Королевский долг

Вопросы коронации

Трубы гремят и замолкают. Остается только ровный, еле слышный рокот огромного барабана. Это была находка мэтра Валенти – чтобы герольд объявил, протрубили трубы, но Ее Высочество не выходила сразу. Тихий рокот барабанов… а потом тишина и принцесса в бело-золотом, сверкающем платье выходит на фоне потемневших старинных гобеленов.

Красиво задумано, и получилось еще лучше.

Бланка красавица, что и говорить. И в этом платье она чисто сказочная принцесса. Которая вот-вот станет вполне реальной королевой – сегодня день ее совершеннолетия и коронации. Сегодня она перестанет быть высочеством, и станет величеством, и поэтому праздник.

Я стою в огромном зале, улыбаюсь, любуюсь сестрой. Нет, что ни говори, а хорошо, что королевой станет она. Не люблю я это все. Она конечно прекрасна и воздушна, но я-то знаю, как она с мэтром Валенти репетировала этот выход, и речь, которую она сейчас произнесет, и… вот, произносит.

На таких церемониях каждый шаг выверен и отточен, каждый жест, каждое слово сперва обдумано, отрепетировано…

Дворяне и богатые купцы, удостоенные высокой чести видеть это представление смотрят сияющими глазами, но я замечаю, что некоторые поглядывают на меня. И от этого становится кисло, и моя улыбка теряет искренность.

Я не волшебник, но я хорошо знаю, что они думают. Я мужчина, я старше, но коронуется Бланка – этого уже довольно, чтобы вся эта свора косилась на меня, и думала о том, какие выгоды можно извлечь, если начать мутить воду. Я сегодня целый день ловлю на себе такие взгляды.

Противно! Осторожные взгляды, осторожные слова, осторожное сочувствие… мол, как вы, ваше высочество, полагаете – из ее высочества получится хорошая королева? Впрочем, конечно хорошая, но вот…

И глаза – голодные, ждущие, жадные.

Мэтр Валенти мне еще за месяц до этого цирка говорил, мол, будьте очень осторожны, ваше высочество…

Дело в том, что наш с Бланкой папаша, славный король Виттерио, в завещании вполне однозначно указал, что наследовать должна Бланка. Почему он так сделал? Почему назначил наследницей младшую девочку? Кто ж знает… Мама наша умерла вскоре после того, как родилась будущая наследница, и отец тогда же и написал завещание. Люди думают, что от горя после смерти жены… наверное, они правы, но мне кажется, что с тех пор у него была возможность передумать. Если б это было решение момента, он мог бы и все переписать, он правил еще пятнадцать лет. И меня вовсе не забывал и не обижал, что бы там ни твердила молва…

Потом весь год от смерти отца до совершеннолетия Бланки я выслушивал разные намеки. Моя б воля – я б и на коронацию не пошел бы. Сестра поняла бы, а терпеть эти взгляды – сочувствие-ожидание-презрение – лучше уж поехать к озеру и стрелять уток!

Но мэтр Валенти запретил. Сказал, мол, если я уеду, это будет выглядеть еще хуже… и вот я стою, подпираю стенку, любуюсь сестрой и стараюсь не замечать придворных шакалов. Улыбаюсь.

Бланка говорит речь, но я не слушаю, я эти слова уже читал и слышал, когда Бланка репетировала. Обещает быть хорошей королевой, вспоминает, каким хорошим королем был папа, вспоминает славную историю нашего рода. Наверное, на всех коронациях всегда говорят что-то подобное.

Музыка затихла, публика тоже. Бланка стоит, почти светящаяся фигурка, нежным своим голоском вещает. Самые впечатлительные утирают платочками глаза.

Почему-то представляю себя на ее месте. Ерунда вышла бы! Я б запутался и ляпнул бы ерунду. И в белом костюме я выгляжу отвратительно – подчеркивается шрам на лице, неудачно упал с лошади на охоте.

Бланка лучше!

– А тебе бы по-другому всю церемонию готовили, – раздается у меня за спиной чей-то голос. Тихий, хрипловатый, чем-то знакомый, но не могу вспомнить, кто же это.

Повернуться? Нельзя, наверняка на меня смотрят и отметят, что пока шла коронация, принц Альберт о чем-то шептался. И я молчу.

– Само собой, – бормочет голос, – все по-другому было бы. И речь не зубрил бы, просто от души говорил, что думаешь…

– Знаешь, что я думаю? – не выдерживаю я и говорю еле слышно, – Я думаю, что тебе стоит подавиться своими слюнями! Которые ты напустил в надежде устроить…

Я не договариваю. Голос смеется за моей спиной.

– Ночью поговорим, жди, отважный принц!

Я оборачиваюсь. Прямо за спиной стена, на стене – гобелен. На гобелене вышита Дева-Луна – бледное лицо огромные глаза смотрят ввысь. У ее ног лежит козленок, смотрит прямо на меня.

Я моргаю и вижу, что мне показалось – козленок так же, как и его хозяйка, смотрит вверх.

Я собираюсь вертеть головой, искать, осматриваться, но вовремя вспоминаю о том, где я. Смотрю на сестру, она как раз заканчивает речь. Все ликуют.

Седой жрец выходит вперед, играет одинокая флейта, принцесса склоняет головку перед ним, и вот легкая изящная корона венчает голову моей сестры.

Жрец торжествующе смотрит на меня.

И вдруг я понимаю, что все в зале смотрят на меня.

И Бланка смотрит на меня.

И даже отец смотрит на меня, с огромного портрета на стене.

Глаза, глаза, глаза… укоризна, ожидание, торжество…

– Что? Что я вам… зачем? – кричу я… и просыпаюсь.

***

Вздрагиваю всем телом, поднимаю голову. Мэтр Валенти смотрит с укоризной.

– Ваше высочество, вы не слушаете? – и качает головой.

Жрец сидит в стороне, в огромном кресле, говорит,

– Оставьте, любезнейший мэтр, оставьте. Юноша просто заскучал от всей этой ерунды. Почему бы вам не позволить ему просто сказать то, что будет у него на сердце?

Жрец Амари, говорит тихо и внушительно, с ним хочется соглашаться, его приятно слушать. К тому же он говорит именно то, что мне хотелось бы услышать. Не зубрить эту ерунду про процветание и всеобщую любовь, не стоять перед толпой в дурацком и неудобном костюме… в конце концов, это же будет моя коронация!

На миг мне кажется, что в тот краткий миг, когда я задремал, мне приснилось что-то важное, но я не могу вспомнить.

– Да, мэтр, ну их, слова эти! – говорю я, – Что бы я ни сказал, все знают, что я стану королем. Так какая разница? Выкатите бочки вина, и коронация пройдет сама собой.

Мэтр Валенти кривится, но кивает,

– Как будет угодно вашему высочеству, – говорит он, и я спохватываюсь. Кажется, я обидел старика. Он-то хотел, как лучше…

Но пока я думаю, что ему сказать, он сухо кланяется и уходит.

Амари улыбается.

– Ваше высочество совершенно правы. Церемонии нужны для красоты, а красота не может быть противной. Значит, если вам неприятно, то это уже не красота, и церемония бессмысленна.

Я киваю. Мне нравится Амари – мудрый, опытный, всегда готов сказать доброе.

Скоро моя коронация!

Меня, правда, немного смущает то, что вроде бы отец завещал корону Бланке… но это же глупость! Она младше, она девчонка… да она и не хочет.

Скоро моя коронация, и все пойдет так, как я решу!

– Ваше высочество, – говорит жрец, – Советую вам прогуляться и развеяться.

Он задумывается, словно вспоминает что-то далекое, и добавляет,

– Когда я был молод… Наверное, сейчас трудно в это поверить, но я был молод, и терпеть не мог церемонии.

Амари качает головой и улыбается, словно говорит, мол, вот ведь какая незадача, не любил церемонии, а теперь Придворный Жрец в Храме, и сам постоянно провожу церемонии…

Я улыбаюсь в ответ.

– Да, я прогуляюсь, – говорю вслух и иду к дверям. Все же как-то неловко вышло с мэтром Валенти… и еще что-то гложет меня, какая-то тень моего сна…

– А где Бланка? – спрашиваю я, и тут же понимаю сразу две вещи.

Первое – Бланка была в моем сне.

Второе – как-то так вышло, что я не видел сестру кажется, уже неделю. Как-то не до того было… закрутились с этой подготовкой к коронации, и все не до того было…

И третье – Амари недоволен вопросом. Да, не две, а три вещи… мысли скачут, путаются, но Амари недоволен.

– Бланка? – переспрашивает он, словно пытается, как я только что, вспомнить, когда он видел ее последний раз.

– Да, вроде, в замке где-то… где ей еще быть…

Я киваю и выхожу. Мысли так и несутся, переплетаются, мелькают.

Обиженный мэтр Валенти кивает и выходит из комнаты…

Амари вспоминает далекую юность…

Белый козленок смотрит мне в глаза…

Козленок-то откуда у меня в мыслях? Да, он мне приснился. Зачем? К чему?

Я выхожу во дворцовый парк, иду по дорожке. Надо найти сестру, почему-то мне кажется, что это самое важное.

Может, она дуется, что я собрался короноваться, хотя отец завещал корону ей. А может, просто сидит в беседке в середине парка.

Я иду к ее любимому месту в зарослях. Там между деревьями течет ручей, и Бланка говорила, что как-то видела в нем рыбу размером с мою руку. Там над ручьем кроны сомкнулись сплошной крышей, и Бланка рассказывала, что в листве скрывается изумрудная птица. Там под корнями может спрятаться маленькая девочка так ловко, что если не знать, где смотреть, можно пройти в полушаге от нее, и не заметить. Бланка раньше так делала, и устроила однажды страшный переполох – спряталась и задремала, а дворцовая челядь пол дня искала принцессу. Потом она мне рассказывала, что во сне к ней приходила огромная змея, и они разговаривали… Рассказывала только мне, как чудесный сон, который не помнишь, но его отблески пляшут в голове. Дразнят…

Совсем как мой сон сегодня! В нем точно была Бланка, какой-то козленок, музыка… но что их всех связывало?

Я пришел к ручью, но сестры здесь не было. Я заглянул прошел по дорожке туда и сюда, но никого не нашел. Тишина.

– Бланка? – я зову негромко, и вдруг понимаю, что здесь намного тише, чем я помню. Не слышно птиц, не слышно насекомых… только ручей журчит по камням и листья шелестят.

Я встаю на четвереньки и заглядываю в Бланкин тайник. Глупость какая, Бланке уже не пять лет, она попросту не поместится туда! Девочка давно выросла, теперь она уже девушка, красивая, изящная… но какой бы изящной она не была – если б она полезла в тайник, она б не вошла туда даже до половины…

Конечно, там пусто. Но на земле, среди мусора что-то блестит, я протягиваю руку, осторожно достаю.

Бланкина брошь. Одна из тех, что она сейчас уже не носит, украшение девочки или куклы, а не взрослой девушки. Сейчас у нее целая шкатулка украшений, которые когда-то были мамины, и еще шкатулка, подаренная гильдией купцов, и еще что-то там, подаренное послом Лагини, и… в-общем, нормальный для принцессы набор. Она повинуется мэтру Валенти, и надевает то одно, то другое, каждая побрякушка на шее, руках или в ушах – это реплика в разговоре… а эти украшения давно забыты, слишком дешевые, слишком обычные, чтобы служить посланиями.

К броши прицеплен мятый лоскут. Скомкан и проколот насквозь, чтобы не расправился, измазан в глине, и я гляжу на берег ручья. Да, похоже, глина отсюда. Отцепляю, расправляю.

В руке оказывается кусочек ткани, оторванный от Бланкиного платья. Почему я уверен, что именно Бланкиного? Ну, брошь ее, тайник ее…

Отряхиваю тряпицу, с нее сыплется пыль, в которую превратилась высохшая глина, и замечаю буквы.

Буквы… Бланка оставила мне записку.

Именно мне, потому что… кто еще знает про этот тайник?

Написано чем-то бурым, но не грязью, и мне в голову почему-то приходит мысль о…

Я осматриваю брошь. Так и есть – острие иглы-застежки вымазано чем-то бурым. Я почти вижу, как сестра ковыряет пальчик и выводит кровью корявые буквы. Сидит в своем платье прямо на влажной траве у ручья, губу прикусила и пишет…

"Ид… глуб…"

Глубже? Куда это? И что это за игра?

Я стою под деревом, прямо над дырой, но ее совершенно не видно, она прикрыта травой. Может ли быть там глубже что-то еще? Разве что еще какой-то совсем небольшой тайник. В детстве я лазил туда, и все изучил, там, конечно, земля довольно рыхлая, но голыми руками много не накопаешь, а с лопатой там негде развернуться.

В голове возник образ Бланки, почему-то в бело-золотом платье, очень парадном, очень красивом. И с лопатой в руках.

Смешно даже подумать.

Что ж… снова становлюсь на четвереньки, заглядываю в дыру. И глубже… и еще глубже…

Становится темно – я сам себе заслонил свет. Рыхлая земля под пальцами крошится, подается, но ясно, что никакой норы глубже тут нету. Чисто для порядка тянусь еще немного дальше, и вдруг понимаю, что заполз в дыру уже намного глубже, чем думал. Задница упирается в верхний свод, снаружи только ноги. Раньше дыра не была такой глубокой. Или это я вырос, и подзабыл? Может, и так.

Я пытаюсь нащупать хоть что-то необычное в дыре, что-то, что Бланка могла оставить для меня, и вдруг мне кажется, что кто-то есть здесь, совсем рядом со мной.

– Бланка? – окликаю я, и вдруг земля подо мной подается, и я…

Проваливаюсь…

Падаю…

Головой вперед, выставив руки, зажмурив глаза от пыли и земли…

***

Только что Альберт катился-сыпался по земляной норе, пытался цепляться за стенки, которые рассыпались под пальцами… и вдруг оказался лежащим на животе в траве.

Несколько секунд он так и лежал, потом поднял голову, заморгал. Потер рукой лицо, размазал по щекам и лбу глину. Посмотрел по сторонам.

Это было тоже самое место – журчал ручей, шелестела листва, прямо перед Альбертом высилось дерево, под корнями которого та самая нора. Только все было другим. Ярче, глубже, отчетливей. Больше, но не размером, а чем-то еще… словно вещи здесь свернуты сами в себя и светятся изнутри.

– Привет, Аль, – услышал он голос сестры, – Наконец-то ты пришел.

Альберт оглянулся на звук и увидел ее. Бланка в потрепанном платье сидела на огромном корне дерева. Глаза у нее покраснели, как будто она только что плакала, или просто долго не спала.

– Бланка! А я тебя ищу! – сказал Альберт и встал. Бланка вскочила, подбежала, обняла брата.

– Я знала, что ты придешь, что ты поможешь! – она говорила торопливо, в голосе слышались недавние слезы.

– Что с тобой? – Альберт насторожился, – Тебя кто-то обидел?

Он снова огляделся, словно ожидал увидеть здесь каких-то обидчиков, похитителей, или еще кого-то.

Никого. Щебет птиц, журчание ручья, шелест листвы… и никого.

– Я расскажу, – ответила Бланка, и замолчала. Аль ждал, смотрел на сестру, отмечал в голове, что она выглядит странно. Грязная, заплаканная, усталая. Принцесса…

– А ты давно тут? – спросил он, подумал и добавил, – И где это мы?

– Давай я тебя представлю, – сказала Бланка, – Проще будет объяснить.

Она отодвинулась от брата, оглянулась, тихо сказала в пространство,

– Это Аль, то есть, Альберт, мой брат.

Аль удивился, что она разговаривает с пустым местом… и мгновение спустя обнаружил, что уже задвинул сестру за спину и до боли сжимает церемониальный кинжал.

Прямо посреди поляны лежала огромная Змея. Желтые глаза с вертикальными зрачками равнодушно и холодно уставились на принца. Из узкой щели между челюстями выскользнул и затрепетал черный глянцевый язык, толщиной с бедро мужчины.

Змея издала еле слышное шипение и не сдвинулась с места.

– Не бойся, – тихо сказала Бланка, – Она не причинит вреда.

Альберт медленно опустил оружие – все равно оно слишком маленькое, слишком жалкое по сравнению с чудовищем. К тому же Змея в самом деле не нападает, и что-то в её облике подсказывает, что она и не собирается.

Бланка спокойно подошла прямо к огромной голове. Змея лежала на земле, но была настолько велика, что ее глаза оказались почти на уровне глаз девочки. Она присела рядом, показала рукой вниз. Альберт вздрогнул, когда увидел свою сестру так близко от чудовищных челюстей, но поглядел, куда она показывала. Увидел, что из земли тянутся тоненькие паутинки, множество бело-серебристых волосков, которые удерживают чудовищную Змею. Странно было видеть, что такие тоненькие нити держат такое чудище, но… Альберт вдруг понял, что не хочет прикасаться к ним. Что-то было в них неправильное, опасное…

– Она не может шевельнуться, – Бланка подтвердила мысли брата, – И это очень плохо.

***

Поговорил с сестрой и вернулся. Теперь думаю. Как-то сами собой вопросы коронации отодвинулись куда-то в сторону… и поэтому я не хочу делиться ни с кем своими мыслями. Это только кажется, что станет легче, на самом деле такой рассказ приведет к миллиону вопросов. И каждый ответ породит много новых. Так и запутаешься в словах, пока будешь объяснять, о чем ты хочешь спросить…

Переоделся, умылся, сижу в своих покоях. А Бланка там так и дежурит около Змеи. Которая на самом деле божество этой местности – дворцовый парк и левый берег реки, кусок города до самого Большого Базара, лес, где я охотился… не очень много, как я понял, но и немало. Достаточно, чтобы дух этой местности обитал… здесь? В парке?

За окном светит солнце, почти в зените… полдень… даже странно, мне казалось, прошло полдня, пока мы разговаривали, а оказывается – час, может, два. Совещание про коронацию мэтр Валенти устроил сразу после завтрака, потом я час слонялся по парку, потом еще час слушал Бланку… все верно, все сходится.

Выход в город

Если посмотреть с высоты, то станет видно, что Марни – город-идиллия. Синее море и большой порт, красивые дома на центральной улице, дома поменьше в кварталах ремесленников и рядом с пристанью, небольшая река, Мар, через которую построено множество мостов. Цвета города – зеленый и белый, коричневый и совсем чуть-чуть меди, голубой и серый. Здания и мостовые, крыши и парки, мосты и река… Вокруг города – рощи и пастбища, в городе – мастерские и большой базар, и дворяне, и купцы, и ремесленники, проститутки, нищие, рабы, воры… обычные люди в обычном городе. И все же с высоты Марни – город-идиллия.

Чуть в стороне, на невысоком холме королевский дворец. Когда-то он был крепостью, и пра-пра-прадед последнего короля взял его штурмом, присоединил к своим владениям, глянул с холма на город, и перенес свою столицу сюда, в Марни. С тех прошло много лет, по разным причинам королевство уменьшилось, но Марни оставался прекрасным.

От дворца по пологому склону холма спускался парк, который плавно превращался в лес, где стараниями егерей водились олени и кабаны, куда ныне изредка, а в прежние годы часто ездили охотиться короли с блистательными свитами.

От дворца по крутому склону холма шла дорога, извилистая и узкая, поднимающийся по ней почти полчаса вынужден был бы ехать под обстрелом из замковых башен… вот только давно уже ни один враг не поднимался по этой дороге.

Дорога спускалась к городу и превращалась в улицу – широкую и прямую. Вдоль нее стояли высокие каменные дома знати, вокруг них буйная зелень садов и кованое кружево оград.

А уже дальше, глубже в город – мастерские и склады, не такие красивые, но жизненно необходимые. Шумит базар, шумят люди, прямо на улице продают и покупают рыбу и овощи, мясо и оружие, инструменты и рабов…

Марни – прекрасный город.

***

По дороге от дворца верхом на чалой кобыле ехал юноша. Одет неброско, но добротно, на бедре короткий меч, который он несет с небрежной привычкой дворянина. Он едет не спеша, и те, кто смотрят на него, думают, что это оруженосец или паж богатого вельможи – он едет один, без свиты, значит – служит кому-то, достаточно богатому, чтобы одеть пажа с неброской элегантностью…

Юноша сворачивает с главной улицы и едет глубже в ремесленные кварталы. Здесь улицы становятся уже, теснее, и всадник выделяется здесь слишком сильно, прохожие следят за юношей с опасливым любопытством. Он не замечает этого, или делает вид, что не замечает.

Бнози не видит юношу, но чует его. Бнози лежит в сточной канаве, в грязи и нечистотах, но не замечает этого, она полностью сосредоточена на юноше. Половина дороги сделана, надо продолжать. Бнози ужасно много сил потратила только на то, чтобы незаметно выпасть из кармана, но теперь легче, теперь ей надо не действовать самой, а внушать другим…

Очень трудно делать что-то самой, если руки-ноги не слушаются, ведь в них нет ни жил, ни мышц, одно лишь воображение. Бнози гордилась бы силой своего воображения, если б у нее было время. Но времени нет. Если юноша пройдет мимо, Бнози останется в канаве, и Хозяин скоро спохватится пропажи. Найдет, найдет и все пойдет прахом! И даже хуже, чем прахом – Хозяин поймет, что Бнози способна на такое, и все… больше он ее не выпустит.

Бнози представила нить от себя к юноше и потянула. Осторожно, чтоб нить не лопнула, но сильно, как могла сильно. Когда она была жива, она б этого мальчишку привела бы просто и легко, но не сейчас. У Бнози нет мышц, нет тела, и магия у нее лишь та, что вообразили себе другие. Бнози подозревала, что в дополнение к этому получила от кого-то помощь, и опасалась, что потом придется расплачиваться. Но это будет потом, а сейчас…

Кобыла оступилась, и юноша покачнулся в седле. Ему показалось, что кобыла захромала, и он спрыгнул на землю осмотреть копыта. Все было в порядке, но рядом, прямо в сточной канаве, он заметил тряпичную куклу. Она раскинула ручки-ножки, уставилась в небо блестящими глазами. Лицо куклы было совсем как живое, а в глаза сверкали, как драгоценные камни. Юноша поднял куклу, отряхнул от грязи, посмотрел внимательнее и очень удивился – в глазницы куклы в самом деле были вставлены драгоценные камни. От этого лицо куклы было жутковатым – смуглое, равнодушное, с толстыми губами и плоским носом, и бледным сверканием в глазах без зрачков. Одежда куклы – бархат с золотым шитьем, платье сделано сразу и небрежно и очень дорого, просто кусок ткани свернут в трубочку, перехвачен шнуром… и сверху пришита голова. Юноша вдруг понял, что голова сделана настолько искусно, словно это настоящая голова крошечной женщины была отрезана, высушена и пришита к куску ткани. И в глазницы вставлены два крупных сапфира.

Юноша нахмурился, отряхнул куклу от грязи, завернул в платок и положил в седельную сумку.

– Кто же тебя потерял? – пробормотал он, и вдруг понял, что почти ожидал ответа. Он торопливо повернул куклу, чтобы она не смотрела на него своими пустыми глазами, смутился от собственного страха и осмотрел ее со всех сторон. Но при этом старался не поворачивать ее лицом к себе.

Под одеждой у куклы не было ни тела, ни какого-то каркаса, ничего. Пустота. К рукавам пришиты кусочки дерева, изображающие ладони, снизу подол юбки, и нет даже обозначений каких-то туфель. Странная кукла. Он окинул глазами окрестности, словно ожидая увидеть того, кто обронил ее, но вокруг не было никого. Он пожал плечами и сунул ее в седельную сумку.

***

Спустя несколько часов блужданий по городу, нескольких кружек разбавленного вина и разговоров с хозяевами разных заведений, Альберт добрался до небольшого опрятного домика на окраине, почти на берегу реки. Кинул монетку мальчишке, который довел его до места и пошел стучать. Мальчишка поймал маленькую серебряную монетку, разинул рот и посмотрел вслед юноше с недоумением. В первый момент даже сделал движение вслед… но тут же спрятал монетку и быстро убежал.

Альберт не обратил на все это внимания, он стучал в двери. Открыла невысокая девушка в замызганном фартуке. Глянула на Альберта, кивнула и махнула рукой, приглашая входить. Указала ему на невысокий табурет, а сама быстро вышла.

Альберт хотел поздороваться, что-то спросить, но девушка так быстро и молча пригласила его, что он растерялся, и так же молча вошел и сел, куда пригласили.

Девушка отсутствовала несколько минут, переоделась и вернулась. Теперь она была одета по-другому, длинное платье струилось бледно-синими волнами до пола, узкий пояс охватывал талию, рыжие волосы распущены и свободно лежат на плечах.

– Чем ничтожная Зрячая может служить тебе, рыцарь.

Альберт помолчал, разглядывая девушку в упор. Он видел, что платье красиво, но уже несколько раз его ремонтировали, что обстановка в комнате скорее бедная…

– Я извиняюсь, – тихо сказал он, – Но я думал, что Зрячая должна лучше… ну… одеваться, что ли…

Альберту было немного неловко за свою прямоту, но дело было слишком непростое.

Девушка усмехнулась. Теперь она смотрела на Альберта в упор, внимательно и серьезно.

– Понимаете, Альберт, – сказала она, – Многие мои клиенты не могут небрежно уронить мальчишке серебряную монетку и забыть об этом. И я не называю вас "Ваше Высочество" потому, что во-первых, как я вижу, вы инкогнито, а во-вторых… впрочем, думаю, этого достаточно.

Альберт не удивился, он обрадовался.

– Я вижу, что пришел туда, куда надо.

Он сел удобнее и задумался. Девушка не торопила, ничего не спрашивала. По дороге Альберт придумывал, как он начнет, о чем спросит, даже представлял себе, что ему ответят… но он не ожидал, что Зрячая будет такой молодой. Не ожидал, что она окажется… такой сильной? Он не знал, как описать это, но все заготовленные слова из головы разбежались.

– Я… я никогда не умел складно говорить, – начал он…

***

– Я никогда не умел складно говорить, – произношу я наконец и смотрю ей в глаза. Если она – Зрячая, то она видит сейчас меня в весьма странном виде, смущенного и глупого принца. Ну и ладно. Наверное, я не первый болван, которого она видит перед собой, просто самый высокородный.

Она не отвечает ни на мои слова, ни на мои мысли, и я продолжаю.

– Скоро моя коронация, и я хотел знать…

– Разве у принца нет придворного чародея? – мне кажется, она не удивляется, а только изображает удивление. Разве она не знает, что Рик уехал? Хотя, может, и не знает, Рик уехал недавно, а она вряд ли имеет возможность следить за высшим дворянством. Да и Рик совсем молодой, не внушает доверия… хотя и эта Зрячая тоже молодая, и доверия не очень-то…

Я опять запутался, что ж за день такой!

– Не важно, – говорю я сердито. Не хотел сердиться, само получается так, – Я хотел узнать… ну… нет ли каких-то препятствий, неприятностей у меня впереди.

Я наконец выговорил хоть какую-то из придуманных заранее причин. Она пожала плечами, словно догадывалась о том, что это не совсем то, что я хотел спросить. Она села так, что между нами оказался небольшой стол, покрытый темной скатертью. Снова посмотрела мне в глаза, приковала мой взгляд к своему… а потом что-то тихо шлепнуло на стол. Я почти с облегчением оторвался от ее глаз, посмотрел на руки. На столе лежала карта. На картинке рыцарь убивал змея. Я не видел, когда она достала ее. Неудивительно, она почти сковала меня взглядом.

– Это возможно, – сказала Зрячая глухо, и шлепнула по столу второй картой. На ней был трон, на котором сидел улыбающийся человек. Трон был прорисован намного тщательнее человека, словно именно он был тут главным.

– Это возможно, – повторила Зрячая. Положила третью карту. На ней был скелет в белом платье. На черепе копна спутанных волос, в руке что-то вроде маленького серпа. Я сразу подумал про Бланку, и по спине пробежали мурашки. Я глянул в лицо Зрячей, и понял, что она не видит меня. Глаза закатились, рот приоткрылся, по подбородку потекла струйка слюны. Лицо стало безвольным и каким-то беспомощным.

На столе рисунок мертвой Бланки, я не хочу туда смотреть. Лицо Зрячей тоже неприятное, словно ее тут нету, а здесь сидит кукла, к тому же, неряшливо сделанная. Смотрю в сторону.

За окном вечереет, я почти весь день прошатался по городу, искал Зрячую. Ищет меня уже Амари? Не знаю. Мэтр Валенти искал бы, но после утреннего совещания он наверняка болен и закрылся в своих покоях. Или вид делает, что болен. А Амари вечно занят, сам порой пропадает в своих делах на целый день. Жрец… его ведет рука богов… Или правильно – "руки"? Богов же много…

– Руки богов ведут во все стороны, – говорит Зрячая глухо. Я снова смотрю на нее. Она уже нормальна, смотрит осмысленно, только руки дрожат.

– Что? – переспрашиваю я.

– Не знаю, – она улыбается, – Я не говорю – мной говорят. Я редко понимаю то, что происходит.

Я киваю.

– Ты сказала, что руки богов ведут во все стороны. Что это может значить?

Она пожимает плечами.

– Боги берут тебя за руку и ведут туда, куда ты идешь. Ведут они, но идешь ты. Я думаю так.

Я задумываюсь. То, что она сказала похоже на какую-то запредельную мудрость… или на чушь, которую болтают шарлатаны. Не разобрать, слишком много надо понимать.

Жаль, что нет Рика! Он, конечно, слишком молод для придворного мага, зато никогда не умничает с таинственным видом… Нашел время уехать! Коронация на носу, а он…

Откладываю пока эту мысль, все равно не разобрать. “Руки богов”, надо же… У некоторых богов вовсе нет рук – вон, Змея, например…

Как там Бланка?

– А можешь что-нибудь сказать о моих родственниках? – спрашиваю я, и мне в голову тут же лезет последняя картинка – скелетик девочки с серпом. Бланка говорила, что божественную Змею надо освободить, и у меня перед глазами отчетливая картинка, как она режет и режет тоненькие нити-паутинки таким серпом, пока не умирает от истощения… А я в это время сижу, такой важный на троне, который больше меня… Какое-то неутешительное гадание!

Смотрю на стол, еще раз глянуть на карты, и вижу три пустых прямоугольника. Замусоленные, грязноватые… и пустые. Поднимаю глаза на Зрячую.

Она улыбается, мне кажется, немного виновато.

– Я не знаю, что ты видел. Меня называют Зрячей, но на самом деле, я лишь помогаю людям ненадолго прозреть самим.

Я киваю, словно понял, что она сказала. Она продолжает:

– А еще одно гадание мне сейчас не по силам, увы. И вам не по силам. Завтра, а лучше через пару дней…

Я снова киваю. В самом деле, слишком жирно было бы – раз, и узнать ответы на все вопросы.

Я встаю, кладу на стол пару монет, выхожу прочь. надо думать, надо понять… но в голове пусто и кажется, что-то звенит. Может, пропущенный обед, может, вино, выпитое почти натощак для того, чтобы иметь повод поговорить с хозяином харчевни… а может, рука богов влезла прямо в черепушку и шарит там, и звенит, когда задевает всякие мысли, воспоминания, впечатления…

Представляю себе огромную волосатую ручищу, которая шарит в тесной каморке моего разума, и мне становится смешно. Много ли можно там нашарить? Ручища в моей фантазии во что-то врезается, сыплются детские игрушки, ветки, камни… корона и кукла, которую я нашел в самом начале своего похода в город.

Корона… и кукла… кажется, я еще не отошел от транса, и рука богов подсказывает мне что-то важное. Еще бы понять, что именно!

Одно мне ясно – с коронацией надо повременить.

***

В малом обеденном зале за ужином сегодня сидели за столом всего двое – сам принц и жрец. Капитан дворцовой охраны истуканом стоял у входа – ужин особ королевской крови он охранял лично. Молодой слуга, лишь немного старше самого принца, подавал

Сейчас они оба изо всех сил делали вид, что их здесь нет… но уши навострили.

– Ваше Высочество! Нельзя вот так, по прихоти, отменить коронацию! Приглашения разосланы, подготовка идет полным ходом! – Амари побледнел, на лице проступили темные пятна, но выражение почтительное и укоризненное. Совсем как мэтр Валенти недавно.

– Но ведь отец все же завещал корону не мне… – принц смотрел в стол, избегал взгляда жреца.

– Я думал, мы об этом уже говорили, и согласились, – Амари заговорил медленно и осторожно, – Вы же помните, Ваше Высочество?

– Да, разумеется, – принц уже жалел, что затеял этот разговор. Он уставился в свою тарелку и серебряной вилкой катал по ней кусок какого-то овоща. Жрец постарался придать лицу выражение благожелательной снисходительности, откинулся на высокую спинку кресла.

– Так что изменилось, Ваше Высочество? – спросил он спокойно, хотя лицо его по прежнему было бледным.

– Ничего, вроде, – промямлил принц. Он покраснел, немного вспотел, и говорил очень тихо, словно себе под нос.

– Это просто волнение, – сказал жрец ласково, – Не бойся, я буду рядом и помогу тебе. Вам. Ваше Высочество.

Принц кивнул, взял свой бокал, почти залпом выпил из него воду и встал.

– Что-то я сегодня устал, – сказал он неуверенно, словно ждал, что его остановят, – Пойду, лягу прямо сейчас.

Жрец кивнул, поднялся с кресла.

– Спокойной ночи, Ваше Высочество.

Принц смутился еще больше – вставать обязательно было только когда вставал из-за стола правящий монарх, да и то, во время таких малых трапез этим правилом обычно пренебрегали. Он торопливо кивнули быстро вышел.

Жрец медленно сел на место, глядя вслед юноше.

Ночные прогулки

Спать не хотелось совершенно. Я лежал в кровати, перебирал в голове сегодняшний странный день. Очень длинный день. Насыщенный.

Обиженный Валенти… Благожелательный Амари… Взволнованная Бланка… Отсутствующая Зрячая…

Что-то многовато для одного дня. А главное – совершенно непонятно, что делать. Коронации я теперь почти боюсь. И напугала меня не Зрячая с ее бредом, а Амари. Он сказал, что отменить нельзя и я увидел снова тот трон, который больше и важнее того, кто сидит на нем. Нельзя слезть, нельзя отменить, сиди, слушай советников, выверяй с ними каждый шаг. Королевство важнее, добрые отношения с гильдиями важнее, добрые отношения с соседями, не показать слабости перед одними, не обидеть других, не…

Одни не!

Как отец справлялся с этим? Не знаю.

Такое подошло бы Бланке, она любит такое, где надо сидеть и аккуратно наводить порядок, связывать одно, обрезать другое… Может, лучше Бланку короновать? И коронацию не придется отменять, и воля отца исполнится…

Почему отец так странно завещал? Но ведь Бланке в самом деле больше понравилось бы… она…

Она сидит сейчас в темноте рядом с этой жуткой Змеей.

Я встал с кровати, оделся, тихонько выскользнул из своих покоев. Пробрался на кухню, собрал в корзину хлеба, сыра, отрезал кусок ветчины. Как она там сидит столько дней без еды?

Тихонько вышел через кухонную дверь. Обычно здесь ходят грузчики со всяким-разным, в королевский дворец надо много еды, питья, дров… но сейчас тут никого, только я тихо пробираюсь – ворую еду с собственной кухни. С собственной? Наверное… я ж без недели король…

В парке еще темнее, но я наизусть помню все дорожки. Я не торопился, шел, дышал свежим ночным воздухом, слушал перекличку птиц с деревьев и стражи на стенах. Никто меня не видел.

Я глянул в сторону замка и удивился – в окне Серой башни горел огонек. Слабый, почти незаметный… Там же никто не живет!

И тут мне на плечо легла чья-то сильная рука.

Я еле сдержал крик, уж очень это неожиданно. А вот удар не сдержал – сам не заметил, как выхватил свой парадный клинок и ударил… хоть и плашмя. Раздался лязг металла о металл, меня тут же отпустили.

– Тише, Ваше Высочество, – Херб? По голосу передо мной стоял капитан моей дворцовой стражи. Вот ведь бдительный, как только умудрился заметить меня?

– Отличная реакция, Ваше Высочество, – заявил он так спокойно, словно мы на тренировке в арсенале, – Вот только в ночное время бить следует клинком, не плашмя.

– Херб, зачем вы следите за мной? – я стоял с мечом в руке, и чувствовал себя очень глупо. Херб далеко не молод, но ловок и силен. Он в кольчуге, судя по лязгу металла, а мой меч парадный, а не боевой. Хотя, Херб меня и с боевым разделал бы, если б захотел.

– Гхотел скхазать вам парру слоф наедине, юный прынц, – капитан говорил тихо, в его голосе прорезался его странный северный акцент. Он уже очень давно живет здесь, служил моему отцу сколько я себя помню, и обычно акцента почти не слышно, но когда он взволнован, он начинает гнусавить, шепелявить и картавить одновременно.

– Я слушаю вас, – сказал я и убрал меч в ножны. Не стану же я драться с ним, верно? А отец учил меня убирать оружие, если не собираешься драться.

– Фаш чудесный дрругх, – сказал Херб, – Юный колдун, что тах нефовремя уехкхал.

– Рик? – я удивился. Вот же совпадения, только недавно про него вспоминал!

– Он, да, – Херб кивает, – Он не екхал, он в Басшня.

Капитан энергично кивнул и замолчал. Я не сразу понял, что он сказал, потом глянул на огонек в Серой башне.

– Там? – сказал я. Херб снова кивнул. Мне показалось, что он хочет еще что-то сказать, но он вдруг повернулся и совершенно бесшумно исчез в ночи.

Еще одна загадка, как будто мало их было за сегодняшний день!

