Тонкая грань. Курьер 2. Том 1. Зимний сон

Том 1. Зимний сон

1

Так холодно в городе давно не было, беспощадный мороз щипал губы, нос и щеки. «Прощай навсегда…» – крутилось в голове. Он мерз в дурацком тонком пальтишке и глупо смеялся, раздражаясь на оледеневший асфальт. Ветер вдруг насыпал горсть блестящих снежинок. Смотреть на них было больно и очень весело одновременно. Подумал, что со своими длинными ногами он похож на пьяного журавля.

Правда состояла в том, что он и был пьяный журавль, а идти предстояло еще очень далеко. Зато «прощай навсегда» стало как приговор. И приговор окончательный, отвратительный, бьющий как плеть, но, увы, долгожданный. Пришло спокойствие. Хуже не будет, свершилось.

Остановился, поднял голову, увидел фонарь. Улица сужалась и уходила в неизвестную черную щель. Снег сыпал старательно и без перерывов. Чем дольше он смотрел на летящие снежинки, тем больше согревался. Выдохнул давно застрявший в горле колючий воздух. Рассмеялся, как безумный.

«Прощай, сука, навсегда. Я зол и я свободен».

Он бы обнял весь этот спящий и холодный город и стал бы снегом, стал луной, уснул в этом сне, чтобы проснуться там, где не болит сердце и где нет тела. Это было бы замечательно – лететь снежинкой, отдаться ветру и утонуть в рое послушных капель, поглощенным ледяной романтикой. Вот и все, прощай навсегда…

Стало жарко, он расстегнул пальто, улетая вместе с потоком снега, несомого ветром прямо в неизвестную черную щель. Мир перестал быть реальным и превратился в трехмерную игру, нет, наверное, в четырехмерную, где лететь можно было куда угодно. Он вдруг увидел себя сверху, в расстёгнутом пальто, с растрёпанными волосами, с безумной улыбкой. Он выдыхал пар, как дракон выдыхает огонь; он пах виски, сигарой и женскими духами, он стоял такой беззащитный перед одиночеством, что не знал, как сделать следующий шаг.

Прощай навсегда, принцесса. Твой выбор, твой шаг, твоя жизнь.

Снег сыпал на его горящую макушку и холод превратился в тепло. «Ерунда, – махнул он упрямо головой, – надо просто дойти домой и больше не пить столько виски и все будет хорошо». Или не будет? Как там? Прощай навсегда…

Улететь вместе со снегом, стать холодом и свежестью, стать легким ветром и плыть сквозь вселенные, обнимать звезды, гореть и возрождаться, терять тело и получать новое. Вот о чем шептала ночь и он улыбался ей в ответ, выдыхая волшебный виски. Обнял столб, чувствуя его невероятную твердость и холод.

Пальцы почти примерзли, когда он взял себя в руки и заставил идти дальше. Снег все сыпал и сыпал, завораживая движением снежинок. Он вытащил телефон и пытался снять на видео, унести с собой танец ночи. Не получилось, все дрожало и смазывалось. В сердцах он швырнул телефон, но потом одумался, наклонился, подобрал с холодного снега.

И пожалел, что не одел ботинки. Проклятые штиблеты годились для паркета, а не для оледеневшей улицы. Растянулся, хватаясь за воздух, больно упал на подломленных ногах и подумал – хорошо, что никто не видит. Снег сразу облепил джинсы и проник к теплой коже. Хмыкнул носом, поднялся, рыча на все: на снег, на телефон, на эту глупую фразу: прощай навсегда. Как зверь. Лунный кот, а снег – его шерсть. Надо было идти домой.

Ладно, идем.

Собрался, стряхнул снег, застегнул пальто, телефон засунул в карман. Все нормально. Это ведь не конец жизни, он молод, прекрасен, он сексуален и умен. Все будет хорошо. И правильно – прощай навсегда. Хватит ныть. Ветер сыпанул горсть снега в лицо. Он поймал снежинки ртом, становясь зимой во полти.

Отдаю тебе свое тело.

Какое-то время он очень искусно и плавно танцевал с зимой, потом отпустило и мир вернулся в привычное русло. Ничего волшебного не было, просто шел снег на улице, была ночь и холодало. «Иду», – сказал он неизвестно кому, никто его не ждал. Прощай навсегда. Они расстались и точка. Обернулся, куда его занесло?

Здесь, черт возьми, всего одна широкая улица и от нее надо повернуть налево, потом проскочить под мостом и пройти мимо озера. И там его дом. Все предельно просто, так почему он не узнает улицы? Виски тут не причем.

Он зажмурился и снова открыл глаза – не изменилось. Вот это глюк, он, же проклятье, не абсент пил… Вот банк с покосившейся вывеской. Стоял тут вчера и позавчера и уже давно. На месте. Вот справа черная, колючая пиками ограда с обрывками объявлений. Кажется садик. Он ходил здесь три года на работу, прямо по этой улице, он знал ее наизусть. Между садиком и банком было неказистое трехэтажное здание, похожее на государственное учреждение. Какой-нибудь комитет по вопросам городской канализации, или управление по организованной борьбе со стихийно возникающими очагами торговли.

Он не помнил, потому что не читал таблички. Казенный дом времен Хрущева с деревянными окнами и заросшими плесенью подъездами. Всего три этажа. Это он помнил точно, точнее некуда. Напротив, на другой стороне улицы было здание пожарной части. Обернулся. Да, все верно, пожарка мигала огнями и казалась логовом дракона. Рядом магазинчик. Закрыт. Пивной ларь с сисястой теткой на баннере, почему-то в ажурном фартуке. Тоже на месте. Все верно. Вчера он купил здесь пиво. Было еще плохо и тяжело, «прощай навсегда» не было сказано вслух и он думал – пиво поможет. Не помогло, чем больше он тогда пил, тем сильнее трезвел.

Обернулся опять и на миг закрыл глаза. Исчезни, наваждение, уйди к черту! Нет. Нужно было просто махнуть рукой и пойти домой, не заморачиваясь. Трехэтажного казенного дома не было. Точнее он, будь ему пусто, стоял на месте, но вот над ним возвышалось еще одно здание.

Небоскреб. Новехонький, блестящий, стеклянный. Крышей уходил в черные небеса. Царапал звезды. Модный такой и красивенький, как картинка. И этого не могло быть, ни в этом городе, ни на этой улице, нигде. Во-первых, здания не строят за один вечер. Да, не строят, а еще утром его не было, за это он мог поручиться. Тащился ведь в суд, жевал сигарету и не мог угомонить трясущиеся руки.

Не было небоскреба и точка.

Во-вторых, если даже предположить, что здание построили, а он ходил и не замечал все это время, то возникал очень серьезный вопрос: как? Как на старый фундамент сорокалетней давности мог встать многоэтажный небоскреб? Он ничего не понимал в архитектуре и строительстве, но представить себе стоэтажник, построенный на фундаменте старого трехэтажного здания, не мог. И поверить в его реальность не мог, потому что все это выходило за рамки.

