Голодный мир

Пролог

Похоронная процессия медленно продвигалась в сторону кладбища. Мостовая из камней закончилась. За пределами города копыта бедной уставшей лошади утопали в размокшей, склизкой грязи. Они скользили при подъеме по дороге на высокий холм, окружающий город с трех сторон. Низина, вечно окутанная туманом, осталась позади.

Не было множества людей, которые шли бы за телегой, запряженной одной  понурой лошадью. Лишь трое скорбящих людей сопровождали усопших в последний путь,  оставшаяся единственная дочь Лиззи, которой минувшей осенью сравнялось восемнадцать, и ближайшие соседи, чета Флетчеров.

По правде сказать, покойникам еще повезло, если можно так выразиться о недавно скончавшихся людях. Их хотя бы было кому похоронить. Обычно тех, кто умирал от оспы, свозили в общую яму собиратели трупов.

Лиззи только недавно оправилась от болезни и еще была слаба для такой  дороги, но не проводить родителей в последний путь, она не могла.

Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.

(из древней притчи)

Глава 1 Новый Свет

Лето 1829 года выдалось жарким. Оно еще только начиналось в большей части Северной Америки, но в Северную Каролину пришло уже давно.  Лиззи стояла на верхней палубе большого парохода, следующего из Глазго в в порт Уилмингтон. Она смотрела, как приближается, кажущийся косматым издали  берег, покрытый буйной растительностью. Яркое солнце освещало его с раннего утра, нагревая прибрежные камни. Высокое чистое небо простиралось над ищущим скорейшего пристанища парусным судном. Легкий ветерок приятно обдувал свежестью, давая некоторое успокоение этим теплым летним утром. Сине-зеленые волны, украшенные кружевом белой пены, неспешно накатывали на берег и степенно убегали обратно.

 Длинную светлую косу с золотистым отливом Лиззи перекинула на грудь. На правой скуле после перенесенной недавно оспы виднелся побелевший, чуть выступающий над кожей маленький шрам. Девушка стеснялась его. На самом деле шрам нисколько не портил ее хорошенького лица с высоким лбом над темными изящными бровями. Ее светлое с едва уловимым желтым оттенком муслиновое платье в стиле «ампир» чуть развевалось при легких дуновениях ветерка, холодившего обнаженные руки. Даже корсет сегодня не так досаждал, как обычно.

Лиззи нетерпеливо переступала с ноги на ногу, обутая в кожаные черные туфли на низком каблучке. Глаза, василькового цвета, обращенные к медленно приближающемуся восточному берегу Северной Америки, выражали восторженное нетерпение.

Лиззи очень волновалась по поводу того, как ее примут новые родственники. Встретят ли ее в этой чужой стране? Она в волнении поправила широкополую шляпу с розовыми лентами, защищавшую ее от солнца. Лиззи никогда не видела никого из родных и знала о них только по рассказам матери. Тетя Рэйчел покинула родной городок рядом с Глазго в Шотландии много лет назад. Самой Лиззи тогда еще не было на свете. По словам мамы, ее сестра Рэйчел всегда стремилась уехать из родной страны с сырым промозглым климатом, сменить его на более теплый. Рэйчел называла это “подходящим для нормальной жизни”. Ей не нравилась вечная сырость в родной стране. Выйдя замуж за человека со схожими интересами, Рэйчел покинула родные пенаты и никогда больше не возвращалась туда.

 В путешествии, давшемся тяжело, большую часть времени Лиззи проводила в полном одиночестве на борту корабля, следующего по безграничным просторам Атлантическомго океана.

Люди вокруг Лиззи находились, практически, постоянно. Однако, она совсем недавно перенесла тяжелую болезнь, из-за которой потеряла родителей, ей пришлось оставить родную страну, сесть на корабль с помощью соседей миссис Флетчер и ее мужа. Все это очень отразилось на Лиззи. Размышления о случившемся неизменно заставляли девушку пребывать в печали. Теперь Лиззи находилась в том тревожном расположении духа, которое бывает у особо впечатлительных людей, и чувствовала себя очень одинокой.

Оставшись совершенно одна после того, как ее родители отправились в мир иной, Лиззи долго не могла прийти в себя. Ей повезло, что близкие друзья ее семьи не оставили в беде одну, но у супругов Флетчеров имелось своих трое детей, требующих ухода и заботы. Для Лиззи купили билет на средства, вырученные от продажи дома ее родителей, нашли и наняли в компаньонки пожилую женщину миссис Смит, которой нужно было добраться до соседней с Северной Каролиной Вирджинии. Миссис Смит заплатили  определенную сумму за сопровождение девушки в Новый Свет.

Томительное путешествие, во время которого Лиззи большую часть времени страдала от жестокой и изматывающей морской болезни, прошло, словно в тумане. Когда через несколько недель этого трудного плавания, наконец, показалась долгожданная земля, Лиззи вздохнула с огромным облегчением. Слыша, поблизости от себя жизнерадостные возгласы незнакомых ей людей, уставших от однообразного пейзажа вокруг в течение многих недель, Лиззи радовалась приближающемуся, как ей казалось, освобождению.

Пароход причалил. Подали трап, и Лиззи спустилась вниз по веревочной лестнице, изо всех сил стараясь не запутаться в длинном подоле платья и не упасть в воду.

– Лиззи! Лиззи! – кричал высокий худощавый джентльмен средних лет, размахивая руками над головой, чтобы привлечь к себе внимание.

Лиззи ступила на землю. Джентльмен безошибочно угадал в ней племянницу своей жены. Девушка походила на сестру его супруги. Он встречал когда-то давно в Шотландии сестру жены.

Лиззи и дженильмен никогда не виделись прежде, но она поняла, что ее встречает муж сестры матери дядюшка Том. Его хорошо пошитая светлая рубашка с отороченным кружевом воротником, прямые хлопковые темно-синие штаны и жилет того же цвета свидетельствовали о достатке. Образ довершали чистый шейный платок, шляпа-треуголка и кожаные остроносые туфли с пряжками,

Почувствовав, наконец, под ногами твердую почву, Лиззи едва не запела от радости и счастья, заставивших ощутить любовь ко всему не только вокруг, но и далеко за пределами видимого. Лишь присутствие посторонних людей рядом, остановило ее.

– Вот ты какая, Лиззи! Совсем взрослая девушка! – воскликнул, переставая размахивать руками, джентльмен, – Идем, мои лошади здесь рядом. Я оставил их немного в стороне от причала. Можешь звать меня Том, – представился он и, немного подумав, добавил, – дядюшка Том.

По тропинке, протоптанной в высокой  густой ярко-зеленой траве, они подошли к фургону, запряженному парой гнедых лошадей. На родине растительность была другой из-за меньшего количества солнца, нежели здесь. Даже такие, казалось бы незначительные вещи, удивляли Лиззи, заставляли останавливать на себе взгляд и восхищаться увиденным.

На козлах сидел кучер из людей дядюшки Тома. Девушка и ее дядя расположились на скамейках внутри фургона, установленных вдоль бортов. Лиззи устроилась на одной из них. Дядюшка Том уселся напротив и во время поездки почти не сводил с нее бледных карих глаз.

Несколько дней они тряслись по пустынным пыльным проселочным дорогам. Изредка попадались им навстречу повозки с фургонами или открытые телеги с тюками сена и примостившимися на них, едущими по своим делам, людьми.

Ночи  Лиззи и дядюшка Том проводили в фургоне, останавливаясь где-нибудь неподалеку от дороги среди дубов или ясеней. Вечером вутники нагревали на костре воду, приводили себя в порядок и занимались приготовлением еды.

В течение долгого времени по обеим сторонам дороги вдаль тянулись обширные хлопковые поля. Лиззи сбилась со счету, сколько дней прошло с момента ее прибытия в Америку, уж точно не меньше недели. Наконец, однообразный пейзаж изменился. Впереди показалась усадьба, завидев которую, дядюшка Том начал выказывать нетерпение, что ясно указывало на завершение их пути.

Путники подъехали ближе. Взору Лиззи предстал  большой  двухэтажный дом, обшитый тесом. Нависающий над первым этажом, второй выпячивался на лицевом фасаде дома и по бокам. Посередине над четырехскатной крышей возвышалась массивная центральная труба. Рядом в десятке ярдов располагался новый сарай, обшитый таким же тесом, что и дом.

Дядюшку Тома и Лиззи встречала дородная рыжеволосая женщина с замысловатой прической в длинном пышном светлом платье из тонкого шелка. Рядом с ней стояла такая же девушка лет восемнадцати, в чуть менее объемной одежде того же цвета, но несколько иного фасона. Девушка выглядела уменьшенной копией женщины.

– Познакомься, Лизи. Твоя тетушка Рэйчел и наша дочь Лилиана, твоя кузина, – сказал дядюшка Том, с радостью вылезая из фургона после долгой поездки, расправляя плечи и потягиваясь.

– Лиззи, надеюсь, эпидемия оспы закончилась в твоем городе? Бедная моя сестра. Твои родители так не вовремя оставили этот мир. Мы получили письмо от ваших соседей Флетчеров, но не думали, что ты отправишься на этом злосчастном корабле, где будут еще и рабы, – быстро говорила тетушка Рэйчел. При этом она разглядывала племянницу, которую никогда не доводилось видеть прежде.

– Да, тетя. Опасность миновала. Ничего больше не угрожает людям в моем городе. Мы сели на корабль с миссис Смит в Глазго. Оспа не затронула его к счастью. Рабов я не видела. Возможно, их перевозил другой корабль, – ответила Лиззи, стараясь быть, как можно более вежливой, чтобы не показать себя «деревенщиной» перед новыми родственниками.

– А где сейчас миссис Смит? – поинтересовалась тетушка Рэйчел.

– Мы попрощались с ней еще на корабле. Она отправилась в Вирджинию к семье дочери, – пояснила Лиззи тете, желающей быть в курсе всего, что касается ее семьи. С появлением племянницы все события вокруг девушки неизменно затрагивали семейство Рэйчел.

Все проследовали в дом, где Лиззи поразилась богатству. Тетушка Рэйчел прошествовала в просторную комнату. Еще до приезда Лиззи было решено переселить Лилиану из небольшой комнаты и разместить с двоюродной сестрой в большой спальне.

Комната была обставлена хорошей резной мебелью вишневого дерева, двумя удобными кроватями с балдахинами и мягкими перинами. Обе кровати оказались заправлены одинаковыми тяжелыми ткаными покрывалами с золотистой вышивкой.  Такого же цвета тяжелые портьеры висели по краям двух высоких окон. На стенах располагались картины, по большей части портреты.

Когда Лиззи оказалась в комнате, она подумала: «Зачем в спальне висят изображения незнакомых людей? Хотя, наверно, только я о них не слышала. Хозяевам дома эти люди, вероятно, хорошо известны».

– Кто это? – поинтересовалась Лиззи у Лилианы, разглядывая один из портретов, всматриваясь в лицо изображенного джентльмена.

– Как? Ты не знаешь Джорджа Вашингтона? – ответила Лилиана с нескрываемым удивлением.

– Нет. Дома я не обсуждала его ни с кем, – произнесла Лиззи, пожимая плечами.

– Это первый президент Соединенных Штатов Америки, – воодушевленно объяснила Лилиана, – прошло уже больше тридцати лет с того времени.

Через несколько дней тетушка сама явилась к ним в комнату.

– Сегодня соберутся гости из ближайших поместий. Приедут Робинсоны, Тетчеры, МакДональды. У наших соседей Робинсонов есть неженатый сын. Лиззи, тебе стоит подумать о будущем, – тетушка Рэйчел  выразительно посмотрела на племянницу, поправляя шелковое платье изумрудного цвета на своей пышной фигуре.

Лиззи удивленно взглянула на тетю Рэйчел, затем на Лилиану. «Отчего тетя говорит это мне? Почему я должна думать о своем будущем, соединяя его с неизвестным человеком? Лилиане столько же лет, как и мне, но ее не заставляют выходить замуж,» – подумала Лиззи с грустью, от которой защемило в груди. От изумления она не могла вымолвить ни слова и промолчала в ответ. За несколько дней, проведенных в доме, Лиззи уже поняла, что с тетей лучше не спорить. Та все равно будет настаивать на своем до последнего.

– Что ты наденешь, Лиззи, по такому случаю? – поинтересовалась Лилиана, зная о наличии у сестры лишь двух повседневных платьев.

Лиззи не успела ответить, как тетушка Рэйчел решила за нее.

– Одолжи Лиззи свое яркое желтое платье, оно будет ей в самый раз, – обратилась тетушка Рэйчел к дочери.

– Не стоит беспокоиться, – ответила Лиззи, – Я надену что-нибудь не столь яркое.

– Нет-нет! – воскликнула тетушка Рейчел, – обязательно нужно броское! Ты должна привлечь внимание и покорить мистера Робинсона! – торжественно заявила она.

– Может быть желтое и подойдет, – произнесла Лилиана с сомнением и без особого энтузиазма.

– Да-да! Это будет в самый раз! – воскликнула ее мать, радуясь так быстро найденному решению.

Гости должны были приехать к вечеру. Этого приема тетушка Рэйчел ожидала   с большим нетерпением. Наконец-то, она сможет похвастаться своим новым приобретением – новой собственной рабыней. Эта чернокожая девчонка будет прислуживать им во время званого ужина. Не зря же Том купил ее, когда ездил в Южную Каролину в Чарлстон.

– Я жду вас к шести вечера. После ужина будет чаепитие, – предупредила тетушка Рэйчел, обращаясь к обеим девушкам. Смотрела она при этом на дочь, как бы выделяя ее и оставляя за старшую присматривать за Лиззи.

“Почему тетя так стремится выдать меня замуж? Неужели, ее  правда  волнует мое счастье? Тогда зачем мне абсолютно незнакомый человек? Родители никогда бы так не поступили со мной. Разве я вещь?” – думала огорченно, чувствуя подавленность, Лиззи.

– Лиззи, отчего ты загрустила? – поинтересовалась Лилиана, не понимая, почему ее двоюродная сестра, еще совсем недавно, бывшая веселой и беззаботной, приуныла.

– Да так. Не пойму, зачем мне, обязательно нужно выходить замуж, и прямо сейчас, – ответила Лиззи печально.

Она надеялась на понимание со стороны Лилианы, но у той оказалось совсем иное мнение. Лилиана была явно не на стороне сестры.

– А что? Йен богат. Будешь жить в роскоши и довольстве, – объяснила Лилиана, глядя на Лиззи с выражением непонимания, – Разве ты этого не хочешь? – удивилась она недальновидности Лиззи.

– Вовсе нет, – ответила Лиззи смущенно, поражаясь ответу.

– Ну, знаешь, – сказала Лилиана и сморщила хорошенький напудренный носик, – не тебе это решать, – заключила она, озадачив своими словами Лиззи.

К ужину первыми приехали ближайшие соседи Тэтчеры. Их черная коляска подъехала к дому. Запряженая двумя грациозными жеребцами, с упряжью, украшенной тонкой золотой отделкой, поблескивающей на солнце повозка выглядела роскошно. Экипаж остановился у высокого белокаменного крыльца, и из нее показался пожилой хорошо одетый господин в сюртуке и шляпе-треуголке, с бородкой клинышком. Он осторожно ступил на землю. За ним появилась его супруга Дженни Тэтчер, женщина среднего возраста, похожая на сушеную рыбу.

Эта пара давно обосновалась в Северной Каролине. Как и все остальные приглашенные, они прибыли в Новый Свет из Европы. Поначалу супруги пробовали жить на западе Вирджинии, но, спустя недолгое время, муж решил перебраться в Северную Каролину поближе к городу Грин Ридж, приглянувшемуся ему обширными полями табака, кукурузы и даже хлопка в окрестностях. Жена предпочитала не спорить с мужем. Здесь супруг получил участок земли, и, как и многие переселенцы, они пустили корни на этой благодатной почве.

За Тэтчерами к ужину прибыли МакДональды. Эти супруги относились к тем авантюристам, которых порывом ветра переселения в Новый Свет подхватило из Шотландии. Они переплыли океан, остановив свой выбор на Луизиане, но там им не понравилось из-за множества французов, так как Наполеон совсем недавно продал Луизиану Соединенным Штатам. Спустя пару месяцев в конце осени 1803 года МакДональды стали обладателями большого участка земли. Чуть позже они перебрались в Северную Каролину поближе к форту Риджвуд, где французы не так досаждали им своим присутствием повсюду.

Невысокий и приземистый Роб МакДональд комично смотрелся рядом с высокой статной супругой. Это был добродушный человек, но, если дело касалось его жены, он тут же становился ершистым задирой.

И, наконец, приехал Йен Робинсон. Этот молодой землевладелец принял бразды правления от отца, обосновавшегося здесь с супругой лет двадцать назад и нажившего состояние на выращивании табака, кукурузы и хлопка за счет труда рабов. Родители его, хоть и получили приглашение на ужин, но в силу возраста не сопровождали сына, который давно самостоятельно вел дела, касающиеся их поместья.

Гости расположились в одной из самых больших комнат дома. Резная мебель красного дерева, была заказана хозяином в Европе специально для гостиной. Стены, обитые розовым шелком, делали комнату светлой. Тяжелые бордовые портьеры, украшенные вышивкой золотом, обрамляли высокие окна, обращенные на юг. На стенах располагались серебряные подсвечники. Все сводилось к тому, чтобы перещеголять соседей. До сих пор Тому, согласному с супругой во многих вопросах, это удавалось. Он слыл одним из самых обеспеченных землевладельцев Северной Каролины.

Под  намерения Тома удачно выдать замуж племянницу, как нельзя лучше подходил молодой мистер Робинсон с его обширными хлопковыми полями и множеством рабов. Из этого брака Том желал получить материальную выгоду в будущем для себя.  Может быть, впоследствии представится возможность объединить их владения? Кто знает, как все может обернуться. Том хотел иметь возможность в будущем стать во главе объединенного поместья.

За столом в гостиной было весело и довольно шумно. Ближайшие соседи радовались возможности избавиться на какое-то время от привычной рутины и оказаться “в обществе”. Они шутили и смеялись, разглядывая дом и сравнивая все, что видели с тем, что имели сами.

Стол покрыли белой, словно первый снег, которого давно никто из присутствующих не видел после отъезда с родины, скатертью. На столе красовались вкуснейшие блюда, приготовленные поваром, выписанным Томом из Чарлстона. Здесь присутствовали ветчина, бекон, свинина, мулл с кусочками курицы, жареная оленина, запеченная форель. На десерт подали свежие персики, яблоки, виноград, орехи пекан. Было даже домашнее мороженое. Том недавно устроил отсек со льдом в новом погребе и теперь решил блеснуть этим перед соседями.  По окончанию ужина хозяйка велела подавать чай.

Сэм, новая рабыня с короткими темными курчавыми волосами, одетая в платье из грубой светлой хлопковой материи, вошла в гостиную. Девушка несла большое серебряное блюдо, уставленное белыми с синими шариками фарфоровыми чашками, привезенными хозяином дома из Вирджинии.

 Перед тем, как сесть за стол, Лиззи попыталась избавиться от навязчивого молодого человека, представленного ей дядюшкой Томом, как мистер Йен Робинсон. Мистер Робинсон постоянно норовил ухватить руку Лиззи потной липкой ладонью. Лиззи старалась увернуться от очередной попытки влажных рук завладеть ее пальцами. Она задела, неловко повернувшись, большой разнос с чайным сервизом, который несла девушка-рабыня.

Желтое платье тут же оказалось облитым содержимым. Часть напитка вылилась на ковер, устилающий пол, а чашки дружно полетели на него. Жидкость растекалась, оставляя темные пятна на ворсе. Кто-то из гостей ахнул, кто-то вскрикнул. В комнате повисла напряженная пауза, похожая на затишье перед бурей.

– Вон! Мерзавка! – взвизгнула хозяйка дома в оглушающей тишине, – В сарай ее! Запереть! – кричала тетушка Рэйчел, топая ногами, в то время, как лицо ее покрывалось багровыми пятнами.

– Рэйчел, успокойся, я прослежу, – бесстрастно произнес дядюшка Том, давно привыкший к импульсивности супруги и подобному проявлению недовольства.

Все время, прошедшее с момента столкновения с разносом в руках темнокожей рабыни, Лиззи стояла, ни жива, ни мертва, едва переводя дух.

– Стойте! Это я нечаянно толкнула девушку, – сказала она расстроено, сжимаясь от страха, чувствуя кожей, как на нее все смотрят с осуждением.

Все эти люди совсем не поняли ее порыва. Почему племянница хозяйки дома пытается оправдать рабыню?

– Какая милая девушка. Очаровательно! – воскликнул, стоявший рядом Йен Робинсон, и Лиззи вновь почувствовала, как ее рука оказалась в липких холодных объятиях ладони соседа. Лиззи тяжело вздохнули и опустила руку, пытаясь высвободиться.

Дядюшка Том, собственноручно тыкая рабыню в спину так, что девушка едва держалась на ногах, сопроводил ее в сарай, где запер дверь на большой навесной замок.

– Совсем распоясались эти рабы, – произнесла одна из гостей, такая же дородная женщина, как и тетушка Рэйчел.

– Может быть, стоит присмотреться к индианкам? – спросила ее соседка по столу миссис МакДональд.

– Что вы? Они совершенно необузданные и не поддаются обучению. Индейцы вообще очень кровожадные дикари. Лично я опасаюсь держать их в доме, – ответила сухая, как вобла, миссис Тэтчер.

Лиззи не понимала, почему обвиняют рабыню Сэм, а не ее. Как вообще эти люди могут рассуждать подобным образом о других? Если бы присутствующие землевладельцы только могли прочувствовать на себе все прелести жизни этих несчастных. Но господам даже в голову не приходит, что рабы тоже люди, как и они.

Лиззи совсем не хотела связывать свою жизнь с едва знакомым человеком. К тому же ей не нравились его липкие потные руки, постоянно вытирающие нос, из которого непрестанно текло. Этот человек искренне считал себя подарком судьбы для любой девушки. Сирота же из далекой страны и подавно должна быть благодарна ему за внимание. Лицо Йена так и светилось, излучая  самодовольство.

– Разве у вашей племянницы есть выбор из женихов? – говорил Йен вернувшемуся дядюшке Тому. Они сидели в кресле за маленьким низким столиком в углу гостиной.  Йен и дядюшка Том уединились для разговора тет-а-тет по предложению Тома, и теперь курили сигары из сладковатого вирджинского табака.

– Может быть и так. Однако, Лиззи образована, воспитана. Она составит хорошую партию для молодого человека, присматривающего себе покладистую добродетельную супругу, – отвечал ему Том, расхваливая достоинства племянницы.

– Ну, если так… То есть вы обещаете, что эта девушка будет тихой и скромной, как и подобает приличной благочестивой супруге? Возможно, я подумаю над вашим предложением. Однако, мне не показалось, чтобы она была заинтересована мною.

– Ну что вы, Йен, – ответил дядюшка Том, улыбаясь, – Девушка скромна и стеснительна. Прошу вас, будьте к ней снисходительны! – произнес он, стараясь убедить собеседника повременить с выводами.

Тому совсем не понравилось услышанное им от молодого Робинсона. Дядюшка поднялся, откланялся и поспешил на поиски супруги.

– Рэйчел, нам надо поговорить, – шепнул он раздраженно жене, увлеченно беседующей с соседками о пороках индианок.

Супруга недовольно поджала губы, прерывая дискуссию с Дженни Тэтчер, и проследовала за  мужем в соседнюю комнату.

– Все вот-вот сорвется, – резко и взволнованно заговорил Том, напряженно вглядываясь в лицо жены, – Йен Робинсон вовсе не намерен долго добиваться эту строптивую девчонку. Ты видела, как она постоянно дергается от его прикосновений, воротит нос и норовит увильнуть? Это решительно никуда не годится, – горячо закончил Том свою пылкую речь.

– Дорогой, ее никто не спрашивает о желании этого брака. Все будет так, как мы решили, – сказала Рэйчел невозмутимо, стараясь успокоить мужа.

– Я не намерен содержать лишний рот, – продолжил Том, думая о чем-то своем.

– Да не переживай об этом, – перебила Рэйчел, – лучше займись поркой рабыни.

Лиззи искала тетушку Рэйчел, чтобы еще раз объяснить, что новая рабыня не виновата в случившемся инциденте. Это она сама нечаянно задела разнос, неловко повернувшись. Пусть Сэм не наказывают из-за проступка, который девушка не совершала. Лиззи  подходила к комнате, куда недавно вошла тетя, когда уловила разговор, доносившийся в коридор.  Поняв, что тетушка не одна, Лиззи остановилась в нерешительности. От услышанных невольно слов о ней и мистере Робинсоне у Лиззи перехватило дыхание. Нет, только не этот сопливый Йен Робинсон с его толстыми влажными губами и множеством бородавок на липких пальцах. Почему ее так настойчиво пытаются выдать замуж? Неужели она так много ест? Разве у семьи тетушки мало средств? «Лишний рот» – повторила Лиззи слова дядюшки, содрогаясь.

– Лиззи, вот где ты, – проговорила Лилиана, догоняя сестру, – Кстати, тебе идет мое желтое платье, – не преминула она уколоть Лиззи тем, что вынуждена была дать ей свою одежду по просьбе матери, – Не видела моих родителей? – спросила она.

На звуки разговора в коридоре из комнаты вышла тетушка Рэйчел.

– Тетя Рэйчел, я хотела сказать, это я виновата в том, что сервиз разбился. Сэм ни в чем не виновата, – произнесла Лиззи, не отвечая на слова Лилианы.

– Далась тебе эта рабыня, – перебила ее тетушка Рэйчел нетерпеливо, взмахнув рукой, – Завтра Том продаст ее. На плантациях всегда требуются новые рабы, – добавила она. От истерики тети по поводу разбитых чашек не осталось и следа, – Мрут, как мухи, – произнесла она, сморщив нос, – Лучше не забывай о мистере Йене Робинсоне. К осени ты должна быть замужем. Начинай думать об этом прямо сейчас.

– Но, тетушка… – начала было говорить Лиззи, но тетя перебила ее.

– Чаепитие решили устроить в саду. Будь милой и доброжелательной с мистером Робинсоном. В ближайшее время должна состояться ваша помолвка, – произнесла тетушка елейно-ласковым голосом.

В голове у Лиззи помутилось. Сквозь шум в ушах она услышала, как хихикнула Лилиана, и тихо зашипела на нее тетушка Рэйчел. Лиззи сказала о необходимости выйти на террасу подышать свежим воздухом, и поспешила наружу.

Лиззи осторожно вышла из дома, немного постояла на крыльце, приходя в себя. Затем, прикусив нижнюю губу, решительно мелкими перебежками бросилась к сараю, находившемуся чуть в отдалении от дома. На пути не встретилось ни единого деревца или кустика, чтобы укрыться от чужих глаз. Дядюшка Том велел убрать всю растительность вокруг дома, опасаясь набегов индейцев. Остался лишь фруктовый сад, расположенный немного в стороне.

Лиззи добралась до одинокого строения у края двора. Ключ, как она и предполагала, висел на гвозде над входом. Поискав глазами, она увидела ящик. В нем перед сараем хранились инструменты. Взяв одну из каких-то железных штуковин, показавшуюся подходящей для ее плана, Лиззи обошла сарай и выдернула снаружи гвозди из пары досок внизу стены. Лиззи вернулась к входу, отперла большой замок и прошмыгнула через приотворенную хорошо оструганную дверь внутрь. Лиззи рисковала получить впоследствии строгий выговор от дядюшки, если не удастся план, но это не остановило ее.

– Не пугайся, Сэм, – прошептала Лиззи, – я пришла поговорить, – тихо добавила она.

Навстречу ей поднялась с остатков свежего сена  испуганная девушка. Скорее всего, до прихода Лиззи она лежала ничком, потому, что ее платье из грубого хлопка помялось спереди. На лице Сэм пролегли влажные дорожки от слез. Рабыня смотрела испуганно.

– Мы должны бежать, – горячо заговорила Лиззи.

– Нет, мисс Лиззи. Не надо этого делать, – ответила взволнованно Сэм, опуская большие карие глаза.

– Сэм решайся. Завтра тебя продадут для работы на плантациях. Тетушка Рэйчел прямо об этом сказала, – произнесла Лиззи, стоя у притворенной двери сарая.

– Что вы, мисс Лиззи. Я не могу. Меня поймают, – отвечала Сэм, пребывая в растерянности от поведения молодой хозяйки. Она еще толком не поняла, что мисс собирается бежать вместе с ней.

– А что будет, когда тебя продадут? Нужно действовать скорее. После отъезда гостей дядюшка Том обещался сам взяться за порку, – сказала Лиззи.

– Ой, не знаю, мисс Лиззи, – ответила Сэм, поежившись. Она даже стала, как будто, меньше ростом.

– Сейчас гости вышли в сад для чаепития. Самое время бежать, – продолжала свою речь Лиззи.

– А вам это зачем, мисс Лиззи? – поинтересовалась Сэм.

– У меня свои причины покинуть этот дом, – ответила девушка с горькой усмешкой.

Сэм и не думала, что у богатых может возникнуть желание побега из такого, обеспеченного всем необходимым и даже большим, дома. Лишь теперь рабыня сообразила, что мисс собирается бежать вместе с ней.

Сколько еще пришлось бы уговаривать Сэм, Лиззи не знала, но время шло, и медлительность не была им на пользу.

– Дядюшка уже идет сюда, ты видела его новую плетку? – спросила Лиззи, сделав большие глаза.

– Ой, мисс Лиззи! – вымолвила Сэм, испуганно вглядываясь в щель в стене сарая у входа. Во дворе она увидела направляющегося в их сторону хозяина с кожаной плетью в руках, – Бежим скорее!

Лиззи только этого и ждала. Вынутые гвозди позволили легко отодвинуть доски на противоположной от входа стене. Лиззи выбралась в дыру из сарая и протянула руку Сэм. Девушка выбралась наружу следом.

Обе беглянки припустили со всех ног по направлению к парадному входу дома с высокими белыми колоннами, держащими навес над каменным крыльцом. Девушки вбежали внутрь, никого не встретив на своем пути. Гости и хозяева уже вышли в сад.

Пробегая мимо одной из комнат, Сэм, потеряв всякое чувство страха, второпях схватила большую деревянную шкатулку и сунула ее в руки Лиззи.

– Там может быть что-то ценное, – крикнула рабыня впопыхах, потеряв всякую осторожность.

Лиззи с удивлением обнаружила в коробке драгоценности. Девушка уже намеревалась было отбросить шкатулку в раскрытую дверь комнаты, у которой задержалась, но ее внимание привлекла до боли знакомая вещь. «Мамины бусы» – мелькнуло в голове. Плохо соображая, что делает, Лиззи выхватила нить из голубой бирюзы, торопливо захлопнула шкатулку и бросила, как и намеревалась, в раскрытую дверь комнаты. Затем она надела бусы на шею, чтобы не потерять, и побежала догонять Сэм. Девушки выскочили через черный ход на задний двор и устремились к дубовой роще на самой окраине поместья. Они старались скорее покинуть его территорию. Спустя некоторое время обе остановились перевести дух.

– Сэм, здесь, вроде, должна быть река рядом? – спросила Лиззи, припоминая домашние разговоры.

– Да, мисс Лиззи. Туда, – указала Сэм рукой направление, и обе снова припустили бегом, что есть мочи.

 Том растерянно стоял посреди нового сарая, разглядывая дыру в стене. Сдвинутые снизу в сторону доски, оказались висящими наискосок. Эта несносная рабыня сбежала. «Вот же чертово отродье. Что делать с этими животными?» – думал Том. Он купил эту рабыню совсем недавно. Кто знал, что смирная на вид черная девчонка окажется не только неповоротливой в делах, но и достаточно нахальной, чтобы удариться в бега? Сейчас еще Рэйчел примется его пилить, почему он сразу не наказал эту рабыню. Ну не при гостях же было пороть ее, в самом-то деле. Он же не изверг какой-то.

– Том! – раздался недовольный возглас жены, – ты еще не начал? – поинтересовалась она, входя в сарай, – А где девчонка? – произнесла Рэйчел, удивляясь отсутствию виновницы ее посещения этого неблаговидного места.

– Я бы и сам хотел это знать, – ответил ей Том, разводя руками и неопределенно пожимая плечами.

– Ах! – вскричала Рейчел и схватилась за сердце, картинно изображая обморок. Она упала в руки подоспевших гостей.

Том оставил жену, переложив обязанность приводить ее в чувство на бестолково хлопотавших охающих соседок и старую суетливую рабыню, давно прислуживающую им в доме. Он выпустил из клети своего любимого охотничьего пса Мэлтона и с несколькими наемными работниками направился бегом по следу, взятому собакой.

Завидев реку, Лиззи вздохнула с облегчением. Сэм остановилась, не желая продолжать, потому что требовалось войти в воду. Перейти реку не получится, она слишком широкая и глубокая. Позади уже слышался собачий лай. Рабыня со страхом всматривалась в темную воду.

– Сэм, ну что же ты? – крикнула Лиззи, обернувшись назад.

– Мисс Лиззи, я не хочу в воду. Я не умею плавать, – ответила Сэм жалобно, взглянув на Лиззи.

– Я тоже, – произнесла Лиззи, протягивая руку, – но какой у нас выбор? У них охотничьи гончие. Нас в два счета поймают.

Отец Лиззи иногда участвовал в волчьих загонах, и Лиззи знала, что от собак нужно уходить по воде.

– Ну же, Сэм, давай! – Лиззи нетерпеливо сделала шаг назад навстречу девушке.

Сэм повернулась назад. Лай слышался уже гораздо ближе, и тогда она решилась. Ступила в холодную воду, приподняв подол платья, который, впрочем, тут же намок, несмотря на ее предосторожности. Вода становилась темнее с каждым шагом. Дно ушло из-под ног. Сэм отчаянно размахивала руками над водой.

– Вон они! Держите их! – раздался крик с берега.

Сэм барахталась, колотила вокруг себя, поднимая тысячи брызг. Лиззи бросилась к ней, стремясь подхватить и, не дать утонуть. Юбка, намокшая в воде, опутала ноги. Лиззи изо всех сил старалась держаться на поверхности, но получалось плохо. Некоторое время они еще пытались оставаться на поверхности, судорожно хватая воздух и молотя руками перед собой. В какой-то момент Лиззи перестала воспринимать реальность, потеряв сознание.

Очнулась она через некоторое время. Сколько прошло с того мгновения, как она слышала крики на берегу? Час, день? Лиззи попыталась приоткрыть один глаз, затем второй. Нечеткие очертания постепенно приобретали более определенные черты.

Лиззи обнаружила себя, лежащей на дне узкой длинной лодки. Сэм сидела рядом, мокрая до нитки. Слышалась чужая гортанная речь. Лиззи не понимала ни слова. Почему она ничего не может понять?

 Лиззи лежала на спине, смотрела в высокое чистое небо. Его вечерняя синь выглядела нереально притягивающей бездной. Вот бы оказаться там, чтобы все несчастья остались где-то далеко-далеко. Ощущение полета, уносившего в неведомые дали, захватило ее. Опустив взгляд, Лиззи увидела совершенно незнакомых мужчин с длинными гладкими черными волосами и бронзовой кожей. Почти у всех черные гладкие волосы спускались за спину. Из одежды на этих людях были надеты только набедренные повязки или кожаные штаны до колен. Все обуты в мокасины из цельного куска кожи, загнутого вокруг ступни и завязанного на подъеме. Эти странные люди говорили на незнакомом языке. Вот отчего Лиззи не понимала ни слова.

– Сэм, – прошептала Лиззи. Губы с трудом повиновались. Пытаясь растянуть их, она почувствовала резкую боль.

– Тихо, мисс Лиззи. Индейцы думают, что вы без сознания, – прошептала Сэм.

От одного из мужчин не ускользнуло, как девушки разговаривали. Он заговорил с соплеменниками на своем языке, указывая на несостоявшихся утопленниц. Сверкая темными глазами, мужчина агрессивно призывал других к чему-то на своем языке. Никто из его спутников не решился заговорить с ним, кроме одного.

Злыдень, как назвала Лиззи про себя мужчину, заметившего их с Сэм разговор, одетый лишь в набедренную повязку, и индеец с волосами, скрывавшими лопатки на спине, и в кожаных коротких штанах до колен, начали спорить. Их мнения явно не совпадали, причем, видимо, являлись совершенно противоположными друг другу. Индеец с черными, словно полированный обсидиан глазами, похоже, что-то запрещал Злыдню, затем повернулся и перебрался к девушкам. Он присел перед Лиззи на корточки.

– Не бояться, – произнес индеец по-английски, глядя на нее черными  обсидиановыми глазами, – Острый Коготь, – при этих словах он ударил себя в грудь ладонью, – не даст в обида.

Одет индеец был лишь в кожаные штаны и мокасины. На шее висело ожерелье из медвежьих когтей.

– Почему я должна бояться? – спросила Лиззи у Сэм.

У вас рана на ноге, мисс Лиззи. Тот злой, который в набедренной повязке, не желал, чтобы вы оставались в лодке. Когда индейцы вытащили нас из реки, он хотел выбросить вас обратно в воду, потому что сильно шла кровь из раны, но этот, который говорит с вами сейчас, ему не позволил.

– Рана? А почему я ничего не чувствую? – удивилась Лиззи.

– Не знаю, – ответила Сэм, пожимая плечами, – Наверно, потому, что индейцы посыпали на нее какой-то серебристый порошок. По голени глубоко прошлось что-то острое, – пояснила девушка.

Лиззи попыталась сесть, опираясь руками о дно лодки. Казалось жизненно необходимым срочно рассмотреть, что случилось с ногой, но та оказалась перевязана светлой тканью.

– Наверно, вы задели о проплывавшее в воде бревно или корягу, – предположила Сэм.

– Нада лежать. – произнес Острый Коготь, перебив Сэм, – Туда, – показал он рукой на дно, где только что лежала Лиззи.

Она почувствовала слабость, закружилась голова, предметы вокруг начали расплываться, и Лиззи легла обратно на дно длинной узкой лодки.

Лиззи казалось, что она никогда не коснется больше ногами твердой поверхности земли, как это было на корабле несколько недели назад, так и будет постоянно качать, сопровождая тряску тошнотой. Они еще долго плыли против течения, прежде чем сошли на берег.

Наконец, пристали к суше, Весь покрытый травой, берег давал долгожданную надежду почувствовать себя лучше. Обе девушки вздохнули с нескрываемым облегчением. Мужчины первыми покинули длиное узкое каноэ. Это были совсем молодые индейцы. Они смеялись, отчего их высокие острые скулы поднимались еще выше, тонкие черты лиц с прямыми носами не выглядели отталкивающе, а белые зубы контрастировали с темной загорелой кожей. Размахивая сильными мускулистыми руками, высокие и стройные, индейцы выгрузили завязанные, наполовину заполненные чем-то сыпучим мешки и слаженно занялись приготовлением ужина. Казалось, индейцы не замечали присутствия спутниц, совершенно не обращая внимания на девушек.

Двое из индейцев разожгли костер, потерев в ладонях маленькую сухую твердую палочку длиной с локоть, вставив ее в отверстие в такой же сухой коре дерева. Двое других взяли луки и принялись пускать стрелы в реку недалеко от берега. Затем оба вытаскивали рыбу с попавшими в нее стрелами. Вскипятили воду, запекли окуней, заварили свежие листья падуба, достали сухие кукурузные лепешки.

Еду и золотисто-зеленую жидкость, налитую в кору тыквы, девушкам принес индеец, назвавший себя Острым Когтем. К нему присоединился новый почитатель беглянок. Этот новый приятель удивительным образом походил на своего чуть старшего собрата, но выглядел несколько моложе.

 Являются ли Лиззи и Сэм пленницами, они сами не понимали. Относились к девушкам неплохо, за исключением того индейца, который был в набедренной повязке с волосами до плеч, подвязанными лентой на лбу. Он изредка гневно посматривал на девушек, останавливая недобрый угрюмый взор темных глаз, совсем иных, чем у Острого Когтя, на Лиззи. Его внимание давило тяжестью, заставляло держаться подальше от остальных.

– Мате, лепешка, рыба. Есть, – сказал индеец с обсидиановыми глазами, предлагая еду.

От него исходил легкий аромат дыма костра, смешиваясь с запахом свежей травы. Это странным образом успокаивало.

– Спасибо, – поблагодарила Лиззи, обратив внимание на длинные тонкие пальцы обладателя обсидиановых глаз.

Сэм тоже вслед за Лиззи приняла чашу с напитком от младшего индейца, кивнула ему, давая понять, что они благодарны. Юноша улыбнулся, сверкнув зубами. Оба индейца удалились, переговариваясь на своем языке.

– Какое это племя, не знаешь? – тихо спросила Лиззи у Сэм, жующей кукурузную лепешку.

– Должно быть крики-маскоги, мисс Лиззи. Их немного обитает в долине реки Дан, – ответила Сэм, – в горах в основном живут чероки, но эти не похожи на них.

– Я слышала, тетушка до дрожи опасалась набегов племени тускарора, – сказала Лиззи.

– Нет, это другие. Вроде, не сильно злые. Не думаю, что тускарора вытащили бы нас из воды, – ответила Сэм, – Мисс Лиззи, не знаю, как сказать… – начала она смущенно.

– Да говори уж как-нибудь, – подбодрила ее Лиззи, чувствуя, как в ней поднимается волнение.

– Этот индеец, который приносил еду… совершил над вами непотребство, – сказала Сэм, – опуская глаза.

– Как? – вскричала Лиззи, мгновенно вскочив на ноги, – что он сделал?

– Он… Он… целовал вас, когда нас вытащили из воды, – продолжала Сэм, потупив взор.

– Что?! Зачем ему это делать? – воскликнула Лиззи, удивившись несказанно.

– Я не знаю. После этого вы ожили и начали дышать, – ответила Сэм.

Лиззи долго смотрела на странного индейца, не зная, что и думать. Это так безрассудно с его стороны и не понятно для нее.

На ночевку расположились на поляне с мягкой шелковистой травой, чуть в стороне от реки, дававшей легкую прохладу. Укрылись от чужих глаз среди елей. Туземцы обосновались рядом друг с другом. Девушки держались отдельно от мужчин, устроившись чуть в стороне.  Злобный индеец, молча, подошел к ним и привязал обеих длинной веревкой к стволу дерева. Оба конца, отходившие от связанных рук девушек, соединил и прикрепил к своему запястью. Сам расположился вблизи от пленниц.

– Это чтобы мы не сбежали, мисс Лиззи, – прошептала Сэм, поделившись догадкой.

– Наверно. Мог бы не стараться. Далеко я все равно не уйду со своей ногой, – ответила Лиззи так же шепотом.

– Стоило ли нам сбегать, мисс Лиззи, – спросила Сэм, – чтобы попасть в руки индейцев?

– Я уже и сама не знаю, Сэм. Кто же думал, что мы попадемся им, – ответила ей Лиззи.

Злыдень дернул веревку. Девушки переглянулись и замолчали. Постепенно их сморил сон.

Лиззи проснулась посреди ночи. Звезды, яркие в это время года, наравне с круглой желтой луной, походившей на головку сыра, освещали темное небо. В свете полнолуния отчетливо виднелась  фигура одинокого индейца, прислонившегося к стволу развесистого дуба. Лиззи поежилась. Похоже, он смотрел прямо на нее. Может, от пережитого разыгралось воображение, и индеец просто стоит себе, думает  о чем-то своем. Мало ли что человек хочет обдумать посреди ночи наедине.

Однако, Лиззи не покидало ощущение присутствия на себе взгляда индейца. Лиззи долго смотрела на далекие звезды высоко над ней, иногда поглядывая на молодого туземца. Затем  отвернулась и попыталась заснуть, но сон не шел. Она снова взглянула туда, где темнел силуэт, но на том месте никого уже не было. Уж не воображение ли играет с ней шутки?

Этой ночью Острый Коготь не мог заснуть. Такую красоту он видел впервые. Светлые волосы и синие глаза белокожей девушки пленили его. Именно ее он видел в своем сне много лет назад. Ее лицо было совершенным, несмотря на маленький шрам на высокой скуле.

Этой девушке и ее темнокожей подруге придется жить в его племени, если, конечно, они добровольно согласятся на это. В противном случае их ждет либо рабство, либо смерть.

Острый Коготь вспомнил, как храбро беглянка бросилась в реку. Синеглазая девушка пыталась помочь своей спутнице, но течение тащило обеих на глубину к середине реки. Эта белая очень храбрая и смелая. Острый Коготь еще долго стоял, глядя, как лунный свет освещает ночную поляну и спящих людей.

Утром Злыдень отцепил веревку, привязанную на ночь к рукам. Девушки умылись чуть в стороне от индейцев, приведя себя в относительный порядок. Наскоро перекусили лепешками и рыбой, оставшимися с вечера. Запили еду вчерашним отваром падуба. После небольшого завтрака снова пришлось лезть в тесное каноэ, хотя очень этого не хотелось. Лиззи и Сэм устроились поближе к корме и подальше от индейцев, насколько это позволяла узкая лодка.

Глава 2 Индейская деревня

 Снова долго плыли по реке. За бортом каноэ темнела вода притока Роанок реки Дан. От солнечных бликов на воде становилось больно глазам. У берегов ивы склонялись к самой воде, протягивая ветви-руки к живительной влаге. Слышалось щебетание птиц. Наконец, путники оказались там, куда добирались индейцы. Мужчины выгрузили мешки, подгоняя девушек быстрее покинуть лодку, взяли поклажу и направились в густой непролазный лес. Им не терпелось скорее оказаться в родной деревне.

Идти было сложно. Босые ноги быстро оказались исколоты сухими стеблями прошлогодней травы, торчавшими повсюду, как бы Лиззи не выбирала место, куда ступить. Земля оказалась усеяна еловыми шишками. Лиззи не предполагала, что побег обернется подобными трудностями. О чем она вообще думала, предлагая Сэм бежать? У них даже не было с собой  никакой еды. Лиззи намеревалась по воде пройти небольшое расстояние, выбраться на берег и по суше уже передвигаться в сторону ближайшего города. В том, что им удастся добраться до него, Лиззи не сомневалась. Она считала, обязательно нашлась бы дорога, ведущая в город. Кто знал, что обеих подхватит течение и потащит на самую середину реки. Лиззи почувствовала волнение. Что ждет их впереди? Страх перед неизвестностью сжимал её сердце.

Своим небыстрым передвижением девушки задерживали идущих впереди индейцев, что не придавало тем радости. Лиззи могла идти лишь медленно, с трудом наступая на больную ногу. Сэм шла рядом с ней, в очередной раз шепнув:

– Ой, мисс Лиззи, вам должно быть очень тяжело?

Лиззи не выдержала. Она давно собиралась это сказать.

– Сэм, зови меня просто Лиззи. Мы с тобой в одинаковом положении, – прошептала она, с трудом переводя дыхание.

– Но как же… – попыталась было возразить Сэм. Ей было сложно понять молодую хозяйку.

– Зови и все, – шикнула Лиззи.

По мере приближения к новому месту, обе чувствовали себя все более неуверенно и тревожно. Их переполнял страх. Что с ними будет?

Индейцы, очевидно, тоже нервничали, но совсем по другому поводу. О себе они не переживали, их судьба была хорошо им известна. Индейцы спорили, глядя на девушек, и указывали на них руками. Лиззи и Сэм чувствовали себя, вроде и не пленницами, но понимали, по какой-то причине их не хотели отпускать. Неспроста ведь Злыдень даже связал их веревкой между собой и прикрепил  к себе на ночь, опасаясь побега. Отношение Злыдня к девушкам не изменилось, несмотря на споры с Острым Когтем.

– Острый Коготь, эта белая девчонка задерживает нас. Так мы будем целых семь лун идти до деревни, – говорил Орлиное Перо, очень желая избавиться от Лиззи.

– Орлиное Перо, я уже сказал тебе, чтобы ты забыл о своем наваждении, – ответил ему Острый Коготь, игнорируя доводы мужа сестры.

Орлиное Перо пытался давить взглядом на непокорного родственника.

Зять имел такой же склочный характер, как и родная сестра Острого Когтя Итаки. Видимо, это и сблизило сестру и Орлиное Перо.

– Ты что, Острый Коготь, хочешь неприятностей для нашего племени? А если нас схватят из-за нее? – продолжал настаивать на своем Орлиное Перо, стараясь найти подходящие слова. Ему никак не удавалось убедить Острого Когтя в нецелесообразности его поступка.

– Остынь, Орлиное Перо, – коротко бросил ему Острый Коготь. Его начинали раздражать разговоры Орлиного Пера, хотя обычно Острый Коготь спокойно реагировал на своенравного родственника.

– Давайте обменяем эту девчонку, – предложил один из индейцев, –   Вернем ее семье за солидный выкуп. Пара десятков одеял и винтовок с патронами нам не будут лишними, – вставил он свое слово в разговор.

– Помолчи, Сопливый Гусь, – прикрикнул Острый Коготь на разговорившегося юношу, – Мое давнее видение что-то да значит.

– Ну как хочешь, – процедил Орлиное Перо, обращаясь к Острому Когтю.

Напряжение так и витало в воздухе. От внимания Лиззи не ускользнуло, как оба индейца при обмене мнениями поглядывали на нее. Острый Коготь, тот, который пытался подбодрить ее у реки, резко сжал зубы и отвернулся при разговоре со Злыднем. Лиззи чувствовала, именно она была для них причиной раздора.

– Спорят о чем-то. Видать, нас обсуждают. Скорее меня, – сказала Лиззи, глядя на индейцев и обращаясь к Сэм.

– Боятся, что мы можем попасться в руки враждебному племени, вот и не оставляют. Живыми они нас ни за что не отпустят. Будем задерживать их, нас убьют, – прошептала Сэм, – Тот, который самый злой, точно это сделает.

Лиззи прибавила ходу из последних сил, с трудом переводя дыхание. Сколько раз она оказывалась на волосок от гибели, Лиззи сбилась со счета. Лишь помощь верной Сэм, не оставившей ее, помогала идти дальше. Сэм нашла палку, на которую Лиззи могла опираться. С другой стороны она держалась за плечо Сэм. Так они и шли.

Во время очередного ужина, индеец, по мнению Лиззи, противившийся ее убийству, подошел к ним с Сэм, как всегда сидящим отдельно в стороне.

– Не бояться. Острый Коготь не давать в обида, – произнес он те же слова, что и прежде.

Присев перед Лиззи, индеец протянул руку к ней. Лиззи отпрянула.

– Чего он хочет, Сэм? – спросила она, не сводя ярких синих глаз с едва уловимым зеленоватым оттенком с индейца.

Острый Коготь тем временем дотянулся до нее и прикоснулся к нитке  бирюзовых бус на шее. Он осторожно погладил один из камней и произнес:

– Твой глаза – небесный камень. Кальчиулитль.

– Я думаю, он говорит, что ваши глаза похожи на бирюзу, – заметила Сэм.

– Кажется, я поняла, – прошептала Лиззи, чувствуя, как ее затягивает черная бездна обсидиановых глаз индейца.

Она попыталась избавиться от наваждения, но это оказалось непросто. Да что же это такое? Почему этот странный индеец заставляет ее забывать обо всем? Может быть потому, что его присутствие не кажется таким уж страшным, а его манера общения чем-то неуловимо завораживает, заставляет взглянуть на все произошедшее под другим углом? Когда он рядом, все кажется гораздо проще.

Острый Коготь не понимал, чем ему так понравилась эта девушка. Давнее видение – это одно, но то, что ему приятна не только ее внешность – это другое. Ее движения были утонченными, глаза светились нежностью с исходящим от них голубоватым светом. Она так сильно притягивала его. Острый Коготь понимал лишь одно. Это не просто увлечение.

К полудню достигли деревни аборигенов, расположившейся глубоко в дебрях леса. Еще загодя молодые индейцы начали чувствовать себя гораздо веселее. Это сказывалось на их поведении. Они смеялись и подшучивали, хлопая друг друга по плечам, толкались, резвясь, словно, дети. Ощущалась их радость по поводу возвращения домой.

Вошли в индейскую деревню, обитатели которой жили в деревянных домах, обмазанных глиной с небольшими проемами, выполнявшими роль окон. Наклонные крыши были покрыты соломой. Входы у всех домов обращались навстречу восходящему солнцу. На жилищах имелись деревянные крючки, прикрепленные к толстым жердям каркаса. На крючьях висела одежда, преимущественно оленьи рубахи, набедренные повязки, кожаные штаны, какие-то инструменты, а также плетеные из лозы корзины. Рядом со многими жилищами горели костры, у которых на расстеленных шкурах сидели и лежали черноволосые мужчины, женщины и дети. Звучали голоса, пахло жареным мясом и дымом от костров.

Лиззи и Сэм чувствовали на себе множество чужих взглядов. Хотелось съежиться, стать незаметными, избежать чего-то неясного, что их ожидало. В воздухе витало тяжелое напряжение. Лиззи почувствовала, как холодок пробежал по спине. Её сердце колотилось с бешеной скоростью. Страх смешивался слюбопытством, но замевал последнее.

Девушки проследовали за Острым Когтем к однойму из многочисленных домов. Остальные вернувшиеся с ними индейцы сворачивали по мере передвижения рядом со своими жилищами, где их встречали мужчины, женщины и ребятишки. Вероятно, отцы и матери, братья и сестры или жены и дети.

Острого Когтя встретили две индианки. Пожилая с черными, как у него волосами, но изрядно тронутыми сединой, и темными глазами, и молодая женщина, очень похожая на Острого Когтя, словно, его копия, только в женском обличии. Черные глаза пожилой индианки обшарили Лиззи и Сэм, а затем вопросительно остановились на Остром Когте.

Он быстро заговорил, после чего пожилая женщина, молча, прошла в дом, а Острый Коготь сделал жест рукой, давая понять девушкам, чтобы ждали здесь. Молодая стройная, высокая индианка пристально посмотрела на Лиззи, презрительно смерила ее взглядом и пощелкала языком, покачивая при этом головой, как бы говоря: «Да кто ты такая!» Сэм она даже не удостоила вниманием и  проследовала внутрь следом за скрывшимися в доме пожилой индианкой и Острым Когтем.

Изнутри послышались громкие голоса, происходил бурный разговор. Женщины старались в чем-то убедить Острого Когтя, но, похоже, безуспешно. Лиззи и Сэм так и сидели рядом с небольшим домом, в котором исчезло индейское семейство. Периодически в жилище забегали босые, полураздетые ребятишки. После они появлялись снаружи, подходили к обеим девушкам. Дети рассматривали их,  бесцеремонно трогали за волосы, прикасались к коже, пытаясь разглядеть ее поближе. Одна из девочек даже попыталась попробовать на зуб руку. Лиззи была вынуждена прицыкнуть на черноглазую девчушку. Мальчик лет восьми вынес девушкам немного еды, все тех же кукурузных лепешек и немного оленины.

Лиззи и Сэм устроились прямо на земле. На закате мимо них проследовали мужчины, женщины и дети. Все эти люди направлялись к центру небольшой деревни. Через некоторое время появился Острый Коготь и снова жестом велел девушкам следовать за ним.

Все жители деревни собрались вокруг большого костра, ярко горевшего в центре поселения у дома, выглядевшего больше остальных. Острый Коготь провел девушек через толпу к огню. Старый вождь, на котором красовался головной убор из множества разноцветных перьев, начал речь. Он долго что-то говорил соплеменникам, задавал вопросы Острому Когтю и другим индейцам, бывшим в отлучке.

Острый Коготь отвечал громко, стоял, с высоко поднятой головой, распрямив плечи. В нем словно  что-то изменилось после того, как они оказались в деревне. В лесу индеец был намного проще. Он сам присыпал Лиззи рану серебристым порошком, несколько раз общался с девушками, приносил еду и даже защищал от Злыдня. Сейчас же Острый Коготь казался отчужденным. Глаза его были полны решимости. Он выглядел старше и серьезнее, а племя слушало его. Лиззи и Сэм не понимали слов, но было ясно – происходило что-то важное. Говорили по-индейски.

– Если белые люди узнают, что у нас их женщины, все племя уничтожат, – сказал пожилой седовласый индеец, обращаясь ко всем собравшимся.

– Но эти девушки молодые. Они смогут работать. Нас не так уж много, а бледнолицые могут и не узнать о своих женщинах, – возразил ему другой мужчина, тоже умудренный годами.

Вождь что-то спросил у Острого Когтя. Лиззи видела, как дернулось лицо молодого индейца.

– Тебя и твоя подруга спрашивать, есть муж, жених? – перевел  Острый Коготь слова вождя.

Сам Острый Коготь до этого момента не задумывался над таким вопросом. Ему казалось очевидным свободное от уз брака положение девушек. Он глубоко вздохнул, пытаясь прогнать ненужные мысли, вызванные вопросом.

– Нет, – ответила Лиззи, зардевшись, и отрицательно покачала головой для убедительности.

В конце собрания вождь обратился к девушкам. Он сухо изъяснился. Острый Коготь перевел обеим его слова. Сказал, что их принимают в племя, если они согласны, но придется подчиняться  законам общины, носить принятую в племени одежду, работать, выучить язык настоящих людей, как называли себя сами индейцы маскогу. Девушкам дадут новые имена. Они станут Небесным Камнем и Девушкой Дальних Земель. Позже обе смогут выйти замуж. В противном случае их ждет незавидная судьба – рабство, если откажутся – смерть.

Лиззи видела, с какой надеждой смотрел на нее Острый Коготь. Она поежилась от суровых слов вождя, но кивнула, вслед за благоразумной Сэм, подтверждавшей, что они согласны стать частью племени. Острый Коготь шумно выдохнул. Очевидно, он не был равнодушен к Лиззи, но чего именно индеец хотел от нее,  оставалось неясным для девушки.

После окончания собрания Лиззи и Сэм разделили. К Лиззи подошел Острый Коготь и, взяв ее за руку, направился к своему дому. Сэм, хотела пойти за ними, но ее остановили. Заставили остаться, чтобы посмотреть подчинится ли девушка. Она должна была отправиться в другую семью.

Сэм успела шепнуть  Лиззи, что им позволили стать частью племени из-за того, что их привел Острый Коготь. Видимо, он в деревне далеко не последний человек. Когда она успела это узнать? Они все время были вместе.

Лиззи заинтересовал один вопрос. Он все время вертелся на языке, и ей очень хотелось получить ответ, поэтому по дороге она спросила:

– Острый Коготь, зачем ваш вождь носит перья на голове?

– Это роуч. Из перо орел. Его носить мужчина, великий воин. Еще алектка, – ответил Острый Коготь.

– Это кто? – поинтересовалась Лиззи.

– Алектка – шаман, – объяснил индеец.

 У Лиззи снова разболелась нога, и девушка замолчала. Они дошли до дома, похожего на остальные, как их родной брат. Острый Коготь показал на вход, предлагая войти. Лиззи впервые оказалась внутри жилища индейцев маскогу, да и вообще любых индейцев. Никогда ранее она не имела возможности общаться с людьми, отличающимися от нее. Разве что, кроме одного китайца, жившего на ее улице в небольшом шотландском городке.

Сейчас Лиззи стояла в шести-семи метровом деревянном доме с висящими на стенах многочисленными пучками разных трав. Ровный земляной пол был чисто подметен и застелен соломенными циновками. В центре жилища располагался очаг, огонь в котором неярко горел. Дым уходил в небольшое отверстие вверху над ним. В доме присутствовал слабый хвойный аромат можжевельника.

Острый Коготь произнес:

– Vn iskv – cen iskv (мой дом – твой дом). Твой имя Небесный Камень, запомни.

Он указал на одну из невысоких плетеных лежанок в южной части жилища, и Лиззи со вздохом  облегчения прошла к ней и села, едва не упав при этом.

– Савсем плоха, –  сказал индеец, покачав головой. Он прошел следом за ней, размотал повязку на ноге и осмотрел открывшуюся рану на голени девушки, – ходить многа не нада, – добавил тихо, покачивая головой. Он снова стал прежним Острым Когтем, к вниманию которого Лиззи уже немного привыкла.

Индеец еще долго сидел рядом с Лиззи после того, как она заснула. Он  задумчиво смотрел на нее и гладил маленький белый шрам на правой скуле, но Лиззи этого уже не чувствовала.

Ночью Лиззи снился родной дом. Она видела маму. Ее милые руки ласково гладили по голове. И мама говорила:

– Все будет хорошо, милая Лялечка.

Только мама так называла ее.

Утром Лиззи с трудом раскрыла слипшиеся веки. Сил встать не было совсем. Острый Коготь сидел на том же месте, что и накануне, перед тем, как Лиззи заснула. Он положил ладонь ей на лоб и покачал головой. Лиззи выпила воды и вернулась в плен сновидений. Так она просыпалась и снова оказывалась в царстве Морфея много раз, с трудом вспоминая обрывки из того, что происходило в промежутках. Хорошо помнила только встревоженные глаза Острого Когтя и раздраженный голос молодой индианки. Всякий раз, когда Лиззи слышала этот звук, женщина оказывалась чем-то недовольной.

Несколько раз заходила Сэм, чтобы проведать Лиззи. Одета бывшая рабыня была в индейское платье из выделанной оленьей кожи, на ногах красовались кожаные мокасины. Ей позволили указать на будущего мужа, и Сэм предложила двоюродного брата Острого Когтя. Она хотела быть поближе к Лиззи. Да и сам  молодой индеец ей понравился. Это оказался тот самый новый друг, приносивший Сэм и Лиззи еду вместе с Острым Когтем на стоянке у реки.

Веселый неунывающий Лисий Хвост оказался рад такому повороту событий. Он и Сэм обручились. Сэм накормила Лисий Хвост вареной кукурузой, и сейчас они жили в ожидании того времени, когда станут семьей. Женщины из дома Лисьего Хвоста должны были обучить Сэм индейскому языку и обычаям племени. Теперь ее звали Девушка Дальних Земель.

В один из приходов Сэм поделилась тем, что узнала.

– Знаешь, – тихо сказала она, всматриваясь в глаза Лиззи, – мы попали в единственную деревню криков-маскогу среди чероки.

–– Странно, – удивилась Лиззи.

–– Остальные крики живут южнее, – добавила Сэм.

Острый Коготь сам кормил Лиззи. Бабушка Сунэ выгнала его из дома, когда надо было переодеть больную. Подобное положение дел не нравилось старой Сунэ. По ее мнению, внук совсем одичал. Заставил сказать вождю Волчьему Уху, что их семья возьмет эту белую девчонку на обучение. Теперь Волчье Ухо возлагает надежды на старую Сунэ.

– Лежи. Ты быть слабый, – произнесла бабушка Острого Когтя, останавливая рукой Лиззи от попытки встать.

«Как же Острый Коготь ее называл? Бабушка Сунэ, кажется,»  – припомнила Лиззи.

Старая Сунэ присела рядом и, едва, не отшатнулась от девушки. Глаза  пожилой женщины расширились.

– Откуда это? – спросила она, указывая на нитку бус на шее Лиззи, выбившуюся из-под платья.

– Это мамины. Мама, – прошептала Лиззи.

– Ма-ма, – повторила Сунэ.

– Они ей от бабушки достались, – добавила Лиззи.

Взгляд старой Сунэ, странным образом потеплел, хотя, скорее всего, она не поняла последних слов.

– Небесный камень. Кальчиулитль. Он нести удача, здоровье и хорошая жизнь. Лечить человека. Плохо спать – он помогать. Жар тоже убирать. Камень тускнеть – беда, – произнесла бабушка Сунэ.

 Лиззи выпила горький травяной отвар, предложенный ей. «Что намешано туда? Какие-то лесные травы,» – подумала Лиззи.

На самом деле это был отвар из ивовой коры, чтобы помочь больной победить лихорадку. Сунэ сама ходила к реке рано утром, где нашла подходящие ветки ивы.

Ночью к старой Сунэ приходили духи. У нее было видение. Девушка, которую Острый Коготь с такой легкостью привел в жилище, должна стать лекаркой, ее ученицей. Также у девушки есть способности к шаманству. Она сможет осуществлять контакт с силами потустороннего мира, возможно, и повелевать ими. Но, старая Сунэ не была уверена, допустят ли старейшины, чтобы белая  женщина стала алекткой, а Духи про это ничего не сказали. Шаманка, как и Сунэ,  использовала чары, заклинания, известные только ей мази и снадобья, амулеты, но в большем объеме, чем лекарка.

Сунэ, как и шаман, сама умела делать некоторые чудеса. Иногда она прятала в руке мелкие предметы, а потом они обнаруживались у больного. Было важно, чтобы человек поверил Сунэ. В дом потения она отправляла тех, у кого больные кости и суставы. Сунэ сама помогала при переломах и вывихах, лечила головную боль и  желудочные расстройства.

Прошло несколько долгих, бесконечно тянущихся дней. Лиззи уже устала лежать и потихоньку пыталась вставать. Постепенно она начала выходить наружу. Лиззи чувствовала себя лучше на свежем воздухе вдали от ежедневно приходившей сестры Острого Когтя. Всякий раз при появлении Итаки Лиззи старалась найти предлог, чтобы выйти.

– Все возишься с ней. Зачем она нам? – спросила как-то у бабушки Сунэ внучка в очередной раз появившись в доме брата.

– Острый Коготь обещал вождю. Мы должны обучить Небесный Камень  жизни в племени. Я не могу перечить Острому Когтю. Он воин. Нельзя по-другому, – мягко осадила бабушка Сунэ Итаки.

– Небесный Камень, – повторила Итаки, сморщившись, будто услышала что-то плохое, – Лучше бы обо мне подумали! Каково мне видеть ее на своем прежнем месте.

Однажды бабушка Сунэ дала Лиззи надеть старую тунику внучки. Как обычно Итаки появилась днем в доме и увидела свою одежду на Лиззи. Индианке это пришлось совсем не по вкусу, она рассердилась, но опасалась гнева брата и лишь поморщилась. «Смотри-ка, что делается. Моими вещами распоряжаются. Только этой белой девчонки здесь не хватало,» – размышляла Итаки. Ее вовсе не радовало  подобное положением дел в бывшем своем жилище. Проходя мимо. Она, как бы невзначай задела Лиззи плечом, да так, что сшибла девушку с ног.

– Смотри, куда идешь! – рявкнула индианка раздраженно.

– Простите, леди, что вам захотелось пройти там, где не следовало, – произнесла Лиззи с невозмутимым лицом.

Индианка почти не понимала английский и ничего не ответила, но что-то заподозрила, судя по скривившемуся лицу.

Итаки была замужем за одним из лучших воинов племени. Совсем недавно она вошла в свой новый дом с Орлиным Пером. В жилище у Острого Когтя и бабушки Сунэ оставались кое-какие вещи, доставшиеся теперь белой девчонке. Это раздражало и печалило Итаки, и она не могла разобраться, что больше наносило урон ее душевному состоянию. То ли  присутствие чужой женщины рядом с ее бабушкой и братом, или то, что она сама теперь чувствовала себя чужой здесь.

Спустя еще пару дней, Лиззи в очередной раз вышла на свежий воздух. Перед ней снова предстали многочисленные дома, полукругом рядами обступившие со всех сторон тот, где жили они втроем. Все эти жилища были похожи друг на друга, как близнецы. В этот раз на их доме помимо вещей Острого Когтя висели и сушились на солнце скальпы, принадлежавшие белым людям. Волосы на них были совсем не черные, не  индейские. Лиззи замутило. Началась ужасная тошнота, закружилась голова, в глазах мгновенно потемнело и ее вывернуло прямо здесь же. Лиззи стояла,  склонившись, и думала, как скрыть следы своего «преступления». Ей с трудом удалось замести их, используя сухую кору и листья, превозмогая слабость во всем теле.

Свежий ветерок обдувал лицо Лиззи, давал возможность почувствовать себя немного лучше.  Солнце согревало обнаженную кожу рук, развевал тонкую тунику на ветру.

Острый Коготь возвращался откуда-то с тяжелой поклажей за плечами. Он опустил ношу перед входом в дом и, забывшись, спросил у Лиззи по-индейски:

– О, Небесный Камень! Ты вышла? Стало лучше? Тебя мутит?

Лиззи ничего не поняла из того, что он сказал. Она быстро отвела взгляд.  Острый Коготь, поняв свою ошибку, попытался исправить ее, заговорив по-английски.

– Сvpuse – моя бабушка, – произнес он, показывая на вход в дом, – Слушать ее, она не обидеть, – и добавил по слогам, – Все бу-дет ха-ра-шо!

Лиззи взглянула на него с изумлением. Неужели это тот самый индеец, не дававший ее обижать Злыдню? Неужели, это он приносил им с Сэм еду, смотрел на Лиззи смеющимися глазами, искрящимися на солнце. И все же именно он принес эти кусочки кожи с волосами, висевшие сейчас у входа в дом. Лиззи даже мысленно  название скальпов было тошно произносить.

– Тебе плоха? – спросил Острый Коготь.

– Уже нет, – ответила Лиззи сухо и прошмыгнула обратно в дом, чтобы больше не видеть этого ужаса, висевшего у самого входа.

– Ты привыкнешь, Небесный Камень, – сказал Острый Коготь самому себе, когда она скрылась в доме, – ты привыкнешь.

После выздоровления Лиззи прошло не так уж много времени, но бабушка Сунэ уже взялась за Лиззи. Каждый день во время обучения девушка узнавала что-то новое для себя, начинала смотреть на многое другими глазами. Было удивительно, что люди, которых в семье тети называли не иначе, как дикарями, с таким трепетом относились к тому, что их окружало. Они любили природу и мир вокруг, любили землю, на которой жили.

Для начала бабушка Сунэ показала Лиззи аптечку в кожаном мешочке. Там обнаружились аккуратно сложенные повязки из чистой ткани, разные изогнутые иглы, нитки для зашивания ран, ватные шарики из хлопка находились в отдельном от всего остального мешочке, пинцеты, скальпели из обсидиана, ступки с пестиками. Были также непонятные для Лиззи предметы – каучуковые мешочки с присоединенными к ним острыми птичьими костями.

Вскоре приступили к изучению языка. Показывая на предмет, бабушка Сунэ произносила его по-индейски, как говорили это часкогу-часкогу, Лиззи, если узнавала предмет, называла его в ответ по-английски.

Одновременно Лиззи узнавала что-то новое из способов лечения разных болезней. Использование ивовой коры поразило Лиззи.

– Неужели, отвар из молодых веток той самой ивы, которой так много растет по берегам рек, может способствовать снижению температуры при разных болезнях? – удивлялась она, рассказывая Сэм в очередной приход подруги о таком важном для себя открытии.

Заметив, как переменилась к ней бабушка Сунэ, Лиззи поинтересовалась, что послужило причиной? К тому времени обе довольно сносно изъяснялись каждая на чужом для себя языке.

– Ты иметь слезы богиня неба. Ты быть целитель в будущем. Острый Коготь обещать вождь. Я обучить тебя. Ты быть скво, – объяснила старая лекарка Лиззи.

– Спасибо, – поблагодарила Лиззи, – я очень ценю все, что вы делаете для меня, бабушка Сунэ.

Лиззи никогда не думала, что судьба может перемениться настолько и так быстро в одночасье. Еще совсем недавно она печалилась из-за необходимости стать женой ненавистного мистера Робинсона. Сегодня маскогу предлагают ей быть скво, индейской женщиной. Правда, выбор у нее все равно невелик, либо ей предстоит жить в племени маскогу, которыми оказались эти обитатели леса, либо смерть. Рабыней у аборигенов она бы точно не захотела стать.

Бабушка Сунэ рассказала Лиззи о легенде, которая передавалась от предков. В ней говорилось, что в их племя придет белая женщина, и она станет лечить и поможет выжить в суровые времена, став лекаркой. Но у Лиззи еще есть и способности к шаманству. Об этом бабушке Сунэ сказали Духи. В их племени алекткам  запрещено жениться и выходить замуж. Это бабушка Сунэ особенно подчеркнула, сурово взглянув на Лиззи.

Не только старая Сунэ объясняла что-то Лиззи. По вечерам Острый Коготь, бывая дома, тоже разговаривал с девушкой. Тогда его глаза сверкали обсидиановым блеском, отражая огонь, горевший посередине их скромного жилища.

– Человек  – брат всему, – говорил Острый Коготь, обводя руками вокруг себя, – жить нада спра-вед-ливо, – добавлял он.

Впрочем, это не мешало ему время от времени приносить окровавленные скальпы и вешать их для просушки на своем доме.

Однажды, улучив момент, когда они находились в доме одни, Острый Коготь взял Лиззи за руку. В ответ на ее удивленный взгляд, он смущенно отвел в сторону свой. Затем быстро надел Лиззи на руку браслет. Украшение было серебряным, с вставленными бирюзовыми камнями.

– Небесный камень, – сказал Острый Коготь, – кальчиулитль, окаменевшие слёзы богини неба. Солнце, – он поднял палец вверх, – и огонь, – он указал на горевшее посередине жилища слабое пламя под отверстием в крыше, – одно целое.

Лиззи с удивлением смотрела в его черные блестящие глаза. В них она увидела мягкость, нежную восторженность и желание обнять целый мир.

– Спасибо, Острый Коготь! Очень красиво! – произнесла она, понимая, что индеец и она стали намного ближе, чем были до этого. Они словно обрели тайну, связывающую их и недоступную для других.

– Острый Коготь, можно тебя попросить? – робко поинтересовалась Лиззи.

– Да, Небесный Камень, – ответил он, поборов свое смущение.

– Пожалуйста, зови меня Лиззи. Это мое настоящее имя, – сказала она.

– Я не могу. Все знают, что ты Небесный Камень, – с удивлением произнес Острый Коготь, растягивая слова.

Он искренне не понимал, почему ей не нравится такое красивое имя на его взгляд.

– Пожалуйста, – повторила Лиззи мягко.

– Хорошо. Наедине и в доме ты будешь Лиззи, но для остальных ты останешься Небесным Камнем, – произнес он, улыбаясь.

– Я согласна! – воскликнула Лиззи с радостью, понимая, что Острый Коготь не может идти против вождя и племени, – Спасибо! – выдохнула она, обняв его за шею обеими руками.

Опомнившись, Лиззи смущенно ойкнула, вывернулась из рук Острого Когтя и выбежала из дома, оставив за спиной широко улыбавшегося индейца.

 Иногда их дом навещала Итаки. Она проходила мимо Лиззи, поджимая губы и сузив темные, как у брата глаза, которые превращались в узкие щелочки. Лиззи никогда не видела, чтобы от них исходили искристые лучики, как у Острого Когтя.

Однажды днем Лиззи шла с реки, протекавшей сразу за деревней, где чистила горшки.

– Ты думаешь, все будет так, как захочешь ты? – спросила Итаки по-индейски, догоняя ее, – Придет время, и все узнают то, в чем ты сама себе боишься признаться.

 Лиззи не поняла, что Итаки имела в виду и сделала вид, что не расслышала. Она продолжила идти к своему дому, показавшемуся из-за других точно таких же, только с недавних пор на нем были нарисованы черные медвежьи когти.

О чем говорила сестра Острого Когтя? Что ее гложет? Почему она так невзлюбила Лиззи? Ведь Итаки живет в другом доме, у нее есть муж Орлиное Перо, тот самый Злыдень. Что Лиззи им сделала?

Решение предложила Сэм.

– Просто живи, Лиззи, а там будь что будет. Действуй по обстоятельствам, – сказала она, пытаясь поддержать подругу.

Сэм давно перестала называть Лиззи мисс. Последние события сблизили девушек, и друг в друге они, сами того не осознавая, чувствовали связь с прежним их миром, хотя у каждой он был свой.

– Знаешь, Сэм, бабушка Острого Когтя Сунэ переменилась ко мне, увидев мои бусы. Я же спрятала их под платьем перед тем, как войти в деревню, – сказала Лиззи, – а во время моей болезни она увидела бусы на мне.

– Лиззи, индейцы ценят бирюзу, – ответила Сэм, – Лисий Хвост тоже носит кольцо с таким камнем,  – добавила она, – А э-это что? – удивленно протянула Сэм, беря Лиззи за руку и разглядывая браслет на запястье.

– Острый Коготь подарил мне, – объяснила Лиззи.

– И когда ты собиралась мне сказать? – спросила Сэм удивленно.

– Вот, говорю, – ответила Лиззи, смеясь.

– Нет! Я серьезно! Ты хоть знаешь, что это значит? – поинтересовалась Сэм, пристально разглядывая Лиззи.

– И что же? – спросила Лиззи удивленно.

Она сама заинтересовалась этим, увидев такую бурную реакцию Сэм.

– Парень влюблен в тебя до самых ушей! – воскликнула Сэм.

– По уши, – поправила Лиззи, смеясь, – Прямо, думаешь, влюблен? Мы просто другие, не такие, как они. Вот и причина интереса.

– Мисс Лиззи, вы, правда, так считаете? – забывшись, спросила Сэм, глядя на подругу широко раскрытыми карими глазами, – все же так очевидно.

– Иди. Тебя зовет бабушка Сунэ, – грубо обратилась Итаки к Лиззи в очередной свой приход. Лицо индианки так и светилось от едва сдерживаемой радости.

 Как ни старалась Итаки, скрыть свои чувства у нее не получилось. Лиззи сидела снаружи рядом с домом на пожухлой желтеющей траве. Она поднялась, отряхнув рубаху до колен из оленьей кожи, и вошла внутрь их жилища.

Понурая бабушка Сунэ сидела на невысокой лежанке, покрытой циновкой из сухих кукурузных листьев, поджав тонкие губы.

– Что случилось? – спросила Лиззи, мгновенно почувствовав недоброе напряжение, окружившее ее.

После короткой, но тяжелой для Лиззи паузы заговорила Итаки.

– Иглы для шитья ран, скальпели из обсидиана пропали. Их нет в медицинской сумке. Это ты взяла, – сказала она, даже не задавая вопроса, а сразу переходя к утверждению.

– Нет! – воскликнула Лиззи. Страх охватил ее. Словно, тисками сжало грудь. Никогда еще никто не смел унижать ее так, называя  воровкой, – Это не я! – только и смогла вымолвить она.

Бабушка Сунэ молчала, на Лиззи не смотрела. Старая индианка сидела, отведя тяжелый взгляд в сторону. Сунэ знала, что своим взором в подобные минуты может уничтожить в человеке веру в себя самого.

Долго ждать не пришлось. За Лиззи пришли два молодых индейца и сопроводили к центральному дому, где их уже ожидала толпа. Ошеломленную и униженную Лиззи повели на совет племени, словно она была преступницей, совершившей тяжкое злодеяние.

 Собравшиеся жители деревни, пожилые седовласые старейшины с укором смотрели на нее, покачивая головами. Старейшины долго говорили между собой. Лиззи не понимала, почему с ней так поступают. Она с трудом улавливала обрывки фраз:

– Украла…

– …нельзя…

– …изгнать…

Индейцы сгрудились вокруг Лиззи. Наконец, старейшины  вынесли вердикт.

– Изгнать из племени, – произнес вождь Волчье Ухо, оглашая приговор.

Лиззи стояла перед ними всеми пунцовая, с опущенными глазами из которых предательски текли тяжелые горькие слезы. Она даже не пыталась защитить себя. Ей было больно и стыдно от того, что о ней так думают все эти люди. Стоит сейчас заговорить, как она изо всех сил расплачется и не сможет остановиться. Нет, Лиззи не доставит такой радости никому. Куда же она пойдет? В лесу полно диких зверей. Острый Коготь  приносит их с охоты, когда уходит с другими мужчинами на несколько дней.

 Племя окружило дом, рядом с которым проходил совет, вынесенный за его пределы в этот раз. Теперь уже все жители деревни смотрели на Лиззи с осуждением. Ни у кого не осталось сомнений в ее ужасном поступке против всего племени.

Лиззи выхватила из толпы презрительный и одновременно радостный взгляд Итаки.

«Она,» – тяжелым молотом ударила мысль. Догадка была просто чудовищной. Неужели эта женщина способна на такую подлость? Ведь она сестра Острого Когтя. Того самого Когтя, который так по-доброму к ней относится. Откуда в его сестре столько злости, если росли они вместе в одной семье?

– Эта белая женщина хотела смерти наших воинов и всех нас! Она сделала так, чтобы лекарка Сунэ не смогла никому помочь! – закричала Итаки, и голос ее сорвался на визг.

Индейцы загудели, как разъяренный пчелиный рой. Они окружали Лиззи, готовые вцепиться в нее, стоило лишь дать маленький повод, которым могло стать все, что угодно. Лиззи сжалась, стараясь превратиться в незаметный комочек. Дикая толпа с разъяренными взглядами не оставляла ни единого шанса на благополучный исход. Лиззи закрыла глаза, ощущая, как последняя надежда, едва теплившаяся в ней, покинула ее окончательно.

Лиззи не видела, как люди расступались перед идущим Острым Когтем. Как он протянул кожаный мешочек старейшинам племени. Она услышала лишь изумленный выдох толпы.

Острый Коготь, молча, подошел к Лиззи. Он взял ее за руку и вывел, пробираясь сквозь людей, успевших  вновь сомкнуться, после его шествия к старейшинам. Лиззи следовала за ним на негнущихся непослушных ногах. Острый Коготь и она, молча, шли к дому.

– Я не брала, – наконец выдавила из себя Лиззи, глядя под ноги.

– Я знаю, – ответил Острый Коготь, легонько сжав ее маленькую ладонь в своей.

– Знаешь, Рэйчел, не думал я, что мне придется оправдываться перед этим сопляком Йеном Робинсоном, – поделился размышлениями угрюмый недавно вернувшийся Том, разговаривая с женой за ужином.

После беседы с мистером Робинсоном он находился в прескверном расположении духа.

– Что случилось? – поинтересовалась супруга, проявляя участие и старательно жуя спелое яблоко.

Она давно забыла, что такое любовь к собственному мужу, но привыкла сохранять ее видимость и покой в доме.

– Он предъявил мне претензию, что я хотел подсунуть ему «гнилой товар». Прямо так и выразился. Ты представляешь? – говорил  Том в негодовании, барабаня пальцами по столу.

– Да уж. Я тоже не думала, что девчонка окажется столь строптивой. Еще и бусы моей покойной сестры прихватила. Нахалка. Эмми бы расстроилась из-за ее поведения, – высказалась Рэйчел, скептически сморщившись и  покачивая головой, всем своим видом давая понять свое отношение к племяннице, – Хотя… Яблоко от яблоньки не далеко падает, – задумчиво добавила она.

– Это же надо быть такой неблагодарной после всего, что мы для нее сделали, – произнес Том с лицом, выражавшим непонимание.

– Сестра никогда не разделяла моих взглядов. И дочка такая же, – сказала Рэйчел, вздыхая, – Никогда не понимала, зачем отказываться от выгодной партии, – закончила она, осматривая себя и одергивая платье.

– Если это такая хорошая партия, может быть, Лилиане стоит получше присмотреться к Йену Робинсону? – высказался Том, намазывая джем на хлеб.

– Ни за что! – вскричала Лилиана, закашлявшись.

От неожиданности она поперхнулась чаем.

– Успокойся, дорогая! Никто тебя не заставляет против воли выходить замуж, – произнесла мать.

– Это всего лишь предложение, не больше, – добавил отец, раздосадованный сорвавшейся сделкой, обещавшей выгодный куш, – Жаль, что твоя сестра такое сотворила.

– Мне никогда не нравилась эта девчонка. И попрошу не называть ее моей сестрой, – сказала Лилиана с досадой, притопнув ногой под столом.

У нее пропал всякий аппетит при воспоминании о вечно текущем содержимом носа мистера Робинсона.  Лилиана сослалась на головную боль и удалилась в свою комнату.

– Я не договорил, Рэйчел. До меня дошли просто невероятные слухи. Твоя племянница стала скво, – заговорщически произнес Том. Он усмехнулся и развел руками.

– Боже правый! – воскликнула супруга, демонстративно хватаясь за сердце, – я думала, ее убьют, ну или она станет рабыней для дикарей в лучшем случае.

– Кстати, о рабынях. Наша черная беглянка тоже теперь индейская женщина, – сообщил супруг, – вероятно, считающая себя свободной, – добавил он, наливая сливки в чай по своей давней привычке.

– И откуда ты это узнал? – поинтересовалась Рэйчел.

– У меня есть свои источники, – ответил Том, – Огненная вода кого хочешь заставит разговориться, – добавил он задумчиво.

 Глава 3 Жизнь в племени

Сэм жила обычной жизнью скво в доме семьи Лисьего Хвоста. Повседневная обыденность женщины, родившейся в племени маскогу, была для Сэм совсем необычной. На самом деле ее интересовало все. Чем ежедневно занимаются скво, как они шьют свою одежду, что любит есть Лисий Хвост и его многочисленные родственники? Сэм с удовольствием погрузилась в новую для нее во всех отношениях жизнь.

Масуго, так звали ее будущего мужа с рождения до получения им имени воина Лисий Хвост, предпочитал, чтобы к нему и дома обращались по-новому. Сэм это забавляло, казалось смешным. Впрочем, остальные индейцы поступали также. Все они гордились новыми именами воинов. Лисий Хвост называл ее Девушкой Дальних Земель, но Сэм, следуя примеру Лиззи, попросила вернуть ее настоящее имя. Лисий Хвост немного сопротивлялся для приличия, но услышав про то, что Острый Коготь нашел компромисс, решил пойти по стопам брата и уступить. Так Сэм вернула себе имя, данное ей при рождении матерью. У них с Лисьим Хвостом прошло обручение. Сэм при свидетелях накормила его вареной кукурузой, и теперь они официально считались парой.

 Свою мать Сэм помнила не очень хорошо. В ее памяти жили лишь несколько воспоминаний, как мама ласково гладит ее по голове, успокаивая после падения и ушиба колена, да, как плакала сама накануне продажи. В шестилетнем возрасте Сэм разлучили с матерью, продав ту в другое имение. С того времени Сэм никогда ее не встречала и не слышала о ней, как ни старалась расспрашивать новых, только что купленных рабов. Иногда они появлялись в поместье прежних хозяев, но никто никогда не рассказывал Сэм о том, что она хотела бы услышать. Никто не встречал рабыню, о которой их спрашивали.

По утрам пока солнце еще не поднималось высоко, и не начинался дневной жар, Сэм с другими скво работала в поле за деревней. Тогда в воздухе пахло землей и растениями. Индейские женщины выращивали кукурузу, бобовые, тыкву.

Днем женщины уходили в лес, собирали спелую дикую землянику, чернику, плодоносящие в Северной Каролине до самой осени, или другие ягоды, травы и корни, идущие в пищу. Уставшие, но довольные женщины возвращались домой, чтобы приготовить еду и накормить каждая свою семью.

Сэм научилась свежевать тушки, выделывать шкуры, коптить и сушить рыбу, собирать яйца, топить жир. Некоторые вещи, вроде одеял и сахара, индейцы  покупали в форте Риджвуд. Туда Сэм не ходила, опасаясь встречи с бывшими хозяевами.

По вечерам она частенько забегала в дом к Лиззи. Хорошо, если Лиззи находилась в это время с бабушкой Сунэ. Даже присутствие Острого Когтя не так смущало Сэм, как столкновения с Итаки. Эта высокомерная красивая индианка при встрече с Сэм обычно морщила нос, словно почувствовала дурной запах и вынуждена его терпеть.

Сэм молча сносила ее выходки до того момента, пока  с Лиззи не случилась та беда с иглами и медицинским ножом. После рассказа Лиззи, будто Острый Коготь знал, что это не ее рук дело, но не говорил, где обнаружил мешочек, Сэм шипела в ответ на сморщенную физиономию молодой индианки, давая понять, что раскусила ее подлые намерения и не боится бесстыжую скво.

Как помочь Лиззи, Сэм не знала. Она подбадривала подругу, разговаривала с ней на родном для той языке. Хотя индейцы запрещали это делать, но оставаясь вдвоем, девушки вольны были говорить так, как им хочется. Это сблизило обеих еще больше. Вероятно, имело значение и то, что они были одного возраста.

– Лиззи, когда ты собираешься выйти замуж? – расспрашивала подругу Сэм.

– Не знаю. Мне не за кого выходить, – отвечала Лиззи.

– Так уж и не за кого? – поинтересовалась Сэм, и глаза ее заискрились от смеха, – Знаешь, мой Лисий Хвост любит вкусно поесть. Ты бы приготовила бобы с мясом для своего семейства.

– Готовит еду бабушка Сунэ. Я только помогаю ей, делаю, что надо, – ответила Лиззи.

– Твою стряпню оценил бы Острый Коготь, – продолжила Сэм с улыбкой.

– Да ну тебя, как будто мы не можем готовить вместе с бабушкой Сунэ, – ответила Лиззи, отмахиваясь.

– Это понятно. Я говорю о другом, – сказала Сэм, смеясь, – собственноручно приготовленное тобою блюдо пробудит в нем страсть.

К дому, где стояли девушки, подошел Острый Коготь, и Сэм засобиралась к себе.

– Есть что-то, о чем я должен знать? – поинтересовался Острый Коготь, когда они остались с Лиззи вдвоем.

– Нет. Все, как и всегда. Сэм забегала просто поболтать, – ответила Лиззи, неопределенно пожимая плечами.

Они стояли перед раскрытым входом. Их голоса привлекли бабушку Сунэ. Старая индианка давно заметила, как внук подолгу смотрит на Лиззи, часто забывая, что хотел сказать. На этот раз он снова поедал Лиззи глазами и девчонка, кажется, совсем не против. Острый Коготь такой славный воин, а попался в сети белой девушки, хоть и вытащил из воды он ее, а не наоборот.

Лиззи каждый день убирала в доме, подметала земляной пол, помогала готовить еду из того, что приносил Острый Коготь с охоты или заносил кто-либо из женщин. Она научилась разделывать тушки кроликов и куропаток, могла дойти до реки, чтобы почистить песком горшки. По вечерам шила одежду из выделанных оленьих шкур, научилась вышивать под руководством бабушки Сунэ. Делала, все, что могла, что было по силам в ее состоянии после недавнего выздоровления. Так как бабушка Сунэ взялась обучать Лиззи лекарскому делу, девушку освободили от обязанности заниматься собирательством в лесу ягод, кореньев и всего того, что использовалось для питания в племени.

Острый Коготь старался после охоты на оленя или бизона приносить домой кусок получше.  Индеец целыми днями пропадал в лесу, появляясь лишь вечером в лучшем случае. Чаще всего, он уходил на несколько дней.

Однажды Острый Коготь только ушел на охоту, а  бабушка Сунэ тут как тут, оказалась рядом с Лиззи с разговором.

– Лиззи, ты знаешь, что Острый Коготь должен стать вождем? – поинтересовалась бабушка Сунэ, как бы невзначай, перебирая крупу.

– Конечно, – ответила Лиззи.

– Тогда ты должна знать, что у него не такая судьба, как у простого человека. Она не связана с тобой, – говорила бабушка Сунэ, взяв Лиззи за руку и строго взглянув на нее черными глазами. Они так  напоминали Острого Когтя, затягивая в бездну.

Лиззи сглотнула, поняв о чем будет разговор.

– Разве я против? – спросила она, удивляясь таким словам бабушки Сунэ.

– Ты не против, но ты и не помогаешь ему отдалиться от тебя. Острому Когтю нужна простая скво. Он не должен быть привязан к женщине, которая будет мешать его внутреннему жару. Ему лучше не иметь всепоглощающей любви. А ты именно та, к кому слишком неравнодушно его сердце, – сказала бабушка Сунэ.

Она понимала, что сердцу не прикажешь, особенно, когда человек молод, но не хотела проблем для Острого Когтя и племени в будущем.

– О каком жаре ты говоришь, бабушка Сунэ? – поинтересовалась Лиззи.

– О внутреннем. У простого человека жар невысокий. Чем старше человек, чем больше побед у воина, тем сильнее его жар. Правители, их потомки имеют жар сильнее, чем простые люди. У вождя он самый сильный. Совершать некоторые особые ритуалы может только вождь.В общем, жар – это сочетание силы духа, воли, стремления к победе, – объяснила бабушка Сунэ.

– Разве я виновата в чувствах Острого Когтя? – спросила Лиззи, недоумевая.

– Нет, конечно, но когда тебе и твоей подруге Девушке Дальних Земель старейшины разрешили взять мужей, еще не было известно, что у тебя есть способности к шаманству. В нашем племени алектки не могут иметь семью. Тебе нельзя будет взять мужа, потому что позже ты станешь шаманкой. Нужно, чтобы Острый Коготь не тратил жар  на тебя. Он должен служить племени. Откажись от него. Поговори с ним. Пусть он знает, что ты не возьмешь его в мужья, ведь, Острый Коготь хочет и ждет именно этого.

– Я не могу так сделать, – прошептала Лиззи, зажмурившись. Она знала, что бабушке Сунэ не понравится ее ответ, но по-другому поступить не могла и не хотела.

– Ты должна, – сурово сказала бабушка Сунэ, – Духи предков недовольны. Они могут рассердиться. Небесный Камень, Ты должна отдалиться от Острого Когтя.

Для Острого Когтя у старой Сунэ нашлись другие слова. К нему она тоже обратилась, застав наедине позже.

– Острый Коготь, жар твой рядом с Небесным Камнем лишь усиливается. Ты не должен быть с ней. Это делает тебя, то слабым, то в разы сильнее. Вы не должны быть вместе. Ее сила не должна делать твою неустойчивой. Две большие силы не могут быть рядом.

Острый Коготь молчал. Он сидел на своей половине дома и смотрел затуманенным взором в приоткрытый вход.

После разговора с бабушкой Сунэ, ее слова долго звучали в голове. Острый Коготь вышел на свежий воздух. Он направился к реке. Там Острый Коготь часто находил покой и мог быть самим собой.

Эта река текла через лес, и потому вода в ней была такая же темная, как и тяжелые мысли Лиззи. Плетеная корзина с только что выстиранным бельем стояла на берегу, заросшем желтеющей травой. Лиззи уже почти прополоскала отстиранную одежду, когда длинная тонкая тень от подошедшего сзади человека упала на воду. Девушка разогнула спину, выпрямляясь. Перед ней стоял Острый Коготь. Его изящные черты лица несколько осунулись, гладкие длинные  волосы, откинутые назад, блестели на солнце. Глаза смотрели прямо, взгляд казался беззащитным. Для Острого Когтя, каким он обычно бывал на людях, это было странным, но после его подарка пару недель назад Лиззи смотрела на индейца иначе, чем прежде.

– Поговорим, Лиззи? – хрипловатым голосом спросил Острый Коготь. Он смущенно улыбался, во взгляде отражалась робкая надежда на согласие обсудить сложившуюся ситуацию.

– О чем? – поинтересовалась Лиззи, и голос ее задрожал.

Она догадывалась, о чем будет разговор. Одновременно Лиззи хотела услышать, что скажет ей Острый Коготь и страшилась этого.

– Ты знаешь… – произнес он глухо и замолчал, словно, споткнулся о неведомую преграду, – Пожалуйста, стань моей женой, – продолжил он резко, не подбирая подходящих слов, Острый Коготь надеялся, что Лиззи услышит его сердце, – Ты всегда будешь свободна и вольна делать, что хочешь.

– Значит, ты этого желаешь? – спросила Лиззи, и ее сердце радостно забилось. До  последнего  мгновения она не была уверена в чувствах Острого Когтя. Хоть и Сэм, и бабушка Сунэ говорили об этом, но сам Острый Коготь до сегодняшнего дня молчал. Лиззи искренне полагала, что он считает ее другом и относится так же.

– Когда я родился, вызвали жреца, – заговорил Острый Коготь с задумчивым видом, не отвечая на вопрос, – определившего мою судьбу. По его пророчеству впоследствии я должен буду стать вождем племени. Думаю, бабушка Сунэ уже говорила с тобой. Она считает, что мы не можем быть вместе из-за внутреннего жара. Если хочешь, я изменю свою судьбу.  Скажу всем, что жрец пришел не накануне, а позднее моего рождения. Он ошибся с датой рождения, и поэтому его предсказание для меня стать когда-нибудь в будущем вождем племени, не верно. Все равно жреца давно уже нет в живых. Моих отца и матери, как ты знаешь, тоже, – вместо ответа на вопрос высказался Острый Коготь, – никто не пострадает.

– А что случилось с твоими родителями? – решилась спросить Лиззи, раз уж разговор коснулся этой темы.

– Белый человек… – ответил Острый Коготь отрывисто и замолчал.

– Прости, – прошептала Лиззи.

Ей хотелось утешить Острого Когтя, обнять, погладить по блестящим гладким волосам, выразить свое сочувствие.

– Тебе не за что извиняться, Лиззи. Ты ни при чем, – произнес  Острый Коготь, глядя вдаль затуманенным взором, – Моих мать, отца и младшего брата убили, когда они искали сбежавший новый табун лошадей.

Лиззи молчала. Она лишь прикоснулась пальцами к руке Острого Когтя и посмотрела в глаза, давая понять, что разделяет его горе, боясь показаться навязчивой, если выкажет больше чувств.

– Ты не должен менять судьбу, Острый Коготь. Пусть все будет, как есть. По-настоящему, – сказала она тихо.

– Хорошо, – произнес он, прикоснувшись к одной из бусин на ее груди.

– Все равно алектке нельзя вступать в брак, так сказала твоя бабушка Сунэ, – продолжила Лиззи, – не глядя в глаза, рассматривая свои босые ступни, омываемые прозрачной водой.

У Острого Когтя перехватило дыхание.

– Так не становись алекткой. Останься лекаркой, – горячо заговорил он с мольбой в голосе, –  Так ты все равно исполнишь свое предназначение, будешь лечить племя, – он произносил слова, стремясь найти выход для их обоих.

– А как же то, что сказали Духи? – спросила Лиззи, взглянув на него.

– Мы пойдем к старейшинам. Пусть они разрешат нам быть вместе. Возможно, старейшины согласятся пообщаться с Духами, – предложил Острый Коготь, находя возможный путь, – но ты должна сама решить, хочешь ли ты этого, и сообщить старейшинам. Ты согласна?

– Хорошо. Я поняла, – сказала Лиззи, кивая.

– Это значит « да»? – спросил Острый Коготь, не зная верить ли своему счастью.

– Конечно, «да»! Но не забывай, что окончательное решение за Духами и старейшинами, – ответила Лиззи с легкой улыбкой.

– Мы задобрим Духов, – успокоил ее Острый Коготь, – Я обещаю!

Лиззи достала из кармана и протянула Острому Когтю, глядя в обсидиановые блестящие глаза, серебряный браслет, украшенный сине-зеленой бирюзой. Она заказала украшение через посредничество Сэм у местного умельца. Несколько камней сняла с нитки бус, которую всегда носила на шее. Лиззи не снимала бусы с тех пор, как надела во время побега из поместья тетушки Рэйчел.

– Бирюза приносит счастье. Позволь любви войти в сердце, – прошептала Лиззи, заливаясь краской и снова опуская взгляд на ступни. – Это камень с магической силой, – продолжила она и замолчала.

– Его почитают как мощный талисман. Он притягивает везение и достаток, и чтобы рука, украшенная браслетом с бирюзой, никогда не нуждалась в милостыне, – сказал Острый Коготь, глядя на Лиззи и широко улыбаясь.

Его ладонь легла на плечо Лиззи. Он прикоснулся носом к ее носу, после чего их губы встретились, а сердца обоих, замерев на мгновение, учащенно забились.

Выходило, что они обменялись браслетами и теперь были связаны.

Камень в браслете потемнел. Лиззи не знала еще, что случилось или только должно произойти, но  появилось тревожное ощущение чего-то очень нехорошего. Что-то приближалось. Лиззи хотела бы узнать больше. Но могла объяснить это только тем, что камень указывал на болезнь или беду. Бирюза изменила свой цвет. Поскольку с Лиззи все было хорошо, это значило, что беда случилась с Острым Когтем, так как амулеты ее и Острого Когтя были связаны их взаимным обменом.

Только не это. Она больше не перенесет подобного тому, что происходило с ней, когда родителей не стало. Это постоянное погружение в себя, избегание внешнего мира и нежелание, хоть что-то делать, ее добьет. Тогда ей не хотелось даже шевелиться и дышать. Лучше быть вместе с Острым Когтем в любой беде и принимать все превратности судьбы, деля их на двоих. В эту минуту она чувствовала потребность быть рядом с Острым Когтем.

Тревожность не проходила. «Сейчас нужно быть сосредоточенной и особенно осторожной. Подумаю обо всем позже по возвращению в деревню,» – решила Лиззи.

Она шла по лесу, медленно, бесшумно передвигаясь чуть впереди остальных женщин. Волчье Ухо с одиннадцатилетним внуком Мато сегодня сопровождали  их. Оба они, как обычно это делали сопровождавшие мужчины, шли с луками в руках и со стрелами за спиной. Женщины отправились собирать лесные ягоды и коренья, необходимые в повседневной жизни. Лиззи шла рядом с Сэм, изредка тихо перебрасываясь с ней словами.

В один из моментов Лиззи остановилась, напряженно всматриваясь вдаль за расступившимися деревьями. Она подняла правую руку, давая понять следовавшим позади нее, необходимость прекратить движение и замереть. Впереди раскинулась территория с расположенными на ней индейскими ямными домами. То, что жилища пустые, было очевидно. Бросалось в глаза  отсутствие живых людей во всей деревне.  Внимание Лиззи привлекли лежавшие кое-где неподвижные человеческие тела.

Несколько женщин подошли к ней, чтобы узнать причину остановки. Лиззи, молча, указала рукой вперед. Скво тихо зашептались одновременно. Прозвучало на индейском:

– Болезнь, – сказала одна из них тихо.

– Нельзя идти туда, – заговорила другая женщина.

– Я должна убедиться в том, что случилось. Ждите меня здесь, – сказала Лиззи чуть слышно.

Она осторожно двинулась вперед. Подошла ближе, ступила на территорию деревни. Медленно шла, разглядывая умерших людей. Кожа их выглядела ужасно, покрытая многочисленными пузырьками оспы. Лиззи не боялась заразиться и передать болезнь остальным, так как сама переболела ею не так давно. Небольшой белый шрам на левой скуле ежедневно напоминал ей об этом. Когда по утрам она умывалась на реке, то подушечками пальцев ощущала его. На коже живота тоже остались кое-где рубцы. Лиззи помнила, как ей привязывали руки к кровати во время болезни, чтобы она не могла расчесывать зудящие места. Все это было тяжело вспоминать.

Рядом с одной из домов Лиззи увидела яркое одеяло. Его европейское происхождение не вызывало сомнений.

Лиззи вернулась к тем, кто остался ждать ее под тенью деревьев. Индианки со страхом смотрели на нее, сдвинувшись друг к другу и отступая назад.

– Это оспа. Я не заболею и не передам болезнь никому. Я переболела ею раньше, – сказала Лиззи твердо, стараясь успокоить встревоженных женщин. Вымершую деревню обошли стороной. Дальнейший путь проходил в гнетущем молчании. Только Сэм шепнула Лиззи на английском, что индианки ее боятся и идут в отдалении.

– Придется сказать бабушке Сунэ, когда вернемся, чтобы поговорила с женщинами. Пусть разъяснит им все сама. Ей они больше поверят, – ответила Лиззи подруге.

По дороге домой Лиззи не давало покоя воспоминание, как ужасно выглядела пустая деревня. Постоянно возвращались мысли о собственной болезни, об умерших родителях. Как горько было потерять их, осознать случившееся, принять этот факт. Каково сейчас всем тем индейцам, кто потерял близких? У жителей этой деревни наверняка есть родные в других индейских поселениях.

Задумавшись, Лиззи не заметила узкий глубокий овраг. Левая нога соскользнула по гладкому склону, и Лиззи полетела кубарем вниз. Она распласталась на дне, не в силах подняться, слышала, как вскрикнула Сэм. Подруга успела вовремя остановиться и теперь звала на помощь.

Лиззи чувствовала, что женщины окружили ее со всех сторон, преодолев страх заразиться. Они пытались поднять ее. Лиззи лишь тихо скулила от неимоверной боли, стараясь прийти в себя. Попытки женщин привести ее в чувство заканчивались неудачей. Только когда подошел старый Волчье Ухо, был наведен относительный порядок. Он шел позади колонны женщин и не сразу оказался на месте происшествия. Волчье Ухо дал указания что делать и как.

Судя по всему, проблема заключалась в сломанной руке, потому что запястье оказалось неестественно вывернутым, и кисть торчала, свесившись в сторону по отношению к кости предплечья. К тому же выяснилось, что у Лиззи вывихнута правая нога. Сама Лиззи находилась в оглушенном полубессознательном состоянии.

Волчье Ухо велел сделать из еловых лап волокуши. Он сам с Мато приготовил для этого ветки. Лиззи осторожно подняли со дна оврага, уложили на них и потащили в деревню.

Бабушка Сунэ находилась в своей доме, когда толпа индианок во главе с Волчьим Ухом и Мато остановились перед входом. Что было дальше, Лиззи не помнила, так как бабушка Суне принялась хлопотать вокруг нее, вправлять сломанную кость руки, а следом и вывихнутую ногу. Бабушка Сунэ приклеила рядом с местом боли пластырь из корня дурмана для смягчения боли. Старая лекарка наложила повязки из чистой ткани с длинными птичьими перьями, стараясь обездвижить поврежденные руку и ногу. Затем Лиззи уложили на лежанку.