порылся в своем вещмешке – все ли на месте, затем осмотрел автомат, подсумок с запасными магазинами, и только потом обернулся к своим подчиненным.

– Не боись, Севернин! Сейчас сдадим груз, день перекантуемся на аэродроме, а ночью улетим домой и утром уже будем в родной части.

Не отрываясь от иллюминатора, Влад ответил, что он совсем не боится.

– Ну и молодец! – облегченно вздохнул прапорщик. – Ну а ты, Петро, как?

В отличие от спокойного Влада контрактник явно нервничал. Он постоянно облизывал губы и в который раз пытался вытряхнуть из давно опустевшей фляжки себе в рот хоть какие—нибудь остатки чая.

Но всю нервозность сняла разгрузка. Одна машина за другой подкатывали к самолету, и, наполнив кузов, отходили в сторону, выстраиваясь в походную колонну. Для разгрузки на аэродроме выделили человек двадцать контрактников из обслуживающего персонала и Мингалееву оставалось только покрикивать на них, требуя определенной осторожности. Народ работал быстро, дружно, не обращая внимания на окрики прапорщика. Все прекрасно знали, что боеприпасы остро необходимы на одном из участков фронта и старались изо всех сил.

Не прошло и часа, как самолет был разгружен, и Мингалеев засуетился, чтобы оформить накладные о передаче груза. От него местное аэродромное начальство отмахивалось, как от надоедливой мухи. Мол, чего тебе надо, доставил и доставил, а дальше фронт, расход без всякого учета.

– Ну ты достал! – в конце концов не выдержал дежурный тыловик аэродрома. – Садись в машину и сопровождай свои снаряды до базы хранения, если тебе так приперло! Умник нашелся! Я тебя здесь только встречаю и обеспечиваю разгрузку. Понял?!

Взбудораженный такой безответственностью прапорщик запальчиво согласился:

– Ну и поеду! Не могу я так просто передать пятнадцать тонн боеприпасов! Как я потом их спишу? Что за бардак у вас здесь такой?! Неужели нельзя организовать оформление документов прямо на аэродроме?

Майор рассвирепел:

– Товарищ прапорщик, вы что?! Совсем охамели? Здесь война! Но если хочется по правилам, то колонна отходит через десять минут. Сопровождайте!

После грозного окрика майора Мингалеев вытянулся по струнке и приложил руку к головному убору:

– Есть сопровождать! Разрешите идти, товарищ майор?

Получив отмашку от майора на свободу действий, прапорщик едва не бегом бросился к ожидавшим в стороне развязки спора подчиненным.

– Собирайтесь, поедем сопровождать груз!

Влад не выдержал и спросил:

– Товарищ прапорщик, а нельзя ли нам с Зубковым здесь остаться? Вы старший, документы оформлены на вас… Мы вам зачем?

До этого замкнутый контрактник сразу оживился:

– Миша, действительно, езжай один, а мы тебя здесь на аэродроме подождем…

– Вы что дураками прикидываетесь?! Я за вас перед командованием части отвечаю! Уеду, а вы еще где—нибудь потеряетесь. Так что – вместе прилетели, вместе и улетим. Собирайтесь!

Деваться было некуда. Влад с контрактником подхватили свои тощие рюкзаки с пайком на двое суток и вместе с прапорщиком подошли к старшему колонны.

– Товарищ капитан, мы сопровождаем груз до места назначения. На какую машину можно сесть?

– Какое еще сопровождение?! Колонну сопровождаю я со своими бойцами! Вы зачем?

– Но мне нужно, чтобы кто—то подписал накладные о передаче!

Капитан, в отличии от аэродромного тыловика, оказался человеком спокойным и рассудительным. Его небритое и усталое лицо казалось лицом мудрого сфинкса.

– Есть два пути. Первый – он самый легкий. Ждешь начальника тыла, пока тот не вернется из базы хранения. Это займет два—три дня. Но за это время ваш самолет улетит обратно. Следующий транспорт придется ждать еще несколько дней.

– А второй?

– Второй – едешь с нами на базу хранения и там подписываешь накладные у начальника тыла, а к вечеру возвращаешься с нами обратно и успеваешь на свой самолет. Но это путь самый опасный, так как часто бывают обстрелы воинских колонн с потерями личного состава. Тебе это надо, прапорщик?

Капитан щурил глаза от ослепительного утреннего солнца и терпеливо ждал окончательного решения прапорщика.

– Мы едем с вами! – после некоторого колебания решился Мингалеев.

– Тогда карабкайтесь в кузов последней машины.

Вначале колонна шла медленно и осторожно, но вскоре, покинув расположение аэродрома и оставив позади последний пост охраны, заметно ускорилась. Некоторые участки шоссе, как, наверное, наиболее опасные, машины преодолевали на максимальной скорости. Через два часа пути Мингалеев пожалел о том, что проявил принципиальность и согласился на поездку. Местами шоссе было разбито из—за прямых попаданий снарядов или бомб, и машину трясло так, что, казалось, оторвутся внутренности. Влад забрался ближе к кабине, где трясло меньше, и пружинил на ногах, пытаясь облегчить свои мучения.

Внезапно колонна остановилась, и Мингалеев выглянул из кузова, пытаясь определить причину остановки. Но впереди вдруг раздалась стрельба и автомобиль с пулеметом и двумя сирийскими бойцами прикрытия колонны рванул по обочине на звуки завязывающегося боя. Стрельба все усиливалась, и высоко в воздухе все чаще слышался посвист шальных пуль. Но пока еще ни одна из них не пролетела в непосредственной близости от машины. Прапорщик со своими подчиненными вжались в пол кузова машины и ждали какой—нибудь команды. До прапорщика только сейчас дошло, в какую они вляпались историю! А ведь капитан предупреждал!.. Простая доставка боеприпасов превратилась в опасное происшествие – боестолкновение с террористами, и чем оно сейчас закончится, даже представить было страшно.

– Я же говорил… Я же говорил!.. – почему—то шепотом бормотал Зубков. – Не надо было ехать!..

Он почти трясся от охватившей его паники, лихорадочно тыкая стволом автомата в направлении звуков стрельбы. Не лучше выглядел и прапорщик, но внешне старался не терять самообладание. Как ни странно, самым спокойным оказался Влад. Пролетающие высоко в небе пули говорили о том, что стрельба ведется издалека и по неясно различаемой цели. Иначе машины давно были бы изрешечены пулями. Поэтому он был спокоен и уверен в том, что пока им ничего опасного не грозит. Но когда колонна, резко ускорившись с места, двинулась снова вперед и через пару километров ее накрыли мины, то Влад понял, что теперь начинается серьезная заваруха. Тем не менее, несмотря на участившуюся стрельбу, машины по—прежнему мчались вперед со все нарастающей скоростью, стремясь как можно скорее преодолеть опасный участок.

И, наконец, случилось то, что случается при обстрелах колонн. Прямо перед бампером рванула мина, заставив водителя вильнуть рулем, а затем еще две уже накрыли машину. Потеряв управление, грузовик съехал в кювет и медленно опрокинулся на бок. Тяжелые ящики переместились на правый борт, придавив Зубкова, а Мингалеева с Владом выбросило из кузова.

Некоторое время оглушенному Владу казалось, что он ослеп и оглох, настолько плотная и густая окружила его темнота. Но постепенно все вернулось на свое место: частые выстрелы нарастающего боя ворвались в уши, словно далекая надоедливая барабанная дробь, а на чистом голубом небе глаза различили непонятно откуда взявшуюся темную тучу. В ярких лучах южного солнца она казалась особенно темной и нелепой.

Первое, что он инстинктивно сделал – это нащупал автомат и, передернув затвор, упал лицом в сторону выстрелов на покрытую толстым слоем желтой пыли твердую и иссушенную жарким зноем почву. Боковым зрением он успел заметить, что колонна ушла вперед, оставив подбитую машину. И это его удивило. Он слышал, что наши никогда не бросают своих. Значит, происходит что—то серьезное, если капитан решил не подбирать людей из подбитой машины.

Громкий стон отвлек его внимание и, уже не обращая внимания на свистящие пули, Влад бросился на помощь к прапорщику. Мингалеев корчился в небольшой яме у дороги с лицом, измазанным кровью, и громко стонал, хватаясь за неестественно откинутую в сторону правую ногу.

– А—а—а! Помоги, Влад! Помоги!.. – просил молящим голосом прапорщик. – Кажется, я сломал ногу!.. А—а—а—а!

– Потерпите, товарищ прапорщик! Я сейчас! Только посмотрю, что с Зубковым и водителем…

Он заглянул в кузов и с первого взгляда сразу понял, что контрактник мертв. Его лицо было белее бумаги, а изо рта текла струйка крови. Ящики с тяжелыми снарядами раздавили Зубкова, и тот умер сразу, так и не успев осознать, что же с ним произошло, настолько мгновенными и тяжелыми оказались травмы. Обежав машину, он заглянул в кабину, но, к своему удивлению, никого не обнаружил. Похоже, что водитель-сириец уже сбежал, бросив на произвол своих пассажиров.

Влад вернулся обратно к Мингалееву и, в условиях всё нарастающей стрельбы, огляделся в поисках надежного убежища. В полутора сотнях метров от дороги, на небольшой возвышенности, темнели остатки разрушенного небольшого строения и он, подхватив прапорщика под мышки, поволок его к развалинам. Он понимал, что главное – уйти подальше от разбитой машины, и надеялся, что в условиях боя террористам будет не до поисков бойцов, сопровождавших груз. Возможно даже, что, если они наткнутся на машину со снарядами, то этим могут и удовлетвориться.

Мингалеев, как мог, помогал передвигаться солдату, изо всех сил стараясь громко не стонать. Впрочем, его стоны сквозь сжатые зубы во время частой приближающейся стрельбы даже Владу не особенно были слышны. Через несколько минут они доковыляли до развалин, и Влад понял, что это были отнюдь не развалины. Скорее всего, это были остатки старого осыпавшегося окопа. Он уложил прапорщика в углубление за блоками твердой земли и сказал:

– Наблюдайте, товарищ прапорщик! А я попытаюсь Зубкова притащить. Если что – огнем прикройте меня!

– Влад, каким огнем? Вот этим?! – прапорщик приподнял автомат. – И тремя рожками патронов? Это же на две минуты боя!.. А дальше…

Но Влад уже не слушал Мингалеева. Пользуясь коротким затишьем в обстреле, он добежал до машины. Ценой неимоверных усилий ему удалось вытащить мертвого Зубкова из—под заваливших его ящиков, но обстрел снова усилился, и Влад на время укрылся за машиной.

Дождавшись очередного ослабления огня, он забросил за спину оба автомата – контрактника и свой – и, ухватившись за руку Зубкова, потащил его тело в укрытие. Через пару минут он дотащил Зубкова, но почему—то так устал, что тут же рухнул прямо на землю рядом с прапорщиком. Несмотря на большое напряжение, голова его по—прежнему работала ясно и четко. Теперь, когда они втроем оказались в укрытии, необходимо было оглядеться и определиться, что им угрожает. Может, это свои ведут бой и вскоре здесь появятся БТРы. Ну, а если побеждают боевики, то надо тщательней замаскироваться и приготовиться к бою, первому и, возможно, даже последнему в жизни.

Часто вбирая полной грудью воздух, Влад оглянулся на тело Зубкова. Его глаза с жадным любопытством вбирали в сознание признаки мертвого человека, еще несколько минут назад радовавшегося жизни, а теперь неподвижно лежащего в окопе с запрокинутой головой и залитым запекшейся кровью лицом. Загорелые лицо и руки с уходом жизни из тела заметно посветлели, особенно выделяясь усиливающейся бледностью на фоне камуфляжной формы…

– Влад, помоги уложить получше ногу! Болит так, что выть хочется!..

Севернин ничего не знал о первой помощи при переломах. Но из одного фильма он помнил, что кости надо совместить и к ноге привязать, чтобы перелом больше не сдвигался с места, какую—нибудь палку. Порывшись в углублениях окопа, ему удалось обнаружить толстую железку. Пожалуй, сойдет!..

– Влад, смотри!! Наверное, боевики!.. – шумно выдохнул рядом Мингалеев. – Вот мы и слетали с тобой «туда—обратно» … П…ц, солдат, нам!..

Отбросив железку, Влад прильнул к отверстию между земляными глыбами и оторопел. Десятки автомобилей с установленными на них пулеметами двигались по дороге в их сторону, поливая все вокруг свинцовым огнем. За ними двигались пушки и даже танки. Десятки – даже сотни! – машин заполнили пространство, и Влад понял, что это не простое боестолкновение, а, скорее всего, масштабное наступление боевиков. Успокаивало одно, что двигались они строго по шоссе и не съезжали на обочину, очевидно, опасаясь минных полей.

Он совсем не испугался. Но ясно понял, что если их обнаружат, то тогда, как только что метко выразился прапорщик, им будет точно п…ц. Значит, главное, чтобы их не обнаружили! В этом случае появляется шанс, что колонна боевиков, преследуя отступающие части правительственных войск, пройдет мимо, не обратив особого внимания на подбитую машину.

Влад с трудом оторвал озабоченный взгляд от приближающейся колонны, для устрашения поливающей окрестности беспорядочным свинцовым дождем, и пока не представляющей для них особой опасности. Но тут же похолодел, поразившись тому, что увидел. На поверхности земли, покрытой толстым слоем пыли, четко отпечатался след волока от машины до развалин окопа. Это скорее был даже не след, а настоящая борозда, оставленная телом Зубкова, пока он тащил его в укрытие.

Можно было не сомневаться, что боевики догадаются, кем оставлены следы, и расстреляют окоп из крупнокалиберных пулеметов. А не хватит пулеметов, применят гранатометы. И после этого им, мертвым, перережут горла для устрашения живым, когда те потом найдут их тела.

– Ты чего напрягся? Что, обнаружили нас?! – прошептал Мингалеев, осторожно заглядывая в амбразуру.

– Да нет пока… – ответил Влад, и показал рукой на оставленные следы на поверхности почвы.

– Елки—палки!.. – только и смог удивиться прапорщик. – Надо же!

Он даже не сопроводил свои слова обычным матом, настолько сильно его сразило увиденное.

– Ну, что, товарищ прапорщик, постараемся завалить парочку «духов»? А?!

– Какую парочку!.. Патронов нет, боевиков много… Капут!

– Хотя бы троих надо! За нас с вами и… Зубкова! А там дальше, как получится… надо только подпустить поближе.

– Эх, и надо было мне не послушать капитана, что сопровождал колонну! Вот дурак, так дурак!.. А он ведь отговаривал, предлагал не ехать.

– Не корите себя, товарищ прапорщик! – возразил Влад. – А вы в судьбу верите?

Наивный детский вопрос в такой напряженной ситуации разозлил Мингалеева. Он даже забыл о своей сломанной ноге.

– Севернин, в какую еще, на х…р, судьбу?! Ты что не видишь, что смерть пришла?.. Или ты не понимаешь этого?!

Небольшая почти черная тучка неожиданно накрыла окрестности и под лучами испепеляющего южного солнца хлынули крупные капли совершенно нежданного дождя. Первые редкие капли вскоре сменились настоящим потоком и Мингалеев с Владом за считанные минуты промокли насквозь.

Прапорщик откинулся на спину и стал жадно ловить пересохшими губами влагу, чтобы утолить жажду. На время он забыл даже о приближающихся боевиках и боли в своей ноге.

– Надо же: жаркое солнце и дождь… крупный… теплый…

– Слепой дождь, – равнодушно прокомментировал Влад, не спуская глаз с приближающейся колонны боевиков. – Матушка рассказывала, что я родился в скорой помощи прямо в поле, не довезли до роддома. Тогда тоже шел слепой дождь…

Колонна боевиков не сбавляла скорость и некоторые пули стали долетать и до развалин, за которыми они укрылись. Влад буквально вжался в мгновенно раскисшую глинистую землю, и стал выбирать цель, чтобы открыть ответный огонь, если их будут атаковать. В последний раз он обернулся на машину, и сердце екнуло от радости – никаких следов от грузовика к окопу не осталось. Все размыл внезапный и сильный ливень! Бугорки пыли под интенсивным дождем расплылись бесформенной кашей и темное пятно намокшей глины резко контрастировало с остальной желтой землей, не пострадавшей от дождя.

Накрыв машину с окопом узкой полосой дождя, туча еще с километр прошлась вдоль дороги, превратив ее обочину в непролазную грязь и, по—прежнему истекая частыми крупными каплями, медленно ушла по кругу обратно в сторону невысоких холмов, где совсем недавно сформировалась над небольшим озером. Резкий порыв ветра, непонятно по чьему велению управлявший движением тучи, донес характерный запах прибитой дождем пыли и обдал лица Влада и Мингалеева свежей прохладой. Через минуту лучи жаркого солнца снова впились в намокшую землю и буквально на глазах почва стала покрываться корочкой, а интенсивные испарения привели к заметному дрожанию воздуха над мокрым участком дороги.

В это время колонна боевиков сравнялась с опрокинутой машиной. Влад не выдержал и предупредил прапорщика:

– Товарищ прапорщик, не стреляйте, пока они не пойдут в атаку. Даже если перед этим нас будут обстреливать!

– Хорошо, хорошо! – согласился Мингалеев. – Я не самоубийца, даже дышать перестал… Лишь бы пронесло!

Из одной машины выскочил бородатый боевик с автоматом на изготовку, тщательно осмотрел опрокинутый грузовик, но, ничего подозрительного не обнаружив, махнул рукой: «Вперед!» Колонна поехала дальше, по—прежнему обстреливая все попадающиеся на пути подозрительные места.

За день по дороге прошли еще три больших колонны, но ни одна из них больше не останавливалась, торопясь на юг, где все сильнее доносился гул боя. Очевидно, правительственные войска пытались остановить неожиданный прорыв боевиков, но что—то пошло не так, потому что звуки интенсивной пушечной канонады доносились все глуше и глуше, и, наконец, в сумерках затихли совсем.

Только с наступлением темноты Влад ощутил, что здорово проголодался, и потянулся к рюкзаку за куском хлеба. Отломив небольшой кусочек, он не стал жевать хлеб, а положил в рот и принялся сосать его, растягивая удовольствие. Все светлое время они с прапорщиком пролежали в окопе, тревожно прислушиваясь к любым посторонним звукам: будь то гул проезжающей машины или рев пролетающих самолетов. К ночи прапорщик уснул, изредка вздрагивая во сне от боли, хотя после того, как они наложили шину на перелом, и Влад плотно прибинтовал найденную железку к ноге обрывками запасной футболки, вел себя достаточно терпеливо и мужественно.

Еще днем он первым предположил:

– Близко мы от дороги! Наверное, раньше пост здесь находился. Могут снова устроить пулеметное гнездо и нас обнаружить. Искать убежище надо подальше… хотя бы вон на тех холмах! Там больше шансов своих дождаться.

До холмов с редкой растительностью было далеко – полтора—два километра пути, и Влад подумал, что со сломанной ногой Мингалеев вряд ли сможет дойти. Придется снова тащить его. Конечно, он прав, что находиться в окопе рядом с дорогой – это полное безрассудство. Но вот только что делать с телом Зубкова?

Словно услышав сомнения Влада, прапорщик предложил:

– А Зубкова давай закопаем. Как ни стыдно это говорить, но ему теперь уже все равно, где своих дожидаться.

Штык—ножами они вырыли неглубокую яму в окопе и уложили в нее остывающее тело контрактника, предварительно вынув из карманов документы и мобильник. В портмоне неожиданно оказалась крупная сумма денег – несколько десятков тысяч рублей. Возможно, контрактник хотел из командировки привезти домой какой—нибудь гостинец близким. Тело присыпали сохранившей в окопе влагу глиной и руками старательно уплотнили почву, чтобы место захоронения не выделялось на общем фоне.

– Прости, друг! Пока вот так… – виновато бормотал Мингалеев, последними движениями выравнивая глину. – Мы тоже могли на твоем месте оказаться. Наши вернутся, мы тебя обязательно домой доставим.

С наступлением темноты рельефные на фоне неба холмы превратились во что—то темное и непонятно—рыхлое, вдобавок сгладились отдельные ориентиры. Но общее направление Влад запомнил достаточно хорошо. Надо было будить прапорщика и пускаться в тяжелый путь. Лишь бы при движении на минное поле не напороться! Вставать не хотелось, но деваться некуда – их спасение могло быть только на тех далеких холмах. В этом прапорщик был абсолютно прав! Влад и сам слышал из телевизионных репортажей, что все сражения в Сирии происходят именно вдоль шоссейных дорог. Кругом пески, а в песках много не навоюешь – машины застревают. Поэтому оставаться у дороги – это действительно было опасно.

Но будить прапорщика не пришлось. От неосторожного движения Влада он вздрогнул и схватился за автомат, но тут же опустил его, узнав своего солдата.

– А, это ты?.. – стесняясь за свое движение автоматом виновато сказал Мингалеев. – Даже уснул и тебя спросонья не признал! А мне немного полегчало, хотя ноет здорово, но боль такая… тупая, монотонная, можно терпеть.

– Идти надо, товарищ прапорщик! – прошептал Влад, пристально вглядываясь во все более густеющую темноту. – До утра можем не добраться.

Он не доверял установившейся с наступлением ночи звенящей тишине. Впрочем, она не казалась уж такой и идеально тихой. Вокруг окопа периодически возникали какие—то шуршания и это настораживало. Но сколько Влад не всматривался в темноту, ничего не мог разглядеть. Очевидно, с уходом дня и отступлением жары пустыня начала остывать и из всех щелей, трещин и норок повылезали мелкие живые существа в поисках пропитания. Скорее всего, какие—нибудь ящерицы или тушканчики. А может быть, и что—нибудь другое, но из школьной программы он помнил только одно: в пустынях живут ящерицы, тушканчики, змеи, да всякие опасные пауки наподобие каракуртов.

Прапорщик перевернулся на живот и встал на колено здоровой ноги:

– Что ж, пойдем…

Обхватив за шею Влада, он переносил тяжесть своего тела на тело солдата и рывком выбрасывал вперед здоровую ногу. Затем давал возможность сделать шаг Владу, и снова повисал тяжелой глыбой на его шее, переставляя свою ногу. Метров через сто пути они оба выдохлись и присели передохнуть. Владу стало ясно, что таким способом они далеко не уйдут – обессилеют и когда наступит рассвет, то окажутся на половине дороги до холмов, не больше. Первая же машина с боевиками их обнаружит и уничтожит.

– Может обратно вернемся? – спросил Мингалеев, понимая тщетность их общих усилий. – И пусть будет, что будет.

– Не—э, товарищ прапорщик, нельзя возвращаться! – ответил Влад. – Вы правильно сказали – погибнем у дороги. Давайте отдохнем и попробуем по— другому – я вас на спине понесу.

– Севернин, да ты хоть знаешь, сколько во мне килограммов? Восемьдесят! Да еще три автомата с подсумками, да мешки!..

– Товарищ прапорщик, я, пока жил в деревне, знаете сколько мешков с картошкой натаскался? Тысячи! Дотащу вас однозначно.

Растроганный прапорщик не выдержал:

– Слушай, хватит меня все время называть «товарищ прапорщик, товарищ прапорщик». Сейчас не та обстановка – не до субординации! Лишь бы живыми остаться…

Он протянул руку и предложил:

– Давай просто: я – Андрей! И на «ты»!

Они пожали друг другу руки и, не сговариваясь, поднялись на ноги. На этот раз дело пошло быстрей. Влад сначала относил Андрея с одним автоматом на несколько десятков метров вперед, а потом возвращался за остальным имуществом: двумя автоматами и рюкзаком с сумкой, где хранились продукты и запасное белье.

Можно было, конечно, выбросить тяжелую сумку прапорщика и все вещи сложить в рюкзак, но, когда Влад предложил это сделать, Андрей возразил:

– Нельзя! Там у меня ценности…

Влад ничего не стал уточнять – ценности так ценности, хотя в тех условиях, в которых они оказались, многое напрочь теряет свою цену. Например, сейчас самое ценное – это успеть до рассвета дойти до холмов.

К первым буграм они добрались, когда до восхода солнца еще оставалось пару часов, но в предчувствии этого ночные обитатели пустыни уже прекратили свою деятельность. Неглубокая выемка между двумя колючими кустарниками в темноте показалась им достаточно удобным местом для остановки, и оба устало откинулись спинами на остывший за ночь песок. Влад попытался прислушаться, чтобы оценить окружающую обстановку, но они с Андреем так бурно втягивали в себя воздух, что он тут же отказался от своей попытки. Все равно ничего постороннего не получится услышать. Постепенно дыхание восстановилось, и, приподнявшись, Влад вслушался в темень, но каких—либо звуков, как ни старался, не уловил. Он даже в какой—то момент глубоко несколько раз втянул ноздрями воздух, надеясь учуять что—то похожее на бензин или запах гари, но и таких признаков присутствия человека уловить тоже не смог.

Немного отдохнув, он молча встал и срезал ножом толстую ветку.

– Зачем? Для маскировки? Давай дождемся утра, а там и поймем, что нам надо.

– Да нет, не для маскировки. Пойду замету веткой наши следы, а то наверняка натоптали так, словно взвод протопал. Как вспомню, какие борозды оставили, добираясь до окопа, до сих пор не по себе. На волоске висели…

– А—а—а! Понятно… В темноте это трудно будет сделать. Если что, патронов не жалей. Возьми подсумок Зубкова.

Они действительно здорово наследили, и, торопясь, Влад периодически переходил на бег, чтобы побыстрей добраться до оставленного окопа, а то можно было не успеть до рассвета. Небо уже начинало сереть, когда он смог вернуться обратно к холмам, старательно, как граблями, заметая за собой колючей веткой оставленные ими следы. Он понимал, что внимательный взгляд местного боевика вполне может различить обман, но с наступлением нового дня должен подняться ветер с востока и Влад надеялся, что его порывы приведут в движение мелкий песок и тем самым сгладят неровности и создадут дополнительную маскировку.

– Устал? – сочувственно встретил его Андрей. – Садись, перекуси. Я консервы открыл…

– Не хочу! Даже не могу – очень устал. Даже спать не хочется. Словно песка в глаза насыпал кто—то.

– Так не пойдет! – возразил Андрей. – Тебе надо поспать пару часов обязательно. А я подежурю, пока ты спишь. Иначе мы так не выдержим.

Он еле слышно звякнул крышкой от термоса и послышалось журчание наливающейся жидкости:

– На, пей, солдат! И аппетит придет, и сон появится.

– Что это? – спросил Влад, уже уловив запах алкоголя.

– Коньяк. Думал, что с тыловиками отметим передачу груза, но видишь, что вышло.

Влад выпил коньяк несколькими глотками, закусил тушенкой с хлебом и не заметил, как провалился в глубокий сон. Он еще успел подумать, что нельзя пить спиртное на войне, нельзя! Можно из—за этого погибнуть и поклялся, что никогда больше такого не сделает. Никогда!..

Вскоре лишь тихое сопение уснувшего и смертельно уставшего девятнадцатилетнего парня нарушало рассветную тишину. Андрей несколько раз оглядывался на спящего солдата, удивляясь в душе проявленному им мужеству и сноровке. А ведь весь год прослужил по принципу бездельников – шаляй—валяй. Даже вспомнить о нем что—нибудь особенного было нечего. Но попал в чрезвычайные условия и смотри, как раскрылся!

Прапорщик за время службы не скрывал своего негативного отношения к «срочникам», считая их временщиками в армии и бездельниками по жизни. Инфантильное поколение, лишь бы в игры на телефонах играть и высчитывать дни до «дембеля»! Но выходило так, что с Владом он здорово ошибся. Севернин не только не подвел, но и проявил себя в боевой обстановке, как настоящий мужик: не струсил, начальника спас, расторопен… Мингалеев поймал себя на том, что уже сочиняет характеристику на награждение солдата. «Все возможно!.. Может зря мы „костерим“ нашу молодежь, и они на самом деле не хуже, чем мы, старшее поколение?» – подумал прапорщик. Он улегся поудобнее на мягкий песок, стараясь не беспокоить тупо ноющую ногу, и направил автомат в сторону шоссе, откуда, по его мнению, могла появиться настоящая опасность.

Глава 2

Влад проснулся через несколько часов от звуков человеческой речи, когда жаркое сирийское солнце уже вовсю палило. Не открывая глаз, он осторожными движениями правой руки нащупал лежащий рядом с ним автомат. Только после этого медленно приоткрыл глаза и увидел, что Мингалеев оперся на одно колено и, полулежа, что—то монотонное бормочет под нос. «Молится…» – догадался Влад. Он полежал еще немного, стараясь не мешать прапорщику и прислушиваясь к словам молитвы. Внешность прапорщика смахивала на азиатскую, но слова молитвы он произносил христианские, часто упоминая выражение: «Матерь божья!» Значит, мать у него русская, а отец, судя по фамилии, или казах или татарин.

Заметив, что Влад зашевелился, Мингалеев перекрестился и повернулся к Владу:

– Правильно, что мы ушли из окопа. Духи с утра уже там возятся, пулемет устанавливают. Значит, наши ушли далеко…

Прапорщик не сказал «отступили», и его можно понять. Никому не нравится, когда свои отступают под давлением противника

Влад приподнялся, чтобы посмотреть на покинутый ими пост, но Андрей остановил его:

– Стой! Осторожнее!.. Они постоянно все кругом осматривают в бинокль. Не дай бог заметят!.. Если хочешь посмотреть, то давай ползком, сквозь ветки. Только будь повнимательнее – колючки острые, как бритва.

Действительно, на посту хозяйничали трое бородатых боевиков. На бруствере они уже соорудили основание и установили на нем пулемет. Со стороны дороги рядом с окопом стоял джип, на котором, очевидно, приехали боевики и на нем под порывами ветра развевался черный флаг с арабскими белыми письменами. Горка дров и небольшой мангал свидетельствовали о том, что пост организуется основательно и надолго. «Плохи наши дела!» – подумал Влад. Если бы не травма прапорщика, то можно было бы попытаться дойти до своих, а так остается только ждать…

– Рассмотрел? Иди, перекуси. Я тут, пока ты спал, прошерстил сумки – еды хватит на три—четыре дня, а с водой плохо – одна «полторушка». Ее мы за день можем выпить: жарко, пот течет ручьями. Навес бы соорудить какой—нибудь от солнца, но не из чего.

– Навес выдаст нас, – возразил Влад. – Если только подкоп выкопать под холм… От земли прохладно было бы, и пить бы так не хотелось.

Он вспомнил, как в детстве они с соседскими пацанами рыли подземные ходы длиной по несколько метров со входом в одном месте и выходом в другом, а потом проползали через них, задыхаясь от ужаса замкнутого тесного пространства.

Они, как и перед рассветом, перекусили рыбными консервами и запили водой. Мингалеев обоим налил воды всего по полкрышки от термоса и предупредил:

– Это до вечера! Старайся не двигаться, а то от жары вода потом быстро выйдет и опять пить захочется.

– Я не потею.

– Как не потеешь?! – удивился прапорщик.

– Не знаю. У меня и отец никогда не потел, даже когда мы с ним физически работали. Ну, когда мешки таскали или дрова пилили вручную долго. Все равно не потели. Как нога? Терпеть можно?

– Да можно терпеть. Но болит волнами, и когда волна накатывает, аж в глазах темнеет!.. Орать хочется.

Пересилив себя, Влад спросил по имени гораздо старшего по возрасту прапорщика:

– Андрей, ногу мы толком не вправили, как бы осложнений не было. Вдруг криво срастется. Потом ломать снова будут.

– А что тут можно сделать? Свои далеко, идти я не могу… Остается только ждать. Что будет, то и будет!

Влад подполз к веткам кустарника и снова посмотрел на боевиков. Один из них, приставив бинокль, водил им по окрестностям. Двое других жгли костер и, очевидно, готовили обед. Солнце слепило глаза, но это не помешало Владу определить, что вчера он ошибся – от холмов до поста с боевиками точно меньше километра. А вчера в горячке он подумал, что гораздо больше. Как бы они для проверки не объехали окрестности! Так могут и на них наткнуться.

– Ну, что там нового? – спросил прапорщик.

– Пока спокойно. Дым поднимается, наверное, обед готовят, потом пообедают, да объедут подступы к посту, а наши холмы так и просятся, чтобы осмотреть их в первую очередь.

– Значит бой! – как—то трагически сказал Мингалеев. – Если что, ты уйдешь, а я их задержу! Может, хоть одного да завалю. А потом… потом… я не сдамся духам!

– Товарищ прапорщик, вы что?! Куда торопитесь? Действовать будем по обстановке. Мой отец говорит: «Будет день – будет пища». Еще посмотрим!..

Идея, как спастись, пришла сама. Но Влад пока не стал о ней рассказывать Мингалееву. Непонятно было, как к ней отнесется прапорщик. Возрастом он старше Влада лет на пятнадцать и многое воспринимает по—своему. Еще, не дай бог, на смех поднимет, а Владу этого не хотелось. Он по—прежнему не ощущал никаких признаков страха, и поймал себя на мысли, что ему даже нравится, как складываются события. Получалось, как в компьютерной игре, не надо сдаваться, а нужно искать выход. И выход из положения он, похоже, нашел.

Влад еще раз взглянул на боевиков и на мгновение застыл. Двое «духов» уселись на джип и поднимая столбы пыли пробуксовывающими колесами направились к холмам в их сторону.

– Товарищ прапорщик, товарищ прапорщик! Смотрите, к нам едут!..

Забыв о боли, Мингалеев рывком приблизился к Владу. При виде боевиков от безысходности и отчаяния он даже скрипнул зубами: «Все!..»

– Товарищ прапорщик, вы берете водителя, а я – пассажира! А потом…

– Потом, Севернин, рвешь вглубь холмов, а я тебя прикрою. Пока третий на посту вызовет подкрепление, ты далеко уйдешь! Может спасешься…

С каждой минутой джип приближался к холмам. Еще пару сотен метров и можно открывать огонь на поражение. Влад заранее затаил дыхание, выцеливая духа. Боевики все приближались, и Влад стал различать даже их глаза, черные и беспощадные. Еще десять метров, еще… Один из боевиков вытащил мобильник и стал разговаривать по телефону, а потом неожиданно для Влада и Мингалеева, уже готовых открыть огонь, крутнул руль и на большой скорости джип понесся обратно к посту.

«Эх, жаль! Сейчас бы завалили их, уселись бы на джип и уехали бы подальше куда—нибудь!» – подумал Влад. Он слышал, как прапорщик выдохнул полной грудью воздух и нервно выдохнул:

– Х—х—у—у! Пронесло… Еще поживем немного!

Не успели они с прапорщиком отдышаться, как донесся гул моторов и по шоссе к посту приблизились машины с боевиками. Поравнявшись с постом, «духи» приветствовали друг друга взмахами рук и выстрелами в воздух. За первой колонной через небольшой промежуток времени последовали еще две. Но в каждой из них, помимо джипов с крупнокалиберными пулеметами, двигалось до десятка танков и гусеничных тракторов с приваренными по бокам листами ржавого железа. «Шахид—танки!» – догадался Влад. Из телевизионных передач он знал, что такие трактора укрепляются многослойной броней, наполняются взрывчаткой и, управляемые смертниками, идут на подрыв укрепленных пунктов правительственных войск.

– Хорошо, что «духи» до нас не доехали! Пока мы их с тобой, Влад, валили бы, подошли бы новые колонны…

Влад с прапорщиком согласился. Действительно, боевик, оставшийся на посту, если бы они не выдержали и открыли огонь по джипу, поднял бы тревогу, и подошедшие «духи» разобрались бы с ними в считанные минуты.

– Есть не хочешь? – спросил Мингалеев.

Он лежал рядом и не спускал глаз с боевиков, по—прежнему сжимая в руках автомат. Похоже, что прапорщик еще не отошел от ощущения, что они были на волосок от гибели.

– Нет, не хочу.

– Вот и я тоже. Как представил, что мы уже могли погибнуть, так в дрожь бросило и не отпускает. Странно устроена жизнь! Еще позавчера были в России, спали дома в теплых постелях и ничего такого даже представить не могли, а сегодня – на тебе! – на волоске от смерти… Может, ночью еще дальше в глубь холмов отойдем?

– Можно попробовать, но неплохо бы разведать сначала, что там дальше, в наших холмах. Может еще посты есть или стоянки «духов».

– Да ночью как ты разведаешь – ничего ж не видно?

– А я днем попробую, ну, ближе к вечеру…

Они не успели договорить, как резкий гул проносящегося на низкой высоте самолета оглушил их, и они невольно вжались в песок, ожидая бомбежки. Но самолет прошел над ними без бомбометания и только через минуту где—то впереди, куда ушли колонны боевиков, раздались громкие взрывы.

«Духи» на посту нервно засуетились и бросились к пулеметам, но взрывы больше не повторялись, да и гул самолета пропал, постепенно затихнув в мареве неба. Пролет самолета для боевиков оказался предупреждением и они, взявшись за лопаты принялись старательно углублять окоп и рыть еще одну запасную щель в стороне от окопа.

«Сейчас на Зубкова наткнутся!..» – подумал Влад и не ошибся. Дикий вопль даже несмотря на большое расстояние донесся до холмов.

– Нашли Зубкова, – догадался Мингалеев. – Теперь издеваться над телом будут. Эх, надо было его в стороне от окопа закопать!..

– Как тут угадаешь, товарищ прапорщик! Мы тогда нос из этого окопа опасались высунуть. Обстановку не знали.

Через секунды боевики, предположив, что где—то рядом возможно находятся еще русские военнослужащие, открыли по окрестностям вокруг окопа беспорядочный огонь из двух пулеметов. Пули вспарывали песок, свистели высоко в небе и в какой—то момент одна пуля тупо и гулко ударило в землю недалеко от Влада с Мингалеевым. Оба они едва не зарылись телами в песок, настолько страшным и сильным показался обоим близкий удар шальной пули.

– Заметили! – задохнулся прапорщик.

– Нет! – возразил Влад. – В нашу сторону больше не стреляют. Больше южное направление поливают. Возможно, там столкновения были с правительственными войсками. Вот они и думают, что оставшиеся в живых ушли в ту сторону.

Примерно через час боевики успокоились, но щель возле окопа продолжали упорно углублять, выставив для охраны пулеметчика. Тот, то припадал к пулемету и водил его стволом вправо—влево, проверяя, удобно ли ему будет, если понадобится, вести огонь, то брался за бинокль и долго осматривал подступы к окопу. Влад с прапорщиком тогда отползали от края кустарника и припадали к земле, готовые растворится в ней.

– Они не успокоятся, пока наши холмы не проверят. Кругом ровно, гольный песок, далеко видно, и только, что в холмах творится из—за кустов им не разобрать. Надо искать новое место, чтобы схорониться. Может я, товарищ прапорщик, сползаю вглубь, посмотрю, что там?

Влад снова перешел на соблюдение субординации, и Мингалеев его больше не поправлял.

– Оно, конечно, так… искать надо, но я боюсь, что передвигаться совсем не смогу: нога опухла, как бревно стала, боль усиливается, да и температура, кажется, поднялась.

– Да вам не надо ходить! Я опять вас потащу, товарищ прапорщик!

– Не смогу я!.. Мне антибиотики нужны, да и врач не помешал бы. Может кость раздробилась, да осколки в мясо впиваются. При любом движении кажется, что уже не в ногу отдает, а все тело одной раной болит.

В голосе Мингалеева звучала некоторая безысходность и даже равнодушие, а это могло свидетельствовать только об одном – прапорщику действительно становилось плохо. Инициативный и настырный человек в жизни, насколько знал его Влад, к концу дня явно осунулся и потух. От былой бодрости не осталось и следа.

– С нашими бы как—то связаться… – хмуро бормотнул прапорщик.

Видно было, что он все меньше и меньше был способен анализировать обстановку и все больше отвлекался на свое ранение. Надо что—то делать, и Влад вернулся к своей идее, возникшей в середине дня.

– Надо захватить джип, – сказал Влад, повернувшись на бок и вполглаза наблюдая за прапорщиком, – и пробиваться к своим.

Прапорщик невольно рассмеялся:

– Срочник, ты что – фильмов насмотрелся? Это не «стрелялки» на компьютере, а война. Первая встреча с боевиками и нам кердык!

Высказываясь по поводу предложения Влада, он, забывшись, повернулся на бок и застонал. Боль, похоже, была настолько нестерпимой, что на глазах цвет лица прапорщика с серо—загорелого поменялся на мертвенно—бледный, а из плотно сжатых губ вырвался приглушенный стон.

– Товарищ прапорщик, вам плохо?!

– Да! Что—то мне совсем хреново, солдат!.. – подтвердил прапорщик. – Ближе к вечеру такие приступы начались, что… не знаю, как и вытерпеть.

Он закусил губу, с трудом сдерживая боль. Влад бросил наблюдение за «духами» и подполз к прапорщику с желанием как—то помочь.

– Может, коньячка дернете, товарищ прапорщик? Все легче будет.

– Коньяк не поможет… Если тупо будем ждать своих, то наверняка погибнем. Черт его знает, когда линия фронта восстановится! Если долго ждать, то я точно не спасусь, да и ты со мной погибнешь. Выход один: оставляй меня здесь, а сам ищи наших или солдат Асада. Если выйдешь на своих, то тогда шанс появится и у меня на спасение, а если нет…, то значит нет. Патроны разделим пополам, и автомат Зубкова оставь мне. Поставлю оба автомата на разных направлениях – пусть думают, что я не один здесь.

– Товарищ прапорщик, я не могу вас оставить! Русские своих не бросают! Как я потом командиру части в глаза смотреть буду? Давайте подождем ночи, и я попробую… угнать джип! – соврал Влад.

– Запрещаю! – возразил прапорщик.

– Ну хотя бы подползу и посмотрю, как часовые ведут себя!

– Севернин, тебе жить надоело, что так рвешься в драку? Ты что – спецназовец, что собрался завалить троих опытных боевиков? Если у них есть прибор ночного видения, то они тебя еще за сотню метров из пулемета завалят! Они, в отличие от тебя, вчерашнего школьника, люди тренированные и опытные…

– Я просто посмотрю!…

Застонав от очередного приступа боли, Мингалеев махнул рукой – делай, что хочешь!

С наступлением темноты Влад проверил автомат, и нырнул ползком в сыпучие волны песка. Он знал, что своим перемещением оставит такой след в пустыне, что в случае неудачи тот завтра приведет «духов» прямиком к прапорщику. Торопиться он не собирался, вспоминая, как в детстве, когда деревенские пацаны играли в «войнушку», он лучше всех маскировался в свежей пахоте и всегда незамеченным подбирался к своим «врагам», чтобы комком рыхлой земли нанести решающий удар по сопернику.

Скрываясь за гребнями барханов, ему удалось подобраться к окопу на несколько десятков метров. Он даже стал различать на фоне более светлого, чем пустыня, неба силуэт часового, голова которого периодически приподнималась над бруствером окопа. В такие моменты он, затаив дыхание, прицеливался в «духа», готовый открыть стрельбу. Он не знал, получится ли сшибить часового первыми выстрелами, так как за время своей службы стрелял всего раз пять, правда, никогда не промахиваясь и удостаиваясь похвалы командира роты, но был намерен в любом случае броситься вперед, поливая короткими очередями «духов» и надеялся, что они испугаются и бросятся в бегство.

То ли Влад создал шум неосторожным движением, то ли что—то другое показалось часовому, только тот о чем—то требовательно попросил «духов», находящихся в джипе. Судя по интонации, они сначала возражали часовому, но потом запустили двигатель и яркий свет нескольких фар внезапно пронзил темноту. Один из боевиков взобрался в кузов автомобиля и развернул крупнокалиберный пулемет в направлении освещенных подступов и дал несколько коротких очередей. На близком расстоянии трассирующие пули бесследно вонзались в песок, а на большом рикошетили от твердой поверхности. Значит, на удалении от окопа твердая каменистая почва. Часовой высунулся во весь рост и тщательно всматривался в освещенную часть пустыни.

Понимая, что наступил самый удобный момент, Влад приподнялся и дал короткую очередь по часовому, а затем по «духу», который палил из пулемета. Оба боевика мешками осунулись вниз, а пулемет замолчал. Некоторое время стояла тишина, но стрельба не возобновлялась, и водитель джипа, не понимая, что же случилось, открыл дверцу и выскочил наружу. Его силуэт хорошо просматривался на свету фар, и промахнуться было невозможно. Очередная короткая очередь свалила и третьего боевика, но Влад не стал торопиться. Он выждал некоторое время, опасаясь, что кто—нибудь из духов ранен и может открыть огонь по нему самому.

Через несколько минут он приподнялся, бегом добрался до окопа и затих у его внешней стенки. Кругом не слышно было никаких подозрительных движений, ровно рокотал двигатель джипа и комплект дополнительных фар часть пустыни превращал в освещенную, словно днем, площадку. Влад осторожно заглянул внутрь окопа. Убитый боевик лежал на спине, широко раскинув руки, и был неопасен.

Влад обогнул с темной стороны окоп и прижимаясь к стенке в свете фар разобрал, что водитель тоже распластался на песке, отбросив в сторону автомат. Оставалось понять, что с пулеметчиком. Высокий открытый кузов джипа не позволял рассмотреть тело боевика. Следовательно, к джипу надо было подобраться вплотную, а потом максимально осторожно попытаться заглянуть внутрь.

Если боевик ранен, то место, откуда велся огонь по водителю, он наверняка определил. Значит, надо подобраться к джипу с другой стороны, и Влад, вжимаясь в землю, пополз вокруг машины. Добравшись до джипа, он вынул из подсумка запасной магазин и бросил его так, чтобы тот ударил по моторному отсеку, имитируя опасность с передней части автомобиля. И раненый боевик не выдержал, приподнялся и открыл стрельбу в направлении шума из автоматического пистолета. После короткой очереди в упор он перевалился через борт и осунулся к ногам Влада, хрипя и задыхаясь от нехватки воздуха.

На секунду Влада охватила эйфория, но только на секунду. Он все сделал правильно, осторожно и поэтому победил. Дальнейшие действия потребуют еще большей изворотливости и расслабляться не надо. В свете фар Влад подобрал оружие боевиков, нашел тело Зубкова с посмертно перерезанным горлом – над мертвым издевались, гады! – и затащил в кузов. Двоих боевиков из джипа для маскировки сбросил в вырытую ими щель и присыпал землей. Затем уселся в джип, положил на правое сидение автомат и взялся за руль. Тойота оказалась с механической коробкой передач, и он привычно выжал сцепление и надавил на педаль газа.

Чтобы запутать других боевиков, которые возможно появятся утром, он сделал несколько кругов вокруг опорного пункта, гонял джип вперед—назад и, посчитав, что ложно наследил достаточно, поехал по своему следу обратно к прапорщику. На полдороге Влад, чуть отвернув в сторону, чтобы не слепить Мингалеева фарами, остановился, резонно полагая, что, не разобравшись, тот может открыть огонь по приближающемуся джипу. Затем вышел из джипа и с поднятыми руками направился к прапорщику.

– Товарищ прапорщик, это я, Севернин! Не стреляйте! Я за вами!..

– Стой, покажи оружие! Ты не под прицелом?

Влад поднял в руке автомат и крикнул:

– Я убил их! Я за вами. Сейчас уедем отсюда!

– Я слышал стрельбу… Подъезжай!

Влад вернулся к джипу и поехал к Мингалееву. Хозяйственный прапорщик в первую очередь поинтересовался, есть ли вода. Найдя канистру с водой, они напились вдоволь и у Влада, наконец, проявилось чувство голода. Они вскрыли банку тушенки и только тогда, когда перекусили, прапорщик похвалил Влада:

– Молодец! Как же ты их сумел завалить, а?

– Все делал осторожно, ползком, голову даже не поднимал, пока возле них не оказался. Ну, а вы как? Больно?

– Немного отпустило… Уходить отсюда надо, Влад!

– Товарищ прапорщик, уходить надо ближе к рассвету. Сейчас можем заблудиться, да и под утро хотя бы видно что—нибудь будет… А то в темноте на засаду можем нарваться!

Прапорщик помолчал, а потом согласился:

– Ты прав! Тогда поспи – я подежурю. Все равно из—за боли спать не могу.

Влад улегся на спину и закрыл глаза, но сон после неимоверного напряжения никак не шел. Он не знал, что хорошо замаскированная группа сил специального назначения России, выполняя задачу разведки и наведения авиации в тылу боевиков, уже давно наблюдает за ними, не имея права раскрыть себя. В приборы ночного видения они сначала с сожалением наблюдали, как в результате минометного обстрела был подбит грузовик с боеприпасами и двое военнослужащих в зеленой камуфляжной форме укрылись в придорожном окопе, прихватив с собой погибшего товарища. Зеленый камуфляж говорил о том, что военнослужащие не из сирийского контингента, а командировочные из России. Это означало, что опыта у них нет никакого и в случае появления боевиков их участь была предрешена заранее – они погибнут.

Но, к удивлению спецназовцев, военнослужащие не запаниковали, очистили от лишней земли амбразуры и приготовились в случае необходимости дать отпор боевикам. Но суток оказалось достаточно, чтобы они правильно поняли, что оставаться в окопе непосредственно у дороги небезопасно, и в следующую ночь покинули его. Один из них оказался тяжело раненым и второй, хрупкого телосложения, почти километр упорно тащил на себе своего товарища, чтобы укрыться вместе с ним в небольших холмах подальше от дороги. Наибольшее удивление вызвало то, что хрупкий боец вернулся обратно к окопу и большой веткой старательно затер оставленные на песке следы, в надежде, что боевики их не обнаружат.

Напряженный момент возник, когда боевики днем заняли окоп и для оценки обстановки взялись за обследование окрестностей, но до стычки дело не дошло. Зато ночью бойцы сами стали проявлять опасную активность. Тот, который был не ранен, ужом выскользнул из зарослей и пополз к укрепленному пункту.

– На что он надеется?! – удивленно спросил командира группы спецназовец, наблюдавший за обстановкой. – Судя по действиям боевиков, в окопе трое профессионалов. Ну, Рембо!..

– Дай посмотреть! – попросил командир и приник к окуляру прибора.

Любопытные спецназовцы не отстали от командира и стали наблюдать за происходящим в прицелы снайперских винтовок. Боец полз долго, старательно вжимаясь в песок. Даже в ночных условиях голову он поднимал медленно и осторожно и, убедившись, что все в порядке, продолжал упорно ползти к боевикам.

– Терпеливый! – оценил один из спецназовцев. – Смотри, как осторожничает.

– Умный, – добавил командир. – Хорошо чувствует, что надо делать. Это от природы.

А когда боец в течение минуты мастерски разобрался с тремя боевиками, то командир не удержался:

– Действительно, молодец!

Он еще долго наблюдал, как боец дотошно собирает оружие и складывает его в кузов джипа, как зарывает боевиков, чтобы на время скрыть следы боя, как затаскивает тело погибшего товарища, и подумал: «Рассудительный, с хорошим самообладанием… Удачи тебе, земляк!».

Под утро боец снова зашевелился. Загрузив раненого товарища, он медленно поехал вдоль песков подальше от дороги, по которой днем двигались колонны боевиков. Через некоторое время, наткнувшись на настоящие барханы, он выбрал самую твердую почву в северном направлении и поехал прямо на укрытие спецназовцев.

– Его надо остановить, иначе следами от колес он приведет боевиков прямо к нам! – оценил ситуацию командир спецназовцев.

Он немного подумал и приказал снайперу:

– Прострели ему переднее колесо.

– Может заднее?

– Нет, переднее! С передним далеко не уедет…

Влад крутил руль, выбирая более ровную поверхность. От любых неровностей машину потряхивало, и ослабевший Мингалеев не сдерживал стоны. Он оглянулся на прапорщика, лежащего на тряпках в кузове, и не заметил, как наехал на что—то передними колесами. В воздухе явственно прозвучал хлопок, и машина завалилась на правую сторону. Влад выскочил из машины с автоматом в руках и увидел, что правое переднее колесо взорвалось. «Пробил! На что—то острое и толстое наехал, раз взорвалось…» – подумал он. Это было совсем некстати. Пока он заменит колесо, совсем рассветет, а уехали они еще недалеко от шоссе. Он еще раз посмотрел на колесо и подозрительно осмотрелся по сторонам. Но кругом на сотни метров с редким кустарником и чахлыми пучками травы ничего подозрительного не было видно.

– Ну, что там, Влад? – слабым голосом спросил Мингалеев.

– Да колесо взорвалось, товарищ прапорщик! Сейчас поменяю и поедем дальше.

– Извини, но помочь не могу – совсем ослабел. Колотит меня…

– Товарищ прапорщик, сам справлюсь. Лишь бы инструмент был.

Но в машине нашлось все: и домкрат, и запасное колесо, и набор необходимого в таких случаях инструмента. Влад принялся менять колесо, изредка бросая взгляд по сторонам – не подкрадывается ли кто—нибудь к ним? Автомат он отложил в сторону, так как тот болтался на плече и мешал в работе, но на всякий случай засунул за пояс огромный пистолет боевика – мало ли что! Вдруг боевики появятся… На время он даже забыл о прапорщике, но тот нет—нет, да и напоминал о себе протяжными стонами. Очевидно, ему становилось совсем плохо.

Поставив на место колесо, Влад собрал инструмент и разогнулся, чтобы еще раз окинуть окрестности взглядом, и онемел. В пяти шагах от него стояли три чудища в изогнутых шлемах с закрывающими лицо темными забралами и диковинным оружием, направленным прямо на него. Как они подобрались, он даже не заметил. Его рука невольно опустилась на рукоятку пистолета. Но одно из «чудищ» на чистом русском языке предупредило:

– Не вздумай! Мы не враги.

Он некоторое время внимательно рассматривал Влада, а потом спросил:

– Кто такие? Откуда? Звание, должность!

Влад с облегчением выдохнул воздух: «Разведчики, наверное!…» И слова из него полились потоком:

– Рядовой Севернин! Мы из Саратова, сопровождали боеприпасы. Прапорщик Мингалеев при обстреле колонны сломал ногу, в тяжелом состоянии, а рядовой контрактной службы Зубков погиб – раздавило ящиками со снарядами. Тело возим с собой. А мне до «дембеля» осталось три недели…

– Ты срочник?! – удивился разведчик.

– Так точно!

– Но как ты сюда попал? В Сирию срочников не посылают.

– Да перед вылетом при погрузке сержант Греков получил травму, заменить некем было. Ну, вот, командир роты и послал меня. Думал – туда—обратно и никто не заметит.

– Показывай прапорщика!

Мингалеев при виде чужих людей потянулся к автомату, но Влад остановил его:

– Товарищ прапорщик, свои!

Увидев раздувшуюся ногу прапорщика с привязанной к ней железкой скомандовал товарищу:

– Вколоть промедол и двойную дозу антибиотика!

Потом повернулся к Владу:

– Значит так, сынок! Проедешь пять километров по спидометру строго на северо—запад до разлапистого дерева. Там остановишься и будешь ждать вертолет. Тряпками из машины выложишь крест. Тряпки придавишь оружием боевиков. При подлете вертолета выйдешь с поднятыми руками без оружия и будешь так ждать посадки вертолета, пока тебя из вертолета не позовут. Понял? Иначе могут засомневаться и открыть огонь.

– Понял.

– Кстати, почему тело погибшего не закопали, а взяли с собой? Достаточно было указать место захоронения и наши потом после наступления отыскали бы.

Влад удивленно зыркнул глазами на разведчика:

– Русские своих не бросают!

– А стрелять где так научился?

– Да пару раз стрелял в роте на стрельбище. И все. Больше нигде не стрелял.

Разведчик приподнял темное забрало, и Влад увидел его усталые серые глаза. В них светились уверенность, спокойствие и простое человеческое любопытство.

– Продиктуй мне свои данные: войсковая часть, должность, звание, фамилия, имя и отчество.

Записав данные на планшете, разведчик снова опустил на лицо темное забрало и протянул руку Владу:

– Не забудь: пять километров по прямой на северо—запад, а вертолет встречаешь с поднятыми руками.

Разведчики развернулись и, пригнувшись, стремительно понеслись друг за другом каким—то особенным пружинистым шагом. В них любопытно было все: песочная пятнистая форма, глубокий шлем с темным забралом, высокие гибкие тела, но особенно интересным показалось необычное двуствольное оружие. Через минуту они скрылись в ложбинке, покрытой редкими кустарниками, и ничто больше не напоминало об их существовании.

Влад подошел к Мингалееву и удивился. Впервые за последние два дня прапорщик после уколов отключился и теперь крепко спал, откинувшись на спину и отставив чуть в сторону сломанную ногу. Вокруг стояла тишина, солнце поднималось все выше и ничто не говорило о том, что совсем рядом идет жестокая война.

Мотор запустился сразу, и Влад направил джип строго на северо—запад. На этот раз, проникшись той же уверенностью, которой внешне обладал разведчик, он ехал неторопливо, тщательно выбирая дорогу, чтобы не трясло Мингалеева, и не оглядывался по сторонам. Ему казалось, что рядом со спецназовцами никаких врагов не может быть – они давно уничтожены и беспокоиться ему не о чем…

Вертолет прилетел часа через полтора. Он сделал круг вокруг стоянки и приземлился в стороне, направив на стоянку свою пушку. Из вертолета вышли двое военнослужащих с автоматами наперевес и, уточнив фамилию Влада, помогли ему загрузить прапорщика и тело контрактника. Через час лета вертолет приземлился на аэродроме. Его встречали скорая помощь и несколько человек офицеров. Мингалеева немедленно увезли в госпиталь и он, пожимая руку Владу на прощание, бормотал слова глубокой благодарности за свое спасение и предлагал остаться под его началом контрактником в армии. Но Влад пожелал прапорщику скорейшего выздоровления и ответил, что не может остаться в армии, так как на гражданке его уже давно ждут дома.

Глава 3

Влад на какое—то время остался без внимания и растерянно стал оглядываться по сторонам: «А я куда?!»

– Ты Севернин? – подошел к нему крепкий офицер в форме старшего лейтенанта.

– Так точно, я!

– Пойдем со мной.

Влад взялся за аккуратно уложенные на рюкзак автоматы – свой и контрактников, но старший лейтенант остановил его:

– Оставь! Сейчас оружейник заберет на склад.

– Но я не могу так, товарищ старший лейтенант! Я должен улететь с оружием. Эти автоматы числятся за нашей ротой! ЧП будет, если не доставлю.

– Чрезвычайное происшествие уже случилось, когда какой—то дурак вас отправил на сопровождение груза с оружием и толком не проинструктировал. Правда, и мы хороши – не отследили. А теперь вот груз и «двести», и «триста». Ладно, я распоряжусь, чтобы тебе потом вернули. Врач тебе не нужен?

– Нет.

Он подозвал военнослужащего без знаков различия в техническом авиационном комбинезоне и приказал:

– Оружие забери пока на склад. В конце дня по моей команде отдашь этому солдату – у него вечером борт на Родину с грузом «двести». А ты следуй за мной!

Влад подхватил свой рюкзак и поплелся за старлеем. Тот на ходу обернулся и спросил:

– Что сначала – душ или столовая?

Влад не раздумывал:

– Столовая!

– Я так и думал.

В столовой юная официантка налила ему полную тарелку борща, положила с гречкой две котлеты и поставила кружку с компотом. У него кружилась голова от обилия вкусно пахнущей еды, и руки сами тянулись к ложке, но, облизнув пересохшие губы, попросил официантку:

– Дай чистой воды!