За рамки чего? Виски не позволило четко сформулировать, но это было неважно. Пришел ступор. Сердце сжалось и потом вдруг стало колотиться, как безумная боксерская груша. Он тер глаза, тер до слез и думал о какой-то фигне, не в силах остановить бег мыслей.

Реальность обманула его. Не было раньше никакого небоскреба, и вот, только он развёлся, как небоскреб сам собой вырос из ниоткуда, да еще так прямо лез на глаза, что отвернутся не было сил. Хотелось обвинить виски или стресс. «Крыша» съехала? Нет, не то. Он прислушался к стучащему в висках сердцу и понял, что абсолютно трезв. Происходило нечто выходящее за рамки, прямо сейчас, прямо с ним, обычно очень трезвым (не сегодня) и практичным человеком. Никакой мистики, никакой схоластики, никакой к черту философии. Его жизнь была проста и понятна. А сегодня этот чертов небоскреб как-то влез в башку и не поместился в ней. Стало неуютно. Что делать?

– Курьер.

Вдруг четко и ясно произнес кто-то за спиной. Обернулся, – никого, только ветер и снег. Запахнул пальто, пытаясь спрятаться и забыть, все что было, но небоскреб звал его. Звал смотреть, звал не бояться, звал оставить все, что прикипело, как гарь. Звал зайти. Присмотрелся. Старенькая подъездная дверь была нараспашку. И на ней, как положено, висела табличка, возвещавшая о комитете или чем-то еще. Прикрытие. Небоскреб прятался за хрущевкой с неприметным видом. Вот как.

Он понял это сразу и попытался рассмотреть стык. Как же выглядит место, где заканчивается старое и начинается новое строение? Но стало темно, свет фонаря потух и ветер с новой силой стал порошить снегом. Вот оно. Надо было решаться. Либо уйти и все забыть, либо сделать шаг и зайти в небоскреб. Пришло четкое понимание – зайди и останься. Тайны вселенной ждут тебя в небоскребе. Не тупи. Делай шаг.

Уже почти решился, дух захватило, он подумал, что даже не успеет попрощаться со своей родней и тут зазвонил треклятый телефон. Разве он его не выбросил?

– Кто? – был зол и имел право. Три часа ночи, все нормальные люди давно спят, плюс лезет, как туман с горы, видение запредельных домов и тут…Витенька. Ну конечно, кто же еще?! Жадная и пустая душонка, все суется со своими расспросами. Вампир. – Ты че так поздно?

– Во-первых, привет. А во-вторых, не кричи на меня, я тебе весь вечер звонил, потом Максу дозвонился, он сказал, что ты напился и пошел домой. Я вот и звоню, узнать, где ты?

– А ты мне что, мама? – угрюмо выкрикнул в трубку, стало тошно, вернулись виски, сигары, душный кабак, Макс со сломанными очками и еще там была официантка, которую он вдруг захотел грубо облапать, просто из мести, просто, чтобы слить свою агрессию. Мир вернулся. Снега больше не было, фонарь опять ярко разгорелся и он побрел в сторону своего дома, понимая, что чудес не бывает.

– Давай, рассказывай, как все прошло. Как вы хату будете делить?

– Не делим, вот так. Слушай, а тебе спать не надо и на работу завтра не идти?

– Да к черту, к черту. Для меня друзья важнее.

Не были они друзьями, никогда. Так, прилип этот хмырь, Витенька, из соседнего отдела доставки. Выпили с ним как-то пива и показался он тогда внимательным и удобным собеседником. А теперь вот не отвяжешься. Все ему рассказывай, все ему докладывай, словно капитану полиции. Давно надо было его послать куда подальше, так ведь проклятая вежливость. На хрен. Как же небоскреб, как же его волшебное приключение к центру вселенной? Или показалось? Конечно, показалось. Померещилось. Чего спьяну-то не привидится?

– А ты по Светлой ходил сегодня?

– Нет, я ведь на автобусе, ты знаешь. А что?

– Да так. Не важно. Развелись мы, Витенька. Пять лет нежной любви коту под хвост. Квартиру она мне оставляет, а машину заберет. Да и хрен с ней, все равно рухлядь. Мама ее все время плакала, а я вот напился и все мне пофигу.

– Ну, ты держись, чего уж там, всякое бывает, хотя красивая пара вы были.

– Ага.

– Я вам завидовал, честно, белой завистью. Придешь завтра, расскажешь подробности?

– Ага.

– Че как филин, ага да ага?

– Ага, Витенька. Я уже домой пришел, так что давай, до свиданья…

Не пришел он домой, только до озера доплелся, вдруг ощутив всю тяжесть утери. Прощай навсегда. А как же небоскреб? «Завтра схожу», – дал себе твердое обещание. Посмотрю, есть ли там что на самом деле или приснилось пьяному курьеру всякая фигня. Почему вдруг он назвал себя «курьером»? Нет, не так, как-то пафосно и с большой буквы: КУРЬЕР. Никогда он не работал никаким курьером и не собирался, он, дизайнер с высшим художественным образованием…

Нет, что-то тут было другое. И курьер другой. Промелькнул в сознании свет и потух, словно вдруг стал он на короткое время таким мудрым и понимающим, доверял зовущим небоскребам, а потом опять оглох и ослеп, отяжелел привычным миром и пьяной тушкой поплелся в тихое пустое гнездышко. Так все и кончилось той ночью. Спал новый Курьер очень беспокойно и во сне его соблазняли бесы, а утром он умер во сне, уснул под теплым покрывалом из снега, да так и остался там.

2

10 лет спустя

Силуэт завис в изогнутой позе. Двигалась только рука, методично опускалась с жутким звуком. Он с отвращением закрыл уши руками. Когда же это кончится!?

– Оленька… – позвал и вспомнил, что отпустил ее полчаса назад. Навалилась усталость. – Проклятье, нельзя ли быстрее?

Никто не ответил, методичный стук продолжался еще какое-то время, потом все стихло и силуэт пропал. Неужели все? Хотелось домой, хотелось холодный душ и смыть всю грязь, которая накопилась за день. Он устал, как вол. Но без него тут все просто развалится. Эти неумелые и несмелые люди. Да, он сам когда-то был таким. Или не был? Он всегда был другим. Это точно.

– Готово или что там?

Готово, не готово, я иду. Уже сделал первый шаг, и тут разлилась по кабинету мрачная мелодия и силуэт снова замаячил, угрожая проклятым молотком. Черт! Оленька… Оленьки нет. Голова пошла кругом. Он взял трубку и облегченно вздохнул. Не клиенты, это хорошо, запарили его клиенты. Трубка хихикнула и вдруг стала насвистывать. Старый, добрый Макс. Хорошо.

– Че, пьем сегодня?

– Чего вдруг, не пятница вроде.

– Забыл, чертяка. Сынишке у меня сегодня пять исполняется.

Конечно, забыл. С утра его парил Андрей Варфоломеевич, которому в рекламе Лексуса должна была прослеживаться тема Мефистофеля. Параллельно он должен был сдать сайт хлебзавода, а фотографии были потеряны ушедшим в темную бесконечность дизайнером по имени Петя, заочно уволенном еще неделю назад.

В обед, когда Оленька наконец-то принесла долгожданный травяной чай и он расселся с бутербродом, истекая голодной слюной, случилась неприятность, – в окно вдруг ударилась огромная черная ворона и медленно сползла по стеклу. Он поперхнулся и отставил чай в сторону.

Тридцать три пропущенных от Натусика. Не брать, только не брать. Не мог он ничем помочь Натусику, пришлось добавить ее в черный список. Потом повалили какие-то уродцы с визитками, плакатами и буклетами, всего по сто экземпляров на самой дешевой бумаге. Он их выгнал. Долго куксился и злился. Допил холодный чай и вызвал клининговую компанию – очистить стекло.

Некий Филимонов явился после обеда с претензией на световой короб. Что-то там светило не так, как он представлял, то ли оттенок цвета его не устраивал, то ли интенсивность свечения. Он вообще никакого Филимонова не знал и не помнил, тем более что понять его было очень трудно. Филимонов ухал и плевался, как злой филин. Наверное, он был Филинов, а не Филимонов, во всяком случае, это многое бы объяснило.

Он еще не дослушал товарища, похожего на сову, как объявился Кашев и стал выливать потоки грязи. Спасла Оленька с горячим шоколадом, он вышел в коридор, успокоился и, вдохнув свежего воздуха в открытом окне, ввалился в каморку программистов.

Накурено там было как всегда и как всегда, конь не валялся, сроки сдачи вышли, а ребятки томно курили и читали анекдоты в сети. Устроил разнос. Приникли хлопцы, бормотали что-то там на своем птичьем языке, пришлось устроить настоящую головомойку. Кричал он долго и во всю мощь легких, грозился сначала прилично – уволить, лишить зарплаты, навалить еще в два раза больше работы, а когда перешел к неприличностям, заглянул Костя и стал увещевать не портить и так тяжелую атмосферу.

Костю послал, потом выпил бутылку пива внизу в буфете, нашел обиженного Костю у себя в директорском кабинете, долго и нудно извинялся, склонив голову и обещая никогда больше не повышать голос в общественном помещении. Разошлись миром, вернулся к себе, обнаружил, что треснула табличка на двери. Пришлось вызвать соседних монтажников, потому как его «родные» специалисты Васенька и Иван Дмитриевич как умотали ставить щит на мостах, так два дня уже не появлялись. Сначала чужих монтажников было двое, потом остался один и стучал так долго, что даже Оленька не выдержала, скромно собрала сумочку и стала засыпать босса умоляющими взглядами. Отпустил. Сам удивился, как же можно так долго возиться с табличкой? И вот, наконец, все смолкло и тут Макс со своим сыном.

– Прости, суета такая сегодня была.

– Да у тебя каждый день суета. Собирайся, через час в Сатори.

– Хорошо, а Витька звать?

– Балаболка твой Витек, давай без него тихо посидим.

– Ладно, я только деньги с карты сниму.

Вышел из кабинета. Посмотрел на табличку, вроде висит и то ладно. Он смотрел и понимал, что-то не так. Словно кто-то еще тут есть. Помещение не было пустым. Стало холодно, тело сжалось. Нехотя обернулся. Там, на Олечкином диване сидел какой-то тип. Сюрприз, черт возьми.

– Закрыто, – мрачно буркнул под нос, стараясь не смотреть на незнакомца, так как исходил от него некий странный могильный холодок и волны неприязни, – не работаем уже.

– Лев Аркадьевич, я полагаю?

Вот сука, еще и по имени-отчеству. Хотелось уже покинуть здание и выйти на морозный ветер, поймать такси и мчатся на всех порах к Максу, вкусить шашлыка из семги под холодное белое и салат какой-нибудь зеленый-презелёный с рукколой, маринованным сыром и виноградом. И картошечка чтобы печенная, с укропом, а потом еще хороший коньяк вдогонку под… Он не придумал – под что, скорее всего грибочки или королевские креветки, – вспомнил о незваном госте.

Странный какой-то тип, встал во весь рост и оказался неприлично высоким, в черном плаще, в черной же шляпе и с длинным носом. (По такому морозу разгуливать в плаще – вот уж извращение!). Смотреть на него не хотелось. Был он банально похож на какого-то мистического посланника, то ли смерти, то ли масонской ложи. Бред! И сапоги были такие же странные, словно он только что с лошади слез. Просто развернуться и уйти нельзя, надо было еще закрыть офис на ключ. Ладно, пусть сегодня был тяжелый день, так выпьем последнюю каплю яда.

– Он самый. С кем имею честь?

Незнакомец протянул визитку и едва заметно наклонился, ухмыляясь как лиса перед колобком. Запахло неприятностями. Налоговая? Неужели налоговая? Нет, так поздно не может быть. Вор? А зачем тогда визитка? Заставил приглядеться, тряхнув головой. Вдруг это сон? Устал, заснул за столом под монотонный стук монтажника и приснился ему незнакомец в черном, герой мрачных песен и пьяных поэтов. Проснуться не получилось. Вздохнул, присмотрелся к визитке. Скоробеев Людвиг Митрофанович, универсальный директор. Еще один бред, какой-то директор, не понятно чего, да еще и универсальный, со странным именем и странной фамилией, оказался в его офисе в восемь вечера и теперь сверлит совсем недобрым взглядом.

– Я вас слушаю, – выдавил Лев, потея руками и слабея. Появилось ощущение надвигающейся беды, причем сопоставимой с чем-то глобальным: например, прилетом инопланетян, экономическим кризисом или прокурорской ошибкой. – Чем могу?

– Проблема тут возникла, Лев Аркадьевич, с вашим щитом.

Всего лишь щит? Какая мелочь, право, не стоило беспокоиться… Нет, стоило, глаза незнакомца были темны, как колодцы в самую черную безлунную ночь. Что-то в нем было такое таинственное, как в героях Булгакова, тех, что невзначай явились в мир.

– Что за проблема, изложите.

– Спешите?

– Да, у друга вечеринка в честь рождения сына.

Зачем он сказал, словно отчитывается?! Чертовщина. Выгнать его и все, нечего время отнимать.

– Не спешите, Макс опоздает.

– Почему это? Вы вообще кто?

