Сибурде мира

Предисловие :

Помню, как мы выходили из бункера, как солнечный свет резал глаза, привыкшие к тусклым лампочкам, как мы кашляли, задыхаясь от свежего воздуха, загрязненного, но все же воздуха. Мир на поверхности был ужасающим и прекрасным одновременно. Пустыня из разрушенных зданий, поросшая дикой растительностью. Небо чистое, без дыма и пепла, которое мы видели только на видеозаписях.

Земля… Она пахнет пылью, пеплом и чем-то еще… чем-то живым.

Эпизод I. Оттепель ядерной зимы.

Двадцать семь лет. Двадцать семь лет я провел под землей. Двадцать семь лет в искусственном свете, в жужжащем гуле генераторов, в постоянном ожидании смерти, которая, казалось не спешила прийти. Двадцать семь лет, и только сейчас вижу солнце. Настоящее солнце, а не бледную копию, проектируемую на верхней части бункера.

Шел сто сорок первый год после ядерной войны. Весна две тысячи сто семьдесят четвертого года. Я войны не видел, я в ней родился. В утробе матери, в тесноте бункера «Оазис-7», где жизнь измерялась не годами, а циклами работы генераторов и запасами консервов. А для чего и для кого она была, эта война, – для меня загадка, покрытая густым слоем пыли и забвения. В бункере истории рассказывали шепотом, как страшные сказки, чтобы напугать непослушных детей.

Маленький мир, сжатый до размеров нескольких сотен человек. Три поколения, выросшие под землей, не знавшие ничего, кроме искусственной травы, консервированного мяса и бесконечных рассказов о "До", о времени *до* войны. О мире, поглощенном пламенем, о котором мы знали лишь по обрывками видеозаписей, износившимся до черноты.

Тепловые фонари пригревали уже не так, как на старых видеозаписях светящийся круг, – оно было слабее, более бледное, пробиваясь сквозь смог, который, казалось, никогда не рассеивался. Это был новый оттенок для моих глаз, привыкших к искусственному свету бункера.

Наши дни проходили в поисках пропитания, в борьбе за ресурсы, в попытке не сойти с ума от одиночества. Мы выращивали редкие культуры на небольших огородах, использовали остатки технологий *до*, стараясь не разрушать то немногое, что осталось. Мы были собирателями, живущими в тени гигантского, молчаливого скелета своей скромной цивилизации.

В бункере была своя иерархия, свои законы. Ресурсы были ограничены, конфликты неизбежны. Я вырос среди них, учился выживать, учился прятать свои чувства, учился молчать. Молчание было безопаснее, чем слова.

Я работал на очистительных фильтрах . Мама умерла два года назад от какой-то неизвестной болезни, и теперь я жил один, и я пытался создать себе нормальную жизнь.

Выход на поверхность был неизбежен новым поколением. Этот день многие ждали и боялись. Но для нас, детей бункера, это был шаг в неизвестность.

Я – Берислав, дитя бункера, по крайней мере, так меня назвала мама, в честь древнего политика и правителя, перед тем, как… (Я стараюсь не думать об этом. Лучше думать о солнце.)  Проще говоря я третье  поколение, рожденное под землей, в искусственном свете и тишине, прерываемой лишь жужжанием генераторов и шепотом взрослых. Я первый из моего поколения, кто увидел солнце, вдохнул настоящий воздух, ступил на землю, не тронутую искусственным покрытием.

Мои родители, и все мои предки до них, не знали мира за пределами "Оазиса-7". Их жизнь была ограничена стенами бункера, их знания – скудными сведениями о "До", переданными из поколения в поколение. Для них война была легендой, страшной сказкой, пугающим призраком прошлого. Для меня же она – неизвестная сила, которая изменила мир, который я никогда не видел, но который теперь приходится познавать.

Я вырос среди ограниченных ресурсов, в условиях постоянной конкуренции. Мы делили между собой не только еду, но и свет, воду, и даже воздух. В бункере у нас была своя жизнь, со своими правилами, и драмами. Мы жили в тесном сообществе, и взаимоотношения были очень сложными. Иногда возникали споры за ресурсы, и я видел как люди менялись, приспосабливаясь к суровым условиям.

Я не был таким же, как другие дети в бункере. Я был любопытным, немного замкнутым, проводил много времени за чтением старых книг и просмотром видеозаписей. В этих обрывках информации, в этих бледных тенях прошлого, я искал ответы на вопросы, которые мучили меня: кто мы? откуда мы? и что ждет нас в будущем?

Пытаясь найти свое место в этом разрушенном, но удивительном мире. Я учусь выживать, познавать себя и окружающий мир, и пытаюсь понять, что значит быть человеком в эпоху после катастрофы.

С каждым годом нас становилось всё больше, а ресурсов – всё меньше. Цикл жизни в бункере был замкнут, и ограниченные запасы медленно, но верно истощались. Моя прабабка, как мне рассказывали, была женой высокопоставленного чиновника. В бункер "Оазис-7" еще при ее жизни попали четыреста двенадцать человек, в основном, представители высших слоев общества, элиты того времени. Её муж, к сожалению, не успел в него попасть. Она же, как говорят, была отправлена заранее, заблаговременно обеспечив себе и нескольким своим близким спасение.

Я представляю себе её, сильную, решительную женщину, принявшую нелёгкое решение, жертвуя чем-то ради выживания своего рода. Она не знала, что её потомки, включая меня, увидят солнце спустя несколько поколений, и что этот выход будет не освобождением, а новым вызовом.

Изначально, четыреста двенадцать человек в бункере представляли собой относительно замкнутую, хотя и не без внутренних конфликтов, систему. Но с каждым новым поколением, со снижением количества ресурсов, конкуренция усиливалась. Проблемы с ресурсами начинали проявляться уже на моих глазах. Система, в которой, по идее, должны были бы быть обеспечены равные возможности, начинала трещать по швам.

В бункере царила атмосфера нарастающей напряжённости. Дети, выросшие в ограниченном пространстве, не знали, какой мир ждёт их снаружи, и это добавляло страха и неизвестности. Все это создавало ощущение неизбежной катастрофы, даже под землей.

Внутри бункера, среди ограниченных ресурсов, элита прежнего мира не смогла создать идеальное общество. Надежды, которые были возложены на "Оазис-7", исчезали вместе с истощением запасов. Это было горькое разочарование, которое я осознал, уже выйдя на поверхность.

"Оазис-7" – это был огромный подземный комплекс, раскинувшийся на площади более ста двадцати гектаров на глубине двухсот метров. Три этажа, оборудованные по последнему слову техники того времени, для четыреста двенадцати человек, успевших в него добраться, казались настоящим раем. В бункере были все условия для комфортной жизни: жилые отсеки, оранжереи, медицинские центры, системы водоснабжения и энергообеспечения, и даже образовательные залы и развлекательные центры. Вначале все это было достаточно, чтобы обеспечить комфортное существование для всех жильцов. Но поколения сменяли друг друга…

Первое поколение выживших, основатели бункера, еще помнили мир до войны. Второе поколение росло, уже не зная настоящего неба и земли. Третье поколение, уже потеряло понимание того что было на земле , поколение к которому принадлежал я, родившихся уже под землей и не знавших вообще не чего о поверхности только из остатков книг и видео ресурса , и для нас бункер был единственным домом, единственным миром.

Количество людей в бункере неуклонно росло. К моменту моего рождения, нас было уже более трёх тысяч. Подземный рай начал превращаться в тесную, перенаселенную клетку. Ресурсы, заложенные первоначально, истощались, и системы жизнеобеспечения работали на пределе возможностей. Возникла нехватка воды, пищи, энергии.

В тесном пространстве усилилась конкуренция, появились конфликты, борьба за ресурсы. Идеальное общество, которое изначально планировалось создать в бункере, сломалось под давлением перенаселения и ограниченных ресурсов. Рай стал тюрьмой, и это чувствовалось всеми. В воздухе витал страх перед будущим, неопределённостью, нехваткой ресурсов, а также страх перед неизбежным. Выбор был сделан – выйти на поверхность, но все было не так просто

Изначально, совет управления бункером, состоявший из людей, родившихся и выросших под землей, долгое время сопротивлялся идее выхода на поверхность. Для них бункер был всем, что они знали, единственным миром, единственным домом. Они боялись неизвестности, опасностей внешнего мира, и были убеждены, что выход наружу – это верная смерть.

Мы, представители молодого поколения, воспитанные на рассказах о мире "До", смотрели на вещи иначе. Мы, выросшие в перенаселенном бункере, мечтали о собственных семьях, о просторных домах, о свободе, которой были лишены. Нам не хватало места, и свободных отсеков для новых семей просто не было. Семьи ютились в крошечных отсеках, по две-три на тридцать квадратных метров, деля между собой и без того скудные ресурсы.

Мы, "свежая кровь" бункера, понимали, что в подземелье будущего у нас нет. Мы видели, как истощаются ресурсы, как нарастает напряжение. Мы чувствовали, что бункер вот-вот треснет под тяжестью перенаселения и бесконечных конфликтов. Мы не хотели жить в постоянном страхе и ограничении, мы хотели жить, создавать семьи и иметь будущее.

Поэтому мы решили рискнуть. Мы начали тихое, но упорное давление на совет управления. Мы показывали им реальную ситуацию, растущее недовольство, и неизбежность катастрофы. Мы предлагали альтернативу – контролируемый выход на поверхность с тщательной подготовкой и планированием. Наш голос, голос нового поколения, в конце концов, был услышан. И бункер, подземный мир, в котором мы родились, открыл свои двери навстречу неизведанному.

Решение было принято. Двадцать восемь смельчаков, представители молодого поколения, готовились к выходу из бункера. Мы разделились на четыре группы по семь человек, каждая из которых отправилась в своё направлении: север, юг, запад и восток.

Это было волнующее и одновременно пугающее время. Мы готовились месяцами, изучая карты, оставшиеся от "До", собирая снаряжение, тренируясь в выживании в экстремальных условиях, имитируя условия внешнего мира.   Мы знали, что нас ждет неизвестность, опасности, голод, жажда. Но мы также знали, что ищем новую жизнь, надежду на будущее.

Прощание с бункером, с домом, где мы родились и выросли, было тяжёлым. Мы обнимали родных, друзей, вспоминая всё хорошее, что было в наших подземных жизнях. Но в наших сердцах горела надежда на новый рассвет.

В день выхода, когда мы покидали "Оазис-7", в наших глазах светилась решимость.  Моя группа шла к восходящему солнцу, в неизвестность, которая одновременно пугала и манила. Это был путь в никуда, но мы верили, что найдём что-то, что стоит того риска. Мы шли к новой жизни, к новой надежде, к новой истории, которая только начиналась.

Вместе с группой из семи человек из "Оазиса-7", мы отправились на разведку. Наши запасы истощились, и нам нужно было найти новые источники пропитания и ресурсов. Мы двигались на медленно, пробираясь сквозь заросли дикой растительности, которая постепенно поглощала остатки цивилизации.

И вот, перед нами предстал он – первый заброшенный город, который мы увидели. Это было нечто невообразимое, шокирующее и захватывающее одновременно. Гигантские здания, покрытые плесенью и мхом, возвышались над нами, как исполинские каменные деревья. Из разбитых окон свисали лохмотья обоев, а ветер гулял в пустых глазницах оконных рам, вызывая жуткий, незабываемый вой.

Это был город-призрак, город-могильник. Остатки былых времен – автомобили, заваленные обломками, ржавеющие машины, проржавевшие металлические конструкции – все это было покрыто толстым слоем пыли, придавая пейзажу сюрреалистическую, почти лунную красоту.

Мы осторожно пробирались через разрушенные улицы, исследуя заброшенные здания. Ощущение нереальности усиливалось от тишины, нарушаемой лишь шелестом ветра и скрипом разрушающихся конструкций. В одном из домов мы нашли целый склад консервов, которые чудом сохранились. Это был настоящий клад!

Этот город стал для меня новым этапом. Здесь я увидел масштабы катастрофы, понял, насколько грандиозным было разрушение. И одновременно с ужасом, я испытал и чувство трепета. Это было место, полное опасностей, но и полное возможностей.

На наших картах такие города обозначались как "зоны поражения". Это были города-призраки, заброшенные, разрушенные, заросшие буйной растительностью. Здания стояли полуразрушенные, окна зияли чёрными пустотами, а улицы были завалены обломками. Всё это напоминало декорации к какому-то апокалиптическому фильму.

Наша первостепенная задача – поиск еды, поиск каких-либо признаков жизни, хоть какой-то живности, которая могла бы стать источником пропитания. Надежда на нахождение животных была призрачной, но мы держались этой ниточки.

Пробираясь сквозь завалы, мы тщательно обыскивали разрушенные здания. В заброшенных квартирах, среди груды мусора и пыли, мы находили только… тараканов. Тысячи, миллионы тараканов, которые с удивительной живучестью выжили в этом постапокалиптическом мире. Когда консервы кончились, а голод давал о себе знать. Мы, отчаянно голодные, решили попробовать пожарить тараканов. Процесс был… своеобразным. Запах был невыносимый, а вкус… скажем так, на любителя. Это была далеко не та еда, на которую мы рассчитывали. Но это был первый, горький опыт выживания в новом мире, который наглядно показал нам, насколько сурова действительность. Мы продолжали поиски, осознавая, что нас ожидает долгий и трудный путь к выживанию.

В городе-призраке, среди руин, мы нашли множество автомобилей. До этого я знал о машинах только по картинкам и видеозаписям из зоны поражения. Эти изображения были размытыми, нечеткими, как воспоминания о забытом сне. Но здесь, перед нами, стояли настоящие машины, хотя и сильно поврежденные временем и стихиями.

Ржавые скелеты автомобилей, покосившиеся под тяжестью лет, разбросанные повсюду. Их кузова были продырявлены, словно сито, и лишь местами сохранялись остатки краски. В некоторых машинах были видны оплавленные, почерневшие остатки сидений и приборных панелей – следы невообразимого жара.

Некоторые из машин были частично занесены песком и пылью, другие – покрыты буйной растительностью, пробивающейся сквозь металл. Даже колеса, уцелевшие в некоторых машинах, заржавели и проржавели. Они выглядели как окаменелости, застывшие в своем последнем, бессмысленном движении.

Я дотрагивался до холодного, грубого металла, представляя, как когда-то эти машины мчались по дорогам, перевозя людей, их владельцев.   Теперь же они – лишь груды ржавого железа, жертвы той самой войны, о которой я знал так мало. Ветры и непогода безжалостно изменяли их облик, и каждый день эти металлические гиганты становились ещё более похожими на следы давно ушедшей цивилизации.

Мы продолжали наш опасный путь через город-призрак, пробираясь сквозь завалы и руины, когда вдруг… что-то пролетело над нами. Быстрый, стремительный силуэт, прорезавший серое, запыленное небо.

Мы замерли, пораженные неожиданностью. Сердца заколотили в груди, и на мгновение нас охватил ужас. Что это было? Неужели ещё какие-то мутанты, о которых ходили легенды в бункере?

Паника охватила группу. Мы инстинктивно разбежались в разные стороны, прячась за обломками зданий, за стволами деревьев, которые каким-то чудом выжили среди руин. Адреналин зашкаливал, страх сковывал движения. Мы ждали, затаив дыхание, ожидая неизвестной опасности.

Но ничего не произошло. Тишина повисла в воздухе, прерываясь лишь шелестом ветра в зарослях. Когда мы, немного успокоившись, собрались вместе, один из нас, самый наблюдательный, дрожащим голосом выдохнул: "Голуби… это были голуби".

Увиденное нас потрясло. Голуби… обыкновенные голуби, которые в наших представлениях, были символом мира "До", символом того мира, который мы помнили лишь по рассказам. Их присутствие показало нам, что жизнь, хотя и в измененном виде, всё ещё существует в этом разрушенном мире.  Это дало нам надежду и новые силы для дальнейшего пути.

Небо над нами внезапно потемнело, и на землю обрушился ливень. Не просто дождь, а настоящий потоп, вода лилась как из ведра. Мы помнили предупреждения из бункера: если пойдёт дождь, нужно немедленно искать укрытие. Это мог быть кислотный дождь, остатки химического оружия, смертельно опасные для человека.

Паника мгновенно охватила нас. Мы бросились искать убежище, прячась под обломками зданий, под остатками разрушенных конструкций. Дождь лил как из ведра, вода стекала по нашим лицам, одежда промокла насквозь. Мы надеялись, что это обычный дождь, что предупреждения были преувеличением. Но страх сидел глубоко внутри, как колючка в сердце.

Мы сидели, сжавшись в комок, под тонким навесом разрушенной стены, и ждали, когда закончится этот ужас. Каждая капля, падавшая на землю, вызывала в нас чувство тревоги. Мы думали о кислоте, о едком дыме, о смерти, которая могла прийти с небес.

Когда дождь наконец-то закончился, и небо стало проясняться, мы осторожно вышли из своего укрытия. Вокруг стояла тишина, лишь вода струилась по улицам разрушенного города. Мы осмотрели себя, свою одежду, но, к счастью, обошлось. Это был обычный дождь. Но пережитое напряжение напомнило нам, насколько этот новый мир опасен и непредсказуем.

Вечером, устроившись под остатками навеса разрушенного магазина, я разговорился с Феликсом, моим давним другом и соратником по экспедиции. Мы сидели, уставшие и голодные, глядя на закат, пробивающийся сквозь дым и облака.

"Знаешь," – начал Феликс, отхлебывая из фляги, – "мне всё ещё не верится, что они нас отпустили".

"Да," – согласился я, – "Я тоже думал об этом. Вначале казалось, что нам просто разрешили уйти, как будто бы благословили на смерть. Но сейчас я понимаю…"

"Сейчас я тоже понимаю," – перебил меня Феликс, – "Вода… Они скрывали правду о запасах воды. Им не хватало воды, несмотря на все эти химические приборы и… ну ты понимаешь."

Мы оба замолчали, вспоминая об ужасной системе переработки мочи в бункере, о тех приборах, которые превращали отходы жизнедеятельности в воду. Система, пусть и несовершенная, поддерживавшая жизнь под землей.

"Даже с переработкой, ее не хватало," – продолжил Феликс, тяжело вздыхая. – "Три тысячи человек… Это слишком много для бункера. Они ждали, надеялись на чудо, но чуда не произошло. И вот, они отпустили нас, чтобы сократить потребление воды. Грубо, но… эффективно".

Я кивнул. Все стало на свои места. Нам не просто разрешили уйти – нас отправили её искать. Мы были лишними ртами, дополнительной нагрузкой на уже и без того перегруженную систему жизнеобеспечения. Выход на поверхность был не просто рискованным шагом, а единственной возможностью выжить для нас и оставшихся в бункере. Это была горькая правда, которую мы осознали только сейчас.

К нашему разговору присоединился Варяг, еще один член нашей экспедиции. Он сел рядом, устало опустив голову.

"Вода – это только половина беды," – проговорил Варяг, его голос был хриплым от усталости и голода. – "Еды тоже почти не осталось. Помните, ту "кашу", которую нам выдавали последние месяцы? Красивая, подсоленная… А на самом деле – наши же переработанные… ну вы понимаете."

Феликс и я кивнули. Мы прекрасно понимали, о чем он говорит. Мы ели свои же отходы, только в красивой обертке. "Еда" из бункера была не едой, а лишь иллюзией сытости.

"Моя прабабушка, – тихо сказал Варяг, – рассказывала мне, когда я был совсем юнцом, о том, что случилось на поверхности. О том, как люди уничтожили сами себя. Войны… Всё из-за нехватки ресурсов, из-за неправильного распределения, из-за несправедливого деления классов."

Его слова прозвучали как предсказание. Мы, покидая бункер, убегали не только от нехватки воды и пищи, но и от повторения истории, от той катастрофы, которая уже однажды разрушила мир на поверхности. Мы надеялись, что сможем создать что-то лучшее, что мы сумеем избежать тех же ошибок, которые привели к гибели предыдущего поколения. Но страх перед тем, что история повторится, оставался. Наши шансы на выживание были невелики, но вера в лучшее будущее, в новый мир, который мы создадим своими руками, поддерживала нас.

Прошло несколько дней. Мы всё ещё бродили по руинам города, ища хоть какие-то источники пищи. И вот, неожиданно, мы снова увидели их – стаю голубей. На этот раз, голод пересилил страх. Мы решили попробовать поймать этих птиц.

С нами было оружие, выданное нам из бункера. У меня был дробовик "Жоап", у Феликса – пистолет "Хлопок". Сначала мы попробовали стрелять из "Жоапа". Мощный заряд дроби разрывал голубей на части. Это было ужасно. Мы были шокированы своей жестокостью. Мы хотели есть, но не хотели так зверски убивать.

Тогда мы переключились на "Хлопок". Маленькие пульки, выпущенные из пистолета, хоть и убивали птиц, но не так сильно их увечил. Мы собрали убитых голубей. Перо голубей было красивого синеватого цвета, но это уже сейчас не волновало нас, голод делал своё дело. Мы развели костёр, и, несмотря на ужасный вид погибших птиц, приготовили их и съели. Мясо было жестким и немного пресным, но после недель голодания, даже оно показалось нам деликатесом.

Этот эпизод показал нам, как сильно изменились наши приоритеты, насколько мы готовы пойти на жертвы ради выживания в этом новом, жестоком мире. Мы понимали, что добыча пропитания в этом мире – это постоянная борьба, постоянный выбор между голодом и моральными принципами. И пока что, голод побеждал.

Четвёртый день нашего пребывания на руинах города мало чем отличался от предыдущих. Успехи были минимальными. Голод и жажда постоянно мучили нас. Мы почти потеряли надежду найти что-то более-менее съедобное, кроме случайных голубей. Силы таяли, а будущее казалось мрачным и беспросветным.

Вдруг, нас окликнул Ульян, один из наших товарищей. "Смотрите!" – крикнул он, указывая на заросшую растительностью дорогу.

Там, на единственном уцелевшем столбе, висела дорожная табличка. На ней была написана слово , но не было заглавной буквы: «*верь». Единственное слово написанная неровным, выцветшим шрифтом, но всё ещё различимая.

Это было невероятно. В этом разрушенном, безжизненном, казалось бы, мире, мы нашли знак. Знак, дающий надежду.

Рядом с табличкой, там, где когда-то протекала река, теперь плескался лишь небольшой ручей. Вода была чистой, прохладной. Мы напились, впервые за несколько дней ощутив настоящее облегчение. Маленький ручей стал для нас символом жизни, символом того, что даже в самом ужасном месте, надежда может оставаться. Слово «*верь» стала для нас ориентиром, знаком, указывающим, что нужно продолжать двигаться вперёд.

Нам невероятно везло с погодой. Стояло теплое время года, температура воздуха держалась в районе +25 градусов цельсия. Солнце припекало достаточно сильно, давая нам ощущение относительного комфорта после долгого пребывания в бункере. Мы ценили каждый солнечный луч, каждый тёплый день.

В бункере, в отличие от внешнего мира, поддерживался строго регламентированный температурный режим, имитирующий естественный суточный цикл: +18 градусов по утрам, +24 днём и +16 вечером. Эта стабильность, в которую мы так привыкли, теперь казалась далеким и приятным сном. На поверхности же ночи были прохладными, даже холодными, внося элемент неожиданности и дискомфорта в нашу рутину выживания.

Мы уже и не помнили, какое сейчас время года. Календарь и вся система учёта времени в бункере дала сбой после долгого пребывания там. Потеря информации о времени года стала для нас ещё одним напоминанием о том, как сильно изменилась наша жизнь, как от нас отошла привычная реальность. Мы были выброшены из цивилизованного мира, и теперь ориентировались только по своему внутреннему ощущению и по примитивным наблюдениям за природой вокруг. Не зная точной даты и времени года, мы всё равно чувствовали: нам нужно двигаться дальше.

Отсчёт времени в нашем мире был предельно простым. Мы считали дни. Как только проходило триста шестьдесят пять дней с момента рождения, мы отмечали ещё один прожитый год. Месяцы, времена года – всё это осталось в прошлой жизни, в бункере, где существовал искусственный календарь. Здесь, на поверхности, мы жили по солнцу и по собственным ощущениям.

И вот сегодня случилось знаменательное событие – у Варлама был день рождения. Тридцать два раза по триста шестьдесят пять дней прошло с момента его появления на свет. Мы, его товарищи, поздравили его крепкими рукопожатиями, единственным доступным нам способом выразить свою радость и поддержку.

В этот день я решил подарить Варламу небольшой подарок – золотой амулет в виде крестика с фигуркой человека, распростёртого по центру. Амулет я нашёл в одном из заброшенных домов, и он показался мне особенным.

"Что это?" – спросил Варлам, с любопытством разглядывая подарок.

"Не знаю," – честно признался я.

Тут в разговор вмешался Варяг. "Это божественный амулет," – сказал он. – "Люди раньше верили в высший разум, который им помогал. Но война разрушила все эти мифы."

Его слова напомнили нам о том, что когда-то люди верили во что-то большее, чем просто выживание. Вера, надежда, духовность – всё это казалось теперь таким далёким и недостижимым, как мираж в пустыне. Но, возможно, где-то в глубине души, каждый из нас всё ещё надеялся на чудо, на помощь свыше, которая поможет нам выжить в этом новом, жестоком мире.

"Я читал," – вступил в разговор Сатурн, – "что у людей того времени были боги, или, как их ещё называли, всевышние. Они им молились, что-то просили, и боги им помогали".

"Правда?" – с недоверием спросил Ульян. "И как это выглядело?"

"Не знаю точно," – ответил Сатурн, пожимая плечами. – "Но я читал, что многие войны случались именно из-за этого. У каждого народа была своя вера, свои боги, свои представления о мире. И они воевали друг с другом, защищая своих богов, свою веру."

"Глупость какая-то," – фыркнул Варяг. – "Воевать из-за выдуманных существ. Лучше бы за еду воевали, толку больше было бы."

"Не скажи," – возразил Сатурн. – "Вера давала людям надежду, смысл жизни. Может быть, именно благодаря вере они и выживали в те трудные времена."

"А может, именно вера и довела их до гибели," – пробурчал Феликс.

Спор разгорелся с новой силой. Каждый отстаивал свою точку зрения, приводил свои аргументы. В этом разрушенном мире, где каждый день был борьбой за выживание, споры о богах казались абсурдными и бессмысленными. Но, возможно, именно эти споры, эти попытки понять прошлое, давали нам надежду на будущее, на то, что мы сможем построить новый мир, свободный от ошибок прошлого. Мир, где не будет войн из-за веры, где люди будут ценить жизнь больше, чем абстрактные идеи.

Вечер опустился на разрушенный город, окрашивая небо в багровые тона. Мы меняли темы для разговора не зацикливаться долго на одной мысли, сидели у потрескивающего костра, бросая в огонь обломки мебели, найденные в развалинах. Разговор, зашёл о будущем.

"Я верю, что нас ждёт светлое будущее," – начал Ульян, глядя на пляшущие языки пламени. – "Мы отстроим всё заново, создадим новый мир, лучший, чем прежний."

"Глупости," – хмыкнул Варяг. – "Какой новый мир? Всё кончено. Нас ждёт только смерть, рано или поздно."

"Я не верю ни в какое будущее," – философски заметил Сатурн. – "Есть только настоящее, только этот момент. И нужно жить им, не думая о том, что будет завтра."

"А я верю в величие нового мира!" – с жаром воскликнул Ульян. – "Мы – новое поколение, мы построим общество без войн, без насилия, без лжи!"

"Я надеюсь, что каждый из нас найдёт то, что ищет," – тихо сказал Тамерлан, задумчиво глядя на огонь.

Варлам молчал, неотрывно глядя в одну точку, словно завороженный пламенем. Его лицо, освещённое огнём, казалось отрешённым, безразличным ко всему происходящему.

"А я вообще не понимаю, зачем мы сюда пришли," – проворчал Феликс. – "В бункере было хоть какое-то подобие жизни. А здесь… здесь только смерть и разруха. Зачем мы покинули бункер?"

"Что будет с бункером?" – спросил я, словно отвечая на невысказанный вопрос.

"Без нас он долго не протянет. Системы жизнеобеспечения рассчитаны на определенное количество людей. Он постепенно законсервируется," – ответил Сатурн.

Разговор постепенно затих. Каждый погрузился в свои мысли, размышляя о будущем, о бункере, о прошлом, которое уже никогда не вернуть. Огонь костра потрескивал, отбрасывая пляшущие тени на разрушенные стены зданий, словно напоминая о хрупкости человеческой жизни и непредсказуемости судьбы.

На шестой день нашего путешествия мы пересекли весь город "*верь". От начала до конца. Город представлял собой удручающее зрелище: разрушенные здания, заросшие улицы, горы мусора. Кроме тараканов, крыс, мышей, голубей и ворон, нам не попадалось ни одного живого существа.

Мы шли разрозненными группами, поддерживая между собой дистанцию в триста метров. Я, двигался вместе с Феликсом слева. В центре, примерно в двухстах метрах от нас, шли Варяг, Сатурн и Тамерлан. Справа, замыкая нашу импровизированную колонну, находились Ульян и Варлам.

Внезапно тишину разрушенного города разорвал резкий звук. Выстрел. Он донёсся со стороны Ульяна и Варлама. Выстрел из Жоапа – старого, но всё ещё смертоносного оружия.

Мы бросились к Ульяну и Варламу, сердца бешено колотясь от неожиданности. Перед нами открылась картина, которая объяснила выстрел. Две дворняжки копались в мусорном контейнере. Одна из них, заметив нас, зарычала, обнажив зубы. Ульян, не раздумывая, выстрелил. Собаку подбросило, она скулила, а вторая, испуганно завыв, юркнула в узкий проход между развалинами, прижавшись к стене.

"Зачем ты выстрелил?" – спросил Варяг, подходя ближе. Его голос был спокоен, но в глазах читалось осуждение.

"Она хотела на нас напасть," – ответил Ульян, сжимая в руке Жоап. Его лицо было напряжено, он оправдывался, но в его глазах мелькнуло раскаяние.

Тишина повисла в воздухе. Мы молча смотрели на раненую собаку, на разрушенные здания, на горы мусора. Рана была смертельна, но собакам храпела и мучалась в агонии, нарушилось хрупкое спокойствие нашего путешествия. Он показал, насколько сильны остаются инстинкты выживания, насколько легко можно переступить черту между самообороной и насилием. И этот случай заставил нас задуматься: а что если бы это был не бездомная собака, а человек?

"Надо добить, чтобы не мучилась," – сказал Тамерлан, его голос был тверд и бесстрастен. Ульян уже прицелился, готовясь сделать еще один выстрел. Но Варяг молниеносно схватил его за руку.

"Стреляй в голову," – скомандовал он, – "Мясо нам ещё пригодится."

Ульян, не сопротивляясь, выстрелил. Вторая собака, скаля зубы и рыча, не давала нам подойти. Напряжение витало в воздухе.

Внезапно, Феликс прервал молчание. "Смотрите," – сказал он, указывая на собаку. – "У нее живот… она беременна!" Он присел на корточки, внимательно осматривая животное. "Да, точно, девочка… и беременна."

"Во-первых, не девочка, а сука," – отрезал Варяг, – "а во-вторых, не будем её трогать. Мать и потомство – святое."

Несмотря на жёсткие слова Варяга, его жесткий прагматизм в отношении первой собаки сменился неожиданным сочувствием к беременной.

Мы продолжили путь, обсуждая необходимость найти укрытие до наступления темноты и разделать добычу, пока мясо не испортилось. Варлам, однако, остановился, обращаясь к оставшейся собаке. Его голос звучал почти смиренно, словно он говорил не с животным, а с равным себе. "Прости нас, мы убили твоего мужа, но клянусь, мы этого не хотели. Как ты будешь теперь? Скоро у тебя будут щенята, а ты одна…" Он протянул руку, и собака, хоть и с опаской, позволила себя погладить. Варяг, нетерпеливо прокричав, подтолкнул остальных, и они двинулись дальше.

Спали мы крепко и сытно. Дворняжка, конечно, была костлява, а мясо – жестковато, но ребрышки пришлись как нельзя кстати. Хмельного отвара, который гнали в бункерах старые отцы и деды, называя его "самогоном", было вполне достаточно. Ужин удался на славу.

«Завтра пойдем вдоль устья пересохшей реки, – сказал Варяг. – Вдоль рек строили города, может, нам повезёт, и мы наткнёмся на что-то более интересное. И пусть ручей и слабый, зато есть вода рядом». Мы не возражали. Впереди ждало новое испытание, и, несмотря на трудности, мы были полны решимости продолжать путь.

Утром мы увидели ту же собаку-суку, которую вчера оставили на окраине города-призрака. Она обнюхивала объедки костей. "Голодная сука," – сказал Сатурн. "Мы тоже не воздухом питаемся," вставил Варяг. "Не надо только нюни пускать, сворачиваемся и уходим," – добавил Варяг, складывая пожитки в рюкзак. Не обращая внимания на собаку, мы собрались и двинулись дальше. Пройдя минут пятнадцать, мы поняли, что собака потихоньку следует за нами.

Пока мы шли, Тамерлан вдруг произнёс: «Луна». «Что, Луна?» – спросил я. «Собаку мы назовём Луной. Она теперь будет идти за нами». Мы не стали заострять на этом внимание и продолжили путь, который и так был непростым. Ночью мы шли в темноте, ложились спать, питались тем, что смогли найти: корни деревьев, птицы, лягушки и мелкие насекомые. Так мы прошли ещё пять дней. На пятый день луны не стало, не на небе, ни на земле…всему приходит конец.

Эпизод II: Подземный Союз.

Мы шли по открытой местности, по колее, которая уходила всё дальше и дальше, как вдруг мы стали слышать нарастающий звук, что-то жужжащее и гудящее. Варяг рявкнул: «Всем в полную готовность! Рассредоточиться!», и мы разбежались, сохраняя расстояние не менее десяти метров друг от друга. И вдали показалась странная конструкция, то ли машина, то ли какое-то подобие её, вся сваренная из ржавых металлов, без стекол и дверей. Она приближалась к нам.

Из громкоговорителя, торчащего сверху ржавой машины на колёсах, послышался голос, требующий сложить оружие и поднять руки. Либо же, предупреждал он, они будут стрелять. Затем раздались звуки, непонятные для них. Варяг заорал: «Приготовиться к бою!», но Сатурн перекричал его: «Стойте! Стойте! Там тоже люди! Мы либо умрём, либо встретили таких же, как мы!» Нахмурившись, Варяг бросил Жоап на землю, и мы все, повинуясь Сатурну, подняли руки вверх.

Железная машина на колёсах через тридцать секунд была рядом с нами. Внутри сидел водитель, а с боку – нахмуренный мужчина лет сорока. Сзади, прислонившись к кузову, стояли ещё двое, в масках, у каждого из них было мощное оружие, закреплённое на корпусе машины.

Мужчина справа от водителя, с грубым голосом, начал диалог: «Вы кто такие, вашу мать? Что вы тут делаете? А?»

«Мы люди из бункера «Оазис-7», – спокойно ответил Варяг.

«Что? Что ты сказал? Из Оазиса седьмого?» – переспросил сидящий.

«Да, именно так. Мы всё-таки вышли на поверхность после стольких лет, ищем жизнь на земле», – добавил Феликс.

Мужчина, стоявший рядом с машиной, вышел из неё, подошёл к ближайшему к нему Варламу и крепко обнял его.

Обнимания вызвало у всех облегчение. Варлам, казалось, светился от радости, а мужчина, сидящий до этого в машине, не отпускал его. Неожиданно, второй человек в маске, стоявший у орудия, снял маску. Его лицо, хотя и скрытое легкой тенью, было знакомым. Это был Костя, один из бывших членов бункера из «Оазиса-7», которого все считали погибшим.

"Костя?!" – воскликнул Варяг, глаза его расширились от удивления и неверия.

Костя, сбивчиво, выдохнул: "Да, это я… Простите, что так неожиданно. Я вышел на поверхность, но тут… сложновато, не так как я ожидали, понимаете? Много проблем…"

"Много проблем?" – переспросил Феликс, нахмурившись. "Что ты имеете в виду?"

"Все расскажу парни, но чуть позже " – сказал Костя

Костя, уже около шести лет назад мечтавший выбраться из бункера, но столкнувшийся с противодействием старших, и все таки в один момент убежал, со своим другом Нико, тогда мы их записали в погибшие, а сегодня он стоит перед нами и представляет нас своим соратникам. Про Нико, ни кто даже не спросил. Старшего звали Даврон, мужчина с непроницаемым взглядом, который молча наблюдал за нами. Водитель – Шамо, крепкий мужчина с грубоватыми, но добродушными манерами, и Петро, второй человек за орудием, скрытый за маской, но с внимательным взглядом, который временами проскальзывал сквозь маску. Каждый из них представлял собой некий образ, загадку, которую предстояло разгадать.

"Даврон, Шамо, Петро," – Костя, обращаясь к ним, кивнул в нашу сторону. – "Это… ну, скажем так, наши новые… товарищи. Люди из Бункера "Оазис-7".

Даврон, лишь коротко кивнул. Шамо слегка улыбнулся, едва заметно, но в его глазах читалось понимание. Петро, задерживая взгляд на каждом из нас, медленно отложил оружие, а его тонкий, чуть напряженный голос прозвучал негромко: "нам надо убираться с этой местности "

"Нас могут засечь вражеские спутники-перехватчики. Надо попасть в подземку", – рявкнул Даврон. "До ближайшего съезда в Клинах", – уточнил Шамо. "Цепляйтесь, парни, за верхнюю рампу – кто как может!" – скомандовал Петро. – "Поедим не так быстро, чтобы все удержались!"

Подземка, скрытая в овраге с глубокой пещерой, была неожиданным открытием. Откуда она взялась, как прорезала скалистую породу, оставалось загадкой. Нависающие над входом в пещеру своды, словно каменные руки, оберегали ее таинственный проход. Внутри, мерцая в полумраке, мерно пульсировали тусклые, словно светлячки, огоньки. Воздух, насыщенный запахом сырой земли и чего-то, напоминающего гнилые листья, висел тяжелым, сгущающимся облаком. Капли воды, размеренными ударами, стучали по каменным стенам, создавая непрерывную, почти монотонную мелодию. Запах становился сильнее, более отчетливым, по мере того, как исследователи продвигались глубже в темное подземелье. Чувство тревоги, едва уловимое вначале, нарастало, с каждой минутой. В воздухе висела странная, почти осязаемая тишина, нарушаемая лишь эхом собственных шагов. Мягкий свет фонарей едва пробивался сквозь пещеру, подчеркивая каждую трещину, каждую неровность каменных стен, превращая знакомое в таинственное, а знакомое в непознанное.

По подземелью мы ехали минут семь, после нас остановил яркий свет, мы услышали глухой перезаряд орудия и чей то голос произнес – «три». Даврон в ответ прикинул – «пять». После чего голос прокречал –  «проезжай».

"Что это было?" спросил Сатурн.

"Склейка пароля", ответил Даврон. "Сегодня пароль восемь. Охрана подземки крикнула три. Чтобы получилось восемь, я добавил пять. Вот и вся логика."

"Пароль меняется каждый день в двенадцать ночи", добавил Петро.

Костя кивнул, указывая на парковку техники. "Тут и выйдем, дальше на паровозик." Шамо улыбнулся, подтверждая слова Кости.

Петро, внимательно осмотрев стену, проговорил: "На стене написано 'Клин'. Это одна из оконечностей в большой цепи веток."

Даврон, не теряя времени, сообщил: "Сейчас рванем в центр. Надо успеть на тот вагон."

Ульян заинтересовался: "А сколько тут таких станций?"

Даврон бросил короткий ответ, практически буркнул: "Тридцать одна тысяча."

Мы прыгнули в вагон, и нас понесло по подземелью в кромешной темноте. Ближайшая станция, "Зелёный грод", через десять минут. Но нам ещё примерно девять станций, ехать долго, наслаждайтесь, – усмехнулся Петро.

"Костя, мы вообще ничего не понимаем! Где мы? Куда едем? От кого бежим? Ты хоть объясни!" – воскликнул я.

Костя ответил невозмутимо: "Всему своё время".

Вагон продолжал мчаться в темноте, грохот колёс и лязг металла заполняли всё пространство. Я чувствовал нарастающее беспокойство. Напряжение в вагоне ощущалось всем. Ульян, обычно бойкий и весёлый, сидел молча, сжав губы. Даврон, казалось, погрузился в свои мысли, не отрываясь от наблюдения за мерцающими огнями на стенах вагона. Петро, сохраняя свой ироничный тон, бросил что-то вроде: "Зато едем быстро, не успеете скучать". Шамо, как обычно, молчал, но его лёгкая улыбка не сходила с лица. А Варяг, сидевший напротив меня, внимательно следил за реакцией окружающих. Наступило молчаливое ожидание. Каждый в той или иной степени боролся с неизвестностью и страхом перед неизвестным. В воздухе витал невысказанный вопрос: что же ждёт их впереди?

Вагон, наконец, замедлил ход, и скрежет металла сменился глухим стуком. Двери с шипением открылись, выплеснув в лицо пассажиров поток влажного, прохладного воздуха, пахнущего чем-то металлическим и прелым. Перед ними предстала не просто станция, а подземный город. "Сто лиц" оказался не обозначением на карте, а целым анклавом, освещенным приглушенным светом неоновых ламп, пробивающихся сквозь влажную мглу. Узкие коридоры, переходящие в широкие площади, были заполнены странными машинами, похожими на гибриды автомобилей и гусеничной техники. Люди, встречавшиеся им на пути, выглядели так, будто живут здесь веками, их лица были изборождены морщинами, одежды – грубыми, но практичными.

Петро, как всегда ироничный, прошептал: "Добро пожаловать в цивилизацию под землей."

Тамерлан, опытный и хладнокровный, сразу начал оценивать обстановку: "Нужно держаться вместе. И не привлекать лишнего внимания." Он внимательно изучал лица прохожих, пытаясь определить, представляют ли они угрозу.

Ульян, в своем обычном стиле, был поражен увиденным. Он шептал, оглядываясь на всё вокруг: "Невероятно! Как это возможно?"

Варяг, молчаливый лидер группы, лишь кивнул, давая понять, что понимает многое. Он повёл их в сторону скрытой в тени кофейни, избегая открытых пространств.

«И так, мужчины», – начал Даврон, голос его звучал твёрдо, но с едва уловимой усталостью. – «Сегодня вы отдохнёте. Костя отведёт вас в блоки для отдыха и покажет, как разместиться». Костя кивнул, его взгляд скользнул по лицам спутников, словно оценивая их состояние. «А завтра я познакомлю вас с нашим… так скажем… руководством». В его голосе прозвучал намёк на нечто необычное, скрытое за этим формальным заявлением. Пауза повисла в воздухе, наполненная невысказанным напряжением и ожиданием.

Костя, молчаливо кивнув Даврону, повёл группу по лабиринту коридоров подземного города. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом влажной земли и металла. Ульян, не выдержав напряжения, шепнул Косте: "Слушай, что за "руководство"? Это какие-то боссы или что?"

Костя остановился, его лицо оставалось непроницаемым, но в его глазах мелькнуло раздражение. "Не торопи события, Ульян," – тихо ответил он. "Узнаешь скоро. Сейчас просто отдыхайте."

"Отдыхать?" – фыркнул Ульян. "Ты шутишь? Мы в неизвестном подземном городе, бежим от кого-то, а ты предлагаешь отдыхать!"

Напряжение между ними стало ощутимым. Феликс, пытаясь разрядить обстановку, вмешался: "Ребята, давайте без лишних вопросов. Костя знает, что делает. Лучше сохраним силы."

Но Ульян не унимался. Его беспокойство нарастало. Он видел  камеры, слышал шепот за стенами, чувствовал, тяжесть над головой. "А если это ловушка?" – спросил он, его голос повысился. "Может, нас просто держат здесь, пока решают, что с нами делать?"

Костя резко повернулся к Ульяну, его глаза сверкнули. "Хватит," – резко сказал он, голос его был низкий и опасный. "Или ты хочешь, чтобы мы остались здесь, разбираясь с тобой, вместо того, чтобы прийти в боксы помыться и встретится в зале для принятия еды?"

" Там и поговорим " – обрезал диалог Костя

Воздух искрился не только от влажности, но и от едва сдерживаемой агрессии. Остальные участники группы замерли, наблюдая за развивающимся конфликтом. Сатурн  незаметно положил руку на рукоять своего ножа. Напряжение достигло предела, грозя перерасти в открытый конфликт прямо здесь, в темных коридорах.

Блоки для отдыха оказались неожиданно просторными и чистыми. Каждая небольшая комната имела минималистичный, но функциональный дизайн: узкая металлическая кровать, небольшой шкафчик и, к удивлению путешественников, собственный душ. Душевые кабины были компактными, изготовленными из блестящего, похожего на нержавеющую сталь, металла. Вода, на удивление, была горячей и под хорошим напором, что после долгого пути и сырости подземных коридоров стало настоящим спасением. Пол в душевой был слегка шероховатым, предотвращая скольжение, а стены были облицованы гладкими, легко моющимися панелями. Несмотря на скромные размеры, душевые были удивительно удобны и функциональны, подтверждая, что даже в подземном городе уделялось внимание комфорту, по крайней мере, для избранных. В воздухе пахло свежим, хотя и несколько искусственным, ароматом моющего средства. Наличие горячей воды и относительно чистое помещение создавало резкий контраст с сыростью и грязью подземных тоннелей, в которых путешественники провели последние часы.

После того, как каждый освежился в своих душевых, группа собралась в просторном зале, предназначенном для приема пищи. Зал был оформлен в том же минималистичном стиле, что и спальные блоки – металл, практичность, функциональность. Столы были стальные, закрепленные на полу, стулья – прочные, но неудобные. Освещение было тусклым, но достаточным, чтобы рассмотреть еду.

Пищу подавали в металлических контейнерах, простых и без излишеств. Блюдо представляло собой кашу из неизвестных зерен, похожую по консистенции на густую овсянку, с добавлением небольшого количества тушеных овощей, которые, судя по вкусу, были выращены при искусственном освещении. Вкус был пресным, без ярких специй, но еда была горячей и питательной. В дополнение к каше, каждому дали по маленькому куску сухого, напоминающего по вкусу смесь из сушеных фруктов и орехов, батончика. Напиток подавали в металлических кружках – это была прозрачная жидкость, похожая на разбавленный яблочный сок, с легким кислым привкусом. Никаких изысков, только простая, но сытная пища, достаточная, чтобы восстановить силы после пути. Всё это больше походило на стандартный рацион, рассчитанный на эффективность, чем на удовольствие. Несмотря на непритязательность еды, все съели свои порции, понимая, что в сложившейся ситуации важна не гастрономическая изысканность, а калорийность и питательность.

«И так», – начал Костя, пристально глядя на каждого из собравшихся. – «Что вас интересует?»

Варяг, нетерпеливый и прямой, не стал церемониться: «Как ты сюда попал? И кто все эти люди?»

Костя не задумываясь ответил: «Когда мы с Нико бежали с Оазиса-7, пошли в сторону поднимающегося солнца. Наткнулись на разрушенный город. Наш бункер находился в двадцати километрах от него, и при ядерной бомбардировке не пострадал. Меня нашла такая же разведывательная группа. Только старший у них был Честер».

Только тебя, а как же Нико – спросил Сатурн.

Мы долгое время не ели не чего, его организм не выдержал увы – без какой либо иронии ответил Костя.

Он ненадолго замолчал, словно выбирая слова.

«Этот… Сто лица… это не единственное подобное место. Есть и другие… города. Это сеть».

«Это сеть городов по всей восточной Европе, Азии и даже Африке, – продолжил Костя. – Заметьте, маштабы. Если раньше все было на земле, то теперь – под землей. И теперь таких станций, городов, – тридцать одна тысяча, плюс дополнительные развилки». Он немного помолчал, обводя взглядом напряжённых людей. «Но почему под землей? Всё из-за радиации после ядерной войны?», – уточняющее спросил Ульян.

«Так, я понял, начнём с самого начала», – сказал Костя. – «Во-первых, радиационно-климатические проблемы закончились буквально за тридцать лет после бомбардировки. Да, есть кое-какие последствия, но об этом позже». Он вздохнул. – «И так, во времена ядерной войны, как мы знаем из некоторых информационных видео из Бункера, Земля разделилась на две стороны. С одной стороны Россия, Китай, Северная Корея, Бразилия, Индия, – так скажем, крупные страны-армии объединения «СКИРБ-ЗОВ». С другой – армии стран США, Англии, Франции, Германии и всей Европы в составе коалиции «VATO-€$».»

«Так вот, – продолжил Костя, – к 2032 году вся Земля была охвачена войнами. Мало осталось мест, где не было военных конфликтов. Люди, так скажем, массово уничтожали друг друга, и все боялись, что у кого-то дрогнет рука, и начнется ядерная бомбардировка. Но всё пока оставалось на уровне наземных операций. А как такое вообще допустили люди на Земле?» – спросил Варяг.

«Много факторов, – добавил Костя. – Нерешённые территориальные вопросы, копившиеся веками, националистические проблемы, разность вероисповеданий. У каждого конфликта была своя суть и правда. Но есть и ещё кое-какие версии».

Одна из них высказывалась сторонниками  новых концепций социально-экономического развития (давайте называть вещи своими именами: империалисты/фашисты), например, Нью-мальтусианцы, говорили, что есть два пути: первый – сократить население земли до одного миллиарда населения (золотой миллиард), либо увеличить производительность труда и продуктивность сельскохозяйственного производства. Но последний вариант опасен с точки зрения сохранения экологии на необходимом для всех уровне (уж больно много наши предки гадили и загрязняли). Было четко видно, что мировой элитой выбран первый путь (войны, пандемии, принудительная стерилизация неграмотного населения за счет неправильного питания, изменение мировоззрения людей на семью (гендеры, трансы и прочая чушь) делала свое дело, снижала рождаемость).

«Была, так скажем, большая борьба мировой элиты, в которой каждый не хотел уступать, и эта борьба, или, так скажем, война, велась уже не копьями и стрелами, и даже не танками и пехотой. Масштабы увеличились до уровня ядерного оружия».

«Так подожди, ужас, сколько много слов… пандемия, гендеры, трансы… что это?» – сказал Тамерлан.

«Это инструменты, – жестко ответил Костя, – ими управляли, чтобы добиться своих целей. Пандемия – это способ сократить население. Гендерные вопросы и прочие… это способ разрушить традиционные ценности, посеять смуту в обществе. В итоге, всё это привело к масштабному конфликту, к чему-то невообразимому даже для меня. Люди перестали понимать друг друга, общество развалилось на куски. В этом хаосе, – он посмотрел на ошеломленного Тамерлана, – и началась война, о которой мы говорим. Не просто война за территории или ресурсы, а война за выживание, за само существование человечества. Масштабы… они были ужасающими. Города превратились в руины, целые народы были уничтожены, и все это – следствие тех самых "инструментов", о которых мы говорим. Представь себе мир, где каждый борется за каждый клочок земли, за каждый глоток воды… И все это началось не с грандиозного сражения, а с медленного, скрытого разрушения всего того, что связывало людей».

"И всё это происходило на фоне невероятного информационного шума и масштабного развития информационных технологий. Поток лжи, пропаганды, манипуляций – он был оглушающим. Люди просто тонули в этом потоке, неспособные отличить правду от вымысла. А на этом фоне, – Костя сделал паузу, глядя на Тамерлана, – началась настоящая гонка за деньгами. Не за жизнь, не за справедливость, а именно за деньги. Деньги стали единственной ценностью, единственным мерилом успеха. Люди готовы были на всё ради них, предать друзей, семью, страну. Этот бег за деньгами, этот безумный, бессмысленный бег… он только ускорял крушение всего, что ещё оставалось. Хаос, порожденный информационной войной, был лишь топливом для этого безумного марафона. И в итоге все оказались в ловушке: в ловушке лжи, в ловушке денег, в ловушке войны, из которой было уже практически невозможно выбраться."

Вся эта подготовка – пандемия, социальные потрясения, информационный хаос – всё это было лишь прелюдией. Мировая элита, разделившись на враждующие группировки, не сумела договориться, не сумела удержать контроль над ситуацией, которую сами же и создали, включив в борьбу информационные машины и искусственный разум. В итоге, безумие достигло апогея. Вместо того чтобы разделить мир, они начали уничтожать его. Информационная война переросла в настоящую, ядерную войну. Их борьба за власть, за ресурсы, за будущее – всё это превратилось в пылающие руины городов, в радиоактивную пыль, в конец света, который они и спровоцировали».

Костя устало опустил голову, чувствуя тяжесть груза воспоминаний. Поток вопросов обрушился на него, подобно лавине. Он попытался ответить, структурируя информацию, чтобы хоть как-то осмыслить произошедшее.

"Дальше начался долгий, медленный, ужасающий распад всего, что мы знали. Ядерная зима затянулась на десятилетия. Радиация, голод, болезни косили людей тысячами. Цивилизация рухнула. Города превратились в могильники. О победе говорить не приходится, – ответил он на вопрос о победителе, – это был не бой, а всеобщее самоуничтожение. Элита, которая развязала войну, тоже не избежала катастрофы, но это не все.

Да, массированный ядерный удар коалиции VATO-€$ по городам и военным объектам СКИРБ-ZOV стал началом конца казалось бы, мгновенный ответный удар был предсказуем, но никто не ожидал такой разрушительной силы. Многие действительно знали о существовании бункеров «Оазис», построенных СКИРБ-ZOV как убежища от катастрофы. Восемьсот шестьдесят один бункер, триста десять из которых находились на территории России – впечатляющая сеть, но это оказалось недостаточно. Ключевое здесь – «не кто не знал на сколько вперед ушла коалиция VATO-€$». Многие и не представляли, что VATO-€$ обладала технологиями или стратегией, значительно превосходившей возможности СКИРБ-ZOV. Они обладали не более мощным и точным оружием, не великую  тактику которая могла бы нейтрализовать преимущество бункеров. Они построили воздушно-космические корабли бункеры для своих элит и армии.

Это добавляет ещё один ужасающий слой к уже описанной катастрофе. Картина становится более ясной: VATO-€$ не просто ожидала ядерной войны, они готовились к ней гораздо лучше, чем СКИРБ-ZOV. Строительство космических кораблей-бункеров SPАСЕ-XXXL, фактически летающих городов, свидетельствует о колоссальных ресурсах и дальновидности. Успешный запуск ста шестидесяти двух из них – это побег элиты и части армии, показательный контраст с хаосом и гибелью, постигшей тех, кто остался на земле. Даже наличие восемьсот шестидесяти одного бункера «Оазис» оказалось недостаточно для СКИРБ-ZOV, что подчеркивает не только технологическое, но и организационное превосходство VATO-€$. Разница между теми, кто смог спастись на космических кораблях и теми, кто остался под землей, или погиб на поверхности, подчеркивает глубокое социальное и классовое неравенство, существовавшее до катастрофы. Это сценарий не просто ядерной войны, а катастрофы, усугублённой социальным расслоением и крайне неравномерным распределением ресурсов.

«Да, – Костя кивнул, его лицо было словно высечено из камня, – все понимали. Неизбежность ядерной войны висела в воздухе, тяжелым, густым туманом. Каждый день, каждый час приближал наших предков к катастрофе. Это было нечто большее, чем страх – это была обреченность. Они знали, что произойдет, они видели, как надвигается буря, но остановить ее было уже невозможно. Время таяло, как лед на солнце, считаные дни, часы… и вот она – катастрофа обрушилась на них всех своей ужасающей силой».

Чрезмерная самоуверенность VATO-€$ стала их роковой ошибкой. Они посчитали, что массированный ядерный удар и эвакуация в космос на кораблях SPАСЕ-XXXL обеспечили им полную победу и беспрепятственное восстановление мира по своему усмотрению. Они планировали постепенный, контролируемый спуск на землю после ядерной зимы, чтобы установить свое господство. Однако, VATO-€$ недооценила живучесть и решимость СКИРБ-ZOV. Те, кто укрылся в бункерах "Оазис", не сломлены и не сдаются. Они выжили, сохранили организацию и, вероятно, готовятся к ответным действиям. Это создает сценарий не просто восстановления после катастрофы, а затяжного подпольного противостояния, войны в тени, где победа будет зависеть не только от технологического превосходства, но и от выдержки, стратегического мышления и, возможно, неожиданных тактических решений. Планы VATO-€$ на мирное восстановление мира рухнут, столкнувшись с неожиданным сопротивлением из-под земли.

Десятилетия спустя, когда ядерная зима начала отступать, первые корабли VATO-€$ начали спуск на Землю. Их сенсоры зафиксировали признаки жизни – небольшие, но устойчивые очаги активности в зонах, считавшихся полностью стерильными. Это были выжившие из СКИРБ-ZOV, использующие остатки старой инфраструктуры и подземные тоннели, чтобы поддерживать жизнь и готовить ответный удар.

Первые десанты VATO-€$ встретили не пустошь, а хорошо организованное сопротивление. Выжившие, используя тактику партизанской войны и знание местности, наносили неожиданные удары, поражая небольшие отряды и уничтожая технику. Они не стремились к открытому столкновению, используя подземные убежища как безопасные базы и маскируясь среди обломков старого мира.

VATO-€$ столкнулась с неожиданной проблемой. Их технологическое превосходство было огромно, но неэффективно против скрытного противника, знающего местность и умеющего использовать элементы окружающей среды для своей защиты. Восстановление мира оказалось не мирной прогулкой, а длительной и изнурительной войной, где высокотехнологичные корабли VATO-€$ оказались уязвимы перед непредсказуемой тактикой выживших из СКИРБ-ZOV. Мир, покоренный ядерной войной, стал ареной новой, теневой войны, полной неожиданных поворотов и неопределенного будущего. Победа больше не казалась такой легкой, как представлялось VATO-€$.

Да, мы разорвали цепь жизни, перерубив её грубым лезвием ядерной войны. Разрыв этот – не просто географическое расстояние между теми, кто в космосе, и теми, кто под землей. Это пропасть, пропасть идеологий, целей и способов выживания. VATO-€$ надеялись на технологическое превосходство и чистый лист после ядерной зимы, но получили затяжную партизанскую войну, войну выживания, где победа не гарантирована ни одной стороне. Мы, под землей, – не просто остатки старого мира, мы – символ упорства, способности адаптироваться и бороться за выживание в самых невыносимых условиях. Борьба за землю – это не просто борьба за территорию, это борьба за право на будущее, за право на существование в мире, который мы сами и разрушили. И кто знает, чья история будет написана победителями в конце этого долгого, холодного конфликта?

Костя, с усталым вздохом, прервал обсуждение. Тень усталости легла на его лицо, отражая напряжение последних недель, месяцев, а может быть и лет. «На сегодня хватит, – сказал он, его голос звучал твердо, но в нём чувствовалась усталость. – Остальное вам расскажет руководство завтра. Ульян, – он остановил вопросительный взгляд Ульяна поднятой рукой, – остальное завтра. Всем спокойной ночи. Пусть земля вам будет мягким ложем.» В тишине подземного города, где царила атмосфера смешанная из надежды и тревоги, его слова повисли в воздухе, завершая напряженный день и оставляя всех в ожидании новых распоряжений и информации.

Ночь пролетела как мгновение.

Тишина в столовой была тяжелее, чем любой груз. Остатки вчерашней информации, словно осколки зеркала, отражали тревогу в каждом взгляде. Ульян, обычно оживленный и болтливый, погружен в свои мысли, медленно пережевывал скудную кашу. Даже привычный шум системы жизнеобеспечения казался громче, подчеркивая давящую тишину. Костя, сидя напротив, слегка постукивал пальцами по столу, его лицо выражало сосредоточенность, граничащую с подавленностью. Изредка кто-то из присутствующих вздыхал, подчеркивая общее напряжение. В воздухе витала не только необходимость переварить услышанное, но и предчувствие чего-то большего, чего-то, что произойдет сегодня. Наконец, Костя прервал молчание, его голос был тихим, но твердым: «Хорошо, – сказал он, глядя на собравшихся, – давайте выдвигаться дальше до «Авроры».» Его слова прозвучали как сигнал. Тишина, наконец, сдвинулась, уступив место напряженному ожиданию.

Аврора ? – с удивление спросил Варяг

Именно так – ответил Костя

«Аврора» – это не просто центр управления, а, скорее, легенда, хранящаяся в глубинах памяти СКИРБ-ZOV. Это комплекс, созданный задолго до катастрофы, как убежище последней надежды и центр управления в случае глобальной катастрофы. О его местонахождении до сих пор ходят лишь слухи – глубоко под землей, в недоступном для VATO-€$ месте, защищенном многослойной системой безопасности, о которой известно лишь немногим. «Аврора» располагает не только самыми современными (по меркам докатастрофного мира) технологиями связи и обработки данных, но и обширной базой данных, содержащей информацию о расположении всех бункеров и подземных городов коалиции. Более того, ходят слухи о существовании в «Авроре» экспериментальных технологий информационного интеллекта, способных изменить ход войны, – от передовых систем вооружения до инновационных способов добычи энергии и очистки воды. Доступ к «Авроре» строго ограничен, и попасть туда – задача невероятной сложности, требующая не только знания точного местоположения, но и преодоления сложнейшей системы защиты.

Костя, обводя взглядом собравшихся, продолжил: «Подстанция «Третий Мир» – это один из периферийных узлов связи «Авроры». Он защищен, но не так сильно, как сам главный центр. Там вас встретят и проведут первичный тест – проверка на программе «Граф Поли». Это сложный алгоритм, проверяющий ваши знания, логику и психологическую устойчивость, подсознание. Результат определит, допустимы ли вы к дальнейшему продвижению».

Сатурн, хмуря брови, задал ожидаемый вопрос: «А дальше что?» Его голос прозвучал немного напряженно. Он всегда был практиком, предпочитающим четкий план неясностям.

Ответ пришел неожиданно. Из темноты у входа, словно растворяясь в воздухе, появилась фигура. Незнакомец, высокий и худощавый, с лицом, скрытым в тенях капюшона, спокойно произнес: «А дальше… пока не известно. Многое зависит от результатов теста. И от того, что мы найдем в самих глубинах вашего мозга. В этом вся суть.» Его слова висели в воздухе, наполняя пространство таинственностью и неопределенностью, кидая тень тревоги на собравшихся. Незваный гость, в своей загадочности, подчеркнул хрупкость их планов и рискованность предстоящего пути.

Костя, кивнув в сторону загадочного незнакомца, представил его: «Разрешите представить вам Платона. Специальный агент СВБ, системы внутренней безопасности нашей сети. Он будет сопровождать вас до подстанции «Третий Мир». Платон – лучший из лучших, и его опыт будет вам необходим». Платон, слегка кивнул в знак приветствия, его лицо оставалось скрытым в тени капюшона, добавляя ему ещё большей таинственности. Костя повернулся к Сатурну и остальным, его голос стал мягче: «Мне пора. Парни… рад был вас видеть. Будьте осторожны. Успехов вам. И помните, от нас всех зависит многое».   В его словах звучала не только забота, но и осознание масштаба ответственности, лежащей на плечах отправляющейся группы.

Шаг за шагом, напряженная тишина сопровождала группу по длинным, освещенным тусклым лампами коридорам. Платон шел впереди, его фигура, скрытая капюшоном, словно растворялась в полумраке. По бокам, следуя на почтительном расстоянии, шли два бойца СВБ, их оружие, хоть и было приглушено, все же нагоняло тревогу. Металл стволов казался холодным и угрожающим, отражая напряженную атмосферу. Каждое эхо шагов отдавалось в тишине, усиливая чувство изоляции и опасности. Группа чувствовала себя словно в клетке, охраняемой и одновременно ограничиваемой. Напряжение нарастало с каждой минутой, пока, наконец, они не достигли пустующего, но хорошо оборудованного вагона. Его металлические стены обещали некоторую защиту, но чувство опасности никуда не исчезло. Двери закрылись, вагон плавно тронулся, оставляя позади коридоры и угрожающую тишину, погружая их в еще более тревожное молчание поездки.

Поездка оказалась долгой и напряженной. В вагоне царила гнетущая тишина, прерываемая лишь редким стуком колес и шелестом механизмов. Платон молчал, его присутствие ощущалось скорее как тяжелый груз ответственности, чем как поддержка. Бойцы, сидевшие по бокам, казались расслабленными, но их руки всегда оставались вблизи оружия – готовность к действию читалась в каждом их движении. В какой-то момент один из бойцов, молодой человек с усталым лицом, бросил короткий взгляд на группу и тихо пробормотал: "Надеюсь, вы пройдете Граф Поли". Его слова прозвучали как напоминание о серьезности ситуации, о высоких ставках и потенциально смертельной опасности. Один из членов группы, не выдержав напряжения, задал вопрос Платону, но тот ответил лишь коротким, почти безэмоциональным: "До места". Дальнейшее молчание было ещё более тяжелым, пропитанным неопределенностью и ожиданием неизвестного. В воздухе висело чувство приближающейся опасности, и каждый звук, каждый скрип вагона казался угрожающим предзнаменованием. Наконец, вагон резко затормозил, прерывая тягостную тишину резким металлическим скрежетом. Прибыли.

Двери вагона с шипением открылись, впуская в вагон холодный, влажный воздух. Перед ними раскинулась огромная подземная станция, освещенная редкими, тусклыми светильниками, которые отбрасывали длинные, зловещие тени. Воздух был густым от запаха металла, пыли и чего-то ещё, неопределенного и неприятного. Платон, не оборачиваясь, направился по длинному коридору, бойцы СВБ прикрывали тыл группы. Звуки шагов эхом разносились по огромному подземному пространству. Тишина была нарушена лишь звуком шагов и негромким гулом, доносящимся из глубины станции, похожим на работающие механизмы. В воздухе витала напряженность, чувство неминуемой опасности давило на каждого члена группы. Они двигались вглубь станции, проходя мимо запертых дверей и странных механизмов, назначение которых было непонятно. В воздухе ощущался странный, металлический привкус, похожий на запах крови и озона. Чем дальше они продвигались, тем сильнее становилась атмосфера тревоги. Вскоре они достигли большой, металлической двери, перед которой стоял охранник в броне.   Охранник, не проронив ни слова, проверил документы Платона и указал путь дальше. Напряжение достигло своего апогея. Тест на подходе.

За дверью оказалась просторная комната, похожая на небольшой зал ожидания. В центре комнаты стоял одинокий терминал, излучающий холодный синий свет. На стенах висели несколько экранов, на которых отображались непонятные символы и графики. Воздух здесь был чище, чем в коридоре, но всё равно чувствовалась тяжесть атмосферы, пропитанной ожиданием. Платон, не останавливаясь, направился к терминалу. Бойцы СВБ заняли позиции у входа, контролируя ситуацию. Платон коснулся экрана, и на нём появилось сообщение: «Проверка личности».

Платон, лицо которого оставалось непроницаемым, объяснил процедуру: «Заходить будем по одному. Пройдете тест «Граф Поли». Варяг и Ульян, опытные бойцы, прошли по очереди в промежутки десяти минут, но обратно не вернулись. Тишина, висевшая в воздухе, стала ещё более гнетущей.

Тревога сжала горло. Я был третьим. Варяг, первый, вошел с уверенностью, которая сейчас казалась наивной. Ульян, второй, был более осторожен, но и его уверенность не помогла. Что-то было не так. Что-то скрывала эта процедура, эта «игра».

Дверь открылась, и я вошел в небольшое помещение. Оно было странным – кабинет, целиком окруженный зеркалами, которые отражали бесконечный лабиринт света и теней. Перед каждым зеркалом стоял монитор, а рядом – кресло, оборудованное пучком проводов и различной коммутацией, напоминающей медицинское оборудование. В одном из кресел уже сидел человек.

Платон, как ни в чем не бывало, представил: «Специалист по тесту «Граф Поли» – Харитон». Харитон был бесстрастен, его лицо не выражало никаких эмоций. Он лишь кивнул, не отрывая взгляда от монитора, на котором мерцали непонятные символы. Воздух в кабинете был тяжелым, пропитанным запахом медикаментов и металла. Я знал, что что-то не так, что этот тест был чем-то гораздо большим, чем просто проверка способностей. Он был чем-то… смертельно опасным.

Платон жестом указал сесть в кресло напротив Харитона. Холодный металл кресла неприятно коснулся кожи. Пока я садился, на мою голову надели что-то вроде шапки, сплетенной из тонких проводов. Они приятно покалывали кожу, но это ощущение быстро сменилось лёгким дискомфортом. Затем Платон, с поразительной ловкостью, надел на каждый мой палец кольцо, от которого также тянулись тонкие провода, исчезающие в общей паутине электроники.

«Ну как вам, комфортно?» – бесстрастно поинтересовался Харитон, не отрывая взгляда от монитора.

«Терпимо», – ответил я, стараясь скрыть дрожь в голосе. Я чувствовал себя подопытным животным, подключенным к сложной машине. В воздухе висела напряженная тишина.

«Тогда преступим», – констатировал Харитон, и на мониторе вспыхнули символы, предвещая начало теста.

Вопросы Харитона последовали один за другим, словно удары молота. Они касались самых сокровенных уголков моей памяти, самых глубоких слоев моей жизни. И начались они с самого начала… с бункера.

*Когда я родился?* Вопрос застал меня врасплох. Я никогда не задумывался о точной дате.

*Кто мои родители?* Мне пришлось собрать осколки воспоминаний, фрагменты, которые я старался вспомнить.

*Как долго я провел в бункере?* Эта цифра, казалось, пугала даже меня самого.

*Что я знаю о Земле?* Скромные знания, почерпнутые из книг и рассказов, казались жалкими и ничтожными в сравнении с масштабом реальности.

*Что я знаю о военных коалициях?* Информация была разрозненная, обрывочная, недостаточно проверенная.

*Что я знаю о месте, где нахожусь?* Мои знания были ограничены тем, что удалось узнать за время пребывания здесь.

*Какие у меня цели и помыслы?*   Этот вопрос заставил меня задуматься. Мои цели были расплывчаты, смешаны с опасениями и надеждами, которые я тщательно скрывал.

Каждый ответ – это напряжение, это погружение в глубокие слои памяти, это борьба с собственной психикой. Я чувствовал, как провода на моей коже передают мои ответы системе, как Харитон анализирует полученные данные.  Это не был обычный тест. Это был глубокий психоанализ, расследование души, проведенное с помощью технологий, которые были мне непонятны.

Вопросы Харитона становились всё более интимными, всё более проникающими в самые потаённые уголки моей психики. Они перестали быть простыми вопросами и превратились в тонкое зондирование моего сознания.

«Думали ли вы о смерти?» – его голос звучал монотонно, но в нём чувствовалась сталь. Вопрос был пронзительным, заставлял переосмыслить всё прожитое, всё, что я считал своим. Я пытался сформулировать ответ, но слова застревали в горле. В бункере смерть была абстрактным понятием, отдалённой угрозой. Здесь же она стала осязаемой, реальной, невероятно близкой.

«Хотели бы вы стать правителем мира?» – второй вопрос был шокирующим. Амбиции? Власть? Я никогда не задумывался об этом всерьёз. Мои мечты были гораздо скромнее, гораздо земнее. Но в тот момент, сидя в этом странном кресле, окруженный зеркалами и проводами, я вдруг понял, как привлекательна эта идея – власть над всем. В этом был вызов, искушение, подкреплённое неким отчаянием. Ответ был сложным, многогранным. Я пытался сформулировать его, выразить всю гамму своих чувств, но слова всё ещё не находились.

«Что вы знаете о ИИ?»– заключительный вопрос был самым пугающим. ИИ… Искусственный интеллект. Я знал лишь то, что было доступно в бункере: обрывочные сведения, гипотезы, теории. Я понимал, что за этим вопросом стоит нечто большее, чем просто проверка моих знаний. Это проверка моего понимания сути происходящего, моего понимания того, на что я могу повлиять, и того, на что я не могу.

Провода на моей голове и пальцах словно пульсировали, передавая мои ответы. Я чувствовал, как мои мысли, мои самые глубокие страхи и желания, проходят через сложные алгоритмы, оцениваются, анализируются. Харитон всё так же бесстрастно наблюдал за мерцанием символов на мониторе, не выдавая ни единой эмоции. Тест не закончился, но я уже чувствовал, что он коснулся чего-то гораздо более глубокого, чем мои знания о бункере, о войне и о мире. Он коснулся моей души.

Последние вопросы Харитона были как удары кинжалом в сердце. Они не просто проверяли мои знания или способности, они проверяли мою мораль, мою сущность.

«Смогли бы вы предать?» – вопрос пронзил меня насквозь. Предательство… В бункере это было абстрактным понятием. Здесь же, перед лицом неизвестности, перед лицом смерти, это стало осязаемым выбором. Я пытался найти ответ, но он ускользал, как призрак. Лояльность? Верность? Что важнее в этой ситуации? Выживание? Или принципы? Ответ был сложным, неоднозначным, полным сомнений.

«Что такое богатство, финансовое?» – этот вопрос, казалось, был вне контекста. Но я понял, что за ним скрывается проверка моей системы ценностей. Что для меня важнее: материальные блага или что-то другое? Мой ответ был простым, но, надеюсь, искренним. Я понимал относительность богатства, и в тот момент мне оно казалось чем-то далеким, неважным.

И наконец, последний вопрос, который буквально парализовал меня: «Вы уверены в том, что вы существуете? И что вы не иллюзия данного времени?»

Этот вопрос заставил меня задуматься о природе реальности, о природе моего самого существования. Бункер, война, эта комната, Харитон – всё это могло быть тщательно продуманной симуляцией. Вопрос о моей реальности стал вопросом о реальности всего мира вокруг. Я искал ответ, но понимал, что его не существует.   Я мог лишь ответить, основываясь на своем восприятии, на своих ощущениях, на своей вере. Ответ был не рациональным, а эмоциональным, основанным на инстинкте самосохранения и инстинкте самопознания. Провода, подключенные к моему телу, передавали мой ответ, мои сомнения, мой страх, мою неопределённость.

Тест закончился, но ощущение тревоги, глубокого, всепоглощающего беспокойства, оставалось. Внутреннее напряжение не спадало, словно провода, которые еще минуту назад были подключены к моему телу, продолжали передавать сигналы, пронизывая мою нервную систему.

Харитон кивнул Платону, его лицо оставалось непроницаемым, как и прежде. Платон, натягивая вялую, неестественную улыбку, произнес: «Спасибо, Берислав, все хорошо». Его голос звучал странно, словно он повторял заученный текст.

«Пройдите в ту дверь», – сказал он, указывая на стену, полностью состоящую из зеркал. Сначала я ничего не увидел, кроме бесконечного отражения комнаты. Но, подойдя ближе, я заметил едва заметную стеклянную ручку, встроенную в одно из зеркал. Это была дверь, искусно замаскированная.

Сердце колотилось, когда я открыл её. За дверью находилось небольшое помещение, освещенное тусклым светом. И там, ожидая, сидели Варяг и Ульяна. Они выглядели усталыми, изможденными, но целыми. Их лица были бледными, глаза потухшими. Они ничего не сказали, только кивнули мне, словно подтверждая, что и они прошли через ад. Воздух в этом маленьком помещении был пропитан тишиной и… облегчением. Тест «Граф Поли» был пройден, но настоящее испытание, казалось, только начиналось.

После меня, в порядке очереди, прошли Варлам, Сатурн, Феликс и, наконец, Тамерлан. За ним же вышел и Платон. Воздух в коридоре сгустился, нависла некая напряженность.

"Всё хорошо, парни, но есть одно "но", – произнес Платон, его голос звучал ровно, но с тенью какой-то обречённости. – Для встречи с высшим руководством смогут пройти только двое. Вы должны сами решить, кто."

Все в комнате разом выдохнули. Громогласно, почти с диким рвением, все назвали имя Варяга. Варяг, невозмутимый, как всегда, обвёл нас взглядом. Его взгляд остановился на мне, и на Тамерлане.

"Я предлагаю, чтобы со мной пошел Тамерлан," – заявил Варяг. Его голос был спокоен, но в нём слышалось какое-то отчаяние.

Тамерлан, молча, смотрел в пол. Казалось, что он думает о чём-то своём. А потом, всё так же тихо, сказал: "Пусть лучше идёт Берислав. У него есть вопросы, которые нужно задать."

Это решение, неожиданное и, по-своему, глубокое, висело в воздухе, наэлектризованное. Всем стало ясно: решение было продиктовано чем-то гораздо более важным, чем просто выбор.

"Ну что, парни," – Платон окинул нас оценивающим взглядом, – "вашу группу мы оставим тут, в полном порядке. А нам осталось совсем немного, и мы будем на *Авроре*". Его слова висели в воздухе, пропитанном ожиданием и напряжением.

Мы переглянулись. Группа? Полноценный порядок? Это звучало как приговор, как признание поражения. Но, одновременно, это было и облегчением.

Варяг, как всегда, молчаливый, но решительный, коротко кивнул. Он словно проглотил все сомнения и принял решение. Меня, однако, терзали вопросы. Что нас ждёт на *Авроре*? Что значит "совсем немного"? Это было не просто путешествие. Это было что-то большее, что-то, к чему нас готовили всю нашу жизнь, а возможно, и не только нашу.

Мы последовали за Платоном. Коридор, казавшийся бесконечным, вдруг сузился, а затем расширился, развернулся в неожиданные лабиринты. Свет мерцал и тускнел, меняя цвета, напоминая о постоянно меняющейся картине мира. Мы шли, не отставая друг от друга, словно члены единой команды, единой, непобедимой группы.

"Это, так сказать, черный вход в отдельную сеть, ветвящуюся пути, скажем проще, для определённого круга людей," – проговорил Платон, его голос звучал ровно, но с оттенком необычайной серьёзности. "Мы вышли на ветку, но вместо вагона стояла… что-то вроде машины на железнодорожных колёсах. В неё могло поместиться до восьми человек".

Машина, стоящая на рельсах, выглядела необычно. Её обшивки были отлиты из тёмного, загадочного металла, поблескивавшего в свете тусклых ламп. Она казалась не столько машиной, сколько чем-то… другим. Чувствовалось, что внутри таится какая-то тайна, готовая вот-вот раскрыться.

Мы переглянулись. Кто-то нервно сглотнул. Остатки тревоги и напряженности от предыдущих испытаний отдавались в каждом взгляде. Каждая деталь вокруг – необычная машина, незнакомая ветвь пути – будила воображение и заставляла задуматься: что дальше? Насколько далеко заведёт нас этот неожиданный поворот?

Платон, окинув взглядом машину, произнес, почти негромко: "Готовы?" Его вопрос звучал не как требование, а как просьба, словно он тоже ощущал некую неопределенность.

Мы переглянулись. Я и Варяг были немного напуганы, но в то же время и заинтригованы. Что ждало нас внутри этой необычной машины? Какая новая загадка ожидала за её дверями? Мы вступили на новый путь, и дорога становилась всё более запутанной, а вместе с этим и захватывающей.

"Не беспокойтесь, парни, – голос Платона звучал спокойно, но в нем чувствовалась стальная решимость. – Мы быстро доберемся, и не будем плутать по огромному подземному мегаполису *Авроры*, Мегаполису – уточнил я – Именно, – ответил Платон, – мегаполису. Поехали. На месте все поймете".

Платон, повернувшись к нам, открыл дверь машины. Внутри было прохладно и по-странному чисто. Сквозь иллюминаторы просачивался неяркий свет, освещая необычные, пульсирующие узоры на стенах. Войдя внутрь, мы обнаружили, что места в машине больше, чем мы думали.

Заняв свои места, мы почувствовали, как машина плавно тронулась с места. Звук рельсов, сливаясь с едва слышным гулом двигателя, создавал необычайно спокойную и в то же время завораживающую атмосферу. Колеса машины плавно проезжали по рельсам, оставляя за собой след из тусклого света. Машина, словно существо, знала путь, не требуя дополнительных указаний.

Мы, глядя в иллюминаторы, проезжали мимо необычных зданий, выполненных из материала, который невозможно было определить. Под нашими колесами мерцали мосты, перекинутые через глубокие пропасти. Сквозь иллюминаторы мелькали разноцветные огни, создающие ощущение полёта по огромному лабиринту. Необычный мир, скрытый под землей, медленно, но уверенно раскрывал свои тайны.

Мы ехали не так долго, но дорога, словно по спирали, все время поднималась вверх. И вот, после того, как мы подъехали к станции, вышли из машины. Станция была с затемнёнными стеклами. Когда я подошёл поближе, то увидел нечто, что невозможно описать словами. Передо мной был город, словно я стоял на вершине мира, только под землёй. А снизу, насколько хватало взгляда, простирался город без конца и края. Как такое возможно?

Это один из самых крупных подземных городов сети. А мы находимся в "Сити М". Отсюда видно всё, – улыбнулся Платон. Его улыбка, однако, не казалась радостной. В ней чувствовалось что-то большее, нечто сложное, нечто, что заставляло ощутить важность этого момента.

Огромное количество огней, разноцветных и ярких, освещало город, создавая потрясающую картину. Строения уходили вдаль, теряясь в темноте. Воздух, несмотря на такое количество света, был необычайно тихим, как будто город сам по себе был огромным хранителем молчания. Меня охватило чувство благоговения и лёгкого страха одновременно. Мы были словно дети, оказавшиеся перед великой тайной.

"А это был маршрут, как вы поняли, доступный не каждому. Если бы мы отправились через общую станцию, то сейчас бы, возможно, находились где-то там внизу, среди всех, и ещё пришлось бы добираться сюда. Но я хотел бы оказаться там, среди всех…" – еле слышно проговорил я.

"Успеется," – спокойно ответил Платон, – "сначала дела". Его слова звучали, как приказ, но в них чувствовалась некая… мудрость. Он, как будто, знал больше, чем говорил. Он знал, что не все желания могут быть исполнены сразу.

Мой голос затих. Я понял. Платон, скорее всего, имел в виду не просто то, что я буду иметь возможность оказаться среди остальных в будущем. Скорее, это означало, что мои стремления, мои мечты, ждали своего часа. И сейчас, на этой огромной станции под землёй, важно было сфокусироваться на том, что перед нами. На том, что нас ожидает сейчас.

Мы, в ожидании, молчали. Воздух на станции был наполнен тишиной и ожиданием. Энергия города пульсировала вокруг, а мы – маленькие точки в этом огромном механизме. Невидимые нити судьбы сплетались в сложные узоры, и мы, словно куклы, двигались по заданной траектории, исполняя свою роль. Сейчас важно было сосредоточиться, не отвлекаясь на ненужные мысли.

"Пройдемте за мной," – Платон указал на широкую, массивную лестницу, ведущую куда-то еще выше.

Мы поднялись по лестнице, и перед нами открылась большая створчатая дверь. Возле неё стояли двое мужчин в черных рубашках и брюках, словно охраняя проход. Платон, обращаясь к одному из них, спросил: "Все прибыли? Мы можем зайти?"

"Да, вас уже ждут", – коротко ответил тот. Его голос был ровным, лишенным эмоций, словно он просто выполнял указания.

Воздух вокруг напрягся. Створчатая дверь, словно гигантская пасть, ждала нас. Мы не знали, что нас ожидает по ту сторону, но в тишине перед дверью чувствовалась некая важность, некая тайна. Что это за "место", где нас ожидают? Что за "дела" ждут нас? Ощущение важности момента усиливалось с каждой секундой.

Как только мы перешагнули через громоздкие двери, перед нами открылся просторный холл. Вдоль стен тянулись тринадцать дверей, на каждой из которых был написан месяц года – от января до декабря. И лишь на тринадцатой двери красовалась надпись «Зал для совещаний». Возле этой последней двери нас уже ожидала девушка. Она представилась: «Эрика».

"На этом, парни, наше время с вами подошло к концу," – Платон, с легкой улыбкой, пожал нам руки. "Я передаю вас в руки прекрасной дамы и убываю. Но мы обязательно с вами встретимся," – добавил он, его взгляд был полон скрытой уверенности.

Слова Платона повисли в воздухе. Мы остались стоять в холле, глядя на тринадцать дверей, каждая из которых, казалось, хранила свою тайну, а Эрика терпеливо ждала, словно знала, что нас ждёт дальше.

"И так, пройдемте за мной," – сказала Эрика, и мы последовали за ней в зал совещаний. Комната была просторной и светлой, с большими окнами, занавешенными тяжелыми шторами. В центре стоял огромный круглый стол из тёмного дерева, за которым мы и расположились.

"И так," – продолжила Эрика, её голос звучал ровно и спокойно, словно она привыкла к подобным встречам. Она выглядела как девушка-секретарь – молодая, лет за тридцать, знойная, но одета строго, в серые тона, без излишеств. "Я надеюсь, вы спокойно добрались до Авроры?"

Её вопрос звучал не как формальность, а как искреннее беспокойство. Мы обменялись взглядами – путь сюда действительно был не из лёгких. Аврора, этот подземный мегаполис, уже начинал раскрывать свои тайны, и мы только начинали понимать, что нас ждёт дальше. Тишина повисла в комнате, прерываемая лишь едва слышным шелестом занавесей. Мы сели за стол, ожидая продолжения. В воздухе чувствовалось предвкушение чего-то важного, чего-то, что изменит наши жизни.

"И так, давайте начну я, и по ходу нашей беседы вы будете задавать вопросы," – сказала Эрика, её голос был уверенным, спокойным и профессиональным. Она слегка наклонила голову, ожидая нашей реакции.

"Я – Эрика Эдуардовна Москвина, апрельский советник ПроРоссийских Сетей, Союза Сетей Совместного Развития."

"Ого!" – не выдержал Варяг, его глаза расширились от удивления. Название организации звучало внушительно и загадочно.

"У нас в ПроРоссийском совете двенадцать человек, каждый отвечает за свой месяц в году, и мы меняемся по мере выполнения своих планов и реализации проектов. Мы, так скажем, стабильно заменяемы," – Эрика говорила спокойно, но в её словах чувствовалась скрытая сила и эффективность системы.

"Если вы не в курсе, то сейчас апрель две тысячи сто семьдесят четвертого года по старому календарю," – тут же уточнила Эрика, – "а по новому – сто сорок первый год с начала Подземной эпохи."

"Так вот, наш совет отвечает лишь за ту часть сетей, которая находится территориально под землёй бывшей России," – Эрика продолжила, не обращая внимания на Варяга. "Такие советы есть в каждой бывшей стране СКИРБ-ZOV: Бразилия, Египет, Индия, Иран, Китай, ОАЭ, Россия и весь Африканский континент. Все мы – Союз Сетей Совместного Развития."

Она сделала паузу, давая нам возможность осмыслить сказанное. Масштабы организации поражали воображение.

"У вас, конечно, возникает вопрос, как мы общаемся через континенты? Только по сети подземных туннелей и подземной связи," – Эрика ответила на невысказанный вопрос. "Но вся борьба за существование всё так же продолжается на земле." Её слова были чёткими, и в них слышалось твёрдое намерение, решимость. История, казалось, переплелась с будущим, создавая невероятный, сложный, и захватывающий мир.

"У нас свои сети, свои туннели, полностью выстроенный свой подземный мир," – Эрика подчеркнула каждое слово, словно желая, чтобы мы осознали всю грандиозность масштаба.

"После того как наступила ядерная война, самая масштабная и быстрая Третья мировая, как её называют, продлилась ровно 17 часов непрерывных бомбардировок всех ядерных стран мира. С нашей стороны, кто успел, ушли под землю. Со стороны противника – взлетели в космос и управляют оттуда." Её голос стал серьёзнее, в нём слышалась сталь. Эта короткая, сжатая информация о глобальной катастрофе рисовала ужасающую картину. Два мира, разделённые землёй и космосом, ведут свою борьбу в тени разрушенного мира. Оставшиеся вопросы витали в воздухе, наполняя зал напряжением.

"После таких массированных ядерных ударов земля превратилась в ад, а потом наступила ядерная зима, и продлилась она более двух лет. Именно столько мы не знали друг о друге и о своих врагах," – Эрика описала ужасы постъядерного мира, её голос был спокоен, но слова несли в себе всю тяжесть пережитого.

"Наши предки начали небольшие выходы на поверхность земли в поисках жизни и других, таких же, как мы. Но VATO-€$ всё видел сверху и начинал уничтожать тех, кто пытался выбраться на поверхность." Она произнесла аббревиатуру с холодной отстранённостью.

"Вы, например, даже не подозревали, что в тот момент, когда вы вышли из бункера Оазис и направились в разные стороны, только ваша группа уцелела. Благодаря нашим дронам-разведчикам, которые оказались именно в том направлении и вступили в бой с космолётами VATO. Я вам с прискорбием сообщаю, что остальные три группы были уничтожены. Те, кто выжил, попали в плен, и это ещё хуже…" Эрика помолчала, давая нам время переварить эту шокирующую информацию.