Билет в Хляби

Разговоры на кухне.

Жёлтый, вечно прокуренный пластик коммутатора. Именно его замечаешь первым из-за красного мигающего светодиода перед входом в кухню. Когда-то он был белым, как и стены вокруг него. Стены уже не единожды закрашивали, а коммутатор никто не трогал. Работает и ладно. Главное, что штрих-код считывает. А иначе как на кухню попасть? Подносишь руку к сканеру коммутатора. Спустя несколько мгновений на секунду светодиод загорается зелёным. Можно войти, начался отсчёт кухонного времени. Полчаса на квартиру. Но это здесь, на пятёрках. У нижних минут по десять на разогрев и приём пищи. Кое-кто даже готовить успевает, а не только концентрат разогреть. Вот и сейчас из кухни доносятся ароматы. Яичница! Самая настоящая, не из порошка! Какой-то паренёк в сером комбезе и заляпанной белой майке стоит у плиты. Раньше его тут не видали. Причёска не по-местному: жидкие светло-русые волосы собраны в короткий хвостик. Местные так не ходят. Под ноль. Тратиться на мыло только дурак или поднебесники будут. Шестёрки и семёрки, вот те и мыла не жалеют, и душатся, как бабы… тьфу. Помимо запаха еды от плиты шёл и запах сигаретного дыма.

– Ты что творишь, ирод?! – раздался возмущённый голос комендантши от двери. – Курение на кухне строго запрещено! Мигом вылетишь у меня!

– Не ори, Люськ… Не кричите, Людмила Карповна, голову ломит, – раздался измученный голос с другой стороны маленькой кухни, где большую часть комнаты занимал замаранный стол с пластиковыми стульями вокруг него.

– Опять бухал? – комендантша картинно упёрла руки в боки.

– Отнюдь, Карповна… Упал я, – мужичок убрал руку от разбитого носа, на белой майке под серым комбезом были видны пятна крови.

– Как же ты умудрился? А ещё из подвальщиков! – недовольно фыркнула комендантша.

– Не наговаривай, Карповна, – мужичок понуро опустил голову. – Всего полгода по пьяни. А нос – это случайно, вон Юрыч сигой поделился… Ну и споткнулся я об стол.

– Так и было. Чистая случайность, – паренёк у плиты примиряюще поднял руки.

– А ты у нас кто? – комендантша уставилась на паренька. – Документы давай.

– Вот, – парень протянул руку с вытатуированным штрих-кодом на внутренней стороне предплечья. – Бестужев Юрий. Новый техник на Пятёрке в шестом блоке.

– Пять тыщ три шестёрки, – комендантша Карповна прочитала цифры с ручного сканера. – Там же предыдущий техник жил!

– Илью Трофимыча повысили, теперь он на шестёрках, – неловко улыбнулся техник Юра. – А меня к вам из Сосен.

– Ты с другого дома?! – раздался восхищённый звонкий голос позади комендантши.

– Дашка, это грубо обращаться к старшим на «ты», – ещё один звонкий девичий голос.

– Балда, старше-то на пару лет! – обладательницей первого голоса оказалась девчонка-подросток в светло-сером комбинезоне, заляпанном краской, с ярко-рыжими косами и веснушками на бледном лице. – Здрасьте, Людмила Карповна!

– Здравствуйте, Людмила Карповна! – второй голос принадлежал ещё одной девочке-подростку. Её светло-русые волосы, заплетённые в тугую косу, были спрятаны под платок. Светло-серый комбинезон был чистым и выглаженным.

– Здравствуйте. Маша, Даша, Егор Филиппович, вы рано, – комендантша смерила оценивающим взглядом всех вошедших.

– Ну и накурено тут! – густой бас Егора Филипповича разнёсся по кухне. Серый комбинезон, коротко стриженая седеющая голова. Лишь косая сажень в плечах, искра в глазах да вот этот голос выдавали в нём свидетеля ещё додомовой эпохи. Говорят, тогда люди жили семьями в своих личных домах. Даже если дом был многоквартирный, то проживало не больше сотни человек в одном доме. И работали не в доме. До работы добирались на допотопных транспортах. Это теперь до работы нужно всего лишь подняться или спуститься на лифте, а там уже на этажном горизонтальном лифте докатиться в нужный блок. Всего пара часов, и ты на работе.

– Простите, это я, – паренёк включил вентиляцию над плитой. – До вашей смены ещё двадцать минут. Я бы проветрил.

– Курите в отведённом для этого месте, Юрий! – строго указала комендантша Карповна.

– Так это оно и есть! – Юра тыкнул в сканер комендантши. – Проверьте!

Та начала неуверенно тыкать в кнопки на старом устройстве.

– У меня, между прочим, девочки, – напомнил о себе Егор.

– Да что ж вы всё кричите!.. – взмолился из своего угла мужичок.

– Да они с ментолом! Полезные, – Юра потушил сигарету о стакан на столе.

– Это мой! Козёл! – мужичок кинулся на техника, но снова споткнулся и приложился о край стола. Юра подхватил его и пыхтя от натуги посадил обратно на стул.

– Простите, я перепутал! – Юра схватил кружку и быстро её помыл. – А вы садитесь.

– Тут всё прокурено, Юрий! – Егор Филиппович угрожающе приблизился к пареньку. – У меня дочки. Ментоловые или нет, мне плевать!

– Сейчас всё проветрим, – Юра указал на стулья вокруг стола. – Вы садитесь. Я как новенький вот проставляюсь. Без крепкого, понятное дело.

– Ну-ну! У меня тут уже хватает алкашей, – Людмила Карповна и Егор с дочерьми уселись за стол. Посреди стола Юрий поставил сковороду с дюжиной скворчащих яиц. После бесконечной череды завтраков из полуфабрикатов этот запах сводил с ума.

– Настоящая, не порошковая. Налетайте! – Юрий раздал всем вилки и первым принялся за трапезу.

– Отлиииично! Совместный приём пищи среди участников, – раздался томный голос от двери.

– Тина?! – Дашка восторженно хлопнула в ладоши.

– Да, это Тина, – красивым баритоном произнёс ещё один голос на кухне пятёрки блока номер шесть.

Первый полёт.

У лётчиков в додомовую эпоху было принято называть полёт не последним, а крайним. Про первый же полёт такого суеверия или не было, или сведения о нём не сохранились ни на дискетах, ни на магнитных плёнках, ни даже во вновь вошедших в моду записных книжках из третичного пластика. Третичный пластик являлся отходом после поглощения микропластика бактериями. У Дашки, как её именовала родная сестра Маша, модных блокнотов не водилось. Вместо блокнота она рисовала восковыми карандашами на куске картона. Теперь к пятнам краски от баллончиков на комбинезоне добавились пятна от карандашей на пальцах. На такие мелочи Дашка внимания не обращала. Усевшись по-турецки в кресле, высунув язык и время от времени поглядывая вперёд, она быстрыми движениями изрисовывала несчастную картонку. Её сестра Маша, сидевшая рядом, держала в руках книгу и смотрела в иллюминатор. О том, что так назывались окошки в вертолётах, Маша узнала в одной из книг. Архаичные бумажные кирпичики сохранились в библиотеке их многоэтажки. Из иллюминатора была видна их многоэтажка Хляби. Тысячи светящихся окон Хлябей делали её похожей на праздничную гирлянду. Вертолёт взлетел выше и теперь можно было рассмотреть крыши других многоэтажек: соседних Тайги и Солнечной. Почти никто из пассажиров не бывал в соседних многоэтажках. Нужно было получить разрешение покинуть свой дом, заплатить за перелёт и получить разрешение на вход в другую многоэтажку. Такое могли себе позволить только жильцы шестёрки и семёрки.