Он пил воду мелкими глотками, смакуя и наслаждаясь, но не перевел дыхание до тех пор, пока жадно не опорожнил всю кружку до дна.

– Еще!

– Сначала поешь, а потом пей, сколько захочешь, – остановил его старший лейтенант. – Иначе ослабеешь.

Взглянув на свои руки, покрытые ссадинами и чернотой въевшейся под ногтями грязи, Влад застеснялся и спросил:

– А где руки можно помыть?

В умывальнике он несколько раз намыливал до густой пены лицо и руки и, только убедившись, что все чисто, вернулся в зал. Сначала казалось, что его проснувшийся юношеский голод утолить невозможно, но после того, как он съел первое, второе и выпил компот, почувствовал, что насытился и как—то незаметно ослабел.

– Спать захотел? – спросил старший лейтенант. – Я понимаю, что ты устал, но пока рановато. Пойдем в мою комнату, поговорим…

Они зашли в штаб, свернули налево по коридору мимо дежурного и зашли в небольшую комнату в торце коридора.

– Садись! – приказал старший лейтенант. – На, держи бумагу, ручку и подробно опиши свои приключения.

Влад взялся за ручку, но понял, что не сможет написать ни строчки – настолько хотелось спать.

– Товарищ лейтенант, давайте я расскажу, как все было, вы запишете, а я потом просто подпишу. Не работает что—то голова сегодня!..

Старший лейтенант пытливо взглянул на солдата и взялся за ручку:

– Ладно, давай, рассказывай!..

Лейтенанта интересовало все до самых мельчайших подробностей: как ехали, как их обстреляли, кто где сидел в кузове, как тащил на спине раненого Мингалеева, как подкрадывался к боевикам ночью, куда спрятал убитых боевиков, как наткнулись на спецназовцев… В конце беседы, когда рассказ пошел по второму кругу, Влад почувствовал, что больше не может.

– Товарищ старший лейтенант, не могу я больше! Скажите, где можно лечь, а то я усну за вашим столом.

– Ладно, пойдем. Значит, говоришь, понравились разведчики… А сам не хочешь стать таким, как они?

– А что для этого нужно сделать?

– Закончить военное училище. Примут без экзаменов – мы дадим соответствующую характеристику. Ты хорошо показал себя в деле.

– Ну, не знаю, товарищ старший лейтенант… надо подумать.

– Ладно, пошли в палатку.

Уложив спать рядового Севернина, старший лейтенант ФСБ еще раз прочитал донесение командира разведывательной группы сил специального назначения о вынужденных мероприятиях по спасению военнослужащих, попавших под обстрел боевиков. Особенно тщательно он перечитывал ту часть донесения, где говорилось, что рядовой срочной службы имеет несомненные природные данные для службы в вооруженных силах специального назначения и к нему стоит применить агитационные меры.

Вечером старший лейтенант подошел к крепко спящему Севернину. Солдат даже лицом осунулся, настолько несколько бессонных суток сказались на его внешности. «Не добудишься теперь…» – подумал офицер. Но стоило ему только коснуться плеча солдата, как тот мгновенно уселся на кровати.

– Уже пора, товарищ старший лейтенант?

– Да, пора. Через два часа идет борт до Саратова. Там тебя встретят. Будешь сопровождать тело Зубкова, оружие тоже вернем. А пока умываться и ужинать.

Молоденькая официантка, как уже хорошо знакомому, приветливо улыбалась Владу. Она принесла целую тарелку тушеного мяса и в отдельной чашке горку вареной картошки, сдобренной сливочным маслом.

– Спасибо!

– Ешь, ешь! Мало будет, я тебе еще положу.

Влад сопроводил девушку взглядом: «Красивая!..»

– Что, нравится? – спросил старший лейтенант.

– Красивая, но у меня дома есть девушка, товарищ старший лейтенант. Ждет меня…

Правда, Влад не сразу вспомнил, что любимая Аська за последние два месяца не прислала ему ни одного письма. Впрочем, он сам виноват. Сказал ей по телефону, что дембель на носу и она может не писать, он и так скоро приедет. Главное, чтобы она ждала его. В предвкушении увольнения из армии он как—то не сразу и заметил, что после последнего разговора она не только писать перестала, но и звонить. «Ничего, приеду – разберусь!..» – успокоил он себя.

После ужина старший лейтенант ни на шаг не отпускал от себя Влада, расспрашивая о родителях, друзьях, институте, в котором Влад учился до того, как завалил сессию из—за Аськи, тратя все свободное время на свою девушку, и тут же загремел в армию, об увлечениях и интересах. Такое внимание к себе Влад посчитал обычным человеческим любопытством и не более.

Перед посадкой старший лейтенант вручил Владу два пакета, опечатанных бумажной прозрачной печатью, и предупредил:

– Не потеряй! Один из них касается тебя, а второй – Зубкова. Оба отдашь своему командованию. Мингалеева, как только поправится, отправим позже. Командировка твоя где? С собой? Молодец, что не потерял. Пойдем в штаб в финчасть, командировочные получишь.

В финансовой части на командировочное удостоверение поставили печати «прибыл—убыл», скопировали на ксероксе и попросили подойти к кассе.

– Распишись в ведомости! – потребовал кассир.

Затем достал пачку денег и отсчитал необходимую сумму Владу. Тот, увидев многочисленные оранжевые купюры, удивился:

– Столько много?!

– Боевые, – коротко пояснил кассир.

Уже у трапа самолета старший лейтенант пожал на прощание руку Владу и, пытливо вглядываясь ему в глаза, спросил:

– Не жалко было, когда боевиков убивал? Люди все же.

Влад честно ответил:

– Даже не задумывался – враги есть враги. Если не я их, то они нас с прапорщиком точно грохнули бы!

– Не боялся?

– Нет. Наоборот, я заметил, что это они боялись. Их трое было, а они нервничали больше, чем мы с раненым Мингалеевым. Вот этим я и решил воспользоваться. Нельзя было допустить, чтобы они нас первыми вычислили и начали садить по нам из двух пулеметов. Не спаслись бы тогда… Так что не боялся – действовать надо было.

– Ну, давай, удачи! – еще раз пожал руку Владу лейтенант. – Может еще встретимся.

На этот раз полет для Влада показался слишком длительным. Удивительно, но он, всегда спокойный, на этот раз разнервничался и за время ночного полета у него не получилось даже вздремнуть. И дело не в том, что в салоне в черном пакете лежало тело Зубкова и от него начал исходить неприятный запах тлена. Постепенно он к нему привык и не обращал внимания. Но, проанализировав все, что произошло с ним за несколько суток на сирийской земле, он пришел к выводу, что был на грани гибели. Причем, мог кануть в вечную неизвестность буквально для всех: командования, родителей, Аськи!..

На рассвете самолет начал снижаться и Владу знакомо заложило уши. Он торопливо глотнул слюну и ему заметно полегчало. Припав к иллюминатору, он жадно впился глазами в родную саратовскую землю. Самолет с легким толчком коснулся посадочной полосы и зарулил на стоянку, где их ждали несколько автомобилей и небольшая кучка военнослужащих. Среди встречающих он еще при рулении самолета заметил командира роты. Тот стоял неподвижно, как каменное изваяние, а за ним теснились несколько человек контрактников. Они были готовы принять груз «двести» – тело Зубкова.

– Чего сидишь? Выходи! – приказал борттехник, открыв люк самолета. – Трап уже подан.

– А автоматы?

На время полета экипаж забрал оружие к себе в кабину, и Влад забеспокоился, что никто не торопится ему его возвращать.

– Командиру роты отдам. Выходи!

Влад подхватил свой грязный рюкзачок с парой банок консервов и буханкой хлеба, которые ему вручила на дорогу юная официантка, и шагнул на трап. Утренний воздух оказался настолько чистым и наполненным озоном после ночного дождя, что у него закружилась голова. Сойдя с трапа, он даже не понял, кто его первым крепко обнял. И только по восклицанию командира роты: «Жив!» – понял, что достаточно суровый в обыденной жизни капитан по—настоящему искренне радуется тому, что его срочник вернулся из неожиданно затянувшейся командировки живым и невредимым.

К нему подошли и другие военнослужащие роты. Они пожимали ему руку и некоторые, дружелюбно улыбаясь, хлопали по плечу: «Молодец!» Но все сразу помрачнели, когда начался вынос тела погибшего Зубкова. Наверняка каждый из них подумал, что тоже мог оказаться на его месте, если бы поехал в эту командировку.

Один из молодых контрактников тихо спросил:

– Влад, а как его…?

Влад спокойно, даже с некоторой ноткой превосходства, также шепотом ответил:

– Колонну обстреляли, грузовик опрокинулся и ящиками со снарядами его раздавило. Умер сразу. Я, когда из ящиков его вытаскивал, видел, что он уже не дышит – только кровь изо рта текла.

– А что с Мингалеевым?

– Ногу сломал. Подлечат, отправят на Родину.

Судя по тому, как переговаривались по дороге военнослужащие, Зубкова будут хоронить завтра, родственники оповещены, а пока тело отвезут в городской морг. Сегодня все силы, по решению командира роты, будут брошены на подготовку к похоронам. Влада трогать не будут, а высадят у казармы.

– Отдыхай! – приказал ему командир роты, когда ЗИЛ остановился у казармы.

Влад вынул из кармана документы, переданные старшим лейтенантом на аэродроме в Сирии, и доложил:

– Товарищ капитан, вам два пакета!

Капитан молча взял оба пакета, посмотрел на надписи на них и, взглянув еще раз на Влада, повторил:

– Отдыхай! Я дал распоряжение, чтобы тебя старшина трое суток не трогал.

Ему действительно хотелось отдохнуть, выспаться, но сильнее всего захотелось домой. Ведь пройдет пару недель, и он попрощается со своей частью. Но как только Влад появился в казарме, его тут же обступили срочники, свободные от нарядов, и вопросы посыпались на него один за другим.

– Ну, как там, в Сирии? Давай, рассказывай!

– Говорят, что ты там несколько «духов» завалил!..

– Троих только, – скупо пояснил Влад напиравшим на него сослуживцам. – Спасаться надо было, нужен был транспорт, а у них на посту джип «Тойота». Ночью к ним подкрался и грохнул…

– Всех троих?

– Ну да. Затем сел в джип, посадил Мингалеева и уехал. Потом нас вертолет подобрал…

Влад вовремя прикусил язык. Старшим лейтенантом, который его провожал, строго—настрого было запрещено рассказывать посторонним о том, что их спасла разведывательная группа сил специального назначения. Своими действиями они нарушили инструкцию и частично демаскировали себя, что категорически запрещено.

– Круто! – восхищенно произнес один из солдат. – Я тоже так хочу!

– Страшно было? – полюбопытствовал второй.

– Да нет. Когда бой идет, страх куда—то уходит, бояться некогда.

Подошедший старшина разогнал солдат:

– Так, оставьте его в покое, пусть отдыхает! Переодевайтесь в рабочую форму – пришел вагон с боеприпасами, надо разгрузить за три часа. Иначе штрафные санкции от железной дороги будут.

Влад уселся на кровать и заглянул в свою тумбочку. Все оказалось на месте, только тюбик с зубной пастой заметно стал тоньше – кто—то попользовался им. Он нашел тапочки, сбросил грязные берцы, разделся и в одних трусах пошлепал в умывальник. Никогда до этого он не умывался с таким наслаждением, как в это утро. Даже холодная вода на Родине показалась ему вполне терпимой телом и даже ласковой. Он фыркал, как уставшая лошадь, и все поливал себя горстями воды из—под крана. Потом вытерся до красноты полотенцем и улегся в кровать, закутавшись одеялом по самое горло.

Он уже не слышал, как командир второго взвода, увидев такую наглость, как спящий в кровати посреди дня солдат, хотел немедленно поднять его и наказать. Но дневальный по роте чуть ли не шепотом остановил прапорщика:

– Не надо, товарищ прапорщик! Это Севернин! Он вернулся сегодня утром из Сирии и ему командир роты разрешил отдыхать, сколько захочет.

Две недели до дембеля тянулись медленно. Командир роты вернул ему отнятый перед командировкой мобильник и Влад немедленно связался с родителями, обнаружив с десяток пропущенных от них звонков.

– Ты почему не отвечал? Ты здоров? С тобой все в порядке?!

Взволнованная матушка своими непрерывными вопросами не давала ему вставить хотя бы одно слово и он, понимая ее состояние, терпеливо ждал, когда она успокоится. Наконец, она остановилась, и он тоже засыпал ее ответами.

– Со мной все хорошо! Я здоров! Был в командировке четверо суток – сопровождал груз. А мобильник забыл в казарме, поэтому не мог позвонить.

– С тобой точно все хорошо? – в последний раз спросила мать, уже почти ровным обычным голосом.

– Мама, со мной все в порядке! Точно! Через две недели встречайте. Хочу твои блины!

– Будут, будут тебе блины!..

Он не спросил у матушки про Асю, надеясь с ней поговорить лично, но телефон девушки постоянно оказывался недоступен. Это немного угнетало, но он от природы был терпелив и надеялся, что когда приедет, то разберется сам. Мало ли что случилось! Может, уехала куда—нибудь отдыхать или родственников проведывать и симку на время поменяла…

Буквально за несколько дней до демобилизации, его вызвал к себе в кабинет командир роты и представил незнакомому капитану. Потом как—то уважительно взглянул на Влада и вышел из кабинета, оставив их наедине.

– Садись! – пригласил капитан. – Разговор будет долгим. Я – капитан ФСБ Дублюк Сергей Иванович.

Влад уже знал, что последует дальше и приготовился терпеливо рассказывать, как они доставили груз, как… Но капитан удивил его. Он пристально посмотрел Владу в глаза и сказал:

– О твоих подвигах в командировке мне все известно в мельчайших деталях. В боевой ситуации ты проявил себя, по нашим оценкам, прекрасно. Есть мнение предложить тебе поступление в военное училище. Куда хочешь: общевойсковое, погранвойск, танковое, артиллерийское? Любое! После окончания училища будешь переведен офицером в войска специального назначения.

– Не—э, я не хочу в военное училище! Мне надо домой съездить, с родителями повидаться, а то мать беспокоится. Потом, я год служил, все позабывал – могу не поступить.

– Насчет поступления ты не волнуйся – будешь зачислен в любое училище без экзаменов. Твое поступление – наша проблема, нужно лишь твое желание.

На секунду такое предложение капитана Владу показалось соблазнительным, но он отмел его – ему срочно надо домой, чтобы разобраться с Аськой. Но, в тоже время мысль, что он может оказаться на равных среди поразивших своими возможностями спецназовцев, взбодрила его. Если честно признаться, то ему понравилась их собранность, экипировка, да и диковинное оружие, никогда им до этого не виданное, поразило.

– Не торопись с окончательным решением! Поступление через полгода, так что есть время подумать, – не отставал капитан.

Наблюдая, как напрягся Влад, не зная, что окончательно ответить, капитан предложил:

– Есть и другие варианты. Можно сразу оформиться контрактником, но потом все равно придется заканчивать военное училище, или на худой случай мы восстановим тебя в институте.

– В институте? – оживился Влад. – А что взамен? Вы же просто так мне не будете помогать.

– Придется заключить контракт и секретно, не оповещая родных и знакомых, периодически участвовать в сборах и даже в боевых операциях после соответствующей подготовки.

Минуту—две они оба молчали, думая о своем.

– Боишься? – спросил капитан, заранее зная ответ.

– Я?! Нет, конечно! Но мне надо подумать.

– Тогда так: пока ты думаешь, мы тебя восстанавливаем на первый курс института, а в конце лета с тобой еще раз встретится наш сотрудник по месту твоего жительства и обговорит наши дальнейшие совместные действия. Согласен?

Острый, достаточно неприятный разговор, утомил Влада, и он согласился на условия, предлагаемые капитаном.

– Хорошо, я согласен.

– Ну и ладушки! – довольно потер руки капитан. – Но напоминаю – о нашем разговоре никому не слова. Ни родители, ни друзья, ни девушки не должны ничего знать! Никто! Ты понял?

– Да понял я!..

Капитан порылся в своей черной папочке и вынул оттуда тонкий лист бумаги с заготовленным текстом.

– Давай, соблюдем формальность – подпиши обязательства о неразглашении тайны.

Влад взял протянутую капитаном ручку и равнодушно расписался под текстом. Капитан аккуратно поместил лист в свою папочку и снова поднял на Влада свои пытливые глаза.

– Домой тебя отпустят уже завтра…

– Как завтра?! – удивился Влад.

– Уже есть приказ о твоем поощрении отпуском с одновременной демобилизацией. Ведь ты не был в отпуске за время службы? Верно? А у каждого срочника при хорошей службе есть право на отпуск. Ты его заработал!

Капитан поднялся и пожал ему руку.

– Иди, собирайся. Билет на поезд тебе уже куплен на одиннадцать часов утра. Удачи! Можешь идти.

Влад недоуменно посмотрел на капитана и тот, довольно улыбнувшись, еще раз подтвердил сказанное:

– Иди, иди, с завтрашнего дня ты в отпуске!

Ошарашенный такой неожиданной новостью, Влад вышел из кабинета, не замечая никого по дороге. Нежданный подарок пришелся как нельзя кстати, так как после разговора с матушкой он немного затосковал – домой захотелось просто невтерпеж.

Остаток дня прошел в суматохе. Надо было оформить отпускные документы, получить в финчасти деньги на дорогу, да и с ребятами—срочниками по установившейся традиции надо было попрощаться ужином с выпивкой. Дембельную форму со всякими не разрешенными нашивками готовить уже было некогда, и он решил обойтись обычной парадной формой. Не так уж и важно, в чем приедешь домой. Главное то, что, как настоящий мужик, ты прошел испытание воинской службой!

В магазине за территорией гарнизона он купил две бутылки водки, огурцы, копченую курицу, торт и несколько бутылок лимонада. С пакетом в руках на входе в казарму он встретился с командиром роты, но тот сделал вид, что ничего не заметил. Спиртное, естественно, не разрешалось, но сегодня не тот случай, когда его можно было бесповоротно запретить. Поэтому капитан сделал вид, что ничего особенного не заметил.

– Торт? Это хорошо. Севернин, я тебя попрошу, чтобы все было закончено до отбоя. Ты понял? Этой ночью я дежурю сам и, смотри, не подставь других срочников. А то утро встретят на гауптвахте.

– Я понял, товарищ капитан! Спасибо.

Незадолго до отбоя срочники собрались в бытовке. Кто—то предложил закрыться, чтобы командир роты внезапно не поймал их за запрещенным занятием, но Влад остановил:

– Не надо! Он не зайдет, только сидим тихо. Поняли?

Снова не обошлось без расспросов и в этот раз после глотка водки Влад расслабился и уже рассказывал достаточно подробно, как их обстреляли из минометов, как спасались и прятались в песках. Особый интерес у солдат вызывало то, как он расправился с духами на блокпосте. Ближе к отбою они навели порядок в бытовке и приготовились к вечерней поверке. Но снова не обошлось без сюрпризов. На поверке капитан уже официально зачитал приказ о поощрении рядового Севернина за храбрость отпуском на десять суток, не считая дороги, и вручил отпускное удостоверение.

– Приедешь домой, в трехдневный срок встань на учет в районный военкомат. Не забудь!

Утром его провожали всей казармой. В роте такого еще не было, чтобы кого—то увольняли досрочно, предоставив отпуск в конце службы. Понимая торжественность момента, Влад обошел строй и распрощался со всеми солдатами рукопожатием. Когда пожимал руку командиру роты, тот, после слов: «Спасибо за службу!», предупредил:

– Будь осторожен! Хорошенько подумай, прежде чем на что—то соглашаться. Ты меня понял? Опасно это…

– Да, товарищ капитан, я понял! До свидания!

Влад подумал, что совет капитана опоздал, так как, по сути дела, подписав договор о неразглашении тайны, он тем самым уже согласился на условия службы безопасности. Но об этом он пока особенно не заморачивался, весь охваченный мыслями о том, как сегодня вечером неожиданно появится дома, и своим появлением обрадует родных, особенно матушку.

Так оно и случилось. Когда вечером он позвонил в дверь, строгий голос матери спросил:

– Кто там?

Она никогда не смотрела в дверной глазок и ориентировалась только на голос, решая открывать или не открывать незнакомцам.

– Свои! – ответил Влад.

И мать, ничего больше не уточняя, открыла дверь. От неожиданности она застыла в дверях, всплеснув руками:

– Сынок!.. Ты откуда?! Тебе же еще служить две недели!

Он прошел в дверь и обнял худенькую мать, которую всегда за глаза называл матушкой. На голоса из комнаты вышел отец и, не торопясь прижать сына, констатировал:

– Возмужал!

А когда они с отцом обнялись, и Влад крепко обхватил его мощное тело, то отец добавил:

– И окреп!.. Здорово окреп! Вот что значит служба в армии!

За праздничным ужином отец взглянул на жену и молча вытащил из бара бутылку коньяка и впервые в жизни Полина Александровна ничего не сказала мужу, наблюдая, как два ее самых любимых мужчины за рюмкой коньяка впервые на равных степенно вели разговор о воинской службе, ее особенностях. Оба высокие, мужественные, похожие друг на друга своей невозмутимостью и способностью принимать в любой ситуации единственно верные решения, они наполняли ее гордостью за не напрасно прожитую жизнь. Пусть Влад и поздний ребенок – Полина родила его уже в тридцать пять – и своей юностью он немало попортил родителям нервов, но это же единственный любимый сын! Если бы не эта ветреная Аська, то все, конечно, могло быть по—другому: и в институте остался бы, и определенность в жизни была бы. А так…

Уже поздним вечером, когда закончилась бутылка коньяка и Павел Дмитриевич, было, потянулся за другой, но был остановлен суровым взглядом жены, сын задал вопрос, который она ждала с определенной толикой тревоги.

– Ну, как тут дружки мои: Санек, Мишка, девчонки?

– Да все, как обычно: шатаются по подворотням, да пиво попивают, – поспешила сообщить сыну Полина.

– Ну, а Аська? – равнодушно спросил Влад.

Она с тревогой взглянула на сына, не зная, что и ответить. Она снова боялась проявления в нем той сумасбродной чувственности, которая проявилась у него после общения с первой в его жизни женщиной Настей Перминой. Это из—за нее сын забросил учебу и, не проучившись даже семестр, был отчислен из института. Но сын, спросив об Анастасии, выглядел внешне спокойным, хотя она видела, что в уголках его глаз поселилось что—то взрослое и незнакомое. Как будто он в армии заглянул куда—то, куда другим людям вход недоступен. Ей показалось, что сын что—то скрывает, не договаривает в своих рассказах о службе в армии. Тут ее, как мать, невозможно было обмануть…

– Аська? – переспросил подвыпивший отец. – Да шляется в последнее время с каким—то кавказцем. Дрюкается, наверно. Они же просто так наших девок не таскают!..

– Паша! – укоризненно остановила мужа Полина Александровна. – Ты что говоришь? Ты то откуда знаешь? Брось свою похабщину! Разве можно так о людях говорить? Сына бы постеснялся!

Она повернулась к сыну, ожидая, что тот расстроится от такого сообщения, но, к ее удивлению, Влад был невозмутим и спокоен.

– Да ладно, мама, я в армии не такого наслышался! Завтра разберемся.

Он встал из—за стола и сказал:

– Пойду я спать! Простите родители, но что—то я устал сегодня…

– Постель готова, иди в душ! Полотенце твое любимое махровое на сушилке в ванне висит. Трусы и майка тоже там на стиральной машине лежат.

– Кстати, – Влад на ходу обернулся к родителям, – я собираюсь восстановиться в институте.

И на ходу раздеваясь, скрылся в ванной. Павел и Полина Севернины только переглянулись – сын за год сильно изменился, словно прошел суровую школу жизни. Он из домашнего непослушного мальчика неожиданно превратился во взрослого и самостоятельного мужчину.

Утром Влада ждала гора румяных душистых блинов и записка: «Ешь блины, отдыхай, смотри телевизор. Мы с папой на работе. Мама.» Есть особо не хотелось, но разве можно было отказаться от матушкиных фирменных пышных блинов! Он не заметил, как, запивая их молоком, одолел штук пять. Потом включил телевизор, но ничего интересного с утра на каналах не было.

Покопавшись в шкафу в своей старой одежде, он нашел джинсы и клетчатую рубаху. Великоватая раньше рубаха оказалась впору, а джинсы чуть тесноваты. «Поправился!» Влад набросил куртку и вышел из квартиры. Он подумал, что пока просто пройдется по своему району, осмотрится. Авось кого—нибудь из знакомых ребят встретит, пообщается. В другое время он бы сразу понесся домой к Аське, но на этот раз что—то тормозило его действия. Смутно он догадывался, что, скорее всего, отцовская реплика содержит правдивые предположения и с выяснением отношений не надо торопиться.

– Влад, привет! Ты что, «дембельнулся»?

Васек, с которым он учился в последних двух классах школы и на этом этапе своей жизни здорово подружился с ним, вынырнул из—за угла и сразу бросился обниматься.

– Здорово! Рад тебя видеть!

Потом сверкнул своими карими маленькими глазками и предложил:

– Может зайдем куда—нибудь, посидим? С тебя причитается!..

– А ты разве не на работе? – спросил Влад, зная, что Васек, который неплохо учился, но не поступил в ВУЗ, одним из первых в классе устроился в магазин грузчиком и даже хвастался, называя себя представителем пролетариата.

– У меня сейчас выходной. Так посидим? Деньги есть?

Владу не хотелось начинать первый день гражданской жизни с выпивки, но понимал, что совсем без этого при встрече с друзьями не обойтись.

– Давай посидим. А где?

– У нас тут новая кафешка организовалась – «Нармин» называется. По имени хозяйки. Можно посидеть недорого, пиво всегда свежее.

Они прошли в кафе и Васек по—хозяйски уселся за столик, бросив подошедшей официантке:

– Пару эля для начала, пакетик анчоусов…

Потом повернулся к Владу и снова уточнил:

– У тебя как с деньгами? Может чего—нибудь покрепче?

– Давай покрепче.

– Тогда так – пива не надо! Бутылку водки, пару салатиков, и по бифштексу.

Официантка записала заказ и ушла в подсобное помещение.

– Не много ли нам будет? – усомнился Влад.

– Да нет, в самый раз!

И воодушевленный перспективой неожиданной хорошей выпивки Васек стал рассказывать об общих друзьях: кто где устроился, как учится или работает. Закончив с ребятами, он перешел на девчонок:

– Ирка учится, Ксюха тоже, а Лариска… Лариска вышла замуж – и ты не поверишь! – уже родила ребенка! Аська…

Назвав имя девушки Влада, он на мгновение осекся и замолчал, не зная, что и говорить дальше.

– Так что с Аськой? Чего замолчал? Рассказывай!

– А ты разве не знаешь? Мать не рассказывала?

Васек перевел дух и выпалил скороговоркой:

– Встречается она тут… с одним представителем из горских народов уже месяца два. От нашей компании откололась… Извини, детали не знаю!

Влад опрокинул рюмку водки, и Васек потянулся к бутылке, чтобы еще налить ему, но он остановил его:

– Не надо! Первый день дома и если приду домой пьяный, то будет нехорошо, матушка расстроится.

– Ну, как знаешь!..

Васек налил себе еще рюмку и продолжил рассказ о знакомых, но Влад его уже почти не слушал. Он думал, что надо встретиться с Аськой и все спокойно выяснить. Они же так любили друг друга!.. Влад подозвал официантку, рассчитался с ней, и поднялся из—за стола, собираясь уйти.

– А это? – указал Васек на недопитую водку.

– Можешь посидеть, хочешь забери с собой… Извини, друг, дела!

– Да я понимаю! Иди, а я тогда посижу… расслаблюсь немного. Но учти, если что, то я ничего тебе не говорил!

– Хорошо.

Влад устроился на скамейке напротив подъезда, где жила Аська и стал ждать ее появления. Зайти к ней домой он не рискнул. Ждал долго. Обычно Аська, если была свободна, выходила гулять ближе к вечеру. Не изменила она своим привычкам и сегодня, выпорхнув из подъезда и оглядываясь по сторонам. Он почувствовал, как зачастило сердце, когда он увидел знакомую тоненькую фигурку Аськи. Он только приподнялся со скамейки, собираясь ее окликнуть, как черное БМВ подкатило к подъезду, распахнулась дверца и Аська нырнула в глубину затемненного салона. Темные стекла машины не позволяли Владу рассмотреть что—нибудь внутри салона, и он обессиленно опустился снова на скамейку. Машина плавно тронулась с места и скрылась за углом дома.

Глава 4

– Что так рано? – спросила Полина, открывая сыну двери. – Я думала, что ты сегодня допоздна засидишься со своими друзьями…

Друзья Влада Полине никогда не нравились. Улица есть улица! Отчасти из—за манеры устоявшегося поведения в их компании он «слетел с катушек», как грубо выражался муж, наблюдая, как круто сына заносит на поворотах жизни. Но в тоже время он, наблюдая за сыном, не вмешивался и упорно уверял жену, что это временно, психологический вывих молодости, пройдет…

– Да никого не видел!.. С Васьком немного посидели, и все.

– Правильно, первый вечер надо с родителями провести, – вмешался отец, выйдя из комнаты в коридор. – Кстати, когда ты успел побывать в институте? Вот тут, похоже, ответ тебе.

Он взял с полочки конверт с адресом института и протянул сыну:

– На, вскрывай!

– Да—да, вскрывай! Посмотрим, что тебе там прислали, – заинтересовалась и мать.

На стандартном листе писчей бумаги значилось, что его заявление о восстановлении в институте рассмотрено положительно и с завтрашнего дня он может приступить к занятиям. Получалось, что капитан ФСБ Дублюк сдержал свое слово, данное ему при увольнении.

– Что, так и написано, что с завтрашнего дня?! Откуда они знали, что ты уже приехал? – не унималась взволнованная Полина Александровна.

Она давно, еще когда сын служил, приняла решение, чтобы уговорить его восстановиться в институте, а тут такая удача!

– Да я в части говорил об этом с одним офицером. Вот он и помог мне, – уклончиво ответил Влад. – Но в институт пойду с понедельника. Приодеться надо – все тесным стало.

– Завтра у нас пятница? – спросила мать. – Давайте так, в субботу отец возьмет машину и съездим в торговый центр – купим тебе новую одежду. Деньги я уже припасла на такой случай.

– Да не надо, мама! У меня есть свои. Мне при увольнении дали…

Он вынул из своей военной куртки плотно свернутый целлофановый пакетик с деньгами и показал родителям.

– Так много! – удивилась мать, когда сын при родителях пересчитал деньги. – Сто пятьдесят тысяч?! За что?

– Да в командировке был, грузили снаряды и днем, и ночью. Вот и дали премию.

– Да—а, изменилась армия!.. Чтобы в мое время, когда я служил, рядовому срочной службы такие деньги отваливали бы за какие—то погрузочно—разгрузочные работы, я бы землю грыз, лишь бы остаться в армии!

Отец, как обычно, был категоричен в своих рассуждениях. Армия ему всегда нравилась и службу в армии он вспоминал с явным удовольствием.

Ужинать котлетами Влад отказался и попросил мать налить ему ее фирменного борща со сметаной и кусочками мелко нарезанного мяса. Он с таким удовольствием наворачивал домашний борщ, что даже не возражал, когда мать дважды по целому половнику подливала ему борща в тарелку. После сытной еды он даже осоловел и откинулся на стуле, устало прикрыв глаза и с трудом отвечая на вопросы родителей.

– Знаешь, что, сынок, а ложись—ка ты спать! – решительно распорядилась Полина Александровна, заметив, что сына совсем разморило.

Влад послушно поднялся со стула и направился в свою комнату, но на полдороге остановился и спросил отца:

– Папа, а где ключи от гаража? Гантели мои не выбросил?

– Все на месте, сынок! Но если ты вздумал прокатиться на машине, то заправь – бензина мало.

– Хорошо, – ответил Влад.

Он проснулся, когда родители хлопнули входной дверью, уезжая утром на работу. Вставать не хотелось, но в соответствии с укоренившейся армейской привычкой он решительно опустил ноги на холодный пол и в трусах босиком пошлепал в туалет. На сегодня у него было запланировано много дел, и он хотел выполнить их по максимуму.

Первым делом в гараже он отыскал нунчаки. В свое время, еще когда он был школьником, это оружие так поразило его в фильмах с Брюсом Ли, что в тайне от отца изготовил палки, связал их и усердно тренировался, набивая на теле синяки и шишки. Уже ближе к десятому классу ему удалось купить у одного забулдыги—деда настоящие лакированные нунчаки, но применить их в деле побоялся, так как случайно узнал, что нунчаки приравнены к оружию и за них можно получить даже срок. Поэтому нунчаки пришлось отложить в сторону.

Правда, нунчаки были не простые. Они развинчивались на небольшие детали и даже могли быть прицеплены к куртке в качестве декоративного ремня, что маскировало их истинное предназначение, а в нужный момент могли быть моментально собраны для применения. Дед, продавший их ему за бутылку водки, утверждал, что в прошлом они принадлежали какому—то бандитскому авторитету и следов по стране в свое время оставили немало.

Но Влада история нунчаков совсем не интересовала. Он, как и все мальчишки в его возрасте, просто интересовался всем необычным и запретным. Вот, поэтому, и нунчаки попали в поле его интересов. Да и не только нунчаки, а и луки, тоже, рогатки…

Чтобы вспомнить навыки, он снял куртку и стал работать с нунчаками. Палки знакомо двигались в воздухе по замысловатой и непредсказуемой траектории, но он вовремя успевал подставлять амортизирующее тело и в нужный момент легко останавливал их движение. Для восстановления навыков пришлось попотеть и через час занятий Влад почувствовал, что нунчаки его слушаются по—прежнему хорошо. Он положил в сумку нунчаки, гантели, закрыл гараж и пошел домой.

Хорошо размявшись, он чувствовал бодрость, ноги легко несли его по улице, но за собой он заметил одну странность: нет—нет, да оглядывался по сторонам. Сирийское короткое прошлое давало о себе знать инстинктивным стремлением контроля окружающей обстановки. Казалось, он дома, в России, ему ничего не грозит, а что—то внутреннее все равно заставляло его оглядываться. Очевидно, он за несколько дней пребывания в Сирии получил такую эмоциональную нагрузку, что теперь еще какое—то время будет вести себя так, словно его кто—то по—прежнему преследует.

Он еще из дали заметил, что возле супермаркета болтается Васек, подыскивая кого—нибудь из друзей, чтобы за их счет похмелиться после вчерашней выпивки. Увидев Влада, Васек замахал руками:

– Влад, я здесь! Давай сюда!

Он торопливо сунул мокрую ладошку Владу и тут же предложил:

– Пойдем, пивка дернем! Умираю!..

– Извини, не могу! Дел по горло и все требуют трезвой головы.

– Друг, ты убиваешь меня! Какие еще дела на второй день после дембеля? Пацаны неделями гудят, а ты – «дела, дела…» Ну, дай тогда хотя бы на пиво!

Влад достал сотню и сунул в потную руку когда—то закадычного друга:

– На, на пиво хватит. Я пошел…

Счастливый Васек торопливо сунул деньги в карман и уже в вдогонку в знак благодарности крикнул:

– А Аську вчера видели в «Лабиринте» со «зверьками»!.. Слышишь?

– Я разберусь, – ответил Влад.

Он действительно хотел встретиться с Аськой и разобраться в их отношениях, если они в какой—то степени еще сохранились. Он не чувствовал ни ревности, ни горя, как это часто случалось в их ссорах до армии, но не чувствовал и кипения крови, когда они, мирясь, сходили с ума, забывая об окружающем мире и испепеляя друг друга физической любовью. На душе примостилась неимоверная тяжесть и он надеялся, что при личной встрече с Аськой он снимет этот тяжелый груз непонятности.

Ближе к вечеру, он вышел на улицу и снова уселся на скамейку, с которой вчера наблюдал за Аськой. Вчерашняя картина повторилась один в один: Аська выскочила из подъезда и нетерпеливо стала озираться по сторонам. На этот раз он не стал выжидать, а поднялся со скамейки и через детскую площадку направился прямо к ней.

Своим бегающим взглядом она равнодушно скользнула по нему, как до этого по остальным прохожим, машинально проскочила его лицо и тут же вернулась обратно, внезапно округлив глаза.

– Ты?!… Откуда? Ты же еще должен служить!..

– Привет, Ася! Я демобилизовался.

– И как ты? – растерянно спросила девушка.

– А ты… как?

Он специально выдержал паузу, втайне ожидая, что она, как обычно, бросится ему на шею, но она даже не думала делать этого. Вначале она сделала шаг навстречу, но через секунду остановилась, как вкопанная, и ее лицо покрылось пятнами нахлынувшего волнения.

– Влад, только не надо никаких разборок! Пойми, я не могу…

– А—ася—а—а, что слючилось? Кто это тебя обижяет? Сейчас мы, дарагая, разберемся!

Влад с Асей не заметили, как неслышно подъехала БМВ и из нее вышли двое крепких черноволосых парней. Сжав кулаки, пружинистым шагом людей, занимающихся единоборствами, они уверенно направились к Владу и Аське. Девушка заметно побледнела, но Влад не испугался и сунул руку за пазуху, нащупывая во внутреннем кармане нунчаки. В другой ситуации он бы отступил, но не сегодня.

– Азамат, не надо! – воскликнула Аська. – Это мой бывший одноклассник! Мы просто разговариваем!..

Азамат обнял девушку и погрозил пальцем Владу:

– Смотри, не обижяй мою дэвушку! По шее накостыляю.

Крепко держа Аську за талию, он чуть ли не силой повел ее к машине. Уже у самой машины она обернулась и махнула Владу рукой:

– Пока!

В ее глазах ничего не осталось от прежней беззаботной и веселой Аськи, лишь покорность и тщательно скрываемая тоска, угнетая, наполняли их. Он—то Аську, которую еще совсем недавно считал своей девушкой, хорошо знал, и сегодня готов был помочь ей освободиться от этого гнета, но в тоже время понял, что нынешнее положение ее чем—то устраивает, а возможно, что даже прельщает. Она с улыбкой уселась в дорогую машину, кивком головы откинув на спину длинные волосы. Тень беспокойства бесследно ушла с ее лица, и она уже весело и звонко о чем—то защебетала Азамату на ухо.

– Прощай, Ася! – прошептал Влад. – Это твой выбор.

Он до сумерек гулял пешком по городу, чувствуя в себе какую—то неудовлетворенность, но, как ни странно, не паниковал, как в молодости, и не мучился. Он уселся в парке на скамейку, закрыл глаза и незаметно вздремнул. Проснулся от того, что в нахлынувшем коротком сне он снова тащил тело мертвого Зубкова в укрытие. Видение было настолько явным, что, проснувшись, он зашарил по скамейке в поиске своего автомата.

Дома мать сделала ему нагоняй:

– Ты что, опять за старое взялся? Почему не обедал? Я тебе любимый суп с гренками сварила, а ты даже не попробовал!

– Мама, я исправлюсь!

– Ну, что там в гараже? Катался на машине? – спросил отец, оторвавшись от телевизора. – С друзьями созвонился?

– Да нет, никому не звонил, на машине не катался. Просто привыкал снова к обстановке. По городу побродил, в гараже повозился, гантели принес…

– Ну и как обстановка? – не унимался отец.

– Шумная стала: людей больше, машин гуще… Год назад такого еще не было.

– Ты прав, сынок! Еще год назад все было спокойнее, а теперь – что ни день, то какое—нибудь дикое ЧП, – вмешалась Полина Александровна. – Вон вчера в соседнем доме средь белого дня из окна выбросилась пятнадцатилетняя девчонка. Сама! Даже записки не оставила. Разбилась насмерть!

