Сокровище Беаты

ГЛАВА 1. Предыстория. У всякой тайны свой час.

Стоял жаркий июльский день. Полуденный зной раскалил черепичные крыши городских построек и камни выщербленных мостовых. Нагретый воздух трепетал мелкой рябью, искажая контуры зданий и покосившихся уличных фонарей. По узким тротуарам медленно передвигались фигурки измождённых невыносимой жарой прохожих. Навьюченные лошади обречённо тащили тяжёлые повозки, доверху гружёные поклажей. Их понурого вида хозяева прятали свои головы под соломенными шляпами и время от времени прикладывались к кожаным флягам, глотая из горлышка ледяную родниковую воду. Даже дворовые собаки притихли, скрываясь в тени от косых навесов у распахнутых настежь подъездов. Всякое живое существо пыталось отыскать себе укромный уголок, где можно было бы надеяться на спасительную прохладу. Кипучая городская жизнь замедлила своё шумное течение под палящими лучами ослепительного июльского солнца. Пышущее жаром пекло, словно в жерле раскочегаренной печной топки, расплавило повседневную суету, наводнившую с утра славный город Валенсбург, и утихомирило его беспокойных обитателей. И вот средь этой унылой картины, меж вялых, размякших от жары тел, нарушая общий «ползущий» порядок, по одной из городских улиц, не чуя под собой ног, несётся наш герой – шустрый мальчуган лет одиннадцати отроду с выгоревшими русыми волосами, запечённым и обветренным на летнем воздухе лицом, в застиранной льняной рубахе, кое-как заправленной в широкие штаны с оттопыренными карманами, и потрёпанной кепке с надвинутым на лоб махристым козырьком. Он проскочил мимо портняжной мастерской, ловко перепрыгнул через пятно растрескавшейся грязи – остатки иссохшей лужи, миновал центральный перекрёсток, обогнав телегу лудильщика, и, преодолев без малого пятьсот ярдов по широкому прямому проспекту за какие-то две-три минуты, ухватился за фонарный столб, чтобы с разбегу не промахнуть мимо знакомой двери, ведущей в местную пекарню. В людях с подачи какого-то остряка её шутливо прозвали «Заведение мадам Буланже». Возле этого невысокого, одноэтажного строения, как обычно, сильно пахло ванилью, корицей и ягодным джемом. Чарующий, приторно-сладкий аромат, доносившийся изнутри, всегда притягивал сюда городских сладкоежек, коим, несомненно, являлся и наш персонаж. Блаженно закрыв глаза и вдохнув полной грудью волшебные запахи, мальчуган размашисто отворил входную дверь и ввалился в лавку. Мелодично зазвенел китайский колокольчик, подвешенный справа, над дверным косяком. Закопчённые стены и тронутые гарью потолки пекарни на первый взгляд производили мрачноватое впечатление. Что уж тут поделаешь – таков удел всякого заведения, где с раннего утра и до позднего вечера полыхает в печи огонь, скоблятся от нагара сковороды и шкворчит раскалённое масло. Как ни странно, но на этот раз никто не отозвался на зов колокольчика, громко заявившего о появлении покупателя. Дело в том, что сразу за торговым прилавком находилась перегородка, сложенная из ровного камня, которая отделяла магазинчик от кухни. Перегородка имела в себе арочный проход, достаточно широкий для того, чтобы через него можно было свободно проносить поддоны с пирогами и прочими лакомствами. В этом тесном помещении, заставленном стеллажами и заваленном почти до самого потолка мешками с мукой, не покладая рук, священнодействовала хозяйка заведения. На самом деле её звали Макбет Досон. Она была уроженкой маленького провинциального городка на задворках королевства Квитония и прибыла в Валенсбург в числе тех переселенцев, что решили попытать счастья на новой земле, когда король Бенедикт Премудрый объявил о своём намерении заселить северные окраины собственных владений, доселе пустовавшие. Но пришедшая из ниоткуда беда, которую в народе прозвали «Чёрной смертью», вынудила её и ещё с дюжину таких же приезжих покинуть только-только обжитую местность и укрыться в стенах упомянутого города, ибо его благословенный порог бубонная чума, по счастью, обошла стороной. У неё был племянник по имени Питер, оставшийся сиротой после смерти матери. Матушка Питера приходилась Макбет родной сестрой, и когда её душа по воле Господа отправилась на Небеса, сердобольная родственница взяла к себе единственного племянника на содержание. Сама же тётушка была незамужней и бездетной, потому питала к пасынку болезненную привязанность и всячески ограждала его от нежелательных уличных знакомств, от чего сам Питер откровенно страдал и неоднократно высказывал свою претензию чрезмерно заботливой попечительнице. Ростом он был чуть выше своих сверстников, немного худощав, темноволос, с неулыбчивой миной на лице, усеянном мелкими, как манка, едва приметными конопушками. К нему-то сейчас и спешил со всех ног общеизвестный городской непоседа по имени Николас Флетчер. На прилавке грибной шляпкой торчал ещё один звонок, и запыхавшийся посетитель по-свойски ударил по нему растопыренной пятернёй аж три раза. За стеной послышался чей-то приглушённый, невнятный голос. «Ага, значит, кто-то есть», – подумал Николас. Несмотря на строжайший запрет хозяйки, он всё же рискнул заглянуть в святая святых мадам Буланже. Эта женщина объёмистой комплекции прославилась на весь город не только умением стряпать отменную выпечку, но и сердитым, подчас даже суровым характером. Она строго на строго воспрещала посторонним совать любопытный нос в свой кулинарный отдел. Её заведение всегда приятно удивляло покупателей чистотой и идеальным порядком. Хозяйка проявляла исключительную заботу о репутации пекарни, и потому внешняя опрятность, рачительность в делах и любовь к чистоте так полезно сочетались в ней с грозным темпераментом. Иначе в этом непростом деле, впрочем, как и во всяком другом, удержать всё под контролем было невозможно. Так что при случае она вполне могла приложить не только крепким словцом, но и съездить деревянной мешалкой по любознательной голове одного из тех дворовых мальчишек, что слетались на сладостный аромат кипящего в тазике джема, как дикие пчёлы на мёд. Обычно хозяйка сама встречала своих покупателей, но поскольку её пышные формы так и не появились в проёме под аркой, это означало лишь одно – Макбет Досон в пекарне не было. Тем не менее, сдавленный хрип и странная возня за стеной не прекращались. Николас осторожно заглянул в кухню, где его глазам предстала картина жуткого беспорядка: по столешнице была разбросана перевёрнутая вверх дном посуда, на полках из опрокинутых кулей тонкими струйками сыпались на плиту крупа и соль, а в луже разлитого по полу молока утопали глиняные черепки разбитого кувшина. Справа, из-под груды мешков с мукой, наваленных друг на друга, торчали носками вверх два ботинка – оттуда и раздавался тот самый таинственный звук. Николас пробрался за мучной склад и в предполагаемом месте нахождения головы «погребённого» попытался один из них откинуть в сторону. Первая попытка оказалась неудачной, и пятидесятифунтовый упрямец всей своей тяжестью навалился на голову бедолаги, которая в тот же миг что-то жалобно промычала. Тогда, обойдя мешок с другой стороны и ухватившись покрепче за узел, Николас снова изо всей мочи потянул его на себя. Не в силах больше сопротивляться крепким мальчишеским рукам, пыльный толстяк, наконец, сдался и беспомощно перевалился на другой бок.

– Наконец-то! – откашлявшись, выдавил из себя осипшим голосом Питер Досон. – Я уж думал, задохнусь здесь!

– А мне и невдомёк, кто тут потрошит хозяйские припасы, – улыбаясь во весь рот, ответил Николас. – Как будто слон порылся в посудной лавке. Оказывается, это старина Питер решил порадовать дорогую тётушку генеральной уборкой. Сам сможешь встать? Давай руку.

Белый, как мел, Питер ухватился за протянутую руку товарища и, отпихивая ногами мешки, выкарабкался из-под завала. Его взлохмаченные волосы свалялись в муке, а голова была обильно усыпана сморщенным изюмом.

– Ну ты и кекс, однако! – осматривая «припудренную» фигуру приятеля, потешался над ним Николас.

– Тебе смешно, а тётка скоро вернётся с базара. Тут такое начнётся! Уж лучше б меня мешком пришибло, – сокрушался Питер, отряхивая рукава.

– Какой же нечистый дух заманил тебя на эту гору? – спросил его Николас, оглядывая закрома Макбет Досон.

– В том-то всё и дело. Видишь ли, тётушка помешана на чистоте. Любит, чтобы на кухне всё блестело и сверкало ярче звёзд на небе – её любимая поговорка. При виде пыли у неё глаза наливаются кровью, как у быка на корриде. У меня такое чувство, что кухня – это всё, что ей по-настоящему дорого в жизни. – Питер на короткий миг призадумался. – Ну, может, ещё огород.

– А ты? Ведь ты же её единственный племянник. Она должна тебя любить.

– Ха! Конечно, любит. Если б ты знал, какой это рабский труд. Да здесь за жалование никто не согласится вкалывать. А я это делаю за бесплатно! Вечно всем недовольна, ворчит да рычит: «Почисть-помой-протри-подмети…» А тут ещё, как назло, паутина нарисовалась под самым потолком. Вот я и забрался наверх, чтобы её смахнуть. И всё бы ничего, да только мешок, на котором я пристроился, начал съезжать вниз. Ну и… в общем, навернулся я вместе с посудой. Куча заваливалась набок и меня придавило. Хорошо хоть на полу мешки с сахарным песком лежали, и я на них плюхнулся. Да ты вот подоспел. Иначе пиши-пропало…

И тут звякнул дверной колокольчик. За стеной послышался запыхавшийся голос миссис Досон:

– Ф-ух! Ну и жарища! Корзины еле донесла. Спасибо молочнику – подобрал на полпути. Питер! Корзины-то занеси, а то уж я совсем из сил выбилась.

Питер застыл ни живой-ни мёртвый. Горячим приливом кровь ударила по щекам перепуганного племянника, обдавая их пожаром жгучего стыда. В немом оцепенении он смотрел на своего приятеля, а парализовавший его страх потихоньку стал пробираться и в душу Николаса. Теперь уже оба застыли, как вкопанные, ожидая незавидной участи. Но, к счастью, снова скрипнула дверь – очевидно, хозяйка вышла за оставленными снаружи корзинами. Николас ткнул локтем в рёбра остолбеневшего товарища и кивнул головой на приоткрытое окно.

– Ну что, рвём когти? – предложил он Питеру. – Переночуешь пока у меня. Пусть тётка ночь поворочается – куда это её единственный племянник запропастился? А там, глядишь, остынет.

– Нет. Пожалуй, так будет ещё хуже. Лучше уж сразу, – обречённо пробормотал Питер.

– Ну, как знаешь. Тогда я дёргаю. – Николас запрыгнул на подоконник и распахнул оконную створку с сильно закопчённым стеклом. – Потом расскажешь. Держись, брат! – бросил он напоследок приятелю и нырнул в пролёт окна.

И вот уже Николас, глубоко вдыхая грудью сухой воздух городских улочек, перекрёстков и развилок, мчится навстречу плетущимся по жаре скрипучим повозкам, ловко петляя между дорожными указателями и фонарными столбами. Ноги сами разгоняли его на пологих спусках и притормаживали перед очередным поворотом. Базарный день на единственной рыночной площади города, откуда только что возвратилась тётка Питера, был в самом разгаре, несмотря на палящее солнце. Николаса всегда удивляла выносливость этих стойких, настырных торговок, которые и в жару, и в ледяную стужу часами могли торчать у своих прилавков в надежде на вожделенный барыш. И хотя сегодня на рыночной площади было не так многолюдно, как обычно бывает в такие дни, тем не менее, ряды не пустовали. Горожане суетливо толкались возле длинных дощатых столов под покатыми навесами: кто-то бойко торговался, пытаясь сбить цену, кто-то спорил до хрипоты, доказывая исключительное качество своего товара, а кто-то с любопытством наблюдал со стороны, чем закончится это упрямое противостояние. Отовсюду раздавались наперебой вялые голоса разморённых зноем зазывал-лоточников. Сквозь этот гомон откуда-то доносились звуки скрипки. Должно быть, музыкант Теодор Гримс развлекал толпу где-то на краю рыночной площади, поодаль от беспокойной толкотни. Лавируя между снующими покупателями и ремесленниками, волокущими свой товар на скрипучих тачках и в плетённых корзинах к «прикормленным» местам, Николас наконец-то отыскал знакомый прилавок. Посреди колоритных базарных тёток,

– Привет, Беата! – громко окликнул подружку Николас. – Как нынче торговля?

– О! Явился чёрт из табакерки, – отозвалась первой недовольная торговка с перевязанной платком головой, очевидно, мучимая мигренью. – А я свой «качан» ломаю, с чего сегодня на улице такое адское пекло.

– Поэтому вы его платком повязали? – сострил в ответ Николас.

– Ну, ты ещё погруби мне… – огрызнулась та, беззвучно прожевав губами остаток фразы из отборной площадной брани.

– Привет, Николас, – дружелюбно поздоровалась Беата. – Если б не жара, возможно, дела продвигались бы лучше. Постоянно приходится опрыскивать цветы, иначе они увянут ещё до окончания базарного дня. А ведь я говорила матушке, что сегодня не будет торговли, но она всё же настояла на своём.

Тут автор вынужден сделать небольшое отступление. Дело в том, что главная героиня нашей истории по имени Беата Эклунд проживала на другом конце города вместе со своей матушкой Софией Эклунд, которая выращивала в домашней оранжерее цветы на продажу. Глава семейства, Ларс Эклунд, известный на весь город кузнец, плотник и столяр, бесследно пропал несколько лет тому назад. С тех самых пор другого источника дохода у матери с дочерью не было. В зимнее время они перебивались случайными заработками, нанимаясь к состоятельным жителям Валенсбурга в прачки или горничные. Время от времени София перешивала чьи-нибудь вещи, принимая заказы на дому. С потерей кормильца благосостояние Эклундов сильно пошатнулось. Было тяжело, но всё же они не унывали. Спасало занятие любимым делом, и с наступлением долгожданной весны в оранжерее снова зацветали сиреневые флоксы, распускались разноцветные чашечки анемон, и на тонких веточках поблёскивали жемчугом миниатюрные колокольчики серебристых ландышей.

– А где же Питер? – поинтересовалась Беата. – Помнится, он обещал навестить меня сегодня. Я уже привыкла к его сладким гостинцам. Каждый раз какой-нибудь новый сюрприз.

Николас немного смутился от того, что явился с пустыми руками и ему нечем порадовать подружку.

– Хочешь, я помогу тебе отвезти корзины домой? – предложил он, угнетаемый угрызениями совести.

– Спасибо, это было бы здорово. Тем более, что мама сегодня взяла очередную работу на дом, и мне не хотелось бы её отвлекать. Можно даже выдвинуться пораньше, всё равно торговли не будет. Так что же Питер?

– Если я тебе начну рассказывать, ты сильно рискуешь сесть со смеху на свой кактус.

Беата оглянулась и обнаружила, что пузатый кактус, торчавший из глиняного горшка, своими острыми иглами зацепил сборку на её платье. Она аккуратно сняла нанизанный на колючки подол и отшагнула в сторону.

– Ты меня спас, спасибо. Ещё немного и точно уселась бы. Ну и что же там случилось? – переспросила она, уже захваченная интригующим вступлением.

– Представляешь, захожу я сегодня в пекарню и…

Николас начал было с упоением пересказывать о том, что приключилась с Питером, но его рассказ неожиданно прервал поднявшийся посреди базара переполох. По рядам прокатилась волна беспокойства:

– Меро! Едет Меро! – передавали друг другу по цепочке торговцы.

Кто-то принялся поспешно прятать свой товар под прилавок.

– Расступитесь! – донеслось из толпы.

В сутолоке невозможно было что-либо разобрать. Но по мере приближения важной персоны к цветочной лавке, толпа быстро редела, уступая дорогу кортежу из трёх всадников. Впереди неторопливой поступью вышагивал золотисто-огненный мерин, в седле которого покачивался стражник, облачённый в гладкие кожаные доспехи. За его спиной, на широком ремешке, перекинутом через плечо, маячила деревянная балестра. Слева к седлу был приторочен колчан, набитый стрелами с белым оперением. С правой стороны, на поясном ремне с блестящей бляхой покачивался в металлических ножнах красавец Эсток – двуручный меч с длинной кручёной крестовиной. Натянутая конская сбруя поскрипывала в такт мерному шагу скакуна, а натруженные мускулы сильного, упругого тела позволяли ему держать уверенную и гордую осанку. Николас с восхищением разглядывал амуницию стражника, провожая его зачарованным взглядом. Он так увлёкся изучением боевого снаряжения, что не заметил, как другая лошадь, следующая за вооруженным всадником, потеснила его. Николас отшатнулся в сторону, обернулся и тут же столкнулся с устремлённым на него враждебным взглядом второго наездника, сутулая спина которого изогнулась коромыслом. Мрачный господин с тяжёлым взглядом не имел при себе никакого снаряжения. Он был в чёрном облачении, несмотря на жаркую погоду. С его плеч спадала накидка, закреплённая на груди застёжкой-фибулой. Головной убор – берет с ушками прикрывал лоб до самых бровей, руки обтягивали кожаные перчатки, а на ногах сидели сапоги с коротким, оттопыренным голенищем. Первое впечатление при виде этой согбенной, но крепко сбитой фигуры не оставляло и малейшего повода для симпатии. Черты его лица были довольно крупными, кожа на гладко выбритых щеках и подбородке лоснилась, бледные губы плотно сжимались в нервную складку. Меро вонзил свои прищуренные глазки в растерявшегося мальчугана, словно иглы кактуса. Не выдержав такого агрессивного напора, Николас отвёл взгляд и потеснился в сторону. Замыкал кавалькаду пожилой, сухощавый писарь на пегой кобыле с узкой торбой наперевес. На груди у него болталась дощечка – прямоугольная подставка для письма и чернил. Все трое остановились напротив цветочного прилавка Беаты. Первым заговорил коренастый всадник в чёрном:

– Меня зовут Жак Меро. Я управляющий делами графа Готлиба. Это твои корзины? Отвечай, – приказным тоном обратился он к лавочнице.

– Да, мои, – робко проговорила Беата.

– Сейчас мой писарь пересчитает каждый цветок в них. Ровно столько, сколько он назовёт, ты доставишь сегодня в замок, не позднее шести часов вечера.

– Господин Меро, возможно, я смогла бы предложить вам нечто более привлекательное, – волнуясь, проговорила Беата. – Дело в том, что здесь представлен далеко не весь оранжерейный выбор. Если вас не затруднит, вы могли бы проехать на восточную окраину города, в наш дом – там находится цветник моей матушки и, я уверена, она подберёт для вас…

– Приступай! – не дослушав, приказал писарю управляющий.

Тот боязливо сполз с коня и принялся раскладывать на дощечке свою «канцелярию». Затем, подойдя к цветочным корзинам, он небрежно отстранил хозяйку и начал перебирать зелёные стебли, пересчитывая товар. Лошадь Меро нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, будто пытаясь избавиться от противного наездника, и от того он раздражённо ёрзал в седле. Крупная голова его на короткой шее болталась, как у китайского болванчика, и Беата, наблюдая за важным господином, закутанным в чёрный плащ, не смогла удержаться и прыснула неосторожным хохотком. Но даже это не ускользнуло от придирчивых глаз управляющего.

– Как тебя зовут, торговка? – грубо спросил он, устремив свой въедливый взгляд на хозяйку цветника в кружевном молочном переднике.

– Беата Эклунд.

– Не ты ли дочь того плотника, что сгинул в Дедвуде?

Беата в ответ молча опустила глаза, не проронив ни слова.

– Ты по-прежнему живёшь со своей матерью? – продолжал допытываться Меро.

– Мы живём вдвоём.

– Возможно, в скором времени мне понадобятся ещё цветы. Передай матери, что я навещу её.

– Хорошо, я обязательно предупрежу матушку о вашем визите.

– Чтоб тебя, колючий мерзавец! – прикусив палец, взвизгнул писарь.

Из горшка гордо торчал неприкасаемый, круглолицый кактус, растопырив свои острые, тонкие иглы, которыми он всё же сумел дотянуться до нерасторопного секретаря.

– Твоё растение небезопасно для покупателей, – обратился Меро к цветочнице. – Оно может причинить вред чьему-нибудь здоровью или же повредить чьё-то дорогостоящее платье. Во избежание подобных неприятностей я налагаю запрет на продажу этой дряни.

Сказав это, он кивнул стражнику, и тот, достав из ножен свой сверкающий меч, с размаху ударил им по горшку. Кактус с брызгами разлетелся на две половинки.

– Заканчивай и догоняй нас, – сухо приказал Меро секретарю и, пнув коня каблуками в бока, медленно двинулся дальше, по торговому ряду, тесня притихший городской люд.

Писарь внимательно пересчитал все цветы, записал гусиным пером на пергаменте стоимость товара и, забравшись на худощавую лошадёнку, поспешил вслед за своим господином. Беата тут же хлопотливо стала собираться в дорогу.

– Ну вот, а я матушку упрекала, что сегодня торговли не будет, – приговаривала она, переставляя цветы из вазочек в корзины. – Поможешь мне, Николас?

– Конечно, – охотно согласился он. – А что нужно делать?

– Сходить ко мне домой и пригнать повозку. Матушка ведь только под вечер обещалась за мной заехать.

– Не беда, – вмешалась пожилая тётка, торговавшая по соседству огородной зеленью и пахучими приправами. – Коли уж у тебя сегодня такой благословенный день, возьмёшь мою подводу. Воистину, не знаешь, когда найдёшь, а когда потеряешь. София прямо как чувствовала.

– Спасибо, тётка Зельда, – поблагодарила Беата, срезая со стеблей завядшие лепестки. – В который раз убеждаюсь, что у матушки особое чутьё. Она и всякую опасность за версту чует.

– Такое чутьё есть у каждой женщины, дочка, – ответила Зельда, жуя листья петрушки. – Особливо у пожилой. А насчёт Софии ты права. Я про беду-то… – Тут торговка осеклась, поняв, что сболтнула лишнего.

Беата на это ничего не ответила, а только молча склонилась над пышным бутоном ярко-красного пиона и закрыла глаза. Сердце Зельды сжалось при виде понурой девичьей головки. Ведь о том несчастье, которое постигло их семью, знал каждый в Валенсбурге. «Дура старая! – мысленно отругала себя торговка. – Да ещё этот хмырь сутулый полоснул по живому».

Когда-то Беата Эклунд жила в счастливой семье. Её отец мастерил добротную и недорогую мебель, поэтому горожане охотно обращались к искусному ремесленнику. Всё убранство в их доме, от пустяковой этажерки до детской кроватки Беатрис, было собрано умелыми отцовскими руками. Столярная мастерская располагалась в саду, там же, где и цветочная оранжерея матушки, только чуть поодаль. Там, внутри, всегда пахло свежей стружкой и древесной смолой. Маленькая Беата любила наблюдать за работой отца. После окончания рабочего дня она помогала убирать мастерскую, сметая разбросанные по полу опилки в одну большую кучу и утрамбовывая их в корзину. Позже часть опилок использовалась как мульча, а часть – для подкормки растений в оранжерее. Иногда на Беату нападало игривое настроение, и они вдвоём шалили, кувыркаясь в кудрявых древесных завитушках, за что ей нередко попадало от раздосадованной матушки. Отец не чаял души в своей единственной дочери и потому никогда не наказывал её за шалости. Всякий раз, когда надвигалась неотвратимая угроза со стороны рассерженной матери, хитрая, озорная бестия тут же пряталась за могучую спину отца-заступника. Тогда сильные руки столяра подхватывали её легкую фигурку за талию и подкидывали вверх, под самый потолок. При этом Беата так звонко голосила от восторга, что даже юный подмастерье по имени Дейв Фрост морщил своё запылённое лицо и затыкал пальцами уши. А она закатывалась от смеха и, показывая пальцем на ученика своего отца, весело кричала: «Смотрите, опять муху проглотил!» Ларс Эклунд любил повторять эту прибаутку, когда кто-нибудь изображал угрюмую мину на лице или же начинал занудно брюзжать без видимых на то причин. Словом, так бурно и искренне умеют радоваться только исполненные счастья детские души. Однажды… Впрочем, автор увлёкся и, чтобы продолжить повествование, ему необходимо сделать небольшой зигзаг с тем, чтобы описать ту местность, где случились все эти события. Сам город Валенсбург располагался посреди широкой холмистой долины Гринхиллс – долины зелёных холмов. Когда-то на её месте произрастал дикий и дремучий лес, получивший от людей название Стоутрут. Под своей сенью он давал прибежище зверям и птицам, кормил и укрывал их от опасности. Веками непроходимые дебри Стоутрута оставались нетронутыми. Но со временем высокие и могучие стволы деревьев, вросшие глубоко в землю своими мощными, витыми корнями, стали привлекать сюда лесорубов, заготовителей строительного материала, дров и угля. Сперва исчез сосновый бор, затем сильно поредели осинник и дубовая роща. Дни напролёт, с утра и до позднего вечера здесь стучали топоры, елозили пилы и раздавался треск падающих стволов. Так, год за годом, густой лес исчезал, а на его месте ширилась бугристая долина, простирающаяся за необозримый горизонт. Позже понаехали земледельцы и животноводы, приспособив эти бескрайние просторы под пашни и пастбища. Как грибы, в полях повырастали ветряные мельницы. Появились фермерские хозяйства. На сочных лугах паслись бесчисленные стада коров и овец. Запряжённые в плуги тучные волы бороздили жирный чернозём, а после, в назначенный природой срок, золотыми колосьями всходили над равниной хлеба и доверху наполнялись отборным зерном житницы. Один за другим сюда стали съезжаться ремесленники из разных уголков королевства, вследствие чего подвинулась торговля. Поселение быстро разрасталось. Первые жилища города лесорубов были деревянными с соломенными крышами. Но однажды случился страшный пожар и почти все постройки выгорели дотла. После чего жители начали возводить фахверковые дома, а те, кто побогаче – из тесаного камня с черепичной крышей. Известняк для строительства добывали в каменистых почвах, непригодных для пашни, к юго-западу от городища, отчего некогда холмистая долина заметно подравнялась. С северо-восточной стороны от Валенсбурга раскинулось большое живописное озеро, которое, если наблюдать его свысока, напоминало по форме полумесяц или известное лакомство, изобретённое когда-то венскими кулинарами и теперь каждый день красовавшееся своей хрустящей корочкой на прилавке заведения Макбет Досон (круассан). Местные жители назвали озеро Грэйлэйк или Седое озеро, потому что каждым прохладным утром и остывающим вечером над ним стелился непроглядный белёсый туман и густо покрывал собой необъятную водную гладь. По этой причине рассмотреть противоположный берег в такие часы было невозможно. Посреди озера зеленел небольшой островок, на котором промысловые рыбаки держали коптильню и чинили сети. Там же они построили невысокую, уютную хижину, где, бывало, пережидали непогоду. Из-за вырубленных лесов в городе иногда случались сильные ветродуи, поднимавшие клубы пыли, и по его улочкам можно было передвигаться, только обмотав голову платком. В такие дни Валенсбург на отдалении казался сплошным пылевым облаком. Но после того, как улицы вымостили булыжным камнем и засадили молодыми деревьями, пылевые бури остались в прошлом… Вот так, спустя годы, в тяжёлых, кропотливых трудах на месте непролазных чащоб, лохматых холмов и извилистых лощин вырос большой, процветающий город фермеров и ремесленных мастеров. Однако, Валенсбург по-прежнему считался городом лесорубов, да и по праву. Только теперь на лесозаготовки приходилось добираться на возу за несколько миль. Неподалёку от городской окраины, там, где солнце исчезает на закате, произрастал ещё один лиственный лес, непригодный для вырубки, поэтому топоры вальщиков его пощадили. Когда-то горожане использовали его девственные кущи, как щедрую природную здравницу. Женщины и дети отправлялись туда на сбор орехов, грибов и ягод, знахари – за целебными кореньями и травами, кои произрастали в нём в великом изобилии. На солнечных полянах, усеянных медоносами, теснились пчелиные ульи местных пасечников. Охотники расставляли силки и подстерегали дичь. Реже били зверя, по большей части ради сомнительной забавы. А приглядывал за всем этим хозяйством лесничий, старик по имени… впрочем, кто помнит его имя. Он жил в маленькой хижине на берегу Лебяжьего озера, которое так называлось, потому что с незапамятных времён его облюбовали эти прекрасные птицы. Старик даже соорудил для них маленькие, симпатичные домики на воде. Но, пожалуй, главной достопримечательностью этого зажиточного края был старинный каменный замок, носивший загадочное название Каймангрот, который располагался к югу от Валенсбурга, примерно в миле от кольцевой дороги, опоясывающей город, и трёхстах ярдях от берега Седого озера. Замок этот насчитывал уже третью сотню лет, но несмотря на почтенный возраст, он до сих пор впечатлял своим размахом и даже издали смотрелся величаво и осанисто. Когда-то Каймангрот опоясывал глубокий водяной ров, через который перекидывался подвесной мост, ведущий к массивным дубовым воротам. Ходила стародавняя легенда, что на дне этого рва обитало огромное чудовище, которое могло не только плавать, но и передвигаться по суши. Откуда оно появилось, никто толком объяснить не мог. Как-то один отчаянный разбойник, надумав заполучить несметные богатства хозяина замка, подговорил несколько таких же бродяг и отправился на штурм его неприступных стен. Ранним утром, переправляясь на лодках через ров, они столкнулись с гигантским водоплавающим зверем, который сперва опрокинул разбойничий флот, а затем поглотил и самих разбойников, всех до одного. Поговаривали, будто главарь шайки сразился с невиданным животным и даже ранил его, но сам спастись не сумел – чудовище всё же утащило его за собой на дно. И хотя история эта больше напоминала расхожую средь легковерных умов байку, какие придумывают местные жители с тем, чтобы позабавить заезжих торговцев, тем не менее, старинное предание и по сей день будоражило воображение местных мальчишек, которые не переставали судачить и спорить между собой о сражении разбойников с кровожадным монстром. С той далекой поры от рва не осталось и следа. Старожилы рассказывали, что по приказу хозяина, его засыпали. Подъёмный мост был устроен таким образом, что в вертикальном положении закрывал собой ворота. Он приводился в движение механизмами, спрятанными за стенами замка. От моста к подъёмным машинам тянулись стальные цепи. Теперь об этой конструкции напоминали лишь узкие стенные проёмы над дубовыми воротами. Замок имел четыре круглые башни, расположенные по углам ограждения. Каждая указывала на один из полюсов, поэтому они так и назывались: Южная, Северная, Западная и Восточная. Соединялись башни между собой толстыми каменными стенами высотой в десять ярдов. За время своего существования Каймангрот сменил много хозяев. Удивительно, сколько секретов хранили в себе его многочисленные комнаты, петляющие коридоры и глухие подвалы: интриги, заговоры, преступления – много сплетен и слухов витало вокруг этого каменного исполина. Но оставим до поры тени былого…

Однажды столяру Ларсу Эклунду поступил срочный заказ: ему было предложено за хорошую плату выполнить работу по части столярно-плотницкого ремесла в доме герцога Кристофера Ллойда – так звали предыдущего владельца Каймангрота. С этого, собственно, и начинается трогательная предыстория, связавшая тесной дружбой маленькую девочку с городской окраины Беату Эклунд и бывшую хозяйку старинного замка, герцогиню Глорию Ллойд, что приходилась супругой господину Ллойду. И хотя дружба их длилась недолго, Беата сохранила память о той нежной привязанности в самом сокровенном местечке своего отзывчивого, искреннего сердца. Бывший владелец замка был человеком приветливым и гостеприимным. Высокий титул и привилегированное положение в обществе никак не определяли его характер и привычки. В общении с людьми он всегда держался одинаково просто и добродушно, вне зависимости от принадлежности собеседника к какому-либо сословию. Знатная семейная чета регулярно устраивала приёмы и балы, сопровождавшиеся щедрыми застольями, танцами до упаду и ослепительными фейерверками. Во время таких пиршеств всегда было много музыки. Неизменно желанным гостем в этом доме был одарённый скрипач по имени Теодор Гримс или Тео, как его дружелюбно называла миссис Ллойд. Виртуозное исполнение им популярных мелодий пленяло слух и благосклонного герцога, которого трогало за душу всё, что было мило его дорожайшей супруге, ведь он обожал свою ненаглядную Глорию. В доме Ллойдов всегда царили красота и безупречный порядок. Со вкусом подобранная мебель, яркий бархат портьер, витражи в оконных рамах с разноцветной мозаикой, старинные узорчатые канделябры, картины известных мастеров, коими были увешены стены просторной гостиной – обо всём этом позаботилась рачительная хозяйка, создавая для своего супруга согревающий домашний уют. Но всё же была эта семейная пара по-своему несчастна. Хотя жизнь внутри замка бурлила и кипела, наполняя каждый новый день бесконечными заботами и делами, посреди всей этой хозяйственной суеты не слышен был задорный детский смех. Дело в том, что герцогиня по врожденной неспособности своей не имела возможности подарить супругу наследника, хоть и мечтала о материнстве превыше всех благ на свете. Мистер Ллойд бесконечно жалел свою несчастную жену и потому всячески старался угодить ей. А герцогиня, терзаемая чувством вины, прилагала все усилия для того, чтобы её Кристоф не ощущал безнадёжное уныние в их сердечном союзе. Он помогал супруге устраивать частые приёмы, торжества и пиршества только для того, чтобы утешить её, отвлечь от горестных мыслей, пробудить интерес к жизни. А она полагала, что это единственный способ задавить тоску в мужском сердце, жаждущем продолжения рода. У Ллойдов был даже свой особенный календарь, в котором отмечались придуманные ими знаменательные даты. Например, день примирения, когда супруги признавались друг другу в каких-либо затаённых обидах, просили прощения, а затем угощали прислугу свежеиспечённым сладким пирогом. Инициатором таких празднеств, конечно же, была добрая госпожа…

И вот однажды после очередного шумного бала во время уборки горничная Агата Хадзис обнаружила, что верхние ступени парадной лестницы в гостиной как-то подозрительно скрипят и прогибаются. Она доложила об этом хозяину, и тот распорядился прислать плотника для их починки. В семье Эклундов вставать было принято засветло. И хотя родители позволяли дочери понежиться подольше под тёплым пуховым одеялом, Беата всякий раз, едва заслышав утреннюю возню на кухне, подрывалась с нагретой постели и босиком, в одной ночнушке выбегала из своей комнатки на мансардном этаже на крутую лестницу, ведущую в прихожую, готовая к аппетитному завтраку и предстоящей работе. Матушка с ранних лет приучала дочь к послушанию. Такой строгий подход к воспитанию ребёнка нередко становился причиной для споров между родителями: отец настаивал на том, что девочка ещё слишком мала для подобных уроков, на что матушка неизменно отвечала: «Я не хочу, чтобы моя дочь выросла избалованной неженкой». И вот в одно такое раннее утро, открыв глаза, Беата увидела рядом с кроватью сидящего на табурете отца.

– Ну что, соня, досмотрела свой сон? – взлохмачивая могучей пятерней волосы на голове дочери, поинтересовался мистер Эклунд.

– Ага-а-а, – морщась от розоватого света за окошком, протянула Беата.

– Ну, тогда поднимайся скорее. Нас сегодня ожидает нечто грандиозное.

– И что же это будет?

– Нам предстоит путешествие.

– Какое путешествие? – зевая спросонья, пробормотала Беата. – Помнится, вчера вечером ты мне ничего такого не обещал.

– Хотел сделать тебе сюрприз.

– И куда же мы отправимся?

– Всему своё время.

Беата всегда безгранично доверяла отцу и, надо признать, он никогда её не разочаровывал, давая обещание. Если уж мистер Эклунд сказал, что его дочь ожидает нечто удивительное и захватывающее, значит, так оно и было. Лёгкое платьице, сандалии на босую ногу, быстрый завтрак – и вот уже Беата готова спешить навстречу неизведанным маршрутам и невероятным приключениям. Они вышли вдвоём из дому и бодро зашагали по отсыревшей мостовой меж сонных домов в направлении триумфальной арки лесорубов на главном въезде в город. В руках отца был увесистый деревянный ящичек со столярным инструментом.

– Куда мы идём? – нетерпеливо спрашивала Беата. Её так и распирало изнутри от жадного любопытства.

– Всему своё время. Наберись терпения. Ты же, в конце концов, моя дочь. А в моём ремесле терпение это первое, чему следует научиться. Сама посуди, ведь если я открою тебе тайну раньше времени, какой же в том интерес?

– Но она же всё равно откроется, только чуточку позже. Зачем же ждать?

– Пойми, исчезнет волшебство, волнительный момент ожидания, когда ты можешь себе позволить пофантазировать, помечтать. И возможно даже, ты догадаешься сама. А это намного приятнее, чем просто услышать разгадку от кого-то. Сделай зарубку на своём курносике: всякая тайна рано или поздно становится явью, но у каждой тайны есть свой час. Ты же помогаешь маме выпекать наш любимый домашний хворост. Что будет, если ты достанешь его из печи раньше времени? Разве он будет таким же вкусным, румяным и хрустящим, каким обычно получается?

– Я уже однажды поспешила и достала хворост из печи раньше, чем было нужно. Он был тягучим и липким. Бе-е! – растопырив пальцы, поморщилась Беата.

– Вот видишь! Так же и с тайной. Доставать её из печи нужно только тогда, когда она дозреет.

–И когда же она дозреет? – снова закапризничала белокурая егоза.

–Ты сама это поймёшь, – ответил отец, улыбаясь.

Так, незаметно, за разговорами они миновали пыльный разъезд, а затем пересекли и знаменитую арку, за которой простиралась необозримая равнина. Примерно в миле от границы Валенсбурга возвышались над горизонтом грозные башни замка Каймангрот, к которому вела просёлочная изгибистая дорога. По ней-то и направились отец с дочерью.

– Дозрела! Дозрела! – вдруг выкрикнула Беата. – Я знаю, куда мы идём!

– Ну и куда же? – пряча на губах улыбку, поинтересовался отец.

– В замок! Мы ведь идём в замок?

– Ну ты же мечтала там побывать.

– Да! Только тогда я ещё совсем маленькой была.

– А теперь?

– А теперь хочу ещё больше! Интересно, там, внутри, очень красиво?

– А вот это уже другая тайна! – подогревая разыгравшийся азарт дочери, произнёс мистер Эклунд.

– М-м-м! – рассерженно насупив брови, прорычала Беата. – Опять-ять!

– Тогда прибавим ходу. Догоняй!

И едва докончив фразу, отец вдруг свернул с дороги и побежал по влажному полю, сбивая башмаками с осоки капельки утренней росы. Беата бросилась следом догонять отца, захлебываясь набегу от безудержного, восторженного смеха. Но как она ни старалась, как ни звала, надеясь на то, что Ларси – так иногда ласково называла супруга миссис Эклунд – обернётся, широкоплечая фигура отца продолжала стремительно отдаляться. И в какой-то момент Беата потеряла его из виду. Мистер Эклунд вдруг исчез, вот так, посреди поля, где и спрятаться-то было негде. Она растерянно застыла на месте, не понимая, куда это мог подеваться большой и взрослый папа на абсолютно ровном месте. От внезапно нахлынувшей тревоги сердечко Беаты уже было готово выпрыгнуть из груди, и с её губ само по себе сорвалось громкое: «Па-па-а!» Она бросилась вслед за собственным криком, заплетаясь ножками в цепких травах и стеблях диких цветов, но не успела пробежать и двадцати ярдов, как из плотных зарослей донника ей навстречу протянулись две руки и крепко ухватили за тонкую талию. От такой неожиданности Беата испуганно вскрикнула.

– Попалась! – прогудел нарочито грозный отцовский бас. – Кто ты? Большекрылая бабочка или неугомонный кузнечик-попрыгун? Тебя пленил король степных ветров, горькой полыни, мышей-полёвок и кротов-землероев. Согласна ли ты жить в моём королевстве?

– Хм! – обидчиво хмыкнула Беата. – Нет… Не согласна.

– Вот тебе раз! – удивился отец. – Это ещё почему?

– Потому… Потому что ты меня напугал, – в её больших, прозрачных глазах задрожали слезинки.

Отец привлёк дочку к себе и пригладил ладонью растрёпанные волосы на её головке.

– Я тебя никогда не потеряю, – шепнул он тихонько ей на ухо. – Я всегда буду где-то рядом…

Узкая дверца, встроенная в двустворчатые дубовые ворота скрипнула, и в оконце просунулась рябая физиономия охранника. Сперва он ощупал недоверчивыми глазками мастера с инструментальным ящичком, а после переместил их на Беату.

– Плотник что ли? – буркнула угрюмая физиономия.

– Угадали, – ответил мистер Эклунд. – А это моя дочь.

– Доброе утро, господин охранник, – вежливо поздоровалась Беата.

– Надо же… господин! – ухмыльнулся тот, удивлённый таким почтительным отношением к собственной персоне, и снова спрятал свою щербатую ряшку за смотровое оконце.

Лязгнул железный затвор, и входная дверь отворилась.

– Прошу, юная принцесса, – пропуская дочку вперёд, сказал мистер Эклунд. – Ваши придворные заждались вас.

И Беата, перешагнув через невысокий порожек, очутилась во внутреннем дворе старинного замка. Каймангрот, внешне всегда казавшийся мрачным и неприступным, изнутри выглядел совершенно иначе. Его просторный двор представлял собой прекрасный, цветущий сад, в дебрях которого звонко журчал фонтан. К нему вела широкая аллея, посыпанная красной гранитной крошкой. Фонтан представал настоящим произведением искусства. Он был выполнен в виде каменной чаши с волнистым краем. В центре этой чаши красовалась скульптура слонёнка, который по-цирковому привстал на двух задних полусогнутых ногах и, изогнув зигзагом свой трубчатый хобот, выпускал из него прозрачные, искрящиеся струйки воды. Охранник указал рукой направление, где мастеру следовало разыскать горничную по имени Агата. Проходя мимо фонтана, Беата уловила своей тонкой кожей прохладу, исходившую от струящейся воды. Напротив этой удивительной инсталляции в тени коренастого дуба стояла красивая резная скамейка. Раскидистые ветви векового старожила стелили по земле продолговатые тени, укрывая от полуденного зноя аккуратно постриженные газоны и цветочные клумбы вокруг скамьи. Вдоль аллей, вымощенных по краям белым камнем, на деревянных конструкциях громоздились кашпо, в которых благоухали лобелии и вербены. Беата хорошо знала эти цветы. Они выглядывали своими пёстрыми венчиками из глиняных горшков с египетским орнаментом, наслаждаясь ярким летним солнцем. Можно сказать, Беата выросла в цветочной оранжерее, ежедневно помогая матушке ухаживать за этими прекрасными дарами декоративной флоры. Их цветник был небольшой и потому вмещал не так много растений, как хотелось бы. Оказавшись в дивном саду, она даже слегка растерялась от такого разнообразия и разноцветья, окружавшего её со всех сторон.

– Кто же следит за всем этим хозяйством? – спросила Беата сама себя.

– Наверняка, здесь трудится не один садовник, – предположил Ларс Эклунд, зачарованный, как и его дочь, красотой цветущего палисадника.

Стены замка с внутренней стороны от основания и до самого верха были сплошь увиты плющом. Широкая аллея уводила вглубь сада, где росли аккуратно постриженные конусообразные кипарисы. Вдоль переплетающихся между собой тропинок были расставлены каменные статуи, изображавшие юношей с обнажённым торсом, музицирующих на флейтах, мандолинах и прочих инструментах, и дам в белоснежных одеяниях, перебирающих пальцами струны арфы. Венчала эту композицию муза Эрато – богиня поэтического вдохновения для пылких влюблённых. Наконец, впереди показался фасад жилого здания – обители четы Ллойдов. Это был высокий каменный дом в два этажа с двухскатной крышей. К парадному входу примыкала летняя терраса, увитая виноградной лозой. Из-под её тенистого навеса свисали наливные гроздья сочной, спелой ягоды. Откуда-то доносился задорный птичий щебет. У Беаты от такого обилия красок, ароматов и звуков даже слегка закружилась голова. Разглядывая стройные фигуры каменных изваяний, она не заметила, как отстала от отца, который уже разговаривал в дверях с каким-то худощавым человеком. «Наверное, это управляющий, – подумала она, – уж больно сердито посмотрел на меня. Нет, точно не хозяин. Мама рассказывала, что хозяева замка люди добрые. А этот больше похож на ворчуна и скрягу».

– Прошу следовать за мной, – сухо проговорил важный господин.

– Ступай вперёд. – Отец направил дочку ладонью в спину.

– Девочка останется снаружи, – выдал вдруг «ворчун», преградив ей путь.

– Простите, господин Готлиб, это моя дочь Беата, – обратился к управляющему Ларс Эклунд. – Уверяю вас, она не причинит никакого беспокойства, напротив, она старательная помощница и…

– Возможно, – перебил Готлиб, – но входить в дом посторонним строго запрещено герцогиней. Так что девочка останется здесь.

Беата, глотая обиду, тихонько спросила отца:

– А как же я? Куда же я пойду? Так нечестно.

Отец присел на корточки и заглянул в глаза дочери.

– Эй, посмотри-ка на меня, – шепнул он ей ласково. – Обещаю тебе, как только я увижу хозяйку, обязательно закину за тебя словечко. Уверен, она позволит тебе войти. Ты пока подожди меня на той скамейке возле фонтана. Только никуда не уходи. Обещаю, что скоро вернусь за тобой. Идёт?

Беата в ответ доверчиво качнула головой, но чувство вопиющей несправедливости всё ещё не отпускало, и она обидчиво прикусила нижнюю губу. Отец вошёл в дом вслед за строгим управляющим, по-свойски подмигнув дочери перед тем, как прикрыть за собой дверь, после чего она осталась одна. Пытаясь унять в себе колючку-обиду, Беата, шаркая сандалиями по аллее, медленно побрела назад на шум фонтана. Дойдя, она взгромоздилась на высокую скамейку и стала терпеливо дожидаться возвращения отца. Хорошее настроение куда-то улетучилось. Время шло. Журчание серебристой воды в фонтане, тихий шелест листвы старого дуба, сладкоголосое чириканье, доносившееся из гущи зелёного сада, стали понемногу навевать сладкую дрёму. Беата, прислонившись к подлокотнику и подперев щеку кулачком, прикрыла глаза. Спустя мгновение подкравшийся на цыпочках сон подхватил своими призрачными ладонями маленькую девочку и закружил, словно пёрышко на ветру, в ярком калейдоскопе впечатлений и событий, сокрытых в глубоком тайнике её памяти. Лёгкий ветерок теребил светлые волосы на голове Беаты и щекотал кончик её носа спадающим вниз локоном. Но каким бы крепким ни был сон, непостижимое, караулящее чувство бдительно указывает нам на присутствие рядом постороннего человека или же на его пристальный взгляд со стороны. Сквозь обволакивающий дым дремотного забытья Беата ощутила лёгкое прикосновение чьей-то руки к своим волосам и это заставило её пробудиться. Рядом сидела незнакомая статная дама и внимательно рассматривала прикорнувшую соседку. Беату это смутило и она, подогнув ноги под скамейку, застенчиво прикрыла ладонями коленки.

– Прости, – обратилась к ней дама, – я не хотела потревожить твой сон. Как тебя зовут?

– Меня зовут Беата, – робко проговорила она в ответ.

– Как же ты оказалась здесь?

– Я жду своего папу. Он сейчас чинит лестницу в этом доме.

– Тогда почему ты не вместе с ним?

– Меня не впустил господин в очках.

– Та-ак! – в голосе незнакомки послышалось негодование. – И что же сказал этот… господин в очках.

– Он сказал, что хозяйка распорядилась не впускать посторонних в дом.

– Это возмутительно! – вскипела вдруг дама, и её лицо мгновенно вспыхнуло алым пожаром. – Ох, уж этот несносный Вильгельм! Его старательность порой просто убийственна. Оставить ребёнка под палящим солнцем! Каким же олухом надо быть? Пойдём скорее в дом, милая. Там свежо и прохладно. К тому же твоё лицо уже слегка обгорело и тебе необходимо приложить охлаждающий компресс из мяты. Ох, уж эти мужчины! – сокрушаясь в гневе, повторилась она. – Ни капли сострадания! Знаешь, детка, один благочестивый монах как-то сказал: «Желаю женщинам побольше разума, а мужчинам – побольше сердца». Ну, если с первым ещё можно поспорить, то со вторым нельзя не согласиться.

Она ухватила Беату за руку и повела её в дом. Бодро прошагав под сенью живого навеса, пара очутилась перед двустворчатыми дверями с красивой узорной ручкой в виде дракона с изогнутым хвостом. Дама сама отворила тяжёлую створу и провела гостью в просторный холл. Беата сразу же ощутила приятную прохладу внутри. Она задрала голову вверх и застыла в изумлении: высокие потолки были расписаны фресками с изображением райского сада, по которому прогуливались птицы с золотым оперением. В центре висела огромная люстра, наверное, в сотню свечей. Очевидно, когда её зажигали, огни освещали фрески, и позолота оперения райских птиц отливала ослепительно-ярким блеском. Полы украшал надраенный до сверкающей чистоты, гладкий паркет, устланный ворсистым персидским ковром. Дневной свет проникал через оконные витражи, расцвеченные мозаичным орнаментом. Сквозь приоткрытую створку бокового окна в холл прорывались озорной стайкой утренние солнечные зайчики, которые резвились на многочисленных портретах, развешенных по стенам. На второй этаж уводила широкая двухмаршевая лестница с массивными перилами, выкрашенная в кофейный цвет. На самом её верху, между резными балясинами Беата разглядела полусогнутую фигуру отца.

– Наш управляющий призвал мастера починить лестницу, – объяснила дама. – В последнее время её ступени стали невыносимо скрипеть. Похоже, твой отец знает своё дело.

– Да, он лучший столяр и плотник во всём городе, – не без гордости ответила Беата.

– Знаешь, мой отец тоже обожал мастерить мебель своими руками, хотя людям благородного сословия претит заниматься чёрной работой. Он никогда не считал это постыдным и очень гордился своими поделками. К сожалению, я сумела сохранить только одну вещицу, сделанную им когда-то специально для меня. В ту пору я была такой же, как и ты… Давай же поскорее поднимемся к твоему отцу и узнаем, как спорится его работа.

Возле верхних ступеней, разобранных до основания, сидел плотник Ларс Эклунд и что-то с озадаченным видом замерял. Вокруг был беспорядочно разложен инструмент, а это означало, что работа кипела вовсю. Беата помнила, что в такие минуты привлечь папино внимание было непросто.

– На то, как работает твой отец, можно любоваться бесконечно, – улыбаясь, сказала дама и тут же окликнула плотника, – простите, что отвлекаем вас.

Ларс Эклунд обернулся и, утерев вспотевший лоб, отложил в сторону складную линейку.

– Доброе утро, миссис… – запнулся он, приветствуя даму.

– Меня зовут Глория Ллойд. Я хозяйка этой лестницы.

– А я её лекарь, Ларс Эклунд.

– И к тому же совмещаете обязанности отца этой девочки? – с ироничным укором осведомилась хозяйка.

– Совершенно верно, миссис Ллойд.

– Ну и как продвигаются дела по починке нашей «музыкальной» лестницы? Как скоро вы её настроите?

– Думаю, через пару часов, будет готова. «Старушка» серьёзно захворала. Нужно перебрать основание.

– Этот «клавесин» из двенадцати клавиш требует тщательной настройки.

– Вам не стоит беспокоиться. Всё будет в порядке.

– Я вас не тороплю, напротив… У вас времени столько, сколько понадобится. А насчёт дочки не переживайте. Я позабочусь о том, чтобы она не скучала. Как раз сейчас мы с Беатрис намереваемся выпить чаю. Тем более, что стрелки часов приближаются к полудню.

Беата спросила дозволения у герцогини подняться к отцу, и та с предостережением отпустила её руку.

– Ты не обиделась на меня? – вполголоса спросил Ларс Эклунд, пытливо заглядывая в глаза дочери. – Просто в доме никого не оказалось и попросить было не у кого. Кроме того, строгий господин в очках первое время не отходил от меня ни на шаг и внимательно следил за моей работой. Наверное, ему всё же надоело слушать стук молотка, и он испарился.

– Ты не любишь, когда у тебя стоят над душой, – напомнила отцу Беата.

Он прижал дочку к себе и шепнул ей на ушко:

– По-моему, хозяйка этого дома очень гостеприимная женщина. Погуляй с ней немного. Уверен, здесь есть, на что посмотреть.

Беата обрадованно качнула головой и сбежала вниз по ступенькам к ожидавший её миссис Ллойд.

– Ну что, ты готова отправиться со мной в увлекательную экскурсию по замку Каймангрот? – спросила герцогиня.

Беата в ответ согласно кивнула.

– Превосходно. Тогда не будем нарушать установленный в доме порядок и для начала проследуем в столовую.

Миновав холл, они прошли длинным узким коридором в трапезную. Оказавшись внутри этого просторного помещения, Беата первым делом обратила внимание на огромный обеденный стол, накрытый цветастой скатертью. Он занимал большую часть от общей площади столовой и был уставлен хрустальными вазочками с ягодным джемом, пирожными и фруктами. В центре красовался забавный чайный сервиз в полевых ромашках. Чопорный слуга в длиннополой ливрее усадил дочь плотника на мягкий стул, затем аккуратно разлил душистый чай по чашкам и по просьбе герцогини незаметно удалился. Столько сладостей на одном столе Беата не видела даже в заведении Макбет Досон. Радушная хозяйка, видя растерянность своей гостьи, пододвинула к ней вазочку с бурым земляничным джемом и серебряный поднос с кремовыми пирожными. Затем открыла железную коробочку и вывалила из неё на узорную салфетку горсть шоколадных конфет.

– А я люблю вот так, – молвила она и целиком закинула конфету в рот.

Беата, видя, что герцогиня не озабочена соблюдением нудного столового этикета и в своём обществе позволяет вести себя непринуждённо, по-домашнему, почувствовала некоторую раскованность и потянулась за пирожным со взбитыми сливками. Оно оказалось с ароматом ванили и незаметно растаяло во рту, оставив на языке сладкое послевкусие. Мало-помалу между двумя собеседницами завязался увлекательный и взаимоприятный разговор.

– Тебе понравились цветы в моём саду? – спросила миссис Ллойд.

– Да, они чудесны, – ответила Беата – Я тоже помогаю маме выращивать цветы в оранжерее.

– У вас своя цветочная оранжерея?! Должно быть, ты хорошо в этом разбираешься. И какие же цветы ты любишь больше всех остальных?

– Мне нравятся гортензии.

– О, я их просто обожаю.

– У вас столько цветов, многие из них я даже никогда не видела.

– Да, у меня большая коллекция. Я заказывала семена из разных стран. Ты когда-нибудь слышала о баррингтонии или, скажем, ярко-красном мидлемисте? – Беата в отрицание мотнула головой. – Мидлемист мне привезли из далекого Китая, и я тебе обязательно его покажу, а вот баррингтонии растут на дереве и раскрываются только по ночам. Вообще, знаешь, я могу разговаривать о цветах бесконечно. Я и мужа изрядно утомила этой своей неистовой страстью…

Неизвестно, сколько бы ещё подружки щебетали на излюбленную цветочную тему, распивая душистый бордовый чай и позвякивая серебряными ложечками по тонкому фарфору пузатых чашек, если бы хозяйке не пришла в голову неожиданная идея.

– Я хочу показать тебе одну комнату, – перевела вдруг она разговор и резко поднялась из-за стола.

Это произошло так внезапно, что Беата даже забыла снять нагрудную салфетку, когда спрыгивала со своего стула. Они покинули трапезную и снова направились по коридору вглубь каменного чрева жилого здания, минуя многочисленные комнатные двери и проёмы с лестничными маршами.

– Пусть тебе это не кажется странным, – сказала герцогиня.

– Что именно? – спросила её Беата.

– У меня часто случаются такие перемены настроения. Особенно, если на улице дурная погода. Есть в этом доме место, которое может показаться тебе куда более привлекательным, чем хозяйские покои, набитые пуховыми перинами и подушками, читальня с её пыльными книжными полками и кабинеты с закопченными каминами и старинными канделябрами. А вот здесь находится бальная зала, – миссис Ллойд указала на двустворчатые двери с витражами. – Тут обычно собираются гости во время приёмов. И в этой комнате, кстати, находится мой клавесин. Ты когда-нибудь слышала, как звучит этот музыкальный инструмент?

– Как ваша лестница? – пошутила Беата.

Герцогиня звонко рассмеялась.

– Сходство определенно есть! Но всё зависит от того, кто на нём играет…

Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, они остановились перед закрытой дверью. Хозяйка достала из потайного кармашка ключ, вставила его в замочную скважину и, провернув два раза, лёгким движением толкнула от себя дверь.

– Ну же, не робей, – пригласила герцогиня свою любознательную спутницу, и та шагнула вперёд.

Очутившись внутри широкой светлой комнаты, Беата будто приросла к тому месту, где стояла. Восторг и трепет охватили её душу. Комната, походившая на игровую, была сплошь заставлена куклами. Кого здесь только не было: маленькие девочки в нарядных платьицах с пышными бантами в волосах, благородные дамы в роскошных туалетах и разнообразных головных уборах, грозные воительницы в образе древних амазонок, метавшие стрелы и копья то ли в дикого зверя, то ли в жестокого поработителя, прекрасные феи с прозрачными крыльями за спиной и волшебной палочкой в руках. Принцесса с огненно-рыжими волосами в окружении дворцовых фрейлин указующим перстом властно повелевала исполнить распоряжение. А рядом, неуклюже свесив ноги, развалился на троне юный принц, но ему почему-то никто не прислуживал. Игрушки были повсюду: на полу, невысоком столике, подоконнике и даже детской кроватке. Посреди всего этого тряпичного хозяйства выделялась летняя золочённая карета с открытым верхом, где в величественной позе восседала сама королева. Позади, на запятках, примостились двое пажей в камзолах из красного бархата. Сопровождал королевский экипаж караул из нескольких всадников. Королева наблюдала за тем, как двое отважных рыцарей, закованных в латы, сошлись в смертельной схватке. А рядом раскинулся самый настоящий цирковой балаган под полосатым навесом. На его арене в забавной позе застыл лохматый клоун в пёстром, лоскутном костюме и колпаке с бубенцами. На перекладинах повисли отважные эквилибристы, а мохнатый пёс в чёрном ошейнике, задрав мордаху под купол, наблюдал за их трюками. Но, пожалуй, самым завораживающим зрелищем всего этого игрушечного королевства был роскошный замок, вырезанный и склеенный из дерева, с башнями и шпилями, обнесённый высокими стенами с крепкими воротами. Он был окрашен в тёмно-серый цвет – цвет камня, для придания ему большего сходства с настоящим. Мастер, что искусно изготовил макет старинного замка, похоже, взял за основу архитектуру Каймангрота – слишком много деталей совпадало. Впрочем, все замки той эпохи чем-то походили друг на друга. Беата будто бы очутилась в сказочном, волшебном мире.

– Нравится? – спросила герцогиня.

– Да-а… очень, – с придыханием ответила она.

– Это и есть тот самый подарок моего отца на День рождения. Мне тогда исполнилось всего десять лет.

Заметив робость Беатрис, миссис Ллойд решила ей помочь.

– Ну что ж, настал момент познакомиться с обитателями этой комнаты. А вы что застыли, словно истуканы? – обращаясь к куклам, с надуманной сердитостью сказала она. – Итак, с кого же мы начнём? Дабы не отступать от установленных в благородном обществе правил, для начала предъявим тебя королеве. Ваше величество, позвольте представить вам мою гостью. – Сказав это, герцогиня изобразила изящный поклон. – Её зовут Беата Эклунд. Она приехала к нам издалека.

Беата всё ещё пребывала в замешательстве, не понимая, как ей реагировать на эту шутливую сценку.

– А впрочем, ты можешь выбрать себе любую из этих кукол, – неожиданно предложила хозяйка. – Пусть это будет мой подарок в знак нашей дружбы. Какая тебе больше приглянулась?

От волнения у Беаты в груди затрепыхалось сердечко. «Выбрать…» – легко сказать. Проще было переехать сюда и остаться навсегда в этой невероятной сказке. Вот было бы здорово! Самой сочинять сюжеты, придумывать своим героям имена, наряжать их и причесывать, устраивать балы, знакомить друг с другом… Словом, каждый день пробуждать к жизни целый мир, вновь и вновь погружаться в очередную увлекательную историю. Герцогиня, заметив смятение на лице Беатрис, поняла, что слегка переусердствовала в своём желании порадовать это очаровательное дитя.

– Знаешь, о чём я подумала? – сказала она. – Пусть вся эта комната будет полностью в твоём распоряжении. Я попрошу разрешения у твоих родителей навестить меня ещё раз. И если они дадут своё согласие, ты сможешь играть здесь целый день.

– Простите, – застенчиво проговорила Беата, – но, наверное, это невозможно?

– Почему же?

– А кто спит на этой кровати?

– Никто, – тихо проговорила миссис Ллойд, переведя свой взгляд на окно, задёрнутое полупрозрачным тюлем. – Когда-то мы с супругом мечтали о ребёнке и мне непременно хотелось дочку. Мы долго ждали этого благословенного дня и тщательно готовились к нему. Я часто представляла себе, как она будет гулять по цветущему саду, играть в этой комнате в куклы, любоваться с балкона на дивные просторы долины Гринхиллс. Всё это, – герцогиня обвела рукой комнату, – было приготовлено для неё. Но так уж сложилась судьба… Долгожданного события не случилось. Небо осталось безмолвным к моим молитвам. Я даже решила раздать все игрушки детям прислуги, но потом поняла, что сильно привязалась к этой комнате, а, точнее сказать, к своим мечтам. Знаешь, может, это звучит смешно из уст взрослой женщины, но находясь здесь, среди этих сказочных фей и отважных рыцарей, я как будто возвращаюсь назад, в те далекие дни, когда была такой же девочкой, как и ты. Тогда грусть исчезает, а вместо неё появляется надежда… Ты ведь любишь сказки? – герцогиня снова повернулась к Беатрис.

– Раньше мама мне часто рассказывала их перед сном.

– А что же теперь?

– Теперь я сама засыпаю. Если бы у меня были младшая сестрёнка или братик, я бы обязательно рассказывала им сказки на ночь.

– И много ты их знаешь?

– Кое-что я уже забыла, но одну помню очень хорошо.

– Интересно. И о чём же она?

– Про наш заколдованный лес Дедвуд, куда никто не ходит за хворостом и никогда не собирает там грибы и ягоды. Рассказывают, будто там на болотах, в бывшей хижине лесника поселилась злая ведьма. Она заколдовала этот лес и если кто в нём заплутает, то уже ни за что не сможет выбраться. А ещё бывает так, что под видом нищей старушки она бродит по нашему городу и высматривает, кого погубить.

– А не страшно тебе слушать такие сказки на ночь? Я бы после такого вряд ли смогла заснуть.

– Вообще-то мне рассказал об этом мой друг Николас. Он любит поболтать, и я не очень-то ему верю. Мой папа говорил, что когда-то в этом лесу пропадали люди, но только потому, что там много болот и крутых оврагов, а все тропы давно заросли, поэтому так легко заблудиться.

– Я тоже слышала эти истории. Я ведь нездешняя. Мой муж привёз меня сюда издалека. Бывает, что я очень скучаю по родным местам. Этот сад во дворе мне напоминает о них. У нас тоже было очень красиво. Извилистая река с берегами, поросшими дикой травой. Густой лес, холмы… просторные луга, на которых паслись рогатые коровы и кудрявые барашки. У нас была небольшая конюшня. А ты когда-нибудь расчёсывала лошадиную гриву?

– Да. У нас есть лошадь. Её зовут Адель. Она уже немолодая, но грива у неё все ещё густая…

Жара понемногу начинала спадать. Тень от южной башни медленно заползала в окно несостоявшейся детской. Неразлучная парочка снова спустилась в сад и отправилась кататься на качелях. Затем Глория и Беата прохлаждались в беседке, увитой плющом, где седой слуга угощал их лимонадом из запотевшего графина. За беспечной болтовнёй время летело незаметно. Хозяйка замка и её маленькая гостья любовались серебристыми брызгами фонтана, когда во дворе появился Ларс Эклунд. Вид у него был уставший, но при этом весьма удовлетворённый, какой бывает у всякого человека после благополучно оконченной работы.

– Ну вот, кажется, наша прогулка подошла к концу, – завидев мастера, с грустинкой в голосе произнесла миссис Ллойд.

– Вижу, тебе не пришлось скучать без меня, – сказал отец, положив на плечо дочери свою сильную руку.

– Нет, мы не скучали, – ответила за неё хозяйка. – Мы с Беатой обошли весь замок вдоль и поперёк. Могу лишь предположить, что я слегка утомила её своими бесконечными расспросами.

– Благодарю вас, что позаботились о моей Беатрис, – обратился мастер к герцогине. – Признаюсь, я не ожидал, что работа затянется надолго. Слишком старая постройка. Лестница ещё послужит, но примите совет опытного плотника: вашему супругу стоило бы похлопотать об её замене.

– А я благодарю вас и не только за работу, – ответила миссис Ллойд. – И я обязательно передам супругу ваши рекомендации.

– Однако же, пора и честь знать. Не будем докучать гостеприимным хозяевам этого дома своим затянувшимся визитом, – в шутку заметил Ларс Эклунд.

– Что вы! – поспешила возразить герцогиня, – Беата мне нисколько не докучала. Напротив, избавила меня от одиночества. Ведь супруг мой в отъезде и вернётся нескоро. А я, признаться, не люблю подолгу оставаться одна. – Она опустила глаза и крепко сжала пальцы в замок, очевидно, решая что-то важное для себя. – Я собираюсь просить вас об одном одолжении, мистер Эклунд, – заметно волнуясь, выговорила миссис Ллойд. – Беата рассказала мне, что ваш дом находится недалеко от Каймангрота. Не сочтите моё предложение за какую-нибудь безумную прихоть одичавшей от скуки бездельницы, просто мне хотелось бы знать… – она выдержала недолгую паузу: – Как вы отнесётесь к тому, чтобы ваша дочь иногда навещала меня?

Теперь уже мастер Эклунд растерялся от внезапного предложения герцогини. Он нелепо переминался с ноги на ногу, не зная, что ответить на эту странную просьбу.

– Знаете, мне ведь действительно нечем занять себя, пока муж в отъезде, – пояснила миссис Ллойд – а тут такая взаимовыгодная возможность для нас обеих провести время с удовольствием и даже с пользой. Я бы могла преподавать Беатрис уроки музыки и танцев, обучать её грамоте.

– Что ж, я не против, – смущаясь, произнёс мастер. – Вам бы не в тягость.

– Что вы-что вы! – воскликнула радостно герцогиня. – Этим вы меня только обяжете. Теперь я буду нести ответственность за образование девочки и с меня весь спрос, если вдруг не справлюсь. Вы, наверное, слышали, что мы с супругом пытались открыть в городе школу, но, оказалось, родители неохотно отпускают своих детей на занятия, объясняя это тем, что им нужны помощники для работы в поле или на ферме. В итоге нам пришлось отказаться от этой затеи.

– Беата тоже помогает матери в оранжерее. Поэтому последнее слово будет за ней.

– О, не волнуйтесь об этом. Вы, должно быть, обратили внимание на мой скромный палисадник. Думаю, ваша супруга смогла бы пополнить свой цветник за счёт моей коллекции. И мой садовник любезно окажет ей такую услугу.

– Что скажешь, Беатрис? – отец посмотрел на дочь. – Ты хотела бы навещать миссис Ллойд?

Беата, светясь от счастья, одобрительно закивала головой.

– Вот и славно! – хлопнула в ладоши не менее счастливая герцогиня. – Я пришлю свой экипаж за девочкой, а потом, после занятий, он отвезет её обратно. И не возражайте. Вы и так делаете мне одолжение.

На том они простились. Хозяйка поместья ещё раз поблагодарила искусного мастера за работу и взяла «честное слово» с Беаты, что та непременно навестит её не позднее завтрашнего дня.

На следующий день, в два часа пополудни, к дому Эклундов подкатил роскошный экипаж. Оказалось, что он весь был заставлен цветочными горшками. Садовник, сопровождавший экипаж, ещё не старый мужчина с подстриженными бакенбардами и сверкающей облысевшей макушкой с важностью епископа в час торжественной мессы доставил до оранжереи весь ценный груз. Затем осведомился у оторопевшей Софии Эклунд, готова ли её дочь совершить поездку в замок Каймангрот по личному приглашению герцогини Ллойд. Получив положительный ответ, он застыл в многозначительной позе в ожидании гостьи. Нарядившись в своё единственное выходное платьице, которое когда-то пошила дочери на вырост миссис Эклунд, Беата шустро запрыгнула в экипаж и, помахав ей рукой, спряталась за откинутым верхом. Матушка, не привыкшая к тому, чтобы дочь куда-то надолго отлучалась без родительского пригляда, всплакнула вслед удаляющейся повозке, в душе упрекая себя за непростительное легкомыслие. «Кто знает, что творится в этих стенах, – тревожилась она в раздумьях. – Недаром замок пользуется дурной славой ещё с незапамятных времён. Построен был на деньги душегуба. И после его смерти никому там счастье не улыбалось».

С тех самых пор Беата стала частой гостьей в доме Ллойдов. Миссис Ллойд – так герцогиня просила свою ученицу обращаться к ней – после занятий часто приглашала её на прогулки по тенистому саду, где рассказывала об особенностях ухаживания за теми или иными экзотическими растениями, об их своенравных причудах. Оказалось, что миссис Ллойд превосходно танцует. Беату поразили её грациозные движения, и она захотела во что бы-то ни стало научиться так же блестяще вальсировать. Видя, как у девочки горят глаза, чуткая наставница решила преподать ей несколько уроков. Аккомпаниатором был известный городской музыкант по имени Теодор Гримс. Под волшебные звуки его скрипки Беата освоила первые в своей жизни танцевальные приёмы. Опытная и внимательная миссис Ллойд обучала её не сбиваться с ритма и вести счёт во время танца. Как-то герцогиня решила похвастаться и встать на пальцы ног, чем вызвала неописуемый восторг своей подопечной. Беата с такой пылкой страстью отдалась новому увлечению, что, даже играя в детской комнате, показывала своим кукольным зрителям, как правильно делать реверансы, выпады и изящно выписывать вензеля ножками. После уроков танца они садились в коляску и ехали кататься. Каждый раз добродушная госпожа разрешала Беатрис брать с собой в попутчики какую-нибудь куклу. За короткий срок взрослую даму из благородного сословия и маленькую девочку-простолюдинку с городской окраины прочно связали тёплые отношения. Герцогиня прониклась искренней, сердечной симпатией к этой бесхитростной и доверчивой детской душе.

И в то же самое время, пока щедрая хозяйка, ничего не подозревая, беспечно прогуливалась в компании своей кроткой воспитанницы, за беззаботной и счастливой парой тайно присматривали внимательные глаза управляющего Вильгельма Готлиба.

Тут автор снова вынужден прервать повествование и поведать читателю историю о том, как, собственно, этот господин оказался в замке Каймангрот. А случилось это лет семь или восемь тому назад, глубокой осенью, когда уже первые морозцы на закате стали покрывать тонкой ледяной коркой дорожные лужицы. Однажды ночью, в дождливую, ненастную погоду в ворота замка постучали. Дремлющий охранник принял стук за барабанную дробь дождя и, завернувшись плотнее в рогожу, снова погрузился в безмятежный сон. Во второй раз постучали громче. Охранник с трудом разлепил глаза, протяжно зевнул и, красноречиво поминая прародителя зла, поплёлся к воротам. Приоткрыв узкий лючок смотровой щели, он злобно бросил сквозь неё:

– Кого ещё черти принесли в такую погоду?

В кромешной темноте с другой стороны невозможно было разобрать что-либо. Бдительный страж поднёс фонарь ближе к оконцу и заметил, что снаружи маячит чья-то голова, покрытая намокшим капюшоном.

– Простите, что побеспокоили вас в такой поздний час! – послышался мужской голос. – Великодушно просим доложить хозяевам о нашем визите.

– О ком это ещё я должен доложить хозяевам?! – ёрничая, проворчал охранник. – Хозяева давно спят и вряд ли обрадуются такому визиту. Так что, если у вас что-то важное, приходите завтра, но не раньше полудня. Они всё равно раньше не примут. А теперь ступайте восвояси. И нечего зря тарабанить. Всё одно не открою.

Спровадив ночных скитальцев, хамоватый привратник захлопнул смотровую щель и побрёл обратно в свою сторожевую будку, бурча под нос привычную недовольщину:

– Ходят и ходят… чего ходят? Ни днём-ни ночью от них спокою нет…

Не дойдя до будки пары-тройки шагов, он снова услышал настойчивый, продолжительный стук. Взбешённый таким упрямством, страж вернулся к воротам и, откинув лючок на привязи, гневно напустился на непрошеного гостя:

– Я вот сейчас кому-то постучу по темени. – При этом он поднёс свой увесистый кулак к оконцу и погрозил настырному нахалу.

– Доложите хозяевам немедленно! – раздался снаружи срывающийся голос. Теперь он звучал требовательно и даже угрожающи. – Завтра ваш хозяин узнает о моём визите, и я вам гарантирую серьёзные неприятности. Так что поторопитесь, любезный!

Привратник слегка опешил от такого наката. «Может и впрямь какая важная птица, – пугливо спохватился он, – как бы не сглупить».

– Кто вы и зачем пожаловали? – спрятав кулак и вместо него подставив к щели изрытую червоточинами физиономию, спросил он отмякшим голосом.

– Доложите хозяевам: граф Вильгельм Готлиб и его супруга, графиня Сабина Готлиб.

Струхнувший стражник понял, что напрасно так легкомысленно надерзил знатным особам и, виновато пробубнив: «Так бы сразу и сказали», – поспешил с докладом в дом. В узком окне второго этажа зажёгся тусклый свет. Вскоре лязгнул тяжёлый металлический засов и ворота со скрипом стали расползаться в стороны. Во двор въехал крытый экипаж. Кучером оказался тот самый господин, что назвался графом. «Как-то странно для человека с таким положением править заместо кучера?!» – немало удивился стражник. Граф открыл дверцу кареты и подал руку супруге. Женщина накинула капюшон на голову и осторожно сошла со ступеньки на вымощенную камнем дорожку. Из глубины двора к ним поспешала горничная Агата.

– Прошу следовать за мной, – запыхавшись, сказала она и повела ночных визитёров в дом, где в своём рабочем кабинете их уже ожидал хозяин замка, герцог Кристофер Ллойд.

Продолжить чтение