Глупый ангел. Жалкий демон

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0064-4790-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Дорогой читатель!

В сборник вошли стихотворения лирической и философской направленности, написанные в разные годы. Подборка напоминает разноцветные стёклышки калейдоскопа. Даже сложные переживания описаны светло и легко, без неоправданного утяжеления. Встречаются произведения экспериментального и сюрреалистического характера. Деление на главы случайно, за исключением пейзажной психологической лирики. С любовью и благодарностью за Ваш читательский труд,

Ирина Белышева.

Глупый Ангел

Самоироническое

…Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге, Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползут Вверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны; Громада двинулась и рассекает волны.
Плывет. Куда ж нам плыть? … А. С. Пушкин

Я больше не пишу…
Корабль во льдах…
куда нам плыть, туда нас не пущают.
Открою Пушкина, зачну в его стихах
и стану в родах выть, межу смущая…
Паши иль не паши – один итог:
ты пыль своей межи, никак не звёздной.
Коль можешь, не пиши,
и, видит Бог,
вдохни и раздышись, пока не поздно.
Пока не рано, выйдь и осмотрись,
пройди по полю под открытым небом,
падения звезды своей дождись,
и не пиши о том, где был иль не был.
Того не сыщешь, сроду заточась
в мирочке скудном, прежде небогатом…
Кака-такая псевдо-ипостась
навеяна хвостатым и рогатым!
Проснись и пой,
танцуй и веселись,
не то в потугах завершится жись!

Читает, слушает

…читает, слушает,

а германа всё нет,

и пабло не рисуется портрет,

и строчки разлетаются как птицы,

и нечем старой музе поживиться…

богат насест,

да око равнодушно,

прошамкает

поодаль и окрест —

чу, рифмы к ней сбегаются послушно…

Не голодна,

нет силы, что бы есть.

Дорогу молодым,

нехай трубят,

нехай поют

растраченные гимны,

внимать – так им,

то раз, то вдругоряд

всплакнуть и констатировать:

взаимно…

Песочница

Я в языке родном играю, как в песочке,
куличики и формочки в ведре —
в песочнице хватает уголочка,
а кто-то строит замки на песке.
Мой замок смыт давно, и берег гладкий
ласкает соль утрат, и в горле ком,
(а не стопроцентный ёрш),
одна лишь радость: по утрам зарядка,
да уголок в песочнице с совком.
***
Здесь склад вещей —
чердак и подземелье,
от опьянения процессом
до похмелья…
***
…видеть то, что не видят другие,
под углом – то, что видят все,
вирши, виршики дорогие,
пойте, пойте мне обо мне…
и когда ты на миг осторожный
в кущи песен моих забредёшь,
(и такое ведь тоже возможно),
для души, может, что-то найдёшь.

Изъян

Ты к ночи свеж, а утром пьян,
дурманит и пьянит свобода,
ночные омуты и броды —
такой уж отроду изъян,
искатель душ, хранитель тайн —
изъян, он алчет утоленья,
с другим изъяном единенья,
и по колено океан.
Но к пустоте лишь пустота
плюсуется со знаком минус,
и починяет кто-то примус,
короче, в общем,
скукота,
и теснота,
и маета…
Давай, пока, изъян!
Пока!

Душа-ребёнок

О чём грустит душа-ребёнок,
спустившаяся в этот мир,
что чувствует она с пелёнок,
и почему враждебен мир…
Подобье сотворить бы надо,
но нет подобья у души,
А рядом только дед да баба,
да сказки страшные, как жизнь

Конёк-Горбунок

Мне приснился конёк.
Конёк-Горбунок —
уши заячьи, хвост по траве.
Будто он мой дружок.
На другой бережок
предложил прокатить на горбе.
Я беспечна была и согласье дала,
завертелась у нас кутерьма
Чудо-конь днём дремал
или клевер жевал,
по ночам же по небу летал.
Он летал, ну а я сочиняла рассказ,
о полётах во снах, наяву.
Как я видела солнце глазами его,
зачарованная? Не пойму!
Вот однажды, в безлунную тёмную ночь
я за ним потихоньку пошла
на полянку, смотреть,
как он сможет взлететь
без единого вовсе крыла?
И настал тот полуночный
истинный час,
и, очнувшись, увидела я,
что дружок мой —
совсем не Конёк-Горбунок,
а с большими крылами Пегас.

Голубиное суеверие

У меня есть собака, размером с кошку;
гуляем – она рядом, семенит по дорожке,
идём за голубем, «суеверно» взмахивающим крылами
(да не преткнётся его сизый клювик о камень);
говорят, голубь верит в чудо отчасти,
мол, помашет крыльями, и отойдут все напасти,
с неба манна посыплется, как обычно,
для нашего голубя такое привычно;
ещё говорят, что суеверие всё это,
мол, маши не маши от заката до рассвета,
никто не подаст!
Кому это надо?
Каждого ждёт на небе награда
(белки, свистки и другие плюшки),
а здесь – греми не греми своей погремушкой…
Думаю, чтобы сыпалась манна, одного суеверия мало,
верить надо от конца до начала,
а не лезть верблюдом в игольное ушко —
я не раз подобное замечала…
Вот и собака моя, размером с кошку,
верит, что, семеня по выбранной мною дорожке,
благодарно отыскивая «добычу»,
получит в итоге мечт сбычу.

Сквозь запотевшее стекло

Смотрю сквозь запотевшее стекло
на образ, узнаваемый едва ли.
Что минуло, то болью замело,
что кануло, то в озере печали.
Таков мой снег,
сказать хотела: век.

Так зеркало подносят мертвецу
в надежде, что пришла таки кончина.
Расслабленному стылому лицу,
что следствие, отныне, что причина…
Но я жива,
пока ещё жива.

«All’s Well That Ends Well», – уверял Шекспир.
Над этим точно стоит поработать,
и даже смерть нам стоит счесть за пир,
венчающий бессмертные заботы,
Заботы ни о чём,
вернее – не о том…

Земная жизнь – космический абьюз,
В плену материи незрелое сознанье,
И Бог-Нарцисс – в колоде старой Туз,
сквозь окна глаз взирает на Созданье…
Невесть какой искус —
Адам, он же Иисус.

Барашек

Однажды вчера и, наверно, неправда
В одном захудалом краю
Родился барашек по праву бесправный,
И взблеял он песню свою
Он пел, что в каком-то неведомом царстве,
В далёких волшебных мирах
Бараний божок в золотистом убранстве
Бескрыло парил в облаках…
Нефела, Гермес или, может быть, Гера,
Скорее всего, старый Зевс —
Причина и следствие…
Много примеров историй подобных окрест.
Божок златорунный – спаситель беспечный,
Доверчивый дирижабль,
От мачехи злой и от распрей извечных
Уносит – Летучий корабль…
Спасённый содрал златокудрую шкуру,
Растаял барашек, как сон,
Медея предаст, и клубок-гарнитуру
Подхватит грабитель Ясон.
Неразвитый разум в оковах гремучих,
К раскаянью не приведёт,
В инцесте рождённое племя паучье
Исаака, как агнца, убьёт.
Печальнее нету на свете развязки,
Шекспир отдыхает, и всё ж,
Прочтите забытые старые сказки,
В них правда сокрыта, как ложь.

Демон

Мне не было больно
и не было страшно,
когда, извиваясь, как джин,
двурогий красавец
весь в пламени ясном
предстал, как живой исполин.
Стихия напротив меня колыхалась,
и ночь была чёрной, как дым,
и речью знакомой слова извергались,
но я не прислушалась к ним…
Не жёгся огонь,
джин кричал громогласно:
люблю тебя, веришь иль нет?
Но я оставалась к нему безучастной,
с тех пор не найду его след…

Сегодня молилась солнцу

Сегодня молилась солнцу
как Богу, как Отче наш,
упал за моё оконце
сломанный карандаш.
Подумалось, редкий случай —
увидеть закат за окном,
в жизни нашей кипучей,
как правило, не о том..
а солнце скользило в лузу,
сиреневый купол свисал —
румяного карапуза
Зз лучики света держал.
И белогривые пони —
ванильные облака,
и седовласые кони
летели к нему свысока.
А солнце! То золотело,
то рдело, как медный таз,
то ненароком краснело, —
я видела в первый раз
такое нежное шоу,
такую обратную связь..
Ах, пафос мой, гоу хоум,
во славу перекрестясь.

Правила РЖД, воспринимаемые буквально

Что-то отняли, изъяли, снесли…
Когда?
В поезде на Анапу вспыхнула голова,
Ведьмы делили полки, спасайся,
свистать всех наверх!
Двое на весь вагон были чернее всех. —
Ваш билет ограничен в правах,
гудбай,
на верхнем ярусе варежку не разевай,
продано!
Метка чёрная, как чёрная кровь,
не ночевала в нижних душах любовь. —
Ползи восвояси, исчезни, брысь,
жребий пал!
Твой удел —
сверху разглядывать низ,
держаться подальше или повыше,
смотри сама!
Вишь, как пылает светлая твоя голова,
смотри не взорвись
катись, катись…

И то, правда!
по умолчанию
были людьми, утоляли печали,
в карты играли, кроссворды гадали,
поляны всекупейные накрывали,
терапевтов-попутчиков, как родных, привечали…
А нынче, каждый сверчок на свой шесток —
прыг!
Порядки лагерные,
полка как привилегия,
и речей правильных
полон рот – никакого мыла не хватит,
кто молод, кто стар – так теперь не покатит!
Не повезло, старикашка?
Твои проблемы…
Сиди дома, подумаешь, дилемма!

И куда РЖД смотрит?
Доступная среда для молодых и сильных —
Это Да! А старикам помирать пора…
Немощных, бессильных
На свалку истории!

Пейот

Фрустрация – период полного разочарования в жизни

Поэт раскуривал пейот
и вздоры городил,
но мескалиновый поток
никак не приходил,
тогда ушёл поэт в запой —
не раз он выручал,
но что-т не плющило его,
тогда он закричал,
он прямо в небо закричал:
Господь, товарищ мой,
какой же падший я нахал
и труд мой неземной!
Ведь я поэт, а не пейот,
почём накал страстей?
Пари́шь за твердью без забот
и разных напастéй,
А мне Тебя дешифровать
неведомо зачем,
секреты рифмы разгадать,
не брезгуя ничем,
верлибры тоже подойдут,
я буду очень рад,
ее стану я, как лис, глазеть
на глупый виноград.
Молчишь, и куст твой не горит,
а были ж времена!
а нынче-то кругом ковид,
а некругом война.
Не в силах замысел раскрыть
поэт – товарищ Твой,
солдатик, надевай шинель,
поехали домой.

Прости, прости, я дам зарок,
прости, не быть беде!
Ты жизни дал недолгий срок
и ссадину в ребре.
О, как я много возомнил
о суетной судьбе,
пусть в ВОЗницу идёт ковид
и гроздья бомб войне.
Твой замысел раскрыт давно,
Ты сам его назвал:
любить и верить, всё равно,
кто б сколько ни наклал.
я так и делаю, Господь,
надеюсь, пронесёт!
И встанем в дружбы хоровод,
и будет новый год.

Мимо Бродского

Только пепел знает, что значит сгореть дотла. Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперёд… И. Бродский

Ничего-то не знает пепел – апофеоз частиц,
и не помнит кем был до тех пор, как сгорел дотла,
дальнозорко вглядываюсь я в полёты птиц,
в разносимые ветром метафоры-облака.
Пепел падалью разве может стать?
Разве кто-то смятый окурок или плевок?
Под скамьёй диогеново в обнимку с грязью лежать,
пока не свободен от целого и пока всё ОК.
Пепел… Слежится ли он в культурный пласт?
Функционально пепел такой же, как перегной,
апофеоз частиц не эфемерный балласт,
один отмирает и зарождается кто-то другой.
Например, облако пепла от извержения Кракатау
носилось по свету и дважды обогнуло землю,
пока не выпало однажды в осадок,
как и положено пеплу.
Призрачно всё в пирамидальном мире апофеоза,
археологи из Томска вряд ли что откроют,
потому что свобода от клеток называется апоптозом,
а свобода от целого того не стоит.