– И что случилось, кто такая? – спросил Влад.

– Света Артюшина, может, помнишь? Мне еще казалось, что ты ей нравился.

Влад похолодел. Он вспомнил стройную девочку—подростка, которая во всех молодежных тусовках во дворе всегда старалась оказаться с ним рядом, преданно заглядывая ему в глаза. Он даже однажды неудачно пошутил, что когда она вырастет, то он на ней обязательно женится. Тогда она смутилась и убежала со двора домой.

– И что, зацепок никаких не нашли? А если столкнул ее кто—нибудь?

– Говорят, сынок, все на глазах прохожих произошло, никто ее не толкал. Рассказывали, что знакомые видели, как в этот день она долго каталась по городу, пересаживаясь с автобуса на автобус. Потом пришла домой и с девятого этажа прыгнула. Правда, одна странность была – на кисти левой руки был нарисован птенец с распростертыми крыльями и большой каплей у глаза. Это, что ли, слезы означало?! Не знаю…

До глубокой ночи Влад не мог уснуть. К смерти контрактника Зубкова он отнесся достаточно спокойно, хотя в первое время на тело старался не смотреть, все—таки первый увиденный покойник в его жизни. А вот гибель Светы Артюшиной поразила его здорово. Вспоминая свое отрочество, он пришел к выводу, что не может быть никаких поводов для того, чтобы так с собой поступать. Ну не может! Даже если что—то не получилось, не срослось, как обычно выражались дворовые ребята, надо выждать, пережить, посоветоваться. Но это так происходит у мальчишек, а у девчонок возможно все совсем по—другому…

Потеряв сон, Влад стал перебирать в памяти имена друзей, кто остался после школы жить во дворе, чтобы с ними поговорить об этом странном происшествии, и никого из них не мог вспомнить, кто бы наверняка мог помочь ему. Оставался только один суматошный Васек. Он, хотя и дворовый гуляка, но был человеком больших способностей: прекрасно владел компьютером, хорошо программировал, обладал исключительной памятью, и, главное, все новости дворовой жизни просто сами прилипали к нему. Он знал все обо всех! Казалось, что Василия с такими умственными данными ждет прекрасное будущее, но у него имелся один существенный недостаток – он ничем долго не мог заниматься. Отсюда нежелание учится в ВУЗе или долго работать на каком—нибудь месте. Поговаривали, что он даже воровал деньги с банковских карт, но судя по тому, как он постоянно напрашивался к друзьям на угощение, у Васька никогда не было свободных денег, и, возможно, воровство приписывали ему зря. Вдобавок, он, несмотря на молодость, был выпивохой со стажем.

Прокрутившись почти до утра на кровати, Влад решил, что завтра надо обязательно встретиться с Васьком. Может, он что—нибудь знает о происшествии? Ну неспроста девчонка шагнула из окна!..

Утром родители снова не стали его будить и одни уехали на загородный участок, чтобы посмотреть в каком тот состоянии на исходе зимы. Влад позавтракал и немного выждав, позвонил Ваську.

– Да… Але—о!

Судя по хриплому голосу Васек находился в состоянии похмельного синдрома и не сразу разобрался, кто с ним разговаривает.

– А, это ты!.. Чего хотел? Долго говорить не могу – болею. Вчера с ребятами хорошо посидели в «Лабиринте».

– Поправить здоровье хочешь?

Васек был краток:

– Хочу!

– Тогда через полчаса, как раз к открытию, подходи к «Лабиринту» – есть разговор.

– Хорошо!

Подходя к кафе, Влад заметил, что Васек уже крутится возле входа, напряженно высматривая друга среди проходящих мимо пешеходов.

– Где ты ходишь? Сколько можно ждать?

Измятое лицо Васька горело нетерпением, и он укоризненно—страдальчески выговорил Владу:

– Я тут умираю, а ты не торопишься даже, чтобы спасти друга от гибели!

– Что будешь? – спросил Влад, усаживаясь за стол. – Пива или, может, покрепче чего?

– Давай пивка, а то я с того, что покрепче, снова с катушек слечу. Мать и так вся на нервах, ругается каждый день…

Осушив одним махом полкружки, Васек выпрямил спину и, прикрыв глаза, стал прислушиваться к изменениям в организме.

– О, о, легче становится!..

Постепенно его лицо оживлялось, глаза заблестели – жизнь возвращалась! – и он принялся потягивать пиво уже неторопливо.

– Чего звал? Если чем физически помочь, то не смогу – видишь, я в каком состоянии.

– Вася, бросал бы ты пить, а? Ну, а если по делу, то мне нужна информация. Сегодня похороны девчонки из соседнего дома, сама выбросилась из окна. У нее на кисти левой руки плачущий птенец был нарисован желтым фломастером. Ты ничего об этом не слышал? Может, помог кто—то?

– Птенец? – переспросил Васек. – Это плохо!..

Васек как—то сразу посерьезнел и Владу показалось, что хмель улетучился из его тела и он протрезвел на какие—то доли секунды.

– Это плохо! Опять они взялись за старое…

Последние слова он бормотнул в сторону, озабоченно оглянувшись по сторонам.

– Что – «плохо»? Кто – «они»?

– А?! Что? – очнулся от своих мыслей Васек. – Ты, о чем?

– Ну, ты сейчас сказал, что «они опять взялись за старое»! Кто – «они», Вася? Мне нужно знать.

– Это опасно, Влад! Тебе это зачем?

– О какой опасности ты говоришь? Что, закосел уже и в своих фантазиях витаешь? Если знаешь что—то, то давай рассказывай! Перед уходом в армию я этой девчонке пообещал покровительство и защиту.

Васек еще раз оглянулся по сторонам, допил пиво и попросил:

– Закажи покрепче, а то решиться не могу…

– Да тебя развезет совсем! – воспротивился Влад, но ему нужна была информация и он заказал сто граммов коньяка.

– О, коньяк! Давно не пил такого! Потребляю в основном «паленку»…

– Расскажешь, еще столько получишь!

Опрокинув коньяк, Васек, к удивлению Влада, не захмелел, а наоборот – остекленевшие глаза смотрели сурово и трезво.

– Есть организации за рубежом, которые платят деньги за то, что кто—то доводит подростков до самоубийства…

– То есть?..

– Заключается контракт с конкретным человеком в России, тот организует группы общения с превращением этого общения в якобы игру. Участникам за переход на каждый новый уровень тоже платят деньги. Обрабатывают так, что подросток становится полностью зависимым…

– И…?

– И доводят до самоубийства. А за каждую гибель участника организатор группы получает большие «бабки»!

– Но как можно довести нормального подростка до этого?! У него же есть семья, братья, сестры, друзья!

– Есть научно разработанные методики: сначала увлекают в общество, обещая всяческую поддержку, потом нарушают психику и полностью подчиняют, а затем искусственно организовывают проигрыш в игре и требуют ухода из жизни, бывает, что под угрозой смерти близких: родителей, братьев, сестер. Подростка убеждают, что он неудачник, ничего не стоит, его никто не любит, и ему не стоит жить…

– Неужели такое возможно? Я слышал вскользь о «группах смерти» … Это – они?

– Да! Закажи еще сотку!

Ошарашенный услышанным Влад машинально подозвал официантку и заказал еще порцию коньяка. Он не сводил глаз с друга, на минуту забыв, где он находится и что делает.

– А ты откуда все это знаешь?

– Да, вполуха слышал, – отмахнулся Васек.

– И зачем им это надо?!

Васек криво улыбнулся:

– Ты же умный! Про гибридную войну слышал? Слышал! Вот она и ведется против России, то есть против нас с тобой, наших близких. У «них» все средства хороши!.. Как только народ понял, что деньги – главное, так и стал готов на все, лишь бы их заработать, желательно быстро и много. Вот и твоя знакомая девчонка попала в руки какого—то подонка… Закажи еще, а?

– Пьян будешь, а ты мне еще не все рассказал. Попозже закажу. А как найти такого руководителя группы?

– Его найти практически невозможно. Он может находиться за тысячи километров!

– А ты бы смог его вычислить?

– Я?! Это дорого стоит, нужны мощные компьютеры, а они только в вычислительных центрах. Затем – нужен компьютер жертвы, и чем раньше, тем лучше. Иначе встроенная программа уничтожит всю переписку…

Влад не раздумывал, он просто знал, что нужно делать.

– Больше сегодня не пей, я прошу тебя, как друга! Завтра пойдем к родителям девчонки, и ты получишь доступ к компьютеру…

– Большие деньги нужны, чтобы в городском вычислительном центре поработать, допуск туда…

– Все будет! – заверил Васька Влад. – Не сомневайся!

– Зачем тебе все это? Всех организаторов групп не переловишь!

– Зло должно быть наказано! – твердо сказал Влад. – Найди мне… этого гада, пожалуйста! Лично тебе за это сто «штук»!

– Сколько?!

Слыша умную речь Василия, Влад не знал, что и подумать: то ли тот специально прикидывается дурачком, то ли у него действительно иногда проявляется просветление в мозгах и он тогда выдает настоящие разумные перлы, забыв об уровне общения в своей дворовой компании. Влад не сразу, но все же вспомнил, что Василий закончил школу почти на отлично, поступал в институт, но не прошел по конкурсу, связался с местной шпаной и после этого его жизнь незаметно пошла под откос.

– Сто!

– Сто «штук»?! – переспросил Васек. – Ну ты, блин, даешь! Откуда у тебя такие деньги? Уж не «гопником» ли ты был в армии в последние месяцы службы? Или родители дадут?

– Вася, за такие предположения могу дать в морду!

– Ладно, извини! За такое «бабло» я горы переверну! Придется, действительно, пить бросить… на время!

Васек противно хихикнул и вполне осмысленно уставился на Влада, изучая его.

– Не боишься? Если где—то проколемся, они убить могут!

– А мы что – стоять и смотреть будем, пока они нас будут убивать? Хватит пугать и всякую х… ню придумывать! Ты что, меня проверяешь?! Не бойся, не струшу. Так ты согласен или нет? Или я другого начну искать!

– Влад, прекрати, ты же знаешь, что я не люблю, когда матерятся! Могу сам в морду дать!

Влад знал трудное детство Василия, когда его отец, законченный алкоголик, пока был жив, гонял сына и жену чуть ли не ежедневно, и, не стесняясь соседей, поливал их отборным площадным матом. Так что у Василия действительно имелась аллергия на матерщину, а это говорило о многом. Слово «блин» было для него самым ужасным ругательством и то только в моменты высшего напряжения. И непонятно было, как Васек общался с дворовой шпаной, употреблявшей через каждые три—четыре слова матерные выражения.

Назавтра они встретились во дворе возле дома погибшей девочки. Василий на этот раз, как и договаривались, был трезв и угрюмо—серьезен, хотя от него и несло еле улавливаемым застарелым запахом алкоголя.

– Какой этаж, какая квартира?

– Не знаю! – ответил Влад.

Он надеялся, что консьержка подскажет им, где живут родители погибшей девочки.

– Мы к Артюшиным. Не подскажете…

– Шестой этаж, прямо.

Консьержка была немногословна, очевидно тоже переживая за пострадавших жильцов. На короткий звонок дверь открылась не сразу. В дверях стояла мама Светы в черной повязке с темными кругами под глазами.

– Здравствуйте, тетя Лиза! Примите наши соболезнования.

Хозяйка узнала парней и пригласила войти:

– Заходите! Она все тебя из армии ждала… Нет теперь нашей Светочки!..

Ее большие глаза наполнились влагой и слезы полились ручьем.

– Тетя Лиза, тетя Лиза!.. – хлопотали вокруг нее парни, но потребовалось некоторое время, прежде чем женщина успокоилась.

– Спасибо, что зашли! Не знаю, как и жить буду без моей девочки.

– А она, извините, не оставила какой—нибудь записки с объяснением своего поступка? Может, полиция что—то нашла?

– Ни записки, никакого объяснения! Вела себя ровно, как всегда. Я даже ничего не предчувствовала в тот день! Ушла на работу, а она должна была идти в школу и, вот, не пошла… сделала это…

– А компьютер ее проверяли? Может, в нем что—нибудь есть?

– Полиция смотрела, но ноутбук ее оказался заблокированным. Вирус какой—то поразил его… она последнее время много времени проводила у компьютера. Я даже иногда ругалась, иди, мол, погуляй, что ты сидишь все время с ним на коленях, а она как будто не слышала…

– Можно нам посмотреть ноутбук? У меня друг, – Влад кивнул на Василия, – хороший специалист в оргтехнике. Может, найдет какую—нибудь зацепку, отчего она так поступила.

– Пожалуйста, смотрите. Я сейчас принесу его.

Хозяйка прошла в комнату Светы и принесла оттуда ноутбук красного цвета. Василий взял его в руки и сначала внимательно осмотрел снаружи, а потом открыл его и первое, что сделал, заклеил камеру кусочком изоленты.

– Зачем? – удивился Влад.

– Даже в выключенном состоянии камеру можно активировать извне, – пояснил Василий, – для наблюдения за тем, кто работает с ноутбуком.

Он включил ноутбук и на весь экран засветился странный рисунок – желтый птенец с распростертыми в полете крыльями и падающей слезой из правого глаза. Влад застыл – точно такой рисунок был у Светланы поверх левой ладони, когда ее нашли погибшей! Крупная слеза внезапно соскользнула вниз и растворилась на границе экрана, а у глаза птенца стала медленно формироваться новая капля.

– Ноутбук заблокирован! Без специальной программы его не разблокировать!

– Его можно оживить?

– Можно переустановить систему, но вся информация будет безвозвратно утеряна. Нужна специальная программа, а для этого мне надо пообщаться в интернете со знакомыми компьютерщиками. Это займет время!..

– Сколько?

– Не знаю, возможно, день—два.

– Тетя Лиза, под мою ответственность, дайте на пару дней моему другу ноутбук – вдруг у него получится, и он найдет какую—нибудь информацию. А чтобы вы не беспокоились, мы вам оставим координаты.

Он продиктовал несчастной женщине телефон и адрес Василия, а напоследок спросил:

– Подумайте, может все—таки что—нибудь необычное было, что вам бросилось в глаза?

– Я же вам говорю: все было, как всегда, ничего подозрительного в ее поведении не было! Единственное, вот уже третью ночь после ее смерти из ее комнаты доносится то ли плач, то ли писк протяжный. Я даже ночью вскакивала и заходила в комнату, но ничего не обнаруживала. Я уже не знаю, что и думать? Может, с ума схожу и мне все это кажется?

И она снова закрыла глаза руками, вытирая льющиеся слезы.

Они попрощались с несчастной женщиной и уже в лифте Влад спросил:

– Как думаешь, она действительно от переживаний тронулась?

– Это ноутбук, вирусная программа работает, – мрачно ответил Василий. – «Птенец» плачет, роняя каждую сотую по счету слезу. Им надо, чтобы переживали, чтобы в семье психоз у остальных развивался. Авось, еще кто-то квакнется…

На улице они попрощались, и Влад направился на остановку маршрутки.

– А ты куда? – вдогонку спросил его Василий.

– В институт съезжу, узнаю условия восстановления.

– Жди осени. Какое тебе сейчас восстановление в середине второго семестра?!

– Да я все понимаю! Но матушке обещал, что съезжу, узнаю условия, а то она беспокоится о моем будущем.

Он не стал рассказывать, что уже восстановлен в институте, а иначе пришлось бы объясняться, как это у него получилось.

В институте его приняли приветливо, предложив немедленно приступить к занятиям. Ему назвали номера группы и аудитории, а также предмет, по которому сейчас читается лекция.

– Можно, я заниматься начну с завтрашнего дня, а пока пройдусь по институту, познакомлюсь с расписанием, вспомню прошлое…

– Да—да, конечно, как вам будет удобно!

Женщина в учебном отделе была сама любезность, не задавая ему больше никаких дополнительных вопросов. Влад побродил по коридорам ВУЗа и никаких изменений не обнаружил. В перерыве между лекциями он встретил студента из своей бывшей группы и тот удивился:

– А ты что тут делаешь?! Отслужил?

– Да, отслужил. Вот, хочу восстановиться.

– Знаешь, восстановиться будет сложно. По—моему, есть приказ по министерству, чтобы отчисленных по неуспеваемости не восстанавливать. Точно не знаю, но попробуй, вдруг повезет.

Они пожали друг другу руки и разошлись. Как только Влад направился к выходу – зазвонил телефон. На мобильнике высветился неизвестный номер, но он ответил:

– Да, слушаю!

– Влад, это я, от соседей звоню. Приезжай, кое—что надыбал!

– Хорошо. Я понял, сейчас буду.

– Жду!..

Через полтора часа он был уже в своем микрорайоне у дома Василия, но тот на вызов домофона не отвечал. «Что за чертовщина?!» – подумал Влад, но что—то не позволило ему звонить на мобильник друга. Смутная тревога зародилась в сердце: «Может, действительно надо поосторожничать?!» Он дождался, когда один из жильцов открыл входную дверь в подъезд и вошел вслед за ним. Василий жил на втором этаже, поэтому он поднялся пешком и коротко позвонил в дверь. Но ее никто не открывал. Тогда он взялся за ручку и дверь открылась – она оказалась незапертой. Влад осторожно вошел в квартиру и заглянул в комнату. В кресле, опустив голову на грудь, сидел неподвижный Василий.

Глава 5

– Вы кем приходитесь для умершего?

Полицейский записывал показания Влада и каждый раз сурово сдвигал брови, когда задавал вопросы.

– Умершего? – переспросил Влад. – Друг детства. В школу вместе ходили. Он два часа назад позвонил мне и пригласил в гости, и был бодр и здоров!

– Эксперт никаких насильственных следов на теле не обнаружил. Следовательно, Василий Меркушин умер своей смертью. Возможно, отказало сердце. Тем более, что, по заявлению участкового, покойный злоупотреблял алкоголем. Впрочем, после вскрытия будет принято окончательное решение… Подпишите. Если понадобится, то мы вас вызовем в отдел для уточнения показаний. Поэтому никуда не уезжайте из города!

Влад был не согласен с первичным заключением полицейского эксперта, но находился в каком—то ступоре и у него хватило воли только на то, чтобы заметить полицейскому:

– В квартире не хватает красного ноутбука! Я ему утром отдал ноутбук для ремонта.

Полицейский досадливо поморщился. Предварительно происшествие оценивалось, как естественная смерть и дело после вскрытия тела могло быть закрыто, а новые нюансы создавали новые проблемы. Но деваться было некуда и полицейский угрюмо спросил:

– Заявление писать будете? Может, пока поспрашиваете соседей, друзей? Возможно, он сам не смог отремонтировать и кому—то передал ноутбук для ремонта. Ну, так как?

– Хорошо, я сначала поспрашиваю соседей.

– Ну и ладненько!

Довольный полицейский хлопнул папкой и скомандовал:

– Грошев, остаешься здесь до прибытия бригады из морга и дождись родственников! Остальные…

Дикий крик матери Василия прервал указания оперуполномоченного. Только сейчас Влад понял, насколько сильно любила женщина своего непутевого сына.

– Сынок! Мой любимый! На кого ты оставил меня одну! Как я теперь буду жить без тебя?..

Она обнимала неподвижное тело Василия и старалась прижать его к груди, осыпая лицо поцелуями. Полицейские на время застыли, а потом по команде старшего покинули квартиру. Только участковый терпеливо застыл в ожидании момента, когда мать покойного немного успокоится и позволит ему задать ей пару вопросов…

Похороны Василия прошли скромно, но все школьные друзья, узнав про такую беду, на похоронах присутствовали. Почти все из них смерть бывшего однокашника сочли странной, хотя умерший и был своеобразным максималистом – он все делал не так, как все остальные, лишь бы выделиться и занять определенную ранговую нишу в компании. Тяжелым ударом для него стало, что по итоговым неплохим баллам ЕГЭ он не смог пройти на бюджет ни в один престижный ВУЗ, а денег, чтобы учиться на платной основе в таких ВУЗах, в семье не было.

На то время, пока хоронили и поминали Василия, Влад замкнулся и стал неразговорчивым. Даже мать с отцом не трогали сына, понимая его состояние. Неожиданная злоба наполняла его, и он с трудом в течение недели приводил себя в нормальное состояние. Обычно в тяжелой ситуации он знал, что делать, но на этот раз его интуиция не работала и какое—то время он находился в подавленном состоянии. Он не знал, как выйти на организаторов групп смерти и отомстить за Свету и Васька, а то, что отомстить надо, не сомневался. Они действительно оказались опасными и, судя по неожиданной смерти Василия, с большими возможностями.

Уже позже, после похорон Василия, мать Светы, узнав, что ноутбук ее покойной дочери пропал, случайно вспомнила, что через час после того, как Влад с Василием забрали ноутбук Светы для ремонта, к ней заходили двое полицейских в гражданской одежде, вскользь предъявили служебные удостоверения и хотели изъять ноутбук для проверки. Но она сказала им, что ноутбук находится у Василия Меркушина и сообщила его адрес. Мало того, она предложила, что, если они подождут, может сходить и забрать ноутбук, так как Меркушин нигде не работает и сейчас находится дома. На что полицейские ответили, что зайдут к нему сами, а когда разберутся с ноутбуком – вернут его ей обратно.

«Странно все это! – подумал тогда Влад. – Хотя, чего странного – это, скорее всего, были не полицейские…» И как не прикидывал, но пришел к однозначному выводу – найти тех, кто это сделал, он самостоятельно не сможет. И как—то логично вспомнились слова капитана ФСБ Дублюка о том, что его найдет по месту жительства сотрудник службы и установит с ним контакт. Если вначале ему не все нравилось в той зависимости, что могла возникнуть при его взаимодействии с ФСБ и он наивно надеялся, что, возможно, о нем постепенно забудут, то теперь сам ждал, когда нужный сотрудник объявится. Теперь ему хотелось, чтобы такая встреча произошла как можно скорее.

От тяжелых мыслей его здорово отвлекла учеба в институте. Семестр был в разгаре, половину занятий он пропустил, и наверстывать пришлось днями и ночами. Было очень тяжело, но Влад не сдавался – хотя бы на троечки он—то вытянет! Но каково было его удивление после первого же экзамена, когда в зачетку, скривившись, преподаватель поставил полновесную пятерку.

«Как?! – подумал ошеломленный Влад. – Это что за чудо? Я же не ответил на пять!» Но «чудо» продолжалось еще на четырех экзаменах. Например, последний он откровенно провалил. Попался материал, который при подготовке он полностью упустил, и должен был быть полноценный двояк, но когда он, выйдя из аудитории, раскрыл зачетную книжку, то увидел, что в зачетке стеснительно расположилась маленькая по размеру четверка. Очевидно, что преподаватель сам стеснялся своего поступка, выставляя абитуриенту незаслуженную оценку.

Дома Влад положил зачетку в письменный стол, стесняясь таких успехов, но вечером мать поинтересовалась за ужином:

– Ну, хвастайся, как сдал последний экзамен?

– Четыре.

– И что же такой невеселый? Пятерку ждал? Четверка тоже хорошо!

– Устал – отвык учится.

– Ну, ничего, привыкнешь. Главное, что перешел на второй курс! Кстати, там тебе повестка из военкомата.

Довольная успехами сына мать подала ему повестку, по которой ему требовалось прибыть в военкомат завтра в десять часов. И он вспомнил, что командир роты наказывал ему, что на учет в военкомат нужно встать в трехдневный срок. «Забыл! – в душе посетовал Влад. – Теперь нарекания будут…»

– Может, обмоем? – поинтересовался отец и потянулся в буфет, но под укоризненным взглядом матери снова сел за стол. – Да я что? Я – ничего…

После ужина, когда Влад, проговорив матушке обычное «спасибо» за ужин, отправился в свою комнату, та спросила:

– Что, и гулять не пойдешь?

– Да нет, не хочется.

На такой короткий ответ родители переглянулись: сын изменился, повзрослел, стал суровее, замкнутее…

– Отойдет! – уверенно сказал отец, когда сын скрылся в своей комнате. – Куда он денется! Молодой, переживает, конечно, но мы с тобой, мать, знаем, что время лечит. Все пройдет!

Влад включил компьютер и зашел на свою законсервированную еще перед уходом в армию страницу «В контакте». За год друзья перестали к нему заходить, и страничка выглядела куцей и не интересной. Он подумал, что надо бы зайти к друзьям, разместить у себя новые фотографии из службы в армии, но непонятная то ли вялость, то ли усталость навалилась на него и он уснул, не раздеваясь. Он уже не слышал, как в комнату заглянула мать и прикрыла его своим пледом, потом немного постояла, любуясь спящим сыном, и ушла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Из—за пробок он опоздал в военкомат к назначенному времени. Дежурный проверил его документы и сказал:

– Проходите! Вас уже ждут в комнате двадцать два.

Он постучал в дверь, открыл ее и представился:

– Рядовой запаса Севернин!

Мощный мужчина солидного вида поднял голову от бумаг на столе и переспросил:

– Севернин? Опаздываете, Владислав Павлович!

Он вышел из—за стола и, пожимая руку Владу, представился:

– Военком Долгов Сергей Сергеевич, полковник запаса! Рад с вами познакомиться. В наше время нечасто такое случается… Валентина, созови всех в зал!

Молодая девушка, сидящая за компьютером, поднялась и вышла из кабинета. Военком долгим взглядом проводил свою стройную подчиненную, взял другой стул и уселся напротив Влада.

– Сержант, есть проблемы? Помощь нужна какая—нибудь?

– Товарищ полковник, вы, наверное, ошиблись? Я – рядовой!

В этот момент вошла секретарша и сообщила:

– Сергей Сергеевич, все собрались.

– Хорошо, останься на связи! А мы с вами, Владислав Павлович, давайте пройдем в зал.

В небольшом зале военкомата собралось человек двадцать сотрудников. Влад вошел в зал вслед за военкомом и на секунду остановился, выбирая себе место в зале, но военком указал на один из стульев возле трибуны. Влад не растерялся, но некоторую стесненность все—таки почувствовал. Оказывается, находиться одному перед парой десятков любопытных глаз совсем непросто.

– Товарищи! Сегодня мы чествуем нашего земляка Севернина Владислава Павловича. Приказом Начальника Саратовского гарнизона номер двести сорок семь за успехи в боевой подготовке рядовому срочной службы Севернину присвоено звание старший сержант!

Присутствующие в зале зааплодировали, и Влад еще более смутился – подумаешь, сержанта присвоили.

– Но это не все! Указом Президента Российской Федерации номер девятьсот шесть за смелость и отвагу, проявленные при выполнении интернационального долга в Сирии, старший сержант Севернин Владислав Павлович награжден медалью «За отвагу». Позвольте вручить вам государственную награду, очень редкую для нашего времени и очень престижную даже среди личного состава войск специального назначения, и пожелать вам удачи в жизни, здоровья и успехов в деле защиты нашей Родины!

Вот это действительно оказалось настоящей неожиданностью! Обычно хладнокровный Влад смутился, но только на мгновение. Он спокойно обвел присутствующих взглядом и ответил по—военному:

– Служу России!

Домой он возвращался в приподнятом настроении. Кто—то из офицеров ходатайствовал на свой риск и страх о награждении его, военнослужащего по призыву, высокой государственной наградой. Скорее всего, это был спецназовец. Войска сил специального назначения находятся на острие самых экстремальных событий при ведении боевых действий, и они чаще, чем другие, совершают поступки, за которые следует награда. Скорее всего, с подачи командира спецназовцев его и наградили…

Изменения в его внешности Полина Александровна и Павел Дмитриевич заметили сразу. Сын светился внутренним довольством, как свежий блин, и впервые за последнюю неделю на его губах заиграла легкая улыбка. Причина, чтобы Владу быть довольным своей жизнью, как считали родители, лежала на поверхности: он отслужил в армии, восстановился в институте, сдал хорошо сессию и перешел на второй курс. И хотя в последнее время из—за гибели Светланы и смерти друга он находился в угнетенном состоянии, долго это не должно было продолжаться, и внезапное приподнятое настроение сына обрадовало родителей.

– Садись ужинать! Мы тоже не ужинали, тебя ждали.

Влад вымыл руки и уселся за стол. Потом какой—то бесенок толкнул его, и он спросил:

– Папа, а водка есть?

Родители переглянулись, но никак не возразили Владу.

– Есть, – ответил отец.

– Мама, мне нужен стакан! Папа, налей половину!

– Что случилось, сынок? – спросила встревоженная Полина Александровна.

Не в силах дальше разыгрывать родителей Влад вынул из кармана коробочку с медалью и протянул отцу:

– Вот, наградили! Обмыть надо.

Отец взял коробочку и, прищурив глаза, прочитал:

– Медаль «За отвагу».

Потом, не веря своим глазам, вынул медаль из коробочки и принялся ее внимательно изучать, иногда поднимая на сына посуровевшее лицо.

– За что? Такими медалями просто так не награждают!

– Да—а—а… там… – принялся отнекиваться Влад.

Но встревоженное лицо матери охладило его игривость, и он понял, что надо говорить правду.

– Ладно, слушайте! Я сопровождал груз в Сирию. При его доставке с аэродрома на базу хранения колонну обстреляли. Ранение получил прапорщик, старший нашей команды. Я его вытащил из опрокинувшейся машины. Вот за это, наверное, и наградили…

Его слова не успокоили мать и глаза ее наполнились слезами.

– Мама, честно, сам толком не понимаю, что командование нашло в моем поступке! Ничего особенного!.. – заторопился Влад, спеша успокоить мать.

– Сынок, – спросила Полина Александровна, – а это когда произошло? За неделю до твоего увольнения из армии? Да?

Влад удивился, так как все действительно произошло за неделю до «дембеля».

– Я сон видела, – продолжала матушка, – что ты бегаешь с автоматом и стреляешь в каких—то чудовищ!

– Мама, я «срочником» был, в Сирию попал случайно – нельзя туда срочников посылать! Командировка – туда—обратно. Кто мне автомат доверит?!

– Все, хватит! – прервал отец разгоравшиеся выяснения. – Давайте, обмоем медаль! Мать, давай рюмки!..

После ужина, пока мать убирала со стола, они с отцом вышли на балкон. Отец затянулся сигаретой и, пуская дым в сторону, чтобы тот не попал на некурящего сына, сказал:

– Сынок, меня—то ты не обманывай! Я в армии служил не один год, как ты, а целых полновесных два года. Армию я знаю хорошо! Так, за что медаль получил, признавайся?

– Папа, я не обманываю! Все правда. Единственное, что не дорассказал, так это то, что после обстрела прапорщика утащил в укрытие, а потом ночью подкрался к «духам», грохнул троих и на их джипе с прапорщиком уехали подальше в пустыню и спрятались в зарослях. Там вертолет нас и подобрал… Вот и весь мой подвиг.

– Но вы же в колонне шли?! А где остальные машины, боевое сопровождение?

– Так как началась атака «духов», то колонна пошла без остановки. Тут не до подбитой машины было – лишь бы прорваться!

– Вот теперь похоже на правду! С боевым крещением, сынок!

Отец обнял сына, и они несколько секунд стояли неподвижно. Теперь Павел Дмитриевич понял, откуда у сына появилась неожиданная взрослость. Стрельба по людям, даже врагам, – это не стрельба по тарелочкам. Он искоса посматривал на сына и не видел в нем следов особого волнения. А ведь рассказывая, он заново переживал трагические события! «Молодец! В деда пошел, моего отца. Тот тоже что—нибудь сотворит, подерется, например, с деревенскими мужиками, и все так буднично, расчетливо, спокойно…»

– Что на каникулах делать будешь? Отдыхать?

– Пока не решил, но, наверное, недельку поотдыхаю, а потом на работу в какой—нибудь супермаркет устроюсь. Лишние деньги не помешают.

– На даче в деревне недельку не хочешь пожить? Там все прет так, что за выходные мы с матерью не успеваем сорняки убрать!

– Заманчиво! Я подумаю, папа.

На следующий день ему захотелось съездить в кафе, где обычно тусовалась местная молодежь, в надежде, что он там повстречает кого—нибудь из бывших друзей. Некоторым он пытался дозвониться, но не смог. Наверное, за год друзья по каким—либо причинам поменяли симки и тем самым оказались недоступными для связи.

Выйдя из подъезда, он остановился и всей грудью вдохнул свежий воздух. Ночью прошел дождь, на неровностях асфальта чернели небольшие лужицы и припекавшее солнце рождало пахнущие травой испарения. Прохожие, как обычно бывает в больших городах, муравьиным потоком спешили по своим делам, и только он, Влад Севернин, не торопился никуда. Поэтому он даже в маршрутку вошел последним, пропуская всех, кто хотел поскорее уехать.

Пробравшись в середину маршрутки, он вцепился в поручень и огляделся по сторонам. Пассажиры, в основном люди пожилого возраста, равнодушно смотрели перед собой усталыми глазами или откровенно дремали, прижимая к груди стоявшие на коленях кошелки. И только одна девушка лет пятнадцати сидела у самого окна и не сводила глаз с городского пейзажа, открывающегося за окном. «Восьмой или девятый класс… Не больше!» Распущенные волосы почти закрывали ее лицо и Владу показалось, что она периодически всхлипывает, отворачиваясь и старательно скрывая от других пассажиров свое состояние.

На одном из поворотов маршрутку тряхнуло, и девушка левой рукой убрала прядь волос, совсем закрывшую ей глаза. Внимательный Влад вздрогнул: на кисти левой руки девушки он увидел нарисованного желтым фломастером плачущего птенца. Она снова уставилась в окно и, казалось, что окружающий мир для нее не существует, настолько отрешенной от внешнего мира смотрелась ее фигурка.

С этого момента он не спускал с нее глаз, не зная, что можно предпринять в этом случае. Он вспомнил, что Света, перед тем, как прыгнуть из окна, тоже полдня каталась на маршрутках по всему городу, очевидно, соблюдая определенный ритуал. Возможно, что желтый птенец на руке свидетельствует о принадлежности к группе поклонников какой—нибудь знаменитости, а может – это, действительно, прощание с городом и жизнью?!

Одно он теперь знал точно – эту девушку он одну не оставит, пока не убедится, что с ней все в порядке. На конечной остановке девушка, опустив голову и стараясь укрыть лицо распущенными волосами, пересела на «Газель» другого маршрута. И снова не отрывала глаз от проплывающих картин города за окном, периодически опуская голову на сложенные на коленях ладошки и тогда ее плечи предательски вздрагивали, выдавая ее тайные рыдания. Самое странное, никто из пассажиров не обращал внимания на девушку, которая явно была не в себе.

В середине маршрута девушка взглянула в окно, а потом привстала с сидения, собираясь выйти на остановке. Пожилая женщина, сидящая с краю, недовольно переместила свою сумку в сторону и освободила место для прохода. Девушка прошла рядом, почти касаясь Влада, и он неожиданно остро почувствовал, что рядом прошел не человек, а что—то холодное и безликое, настолько это существо находилось вне окружающего ее мира.

Он вышел вслед за девушкой и, держась от нее на расстоянии пяти—шести шагов, последовал за ней. Сначала казалось, что она направляется в сторону жилого массива, но, пройдя по его границе, вошла в густые заросли рядом со скоростным шоссе. Она остановилась на краю шоссе и повернула голову в левую сторону навстречу близкому потоку машин, фигурка ее сжалась и у Влада появилось ощущение, что она готовится к броску.

«Неужели собирается броситься под колеса автомобиля?!» – внезапная мысль поразила его, и он решительно шагнул к девушке, собираясь немедленно схватить ее и силой утащить от опасного места. Но когда он уже оказался на расстоянии шага и его руки потянулись к девушке, чтобы ее остановить, она встрепенулась, вытащила из кармана джинсов телефон и ответила на звонок: «Да…». Девушка выслушала какую—то информацию и, отвернувшись от шоссе, решительно пошла в обратном направлении. На своем пути она едва не натолкнулась на Влада, но не обратила никакого внимания на случайно возникшее препятствие в виде чужого человека.

Влад снова последовал за девушкой, стараясь далеко не отстать и рассчитывая расстояние до нее так, чтобы успеть перехватить, если она еще что—нибудь задумает неожиданное. На этот раз девушка без колебаний прошла на территорию жилого микрорайона, внимательно всматриваясь в номера домов и, найдя необходимый номер, остановилась у первого подъезда. Она упорно смотрела на входную дверь и стояла почти неподвижно, еле заметно переминаясь с ноги на ногу. Влад догадался, что у девушки не было ключа, чтобы войти в подъезд и она ждала, что кто—нибудь из жильцов откроет дверь, и тогда можно будет пройти внутрь. Он оглянулся по сторонам. Перед пятнадцатиэтажкой находилась открытая площадка с парковкой для машин и через сотню метров торговый центр со странным названием «Маврика». Смутная догадка озарила его голову: «Торговый центр напичкан видеокамерами! Они зафиксируют прыжок очередного „плачущего птенца“! Ее сначала проверили на готовность у шоссе, а потом изменили задание, чтобы зафиксировать на видео!»

После недолгого ожидания дверь открылась и из подъезда вышла внушительных размеров дама с собакой в наморднике. Не дожидаясь, когда она полностью выйдет, девушка шагнула вперед и протиснулась в дверь, задев плечом женщину. Та недовольно оглянулась, но скандал не стала устраивать. Влад предупредительно перехватил автоматически закрывающуюся дверь и вежливо предложил:

– Проходите, пожалуйста!

Женщина недобро взглянула на него и вполголоса сказала, ни к кому не обращаясь:

– Все торопится, молодежь, все торопится!..

Он зашел в подъезд и бегом бросился к лифту. Девушка уже стояла в лифте, и он еле успел запрыгнуть в кабину, придержав закрывающиеся створки двери. На табло вызова лифта горела цифра «четырнадцать». «Значит, на самый верх…» Пока они поднимались, он искоса посматривал на девушку с некоторым звериным интересом, не понимая, что может в жизни заставить человека покончить с собой. А то, что сейчас такое произойдет, он уже не сомневался. Отрешенность девушки, внешне еще пока почти ребенка, ее мертвенно—бледное лицо, опущенное вниз, и бурно вздымающаяся маленькая грудь свидетельствовали об одном – этот юный человечек настроен решительно. Ему страшно, ужасно страшно, но он чем—то доведен до такого состояния, что отступления быть не может! Отступление страшнее смерти…

– И куда поднимаемся, красавица?

Девушка сверкнула на него невидящим взглядом и снова опустила голову вниз. Ее длинные волосы упали с плеч и полностью закрыли лицо девушки. Казалось, что она не слышала вопроса Влада, как и не видела его самого.

– Понимаешь, сначала все удивятся, кто—то пожалеет, а кто—то скажет: «Дура!» Потом пройдет месяц, год и все забудут, что одноклассница прыгнула с пятнадцатого этажа. Они, забыв тебя, будут жить, учиться, влюбляться, а тебя рядом не будет. Понимаешь, они будут жить, а тебя не будет! Не будет!! Только родители, братья и сестры будут вспоминать о тебе, а тот, из—за которого ты сейчас хочешь прыгнуть вниз, просто вычеркнет тебя из своей жизни! И все!!

Лифт остановился, дверь распахнулась и девушка, никак не реагируя на его слова, неторопливо вышла из лифта. И эта неторопливость подсказала Владу, что он на правильном пути, что он посеял в юной душе правильное сомнение. Он последовал за девушкой, держась от нее в паре шагов.

Она остановилась и исподлобья сверкнула на него темными глазами. На бледном лице они показались темными угольками, в которых уже не теплился огонь жизни.

– Ты мне мешаешь! – сказала девушка слабым голосом. – Тебе чего надо?

Влад понял, что если она заговорила, то этим ослабила свою настроенность и надо говорить, и говорить с ней, сбивая с толку! Конечно, он мог схватить ее в охапку, оттянуть от окна, вызвать полицию или скорую помощь, но это еще не означало, что она изменит решение. Надо было словами пробить кокон зомбирования, которому она подверглась, и брешь расширить до таких размеров, чтобы мысль о самоубийстве ушла на второй план.

– Ты мне понравилась еще в маршрутке: длинные густые волосы, стройное тело, красивая грудь, ровные ноги, стеснительная. И я подумал – это моя девушка! Я хочу с ней познакомиться!

Он, не давая ей время на раздумья, протянул руку и представился:

– Влад. А если полностью, то – Севернин Владислав Павлович, студент, отслужил в армии, воевал в Сирии, награжден медалью «За отвагу».

Его отчаянные усилия дали результат. На мгновение в ее глазах сверкнула искорка жизни – он уловил заинтересованность и любопытство.

– Тебя как зовут? – спросил он, не опуская протянутую руку.

И девушка сдалась. Она тоже протянула руку и назвала себя:

– Ника.

– Ника? Красивое имя! Знаешь, очень приятно разговаривать с девушкой с таким именем. Это греческое имя одной из древних богинь. Я где—то читал, что женщине с таким именем очень везет в жизни, ее окружают друзья, у нее рождаются красивые дети…

– Все это вранье! – возразила девушка. – Никто меня не любит! Все издеваются!..

Из ее глаз полились слезы, и она закрыла глаза ладошками с тонкими пальчиками.

Влад шагнул к ней вплотную и осторожно, опасаясь взрыва эмоций, обнял ее за худенькие, еще совсем детские, плечи и медленно притянул к себе.

– Ты мне очень понравилась! Я хочу дружить с тобой! И никто не посмеет над тобой издеваться! Поверь мне!

Она не убрала ладошки с заплаканного лица, но плечи ее перестали трястись от плача, и он ощутил, что сопротивление ее ослабло.

– Они убьют моих родителей, если я не сделаю… Но сначала…

– Не убьют! Ты многого не знаешь!

Влад решительно прижал девушку к себе и потребовал:

– Посмотри мне в глаза! Разве они врут?! Посмотри!

Девушка отняла ладони от своих глаз и взглянула на Влада. В ее глазах все смешалось: боль, любопытство, отчаяние и горе, надежда… Она уперлась руками ему в грудь и оттолкнула его от себя:

– Я должна это сделать! Иначе…

– Что – «иначе»? Я же сказал – теперь я с тобой рядом и никому не позволю обижать тебя!

– Я не могу поступить по—другому! Он тогда сначала разместит в Ютубе мои фотографии, а потом… потом погибнет моя мама!..

Постепенно он разговорил ее. Оказалось, что она в интернете познакомилась с молодым человеком и он уговорил ее сыграть в очень престижную игру на выживание. Для победы на каждом уровне требовалось сфотографировать часть обнаженного тела. За это он присылал ей на телефон небольшие суммы денег, и она могла свободно общаться в интернете

На последнем уровне она неожиданно проиграла и ставка проигрыша – самоубийство. Он предупредил, что выложит снимки в интернете, если она не выполнит правила игры.

– Не успеет! – пообещал Влад. – Как он выглядит? Как зовут его?

Он не знал, что именно сделает, но на этот раз у него появилась твердая уверенность, что зло будет наказано. Не дождавшись ответа, он предложил:

– Пойдем ко мне! Я тебя со своей матушкой познакомлю. Она как раз дома, в отгуле.

– Но я не могу уйти отсюда! Я должна позвонить, что я на месте и потом…

– Прыгнуть?!

– Да.

– Сделаем так! Ты сейчас позвонишь ему и скажешь, что не можешь открыть окно на пятнадцатом этаже. Помимо этого, сообщи, что ты пробовала открыть окна на всех этажах вниз вплоть до пятого, но не смогла. Включи громкую связь и спроси, что ты должна сделать!

Послушавшись, она сделала вызов и слабым дрожащим голосом повторила сказанное Владом. На секунду в трубке установилась тишина, потом Влад услышал:

– Иди домой! Завтра в это же время придешь снова. Ты должна улететь только с пятнадцатого этажа! Другие этажи не годятся – ты не сможешь расправить крылья! Вечером выйдешь на связь. И не вздумай отступать, иначе твои снимки в виде спама появятся во всех телефонах твоих одноклассников!

Ника снова закрыла глаза руками и зашлась в приглушенных рыданиях:

– Он не отстанет!..

На этот раз Влад ничего не говорил. Он снова обнял Нику и просто стоял, прижав ее к себе. Постепенно она затихла, но он не ослаблял своих объятий и только тогда, когда убедился, что она немного успокоилась, сказал:

– Пойдем ко мне, выпьем кофе! Я тебя познакомлю со своей мамой.

Полина Александровна, увидев сына с девушкой—подростком, удивленно приподняла брови, но не задала сыну ни одного прямого вопроса.

– Проходите! Ты где был? Утром вышла на полчаса в магазин, а когда вернулась – сына нет, даже записки не оставил.

– Ее зовут Ника. Мама, она будет моей девушкой.

И на этот раз мать Влада только приподняла брови и представилась:

– Полина Александровна. Так как тебя зовут?

– Вероника, – ответила слабым голоском девушка, не поднимая своих красных заплаканных глаз на мать Влада.

– Вы как раз к обеду, мойте руки и садитесь за стол. Я накормлю вас!

Ника прошла в туалет, и Полина Александровна строго уставилась на сына:

– Сынок, ты никогда не интересовался малолетками! Что случилось?

– Мама, ты заметила на левой руке нарисованного птенца? Ее ждала судьба Светланы. Я спас ребенка от гибели, мама! Не знал толком, как действовать, и, чтобы отвлечь, предложил дружбу. Мама, разговори ее, отвлеки и из дома не выпускай. Мне надо отлучиться на пару часов! Я потом ее отведу домой.

Дождавшись девушку, он попросил ее:

– Посиди с мамой, пообщайся, а я скоро вернусь!

– Хорошо…

Слабый голос Ники, ее доверчивый взгляд исподлобья подвигли Влада на решительные действия. Если он окажется прав, то, возможно, получится зацепиться за преступника, манипулирующего девушкой.

Он не ошибся, школьный друг Мишка по—прежнему подрабатывал системным администратором в торговом центре и к просьбе Влада отнесся серьезно.

– К нам на камеры заглядывают десятки горожан. Некоторые просто из любопытства – а есть ли парковочные места и стоит ли поэтому к нам ехать за покупками? Найти тебе интересующего посетителя будет непросто. Впрочем, давай попробуем! Говори, какая камера тебя интересует и период времени?

Не прошло и десяти минут, как у Влада оказался нужный ему айтишный адрес. На камеру, направленную в сторону пятнадцатиэтажки, в то время, когда Ника собиралась выброситься в окно, заходил только один абонент. Он около тридцати минут рассматривал обстановку между торговым центром и пятнадцатиэтажным домом, словно ждал какого—то события. По расчетам друга, судя по айтишному адресу, посетитель проживал в том же микрорайоне, где находился и торговый центр.

– Тебе зачем это? – полюбопытствовал Мишка.

– Да колеса кто—то регулярно прокалывает на этой стоянке. Вот друг отца уже дважды пострадал. А можно скопировать изображение с этой камеры на свой личный компьютер?

Мишка усмехнулся:

– Да можно все! Только надо иметь определенные хакерские программы. Ты не сможешь, тут специалист должен быть высокого уровня. Хакер! Кстати, ты из армии пришел давно, а не объявляешься, на обмыв не приглашаешь? Или армия в тебе другие ценности воспитала и старые друзья не в счет?

– Занят был. В институте восстановился, чуть не окочурился от перегрузки, пока сессию сдал. Теперь, вот, время появилось, можно и в «Лабиринт» сходить за мой счет.

– Заметано! Дата, время?

– Давай завтра, в двадцать два ноль— ноль.

Мишка откровенно засиял:

– По рукам!

– Миха, а ты сам можешь определить адрес?

– Конечно могу! Но это будет нарушение служебной инструкции.

– Миха, завтра угощаю только текилой!

– Ну, если так, то ладно…

Влад, выйдя из торгового центра, заторопился домой. Он уже знал, что ему нужно сделать в течение ближайших часов.

Глава 6

Вернувшись домой из торгового центра, Влад, в душе беспокоясь за Нику, с определенной долей тревоги открыл дверь в квартиру. Но волновался он зря. Пока Ника общалась с матушкой, в ее облике произошли заметные изменения. Из угрюмой и плаксивой девчонки она неожиданно для Влада превратилась в приветливую и общительную девушку. Матери удалось растопить холод в душе этого заблудившегося ребенка, и Ника достаточно оживленно общалась с ней.

– Как вы тут без меня?

– Садись обедать. Мы уже пообедали и пьем чай. Мама у Ники оказывается тоже работает в детском саду, так что мы нашли общие интересы. Оказывается, и Ника, и ее мама, как и я, любят вышивать!

– Я рад, что у тебя, мама, нашлись общие интересы с моей девушкой.

Знакомый быстрый взгляд Ники исподлобья молнией прошелся по Владу. Девчонка до конца не верила в справедливость сказанного им, и он отчетливо понял это по ее глазам. Он специально назвал Нику своей девушкой, чтобы посеять в ней дополнительную надежду и постараться еще дальше увести ее сознание из той сумятицы, что царила в ее душе до этого.

Пообедал он быстро, как научился это делать в армии, где, если не успел съесть свою порцию, останешься голодным. Его тактика шокирующих заявлений возымела свое действие, и Ника на время явно оттаяла.

– Пойдем в мою комнату, я тебе что—то покажу!

Он протянул руку Нике и она, долю секунды поколебавшись, подала свою тонкую ладошку девушки—подростка.

– Пойдем! – поторопил Влад девушку.

Ника с любопытством осматривала скромную и простенькую обстановку в его комнате. Стационарный компьютер соседствовал с простой кроватью и книжным шкафом, заполненным книгами, а в углу, как обычно бывает у парней, в беспорядке валялись эспандер, мяч и гантели.

– Садись!

Он отодвинул ящик письменного стола и выложил перед Никой коробочку с медалью. Глаза у девушки загорелись. Среди ее знакомых ни у кого, естественно, не было такой награды.

– Вот, смотри, удостоверение…

Она долго рассматривала медаль, а потом, взяв в руки документ, прочитала вслух:

– Удостоверение к государственной награде. Севернин Владислав Павлович! А за что?

Влад видел, что она хотела назвать его по имени, но не решилась, и просто спросила: «А за что?»

– Да ничего особенного – вытащил из—под обстрела раненого прапорщика.

– Но тебя могли убить?

– Конечно!

На лице Ники отразилось столько восторженных эмоций, что Влад подумал: «Все, хватит ей пудрить мозги!»

Он нагнулся к ней и заговорщицки прошептал:

– Только маме не проговорись! А то она переживать будет. Ну что, пойдем погуляем?

– Пойдем.

Перед уходом, когда Ника уже вышла и ждала Влада за дверью, матушка сказала:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь!

– Мама, вы же сами с папой учили меня: помоги, если требуется помощь, соблюдай справедливость, а зло – наказывай!

– Сынок!.. – вскинула голову Полина Александровна, желая напомнить сыну, что воспитательные слова, приведенные сыном, имеют достаточно широкий смысл и предполагают непростое их применение в жизни.

Но потом только махнула рукой:

– Ладно, иди!

На улице они шли рядом. Влад не делал никаких попыток взять Нику за руку, опасаясь неосторожным движением испортить сложившееся еще хрупкое единение их душ. Твердая уверенность, что у него все получится и он спасет эту заблудшую в своих подростковых метаниях девушку, все больше и больше поселялась в его душе.

И на какое—то время он так задумался, что не сразу расслышал ее осторожный вопрос:

– Что мне делать? Он сегодня выйдет на связь…

– На все ответишь согласием! А дальше мое дело… Кстати, как «его» зовут?

– Не знаю! Он связывается под ником «Юлиус».

Влад достал мобильник:

– Давай обменяемся номерами. Все, что он потребует от тебя, обещай выполнить! О подробностях требований сразу отзвонишься мне. У тебя родители во сколько уходят на работу?

– Мама уходит рано, в шесть утра. А папа… у папы другая семья. Он с нами не живет.

– Извини!

Он обнял за талию Нику, и она не отстранилась.

– Влад, я боюсь!..

Она впервые назвала его по имени, и он подумал, что находится на правильном пути.

– Не бойся! Теперь в твоей жизни есть я. Завтра в семь утра я буду у тебя! Но большая просьба – о любых изменениях обстановки немедленно сообщаешь мне! Хорошо? Живем мы с тобой, оказывается, недалеко друг от друга, так что я сразу примчусь к тебе на помощь.

Он довел девушку до подъезда, и они попрощались. На прощание он крепко прижал девушку к груди, но большего не осмелился себе позволить. Влад понимал, что юное создание уже увлеклось им, хотя это ему было совсем не нужным. Но в создавшейся ситуации он не мог поступить по—другому, так как надо было отвлечь Нику, вывести ее из—под влияния Юлиуса. Если все у него получится, как он задумал, то у девушки все страхи исчезнут уже завтра, а еще через пару дней она будет уже спать спокойно, как спят после прощения родителями все напроказившие дети.

На обратном пути Влад снова зашел в торговый центр, но на этот раз Мишки не оказалось на рабочем месте. Тогда он набрал его номер, и только после седьмого гудка, когда уже собрался отключиться, услышал знакомую скороговорку друга:

– Да, Влад! Только коротко!

– Как с моей просьбой?

– Через час зайди ко мне – есть новости. Срочно ищи пять штук! Понял?

– Понял.

Деньги у Влада с собой были. Вернувшись домой с внушительной суммой, он больше не попрошайничал у родителей и теперь постоянно носил с собой на карманные расходы семь—восемь тысяч. Поэтому он решил домой не заходить, а переждать необходимое до встречи время в кафе.

Несмотря на то, что на улице набирала силу жара первого летнего месяца, он заказал в кафе не прохладительный напиток, а попросил чашку горячего кофе, чем вызвал неподдельное удивление у официантки. Она даже переспросила:

– Кофе?

– Да.

– Молодой человек, а не жарковато будет? А? – кокетливо уточнила официантка.

Задумавшись о своем, Влад коротко ответил:

– Нет! Я не потею.

После первой чашки он заказал еще одну и снова напомнил официантке, чтобы кофе был горячим. На этот раз она уже никак не комментировала желания неразговорчивого, хотя и симпатичного парня, а молча принесла дымящуюся чашку.

К Мишке он пришел чуть с опозданием. Тот уже ждал его, полный обычного нетерпения, и беспокойно ходил по комнате из угла в угол. Сколько он знал школьного друга, тот всегда торопился и даже сам о себе придумал поговорку: «Кто торопится – тот всегда опаздывает!»

– Деньги принес?

– Да. Что случилось?

– Получилось с трудом! Моих усилий оказалось недостаточно – на адресе стояла серьезная защита. Помогли знакомые ребята… Так что давай деньги – деньги для них! – и записывай координаты!

Остерегаясь, Влад близко к указанному в адресе дому не стал подходить. Он обошел его на приличном расстоянии, старясь не попасть в радиус обзора камер. Украдкой косясь на двенадцатиэтажку, он их насчитал три штуки только у нужного для него подъезда, а возможно еще были камеры, которые он не смог заметить.

Проведя рекогносцировку, Влад отправился домой. Заходящее солнце уже почти скрылось за темным облаком, невесть откуда появившимся на западе в конце спокойного солнечного дня, и из—за этого, на его удачу, на микрорайон опустились преждевременные сумерки.

Влад решил ничего не откладывать, так как скоро наступит пора, когда жители дома начнут возвращаться с работы и в общей суматохе в сгущающихся сумерках он сможет без проблем проникнуть в нужный ему подъезд.

– Отвел? – вроде бы равнодушно спросила матушка, но ее пытливые глаза выдавали материнскую озабоченность.

– Да. Завтра договорились встретиться.

– А сейчас куда?

– Пойду, прогуляюсь немного. Может, встречу кого—нибудь…

Влад зашел в свою комнату, подобрал нунчаки и засунул их под рубаху в джинсы на левом боку, а на голову надел бейсболку. Мать с настороженностью наблюдала за ним, и он, проходя мимо нее, нагнулся и чмокнул ее в щеку.

– Я быстро! Если никого не встречу, то сделаю круг по нашему «микрашу» и вернусь домой.

Дождавшись на остановке очередной маршрутки, Влад зашагал вслед за группой высадившихся пассажиров. Он надеялся, что кто—нибудь из них дойдет до первого подъезда и откроет дверь, и ему лишь останется придержать ее и войти вслед. Но пассажиры с первой маршрутки прошли мимо и ему пришлось повторить аналогичный маневр еще дважды. Лишь на четвертый раз у двери подъезда остановилась нагруженная авоськами женщина и долго топталась на месте, роясь в сумочке в поисках ключа. Влад стоял от нее на удалении нескольких шагов, делая вид, что разговаривает по телефону, но как только женщина открыла дверь, он перестал притворяться и поспешил дверь придержать, чтобы женщина со своими пакетами смогла спокойно зайти в подъезд.

Помощь она приняла, как должное, и, не оглядываясь на Влада, благодарно проговорила усталым голосом:

– Спасибо.

Влад ничего не ответил, надвинул бейсболку пониже на глаза и поспешил прошмыгнуть мимо женщины, вызвавшей лифт, на лестницу. До нужного седьмого этажа он поднимался пешком, опасаясь, что в лифте кто—нибудь ему встретится и запомнит его. Он прошел этаж, рассматривая нужную ему квартиру и вовремя заметил над дверью вмонтированную в стену видеокамеру. Это существенно меняло дело. Если из квартиры ведется наблюдение, то топтаться перед ней нет смысла – постороннего незнакомого человека заранее заметят и дверь не откроют, как бы он себя не называл.

Он долго не раздумывал и, рискнув, вызвал лифт на восьмой этаж и на нем спустился на пятый. Потом вздохнул полной грудью и снова стал подниматься по лестнице. На площадке седьмого этажа он сделал вид, что запнулся о последнюю ступеньку и, открыв щиток, где находились счетчики электроэнергии, выключил автомат защиты сети двадцать седьмой квартиры, а потом спокойно поднялся на один пролет выше и, прижавшись к стенке, стал ждать развития дальнейших событий.

Его радовало, что камера над дверью упиралась объективом в противоположную стенку и не наблюдала всю лестничную площадку. Возможно, ее угол обзора не выходит за стандартные параметры, тогда увидеть все, что творится на площадке, у хозяина квартиры нет возможности. Можно рассмотреть только то, что находится непосредственно перед дверью.

Ждать пришлось долго. Хозяин не решался открыть дверь и проверить наличие напряжения на электрощите до тех пор, пока работал источник бесперебойного питания на базе аккумулятора. Но через двадцать минут дверь осторожно открылась и в проем выглянула голова рыжеволосого юноши. Он высунул голову и не делал больше ни одного движения, готовый при малейшей опасности захлопнуть дверь снова. Владу показалось, что парень даже шумно втянул воздух, пытаясь уловить какие—нибудь подозрительные запахи.

Потом послышался лязг снимаемой цепочки и парень медленно, не закрывая дверь в квартиру, пошел к распределительному щитку. Он открыл крышку щитка и, что—то бормотнув ругательное, включил АЗС подачи питания.

– Что, тоже выбило? Черт знает, что творится с нашим электричеством! Каждый день скачок напряжения! У соседки холодильник сгорел, так она второй день ругается. Вот ищем, у кого в квартире перегруз электроэнергии. У тебя как, не перегруз?

Спускаясь по лестнице, Влад не давал опомниться худому хлипкому парню и сыпал словами, не останавливаясь и не давая тому собраться с мыслями. При виде незнакомца парень сжался и явно приготовился дать деру, но Влад не останавливался: