Магия любви и мыслей. От сердца к сердцу

Размер шрифта: 13

ISBN 978-5-0064-4702-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1963 год

Пришло к концу вновь наше лето —
Пора забот заморских птиц:
Птенцов – крикливое наследство —
Растить для дальнего пути.

Им улетать в чужие страны, —
Не всем по силам перелёт,
И, может быть, уже обратно
Судьба кого-то не вернёт.

Тот мир, далёкий не холодный,
Их на полгода приютит,
Но всё же он как зверь голодный
Им там ошибок не простит.

Не оттого ль, готовясь, птицы
Весенних песен не поют,
И от зарницы до зарницы
Всё тренируют рать свою?

Злым ветром в небе рвутся тучи,
Дождём шипит их слёзный плач,
Гася последний лета лучик,
Лишая света и тепла.

И я, идя за ним по следу,
С другого берега реки
Какой-то девочке как лету
Машу прощально в две руки.

3 сентября

Опять вдруг взволновали
Меня воспоминанья те,
К которым сердце звали
Мечты рождённые в мечте.

Я час той встречи вспомнил:
Летела по аллее ты.
Мчась за тобой, вскипев любовью,
На клумбе рвал тебе цветы.

Твои глаза смеясь смотрели
С победной искрой на меня…
Они призывно так горели,
И загорелся ими я.

Всё это длилось лишь мгновенье.
Как метеор исчезла ты…
Из тех цветов я сделал веник,
Тот веник стал мне золотым.

Мне завуч высказала в школе
Всё, что сказать хотела мне,
И обвинила в страшной шкоде.
Её я слушал, обомлев.

С тех пор акации аллеи
Сажаю вместо хризантем…
А веник что? Он всё алеет,
А я всё жду тебя затем,

Чтобы вернуть тебе глазами
Огонь зажжённый в них тобой,
И чтоб мне завуч не сказала:
«На клумбах не растёт любовь!»

4 сентября

Выздоровленья день в тумане…
Когда ж отсюда выйду я?
Но знаю точно: жизнь обманет
Не раз, не два ещё меня.

Я так хотел любви и счастья
И чудо-девочку всё ждал.
И вот с такою повстречался,
Но вдруг нагрянула беда.

Не думал я, что мне придётся
Не видеть долго её глаз.
Хотя я верю: час вернётся,
И жизнь пойдёт моя на лад.

Я вместо встреч лежу в больнице,
Глаза уставив в потолок.
Но мысль моя быстрее птицы
Летит к любимой в уголок.

Амур-хитрец играет с нами,
Стрелой любви пронзает он,
Оплёл как паутиной снами,
И нам не выбраться из снов.

Прильнул к её я изголовью,
В глаза закрытые смотрю,
И переполненный любовью
Дрожу от страха и горю.

Быть может снится ей тот парень,
Что рвал цветы в осенний день,
Чтоб подарить их ей на память,
Сойдя с ума от встречи с ней.

А на щеках её румянец
Играет светится сквозь сон,
Движенья губ призывно манят,
И к ним зовёт их сладкий стон.

Он тихо с губ её слетает
И бьёт под сердце как стрела.
Оно от страха замирает,
Как кролик в лапах у орла.

Спугнуть я сон её не смею,
Боюсь надежду потерять…
Но что во сне творится с нею?
Никто не смеет укорять…

Амур паршивец выпускает
Стрелу мне в сердце так, шутя.
Но сквозь него, – оно – не камень —
Пронзает девочку – дитя.

Холодный лёд разлук растаял,
Жжёт губы первый поцелуй…
И стрел Амура уже стая
Тетивой гнёт любовный лук.

Вдруг её дрогнули ресницы,
Глаза сверкнули, сон вспугнув.
И мысль моя быстрее птицы
Взвилась, умчавшись в тишину.

9 сентября. Больница.

С печальным криком пролетают
В высоком небе журавли.
Так каждый год, собравшись в стаю,
Они летят на край Земли.

Тепло и солнце ожидает
Их там в отличие от здесь.
Так почему ж они рыдают
И день и ночь, и ночь и день?

Так каждый год в веках веками
Жгутом разлук сплелись века.
И их курлыканье, как камень
Свистит у самого виска.

Что в этом крике журавлином,
Не оставляющим следов
В небесной глади над равниной
В вечернем блеске золотом?

– «Как что? – старик, смахнув рукою
Слезу дрожащую в глазах,
Скрипучим голосом с тоскою
Под их курлыканье сказал, —

Ведь это птицы расставанья,
Они летят искать весну.
А здесь на зиму оставаясь,
Им суждено навек уснуть».

Но птицам не до речи старца.
У них тяжёлый дальний путь.
На нём такое может статься,
И уж назад не повернуть.

И как же ты, дедуля старый,
Не разгадал под их: «Кур-лы»,
Что все хотят в чужие страны —
И даже гордые орлы.

Там за горами, за морями
У них ни дома, ни гнезда
И так завидуем мы зря им.
Они вернутся вновь сюда.

И вновь услышим мы весною
Их упоительный «Кур-лы».
И это будет знаком Ною
Ковчег причалить у скалы.

4 сентября.

Пусть строки как птицы взовьются,
Под небом о счастье споют,
На сердце любимой прольются,
Любовь открывая мою.

Едва я поднялся со стаей,
Устроившись в центре угла, —
В падении с криком усталым
Сорвался, сложив два крыла.

Удар был о землю жестокий,
Из ран моя кровь потекла…
Не вынесет сердце же столько
И боли, и страха, и зла.

Мой клин под громовым раскатом
Теряется новым углом…
Как быстро же кончилась сказка,
Ведь только что так мне везло.

Но что, что творится под небом?
Пронзая звенящую высь,
Уносится стая, и мне бы…
Но мне не поднять головы…

Тревогою сердце объято
И вырваться хочет к родной…
Но сил больше нет и обратно
Мне встать на крыло не дано.

Не будет уж встречи с любимой,
Она пусть продолжит полёт,
Глаза мои смерть ослепила
И в сердце смерзается лёд…

А вот и исчезли в полёте
Как тени под крик вожака
Слова моей песни залётной,
Наткнувшись на взрыв ПЗРКа.

5 сентября

Заря востока заалела,
И тут же песня зазвенела,

Из под небес упав на землю.
То в небо взвились птичьи семьи.

Их песни вольно разливались,
С землёй и небом обнимались.

По краю огненной зарницы
Вдруг колесо от колесницы

Едва заметно прокатилось…
Небесный поп, дымя кадилом,

Закончив утра литургию,
Кадилом машет словно гирей.

Все птицы в страхе разлетелись
Летать и петь все расхотели.

Земля застыла в ожиданье
С дождём слезливого свиданья.

7 сентября.

Есть дивные чудные строки
Душа изливается в них,
В них жизни суровой уроки
И жизни счастливейший миг.

Вплелись в них отрадные звуки
Любви и признания в ней,
Глаза в них проникли и руки,
И даже шептанье во сне.

Весёлость беспечного шума,
Любви ликованье и грусть,
И горькой тревоги безумность,
И счастья спасительный круг…

И слов тех отрадные звуки
Как капли в дождь тихий звучат,
То сердца тревожные стуки,
Что с горем мы слышим подчас.

Познание (только подумай!)
Ломает строк стройных игру.
В Эдеме с греховною думой
Познанья мы начали круг.

Но есть всё же чудные строки,
Душа изливается в них,
В них жизни суровой уроки, —
Бессмертья живительный миг.

7 сентября

Он начинал многозначительно,
Слова к словам как камни расставлял…
Казалось, слушай, – поучительно,
Но мысль его никто не понимал.
Не дай вам Бог такого вот учителя,
И не учитель он, а злой тиран.
Молчание его нам поучительней,
Чем тысячи бессмысленных тирад.

7 сентября

Зачем пришла и взволновала
Ты сердце бедное моё?
Его и так змеиным жалом
Болезнь и жалит, и сосёт.

Больница мне не помогала,
Врачи уже не шли ко мне,
Но ты, с хитринкой мне моргая,
Ты протянула руку мне.

В руке была такая сила,
Что я решил: ты – ангел мой.
Ты феей с неба соскользила,
Чтоб защитить меня собой,

Чтоб мне помочь вернуть здоровье,
И чтобы я пришёл потом
В твой класс вот этаким героем,
С победным римлянским щитом.

В тот миг казалось нет предела
Всему, что было на уме, —
Душа моя как птица пела,
Как соловей в весенней тьме.

Хотя на днях я уж прощался
С своей заветною мечтой,
Хотя бы раз, раз в день встречаться
С тобой прекрасною такой.

И вдруг ты шепчешь: «Не сдавайся,
Болезнь и страхи победи!
Сомненьям злым не поддавайся.
Скорей отсюда выходи».

С небес ты ангелом слетела
И мне подставила крыло.
И мне теперь какое дело,
Что боль кусает сердце зло.

Надеждой новой взволновала
Мои желанья встреч с тобой.
И пусть болезнь не миновала,
Не миновала и любовь…

Ты и словами и глазами
Мне объяснила, что за мной
Болезни выдержать экзамен,
Чтобы вернуться к тебе вновь.

8 сентября.

Бродячие сумраки ночью
Вдруг тенями встанут и вновь,
Растаяв вдали, одиночат,
Скрывая туманами новь.

Их быстрые тёмные тени
Застигнут кого-то в пути.
Обманным желанным виденьем
Заставят за ними идти.

Закроют седым покрывалом
И только откроют к утру,
Что всё, что за ними скрывалось, —
Болота убийственный круг.

Стремления к жизненной цели
Отнимет блудливая ночь,
И страхами свяжет как цепью
И волю и силы… И прочь…

9 сентября

Воцарилось молчание снова,
Холодом сердце сковав.
Некому вымолвить слова.
Да и кому бы сказал?

Кто бы послушал такое
Слово печали, тоски?
Тот, кто сам знал дорогое
Сердцем рожденье строки.

Не унывай, не печалься, —
Все мне так говорят.
Но ведь рассвет не начался
И тьмою закрыта заря.

Мне не найти утешенья
В сочувствия полных словах.
Страшной болезни мишень я,
Она ж промахнётся едва ль.

Каждая цель попаданья
В сердце моём у меня,
И боль его и страданье
Мучительней день ото дня.

И слабый, и хилый душой я,
Но правду признать не могу,
Неправду ж сказать… Хорошо ли?
Да, лучше я всё же солгу.

9 сентября

Молитва Икара
1

Вот солнце снова над землёю
Огнём не тлеющим бежит,
И луч, удерживаемый тьмою
Зарёю утренней дрожит.

Нет сил и слов у человека
Зари величье передать,
Когда творец её рассвета
Свою показывает стать.

Магической магнитной силой,
Вся жизнь которой рождена,
Раскрасит шар небес красиво,
И землю оживит она.

Реальность жизни возвеличит,
Поднимется уснувших дух,
Душа рванёт Икаром – птицей
На непокорную звезду.

Полёт Икара глупым вздором
Нам всем покажется потом.
Вначале ж, всё лихим задором
И страстью битв напоено.

Но догорают крылья, тише, тише
А вот и вовсе кончен круг…
Икар, с безумием простившись,
На солнце искоркой чиркнул.

И возмущением глубины
Светила гордого полны,
И человеческие спины
Навеки крыльев лишены.

10 сентября

На мёртвом небе в бездне мрака,
Там во вселенной без светил,
В холодном пепле, встав из праха,
Огонь мечты мне засветил.

Он был ещё и слаб, и бледен.
Порой и вовсе словно гас.
И думал я: вот, вот бесследно
Исчезнет он из моих глаз.

Как долго длилось созерцанье,
Теперь бессмысленно считать.
Моё невежество пацанье
О большем не могло мечтать.

Весёлый шум, а с ним бесстрашье —
Дней детских пафос золотой…
Но вот теперь, теперь я старше,
И не люблю себя за то,

Что потерял я слабый отблеск
Той улетающей мечты,
И ни к чему стенанья, вопли.
Когда весь мир уже застыл.

Но дни бегут невозмутимо,
Не оставляя и следа.
Ещё вчера меня мутило,
Сегодня ж хочется летать.

Но не могу я силой данной
Всех дней упущенных вернуть,
И тихо жить слепцом бездарно,
Не осознав свою вину.

Там, разрывая сети смерти
(А мне как будто невдомёк),
Всё также мне ещё всё светит
Мечты чуть видный огонёк.

И пусть всё будет словно в сказке:
Вскочу на резвого коня,
И пока свет мечты не гаснет,
Помчусь её я догонять.

10 сентября

И вот в пути я на галопе
В прыжке слетаю из седла,
И вдаль бреду больной голодный,
Как будто сам сгорел дотла.

Кругом меня одно страданье,
Везде такие же как я.
К мечте помчавшись на свиданье,
В больничных варятся котлах.

Они мне страшные примеры,
Но не хочу я видеть их.
Болезнь безжалостней химеры —
И не один под ней затих.

Здесь страшно хочется свободы,
Как будто ты её не знал,
Писал же кто-то: за ней в бой ты,
Идёшь без отдыха и сна.

Но я свободен, но не волен
Болезни сети перервать.
Чуть шевельнёшься ты невольно,
И ты у адского уж рва.

Какой там думать о бессмертье,
С ног валит жуткий ревматизм,
Со страшной болью цепи смерти
В ад тянут, ты же рвёшься из…

И ждёшь с закрытыми глазами:
Ты уж над пропастью иль в ней.
И мёртвый мир как будто замер,
И ждёт как будто: кто сильней.

Толкает в спину меня сволочь,
И в сердце колет под ребро,
Хватает душу, отняв волю,
И уж бросает меня в ров.

Там мёртвый мир уже открылся:
Стозубный с пастями Горгон.
Один, другой уже в нём скрылся,
А на церквях прощальный звон…

Икаром рвусь из сил последних:
Вот мрак рассеиваться стал,
И из мечтаний многолетних
Огонь мечты вдруг заблистал.

Там в небе ж искоркой Икара
Меня манит его магнит…
Уж лучше солнца гнев и кара,
Чем ждать как парки порвут нить.

И силы снова наполняют
Мне душу бедную мою,
Глаза любимые сияют,
И я Икаром им молюсь.

10 сентября

Его внесли в палату спешно,
Лекарство дали, в койку уложив,
И каждый думал безутешно:
«Он не жилец, не будет жив.»

Черты лица все заострились,
Он был белее простыней.
Врачи и сёстры уж смирились,
Глазами шаря по стене.

Сквозь пену с губ слетали стоны,
Преодолевая боли мук,
Он как из пропасти бездонной
Просил скорей помочь ему?

Над ним как ангелы склонились
Врачи – посланники богов,
И силы жизни в него влились,
Из смерти вырвали его.

Он уходил, здоровьем пыша,
Хотя и был дед пожилой.
И я сквозь боли свои слышал:
«Нам не понять, как выжил он.»

10 сентября

Табун и волчья западня

Закатом вновь играет вечер,
В туманы солнце окунув.
А ночь с востока чёрным смерчем
Летит с попоной к табуну.

Холмы, курганы обегает,
Не в силах сразу их закрыть.
И без кнутов, и без нагаек
Свою показывает прыть.

Уже исчезли горизонты,
Легла повсюду страхом тьма,
И воздух сам уже как сонный,
А с ним и ночь пришла сама.

Но что, что слышно за горою?
Там волчий рык, там волчий вой
То зарычат, то вновь завоют,
То вдруг не слышно ничего.

Но запах зла доносит ветер,
Там разыгрался волчий бой.
Но за табун ведь я в ответе:
Табун, не бойся, я с тобой.

Но всё ж, боясь попасть под ноги
Безумных в пляске жеребцов,
Скачу бесстрашно на подмогу,
Хоть не слыву я храбрецом.

И страхи в храпах затихают,
Табун копытами не бьёт,
Лишь только с фырканьем нахальным
От бега жадно воду пьёт.

И пахнет терпко скакунами,
Что вмиг могли меня снести.
Они же смерч в степи, – цунами,
Под них попав, уж не спастись.

Но нет в долине больше шума,
Табун я дикий осадил,
И думал я: какой я умный
Умом, что вечно позади.

Я думал о житейской цели:
Пусть не табун, я спас – коня.
И мой табун сегодня целый,
Но мне волков всю ночь гонять.

Пусть с табуном буду не вечно,
Но буду помнить запах, дни,
Когда я вытащил в тот вечер,
Табун из волчьей западни.

18 сентября

Я, ветер и слово

Как сладко врываются в душу
Из детства друзей голоса,
Я вечно б друзей своих слушал
И вечно б смотрел им в глаза.

Так хочется снова смеяться
И снова вернуться туда,
Где мог я всему удивляться
И жить без забот и труда.

В те дивные детские годы,
В тот жизни счастливейший мир,
В ту жизнь безграничной свободы,
В тот мир, порождённый самим.

Я вижу родное селенье
И домик родной у угла,
Крылечко, где с утренней ленью
На солнце прищуривал глаз.

Где дни пролетали чудесно,
Где было всегда хорошо,
Где мог я в компании тесной
В реку бултыхать голышом.

Потом же взобраться на взгорье,
И ветру степному вскричать:
«Эй, ветер хитрющий, поспорим?»
И вниз как на крыльях умчать.

Чтоб чувство ужасной погони
Толкало и гнало вперёд,
И думать, что он не догонит,
От страшного бега умрёт.

Умрёт и не встанет, чтоб снова
Гоняться за мною в пыли,
Не зная, что я – уже слово
Ещё не сказанных былин.

18 сентября

Гром небесный

Тучи мчатся, мчатся тучи,
Сед и страшен небосвод.
Ветер свищет, горд могучий,
Что морщинит лоно вод.

Опускаясь, поднимаясь,
Тяжко падая вдруг вниз,
Ползут тучи, всё ломая,
Вниз бросая тонны брызг.

Вдруг огнём зигзаг рисуя
Между небом и землёй,
Гром ударил и танцуя,
Он наполнил гулом всё.

И раскатисто звучанье
Разнеслось вокруг…
И глубокое молчанье
Притаилось всюду вдруг.

Тихо стало повсеместно,
Что шушукалось весь день,
И вдруг снова гром небесный
Грянул, потонув в дожде.

19 сентября

Родному дому

Когда станем расставаться,
Я скажу тебе потом:
Я пришёл к тебе прощаться,
Ты прости, меня мой дом.

Ты прости, приют бесценный,
Тихий милый уголок,
Я не стал такой надменный,
Каким сделаться бы мог.

Здесь прошли все годы детства,
Всей короткой жизни дни.
Здесь (я помню с малолетства)
Был приют моей родни.

В дом как будто птицы летом
Прилетали погостить,
Говорить о том, об этом,
Посмеяться, погрустить.

Вспомнить годы молодые,
Тайны сердца рассказать,
Про любви дни золотые,
Про любимые глаза.

А потом в игре забавной
Детям радости принесть,
Посмеяться с ними славно
Душой в душу, честью в честь.

И в саду под каждой веткой,
Чувства страстей подымать,
И любить всех беззаветно,
Почти так как любит мать.

Здесь я отдал столько силы,
Чтоб взрастить любви плоды.
Дом и сад мне подарили
День рождения мечты.

К небесам она взлетает
И зовёт меня с собой
Покорять другие дали,
Не боясь, идти на бой.

19 сентября

Полюбить тебя смог,
Но сказать не смогу.
Рот закрыт на замок, —
Лишь дрожанием губ

Я взываю к тебе:
Ты меня позови,
Надоело терпеть
Мне кипенье в крови.

Рассказать я хочу
Про сердечный огонь,
Что разжёг костёр чувств,
Что горит во мне он.

Мне б кричать про любовь,
Но молчу, не могу
Поделиться с тобой
Даже шёпотом губ.

19 сентября

Магия первой любви

Тёк беззаботно и игриво
Мой год шестнадцатый, когда
Девчонка огненною гривой
Сожгла мне детские года.
Так и стоит в глазах картина:
Осенний утренник спортивный,
В конце программы эстафета…
Мальчишки-девочки. Конкретно
Не важно кто за кем и с кем,
Я ж, был на финишном броске.
Акаций школьная аллея
Листвой сияла золотой…
Я был рвать ленточку готов…
Но вдруг ударом в руку слева
Девчонка палочку мою
Аж в клумбу вышибла, и фь-ю…:

С венком акаций в русой гриве,
Земли не ощущая власть,
Она победно как на крыльях
На финиш первой понеслась.
От ней повеяло пожаром,
Кровь закипела моя жаром.
Но был я не разочарован,
А хулиганкой очарован.
И с клумбы школьной по пути
Сорвал цветы ей поднести…
Потом же завуч и шефиня
На педсовете обо мне
Вопрос подняли, но больней
Мне был не выговор, не финиш,
А то, что сердце жгло огнём:
Стал старт любви моей на нём.

21 сентября

Рис.0 Магия любви и мыслей. От сердца к сердцу

∞ ∞

Аллея школы, тёплый светлый день,
Как праздник в красоте своей редчайший.
О, как бы я продлить его хотел,
С тобою на аллее повстречавшись.

Ты вдруг оставив круг своих подруг,
Навстречу мне пошла, шаг ускоряя,
Цветами клумб весь мир расцвёл вокруг —
Ты шла ко мне посланницей из рая.

Твой острый взгляд вонзил в меня стрелу,
И вмиг под сердцем развороченная рана.
Какой там к чёрту греческий Амур,
Когда за мной охотится прекрасная Диана.

Вот так случилось осенью со мной —
Попал я навсегда в твои оковы.
Обычно так бывает лишь весной, —
Не на аллеях на глазах у школы.
22 сентября

1964 год

Неусмирённая река

Вдали за сумрачным холмом
На острие его горба
Дрожало солнце, и кругом
Кипела жаркая борьба.
Кромсая небо и туман,
Сверкали молнии мечи,
И плакал ночи океан,
Слезами горы замочив,
Лучи кромсали в небесах
Обрывки ночи в стаях туч,
Они же прятались в лесах,
И гром небесный грохал тут ж.
В степи таилась тишина,
И к ней неслась бурля река.
Её змеиная спина
Сверкала в каменных мешках.
Бесилась там её вода,
Стремясь в объятия степи,
И скалы вздыбившись, восстав,
Путь не хотели уступить
Ей как никогда и никому.
И даже человек не мог,
Надеть на шею ей хомут, —
Связать платиною немой.
К тому же молний злых мечи
Кромсали тучи в небесах,
И к ней потоки и ручьи
Неслись, ликуя и бесясь.
И наберясь небесных сил
Река рвала плотины жгут,
Её поток вновь уносил
И рёв небес, и молний гул.
Века зверея и рыча
Неусмиримая река
Одним движением плеча
Крошила горы в груды скал.
И каждый день из-за холма
Вставало солнце посмотреть
Как, продолжая всё ломать,
Река не думала смиреть…
И лишь за далями степей
Она, поддавшись на обман,
Что океан ей сладко пел,
Втекла в великий океан.
15 января

Боли грустной мечты
Жгут мне сердце моё.
Далеко где-то ты
Одинокой идёшь.

Тихий ветер клонит
В закат солнце во мгле.
Зажигает огни
Город ночи во след.

Ты, быть может, грустишь
С тихой болью в душе
И, быть может, простишь,
Иль простила уже

Мне признанье в любви.
Но нельзя мне опять
Миг такой уловить,
Чтоб себя же распять

На жестоком кресте
Убивающих чувств…
И мороз – до костей.
И молчу я, молчу.

17 января

В песне разлуки печальной
Сердце надрывно гудит,
Песня надеждою тайной
Бьётся как птица в груди.

Бьётся бессильная, бьётся
В ней соловьиная трель,
Плачет – любовь не вернётся, —
И соловья не согреть.

17 января

Из родимого края
Через мглу и туманы
Рвусь и я, дорогая,
За тобой в океаны.

Плещут бурной волною,
Страсти рушат причалы…
Ты ушла… И со мною
Лишь тоска и печали.

Моя милая, где ты,
Где таишься незримо?
Я иду на край света
От зари до зари и,

Разрывая туманы
Злой и долгой разлуки,
Я, не веря в обманы,
Всё ж найду твои руки.

Глаз твоих блеск кристальный,
Твоё сердце – причал мой,
Любви первой венчальной,
Любви первой печальной.

19 января

Что ты песня моя приумолкла,
Что слова не идёте на ум?
Сколько можно бродить и так долго
Без тебя как в песках Кара-Кум?

Расступитесь, тяжёлые тени,
Что сгрудились опять надо мной,
Закрывая мир чудных видений
Беспросветной своей пеленой.

Я хочу вихрем снежных метелей
Из души вырвать призраки сна.
Я хочу, чтоб снега улетели,
Чтоб пришла ко мне в сердце весна.

Я хочу, чтобы вновь нетерпенье
Отобрало бы сон у меня,
Чтоб сирены моим песнопеньем
Захватили её, в западню заманя.

О, вы тайные силы, мечтайте!
Ваши думы мне так хороши!
И словами откройте ей тайну
Истомившейся ею души.

10 февраля

Память сердца, сердца память,
Ты игрива и вольна.
Любовь в сердце, словно пламя,
Грусть – холодная волна.

Любви волны страстно, дико
Бьются в сердце как прибой,
Грусть с печалью тихо, тихо
Закрадается в любовь.

Но любовь с огнями страстей
Ищет, ищет свой причал,
И своей борьбой за счастье
Побеждает грусть, печаль.

17 февраля

В долине с войн и битв в изъянах
Стоит изорванный курган,
К нему в остервененье пьяном
Несёт снега свои пурга.

В туман заката в вихрях снежных
Далёкий тусклый солнца диск
Садится холодно, небрежно
Как вдохновение в эскиз.

И ночь спешит белесо-серым
С землёй небесное смешать,
Курган же тужится усердно
Ей в энтропии помешать.

Зимы холодной одеянье
Лишь кое-где порвал курган.
И чьё сильнее здесь деянье
Сейчас докажет ураган.

19 февраля

Время грызёт человека,
Как плод выгрызающий червь.
Девица прошедшего века,
Стара ты и дряхла теперь.

Когда-то ты нежной рукою
Ласкала красавцев своих,
Гордясь красотой роковою
Иной раз одна на двоих.

Любила ты с лёгкостью ложной,
Не так, чтобы раз и – навек.
Ведь было же это не сложно,
Когда тебя любит весь свет.

Любовь твоя морем кипела,
О совесть как в берег биясь.
Ты тело продать не умела,
Не ввязнув в постыдную грязь.

Пойди ж, посмотри же ты ныне,
Тебя не захочет любой,
И скажет, – уж лучше в пустыне
Сгореть, чем с тобою любовь.

А было же женское тело
Когда-то прекрасно во всём
Его бы вернуть ты хотела.
Но нет! Тому времени – всё!

Не знала тогда себе цену,
Когда ты прекрасной была.
Теперь же займёт твою сцену
Другая-с: «была – не была!»

20 февраля

Когда я снова встречусь с Вами,
Себе не стану изменять.
Любовь с остывшими страстями
Ушла навечно из меня.

И в ту счастливую минуту
Не потеряю головы.
Скажу тебе я «Вы» – не лгу тут,
Ведь для меня ты стала: «Вы!»

Далёкой будешь от меня ты,
Отвергнув некогда любовь.
И мой цветок любви измятый
Не расцветёт перед тобой.

Надежд сгоревшие мученья
Дыханье жгут моё как дым,
Любовь мне первая – ученье —
Обман жестокий молодым.

К чему травить былые раны?
Они итак ещё больны,
Когда огонь любви незваный
Их открывает мне сквозь сны.

И вновь гниют они страстями,
Волненье, жар подняв в крови.
И тарахтит во сне костями
Скелет несбывшейся любви.

22 февраля

То ли алеющий восток,
То ли степная жуть и даль,
То ли реки в дождях поток,
То ли степной сухой цветок

В душе умели зарождать
Любовь к степям, к кострам долин:
Когда холмы небесный жар
Безжалостно сжигал, палил,

Когда в сиянье голубом
Под шёпот хрупкий камыша,
На небе появлялся бог,
А в пятки пряталась душа, —

Спасал уют глухих кошар, —
Приют извечных пастухов.
Была ж ведь жизнь здесь хороша,
Хотя наполнена тоской.

Иной же раз во тьме ночей
Так разливался волчий вой,
Что думал я, что я ничей,
И мне не надо ничего.

Крадучись волки перейдут
На Горькой балке ручеёк
И база хлипенький редут,
И не поможет и ружьё.

Со страхом жутким или без
Я в ночь смотрел, зажавши кнут, —
То был пастуший мой ликбез:
Ждать смело, и когда перемахнут

Предел на выстрел огоньки
Арапником ударить так,
Чтобы отбросил волк коньки,
А нет, – в бега ударился.

И пробуждалась ночь:
Крик, топот, визги, лай собак,
С душою в пятках волки прочь
Неслись, не помня и себя.

И только с трепетом утра
В душе стихала кутерьма,
Что ночью так взбодряла страх,
Что жизнь в степи, не жизнь – тюрьма.

23 февраля

Жизнь! Это не просто слово,
Не просто звучный звук!
И я скажу, без недомолвок,
Никто не жил на свете двух.

Когда ты молод, полн мечтаний,
Она сияет красотой,
Но ждут нас тысячи страданий,
Когда стремимся за мечтой.

С сознаньем долга и терпеньем
Мы проживаем жизнь свою,
Стремясь как птицы жить под пенье,
Получше, чем Адам в раю.

Как много ж, дел нам сделать надо,
Забыв про суетность сует,
Друг друга устрашаем адом,
Хоть ада как и рая нет.

Но мы спешим, спешим трудится,
Во всём упрямы и тверды.
Дома гнездим как гнёзда птицы,
Тостуем, пьём с алаверды.

Но даже если приближаем
Мечты чуть видимый маяк,
Мы забываем про скрижали
И глупо пятимся как рак.

Как будто этим повторяем,
Реинкарнируем себя.
Да, жизнь возможна и вторая,
Но только если был распят.

25 февраля

1965 год

Стукнули рельсы в колёса,
В ночь прослезился гудок,
Дым тьмы ночной раскололся
Фарой – падучей звездой.

Небо прощальные слёзы
Льёт за земной горизонт.
Жмутся друг к дужке берёзы,
Брызжа дождливой слезой.

Злой и отрывистый шёпот
Ветра в колючих кустах.
И: «До свидания!» – шоком
Цедится в сжатых устах.

Плачут разлукой колёса
Где-то в ночи далеко.
Я ж одиноко поплёлся,
Словно бомжара какой.

Только что с другом я спорил,
Спорил до судорог скул,
Только что целое море
Выпил я с ним коньяку.

Там полукругом упругим
В горку врубилось кафе.
Юных казачек мы с другом
В танцах сжимали как фей.

Верные словно чему-то,
Грызли мы корку житья,
Чувствовал пьяный я смутно:
Прав и не он, и не я.

Зная, что спорим напрасно —
Нет в жизни истины той,
Что превращает жизнь в праздник,
Смерть же в сон, в сон золотой.

Друг мой талдычил мне тонко,
Словно учитель какой:
«Ты не старайся жить только
Как деревенский наш скот.

Слов не бросай ты на ветер,
Или пожнёшь столько бурь,
Что вместо истины светлой,
В голову вселится дурь, —

И разогревшийся спором,
Пьяно твердил он. – Поверь.
Жизнь за словесным забором
Ждёт неприступная твердь.

Там есть чертовские вещи,
Как их мусоль – не мусоль,
Будь ты мудрее мудрейших,
Так и не сыщешь в них соль.

Знаю: за первым бокалом
Следует выпить второй.
Жизнь не с таким уж оскалом
Смотрит нам с дальних дорог.

Сельскую жизнь «золотую»
Кинь же и ты навсегда!
Спорим? Сейчас заколдую:
Ты не вернёшься туда.

Нет там ни рая, ни Евы,
В город уполз даже змей,
Ну, и Адам наш – не евнух,
Здесь вот гарем заимел…

Деньги несут ему боги.
Сколько? Не знает никто…
Фей наших стройные ноги —
Вот его ключ золотой!

Что ему дерево рая?
Змей и его научил:
Ева и Света, и Рая —
Рай для него и мужчин.

Бросим же мир наш убогий,
В райские кущи рванём…
Что обжигают не боги,
Что наполняет ворьё?

Хочешь селом увлекаться,
Друг мой, до старческих лет?
Жили дед с бабкою – сказка.
Правда – Кощея скелет.

Взять хоть великий Египет…
Жук фараонов не спас!
Всем уготована гибель!
Как по-французски: Не спа?

Горбиться до смерти с сошкой,
Поле пахать и потеть.
Тьфу ты! Не ворон ты, – сокол!
И не мудри в простоте».

Слушал я друга, я слушал,
Мудрость мешал с коньяком
И чтоб мне помнилось лучше,
Бил по столу кулаком.

Другу ж сказал я: «Удачи!
Я не Адам и без фей
Дам кому надо я сдачи,
Змей твой – не мой корифей.

Так что прощай и прости мне.
Не для меня эта жизнь.
Нет жизни в мире противней
Жизни, погрязшей во лжи.

Не для того я родился,
Чтоб забираться в горшок…»
Как же мой друг рассердился!
С дружеских рельсов сошёл…

Горькой отравой повисло:
«Флаг тебе в руки. Привет!»
Поезд спасительно свистнул,
Мой заглушая ответ.

Сталью колёса и рельсы
В сердце бесстрастно стучат.
Новые жмутся к ним рейсы,
Новых друзей разлучать.

Тьму рубят друг мой и поезд
Где-то в ночи далеко.
Я же с дорогою споря,
Вновь её глажу пешком.

Друг мой умчался, и снова
Нам никогда не сойтись!
Мне же разлука не нова —
Только б не сбиться с пути.

2 августа

Ах, кого мне любить?
Уже некого!
Красотой ослепив
Бело-снеговой,
Пронеслась как во сне,
Да всё мимо и
Холодна словно снег
Моя милая.
Пронеслась тучка-снег
С хребта дальнего,
Пронеслась (следа нет),
Вся растаяла.
Только сердце моё
Стало льдиною.
И мне песню поёт
Лебединую.

4 августа

Снится мне ли, нет ли
Странное свиданье:
Надо мною небо
Ледниками тает.

Дальняя вершина
Держит его тонны,
В озере, в лощине,
Лёд совсем не тонет.

Над горой двугорбой
Прямо в пасть заката
По тропинке горной
Кто-то солнце катит.

Ты, поймав дорожку
Солнца и заката,
Замочила ножку
И потом вдруг как-то

Сбросила одежды.
Но такой красивой
(Каюсь я, – невежда)
Видеть я не в силах.

Ты в воде прохладной,
Словно уголь жгучий,
Не мани, не надо,
Негою не мучай.

Там в озёрных волнах
Стынет нить заката,
Потерял я волю,
Даже берега там.

Тебе радость в дрожи
Тел соединённых…
Ты так просто можешь,
Я ж, как обалдённый.

Тел слиянье в страсти
В чудном сне объятий,
Никакие страхи
Не смогли б унять их.

Только в синей дрожи,
В пене волн на ветре
Есть огонь, что сможет
Страсти сжечь, поверь мне.

9 августа

Мне неведомой мощью
Горы там поднялись,
И стоят днём и ночью,
Замахнувшись на высь.

Там у самого неба
Ветер бурь и тревог,
Белым облаком снега
Мне навстречу плывёт.

И тяжёлым ударом
Пробивает мне грудь,
Просто так, даже даром,
Затевает игру.

Думал я, что я в землю,
В степь корнями пророс,
Но теперь стихов семя
Вон над тою горой.

11 августа

О, смейтесь, люди, люди, смейтесь,
Когда в ночи иду один,
Когда в душе презренья змейка
Укусом сердце холодит.

Во тьме смеётся голос чей-то
Призывно, сладко и легко,
Уж видно, путь ему начертан
Вперёд идти и далеко.

А, может быть, совсем другое
Сейчас сгорело в той душе.
Быть может, смехом дорогое
Оставил он навек уже.

И процедился нитью звона
Сквозь пустоту и тьму ночи,
Как в раннем небе жаворонок
Чудесным пеньем научил

Встречать с улыбкой озарённой
И жизнь, и славу, и мечту,
И боль, и даже разорённость,
Уметь не клясть свою звезду.

Так смейтесь, люди, люди, смейтесь
На то и создана нам жизнь,
И оскорблять её не смейте,
Когда змея ползёт с души.

11 августа

Льётся песня в ночи.
Где-то юность поёт,
Чьё-то сердце стучит,
Чьё-то нежно замрёт.
Только мне не понять
Этих песен уже.
Без любви не звенят
Эти песни в душе.
Растворились как дым
Дни любви и тревог.
Хорошо молодым
В этой дали дорог.
А без этих путей
Не уснуть и не встать
С той улыбкой звезде,
Чтоб ей ярче блистать.
По ночам в облаках
К звёздам песни ушли,
Как летали века
В невозможной дали.
Только мне не понять
Этих песен уже.
Без любви не звенят
Эти песни в душе.

12 августа

Метались бешеные ветры,
Гремели грозы в шум лесов,
Стонали в лучшее без веры
В ночи тревожной крики сов.
Плескались паром и нарзаном
Земли живые родники,
Шипеньем змей и конским ржаньем
Вплетались в рёв Баксан-реки.

13 августа

1966 год

Сегодня приснились мне Чёрные земли —
Безбрежная ровная жёлтая гладь,
Отара цветущая в майскую зелень,
Чабанский пастуший несложный уклад.

Далёкое очень и близкое будто
Раздолье лиманов, бездушие трав,
Где я по ночам лошадей своих путал
И жалкие росы сбивал по утрам,

В которых купались как на море чайки
Стада быстроногих степных антилоп, —
Как бронза кипящая стройные сайги,
Холодную степь заливая теплом.

Полуденным зноем, судьбой расстояний
Жемчужною россыпью чёрной земли
Неслись они мимо кошар и стоянок,
Как солнце в закате стихая вдали,

И ночью и днём, и зарёй, и в закатах
Скользя в горизонтную марев морщинь
Как счастье моё полупризраки-сайгаки
Быстрей и бесшумней коней и машин.

И даль вновь качалась спокойно и строго,
Тоскуя, мечтая, не знаю о чём,
О путнике долгом мечтала дорога,
В дали горизонтам упав на плечо.

Закат забивался под синие тучи,
И звёзды кружили на небе как снег,
И плыли над степью свист, окрик пастуший,
Как будто не ведая вовсе о сне.

Днём жаркая песня лилась жаворонка
А ночью холодной как эхо её
Бубенчик козла заливался так звонко
Что сердце в груди разрывалось моё.

И с ранним рассветом холодным росистым,
Что лился с далёких небесных озёр,
Овец поднимали чабанские свисты,
А солнце, подняв на рога, нёс козёл.

11 сентября

День упал на поля
Дымкой синей и пылью,
Лучи солнца пылят
Над усохшим ковылем.

На бригадном току
Нет ни гула, ни крика.
Только в дальнем логу
Осень полнится скрипом.

Трактора напряглись
Ползут в тяжкой изморе,
Так идут корабли,
Возвращаясь из моря.

На токах воробьи
В драках делят всё пищу,
Под «Чьи вы, да чьи – вы?»
Всё кого-то там ищут.

И окончивши труд,
Голосистые бабы
Как сороки орут
В придорожных ухабах.

А машина придёт
Отвезти их до дома,
В небо песня врастёт —
Бабской жизни истома.

15 сентября

Осень. Холмистая даль и тоска.
В сини жёлтый пожар лесопос,
И скрипит, надрываясь в телеге, доска
Так, что кажется морщится поле.

Заунывно поёт ездовой,
Так поют все в дорогах по степям,
В этих песнях тоскующий вой
О далёком, печальном нездешнем.

Я наслышался видно уж всласть
Этих песен тоскливых казачьих,
Мне понятна их жгучая власть,
От которой нельзя отказаться.

На пикеты с повинной за Русь
Высылались казаки царицей
В эту дикую сизую грусть,
Чтоб навеки ни с чем не мириться.

В просинённые дали до слёз
Моя юность вот также тележит,
И отжившая песня колёс
Мою душу морозит и снежит.

Терпкий ветер осеннюю прядь
Растрепал на ветвях и разносит,
И вязучая хлюпкая грязь,
Влипши в спицы, со смаком колёсит.

Что-то давнее-давнее в том
Возрождается свистом и гиком
В этом поле безлюдном пустом,
Повидавшим и роды и гибель.

24 сентября

Если бы ты видела рассветы,
В золотой листве моих садов,
В час, когда в деревьях ветер
Спит, не в силах вылезть из кустов.

По листве оранжевой и росной
Шелестят рассветные лучи,
Кажется, что звоном чистой бронзы
Сад раззолочённый зазвучит,

Зазвенит под дымкой дали синей.
Где по заосененным полям
Захолмились вёрсты по России,
Тою же рассветкою пыля.

Наливаясь золотом востока,
Дымкой прикрывается морщинь,
А на речке прямо у мосточка
Высохшие плачут камыши.

Где-то далеко в рассветных пашнях
Напряглись плугами трактора
И на золотое море спящих
Льётся петушиное: «Ура!»

Сад осенний зажелтел уютом,
Сам как загоревшийся восток
Начинает радостное утро
В дыме предрассветном – золотом.

Если бы ты видела рассветы,
Если бы ты видела мой сад,
Плакала бы в розовые ветви,
Ничего не в силах рассказать.

Если бы ты видела рассветы,
Ты бы обессилила дрожать…
Солнце, заблудившееся в ветвях,
Дожигает осени пожар.

28 октября

Ласковое солнце на закате
Заласкало землю сколько видно,
На полей взлохмаченную скатерть
Поразлив лучей заморских вина.

Осень затихает сиротливо,
Догорая сонными кустами.
Отшумел осенний жёлтый ливень
Тихими уютными садами.

Солнце пробирается тихонько
На свиданье к красному закату
И далече в дымке видно сколько
Засыпает, на груди его ласкаясь.

Мчит машина. На село дорога.
Тихий вечер, в небе песня бабья…
Бык заката месяцем как рогом
В небо поднял полог чёрных пашен.

29 октября

Вот она стихающая осень,
Вот она жемчужная луна
Светит занахаленно уж очень
Как всегда по осени у нас.

У деревьев голые скелеты,
Вместо листьев жёлтые лучи,
Словно серпантинные бинт-ленты
Нижутся слетевшее лечить.

А луна совсем осатанела,
Рассыпаясь, падает в листву.
И по всей вспенённой шире неба
Не видать другой какой звезды.

Лучше б день, тот день, что только прожил,
Ожидая милую свою
Вон из той, в закат слетевшей дрожи,
Убежавшей в дым осенних вьюг.

Ах, луна, оставь, оставь, не надо,
Не свети так больно горячо.
Видишь: ворошу листвой я сада
Как в аду углями жалкий чёрт.

Только распекают эти листья
Мученицу в сердце мне одну,
Что не перестанет уж молится
Как на жабу толстую – луну.

Перестань светить! Какого чёрта
Лыбишься до ссиненных ушей.
Видишь – не приехала девчонка,
Что одна теперь мне по душе.

Видишь же? Чего же тебе надо?
Вот попробуй листья собирать…
Хочешь, назову теперь я адом
Даже бога божеский тот рай?

Пусть мне не поможет даже это,
Пусть к тебе сильней я заскулю.
Знать такое сердце у поэта,
Знать наверно им её люблю.

А она-то, может быть, другого
Под руку по городу ведёт…
Не боюсь села, не страшен город,
Страшно, что по осени цветёт.

Страшно, что теперь вот зацветает,
Рассчитав на жёлтую теплынь,
А потом обманутое станет
Даже и в тепле уныло стыть.

Жёлтые изорванные листья
Я теперь навеки разлюблю,
Отчего же, осень, ты не злишься,
Когда я ужасно тобой злюсь.

29 октября

Ой-ё- ёй! Меня ты изругала
Как тебе хотелось в том письме.
Лучше б на яву я был нахалом,
Чем в душе заглазно – не в уме!

Ой, какой колючий бисер!
Жаль, не пахнут в письмах тех духи.
Милая, не плачу я от писем.
Пусть под утро плачут петухи!

Что ж, по мне? Живу в своей деревне,
Радуюсь на пашни и луга.
Здесь бросают листья мне деревья,
И никто не бросит в лицо: «Хам!»

Никому не сделаю я больно,
Тихо постигаю сельский труд,
И люблю бродить в широком поле,
Подставляя грудь свою ветру.

Может я виновен в нашей встрече,
Но и то, лишь только потому,
Что вино прибавило мне речи,
Как сказала ты: «Не по уму!»

Что ж, бывает в жизни всяко…
Может ты и нравилась бы мне,
Если б я, другою уже взятый,
Не грустил б в осенней тишине.

Только вот зачем такое иго,
Только вот зачем меня казнить?
Все живём мы в этом мире мигом,
Что разрывом обрывает нить.

Вам видней. Вы люди городские,
Но меня не хватит на двоих.
Так ругай за слабости людские.
У меня их хватит на троих.

Мне не надо быть хорошим,
Я давно в примеры не гожусь
И своей с романтикою прошлым
Никогда, нигде я не горжусь.

Может ты ещё сюда приедешь,
Но милей мне всё-таки она.
С ней мы были чуть ли ни соседи.
От неё пошла моя весна.

Слышишь ли, любил её когда-то.
Ой, давно! Не помню даже как.
Жаль, я не имею память к датам,
Чтоб начать любовный мой рассказ.

Но теперь… О, глупы жизни шутки!
Полюбила будто бы она…
Ты ж, ругай меня за всё. Всё – дудки!
Тих я как осенняя луна.

У неё учусь теперь улыбкам,
Ласково смотреть на эту жизнь.
Золотым в ночи холодным слитком
Сглаживать осеннюю морщинь.

Да и ты печальными глазами
Не смотри туда, где я живу,
Не садись в автобус на вокзале
До тех пор, пока не позову.

Ты меня узнала слишком быстро
И решила: просто – хулиган!
Что ж, пойду с такой припиской
По росе бродить в своих лугах.

30 октября

Что со мной? Грущу, грущу.
Ты сегодня не приехала.
Что ж, родная, отомщу
На твои рыданья смехом я.

Полн октябрь. Луна полна.
Ночь как будто раззолочена.
Для меня была она
Ночь над всеми ночами.

Завтра кончится октябрь,
Почернеют дали синие,
И деревья загрустят
Зябко о холодном инее.

Ты потом меня не жди,
Отгрущу я тихо с листьями,
Жёлтые люблю дожди
Я под лунной полной линзою.

Милая опять, опять
Вечерами буро-жёлтыми
Грустно как-то без тебя
Ветер одевает землю шёлками.

Падает в мою ладонь
Лист-закат уже засвеченный.
Хорошо б таким листом
Отгрустить и мне б до вечера.

30 октября

Не люблю в любви робеть,
Не люблю без сердца петь.
И беды я не боюсь,
И от ветра я не гнусь.
Не могу молчком молчать,
Когда нужно в крик кричать.
Не могу я зло терпеть…
Но послушай же теперь:
Это видит и слепой:
Не владею я собой.

30 октября

Милая, любовь во мне.
Это я почувствовал,
Надоело холоднеть,
Стану я безумствовать.

Стану я писать стихи.
В них моё спасение.
Даже курам петухи
Как коты весенние

С жаром на заре поют,
В эти дни осенние,
И покоя не дают
Мне и всем они.

Скоро вновь снега завьют
Косы в дни январские.
Мне ж не свить из снежных вьюг
Розы тебе майские.

А когда придёт весна,
Сердце всё ж зарядится
Страхом: как скажу я: «На!
Роз букет для радости!»

2 ноября

Я люблю тебя,
Люблю, милая,
Так целуй опять
С страстной миною.
Поцелуй опять
В губы жаркие
И хоть двадцать пять
Меня, жадная.
О, целуй, целуй,
Хоть с засосами,
И осеннья лунь
Зреет солнцами.
Поцелую я
В губы алые
Тысяч двадцать пять, —
Мне всё мало мне.
Зацелую я
Тебя страстную,
Ты – моя, моя,
И я праздную.
Я люблю, люблю,
Ты влюблённая
В голову мою
Непутёвую.
Золотая лунь,
Тишь рассветная,
Так целуй, целуй
За заветное.
И рассвет ещё
Не целованный
Льётся в кожу щёк
Света волнами.
Золотая лунь,
Тишь рассветная,
Гаснет лунный луч
Между ветками.
Так целуй опять,
Ночь вся минула.
Я люблю тебя,
Люблю, милая.

3 ноября

Милая, скажи,
Кто это – вон там
С радостью бежит
Прямо к нам, сюда?

Кто же это? Кто?
Синие холмы
Чистою водой
На заре умыл?

Милая молчит.
Милой нет со мной…
Кто же это мчит?
Ой, не всё ль равно…

3 ноября

Осень. Осенняя хмарь.
Тихое серое небо,
Скирды стоят по холмам
Памятью сжатого хлеба.

Пашен дрожащая чернь.
Далей ссинённые сгустки,
Колокол плачет… Вечернь
Теплится старостью русской.

3 ноября

Не плачь, любимая, не плачь.
Смеются люди. Им всем весело.
Не думай, что их жизнь тепла
И им не хочется повеситься.

Сегодня празднуют они
Весну какой-то революции,
А мы с тобой одни, одни
Сидим с пустыми блюдцами.

Та знаешь, я не пью вина.
Меня не очень это трогает,
И не твоя, и не моя на то вина,
Что мы идём другой дорогою.

Есть в мире счастье на показ,
Оно как колокол трезвонится.
И есть, по счастью, есть тоска —
Она единственная вольница.

Я видел часто их тоску,
Что за бутылкой с ними шепчется.
Она как стайка потаскух,
Им шлёт улыбки из-под чепчика.

Не красота улыбок тех
В неё влюбляет, а безвыходность.
Их поражает лабутень,
Захамелеоненная выгода.

Так что, любимая, не плачь.
Смеются люди. Им всем весело.
Дай бог им счастья и тепла,
И не дай бог с тоски повесится.

4 ноября

Здравствуй, мать-степь, здравствуй!
Здравствуй, сад мой, здравствуй луг!
Поклонюсь земному царству,
Поклонюсь всему селу.

Я влюблённый в вас, такой же,
Очарован вами, вами пьян.
Жаль загара нет на коже,
Да и руки-то без ран.

Но душа как прежде в ранах,
Словно пахоть в бороздах,
И головушка баранья
Гнётся к травам и цветам.

4 ноября

Надежды мало. Отвернись.
Надежды мало, мало, мало,
И та уходит вниз и вниз…
Но, боже мой, какая жалость!

Сумей презревшего презреть.
Конечно, лучше без смешного.
Ведь как недолго плоду зреть
На ветвях дерева родного.

Запомни только: в мире есть
В закат стихающая алость,
Она не может также греть,
Как на рассвете обещалось.

И ты, случайная, пойми:
Жизнь не накатанные лыжни.
Бывает в жизни ценен миг
И обесценено полжизни.

На письма я не отвечал,
А ведь на губы я ответил.
Легко как руку снял с плеча
Твоей любви сухие ветви.

Коль не люблю, так не люблю,
И здесь я вовсе не виновен.
И ты возьми, возьми и плюнь
И позабудься в любви новой.

Сумей не плача и не злясь
С таким как я легко проститься,
Уж лучше в землю кинь свой взгляд,
Чем на такого проходимца.

5 ноября

О тебе я одной,
Сладко думаю, сладко.
Хочешь быть мне родной,
Хочешь, милая, славная?

Хочешь я принесу
Тебе с мёртвого поля
Ту живую росу,
Чтоб избавить от боли?

Я причёску твою
Растреплю и скомкаю,
Потому что люблю
Лишь тебя, дорогая.

Ты теперь приезжай
Чаще, чаще и чаще,
Что-то стало мне жаль
Вновь с тобой расставаться.

Подари мне свой май.
Подари своё сердце.
Обнимай, обнимай,
За измены не сердясь.

Полюбил я дрожать
От твоих поцелуев,
И расстаться мне жаль,
Потому что люблю я.

Потому что теперь
Холод синий осенний
Изнасиловал степь,
Изнасиловал зелень.

Мне же больше весна
По душе голубая.
Ты мне – это она
Пришла холод убавить.

А весна – это ты
Над моим изголовьем
Расставляешь цветы,
Чтобы цвёл я любовью.

Лишь тебя я одну
Хочу видеть всё чаще
Так не ждал я весну,
Так не ждал даже счастье.

О тебя я одной
Только думаю сладко.
Стань же, стань мне родной,
Моя милая, славная.

6 ноября

Холодно, душно как-то в душе,
Разыгралась осенняя слизь.
Настороженно ёршится шерсть
Про мою непутёвую жизнь.

Жил и не жил как будто, а вот
Стал с какой-то поры замечать,
Что уж я среди юных не свой
Там в каких-то пустых мелочах.

Что всё больше я вижу теперь
Целый круг неизвестных мне лиц.
Неужели пристало запеть,
Что года молодые ушли?

Без возврата, без жали такой,
Чтоб рыдать и кусаться как пёс,
А потом захлебнуться тоской
От земли аж до самых небес.

И всю ночь завывать на луну
Про рассветов счастливую слепь,
Чтоб года сторожа, не уснуть,
А кусаться за них злей и злей.

Перемелется, стихнет печаль,
Жизнь как жизнь, расцветает, шумит.
Каждый будет в свой век замечать
Что сжило свой отмеренный миг.

Каждый был, есть иль будет миг юн,
Да и плохо быть век молодым,
Видеть юность цветущей свою
На чужие поля и сады.

Хорошо в своё время расцвесть,
Хорошо в своё время созреть…
Но и всё же хочу я навек
Быть таким каким был на заре.

6 ноября

Милая, любимая, прости мне,
Что я был сегодня холоден с тобой.
Это холод осени противный
Хочет отравить мою к тебе любовь.

Это всё луны былой чудесность,
Когда я в саду любви бродил.
Думал я, как в мире грустно, тесно
Жить, когда живёшь совсем один.

Ты прости, я голову склоняю,
Полюбил тебя я словно сад,
И несу всесильными корнями
Сок земли к любовным небесам.

7 ноября

Отсветили осенние ночи
Золотою огромной луной.
Ветер злой и холодный хохочет
За моим одиноким окном.

Лучезарная золота прелесть
Осталась в октябре погрустить.
Что ж, любимая, в новом апреле
Видно нашей любви расцвести.

Моя милая, ты не сумела
Наш приют в холодах сохранить.
Оттого так жестоко и смело
Ветер буйствует ночи и дни.

Коротки разговоры в свиданьях
Как тоскующий плачь журавлей,
Отшумела листва золотая
На осеннюю сырость и лень.

Ой, любимая, грустно и больно,
Что таких нам ночей не словить,
Чтобы сердце до края наполнить
Журавлиною песней любви.

8 ноября

Я не знаю, что с тобой случилось,
Почему ко мне ты не пришла?
И какую выбрать мне причину,
Чтоб идти к тебе теперь без зла?

Бешеная ветра одичалость
Сколотила в банду снег, пургу,
И тебя дождаться я отчаясь,
Отправляюсь к дому на углу.

Ночь. Холодная туманность,
Серая встревоженная тьма.
От дорог к теплу упрямо манят
Окнами светящие дома.

Прошлые разбитые надежды
Зажимают сердце как в тисках.
Сбросив с плеч осенние одежды,
Жмётся ко мне голая тоска.

Что могу я с этим сделать?
Как тепло любви моей вернуть?
В душу, прожигая моё тело,
Лезет жуткий холод, не вздохнуть.

Замерзая, всё-таки надеюсь,
Что я встречусь снова здесь с тобой,
И в счастливой радости оденусь
С головы до пят в твою любовь.

Чуть дрожа от внутренней улыбки,
Что как прежде я удал и смел,
Подхожу к зелёной той калитке,
Что закрыта наглухо к зиме.

Открываю. Плачут петли скрипом,
Разбудив собачку на цепи.
Лаем заливающимся хриплым
Нетактично мне она грубит.

Ни одно не светится окошко,
Пуст и не уютен тихий двор,
Лишь к ногам мурлыча жмётся кошка,
Заводя какой-то разговор.

Лает в страхе бешеном собака,
Но стою я, всё надеясь, что
Выйдет твоя мама или бабка
И введёт меня в понятный толк.

Но напрасно. Свет так и не вспыхнул,
И никто не вышел мне сказать,
Чтобы отошёл я от избы хоть
По собачьи раны зализать.

Я стоял от холода скукожась,
Изредка бросая кошке: «Кис,
На тебя сегодня я похожий
От разлуки горькой тоже скис».

И под ветром, наклонившись низко,
Гладил и шептал ей: «Милый зверь,
Жалкая, заброшенная киска,
И тебе не открывают дверь».

Так смертельной наливаясь болью,
Я смотрел, как там сгущалась темь,
И, дрожа рождённая любовью,
У калитки встала твоя тень.

Ей сказал я: «Милая, прости мне,
Что не смог тогда я быть с тобой,
И убийца твой, тот гад противный
Жизнь отнял твою, – мою любовь».

«Ты пришёл не вовремя!» – в ответ мне
Прошипела тень та как змея.
И в лицо ударил снегом ветер,
Надо мною плача и смеясь.

Думал я, отчаянно надеясь,
Что свершится чудо: и ко мне
Ты, душой и телом овладея,
Как тогда примчишься на коне.

Но от тени нужного ответа
На «Прости!» моё не получил.
«В Бешпагире, – разносилось ветром, —
Для неё не все нашёл ключи!»

9 ноября

Тебя зовут все проституткой,
А я и плачу, и смеюсь
Над этим словом скользким жутким
Похожим чем-то на змею.

Тебя зовут все проституткой,
Сведя до роли потаскух,
Чуть ли ни каждому доступной
В тепле постельном на закус.

Тебя зовут за что-то шлюхой,
Брезгливо смотрят тебе вслед.
Моя любимая, послушай,
Не уж то ль правы в этом все?

Мне как-то трудно в это верить,
Я как с младенцем на руках
С моей любовью ищу двери
В дыму пожара наугад.

Ведь помню я однажды ночью,
Когда забилась в жилах страсть,
Твои заплаканные очи
Сверкали пламенем утра.

Ты, оскорблясь моим поступком,
Кричала, в судорогах бьясь:
«Ты думал, что я проститутка,
Ты думал так, а я, а я…

А я была и буду верной
Тебе, любимый, одному,
Ведь ты в любовь мою поверил,
Поверил сердцу моему».

Нет, нет, девчонка, дорогая,
Я так не думал никогда.
Я знал, ты не такая, ты – другая.
Я верил сердцу: ты чиста.

Я верил с первой нашей встречи,
Что я люблю, что я любим.
И не хочу я слышать речи
Твоих завистников любых.

11 ноября

Нет ещё я не смирился
Отказаться от дорог.
Чёрте чем связал я крылья
И слежу лишь за орлом.

Над степями он высоко,
Кружит, всматриваясь в цель.
У меня ж солёным соком
Стынут слёзы на лице.

Никого я не ласкаю,
Сердце запахал своё.
В небе крылья распускает
Орёл в клюве со змеёй.

Мои ж крылья уж большие,
Мне б их гордо распластать,
И, расправив их пошире,
Оторваться от гнезда.

Как живу, мне жить не надо.
Хоть, конечно, проживу.
Листья умершего сада
Любят землю и траву.

Но бывает закружится
На ветру осенний лист,
Полетит и приземлится
На чужой траве в пыли.

Годы ветром дуют в спину,
Мне б листом слететь с ветвей,
И хоть им бы на чужбину
Улететь под суховей.

Но хочу я быть отчайно
В небо рвущимся орлом.
И хоть раз, хоть раз случайно
Встать на верное крыло.

19 ноября

Уж привык я и, впрочем,
Можно быть, быть ещё холодней.
Наши встречи всё реже, короче
И пора бы свести их на нет.

Не великая мудрость
На земле человека любовь.
Будет новое утро,
Будет новая боль.

И не надо уже нам,
Свою жизнь разрывая, мельчить.
Я найду себе женщин,
Для себя ты отышишь мужчин.

Не хочу, не желаю
По собачьи и выть и грустить.
Звать любовь свою лаем,
В небо морду свою опустив.

20 ноября

Хочешь, милая, я расскажу
Своё обветшавшее счастье?
В моё сердце закралась вдруг жуть
Зеленющей лягушкой кричащей.

Отчего я и сам не пойму
Так грущу и тоскую усердно.
Видно трудно жить порознь уму
И горячему глупому сердцу.

Пролилась синей хмарью тоска
Сквозь осеннее небо вечернье
И застыла ледышкой в мозгах
Так, что с треском ломает мне череп.

Всё не так мне, и всё не по мне,
Да и чёрт разгрызает мне душу.
С каждым днём кровь моя холодней,
Так, что видно: я впрямь занедужил.

22 ноября

Тоска. Собакой лает
Тоскою схваченное сердце.
Тоскливость серая и злая
Мне душу жжёт как губы перцем.

Кусать и выть протяжно
И головою бить во что-то
До самой печени охота
Душой растоптанной бродяжной.

Что мне теперь за радость
Справляться с этою заразой?
Кто мне теперь поможет?
Родная, ты быть может?

Нет! Я не хочу! Не надо!
Не приезжай ко мне ты.
Горящею кометой
Ты поглотишься этим адом.

Не приезжай! Я умоляю
И заклинаю всей дорогой,
Горами синими, морями
Тебя, родная, недотрога.

Не приезжай! Кричу я,
До хрипа раздирая горло.
Не приезжай себе на горе.
Не приезжай! Я не хочу же.

Нет, не хочу! Пустыня.
Душа моя сейчас застынет,
Песками жёлтыми зажжётся,
Что называют горькой жёлчью.

Я оскорблю. Не приезжай же
Собака я, сейчас собака.
Весь разум мой уже запахан
И в дальнем поле, и в ближайшем!

25 ноября

Всё случилось. Только по-иному.
Жизнь, ты непутёвая шальная.
Сельщина моя – мой гиблый омут.
Как не утонул я в нём, не знаю.

Ничего нигде я не оставил,
Ни к чему не шёл, ломая шею.
Тихо закрываю окон ставни,
Словно чем напуганный мошенник.

В щель окна смотрю, и даже тошно
Что волнуюсь глупо по-пустому.
И за душу не возьмёшься тоже,
Прочь она, – сойдя с ума, – из дому.

Ну, а ты? Хоть ёжиком ты съёжься,
А хоть птицей на сухой отросток
Сядь и рухни на ежа, поймёшь ты,
Что не всё так в этой жизни просто.

Так что, пробивай себе дорогу,
Годы и надежды попирая,
Не пристав ни к чёрту, и ни к богу,
Путь меж адом-раем выбирая.

Всё случится. Только по-иному.
Жизнь пойдёт как ранняя малина.
И забудешь ты дорогу к дому.
Уж такою станет она длинной.

26 ноября

Серые туманы
Полюбили степи,
И уже не манит
Побродить в них где-то.

Опустели пашни.
Гул машин надрывный
В них давно не пляшет
Криком непрерывным.

Лишь одни вороны
Жмутся к синей скользи.
Тихо по-воровьи
Убегает осень.

27 ноября

В последний час в последний раз
Я попрошу тебя послушать
Про ту судьбу моих утрат,
Про наш с тобой печальный случай.

Мне больно очень, тяжело
Понять, что это всё! Измена!
С чем только сердце не сжилось,
Но вот такого не имел я.

Пусть не страшна так чувствам смерть,
Как пустота гнилого гроба,
Пусть человеку не суметь
Боятся молний, а не грома,

Пусть мне былого не вернуть
И не спасти любовь от смерти,
Но за измену, за вину —
Есть ревность, жаждущая мести.

27 ноября

Смейся месяц, смейся месяц,
Из-за серой сети туч,
Ты один во мне заметил
Горькой ревности звезду.

Обманула тихо мило
В первый раз любовь меня.
Обнимаю вместо милой
Я измену с чувством пня.

В первый раз на моём сердце
Эта рана пролегла,
Как туманов слизь и серость
В заосененную гладь.

Толь храбриться, толи плакать,
Всё равно заест тоска.
Ой, какое же мне благо
В этот случай отыскать?

Смейся месяц, смейся месяц.
Я прощаюсь, зарыдав.
Уж любовь готова к смерти,
Как падучая звезда.

27 ноября

Степь, моя степь,
Обращаюсь к тебе.
Ты любви мне взамен,
Ты лишь одна
Без замков и без стен,
Ты лишь одна
Без вранья, без измен.

Знаю, был рай,
Знаю, был ад.
И мой мираж, —
Райский мой сад.
В этом саду
Яблоко, знать,
Сам я найду,
Чтобы всё знать.

Обманщик – злодей —
Рай без людей
Оставил тот змей,
Дав Еве уже, —
Бессмертной душе —
Яблоко – смерть, —
Раю взамен.

Он теперь здесь,
Ветви обвив,
Хочет поднесть
Не из любви
Яблоко мне,
Грудой камней
Путь завалив
К знанию, и…

28 ноября

Грустит, грустит о листьях ветвь,
Голубку кличет, кличет голубь.
Ушла любимая навек,
Ушла и отдалась другому.

Моя любовь, моя судьба,
Моя бесценная утрата,
Как ты смогла вот так упасть
В чужую жизнь, в чужую радость?

Как ты смогла поверить в то,
Что наше счастье так далёко,
И рассчитаться с чистотой,
Тебе, как понял я, нелёгкой.

Теперь уж всё, теперь конец,
Прощай любви больной удушье,
С другим пошла ты под венец,
Другому отдала ты душу.

О, боже мой, как трудно знать,
Что ты потеряна навеки,
Что без тебя придёт весна
В поля, в луга, в сады на ветви,

Что без тебя придёт метель
На степи, города, на сёла,
Что ты с другим легла в постель
С любовью, с радостью весёлой,

Что ты навеки не моя,
Что я один теперь как ветер,
Что одному мне вся земля, —
Всё, – одному не нужное на свете.

30 декабря

Ты прости меня, милая мать,
Пожелай мне хоть чуть-чуть удачи,
Я пойду города обнимать,
Получать зуботычины в сдачу.

Стала жизнь мне в селе тяжела,
И не тянет дорога уж к дому,
Ничего не осталось желать
На селе одному молодому.

Видно детство ушло от меня
По степям забываться, по пашням,
Ну, а юность не хочет гонять
По степям меня вовсе пропавшим.

Я терпел, но терпенью конец.
Как отец, как деды, как прадеды
Уезжали, вскочив на коней,
Так и я завтра утром уеду.

Только время другое теперь.
Не на фронт, не в огонь революций
Отправляет безумная степь
Эшелоны за юностью юность.

И идут миллионы юнцов
В остроносых штиблетах, ковбойках,
Повторяя дедов и отцов,
Но по-своему чётко и бойко.

И двадцатый, двадцатый наш век
Уж не в силах за ними угнаться.
Землю всю исходил человек,
А ему уж галактики снятся.

И всё шире улыбка Земли,
И лицо её светит уютно
Оттого, что её всю прошли
Нога в ногу, за юностью юность,

Оттого, что хватает ума
Побеждать им и космос, и вечность,
Оставляя родимую мать,
Что и в них, и в бессмертие верит.

1 декабря

Грусть измены прошла,
Я смеюсь просто так,
Нет ни капельки зла,
Чтоб кого-то топтать.

Пой, любимая, пой,
Пой с другим, пей с другим,
Есть на свете любовь,
Что не выпить троим.

Сладко, горько смеюсь
До невидимых слёз
За любовь ту мою,
Что пропала меж звёзд.

3 декабря

Моё Бешпагирское счастье…
Попробуй такого дождись:
В степях теперь будут качаться
Лишь тучи, ветра да дожди.

Несбыточным мне не напиться,
Былого уже не любить,
Таинственной синею птицей
Парит моя юность в степи.

Из дали росистого утра
Прозрачная шаткость плывёт
В оранжевых огненных кудрях
Со светом на тысячи вёрст.

Из чистых омывшихся марев
Всплывают селенья, холмы,
В туманной разорванной марле
Качаются мирно дымы.

Всплывёт отдалённость и сгинет
В провалы безбрежной степи,
За дымкой, за горным изгибом
Ещё позарюет, поспит.

Рассветное белое счастье,
Глаза заслезившая синь,
В дымах тебе вечно качаться
И болью по сердцу скользить.

4 декабря
Сельские Гимны

О зори, о зори, роскошные зори,

Горячая радость и сладкая грусть,

Высокое небо, весёлое солнце,

На воды и пашни упавшая Русь.

Ковыльные долы, морщины земные,

Счастливый, вспотевший, натруженный люд,

Безбрежной просторности дали родные,

Салют вам и слава, салют вам, салют:

®
Из тумана плывут
Золотые лучи.
Всё молчит, всё молчит,
Словно выключен звук.

Небо стылое жжёт
В росных далях огонь.
Далеко, далеко
Свет и красен и жёлт.

Дымкой сизой роса
От проснувшихся трав
Моет щёки утра
И скользит в небеса.

В белом море огня,
Там у края земли
Выплыл красный павлин
Звёзды с неба сгонять.

®
По селу петухи
Распевают свой гимн,
Да кричат пастухи:
«Гей-гей-ги, гей-гей-ги!»

Вспыхнет окнами свет,
Пробиваясь сквозь мрак,
Скрипнет вспугнуто дверь
С звонким стуком ведра.

Крики сонные баб
И мычанье коров,
Словно музыка в бал,
Льются в свежесть дорог.

®
Расцеженье зари
Овцы мягко жуют,
На чабанский окрик
Неохотно встают.

Чабаны как орлы
По отаре кружат,
И от длинных ярлыг
Овцы спасться спешат.

Пахнет в степь креолин
И навоз тёплых тырл,
И, овец раскрылив,
В степь идёт богатырь.

По ковыли равнин
С камертонами в лад:
Колокольчик звенит,
Что на шее козла.

5 декабря
®
В ещё спящий гараж
В сочном мраке зари,
Торопясь шофера
Направляют шаги.

В след кому-то кричат:
«Сало, яйца забыл!»
Осмотрев, обстучав
Современных кобыл

Да железных коней,
Смазав, взяв Путе лист,
За руль сев, наконец,
Лихо в степь понеслись

По дорогам степным
В ожерелье небес
Светлым громом весны
Разливать машин песнь.

Словно в шахтах они
Труд дают на гора.
Их лишь ночью огни
Превращают в мираж.

7 декабря
®
Трактористы встают,
В промаслённый костюм
Ноги, руки суют,
Полны пахарских дум.

В лесополос плетень
Сквозь туман далека
Заплетается день
Трудовой степняка.

На точке гомон, рёв,
Где-то ржёт жеребец.
А вот рёв тракторов
Поднялся до небес.

«Скорей в трактор садись
В Горькой балке паши.
Ты ж, в то поле иди,
И его заверши…»

В синий сон хуторов
К пашням, к хлебным полям
Дымный храп тракторов
Мчат с зарёй пахаря.

8 декабря
®
Зорьный красный петух
Кукарекнул в окно,
Председатель – пастух
Распростился со сном.

Если в небе заря,
Значит в поле колхоз,
И должны пахаря
Узнать следующий ход.

Значит надо быстрей
И в правленье принять,
Повидать пахарей,
Чабанов и ягнят,

Хлеб, доярок, коров,
Сделать тысячи дел,
Сказать: «Нет!» Иль: «Добро!»,
Чтобы добрым был день.

9 декабря
®
Как раскинулась степь!
Далеко, далеко.
По дороге людей
Мчит машина легко.

Пассажиры дымят
Затяжно в самокрут,
И дымится земля
Паром в синь по утру.

Жжёт прохлада лицо,
В глаза зорью пыля,
Стариков и юнцов
Повенчали поля.

®
У заправки стоят,
Зло храпят трактора,
Что ведут на полях
Ещё злей тарарам.

Смена с шуткой сдаёт
Вездеходы степей…
И заливно поёт
Трактор новую песнь.

Звонкий звон пускачей,
С синеватостью дым
Мчит под море лучей,
Что льёт солнца медынь.

В молчаливый зорь гимн
Тракториная рать
Влилась гимном тугим
И в поля – на ура!

®
Кузнецы свою дверь,
Широко распахнув,
Жмут рубильники вверх
И подходят к горну.

Инструмент на местах,
Молот тяжкий в руках.
Раскалился металл —
Для подковы накал.

Молоток кузнеца,
Молот юноши бьют
В счастье утренних царств,
В зорьный жизни уют.

Наковальня звенит
Под улыбки зари,
В горне солнце горит,
И работа горит.

Стан бригады ожил —
Центр колхозной земли.
Молчаливо дрожит
Лесополосы длинь.

Трактора бороздят
Плодородье полей,
Своим гулом звездя
Земли зорьную лень.

Солнце выше, глубит
Небосвод голубой,
Горизонтом зыбит
Русской степности боль.

Ширь и даль, и морщинь
Оживает звеня
Заливается жизнь
В небо нового дня.

®
В зорю тянется с ферм
Коровьиное: «Му!»
У доярок, их фей
Поубавилось мук.

Заменил аппарат
Золотистость их рук,
И давно бы пора
Быть такому добру.

В трубы льёт молоко
Стадо добрых коров,
И дояркам легко,
И коровам добро.

За бидоном бидон
Получай, города.
Сотни, тысячи тонн
Молока, я-те дам.

Дойка кончена, и
Стадо вышло в луга
Травы тучной земли
Поднимать на рога.

А доярки пошли
Ещё час зоревать
Пышным телом теплить
Полпустую кровать.

Золотистый дымок
Закудрился у скирд
И садится дрожь-моль
В налитые соски.

Не для ласк и любви
Им на ферме кровать.
Едва сон уловив,
Им уж нужно вставать.

23 января 1967 года

®
Белым морем рассвет
Льётся в степи с небес,
И в тугой синеве
Жаворонок запел.

Бездна шири степной
Напряглась и дрожит
Звенью радостной вновь
На чабанскую жизнь.

Жёлтым шёлком овец
Зацветает вся степь,
По душистой траве
Пока утро, – не день.

В ширь идёт с чабаном
В травах мёд собирать
В золотое руно
Золотистая рать.

®
Солнце выше. В селе
Вновь бригадный точок
От баб стал веселеть
И бурлить горячо.

Сколько здесь новостей!
Словно радиоцентр,
Выезжающий в степь
Неизвестно зачем.

Что где было, что – нет —
Всё здесь знают подряд,
И на русской волне
С прямотой говорят.

И спешит бригадир
Снарядить бабский полк,
Первой важности дел
Размотавши клубок.

®
Бабы важно кряхтя
На машины ползут,
И друг друга крестят
В свой скандалистый зуд.

И пустеет точок
За машиною вслед
Только кто-то: «Ах, чёрт!», —
И остался в селе.

А машины в волну
Степной зыбкостью бьют,
И друг к другу прильнув,
Бабы песни поют.

Заливается в синь
Русской бабы тоска,
О счастливой Руси,
О кой ведает сказ.

®
Вокруг русская быль
На степях разлеглась,
Расшагались столбы
В их широкую гладь.

Мощь звенит в проводах
В лицо синим ветрам,
Рек далёких вода
Напоила весь край.

Залился в синеву
Тракторов ровный звон.
В даль комбайны плывут
В хлебном мареве волн.

Величаво стада
Разбрелись по лугам.
Поднебесную даль
Уже пашут плуга.

®
В эти гимны степей
Заревой синевы
От земли до небес
Полился гимн Москвы.

И гремят по степям
Гимны жизни людской,
Заполняя опять
Далей синюю скользь.

Песнь уносится в даль,
Горизонт изломав,
Песнь, что пела всегда
В колыбели всем мать.

Гимнов зорьных семья —
Сила русской семьи!
Пусть же вечно гремят
Гимны русской земли!

24 января 1967 года

Я – сельчанин

Я сельчанин, я сельчанин
И люблю своё село
Странно и отчаянно,
Так, что челюсти свело.

Дом построил, но здесь гибель
Ждёт меня и мой ковчег.
Потону я в Бешпагире
В океане «Пять ключей».

Самому мне птицею
Надо полететь найти
Клок земли спасительный,
Чтобы там спастись.

И нашёл я – Ставрополь, —
Город близкий самый
Не такой уж старый он,
Весь в крестах от славы,

В нём словечко «ставро»,
Греками подарено,
Больше чем приставка
К слову «поль» приставлено.

Мой же прадед праведный
Пеший сам в Иерусалим
Из села отправился…
И потом, вдохновившись им,

Вырубил крест каменный,
Его снёс с горы легко
И под ним на кладбище
Вечный свой нашёл покой.

Ну, а мне же с горя
Надо взять на душу грех
И свой крест в крест-город, —
Отнести, и горю – крест.

9 декабря.

Мотор автобуса взревел как зверь
И вздрогнув, тронулся с вокзала.
Змеёй старушка, пролезая в дверь: —
«Храни господь!» – крестясь сказала.

А я же улыбнулся: «Что же? Пусть!
Пусть нас хранит господь и случай!
И мы увидим вновь кто дом, а кто избу.
А кто ещё быть может что получше».

Под шум мотора город скис и стих
И, каменея, начал удаляться,
Лишь фонарей, стеклянный стих
Вслед рифмами узорными забряцал.

Ночь в окна мокрые влилась
Холодным мраком дали непонятной,
Душе диктуя свою власть,
Схватив её в ежовые объятья.

Остался холод за стеклом
Росистою испариной вспотевшим,
Автобус налился теплом
И шумом разговоров загустевших.

Гудел мотор, огни и мрак
В пустую даль куда-то уносились
В хаосе я как форменный дурак
Не мог понять чего-то и осилить.

Сквозь гул, шипенье, разговор
Чуть сзади слышал голос женский,
Я напрягал свой слух как вор,
Но сквозь грохот и движенье

Не мог понять её я слов,
Как будто никогда не знал по-русски.
От них мне в душу веяло теплом
Степной щемящей болью грусти,

Степной изорванной тоской
О безвозвратном и тревожном,
О поле, ставшем далеко,
Что и дойти мне невозможно.

Я слушал этот голос как во сне,
Как песню в том далёком поле,
И вот я понял наконец:
Та женщина мою рассказывала повесть…

10 декабря

Юность, юность моя заревая,
В синь махнувшая птичьим крылом.
Что там в небе тебя согревает,
Что там видишь ты зорким орлом?

Ты не видишь путей отведённых,
Что с тобой мы ещё не прошли,
И блужданий ещё не пройдённых,
И решений, что мы не нашли?!

10 декабря

Моё синее, синее поле,
Степь и скрипы тележных колёс
Мне досталось навеки запомнить
Аж до боли в душе, аж до слёз.

Лошадиная резвость, игривость
В табуне молодых жеребят
То с хвостом, то с запутанной гривой
Заменяли мне игры ребят.

Поцелуй-чмок в шершавые губы,
В губы съевшие степи кобыл
Были так мне нежны и доступны,
Как дорогам цок-цоки копыт.

Я целую от всех вором ныне
Как девчонок в засос лошадей,
Потому что мой край ворониный
Расцелован был ими везде.

Лошадиное синее поле,
Скрип дороги тележных колёс
Мне навеки досталось запомнить
Аж до боли в душе, аж до слёз.

11 декабря

Степь морщинится, старится в осень
И её покидает уже, кто озяб.
Греет землю там бедную озимь
Да вздыблённая чёрная зябь.

Одинокие скирды по полю
Засутулившись смотрят в рассвет,
Словно видят там с робкою болью
Не пробившийся утренний свет.

Там рассветное счастье печалит
Запоздалых плугов борозда.
Там орлы о столетьях мечтают,
На столбах натянув провода.

Там о пахаре думает пахоть,
Снегом белым слегка порошась,
Дымом, жизнью по-прежнему пахнет
Лишь в землянках у старых кошар.

11 декабря

Полевой ворониный уют,
Голубые рассветные дали
В моё детство и юность мою
Беспощадно тоскливо срыдали.

Бабьим летом судьбой паутин
Проносящихся в сини бездонной,
Мне хотелось навечно уйти
И из степи родной, и из дома.

Журавлиное счастье «Курлы!»
На осенние тёплые листья
Не поймут и не примут орлы,
Хоть случись им тоскою залиться.

У сплетенья забытых дорог
Как в старинную память распутья,
Распугавши кичливых ворон
О судьбе своей спрашивал путник.

«Ты в пути за орлами иди, —
Чёрный ворон по-журки курлылил:
В этих степях лишь только один,
Лишь орёл верит силе и крыльям».

Ворон чёрно-седой на развилке дорог,
Да ещё в день осенний распутья,
Мне гадал и, вот, что он предрёк:
«Будет жизнь тебе праздником будней.

Горько в ноздри бить будет полынь,
Даль заполнится криком вороньим,
Перепёлок пугливых всполых
То поднимут вдруг душу, то сронят.

Заревая огнистая прядь
Перелитая в синюю местность
Приукрасит твой бедный наряд,
Прикрывающий девственность детства.

В это детство и юность твою
Так тепло и тоскливо срыдают
Полевой ворониный уют,
Голубые рассветные дали».

У сплетенья забытых дорог
Там у бабьего камня распутья
Ворон чёрный мне степи предрёк
И по праздникам, и, и по будням.

12 декабря

Пляшет ветер забыто в воротах,
Заметая пустые углы.
Никакие слова не воротят
Мне осеннее счастье: «Курлы!»

Будто всё в краю дальнем затихло,
Затуманено глядя мне вслед,
Лишь рыдающий ветер с одышкой
Бьётся в скользи глухой на земле.

Мою девочку в жалкой лодчонке
По реке увезли в океан,
И любовь моя к милой девчонке
Заставляет её отыскать.

Городскую чужую мне землю
Положила у ног моих жизнь.
Я с надеждой и трепетом внемлю:
Где-то там её голос дрожит.

Не холодные синие дали
Мне объятья открыли теперь,
А богатые тёплые зданья
Открывают зазывно мне дверь.

Перелитые тени рассвета
На высокие стены домов
Затихая качаются ветхо,
Как огнём порождённый дымок.

В шуме, в гуле, в сплетениях улиц
Наугад я хватаю предмет
И гадаю, что мне он посулит,
Переполнившись чувством примет.

Даже жалкий счастливый билетик
Я в троллейбусе прячу в карман
И, расправив могучие плечи,
Представляю: за мною корма,

А вдали синей пляшущий ветер,
Поднимающий волны-дома,
Моей девочки лодочку вертит,
Разбивая о время – туман.

Сельской жизни широкая пойма
Осталась далеко позади.
И сейчас я приду ей на помощь,
Чтобы ветер чужой победить.

Пляшет ветер забыто в воротах,
Заметая пустые углы.
Чтоб найти что-то, бесповоротно
Из гнезда улетают орлы.

14 декабря

Очень трудно верится
Но теперь я всё-таки поверю
(Дверь юлою вертится),
Милой нет уже за этой дверью.

Горькое отчаянье,
Но теперь я так не заболею.
Корабли отчалили
В ту страну, где лучше и теплее.

Отцвело осеннее,
Но теперь не хочется мне грусти.
Мне б найти спасение —
Другой милой ласковые руки.

Зашумит, завьюжится,
Но теперь я и не жду получше:
Зима ляжет в лужицах
И уйдёт в конце весной по лужам.

Расцветёт стоцветие,
Но теперь я навсегда запомню:
Жёлтых роз созвездия
И весну в осеннее заполнят.

Очень трудно верится,
Но теперь я всё-таки поверю:
На Земле всё вертится
И сбывается только по поверью.

15 декабря

Вот лето кончилось, и что?
Сижу в саду в пору осеннюю,
Не собираясь жить лет сто,
Нацелился на семьдесят.

И чтоб всё в жизни удалось
Я буду жить безгрешно так,
Ни дня не выкинув долой
Или чего-то грешного.

И будет мне совсем не жаль,
Что в степь ушли здоровье, сила,
И что с деревьев листьев шаль
Слетела в холод зимний синий.

Качался колос золотой,
Лучами солнца наливаясь.
Я помню: тоннами на ток
Зерно его переливалось.

Вот было время: зной, жара
И золотое поле – море хлеба
Под солнцем палящим с утра
Косьба аж до заката неба.

Нет времени передохнуть.
И, кинув новый жребий,
Я отправлясь в дальний путь
Взойти на новый гребень.

16 декабря

Городские шумливые улицы
Убегают в тревожную гладь.
Этим шумом стихающей музыки
В моё сердце мечта пролегла.

Я не знаю не сбудется, сбудется
Эта песня вечерних огней,
Но наверно отыщется улица
С дорогим силуэтом в окне.

16 декабря

Солнцем забытые пашни,
Туман да зимняя хлябь,
С сердцем навечно скорбящим
Больно смотреть на поля.

Нудная колкая мжичка,
Выколи глаз, ни зги ни огня
Где же тот снег, что кружится
На белых буйных ржущих конях?

Плачет метельное поле,
Серый туман ей не люб.
Где ж белолицый любовник,
Что сердцу любим, хоть и лют?

17 декабря

Вот опять на поля,
Города и на сёла,
Белой пылью пыля,
Снег ложится весёлый.
Словно мысли спешат
И светлы и нежны так,
Едва слышно шурша,
Скользят с неба снежинки.
Ни полей, ни дорог,
Ни оврагов глубоких, —
Всё слепит серебро
Полыханием бойким.
Ранний утренний час
В петушиных распевах
Придремал, заскучав,
В сплошном мареве белом.
Осыпается снег
То тихонько, то быстро,
И стучат как во сне
Дней бесшумно копыта.
Год за годом летит
Незаметно и властно.
Я по-прежнему тих
И по-прежнему ласков.
Будто я и не жду,
Будто я не мечтаю,
Что из мира уйду,
Что я в мире не стану.
Осыпается снег
Быстр, бесшумен, спокоен,
Словно времени бег,
Словно гул колоколен.
Я вот так же хочу
Белым снегом просыпать
Силу всех своих чувств
К человечьим копытам,
К человечьим ушам
Шелестенье снежинок,
От которых душа
Согревается в жилах.
Разрешите же мне,
Дайте, дайте дорогу
Просыпать стихов снег
На людскую берлогу.

18 декабря

Что цвело весною, что шумело летом,
Осенью слетело, разогналось ветром.
И сейчас накрылось белолобым снегом.
Бело стало всюду, здорово и зябко.
Заметелит вьюга. Мама, где же моя шапка?
Встречу я подругу – белую лошадку,
Заломлю ей уши, расплету ей косы,
Потону в глазах я жгучих и роскосых.
Сгину с ней навечно в зимние покосы.
И по крыше зимней, в даль бросаясь снегом,
До весны подснежной отгуляет ветер.
Не вернусь весной я, не вернусь и летом,
Здесь цвести весною уже новой рати
Не горюй за мною, не вернусь обратно,
Здесь на моём месте остаются братья.
В этом моём доме, на моей постели
Ты сама не раз им как и мне постелишь.
Где же моя шапка? Сгину я в метели…

18 декабря

Земля моя! Покошенное поле.
Иные нынче косят косари
Твоё теченье поля голубое
На волнах краешка зари.

Поля чихают тракториным гулом,
Дороги топчут чудо-муравьи,
Скрепят плугов натуженные скулы
И небо чудо-птица буравит.

Спешат венчаться с городом деревни,
Шумит в полях из рек вода,
Без листьев по полям растут деревья,
И ветер соловьём поёт в их проводах.

Всё меньше здесь пастушеское поле,
Всё реже нынче овцы по зорям
Сосут степей зелёное раздолье,
На языке овечьем с небом говоря.

Мычат коровы те же песни,
Навоз всё тот же пахнет с тырл,
Орёл и ворон те же, хоть убейся,
И та ж пшеница с цветом золотым.

И люди так же добродушны
Идут в поля свой труд дарить другим,
Раскрыв как небо дали свою душу,
Где ветер на трубе играет грусный гимн.

18 декабря

Грязный снег у дороги,
Утро даль морозит,
Мелкий дождь моросит,
Дым струится в небо
Как чёрный лебедь
По вертикали строго
Вот бы и мне бы
Так в небеса засколзить.

19 декабря

Поле. Мчатся кони.
Стелется дорога по снегам зимы,
Белые долины, белые холмы,
Над большой деревней сизые дымы.
Близко, далеко ли?
Кто же знает? И не знаем мы.

В ветвях лесопос
В пашнях и лугах тишина и снег,
Где-то льётся песня и весёлый смех,
Как же славно мчаться в санях по зиме
И смотреть как полоз
Выбивает пыль из-под саней.

Белые накидки
На хребтах сбежавших от полей скирдов,
Сгорбившись в надежде ждут они, что в дом
Их возьмёт хозяин, понявший что, что
Зеленя погибли
На просторе том.

В даль моторов звоны
Поползли к кошарам. С сеном трактора
В серебристом снеге раннего утра,
Ведь кормить скотину уж давно пора.
Оглашает поле
В след ворониный грай.

Чуть ли не на юге
Солнце из пелёнок выползло на свет
Чтобы всласть напиться молока. Но снег
Начинает вьюжить под свой вой и смех.
И смеётся вьюге
Солнышко в ответ.

Снег ли, молоко ли
По степям пролились. Солнцу равно пить.
Белую рубашку ветерок зыбит,
Где-то полушубок под скирдой забыт.
В поле от околиц
Потерялся быт.

«Тр-тр-тры!» И стали кони.
Всё, всё смешалось под напором вьюг.
Овцы на кошарах комбикорм жуют,
А коровы сено. Молоко же пьют
Те, кто ходит в школу,
Поднимает грамотность свою.

Близко, далеко ли
Белые долины, белые холмы…
И к ним мчатся кони,
А на них и мы.

20 декабря

Что это такое? Что за час пришёл?
С неба с щедрой страстью сыпятся снега,
Ели приоделись в белый лёгкий щёлк,
В городские скверы забрела тайга.

Меховые шубы греют тополя,
На холмах высоко прямо к солнцу в пах
Забрались и лапят и уже в поля
С радостью готовы с солнышком упасть.

Солнце ж раскраснелось, выгнулось дугой
И уже не может ничего сказать.
Блесками снежинок сыпет за углом
Встречным-поперечным в лица и глаза.

Окна зданий сонно и с трудом глядят,
Им мешает видеть снежное бельмо,
Фыркая машины в пробуксах гудят
А толпа народа топчет снежный мох.

Светятся, искрятся снежным серебром
Город, зданья, площадь, улицы и лес,
Воздух, солнце, поле, да и сам народ —
Всё рядится в скользкий первородный блеск.

21 декабря
Вот Бешпагирские высоты
Луч солнца саблей полоснул,
Проник в разрушенные дзоты,
Всё ещё ждущие войну.

Противотанковую трассу,
Что по холмам ползёт на юг
В белесо-серое раскрасил
Он как гигантскую змею,

Сменил дозоры на пикете,
Промчал по пашням и лугам
И золотых цветов букетом
В окно упал к моим ногам.

Сегодня день: двадцать второе,
Двадцать второе декабря.
И в этот день лишь только трое
Свершили жизненный обряд.

Луч солнца, я и мама,
То было двадцать лет назад.
Как будто мало и не мало,
Что и сказать легко нельзя.

На Бешпагирские высоты
Вот также падал солнца луч.
Его встречали также дзоты
И мамин первый поцелуй.

Но только маме было двадцать,
А мне всего один лишь вздох,
Но я уж начал целоваться
С лучом, ворвашимся в наш дом.

По дальним сопкам отгремела
Гюрзой уродливой война,
И я явил мужскую смелость
Родиться в солнечных волнах.

То было дело в сорок пятом
Победой мывшемся году.
Мои ровестники ребята
В себе явили русский дух.

Гремел салют святой победы
На все понятные азы,
В тот год проваливался в бездны
Злой непонятный нам язык.

Навстречу солнцу, жизни, правде
Навстречу дрожи толщ и сфер
Родился русский полноправный
Я – гражданин Союза – СССР!

На Бешрагирские высоты,
На след ползущих в давность трасс,
В полуразрушенные дзоты
Луч солнца глянул двадцать раз.

Триста шесьдесят пять букетов.
Луч, к каждому букету приложи
Семь тысяч триста пять рассветов,
Что осветили мою жизнь.

О, солнца луч, ещё раз двадцать,
Семь тысяч триста пять мне зорь
Ты принеси поцеловаться
На Бешпагирский мир высот!

22 декабря

О, милая, печаль во всей округе.
В селе родном теперь я не живу,
Ни от кого не слышу злость и ругань
И никого любимой не зову.

Пустынны стали все поля и чащи.
Рябых долин противен дух и вид,
Как будто кто-то плачется о счастье,
Как будто кто-то плачет о любви.

То с серых крон, то с серого пастбища
Сорвавшись рыхлым снегом на земле
Холодный ветер будто кого ищет
Давно-давно ушедшего с полей.

Земля седая плачется о вьюге
И в первых пятнах снега-седины,
Как будто думает о севере и юге,
О дне осеннем или дне весны.

Вот так и я туманными глазами
Смотрю на скуку этих бледных дней,
То вдруг осенним листопадом залит,
То белой вьюгой сада по весне.

Ты помнишь, милая, огонь осенний
Тех вечеров нахальную луну?
Ты мне была тогда моим спасеньем,
Потом злом роковых моих минут.

Меня сжигало сердце зноем летним
По той весне моей былой в тоске.
И в осень ту двадцатилетья
Я был несостоявшийся аскет.

Любви твоей горячей я не помню
Иль может просто помнить не хочу.
Нельзя, наверное, назвать любовью
Судьбу обманутых и лживых чувств.

Тебе хотелось просто выйти замуж
Равно, что за меня, что за того.
Ты по любви играла как по займу,
Спеша сграбастать первый выйгрыш свой.

А что ж любовь? Для этой цели можно
И целовать, и плакать, и молить
В таком-то возрасте играть совсем не сложно
С обманутым вниманием моим.

Я больно, больно ранил своё сердце
Забытой памятью моей любви,
На голову свою дурную сердясь,
Хотел её – скорлупку раскроить.

Уж толи силы не хватило, толи…
Висела жизнь моя на волоске.
Я жив. Мне как могилу в древнем поле
Зашили рану смерти на виске.

Теперь и я отмечен чувством
И на виске под прядкою волос
Ношу ту память горького безумства
Любви, что в подлость сжить мне довелось.

23 декабря

Зимние дороги, зимние снега,
Солнце светит многим, не умея лгать.
Коли любит, любит, любит до конца
И в лицо и в губы, в душу и в сердца.
Коль смеётся смехом, заливает всё,
Словно жизнь из меха жаркий горн сосёт.
Коли хмуро, хмуро, слякоть, слёзы, грязь,
Дождь в земную мудрость по уши погряс.
Коли бело, бело. Ветер и пурга.
То, что вьюгой пелось, слушал ураган.
Зимние дороги, зимние снега,
Солнце светит многим, не умея лгать.

28 декабря

Ни бедными и не богатыми
Встречали Новый год мы в сбор
Вдали за низенькими хатами
Нам ёлкой был сосновый бор.

Опять как и тогда на родине,
Опять тревожусь и люблю
И небо серой непогодины
Мечтой далёкой голублю.

Мечта с глазами ночи чёрными,
Где ты теперь? И что с тобой?
Скрипят снега в мороз вечерние,
Я ж слышу песню про любовь.

Сирень в холодном белом инее,
Сады в отливе серебра,
Я ж вижу светлое и синее
В рассветной зелени утра.

Ночь-вьюга плачет, храпы конные.
Год новый мчится на коне.
Во мне ж лишь ночь та Новогодняя
Любви вальсирует конец.

29 декабря

Казнить нельзя помиловать

Любимые со мной не расстаются,
Ведь остаются к ним мои стихи.
Слова там плачут и смеются,
А точки молчаливы и тихи.

Зависит всё от настроенья.
Хотя возможно даже с запятой
Познать счастливое спасенье,
А нет, пойти на плаху ни за что.

30 декабря

Ни скуки, ни веселья.
Тур вальса пляшет маскарад.
В забытое осел я
И не таинству масок рад.

Неловкость горбит спину,
Не знаешь руки куда деть,
Как будто на чужбину
Пришёл я радость подглядеть.

Мой школьный бал. Давно ли
Меня ласкал снежинок блеск
Вот в этой самой школе
И в этом самом же тепле?!

Всё та же скука, та ж весёлость,
Но только то было моим,
И та же музыка у ёлок
Гремит как похоронный гимн.

Но где же все вы? Где же?
Где вы, ушедшие друзья?
Всё стало безнадёжней,
И встречи ждать уже нельзя.

Как далеки мне были,
И где теперь они? «Ау?»
В душе возможно и любили,
Но ненавидели в яву.

Друзья, так что же, что же?
За вас я всех пришёл на бал,
И конфети я дождик
Сжимаю на своих губах.

Быть может, и напрасно
Мнут мысли память головы.
Ни на один свой праздник
Меня не приглашали вы.

Тогда мне было больно,
Теперь с улыбкой я мирюсь.
Зачем в чужое поле
Мне приносить свою зарю?

Танцуют пусть или тоскуют…
Мне суждено с начала лет
За всех уборную людскую
И мыть и чистить в каждый след.

Три года, три бесследных круга
Водил я жизни хоровод.
И моей девочки подруга,
Меня уже не узнаёт.

А ведь когда-то ревновала
Любила, видимо, меня.
Меня ж, она не волновала,
Её подружку любил я.

Я вижу, ей не нравлюсь,
То, что сгорит, не подожжёшь.
Но эта жуткая неравность
Нас одинаково с ней жжёт.

Не рвут цветов в бутоне.
Увядших тоже не берут.
Спасают, когда тонут,
Да и хоронят, когда мрут.

Нет милой здесь в помине
Ушла отсюда навсегда.
Судьба моя, помилуй,
Освободи меня тогда.

Так как-то получилось:
Не расцвела – я не сорвал,
Судьба нас разлучила.
«Люблю!» сказав, я не соврал.

И нежит сердце тайна.
Она со мною навсегда,
Любить её не перестану
И не забуду никогда.

Танцуй же, жизнь, и буйствуй,
Ведь мы не знаем всё равно,
Когда порвёт нить буйность,
Что крутит нам веретено.

31 декабря

1967 год

С Новым годом, сельчане,
С новым счастьем вас я
Поздравляю и замечаю,
Ваши головы вьюги белят.

Так, действительно, или
Кажется мне, что с утра
Вылил кто-то на вас все белила
Из огромносо солнца-ведра.

Что осталось плеснули
Во всю спину озябшей ночи
И её, украшая, коснулись
Кисти солнца, – с мольберта лучи.

Новогоднее утро,
Храп метельных коней у ворот,
Завивает Снегурочка кудри,
У саней её ждёт Дед Мороз.

По холмистым равнинам
Заметает дороги пурга,
Змейкой снежной ретивой
Их уже начинает пугать.

Довезут ли подарки
Быстроногие тройки коней?
В гало солнце как в арке,
Да и дню уже будто конец.

Замела метель небо,
Бубенца едва слышится звук.
Дети в школе на нервах
Дед Мороза с Снегуркой зовут.

И так празднично ловко
Дед Мороз со Снегурочкой вдруг
Появились под ёлкой
И давай одарять детвору.

1 января

Так приходится снова и снова
Мне смеяться о чувствах былых.
Невпопад обронённое слово
Во рту вяжет, как вяжет полынь.

Той не верю любви, что изменой,
Затаилась в девичьих глазах.
Руки, сжавшие шею как змеи,
Мне пытались петлю завязать.

И теперь говорю я: «И что же?
Моё сердце и с раной живёт.
Я ещё не совсем уничтожен,
Хоть уже не уверен и твёрд».

Пусть ещё горький смех неохотно
Затихает меж сжатых зубов.
Мне в пример осторожный охотник,
Что охоту не чтит за забой.

До спасения смехом я дожил
И теперь боль мне сердце не жжёт.
Раскалённой земле – нужен дождик,
Мне же смех, разжижающий жёлчь.

1 января

Зимние белые ветры
По полю тройкою мчатся.
Верьте, друзья мои, верьте:
Это несётся к вам счастье.

Юность и бражна, и хмельна.
Сладко в ней всё, словно в песне.
Если ж постигнет измена,
Смейтесь неверной невесте.

Сильно любить не старайтесь,
Больно измены бьют в сердце.
Тяжесть обманутой страсти
Тянет к бутылке и сексу.

Пейте и пойте, вторю я,
Рвите расцветшие розы.
Звонами громкими рюмок
Маняться лучшие грёзы.

Тот, кто обманут любовью,
Жизнью ещё не обманут.
Тот, кто изменщицу обнял,
Счастья увидит с ней мало.

Сколько таких же похожих,
Случаев в жизни бывало,
И не спеши лезть из кожи,
Лишь бы душа оставалась.

Коль и потеряно что-то,
Сами себя не теряйте.
Сядьте с друзьями за столик.
Пейте готовую радость.

Пейте и пойте, вторю я,
Рвите цветущие розы.
Звоны хрустальные рюмок
Манят нам лучшие грёзы.

Зимние белые ветры
По полю конями мчатся,
Верьте, друзья мои, верьте:
К вам летит тройкою счастье.

2 января

Под морозным окном
В снег акации иней роняют,
В поле в зимнюю ночь
Потерявшихся черти гоняют.

Сыпет ветер в стекло
Леденящий хохот, визги чёрта.
Зло со стёкол стекло,
И далёкое видится чётче.

И я вижу, что я
В снеговой кутерьме заблудился.
Кто-то сдал и меня,
Ведь когда-то как все, наблудил я.

Там сцепились с пургой
Ворон белых голодные стаи
И лежу я весь гол,
Окружённый ещё и чертями.

И они, подняв свист,
Всех бросают в котёл как лягушек
Над котлом дьявол свис,
Грешных черпает он, где погуще.

Черти весело ржут
И уже надо мною хлопочут,
Скоро видно сожрут
И меня, оттого и хохочут.

В вихрях пляшет метель,
Ад с чертями и дьяволом чертит.
Лягу я-ка в постель.
И от голода пусть сдохнут черти.

2 января

Всяк человек, живущий на земле
Чтит для себя особенное что-то,
И где б ни жил он в городе, в селе,
Он жизни на земле не знает толком.

У каждого душа потёмки, мрак
До самого конца необъяснима,
Душа таинственна как мир в мирах,
И человек лишь жалкий мира снимок.

Да, тайна человек, как вещь в себе,
И чаще сам себе лишь интересен,
И каждый человек в своей судьбе
Как во вселенной в бесконечном рейсе.

Другим его таинственность – ничто,
Хотя таинственны ему другие,
Но каждый по отдельности лишь то,
Что в жизни приготовлено на гибель.

Но есть сыны и дочери земли, —
Пришельцы из других миров – метеориты,
Что из вселенной тайну принесли,
Впитав в себя таинственность открытий.

И на самой земле за мифом миф,
Через догадки и гипотезы о мире
Они дают нам узнавать наш мир
Со знаньем, мудростью учёных и кумиров.

И чтобы в мире было меньше тайн,
Они не прячутся, себя не ставят в позу,
Свои открытия всегда хотят отдать,
Земле и человечеству всему на пользу.

11 января

Гор кавказских ничем не разрушить,
Их обвалом лавин не сломать,
Вечный ветер жестокий и злющий
Так пугает теперь мою мать.

Дом оставлен, оставлены братья,
От разлуки печален отец.
Общежитская койка как катер,
Болтыхаясь скрипит в пустоте.

Моя бабушка молится с плачем,
Что далёк её ласковый внук,
А любимая девочка платье
Заголила, другому моргнув.

От моих непонятных скитаний
И бродяжеских чар городов,
Лишь лохмотья на теле остались,
Да проклятья оставленных вдов.

Мне не надо ни денег, ни славы,
Даже пропитых лет мне не жаль,
Лишь бы пёс мне из дома залаял,
Злостью белой в меня задрожав.

Я готов на алмазном подносе
Хвост коровы нести по лугам,
Как паштетный язык её носит
С сытой мордою официант.

Лучше нет дорогого Кавказа
И акаций с сиренью в цвету,
Мне не надо о золоте сказок
И о славе несбыточных дум.

Я вернусь в свою тихую местность
И прижму к сердцу милую мать,
Изменившую девочку местью
Я не стану совсем донимать.

Там семья моя, – лучшие люди,
Им не надо придумывать лжи,
Там другая девчонка полюбит
Меня навек сильнее, чем жизнь.

11 января

Мальчишка, застывший у гроба,
Не может хоть что-то понять.
В глазах его мука и просьба
Сестрёнку из гроба поднять.

И как же ему разобраться,
В гробу что сестрёнка нашла?
Волшебная звонкая радость
Так быстро из жизни ушла.

Кому-то вчера улыбалась
Красивой улыбкой она
И тихо шептала губами,
Что счастьем, любовью полна.

Но глупый братишка игрался
С холодным и страшным ружьём,
А к девочке крался и крался
Тот миг, что пришёл и прошёл.

Боль шею прожгла нестерпимо,
Прошила и голову дробь.
Отчаянно девочка билась
За жизнь, чтоб не лечь в этот гроб.

Братишка рыдает над гробом,
Над телом убитой сестры.
Он сам будто падает в пропасть
С высокой и страшной горы.

Он видит, что вновь они двое
В игре на весеннем лугу,
Луг пахнет цветами, травою,
Кукушка считает: «Ку-ку!»

И моются ноги росою,
И смехом сестрёнка звенит,
Отец вдали машет косою,
И мать совсем рядом копнит.

Он падает в свежее сено,
Сестрёнка его тормошит,
И мать, на них делано сердясь,
С улыбкой счастливой грозит.

Сияют как синее небо
Глазищи сестрёнки над ним,
И видит он: – быль или небыль, —
Вокруг головы её – нимб.

Не смех, – заливной колокольчик
Звенит над его головой…
И вот одним выстрелом кончен
Счастливого голоса звон.

Печально сквозь плач панихиды
Сестрёнка ему одному
Рукой из-под белой накидки
Чуть машет и шепчет ему:

«Мой братик, тебе всё прощаю,
Не плачь, мой братишка, родной,
Прикрой меня белою шалью,
Мне холодно стало одной.

Ой, что ты со мною наделал?
Не хочется мне, милый мой,
Расстаться с семьёй, не надеясь,
Вернуться когда-то домой.

Не плачь, мой братишка, и вытрись,
Мой в памяти смех сохрани.
Пусть радостно он, а не выстрел,
Тебе неустанно звенит.

Теперь никогда не просыпать
Его мне по росным лугам
Весенней рассветною зыбью
К далёким душистым стогам.

Теперь никогда не омыть мне
Росистыми травами ног,
На кладбище тени немые
Восторженно ходят за мной.

Глубокая чёрная пропасть —
Могилой отрыта там мне,
Но есть у меня одна просьба,
Последняя просьба к тебе.

Не хочется мне на кладбище
В пятнадцать годочков моих,
Мой друг говорил мне, влюбившись,
Что смерть нам одна на двоих.

Но ты, ты, любимый мой братик,
Его от меня попроси,
Чтоб он мне к могильной ограде
Цветы по весне приносил».

Убитая девочка в гробе
С закрытыми веками глаз,
И падает, падает в пропасть
Братишка без боли и зла…
11 января

Село вечерней чашей
Собрало все его огни,
О ночи заскучавшей
Тепло заботятся они.

Опять топчу я клумбу,
Напоминает мне она,
Как здесь шагала к клубу
Моя девчоночка одна.

Теперь же радость жизни:
Танцульки в клубе или фильм,
Никто не скажет: жирно,
Ведь иногда и это фиг.

И в праздники, и в будни
Всегда одни законы здесь:
Им наплевать на спутник,
На взлёты в космос насвистеть.

Взлетели? Пусть взлетели.
Взлетают… Пусть летят.
И это в самом деле
В селе живущим так – пустяк.

У них своя, своя работа,
С зарёй вгрызаться в борозду,
День целый до седьмого пота
Не разгибаться от натуг.

Хоть вечерами отдых.
В клуб молодёжь села идёт,
Чтоб был и вечер скуке отдан,
Чтоб он из памяти был стёрт.

Девчонки здесь и вдовы
Не жадно смотрят на парней.
Им будто всего вдоволь,
А приглядишься – вовсе нет.

Девчонки ждут все принцев,
А вдовам дайся кто-нибудь,
Здесь новый парень как патриций,
А там хоть Йёриком ты будь.

12 января

Мне не так уж теперь тяжело,
Я теперь не жалею о чём-то.
Моё сердце с потерей сжилось:
Не моей женой стала девчонка.

И в степях, и в горах, на селе
Мои чувства отрочества живы.
Как прекрасно же жить на земле,
Когда чувства свежи и не лживы.

И тому, кто идёт за тобой
Передашь ты совет, чтоб без боли
Он нашёл там друзей и любовь,
Где нашёл ты пустырь и безмолвье.

Так случилось впервые со мной, —
От любви не откажется каждый,
Моя девочка стала женой,
Спутав мне и надежды, и карты.

Ну, и пусть, пусть всё будет коль так,
Не хочу жить с бесцельной любовью
Не влюбить в мышь кота никогда,
Даже если та кошка собою.

Для девчонок бесплодной любви,
Как я понял, нисколько не надо,
Им важнее гнездо своё свить
С мужем, с домом и садом.

Оттого я теперь не грущу
Об ушедшей девчонке к другому.
Знаю песню: глаза лишь прищурь.
Когда радость, беда или горе.

13 января

В зиму край мой заворонен.
В заболоченную хлябь,
Невесомый жаворонок
Утонул по крылья в грязь.

Ему нынче не до песен,
Не до звона в синь небес,
На дороге он не весел
Ищет будущую песнь.

Серый маленький комочек
С чуть дрожащим хохолком
Тихо скачет у обочин
На навозный мёрзлый ком.

Летом песню слушай чутко —
Жаворонок то поёт.
Зимой просто он пичужка,
Слишком схожий с воробьём.

Вот такой мой край родимый,
Вот такая его жизнь:
То цветёт в восторг и диво,
То болезнью залужит.

15 января

Ты далеко, ты далеко,
Навек уехала.
Ты там с другим, я здесь с другой
С ложью и смехами.

Но всё равно ты шлёшь привет
Так, как и слала мне.
Кто из нас двух больше правей,
Ты не узнала ли?

Песен теперь тех не пою.
Видно не хочется.
Словно в поле в память мою
Вьюга хохочется.

Видно навек так суждено
Грусть сохранять и мне,
Только скажи: с чьею виной,
Ты попонятливей.

15 января

Ты приехала? Что же, ну, что же…
Встречу я тебя в Новом году
И в метелящий снег или дождик
По родимым местам проведу.

Словно давняя чудная сказка,
Выплывает из тьмы моя жизнь,
И слова золотые сарказма
Переполнены истинной лжи.

Поведу я тебя по тем тропам,
Где прошли мои тысячи лет,
По которым я топал и топал
Почти каждому слову во след.

Вот смотри: эта сложность дороги,
Эта милая грязь у ручья
Закалила мне сильные ноги,
Меня твёрже стоять науча.

Вот смотри: этой чистой водою
Я поил по утрам лошадей,
Чтобы силой своей молодою
Они службу несли для людей.

Позже эти нарзанные воды
Приносил я поить кузнеца,
С ним ковали подковы как звёзды,
Мы на счастье для жеребца.

Открываю я кузницы двери,
Завожу тебя в юность мою,
Где я горну себя предоверил,
Где ковал я и тело, и душу свою.

Этот молот я вновь поднимаю
И в метал раскалённый стучу.
Не понять тебе, я понимаю,
Раскалённых в горне моих чувств.

Ты выходишь. Я дверь закрываю,
Зная что: гулкий молота стих
И поющую песнь наковальню
Мне в себе и с собой лишь нести.

Тебе это и дико, и чёрно,
И противна вонючая гарь…
Городским, видно правда, девчонкам
Нужно больше в пахучее лгать.

Но таков я, что лгать не умею.
Так идём, я тебя провожу,
Не сводив тебя к главному змею,
Что сосёт моё сердце как жуть.

Голубая змея серой степи, —
Защемившая сердце тоска
Только мне одному душу теплит,
Как людей гробовая доска.

Никогда не понять этой боли
Ни тебе, ни другим дорогим —
Это синее скользкое поле, —
И любви, и надежд моих гимн.

16 января.

Белый рыхлый снег кружит
Сыплясь на дороги.
Пробирается мужик,
Спит медведь в берлоге.

Тишь в лесу, на ветви снег
Тяжело валится
И в туманной тишине
Тускло серебрится.

Белой пеной взбита синь,
И тепло, и зябко,
Лапка в снеге не скользит, —
Радуется зайка.

Нет ни дали, ни следов,
Ни зверюшек, птичек,
Каждый холмик под кустом
Радуется тиши.

Далеко до дней весны.
В тиши оробелой
Мир уснувший смотрит сны
В тёплой шубе белой.

17 января

Я тебя и любовь проклинаю.
Будь ты проклята трижды, родная,

Отзвенели осенние листья,
Уж зима всем порошится в лица.

С белой вьюгой венчается поле,
А я помню любовь ту, всё помню.

Будь ты проклята трижды, родная,
Ты меня обанкротила навек.

Да, тебе хорошо. Я поверю.
Но мне лучше. Пусть так будет зверю.

И тебя уже вновь не коснётся,
Вихрь любви, что во мне вдруг проснётся.

Тебя ж съест половая истома
В бело-розовом мирике дома.

Ты коварно и зло изменила,
И решил я, что всё мне приснилось.

И измену твою и приветы
Пусть рассыпят в снегах зимних ветры.

Будь счастливой в проклятье надолго
В бело-розовом мирике дома.

17 января

Снег лучится,
Степь широка,
Лошадь мчится
Без дороги.
Лошадь фыркнет,
Скрипнут сани.
Белый выгон
Солнцем залит.
Сани в снеге,
Лошадь в паре,
Мужик некий,
Словно барин,
Вожжи дёрнет,
Лихо свиснет
Змейка крутит,
Бег размерный
Степью русской
Безразмерной.
Мчатся сани,
Вслед собака
Лает сзади,
Бьётся барка.
Мужичишка
Песню тянет:
«В поле чистом
Россияне…»
Даль белеса,
Серебриста
И без леса,
И лесиста
В первом снеге
Утопает,
Даже негде
Снегу падать.
Лесопос
Очертанья
Снегом с поля
Заметает.
В белом снеге
Даль без края.
То не Север,
Не Украйна,
Не Сибирь то
И не тундра
В серебристом
Блеске утра.
На кавказском,
Поле белом
Лошадь – сказка
В быстром беге.

17 января

Маленькая девочка, поскорей расти.
Первую любовь твою мне не обойти.
Маленькая девочка подрастай скорей,
Никуда не денусь я от любви твоей.
В юную прекрасную я навек влюблюсь
И тебя возьму женой, как домой вернусь.
В вечер у автобуса встретишь меня ты,
И в руках рассыпятся алые цветы.
Крепко обниму тебя, поцелую я,
И скажу, что, милая, ты навек моя.
За холмы песчаные, за сосновый бор
На всю ночь волшебную мы уйдём с тобой
Родники гремучие запоют водой,
Небеса бездонные бросятся звездой.
Соловьи звонливые к нам слетят в луга,
От весенней удали вскружатся стога.
И в цветах развьюженных, на лугу, в траве
В поцелуях пьяных нас расцелует ветр.
Соловьи заплачутся о весне твоей,
Розовое платьице сбросишь ты в рассвет.
Груди твои девичьи стану целовать.
В страсти ты сомлеешь вся, вскружит голова.
Как заря беззвучная задрожишь вся ты,
Упадём с тобою мы в травы и цветы.
И пьянясь от радости сердце задрожит,
Там под ним появится наша с тобой жизнь.
Соловей ли жаворонок нам гнездо совьёт,
Ночь, пьянясь, росистая стихнет соловьём.
Станешь первой женщиной мне навеки ты.
Соберу со степи я алые цветы,
Песню соловьиную, жаворонка звон
Из зари разбуженной, из рассветных волн,
Кольца золотые из росы степей
Соберу в ладони я и отдам тебе.
Сердце подарю тебе в алой той заре,
Маленькая девочка, подрастай скорей.

18 января

Знаешь, друг мой, что нам кажется,
Что похожа жизнь на сказочку.
Не ходи в тайне под заборами,
И не водись ты с злыми ворами.
Не воруй, не ходи, куда манится,
И не стань, друг мой, ты карманником.
Береги лишь свои ты копеечки,
Потерять их легко сам успеешь ты.
Ни тебе ресторан с звоном кружечным.
От него стыд и срам с срамом дружится.
В добрый час будет сказано:
Не бывает жизнь просто сказочной.
Береги же ты честь свою смолоду
Честь и слава тебе, добру молодцу.

19 января.

Вот и закончилась тетрадь.
Прощай последняя страница,
Вам больше я не злой тиран.
Здесь точке и словам граница.

Другую я тетрадь куплю
С листами снега белоснежней.
Я на неё давно коплю
Любовь и ненависть, и нежность.

20 января

Снег идёт и идёт, наметая сугробы,
Видно мир заболел белой, белою кровью.
Белый мир, злой как снег, опустился на город
И кусает лицо с непонятным укором.
Люди сжавшись идут злые тоже как снег тот.
А куда? Не понять, идёт тот, идёт этот.
И я тоже иду, смотря в разные лица,
И снег тоже идёт, прямо с неба валится.
Тот идёт – закацуп, зуб на зуб не поставит,
Этот сморщился весь, те красней крови стали.
Все идут, все спешат, мало кто улыбнётся,
Один снег лишь валит на них, радостно вьётся.
С редких радостных лиц в меня солнце глядится,
Я готов целовать в смехе встречные лица.
Вот девчонка одна мне в глаза улыбнулась,
Никому не понять той улыбки нам нужность.
Мир весь бел, мир весь бел – это сделала снежность,
Но как станет он чёрн, если стает лиц нежность.
Оттого улыбнись мне навстречу идущий,
И красивей чем снег лиц сияющих души.
Пусть идёт, снег идёт, наметая сугробы,
Только бы человек не болел белокровьем.

20 января

В окно поле метельное жмётся,
Степь пустынная, вьюжное ржанье,
Как вам там одиноким живётся
Запорошенным зимнею жалью?

Как там кузница с копотью горна?
Как гудят в её стенах удары?
Захлестнуло меня аж по горло
Золотистое пиво из бара.

Здесь бар – целых два зала подвала
До отказа забитых уютом.
Но меня не сюда зазывала
Городская разгульная юность.

В баре быстро пьянеют от пива.
Или может не то я заметил?
«Приносить, пить спиртные напитки
Не разрешается», – это на месте.

Напиваются ж до чёртиков парни,
Хоть у них голоса соловьиные:
«Эх, вы, бары, пивные вы, бары,
Отдыхают с водкою магазины».

Зима белая вьюжится в окна,
Не хочу я пить и чёртиков видеть,
С пивом в кружках смешана водка,
Её пью, чтоб чертей не обидеть.

Эй, вы, бары, пивные вы, бары,
В звоне кружек, и в радостном визге
Зовёте к себе ради забавы
Пиво пить не водку, не виски.

Выйдет парень на белую улицу,
Драка под руку, – гуляй молодость!
Вспоминает он свою кузницу
И бьёт кулаком словно молотом.

20 января

Здравствуй конь, дружище старый,
В лёгкой упряжке саней
Ты играешь с удилами,
Лучший конь из всех коней.

Масть гнедая, грива рыжа
С шлейфом огненным хвоста,
Как красиво сбруи брызжи
Облегли литую стать.

В шее взвившемся изгибе
Бездна страсти, красоты,
Без терпенья в снега выбель
Бьёшь копытом золотым.

Глаза карие упрямы
В наклонённой голове.
Спорит с дикими ветрами
Твоих ног летящий бег.

Что ж, ты прядаешь ушами,
Сфыркнуть хочешь пенный пот.
Вспомнил девочку, что шалью
Накрывала нас с тобой.

Тогда не было попоны.
И она, сняв шаль с себя,
Накрывала нас с любовью,
Твою гриву теребя.

Не её, тебя целую,
Конь, мой, друг мой золотой,
Дай с тобой я побалуюсь,
Хоть и я не прежний, тот.

Не кусать теперь ей руку,
Не смотреть в её глаза.
Хорошо хоть мы друг другу
Смотреть можем и кусать.

Как живётся белой степи,
Конь мой славный баловень,
Твоё ржанье душу ль теплит
Уходящих деревень?

Нам с тобой ещё досталось
Долюбить деревни жизнь,
Мышц огонь, души удалость
Бросить в степь свою, дружишь.

24 января

Вот опять подо мной
Кисловодское море нарзанов,
Вновь Эльбрус сединой,
Жемчугом серебрится в глаза мне.

Город тихий внизу
Теплит дымкою сизой долину,
Ветер свежий как зуд
Пробежал по верхам тополиным.

Далеко, далеко
Даль змеёю дрожит над хребтами.
В небо пиками гор
Там Кавказский хребет встал грядами.

Улиц города круть
Вновь приводит меня на Каскаду,
Аркой вновь в полукруг
Обнимает меня Колоннада.

Я стою у колонн.
По долине к хребту Боргустана
Лёг чудес уголок
В соснах весь, в тополях и каштанах.

Я смотрю вниз и вглубь,
Будто жду там кого-то упрямо,
И вливается в грудь
Непонятная давнего пряность.

Снова кажется мне
Опозданье твоё объяснимо,
И сейчас в глубине
Ты появишься… О, эта мнимость!

Никогда, никогда
Не придёшь ты ко мне на Каскаду.
Только дни и года
По ступеням идут по Кавказу.

И бреду я один,
Погрузившись в серебрянность рощи,
Грусть тепло холодит,
Лишь сознанье, что всё в жизни проще.

Это всё человек
О любви штуки выдумал эти,
Чтоб в пустой голове
Другим в счастье рождались поэты.

Но и всё ж, не в случай
Что-то выгнуло душу как арку,
Слишком в жизни не част
Тополями поющий нам август.

25 января

Жизнь человека – копейка.
Этим неправды не скажешь.
И вы меня хоть убейте,
Но и тогда скажу также.
Даже дешевле бывает,
И хоть куда меня деньте.
Часто бывает, что вас же
Хлопнут за ваши же деньги.
Любят и сельские парни
Устраивать всякие драки.
Им-то неведомы бары
И ресторанные страсти.
Трудятся сутками в поле
Вечером изредка в центре
С водкою друг с другом спорят,
Тяпнувши зёрнышка с центнер.
Выпив смеются и плачут
В радости или в обиде,
Или же просто. Иначе
Вовсе не стоит и пить-то.

Что хорошо, а что лучше?
Пить-то, ребятушки, пейте,
Только запомнив на случай:
Жизнь – это всё ж не копейка.
Так как вот только что было.
Пили ребята, играли
И парня взяли убили.
Без шума, крика, без драки.
Просто так. Встали за угол,
Чтобы отнять его деньги.
Шёл тот подвыпивши с другом,
«Стой, давай деньги, дембель,
«Деньги давай нам, зараза!»
«Нет у меня, и не просите».
Тут его ножичком сразу…
Красным стал беленький ситец.

Кусачая змейка метели
Снегом старательно чистит
Смертельные раны на теле,
И кровь уже не сочится.
Пробитое ножиком сердце
Больше не бьётся, умолкло.
Висок ломом рассечен,
Дыханье тоже затихло.
Снежинки кровью мокнут,
На теле, красуясь гвоздикой.
Дом не достроен остался,
Меньшие сёстры – сиротки…
Кружит над телом как в танце
Зимняя белая россыпь.
Снег хладнокровно и в темпе
Пишет в кровавую дату
Последний могильный дембель
Отслужившему срок солдату.
Вместо помолвки, невесты —
На кладбище ждут его плиты.
И никому не известно
Какие то были бандиты.

И вы меня хоть убейте.
Аргумент твёрдый и веский:
Жить человека – копейка
В аргументации зверской.

26 января

Сельской жизни уже мне не жаль, —
Как гнёзд птицам – осенних утрат,
Не дописана только скрижаль,
В конце сорокового утра.

Все заветы в полях разбрелись,
Погружаясь в рассветный туман.
И пойди ты теперь разберись,
Как от правды отсеять обман?

Край не ржаньем степных лошадей,
Не комбайнов урчаньем залит.
То кипенье заветных идей
Моё пенье стихов и молитв.

Их призыв: не воруй, не убий,
Да ещё одну заповедь мне:
Жену ближнего не возлюби, —
Повторять надо даже во сне.

Я посланья скрижальные звёзд
Научился и днём высекать,
Чтобы жизни лишь несколько вёрст
Протянуть как скрижаль навека.

Даже если скажу просто так,
Лишь в уме, лишь в пустой голове:
Мудрость, – это молитв простота,
Это богом нам данный завет, —

То и этим наполнится синь
Под рассветное мори зари,
Счастьем звонким, сияньем росы
И тем светом, который горит,

Пробиваясь сквозь тучи, лучом
Зарождения жизни и правд,
Чтобы мне дописать, понять в чём
Завет сорокового утра.

И теперь свет завета течёт
На весь мир в заревой синеве,
Наконец, и я понял о чём
Мой десятый в скрижалях завет.

28 января

Скоро, скоро весна заподснежится,
Зацветут и запахнут сады,
Соловьи будут петь, будут нежится,
Разрывая сердца молодым.

Под деревьями жар, жар фиалковый
Фиолетовый дым разольёт,
И садами, и дикими балками,
И над всею весенней землёй.

Скоро, скоро земля вся оденется
В подвенечное платье весны.
И пойду я с любимою девочкой
Расплескать в ночь весенние сны.

Заревыми туманными росами
Зажемчужит весеннюю степь,
Лепестков алых роз или розовых
Набросаю любимой в постель.

Зацелую весну её девичью,
О любви говоря от зари до зари
Вместе с ней с головою оденусь я
В шёлк фаты, что так в небе горит.

29 января

Продолжить чтение

Вход в систему

Жанры