Хрустальные вершины Альп покоились под покровом сумерек, как величавые титаны, обнявшие ясное небо в ожидании ночи. Слабый ветер, пробираясь меж острых хребтов, приносил с собой то затихающий шорох еловых лесов, то глухие отголоски далёких раскатов льда. Эти звуки перемешивались в полную симфонию гор, которая была слышна лишь тем, кто умел слушать неспешный ритм природы.
Натали, опытный горный инструктор, стояла на узкой каменной площадке, откуда открывался вид на обширную долину внизу. Пограничная полоса сумерек давно сошла с неба, и горы окутал серебряный свет луны. Здесь, высоко над обрывами, в безмолвии древних ледников, она всегда ощущала странное умиротворение – словно прикосновение к некой непостижимой силе. Шрамы прошлого, тени старых утрат и обид стирались, стоило лишь вдохнуть ледяной, чистый воздух.
Но этой ночью её сопровождал не менее таинственный попутчик – Фёдор, молодой турист, которого, казалось, что-то неотступно мучило изнутри. Его глаза, серые, словно наледь на горном озере, слишком пристально вглядывались в смеркающееся небо и снежные карнизы. Натали недолго наблюдала за ним, затем тихо кашлянула, привлекая к себе внимание:
– Проверим снаряжение, – сказала она ровно, привычным тоном инструктора. – Здесь, наверху, погода меняется чаще, чем человек успеет сделать шаг.
Фёдор обернулся. Его взгляд был тёмен, как ночь перед рассветом, но он старался скрыть беспокойство за вежливой улыбкой.
– Конечно, – откликнулся он, поправляя рюкзак и щёлкнув карабином на ремне. – Я… готов.
И всё же Натали чувствовала нечто странное в его голосе: будто он говорит не до конца правду – или не до конца сам себе верит. Так часто бывает с людьми, которые бегут от чего-то, надеясь найти в горах ответ на тихое, но мучительное внутреннее страдание.
…и горы всё видят, горы всё чувствуют…
Давно ушедший учитель Натали когда-то произнёс эти слова на одном из труднодоступных перевалов. Тогда ей было всего пятнадцать, и она не поняла глубину этой фразы. Лишь годы спустя, пережив боль утраты и погружаясь в горную тишину вновь и вновь, Натали постигла, что горы действительно умеют открывать истину в душе человека. Молча и бесстрастно они выслушивают наши мысли – а потом заставляют нас самих заглянуть в себя.
Они двинулись дальше по едва заметной тропе, обрамлённой отвесными скалами. Ветер усиливался, звук его стал резче, словно за каждым гребнем что-то недоброе шептали силы, дремавшие в вечных льдах. Хрустел свежий наст, и каждый шаг сливался с гулкими ударами сердцебиения.
– Где мы заночуем? – спросил Фёдор, стараясь перекричать ветер. – Внизу или найдём укрытие здесь?
– Здесь, – кивнула Натали. – Знаю одну хижину горных спасателей. Она небольшая, но в ней найдётся печь и немного дров. Других вариантов нет: к подножью мы сейчас не спустимся, там грядут снежные отложения – большой риск наткнуться на лавиноопасный склон.
Фёдор, тяжело дыша, кивнул и бросил взгляд на громады ледников над головой. Луна отливала серебром на гребнях, придавая им обманчивую красоту. Но Натали знала, как жестока может быть эта красота.
Через полчаса путники добрались до одинокой хижины, укрывшейся в впадине меж скал. От снежного заноса её защищал грубый, покатый навес из дерева, почерневшего от времени и ветров. Дверь поддалась с трудом, словно и она не хотела впускать гостей в ночь.
Внутри оказалось темно и холодно, но пространство было чуть просторнее, чем ожидала Натали: две деревянные лежанки, скромный стол, каменная печь в углу. Однако странное ощущение не покидало её, будто они вторглись в неведомую обитель. Кто-то до них точно бывал тут не так давно: в одном из уголков стоял аккуратно сложенный ворох хвороста, а на столе остался крохотный, высохший цветок эдельвейса.