Рик в башне… зачем? Почему он сказал, что уезжает? И зачем спрятался? Рик не такой человек, чтоб интриговать. Рик волшебник, но не слишком умелый. Он уверен, что со временем добьется всего, но пока даже иллюзии у него выходят не всегда. Хотя, нет, я не прав, иллюзии у него получаются, просто он их выдумывает такие странные, что приходится всматриваться и вдумываться, чтобы понять, что именно он показывает.

Очередная его бредовая выдумка?

Надо будет добраться до башни и спросить… Но если капитан знает об этом, то…

Нет, слишком много вопросов, я не мог догадаться, зачем и как он спрятался в башне, зачем капитан мне об этом сообщил, да еще и по такому секрету.

Надо просто отнести Бланке корзину, и идти спать. Утром подумаю, а сейчас…

Я глянул еще раз в сторону Серой башни и пошел к ручью, к норе под корнями огромного дерева.

***

Юноша поднялся с земли прямо перед мордой огромной Змеи. Оглянулся по сторонам, как и в первый раз не замечая Змею сразу.

Здесь тоже была ночь, ясная, лунная. Звезды алмазной россыпью сверкали на небе, почти полная луна висела прямо над кроной дерева…

Альберт поставил корзину, тихо позвал.

– Бланка? – и почти тут же увидел сестру. Она привалилась спиной к змеиной туше и дремала. Она похудела и в лунном свете казалась очень бледной. Юноша поглядел в лицо девушки и зябко поежился от неприятных воспоминаний. Протянул руку разбудить сестру, но почти тут же опустил.

– Спи, спи… – пробормотал он. Подвинул к ней поближе корзину. Потом немного отошел, посмотрел в неподвижные глаза Змеи.

– Здравствуй, – одними губами сказал Альберт.

Змея не реагировала. Только смотрела. Круглый янтарь глаза расколот вертикальной ровной трещиной зрачка.

– Правда, ты дух этой земли? – сказал человек, и тут же устыдился своего вопроса, заспешил исправиться, – Ну, то есть, я не то хотел спросить. Ты дух этой земли, так? Ну, то есть… А… можешь мне подсказать?

Змея снова не шевельнулась, но из узкой щели пасти вылетел длинный трепещущий язык, поймал воздух почти у самого лица юноши и снова исчез.

Альберт отшатнулся. Снова глянул в глаз Змеи…

Он смотрел в окно.

Маленькая комнатка, тюремная камера, в углу на куче гнилой соломы спит худой полуголый парень. В углу вонючее ведро, напротив окна низкая окованная железом дверь.

Альберт протянул руку и коснулся прутьев решетки, небывало натуральных, но в то же время он чувствовал, что стоит перед Змеей и смотрит в ее глаз.

Парень заворочался, приподнял голову, и Альберт ахнул.

– Рик! Ты?

– Аль? К чему ты снишься? – волшебник бубнил невнятно, сквозь сон, принц понял, что он и в самом деле спит. Спит, и видит во сне его, так же, как он сам видит в глубине змеиного глаза камеру Рика.

– Рик, скажи мне, почему ты в камере? Кто тебя…

– Аль, заткнись, и слушай, – Рик вдруг заговорил отчетливо, но так и не открыл глаз, продолжал спать, – Ты осторожно! Он жрет Бланку живьем, и тебя сожрет!

– Кто? Змей? – принц вздрогнул всем телом.

– Дракон! – рявкнул Рик.

– Дракон… – повторил он тише… и засопел.

– Рик? Рик, не спи, Рик! – Альберт застучал по решетке рукой.

– Аль, приходи наяву, я спать… хочу… сплю…

Альберт попробовал потрясти решетку, и вдруг понял, что почти ткнул пальцами в огромный змеиный глаз. Камера Рика пропала.

Принц так и замер с вытянутой рукой, почти касаясь змеиного глаза. Потом поднес ладонь к лицу, рассмотрел пальцы, словно пытался увидеть следы ржавчины с прутьев решетки.

– Он в той башне в заточении? – спросил принц.

– Кто в заточении? – Бланка поднялась и сонно моргала глазами.

– Ой, я тебя разбудил?

– Еще бы, ты так орал "Не спи!"… Что-то случилось?

– Я тебе просто перекусить принес.

Альберт снова поглядел на Змею, которая сейчас словно отодвинулась в сторону. Нет, она не шевельнулась, никак не поменяла место, но словно стала меньше заметна.

Бланка заметила корзину, открыла крышку.

– Вот это ты здорово сообразил. Я и не замечала, как есть хочу.

Дальше Бланка уже не могла говорить, она набила рот хлебом и сыром. Альберт снова глянул в глаза Змеи, и вдруг ему показалось, что глаз самую малость дернулся. Словно Змея подмигнула ему.

– Бланка, – сказал Альберт, – Про Змею я мало что понял, но ладно. Дух местности, принимает облик, какой хочет… ладно. Я не понял, почему она неподвижна, я не понял, почему ты сидишь здесь…

– Я же объяснила тебе! – возмутилась Бланка, – Змею поймали колдовством, а пока я здесь, Он не может сюда прийти!

– Я помню, – ответил Альберт, – А ты не болтай, а ешь. Я не понял, кто, каким колдовством… Как вообще духа местности можно поймать колдовством? И если Он такой сильный, что поймал духа местности, почти бога – чем ты можешь помешать ему?

Бланка пожала плечами, дожевала хлеб с сыром, сунула руку в корзину, достала ломтик ветчины.

– А яблочка ты не взял? – сказала она.