Солнце Гнилого королевства

О географии и хронологии

Прежде чем отпустить читателя в путешествие с героями моей книги, я считаю своим долгом объяснить ему, как ориентироваться на местности, в которую он отправится. Так что начну с пояснений об истории и устройстве этого мира.

Действие книги происходит в стране, которую сами жители называют Гнилым королевством. Это закрытая, отделенная от других государств территория. Со всех сторон ее ограничивают природные рубежи: с севера – холодная и заснеженная Ледяная пустошь; с юга – штормовой океан; с востока – непроходимые Драконьи горы; с запада – давно опустошенная при загадочном катаклизме равнина, известная как Мертвая долина. В центре находится столица – Закатный город. Этот город стоит на реке Змеевертке, которая течет из Проклятого леса, пересекает полкоролевства и впадает в океан. Помимо столицы, в стране есть четыре региона: северное Залесье, западное Рубежье, южная Великая равнина (где располагается Солнечный причал) и Драконьи горы, которые формально подчинены короне, но ограждены от остальных областей Восточным гарнизоном.

Летоисчисление в королевстве ведется по трем эпохам, или трем эрам.

Точкой отсчета считается год, когда Агист Игнистелл объединил все земли страны под своей единоличной властью и провозгласил на них Багряное королевство. Тогда же случился побег из дворца младшего принца Дренема. Эта эпоха называлась Багряной и длилась около трехсот лет.

В трехсотом году Багряной эры, в период правления короля Вехсера, разразилась Война костра и пожара. Спустя пять лет она завершилась, принцесса Этервия получила благословение, и наступила Светлая эра.

В первом веке Светлой эры, в эпоху максимального расцвета государства, было написано «Тело благословенное», сформировался культ Гласа Божьего в его современном виде. Примерно тогда же принцесса Нихемма пошла по стопам своего предка и сбежала из королевского замка.

В конце второго века Светлой эры повозка принцессы Тринерии угодила в засаду возле лесных болот, а сама принцесса погибла. С этого происшествия началась Гнилая эра, которая продолжается и по сей день.

Основное действие книги приходится на конец пятого века Гнилой эры. То есть между началом Багряной эры и нынешними событиями прошло около тысячи лет.

Пролог

О Гнилом королевстве слышали в каждом из бессчетных миров. За века это место ухитрилось заработать до смешного дурную славу. Многие верят, что именно там расположена Глотка, куда Глас Божий отправляет особенно зловредные души. Только скучающий мудрец, если напьется хорошенько, может рассказать, что проклятая земля не всегда была такой.

Около десяти веков назад королевство было Багряным. Так его прозвали за свет, которым по вечерам мерцали крыши столичных домов. А еще – за цвет лепестков кроволюбки, чудесного растения, которое больше нигде не приживалось. И за огонь на гербе монаршей семьи, который вселял суеверное беспокойство в самых отчаянных врагов престола. Словом, причин для такого имени Багряному королевству с лихвой хватало.

Жизнь в том краю была проста и предсказуема. День крался за ночью, ночь бежала за днем. Весенний урожай дозревал в лучах знойного лета и сменялся щедротами осени, а затем на поля ложился слой снега. Привычный уклад иногда нарушали засухи, войны и эпидемии. Но они не затягивались надолго, а потому стали частью рутины. Конечно, люди рыдали над телами родных, убитых болезнями, мечами и голодом. Но сознавали, что скоро отстроят сгоревший дом заново, поцелуют на пороге женщину и засеют окрестности семенами. Так продолжалось до трехсотого года Багряной эры. В этот год в стране грянула война, которую летописцы назвали Войной костра и пожара.

На троне тогда сидел король Вехсер, хворый государь преклонных лет. Он и раньше не отличался крепким здоровьем, а теперь тень могилы близилась к нему с каждым часом. Его наследник, принц Оклеф, с детства готовился заменить отца. Юношу обучили владеть словом и счетом так же искусно, как мечом и луком. Вехсер и Оклеф принадлежали к старшей ветви Игнистеллов – династии, которая издревле правила страной. Побочной родни у них было много. Одни оставались при дворе и пользовались огромным уважением, другие проводили время в собственных замках вдали от столицы. Были и те, кто отрекся от королевского семейства и предпочел идти своим путем. К таким вольнодумцам относились потомки Дренема Игнистелла.

Доподлинно о Дренеме известно мало. Он жил в начале Багряной эры и был младшим из шести сыновей первого короля Игнистелла, легендарного Агиста. Вряд ли такой человек мог унаследовать корону. Однако Дренем увенчал себя славой, когда его братья еще не пролили ни капли крови. Едва ему исполнилось пятнадцать, с гор на востоке напало драконье племя. Дренем вызвался лично возглавить защитников государства и одержал победу. В награду Агист поклялся воплотить любое его желание, и гордый принц потребовал незамедлительно передать ему верховную власть.

Видя, что парень хоть и талантлив, но непомерно вспыльчив и резок, король отказал ему. Той же ночью Дренем бежал из дворца. Отряд, который послали вдогонку, юный принц зарубил в одиночку. После этого Агист велел прекратить поиски. Говорили, что Дренем поселился отшельником в бесплодных западных пустошах, женился на местной простолюдинке, увлекся магией. Трудно судить, какие из слухов были правдивы. Так или иначе, ни сам Дренем, ни его отпрыски не давали о себе знать еще три сотни лет. Пока женщина по имени Мендерна не объявилась, чтобы заставить старика Вехсера вернуть долг Агиста.