– Я вам визитку дал, Лев Аркадьевич. И я вам просто говорю: Макс опоздает, на углу Светлой и Третьей линии его остановят за превышение. Я уж, простите, там только что ехал, меня тоже остановили.

– Ага. Я понял. Или не понял. Вы откуда знаете, что Макс поедет по Светлой?

– Так ведь я слышал, как вы о Сатори говорили, это кабак на Светлой, возле института?

– Да, все верно. Ладно, перейдем к делу, я есть очень хочу.

Тип с должностью универсального директора двумя огромными шагами подскочил к Льву вплотную, словно хотел его обнять и закружить в веселом танце, но остановился, выставил свой длинный нос из-под шляпы и сверкнул черными глазами. Цыган? – подумалось Льву, – или может быть хасид какой-нибудь?

– Я не хасид.

– Что?

– Вы, Лев Аркадьевич, вслух говорите. Впрочем, мое время тоже ограничено, давайте к делу.

– Да, – проглотил Лев сухую слюну и вдруг обнаружил, что тело окаменело, словно взгляд гостя сковал его и сделал неподвижным. Был он похож на шпиона из прошлого века или на сыщика, а может на тайного курьера тайной организации. Впрочем, вряд ли он курьер, вот ведь визитка – золотом по черному бархату напечатано: универсальный директор. Ох, беда с этими директорами. – К делу.

– Вы установили щит на третьем мосту после кольца?

– Может быть… – он стал судорожно вспоминать. Да, был там щит, с голой бабой, обвязанной ленточкой. Что-то там о распродаже седанов С класса. Гадкий был дизайн, воротило с него, но заплатили щедро и потому Лев не спорил. Любой каприз в рамках разумного… – Был там один, реклама автосалона.

– Да. Так печально.

Что именно печально, – переспрашивать не стал. То ли щит печальный, то ли падение нравов в обществе. А может девушка ему не понравилась. Все равно, пофигу, Макс уже наверно в Сатори, бутылку открывает и жадно крякает перед первым бокальчиком.

– Лев!

– Да, да. Так что там с этим щитом?

– Он упал на мою машину.

– Ах, вот оно что! Так бы сразу и сказали. Приходите завтра, будет на месте Оленька, она запишет претензию и …

Директор по фамилии Скоробеев растянул свои тонкие губы в улыбке и от этого стало еще хуже. Он вдруг получился похожим на палача, который готовит топор к работе. Даже лампы в коридоре стали светить слабее. Облегчение, которое Лев почувствовал от простоты проблемы (ну щит, ну упал, блин, на машину!), исчезло.

Что-то было не так, черненькое такое огромное невезение наползало и давило, словно обхватил кто-то невидимый сильными руками шею и сдавливал так медленно, но упорно. Лев сглотнул слюну, есть больше не хотелось, нелепость ситуации его раздражала и пугала. Он подумал: на крайний случай – дать под дых и вытащить его в коридор и бежать. А потом сделать вид, что ничего не было, свидетелей то нет.

– Автомобиль стоит больше десяти миллионов. Бентли, Лев Аркадьевич, новый.

Вот теперь это стало проблемой. Никакой мистики, одна жестокая реальность. Лев согнулся и попятился. Универсальный директор Людвиг стал ему ненавистен. Чесались кулаки. Жужжала где-то в затылке больная нота. Дребезжала и раздирала реальность.

– Если я предъявлю вам иск, Лев Аркадьевич, – он все продолжал улыбаться тонкими губами и теперь кажется от души, – вы сядете в тюрьму, а фирма ваша закроется. Автомобиль сильно пострадал.

– Так, и вы пришли…

– Нет, я вам глубоко симпатизирую. Вы прекрасный молодой человек, который на своих плечах тянет предприятие малого бизнеса, каждый день решает множество сложных задач, уклоняется от ударов судьбы, бежит, как белка в колесе… Я вас отлично понимаю, я сам руководитель некоторой группы и мне понятно, как сложно собрать в команду…

Что-то он там еще говорил о доблести и чести частного предпринимательства, о невероятных трудностях руководства и сложности принятия решений, пока у Льва не закружилась голова. Ему стало совсем холодно, словно человек этот как вампир присосался к нему и пил силы. Говорил и говорил, а в глазах потемнело и словно вся жизнь пошла под откос… Наконец, он не выдержал:

– Можно как-то конкретизировать, как вы предлагаете решить проблему?

– Ах, Лев Аркадьевич, я вас от души хвалил, ну ладно… я человек не нищий и топить вас не буду. Мне потребуется одна небольшая услуга.

– Да что угодно! Любая реклама, или хотите шикарную аэрографию на… Нет, молчу. Говорите.

– Это очень личное. Приходите завтра ко мне в офис и там побеседуем.

– Ну хотя бы примерно намекните.

– Есть место, куда я не могу попасть, а для вас вход открыт. Зайти, взять пакет, принести мне. Вот и все.

– Как курьер?

– Да, вроде того. Ничего криминального.

Лев смотрел на гостя и понимал, что все это ложь – от начала до конца. Никакой щит никуда не падал и пакета скорее всего нет, а затягивают его в какую-то темную аферу. Чем больше он смотрел на незнакомца, тем яснее понимал, что никакой он не директор и визитку он только вчера напечатал, и пахнет здесь серой, а не как не цветочками.

– А фотография поврежденной машины у вас есть с собой?

– Конечно, и заключение экспертов, – он еще шире улыбнулся, демонстрируя свою безупречность в подходе к делу, – вот, взглянете?

– Нет, спасибо.

– Я оставлю папочку. На досуге изучите. Жду вас завтра в своем офисе, только до восьми вечера, дорогой Лев Аркадьевич, иначе будет поздно.

– Куда идти? – Лев насупился, хотелось немедленно собрать вещи и бежать из города. Но он не мог пожертвовать фирмой, его детищем, его ребенком, десятилетним ребенком, рожденным в муках и страданиях. Слишком много он вложил, чтобы сейчас все бросить.

– Позвоните, как будете готовы. До восьми вечера.

И картинно поклонившись, не снимая шляпы, гость ушел, не оборачиваясь. Несколько минут Лев стоял в ступоре, пытаясь сложить логическую мозаику, но все сводилось к простому вопросу: какого хрена? Почему этот тип пришел к нему и что ему нужно? Он впал в полусон, вяло опустив руки и от полной пустоты в голове спас еще один звонок Макса. Теперь он звонил на сотовый:

– Слушай… Ты уже там?

– Да нет, еще в офисе, выхожу.

– В общем… не спеши. Меня тут менты загребли на Светлой, превышение и все такое. Я пока пару звонков сделаю.

– Деньги нужны?

– Не дам ничего. Хрен им, упыри. Ты давай, Левушка, потихоньку выдвигайся, все как и договорились, только задержусь. Окей?

– Ну давай, звони, если что.

Все как этот тип и предсказал. Только вот откуда он вообще о Максе узнал? Или может быть этот супер директор из спецслужб и его, Левушку непутевого, хотят завербовать, потому и за Максом следят? Бред. Бред сивой кобылы, сейчас больше информации узнаешь в Гугле, чем слежкой. Тут что-то почище будет.

Поймал такси, назвал адрес Сатори и поехал, запретив себе думать о происходящем. Потому как ответа не было, да и вопроса приличного тоже. Может и не ходить никуда, наплевать и сделать вид, что ничего не было? И вот еще: Максу рассказывать или нет? Решил пока молчать, ведь чушь полная получится, если рассказать.

3

В Сатори в воздухе висел дым, как на войне. Пахло жареным мясом, старым маслом, резкими женскими духами. Орала живая музыка, ныл саксофон, басил старый певец с седой бородой в нелепом фраке, девушка невероятной красоты увивалась у шеста, молодые сосредоточенные официанты сновали между столиками. В Сатори так было всегда.

Не бытие определяет сознание, а среда.

Лев был в этом уверен на все сто. Только что он был тварью дрожащей и пятился в пустом офисе от какого-то сумасшедшего в черном плаще, а теперь он капля из единого моря пьяниц. Еще новый, еще с мороза, еще трезвый и замерзший. Зато людей меньше, чем в пятницу, – подумал с гордостью за умного себя, повесил пальто на вешалку и тяжело опустился на мягкий стул.

Обычно они здесь и сидели: небольшой столик на четверых, мало света, жутко накурено и увядающая пальма в кадке. Где-то в дыму промелькнул крупный торс Доронина, проплыл, как величественный корабль среди неспокойных волн. И тот морду свою наглую отвернул от Левушки. Тоже мне, бывший одноклассник, сука важная и нос задравшая. Ну и что, владелец ресторана? Он, вот, Лев, тоже, не лыком шит, всех рекламой снабжает.

Подошла новенькая, в хрустящем фартуке с округлыми грудями. Долго не задержится здесь. Переспит с Дорониным, получит место администратора, а через полгода уже будет где-нибудь в месте получше и почище.

– Что будете заказывать?

Он еще раз посмотрел на официантку. Что у него за воображение? Стоит только взглянуть на кого-нибудь и все будущее как на ладони. Ведь это его фантазии, не больше.

– Я друга жду, пока что принесите аперитив. И как вам господин Доронин?

Она с удивлением посмотрела на клиента и расплылась в неожиданной улыбке.

– Душевный человек, замечательный босс. А что?

– Ничего, лапушка, свободна.

Доронин наконец-то обратил величественный взор на Льва и скудно махнул толстой рукой. Конечно, надо быть снисходительным к тем ослам, которые своим горбом заработали бизнес. Он посмотрел вслед официантке, знала бы, ты, лапушка, как «душевный» человек капитал сколотил. Впрочем, об этом думать не хотелось. Пусть себе грязь остается на земле.

Лев поймал себя на странном чувстве – смеси зависти и отвращения. От голода наверное. Через пару минут ввалился Макс с двумя девицами. Притащил каких-то студенток. Одна мымра в очках и с крашеными волосами, другая симпатичная толстуха с короткой стрижкой. У Макса был талант находить сговорчивых дурнушек и поить их до полного согласия.

– О, старикан, ты уже тут!

– Я на такси. Девушек где взял?

– Это Настенька, а эта… как тебя? Полина. Ох, Полина…

Макс рассадил застенчивых дам и широким жестом позвал официантку. Заказывал много и все подряд, кроме рыбы. Лев молчал. Из головы не выходил гость в черном пальто. Людвиг Моисеевич, нет, Макарович… Черт, кто такие имена сейчас носит? Только не говорить Максу, ничего, даже намека. Просто пьем и гуляем.

– Я подарка не привез, прости.

– Забей, я в выходные свожу сына в торговый центр, пусть сам выберет. Где бокалы, эй, милая…

Лев влил в себя горьковатый джин, и все вокруг стало как-то теплее и лучше. Дым рассеялся, потому что Доронин включил наконец-то вытяжку, музыка стала спокойнее и разговоры вокруг перестали раздражать. Он откинулся на кресле и принялся разглядывать девиц, которые совсем сжались и испуганно посматривали друг на друга. Скоро свалят и тогда можно будет напиться до чертиков. Только не говорить о визите странного человека! Ни в коем случае, это такое очень личное ощущение!

– За знакомство! – Макс торопился, о сыне он больше не вспоминал. – Как там у тебя рекламная машина? Кстати, мне нужен будет баннерок для нового магазина.

– Сделаем, ты мне текст только набросай. А что за магазин?

– Кондюки буду продавать. Девушки, кто хочет шампанского? Ну, ты рассказывай, Левушка, рассказывай.

И потекло, поехало, шампанское он запил водкой и почувствовал, как тело расслабилось. Полина пригласила на танец, но Лев был не собран и отдавил ей ноги. Говорили о гаишниках, о том, что пора их всех повернуть спинами, нагнуть и… О продажных чиновниках говорили. Кричали громко и грязно ругались. Пока не пришел Доронин и многозначительно подмигнул. За соседним столиком сидел депутат с тремя девицами легкого поведения. Он просил передать, чтобы орали потише.

– Телезомби, – грозил пальцем кому-то невидимому Макс, – все телезомби. Я в это верю, слышишь, двадцать пятый кадр. Сейчас тебе расскажу смешную историю…

– Да фигня, вот у меня сегодня была история…

Говорил он быстро и захлебываясь, описывал все подробно и вдруг ощутил тревогу и унижение. Словно наступил кто-то на его ранимую душу грязным сапогом и топтал безжалостно, желая смешать с землей. Остановился, обвел взглядом и обнаружил Макса, который даже есть перестал и слушал, открыв рот. Девиц уже сдуло ветром усталости и страха. Левушка был сегодня страшен.

– Так, тихо, пойдем покурим, брат.

Он утащил его куда-то в темный коридор, и пока вел, держа за локоть, шептал в ухо горячим интимным шепотом:

– Все хорошо, Левушка. Это просто сон, не было никаких посланников тьмы, слышишь, я тебе говорю, не было. Давай лучше еще выпьем, вот шампанское. Только не доставай свои электронные сигареты, не позорь мою седую голову…

Куда-то они шли, и это был уже не зал Сатори. Какие-то мужики к ним подходили и ругали масонов, почему-то они были из департамента то ли сельского хозяйства, то ли новых технологий. Макс заставлял жать им руки, полезное знакомство, Левушка… И вроде все это уже было. На большом экране пел Леонтьев. Еще какой-то молодой и худой. Доронин проходил, но тоже худой и с бородкой.

И вдруг Лев с ужасом понял: он вернулся на десять лет назад, в тот же Сатори, в ночь, когда он развелся с Наташей и когда видел таинственный небоскреб. Он даже вспомнил, что дальше будет: он заденет кадку с пальмой, прибегут официантки, будут суетиться, Макс будет извиняться, а потом вытолкнет его из Сатори. И он побредет по холодным улицам, глотая слезы, прощаться со своей женой.

– Лев, пойдем на свежий воздух. Все хорошо, родной. Не никаких Людвигов, это я, твой друг, Максим. И ты не обижайся, я вот в двадцать пятый кадр верю, и что правители наши 3D-персонажи, тоже верю. Но вот в твоего Мефистофеля в черном плаще не верю, и в Небоскреб тоже. Хоть убей.

Прозвучало это так пафосно, что Лев вернулся в реальность и вдруг подумал, что ведь прав Макс, надо говорить не «небоскреб», а Небоскреб, то есть так как-то, с большой буквы. Переубеждать никого не стал, молча отмахнулся и выпил еще шампанского. Откуда-то появилась Полина, или это уже не она? Танцевать не стал. Вызвал такси и поехал домой, икая шампанским и докуривая электронную сигарету, в которой заканчивался аккумулятор.

Таксисту дал много денег, вышел на улицу и вдруг не узнал ее. Он жил здесь десять лет, но то ли ночь так все изменила, то ли он опять попал в какой-то мистический бред. Вместо его девятиэтажника с черными воротами стоял цирковой шатер гигантских размеров, в нем горел зеленый свет и были видны силуэты клоунов на велосипедах. Когда он взвыл от ужаса, протирая глаза, из шатра вышел высокий человек с роскошными усами, одет он был в черный фрак, выправку имел военную, а на носу красовалось пенсне. Вроде бы он был далеко, но вдруг сказал прямо в ухо знакомым голосом: «До восьми вечера, Лев Аркадьевич, не забудьте, милый» и рука его в перчатке погладила мочку уха Льва. По всему телу прошла дрожь и глаза сами открылись: его будил таксист. Дом был на месте, улица тоже. Значит, сон. Просто сон.

Проснулся в двенадцать. Проклятое солнце заползло на кровать, влилось сначала в ухо горячим свинцом, потом ослепило, выжгло глаза. Он вскочил и стал бегать, судорожно вспоминая, что вчера было, какой сегодня день и был ли Людвиг, как там его Скоробеев.

Собрал разбросанную одежду в корзину, налил ванную, поставил вариться кофе и взглянул в зеркало. Оттуда на него смотрел малознакомый взлохмаченный мужчина лет под сорок. С крупным носом и большими губами, с зелеными глазами и красивыми бровями. Черные волосы его походили на стог сена, а под глазами поселились глубокие синие круги. И сегодня была не суббота.

Будь проклят Макс со своими днями рождениями! Телефон разрывался, во рту образовалась Сахара, а тело стало таким вялым и ленивым, что он забыл о кофе и снова упал спать. Проснулся в пять вечера, вспомнил, что все разболтал Максу, махнул рукой и поехал на работу, облив себя холодной водой. У него было всего три часа, чтобы решить – идти на встречу с универсальным директором или забить на все, послать мистических курьеров куда подальше.

Вид Оленьки говорил о том, что произошла катастрофа. Маленький рот с морковной помадой округлился и губки дрожали, брови взлетели, да так и застыли, глаза стали намного больше, чем обычно. Она напоминала одуванчик, согнутый под порывом ветра в тот момент, когда вот-вот все его семена оторвутся и улетят в неизвестную даль.

Лев кинул беглый взгляд на кабинет: похоже, там прошел смерч – сувенирная продукция валялась на полу, блокнотики Газпрома с фольгированием были затоптаны черными грязными следами гигантских ног, флажок олимпиады был сломан и разбросан по углам, папка администрации смята и испачкана. В общем, картина разрушения была печальной.

– Лев Аркадьевич… – простонала Оленька.

В момент паники она была особо хороша. Пуговица на красной блузке расстегнулась и обнажала молодую белую грудь, юбка слегка провернулась, небрежно приподнялась вверх. Руки с длинными ногтями судорожно сжимали платочек с ее инициалами.

– Ах, Лев Аркадьевич…

Он закрыл глаза и взмолился: только не налоговая, только не налоговая. И устыдился. За то, что бросил Оленьку одну в разрушенном офисе; за то, что заглядывал в расстегнувшуюся блузку; за то, что пил вчера, как лошадь; за то, что все рассказал Максу. Зачем, спрашивается? Теперь вот расплата.

– Что случилось? Только по порядку!

Программисты как унылые быки топтались в коридоре, с любопытством вытягивая шеи, дизайнер Анна Торсеевна тоже невзначай выглядывала из своего кабинета, даже уборщица Матрена прискакала со своей жуткой метлой и стала мести там, где и так было трижды чисто. Еще в кабинете сидел в кресле директора молодой розовощекий охранник и бросал победные взгляды на Оленьку и ее расстегнувшуюся пуговку.

– Я зашла, а он здесь… И потом Денис Иванович появился и в общем, они упали…

Ничего он не понял, Оленька стала всхлипывать. Может это знак, еще одно напоминание от директора Людвига, чтобы он не забыл сделать правильный выбор. Вот ведь как верно, что среда определяет сознание. Хотел он спокойно посидеть часик-другой, поразмышлять, что к чему. От больной головы что-нибудь употребить, кофейку хлебнуть и потом пойти домой, досыпать. И это было бы хорошо, великолепно даже. Нет, хаос вокруг проник в его душу и поселился там, наполнив все сумятицей и тревогой.

– А желтая папка здесь на столе была, вы не видели?

– Нет. – Оленька собралась, поправила роскошные волосы, слезу смахнула и гордо удалилась за свой стол.

Конечно, никакой папки. Он спросил охранника, тот под пристальным взглядом директора как-то обмяк, розовые пятна на щеках сменил на красные, недовольно пожевал тяжелой челюстью и доложил по уставу, как полагалась.

– Проникновение, Лев Аркадьевич. В десять утра я услышал крик вашей сотрудницы, явился и обнаружил бомжа.

– Бомжа? – Лев пытался сообразить, какой такой бомж и что вообще происходит. В этот момент вдруг включилась привычная катавасия: стал звонить офисный телефон, в дверь зашли двое – скромная молодая парочка – и сели на диван для клиентов: – Вам чего?

– Нам рекламу.

По сотовому звонил Витенька. С некоторым удивлением он подумал: а почему все молчало еще минуту назад? Было тихо, никто не звонил, никто не приходил. Может быть, он сам каким-то чудесным образом запускает всю эту круговерть? Интересная мысль, надо будет обдумать ее потом. То есть так: пока его нет в офисе, все застывшее и не живое, как декорации в театре, а потом, приходит Директор и включает «жизнь»: куклы оживают и начинается движение, звонки, суета, начинает раскручиваться рекламная машина.

– Что там с бомжом, – повернулся к охраннику, опять нагло раскинувшемуся в его кресле, – Денис Иванович, продолжайте доклад.

– Видимо вы вчера не закрыли офис и бомж пробрался в ваш кабинет. Я зашел, смотрю: он устроился спать на полу.

– Так, а дальше что? Почему мои сувениры на полу? Кто сломал флажок?

Все оказалось банально просто и никакой мистики. Бомж отказался добровольно покинуть помещение и Денис Иванович перед лицом всхлипывающей Оленьки провел операцию по устранению бомжа из кабинета. Доблестный воин, Денис Иванович немного перестарался, что конечно было оправдано великой целью, бомж упал на витрину, разбил ее, потом убежал, растоптав некоторые экземпляры, но честь фирмы и Дениса Ивановича была спасена.

– Замечательно, – Лев пригладил волосы и сел напротив охранника на стул для заказчиков.

Ему вдруг стало все безразлично. Бред. Бомжи, заплаканные секретарши, уборщица эта с метлой… Ерунда какая-то. Жили-жили спокойно и усрались… Впрочем, все это может быть связано. Дверь он закрывал, когда уходил вчера. Не мог не закрыть, не совсем же из ума выжил. Или не закрыл? Нет, точно закрывал. Не мог этот бомж сюда залезть при закрытой двери. Разве что это Людвиг Маркович постарался, универсальный директор чего-то там.

«Ладно, я пойду на встречу. Послушаю, что он скажет, если что Максу звякну, подгонит он своих ребят на Соболе, тогда посмотрим, кто кого. Нет, так не пойдет…». Вспомнил об охраннике. Сидит, паскуда, похвалы ждет. Как слон в посудной лавке.

– Замечательно, что вы устранили проблему, только вот мне придется новый шкафчик заказывать и половина сувениров пришла в негодность. А вы знаете, Денис…э.. Иванович, что такое сувениры? Ну конечно, для вас это просто предметы, пепельницы, теннисные мячики, блокнотики дурацкие. А вот для меня это деньги. Приходит клиент, я ему показываю наглядно, он выбирает способ нанесения логотипа, материал… Впрочем, весь процесс вам наверняка неинтересен. Я сейчас схожу к Косте, потом поговорим.

Охранник подобрался и, презрительно поджав губы, вышел из кабинета. Костя был иногда очень жесток, особенно с охранниками. Лев ощутил себя Кощеем, восседающим на горе пепла, в который превратились его сокровища. Обернулся: в коридоре сидел вчерашний противный Филимонов, стеснительная пара и еще какая-то тетка в соболях и златах. Опять зазвонил Витенька.

– Чего тебе, у меня тут неприятности!

– Рассказывай…

– Ты прямо змей какой-то! Говорю же, не до тебя.

– Макс говорит, что вы вчера в Сатори были. А меня конечно никто не подумал пригласить!

– Прости, Макс тебя не любит, ты же знаешь. Давай потом перезвоню, у меня в офисе бомж ночевал, а потом его охранник провожал и разбил мою витрину с сувенирами. Как тебе?

– Круто. Давай подробности.

– Некогда, Витенька, у меня встреча назначена. Давай на выходные пересечемся.

– Хорошо.

Он пнул ногой то, что осталось от сувенирки, и пересел в свое кресло. Оленька умоляюще махала рукой, но он отвернулся. Не хочу клиентов, ничего и никого не хочу. Не налоговая и ладно. Надо подумать. Сначала водички холодной хлебнуть жадно из кулера, а потом решить – идти к Людвигу или нет.

Воткнул наушники в уши – что-то там мычало и рычало такое мрачное, что челюсти сводило. Откуда в его ноутбуке такая дрянь? Посмотрел на плей-лист: Moonspell. Ужас, что можно с музыкой сделать. Послушал и вдруг проникся мрачной атмосферой. Выли волки, рычали демоны и накатывал тяжелый колокол. Пилила беспощадная гитара и голос бормотал о древних богах. Музыка для Курьера. Откуда это? Может охранник слушал, пока его ждал?

Мусор. Все мусор. Посмотрел еще раз с грустью на Филимонова и скривился. Позвал Оленьку.

– Да, Лев Аркадьевич?

– Скажи, – у меня встреча. Ухожу я к восьми. И найди мне желтую папку, на столе вчера лежала. Этих двоих прими, запиши, чего хотят.

– Дама там со щитом еще.

– На завтра даму, или лучше к Анне, по цене я потом скажу. Договора у меня в столе, если что. В общем, работайте, а мне тут звонок надо сделать.

4

Набрал номер телефона, указанный на визитке. Номер какой-то странный, все одни девятки. И ни гудка, ни ответа. Просто тишина. Хотел уже отключиться, как издалека голос ласково поинтересовался:

– Лев Аркадьевич?

Совсем издалека, словно с Северного полюса, нет, с другой планеты скорее. Лев ощутил прилив сил. Это было странно, но он понял, что не боится никакого Людвига, а боится собственного любопытства. И тело его реагировало странно: приходило в непонятное возбуждение, словно человек этот с другой планеты обещал ему что-то такое, чего никогда не было в жизни директора рекламного агентства, что-то щекочущее нервы, что-то запретное. Так он себя ощущал в школе, когда передавал записку с признанием в любви Марине Петровне, а Марина Петровна, закусив губу смотрела на своего любимого отличника и не знала как реагировать.

– Да. Я приду, говорите куда.

– Давай на «ты», – вдруг предложил универсальный директор и от этого у Льва по всей спине пробежали мурашки. Опять привиделось ФСБ, агенты, шестерки и что-то грязное и мерзкое.

– Давай. Так куда мне подъехать?

– Во-первых, я рад, что ты сделал правильный выбор, – (судя по голосу, ничему он был не рад, просто играл, проявляя вежливость и показывал, как он искусен в этой игре), – во вторых, ехать никуда не надо, я нахожусь рядом.

На миг Льву показалось, что Людвиг Митрофанович (или как там его?) в прямом смысле рядом, прямо за спиной. Вот даже слышно его холодное дыхание, шуршит плащ и скрипит половица в полу. Он наклонился, улыбается одними губами, глаза безразличны, и протягивает руку, чтобы положить на плечо. С ужасом Лев обернулся. Никого… Ну и глюки!

– Хорошо, я сейчас одеваюсь и выхожу…

– Улица Светлая, трехэтажное кирпичное здание. Там будет табличка – департамент многоэтажного строительства. Ты знаешь.

– Да, я знаю…

Конечно он знал. Именно над этим зданием ему привиделся Небоскреб десять лет назад. Было ли совпадением, что универсальный директор Скоробеев располагается именно в этом здании? Нет, в этом он нисколько не сомневался.

– А офис?

– Шестьдесят девять. Я жду, не позже восьми.

– Я уже выхожу.

Ощущение торжественного ожидания и намек на скрытую тайну испарился без следа. Ему просто приказали и он как солдат пойдет исполнять чужую волю. Никакой, блин, романтики. Пусть так. «Я выслушаю, что он скажет и если что-то пойдет не так, откажусь. Пусть подает в суд, посмотрим еще, кто кого» – пришла злость.

Без пяти шесть он собирался выключить ноутбук и выйти на улицу. Оленька уже сложила сумочку и многозначительно поглядывала на вешалку с шубкой. Он кивнул, разрешил. Программисты толпой вывалились из своей каморки, но увидели колючий взгляд шефа и засунулись обратно, сдавливая смешки.

Дизайнер Анна молча и величественно проплыла мимо, не удостоив Льва взглядом, так же величественно выплыла вслед за Оленькой. Свет в коридоре кто-то выключил. Пора было выходить и тут взвыл вызов Скайпа. Почему-то включилась музыка и та же группа Moonspell забормотала об эротике. Мрачная, темная эротика. Роза. Ответить? Он не знал. Роза была прекрасна, но они никогда не будут парой. Так уж получилось. Все же он ответил, хотя уже надел пальто и собрал кейс.

– Роза?

– Да, мой сладкий. Я уже соскучилась. Ты совсем забыл мамочку.

– Прости, у меня тут такая суета. Еще щит упал на чужую машину, сейчас вот пойду выяснять.

Это была полуправда, но Розу она не устраивала. Она скривила свое идеальное лицо, сделала грустный вид и изобразила слезинку, которую вытерла изящным жестом. Она всегда была изящна, так же, как и ее танцы. Он смотрел и наполнялся красотой. А может, забить на все и поехать к Розе? Ванная с розовыми лепестками, самое лучшее в городе шампанское, фрукты и свечи. Полутени и полуправда, они так запутались в паутине лжи, но паутина была сладостна, сети возбуждали, опасность будоражила кровь. Ах, Роза, моя балерина…

– Сейчас очень удобно, – шепнула Роза, приблизилась к камере, чтобы дать рассмотреть свои пурпурные губы, – его нет, уехал на рыбалку с мужиками. Не представляю себе, что там можно поймать в такой холод.

– Давай я тебе перезвоню, дорогая, может, приеду после встречи с… в общем, я тебе говорил.

– Обещай и я буду ждать, милый.

– Я позвоню.

Это было несколько невежливо, но он закрыл крышку ноутбука. Обещать такой женщине и потом не выполнить было бы некрасиво. Отпустил программистов и закрыл офис на ключ. Даже дверь подергал. Все нормально, никаких больше сюрпризов! Вышел на улицу, хлебнул морозного воздуха и понял, что приключение начинается. Нужно только быть очень собранным и внимательным и тогда он получит удовольствие. От чего – не важно, от риска, от нового, от загадочного. Ведь не просто так этот Людвиг оказался в здании, на котором он видел выросший за одну ночь Небоскреб. Таких совпадений не могло быть. Прости, моя Розочка, загляну в твой сад в другой раз.

На улице оказалось холоднее, чем днем. Наступили мрачные сумерки, повалил снег, хотя по прогнозу все давно должно было растаять. Дорожки были скользкие, Лев пожалел, что оставил машину дома, но ехать с явным вчерашним перегаром он не решился, опять же менты на Светлой стояли даже в такую погоду. Макс побеспокоил своего отчима и вопрос решился, а вот Лев совсем не хотел беспокоить по пустякам тех, кто решает вопросы с полицией. Не любил быть должником.

Пошел, разъезжаясь на льду, как трезвый журавль. Дал же бог длинные ноги, вот и скользи на них. Незаметно опустилась ночь и стало тихо и красиво. Успокоился, перестал мерзнуть, с грустью подумал об утраченной на сегодня Розе. Что-то подсказывало, что после встречи с Людвигом Митрофановичем на свидание с прекрасной женщиной сил уже не останется.

Уже почти дошел до здания, когда опять позвонил Витенька. Вот пиявка, паразит. И ведь не отвяжется.

– Да, говори, только быстро, я спешу на встречу.

– Я думал, мы сегодня встречаемся.

– Сказал же – завтра.

– Я могу тебе такси прислать. Макс ведь не все рассказал о твоем клиенте.

– Слушай, это не мой клиент, это человек, пострадавший от моего щита. Конструкция была плохо собрана и рухнула от ветра, повредила машину, дорогую. Что ты еще хотел знать?

– Да не кипятись, я только помочь хотел. Не ходи к нему.

– Что?!

– Я говорю, помочь тебе хотел, Левушка.

– А после ты что сказал?

– Ничего. Так что, встречаемся?

– Нет.

– Жаль.

Он отключился. Лев остановился. Взялся рукой за фонарный столб, отдернул – ледяной и мокрый от снега столб был неприятен, так же как и Витенька. Что он знал? Обычное его нытье на секунду превратилось в четкий приказ. Не ходи. Жаль. В этих словах Витеньки не было. Он вдруг испарился и стал кем-то другим, решительным и всезнающим.

Как это объяснить? Как это понять? Он знал Витеньку более десяти лет. Познакомились они при весьма странных обстоятельствах. Лев сдавал задам на своем старом Ниссане, болтал по телефону с Максом и вдруг сзади что-то мягкое и тяжелое ударилось в машину. Он ударил ногой по тормозу, услышал крик и понял, что попал. Вышел из машины и увидел маленького человечка, согнувшегося в позе зародыша. Одет он был в грязную фуфайку и рабочие штаны с пятнами краски. Один ботинок был на нем, другой слетел, обнажая ногу без носка.

– Ах ты урод, специально под колеса попал! – Льва накрыло волной гнева. – Денег хочешь, вот я сейчас тебе дам…

Он наклонился над человечком, дрожавшим от страха, закатил рукава куртки, сжимая кулаки и собираясь избить его, чтобы не повадно было.

– Нет, мне не надо денег… Я случайно.

– Слепой что ли?

Лев увидел, как тот испуган и опустил кулаки. Просто придурок подлез ему под колеса.

– Вали отсюда, а то перееду как следует!

Человечек поднялся, кряхтя, кое-как натянул ботинок и поковылял себе в сторону домов. Когда Лев остыл, то ощутил стыд. Было гадко на душе и хотелось счистить грязь с языка, с головы, с рук. Он быстро уехал и пил весь вечер. Утром, когда пришел на работу, увидел нового грузчика – того самого человечка, так некстати попавшего ему под машину. Он ожидал, что тот осыплет Льва проклятиями, да еще и плюнет вслед, что было бы вполне справедливо, но человечек вытер грязную руку о штаны и протянул, жалко улыбаясь: