Жаждущие Бога. Размышления христианского гедониста

John Piper

DESIRING GOD

Originally published in English under the h2 Desiring God

Copyright © 1996 by John Piper

Published by Multnomah Publishers, Inc.

204 W. Adams Avenue, P. O. Box 1720 – Sisters, Oregon 97759 USA

All nonEnglish rights are contracted through:

Gospel Literature International, PO Box 4060, Ontario, CA 917611003, USA

Russian copyright © Christian Center “Mirt”, 2004

P. O. Box 333, St. Petersburg, 197198, Russia

Copyright © 1996 by John Piper

© Издание на русском языке, перевод на русский язык. МРОЕХ «ХЦ «Мирт», 2024

Предисловие

Спустя десять лет

Существует такое счастье и чудо, которое делает вас серьезными.

К. С. Льюис. Последняя битва

Вы держите в руках книгу, в которой обстоятельным образом исследуется вопрос нашего счастья в Боге. Эта книга о счастье, потому что именно к этому нас призывает Творец в псалмах: «Утешайся Господом» (Пс. 36:4) И она написана как можно обстоятельнее, поскольку, по словам Джереми Тейлора, «Бог сурово накажет нас, если мы не будем счастливы».

В этой книге речь идет о личностях: Иисусе Христе, Который «вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест»; святом Павле, который «имел жало во плоти», но всегда радовался; Джонатане Эдвардсе, который глубоко наслаждался Божьим суверенитетом; Клайве С. Льюисе, который говорил, что Господь «видит наши желания не слишком сильными, а, напротив, слишком слабыми», и обо всех миссионерах, которые оставили все ради Христа, а в конце своей жизни говорили, что никогда не жертвовали собой.

С 1986 г., когда впервые была издана моя книга «Жаждущие Бога», минуло уже десять лет. Истина частично проверяется по тому, сохраняет ли она в течение длительного времени свое влияние в самых разнообразных ситуациях. А что можно сказать об этой книге? После первого издания я постарел на десять лет, и теперь мне уже пятьдесят. Моему браку уже двадцать семь лет, а моему служению в качестве пастора баптистской церкви «Вифлеем» – шестнадцать. Моему старшему сыну исполнилось двадцать три года, он женился. Карстен и Бенджамин больше уже не подростки, а Эйбрахам и Барнаби находятся в переходном возрасте. В 1986 г. у нас с Ноуэл не было ни одной дочери. Теперь у нас есть Талифа Рут, которую мы удочерили в декабре 1995 г., когда ей было девять недель.

Словом, жизнь изменилась. Однако я по-прежнему работаю над этой книгой, поскольку в ней заключается вся моя жизнь. Самым волнующим и драгоценным для моего разума и сердца я все еще считаю то, что Бог более всего прославляется во мне, когда я нахожу удовлетворение в Нем. Это поддерживает меня уже полжизни и, не сомневаюсь, приведет в Отчий дом.

В новое издание я добавил главу «Страдание. Жертвоприношение христианского гедонизма». Причина этого кроется частично в биографических, а частично в библейских предпосылках. Я прожил самые трудные десять лет своей жизни. Мы поняли, что в середине супружеской жизни всем суждено пройти через серьезные испытания. Мы прошли через них. Однако мы не преуменьшаем значение тех тревог, которые пережили в течение этих лет. Мы не стыдились просить помощи, и Бог был благ к нам. На пороге шестого десятка собственной жизни и четвертого десятка супружеской жизни мы значительно окрепли, и наша любовь стала еще глубже.

Еще в одном «браке» моей жизни – служении в баптистской церкви «Вифлеем» – я страдал и радовался попеременно. Может ли такое духовное опустошение и такое счастье существовать и в одной церкви, и в сердце одного человека одновременно? Думаю, что может. Апостол Павел, имея в виду реалии пасторского служения, сказал: «Нас огорчают, а мы всегда радуемся» (2 Кор. 6:10). Если у пасторов не будет радости, они не смогут заботиться о своей пастве (Евр. 13:17). Благодарю Господа за то, что Он оберегал меня в течение шестнадцати лет. Истина, изложенная в этой книге, – это Его богатство.

Библия учит, что нам предстоит страдать, чтобы Царство Божье распространялось в этом мире, и я не мог избежать этого. «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14:22). Но посредством наших страданий и другие люди могут войти в это царство. «Посему я все терплю ради избранных, дабы и они получили спасение» (2 Тим. 2:10). «Я… соделываюсь жертвою за жертву и служение веры вашей» (Флп. 2:17). «Скорбим ли мы, скорбим для вашего утешения и спасения» (2 Кор. 1:6). Сегодня, на пороге третьего тысячелетия, я, как никогда прежде, осознаю, что спасительный замысел Божий для этого мира восторжествует только через страдания, перенесенные в любви. Десятая глава была добавлена для того, чтобы горячо призвать всех христиан встать на голгофский путь, по которому однажды прошел Иисус, «ради предлежавшей нам радости».

В течение десяти лет, прошедших с первого издания этой книги, я перепроверял написанное и проверял главные ее постулаты, прилагая к разнообразным аспектам жизни, служения и природы Бога. Чем дольше я занимался этим, тем сильнее убеждался в том, что эта книга приобретает все большее значение. Вы сами можете проверить это на примере природы Бога (The Pleasures of God, Multnomah, 1991), опасности и радости проповедования (The Supremacy of God in Preaching, Baker Book House, 1990), влияния и цены всемирного благовестия (Let the Nations Be Glad, Baker Book House, 1993), значения брака (What’s the Difference, Crossway Books, 1990) и ежедневной битвы с неверием и грехом (The Purifying Power of Living by Faith in FUTURE GRACE, Multnomah, 1995). Чем больше я размышлял, служил и жил, тем больше вопросов, связанных с замыслом Божьим и нашей жизнью, включалось мною в эту книгу.

Старея, я все сильнее убеждаюсь в том, что отрывок из Книги Неемии чрезвычайно важен для ответа на вопрос, как мы живем и как умираем: «Радость пред Господом – подкрепление для вас» (Неем. 8:10). Когда мы стареем и теряем жизненные силы, нам нужно обращаться к пуританскому пастору Ричарду Бакстеру (умер в 1691 г.), чтобы удвоить наши усилия в поиске духовной радости. Прислушаемся к его молитве: «Да соделает живой Бог, удел и покой всех святых, наш плотский разум духовным, а каменное сердце плотяным, дабы любовь к Нему и радость в Нем были делом нашей жизни»[1]. Если радость в Боге становится делом нашей жизни (это я и называю христианским гедонизмом), тогда мы находим силы для служения любви до самого конца.

Пакер объясняет, как этот принцип действовал в жизни Бакстера: «Надежда на воскресение укрепляла его радость, а радость придавала сил, и поэтому, подобно Жану Кальвину до него и Джорджу Уайтфилду после него (два самых ярких примера), а возможно и самому апостолу Павлу… он, к крайнему удивлению, продолжал работать и сделал гораздо больше того, что можно было сделать за всю жизнь»[2].

Поиск радости в Боге не только подкрепляет нас, он также разрушает власть греха в нашей христианской жизни. Мэтью Генри, еще один пуританский пастор, писал: «Радость в Господе вооружает нас против атак наших духовных врагов и защищает от тех удовольствий, при помощи которых искуситель заманивает нас в свои сети»[3].

Защита «от тех удовольствий, при помощи которых искуситель заманивает нас в свои сети», – это дело всей нашей жизни. Я не знаю другого способа одержать победу над грехом, укоренившимся в нашем сердце, кроме как почувствовать отвращение к нему, поскольку только в Боге мы можем получить полное удовлетворение. Одна из причин популярности, которой пользуется эта книга спустя десять лет, заключается в том, что истина, изложенная в ней, не может измениться. Ведь подлинное удовлетворение не может быть где-то еще, кроме как в Боге. Человеческое сердце не может не быть источником злых желаний. Грех силен и убийственно притягателен. Перед нами стоит все тот же вопрос: из какого источника мы пьем? С кем мы пируем? Поэтому тема книги «Жаждущие Бога» по-прежнему актуальна: мы должны наслаждаться Богом.

Я в самом деле был счастлив, трудясь над этой книгой. И я благодарен многим людям.

Стив Холидей с самого начала был уверен в успехе этой книги. На протяжении всех этих лет он оставался моим верным другом и помощником в подготовке нового издания.

Едва ли не на все, что я сделал, оказал влияние Даньел Фуллер. Именно на его занятиях в 1968 г. были сделаны первые шаги в написании этой книги. Я был бы счастлив рассматривать свою книгу в качестве объяснения и практического применения принципов, изложенных в его труде «Unity of the Bible» (Zondervan, 1992). Даньел Фуллер по-прежнему остается моим другом и учителем.

Мой друг, помощник и соучастник в деле Христовом, Джон Блум, в 1995 г. помог мне в исправлении предыдущего издания. Его стремление к тому, чтобы владычество Бога проявлялось во всех сферах жизни, отражено на страницах этой книги и было драгоценным источником, из которого я и по сей день черпаю свои силы.

Кэрол Штейнбах спустя десять лет снова изъявила желание взяться за библейский и предметно-именной указатели и очень внимательно просмотрела всю книгу. Я не считаю нашу преданную дружбу чем-то само собой разумеющимся.

Восьмая глава обязана своим появлением моей жене Ноуэл. Первые семнадцать лет нашей супружеской жизни в точности совпали с периодом созревания этой книги. А последующие десять лет в браке подтвердили все ее достоинства. Наш брак в самом деле можно назвать «матрицей христианского гедонизма». Тайна отражения в нашей жизни Христа и церкви – это неистощимый источник надежды на то, что наша радость в священной радости других людей будет объединять нас до конца жизни.

Та церковь, которую я люблю и которой служу, познакомилась с этой книгой через мои проповеди еще в 1983 г. Наше сотрудничество с пресвитерами и служителями церкви было неоценимым. Конечно же, с тех пор размер этой книги значительно увеличился. И все же эта книга нуждается в дополнительной главе, которая бы называлась «Сообщество христианского гедонизма». Пусть Святой Дух сам напишет ее на скрижалях наших сердец.

Наконец, мне хочется сказать несколько слов своему отцу. Посвящение к этой книге, написанное в 1986 г., остается неизменным и спустя десять лет. Мне припоминается, как много смеялась моя мать, иногда до слез. Она была очень счастливой женщиной. Но особенно она была рада, когда ты после двух-, трех- или даже четырехнедельного отсутствия приходил домой в понедельник. Утром в понедельник она вся светилась, ожидая твоего возвращения.

За обеденным столом тем вечером (на моей памяти, это было самое счастливое время) мы услышали о победе Евангелия. По мере своего взросления я видел все больше и больше ран. Но ты не говорил мне о многих из них, пока я не стал взрослым и не научился радоваться им. Какие веселые были те обеды по понедельникам! Как было хорошо, когда ты бывал дома!

Джон Пайпер,декабрь 1995 г.,Миннеаполис, Миннесота

Посвящается

Уильяму Соломону Хоттлу Пайперу,

моему отцу,

в жизни которого я видел святость и счастье Бога

Введение

Как я стал христианским гедонистом

Вы можете поставить мир с ног на голову, изменив всего лишь слово в вашем кредо. В древнем исповедании веры говорится:

Основное предназначение человека – прославлять Бога

И

вечно радоваться в Нем.

«И»? Как яичница с ветчиной? Иногда вы прославляете Бога и иногда радуетесь в Нем? Иногда вы получаете славу и иногда – радость? «И» – очень двусмысленное слово! Так как же два этих слова – «прославлять» и «радоваться» – соотносятся друг с другом?

Древние богословы, очевидно, вовсе не считали, что говорят в данном случае о двух разных вещах. Они сказали «основное предназначение», а не «основные предназначения». По их мнению, прославление Бога и радость в Нем были одним предназначением, а не двумя. Но как это может быть?

Именно об этом моя книга.

Не то чтобы меня слишком беспокоили намерения богословов XVII в. Но меня сильно беспокоит Божий замысел, изложенный в Писании. Что Бог говорит об основном предназначении человека? Как Бог учит нас воздавать Ему славу? Заповедует ли Он наслаждаться в Нем? И если заповедует, то каким образом поиск наслаждения в Боге соотносится со всем остальным? Именно со всем остальным! «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию».

Главная цель этой книги – доказать, что во всей нашей жизни мы должны прославлять Бога так, как Он заповедал нам. На протяжении всей книги я буду стараться убедить вас, что

основное предназначение человека – прославлять Бога

ЧЕРЕЗ

вечную радость в Нем.

Пока я был в колледже, то имел смутное и распространенное убеждение, что если я делаю что-либо хорошее и благое только из-за того, что это приносит мне счастье, то я поступаю безнравственно.

Я понял, что суть нравственных поступков была принижена мною до уровня личного желания доставить удовольствие себе самому. В то время покупка мороженого в студенческом центре ради удовольствия вовсе не беспокоила меня, поскольку нравственные последствия подобного шага казались незначительными. Если бы я руководствовался желанием получить счастье или удовольствие в христианском служении или посещая церковь, то это, как я считал, было бы эгоистичным, прагматичным и корыстным.

Это действительно стало моей проблемой, поскольку я не мог сформулировать какую-либо иную, подходящую для меня побудительную причину. Я чувствовал огромное желание быть счастливым, но когда дело доходило до нравственного поступка, я убеждал себя, что свои побуждения лучше отставить в сторону.

Самое большое разочарование я испытывал в богослужении и поклонении. Я руководствовался туманным принципом, суть которого состояла в том, что чем важнее была моя деятельность, тем меньше во мне должно было быть своекорыстия. Это побуждало меня видеть в богослужении исключительно свои обязанности. Я присутствовал на богослужении по долгу, а не по сердцу.

Вот тут-то я и стал христианским гедонистом. В течение каких-то недель я пришел к убеждению, что пытаться служить Богу по какой-либо иной причине, кроме той, чтобы обрести в Нем наслаждение, – это небиблейская и даже самонадеянная практика. (Не упускайте из виду эти слова: В НЕМ. Не в Его благах, а в Нем. Не в себе, а в Нем.) Попробую описать по порядку те озарения, которые привели меня к христианскому гедонизму. Со временем, надеюсь, станет ясно, что я подразумеваю под этой довольно странной фразой.

1. В течение первой четверти своей учебы в семинарии я познакомился как с доводом в пользу христианского гедонизма, так и с его главным представителем и популяризатором, Блезом Паскалем. Он писал:

Все люди ищут счастья. Все без исключения. Какие бы средства для достижения этого они ни использовали, все они стремятся к нему. То, что заставляет одних воевать за счастье, а других уклоняться от этого, – это одно и то же желание, связанное с различными мировоззрениями. Воля никогда не сделает лишь небольшой шажок к этой цели. Поиском счастья мотивированы все наши поступки, не исключая даже тех, кто совершает самоубийство[4].

Это утверждение настолько соответствовало моим собственным желаниям и всему тому, что я видел в других людях, что я без колебаний принял его и уже никогда не находил повода сомневаться в нем. Более всего меня поразило то, что Паскаль не делал никакого нравственного суждения в отношении выявленного им факта. По его мнению, поиск собственного счастья не греховен; это некий элемент человеческой природы. Это закон человеческого сердца, точно так же как притяжение – закон природы.

Эта мысль имела для меня огромное значение, она открыла дверь для следующего озарения.

2. В колледже у меня возник интерес к работам К. С. Льюиса. Пока не стало слишком поздно, я купил его проповедь «Ценность славы». Первая страница этой проповеди оказала на меня такое огромное влияние, какого не оказывала никакая другая книга. Проповедь начинается так:

Если вы спросите двадцать добропорядочных людей о самом высшем благе, девятнадцать из них ответят вам, что это бескорыстие. Если же вы спросили бы о том же самом великих христиан ушедшей эпохи, почти каждый из них ответил бы вам, что это любовь. Понимаете, что произошло? Негативное понятие заменило собой позитивное, и значение такой замены лежит не только в филологической области. В негативном идеале бескорыстия предполагается прежде всего не защита блага других, а отказ пользоваться благами самому, как будто бы наше воздержание более важно, чем счастье других. Я не вижу в этом христианской добродетели любви. Новый Завет достаточно говорит о самоотречении. Однако библейское самоотречение не замыкается на себе самом. Нам предлагают отречься от самих себя и взять крест, чтобы следовать за Христом; и почти каждое описание того, что мы в конечном счете обретем, если сделаем это, содержит призыв возжелать.

Если в каком-либо уме затаилось убеждение, что дурно желать себе добра и искренне надеяться на удовлетворение, я отвечу, что это убеждение вкралось туда из философии Канта и стоиков и не имеет ничего общего с христианской верой. Действительно, если мы рассмотрим откровенные обетования вознаграждения и поразительную суть вознаграждений, данных нам в Евангелии, станет ясно, что наш Господь называет наше желание слишком слабым, а не слишком сильным. Мы нерешительны и поэтому играем с алкоголем, сексом и амбициями, в то время как нам предлагается вечная радость. В этом мы подобны невежественному ребенку, продолжающему лепить в трущобах пирожки из грязи, потому что он не может представить себе поездку к морю, которую ему предлагают. Нам слишком трудно угодить[5].

Это было написано черным по белому и полностью захватило меня: желать себе добра вовсе не дурно! На самом деле главная проблема людей заключается в том, что им очень сложно угодить. Они не ищут удовольствие с той решительностью и пылкостью, с какой должны делать это. Поэтому они довольствуются аппетитным пирогом из грязи, вместо безграничной радости.

В своей жизни я никогда не слышал, чтобы какой-нибудь христианин, даже обладающий всеми достоинствами Льюиса, говорил, что мы не только ищем своего счастья (как сказал Паскаль), но и должны искать его. Наша ошибка не в силе нашего желания счастья, а в его слабости.

3. Третье открытие я нашел в проповеди Льюиса, но Паскаль выражает его яснее. Он говорит:

В человеке когда-то было истинное счастье, от которого сейчас остался лишь пустой знак, неясный след. Человек тщетно пытается наполнить этот знак тем, что его окружает, стремясь найти в отсутствующем ту помощь, которую он не получает в настоящем. Однако всего этого недостаточно, потому что бездонная пропасть может быть наполнена только безграничным и неизменным, то есть, собственно говоря, самим Богом[6].

Оглядываясь сейчас назад, я понимаю это так отчетливо, что не знаю, как я мог когда-то упускать это из виду. Все предыдущие годы я пытался сдержать глубокое желание счастья, так чтобы прославлять Бога, исходя из некоего «высшего», бескорыстного побуждения. Но теперь во мне стало пробуждаться понимание, что такая настойчивая и несомненная жажда счастья не должна подавляться. Ее нужно было насытить Богом! Все менее и менее странным для меня стало казаться то, что наше поклонение должно быть мотивировано исключительно счастьем, которое мы находим в Боге.

4. Следующее открытие я вновь обнаружил у Льюиса, на этот раз в его книге «Размышления над псалмами». Девятая глава этой книги имеет такое скромное название: «Слово о поклонении». Для меня оно воистину стало словом о поклонении – самым лучшим словом о сути поклонения, которое я когда-либо читал.

Льюис пишет, что в самом начале его христианского пути камнем преткновения для него было требование прославлять Бога, которое то и дело встречается в псалмах. Он не видел в этом какого-либо смысла; ему казалось, что Бог желает «нашего поклонения точно так же, как тщеславная женщина комплиментов». Он развивает свою мысль, указывая на свою ошибку:

Самый очевидный факт о поклонении – будь то Богу или кому-нибудь другому – каким-то странным образом ускользал от моего внимания. Я вкладывал в поклонение смысл, присущий комплименту, одобрению или чествованию. И никогда не замечал, что всякая радость, всякое наслаждение непроизвольно перетекают в хвалу… Хвала разносится по миру – любовники превозносят своих любовниц, читатели – своих любимых поэтов, любители прогулок – сельскую местность, игроки – любимую игру…

Моя самая главная ошибка в отношении поклонения Богу покоилась на нелепом, если говорить о высшей ценности, отказе себе в том, что доставляет удовольствие и что мы действительно не можем не делать, – отказе во всем том, что мы ценим.

Думаю, нам доставляет наслаждение превозносить то, что нас радует, потому что хвала не просто выражает радость, но и дополняет, завершает ее; это ее заранее условленное завершение[7].

Это стало кульминацией проявившегося во мне гедонизма. Прославление Бога – высшее и вечное призвание человечества – содержало в себе не отречение от всего того, что я желал, а скорее завершение этого. Мои ранние попытки добиться такого служения Богу, которое бы исключало всякий личный интерес, доказали их внутреннюю противоречивость. Богослужение – это в первую очередь прославление. А прославляем мы только то, что доставляет нам радость. Не бывает грустного прославления или несчастливой хвалы.

Тех, кто пытается прославлять что-то, не находя в этом никакого наслаждения, мы называем лицемерами. Тот факт, что хвала – это логическое завершение наслаждения и что высшее предназначение человека – до конца вкусить это наслаждение, был, возможно, самым освобождающим открытием, какое я когда-либо делал.

5. Затем я обратился к псалмам и обнаружил, что язык гедонизма пронизывает их буквально повсюду. Поиск наслаждения был не только допустимым, но и прямо декларировался как заповедь: «Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего» (Пс. 36:4).

Псалмопевец стремится к Богу: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому: когда приду и явлюсь пред лице Божие!» (Пс. 41:2,3). «Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62:2). Мотив жажды имеет свой аналог, доставляющий наслаждение, когда псалмопевец говорит, что люди «насыщаются от тука дома Твоего, и из потока сладостей Твоих Ты напояешь их» (Пс. 35:9).

Мне открылось, что Божья благость, представляющая собой настоящую основу для поклонения, это не то, к чему мы уважительно относимся на основании какого-либо равнодушного почтения. Нет, мы должны получать наслаждение от этой благости: «Вкусите, и увидите, как благ Господь!» (Пс. 33:9). «Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим» (Пс. 118:103).

Льюис говорит, что Бог в псалмах предстает перед нами как «Тот, Кто удовлетворяет все». Его народ не стыдится возвеличивать Его за «огромную радость», которую он имеет в Нем (Пс. 42:4). Он – источник полной и безграничной радости: «Полнота радостей пред лицем Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек» (Пс. 15:11).

Такова краткая история того, как я стал христианским гедонистом. Я размышлял об этом в течение порядка двадцати восьми лет, в результате чего возникла философия, которая затрагивает фактически все стороны моей жизни. Я верю, что она покоится на библейском основании, удовлетворяя наиглубочайшие желания моего сердца и прославляя Бога и Отца нашего Господа Иисуса Христа. Я написал эту книгу для того, чтобы вручить результаты моих поисков тем, кто выслушает меня.

У людей, слышащих мои объяснения сути христианского гедонизма, возникает множество возражений. Я все же надеюсь, что в этой книге будут даны ответы на самые серьезные вопросы. Возможно, правда, я смогу снять остроту дальнейшего противодействия, сделав несколько предварительных и разъяснительных замечаний.

Во-первых, в моем понимании выражения «христианский гедонизм» Бог не становится средством для получения мирских удовольствий. То наслаждение, к которому стремится христианский гедонизм, находится в Самом Боге. Он – завершение наших поисков, а не средство для достижения иных результатов. Наша глубочайшая радость находится в Нем, в нашем Господе, а не в золотых горах, встрече родственников или каком-либо благе небес. Христианский гедонизм не сводит Бога к некоей отмычке, открывающий сундук со златом и серебром. Он, наоборот, стремится к преображению сердца, чтобы исполнились слова: «И будет Вседержитель твоим золотом и блестящим серебром у тебя» (Иов. 22:25).

Во-вторых, христианский гедонизм не творит ради удовольствия «божка». Он утверждает, что человек уже сотворил себе бога из всего того, в чем он нашел для себя удовольствие. Цель христианского гедонизма – найти наибольшее наслаждение только в Боге, избегая тем самым греха любостяжания, алчности, что приравнивается к идолопоклонству (Кол. 3:5).

В-третьих, христианский гедонизм не ставит нас выше Бога, когда мы стремимся к Нему из наших личных интересов. Пациент не выше своего доктора. Это будет разъяснено дополнительно в третьей главе.

В-четвертых, христианский гедонизм – это не «общая теория нравственного оправдания»[8]. Иными словами, я нигде не утверждаю, что действие правильно только потому, что приносит наслаждение. Моя задача не заключается в том, чтобы решать, что хорошо, а что нет, используя в качестве нравственного критерия радость. Я стремлюсь откровенно признать поразительный, но в большинстве своем забытый факт, что важность радости – это нравственная обязанность во всяком истинном поклонении и добродетельном шаге. Я не утверждаю, что любовь к Богу потому благость, что она несет с собой радость. Я лишь показываю, что Бог предписывает нам искать радость в любви к Богу: «Утешайся Господом» (Пс. 36:4). И я не говорю, что любовь к людям потому добродетельна, что приносит наслаждение. Я утверждаю, что Бог заповедует нам искать радость в любви к людям. Ибо написано: «Благотворитель ли, благотвори с радушием» (Рим. 12:8)[9].

Мой подход к Библии основан не на теории гедонизма о нравственном оправдании. Наоборот, именно в Библии я нахожу божественное повеление искать наслаждение, т. е. оставить дешевые, неплодоносные, кратковременные, не приносящие удовлетворения, разрушающие личность и принижающие Бога удовольствия мира сего и продать все «с радостью» (Мф. 13:44), чтобы обрести Царство Небесное и тем самым войти «в радость нашего Господина» (Мф. 25:21,23). Если говорить коротко – я придерживаюсь христианского гедонизма не по каким-либо философским или теоретическим причинам, а потому что это заповедует Бог (хотя, разумеется, он не заповедует вам называться именно этим словом!).

В-пятых, я не утверждаю, что связь между любовью и счастьем подчиняется такому правилу: «Истинное счастье требует любви». Это излишнее упрощение, упускающее из виду главный и определяющий принцип. Отличительной чертой христианского гедонизма является не утверждение, что поиск наслаждения требует добродетели, а, наоборот, что добродетель состоит (преимущественно, но не только) в поиске наслаждения.

Причина, по которой я пришел к такому убеждению, заключается в том, что я предстаю здесь не в качестве философа-гедониста, а как библейский богослов и пастор, который должен находиться в согласии с божественными заповедями:

• «любить дела милосердия» (а не просто их делать, Мих. 6:8);

• «благотворить с радушием» (Рим. 12:8);

• принять «с радостью» расхищение имения, находясь в страдании в узах (Евр. 10:34);

• доброхотно давать (2 Кор. 9:7);

• делать нашу радость радостью других (2 Кор. 2:3);

• пасти Божье стадо охотно и с усердием (1 Пет. 5:2);

• неусыпно печься о душах «с радостью» (Евр. 13:17).

Если вы будете долго размышлять об этих поразительных заповедях, вас ошеломит их нравственное применение. Христианский гедонизм старается очень серьезно подходить к божественным заповедям. Жизнь в результате этого резко меняется, так как поиск истинной добродетели включает в себя поиск радости, ибо радость – это существенный компонент всякой истинной добродетели. И это очень сильно отличается от того, когда говорят: «Все то хорошо, что приносит нам счастье».

В-шестых, христианский гедонизм не искажает историческую веру реформатских катехизисов. Именно за это «искажение» христианский гедонизм подвергся критике Ричардом Моу. В своей книге «Бог, дающий заповеди» он пишет:

Пайпер может изменить первый ответ в Вестминстерском кратком катехизисе и, вместо слов «прославлять Бога и вечно радоваться в Нем», поставить слова: «прославлять Бога через вечную радость в Нем», чтобы подогнать под свои гедонистские цели. Но как изменить первые слова Гейдельбергского катехизиса: «Мое единственное утешение в том, что плотью и духом, в жизни и смерти, я, раб Божий, не принадлежу самому себе, но истинному Спасителю нашему, Иисусу Христу»?[10]

Не стоит изменять начало Гейдельбергского катехизиса ради гедонистских целей не потому, что я не могу этого сделать, а потому, что я не хочу этого делать. Оно уже подстраивает весь катехизис под человеческое желание «утешения». Первый вопрос звучит так: «В чем ваше единственное утешение в жизни и смерти?» Критики христианского гедонизма настойчиво вопрошают: «Разве создатели катехизиса четырехсотлетней давности написали все 129 вопросов только для того, чтобы объяснить один: „В чем ваше единственное утешение“?»

Весьма знаменательно также то внимание «счастью», которое очевидным образом уделяется во втором вопросе катехизиса, представляющем собой схему всего катехизиса. Он звучит так: «Что вам необходимо знать, чтобы счастливо (seliglich) жить и умереть в этом утешении (Troste)?» Тем самым всеобъемлющая тема «утешения» проясняется, по сути, как «счастье». Поэтому весь катехизис отвечает на этот вопрос: как жить и умереть счастливо.

Ответ на второй вопрос катехизиса звучит так: «Во-первых, как велики мои грехи и глубоко мое падение. Во-вторых, как спастись от грехов и падения. В-третьих, как благодарить Господа за мое спасение». В соответствие с этой схемой, все остальные вопросы катехизиса разделены на три части: «Часть первая. О человеческом несчастье» (вопросы 3–11), «Часть вторая. Об искуплении людей» (вопросы 12–85) и «Часть третья. О благодарении» (вопросы 86–129). Это означает, что весь Гейдельбергский катехизис написан как ответ на вопрос: что я должен знать, чтобы жить счастливо?

Меня озадачивает, когда кто-нибудь думает, что христианскому гедонизму нужно «изменить первый вопрос Гейдельбергского катехизиса». Но истина заключается в том, что весь Гейдельбергский катехизис построен по тому плану, которого придерживается и христианский гедонизм. Вот почему христианский гедонизм не искажает исторические реформатские катехизисы. Как Вестминстерский катехизис, так и Гейдельбергский катехизис с самого начала говорят о том, что человек получает наслаждение в Боге и что он ищет, как «жить и умереть счастливо». Поэтому у меня нет желания придумывать новое учение. Я счастлив, что Гейдельбергский катехизис был написан четыреста лет назад.

Свежий взгляд на мир (даже если ему уже несколько столетий) не приводит сам по себе к изложению простых определений. Нужна целая книга, чтобы люди начали хоть что-то понимать. Скорые и поверхностные суждения почти всегда будут неверными. Остерегайтесь строить догадки о том, что будет изложено на страницах этой книги! Предположение, что здесь мы имеем дело с еще одним продуктом современного преклонения человека перед своим «я», совершенно неправильно. Какие же открытия вас ждут впереди!

Для многих читателей термин «христианский гедонизм» кажется новым. Поэтому в свою книгу я включил Приложение 4, которое называется: «Почему христианский гедонизм?» Если этот термин выглядит странным или пугающим, вы можете сначала обратиться к этому приложению и только потом приступить к чтению основной части этой книги.

Я бы предпочел отложить изложение определения христианского гедонизма до конца книги, когда рассеются все возможные недопонимания. Писатель зачастую хочет, чтобы первые строки его книги люди читали в свете последних строк, и наоборот! Но, увы, нужно идти сначала. Поэтому я предлагаю читателю предварительное определение, надеясь, что оно будет воспринято с пониманием и одобрением в свете всей остальной книги.

Христианский гедонизм – это философия жизни, основанная на следующих пяти убеждениях:

1. Желание быть счастливым основано на всеобщем человеческом опыте; оно благое, а не греховное.

2. Мы никогда не должны отвергать или противиться желанию быть счастливым, словно бы это дурное побуждение. Вместо этого нам следует стремиться к усилению желания, подкрепляя его всем тем, что дает нам глубокое удовлетворение.

3. Глубокое, настоящее счастье можно получить только в Боге; не от Бога, а в Боге.

4. Счастье, которое мы обретаем в Боге, достигает своей кульминации, когда мы с любовью делимся им с другими людьми.

5. В той же мере, в какой мы стараемся отказаться от стремления к собственному счастью, мы теряем способность почитать Бога и любить людей. Или, если говорить в позитивном ключе, стремление к радости – необходимая часть нашего служения и нашей добродетели. Иными словами:

Основное предназначение человека – прославлять Бога

ЧЕРЕЗ

вечную радость в Нем.

Эта книга – в основном размышление над Писанием. Если я не смогу показать, что христианский гедонизм основан на учении Библии, я вряд ли заинтересую кого-нибудь, не говоря уж о том, чтобы убедить его в своей правоте. В мире есть тысячи выдуманных людьми философий жизни. Если христианский гедонизм – одна из них, не стоит обращать на него внимания. Ибо есть только одна скала – Слово Божье. Только одно действительно важно: прославлять Бога так, как Он Сам повелел это делать. Именно поэтому я – христианский гедонист. Именно поэтому я написал эту книгу.

Глава 1

Божье счастье

Основание для христианского гедонизма

Бог наш на небесах; творит все, что хочет.

Пс. 113:11

В моем мышлении произошли чудесные перемены в отношении учения о Божьем суверенитете… Это учение часто давало огромную радость, счастье и сладость. Абсолютный Божий суверенитет – это то, что я люблю в Боге.

Джонатан Эдвардс

Пик Божьего счастья —

это радость, которую Он приносит,

в отражении Своего господства

и в хвале Своего народа.

Джон Пайпер

Исходное основание христианского гедонизма находится в том факте, что Бог господствует в своих нежных чувствах:

Основное предназначение человека – прославлять Бога и вечно радоваться в Нем.

Причина, по которой это может выглядеть странным, заключается в том, что мы более привыкли размышлять о наших обязанностях, нежели о Божьем замысле. Задумываясь же о Божьем замысле, мы склонны изображать его так: мы – в центре Божьего благоволения. Мы, например, говорим, что Его замысел заключается в искуплении мира. Или в спасении грешников. Или в восстановлении творения. Или в чем-то еще.

Но Божий замысел спасения можно назвать предпоследним шагом, но никак не последним. Искупление, спасение и восстановление не являются окончательной целью Бога. Он совершает это ради чего-то большего, а именно ради наслаждения, которое Он получает, прославляя Себя. Настоящее основание христианского гедонизма зиждется не на Божьей преданности нам, а на верности Себе.

Если бы Бог не был безгранично предан стремлению сохранить и показать Свою славу, равно как и насладиться ею, у нас не было бы никакой надежды обрести в Нем счастье. Но если Он действительно использует всю Свою суверенную власть и безграничную мудрость для увеличения наслаждения Своей славой, у нас появляется основание для радости.

Я знаю, вначале это озадачивает. Поэтому я постараюсь разбить мою мысль на части, чтобы затем в конце данной главы сложить их опять вместе.

Бог обладает правом, силой и мудростью сделать то, что приносит Ему счастье.

Эти цели не могут не исполниться.

Поэтому Он не испытывает недостатка ни в чем. И Он никогда не унывает и не печалится.

Он всегда полон и переполнен энергии ради Своего народа, ищущего в Нем свое счастье.

«Бог наш на небесах; творит все, что хочет» (Пс. 113:11). Суть этого отрывка заключается в следующем: у Бога есть право и власть делать все, что доставляет Ему радость. Именно это мы подразумеваем, когда говорим, что Бог суверенен.

Задумайтесь на секунду: если Бог суверенен и делает все, что хочет, ничто не помешает осуществлению Его планов.

Господь разрушает советы язычников, уничтожает замыслы народов. Совет же Господень стоит вовек; помышления сердца Его – в род и род (Пс. 32:10,11).

И если ничто не помешает осуществлению Его планов, Он должен быть счастливее всех сотворенных Им существ. Безграничное, божественное счастье – источник, от которого насыщается и желает еще более насытиться христианский гедонист.

Вообразите, что случилось бы, если Бог, управляющий всем миром, не был бы счастлив? Что если бы Бог ворчал, дулся и печалился, словно какой-то капризный великан на небесах? А если бы Бог был расстроен, подавлен, мрачен, уныл, недоволен и удручен? Могли бы мы воскликнуть вместе с Давидом: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62:1)?

Не думаю. Иначе мы бы все относились к Богу подобно маленьким детям, отцы которых расстроены, мрачны, унылы и недовольны. Им бы не понравились такие отцы. Они старались бы сделать все возможное, чтобы не побеспокоить их, или, по крайней мере, пытались бы своим усердием заслужить некоторое их благоволение.

Поэтому, если Бога нельзя назвать счастливым, у христианского гедонизма нет основания. Ибо цель христианского гедонизма – обретение счастья в Боге, радость в Нем, воодушевление от Его благоволения и наслаждение в общении с Ним. Однако дети не могут наслаждаться общением со своими отцами, если те несчастливы. Поэтому основание христианского гедонизма – счастье Божье.

В свою очередь, основанием счастья нашего Бога должна быть Его суверенность: «Бог наш на небесах; творит все, что хочет». Если Бог не суверенен, а сотворенный Им мир находится вне Его контроля, вновь и вновь нарушая Его первоначальный замысел, – Бог не может быть счастлив.

Наша радость покоится на Божьем обетовании, что Он в полной мере силен и мудр, чтобы направлять все для нашего блага, а Божья радость зиждется на том же самом суверенном контроле: Он творит все для Своей славы.

Итак, если все это в столь значительной степени зависит от суверенной власти Бога, нам следует удостовериться в надежности библейского основания для нее.

Господь говорит: «Мой совет состоится, и все, что Мне угодно, Я сделаю».

Поэтому Иов говорит: «Намерение Твое не может быть остановлено».

Его намерения простираются на все в мире, включая грех. Тем самым распятие Христа было Божьей волей, даже если это был самый большой грех, когда-либо совершенный.

«В полу бросается жребий, но все решение его – от Господа»[12].

А если Бог есть Бог, то невозможно расстроить Его план. Об этом говорит пророк Исаия:

Я Бог, и нет иного Бога, и нет подобного Мне. Я возвещаю от начала, что будет в конце, и от древних времен то, что еще не сделалось, говорю: Мой совет состоится, и все, что Мне угодно, Я сделаю (Ис. 46:9,10).

Божий замысел не может расстроиться; нет ничего, что было бы подобно Богу. Если предположить, что Божий замысел может не достигнуть результата, это означает, что в мире существует сила, превосходящая силу Бога. Значит, кто-то может противиться Его руке, когда Он определяет что-либо. Но нет «никого, кто мог бы противиться руке Его», говорит Навуходоносор:

…Которого владычество – владычество вечное и Которого царство – в роды и роды. И все, живущие на земле, ничего не значат; по воле Своей Он действует как в небесном воинстве, так и у живущих на земле; и нет никого, кто мог бы противиться руке Его и сказать Ему: «что Ты сделал?» (Дан. 4:31,32).

Вот что сказал Иов в своем окончательном исповедании, после того как Господь ответил ему из бури: «Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено» (Иов. 42:2). «Бог наш на небесах; творит все, что хочет».

В этом случае перед нами встает вопрос, можно ли считать зло и бедствия в этом мире также частью Божьего суверенного замысла. Иеремия, обозревая кровавую бойню в Иерусалиме после его разрушения, восклицает:

Истощились от слез глаза мои, волнуется во мне внутренность моя, изливается на землю печень моя от гибели дщери народа моего, когда дети и грудные младенцы умирают от голода среди городских улиц (Пл. 2:11).

Но когда он взирает на Бога, он не может не признать истину:

Кто это говорит: «и то бывает, чему Господь не повелел быть»? Не от уст ли Всевышнего происходит бедствие и благополучие? (Пл. 3:37,38).

Если Бог как суверенный Господь правит миром, то все зло этого мира не может не находиться под Его контролем: «Бывает ли в городе бедствие, которое не Господь попустил бы?» (Ам. 3:6).

Иов, Божий слуга, когда был поражен проказой, благочестиво сказал: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?» (Иов. 2:10). Он сказал это, несмотря на то что в Библии ясно написано: «И отошел сатана от лица Господня, и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его» (Иов. 2:7). Разве Иов был прав, приписывая Богу то, что сделал сатана? Да, потому что сразу после слов Иова в Библии говорится: «Во всем этом не согрешил Иов устами своими» (Иов. 2:10).

Бог позволяет сатане причинять людям зло. Поэтому Иов прав, когда исповедует, что оно полностью вышло из руки Божьей. Если мы приписываем сатане (или грешному человеку) такую власть, которая разрушает Божий замысел, мы поступаем вопреки учению Библии.

Распятие Христа лучше всего подтверждает, что даже нравственное зло не выходит за рамки Божьего замысла. Кто в действительности станет отрицать, что Иуда, предав Христа, совершил злой поступок, с точки зрения нравственности?

Однако Петр говорит: «Сего [Иисуса], по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили». Предательство – это грех. Но он был частью заранее определенного Божьего плана. Грех не расстраивает Его замысел и не противится Его руке.

Или же кто скажет, что презрение Ирода (Лк. 23:11), греховная выгода Пилата (Лк. 23:24), крики иудеев «Распни Его! Распни!» (Лк. 23:21) или, наконец, насмешки солдат-язычников (Лк. 23:36) не были греховными? Но Лука в Деяниях рассказывает нам о молитве святых:

Ибо по истине собрались в городе сем на Святого Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой (Деян. 4:27,28).

Люди восстают против Всевышнего только для того, чтобы обнаружить, что их восстание неосознанно служит исполнению чудесных замыслов Божьих. Даже грех не может разрушить цели Всевышнего. Сам Он не совершает грех. Однако Он установил, что некоторые действия в мире будут греховными. Таким образом, действия Пилата и Ирода были предопределены в Божьем замысле.

Подобным же образом, доходя до конца Нового Завета и до конца истории, описанной в Откровении Иоанна, мы обнаруживаем, что Бог контролирует всех злых царей, ведущих войну. В своей книге Иоанн описывает блудницу, восседающую на звере с десятью рогами. Блудница – это Рим, напоенный кровью святых. Зверь – это антихрист, а десять рогов – это десять царей, которые «передадут силу и власть свою зверю… [и] будут вести брань с Агнцем» (Отк. 17:13,14).

Но разве эти злые цари находятся вне Божьего контроля? Разве они расстраивают Его замысел? Едва ли. Сами того не осознавая, они исполняют Его приказание. «Потому что Бог положил им на сердце исполнить волю Его, исполнить одну волю, и отдать царство их зверю, доколе не исполнятся слова Божии» (Отк. 17:17). Никто на земле не может избежать суверенного Божьего контроля: «Сердце царя в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его» (Прит. 21:1; ср.: Езд. 6:22).

Злые намерения людей не могут расстроить Божьи установления. В этом заключена суть истории падения и возвеличивания Иосифа в Египте. Братья Иосифа продали его в рабство. Жена Потифара оклеветала его, и это привело к тому, что его бросили в подземелье. Главный виночерпий фараона забыл о нем на два года. Где же был Бог, когда совершалось все это зло? Иосиф говорит об этом своим братьям: «Вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей» (Быт. 50:20).

Непослушание и окаменелость сердца людей приводит не к разрушению Божьего плана, а, наоборот, к его реализации.

Задумайтесь о том, что говорит Павел об огрубелости сердца: «Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей, – чтобы вы не мечтали о себе, – что ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени, пока войдет полное число язычников, и так весь Израиль спасется» (Рим. 11:25,26). Кто управляет тем ожесточением сердца, которое случилось в Израиле, так что оно имеет определенные границы, и кто, когда подойдет назначенное время, откроет путь для спасения «всему Израилю»?

Или давайте подумаем о непослушании, о котором говорит Павел в другом месте Послания к Римлянам. Он говорит язычникам о непослушании Израиля, когда тот отверг своего Мессию: «Так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы» (Рим. 11:31). Когда Павел говорит о том, что непослушание Израиля дает язычникам возможность обрести благословения Евангелия, какой замысел он имеет в виду?

Это может быть только Божий замысел. Ибо, разумеется, Израиль вовсе не рассматривал свое непослушание как способ благословения язычников; и вряд ли иудеи верили, что таким окольным путем можно самим обрести милость. В таком случае, разве не доказывают слова Павла в Рим. 11:31, что Бог контролирует непослушание Израиля, направляя его именно к тому, что Он заранее определил?

Божий суверенитет над человеческими делами не допускает компромисса даже в реальности греха и зла, которые существуют в этом мире. Этот суверенитет не ограничен добрыми делами людей или радостными событиями, происходящими в природе. Ветер может успокаивать, а может и разрушать. Но в любом случае он – от Господа.

Я познал, что велик Господь, и Господь наш превыше всех богов. Господь творит все, что хочет, на небесах и на земле, на морях и во всех безднах. Возводит облака от края земли, творит молнии при дожде, изводит ветер из хранилищ Своих (Пс. 134:5–7).

В конечном счете, всякий должен прийти к единственно правильному заключению, что если на небесах есть Бог, то не существует случайного стечения обстоятельств, даже если это касается самых незначительных событий жизни. «В полу бросается жребий, но все решение его – от Господа» (Прит. 16:33). Ни одна птица «не упадет на землю без воли Отца вашего» (Мф. 10:29).

Как Бог может быть счастлив и производить бедствия одновременно?

Подумаем о том, что Он способен смотреть на мир через две линзы.

Глядя через собирающую линзу, Он печалится и гневается из-за греха и боли.

Глядя через рассеивающую линзу, Он видит зло в его связи с извечными замыслами.

Реальность схожа с мозаикой.

Сами по себе части могут быть уродливыми, но собранное из них целое – прекрасно.

Многие из нас прошли через период глубокой борьбы с учением о Божьем суверенитете. Если мы соединим свое сердце с исповедуемыми нами доктринами, они могут стать причиной эмоциональных встрясок и бессонных ночей. Это намного лучше, чем на академическом уровне забавляться теми мыслями, которые никогда не касаются нашей личной жизни. Существует, по крайней мере, возможность понять, что вслед за встряской придет время покоя и уверенности.

Так произошло со многими из нас. Так произошло и с Джонатаном Эдвардсом. Эдвардс был пастором и серьезным богословом в Новой Англии в начале XVIII в. Он был руководителем первого Великого пробуждения. Его главные богословские труды по-прежнему бросают вызов величайшим умам наших дней. Благодаря экстраординарной комбинации логики и любви он стал писателем, который до глубины души трогает своего читателя. Вновь и вновь, когда я ослабеваю и чувствую сухость в своей жизни, я снимаю с полки собрание сочинений Эдвардса, чтобы испытать волнение от одной из его проповедей.

Он описывает ту борьбу с учением о Божьем суверенитете, которую испытал сам:

С детства у меня были тысячи возражений на учение о Божьем суверенитете… Эта доктрина представала передо мной в каком-то жутком виде. Но хорошо помню то время, когда я пришел к убеждению в отношении Божьего суверенитета и более не сомневался…

Но я бы никогда не смог дать отчета в том, как или благодаря чему я пришел к такому убеждению, ничуть не предполагая ни тогда, ни спустя долгое время, что существовало некое экстраординарное действие Святого Духа; но только сейчас я увидел и мой разум понял всю справедливость и разумность этого учения. Мой разум успокоился в нем, и это положило конец всем недостаткам и возражениям.

С того дня и по сей день в моем разуме происходили чудесные перемены в отношении учения о Божьем суверенитете, так что у меня просто недоставало порой аргументов против него, в самом абсолютном смысле этого слова… Впоследствии у меня часто было не просто убеждение, а восхитительное убеждение. Учение очень часто представало в весьма приятных, радостных и светлых тонах. Я с любовью приписываю Богу такое качество, как абсолютная суверенность. Однако мое первое убеждение не было таковым[13].

Не стоит удивляться, что Джонатан Эдвардс искренно и серьезно боролся с той проблемой, которая сейчас стоит перед нами. Как мы можем на основании Его суверенности утверждать, что Бог счастлив, если большинство из того, что Бог допускает в мире, противоречит Его собственным заповедям, изложенным в Писании? Как мы можем говорить, что Бог счастлив, когда в мире столько греха и несчастья?

Эдвардс не претендовал на то, чтобы раскрыть эту тайну. Но он помогает нам найти способ избежать открытых противоречий, оставаясь верным учению Писания. Перефразируя Эдвардса, можно сказать следующее: божественный разум настолько сложен и безграничен, что у Бога есть способность смотреть на мир через две линзы. Он может смотреть через собирающую и через рассеивающую линзы.

Когда Бог взирает на неприятные события и бедствия через собирающую линзу, Он видит трагедию или грех такими, какие они есть по сути, и из-за этого Он печалится и гневается. «Ибо Я не хочу смерти умирающего, говорит Господь Бог; но обратитесь – и живите!» (Иез. 18:32).

Но когда Бог взирает на неприятные события и бедствия через рассеивающую линзу, Он видит трагедию или грех в их связи с тем, что предшествует им и что вытекает из них. Он видит их вместе со всеми связями и следствиями, которые формируют узор или мозаику, растянутую в вечность. Эта мозаика во всех своих частях – благих и злых – радует Его[14].

Бог желал распятия Своего Сына.

Он ненавидел грех и боль (сквозь собирающую линзу).

Он радовался покрытию греха и побеждающему смерть послушанию (сквозь рассеивающую линзу).

Поэтому оно сопровождалось грехом и болью.

Печальное само по себе, это событие не разрушает Его замысел и не лишает Его глубочайшей радости.

Например, смерть Христа была волей и действием Бога-Отца. Исаия пишет: «Мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. <…> Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению» (Ис. 53:4,10). Разумеется, когда Бог-Отец видел страдания Своего возлюбленного Сына, равно как и ту злость, которая пригвоздила Его к кресту, Он не радовался этому факту как таковому (рассматриваемому сквозь собирающую линзу). Грех сам по себе и страдания невинного ненавистны Богу.

Тем не менее, как написано в Евр. 2:10, Вождя нашего спасения Бог-Отец «совершил чрез страдания». Бог желал то, что ненавидел. Он ненавидел это, глядя именно через собирающую линзу, а не через рассеивающую линзу вечности. В контексте всеобщности вещей, Бог-Отец видит в смерти Сына Божьего возвышенный способ продемонстрировать Свою праведность (Рим. 3:25,26) и ввести Свой народ в славу (Евр. 2:10), чтобы ангелы не переставали прославлять Его (Отк. 5:9–13).

Поэтому, когда я говорю, что суверенитет Божий – это основание Его счастья, я вовсе не игнорирую и не умаляю гнев и печаль, которые Бог выказывает против зла. Но из этого гнева и печали я также не делаю вывода, что Бог – это разочарованный Бог, Который не может контролировать Свое творение. Он определил все от вечности и безошибочно создает из каждого события в мире возвышенную мозаику искупительной истории[15]. Созерцание этой мозаики (как со светлой, так и с темной стороны) наполняет Его сердце радостью.

И если сердце нашего Отца полно глубочайшего счастья, мы можем быть уверены, что когда мы ищем счастья в Нем, то, придя к Нему, не найдем Его «не в настроении». Он не будет разочарован, печален и раздражителен, не будет выказывать желание остаться в одиночестве. Напротив, мы найдем Отца, сердце Которого наполнено радостью до такой степени, что этого достаточно для всех жаждущих (т. е. христианских гедонистов).

Бог применяет Свою суверенную власть для того, чтобы продемонстрировать величайший объект Своей радости – Свою СЛАВУ, красоту Своих многочисленных совершенств.

Все, что Он делает, Он делает для того, чтобы возвеличить достоинство Своей славы.

Он поступал бы неправедно, если бы ценил что-либо больше самой высокой ценности, а именно больше Самого Себя.

Основанием для христианского гедонизма, как уже было показано ранее, служит тот факт, что Сам Бог превыше Своих чувств:

Основное предназначение Бога – Его прославление и вечная радость в Себе Самом.

До сих пор мы видели, что Бог абсолютно суверенен и поэтому может делать все, что хочет. Он не разочарованный Бог, но, напротив, глубоко счастливый Бог, получающий радость ото всех Своих дел (Пс. 103:31), ибо Он видит их во взаимосвязи со всей искупительной историей.

Нерассмотренным остался вопрос о том, каким образом это непоколебимое счастье Бога есть в действительности счастье в Нем Самом. Мы уже поняли, что Бог обладает суверенной властью делать все, что Ему угодно. Однако мы не показали еще детальным образом, что же именно Ему угодно. Почему созерцание мозаики искупительной истории так радует Бога? Разве не будет для Бога идолопоклонством радоваться чему-либо вне Себя Самого?

Поэтому нам следует задать вопрос: что делает Бога счастливым; т. е. что можно сказать о той искупительной истории, которая радует Бога? Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно понять, какую цель ставит перед Собой Бог, совершая все Свои дела. Если мы уясним это, то узнаем, что радует Его более всего. Мы узнаем, какое из Его чувств занимает главенствующее положение.

В Приложении 1 я кратко рассматриваю ключевые положения истории искупления для того, чтобы выявить главную цель Бога во всех Его действиях. Если последующие рассуждения в этой главе покажутся кому-нибудь не соответствующими учению Писания, я советую обратиться к дополнительному материалу в этом приложении.

Вывод, который я делаю в приложении, заключается в том, что среди всех Божьих чувств главенствующее положение занимает Его слава. Цель всех Его действий – сохранить и выявить эту славу. Но какой смысл мы вкладываем в свои слова, когда говорим, что среди всех Божьих чувств слава занимает главенствующее положение? Смысл заключается в следующем: Бог придает Своей славе наибольшее значение по сравнению со всеми остальными Его чувствами. Бог наслаждается Своей славой больше, чем всем остальным.

Весьма затруднительно дать определение славы. Слава подобна красоте. Какое бы определение вы дали красоте? На что-то нам легче указать, нежели пытаться определить. Но я постараюсь сделать это. Божья слава – это красота Его многочисленных совершенств. Она может относиться к тому яркому и необычайному сиянию, которое проявляется в видимой форме. Или же она может относиться к безгранично-совершенным нравственным качествам Его личности. В любом случае она указывает на реальность безграничного величия и достоинства. В определении славы нам помогает К. С. Льюис:

Природа никогда не учила меня, что существует Бог славы и безграничного величия. Я должен был узнать об этом из других источников. Однако природа придала слову «слава» смысл, понятный для меня. До сих пор не знаю, где бы еще я мог найти этот смысл. Не уверен, имело бы выражение «страх Господень» для меня какой-либо смысл кроме продиктованных простым благоразумием попыток спастись, если я бы никогда не увидел тех грозных ущелий и неприступных скал[16].

Отсюда можно заключить, что главная цель Бога – сохранить и выявить Свое безграничное и необычайное величие и достоинство, т. е. Свою славу.

У Бога, разумеется, есть и другие цели в том, что Он делает. Однако нет ни одной из них, которая превалировала бы над вышеназванной. Все другие цели подчиняются этой главной цели. Например, непомерные страдания Бога были предназначены для того, чтобы возвеличить ценность Его славы. Он стремится выявить ее для того, чтобы противостать всем тем, кто преуменьшает ее, и защитить ее от всякого презрения. Очевидно, что она занимает главенствующее положение среди всех остальных Божьих качеств. Он безгранично любит Свою славу.

Это можно сказать и иначе: Бог безгранично любит Себя. Или по-другому: Сам Бог превыше всех Своих качеств. Если мы даже на короткий отрезок времени задумаемся об этом, мы поймем всю справедливость этого факта. Бог был бы неправедным (так же как неправедны все мы), если бы ценил что-либо больше того, что воистину представляет собой самую главную ценность. Но самая главная ценность – это Он Сам. Если бы Он не получал безграничное удовольствие от достоинства Своей собственной славы, Он был бы неправедным. Ибо справедливость требует, чтобы мы получали от других людей удовольствие пропорционально тому, насколько велика слава этих людей.

«Христос есть сияние славы и образ ипостаси Бога»[17]. Поэтому Отец безгранично восхищается Своим Сыном.

«Небеса проповедуют славу Божию»[18]. Поэтому Бог восхищается творением как расширением того изобилия, которое Он имеет ради Своего превосходства.

Подумав еще немного над мыслью, высказанной нами в предыдущем абзаце, мы вспомним, что она в точности соответствует нашей вере в божественность Сына Божьего. Когда дело касается именно этих аспектов нашего исповедания, мы останавливаемся перед дверью, ведущей в глубины неисчерпаемой тайны. Однако Писание открыло нам некоторые из этих сокрытых тайн. Оно учит нас, что Сын Божий есть воистину Бог: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). «В Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2:9).

Поэтому Отец, созерцая Своего Сына от вечности, видел в Нем Свой образ. Об этом написано в Послании к Евреям, когда говорится, что Сын – это «сияние славы и образ ипостаси Его» (Евр. 1:3). В другом месте то же самое утверждается о славе Христовой, которая «есть образ Бога невидимого» (2 Кор. 4:4).

Из этих отрывков видно, что от вечности Бог-Отец имел перед Собой образ Своей славы, совершенным образом отражающийся в личности Своего Сына. Поэтому одним из лучших способов, объясняющих Божье безграничное наслаждение Своей славой, может стать следующая мысль: Бог восхищается славой Своего Сына, Который совершеннейшим образом отражает эту славу (см.: Ин. 17:24–26).

Когда Христос пришел в наш мир, Бог-Отец сказал: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф. 3:17). Когда Бог-Отец созерцает образ Своей славы в личности Своего собственного Сына, Он безгранично радуется этому. Через пророка Исаию Он говорит: «Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к Которому благоволит душа Моя» (Ис. 42:1).

Внутри божественного триединства (Отец, Сын и Святой Дух) Бог от вечности занимает главенствующее положение надо всеми Своими чувствами. Это касается самой Его природы, ибо Он от вечности родил и возлюбил Своего Сына. Поэтому Бог в высшей степени и вечно радуется тому общению, которое существует внутри Троицы[19].

В творении Бог «публично проявил»[20] ту славу, которую Отец и Сын с радостью отдают друг другу! В этой полноте Божьей радости есть что-то, побуждающее эту радость выходить за свои пределы. Его славе присуще всеобъемлющее свойство. Она желает поделиться собой. Причина, по которой Бог сотворил мир, состояла не в слабости, словно бы Ему недоставало каких-то совершенств, которые могли бы быть дополнены творением. «Нельзя принять довод о пустоте или недостатке источника, который бы кто-то извне побуждал выходить за свои пределы»[21].

Богу нравится созерцать Свою красоту, отражающуюся в Его собственных делах. Поэтому вечная радость триединого Бога избыточествует в делах творения и искупления. И поскольку первоначально Бог получал наслаждение от Своей собственной славы, то наслаждение, которое Он получает от Своих дел творения и искупления, есть не что иное, как наслаждение Своей славой. Вот почему Бог с момента сотворения этого мира вплоть до момента окончательного его завершения совершает все ради сохранения и выявления Своей славы. Все Божьи дела – это просто излияние безграничного изобилия Его превосходства.

Бог творит все ради Себя Самого. «Ради Себя, ради Себя Самого делаю это… славы Моей не дам иному»[22].

В том любовь, чтобы, добиваясь прославления Своего имени в сердцах Своего народа, Он требовал именно то, что восполняет нашу радость.

Бог – единственный во всей вселенной, для Которого прославление Самого Себя – это наивысшая добродетель и деяние, выявляющее истинную любовь.

Теперь перед нами встают следующие вопросы: если Бог столь явно восхищается Своей славой, то как Он может быть Богом любви? Если Он делает все исключительно ради Себя Самого, как мы можем быть уверены в том, что Он сделает что-нибудь для нас? Разве апостол не говорит, что любовь «не ищет своего» (1 Кор. 13:5)?

Отсюда мы видим, каким образом учение о Божьем счастье поддерживает или же, напротив, разрушает философию христианского гедонизма. Если Бог настолько сконцентрирован на Самом Себе, что ни в коей мере не склонен любить Свои творения, то христианский гедонизм можно похоронить. Христианский гедонизм зависит от распростертых Божьих рук, Его готовности принять, спасти и насытить сердца всех тех, кто ищет в Нем свою радость. Но если Бог самолюбив и вне нашей досягаемости, тогда наши поиски своего счастья в Нем тщетны.

Бог – для нас или для Себя? Ответив с предельной точностью на этот вопрос, мы обнаружим непоколебимое основание для христианского гедонизма.

Библия изобилует заповедями прославлять Бога. Они даны нам по той причине, что хвала – это конечная цель всех Его деяний: «Он приидет прославиться во святых Своих и явиться дивным в день оный во всех веровавших» (2 Фес. 1:10). В Послании к Ефесянам об этой цели говорится три раза: Бог в любви предопределил «усыновить нас Себе… в похвалу славы благодати Своей» (Еф. 1:4–6); «в Нем мы и сделались наследниками, бывши предназначены к тому… дабы послужить к похвале славы Его» (Еф. 1:11,12); Святой Дух – это «залог наследия нашего, для искупления удела Его, в похвалу славы Его» (Еф. 1:14).

Различные способы, выбранные Господом для проявления Своей славы в творении и искуплении, достигают своей кульминации в хвале, возносимой Богу избранным Им народом. Бог управляет этим миром в Своей славе именно для того, чтобы получить обратно честь, восхищение, славу и прославление. Вершина Его счастья – это испытываемое Им наслаждение в тех отголосках Своего превосходства, которые слышны в славословии святых.

Однако я многократно встречался с такими ситуациями, когда эта истина становилась для людей камнем преткновения. Мы говорим им, что Бог превыше и важнее Своих чувств, Он совершает все для Своей славы, Он прославляет Себя и ищет славы человеческой. Однако люди не хотят слышать этого.

Почему? Думаю, есть, по крайней мере, два объяснения этого феномена. Во-первых, мы сами не любим людей, подобных тому образу, который мы приписываем Богу. Во-вторых, не быть таковыми учит нас и Библия. Попытаемся детально рассмотреть эти возражения, чтобы решить, подходят ли они к Богу.

Итак, первое возражение: мы сами не любим людей, которые в восторге от своего интеллекта, силы, мастерства, хорошего вида или здоровья. Нам не нравятся ученые-школяры, пытающиеся блеснуть необычайными познаниями в своей области и перечисляющие нам все свои труды. Нам не нравятся бизнесмены, которые рассказывают о том, как удачно они вложили свои деньги и как долго они находились на самой вершине продаж, играя на понижение или на повышение, и все благодаря своей проницательности. Мы не любим детей, которые ставят себя выше других детей (мое больше, мое быстрее, мое красивее!). И до тех пор пока мы не одни из них, мы не одобряем тех, кто не носит простую одежду, а одевается по последней моде, чтобы привлечь к себе наше внимание.

Почему мы не любим всего этого? Суть нашей неприязни, как мне представляется, заключается в том, что подобные люди скрывают свою подлинную жизнь. Они, по выражению Айана Ранда, «секондхэндовцы». Они не живут той радостью, которая появляется в результате достижения чего-то, что они ценят ради него самого. Напротив, они живут, заимствуя комплименты у других людей. Одним глазом они смотрят на себя, а другим – на публику. Мы не восхищаемся такими людьми. Наоборот, мы восторгаемся теми, кто достаточно спокоен и сдержан, чтобы не нуждаться в прикрытии своих слабостей и не компенсировать свои недостатки комплиментами других людей.

Всякому здравомыслящему человеку понятно, что любое учение, относящее Бога к категории таких людей, неприемлемо для христиан. Учение же о том, что Бог стремится к тому, чтобы выказать Свою славу и получить хвалу от людей, многим кажется именно таким. Но так ли это в действительности?

Одно можно сказать точно: у Бога нет слабостей или недостатков. «Все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11:36). Бог «не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все» (Деян. 17:25). Все существующее обязано своим существованием Ему. Нельзя добавить к Нему то, что не имело бы уже своего происхождения от Него. Поэтому усердие, с которым Бог добивается Своей славы от людей, нельзя приписывать Его потребности в укреплении слабостей и восполнении каких-либо недостатков. Может показаться, что Он выглядит так же, как «секондхэндовцы». Но Он не один из них. Это поверхностное сходство нужно объяснить по-другому.

Правила смирения, относящиеся к творению, нельзя прилагать тем же самым образом к Творцу.

Абсолютное отречение от Самого Себя стало бы для Бога идолопоклонством.

Утверждая Свою собственную славу, Он утверждает основание нашей радости.

Это и есть любовь.

Вторая причина, по которой учение о том, что Бог возвеличивает Свою славу и ищет человеческой славы, становится камнем преткновения для людей, заключается в следующем: Библия, дескать, не учит нас чему-либо подобному. Например, в Слове Божьем написано: «Любовь не ищет своего» (1 Кор. 13:5). Как Бог может любить и в то же самое время целиком отдать Себя «поиску Своей» славы, хвалы и радости? Может ли Бог быть полезен нам, если Он целиком предан Себе?

Я предлагаю следующий ответ: поскольку Бог в высшей степени великолепен и целиком самодостаточен, Он должен существовать и для Себя, если Он существует для нас. Правила смирения, относящиеся к творению, нельзя прилагать к Творцу. Если Бог отвернется от Себя – Источника вечной радости, – Он перестанет быть Богом. Он откажется от беспредельного достоинства Своей славы. Этим Он подчеркнет, что в мире есть что-то более ценное, чем Он Сам. И Он тем самым совершит идолопоклонство.

Такое положение не принесет нам ничего. Ведь куда мы пойдем, если наш Бог стал неправедным? Найдем ли мы во всей вселенной Скалу подлинной чистоты, если Бог перестанет ценить превыше всего абсолютную ценность? Кому мы воздадим наше поклонение, если Сам Бог откажется от провозглашения бесконечной красоты и безмерного достоинства?

Нет, мы не превращаем Божье возвеличивание Самого Себя в любовь, требуя, чтобы Он перестал быть Богом. Вместо этого, нам нужно понять главное: Бог – это любовь только потому, что Он упорно добивается, чтобы люди воздали славу Его имени.

Теперь мы коснемся следующего вопроса: что включает в себя любовь Бога к человеку с точки зрения Его безграничной силы, мудрости и красоты? Или по-другому: что Бог мог бы дать нам для наслаждения в качестве доказательства того, что Он – в высшей степени Бог любящий? Есть только один возможный ответ – Он мог бы дать нам только Себя