От соседей с приветом!

Новогодние каникулы придумал какой-то дурак. 

Умная женщина каникулы сделала бы за две недели до Нового года. Тогда, возможно, праздник был бы праздником и для всех мам, а не только их домочадцев. Тогда, возможно, мы бы тоже вспомнили об удовольствии от развешивания гирлянд, украшения квартиры, вездесущих мандариновых шкурок, какао, покупки подарков, и даже, сама не верю, что так говорю: приготовления праздничного ужина. Если бы всё это не приходилось делать между отчётами, сметами, и песочением за проваленные планы продаж, навсегда лишающих последних надежд на новогоднее чудо.

глава 1

– Звенит январская вьюга, – орёт уличный динамик на столбе. И пусть бы орал себе, если бы не я, под этим самым столбом. Жду, пока уймётся поток машин и я смогу перебежать дорогу, – закажи пиццу для друга!

Куда там!

Когда в этом городе успели отменить светофоры?

И почему, стесняюсь спросить, не отменили рекламу пиццы, орущую на всю улицу?

– Олеся Александровна! Вас не слышно! – завопил мой телефон, когда я всё же поймала его в полёте и вернула к уху.

Естественно, не слышно!

Я же спасала телефон. Спасла! Гаджет от асфальта, себя от ещё одного кредита и как следствие, – гречневой диеты!

– Я здесь. Спасибо, что звоните, напоминаете. Очень постараюсь внести платёж на днях. До конца недели максимум.

– Олеся Александровна, имейте в виду, если вы не заплатите, мы будем вынуждены обратиться в суд, для взыскания вашего долга…

Бла-бла-бла и прочая, набившая оскомину лабуда.

Ну хоть реклама заткнулась.

Перебежать дорогу в центре города – это тебе не хухры-мухры! Тут требуется максимум внимания – не проворонить передышку у машин и предельная концентрация – успеть завершить забег. Осадочек от разговора с сотрудницей банка я затолкала поглубже. Гадости про неё подумаю попозже.

Сунула в сумку телефон, следом за ней берет, недрогнувшей рукой стянутый со вспотевшего лба.

Беретку предварительно аккуратненько сложила.

И натурально разинула рот. Глядя, на неминуемо и неукоснительно, движущегося на меня Деда Мороза.

Однако.

На календаре второе декабря, но когда, скажите на милость, погода на юге нашей необъятной родины, занималась не приличествующей ей бюрократией?

Вот и Дед Мороз – как будто и в самом деле дед, а не переодетый аниматор. И борода выглядит естественно-жестковатой, но ухоженной, полностью седой.

– С наступающим Новым годом, внученька!

И этот сказочный старик сунул мне небольшой, размером с кошку, мешок. Только что освободившаяся рука сцапала его на хватательном рефлексе, не иначе.

Дед пошёл дальше не оборачиваясь. Я запоздало вспомнила картинку с памятки о противодействии терроризму и связи таких вот подозрительных старичков с внеурочными пиротехническими вывертами.

Мешок дёрнулся, словно внутри него кто-то живой.

Так и есть! Я ошалело заглянула внутрь, встретилась глазами с кошачьими, ярко-синими, вскользь отметила в них смешинку и снежно-белый окрас своего “подарочка”.

Быстро закрыла мешок.

Как будто если у животины закончится воздух, она сама по себе куда-то испарится.

Старого проходимца и след простыл! И наконец-то заканчивается хвост из машин.

Взяла и себя, и собственные ноги в руки, и быстро, почти бегом перешла дорогу.

Вспомнила, что дохлых котов я люблю не больше, чем живых и снова заглянула в мешок.

– А выигрышный билет в лотерею мне нельзя было подарить? – тварюшка оказалась никакой не чудесной, а самой обыкновенной – не сочла нужным мне ответить. Но, видно, этот сказочный негодяй, посеял-таки и в меня зерно веры в чудо. Я глянула вверх, в беспросветно-голубое, яркое небо: – даже не миллиард, а так, на пару-тройку миллионов. Так, чтобы ипотеку закрыть, да няню нанять!

Однако.

Взрослая же женщина, Олеся Александровна! А в сказки веришь! Таким макаром ты сейчас опоздаешь везде, где только можно! Благо остался последний магазин. А до садика, глядишь, и домой успеешь забежать.

Нужно только избавиться от балласта!

Я присела там же, где и стояла – на тротуаре. Хотела было открыть мешок, но боковым зрением выхватила несущийся поток машин, шагающие разномастные ноги с другой стороны, почувствовала себя убийцей голубоглазых блондинок, представила блондинкой операторшу из банка, и чувство собственного достоинства взяло верх.

Не хватало ещё потом с этим жить. Нести это в себе и знать, что совершила преступление, поддавшись вечному противостоянию брюнеток и блондинок.

Ну нет! До такого я не опущусь!

Хватит мне и мошенничества, как злостной неуплаты за кредит!

А голубоглазую нахалку выпущу попозже, не в таком оживлённом месте.

– Здравствуйте, гражданка…

Твою дивизию! Ещё один представитель власти на мою голову! Только на этот раз не волшебной, а самой что ни на есть гражданской!

Стало ещё жарче, я расстегнула две верхние пуговки пальто и сунула шарф в сумку как раз следом за кошкой. Чувствуя, как краснею, как начинают дрожать руки, я прослушала, как представился сотрудник ДПС, попыталась сосредоточиться:

– … перешли дорогу в неположенном месте… Вы очень торопитесь?

Давай, Олеся! Самое время задействовать весь свой актёрский талант, надеть морду повысокомернее, надуть губы посиликоновей и выдать что-то в духе: – очень! А что не видно? Меня уже заждался любовник – генерал ДПС!

У ДПС же где-то есть свой генерал?

Зачем-то я глянула на часы и:

– Нет, по правде, есть немного времени, – промямлила неудачница внутри меня, схоронившая свой актёрский талант на единственной в жизни премьере “Пеппи длинный чулок” во втором классе школьной постановки.

Ещё и жалкую улыбку зачем-то выдавила. Небось, в качестве могильной плиты этому самому непризнанному дарованию.

– Следуйте за мной. Заполним документы, на первый раз… Вы же в первый раз? – служитель закона уже двинулся вперёд, не сомневаясь, почему-то, что я последую за ним.

Я как раз убеждала себя, что развернуться и припустить в обратную сторону – не лучшая идея. Поймает – сгорю со стыда. Он обернулся в ожидании ответа.

– Угу.

– На первый раз предупреждение, попадётесь во второй раз – будет штраф.

– Не попадусь.

– Простите? – он снова развернулся.

Симпатичный. Возраст не разберёшь – старше двадцати пяти, но младше тридцати пяти. Гладко выбрит, большие глаза, цвет которых не разглядеть – стыдно до жути. И очаровательная ямочка на подбородке. И фигурист – выше меня…

Леся! – мысленно застонала. Он сто процентов женат! А если не женат, то точно с кем-то встречается! А даже если не встречается – на кой ему сдалась разведёнка-лузерша, с ипотечным кредитом и пятилеткой на шее!

И вообще: человек просто делает свою работу! Вот смеху бы было, узнай он, что задерживает барышень, а они вместо того, чтобы забояться и устрашиться, рассматривают его как лот на рынке порочных связей.

– Мяв! – блондинистая стерва напомнила из сумки, что от меня ждут ответа.

– Никогда больше не перейду дорогу в неположенном месте. Честное слово!

И никогда больше не буду смотреть похабным взглядом на посторонних мужчин. Клянусь!

Клятвы самой себе – вообще мой любимый вид клятв. Приношу их часто, разнообразно, совершенно чихая на то, что в большинстве своём они противоречат друг другу.

Так и недолго кровь оголубить. А что? Если слово дал, потом слово взял, то царь – ни дать ни взять.

Однако.

– Прошу.

Передо мной открыли и придержали дверь будки. Улыбка на губах представителя власти мне почудилась. Не могла не почудиться – я вообще на него не смотрю. Тем более, он так высоко – сейчас, стоя рядом, очевидна разница в росте.

Продолжая нести свой обет – не смотреть, я села на указанное место. Разглядывая обшитые пластиком стены пропустила прелюдию – пока заполняют бумажки. Теперь, с такого близкого расстояния, мне стал чувствоваться отголосок его парфюма.

“Пока узоры рисовала на стекле зима

Пока была ты не со мною, а совсем одна

Я так бежал, я так летел

Снежинками в твою метель

Снежинками в метель твою

Сказать, что я тебя люблю…”. (1)

Красиво и романтично поют мальчики откуда-то с полки будки.

Надо же, какая песня – и про любовь, и про Новый год. А потом, спустя много лет, я ему признаюсь, что уже тогда, при первой встрече, уже знала, что это всё всерьёз…

Леся! Ну какого ляда!

– Я говорю: паспорт ваш нужен!

– Ах, паспорт!

Я нырнула в сумку, трясущимися пальцами перебирая её содержимое. Это всё мужской одеколон! Это он затуманил мне сознание. Противная кошка, о существовании которой я уже забыла, предательски взвизгнув, прыгнула на стол. Стало жарко! Не только лицу, но и вообще! В пальто оказалось ужасно неудобно, неповоротливо, чтобы рыться в сумке.

Я похожа на чудовище.

Больше никаких обетов! Они мне и не понадобятся: нормального человека потная коротышка ни в жизнь не заинтересует!

Отчаявшись, забыв, что сама только что отменила все свои обещания, не глядя на этого недосягаемого мужчину, я стала выгребать содержимое сумки.

Кошка пристроилась на руках у представителя закона. Предательница, как и все женщины! Между неудачником, который не в состоянии платить кредит, они выбирают сытую безопасность с вкусно пахнущими ДПС-никами-взяточниками. И не надо мне тут, что он не такой!

Шапка, шарф, солнцезащитные очки – чуть не свалились с ног: закончилось место.

– Кладите на стол, если нужно, – я видела только руки. Мужские пальцы ласково почёсывают млеющую, прикрывшую глаза тварюшку.

Однако! Это вообще прилично?

На стол к моему барахлу высыпался кусок булочки, что лежит там с прошлой недели, забыли раскрошить в кормушку. Духи, помада, несколько карамелек… вот он паспорт!

То, что сделала что-то не то, я поняла только потому, что как-то изменилось молчание. Мужчина напротив по-другому задышал. Я окинула взглядом стол и поняла: дверная ручка! Вот её можно было и не выкладывать! Я прекрасно бы и так достала паспорт.

Что, собственно, и сделала! Не изменяя себе, то есть, не глядя на хранителя дорожного порядка, я протянула ему паспорт.

– Нате вам конфетку, – сунула взятку ему в пальцы.

Кошка мурлыкнула, недовольная перерывом в почёсывании.

– Иди-ка, красавица, – быть не может: подумалось мне, – к хозяйке.

И правда. Не может.

Сунула блудливую предательницу в сумку.

А может быть, всё это мне только кажется? Может, он вообще не видит моих краснений-вспотений, неуклюжестей? Ну вот что ему, делать больше нечего – наблюдать за мной. Он, вообще-то, кошкой был занят!

Вот сейчас скоренёхонечко долистает мой паспорт, допишет свою бюрократию, и я его вообще никогда больше не увижу. Ну подумаешь! Сколько он таких девиц на дню задерживает? Пачками!

– Палыч, я тут отъезжал, давай… – в будку заглянула голова в форменной шапке.

– Я сам.

Голова смерила меня взглядом, не пропуская ни капроновых колготок, ни груди, под вязаным платьем. Голова озарилась улыбкой:

– Понял. Я тогда за кофейком.

Была голова и нет головы.

– Вы замужем, Олеся Александровна?

Да ладно! Что? Вот так сразу?

Бёдра сами заёрзали по стулу, пока выпрямлялась спина, выпячивалась грудь.

– Да. Ой! То есть нет!

Бли-и-ин. Я подняла взгляд, полный смелости:

– Не замужем. Просто долго была, на автомате ответила, простите…

Идиотка! Это сотрудник правоохранительных органов! А в руках у него твой паспорт! С девственно-чистой страницей о брачных метках!

Похоже, человек этот, уже вообще ничему не удивляется.

– Иждивенцы?

– Нет. То есть да! Дочка.

Слово-то какое!

– Олеся Александровна, вам нехорошо? Назовите свой адрес, кто-то из сотрудников отвезёт вас домой.

У меня этот его вопрос вызвал невольную ассоциацию со школой и учительницей, перед которой я, подростком, пыталась отыгрывать больной живот, лишь бы сбежать с уроков.

Выдох.

– Нет, не стоит. Всё в порядке. Я на машине. Долго ещё?

– Почти всё. Ваш домашний адрес?

Так, Леся! Самое время перестать нести чушь – то есть пытаться сказать правду, и что-нибудь соврать.

Идея, ожидаемо, оказалась провальной. Хватит мне проблем с банками. Ещё объявят в розыск, честное слово.

Назвала свой адрес, который отличался от родительского, указанного в паспорте, за тысячи километров отсюда и задёргалась: зазвонил телефон, о существовании которого я начисто забыла!

– Могу ответить? – спросила у хозяина сего радушного заведения, а у самой мороз по коже: воспитательница.

Кивка не стала и дожидаться:

– Да, Галина Михайловна.

– Олеся, ты только не волнуйся, – я схватилась за сердце, – здесь Настюша немножко ударилась…

– Одну минутку, – следующее к писаке: – ещё долго?

– Нет, я закончил.

– Я пойду?

Дождалась на этот раз позволения, и пулей вылетела из вагончика.

– Насколько немножко?

– Ничего нет, но я не могу тебя не проинформировать. Её толкнул Ванька, в ответ она его, так что он тоже хорошо приложился, сейчас и Свете буду звонить…

Какое счастье! Всего лишь потолкались. Такая ерунда, а всё туда же – в бюрократию!

С одной стороны – звони Настина воспитательница мне почаще, я бы подпривыкла, но учитывая редкость наших телефонных разговоров – сердце в пятки каждый раз, когда вижу её имя на экране.

Последняя рабочая точка – проверить выкладку на стойке, чтобы все зашедшие малыши могли дотянуться до конфеток-зефирок, забрать списание, выпить кофе с продавщицей, обменяться ничего не значащими пошловатыми шуточками с симпатичным покупателем, вздумавшим присоединиться к кофепитию, и жизнь наладилась!

Ну чего я вообще? Мне тридцать один год, в конце-концов! Просто нужно запомнить, что мир не крутится вокруг меня. Что вокруг много мужчин, которые просто ходят мимо, просто делают свою работу, просто флиртуют. И это вообще ничего не значит!

Клянусь, что теперь на всех мужчин буду смотреть как на бесполых, просто людей!

Про хвостатую вертихвостку я вообще забыла. А эта – как знала! Ни звука из сумки не подала по дороге в сад. А стоило забрать Настюшу, припечатать её ремнями в кресле, включить хит нашей зимы: “Новый год к нам мчится”, который не такая уж и умная, зато очень целомудренная колонка категорически отказывается ей включать в детском режиме, машину пронзило громоподобное: мяв!

Вот и не надо мне, что это всего лишь кошка! Эта примадонна прекрасно осознаёт, когда у её таланта нет ни зрителей, ни ценителей!

Прыжки на месте, в кресле, по всей машине, демонстрация чудес детской акробатики – и вот уже меховая шкурка смотрит безукоризненно честными глазами в такие же честные, но на самом деле невинные, человечьи.

– Мама, значит, Дед Мороз и правда существует? – Настя только носом в кошку не зарылась.

Хотя нет. Зарылась.

– Солнышко, ну конечно, существует. Он же тебе каждый день новогоднего месяца оставляет вкусняшки, даёт тебе задания.

– Но как же, получается, он узнал, что я хочу котёнка, если мы ещё письмо не написали?

Однако, действительно. Какая вероятность, что пятилетняя девочка не хочет котёнка?

Убеждения, что Дед Мороз и без писем знает, о чём мечтают детки, которые хорошо себя вели, обещания, что мохнатая приблуда теперь будет жить с нами (и что на меня нашло?).

Как Настюша пережила занятие гимнастикой, сама не знаю, но таская кошару на собственных руках, дочка заставила меня отдать почти последние до аванса деньги на лоток, миску и их наполнение. Отказалась от вкусняшек в пользу кошкиного удобства. Клялась и божилась (и в кого она такая?) что сама будет голубоглазку кормить и обхаживать. Выторговала у меня кошкин дом, но согласилась подождать до лучших времён.

– Бусинка, – было уже пятым предложенным ей именем.

– Может просто Кошка?

– Тогда Карамелька.

Боюсь, что, чихвостя её, я очень быстро придумаю неприличное сокращение такому длинному имени.

– Поночка! Как в старом мультике!

Я машинально подобрала подходящую рифму, отражающую всю суть продажной кошачьей души.

– Идеально!

Такого я при ребёнке точно вслух не скажу.

Не сказала и многого другого, когда Настёна, ещё не доехав до дома, напомнила мне, что Дедушка Мороз ещё во вчерашней записке с конфеткой дал ей задание нарядить ёлку. Как? Ну как это вообще возможно? По всем моим прогнозам Понка, которую я про себя называю исключительно другим, сакральным именем, так вот, именно она должна была занимать моего ребёнка.

Ну хотя бы сегодня. Ну хоть один день.

Однако имеем, что имеем. А именно: детскую комнату, похожую на минное поле, где вместо мин пустые коробки, обрывки пупырки и игрушки, которые не влезли на ёлку. Знала бы – отмазалась бы вчера от Катюхи с её бутылкой ликёра, нежданно-негаданно подаренной заботливой клиенткой.

Полюбовалась нашей пушистой красавицей и засунула в рот мандариновую дольку, выделенную мне щедрой детской душой, только собралась вжиться в образ электровеника, как услышала шкрябонье по двери.

– Ёпрст! Так жить нельзя! – влетела Юлька, соседка со второго этажа, скидывая тапки, клюнула меня в щёку, проходя в квартиру с кастрюлей, пакетом наперевес и криком: – эй, а где это здесь моя сладкая девочка?

Десерт в пижамных штанах с задранной штаниной, чуть не снесла крёстную с ног, сама же и удержала, обняв худосочные коленки в домашних лосинах.

– Смотри, чего я тебе принесла! – соседка выудила несколько мандаринок и шоколадного Деда Мороза из кармана спортивной кофты. – Слушай, ну давай уже что-то сделаем с твоей дверью, а? Это ж теперь стучаться надо, а ты теперь можешь и не впустить. Ну что мне, связывать тебя, пока Игорь её починит?

– Оставь и меня и дверь в покое. И Игоря, кстати, тоже.

– Так я уже! Видишь: я здесь, он там – дома, – и добавила с пакостной улыбкой: – с детьми.

– А ты чего пришла-то? Просто?

– Слу-у-у-ушай, а у тебя, случайно, серебряных столовых приборов нет?

Тут я опешила, аж с шага сбилась по дороге к чайнику.

– Лесь, ну конечно, просто. Ну ты чего? – расхохоталась Юлька и принялась разгружаться.

Большая, трёхкилограммовая пачка муки царственно расположилась на свежеприбранной столешнице. Ещё не понимая сути происходящего, я заглянула в кастрюлю: картофельное пюре, с грибами, кажется. Только хотела попросить помощь зала, как рядом с мукой стукнула тяжёлым зелёным донышком бутылка брюта.

– Сегодня? – опешила я.

– Даже не начинай! Нужно было думать, прежде чем вчера ликёр хлестать. Я, между прочим, две недели к этому вечеру готовилась! У Игоря Николаевича в жизни такой идеальной жены не было. Знаешь, как я старалась? Он специально пораньше с работы приехал. Что, надо было пустить насмарку такую подготовку? Тем более, я ещё тогда пообещала, что если он ещё и пацанов сегодня уложит, то кое у кого будет секс с отвязной девчонкой, – она смешно поиграла идеальными, свежесделанными бровями.

– Ну-у-у, после одной бутылки, возможно, отвязной девице и быть, – начала я взвешивать все за и против.

– Не обольщайся! Больше бы я просто не унесла! – одним махом эта… эта… мать двоих детей и жена серьёзного человека разбила все мои надежды на трезвый вечер. – Игоряша донесёт. Давай, заводи тесто!

На слове “тесто” пробка от шампанского с деликатным хлопком перекочевала из бутылки в её ладонь.

Чин-чин хрустальных бокалов, холодное игристое и подруженька родная всё-таки сделали своё дело.

Настюха вместе с Прошман… Понкой, вместе с Понкой, конечно, кой-как управились – сгребли мины в одну коробку: мама потом разберётся. Вычистили зубы, слепили пластилиновую ёлочку и улеглись спать. Подозреваю, именно благодаря воцарившейся гармонии вареники сегодня лепились легко, как никогда.

Юльке особенно. Решив размяться после первой бутылки, она уже спела вместе с Наденькой из “Иронии судьбы”, которую мы включили на фоне. Под Наденькин же гитарный аккомпанемент и станцевала. А потом решила раскрасить наш вечер яркими огнями – в буквальном смысле. С грацией подвыпившей слонихи (как человек весом в пятьдесят килограмм может производить столько шума?!), она прокралась в детскую, подсвечивая себе телефоном, нашла-таки в коробке гирлянду и уже заканчивала лепить её на кухне. На скотч, аккурат под верхними шкафами. Однако!

– Нет, ну это ж просто офигеть можно! Какая разница поколений, какая огромная бездна и вопиющее непонимание!

Своё участие в диалоге я подтвердила хмыком и коротким взглядом, оторвавшись от вареника только на секунду. Ей этого и так хватило:

– Вот если бы твою еду обхамили? Да я бы на голову этому голубчику надела эту самую тарелку с заливным! – она откусила кусок скотча и продолжила: – это же абьюз чистой воды! Да и ты понимаешь, такие ж мужики, они как собаки: по нюху жертву узнают. С какой-нибудь Раисой Захаровной, из “любовь и голуби”, такое фиг вам бы прокатило! Так он и чувствует, сволочь, с кем можно, да и как нельзя: Надюха, смотри-ка, десять! десять лет встречалась с женатым мужиком! Леська, она жертва! Самая настоящая! Закомплексованная и забитая – клад для психолога! А перед подругами как шифруется? Подругами? На черта дружить вообще, если даже своего мужика не можешь им показать? Потому что казаться, а не быть – вот и вся Надюха, – дипломированный (если бы!) психолог Юлия Вячеславовна чокнулась с моим бокалом и продолжила, отхлебнув: – идеальный объект для абьюза!

– Юль, это ж кино. Сказка. В жизни так всё равно не бывает!

– Как говорит наша Маринка: в жизни так бывает, что если я такое в книжке напишу, мне читательницы не поверят и бросят меня читать!

– А чего она, кстати, не пришла? Что ответила?

– Что Никита её пошёл к новому соседу забрать дрель, которую тому одалживал, вот четвёртый час уже забирает, а у Соньки сна ни в одном глазу, – и с таким скепсисом Юлька это сказала…

– Врёт?

– Да ясен пень! Книжку очередную дописывает, пока Никитоса нет. Ну, Лесь, когда Соня ей мешала прибухнуть? К моим бы скинули, ну будто не знаешь. Как пить дать книжка! – подружка закончила с гирляндой, та засияла, сразу как-то приближая Новый год, включился следующий по очереди фильм из новогодней подборки, Юля взяла кусочек теста: – зато завтра устроим ей допрос! Сначала она Никите, потом мы ей. Пусть разнюхают там всё, что да как, что за сосед, чем живёт и всё такое. А может, если повезёт, то вообще: раздобудем его профиль в сети, хоть узнаем, как он выглядит!

– Слушай, пофиг, как он выглядит, но пахнет он просто обалденно! – я аж прищурилась, вспоминая этот запах, который я чую каждый день, вот уже неделю как, когда вхожу в лифт.

Чудеса, да и только! Человек покупает квартиру в нашей пятиэтажке, прямо надо мной, на третьем этаже, а мы с подругами ни сном ни духом! Рано уходит – проскальзывает так, что мне только пару раз удалось разглядеть в окно широкую спину, высокий рост и брюнетистую, с лёгкой проседью голову. Поздно приходит – нам ни разу не удалось его встретить. Отсюда следует, что дети наши в это время спят, и мы по норам сидим.

Что я знаю точно, так это то, что машина у него – точь-в-точь как у меня. И цвет, и вид в целом. Чувство такое, будто с одного китайского конвейера вместе и съехали.

– Судя по машине, мужик при деньгах, – заключила Юлька, залепляя вареник.

– Судя по машине, так и я при деньгах, – я громко засмеялась, уже позабыв о спящем ребёнке.

– Ну-у-у, у тебя-то, Васька, человеком оказался: развод разводом, но лицо удержал, чего тут.

Помянули моего бывшего минутой молчания.

– Но пахнет он круто! Так вот, знаешь, как будто Новым годом. И свежо, и чуть сладенько, и как будто ёлочкой и мандаринками.

Юля посмотрела на меня очень серьёзно, отложила слеплённый вареник.

– Знаешь что, Олеся, – что-то мне не нравится её взгляд, – нам нужен этот мужик!

Я плюнула в неё шампанским. Не специально, поперхнулась. Хотела смочить горло, а вышло… то что вышло.

– Древняя заповедь гласит: не гадить там, где живёшь, – веский аргумент просто обязан её образумить!

Юля обтёрла лицо и заткнула за пояс “преданья темныя молвы”:

– Глупости какие! Ты женщина взрослая, с ребёнком, опять же. Тебя никто не просит замуж за него выходить, но лёгкий флирт, знаешь ли, ещё никому не повредил, а там посмотрим, что он за фрукт. И не спорь! Игоряша, если что, рога-то ему быстро пообломает. А то так и будешь, сидеть тут, на своей кухне до старости и залепливать в вареники картошку и собственную самооценку!

Только она закончила сию пламенную речь, как дверь на кухню приоткрылась, в проём бесшумной поступью скользнула Понка. Проигнорировала миски, эта вертихвостка устроилась на моих коленях, будто ей там и место.

– Поразительно! До сих пор не понимаю, как ты отважилась на кошку. С твоей-то аллергией.

Если б я сама понимала.

*По радио играет песня “ирония судьбы” группы “ИВАНУШКИ INTERNATIONAL”.

глава 2

Сколько себя помню, я всегда любила Новый год. Мишура и огоньки, праздничная еда, ощущение праздника, запах волшебства: можно загадать что угодно, и верить, что всё обязательно сбудется. Даже подвыпившие взрослые, меня, ребёнка, только забавляли. Как ни странно, но с возрастом это никуда не делось, даже первые годы брака я скрупулёзно готовилась к празднику: заранее продумывала подарки всей родне, меню и отпускные развлечения для нас с мужем.

Что-то изменилось, когда подросла Настенька. В какой-то момент я попросту перестала чувствовать этот праздник своим. Он перестал принадлежать мне. Моя к нему любовь оказалась лишена взаимности, и у меня больше не было трепета, когда наряжаешь ёлку, развешиваешь гирлянду. Вместо этого пришла потребность ускориться, успеть больше, и необходимости – ребёнку обязательно нужен праздник, а каким он будет, зависит от меня. Череда утренников, новогодних концертов и спектаклей, всевозможный, но обязательно атмосферный досуг, и при этом, попробуй забудь про бренные, житейские дела, напрочь лишённые новогодней магии.

И только иногда, когда удаётся поймать эти мгновенья тишины, когда ребёнок занят чем-то своим, а мне вдруг ни с того, ни с сего хитро подмигнёт огонёк гирлянды, я замру над раковиной, забыв про посуду, будто могу растянуть этот момент, этой на секунду, но той самой, детской радости, веры и предвкушения. На какой-то миг удаётся выпустить вместе с воздухом всё то, что держит. Выдохнуть из себя рациональный скепсис.

Поверить, загадать, затая дыхание.

Потом возвращаются звуки мультфильма из детской, и сморгнув, я уже вижу, что лампочка гирлянды самая обыкновенная, а у меня под носом гора немытой посуды: закончился порошок для посудомойки, а купить его сейчас – непозволительная роскошь. Уже шиканула: сегодня Дедушка Мороз оставил Настюше под ёлкой маленький свёрток, а там леденец на палочке и задание – испечь с мамой новогоднее печенье.

Взбиваю гору сливочного масла и стараюсь не считать, не переводить его в стоимость нашего суточного рациона, примешиваю к нему яйца. Пока никто не видит, решаюсь и достаю из детского запрятанного пакета самого маленького шоколадного Деда Мороза. Пока ввожу сахар, кое-кто не выдерживает, влетает на кухню с криком: “мам, ну петерь готово?”.  Быстро сую шоколадку в первое, что подвернулось: висящий на кухонном шкафчике декоративный валенок. Заверяю детёныша, что скоро, и ускоряюсь, напрочь забыв, что секунду назад, у меня во рту сводило – так хотелось конфету.

Уже не хочется. Уже хочется поскорее добавить муку и поставить тесто в холодильник. Быстрее сделать глазурь, окрасить её и звать мелочь, которая является вместе с кошкой. “Мамочка, я там такую красоту сделала!” – слышу и становится немножко страшно, отважившись, беру себя в руки, уговариваю сама себя же, что ребёнок мой взрослый и осознанный, но всё равно поскорее раскатываю тесто, вручаю малышке стакан и оставляю её вырезать печенье.

Рисунок Дедушке Морозу.

Прелесть какая!

Чуть стряхнула накатившую мечтательность, переключила режим гирлянды на ёлке – Настя хозяйничала. Поправила фарфоровых Деда Мороза и Снегурочку под ёлкой, вздохнула в очередной раз, что в лучшие времена так и не купила поезд…

Плимкнуло сообщение: от соседки с пятого. У одного из её банды разболелось ухо. Аля собиралась спуститься сама, но я придирчиво осмотрела Настю, с высунутым и прикушенным языком…

– Зайчик, сбегаю к Алие, отнесу лекарство, у Эмиля ушко болит.

Как была, в свободных пижамных штанах, растянутой майке на одно плечо, ни кофту не накинула, ни тем более, не стала заморачиваться с бельём.

Настюха так увлеклась, что и не заметила, как я вылетела, только тапки обула.

Пока ждала лифт, решила перетянуть гульку на голове, стянула резинку, с наслаждением впилась в кожу головы, чуть помассировав её подушечками пальцев.

Кайф! Почему я не сделала этого раньше?!

Дверь лифта бесшумно разъехалась, а я, в нирване, не сразу и включилась. Шагнула в просторный, с виду пустой лифт и повернулась на писк. Незнакомый мужчина отставил от себя девушку. Хотя чем-то его лицо всё же… Я не успела заметить контекста, уловила только, как его руки вцепились в мех норки по её предплечьям и отодвинули в сторону.

Смотрел он при этом на меня. Девица тоже оглянулась, сверкнув глазами, не оставляя моему воображению вариантов, чем они тут занимались.

Ёлки-палки. В доме всего пять этажей! Неужто нельзя было потерпеть!

Я задрала нос и демонстративно отвернулась.

И только глядя на размытую себя на стальной стене лифта, я поняла! Форма! Мужчина в форме дорожно-патрульной службы! Вот почему он показался мне знакомым. Он? Не он? Неужели тот самый? Который…

Бли-и-и-ин!

Я суетливо попыталась натянуть шлейку майки на голое плечо. Опомнилась. Усилием воли заставила себя не тянуться сейчас к волосам. Просто стой, Леся! Просто не шевелись! Вообще забудь, что у тебя есть руки.

Казалось, прошла целая вечность, но вышла непотребная парочка на этаже прямо над моим. Обернувшись к зеркалу, я закрыла рот рукой: всклокоченное, раскрасневшееся чучело в застиранной домашней одежде.

Ещё бы чуть-чуть, я бы точно до чего-нибудь додумалась, но двери лифта распахнулись, силой стыда неся меня к подруге.

Стандартный ритуал: я ей бутылёк с каплями, она мне какой-то пакет:

– Забери, пожалуйста, не найдёшь, куда деть, заморозишь. Мой привёз, так столько, что даже мы своей оравой не осилим.

За её спиной меня заинтересованно разглядывают две сладкие мордочки. Третья мордочка тоже сладкая, с больным ушком, у Алие на руках. Мне так сильно захотелось к ним. Только на минуточку. Просто сесть, пожаловаться, рассказать, что почему-то я устала, хоть вчера мне и казалось, что сил во мне на весь наш дом. Что почему-то хочется поругать всех вокруг, а в первую очередь себя, и даже чуточку поплакать, потому что сама знаю, что сама виновата. Что всё ждала чуда, что привыкнем, научимся жить по-новому.

Но Эмиль болеет, а помимо него есть ещё двое, которые младше меня раз в десять. Им нужнее.

Надо что-то делать. Что-то менять. Пусть поначалу это и казалось легко и естественно: миллионы женщин одни растят детей, справляются, ещё и как. Я не в этом миллионе. И одна я не справляюсь, не смогла.

И чуда никакого не случится.

Но выхода нет только когда сверху земелькой присыпают, да и то некоторые умудряются.

А так как земля из меня ещё не сыпется, мы побарахтаемся! У меня будут целые новогодние каникулы, чтобы всё решить, а сейчас нужно успокоиться.

Бедром подпёрла дверь, приладила ручку, и вуаля – сим-сим открылся!

Вошла на кухню и подавила вздох умиления при виде ребёнка, перемазавшегося глазурью, и кошки, облизывающей сладкую во всех отношениях щёчку.

Шикнула на нахалку, которая взобралась на стол, и с визгом схватила вторую, оттуда же.

И ничего я не ревную!

– Умываться!

Та извивалась, упиралась, хохотала, но я была непреклонна: продолжала щекотать.

– Алиса! Включи нам новогодние песни. Алиса, максимальная громкость! – скомандовала я.

Крича во всю глотку: “курить не надо, больше незачем звонить! Закрыты двери ты встречаешь Новый год!”, (2)  держа на руках, прижимая к себе своё сокровище, засунула противень в духовку. Тая, растворяясь в шёлковых волосах, без возможности надышаться ни с чем не сравнимым запахом своего ребёнка, закружила её в детской, около ёлки.

Настька хохотала, извивалась, махала руками во все стороны и пыталась подпевать, совершенно не понимая не то что песен, но и многих отдельных слов. Но когда, скажите на милость, незнание текста кого-то останавливало от пения? Особенно когда душа просит!

Мы выключили свет и включили скоростной режим гирлянды.

Настя видела, как я улыбаюсь, как я счастлива сейчас, с ней. Но не видела ручьём бегущие слёзы. Из-за них её лицо расплывалось, но я знала, что ей классно и весело.

А выключив ёлку, мы пошли спать вместе, в мою кровать. Я так и не смогла выпустить её из рук.

Чтобы утром проснуться от…

Если бы поцелуев! Да хоть даже детских. Но вместо дочки целовала меня Прошмандо… Понка! Горячим, шершавым языком вылизывая мою щёку. Я подорвалась, попыталась вразумить охальницу сердитым взглядом, но куда там!

– Мы не подходим друг другу! Я, конечно, разведёнка, но не до такой же степени!

Всё это я прошептала, но Понка предпочла включить блондинку, коей она и является.

Однако!

Ложиться было бессмысленно – сон пропал окончательно и бесповоротно. Шлёпая босиком по холодному ламинату, я проснулась окончательно. Вставила в розетку гирлянду, зевнула от всей души, набрала чайник. Утро вечера всегда мудренее. Особенно утра в декабре, пусть до Нового года ещё и очень далеко, но чувствуется, чувствуется приближение.

Во всей квартире всё ещё пахло печеньем, разноцветные огоньки бросали на него блики, расцвечивая детское глазурное творчество ещё сильнее.

Вот за что я больше всего люблю декабрь, так это за каждое своё утро с первого числа. Наконец-то забыты долгие пляски с бубном, получасовое расцеловывание и раскачивание, засовывание конфетки в спящий ротик, а когда сил уже нет – старый добрый шантаж и угрозы.

Я придумала свой вариант адвент-календаря (так и буду говорить, в жизни не признаюсь, что просто не стала заморачиваться). Не стала делать ни пакеты на стене, ни кармашки, ни коробочки. Просто каждый день, перед сном, я кладу под ёлочку очередной маленький подарочек. Завернула конфетки и вкусняшки по штучке, пришпилила на каждый свёрток стикер с заданием. Как результат:

– Сейчас, я быстро посмотрю, что мне Дедушка Мороз оставил, – и всё это скороговоркой, хриплым ото сна голосом, даже не открыв глаз.

Ну а дальше дело техники: разговорить, расспросить, позавтракать печеньем,  прогнать остатки сна, чтобы вперёд, в новый день.

Перед выходом закинула стирку, включила кнопку и…

Что-то громко треснуло, и на всей этой стороне квартиры выключился свет.

Ёлки-палки!

Я кинулась к рубильнику не дыша. Мне сейчас только проблем с электрикой не хватало! Что? Что я буду делать? Как мы будем жить без электричества, если у нас даже отопление от котла, от розетки!

Сколько это будет стоить? Да и чинится ли такое?

Ну что? Ну вот что я сделала не так?!

В прихожке открыла щиток – фух! Кажется, именно этот рубильник и упал.

Пожалуйста, пожалуйста! Я умоляю тебя, включись! Протяни ещё немножко, что бы с тобой ни было. Я обязательно что-то придумаю и всё улажу после Нового года.

– Мамочка…

– Подожди, зайка.

Я включила рубильник.

Он моментально выключился.

Это капец.

Уходить из квартиры с отключённым электричеством откровенно страшно. Пока мы вернёмся, она промёрзнет насквозь.

– Пойдём, а то опоздаем.

Я прижала её к себе крепко-крепко. Наверное, скоро она начнёт судить о крепости моих переживания по крепости объятий. Но когда вот так отчаянно плохо, Настя – единственное, а если и нет, то самое действенное, чтобы быстро прийти в чувство.

Набрала Юльке и приступила к запиранию двери снаружи – отдельный вид пытки.

Вдавливая ручку, умоляла подругу одолжить нам своего мужа, чтобы глянул. Не то, чтобы Игорь прям мастер… Игорь мужчина, значит, он уже куда больше, чем я, соображает во всём том, что может ломаться и чиниться. А там, если скажет, что без электрика никак, буду что-то думать.

Интересно, а электрики почками оплату берут?

– Вам помочь? – от внезапного голоса я уронила сумку. Выругалась.

Только этого мне не хватало!

Он что, слышал все мои унижения? Как мне стыдно, что приходится просить соседа ковыряться в нашем щитке, вместо того, чтобы проводить время с женой и детьми, которые его и так почти не видят?

– Нет, немного заело. Спасибо. Здравствуйте, – гадский ключ стал намертво. Просто ни туда и ни сюда.

А этот стоит, в своей дпэшной форме. Не уходит, но молчит. И не скажешь же ничего. Ну стоит себе человек, в собственном подъезде, имеет право.

– Знаете, я всё же настаиваю.

Стремительно и неминуемо он в два шага закрыл нас с Настей, умудрился ей улыбнуться, отодвинуть меня, почти как ту, вчерашнюю (и что за мода такая, переставлять людей как шахматы. Вы неудобно стоите, пожалуй, я вас переставлю, теперь стойте здесь!).

С громким стуком ручка звякнула о пол. Ёлки-палки! Мы так сейчас весь подъезд перебудим.

Несколько движений ключом, дверь открылась. Он оглядел замок, походил его ключом, внимательно осмотрел дверной проём, аккуратно начал… нет, не начал, закрыл дверь!

– Каркас двери вздулся. Оттого замок и стал выше, внизу из-за влаги и сырости металл приподнялся. Потому так туго и входит замок. Поэтому вы и ручку сломали, дёргая, чтобы открыть-закрыть.

– Но… откуда там влага? Мы ж не делали ничего, не трогали…

– От времени. Вы не переживайте. Любой мастер вам за полчаса всё наладит. И ручку вкрутит, и можно даже лунку распилить, чтобы замок удобнее входил.

Однако!

– Ого! Так быстро? Петерь всё? Мама, а почему ты так долго закрываешь? – подало голос моё не знающее такта счастье-сокровище.

– Потому что дверь немножко сломалась. Мама вызовет мастера, он всё починит, и она снова будет быстро закрываться, – любезно соврал ребёнку сосед.

– Как же мама вызовет мастера, если у неё денежек пока нет, и нам нужно экономить на вкусняшках? – детёныш мой, но озадачить умеет всех, кому не посчастливилось оказаться рядом.

– Спасибо вам большое! Дверь закрыта, можем идти! – преувеличенно бодро я перетянула внимание на себя, поправила вязанную чалму, демонстрируя готовность покорять этот мир.

Сосед, как будто зеркаля мой жест, поправил собственную шапку. Посмотрел на меня, на Настю, подумал, скорее всего, что в разведку с ней он не пойдёт – и правильно! Я бы тоже не пошла, но у меня вечная уважительная причина: ребёнка не с кем оставить. Кинул ещё один взгляд на дверь, объектом выбрал рождественский венок и наконец, выдал:

– Пойдёмте.

Мы двинулись к лифту, чуть ли не вприпрыжку. Хотя кое-кто без чуть ли.

– Пешком. Лифт не работает.

Поветрие какое-то, право слово.

– Что-то сегодня какой-то день поломок, – попыталась я разрядить обстановку. В никуда.

Чинно, благородно мы вышли на улицу, и разинули рты.

Однако.

– Мама, а что там написано? – удовлетворить детскую любознательность не решился никто. Ни Лена с Максимом – соседи с первого этажа, ни наш конвой (я поняла его тактику: побольше молчать, пока слушатели устанут ждать  и сами всё додумают). У меня же просто дар речи атрофировался.

– А я ещё это, курю, значит, ночью, вижу, кто-то трётся возле машины. Хотел выйти по шеям дать, да вспомнил, что у нас теперь мужик есть на такой же тачке. Подумал, раз баба, то его машина.

– И что? – тот самый мужик.

– Как что? Покурил, да спать пошёл, – в прошлом большой делец (по его рассказам), а ныне человек неопределённого рода деятельности, Максим, уже приступил к даче показаний.

Несущественная деталь в виде того, что никто его об этом не просил, его ничуть не обременяет. Макс у нас человек свободный душой, лишний балласт не цепляет.

– Жалко, что всё же не вышел, – я справилась с онемением, но не с шоком.

– Так это, баба же. Ленка бы за такое…

Ленка тут же среагировала и тихо принялась его отчитывать за своё, житейское.

– Интересный у вас подход: машина Олеси, так можно было и вмешаться, а если я здесь человек новый, то пусть творят что хотят?

– Ну брат, это ж я не знаю, – Макс наивно пожал плечами, взъерошил собственные волосы, – что там у вас, дело-то молодое, сюрприз, может какой. Романтика там.

– Ничёсе! Леська, это с кем ты так мужика не поделила? – ещё один сосед, со своим велосипедом.

– Я, по-твоему, гандон? – я закрыла Насте уши и прочла-таки надпись на своей машине.

– А он, по-твоему, слепой? – за неумение промолчать, Максим схлопотал долгожданный  подзатыльник от Ленки. Да такой, что чуть не проглотил свежеприкуренную сигарету.

– Извини, Вить, что-то я на нервах… – выдавила вслед тронувшемуся велосипеду.

А уставшей женщине внутри меня ещё и хотелось орошать велосипедный след горьким слезами. Но, во-первых, и следа-то никакого нет, во-вторых, день только начинается. А дам поводья этой слабачке – рискует и не начаться.

– За что она тебя? – Макс протянул новому соседу початую пачку сигарет. Тот только нахмурился сильнее, но сигарету взял. Радушный бывший бизнесмен попытался накинуть вариант: – денег мало на тумбочке оставил?

– Слышь ты, шутник. Я вот разведусь с тобой, в суд подам, посмотрю, как ты веселиться будешь, – Ленка, как и любая порядочная женщина, обладает суперсилой: так посмотреть на мужа, чтобы ему больше не хотелось улыбаться. Как и делить трёшку.

– Произошло лёгкое недоразумение… – начал виновник этой моей беды.

– Недоразумение лёгкое, а статья девке светит трудная, – хохотнул будущий алиментщик. – Хотя тебе ли не знать. Но ты это, дорогу лучше переходи теперь аккуратнее. Олеся у нас девка хоть и красивая, но одинокая, а значит, нервная.

– Берите свои вещи и перебирайтесь ко мне, – услышала от гаишника и ошалела.

Однако.

– Как? Так рано? – я, вообще-то, женщина приличная, а мы только познакомились. Да так познакомились, что я прослушала, как его зовут.

– Так полвосьмого уже. Я так скоро на смену опоздаю, да и вы, явно не гулять.

– Давайте, девчонки, усаживайтесь, пока зовут, – Макс, похоже, вообще никуда не торопится.

– А вы куда едете? Далеко? – садиться в машину к чужому мужику на обозрении у всего двора как-то не комильфо.

– Далеко, Олеська, мне пристава не разрешают, сволочи, – Ленкин муж сплюнул себе под ноги и открыл дверь жене, – поэтому поедем на наш родной южный берег, отдохнём пару дней.

 Всё ещё не отойдя от шока, я позволила усадить нас в машину, убеждая себя, что всё всё ещё хорошо. Что моя машина – обклеенная прокладками и обмазанная сырыми яйцами, с похабной помадной надписью на капоте – всё ещё не страшно. Это не конец света, просто я не успею сегодня проехать все точки по маршруту, что-то перенесу на завтра. Я сейчас всё придумаю.

 Только нужно прогнать, как-то проглотить эту пакость – не то обиду, не то безысходность.

– Олеся, – я встрепенулась от звука собственного имени вкрадчивым мужским голосом: – вы же в этот садик ходите?

– В этот, конечно, в этот! – Настюша едва усидела на месте, пока мать вернётся в реал.

– Спасибо, до свидания.

 Завела малышку в группу, почти перекрестясь, что воспитательница не вышла, не станет напоминать, что мы “забыли” оплатить платёжку.

 По-хорошему этому казанове можно было бы и разнос устроить. С моей стороны это было бы ожидаемо, нормально даже. Но сперва я была в шоке, а потом… ну он-то здесь при чём? Мало ли что у них там произошло, за чужие действия он не в ответе, тем более что такая случайность, как две машины-близнецы на один подъезд, часто ли?