Краски

Прежде всего: цвет на экране, как правило, навязчив, даже вызывающ.
© Андрей Тарковский

Я ещё застала эти краски,
эти ржавые на пнях салазки,
этот холод, голод и сиротство,
это окружающее сходство,
или скотство, или отупение,
это заготовленное мнение,
эту уготованную участь,
эту принуждённую кипучесть,
этот суд и блуд большого брата,
эту справедливую зарплату,
эти перспективы мимо кассы,
эти озабоченные массы,
пьющие, поющие и злые,
бьющие, гнетущие, больные,
стеклотару и пивные точки,
и замызганные в кровь сорочки,
и засаленные в пот ушанки,
в очереди сучьи перебранки,
злую силу шефа-коллектива,
и полит-остроты Крокодила…

Чёрный ворон, что ты?
Что ты вьёшься
над вороньей белой головой?
Моих перьев не дождёшься,
чёрный ворон, я не твой.

Серо-ртутная теория

Он «ртуть» название мне даст
за то что ускользала,
а я, поднять всей жизни пласт,
в охотника играла.
И был охотник хоть куда:
проворен и искусен,
интриговал, да вот беда!
Лассо накинуть трусил.
Он «ртуть» название мне даст
за то, что я стекалась
к своим частям, и каждый раз
в тисках не закреплялась.
не мог рассыпать и уйти,
забыть – какая малость!
Я ускользала,
на пути лишь дымка оставалась…
И философским камень был
такого преткновения,
где каждый сам себя любил
и проявлял в борении.

Циклик

…мне б стишок написать,
уж давно я хочу,
только буквы вчера
поспешили к врачу,
да врача того нет,
чтобы буквы лечил,
да и силы той нет —
свыше всех моих сил,
буквам нужен магнит,
а словам голоса,
чтобы время вместить
и вместить чудеса…

будоража эфир
наготою своей,
сонно дует зефир
мысли мыслей моей

***
…будто знала
и забыла,
и куда-то
это сплыло…
что бы я ни прочитала —
знала
знала
знала
знала
дежавю за дежавю —
память в облаке храню

***
…что вы врёте на все голоса:
«не бывает чудес»,
чудеса
в каждом ритме
доступного мира,
в каждом клавишном клике клавира,
в каждом взмахе ресниц и крыла
и в словах родилась-умерла,
в каждом взгляде
Луны на поля
и в полёте планеты Земля.

***
…если кто-то уходит в небо,
значит с неба он и сошёл,
а кому-то вкуснее хлеба
пыль земли
и зубной порошок,
гномики и смурфики,
эльфы и драконы
расправляют гульфики,
потому что дома

Лингвистический конструктор

На стихотворение А. Герасимовой

вдох, и выдох на стекло,
как с тобой мне повезло,
рифм морозное дыханье
расплавляет серебро,
резистентность к отвыканью
больно жалит под ребро,
жемчуг сыплю я обильно
но, похоже, не всесильна…

под культурным слоем пыли
были мы или не были,
амальгаму не отмыли
трёхрублёвые сердца,
отражаясь в зеркальцАх,
сколько в нас ещё закваски,
где моё манто из ласки?
в неродившемся нигде —
у тебя на бороде

Бог со мной не говорит,
словожажду утолит
выпадающая рифма
or щавелевый артрит

а у нас вчера недавно,
полуночью полуднём
кто-то жалился забавно
в огороде под дождём,
Овертон раскрыл фрамуги:
вот он, вот он мир – как дом.
полигендерные люди,
полигендерным конём…

что оса?
лети, осишка,
хоть и ветра ты сильней
люди-кони это слишком,
полигендерность коней…

дайте ж, дайте мне пощады,
полунимфы и наяды,
пусть войдут ко мне во тьме
утром кофе и омлет,
полуречи, полувзгляды,
инвектива и памфлет,
драгоценный полулепет
и священный полубред.

Глупый ангел

Я ангел, пущенный в ощип,
утенок гадкий, недоросток…
Я аутичный индивид,
к тому же трудный я подросток.
Плохой я мать, плохой жена
и другом никому не стало…
Всегда доступно для добра,
но всем добра бывает мало,
Добро – как для другого зло,
и намерения благие
вплетаются в чужой узор,
и рвутся нити дорогие.
Сижу одно на крыше я
смеюсь и плачу —
не пристало!
И тянет каждый на себя
пэчворковое одеяло…

Зимнею клюквою

Ибо на это (нас предостерегают) тратят мумагу: пропски, ощипки и обе чатки.
Поминки по Финнегану © Дж. Джойс

Зимнею клюквою
стынет бессонница,
гаснет за окнами
лунный фонарь,
мне до рассвета бы
сном преисполниться
и перелить из пустого в печаль.
спи глазок, спи другой,
третий пусть бодрствует,
смотрит в экран и считает слонов,
утром забудется,
даже не вспомнится,
как же я ночерью был одинок,

…в снах так обчудливо
рывки сцепляются
ползики лётают,
лёты ползут,
двоются, троются,
шуги химериков,
личутся хтоночно
и хохотут,
мыркают, фыркают,
заблятся жуточно,
змеются, толзают
мутелько чуть,
эники-беники,
мётлики-веники,
гоже погожему наперепуть.
силю по вире,
майнаю по лире,
опа качелька,
кач-кач, баю суть,
тьфу чоцетака,
мартышка-гранака,
сплю ведь уже
и не можу
уснуть…

Зимнею клюквою
стынет бессонница…

Прекрасная грусть

О, belle tristesse! О, nostalgie!
Как сердце высказать, скажи!
И успокоить как, ответь,
И песню лебедя допеть.

О, мой Сhopin! О, perfect Blue!
В душе одно: люблю, люблю!
Люблю леса, люблю поля
И небо, горы и моря…

Но почему так грустно мне,
Как будто в дальней стороне
О чем-то давнем я грущу,
Себе чего-то не прощу…

Мне звёздным ветром принесло,
Что скоро встану на крыло
И полечу, и грусть пройдет!
Меня ведь кто-то где-то ждет…

Чужая неприступная Хандра

На стихотворение Т. Пешковой
«Какое счастье даже панорама
их недостатков, выстроенных в ряд!»
Александр Кушнер

Чужая неприступная хандра
в хрусталике остекленела точкой,
разбиты вирши, благо, не всегда
проклёвывались неказистой строчкой,
и всё же недосказанность горчит,
жила кума, дышала, сочиняла…
Зелёный огонёк погас в ночи,
и день прошёл, в который обновляла
последний раз страничку в соцсети.
Сошла с маршрута, на другую ветку
вспорхнула птичка и теперь молчит…
– И, слава богу, – говорят соседки,
а то, ни то ни сё и звать никак,
чирикала без всякого канона,
ни пепла на челе, и с трауром бардак.
– Мятежна дурь, хоть с виду и матрона…
– И кружевное – только на портках,
пусть шёлковы подъюбники, чулочки,
полна палата косного ума…
– Где там, в оборках, ахиллеса точка?
– Что буквицы, словечки? Так, жнивьё!
– А кружева? Где тонко, там и рвётся…
– Гертруда – плоский образ? Про неё?
– Но Гамлет разрушительней смеётся
в клетушке боли, жажды и тоски!
– Шут, не изживший пубертат в опале…
– Зависит шут от времени в пути
и места точки сборки на привале…
А мы с тобой, кума, на это всё
взирать умеем с разных положений.
Присудит время каждому своё.
Поди пойми, кто здесь злодей, кто гений.

Святая простота

«O, sancta simplicitas»
Противоречит моей совести отрекаться от фраз, которых никогда не произносил
Ян Гус

Поленница в подножье сложена́,
идеей дух охвачен, точно демон,
но ясен ум,
блестят его глаза
угольями сгорающего тела.
Старушка, благочестия полна,
в огонь еретикý бросает хворост!
В борьбе за паству Папская булла
кострищу индульгировала голос!
Трещит костер!
и крикнул ерети́к:
«Я Ян! Ян Гус! За мной приидет Лебедь!
А ты, святая простота и друг интриг,
отслужишь ли теперь по мне молебен?
Тебя мечтал ввести я в Отчий дом!
Тебе хотел отдать своё причастье…
Власть Бога, поиск правды – вот Закон!
Я был слепцом! Напрасно! Всё напрасно!
Слепой ведет слепого по стопам своим.
След в след они ступают в яму.
Противник индульгенций – вот болван!
Не ты святая простота, но Я!»

Марине

Она меня кормила нелюбовью
и кипячёным, как бельё, борщом,
и второпях очищенной морковью,
но эта тема, вроде, ни о чём.
Она меня и вовсе не кормила,
я вечерами всё ждала, ждала,
она подолгу так не приходила,
мне было шесть, и я жила одна,

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры