Пути океана: зов глубин. Книга вторая

Да-Гуа

Запах гари ударил в ноздри прежде, чем Селин увидела их – черные скелеты кораблей, вонзающиеся в небо обугленными мачтами.

Словно обломанные ребра незнакомых морских чудовищ.

Не в силах отвести взгляд от зрелища, которое никак не вязалось с представлениями о новом доме, она до боли стиснула поручни «Стремительного».

Да-Гуа. Остров, что должен был стать ее спасением, встречал их пепелищем.

А ведь всего час назад, когда корабль только огибал последний мыс, сердце Селин замирало от восторга.

С высоты мостика «Стремительного» остров казался роскошным кружевом из малахитовой зелени, сквозь которую проглядывал дикий гранит. В прозрачных лентах водопадов плескалась лазурь. Над головой кружили чайки и невиданные большие черные птицы, резкие голоса которых звучали смутно знакомо.

«Наконец-то мы здесь», – шептала она тогда, и слезы радости сами собой текли по щекам, растворяясь в белоснежной пене за бортом. Неужели после всех тягот ее трудный путь к свободе наконец завершился? Селин сжимала на запястье браслет, переданный ей профессором де Фонтенаком накануне экспедиции, и размышляла о его напутственных словах. Неужто и впрямь эта незнакомая, но столь притягательная, земля поможет ей найти ответы и она сумеет обрести свое предназначение? Дыхание сбивалось от приятного волнения.

Новый, кристально чистый мир, свободный от пороков столичной знати, вот-вот распахнет ей объятия…

Дикая красота пейзажа, изуродованная обгорелыми корабельными останками, заставила Селин вновь засомневаться в актуальности карт. Вид острова почти не выдавал присутствия какой-либо цивилизации. Как здесь могли найти пристанище колонисты из числа миссионеров в Оплоте Благочестия? Где могло найтись место акифским алхимикам, что построили торговый порт, в размерах превосходящий даже Нововерденский?.. И уж тем более было сложно представить, что где-то на острове спрятаны и мейлонгские плантации черноцвета. Если верить Виталу…  Могла ли она вообще полагаться на что-либо из его уст?

Селин прикрыла веки и вздохнула.

И словно в ответ в пришедшем с берега ветре почудился шепот – низкий мужской голос, чужой, распадающийся на множество октав. Он прозвучал словно в глубине ее костей. Но, как бы ни вслушивалась, ни слова разобрать не получилось.

Де Круа вздрогнула и заозиралась.

– Драгоценная кузина! – голос Антуана раздался неуместно звонко и окончательно прогнал наваждение. – Теперь сей, не побоюсь этого слова, крохотный материк, и все, что на нем – наш новый дом! Земля, которая по праву наша! Где мы – законные властители и благодетельные хозяева!

Он стоял на носу в расстегнутом нараспашку камзоле, сияющий и восторженный, когда «Стремительный» зашел в бухту, и та раскрылась перед ними створками гигантской раковины. Над темной водой плыла утренняя дымка, постепенно сгущаясь в непроницаемый молочно-синий туман.

Только то был не туман.

Антуан самозабвенно продолжал вещать, будто не замечая ни дымящихся руин в бухте, ни затихших вдруг криков мореходов, ни их встревоженных лиц, ни того, как металлическая рука капитана Марсия резко выхватила подзорную трубу с его пояса.

Теперь, глядя на обугленные остовы в бухте, Селин почувствовала, как внутри поднимается удушливая волна страха.

«Храни нас всех Всеведущий», – мысленно взмолилась Селин, глядя на оживленную беготню матросов. – «Мы не хозяева здесь, Антуан! Мы даже не знаем, во что ввязались!».

Суета вокруг только усилила страх. Лица и интонации мореходов ничего хорошего не выражали. Капитан же так и стоял, застыв в окружении команды во главе с квартирмейстером Агатой, напряженно ждавшей указаний.

Селин обернулась в направлении их взглядов.

Из тумана внезапно вынырнул очередной черный зловещий монстр. Остов корабля.

– Альбатрос его подери…. – по палубе пробежал ропот. – Это же «Морской Бриз»!

Действительно, уцелевшая часть букв на обгоревшем борту наводила на мысль, что корабль принадлежал Гильдии Мореходов.

Селин приблизилась к столпившимся морякам у борта и взглянула на капитана. Марсий словно окаменел. Губы его были плотно сжаты. Между бровей залегли глубокие складки. Сейчас, впервые за долгие недели путешествия, она забыла о своем молчаливом обете держаться от него подальше и игнорировать любые попытки к общению в надежде, что их случайная и единственная связь так и останется затерянной где-то в океанских просторах позади. Преображенное тревогой лицо Марсия говорило о чем-то куда более серьезном, чем их личные счеты..

– Что тут произошло? Что все это значит?..

Он молча подал подзорную трубу и жестом указал направление.

Линза сфокусировалась на еще двух обугленных и все еще дымящихся кораблях почти у самой суши.

Де Круа тревожно оглянулась.

– Это значит, что нам стоило бы сейчас не швартоваться, а разворачиваться подобру-поздорову, – хмуро бросил Марсий, забрал трубу и спешно удалился.

Эхо голосов матросов повторило его «швартовка носовым шпрингом, якорь не опускать».

Под ногами хлюпало после недавнего дождя или, быть может, шторма. Пахло горелой древесиной, водорослями, чем-то отсыревшим и рыбным рынком. Он расположился тут же под навесами рядом с трехэтажной таверной с надписью «Попутный Ветер» на выгоревшей на солнце вывеске. Все это и несколько ветхих телег у складских построек говорило о том, что у Нововерденского порта, несмотря на его нынешний запустелый вид, когда-то бывали времена и большего оживления.

Напряженную и тягостную тишину отчего-то не нарушал ни шум бьющих в пристань волн, ни размеренное громыхание лат идущих впереди гвардейцев Лиги Доблести во главе с Брутом, чьей единственной задачей была защита своих высокородных подопечных.

На фоне диких зеленых верхушек в туманной дымке гор вдалеке город казался совершенно инородным островком цивилизации.

Неподалеку от портовых складов виднелись двухэтажные здания, очень отдаленно напоминающие архитектуру Малого Орфея – с округлыми оконными проемами и причудливыми флюгерами из потемневшей латуни. За внушительной каменной аркой возвышались городские крыши во главе с башней ратуши Новой Вердены, поблескивающие в редких солнечных лучах влажной россыпью черепиц, что пробивались через угрюмо плетущиеся бурые облака.

В ответ на светски-приветственные улыбки горожане молча смотрели исподлобья, и оттого с каждым шагом становилось все страшнее. Их выцветшая, залатанная одежда, явно когда-то была добротной. Мужчины щеголяли в потрепанных камзолах с чужого плеча и давно вышедших из моды жилетах, украшенных потускневшей металлической нитью. Некогда белоснежные рубахи пожелтели. Женщины кутались в легкие шали поверх простых платьев из грубой ткани с потрепанными кружевными манжетами. Головы местных покрывали шапки, какие обычно надевают после господ слуги – выцветшие, помятые, но все еще хранящие следы былого щегольства в потемневших лентах.

Их наряды представляли собой причудливую смесь, словно остатки гардероба самых разных сословий и народов свалили в один сундук и наугад распределили между колонистами. Кое-где мелькали куртки с чужими гербами, чьи владельцы давно позабыли об их значении, а рядом – простые холщовые рубахи, украшенные местной вышивкой с диковинными узорами. И лишь небольшие детали вроде изящных, но истершихся пряжек на обуви, выдавали в этих людях выходцев из цивилизованных земель Старого Света.

Селин шла под руку с Антуаном и пыталась ничем не проявлять тревогу, что бушевала внутри от грозного вида толпы. Смуглые изможденные лица мужчин и женщин с заостренными чертами смотрели с подозрением, если не враждебно. И только сейчас за скромной одеждой она заметила у этих людей выраженную худобу.

Уж не голодают они тут, часом?

Вдруг представилось, как эти жуткие с виду горожане бросаются на прибывших и разрывают на мелкие кусочки. А что, вполне себе допустимый исход… отправиться следом за их предшественниками… Их с Антуаном исчезновение на Лавразе заметят ох как нескоро… Де Круа едва не всхлипнула от страха. Однако лучезарно улыбнулась.

– Дар-рогу! Ррррас-ступись! – скомандовал Брут гвардейцам, шагая в ногу с подчиненными впереди процессии.

Толпа бесшумно и явно неохотно повиновалась.

Селин обернулась и тут же отвела взгляд. За ними с мушкетами на изготовку шли опытные гвардейцы, часть свиты и несколько вооруженных до зубов мореходов во главе с Марсием. Сошедшие со «Стремительного» моряки исподлобья смотрели по сторонам на образовавшийся людской коридор и даже не пытались скрывать на лицах враждебность, отраженную от настороженных взглядов собравшихся. И ею же усугубленную.

Начищенные эфесы и рукояти пистолетов за поясами поблескивали на солнце.

И нет, даже это не утешало поднимающейся внутри паники.

В толпе заплакал ребенок. Со всех сторон на него тут же зашикали.

Не таким представляла себе Селин прибытие на Да-Гуа, ох,не таким…

Наконец, гости остановились у террасы здания портового управления с соответствующей начищенной медной табличкой. Как ни в чем не бывало, кузен легко взбежал по ступеням, потянул де Круа за собой и изящно взмахнул рукавом в приветствии:

– Друзья мои! Меня зовут Антуан де Сюлли. Бесконечно рад знакомству!

Толпа с сомнением уставилась на разодетого молодого человека.

– Я – наследник фамилии де Сюлли и герцога Лавраза. – Селин стало страшно неловко от неприкрытого восторга и обожания в голосе Антуана, и она спешно присела в реверанс, не сводя глаз с толпы. – Прошу любить и жаловать – моя кузина, виконтесса Селин де Круа, уполномоченный консул Альянса Негоциантов! Мы прибыли, дабы отныне жизнь ваша расцветилась благоденствием и безмятежностью!

Напряженное молчание его ничуть не смутило.

Непроницаемое лицо Брута ровным счетом ничего не выражало. Вот только перчатка его помощника покоилась на чуть выдвинутой рукояти меча, под которой блестела узкая полоска стали. Виконтесса скосила глаза на Марсия. Ни он, ни внушительные фигуры почти столь же крепких и рослых гильдейцев за его спиной, не таили своего напряжения и, казалось, прицельно высматривали стрелков на крышах…

«Умоляю, думай, что говоришь, Антуан! – внутри себя кричала Селин. – Одно твое неверное слово – и начнется резня, а от нас и мокрого места не останется! Остров, Антуан. Да-Гуа – это остров, а вовсе не «крохотный материк»!… И в случае опасности – помощи на котором нам ждать неоткуда… да и не от кого… Хороши же хозяева на отрезанном ото всего мира острове, где правит беззаконие, и откуда наши предшественники с континента более полугода не слали вестей!»

Отравлять его эйфорию своими тревогами и паникой совсем не хотелось. Точно ли будет благом, если Антуан ощутит, как вокруг сгущаются беспросветные вязкие клубы надвигающейся опасности? Может, кузену и правда лучше не понимать, куда же в действительности их сослали?..

Боль от добела сцепленных рук вернула ее в реальность, и Селин как могла улыбнулась в надежде, что уголки рта ее предательски не дрогнули.

Впрочем, не к этому ли она шла всю свою сознательную жизнь? Не ради этого ли момента проходили годы ее сложнейшего обучения?! Тот самый миг, когда ее таланты, стремления и блестящее образование способны в корне переломить ситуацию. И она его не упустит. Как бы ни парализовывал страх, виконтесса собрала все силы, чтобы ни голос, ни дрожь в руках, ни лицо не выдали страха, и сделала шаг вперед. Сотни взглядов уставились прямо на нее. Селин вдохнула, как если бы собиралась запеть перед огромным залом, как когда-то делала сотни раз…

– Господа, мы здесь, чтобы восстановить порядок…

– Да-да, но о делах позже! – перебил ее Антуан и картинно развел руки. –  Сегодня же, властью, данною мне высочайшим и чрезвычайным указом герцога Лавразского, объявляю народные гуляния по поводу нашего прибытия! Всем горожанам Новой Вердены – угощений и вина за счет казны! А, и да! Господа мореходы, лично приглашаю и вас, и ваших коллег из порта присоединиться! Негоже оставлять за бортом отважнейших членов Гильдии Мореходов!

Разумеется, он не удержался и хохотнул над собственным каламбуром.

Что? Он просто пообещал этим людям еду и выпивку? Но это же…

Нерешительные возгласы превратились в восторженные крики и свист, которые долго не стихали.

Что, если все посещенные лекции и изученные ею научные опусы не стоили и гроша сейчас в сравнении с опытом кузена, что привык шататься по тавернам и общаться с простолюдинами? Теми самыми, которых она хотела бы защитить и сделать их жизнь лучше, но решительно не знала?Селин нервно улыбнулась, взглянула на Антуана и задумалась.

Антуан, что немыслимо легко отыскал решение в самой напряженной обстановке и вышел из патовой ситуации, уже вовсю жал чумазые руки и хлопал по плечу городских жителей.

– Гуляния?! Блестящее решение, Ваше Высочество! Всеведущий внял нашим молитвам о вас, да пребудет он вовеки! – послышался глубокий женский голос.Впервые в жизни она посмотрела на него другими глазами. Неожиданно трезвый, неожиданно решительный. Боялся ли он эту землю и этих людей так же, как и она сейчас? Было ли привычное фиглярство очередной защитой от реальности или он действительно верил тому, о чем вещал? Ведь и правда, в нем, казавшемся взбалмошным капризным мальчишкой, сейчас выступало наружу нечто особенное. Похоже, герцог все же не ошибся с выбором, когда отправлял Антуана в качестве управителя на эти дикие земли.

Толпа почтительно расступилась и исторгла бодрую даму средних лет с высокой прической, едва тронутую сединой. Нимало не смущаясь, та с выдержанной жеманностью расправила юбки на бархатном бордовом платье и присела в изящном полном реверансе, неожиданно открывшим довольно амбициозное декольте.

Антуан немедленно расцвел от изысканных, хотя и с налетом провинции, манер. Неуместность лакированной светскости в столь причудливом антураже его не смутила.

– Вот только казна пуста. Город практически осажден, – продолжила дама, и голос ее из елейного стал жестким, – Мы окружены враждебными аборигенами, дикими животными и вооруженными до зубов бандитами. Мой супруг – Люсьен де Прюм – бывший управитель Новой Вердены, мертв. С некоторых пор от внешнего мира мы отрезаны. Вы сами, полагаю, видели, как у нас поступают с кораблями…

– Миледи, примите наши искренние соболе… – начала было Селин.

– Меня зовут Элиса де Прюм. Я – временная управительница… Являлась ею до вашего появления здесь, по крайней мере…

– Если вы тут были за главную, – вдруг прогремел Марсий, заставив вздрогнуть, – самое время сообщить нам, кто же сотворил такое с кораблями?

На гневный тон капитана резко обернулись все, даже невозмутимый с виду Брут.

– Жду ответа на этот вопрос с самого прибытия! Кто посмел уничтожать собственность Гильдии!? Пойман? Какое понесет наказание?, – он еще раз обернулся на виднеющиеся в бухте остовы кораблей и со скрежетом сжал стальной кулак, – А передайте-ка преступников мне. Я уже даже знаю, что с ними сделаю… Если не преподать хороший урок таким выродкам, то, конечно, никакой казны не хватит устранять последствия, сударыня!

От напора североморца на лицо де Прюм наползла глупая улыбка.

– Капитан Марсий, Марсий Нуар. К вашим услугам, – для приличия смягчился гильдиец.

– Мне ничего неизвестно, капитан. Охотно предоставлю вам возможность самолично выяснить это у местных представителей Гильдии Мореходов, – не без досады пожала плечами де Прюм. – Приношу извинения, мы не успели подготовить порт к вашему прибытию после очередного трагического инцидента… Многие наши надежды были связаны с этими кораблями…

Де Прюм не хотела продолжать неприятную тему и вдруг спросила:

– Остался ли у господина де Сюлли прежний настрой на организацию народных гуляний? Уместно ли это в такой непростой для нас час?..

– Безусловно, – с оживлением откликнулся Антуан, и вихры его блеснули в кивке. – Если с казной затруднения – я с готовностью покрою все расходы из своего кармана! Больше! Мы воспользуемся и тем, что привезли с собой. У нас потрясающий запас портвейна! И, господа, готов побиться об заклад, вы в жизни не пробовали такой отменной солонины, как на «Стремительном»!

Голос его утонул в радостных возгласах. Третье сословие умело любить даже за обещания.

– …Но сперва мы хотели бы засвидетельствовать почтение адмиралу Пауле Росалес, – закончила Селин и многозначительно посмотрела на Антуана. Обострять отношения с Гильдией после инцидента на Малом Орфее было бы плохим началом правления.

Удерживая елейную улыбку, бывшая управительница промурлыкала:

– Как вам будет угодно. Вас проводит адмиральский адъютант.

Антуан и Селин обернулись. Молодой мореход с задорными глазами уже прикрыл дверь и с расхлябанным поклоном пригласил войти.

В помещении царила полутьма, пропитанная душным ароматом застарелых специй и терпким амбре винных паров. Вдоль стен выстроились обитые потемневшим железом шкафы и пара окованных медью массивных сундуков. В кресле за внушительным письменным столом из мореного дерева, утопающим под рулонами карт и корабельных бумаг, восседала смуглая мореходка, чей возраст невозможно было определить. Из-под туго подвязанной на гильдийский манер пестрой косынки на её голове каскадом спускались почти до плеч ряды серебристых тонких косичек, напоминавших хитросплетение корабельных канатов.

Увидев гостей, адмирал привстала.

Оба ее уха были пробиты множественными массивными и тонкими золотыми кольцами, включая даже такие их части, которые де Круа и в голову бы не пришло украшать серьгами.

«Вот уж кому точно не придется беспокоиться об оплате своих пышных похорон», – подумала Селин, невольно вспомнив мореходские обычаи.

Скулы адмирала покрывали убористые, чуть поплывшие за давностью нанесения, татуировки. Селин привлекли живые миндалевидные глаза, сверкающие нездоровым блеском. При этом лучики морщин выдавали человека, любящего от души посмеяться.

Де Круа не могла не отметить, как, рассаживая по креслам делегацию, юноша неприметно заменил одиноко стоящую поверх бумаг пустую бутылку новой, заполненной под самую пробку жидкостью благородного красно-коричневого оттенка, что тихонько пронес под бушлатом.

Завидев Росалес, Марсий дежурно салютовал, протянул ей запечатанный конверт. Та вскрыла письмо, внимательно посмотрела на капитана и обратилась к кузенам, слегка обдавая их коньячным духом:

– Приветствую новоиспеченных персон нон грата Гильдии Мореходов в порту Новой Вердены.

В ее словах звучало столько горечи, что Селин неожиданно ощутила неподдельное сочувствие со стороны этой суровой женщины. И, что удивительно, внезапную теплоту к ней в ответ.

Селин опомнилась и начала выкладывать перед ней уведомления и копии всех подписанных документов, когда ее взгляд упал на газету на столе и слово «трибунал». Росалес с громким стуком водрузила на это место закупоренную бутылку.

– Как новый Управитель Новой Вердены, свидетельствую глубочайшее почтение, миледи Адмирал. – Антуан сидел довольно расслабленно, однако без панибратства, которого так опасалась от него кузина.

– Ты еще не вступил в должность, – тихо проговорила она сквозь улыбку. Де Сюлли-младший только отмахнулся.

– Что теперь будет? – спросил Брут.

– Зависит от того, чего вы хотите, – отчеканила Росалес, и не было никакой возможности уловить ее настрой сквозь непроницаемое холодное дружелюбие опьянения.

Слегка пошатываясь, но твердо стоя на ногах, она прошагала к вошедшему Марсию и снизу вверх заглянула в его лицо.

– Североморская Акватория предписывает вам отдельное адмиральское прошение для предъявления вышестоящим по званию судового журнала и рапорта? Или как?

Марсий бросил краткое извинение, с плохо скрываемым раздражением положил на стол Росалес объемную кожаную папку и встал по стойке «смирно».

– Все здесь, – сообщил он.

– Да-да, капитан, в ношении бумажек вы преуспели, – Росалес провела пальцем по краю папки. – Жаль только, что под вашим началом «Стремительный» прибыл с трехдневным опозданием, без части рангоута, а швартовка выполнена… – она поморщилась, – абы как.

– Наверное, у тех судов, что сгорели, швартовка была отменной? – парировал Марсий. – А насчет рангоута и опоздания… В море всякое бывает. Поди забыли уже как оно, да, адмирал?

Селин отчего-то стало стыдно за обоих участников этой пикировки. Но вопреки ожиданиям, на Росалес лишь хмыкнула с кривой усмешкой.

– Что же, капитан второго ранга, вольно. Свою работу по доставке нарушителей вы выполнили. Теперь займитесь контролем разгрузки трюма.

– Так точно. И об охране «Стремительного» я также позабочусь сам.

Хмуро озираясь на кузенов, он, явно недовольный, вышел. Де Круа и Брут только переглянулись.

Едва дверь за капитаном закрылась, Росалес плюхнулась в кресло и ловко откупорила коньяк. После пристального изучения наполненного стакана она заговорила.

– Итак, господа, я обязана разъяснить вам…

– Вы же видите, в какой мы ситуации!  – с готовностью закивала Селин. – Без транспортного сообщения и товарооборота по воде у нас связаны руки, и наши позиции на острове останутся уязвимыми…– Адмирал, может, мы как-то договоримся? – вдруг спросил  Антуан. – Мы представляем Альянс Негоциантов. Находиться в Черном Списке Гильдии Мореходов для нас категорически неприемлемо.

– Господа, – Росалес подняла руку, останавливая их обоих, – вы нарушили закон. Буде каждому спускать попрание установленных правил и «договариваться», это что же с нами станет?

– Но адмирал, мы же не собираемся опротестовывать наложенные Гильдией Мореходов штрафы… – начал было заверять ее  Антуан.

– Ничем не могу помочь. Увы. Положение у вас даже куда более плачевное, чем вы полагаете. Вас явно либо по незнанию, либо умышленно, ввели в заблуждение о положении дел здесь, на Да-Гуа. – Росалес одним движением осушила половину стакана и улыбнулась. – Поверьте, штрафы и временный запрет на доступ к морским перевозкам – это ерунда. На острове царит хаос и беззаконие. Все друг с другом грызутся: дикари-аборигены, миссионеры, работорговцы, плантаторы «черного цветка» и торгаши-алхимики… Людей похищают и угоняют в рабство. И мы уже не сторонние наблюдатели – начались поджоги кораблей… Вы даже представить не можете, каково это моряку – видеть горящие суда! И если я, как адмирал Гильдии здесь, связующего звена всех этих буйнопомешанных, хоть на шаг отступлюсь… Да вы понимаете, какой хаос тогда наступит?

– Сударыня, помилосердствуйте! – Кузен подался вперёд. – Мы прибыли именно для того, чтобы навести порядок на Да-Гуа! Перекрывая нам доступ к флоту, вы же сами себя лишаете прибыли!

Пока Антуан и Росалес препирались, перебирая возможные компромиссы, а Брут напряженно следил за беседой, в голове де Круа крутилось одно и тоже имя. И проклятое «трибунал». Ей казалось, это опасное, механически-злое, слово буквально разламывает ее мозг в мелкое крошево.

Не дожидаясь исхода переговоров, она вдруг произнесла чужим голосом:

– Адмирал, каковы итоги трибунала по делу капитана Витала?

Спор мгновенно прекратился.

Росалес, налила доверху новый стакан и осушила его до дна, не поморщившись. И только после этого кивнула на вынутое из конверта с гильдейской печатью письмо.

– Вам действительно интересно? Я узнала буквально на днях из официального донесения… До сих пор не могу дочитать до конца… Минуту..

Селин показалось, что прошла целая вечность прежде чем  Росалес развернула письмо и  близоруко сощурилась над злополучным донесением.

– Закон – что дышло, да, миледи? – послышались ей слова адмирала словно через толщу воды, – Впрочем, здесь написано что ваши с кузеном конфискованные дневники  выступили в его защиту. Но этого оказалось недостаточно…

– Что вы имеете в виду, умоляю, скажите… – у Селин стремительно потемнело в глазах, и она вцепилась в подлокотники, чувствуя, как из-под нее уплывают все опоры.

Росалес достала еще один стакан, налила и в него из своей бутылки и подвинула его де Круа. Щедро налитого оказалось, «с горкой»: газету пропитали пахучие коньячные пары.

Кузен напряженно следил за Селин и бездумно кивал на слова адмирала.

– «На основании сделанных выводов о вящей надежности подсудимого и в назидание прочим лицам, ответственным перед Гильдией, исключить подсудимого из Гильдии в связи с тяжестью совершенных им преступлений; лишить подсудимого Витала Агилара всех званий и наград, полученных ранее за заслуги перед Гильдией; конфисковать всю принадлежащую подсудимому собственность, движимую и недвижимую – список собственности прилагается – с целью возмещения причиненного Гильдии ущерба, как морального, так и материального; приговорить к смертной казни…, – голос Росалес дрогнул, –  через повешение».

Внутри все оборвалось. Селин залпом осушила предложенный стакан и упала в кресло. Выдержанный коньяк огнем опалил горло, на глазах выступили слезы.

Адмирал больше не пыталась унять дрожь в руках и только наклонила голову, глядя на де Круа.

– Это то, что доложили мне, вместе с приложенной копией протокола допроса подсудимого. Изучу позднее. Ваши же письменные свидетельства стали умягчающим обвинения фактом. Но скорее для меня, чем для тех, кто приводил приго… выносил приговор.

Антуан рассеянно потирал лоб. Брут снял шлем и поджал губу.– То есть…как это – повешение?!.. Капитан Витал… Они убили его? – прошептала Селин, озираясь в попытке понять смысл сказанного.

– Я знала его еще юнгой. Витал попросту не мог быть повинным в том, в чем его обвиняют. Такое не в его характере. Если хотите знать, он был последним, кому я вполне могла довериться и доверилась. Более того, он обладал всеми качествами, необходимыми новому Адмиралу Флота…

Де Круа больше не слышала слов. В ушах звенело.

Не помня себя, Селин пробормотала невнятное прощание, ударившись о грудь адъютанта Росалес, выбежала из конторы на улицу. Там её немедленно скрутило приступом тошноты. Горячие слёзы затуманили вид на порт, превратив бухту в размытое пятно сине-серых красок.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось остаться одной и рыдать до полного исступления.

Во дворце Новой Вердены праздновали сразу два события: долгожданное прибытие Антуана де Сюлли и его вступление в должность нового управителя.

Мероприятие пусть и формальное, но на нем можно было прикинуть кто является значимыми шишками в городе и как на самом деле выглядит нынешняя расстановка сил. И пожалуй, для этой цели его темно-зеленый бушлат с золотыми погонами на сухопутный манер был в самый раз для того, чтобы влиться в общество.

С бокалом темного вина капитан Марсий бродил по пышно украшенному залу среди сухопутных господ и вслушивался в скучные светские разговоры.

И было ему решительно не по себе. Это объяснял тем, что перед его глазами все еще стояли джоги судов и их обугленные остовы отзывались страшным горем в самом сердце. Ни один сухопутный не понял бы такой беды. Кто бы ни стоял за настолько чудовищным зверством, Марсий обязательно найдет его и накажет.

Старая алкоголичка-адмирал, которую в последнее время и так недолюбливали на Малом Орфее, действительно перестала соответствовать своей должности, и его ближайший рапорт несомненно об этом сообщит.

Этим идиотам лавразцам впору бы закрыть порт, оцепить останки судов, да провести тщательное расследование поджога… Раз он уже оказался здесь, долг перед Гильдией – не оставлять все безнаказанным. Лишь бы Росалес не пыталась ему в этом помешать.

Марсий остановился у группы в просто скроенных парчовых ризах, и вполуха слушал скучнейшие теософские диспуты.

Он только хмыкал на примитивные представления местных церковников о сотворении мира, ведь каждому мореходу было известно, что сушу поднял со дна древнего Океана Божественный Альбатрос, который, ухватив останки Морского Змея и разместив их как материки, тотчас же разбился о купол неба и осел на нем осколками звезд.

Сбившись в стайку, местные дамы с провинциальными прическами то и дело перешептывались, и поглядывая на него, кокетливо хихикали в веера. Он всмотрелся в их компанию и учтиво кивнул. Селин среди них не было. Подопечная виконтесса его избегала. Впрочем, Нуар догадывался – ей потребуется время, чтобы хорошенько переварить все, что она узнала по прибытию.

– Пожалуй, еще один бокал не помешает, – решил Марсий и подошел к столу с напитками.

Восторженный тон Антуана в обществе той пожилой дамы из приветственной делегации в порту начинал досаждать.

Или все же дело в другом? Не в поджогах, ни в усталости, ни в скучности публики, а в том, что мысли постоянно возвращаются к этому чертовому салаге…

У Марсия не было ни единой причины уважать Витала – этого вечно хвастливого и высокомерного сосунка, все достижения которого сводились к везению и позиции любимчика своих некогда статусных покровителей и учителей вроде той же Росалес.

Перед этим салагой всегда открывались все двери, ему доверяли самые выгодные перевозки товаров и статусных пассажиров, выделяли казну на обновления флота. Каким-то непостижимым образом Агилар – этот сопливый выскочка – с легкостью высчитывал в уме то, что ему, Марсию, приходилось решать на сложнейшем арифмометре… И при этом поговаривали, дескать, Витал настолько небрежно относился к собственным наградам, что легко продавал даже их на черном рынке по баснословным ценам.

Все это и стало причиной решения уволиться с Лавраза в Северморскую Акваторию: неизведанный суровый регион с неподъемными для середняков условиями труда, да и платили с лихвой… Уж там-то Марсий мог доказывать окружающим да и самому себе сутки напролет, чего он стоит!

Несмотря на вполне понятную давнюю неприязнь к Виталу, Нуар ощущал растущее беспокойство от жестокости вынесенного приговора. Размышления о том, что в гильдейских порядках далеко не все гладко, занозой засели в сознании.

Марсий допил вино и направился убедиться, достаточно ли хорошо выставлена охрана в порту на ночь, когда его едва не сбил с ног блондинчик-кузен виконтессы:

– Капитан! Какое счастье обнаружить вас! Селин пропала! Клянусь, что видел ее здесь час назад. Мы с Брутом с ног сбились искать ее!

Из пепла

Пошатываясь то ли из-за игристого, то ли от земли, что все еще не вернулась под ноги после стольких месяцев плавания, де Круа покинула шумные своды дворца. В лицо ударило предгрозовой свежестью. Она вздернула воротник потрепанного бушлата юнги, оставшегося ей от Дафны, надвинула шляпу до самых бровей и, минуя безучастных стражников, быстро смешалась с веселящимися горожанами на площади перед дворцом. На столах с яствами и кувшинами для жителей Новой Вердены весело мерцали светильники из цветного стекла, отчего величественная статуя посреди площади казалась вырезанной  из непроглядной тьмы. Ликование толпящихся простолюдинов терзало слух.

Назойливые мелодии уличных музыкантов, под чьи лютни, гармонь и флейты отплясывал подвыпивший народ, сплелись в единый утомительный гул. Чужие улыбки и смех впивались острыми осколками в сердце, лишь стократно умножая внутреннюю боль.

В неумолимо сгущающихся сумерках становилось всё труднее различать дорогу, и Селин поспешила укрыться в первом же извилистом переулке, спасаясь от любопытных взоров.

Несмотря на терпкий аромат смолистой необработанной древесины, после безграничья океанского воздуха Новая Вердена казалась слишком душной. Из-за бурного строительства над домами то и дело высились оголенные леса, торчали доски, зияли бреши в кровле крыш. Но, созвучные глубоким ранам кровоточащей души, они виделись знамениями упадка, а не торжеством созидания.

Укутанная в плащ по самые глаза де Круа содрогнулась от внутреннего холода и устремилась прочь. Во тьму безвестности.

Шум городской суеты постепенно таял где-то позади в заходящих лучах.

Торговцы спешно закрывали лавки. Молотки строителей больше не стучали, как днем. Прохожие, пошатываясь, разбредались по домам.

В одинокой кузнице все еще звенела наковальня, и в подступающую темноту рассыпались огненные брызги от рождающегося клинка, а может быть плуга, пылающего багряным жаром покоренного металла.

В окнах зажигались огни.

Селин свернула в портовый район, где дышалось намного легче, невзирая на все еще уловимый запах гари и рыбного рынка. Плеск океана и крики чаек успокаивали. На пристани она медленно прошлась по скрипучему деревянному причалу до самой кромки воды и опустилась, свесив ноги. Над горизонтом низко стояла красноватая, почти розовая, звезда, такая яркая, что ее свет спорил со светом портового маяка.

В пелене сгустившихся сумерек Селин стала невидимой для редких мореходов, несущих свою вахту, чьи голоса лишь изредка доносились до слуха .

На мгновение почудилось, будто слышится тот самый, чуть развязный голос. Обернувшись с замирающим сердцем, она различила вдали лишь приземистую фигуру незнакомого моряка, не имевшего ровным счётом ничего общего с тем, кого она жаждала увидеть всем своим существом. Теперь их встреча стала несбыточной мечтой.

Словно прорванная плотина, по щекам хлынули потоки слез. Здесь, на пристани, в кромешной темноте и безмолвной тишине, в груди взорвалось жгучее одиночество и вся боль, которую Селин умело закрыла в себе на замок.

Теплый взгляд, сдержанная полуулыбка, нежные и одновременно жадные объятия… Как жить с мыслью, что все это всё это навеки останется лишь призрачным воспоминанием?

Имело ли теперь хоть малейшее значение, был ли Витал воистину лжецом? Был ли искателем лёгкой наживы или искусным соблазнителем? Кем бы он ни являлся, Витала больше нет и никогда не будет среди живых.

Селин отрешенно взглянула на темнеющее небо. Где-то там уже должна была взойти Венера, немая свидетельница её скорби…

«Она – настоящая. Ей можно подражать тысячью способов, но невозможно стать ею, потому что она – единственная в своем роде».

Витал же говорил это о Венере или… о самой Селин?

Озябшие до онемения пальцы невольно коснулись переносицы.

Как и подобает безупречно воспитанной леди, она виду не подавала, но видела, видела!.. Какими глазами он смотрел, когда думал, что она не замечает.

Словно безмолвный монолог, сжатый до взгляда… Его неуклюжие комплименты, наспех завернутые в иронию… Как все это могло оказаться невероятно искусной фальшью?

От этой мысли по спине пробежал холодок.

Ложные ли обвинения, или нет, она хотела только одного – быть снова с ним…

Хотя бы лишь потому, что ее собственные чувства были самыми настоящими!..

Уничтожить их не смогли ни бескрайние расстояния, ни жестокие потрясения, ни даже страстные объятия другого мужчины.

Уронив голову в руки, виконтесса тихо плакала на одинокой пристани, на которую с океана наползала холодная и безжалостная тьма.

– Эй, малец! – окликнул ее лукавый голос с хрипотцой. – Не местный, чай? Торчать тут в ночную пору отважится либо безумец, или совсем заблудшая душа… Холодает знатно у нас, когда солнце скрывается.

Чьи-то уверенные шаги гулко застучали каблуками, приближаясь по скрипучему деревянному причалу.

Селин склонила голову и зажмурилась в тщетной надежде, что незнакомец просто оставит ее в покое, не получив ответа.

– Если хочешь предаваться унынию, я знаю место получше. Ну же, идем!

Рука в перчатке потянулась к ней.

– Чай, пятая точка уже к причалу примерзла… Ночи сейчас холодные. В нашем храме есть еда и кое-что из одежды потеплее. Поднимайся, дружок.

То ли чарующий бархатистый голос с отеческой искренней и обезоруживающей заботой, то ли собственные стучащие друг о друга зубы заставили Селин повиноваться. Перед ней стоял служитель в сутане викария.

Он помог ей подняться и коротко пожал руку.

– Шагай за мной следом. Да порезвей! Не испытывай милость Всеведущего… В эдакую-то ночку нам только досадных приключений недоставало..

Де Круа побрела за ним, с недоверием вглядываясь в развевающиеся черные полы сутаны незнакомца.

Они прошли пару кварталов, миновав подозрительного стражника, грозную компанию в подпитии у таверны и свернули в тупик, где за коваными воротами, увитыми непролазными зарослями, высилась скромная церквушка с небольшой часовней, напоминающая по архитектуре Храм Всеведущего, какими они были в Вердене.

За массивными, искусно резными деревянными дверями открывался умиротворяющий вид на просторную залу для проведения молитв и священных служб, уютно освещенную десятками трепещущих свечей. Всюду царили спокойствие и простота.

Викарий зажег несколько старинных светильников, и в рассеивающейся темноте блеснул древний символ Ока Провидения – расходящимися лучами солнца внутри кованого треугольника, что был закреплен на алтаре. На душе стало спокойнее.

Селин украдкой взглянула на священника из-под широких полей шляпы. Мужчина с трогательной самозабвенностью хозяйничал у подвесного лампадария.Его благородное лицо в обрамлении серебристо-седых волос излучало искреннее благодушие с лёгким намёком на мудрые морщины, которые становились тем глубже и выразительнее, чем теплее он улыбался. В глазах с едва уловимой хитрецой угадывалась отточенная годами острая умственная проницательность.

– Ну, выкладывай начистоту. Что за беда у тебя, малец, раз ты топиться удумал?

Уже через мгновение перед де Круа возникло нехитрое угощение в виде плотного куска хлеба и глиняной кружки с вином, но Селин жестом остановила его.

– Я не… Простите меня, преподобный. Мне надлежало представиться сразу же…

Удивленный взгляд священнослужителя замер на ее лице, но Доминго внезапно галантно улыбнулся и с почтением приложил пышные седые усы к её затянутой в перчатку руке:

– Миледи де Круа… Вот уж воистину сюрприз превыше всяких ожиданий…  Прошу великодушного прощения, возраст безжалостно даёт о себе знать… Да и с нововерденским марочным пора завязывать… Не признал вас… – собеседник заразительно хохотнул, но тут же степенно  смолк. – Меня величают викарий Доминго. Хотел представиться днем еще в порту, но у вас были заботы явно посерьезнее моей скромной персоны. Очень ждал, что и профессор де Фонтенак прибудет с вами. Мы столько лет не виделись…

– Вы хорошо знали его?

– Отчего же знал? Знаю и поныне. Или… Погодите…

Селин глубоко вздохнула и медленно опустила взгляд на старинный каменный пол.

Доминго тяжело осел на дубовую лавку и с долгую минуту просто смотрел перед собой невидящим взором. Де Круа бесшумно присела рядом.

– Пусть милостиво примет его дух Всеведущего, и да пребудет с ним от веку Око Провидения… – торжественно и грустно произнёс викарий, осеняя себя священным знамением.

Викарий Доминго. Конечно, де Фонтенак говорил о нем. Селин вспомнила, что именно с этим человеком велел встретиться на острове её покойный наставник.

– Я очень нуждаюсь в вашей мудрой помощи, преподобный…

– Это я уже понял. И я всецело к вашим услугам, миледи.

– Для начала, смиренно прошу вас, вознесите молитву за дорогих сердцу людей, что безвременно нас покинули…

– Непременно исполню, Селин. Вы дозволите мне так запросто называть вас? – Доминго с теплотой посмотрел ей в глаза, – Вы вряд ли мне поверите, но это я нарек вас этим прекрасным именем и стал первым, кто спел вам колыбельную…

В предрассветных сумерках Новая Вердена совсем затихла. Настолько, что отчетливо слышалось далекое эхо резких голосов не то птиц, не то зверей.

Утренняя свежесть, напоенная ароматами незнакомых трав, вплеталась в аромат ладана засыпающей молельни. Последние свечи у алтаря дрожали, бросая причудливые тени на старые камни. Голос викария умолк. И Селин все никак не могла поверить, что рассказанное ей не приснилось. Губы ее дрожали, а перед глазами таяли призрачные сцены прошлого, свидетельницей которых она только что стала.

Видела Селин и слезы в глазах молодого Доминго, пропахшего кагором и все тем же неотступным ладаном.Словно сон наяву, она видела историю невозможной любви своих настоящих родителей. Кроткая миссионерка Серафина, монахиня Всеведущего. Шорох грубой шерсти ее ризы, мешающейся с тенями лап самой ночи всякий раз, как она покидала крохотную келью. Горькие складки у рта Доминго наутро, когда он неприметно стряхивал приставшие к подолу сухие листья и маленькие веточки. И ревниво бдил, чтобы ни одна живая душа не прознала, отчего милая Серафина так лучится счастьем на заутрене, и не сам ли Всеведущий смотрит на него из этих одухотворенных глаз. И что приносит на себе милая Серафина острый запах горьких дымов, холодной луны и голодных зверей, что так успешно скрывает ладан.

«Нет-нет, сударыня, вовсе не от неразделенной любви, а отменно дымящей кадильницы. Всего-то…»

Тонкие руки ее белели на темном полотне одеяния, что больше не могло скрывать близящегося материнства. Зыбкий силуэт отца с его острыми чертами лица, медными браслетами и перьями в волосах, и звал, и пугал смертельно. Других чувств представитель иного народа, свирепый дикарь, и вызывать не мог…

Видела она и корму уходящего в ночи корабля.

И огненный ливень стрел ему вслед.

И Серафину, ее сердце, навеки отданное чужеземцу на загадочном Да-Гуа.

Огни Вердены на горизонте уже виднелись невооруженным глазом, когда Серафины не стало. Казалось, Селин чувствует тепло крохотного тельца младенца и пронзительный холод тела матери, разрешившегося от бремени одновременно со жгучей болью в груди викария, что все прижимал к себе пищащую голодную крошку. Похоронить послушницу по морскому обычаю – бросить тело за борт – он так и не позволил.

Селин видела то, чего не могла помнить: очаровательную Вердену, приморский город, дышащий солнцем. Никакой чумы и в помине не было! Множество мраморных ступеней, ведущих к домам в лучших кварталах, черепичные крыши, отражающие закатное солнце, и тот самый ни с чем не сравнимый густой запах кожаных корешков тщательно подобранной библиотеки де Фонтенака.

Торопливое рукопожатие, перестук четок, шелест подписываемых бумаг – и вот уже маленькую Селин удочеряет вдовствующая дама высшего света, Изабель де Круа.

Мама.

Воспоминания отступили. Де Круа моргнула, возвращаясь к реальности молельни и внимательному взгляду викария.

Несмотря на безграничное тепло и любовь, что сызмальства дарила приемная мать, Селин отчего-то всегда чувствовала себя чужой в стенах дворца де Сюлли. И вот теперь, когда она узнала правду о своем происхождении, выясняется, что и родной матери уж годы как нет в живых… Как, возможно, и отца…

– Вы очень похожи на Серафину. – нарушил тишину Доминго. Его голос звучал как старое вино – густо и с горчинкой. – Особенно ваши глаза. Ни у кого не видел, чтобы они лучились таким светом… И уж точно я никогда не встречал никого добрее нее. Да уж поди и не встречу…

В голосе викария звучала та самая, особенная, грусть, что с потрохами выдавала все то, что больше отношения простого соратника по вере или друга умершей. Задавать бестактных вопросов де Круа конечно же не стала.

– Из вашего рассказа следует, я – наполовину… островитянка, а наполовину – наследница Старого света? – задумчиво проговорила она. – Кто же я вообще?

Викарий посмотрел на нее долгим взглядом. Пламя свечи отражалось в его глазах.

– Это как вы сами решите. Кто-то даже скажет, что вы – «дитя океана».. Как там у мореходов? «Пришедшая из моря»?

– Я думала найти здесь ответы, но вопросы лишь множатся…

Селин потерла виски, размышляя, стоит ли рассказать преподобному о своем «клейме уродства» и о встрече с таинственной Уной.

Они посидели ещё немного в полной тишине, всматриваясь в тени, что плясали на стенах.

– Этот браслет, что дал мне де Фонтенак перед отплытием, – виконтесса показала на четки у себя на руке, –  Он велел показать их вам.

– Я снял его с руки вашей матери. – Доминго коснулся четок кончиками пальцев, словно прикасаясь к святыне. – Подумал, что вам стоит иметь хоть что-то в память о ней. Де Фонтенак, вероятно, боялся, что без них я вас не признаю, а поведать историю вашего происхождения ранее считал небезопасным для вас же самой…

Волна решимости прокатилась по всему телу Селин, заставляя расправить плечи.

– Но это же напротив, получается мое преимущество здесь, на Да-Гуа. Что если я смогу установить с островитянами контакт благодаря своему происхождению? Я практически одна из них по рождению… Это может оказаться полезным…

Викарий прыснул и шутливо погрозил пальцем.

– А у вас весьма прагматичный подход, Селин. На мгновение я даже пожалел, что ваш отец не я, но вспомнил, что гордыню Всеведущий не одобряет…Так вот. Лучше забудьте о любых формах дипломатии в отношении дикарей. Я не шучу.

Доминго поднялся, заставив старое дерево скамьи скрипнуть. Он потер подбородок и заходил взад-вперед. Подол его рясы шуршал по каменным плитам пола.

– Для них мы – нелюди. И мы это, пожалуй, заслужили,– в его голосе звучала горечь. – Под видом благ принесли им столько страданий… На протяжении десятилетий мы тесним их с собственной земли, преступно угоняем в рабство, а религиозные фанатики – между прочим, наши собратья! – из Братства Смирения силой насаждают свою больную веру. Им-то, язычникам! – Викарий вздохнул. – Остановить вражду способно лишь чудо…

Пальцы Селин стиснули четки так, что костяшки побелели. Она подалась вперед.

– Мне больше нечего терять и некуда бежать. Я и Антуан – последняя надежда для всех на этом острове, – её голос дрожал, – И, похоже, для аборигенов – тоже. Я едва осталась жива по пути сюда. Отчего-то мне дан второй шанс. Может, чтобы искупить вину пришлых на эти земли? Или доказать самой себе, что я больше, чем чья-то марионетка? – Она почти умоляюще взглянула на старика. – Помогите мне, Доминго, прошу! С чего мне стоит начать?

Викарий долго смотрел на нее, словно видел впервые. Наконец он медленно кивнул, будто принимая судьбоносное решение.

– Если вы так настаиваете, я попробую организовать вам одну встречу.– сказал он тихо. –  Это все, что в моих силах. Не могу назвать ее другом, но она владеет нашим языком и сможет донести нужное послание до аборигенов. О времени и месте дам знать позже.

Виконтесса благодарно сложила ладони на груди.

– Селин, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Пусть мои возможности весьма скромны. – Доминго учтиво подал руку. –  Но идемте же. Во дворце наверняка все с ног сбились вас искать.

Она поднялась, чувствуя внезапную усталость и одновременно – странное облегчение. Знание о своем происхождении больше не лежало между ними неназванным призраком. Теперь оставалось решить, что с этим знанием делать.

Утренний дворец тонул в молчании. Шаги Селин в грубых моряцких сапогах гулко разносились по каменному полу, отражаясь от высоких сводов и гулких стен. Стражники с плохо скрываемым подозрением косились на её видавшее виды моряцкое платье, некоторые даже придвигали алебарды ближе, словно готовясь к неприятностям. Она же с гордо поднятой головой и прямой спиной невозмутимо приветствовала их сдержанным кивком, как если бы была одета в лучшие шелка, а не в потрепанную одежду простолюдинки.

К счастью, в холле её встретил взъерошенный сонный секретарь в помятом камзоле, который без лишних вопросов, лишь с почтительным поклоном, сопроводил виконтессу в её апартаменты.

В вестибюле, освещенном только мягким трепещущим светом камина, перед широкой мраморной лестницей, ведущей в покои виконтессы, развалившись в кресле с потертой обивкой, дремал Марсий. Его голова была запрокинута, ворот рубашки расстегнут, а металлическая рука свисала с подлокотника, почти касаясь эфеса шпаги, лежащей на полу.

Попытка Селин аккуратно прокрасться мимо спящего капитана провалилась, не успев начаться. Стоило ей подняться на первую ступеньку лестницы, как Марсий открыл глаза и резко встал с кресла

– И где ты… вы были всю ночь, миледи?

В голосе одновременно прозвучала неприкрытая угроза и… беспокойство?

– Где вы были всю ночь, миледи? – передразнила его де Круа, изобразив нарочито манерную интонацию, и горько рассмеялась. – Ах да, сударь, вам же надлежит за мной надзирать… Как это я забыла… Представьте себе: за эту ночь я не встретила ни одного желающего выведать секреты вашей драгоценной Гильдии! Быть может, их значимость несколько преувеличена? Так же как и важность вашей миссии на Да-Гуа!

Марсий вполголоса выругался, отвернувшись в сторону, и снова посмотрел на Селин, сверкнув глазами, подобно ночному хищнику.

– Город ночью кишит бандитами! Мы с Брутом и его армейцами полночи прочесывали трущобы в поисках пропавшего консула Альянса Негоциантов!

– Похвально. Очень рада, что вы все нашли прошлой ночью равно и полезное, и увлекательное занятие. Выстрелы и крики слышались на весь город даже из церкви! Надеюсь, бандитам дан хороший урок, народные гуляния удались на славу, а наше прибытие сюда запомнится надолго… Теперь же, когда вы лично изволили убедиться, что я в порядке, позвольте, я пойду…

Селин развернулась и собиралась подняться наверх, но Марсий в два шага настиг ее и, схватив за предплечья, рывком развернул к себе. Его пальцы сомкнулись вокруг её запястья подобно стальным кандалам.

– Проклятье, я места не находил! Не приелись еще эти фокусы с переодеваниями? – прорычал он.

Селин вскинула голову, встретившись с ним взглядом.

– Капитан, вы, возможно, не заметили, но мы не на корабле, – произнесла она, чеканя каждое слово. – Кто вы такой, чтобы я перед вами оправдывалась?! Настоятельно рекомендую не лезть больше в мои дела. Ах да… и в мою постель – тоже!

Марсий усмехнулся, и улыбка превратила его суровое лицо в почти привлекательное.

– Вообще-то это ты…

– Что?! – Селин почувствовала, как жар прилил к лицу то ли гнева, то ли от смущения.

Но должно быть ее взгляд столь разъяренным, что капитан, несмотря на усмешку, все же решил не продолжать фразу и сделал примирительный жест руками.

– По последнему пункту ваших рекомендаций я вынужден уступить, коль на то ваша воля… – Он склонил голову в нарочитом поклоне, – Но расстаться со мной, как с представителем Гильдии, вы не можете.

– О, неужели?.. – де Круа сощурилась, чувствуя, как её охватывает недобрый азарт. – И почему же?

– Потому что иначе, помимо вашего личного статуса persona non grata, – Марсий понизил голос до интимного шепота, – Новая Вердена и Альянс Негоциантов лишатся всего транспортного сообщения на воде, миледи. А вся ситуация о вашем нарушении закона Гильдии станет достоянием общественности…

Марсий победоносно скрестил руки на широкой груди и снова ухмыльнулся, откровенно наслаждаясь моментом.

– Я всегда чувствовала, что вы – самый настоящий негодяй! – прошипела Селин, стискивая кулаки так, что ногти впились в ладони.

Сейчас ей больше всего на свете хотелось снова отвесить ему пощечину. Благо, Марсий стоял на пару ступенек ниже и был сейчас лишен преимуществ своего роста.

– То была не моя идея… О, и опять этот ваш злой тон… В чьей, говорите, спальне продолжим обсуждать мой моральный облик: в вашей или в моей?

– Замолчите! Доносчик! Все, что случилось с Виталом – полностью ваша вина!

Из-за беззвучных рыданий, которые она отчаянно пыталась скрыть. Голос совсем сел и превратился в надломленный шёпот.

Самодовольная ухмылка капитана внезапно растаяла. Марсий потер наморщенный лоб. Взгляд его потускнел.

– Я уже говорил, что лишь действовал как порядочный член Гильдии… Откуда мне было знать… Не по Кодексам такое. Исходя из всех нарушений «Крылатого», трибунал не мог закончиться высшей мерой… Возможно, он совершил что-то более серьезное, о чем мы не знаем…

– Перешел дорогу кому-то вроде вас, только чином повыше? – Ее голос прозвучал как удар хлыста.

Довольная собственной язвительностью, Селин промокнула слезы и приосанилась, готовая к новому парированию доводов Марсия. Но тот лишь пожал плечами.

– Это точно вас волнует больше всего сейчас? Больше судьбы дальнейшего транспортного сообщения Да-Гуа? – Он посмотрел на нее с неожиданной серьезностью. – Моя стихия – море и я не разбираюсь в политике или… как там ее.. дипломатии… Но разве вы с кузеном не проделали столь долгий путь сюда, чтобы навести на острове порядок? Вы можете ухудшить и так бедственное положение. И не стоит обольщаться после этих всех гуляний: новой власти тут никто не рад. Все эти сухопутные распри только усилятся. Вот о чем стоит подумать в первую очередь…

Самые грязные ругательства, которые она когда-либо слышала на палубах кораблей по пути на Да-Гуа, так и застряли невысказанными в горле. Селин вдруг осознала, что Марсий был искренен в своих заблуждениях. Неправ и прав одновременно. Его циничный прагматизм неожиданно отрезвил. Повернуть время вспять она действительно не могла. А бездействовать – тем более.

Де Круа глубоко вздохнула, перебирая пальцами четки на запястье.

– Спокойной ночи, капитан, – произнесла она наконец, и продолжила подниматься по лестнице в свои покои, – Пусть кто-то из слуг объяснит, где расположены ваши апартаменты или пусть их предоставит Гильдия. В своих – я не желаю вас более видеть.

Предстояло привести себя в порядок перед днем, полным новых распоряжений и встреч. И первая из них будет с адмиралом Росалес. Пожилая мореходка явно знала больше, чем могла ей рассказать при первой беседе.

Хозяин таверны «Поддатый Бычара», беспокойный человек с бегающими глазами и чрезмерно дорогими украшениями, в третий раз протер столы для знатных гостей.

Де Круа же с трудом сдержала желание попросить его повторить сие действо. В сомнениях она все же опустила руки в перчатках на грубую поверхность со въевшимися следами многочисленных застолий и обвела взглядом стены, украшенные полуистлевшими охотничьими трофеями. Чучела диковинных птиц с некогда яркими, но потускневшими перьями и голова то ли кабана, то ли ящера с пожелтевшими клыками казались немыми свидетелями многочисленных былых пиров.

В это раннее время свежий воздух отчего-то не проникал в распахнутые окна, в которые то и дело доносились звуки улицы, и запах чего-то прокисшего продолжал оскорблять обоняние виконтессы.

Паулу Росалес обшарпанная обстановка ничуть не тревожила. С тем же успехом, расслабленно-непоколебимая, слегка уставшая, с насмешливыми уголками глаз, она могла находиться и в салоне при дворе. Даром что ее простоватые, но исполненные достоинства, манеры и высокий чин такое допускали.

Невзирая на вялую брань снаружи парочки нуждающихся в опохмеле, в таверне были они одни.

На входе дежурил Брут.

По дороге сюда он высказал далеко не все претензии по поводу исчезновения Селин минувшей ночью. И потому его значительные взгляды исподлобья обещали ей новую, полную многоэтажных назиданий, тираду по окончанию переговоров.

Едва получив свою пинту пива, адмирал жадно осушила кружку, и ей явно стало значительно легче. Расслабившись, она приняла удобную позу, и кисти ее, покрытые татуировками, наконец перестали трястись.

– Итак, вы удивлены, что наша встреча проходит не в моем кабинете и даже не в портовой таверне, миледи де Круа? Здесь всяко меньше шансов, что нас подслушают. Да и обстановка куда более расслабленная…

– Весьма располагающее к переговорам место, – соврала Селин и, скрепя сердце, даже взялась за ручку своей пивной кружки, – Я здесь, чтобы помочь.

Росалес хмыкнула и приподняла уголок рта.

– Помочь? И как именно вы собираетесь это сделать?

Этот скепсис лишь придал виконтессе решительности:

– Давайте не будем ходить вокруг да около. Я и новый управитель заинтересованы в кратчайшие сроки ликвидировать свой, а значит и Альянса Негоциантов, статус personas non grata. И конечно же устранить угрозу новых поджогов. Одним словом, нам важно возобновить транспортное сообщение по воде.

Снисходительность адмиральши была объяснима и почти не раздражала.

– Вам придется нелегко, миледи консул. Если говорить о статусе, вы же понимаете, какая работа должна быть проведена для реабилитации доверия? Дело не одного дня. И уж точно не одного разговора. Наше же доверие… то станет для вас задачей непростой, или я не знаю Гильдии. Да и по себе сужу…

– Благодарю вас за откровенность, адмирал. Мы к этому готовы. Полагаю, первым делом нам следует помочь вам остановить пожары в порту. Для поисков виновных, мы проведем расследование. Позвольте нам с моим главой охраны допросить очевидцев.

– Направление верное, – приподняла одну бровь Росалес . – Но вы могли бы поручить это капитану Марсию… Кстати, странно, что вы его не взяли на наши переговоры.

– Полагаю, вы догадываетесь, почему я хочу оставить этот разговор между нами, Паула?

Собеседница слегка улыбнулась и кивнула.

– Не могу отрицать, что ваша проницательность меня подкупает, – Росалес поморщилась, изучая резьбу на своей кружке. – Но…

– О, не стоит, адмирал. Я вам не нравлюсь, и вы мне не доверяете, – Селин с удовлетворением отметила оживление на лице собеседницы. – Убеждена, даже если бы мы с кузеном прибыли сюда благопристойно, безо всяческих нарушений вашего законодательства, у вас также не было бы причин доверять нам или относиться иначе. И такое меня тоже устраивает. Нам необязательно вызывать друг у друга какую-либо симпатию, чтобы стать надежными союзниками в обоюдных целях.

– И каковы же ваши цели?

Де Круа задумалась. Похоже, искренность была единственной монетой в ходу у до паранойи чутких мореходов.

– Адмирал, давайте начистоту. Вы – хотите спокойных условий работы Гильдии на Да-Гуа. Что же до меня… Я просто хочу власти. Нет, даже не так. Я очень сильно хочу власти.

Росалес только подняла брови:

– Миледи, помилуйте, но зачем? У вас же и так…

– …все есть? – Селин коротко выдохнула. – Это лишь иллюзия. На континенте я была просто игрушкой в руках власть имущих. В действительности я никогда ничего не решала. Силы, большие меня самой, лишили меня единственно ценного. Я многого не понимала. Теперь власть – главная моя цель.

– И что вы сделаете, когда получите ее? – адмирал прищурилась.

– Я смогу стать свободной и получу возможность менять окружающий мир к лучшему. Только абсолютная власть поможет мне добиться своего. – Селин закусила губу. – Я с вами откровенна и мне больше нечего добавить или сказать вам в свое оправдание.

– Амбициозно… Уверены, что справитесь?

– У меня нет выбора.

– А вы не так просты, как кажетесь, – горькая улыбка тронула уголки рта Росалес. – Наши цели действительно в чем-то совпадают. Ваша взяла. Я дам вам разрешение допросить свидетелей самостоятельно. Но прошу, действуйте аккуратно, вы же нас знаете…

Селин ответила улыбкой и вопросительно заглянула в прищуренные глаза мореходки. Повисла пауза. Одинокая муха спикировала на столешницу и засеменила, перебирая лапками. Спустя несколько минут затянувшегося молчания де Круа произнесла:

– Вы согласились на встречу тет-а-тет, госпожа Росалес, – в горле Селин словно застыл ком, –  Вам что-то известно о причинах столь строго наказания для капитана Витала?

Адмирал откинулась назад и несколько рассеянно осмотрелась. Виконтесса же кивнула трактирщику на пустую кружку собеседницы, и на столе сейчас же возникла новая.

– Для чего вам это, миледи? Вы же не из праздного любопытства спрашиваете? – нахмурилась Росалес.

Де Круа была не в силах ответить. Губы ее невольно задрожали. Адмирал  помолчала, но все же продолжила:

– Впрочем,  ваша прямолинейность меня действительно подкупает, – не поморщившись, Росалес опрокинула в себя порцию пива. – Чего уж, откровенность за откровенность, –  Полагаю, вы вполне убедились в могуществе Гильдии, видели всю красоту Малого Орфея и тому прочее… Наша слава зиждется не только на монополии перевозок по воде. Мы стали авангардами прогресса, который очень дозированно выдаем вовне, оставляя себе некоторые преимущества ради собственного развития. Но так было раньше.

Видимо, адмирал погрузилась в свои мысли и замолкла.

– Паула, умоляю, продолжайте же! Что было потом?

– С приходом нового Адмирала Флота к власти, вдруг приоритет был отдан примитивной погоне за наживой. В лучших умах нашего Инженерного корпуса Густав стал видеть угрозу своему правлению и своим темным делишкам. Он подмял под себя всю угодную его нраву науку. Несогласных же разорил и поснимал с должностей. И вы подумаете, но раз материальное стало приоритетом для Гильдии, то наш народ начал жить лучше? Ничуть! Налоги поднял, да так, что коли нечем платить – снимай погоны и иди в рабочие или на рудник, отрабатывай. Когда из старого поколения не осталось никого, кто бы мог ему возразить, он умышленно уничтожил всю систему наших институций. Витал стал последним, кто умудрился обучиться в прежней школе.

Де Круа так разволновалась, что даже отхлебнула из своей кружки. О чем тотчас же пожалела.

– Теперь мореходов растят в полном невежестве, – продолжала Росалес, – Думать не учат, как раньше учили. Знай себе, умей по компасу читать, да кораблем править… И не задавай лишних вопросов. Технологии обгоняют время, а большая часть народа пребывает в невежестве. Кого-то, если повезет, берут в команды, как Витал брал. Видел же, каково им… А вот если не повезет – милости просим на рудник. Только ставь подписи, не читая, да закладывай собственных потомков на выплату кредитов, которые до смерти не успеешь отработать. Теперь, миледи, никому не интересно выискивать толковых ребятишек. Важны только те, что умеют как следует выслужиться и не спорить с указками сверху. Дураками легче управлять. А чтобы никакая мысль ни в чью голову не залетела, завалили бюрократией по самую маковку. Пока все отчеты посмотришь, да свои напишешь, – уж и не хочется ничего. Теперь матушка-Гильдия ищет только, где бы побольше золота найти, да как бы повыгоднее в него превратить. Вот вам и вся ее истинная суть, миледи…

Селин слушала и невидяще смотрела ей за спину.

– Что же до меня… А дело в том, что я после стольких лет службы, видите ли, вдруг стала неугодной Гильдии. Начала задавать слишком много неудобных вопросов. Не люблю поступаться принципами. Ответом стали подозрения. Насмешки. Угрозы. Ссылка на Да-Гуа. И увы, если бы на этом все закончилось, но моя «неугодность» обратилась проблемой не только лично для меня…

– …Но и для капитана Витала, который работал под вашим началом, – закончила де Круа. Голос ее дрогнул.

Росалес отвернулась и поджала губы, глядя в окно.

– Он был невероятно талантливым и как капитан, и как ученый. И чихать он хотел на наши разборки, слишком занят был своими чертежами. Он – возможно вообще последний молодой капитан, который верил в изначальные идеалы Гильдии и в то, что она может быть лучше. Пару раз заявил, где стоило бы помалкивать, свои убеждения, пару раз не при тех ушах выразил свою бескомпромиссность – де, не готов закрывать глаза на несправедливость… И все. Они поняли, что его все таланты и лидерские качества – больше угроза, чем выгода. – В глазах адмирала стояли пьяные слезы. – Вы же видели, какой он! Он же – бунтарь… Подними он в свое время голову, как Венсан, да приди в ужас, как я пришла в свое время. Они бы с ним на пару смогли бы возродить истинное величие Гильдии!..

Сидящая перед ней женщина с потухшим взглядом замолчала, и несколько минут они сидели в полной тишине. Едва справившись с подступившими слезами, Селин почти полушепотом произнесла:

– Какая чудовищная иллюстрация того, как жажда власти оказывается важнее благополучия своего же народа. Кстати, почему, зная положение мореходов на Да-Гуа, Гильдия не прислала вам подкрепление? Им ведь ничего не стоит направить сюда военные корабли, которые бы защищали торговый флот! Как же так?!..

Хриплый хохот Росалес стал столь внезапным, что де Круа вздрогнула. Адмирал так долго смеялась до слез и даже закашлялась. Продышавшись, она похлопала перчатку Селин маленькой жилистой ладонью и грустно улыбнулась:

– Девочка моя, вы так ничего и не поняли… Со мной все кончено. Матушке-Гильдии проще отдать меня и подотчетную мне акваторию Да-Гуа на растерзание, да привести на мое место кого поудобнее под предлогом, что я не справляюсь. И тут проще пожертвовать своими людьми, чем тратиться на флот, на экипажи, на артиллерию…

Подбородок де Круа дрожал.

– Вы спросите, чем могу быть полезна, если меня уже списали со счетов? Да ничем! Я больше ничего не могу! Разве что связи кое-какие остались… Решите проблему с поджогами, и я сделаю все, от меня зависящее, чтобы убрать вас из Черного Списка. Что же до расследования – приходите сегодня вечером с вашим главой охраны в порт, – Росалес кивнула на Брута, – встреча со свидетелями будет.

Адмирал подмигнула виконтессе, учтиво приподняла треуголку, бросила несколько серебряных монет и нетвердой походкой вышла на улицу.

Почти сразу же рядом с Селин плюхнулся Брут, заставив стол содрогнуться. Она быстро вытерла глаза.

– Что это за игры шпионов?

Де Круа пожала плечами.

– Мореходы. Пора бы привыкнуть.

– Да тут и наши себя как-то странно ведут… Ты же не будешь? – не дождавшись ответа, Брут осушил кружку с выдохшимся пивом, стоявшую перед де Круа. – Сейчас в Лиге Доблести все какие-то тоже нервные. Неохотно отвечают на вопросы. Собираются в кучки и умолкают, стоит мне оказаться рядом… Или у меня уже паранойя после этого проклятого мореходского острова… Но ничего, я на них управу найду.

– Брут, кстати об играх шпионов… – вдруг мрачно проговорила Селин. – Нам нужна сеть собственных информаторов. Поручаю это тебе, как человеку, которому доверяю. Кто отлично знает все подводные течения… Вербуй своих подчиненных, не зря же они служат стражами в Акифе и в Оплоте Благочестия. Их информация очень ценна. Не исключено, что и мейлонгцы их тоже нанимают. Я хочу знать обо всем, что происходит на острове. Разумеется действуй по возможности в рамках закона. Финансовая сторона тебя не должна волновать. Доверяю твоему опыту. Ты справишься, я знаю.

Для пущей убедительности она похлопала ошалевшего от этих слов Брута по плечу. Глаза гвардейца резко округлились, и он даже поперхнулся.

– Это тот сутулый старикашка-дипломат из Акифа тебя научил так мысли читать? А хоро-о-ош! Я-то, дурень, все думал, лучше бы на фехтование это время потратить… Ишь как заговорила…

Селин смотрела на его грубые черты лица, чуть запавшие щеки, темнеющие щетиной, и с грустной улыбкой думала, насколько мало знает о ней даже тот, кто был рядом почти с самого ее детства. И как поверхностно он успел погрузиться в вечные подковерные игры Старого Света.

Трактирщик сейчас же поставил перед ними еще по кружке пива. Брут сделал глоток и набрал побольше воздуха в легкие.

Де Круа скрестила руки на груди и обреченно вздохнула в ожидании той самой тирады, которую рассчитывала избежать.

– Можешь считать, я уже сочинил кое-какие заделы. Как оказалось, не меня одного напрягает ситуация у нас в Лиге… – он с сомнением покосился на внезапно одухотворившееся его словами лицо де Круа. – И есть пара капитанов и даже один майор, которые как раз готовы были бы продавать разные сведения… И кажется, я знаю, как организовать встречу с кем-то из главных мейлонгских шишек…

Улыбка Селин стала хитрой.

– …и я уже начал размышлять, что имеет смысл расширить поле сбора ценных сведений…

Явно не в силах выносить горящий взгляд виконтессы, Брут отодвинулся подальше и прихватил заодно и ее кружку.

– …но не надейся, что я забуду твою выходку, Птичка! Нечего глаза закатывать! Да мы полночи шлялись по городу с этим капитаном-потрошителем! Где только тебя не искали! Даже в борде… В общем везде. Предупреждай на будущее, а то я уволюсь к чертям. Я еще слишком молод, чтобы умирать от сердечного приступа…

– Да-да, довольно нелепая смерть для наемника, – хмыкнула Селин. – Я увеличу твое жалованье в два раза. За вредность. Идет?

Воодушевление на лице Брута сказало все за него.

– Ставь кружку. У нас полно дел. Вперед!

Они расплатились с богатыми чаевыми, громыхнули деревянными стульями и вышли.

В открытое окно де Круа успела приметить, как трактирщик слил недопитое пиво обратно в бочку, и поморщилась.

В сопровождении Брута Селин, воодушевленная – и раненая – беседой с Росалес, бездумно шагала вдоль прилавков на площади у дворца и размышляла.

Взгляд ее сам собой окинул высящуюся прямо по центру статую, и де Круа застыла, узнав каменное лицо.

Лицо Герцога Фредерика де Сюлли.

Дядюшкины мраморные глаза надменно и властно смотрели прямо на Селин, словно осуждая ее всю. Внутри похолодело. Она невольно сделала шаг назад, и вжала было голову в плечи, совсем как в юности, когда он насмешливо отчитывал ее за какие-то крохотные, но такие болезненные проступки.

Исчезла Новая Вердена, пропали голоса в торговых рядах, вольный воздух Да-Гуа застыл. Де Круа снова стала его бесправной собственностью. Ничтожной. Беззащитной. Слабой и глупой в сравнении с дядюшкиным величием и властью, крохи которой с ней разделяли лишь из милости.

Как и всю свою сознательную жизнь, она будто сейчас стояла маленькой девочкой в тени огромного монумента самого герцога, готовая угадывать его сегодняшнее настроение.

Стоило плыть столько месяцев, пройти все витки того ада, свидетельницей и участницей которого она стала, заглянуть в запретные недра Гильдии Мореходов, чтобы и на новой земле этот человек напоминал все то, что она оставила навсегда позади.

Голос окликнувшего ее Брута и брань торговки, поймавшей за руку воришку, вернули в реальность.

Селин сжала кулаки и, не сводя глаз со статуи, мысленно произнесла:

– Я – консул Альянса Негоциантов, Селин де Круа. Пришло мое время. А ты, дядюшка, – всего лишь каменный болван, слово которого здесь – пустой звук.

С каждой произнесенной фразой в ней разгорался уголек упрямой, злой решимости. Она больше не игрушка ради подачек чьего-то одобрения. У нее отняли все, и больше нечего терять. Отныне она бросает вызов всему, что не соответствует представлениям о правильном, справедливом и милосердном.

И как оказывается, в ней много той неукротимой силы, что больше не придется подавлять!

Кладбище кораблей

Больной континент остался позади, как и прошлая жизнь. Впереди, сквозь бескрайний горизонт, Виталу усмехалась неистовая и страшная свобода.

И единственными ориентирами мерцали обостренные инстинкты морехода и найденная среди пиратских флагов в трюме карта архипелага Скрытых Штормов – известного для гильдийцев нехорошей славой бухты под именем «Кладбище кораблей».

Их уже наверняка хватились, и погоня с участием военных галеонов Гильдии, вооруженных по самые грот-мачты, стала только вопросом времени.

Времени, утекающего по каплям.

Оторваться от преследователей. Найти прибежище. Пополнить запасы пресной воды, провианта, пороха и оружия. Выдохнуть и понять, что же дальше.

На бортах его маленькой флотилии, хвала Бездне, оставалась артиллерия. Вот только корабельные арсеналы пустовали.

Витал угрюмо достал из-за пазухи педантично сложенный лист и развернул. Бумага зашуршала на ветру. Один из чертежей, что он ежевечерне доводил до ума. Он сделает свой флот таким, о каком мечтал. И если им суждено жить вне закона, Витал добьется, чтобы с ними считались по обе его стороны.

Ползущая где-то очень высоко муть поглощала угасающий свет. Стремительно темнело.

Пасмурная линия горизонта таяла вдали, размывая границу между небом и водой. Солнце умирало в плотных низких облаках, и этот закат был настолько тяжелым и желтым, что его тусклый свет не сулил нового рассвета.

Завороженный картиной неба, Витал неотрывно смотрел на заходящее светило.

Завравшийся самому себе идиот. Его судам не суждено даже приблизиться к его идеям. Их настигнут и расстреляют, а сам он вместе с экипажами будет болтаться на реях.

Вдруг в небе что-то изменилось.

Уходящее солнце, загроможденное кучевыми облаками, вдруг прорвало дымку и из последних сил ударило в бледную желтизну неба потоками света. Игра марева позолотила края облачных глыб и разметала в глубоких тенях солнечные лучи.

И были они черного цвета.

Витал грустно усмехнулся. В его новом мире, полном соперничества за горсть монет, оплаченном жизнями тех, кто уже никогда не сожмет их в кулаке, солнце может быть только черным.

Пусть так.

Из водной глади клыками неведомого хищника медленно поднимались скалы. Чем ближе они становились, тем сильнее напоминали пасть неведомой опасной твари. Открывшийся проем между каменных «зубов» сверху и снизу заставил похолодеть. «Кладбище кораблей» оказалось еще более зловещим, чем слухи о нем.

Слишком много вечеров в «Пыльном Весле», слишком много легенд осели в мыслях Витала. Пьяная болтовня, как через сито, неделями просеивалась сквозь его интеллект, чтобы стать выверенным маршрутом, наложенным на карту Вдовы, которым ходят лучшие из пиратских бортов. Значит, смогут и они.

Витал знал как никто, сколь губительным может стать даже намек на страх, когда в твоих руках штурвал.

– К-капитан, пошутили-то и хватит?.. Ты ж не сюда нас вел? Это ж смертоубийство и есть!!! Да ты глянь, вона корма, чай, такого же беглеца, как и мы… А вона и грот чей-то перебитый… Смотреть больно… Проклятые рифы! – Красавчик стянул с себя треуголку и промокнул поредевшую седину на макушке.

– Брамселя убрать! Гроты убрать! Приготовиться к отдаче якоря! Что ты, Красавчик, я еще не спятил… Мы туда не пойдем… Пока что.

Витал сощурился на облака над водоразделом и заглянул в карту. Руки сами собой стали чертить набросок маршрута.

– Ждем прилива.

– Это еще неизвестно когда! Ты же не хочешь сказать, что мы туда двинем на ночь глядя?!

– Так точно, старина! Двинем, если придется. А пока пополним запасы провианта, перед тем как солнце сядет.

Витал хитро кивнул на кружащих в отдалении птиц над волнами:

– Марсовым занять посты! Шлюпки на воду, господа! Провизия ждет-не дождется попасть нам на ужин!

Ответом Виталу стал одобрительный каркающий смех.

Замелькали флажки. Под веселый скрип такелажа с кораблей началась рыбалка.

Линза подзорной трубы то и дело бликовала, выискивая птиц на волнах поближе. Лицо капитана наконец оживилось, и из неопределенно-тревожного вдруг исполнилось сосредоточенного внимания.

Уголки поджатых губ приподнялись.

– Поднять бонеты по всем бортам! Вон там их полно. Гарпуны на всех шлюпках проверить!

Вместе с убранными парусами палубы кораблей залило теплым светом подступающего заката. Бока «Золотых Песков» мерцали, покачиваясь на волнах. Шлюпки «Лентяя» оказались на воде одними из первых: капитанство Маркиза явно шло на пользу дисциплине остатков команды. Сам же он стоял с картинно сложенными на груди руками и филином зыркал на суету.

Витал скороговоркой разъяснял тактику преследования местных здоровенных рыбин. На случай, если конечно повезет их встретить на разведке…

Заинтересованный Фаусто внимательно слушал, то и дело сглатывая слюну: не далее получаса назад он громогласно внушал Красавчику, который вызвался – так уж и быть, только на этот раз, и то, только потому, что больше некому – коком, метод приготовления стейков из тунца по-акифски, да так, чтобы вышли не слишком сухие.

– …Подойдем аккуратно и…. Мармышка, ты-то куда? Остаешься на судне.

Дафна возмущенно вытаращила глаза.

– А че нет-то?!

– Нечего тебе делать в лодке. Трос ты не удержишь, гарпуны тяжелые. В воде – злые голодные твари… Если бы тут только тунцы водились. Мако здесь тоже могут быть. Руки-ноги у тебя не лишние вроде… Смекаешь?

– Да спокойно я с гарпунами управлюсь, капитан! Я порукастей Лукаса буду… Посмотрю хоть… Ну пожалуйста!

Безапелляционный взгляд смеющихся серо-зеленых глаз, обрамленных пушистыми ресницами, буравил бедную юнгу. Приподняв брови, капитан умолк, ожидая, что Дафна сообразит и откажется от затеи.

– Не смотрите на меня так! Что вам за разница-то! Вы вон, даже того чужого придурка с той каюты, что запирала, с собой в шлюпку берете! – надулась она.

– Ты не понимаешь. Это другое. Это на прикорм, – рассмеялся Витал.

Дафна досадливо шмыгнула носом.

Упомянутый же моряк стоял неподалеку и слышал каждое слово. Побледнев и явно впав в отчаяние, он было запротестовал:

– Н-нет, капитан… н-но вы же пообещали…

– Да пошутил я, пошутил. Потом придумаем тебе испытание. Мне надо, чтобы сейчас все прошло четко. Возьму к себе, если нормально себя покажешь. А нет – так нет…

Виновато улыбаясь, капитан пожал плечами. Его «нет, так нет» означало путешествие за борт в кишащие акулами мако воды следом за прочими, не оправдавшими надежд.

Между тем Дафна потихоньку начинала закипать.

– Вот всегда вы так, капитан. Промеж прочим, я больше вашего рисковала тогда… Меня чуть не выпотрошили… Я разве вас когда просила о чем, а?.. А?..

Капитан сдался:

– Хорошо. Но чуть что – пеняй на себя, поняла? А ну, ребята! Чья палуба первая вернется с добычей – получит надбавку!

Соленый запах штиля, компания голодных, но неунывающих моряков с их людоедскими шуточками и состязанием «чей желудок урчит громче», витающий надо всем вольный дух авантюризма, воодушевленный капитан в предвкушении  неминуемого успеха…

За прошедшую пару недель пути провиант сократился до крошечного кусочка солонины в день. А от застревающих между зубами водорослей уже воротило.

Но останавливаться где бы то ни было беглецы не могли, опасаясь погони.

Такого куража в капитане Дафна отродясь не видала.

Она только тихонько улыбалась его задору и сдерживала непостижимое волнение.

Скинув рубаху и оставшись в одних штанах, подвязанных кушаком, Витал прыгнул в шлюпку. За ним последовал также голый по пояс Лукас.

С удовольствием разглядывая торс капитана, Дафна на мгновение задумалась. Оглядев свой увесистый мореходный бушлат, явно не рассчитанный на подвижность ловкого рыбака, она прикинула, что Лукасу больно жирно будет таращиться на ее сиськи.

Тоскливо покосившись на Витала, юнга застегнулась на все пуговицы до самого подбородка и полезла в шлюпку.

Когда они отошли от корабля на приличное расстояние, над поблескивающей от солнца океанской гладью кружили бакланы и то и дело падали в воду. Под поверхностью Дафна успела заметить сразу две громадные быстрые тени. И несколько острых злых плавников.

А вот и акулы…

По левому борту вдалеке команда «Фурии» уже вовсю вопила, следуя на буксире за здоровенным тунцом. На бешеной скорости одна из их шлюпок шла в в сторону корабля, трос уходил под воду, весла были опущены, и пенные брызги выше человеческого роста окатывали рыбаков с ног до головы.

Дух соперничества поддал задору. Они с Лукасом налегли на весла, в направлении, указанном капитаном, который уже наметил себе одну из целей в воде.

Под бронзовым плечом перекатились мышцы, короткий свист – и гарпун с едва уловимым стуком прошел по касательной по гладкой спине твари.

– Вот оно что…

Рассеянно улыбнувшийся капитан обернулся за следующим орудием.

– Спокойно, я просто запамятовал, как это делается…

Перехватив сподручнее, он с разворота с такой силой пустил гарпун в спину рыбине, что едва не ушел за борт следом. Сейчас же резко натянулся трос, и лодку потащило по воде. Нос резал волну с такой скоростью, что стена брызг искрилась радугой.

– Отлично! Главное, чтобы не пошел на дно!

Капитан схватил следующий гарпун. Вдруг лодку дернуло. Трос отцепился.

Послышались испуганные проклятия Лукаса. Дафна потирала ушибленное колено. Успокоившись, юнга перешел на пожелания разнообразных мучений тому, кто крепил прошлый канат.

Лукас, продолжая чертыхаться, ловко прикрепил последний трос уже к следующему гарпуну.

Из воды вздыбилась гладкая кожа акулы с острым плавником и торчащим в спине древком. Она бесшумно шла прямо на правый борт шлюпки. Дафна с перепугу резко опустила весло на остромордое рыбье рыло.

Акула дернулась и ушла на глубину. Вдруг из-под лодки показалась огромная темная тень.

– Гарпун! Ну!

Дафна едва успела подать острие в подставленную руку, когда капитан размахнулся со всей силы.

– Витал! – пискнула юнга и схватилась за его пояс. Но тут же выпустила, испугавшись получить по голове древком.

Мощное «хрясь» сотрясло все вокруг. Юнги клацнули зубами и вцепились в борты. Капитан торжествовал.

– Ох и жирные они тут! Как бы не тыща фунтов в этом дружке!

Лодка подпрыгнула и сильно качнулась. На мгновение Дафне почудилась огромная раззявленная пасть с рядами острых зубов. Во все стороны хлынула пенная вода красного цвета.

Дафна в ужасе терла глаза, залитые крепко-соленой кровавой жижей.

Из-за расписанной татуировками загорелой спины было видно, насколько глубоко второй гарпун засел в хребте рыбины, которая теперь тащила шлюпку по водной глади и оставляла за собой высокие волны.

– Ого-о-о! – крикнул капитан, хватая следующий гарпун. – Как не хочется ему угодить к нам на ужин! Лукас, вставай на трос!

Когда Витал с горящими глазами оглянулся на матросов, сверкая белозубой улыбкой, Дафна про себя взвизгнула. Подхватив его мальчишеский восторг, она по-настоящему растворилась в опьяняющем азарте охоты.

И эти радостные восклицания она была готова слушать бесконечно.

Капитан скоро вязал следующий трос на гарпуне. Тем временем Лукас заприметил шлюпку «Лентяя»: эти голубчики уже ушатали громадину, и теперь пыхтели на веслах в сторону собственной палубы. Бледное брюхо добычи с торчащими гарпунами шло следом.

Такого поражения этот идиот конечно же вынести не смог, и вместо того, чтобы сторожить добычу, Лукас взобрался на банку, свистнул и… спустил портки. Черные треугольники мако возле их шлюпки он конечно же не заметил.

Дальше все было как на срамных акварелях в веселом доме.

Только страшное.

Этот придурошный так увлекся собственным хвастовством, что ослабил хват. И злой змеей трос проскользил в кулаке и ожег, ободрав ладони.

Ясное дело, Лукас заорал.

И с воплем кувыркнулся за борт, сверкая бледными ягодицами.

Капитан бросил снасти и кинулся за ним.

Все стихло.

Сколько их не было, мгновения или вечность, Дафна не могла сказать. Она только беспомощно металась от борта к борту.

И что хуже, пенная прозелень океанской воды окрасилась красным.Вечерело, и волны становились темными.

Вдруг по правому борту зашумело, и, жадно глотая воздух и кашляя, показалась перепуганная башка Лукаса. Дафна же пожалела, что в руках ее было не весло.

Сбивая голени о банки, она крепко зацепилась ногами за шлюпку и перегнулась через борт. Зеленый от ужаса Лукас быстрехонько вскарабкался в лодку.

– Ты слышь, ты, идиота кусок! Где капитан?! Отвечай, паскуда!!!

Лукаса трясло. Да так, что зуб на зуб не попадал. Дафна уже сама была готова ринуться на поиски Витала. Душили слезы.

Но после шумного плеска лодку качнуло. За левый борт ухватилась крепкая пара рук, и Витал, тяжело заглатывая воздух, уже сидел на банке и убирал короткий нож в голенище сапога.

Лукас понуро забормотал оправдания.

– Капитан, клянусь, я и сам не знаю, как так вышло… Поверьте, то было в первый и послед…

Витал потирал кулак. И был каким-то новым…Смачный удар в челюсть его заткнул и бросил на дно шлюпки.

– Значит так, салага. Запомни. В момент опасности ты не взлетишь до высоты собственных амбиций, а рухнешь до уровня своей элементарной выучки. За борт, Лукас. Игры кончились. По твоей глупости только что «Крылатый Марлин» чуть не потерял ловкого, хоть и бестолкового, юнгу. А вот палуба наша осталась без ужина. Из-за тебя.

Желудок Дафны жалобно заворчал.

Лукас ошалело кивал, придерживая ладонью разбитый окровавленный нос и не смел смотреть в глаза Виталу. Таким капитана Дафна еще не видела. Холодный. Спокойный. Жесткий взгляд его горел.

– Вычту из твоего жалованья расходы на похороны и годовое содержание. Как понял? Не слышу?!

– Т-так точно, капитан… Я все понял…

Сквозь тишину подступающего вечера до слуха долетали возбужденные крики моряков с палуб их эскадры. Небось радуются себе да свежуют рыбин. Кабы могла, Дафна тотчас бы додала с досады Лукасу в грызло. Но она взялась за весло и с босяцким достоинством опустила в воду. Бестолковый товарищ, все еще пунцовый после передряги, спохватился и подхватил и свою рукоять.

Возвращались к стоянке молча.

Капитан сидел на корме и думал о чем-то своем, разглядывая скалы.

Мокрая его кожа на рельефной от мышц груди бликовала в заходящем солнце. С намокших волос по плечам на округлые бицепсы стекали тонкие струйки, ускоряясь при встрече с крупными каплями. Дафне казалось, будь сейчас наедине, она не выдержала бы и впилась в эти губы, зарылась пальцами в мокрые волосы и растеклась бы по его скулам, его сильной шее и невозможно красивой груди…

– Эй, Дафна, ну че ты. В следующий раз может и подфартит…

Лукас как ни в чем не бывало пытался паясничать. Как будто это не он вот только что упустил их законную добычу.

Застигнутая врасплох, Дафна с трудом отвела взгляд от капитана, и, чтобы не пялиться, поглубже надвинула свою шляпу на глаза. Даже позабыла огрызнуться.

Тем временем они подошли к «Крылатому Марлину». По воде вовсю стелились ароматы тунцовых стейков с кореньями, смешанные с запахами горькой соли волн.

Им сбросили лестницу. Лукас поднялся первым.

Витал придирчиво осматривал скопища острых как бритва ракушек, выступающих над ватерлинией и вид имел самый что ни на есть хмурый. Подниматься на палубу он не спешил.

Эх, кабы им удалось… Представилось, как радостно звучало бы это его «Мармышка», и как бы он подтрунивал над ней…

– Капитан… вы это самое… Да ну, не грустите, а? А давайте, щас как подымемся, я вам кофею заделаю, а? – юнга коротко тронула его за локоть.

Витал только сухо кивнул ей наверх.

Подобрать даже самую простецкую шутку ей не удалось. Потому она пробормотала «так точно» и взялась за скользкую веревку.

Уже на палубе, пытаясь унять дрожь в руках, Дафна вдруг осознала, что не может понять причину жжения в глазах. Была ли это обида за упущенную добычу? Смущение от близости с капитаном? Восторг от пережитого приключения? Или горечь от того, как изменился Витал? Эмоции смешались в тугой узел, который она не могла распутать.

Но среди этой мешанины чувств отчетливо проступила одна мысль, холодная и ясная как лезвие ножа: их новая пиратская жизнь – это бесконечная борьба за выживание. Каждый день – схватка за кусок хлеба, за глоток воды, за право дышать. И Витал, деликатный и некогда бесшабашный капитан, на глазах превращался в хладнокровного хищника. В матерого волка, готового разорвать глотку любому, кто посмеет угрожать его стае. Эта мысль одновременно пугала и восхищала Дафну, заставляя её сердце биться чаще от смеси страха и странного, непонятного ей самой возбуждения.

Луна выкатилась в ночное небо ослепительным шаром.

И светила так ярко, что затмила собою все звезды.

Карта Вдовы, безусловно, помогла кораблям эскадры «Крылатого» дойти досюда. Вот только то был не проход по мастерски построенному Виталом маршруту, а способ уничтожения судов и выворачивания суставов штурманов всех категорий.

Дно здесь поднималось так высоко, что в лунном свете становилось видным сквозь волну, вздымающуюся в любую погоду, под которой колыхались мокрыми волосами широкие темно-зеленые водоросли.

Остовы кораблей – идиотов, решивших, будто они умнее подводных течений, сиротливо возвышались среди чересполосицы острых скалистых обломков, сейчас напоминающих зубы гигантской акулы.

С опущенными брамселями кильватерная колонна «Крылатого Марлина» заходила в бешеные воды небольшого, запретного для мореходов, архипелага. Название говорило само за себя.

«Кладбище кораблей».

Витал стоял у руля.

Один неверно просчитанный дюйм – и гарантированный пробой бока, либо посадка на риф, либо трещина.

Либо вообще весь ремонт насмарку.

Форватор прохода благодаря чертежу уже вырисовывался в его голове. И он старался не вспоминать имена бортов, звучавшие в «Пыльном Весле» как воплощение недалекости их капитанов, что осмелились пройти на «Кладбище кораблей» да так и остались в этом проклятом месте.

Нагретый солнцем верхний слой вод снизу подмывало более холодное течение, и оттого возникали то и дело неспокойные волны, а студеная подводная пресная река бурлила из донного разлома и поворачивала их ток вспять.

Таким образом единственно возможным делался ход на волне.

Противоходом.

Встречный ветер холодил промокшее от пота лицо, пока «Крылатый Марлин» крался по «игольному уху» – узкому провалу дна, допускающему проход относительно легкого судна. «Лентяй», «Золотые Пески» и «Фурия» следовали за ним.

По бокам среди высоких стен пенных брызг все реже встречались поросшие ракушками черно-зеленые скелеты самонадеянных мореходских попыток присвоить Гильдии и это негостеприимное место.

Витал уже не чувствовал рук и покачивал штурвалом, словно повинуясь тонкой нити, что вела за собой. Казалось, они с «Крылатым» слились воедино и несут одно на двоих могучее, но хрупкое, тело в зловещем мраке приближающегося шельфа.

Дальше все было как в тумане: словно со стороны, Витал видел себя, сосредоточенно-отрешенного, чеканящего приказы. Бледного как смерть Фаусто, дублирующего их на все четыре палубы. Ужас, отраженный на лицах команды. В ворчании прибоя раздался скрип их обшивки, и следом – легкий крен…

Но решимость и ледяной покой ртутью залили жилы, а в груди его не осталось места ни сомнениям, ни страхам.

Радостный крик с марса дал понять, что самое сложное уже позади. Под улюлюканье команды его поздравляли, хлопали по плечу, по спине, но руки, ставшие будто чужими, все никак не выпускали штурвал.

Вся эскадра вставала рядом на дрейф, и возгласы с кораблей утверждали: авантюра удалась.

Можно было выдыхать.

Он скомандовал становиться на якорь. Продолжать плыть в кромешной темноте тихой бухты, поросшей со всех сторон мангровыми зарослями, где скалы погасили даже лунный путь на воде, было действительно безрассудно.

– Отбой, – выдохнул Витал и впервые за эти часы присел.

После всех передряг и бессонных ночей очередное тревожное полузабытье застало Витала на бочке у руля. Как бы ни тщился дождаться рассвета, он задремал, уронив голову на руки.

Проснулся он от сопения Джу над самым ухом, что настойчиво тряс за плечо.

– Просыпайся, капитан. И давай швартоваться по-нормальному что ли…

Витал подскочил и вытер лицо ладонями. Утренняя заря едва-едва занималась, и ее румянец уже играл на волнах коралловыми бликами.

Экипаж толпился у фальшбортов.

Осунувшийся с недосыпа, а потому нервный более обычного, Фаусто кружил вокруг штурвала, то задерживаясь у перил, то подбегая к Виталу, возбужденно причитал и все оправлял потертый камзол.

Чуть шатаясь от непроснувшегося тела, капитан достал подзорную трубу и осмотрел окрестности при свете.

Насколько хватало глаз с высоты палубы «Крылатого», архипелаг оказался сплошь заселенным. То тут, то там виднелись крыши, над которыми кое-где поднимались голубые столбики дыма.

Ветерок донес запах отличного трубочного табака. Он перевел фокус прибора ниже.

Чуть поодаль начинался поросший глянцевой зеленью мангров берег. На мостках, среди торчащих над водой тонких удочек и зарослей, стояли несколько мужчин неприветливого вида и, задрав головы, таращились на их суда.

К нижней губе разинутого рта одного из них прилипла все еще дымящаяся самокрутка.

На ходу проверяя оружие, Витал спустился в шлюпку. Фаусто с Красавчиком поспешили за ним.

Гильдейских бушлатов на местных не оказалось. А пара лиц со следами заживших шрамов на месте татуировок отмели все сомнения.

Пираты.

Незнакомцы в нерешительности разглядывали стоящие на якорях суда и экипажи. Жестом Витал приказал своим быть начеку, но не суетиться. Сам же украдкой проверил рукоять мушкета.

– Поглоти меня Бездна, если я ошибся. – Фаусто принюхался и сглотнул. – Вон в том тюке у рябого пироги с курятиной…

Сообразив обстановку как скорее дружественную, наконец от рыбаков отделился розовощекий главарь и проковылял вперед по мостку.

– Утро на палубу, – просипел он подошедшей шлюпке.

Круглые глаза навыкате с сомнением смотрели то на Витала, то на орудийные дверцы на бортах «Крылатого Марлина», то на осунувшиеся с недосыпа лица команды.

– Мое почте… утро на палубу, – сказал Витал и коснулся треуголки в приветственном жесте, подсмотренном в «Пыльном Весле».

Даже на таком расстоянии он был готов поклясться, что пахло ароматной свининой на углях и отменным портвейном. В животе свело от голода.

– Этсамое… лавразцы будете? Чай, по наводке Вдовы или че? – последовал вопрос. Голос пирата звучал с подозрением истинного хозяина положения.

– Ушли от Гильдии, сушим якоря… – кивнул капитан. – Сказали, здесь мы сможем найти новое пристанище.

Глаза навыкате уставились на Витала и переметнулись на черные флаги. Волосатая ладонь собеседника почесала затылок под треуголкой. Казалось, слышалась напряженная работа извилин визави.

– Погоди-ка. Так и че? Вы сюда вот прям с «Кладбища» зашли?..

– А как иначе-то?

Глаза навыкате собеседника совсем уж вылезли из орбит, пока он соображал, то ли вникая в суть услышанного, то ли прикидывая свои шансы против неполных экипажей четырех кораблей в отличном состоянии…

– …То есть вот прям ночью прошли, да по рифу?..

– Именно.

Рыбаки заржали. Витал начинал нервничать.

– Ай да Вдова, ай да плутовка… – от смеха пират закашлялся и утирал слезы, все не унимаясь. – Ты, поди этсамое, из ее «любимчиков» значится, ага… Малость забыла сказать, что в Скрытые Штормы заход только через фьорд, что на северо-востоке… Мимо прошли и не заметили? Да, этсамое, не ссы, никто не замечает его по-первой… Хоть носом тычь…

Витал потер подбородок, вспомнив заросли на скалах, в которых ему померещился было проход, достаточный для фрегата, но он тут же будто растворился в тенях. Глубоко врезавшийся в сушу узкий залив со скалистыми берегами на карте Вдовы выглядел скорее черновым, чем прорисованным как актуальный.

По всему выходило, эскадра «Крылатого Марлина» встала на якорь с северо-востока от входа в архипелаг Скрытых Штормов, освоенный пиратами и гильдейскими изгоями всех мастей.

Все равно, что обосноваться на пороге, не додумавшись отворить дверь. Просто великолепно!

Чем старательнее преодолевал собственное косноязычие пират, тем скорее успокаивался Витал.

– Выходит значится, ты того… из толковых. Иначе на кой бы Вдова за тебя вписалась. Ну надо ж… Корыта-то свои, этсамое, по дороге через «Кладбище» не убил…

Архипелаг Скрытых Штормов, как и полагалось всякому приличному ситуации месту, имел все свойства пригодного для жизни сообщества по ту сторону закона. Были там и верфи, и свои литейные, и свои базары, и свои банки, и свои склады, словом, все, на что хватит пиратской фантазии и кошелька.

Не умея сказать, пират помогал себе руками и рисовал на песке карты перешейков для волока судов до верфей, и только посмеивался незнанию новичка. Впрочем без враждебности.

Витал уже было хотел отдать распоряжения на швартовку в порту и разгрузку, но…

– Дык ты бы это, слыш?..

Пучеглазая физиономия рыбака исполнилась благоговения и кивнула куда-то в сторону удочек. Его товарищи одобрительно закряхтели.

Потирая подбородок, Витал так и не понял, чего от него хотят. Сделалось крайне неудобно, и он отвернулся. Вот только собеседник возник перед ним и упрямо указал на воду.

– Грю, этсамое, без клятвы путь тебе заказан, ну!

Мореходы переглянулись.

…Повторять слова пиратской присяги за косноязычным рыбаком стало тем еще испытанием.

Невзирая на избыточность противоречий, составленная клятва оказалась на удивление содержательной. Пункты ее включали «не марать руки оружием», одновременно притом до самой смерти, коли придется, отстаивать интересы собственной палубы; скромность и так нехитрого мореходского быта, и вместе с тем запрет на экономию в оружии и удовольствиях; фанатичную преданность команде заодно с недоверием к своим же «ажно до ступору»; неукоснительные отчисления в общую кассу. Аргументы же в случае нарушения принятых на себя обязательств вроде «век попутного ветра не видать» и «чтоб морские черти меня драли» выглядели скорее данью традиции и апелляцией к чувству долга, чем чем-то буквальным.

Когда же дошло до распития портвейна впополам со жгучей солью океанских волн, дело пошло веселее. И вот уже Жан с Жаком выкатывали бочки с оставшимся вином из трюмов и матросы, обгоняя друг друга, ловко выгружали их на берег.

Экипажи Витала в полном сборе радостно переговаривались и едва не братались с местными. Впрочем покрасневшие носы пиратов и так объединили моряков во хмелю. Сам же капитан жал руку внезапного знакомого, и впервые с трибунала покой разливался по его жилам.

Хотя он и не знал, смеяться или плакать окончанию мучительного пути в преддверии новой жизни.

«Крылатый Марлин» наконец встал на якорь у Базы – небольшого острова, заросшего манграми, аккурат равноудаленного от наиболее значимых мест архипелага Скрытых Штормов.

Тихие берега его хранили следы прошлых обитателей. То тут, то там разведка находила то башмак, то половник. Надземная часть, укрытая блестящей зеленью мангров, ничего из себя не представляла. Однако стоило шагнуть в заросли буквально на шаг за линию прилива, и База разворачивала гостеприимные недра.

Другие гроты оказались так велики, что вмещали полноценные фрегаты, и в них даже оставалось просторное место для проверки руления.Скалистые холмы на поверку открылись множеством гротов всевозможных свойств. Одни оказались столь малы, что туда могли протиснуться только субтильные девицы вроде Дафны, да преимущественно дамский экипаж «Фурии». Надо отметить, роскошные формы их капитана потребовали значительно расширить вход.

Подземные лабиринты Базы преподнесли Виталу и его людям редчайший дар – одиночество. Набившие оскомину от житья бок о бок лица радостно рассредоточились и заняли каждый свою нору, пещеру или грот.

Жан и Жак оказались больно пугливы для подземелий, и потому заселились в заброшенную землянку.

Красавчик выбрал крохотную пещерку с ловко выделанным печным ходом. Чем бы он ни протапливал молчаливую сырость – дыму не показывалось ни в какую погоду.

Желающих ему возражать не нашлось.Маркиз отчаянно оборонял для себя мрачное подземелье, до отказа забитое истлевшими останками, которое хотели вычистить под склады. Изрыгающий проклятия корабельный врач и плотник по совместительству таки согласился жить при ящиках, однако строго-настрого запретил соваться в свое логово.

Короткий путь от воды начинала утлая шлюпка. И спустя высокий, но резкий, подъем, открывался просторный вход в скале, поросший кустарниками.Капитанский же грот определился сам собою.

За скрипучей, покрытой мхом дверью располагалось неожиданно просторное помещение, каменные своды которого тут и там подпирали толстые деревянные балки. На некоторых из них сквозь плетение паутины и вьющихся растений можно было разглядеть закрепленные факелы или покрытые ржавчиной крепления для оружия.

В центре пещеры, словно спящий гигант, возвышался массивный дубовый стол. Толстый слой пыли укрывал его поверхность, но даже сквозь эту серую вуаль проглядывали очертания врезанной медной карты с контурами неизвестных островов и загадочных течений.

Рядом со столом, чуть покосившись, стояло внушительное кожаное кресло. Его обивка потрескалась от времени и влажности, а набивка из конского волоса местами выпирала наружу, создавая причудливый рельеф. И тут же в самом темном углу грота притаилась ниша, крытая подобием занавески из бамбука, скрывающая на удивление некрепкий каркас кровати и  большой пустой сундук, окованный потускневшим железом, чей массивный замок давным давно проржавел.

Также внутри обнаружилась пара покосившихся шкафов с жухлыми книгами по средневековой словесности да кусок снятой каютной обшивки с остатками отсыревших записей. На полке, высеченной в скале, покоилась коллекция навигационных инструментов, покрытых патиной времени. Секстанты, компасы и подзорные трубы – безмолвные свидетели давно минувших экспедиций – ждали, когда умелые руки вновь приведут их в действие.

В ветреную погоду естественное оконце в потолке показывало звезды, а с коротких молоденьких сталактитов вдоль одной из стен капала вода образуя небольшой подземный ручей. И судя по сооруженному деревянному помосту, ручей этот когда-то служил бывшим хозяевам надежным источником пресной воды.

Простор его нового жилища допускал многочисленные и теперь многолюдные совещания глав экипажей и по вечерам грот был наполнен гомоном, запахом старой кожи и табачным дымом.

Сегодня же, когда после бурных обсуждений и в меру интеллигентной пьянки он наконец остался один, Витал сел за стол и занес перо над белым пятном пустого листа.

«Консулу Альянса Негоциантов…»

Ему показалась приставшая волосинка на краю бумаги, и он принялся скрести ногтями уголок листа, тщетно пытаясь подцепить ее кончиками пальцев. Бесполезно. Не то.

«Леди де Круа лично в руки…»

Какая чушь…

Он с кадетского класса не писал писем дамам. Сколько всего произошло… Да и кабы не найденная в трюме серьга, разве стал бы он вообще…

Конечно же стал!..

«Моя дорогая Селин,

Отважусь ли отправить это письмо самолично, не знаю. Но передадут его тебе в руки мои доверенные лица, в коих я абсолютно уверен.

Мысли о тебе – то еще испытание. Встреча с тобой на жизненном пути сделала меня самым счастливым человеком на земле. И несчастным. Ведь теперь я понимаю, чего лишен. И возможно… навсегда.

Селин, я пал так низко, что уже никогда не смогу стать достойным тебя и того восторженного взгляда, которым ты смотрела на меня когда-то…

Больше всего скучаю по твоей улыбке. Не той, что ты надеваешь для посторонних, а той, которой ты улыбалась мне. Только для меня.

Но невзирая ни на что, смею ли просить о встрече и надеяться увидеть тебя вновь? Забавно, даже в статусе пирата не делаюсь отважнее, когда задаю этот вопрос.

Что до меня – о, поверь, я ничем не рискую! Ты не тревожься, если вдруг узнаешь, будто за мою голову назначена награда. До обидного недорого они оценили ее, доложу я тебе, но все же приходится держать ухо востро.В случае согласия, о месте, дате и времени тебя уведомят. Прекрасно сознаю, какой риск несет сия афера для твоего статуса. И сделаю все, чтобы охранить твою жизнь, честь и репутацию.

Но моя глупая надежда увидеть тебя окрыляет и будто вдыхает в мою грудь новые силы.Пойму, если ты просто сразу сожжешь это письмо и откажешься от встречи.

Твой V»

В сотый – или пятисотый? – раз перечитав письмо, он наконец успокоился, тщательно запечатал его и выбежал вон из грота.

Модернизация

Пока разведывал архипелаг, Витал обнаружил, что теперь он и его люди стали частью тех самых ненавистных «крысиных бригад». И это прозвище ой как разонравилось капитану. Впрочем, успокоил он себя тем, что возможно не до конца проникся душевностью местного сленга.

К огромной его радости, неподалеку, как и предупреждал новый знакомый, располагалась небольшая, но приличная верфь. Открыв дверь в ее контору, он снял треуголку и поздоровался с тремя направленными на него дулами.

– Если у вас нет перерыва на обед, давайте поработаем, господа, – невозмутимо начал знакомство Витал. На него уставились трое очень хмурых моряков с полосами давно заживших толстых шрамов поверх алкоголического румянца на татуированных щеках.

– Здесь список работ. Мне нужна бригада швей и дюжина плотников на четыре корыта. Плачу золотом. Сделаете к сроку – даю премию. Сделаете вполовину срока – даю двойную цену.

Об крепко сбитый настил звякнул тяжеленный мешок, который с облегчением свалил с себя Джу. Дула в нерешительности опустились.

– А, и да. Я и вот этот господин, – из-за плеча Джу сверкнул глазами Фаусто, – будем всенепременнейше присутствовать при работах.

К Виталу протянулась ладонь с огромными заусенцами.

– Э, нет. Чертежей моих вы не получите. Только со слов. По рукам, господа?

Спустя месяц беспрестанной ругани и споров с ремонтными обновленная эскадра «Крылатого Марлина» покинула верфь.

Старый рангоут был демонтирован и тотчас же продан. Новые, облегченные, мачты установлены в кратчайшие сроки, и вот – вожделенные косые паруса – те самые кливера, подсмотренные у мейлонгцев, но прошедшие доработку – наконец заняли законное место на реях. Количество парусного вооружения на судах увеличилось ровно вдвое. По расчетам в чертежах, корабли ускорились на треть, и в вечно загруженном сознании Витала стало одной задачей меньше.

Джу же без обиняков грозил толстым пальцем, дерзнувшим зарисовать схемы положения рей или хотя бы углы наклона брамселей. И отчего-то ослушаться его не отваживался никто из местных.

Страшно ругаясь на нарушения пропорций в сплавах, Витал таки вынудил отправить в переплавку имеющиеся в пиратском арсенале ядра и неплохо вооружился.

Однако он все еще не был доволен. Чего-то будто не хватало.

День клонился к закату.

Корабли сонно покачивались на залитых золотом волнах, а вечерняя синева окутывала туманом далекие горы.

«Лентяй» и «Фурия» в окружении крохотных шлюпок, словно птицы, оживляли панораму.

Больше не было ни спешки, ни опасности. Голоса переговаривающихся матросов музыкой разливались в мирном воздухе этого вечера новой, полной неизвестности, жизни.

Витал сидел на пригорке и мрачно обозревал свои владения в компании стакана и стремительно пустеющей бутылки местного портвейна.

В кои веки расслабленные мореходы занимались рутиной. Красавчик чистил арбалет. Разъяренный Фаусто проигрывал очередную партию в шашки ухмыляющемуся Джу. Запыханные юнги, очевидно, после какой-то проказы, наперебой похвалялись друг другу.

Жан с Жаком усердно гоняли кожаный мяч, поднимая такое облако пыли, которое вызывало отменную брань даже обычно вежливого толстяка Жиля.

Голова Витала шла кругом. И всю вину капитан переложил на убийственно кислый портвейн. Только дело, похоже, было не в нем…

Конечно же, он влез в долги из-за бесконечных рекламаций по переделке обновлений. За время работ мастера правда очень старались, вот только или по безалаберности, или чисто по человеческой усталости они совершали глупейшие ошибки чаще допустимого.

Денег у него не осталось, и пришлось пойти на страшное: заложить «Крылатого». Под грабительский – ожидаемо для салаги с нулевой репутацией – процент.

Ставить в известность окружение, даже рачительного квартирмейстера, Витал не стал. Избыточная эмоциональность Фаусто и так не была на руку, а с такими новостями и вовсе выбила бы беднягу из колеи. А ведь каждый человек был на счету…

С досады он так крепко ударил трубкой оземь, что та треснула. Витал потер переносицу. Очередная трата… Замечательно…

Из плюсов его незавидного положения как капитана, оставалось единственное: оставшееся от залога золото. Не шибко большое, но приемлемое, количество финансов, что продержит на плаву всю эскадру, пока они вольются в струю пиратских будней и не выйдут в плюс.

Воспоминания о человеческих потерях со злосчастного Венсанова абордажа рвали ему сердце, невзирая на внешнее спокойствие. Ноготь все скрипел по горлышку бутылки, а Витал крепко думал. Суда-то он усовершенствовал. А как можно усовершенствовать людей?

Отчаянный вопль отвлек от размышлений. Жан скакал на одной ноге, единственной рукой прижимая колено другой к груди, и истошно орал. Жак гневно молотил топором мяч, и чем веселее тот выскакивал из-под лезвия, тем отчаяннее старался близнец потерпевшего.

К ним уже спешил Маркиз и на ходу подворачивал рукава.

Витал же медленно поднялся и направился к месту трагедии. Коварная игрушка лежала в пыли с самым невинным видом.

Добротно заточенное лезвие секиры оставило на необычно выделанной чешуйчатой коже лишь светлые ссадины. Пыль забилась в неряшливые швы на мяче, которые размахрились от острия, даром что находились те глубоко. Витала осенило. Под обиженное мычание Жака он подхватил пыльную игрушку и быстрым шагом ринулся к себе. Последующие недели капитан в грот никого не пускал. Только грузчики с тюками сновали туда-сюда, да приходили счета от кожевенников. Дафна ставила еду у двери, и все никак не могла уяснить, что же делается, и подолгу вслушивалась. Иногда из-за нее доносились ужасающие запахи, иногда раздавался лязг клинков, и иногда даже выстрелы.

В грот быстрым шагом и без стука ворвался встревоженный Фаусто.

– Капитан! Нет, ты только посмотри, что творится!

Витал оторвался от стола с разложенными на нем выкройками и выглянул в окно.

Береговую линию оглашали жалобные вопли.

Из-под сапог Джу выпрыгивала галька. Сам он неторопливо брел, и толстые губы его, свернутые трубочкой, должно быть, насвистывали нечто бодрое. Добродушный настрой его выражали медлительность и живейший интерес к рисунку прибоя. Левая ручища бережно придерживала подмышкой сверток, правая же волоком тащила за рыжие волосы то и дело брыкающегося человека.

Поодаль на почтительном расстоянии следовала группа то ли зевак, то ли товарищей несчастного из пиратского контингента и тревожно переговаривалась.

Они негромко то предлагали деньги, то робко просили отпустить пленника и взывали к лучшему в человеке, что могло оказаться в Джу, но великан не обращал на них внимания.

Приблизившись к капитанскому гроту, прежде чем поздороваться, он посподручнее перехватил сверток и оправил одежду.

Едва они с вопящей ношей вошли, Фаусто с негодованием уставился на гостей.

Витал поднял голову над разложенными листами антрацитово-темных кож.

– И как это понимать?

Небольшая возня, и огромная черная лапища извлекла из-за пазухи шелестящий ком. Перед капитаном и квартирмейстером тотчас же оказались смятые чертежи истерзанного вида. И страшно довольный Джу.

Витал бережно развернул бумаги, пробежался по ним, и глаза его блеснули:

– А я все искал, где же их оставил… Уж думал, что потерял! Благодарю. Кто же твой пленник?

Рыжий умолк и вслушивался в разговор. Между тем Джу деловито сообщил:

– Маркиз просил набрать с верфи кой-чего. А там этот тип с твоими записями и попался. Вел себя больно подозрительно, ну я и присмотрелся… Ну, пошли что ли?

– Не брал! Корытом, на котором хожу, клянусь, то был не я! На кой ляд мне твои бумажки-то?!

Сиплое хныканье рыжего никакого эффекта не возымело.

Продолжая насвистывать, Джу двинулся на выход.

– Куда? – спросил Витал.

– Как куда? Таких поганцев за воровство полагается таскать под килем по ракушкам на веревке. – Джу кивнул на пленника. – И будет молодец, если не потонет. Ну и если кровью не истечет… Мы ж под присягой, пиратские там обычаи или нет – всякий закон должно соблюдать. Там уж целая делегация собралась…

– И то верно. – Витал сощурился. – Не терплю краж идей, да к тому же у своих. Буду рад привести приговор в исполнение…

Изыскания капитана окончились. И вот, знаменательный день наступил. Фаусто наконец смог выдохнуть.

На берегу горели высокие факелы. Команда флота Витала шумно отмечала обновление кораблей, с тем же энтузиазмом, как если б это была личная победа каждого. Новоиспеченные пираты торопились опробовать корабельные нововведения, так сказать, в работе.

Измождённый долгим недосыпом, с глазами, окруженными темными кругами, капитан вышел из грота, представ перед полукругом выстроившихся экипажей всей эскадры. Его привычный громоздкий бушлат уступил место зловещему черному камзолу невиданного кроя – тонкому и легкому, словно парадный китель офицера. Плечи и грудь нового облачения мерцали россыпью крохотных шипов в мягком свете огней, придавая капитану вид опасного и неприступного. Кожаные штаны по виду сделаны были так же.

Следом за капитаном появился и бледный как смерть незнакомый рыжий пират средних лет. Формально пленником он не был: ни веревок, ни колодок на нем не наблюдалось. Однако бросалось в глаза крайне стесненное положение бедняги. Он загнанно озирался, но всякий раз взгляд его натыкался на глыбу по имени Джу. Чужак был облачен в такое же странное одеяние, что и Витал, и то и дело нервно одергивал полы короткого камзола или охлопывал штанины, будто пытаясь стряхнуть с себя невидимых насекомых.

После паузы, наполненной напряжённым ожиданием, появился Джу, облачённый в такой же наряд. В руках он нёс соломенного болвана – точную копию морехода в привычном гильдийском бушлате со стальным наплечником. Этот молчаливый свидетель грядущих событий, казалось, вносил в атмосферу нотку зловещего предзнаменования.

– Друзья мои, – проговорил Витал и вытер ладонью лицо. – Наша жизнь больше никогда не будет прежней.

– Да и насрать! – крикнул кто-то из матросов.

– Благодарю за поддержку, господин Ален!

Зловещая усмешка капитана не сулила ничего хорошего. Фаусто паниковал. Сколько бы лет они с Виталом ни были знакомы, предугадать его он так и не научился. Происходило что-то несомненно нехорошее, и он мог только беспомощно наблюдать.

– А вот мне не «насрать», кретин. Теперь мы ступили на тропу войны, господа. И наши дома, наши корабли, к ней готовы. Но люди, такие же как ты, Ален, – нет. Иди-ка сюда. Не бойся, давай.

– А? – тревожно переспросил мореход средних лет, сотрудник пороховой бригады с «Золотых Песков».

– Говорю, хорошие люди важны! – оскалился Витал и вложил в его ладонь рукоять своей сабли.

Ален нервно сглотнул и оглянулся на каменные лица сослуживцев и на рыжего незнакомца, чьи колени тем временем мелко тряслись. С мольбой Фаусто заглянул в глаза Витала и едва заметно помотал головой, словно отрицая нечто страшное. Капитан лишь плотоядно ухмыльнулся. На жестоком лице плясали оранжевые отблески пламени. Моряки умолкли в благоговейном трепете и опасливо поглядывали на разворачивающееся действо.

Широким жестом капитан указал на соломенного морехода.

– Будь так добр, Ален, убей этого человека.

Матрос испуганно озирался в поисках поддержки. Фаусто ободряюще закивал. Характер Витала, да и настрой в целом, сильно изменился, и уж лучше было соглашаться, чем спорить… Команда, к его успокоению, почуяла то же:

– Ну же, доходяга! Вмажь ему! Руби грызло-то! Ты в жилу-то сердечную его этсамое-то!

Воодушевленный, он наконец зажмурился и наугад ткнул саблей в грудь бушлата. Витал закатил глаза, перехватил у него клинок и, заложив руку за спину, цепочкой элегантных ударов превратил соломенную куклу вместе с одеждой в груду лохмотьев.

Резко развернувшись, Витал схватил матроса за шиворот, всучил ему в руку саблю и прорычал:

– Я сказал – наша жизнь больше не будет прежней, Ален! Мы больше не гильдейцы. Мы отныне – пираты. На нас объявлена охота. За наши головы уже назначена награда, и день ото дня она будет лишь расти. Только мы не жертвы, и мы не станем бежать от преследователей. Мы будем принимать бой. Мы будем утверждать нашу власть по всем акваториям. Мы будем прорубать с честью путь к нашей власти до тех пор, пока наше торжество не станет абсолютным. Ибо мы не крысы, а хищники! – Короткий злой пинок отправил наплечник с куском рукава мореходского бушлата в кусты. – Но при отношении калибра «да насрать» никто не доживет до этого дня! Ясно тебе, болван?!

Насмерть перепуганный матрос мелко закивал. Витал кивнул Джу:

– С утра вывеси на бушприте «Песков» этого кретина на денек-другой. Может осознается.

– А? – Ален очень нервничал.

– Говорю, так и быть, я помилую тебя, если ты изрубишь на флаги вот этого господина. Здесь и сейчас.

Витал кивнул на рыжего, что вжал голову в плечи.

К слову, тот бочком было двинулся в тени, но тотчас взвыл: локоть его уже стискивала лапища Джу.

– Этот человек, как и все мы, присягнул вольному народу Лавразской Акватории и Пиратскому Кодексу. Но это не остановило его от нарушения данных клятв. А дав присягу, посмел посягнуть на имущество своего брата. На мое имущество. Он украл мои чертежи. Мы с вами в отличие от него, – люди чести, соблюдаем Пиратский Кодекс, и слово наше чего-то да стоит. За содеянное ему полагается килевание, и я беру на себя ответственность за приведение приговора в исполнение. С небольшой оговоркой. Ну так что, Ален, выполняй?

– Да Бездной! Нет, всеми безднами клянусь, я не брал! То был не я!

Отчаянные вопли рыжего и окончательная утрата достоинства огорчали. Фаусто сокрушенно покачал головой.

На ночном побережье стихли все звуки, кроме шипения волн да крика козодоя. Сотни факелов блестели в дрожащих от напряжения глазах.

Видимо, усердная работа ума Алена сделала свое дело, и, двумя руками вцепившись в саблю капитана, при гробовом молчании команды, бедняга бросился на безоружного чужака. Вопли его сорвались на фальцет.

Острый клинок тускло бликовал в ночном воздухе. Град ударов и уколов сыпался на вора, и тот только и мог, что закрывать руками голову.

– Давай же, Ален, иначе бушприт ждет! – подначивал капитан.

Матрос так старался, что устал. Фаусто же только скрипел зубами и сверкал глазами на Витала.

Шокированные моряки не знали, что и думать. Преступник был цел и невредим.

– Он, наверное, плохо старается, да, братцы?

Витал вырвал из дрожащих рук матроса саблю. Рыжий встал как можно устойчивее…

В бою каждый занят своим делом. Фигуры фехтования имеют свои порядки, структуру и высокую гармонию пластики тела. Особенно хорошо такое видно в учебных боях, где очередность атаки и защиты беспрекословна и выверена.

В мятущемся свете дымных факелов на ночном берегу, когда один безоружен, а другой ослепительно оскален, и сабля в твердой руке не видна в темноте, слышится только свист рассекаемого воздуха. И ахи в молчаливой толпе моряков.

И это уже не битва, а бойня.

Под бешеным натиском капитана пират перестал орать, старался повернуться спиной и тяжко дышал. Зрители же все дивились, как так одежда на нем еще не разорвана в клочья, да и сам он жив-здоров?

Наконец устал и Витал. Шокирующая жестокость так и толкала Фаусто стечь прямо на землю. И потому он подпер плечом вросшую в побережье глыбу. Жар пляшущих факелов дышал на него колючими пустынными суховеями Великого Акифа. С самого своего бегства он почти ничего и не помнил, кроме обжигающего раскаленным маслом позора, ярких кафтанов, сладости терпких масел. И десятков бесчеловечных экспериментов. Они всегда хотя бы на шаг приближали Орден Науки к величию. Но какой ценой… Вот и сейчас, как и много лет назад, из его глаз на экзекуцию смотрел заикающийся от ужаса мальчишка с противным пушком на подбородке. Но тогда он сжег дорого расшитый фамильный халат и сбежал. Сейчас же глаза его щипало, и ногти стиснутых кулаков впивались в ладони. Но внутри поднимался трепет перед созерцанием кошмарного в своей непостижимости замысла. Ведь в отличие от Родины, здесь и сейчас не было любования изысканностью садизма. Только выверенные короткие движения. Только взвешенные, словно тончайший яд, слова…

Потрясенный Фаусто потирал подбородок. Может, в юности ему и довелось повидать множество чудес со времен членства в Ордене Науки… Но увидеть подобное вдали от песков Великого Акифа он никак не ожидал…

Вцепившись в ворот измученного пирата, Витал предъявил его морякам и закричал:

– Я – ваш капитан, и я отвечаю за вас! Раньше я держал ответ перед Гильдией Мореходов, но ее больше нет! Теперь я отвечаю за ваши жизни перед вами, перед вашими женами, перед вашими семьями и близкими! Времена бушлатов кончены! Отныне моя бригада носит черный цвет свободы вместо прошлых гильдейских цветов!

Глухая сила его голоса рвалась наружу и перекрывала звуки прибоя.

– Этот бедолага только что показал, на что способны наши новые камзолы. С сего момента каждый пират бригады под флагами Венсана носит такие!

Проштрафившийся еле стоял на ногах. Витал встряхнул его и тихо проговорил:

– Больше не кради у своих. Это подло. Запомни сегодняшнюю ночь – это ночь твоего второго рождения. Наполни смыслом свою новую жизнь, как когда-то сделал это и я.

И устало толкнул его в толпу моряков.

– Извольте убедиться воочию, как хороша наша новая броня!

Команда не знала, что и думать. К горлу Фаусто подступил ком. Витал ведь мог просто убить вора, но вместо этого великодушно употребил его на пользу всем…

И да, сшитое из неведомого материала черное одеяние выглядело жутко и непривычно безобразно, но после устроенного побоища ни дыр, ни проколов, ни мелких порезов на себе не имело.

Кто-то неуверенно сказал «ура», и его подхватили утонувшие в ночи голоса.

Только Витал и Фаусто знали, на какие чудеса при правильной выделке оказались способны кожи ската и арапаймы вместе с чешуей, усиленные легкой костью и тончайшими пластинками обсидиана…

Фаусто показалось, что за несколько минут в лазарете он весь провонялся едкими мазями.

Злость на бывшего вора, который не мигая, смотрел в стену, положив голову на смуглые руки, исполосованные сине-фиолетовыми кровоподтеками, практически испарилась. Его мокрые от пота рыжие волосенки распластались на мятой подушке. Подрагивающий кулак едва сжимал простынь, и в полумраке тени от складок отчего-то казались корнями неведомого дерева. Вид у крысеныша был самым жалким…

Вроде же пройди этот тип килевание по местным законам, сейчас бы от него и вовсе мало что осталось, но точно ли стоило подвергать его такой изощренной экзекуции? Или же все правильно? Отчего тогда так тошно?

Куча мыслей роилась в голове, пока он не вошел в грот, где в тишине звучал лишь мерный звон капель и расходился мелодичным эхом.

– Витал? Ты тут?

Капитан стоял над столом, на котором был разложен кожаный камзол, и при свете колеблющихся свечей придирчиво рассматривал невидимый скол костяного шипа под наплечником снятым, с подопытного. При появлении квартирмейстера Витал даже не повернул головы.

– Знаешь, кажется я начинаю тебя бояться, капитан, – бесцветно проговорил Фаусто. – Ты же не был таким…

– Какая досада, – пробормотал Витал, разглядывая швы на просвет. – Я ожидал от тебя глубины искреннего безразличия. Так. Ну огнестрел материал точно не выдержит. Однако в ближнем бою шкура что надо, и таким образом в экипаже Дафна была последней, кто из наших получил ранение в рукопашной…

Фаусто подошел и еще раз удостоверился, что повреждений на новой экипировке и правда не оказалось.

– Ты всегда был самым башковитым из всех, кого я знаю. Но тебе не кажется, что перегибаешь палку?

Витал отошел от стола, устало рухнул в скрипучее кресло. Пальцы пробежались по стали нового мушкета. Он внимательно изучал каждую гравировку и узор на оружии. Свечи бликовали, и металл переливался таинственным блеском. В глубоких тенях мушкет, с его длинным стволом и массивным прикладом, виделся сейчас Фаусто продолжением самого Витала. Не просто оружие; символ достижений его капитана, пройденных испытаний и – новым, откровенно пугающим, вызовом.

– Башковитый, говоришь? – В усмешке Витала блеснул оскал. – Нет, правда. Будь я «башковитый», мы оказались бы здесь? Изгоями Гильдии, да в розыске… Фаусто, а теперь послушай. Ты видел этих людей? Там, на верфи. На базаре. В «Пыльном Весле», в мастерских… Можешь забыть былое гильдейское братство и братские обязательства. Мы все здесь – не друзья…

– …а конкуренты?

– Угу. Каждый – сам за себя и за собственную палубу. И Кодекс писан прежде всего для того, чтобы эти люди, – а теперь и мы, – не перегрызли друг другу глотки за грош.

Сизый дым расползался по кабинету и застывал слоистыми нитями.

– Я понял. Это побоище устроено не просто, чтобы испытать экипировку. Это спектакль, так ведь? Заявление о намерениях?..

Капитан не отвечал и лишь всматривался в темное небо в проеме потолка. Но квартирмейстер не унимался:

– И ты рассчитываешь на широкую огласку… А ведь как пить дать – его товарищи теперь по кабакам пустят слухи об увиденном.

–… Сам видишь, как у них все заведено – звериные же законы. А я вроде бы как и от присяги не отклонился, и человека не убил. Не знаю, поймут ли такой мой ход…

Фаусто кивнул.

– Ты прав. Нам придется принимать новые правила игры, Витал. – Только сейчас квартирмейстер заметил, как в мочке капитана тускло мерцала новая серьга в виде небольшой жемчужины. – Что это у тебя в ухе? Никогда не замечал за тобой склонности к таким вычурным цацкам. Вот уж теперь точно – вылитый пиратский король… или как там они называются?..

Было нечто в единственном взгляде Витала такое, что вдруг заставило Фаусто замолкнуть.

– Это память.

– О ком?

Ответа не последовало.

– Что ж. У меня есть предположение, но я избавлю тебя от дальнейших расспросов.

– Премного благодарен. А теперь, Фаусто, давай на покой, будь так добр. Завтра у нас намечается кое-что интересное…

Первый рейд

Тугой ветер свистел в ушах и обдавал запахом соли со слабыми нотками кофе.

Согласно копии накладной, что наводчик наспех передал Виталу, судно, груженное кофейным зерном, обещало неплохой навар и добычей служило легкой. То что надо для новичков. При этом – какая удача! – корабли сопровождения вооружены не были.

За наводкой последовали понимающая улыбка, панибратский хлопок по плечу и снисходительное «дело плевое, братан, втянешься».

Риски потерпеть фиаско на первой же вылазке казались ничтожными даже для команды первоходов «Крылатого Марлина».

Сердце бешено колотилось. Ничто не бывает простым, когда дело касается жизни и смерти. Но все сомнения захлебнулись в нарастающей темной ярости, рожденной из боли предательства и несправедливости, которые он пережил.

Выбора не было. Гильдия лишила его и его людей всего – чести, дома, будущего. Она едва не отняла у него жизнь. И теперь единственный путь к выживанию лежал через бездну насилия и крови. Новой реальности по злой иронии было подчинено все, чего он достиг в изобретательстве и мореходстве. То, от чего он так старательно уходил в забытье после Бравелина, снова обретало плоть и воплощалось вновь. С одной лишь разницей. Теперь мятежником и предателем считался он сам. И этом новом статусе предстояло принять первое боевое крещение.

Витал туго затянул черную ленту на собранных сзади волосах и до боли сжал мушкетон, закрепленный на поясе.

Пора.

…На торговом судне «Дельфина» прямо по курсу уже явно поняли что к чему, но белого флага не вывесили. Надеялись уйти или… готовились отражать нападение.

Строевая колонна «Крылатого Марлина» шла на всех парусах, и узел за узлом неминуемо настигала добычу. Судя по просадке по самую ватерлинию, трюмы «Дельфины» были забиты до отказа.

Витал уже знал, как «Крылатый», теперь легкий, быстрый, будет ломать линию построения то бакштагом, то оверштагом, то снова бакштагом; знал, как заиграют орудия нижнего борта «Фурии»; знал, как «Лентяй» будет идти борт-в-борт, внаглую повторять цепочки уворотов, изматывать вражеского штурмана.

Затем последует расстрел оснастки, и вот уже тогда, на сниженной маневренности, он и приступит к абордажу.

Казалось, бы он все просчитал, но отчего-то во рту пересохло.

– Абордажные крюки приготовить!

– Да, капитан!

Вокруг тяжело забегали и загромыхали. Самбуки, затейливые лестницы для преодоления абордажных сетей, уже подпирали борта каждого из четырех кораблей, готовые взмыть с палуб в сторону противника.

Парочка юнг была тут как тут. И каждое их телодвижение выражало вящий энтузиазм.

Особенно когда согнутая в три погибели Дафна пыталась приподнять над палубой тяжеленный крюк.

– Даже не думайте! – Виталу было решительно некогда вступать в разъяснительные беседы.

– А чо нет-то?!..

– Вы оба! Оставаться на палубе «Крылатого»! Прикрываете с борта! Я кому сказал?!

Возразить они не посмели – дисциплину теперь нарушать не решался никто – но нытье и переругивания все же стихли в плохо скрытом недовольстве.

Отчаянный вопль Лукаса, громкий стук стали по древесине, виноватая рожица Дафны – и капитан закатил глаза. Это действительно ему не мерещится, и Мармышка только что уронила абордажный крюк товарищу на ногу? Он со вздохом проводил взглядом хромающего и стонущего Лукаса, которого с виноватым видом вела под плечо Дафна.

Скверный знак. Бой еще не начат, а уже есть пострадавшие…

С широко расставленными на поручне руками Витал хмурил брови и вглядывался то в рябое небо, то в белеющий кильватер перед ним.

Глаза болели от напряжения, и странная, незнакомая, глухая злоба поднималась, готовая вот-вот переполнить до краев.

Повинуясь чести мундира, он оставил право сдать судно без боя. Да только вражеский капитан, видать, решил полагать себя бессмертным.

Что же, выбор сделан.

В последний раз Витал поднял глаза на черный флаг с белыми саблями в виде буквы «V» у себя над головой и облизнул пересохший рот.

– Расчехляй!

И все невысказанные вопросы и сомнения растворились в пороховой завесе.

Витал не помнил, как оказался в самой гуще.

Холодная злоба. Обжигающий ноздри порох. Медный привкус во рту. Снова лицом к лицу с самыми отвратительными кошмарами со времен Бравелина.

Мир сузился до проблесков – звон клинков, мокрое чавканье ударов, вспышки пистолетов и мутные лучи солнца в зияющих дырах парусов…

Мушкетон в его руках стрелял словно сам по себе. Сабля разила, пробивая плоть. Разум холодно отмечал позиции своих людей, считал заряды, выбирал цели.

Звуки доходили словно издалека – приглушённые и ломаные. Лязг стали. Хрип умирающих. Треск деревянной щепы под сапогами.

…и проклятые гербы на туско бликующих латах Лиги Доблести. Наемники, в полной боевой готовности появились по чьей-то команде невесть откуда прямо тогда, когда, казалось бы все уже было решено и верхняя палуба «Дельфины» уже была почти зачищена.

Воодушевленные сработавшей ловушкой оставшиеся бывшие согильдийцы с корабля противника вопили от злорадства и с оскаленными лицами тоже неслись в бой.

Знал ли наводчик об армейцах на борту? Наверняка.

– Назад! – крикнул Витал и махнул своим в расчете, что марсовые стрелки успеют проредить эту разношерстную толпу, почти единовременно выскочившую на палубу. Рукопашная против бронированных вояк с булавами, пиками и одноручными мечами – заведомо проигрышный ход.

Раздались залпы. А следом – и череда взрывов.

– Сзади!

Тело среагировало раньше рассудка – он увернулся, не понимая от чего, и только потом обернулся.

Мир на мгновение застыл. Булава величиной с корабельную бочку зависла в воздухе, готовясь обрушиться. Витал видел каждую шипастую грань, каждую каплю крови на её поверхности.

Затем время вновь потекло сквозь разорванную ткань восприятия. Новый взрыв на корме швырнул палубу вверх, будто сам Кракен изогнул хребет под судном.

Тишина обрушилась внезапно – не мертвая, но полная высокого звона, что наполнил череп до краёв.

Пыль и крошево палубных досок залепили глаза. Ушибленная рука, что верно служила в десятке боёв, предала его, выронив оружие. Лёгкие сжались, отказываясь принимать воздух, словно бы Витал нырнул в глубину без подготовки.

Сквозь дым он видел как здоровяк в пудовой броне и шлеме с опущенным забралом играючи орудовал многофунтовой армейской приблудой, как дитя – ромашкой. Невозможно быстрый и проворный для законов физики, этот тяжеловес буквально прорубал себе путь сквозь противников, дробя их кости, осыпая все вокруг дождём палубной щепы и ошметками неприбранного груза.

Мог ли он просчитать подобное? Как его жалкие планы и наработки способны противостоять подобной силе и мощи?

Отчаяние, грозящее захватить его разум уступило волне гнева.

Предательство. Снова предательство!

Витал сжал зубы, на которых хрустнул то ли песок, то ли порох вперемешку с металлическим вкусом крови и рывком заставил себя подняться.

Он кричал и чувствовал, как напрягается горло, как срываются с губ приказы. Но слышал лишь отдаленный гул, будто из раковин, отнесенных к ушам. Лишь постепенно звуки стали возвращаться – сперва грохот фальконетов, затем хруст пробиваемой брони, крики раненых, и наконец, его собственный голос, хрипло командующий отступать и занять укрытия.

На лицах своей команды он видел лишь отчаянную боевую ярость впополам со страхом.

Картечь фальконетов дырявила тяжёлую броню здоровяка, превращая ее в багровое решето. Но гигант не замедлялся, продолжая теснить людей Витала назад к трапам. Каждый его удар разбрасывал пиратов, словно щепки.

Казалось, что прошла вечность, когда наконец его замах замедлился и детина рухнул – сперва на колени, а затем и навзничь. Под ним стремительно расползалась темно-красная лужа.

Секира Джу вошла в лежащую тушу по самую рукоять, и та едва дрогнула и обмякла окончательно.

Витал отбросил с глаз взмокшие волосы и вытер пот со лба рукавом. Залпы с бортов почти смолкли и подоспевшая подмога добивала и сбрасывала за борт остатки противника. Пошатываясь и пытаясь выровнять дыхание, капитан подошел к трупу громадного армейца и пинком сапога откинул его забрало.

– Что за… – слова замерли на его губах.

Место, где полагалось быть солдатскому лицу, вздувалось подобием волдырей. Налитые кровью белки глаз, вылезших из орбит, чернели расширенными зрачками. Неестественно бугристая мускулатура на шее распирала кольчугу на вороте.

Сеть крупных вен проступала сквозь рыхлую кожу даже там, где сосудов и вовсе быть не должно.

Новоиспеченные пираты сгрудились над телом и суеверно переговаривались: «что за чудище-та», «а он точно человек?», «ой не к добру это»…

– Он-ни все-таки дов-вели ее до ума… Однак-ко – однак-ко… – хмыкнул непонятно откуда появившийся Маркиз и уважительно поцокал языком. Он быстро раздал указания по раненным и склонился над поверженным детиной.

По его указанию, покойника с большим трудом перевернули и старик, словно стервятник, тут же уселся великану на грудь и стал вовсю орудовать у того во рту, осматривая покрытый волдырями язык.

– Никогда не слыш-шали о «багр-ряной пыл-ли» что ли?!.. Н-н-невежд-ды…

– Что еще за пыль такая? – поинтересовался Фаусто, который все еще не мог перевести дыхание

– Каж-ждый уваж-жающий себя алхим-мик знает, как опас-сны результаты поисков бессмер-ртия, которые свер-рнули не т-туда… – синие глаза Маркиза досадливо сверкнули. – Обыщите все и если найдете, выкиньте за борт. А луч-чше, капитан, пустите все суд-дно на дно. Пр-росто на с-слово повер-рьте…

Маркиз еще никогда не был таким серьезным.

– Так и поступим. –  Витал кивнул и устало сплюнул кровавую слюну. – Но прежде займемся нашими ранеными и загрузим все ценное. Если оно вообще тут есть…

Рука едва вернула свою чувствительность. Все тело ныло и болело, а нутро горело яростью и досадой.

Эта наводка явно был дана не для возможности наживы. А скорее, чтобы проредить ряды его людей.

– Тут полный трюм оружия. Все приблуды ваши: мушкеты, аркебузы и даже арбалеты новой модели явно с Малого Орфея!– проскрежетал Красавчик совсем рядом,  – а в трюме полно рабов… Отощали – как скелеты ходячие, желающих их купить поди вообще не найти…

Лига Доблести, оружие самого Закона, защитники порядка, честь и гордость сухопутных крыс – везут рабов…

И тут же ему почудилось, что из трюмной решетки доносится тот самый, до скрежета зубовного знакомый, запах унижения и обреченности.

– Оружие – грузим на борт. Но послушайте меня внимательно все! – Витал через боль взмахнул руками, привлекая внимание всех на палубе. – Это не живой товар в трюмах! Не трофей! Это люди! Запомните это! Даже если мы ходим под чёрными флагами, мы не опустимся до работорговцев! Джу, проследи, чтобы с них сняли колодки и распределили по армаде!

Здоровяк кивнул, поняв приказ.

– Капитан, я всё понимаю, но если не трофей – то обуза, лишние рты… – тихо сказал Красавчик, подойдя ближе. – Явно больны и смердят до того скверно… Может, ну их? Что они оказались здесь, не наша вина…

Глаза Витала сузились. Команда затихла, явно ожидая за реакцией капитана.

– Я когда-то плыл в таком же грязном, вонючем трюме. – Его тон не оставлял места для возражений. – И они – не твоя забота, Красавчик. Я придумаю, как мы с ними поступим. И больше ты не обсуждаешь мои приказы! Если ты пошёл за мной, то я жду беспрекословного подчинения!

– Так точно, – угрюмо ответил боцман и примирительно поднял ладони. – Ты сейчас просто вылитый Венсан, каким я его знал по Гильдии. Храни тебя Альбатрос.

Имя старого друга резануло слух. Капитан окинул взглядом поле боя: обломки мачт и вздыбленную досками палубу, залитую кровью и заваленную трупами бывших собратьев и чужаков, закованных в толстую, но все же бесполезную сталь.

Сернистый запах пороха, нагретого металла и тяжелый дух сырого мяса спаялись в единый флер самой смерти.

Таков отныне аромат их новой свободы. Боевое крещение с горьким привкусом вины, боли и злости. Столько потраченных лет на изучение кораблестроения, инженерии, астрономии ради созидания, а не разрушения…

Как долго все эти познания способны удержать его самого и его людей от превращения в одичалых зверей, знающих только кровь и наживу?

– Маркиз, что с ранеными? – спросил Витал, возвращаясь к насущным проблемам.

Зловещий лекарь мрачно покачал головой.

В этом жесте проявилось будущее, ожидающее их всех. Но он был капитаном – и не мог позволить себе сомнений. От его решений теперь как никогда зависели жизни людей, доверившихся ему. И он не собирался их подводить. Даже если путь вёл во тьму.

С полными трюмами флотилия «Крылатого Марлина» пришвартовалась на Паршивой Чайке – самом населенном острове пиратского архипелага.

Форт Правосудия, подобно почерневшему клыку, высился на скалистом берегу. Некогда добротное укрепление, возведенное еще первыми поселенцами, оно давно утратило первоначальный военный лоск, но обрело особую, зловещую красоту – красоту, свойственную местам, где вершатся судьбы и проливается кровь.

Массивные стены из серого камня, изъеденные солью и временем, покрывала сеть трещин, заделанных смолой и напоминали плохо зажившие черные шрамы на теле старого воина. Два этажа, возвышавшиеся над узкими проулками поселения с их коптящими факелами, венчала черепичная крыша, местами поросшая лишайником цвета застарелой крови. На флагштоке лениво колыхалось черное полотнище – знак того, что идет арбитраж и вход посторонним воспрещен.

Вид этого флага вызвал в Витале еще большую злость. С каждым шагом гнев его разливался по жилам стылой силой, жаждущей крови.  В сжатом кулаке белел смятый свиток накладных.

За ним неторопливо брел Джу с большим, накрепко заколоченным ящиком на плече.

Наводчик был либо подлецом, либо, что менее вероятно, – болваном. Но так или иначе, он заслуживал эшафота. И смерть паршивца – самая мизерная плата за гибель ребят флотилии Витала.

Для себя он уже все решил, и обратного пути нет.

Интриги и подлости были знакомы ему еще по слухам о карьерных лестницах в Гильдии. И было бы странным полагать, что здесь, среди бандитов всех мастей, неприязнь к конкурентам не цвела еще пышнее.

Он – бывший офицер —должен стать частью кровожадного морского отребья, где признают только силу, власть и авторитет. А также беспредельную, зверскую жестокость.

И самое чудовищное, что эта его темная сторона покинула темные закоулки его души и начала щериться в нем, словно пробудившийся звериный инстинкт. А могло ли быть иначе, когда ты и твои люди загнаны в тиски? Повесят на рее за пиратство или подставят и убьют свои же? Выбор, который он не станет делать, даже если потеряет человеческий облик.

Тяжелые дубовые двери, окованные почерневшей от времени бронзой, хранили на себе следы бесчисленных схваток – зарубки от клинков, выщерблины от пуль, пятна, подозрительно напоминающие кровь. Здесь же, с угла, прямо на старых ящиках сидели изрядно поддатые пираты и тревожно вслушивались в звуки за плотно запертыми ставнями над головами.

– Эй, капитан, – окликнул Джу, – давай успокаивайся.

Перед носом Витала возникло откупоренное горлышко настолько ядреного пойла, что от одного запаха защипало в глазах.

– Я?! А я спокоен, – капитан сделал большой глоток и с силой швырнул бутылку оземь, после чего изо всех сил забарабанил в закрытые двери, да так, что казалось, его кулак проделает в ней дыру.

– Вижу, ага, – криво усмехнулся Джу. –  Полный штиль, ни дать, ни взять…

Бритоголовый бугай-стражник с лицом, покрытым оспинами, открыл дверь, и держась за саблю в ножнах, недобро пробасил :

–– Ты тут что ли самый борзый, салага?! Форт закрыт для всякой швали. Арбитраж нынче между своими.

Витал смерил стражника ледяным взглядом.

– Дело безотлагательное! Битая наводка. Я требую арбитраж! Немедленно!

– И кто ты есть?

– Капитан «Крылатого Марлина».

– Кто-о-о?

Витал потер переносицу.

– Спокойно, капитан, – послышался сзади тихий голос Джу.

– Отойди, – процедил Витал настолько тихо, что стражник наклонился, силясь расслышать.

– Чего булькаешь, салага? Говорю же, проваливай, пока… – верзила не договорил и рухнул со сбитой набок челюстью.

Коротко свистнул втянутый сквозь зубы воздух, и Витал встряхнул кулак. Боль отрезвила его на миг – мысленно он отметил, что нужно бить основанием ладони, не костяшками. Офицерская выучка, чтоб её…

– Что ж… – флегматично хмыкнул Джу на осевшее тело. Капитан пожал плечами, перешагнул через охранника и ударил сапогом в дверь. Та распахнулась и обдала дымом трубок, запахом смолы вперемешку с сивушным духом.

Главный зал, просторный и сумрачный, освещался десятками свечей и масляных ламп, развешанных по стенам и свисающих с потолка на проржавевших цепях. Их неверный свет плясал на лицах собравшихся, превращая привычные черты в зловещие маски.

По периметру тянулись грубые деревянные скамьи, изрезанные ножами, испещренные инициалами и краткими проклятиями. На стенах висели трофеи – абордажные крючья, флаги захваченных судов, диковинное оружие из далеких земель. В особых нишах, словно алтари, стояли бочонки с ромом.

Второй этаж опоясывала галерея с резными перилами, почерневшими от времени и бесчисленных прикосновений. И в центре ее, прямо напротив входа, возвышался массивный стол арбитра – грубо сколоченный, но внушающий почтение.

Зал гудел. Ругань и звон монет слилась в странную какофонию. Судя по обрывкам криков и по нарастающей злобе, шли дебаты, предваряющие старый добрый бунт, что рвет напополам правду, когда-то одну на всех.

– Приветствуем вас, господа! – громко произнес Витал. – Я ищу того пса, что продал мне ложную наводку, и требую арбитража!

Капитан медленно прошел вперед, к центру зала, где возвышался деревянный помост. Под сапогами в наступившей тишине заскрипели старые доски, покрытые мозаикой пятен – от пролитого вина до засохшей крови.

Десятки глаз, мутных от пойла, уставились на вошедших. К крою черных камзолов его экипажей, похоже, привыкнуть на островах еще не успели. Витал сразу приметил, что эта неряшливая разномастная компания – не меньше двухсот человек  – неспроста битком набилась в холле форта и явно разделилась на два лагеря. И те, и другие, стояли, готовые броситься друг на друга и разорвать в клочья.

Несмотря на примирительно поднятые руки Джу, тут же лязгнули клинки и выставились дула мушкетов со всех сторон.

– Капитан флотилии «Крылатого Марлина», – представился Витал, коснувшись треуголки. – Хожу под флагом Венсана. И пока вы тут не перестреляли друг друга, деля наверняка небогатый куш, я предлагаю вступить под мое начало для по-настоящему серьезных дел.

–– Да кем ты себя возомнил, сопляк?! – прохрипел один из увешанных пистолетами бородачей, – Венсан – давно покойник! Это всем известно! Повесил его флаги и ждешь, что мы будем тебе в рот заглядывать?!

Кто-то заржал, и за ним последовали остальные.

Челюсть Витала скрипнула от сжатых зубов. Да, смерть друга он наблюдал самолично, но то что его имя так быстро списали со счетов, ранило больнее картечи.

–– Пришел жаловаться, – не унимался хриплый и оглядывался на остальных. –  Подставили, видите ли, бедняжку… Тьфу!

Витал скрестил руки на груди и, стараясь соблюдать внешнюю невозмутимость,  ждал, когда стихнет смех. Хладнокровие с каждым мгновением утекало, словно песок, уступая закипающей ярости. Лица пиратов вокруг начинали казаться размытыми алыми масками. Он медленно выдохнул и произнес.

– Да! Я за а справедливость! За своих людей перегрызу глотку любому!  Я потерял пятерых ребят и трое сейчас в лазарете из-за этой гниды – наводчика. – Капитан остановил поднимающийся было гвалт жестом, – Но даже подстроенная засада не помешала моей флотилии дать бой армейцам Лиге Доблести и присвоить весь их груз. И это – только начало! У меня большие планы на развитие флота и контроль всей Лавразской акватории.

– Брешешь же! Хороши твои байки, да только сгодятся разве что девкам в борделе! А мы – люди серьезные…

Рука капитана сама нащупала рукоять пистолета.

– Забыл сказать. Я никогда не вру…

Большой палец с металлическим щелчком взвел курок еще до того, как разум Витала осознал это движение. Грохот выстрела – и хриплый бородач рухнул. Запах пороха и крови наполнил ноздри, а дым защипал глаза.

Джу явно смекнул, что к чему, и швырнул под ноги оторопевшей толпе содержимое ящика. Оно покатилось, звеня о грязный пол и заставляя присутствующих попятится. В раскрытом забрале начищенного шлема с гербом Лиги Доблести таращилась посиневшая голова чудовища с «Дельфины».

– А еще я не люблю повторять дважды, – продолжил Витал в повисшей тишине, –  Итак, я набираю людей. Толковых. Боевые плачу золотом. Предоставлю оружие и экипировку. Ходить будем на моденизованных кораблях, артиллерия и скорость которых не имеет равных.

Каждый удар сердца отдавался в висках барабанной дробью, но Витал был готов уже ко всему.

– Спокойно, барышни, эти господа мне известны, – раздался вдруг чей-то развязный голос. – Недавно откинулись с малоорфейского трибунала. Из приличных. Деньги у них точно водятся. Да и ребята не промах – увели эскадру из верденского порта прямо из-под носа у гильдейских. Вдова за них ручается. Выдыхайте.

Говорил тот самый светловолосый пират, чье изрезанное лицо так потрясло Витала в подпольном арсенале еще в Вердене. Иронически поклонившись, головорез опустил боек кичливо украшенного филигранью мушкета и заткнул его за богато расшитый кушак.

–– Леон. Квартирмейстер и, как говорят, неплохой штурман.

Пират протянул руку для рукопожатия. Из-за толстых рубцов на скулах улыбка его выглядела вынужденной, но живой взгляд холодных голубых глаз горел искренней готовностью.

– Мое почтение, Леон. – кивнул Витал. – Это задаток.

В грудь новому квартирмейстеру тотчас же ткнулся кошелек. Пират подхватил его и цапнул наугад монету, попробовав на зуб. На покрытом шрамами лице промелькнула смесь удивления и одобрения.

– Давайте же, господа, смелее! – пробасил Джу, подкидывая в руке очередной кошель. И из толпы к нему один за одним начали подходить кандидаты, называя свои имена и должности.

Витал наконец заткнул рукоять пистолета за пояс. Найти общий язык с этими одичавшими некогда собратьями оказалось действительно просто. Недоверчивый и воинственный их вид сразу сменился блеском и энтузиазмом в глазах.

– Капитан, так как звать-то тебя? – вдруг спросил Леон, и его вопрос привлек внимание всех присутствующих.

– Зови Венсаном, раз под его флагами ходим, – сказал Витал и почувствовал, как имя это обволакивает подобно плащу – новому, ещё непривычному, но уже словно созданному для его плеч. Венсан. Не офицер Гильдии, не капитан первого ранга. Венсан – вольный пират, чье слово – закон для его последователей.

Дочь Да-Гуа

Кроны высоких деревьев качались, пропуская послеобеденное солнце, отчего свет играл на земле причудливыми пятнами и периодически заставлял щуриться Селин и ее спутников.

Лошади не привыкли к сырой влаге лесного ковра. Уставшие от часового галопа после неприметного поворота с дороги, они уже грузно ступали увязшими копытами по мягкой траве и прелым листьям, перешагивая тут и там торчащие массивные корни деревьев.

Душистый воздух полнился пением птиц и шелестом листвы. Казалось, так и слышался аромат первобытной древности этих мест, нетронутых цивилизацией.

Информатор викария Доминго – капризная и непредсказуемая островитянка Фия из числа приближенных самого Верховного Вождя – похоже, сделала все, чтобы в очередной раз набить себе цену.

Уговоры, щедрые дары, гарантии расторопного Доминго всякий раз как будто приближали встречу с Фией, но в самый последний момент стабильно отменялись без объяснения причин. Селин была готова пойти на все, лишь бы на этот раз долгожданные переговоры состоялись. Обрывочные слухи и многочисленные безрезультатные расследования привели только к одному выводу: единственный, кто хоть как-то мог повлиять на несговорчивых аборигенов, был некто Верховный Вождь Эхекатль. Фия же выступала одинокой связующей с ним нитью, которую и поспешила ухватить де Круа.

Ведь от прекращения нападений на порты зависели не просто политика, а фактическое выживание Новой Вердены. Изучив все противоречивые донесения, невнятные нюансы партнерских договоров и многочисленные доверенности, Селин снабдила Антуана четкими инструкциями, приправленными последними запасами привезенного с материка вина, и доверила очередные не слишком важные переговоры с акифскими представителями. Самой же ей за пределами золоченых стен гостиных предстояло распутывать клубок островных взаимоотношений с аборигенами.

Что и радовало, и пугало одновременно…

– Не, ну мы зашли в очевидный тупик… Кто-нибудь уже удосужился свериться с картой? – послышался раздраженный голос Марсия. Далее ожидаемо последовали рассуждения об умственных способностях лавразцев.

Шестеро гвардейцев сопровождения в полном боевом облачении разом остановились по знаку Брута. Командор уткнулся в потрепанную карту.

– Спокойно. Мы на верном пути. Видать, карта неправильная. Готов поклясться, тут была дорога вперед… Но ее… теперь тут нет?..

Застигнутые стеной непроходимых зарослей путники заозирались.

– Тпррру! Стоять! – Марсий, едва не свалившись со скакуна, тяжело спрыгнул на землю. Как бы ни был хорош в море, капитан, застигнутый врасплох в седле подобием морской болезни, внезапно оказался совершенно не приспособлен к верховой езде. То, как он старался скрыть свою неожиданную уязвимость, выглядело весьма презабавно. Селин не удалось сдержать улыбку.

Североморец невозмутимо принялся расхаживать по поляне и деловито осматриваться. Впрочем, познания в навигации вряд ли способствовали ориентации в буйстве непролазной зелени.

В окружении подчиненных Брут тем временем вертел карту и ругался вполголоса. Де Круа спешилась, стряхнула приставшие к подолу листики и парочку ярких жуков с синего бархата своей амазонки. В платье для верховой езды было жарко, но оставалось надеяться, что богатая золотая вышивка сможет донести до коренного населения острова высокий статус переговорщицы и всю серьезность ее намерений.

То и дело увязая полусапожками во влажном мхе, Селин направилась к гвардейцам.

Мозолистый палец Брута упрямо тыкал в наиболее непригодное для ориентации на местности пятно на карте, и единственное, что удавалось понять – путь лежал на восток. Вот только где находился этот самый восток в такой непролазной чаще?

– Затея нехорошая, Птичка. Предлагаю вернуться сюда сразу после того, как мои ребята тут все разведают. Сейчас слишком опасно. Кто их знает, этих дикарей…

Де Круа всплеснула руками:

– Промедление – вот что поистине опасно сейчас, Брут! Я добивалась этой встречи едва ли не с самого нашего прибытия – уже три месяца! Тебе ли не знать, что аборигены продолжают атаковать порт, и на днях они чуть не сожгли один из складов с продовольствием… Что они сделают завтра?! Мы не можем больше ждать!

– Согласен. Это должно закончиться! И как можно скорее, – Марсий заставил гвардейцев расступиться, осмотрел карту и, презрительно поморщившись, надменно щелкнул крышкой компаса. – Нам туда!

Все посмотрели в направлении, что указал механический палец его руки.

Аккурат в зловещую темноту чащи густого леса.

– Да ты шутишь, моряк?! А если это ловушка?! Посмотри, там же верхом не пройти! Мы не можем бросить лошадей!..

– А я не понял, зачем тогда здесь столько твоих бронированных армейцев? Чай, оружие у них не для красоты же… – Марсий взвалил за спину мешок с провиантом и с новыми силами зашагал вперед. Выскочившие из протеза клинки бодро захрустели свисающими на его пути лианами и косматыми ветвями.

На вопросительный взгляд Брута Селин безапелляционно кивнула на морехода и, подобрав юбки, поспешила за ним. Кто бы мог подумать: бунтарство Марсия в кои-то веки оказалось очень кстати. Она обернулась на нестройный лязг брони и мечей за собой и нервно вздохнула. Следующие за ними гвардейцы выглядели предельно неуместно и неуклюже на фоне буйства дикой природы вокруг.

Почти как и ее расшитая золотом амазонка.

Перед ними неохотно расступалась густая чаща.

Словно живая, она хлестала по щекам ветвями, хватала кореньями за голенища сапог, и приходилось то и дело увязать в не в меру пушистом ярко-зеленом мхе.

Над головой щебетали и ухали неизвестные птицы, из-под ног взлетали стайки невиданных насекомых наподобие стрекоз. Пахло прелой листвой и той самой свежестью, что питает тайную жизнь дикой красоты леса.

Когда объятья непролазных джунглей внезапно разомкнулись, у самых ног им открылся скалистый берег бурлящей и оттого пенной горной реки. И перед ними, строением из другого мира и самого времени, поскрипывал канатный мост. Оплетенный лианами и поросший вьющимися ветвями, он выступал продолжением окружающей дикости. Оставалось лишь гадать, сколько ливней и порывов ветра довелось ему выдержать и когда в последний раз по нему кто-либо проходил.

Брут снял шлем и провел рукой по лицу:

– Надо искать другой путь.

– Насколько мы вообще можем доверять информатору? И этому вашему викарию? – Марсий скептически осмотрел скрипучую хлипкую конструкцию и озадаченно потер лоб.

– Достаточно того, что ему доверяю я. Возможно, при назначении места встречи она не учла, что переговорщик явится в сопровождении целой кавалькады закованных в доспехи и вооруженных до зубов солдат, – с легкой укоризной де Круа взглянула на Брута. – Мы слегка перестарались. Наша процессия выглядит враждебно. Или даже не слегка. Напомню, на встречу приглашена я одна…

Брут замотал головой и категорично махнул рукой.

– Даже не думай! Одну я тебя не отпущу! Это ж дикари!..

– Хорошо. Пойдем вместе. Но пусть господа гвардейцы подождут нас здесь, – предложила Селин и вынула из-за пояса сверток, исписанный практически неразборчивыми каракулями. – В послании от Фии сказано, что некоторые тропы на Да-Гуа признают лишь тех, в чьих жилах течет местная кровь? Может речь именно про мост? Я не знаю, почему, но будто чувствую, что нужно идти туда…

– Ерунда какая-то, – фыркнул Брут. – Как мост или дорога может кого-то "признавать"? Даже не спорь. Исключено! Мы найдем другой путь.

Он снова развернул карту. Потянулись утомительные минуты, которые казались вечностью. Судя по ворчанию и спорам, найти обходную дорогу никак не удавалось. Селин посмотрела на мост, решительно надвинула шляпу и, улучив момент, быстро взбежала на доски. Стараясь не смотреть вниз.

– Птичка, стой!

Вот еще. До цели – всего пара десятков шагов. Если уж все эти мужчины настолько нерешительны, то…

– Да чтоб тебя!.. – прохрипел голос сзади.

Резкий порыв ветра швырнул в сторону, и от неожиданности она изо всех сил вцепилась в осклизлый канат-поручень. Ненадежная опора под ногами заскользила и будто ушла из-под ног. Грохочущая горная река с ошеломительными порогами и острыми камнями словно оказалась у самого лица. Голова нещадно кружилась. Но де Круа все ступала по зыбким дощечкам и упрямо перебирала руками канат, приближаясь к спасительному берегу. Сорвавшимся с цепи зверем ветер трепал юбки, поля шляпы и прическу. Ноги и руки дрожали от напряжения. Ужасный мост был явно неисправен и все норовил сильно крениться на один бок.

– Замри! Я сейчас! – перекрикивая шум, закричал позади Брут. – Осторожно… Двигайся назад!

Силы Селин были на исходе.

– Нельзя…

От нового порыва ветра дощечки под ногами жалобно скрипнули, но вдруг крен выровнялся. Красный от натуги Брут обеими руками вцепился в истрепанные поручни, и железный сапог его всем весом вернул баланс.

Конструкция угрожающе затрещала и застонала, будто прогибаясь. Селин было сделала шаг в обратном направлении.

– Нет! Ты почти дошла! Беги вперед! – донесся через шум горной реки хриплый крик.

То ли сработал с детства воспитанный Брутом инстинкт, то ли привычка подчиняться авторитету в форс-мажоре, но она слепо последовала указанию и рванула к спасительному берегу по оставшейся части моста, путаясь в юбках и отчаянно хватаясь за истрепанные канаты. Едва Селин перескочила на каменистую кромку, колени тут же подкосились, и она рухнула на землю.

Мгновение спустя раздался грохот.

Де Круа с ужасом обернулась. На противоположном берегу гвардейцы сгрудились у края и смотрели куда то вниз. Брута и Марсия среди них не было. Как не было и того, что секунды назад являлось мостом.

– О нет!

Казалось, прошла вечность прежде чем она смогла побороть парализовавшее ее отчаяние и наконец подползти к остаткам конструкции моста у скалистого края.

Глаза застилала пелена слез, но даже через нее Селин вдруг увидела как один из натянутых канатов подрагивает.

Словно это могло что-то изменить, она кинулась к нему и вцепилась мертвой хваткой, и путаясь в словах, забормотала все известные ей молитвы Всеведущему…

Все что открывалось ее обзору какое-то время – лишь катант, бьющийся о край поросшего травой выступа в скале. И лишь немыслимо долгие минуты спустя на выступ этот поднялся Марсий, который поправил заплечный мешок и, перебирая руками, зашагал практически по отвесному берегу вверх, словно проделывал подобный трюк ежедневно.

Но самым радостным для Селин стала звучная перебранка, что несмотря на шум горной реки доносилась снизу. И в ней отчетливо слышалась возмущенная брань главы личной гвардии фамилии де Сюлли. Наконец она увидела самого Брута, что тяжело продвигался следом, неловко цепляясь за все тот же канат, обвитый лианами.

Живы!

– Командора малость… приложило… об скалу… – пропыхтел североморец и взобрался наверх. Вид он имел самый невозмутимый, и только лоб его блестел от пота. Так и не переводя дыхания, Марсий отошел от края, крепко уперся ногами в землю, согнул колени и потянул за канат, наматывая его на механический кулак. – Уверяю, самую малость! Сущие пустяки же… Одним шрамом на лице больше… Ему не привыкать…

Канат скрипел и подавался медленно. Невзирая на едкие, но монотонные колкости, руки Марсия тряслись от напряжения. Сапоги его внезапно заскользили, и североморца протащило ближе к обрыву. Селин бросилась к капитану, обхватила сзади и со всей силы уперлась в землю ногами. Как если бы ее вес смог чем-то помочь в подъеме закованного в тяжеленную сталь гвардейца.

– Ах, оставьте нежности, миледи… для другого раза, – прохрипел Марсий и, уперев ногу в торчащий из земли корень, наконец остановил их движение по скользкому граниту.

Селин задохнулась от смеси напряжения и негодования. Будь ее руки свободны. она бы даже стукнула нахала в широкую спину.

– Какой еще другой раз?! И не мечтайте!..

Рука в латной перчатке грохнула о край скалистого обрыва, и Марсий сильнее налег на канат.

– Ой, и без тебя бы поднялся! – На скуле главы гвардии красовался широкий красный кровоподтек. – Возомнишь себе там поди еще…

– Расскажи кому другому… – Марсий обессиленно уперся в собственные колени и пытался восстановить дыхание. – Жестянки ваши… армейские… пять-шесть дюжин фунтов… поди будут… А уж с твоей-то ловкостью…

– Да кто бы говорил-то, э!.. Ты б… для начала… в седле… в седле держаться выучился… чтобы по-людски… – прокряхтел Брут, перевалился за спасительную кромку и с лязгом громыхнул оземь.

Одобрительный свист младшего гвардейского состава по ту сторону оказался куда как громче зловещего грохота злосчастной горной реки.

Передвигаться в таких густых сумерках, да по дебрям, где стайки противных светлячков так и норовят запутаться в бороде и волосах, затеей было отвратительной, неразумной и совершенно лишенной всякого смысла. Впрочем, как бессмысленными были споры о том, действительно ли мост кого-то “не признал” или просто прогнившая от сырости конструкция не выдержала веса нескольких человек одновременно.

Шорохи за деревьями только нагоняли нервозности.

И небо над их головами, как назло, почти полностью было скрыто кронами деревьев. Так что на ориентацию хотя бы по звездам рассчитывать не приходилось. Еще час, и видимость станет нулевая. И тонкая тропа в чаще, наверняка полной голодных зверей или дикарей станет смертельной ловушкой.

Поход был изматывающим даже для него: ноги гудели от усталости, плечи и здоровая рука ныли. И угораздило же заблудиться!… Отправляться в путь без нормальной карты… Чертов остров! Чертовы лавразцы! Чертовы дикари! Был бы сейчас «Кот» на плаву, стал бы он заниматься эдакой ерундой!…

Марсий покосился на виконтессу. Грязный подол, приставшие ветки с листьями, косые пятна разодранных юбок и растрепанная прическа. Но при этом – как всегда приподнятый подбородок в сочетании с неизменно расправленными плечами.

Пойманный взгляд и то, как она его поспешно отвела, вызвали у Марсия усмешку, но внезапно на душе стало чуть светлее. Что ж. Значит, все-таки кошки-мышки, а, миледи?..

– Так что именно мы ищем? – спросил он, вглядываясь в сумерки впереди.

– На месте встречи должно быть озеро и статуя.

И после этих слов виконтессы ощущение, что они явно заблудились лишь усугубилось.

– Слушай, мореход, а ты уверен, что твоя рука тебе полностью подконтрольна? – вдруг спросил Брут, похоже явно для того, чтобы разрядить тревожную обстановку. – Ну, скажем, решишь поправить свою гриву и – чик – срежешь себе ненароком скальп?..

Марсий хмыкнул и пнул ветку в сторону прочь со своего пути.

– А иногда срабатывает сама по себе. При потугах скверных шутников, например.

В темноте уже было трудно разглядеть выражения лица армейца, но Марсий почуял, как тот залыбился.

– Не, серьезно, все же жду реванша. В тот раз я не ожидал такого фокуса с твоей железкой… Знай я заранее, шанса у тебя все равно не было, конечно, но теперь-то меня врасплох не…

– Господа, там что-то светится?! – воскликнула виконтесса, указывая в сторону от тропы. – Похоже нам туда! Это знак!

Но сколько не вглядывался капитан, продираясь через заросли, впереди он не видел ничего кроме практически кромешной тьмы и мельтешения проклятых светляков.

–– Птичка, да о чем ты? Не видно же ничерта! – прохрипел рядом Брут. И это был тот редкий случай, когда Марсий готов был с ним согласиться.

И вдруг перед ними словно расступился лес, открыв вид на огромную взошедшую луну среди редких чернеющих облаков. Вот только картина эта открывалась через скалистое ущелье, в которое тут же нырнули силуэты Селин и Брута. Спустя мгновение раздался женский удаляющийся визг и крик армейца вперемешку с грохотом его лат. Марсий обреченно вздохнул и полез в проем между скалами, ожидая чего угодно.

Чего угодно, но не того, земля даст вдруг резкий, почти вертикальный крен, а он сам едва удержится на ногах, съезжая по пологому пути прямо в песок, что оказался песчаным берегом какого-то обширного озера.

– Это оно! Мы на месте! – радостно и почти торжественно произнесла Селин, как ни в чем небывало отряхивая платье. Судя по всему она сочла ориентиром какого-то жутковатого идола в три человеческих роста высотой, что стоял посреди груды поросших кустарниками булыжников.

Брут, вытряхивая из шлема песок, что-то бормотал, про свое непременное увольнение, щедро сдабривая каждое слово отборными ругательствами. Но подопечная виконтесса была столь увлечена созерцанием дикарского истукана, что казалось, ничего не слышала.

Марсий огляделся. Они были здесь совершенно одни. Со всех сторон, за исключением воды, берег окружали скалы, кустарники и деревья. Поросшие лесом зигзаги скал виднелись и на противоположной стороне озера. О том, чтобы выбраться отсюда по темноте, в любом случае уже и речи не могло быть.

– Тогда у нас привал, – Марсий отвязал от пояса мешок и швырнул его на песок, но на всякий случай проверил оружие.

Дрова в костре потрескивали и чуть искрили непривычно фиолетовыми отблесками. Ветер доносил запах листвы, грибов и влажной земли. Шум дневной жизни в непролазных зарослях сменился пугающими звуками чернильно-густой ночи. Казалось, за дружелюбным пятном огня совсем близко в тенях раздавалась возня десятков зверей, что догрызали тела своих жертв. Потрескивание, хруст веток, внезапно оборванный писк…

Де Круа беспокойно оглядела спутников и вслушалась.

В гомоне ночи на миг показалось, будто слышатся странные звуки, спрятанные в траве. Пусть с момента прибытия на Да-Гуа и прошло время, но Селин никак не могла привыкнуть к преследующему необъяснимому дежавю и тому особому чувству, как если бы запахи имели звук, а звуки обретали форму…

Становилось все холоднее. Фия же не объявлялась. Неужели им придется провести ночь прямо здесь? А что, если это все – ловушка? Селин поежилась и подсела ближе к костру.

– Птичка, у меня плохая новость. Ужин будет без фуа-гра и трюфелей, – с деланной чопорностью Брут помешал варево в закипающем котелке, распространявшем аромат нехитрого овощного бульона и кореньев.

– Ты уверен, что вода в том озере чистая, а это вообще съедобно? – поинтересовалась Селин. Впрочем больше для вида, поскольку была чудовищно голодна.

Вместо ответа рядом упала морская сеть с рыбешками. Раздвоенные хвосты торчали из ячей, сердито бились и отдавали серебром. Торжествующий вид Марсия утверждал неоспоримое превосходство над беспомощными лавразцами.

– Съедобно. Но только если добавить хотя бы вот это. Хм… На Севере и дня бы не протянули… – начал было мореход.

Брут саркастически поклонился Марсию, приглашая заняться приготовлением еды, и ушел в темноту за дровами. Североморец устало присел напротив у костра и начал увлеченно что-то искать в мешке рядом.

– Хотела поблагодарить вас, – вдруг неожиданно сама для себя произнесла Селин.

Под вопросительным взглядом капитана, она сделала голос более официальным продолжила:

– Я насчет Брута.

– Так вы ж помните, я – просто надзиратель, исполняющий свою работу надлежащим образом… Не более того, – усмехнулся Марсий. – Но еще хоть одна армейская байка на сегодня – и я могу пожалеть о своем поступке… Да и вообще, чувствуете, насколько нам стало лучше без него?..

– Прошу прощения, что прерываю вас, господин надзиратель, – остановила его жестом ладони Селин и подчеркнуто-холодно улыбнулась. – Но, пожалуй, степень моей благодарности, не настолько велика, чтобы терпеть столь неуклюжий флирт.

Мореход хмыкнул, слегка пожал плечами и продолжил какие-то поиски в мешке.

Селин вдруг подумала, что пожалуй, Брут был больше, чем правой рукой для нее. Помимо кузена, он – практически единственный, кому де Круа могла доверять. За эти три месяца он сумел выстроить довольно широкую сеть информаторов по всему Да-Гуа, смог организовать встречи с руководством Мейлонга и Акифа, а также завоевать лояльность своих подчиненных на новой земле.

Марсий же… Его преданность своему делу восхищала почти так же, как выводила из себя его беспардонность и беспрестанные злоупотребления статусом гильдейского надзирателя. Дотошность капитана помогла мореходам и страже заключить временное перемирие и худо-бедно скооперироваться, чтобы пресечь несколько нападений на порт и склады.

Нет, конечно же, Селин временами искренне ненавидела Марсия за историю с доносом и попытки очернить Витала… А поскольку, признаться себе в том, что в инциденте в капитанской каюте на «Стремительном» повинно не столько коварство и таланты соблазнения североморца, сколько ее собственное внезапное помутнение рассудка, де Круа никак не могла. Потому всю вину за данное недоразумение она возложила на Марсия. Но все же наблюдая его в моменты опасности сегодня Селин поняла: она совершенно точно не желает ему смерти.

Ну, по крайней мере, всерьез…

Вновь поймав на себе пристальный взгляд капитана, де Круа отвернулась, расправила смятую карту Брута и попыталась сосредоточиться на поиске их нынешнего положения. Точно ли они попали в названное Фией место? А есть ли отсюда вообще выход?

Ей вдруг подумалось, что пока они здесь, в сердце непролазного леса, Антуану во дворце Новой Вердены сейчас на ужин тоже поди подают суп с кореньями, с незначительными отличиями вроде молодого фазана. Должен же бедный управитель как-то восстанавливать силы, после стольких поставленных вензелей подписей на указах, которые наверняка даже не читал… Селин поспешно прервала собственное негодование, объяснив себе, что это голод делает ее такой злой – в этой глуши и в столь абсурдной компании кузену точно не место…

Ему куда больше подходят светские мероприятия, где он волшебным образом блистает своей харизмой и располагают к себе любую публику. А как он достойно себя вел на первой встрече с помпезной делегацией правителей Мейлонга…

Эта царственная чета неопределенного возраста вызвала в ней при встрече полную растерянность – ведь совершенно точно не напоминала лидеров бандитов или преступников, что снабжают незаконным «черным молоком» весь Старый и Новый свет. Вкрадчивыми голосами через переводчика они зачитали многочисленные пункты соглашений с местными, из коих следовала сугубо взаимовыгодная сделка между ними и Мейлонгом в обмен на более чем щедрую ренту земель… При упоминании же плантаций черноцвета на лицах их проступила полное недоумение. Супруги несколько раз просили переводчика повторить вопрос, растерянно посмотрев друг на друга. Затем последовали поспешные заверения, что после надлежащего расследования виновные в предполагаемом столь возмутительном преступлении, кем бы они ни оказались, будут непременно найдены и строжайше наказаны.

Финалом переговоров стали дары от правителей восточного народа в виде нескольких обозов овощей, злаков и рыбы. Встреча прошла согласно протоколу, парламентеры были изысканно приветливы и сдержанны, их дары – щедры, но без чрезмерности. Но… в Селин отпечаталось гадкое чувство тревоги.

Разумеется доверять им не было ни одной причины. Как впрочем и всем, с кем ей довелось познакомиться на острове. Каждый, включая благостного викария Доминго и добродушную адмирала Росалес, мог оставаться лояльным лишь пока их интересы пересекались. Об этом постоянно напоминал все тот же подозрительный и грустный внутренний голосок – ее наследство из верненского прошлого.

Селин задумчиво откусила угощение, что машинально оказалось в руке, и продолжила изучать карту в очередной тщетной попытке отыскать хотя бы название озера, что сейчас отражало луну, словно черное зеркало.

Помилуй Всеведущий, она отродясь не пробовала такой свежей, отдающей тонкими солоноватыми нотками пряного металла, сочности!

Рядом что-то грохнуло оземь. Оторопевший Брут выронил весь хворост и испуганно переглядывался с Марсием.

– Птичка, с тобой все в порядке?..

Де Круа с сомнением посмотрела на него: вопрос был явно неуместным. Но крайнее удивление на лице Марсия вынудило хорошенько себя осмотреть.

Мгновение спустя Селин осознала: только что у всех на глазах она со вкусом съела целиком сырую рыбу, от которой в кулаке остался зажатым лишь чешуйчатый хвост.

От смеси брезгливости и удивления на лицах спутников де Круа захотелось провалиться сквозь землю. Еще раз взглянув на соблазнительный улов, она с трудом поборола искушение вгрызться в тугую рыбью мякоть и аккуратно положила хвост обратно – на груду сложенного улова.

Брут искренне считал, что крепкий сон – удел господ. Или лодырей. Долгие годы службы приучили спать вполуха и вполглаза. Поэтому нельзя было сказать, что он запоминал свои сны. Разве лишь смутно помнил кошмары из детства.

Случившееся спустя мгновение живенько освежило в памяти, что такое кошмар, и почему это чертовски плохо.

Он только и успел разглядеть белую головку Птички на фоне черной громадины камня да провал раззявленного рта моряка. А дальше…

Земля под ногами дрогнула. Словно беззвучно раздавшийся взрыв снаряда, в лицо брызнули комья и ветки. Сырой песок забил глаза. На зубах захрустело.

Ослепительная вспышка громыхнула выстрелом. Свист рикошета. На мгновение лес осветился. Тотчас же его заволокло дымом. Еще выстрел. Снова рикошет. Белые пятна даже сквозь закрытые веки. Сталь доспехов заскрипела не то под когтями, не то под чем-то острым и твердым. И чертовски сильным. Конечности сдавило. Из груди вырвался хрип.

Над головой.И сейчас же раздался приглушенный стон Марсия.

Ночные дебри подсветило грязно-зеленым свечением. Так светилась плесень в казематных подвалах.

Вдруг из черноты деревьев позади обелиска вывалилась многоглазая тварь невиданного размера. Словно сотни плетей, ветвистые лапы вдарили по ним с моряком. Все еще ослепленный пальбой во тьме, Брут сообразил: Марсий успел дать залп из мушкета, да только твари было нипочем.

В дыму он видел Селин, вжавшуюся в камень. Задрать голову все никак не удавалось. Его сковали невесть откуда взявшиеся корни. Над макушкой раздавались звуки ожесточенной борьбы. По шлему и наплечникам забарабанили тяжелые ветви со светлыми спилами. Моряк, поди, решил продать себя подороже…

Брут скосил глаза на Птичку.

Впрочем, лучше бы он этого не делал.

Спроси кого, каково это – оказаться беспомощным в дурном сне, из которого никак не проснуться, и ноги, как назло, лишь глубже увязают в жиже, как бы быстро ты ни пытался двигаться, – так наверняка же скажут, что дурак…

Некогда голубые глаза де Круа горели нездешним светом. Личико искажала страшная гримаса. Еще мгновение, и она издала такой вопль, как если бы кто надумал пилить чугун и при том лупить им себя же по яйцам.

В страшном визге он смог разобрать нечто похожее на «хватит!». Все задрожало и оборвалось. После чего почуял, как из заложенных ушей потекло теплое, а песок на зубах посолонел от вкуса собственной крови.

Тут-то безобразная тварь на нее и обернулась. И поползла. Со страшным стоном теряя ветви.

Какая бы отвага его не переполняла, Брут все же решил зажмуриться. Поделать он все равно ничего не мог. Видеть же последние минуты подопечной…

Сейчас же хватка проклятого плена ослабла. И совершенно некстати на него приземлился моряк. Когда тот чуть приподнялся и закашлялся, из носа его хлынула кровь.

Но наступила такая оглушительная тишина, что он поспешил обернуться назад.

Перед Селин стояла… неизвестная голожопая деваха?.. Брут протер глаза. Высокая, едва ли не на голову выше Птички, та, ничуть не стесняясь, выхаживала вокруг его подопечной. Казалось, она не то обнюхивает де Круа, не то близоруко рассматривает.

Понемногу возвращался шум ночных дебрей. Щелкало. Свистело. Тявкало. Прозвучало по-птичьи резкое, с грубым говором:

– Из стихийных будешь… Твой белый колдун, конечно, говорил, что ты полукровка. Но чтобы из наших..

Стараясь не шуметь – насколько такое вообще было возможно в полном доспехе – палец Брута скользнул на курок. Роскошные формы девицы на мушке покрывали подозрительные рисунки. При ходьбе полная грудь дикарки покачивалась. Брут вгляделся. Выглядела ее кожа так, будто секли плетьми, да с умыслом. Чтобы красиво? Или как? Выпуклые узоры с острыми загогулинами ползли по шее, раздваивались на плечах, растраивались по лопаткам, учетверялись на грудях, ну а к промежности так множились, что…

Кабы не наруч, руку он потерял бы мигом. Невиданной силы удар прилетевшего булыжника хлестнул по мушкету, да так, что Брута отбросило. Жуткая девка обернулась и пророкотала:

– Вас двоих здесь вообще быть не должно!

Так вот какие тут водятся дикари… У Брута заболело все разом и во всех местах. Вот же занесло их…

Но при всей злобе ведьмы, взгляд ее был лишен интереса. Как если бы кто-то отмахнулся от назойливого комара. Выразительное узкое лицо со злыми зелеными глазами таращилось только на Птичку.

– Тебе что было велено? Одна приходи, тебе Фия сказала! А ты как сделала?! А?!

Селин потерла глаза, как пробудившийся от кошмара ребенок. Взгляд её заметался по сторонам, словно у затравленного зверя. Брут видел, как дрогнули её тонкие пальцы, коснувшись собственного горла, словно чужого. Видел, как побледнело ее и так фарфоровое лицо, когда она заметила их с Марсием окровавленные рожи. Но стоило ей вглядеться в дикарку, как что-то в ней переменилось. Будто невидимый кукловод натянул нити. Спина выпрямилась, подбородок чуть приподнялся.

Ну, конечно, манеры превыше всего! Даже перед лицом лесной ведьмы, явившейся из кромешной тьмы!

Бывшая на волосок от смерти, Птичка присела в реверансе, как на королевском приёме – чинно, величественно, будто за её спиной не зияла черная пасть ночных дебрей вместо привычных бальных залов.

– Приветствую вас. Полагаю, вы – Фия? Мое имя – Селин де Круа, виконтесса, консул Альянса Негоциантов. Рада, что наша встреча все же состоялась.

– Угу.

Возможно, такой поворот смутил даже ведьму, которая вдруг по-хозяйски собрала с земли горсть и принялась сердито мазать себе шею. Комья посыпались по коже, все увеличиваясь в количестве, и вот уже тяжелая попона до самых пят с шуршанием болталась на ее плечах. После этого дикарка поставила руки в боки и снова вернулась к резкому тону.

– Фия тебе для чего велела одной приходить, бестолковая нелюдь, а?..

Глаза де Круа округлились от нахальства девицы.

– Д-да, для чего?..

– Да чтобы не осквернять священную землю! То немногое, что вы нам оставили. Гости, ставшие хозяевами.

Фия цедила сквозь зубы.

– Хотя чего вам, врагам… Вы – нелюди! Заявились как к себе домой!.. Свой порядок принесли! Растите везде черный больной цветок!… Радостная земля Да-Гуа от веку знала два десятка священных рощ. Осталось – всего четыре! Вы разрываете наши пещеры, вы вынимаете из них цветные камни! Ваш скот объедает наши пастбища! Мои братья и сестры пропадают целыми деревнями! Вы, нелюди, и в своем доме воруете и убиваете, а?! И уж если ваши боги не карают за такие преступления, тогда это сделают наши!..

Птичка, замерев, слушала.

– И вот после всего этого у тебя хватает наглости искать встречи с Верховным Вождем, а?! Мало того, ты еще и убийц с собой целое стадо привела!

– Мне очень горько за поведение своих земляков, Фия, уверяю. Но скажи, если бы ты не верила, что я способна как-то помочь вашему горю, разве ты стала бы идти на встречу? Пусть я и нарушила ваши правила… Полагаю, даже самым ужасным злодеяниям не удалось убить в тебе надежду?

Теперь уже застыла насупленная дикарка.

– Фия, что я могу сделать, чтобы вам помочь и остановить вражду? Говори, как есть. Я слушаю.

Ведьма смерила ее взглядом, но все же коротко кивнула и помолчав, указала куда-то в темноту.

– Идем, поднимемся. Нужно, чтобы ты увидела сама…

Подъем по узкой тропе, петлявшей вдоль каменистого русла ручья, оказался невероятно изнурительным.

Ручей, похоже, ещё недавно полноводный, постепенно мельчал, превращаясь в череду луж среди замшелых валунов. Вдоль берегов его торчали засохшие коряги – словно скрюченные пальцы, тянущиеся к небу. Фия двигалась с грацией дикой кошки, изредка оборачиваясь и выжидающе смотря на спутников.

Когда последние звезды растворились в светлеющем небе, они наконец выбрались на скалистую площадку, с которой открывался вид на десятки лиг вокруг.

Они подошли к обрыву, и волосы Селин тут же взмыли вверх от порыва прохладного ветра. Она поежилась от дурного предчувствия и предутреннего холода. Заря только занималась, и под серым небом живописные просторы Да-Гуа казались черно-белыми. Проплешины равнин перечеркивали редкие вертикали кривых деревьев.

Дикарка молча куталась в попону. Уголки ее рта опустились. Тяжелый взгляд Фии с болью блуждал по окрестностям и с надеждой остановился на робко розовеющем восходе. Холодный ветер отдавался воем в трещинах хмурых скал.

– Что это? – наконец произнесла Селин.

– А на что похоже?

– Пустошь…

– А были леса, озера… Все высохло, – Фия горестно кивнула на панораму и развернулась спиной. – Они – злые, проклятые колдуны. Повернули русла наших рек, чтобы растить свой черный цветок. Мы не хотим, но смотрим ваши разрушающие сны. И дар наших магов умирает…

Дикарка опустила голову и прижала руки к груди. Фия плакала. Селин едва не отпрянула: по узорчатым шрамам, что напоминали причудливую карнавальную маску медленно ползли две темные капли, похожие на кровь.

– …Оскверняют себя… оскверняют нашу землю. Засуха и голод. Злые змеиные глаза…

Селин прошептала:

– Если ваш народ так могущественен, как ты, то почему бы вам просто не…

– Былой силы больше нет! Мы приняли вас как братьев и сестер. А вы лишили нас почти всего!

Ладонь Селин мягко тронула плечо впадающей в транс дикарки.

– Фия, я здесь чтобы помочь вам. И сделаю все, дабы восстановить справедливость!..

Ведьма распахнула веки и махнула рукой к северу от тропы:

– Если в тебе течет хоть капля крови Да-Гуа, ты не оставишь все как есть и не откажешься от обещания.

Она обернулась на мужчин.

– Идемте. Покажу тропу покороче. Но никто не должен знать, что видели.

Марсий потер подбородок с запекшейся кровью.

– Расскажи мы в любой таверне даже половину – нас примут за полоумных.

Брут нервно крякнул в подтверждение слов морехода.

Пока они возвращались сквозь череду поросших гигантскими корнями пещер, соединенных узкими проходами, все шли молча, словно раздумывая над чем-то, понятным только им. Где-то над головами иногда мелькали лучи полуденного солнца.

Де Круа уже не испытывала ни страха, ни облегчения. И вопреки усталости в груди разгоралось ровное пламя долга перед землей, которая стала на шаг ближе, чтобы однажды она смогла назвать ее своей.

Мейлонг. Знакомство их уже состоялось. Но теперь ей предстоит новая встреча.

Чжоуфу

Мягкое покачивание экипажа – или дело было в хмельном Ново-Верденском? – убаюкивало.

Едва кузина заговорила о визите в представительство загадочного Мейлонга, столицу Чжоуфу, он пришел в тотальный восторг. Еще бы! Прежний контакт их в виде морского боя определенно принес интенсивные впечатления, но на этот раз Антуан весь извелся в предвкушении более безопасных проявлений знаменитой экзотики.

За окном проплывали совершенно одинаковые в густоте своей зелени деревья. Единственный собеседник, кузина со сдвинутыми бровями, все не поднимала головы над уже какой по счету страницей дневника. А кучер, шельмец, давно вырулил на ровную дорогу, казалось бы невозможную в этой дикой местности.

Антуан украдкой оторвал уголок от наспех смятого и засунутого во внутренний карман камзола документа. Не то указа, не то приказа – кто их разберет… Скатал в шарик, сжал между пальцев, сощурился, прикидывая траекторию, и – пустил снаряд в Селин.

– Антуан Адриан Урсус Вильгельм де Сюлли!..

Выражение вящей кротости и смирения, разумеется, не отвело подозрения от его причастности к проказе – они были совершенно одни в экипаже – но и не вызвало и тени улыбки у сестры.

Будь на ней лорнет, по строгости кузина ничем не уступила бы их классной даме в юности:

– Если они так опасны, как о них говорят, нам следует держать ухо востро! Ты же – ведешь себя, будто отправился на променад! Антуан, соберись!

Он немедленно сосредоточился. В последнее время кузина все чаще была в разъездах, и редким аудиенциям у него во дворце предпочитала скучнейшие архивы.

И тем заметнее стало изменение ее вкуса в гардеробе. Вопреки тяготеющему к жаре летнему сезону, платья ее становились все более закрытыми. И, о ужас, все более простыми по крою.

Кузина отодвинула шторку, и кружево ее рукава смешалось с незамысловатым плетением на занавеси.

Антуан занервничал.

Определенно, это все дурное влияние викария Доминго. Еще немного, и такими темпами Селин предпочтет монашескую сутану! А то и вовсе рубище! Внутри себя ужаснувшись, он нахмурился и озабоченно заглянул ей в лицо. Ну конечно. Она и серьги стала надевать совершенно простого фасону. Так недолго и все приличия позабыть!.. О, по возвращении в Новую Вердену он непременно выпишет ей пару дюжин футов приличной парчи на гардероб! Зачем она надела атлас на эту аудиенцию? Неужто из экономии? Уж не впала ли кузина в меланхолию?! А ежели она продолжит держать сдвинутыми брови, таковое неизбежно приведет к морщинам…

Должно быть беспокойство придало его лицу серьезности. Поскольку прозвучало одобрительное:

– Вот это – совсем другое дело. Не время расслабляться.

Он заерзал и уставился в окно, где уже показались рисовые поля. Словно в сотни раз увеличенные гравюры, полотна залитых грядок перечеркивали узкие длинные кочки, и до самого горизонта небо отражалось в глади стоячей воды. Босоногие крестьяне в закатанных до колен портках, не разгибая спин, все возились в мокроте, а их забавные треугольные шляпы из золотистой соломы и вовсе делали их похожими на грибы.

– Ты только взгляни на них! – Антуан приложил лорнет. – Как трогательно семенят те трое мальчуганов! Приглядись же, вон те трое, что волокут сноп! Ах нет, пятеро… великоват на троих-то будет!

– Они заставляют детей работать в полях! Неслыханно!

Вместо умиления исполненный порицания взгляд кузины едва не испортил ему весь настрой. Закусив губу, Селин спешно продолжила водить пером в дневнике. Наверняка торопилась зарисовывать здешние красоты…

Антуан залюбовался. Многоярусный ажурный мост вдалеке голубел в дымке, солнце блестело, а на душе стало так хорошо и так привольно, что ему немедленно захотелось повелеть гвардейцам сопровождения грянуть песню, да повеселее.

Прехорошенькие крашеные домики с затейливо приподнятыми уголками карнизов квадратных крыш впечатляли.

Началась брусчатка, и их процессия замедлилась.

Брут ловко сообразил заменить рессоры накануне, иначе их растрясло бы в течение первой мили такой дороги.

По улочкам вразвалку брели низкорослые смуглые простолюдины с огромными корзинами на головах и улыбались щербатыми ртами на его улыбку. Мальчишки вели за собой тонконогую козу на лохматой веревке. Упиралась зверюга, надо сказать, отменно! Семенящие в громоздких невиданных деревянных туфлях бледнолицые девицы в платьях с широкими рукавами из расписного шелка выглядывали из-под изящных зонтиков. Он едва не свернул шею в попытке угадать кокетство в продолговатых глазах с поднятыми к вискам уголками.

Антуан немедленно приказал бы остановиться, но по коленке уже стукнул кузинин сложенный веер. Неодобрительно поджатые губы ее лишь привнесли диссонансу.

Ему только и оставалось, что с тоскою наблюдать отдаление здешних нимф, да хихиканье, тающее в перезвоне длинных бусин затейливых шпилек в черных как смоль волосах.

– Ты только взгляни, моя дорогая! Сплошь мирные селяне, женщины, дети да старики. И заметь, ни одного из моряков-головорезов, что нам довелось встретить на «Крылатом Марлине»! Нет, все-таки какова стычка была! Я ведь даже написал мемориальную оду о тех событиях! Как! Я не давал тебе?! Самый лирический момент посвящен средоточению на команде капитана Витала. О, они такие смельчаки…

Де Круа вдруг застыла и уставилась перед собою невидящим взглядом.

– Селин? Что случилось? О… Неужто ты так близко принимаешь все к сердцу? Ах, оставь это. То дело прошлое… – Антуан взял сестру за руку, отчего она вздрогнула и мелко закивала.

– Да-да… Давай больше не вспоминать… Все, что было до прибытия на Да-Гуа…

Едва прогремела разложенная подножка, де Сюлли-младший потянул затекшие с дороги члены и спешно пригладил прическу. Стало крайне волнительно.

Селин же тихонько захлопнула пудреницу и выдохнула.

Как если бы поднималась на сцену.

– Дорогая моя, клянусь, я не дам тебя в обиду. – С его губ едва не сорвалось покровительственное «глупышка», но сегодня Антуан отчего-то был исполнен благоразумия, как никогда. – Я крайне уважаю твое сосредоточение, но сама посмотри, разве могут быть злыми люди, о, я бы сказал, истинные художники, соорудившие в здешних суровых краях такие пасторали?

Нога не успела ступить на дощатый тротуар, как откуда ни возьмись, выскочил какой-то бонза с метелкой и начал усердно подметать безупречно начищенные доски.

Карету со всех сторон окружили высокопоставленные люди с совершенно одинаковыми лицами, богато одетые в шитые шелком многослойные светлые одеяния, и принялись бить поклоны со столь энергичным старанием, что в глазах поднялась рябь. Голову немедленно вскружило, и любезно улыбающемуся Антуану пришлось начать срочно обмахиваться шляпой.

Пухлые белые ручки прятались в длинные до самых пят рукава, улыбки на плоских лицах так ширились, что и без того узкие глаза превратились сплошь в складки. Взмахи кисточек тоненьких смоляных косичек церемонно следовали изгибам натруженных в поклонах спин.

Кузина благосклонно кивала, и лишь выше обычного приподнятые брови выдавали ее недоумение.

Безобразие сие прекратило явление гладко выбритых и даже надушенных бесчисленных охранников в изукрашенных длинными алыми перьями кирасах. Все как один, грациозно и бесшумно выстроились в два ряда караулом. Разомкнув шеренгу, они явили собой коридор, в самом дальнем конце которого образовалась пара хозяев здешних чудес.

И,по мере приближения, двое облаченных в роскошные одежды чужестранцев разжигали все больше любопытства.

Коротко стриженные дети со смехом разбрасывали цветы по ковровой дорожке.

Моложавые лица радушных хозяев не давали ни единого повода к определению их возраста.

Алые одежды развевались по ветру. Головы обоих венчали вычурные конструкции из чистого золота, отдаленно напоминающие короны. И судя по размерам, да и весу, ношение их было тем еще испытанием. Та, что ростом пониже, семенила с опущенными ресницами, и крохотные шелковые туфельки ее даже не сминали лепестки роз, по которым ступала коварная ее ножка. Та же, что повыше, шла с прямой спиной, и нежное лицо ее источало благоговение паломника, в конце изнурительного пути узревшего вожделенную святыню.

Обе излучали такой смиренный восторг, что Антуану даже пришлось обернуться: им ли с Селин адресован столь искренний почет? Но за спиною раскинулась лишь пустующая площадь дворца, обнесенная сплошной стеной красного камня.

– Т-т-твою дивизию, – тихонько выдохнул Брут стоявшему рядом капитану Марсию и, судя по выражению лица последнего, тот полностью разделял оценку происходящего. Антуан хихикнул, прикрывшись шляпой.

Пока переводчик зачитывал многочисленные регалии вкупе с достоинствами благородных господ обеих делегаций, сил не таращиться не оставалось совершенно никаких. Окрыленный вдохновением ум его вот-вот должен был сложить неминуемый сонет или даже маленькую поэму: да к несчастью от восторга он потерял дар речи.

Воодушевленный де Сюлли-младший с благоговением приложился губами к кончикам пальцев той, что пониже:

– Я потрясен вашим изяществом, небожительница! Сударыня, зовите меня просто Антуан.

– Ву Си, – мелодично пропела она.

– Сердце мое забилось вдвое быстрее, – сообщил Антуан запястью высокой, предвкушая нежность ее руки.

Но вздрогнул от отчетливо мужского тона:

– Чан Шэнь, к вашим услугам, милостивый государь.

Вовремя оброненный кузиной платок спас положение от неминуемого конфуза. Сейчас же Чан Шэнь мягко перехватил батист и в полупоклоне вернул его совершенно оробевшей от очарования Селин.

Сдержанный ответный реверанс ее всею плавностью и открытостью сообщил обоим сторонам благонравие ново-верденских делегатов и ровно тот же восторг, что переживал и сам Антуан.

Торжественно сервированный круглый стол являл собою произведение высокого искусства чужеземных кулинаров.

В центре его возвышалась скульптура изогнутого во всех направлениях дракона с тонкими усами, сложенного из лангустов и крабов. Великолепная утка с хрустящей золотистой корочкой источала аромат, мгновенно вызывающий голод. Вокруг нее в круглых корзинках расположились нежные димсамы, полупрозрачное тесто коих бесстыдно приоткрывало внутри себя сокровищницу вкусов – от пикантных мясных до сладких фруктовых начинок. Блюда же из рыбы, украшенные тонкими ломтиками цитруса, от грейпфрукта до лимонов, и съедобными цветами, завораживали своей изысканностью и немедленно приковали внимание и кузины, которая с трудом могла отвести от них взгляд…

Хоть стол и накрыли на мейлонгский манер, мудрые хозяева приема отдали предпочтение винной карте вкусов Новой Вердены, да всего Лавраза в целом.

В высоких бокалах игристое уже танцевало столбиками пузырьков. Антуан никогда прежде не пробовал настолько тонкого и деликатного вина! Затейливый вкус раскрывался едва приметной горчинкой на самом кончике языка, сдержанная кислинка далее обещала скорый хмель, но вопреки ожиданиям, становилась ненавязчивой сладостью с томными нотами вечерних цветов. Глаза сами собою прикрылись от теплоты расползающегося удовольствия где-то в самой груди:

– Всего лишь напиток, а как изысканно сварен! Какие еще чудеса сокрыты за вашими ширмами?!

От Антуана не могло не укрыться, как среди роскоши золота и резного дерева драгоценных пород, за причудливо сервированным столом велся и тайный диалог взглядов.

Одновременно трое наяд в полупрозрачных шелках обслуживали здоровяка Брута. Гвардеец коротко кивал и с пристальным интересом изучал лакомства. Но отчего-то едва пригубив вина из кубка, отставил его и нахмурился. Поди трактирное пойло было куда привычнее для выходца из третьего сословия… На мгновение их взгляды пересеклись. Как бы невзначай Брут кивнул на кубок и слегка повел головой. Селин, которая было собиралась сделать глоток вина, после этого жеста с обворожительной улыбкой едва коснулась кромки бокала губами и поставила обратно на стол.

– Ваша Светлость, для нас – величайшая честь получить столь высокую оценку трудам наших виноделов! Здешняя земля щедро родит, и всего-навсего простой рис производит совершенно удивительные свойства… Переполненный гордостью переводчик тщательно подбирал слова. Умильно-сдержанные улыбки Ву Си и Чань Шэня, казалось, сочились солнечным светом и самой поэзией.

– Отчего же ваш спутник из Морского Народа так невесел?

Спутник из Морского Народа, капитан Марсий, между тем рассматривал у самого лица рыбью мякоть на вилке и имел вид самый сосредоточенный, хотя и невозмутимый. Его кубок так же был неотпит.

Впрочем, чего было взять с «господина надзирателя», как метко прозвала его кузина…

– Мы могли бы поговорить – как это по-вашему – Тет-а-тет? В прошлый раз нам это не удалось… – переводчик в точности воспроизвел просительную интонацию.

– Невозможно… Все переговоры ведутся строго в присутствии наших советников. Согласно Уставу Альянса Негоциантов, как вы, возможно, знаете.

Антуан удивленно покосился на сестру. Виноватую робость ее возражения не украсил румянец. А он крайне гармонировал бы с красным с золотом… Он как-то упустил момент, когда Брут и этот гильдеец, капитан Марсий, заполучили столь высокие статусы. В подтверждение его мыслей новоявленные советники переглянулись, и лица их тотчас же приняли солидное выражение. И до боли потешное! Пришлось изрядно поднапрячь лицевую мускулатуру, чтобы не уронить себя в хохот.

Дабы разрядить неловкую ситуацию, Антуан решился пренебречь всеми канонами протокольного этикета:

– Дражайшие господа мои! Ваш ажурный мост выглядит ошеломительно! Какой уникальный проект! Очевидно, он позволяет вашим горожанам передвигаться между частями города гораздо быстрее. Ответьте же скорее, во сколько вам обошлась стоимость столь фантастического сооружения? Клянусь, я выкраду вашего инженера для своего нового фонтана, если не раскроете его имени!..

Колоссальные арки дворцовых окон открывали живописный вид на тот самый многоярусный замысловатый мост, от самих полей соединяющий между собой обе части прехорошенького города. Мысли Антуана унеслись прочь в лирическое воссоздание всего увиденного в самых живописных строках из возможных. Ему уже наяву мерещились рисовые грядки, что проползали сквозь стены и бросали радужные блики на расписной потолок обеденного зала…

– Эта конструкция вовсе не то, чем кажется, – вдруг мечтательно произнесла Селин и с восхищением посмотрела на сидевшую перед ней чету. Стоявшие подле нее разноцветные пирожные отчего-то превратились в птичек, что норовили упорхнуть с тарелки.

– А миледи консул у вас однако наблюдательна! Сия конструкция называется акведук. Исключительное по важности строение, проект которого был разработан нашими предками для увеличения плодородия земель. Он помогает насыщать водой наши скромные поля вне зависимости от здешних причуд погодных условий…

Но польщенный Антуан уже не мог отвечать, и лишь радушно принимал комплименты. Все силы его уходили в созерцание полноцветных картин, что рисовало воображение, подвластное мерному журчанию беседы…

– Правду ли говорят, будто вы растите некий удивительный цветок с черными как смоль лепестками? «Черноцвет», верно? Его Сиятельству постоянно несут доклады о таких его чудодействах, о коих мы и знать не знали!..

В пальцах Селин откуда ни возьмись обнаружилась птичка-пирожное, от которой та с удовольствием откусила бочок, брызнувший струйками алого сока. Или… не сока? Что ты делаешь, Селин?! Нельзя так с птичками! Но ни язык, ни руки больше не были подвластны Антуану. Он все видел и все понимал, но мог только наблюдать как затихает крохотное тельце между пальчиками кузины.

– В нашей культуре это чудодейственное растение называется иначе… Впрочем, как и имя нашего города – вовсе не Мейлонг, в честь земель, откуда мы прибыли, а Чжоуфу. Что означает «благословение доблести»…

Разъяснения Чан Шэня обращались к нему, но умница Селин словно бы услышала всю невозможность его разгоряченного состояния, и перехватила инициативу говорить за него. Внутри Антуана не было никакой паники. Только ужасная неловкость и любопытство от необычайного хмеля, а уж он-то в хмеле был большой знаток!

– Да что вы говорите! Как интересно! Но все же хотелось бы вернуться к этому растению… Это ведь некая редкая специя с поразительными свойствами… Кузен, умоляю, упроси наших хозяев угостить и нашу кухню? Мне так наскучил чабрец в де флопе из фазана…

Высокая прическа кузины показалась распущенной, и поднятые дыбом волосы колебались в такт движениям ее головы, словно молочно-белые змеи. Он попытался сглотнуть. Отчего-то не вышло. Под камзолом заструился необычайно обильный холодный пот.

Надежду Антуану оставляла лишь дружелюбная искренность в звоне ее голоса.

– Разумеется. Вы могли бы и не просить!

Прозвучало отрывистое распоряжение на непонятном. Хорошенькое личико Ву Си неожиданно потекло с ее головы, и осталась лишь сомкнутая змеиная пасть, промеж сухих губ которой мелькало раздвоенное жало. Бедному Антуану вдруг сильно захотелось наградить аплодисментами происходившие метаморфозы. Но поделать он ничего с собою не мог: тело почему-то все хуже слушалось его ума.

– Антуан, с тобой все хорошо?

Прикосновение к собственной руке отозвалось нестерпимым щекотанием. Он с трудом повернул на Селин лицо и хихикнул, радостно уставившись на колебания ее волос.

– Должно быть, ваши виноделы преуспели во вкусе напитка, господа, – Селин, несомненно, переживала те же видения, что и он сам.

– А не несет ли мнэээ… вреда ваша «специя»?

Совершенно лишенный воли Антуан перевел глаза на капитана Марсия. Хвала Всеведущему, он остался прежним. Только татуировки на его лице… ожили! Чем сильнее вглядывался, тем больше деталей раскрывала бурная жизнь синих линий. Короткий зигзаг внезапно раздвинулся подобно треснувшему льду и превратился в снежный шторм.

– Уверяем, речь никак не может пойти о каком бы то ни было ущербе. Сами посудите, разве может нанести вред какая-то трава? – вкрадчиво-любезный ответ победил всякие сомнения в искренности намерений хозяев переговоров.

Голова переводчика казалась надетой на руку Чан Шэня. Красивый рот его беззвучно двигался, царственный мейлонгец смыкал и размыкал пальцы. Голос же издавала голова с идеальным срезом, словно от топора, на шее.

– Вы не поверите, Их Сиятельству также доносят многочисленные жалобы о последствиях вашей деятельности на Да-Гуа, – тон Селин стал заговорщическим, как у заправской сплетницы. – Дескать, образовались огромные территории пустошей. И якобы вы процветаете, а аборигены вынуждены голодать… Говорят даже, кто-то попал в некую ужасающую зависимость…

Тягостное, нестерпимое, молчание разлилось почти на целую вечность. Затем Чан Шэнь заговорил, лишь изредка давая переводчику место для его работы. И в ровном голосе его звучала зловещая холодность металла.

– Миледи консул, неужто вы верите сплетням наших завистников? Отчего мне кажется, будто вы заняли сторону островитян? Дикарей, что атакуют наши с вами города, поля и пастбища. И порты, судя по донесениям… Здесь, на Да-Гуа, все не то, чем кажется, уверяю вас. Эти создания – не более чем животные, принявшие человеческий облик. Рационально ли отстаивать их интересы в данном случае? Они бестолковы и не прогнозируемы. Нелогичны в своих действиях. Варвары и сущие звери, кои движимы единственно инстинктами. Мыслят и близко не так, как мы с вами – потомки древнейших цивилизаций. Они слабы и уже весьма немногочисленны, но все еще вредоносны. В то время как мы предлагаем вам коалицию на понятных и взаимовыгодных условиях. Новая Вердена станет процветать. Ваши люди смогут наконец перестать переживать о том, будет ли у них завтра кусок хлеба. Набеги этих зверей прекратятся. Подумайте об этом, миледи. Мы видим, что вы неравнодушны к их судьбе. Мы же – неравнодушны к вам. Не хотелось бы, чтобы наши разногласия привели к печальным последствиям. Вы же понимаете: победит сильнейший…

Судя по промелькнувшей тревоге на лице Брута, Антуан почуял значительность прозвучавших слов, смысл которых понимать перестал. Североморец был мрачен более чем обычно. Лицо Селин ничего не выражало, кроме интереса, но льдистые голубые глаза ее остановились на ораторе. Белые локоны тем временем продолжали парить над ее головой, словно очутились под толщей воды. Наконец кузина поставила на стол чашку чая. Рука чуть дрогнула, но ни капли не пролилось.

– Чан Шэнь, как же вы правы! Увы, с горечью вынуждены признать… Вы раскрыли нам глаза! И подумать не могла о столь тонком подлоге со стороны самой природы… Как консул, я здесь прежде всего для того, чтобы позаботится о своих людях. Островитян очень жаль, бедные твари… но вы, Мейлонг, и впрямь не только цивилизованы, но и щедры в предложениях. Ах, с вами действительно куда как проще будет найти общий язык…

Оживление и улыбки на лицах собеседников неприятно контрастировали с недоумением и осуждением на физиономии Брута.

Антуан было расслабился, когда сестра сделала знак переводчику, взяла с тарелки новую птичку и вдруг деловито продолжила:

– Итак, для вхождения в Альянс Негоциантов условия таковы: вы обязуетесь ежемесячно направлять в Новую Вердену четырнадцать обозов лучшей провизии. Также мы, как консорциум, представляющий прочим участникам ваши интересы, хотим получить половину от той суммы, что вы имеете с продаж черноцвета и его… рецептов. К сожалению, таковы условия… И нам было бы любопытно воочию увидеть образцы местной фауны, то есть островитян, что согласно донесениям, причастны к поджогам в порту Новой Вердены, и находятся сейчас у вас. Для плодотворного товарообмена и сотрудничества нам требуется снять с себя санкции этой въедливой Гильдии Мореходов. Преступников мы обязаны отловить и представить к суду Новой Вердены. Приговоры к соответствующему наказанию уже приготовлены и подписаны. Я все верно сказала, кузен?

Засыпающего Антуана передернуло от густого гнетущего напряжения в зале. Голова его сама собою осуществила кивок. Казалось, все присутствующие перестали дышать после слов Селин, сказанных вкрадчивым, и оттого еще более зловещим, голосом.

– А у вас большие аппетиты. – Сквозь сомкнутые Антуаном веки улыбка Ву Си так и сочилась ядом. – Прошлый управитель был гораздо скромнее в запросах…

– Не от того ли он мертв, что плохо кушал? – искренний смех благородного собрания поддержал шутку Селин. – Наши же аппетиты… Да, великоваты, соглашусь. Но только сообразно статусу наших новых покровителей, господа. Или мы неверно оценили всю вашу силу и величие?

Тяжелые головные уборы качнулись в одобрении. Золото изысканных шпилек ответило мелодичным перезвоном. Ву Си скромно потупила глаза:

– С вами приятно иметь дело, драгоценные гости. Вы верно понимаете положение дел. Но у нас есть небольшое встречное требование. О, сущий пустяк, уверяем… Вы должны оказать помощь в освобождении этих благословенных земель от дикарей. До знакомства с вами, при всем могуществе Мейлонга нам недоставало лишь капли для исполнения задуманного. Ваша гвардия, как и все дружественные ей подразделения Лиги Доблести, очень пригодятся нам, чтобы наполнить гармонией наш мир… Как мы знаем, при всей неразвитости, дикари владеют опасным колдовством, пользуются звериными преимуществами для управления дикими животными. Ну а о лучших знаниях местности и говорить не приходится… А их ужасные колдуны так вообще…

– Ву Си, дорогая, не ослышалась ли, вы предлагаете напасть на островитян совместными силами? – кузина будто затруднялась произнести дальнейшие слова, – Чтобы… истребить их, так?

– Да-да, миледи консул, все так. На первый взгляд, звучит конечно чудовищно. Мы понимаем. Но вам ли не знать: такова участь всех правителей – во имя процветания выбирать меньшее из зол. Мы долгие годы понуждаем к дрессировке этих животных. Но с болью в сердце мы поняли: либо мы, либо они на острове. Также нам пригодится рабочая сила…

Селин повернула голову в окно с шагающими горами на горизонте, чуть помедлив, кивнула, чуть всколыхнув летающую над собой собственную шевелюру. Североморец озадаченно потер бороду и тронул ее за рукав:

– Миледи консул, дважды подумайте. Вы уверены в своем решении?

– Не вы ли, капитан, все эти месяцы с согильдийцами ратуете за прекращение угрозы для кораблей и морских перевозок? Нам любезно дают ключ к решению проблемы!

Она подобострастно подняла глаза на Ву Си и Чан Шэня:

– Для нас – великая честь выступить плечом к плечу против общего врага, господа. Ваше доверие потрясло меня до глубины души. Похоже у нас действительно нет другого выбора, если мы хотим жить в мире. Я принимаю… мы принимаем ваше предложение. Да, кузен? Дорогие друзья, в ближайшие дни ожидайте гонцов с подписанными бумагами!

Антуан, не просыпаясь, снова кивнул.

Шахта винтовой лестницы, ведущей в подземелья Лиги Доблести, пахла затхлой сыростью. Селин то и дело прикладывала к ноздрям надушенный платок в надежде хоть как-то спастись от тяжелого духа обреченности застенков.

Сопение гвардейца с факелом впереди эхом отдавалось в ушах. Гнетущая тяжесть молчаливой безнадежности вливалась с каждым новым шагом. Знакомый с устройством казематов Брут заметно расслабился, и, казалось, даже повеселел. Его доверительное ворчание раздражало до злобы.

– Птичка, сознавайся, и тебя следом за кузеном срубило от пойла узкоглазых? Иначе как вообще в голову могло прийти класть под Мейлонг наш Альянс?!.. «Утютю, гости дорогие, владейте нами». Ты бы еще ключ от Новой Вердены преподнесла этим выб… выродкам! Прямо не узнаю тебя…

Тусклый свет отбрасывал трепещущие тени на стены и от их причудливость усиливала тревогу.

– О нет, Брут. Я-то хорошо понимаю, что делаю. В отличие от тебя. Напомню, что я давно не ребенок и довольно называть меня «птичкой».

– Да-да, и именно поэтому я тащу по твоему указанию дикарям-преступникам новую одежду… Лекарю бы тебя показать!

– Мы передадим их родне. Мотивы поджогов понятны. У них есть причины ненавидеть нас. Мы беспардонные гости на их земле, не забывай… – монотонно проговорила Селин, пытаясь разглядеть под ногами плохо освещенные ступеньки.