Ветер и Сталь

Пролог. Тень Воронов + Глава Первая. Степичи

Часть первая. Степь и кровь

Пролог: Тень Воронов

Река Сичь, извиваясь под бледной луной, блестела, как клинок, забытый на поле боя. Ночная тьма ещё не отступила, но небо уже посветлело. На восточном берегу, в ложбине меж камней, дымились потухшие костры. Командир Каран Железная Глотка разорвал зубами печать на свитке – алтейского орла, впившегося когтями в солнце. Приказ был кратким: «Уничтожить род Рамира. Доставить символ».

– Готовы? – спросил он, не поворачивая головы. За спиной заскрипели латы.

– Все, кроме четвёртого отряда, – ответил заместитель, поправляя шлем с вороньим гребнем. – Степняки у брода. С флагами.

– Силамир, – усмехнулся Каран. Сын кана. Мальчишка, возомнивший себя полководцем. – Пусть думают, что мы беглые работорговцы.

Он знал правду: Алтея платила серебром, но истинный заказчик скрывался в Эоссии. Восточные чиновники шептались с алтейскими сенаторами в тени банкетных залов: «Уберите степняков – и мы закроем глаза на ваши дела в Ломе». Двойная игра. Каран плевал на политику. Ему нужна была только доля – золото, земля, титул. И свобода от прошлого.

– Всадники! – Каран вскочил в седло, и триста масок с вороньими клювами повернулись к нему. Не колдовство – театр. Пусть враги дрожат, видя не людей, а птиц-падальщиков. – Сожгите кибитки. Убивайте мужчин. Женщин и детей – живыми. Это наша добыча – Алтее нужны рабы для рудников, на рынке хорошо заплатят за них.

Кони рванули вперёд, поднимая тучи пыли. Каран знал: к полудню следующего дня от рода Рамира останется пепел да цепи. Но в груди, под латами, что-то сжалось. Он вспомнил отца, повешенного за измену Торении.

«Ты следующий», – сказал тогда алтейский капитан, бросив ему кошель с серебром.

– Вперёд! – заревел он, и Вороны вскрикнули в ответ. Не боевой клич – карканье.

Судьба степняков была решена.

Глава Первая. Степичи

Лучи солнца, падая на гладкую водную поверхность, обращались игривыми бликами, заставляя щурить глаза, глядя на реку. Могучий Сичь величаво скользил в окоёме брони высоких берегов, лениво перекатывая свои воды по Великой Степи, в трепетном ожидании встречи с Ваданой. Слившись с которой, они уже вместе, вдвоём, единым потоком побегут по землям степичей до границ Самского леса. Много людностей и народностей увидят они на своих берегах. Многим дадут пищу, хороня в своём нутре множество блестящих рыб и колючих раков. Для многих станут удобными дорогами для лёгких лодей и лодок. Помогут добраться торговым караванам и и просто добрым гостям к родичам. А для кого-то станут и преградой – трудно преодолимым рубежом ворогам к исконным землям степичей и их родов-побратимов.

Седой, но всё ещё крепкий муж в иноземной кожаной броне стоял на палубе бригатты и смотрел их-под козырька ладони на близкий берег. Жон Алаберто, Страж Дома Аргент города-государства Виланы, всего поколение назад, в союзе с другими городами Торенского полуострова, вышедшее из-под власти Алтейской Империи. И до сих пор ведущее с ней вялотекущую войну. Почему вялотекущую? Почему Империя никак не раздавит мятежную провинцию? Всё просто – Империя трещит по швам – мраки Империи не успевают из одного её конца в другой для подавления очередного восстания. А ещё частые вторжения диких варваров, ищущих лёгкой добычи на их благополучных и сытых землях. Да и отношения с Эоссией – восточной частью некогда великого, могучего и единого государства Хорской империи оставляют желать лучшего. До прямого столкновения дело ещё не дошло, но напряжение висит в воздухе. И, закономерно, заставляет держать часть войск на границе. Дабы не искушать недружелюбных соседей лишним соблазном и пытаться демонстрировать несокрушимую мощь и доблесть, доставшуюся от воинственных предков – древних хоренцев, завоевавших полмира и построивших величайшую из империй. Враги разбегались в ужасе лишь заслышав тяжёлую поступь непобедимых имперских мраков. Сейчас всё иначе. И мраки уже не те, и руководство Империи – жирные, слащавые пузаны.

Путь Жону и его людям, идущим на трёх бригаттах – тяжёлые и неповоротливые вёсельно-парусные суда, предстоит долгий. Идут они из лесных краёв, где служили верой и правдой, храня мир и покой одного из лесных князей – Моролава, правителя града Олосени. Служили князю пятнадцать лет, нынешнее лето последнее. Дальше князь не захотел продолжать договор. Нашёл охочих до службы подешевле – северян-островитян. Воины они, конечно, так себе, но в бою яры и неистовы. Смущающие врага своим абсолютным бесстрашием. Истинные варвары. Бородатые, длинноволосые. Заплетающие и бороды, и волосы в множество длинных косичек. Причём, как убедились виланцы, чем более знатного происхождения муж, тем длиннее его волосы. А все воины, что под его рукой, сами укорачивают свою поросль, дабы не оскорбить вождя большей длиной, нежели у оного.

Держал же путь Жон в славный град Аурора, стольный град восточной территории. По рекам Сичь, да Вадане во Внутреннее море, где отовсюду, как говорят, видны белые стены Ауроры. Там он планировал сторговать нажитое в лесном граде добро – меха, мёд, да воск. Закупиться необходимым, благо там самый большой торг восточного мира, и, не доходя до Реенских гор, за которыми простирается уже Алтея, по рекам уйти в Северное море. Обойти таким образом вражескую территорию и, так же по рекам, вернуться во Внутреннее море поблизости от Торенского полуострова. Миновав Лом, славный своими банками, прочными, как паразская сталь; и Генез, населённый преимущественно купцами, войти в воды родной Виланы.

Сколько лет не были дома. Уже и сыновья выросли. Стали воинами. Возможно уже и свои отряды водят. Последние вести из Торении достигали лесного Олосеня пару лет назад. Купцы глаголили, что Торения держиться. Более того, армия Виланы разбила и обратила в бегство алтейский мрак, рискнувший осадить Рип – граничный град.

Чтож, нисколько не удивлён. Ведь именно виланцы – воины, единственные профессиональные воины всей Торении. Продающие свои мечи любому, способному их оплатить. И также намертво встающие на пути всякого с дурным помыслом идущего на Торению, словно Щит Вейры.

– Что там, Жон? – Подошёл сзади Русолав. Воин, прибившийся к отряду уже в Олосене. Был роста великого, да в плечах едва ли роста своего не шире и силой медвежьей не обижен. При этом неожиданно ловок. Когда он попросил испытать его, Веленсо, вставший против него, лишь криво усмехнулся – ну какой фехтовальщик из этого мохнатого, заросшего варвара? Будет пытаться давить силой своей немалой. Но он ошибся. За что и поплатился, получив удар плоскостью меча сначала по бедру, а затем и по макушке. А вот Алаберто не ошибся, когда принял богатыря и дал ему долю. Ни разу Русолав не подвёл отряд. И виланской воинской науке выучился быстро. За каких-то три года стал командиром вспомогательной сотни.

– Кочевники там стоят. – Ответил Алаберто.

Гигант вскинул широкую, как лопата ладонь, прикрывшись от солнца и сощурил глаза, вглядываясь.

– Да, там стан. – Сказал он и, чуть помедлив, добавил – Степичи это. Скиты.

Жон кивнул. Степичи – это хорошо. Древичи, одному из князей которых он служил, родственный их народ. Ну, как виланцы и паразцы или генезианцы в Торении. Злобным нравом они не отличаются, разбойничать знать не будут, по сему можно немного расслабиться. Но только не много – идут-то ведь по чужим землям, может быть всё, что угодно.

– А какой род, не видишь? – Спросил страж Дома Аргента.

-Нет, далеко, не видно.. ах, сорванцы! – Вдруг воскликнул Русолав и усмехнулся – Это род Рамира. Никогда на месте не сидят. Но люди добрые.

И показал рукой на крутой обрывистый берег, где опасно карабкались по ненадёжной глине двое пацанят лет по двенадцать-четырнадцать от роду. Один покрупнее, смугловат и тёмно-рус, а второй белый-белый, аж какой-то бесцветный. Лазали, как ящерки по обрывистому берегу, видимо в попытках добыть что-то из гнёзд стрижей. Стремительно мельтешащих и, возмущённо громко пищащих, птиц вилось над ними целое облако.

Бригатта поравнялась с пацанятами и Русолав не удержался.

– Эй, сорванцы, почём гнёзда птичьи зорите? – Гаркнул он басом.

Белый испугался. Сорвавшись, заскользил на пузе по красной глине вниз к небольшому пляжику в расступившихся камышёвых зарослях, где на волнах тихонько покачивалась привязанная старенькая лодочка.

Тёмный же обернулся. Окинул взглядом корабль, оценил следующие два корабля и важно ответил.

– Ты, дядько, не шуми! Пошто Стрижатку напужал? Он с перепугу всю рубаху измарал, да брюхо расцарапал, как то мамка теперь заругает?

Богатырь рассмеялся, глядя на оскальзывающегося белого, который пытался принять вертикальное положение, но всё никак не мог.

– А ты молодец, малый! – Сказал он. – Как звато-то тебя?

– Рамиром меня звать. – Степенно ответил пацанёнок, так же степенно усевшись на край обрыва, – как великого предка нашего. Но мамка с отцом Ветерком свищут.

– Ну будь здоров, Ветерок! – Махнул ему воин. – И ты будь здоров, Стрижатка, не держи зла.

Стрижатка лишь хлипнул носом и утёрся грязным кулачком.

– Твоего языка люди? – Спросил Алаберто, кивнув в сторону, провожавших глазами корабли пацанят.

– Да, мои язычники. – Ответил Русолав.

Корабли шли по течению. До слияния Сича и Ваданы ещё дней пять пути. После чего относительно безопасное путешествие закончится – надо будет удвоить бдительность и не убирать далеко оружие, держать готовыми по десятку воинов на каждой бригатте. Там пойдут территории подконтрольные диким кочевым племенам, дальше Самский лес, Предгорья и горцы. Жон вздохнул и обернулся – на коряблях, помимо экипажей и его воинов, плыли и семьи его ратников. Ведь многие покидали Вилану ещё безусыми юнцами, а теперь возвращаются опытными матёрыми вояками, многие успели жениться на местных девах и даже завести детишек. Это хорошо – Вилане славный прибыток.

Ветерок гордо глядел с высоты на малышню в белых подпоясанных рубахах, которые ехали в повозке. Ещё совсем недавно он перемещался по степи также, как и они, и носил такую же рубаху. Но сейчас он ехал вместе с отцом – Каном степного рода Водимиром на его коне. И одет он в кожаную курточку, опоясанную кожанным же ремнём, на котором болтался в ножнах настоящий железный нож. За его спиной закреплён тул со стрелами, а к седлу отцовского коня приторочен настоящий, хоть и уменьшенный, лук. Его, Ветерка, лук. Всё это потому, что два дня назад он наконец-то получил Истинное Имя взамен детского прозвища. И не какое-нибудь там, а Рамир – в честь великого предка, от которого и пошёл род рамировичей. Это очень большая честь и ответственность. И мальчика просто распирало от гордости.

Род держал путь к реке Сичь. Чтобы потом пойти вдоль русла вниз по течению, к месту слияния могучего Сича и великой Ваданы. Рамировичи – коневоды, поэтому им необходимо находить хорошие выпасы для табуна легконогих и быстрых своих лошадей. Этим маршрутом род ходит уже не одно лето. Так ещё деды коней водили. К тому же у рек можно разнообразить рацион дарами вод.

Впереди, на расстоянии одно-двухдневного перехода, двигался головной дозор аж из четырёх десятков мужей. В этот год его повёл Силамир, старший сын Кана и, соответственно, старший брат Ветерка. Он уже вой, ему уже аж семнадцать лет! Отец сказал: «пора» и сорок мужей склонили головы, запрыгнули в сёдла и умчались в степь.

Теперь грозное воинство идёт перед всем родом и распугивает кочевников-степняков. Сорок воев степичей – это внушительная сила!

Отец ссадил Ветерка, отправив того в повозку. Ему нужно обскакать всю растянувшуюся ленту кочующего рода, дабы убедиться, что всё везде в порядке, нигде не случилось худого, да помощь не требуется. Теперь Рамир – последняя линия обороны для его младших сородичей, так как он из них единственный вооружён и худо-бедно обучен ратному делу. А как ещё можно обучиться за два лета? Хотя Рамир со всем усердием и прилежанием упражнялся на каждом становище, выполняя уроки отца и других старших мужей. Уж очень ему хотелось походить на Силамира – ловкого и меткого конного стрелка. Хотелось удивить братца, когда они дойдут до стана на Междуречьи. Вот и жеребёнка он себе уже выбрал. Прямо после имянаречения, после того, как отец снял с него детскую рубаху и повязал ремнём с ножом. Затем усадил на коня, ознаменовав то, что у рода появился ещё один защитник, ещё один крепкий муж и будущий вой. Потом они ускакали вместе к табуну, где и нашёл Рамир своего Жорбика – белого жеребёнка с чёрной головой. Обещавшего, по словам отца, вырасти в превосходного быстрого боевого коня.

Теперь Ветерок часто наведывался к нему в гости с непременным гостинцем. Приучал к себе.

После зенита солнца, перевалив через очередной холм стала видна блестящая лента реки. Сичь. До самой ночи всем родом готовили стан. Здесь думалось простоять несколько дней, поэтому стан стан готовили добросовестно, ведь это не временная ночёвка. Рамир старался работать наравне со всеми, не ребёнок ведь уже. Он таскал длинные жерди, помогал закреплять шкуры, стреноживал мулов-тяжёловозов и, выбившись из сил, уснул быстро и крепко.

Поутру его нашёл дружок Стрижатка. Тот ещё не был посажен на коня, носил детскую рубаху и детское имя, и был бел, как моль. Что не характерно для степичей – смуглых и тёмнорусых. Глаза друга горели. Он давно, ещё на зимнем стане, задумал раздобыть птенца стрижа, дескать вырастить, выучить и будет у него ко дню Имянаречения свой собственный боевой стриж. А птицы эти, зная по прошлым летам, гнездились в обрывистом берегу первого речного стана на пути к Междуречью. Вот он и прибежал звать с собой.

И Рамир пошёл. Предупредив матушку, но не взяв с собой лук – берег-то в прямой видимости.

Внизу, привязанная к колышку, покачивалась на лёгкой волне старенькая лодочка. Это старики, первым делом вчера, притащили её и, выйдя на середину реки, принесли ей дары.

А как иначе? Иначе река не отдаст своих богатств, не видать роду блестящих жирных рыб, как не старайся, вот и почтили, поприветствовали батюшку Сича после долгой разлуки.

– Вот ведь неудача! – Раздасадовался Стрижатка, каким-то непостижимым образом висевший на глинянном обрыве и шарящий рукой в птичьих гнёздах-норах, – всё желторотики!

– Ищи пуще! – Сказал Ветерок. – Должны уже быть старшие…

– Эй, сорванцы, почём гнёзда птичьи зорите? – Вдруг раздался чей-то незнакомый, но грозный бас.

Стрижатка вздрогнул, соскользнул ногой, вырвал ком глины рукой и, жалобно крякнув, поскользил вниз, задирая подол рубахи и царапая в кровь голый живот и конечности.

Рамир обернулся. Большой корабль. Явно иноземный. Потому как лодьи древичей, видимые им в прошлые лета, выглядят иначе. Да и люди, плывшие на кораблях, вряд ли одного языка со степичами, хоть и говорят понятными словенами. Но рожи другие, да и одежды отличные. Правда не все. Вот тот самый муж, что крикнул им, скорее всего из древичей. И здоров, как медведь! Ох и здоров же! Следом за первым кораблём из-за поворота показались ещё два таких же. Но на палубах хоть и вои, а это видно даже неопытному глазу мальчика, но есть ещё и жёны, да детишки малые. Значит не опасны. Разбойничать не будут. Потому Ветерок, ничуть не испугавшись, важно ответил:

– Ты, дядько, не шуми! Пошто Стрижатку напугал? Он с перепугу всю рубаху измарал, да брюхо расцарапал, как то мамка теперь заругает?

Здоровенный муж рассмеялся, а отсмеявшись, сказал:

– А ты молодец, малый! Как звать-то тебя?

Ветерок решил, что не гоже вести беседу двум мужам, когда один из них висит, как ящерица, грозясь повторить за Стрижаткой его путешествие, и и взгромоздился на край обрыва.

– Рамиром меня звать. Как великого предка нашего. – Сказал он, – но мамка с отцом Ветерком свищут.

– Ну будь здоров, Ветерок. – Помахал ему здоровяк. – И ты будь здоров, Стрижатка, не держи зла!

И повернулся к седовласому иноземному мужу, уже тихо с ним о чём-то беседуя.

Стрижатка внизу утёрся и захлюпал носом. Видно злился на себя за малодушие. Или досадовал из-за рубахи. А может больно поранился.

– Всё на сегодня, друже. – Решил Рамир. – Завтра попытаем ещё, а сей час двинули в стан.

Далее Ветерок помогал старикам укладывать сеть – с утра они удумали на рыбный лов выйти, слушал, что Мудрому Ветры нашептали, мол близки времена падения Молота Хораса, после чего кто-то с кем-то объеденится и некие царства падут, потом упражнялся в стрельбе из лука и учился сноровисто выхватывать нож. Учил, в основном, отец. Который судил, что в начале необходимо выучиться стрельбе крепко стоя на ногах, лишь затем постигать науку верховой стрельбы.

А ночью, перед самым рассветом, когда небо стало уже серым, пришла беда