Она давно похоронила супруга и прочих своих мужчин. Ее молодость отцвела, но в ней сохранились красота и сила, которым завидовали вчерашние девчонки. Прыткий ум и ловкая лесть помогали ей добиваться почти всего, в остальном же выручали заклинания. На западе Мендерна слыла могущественной ведьмой. В Багряном королевстве ее сперва приняли как чужую, а в родство с Игнистеллами не поверили. После ухода Дренема минули целые века. Но Мендерна носила кольцо с огненным рубином. В точности то, которое беглый принц получил от Агиста и забрал с собой. Дренем дорожил украшением, поскольку оно в жизни мальчика было единственным настоящим подарком, а не поощрением за успехи.

Теперь громадный рубин сверкал на пальце Мендерны. Люди, которые это замечали, вдруг начинали смотреть на нее по-другому и видели в странной чужеземной колдунье свою надежду. Они вспоминали, что Вехсер не нравится никому из них, что он слишком немощен и скуп, что народ при нем никогда не ел досыта. Со временем к Мендерне примкнули толпы. На ее стяге был изображен маленький, таинственный костерок. Будто в насмешку над грозным пожаром, который плясал на реющих знаменах короля.

Требование Мендерны было коротким: исполнить клятву Агиста, которой тот пренебрег, и уступить права на престол прямому потомку Дренема. Разумеется, ведьма имела в виду не себя, а своего сына Авракиса. Парнишка перенял от матери дерзкий нрав и способности к колдовству, но не обладал ее тонкой хитростью, был гораздо честнее и отважнее, чем она. Лучшего соперника для Оклефа и пожелать было нельзя. Мягкий по натуре, наследный принц все же ощутил укол гнева, когда узнал, что какой-то самозванец метит на его место. Две армии – два диких пламени – схлестнулись посреди Багряного королевства.

Эта война длилась пять лет и была самой разрушительной в истории страны. Города и селения жгли и не успевали отстраивать. Воздух насквозь пропитался запахом трупов, дерьма и лежалого урожая, который некому было убрать. Жители государства смертельно озлобились друг на друга. Теперь они сражались не за короля и не против него, а ради мести тем, кто сам отомстил им ранее. Оклеф и Авракис видели это, поскольку свет трона, который стоял на кону, не ослепил их окончательно. Юношам было больно за свой народ, и они заключили тайную сделку. Проведав о ней, Вехсер впал в ужас, а Мендерна в ярость, но изменить что-либо эти двое уже не могли.

Шел триста шестой год Багряной эры, когда принцы, законный и названый, встретились в тронном зале дворца. Они решили определить судьбу страны поединком. Придворные взволнованно жались по углам, зеваки собирались на площадях и улицах. Вехсер полулежал на троне и беззвучно шевелил губами. Мендерна на бой не явилась. Долгожданному сражению никто не мешал. Авракис усилил свой клинок чарами, но сталь в руках Оклефа ковалась лучшими королевскими оружейниками, а его мастерство – лучшими фехтовальщиками. С каждой минутой Авракис слабел, держал рукоять все менее твердо. В итоге Оклеф подсек ему колени и приставил к его груди меч, намереваясь добить врага.

Внезапно массивные двери распахнулись, ошеломленные зрители расступились, и в зал ворвался солнечный луч. Он лег на пол золотой полоской, окрасил лица людей в розоватый цвет зари. Вместе с ним к трону метнулась девушка, прелестное создание в пышном голубом платьице. Это была принцесса Этервия, дочь старого короля и сестра Оклефа. Она торопливо подбежала к брату и заслонила собой Авракиса. Этот поступок потряс Оклефа, и он неуверенно опустил меч. Этервия со слезами взмолилась, чтобы принц не убивал противника, ведь землю уже оросило чересчур много крови. Тогда Авракис надменно заявил, что кто-то из них должен погибнуть. Принцесса улыбнулась сквозь плач и ответила, что если мир настолько жесток, то она готова умереть сама, лишь бы не оставаться в нем ни секундой дольше.

Чистые и наивные речи девушки тронули закостенелые души советников. Они, безусловно, этого не признали, но объяснили конец войны рациональной необходимостью. Вехсер охотно с ними согласился, мечтая встретить смерть в покое. Даже Авракис настороженно принял помощь лекаря и пообещал, что убедит матушку отвести войска. В этот день радовалась природа. Солнце сияло на безоблачном небе, приятный теплый ветер гладил кожу, из городских садов доносились сладкие ароматы. Но истинное чудо случилось позже. Под вечер во дворец прибыл сам Глас Божий.

Посланник Небес был бестелесным духом, но посещал людские края и обретал в них форму. В Багряном королевстве он обычно выбирал облик женщины, речной владычицы Даймелии. Нимфа показалась Игнистеллам обнаженной, с кувшинками в серебряных волосах и блестящими каплями на груди. Она коснулась руки принцессы, и на ладони девушки тут же проступила печать, круг в обрамлении длинных лучей. Даймелия сообщила, что Этервия восхитила Небеса добротой и получила особый дар. Отныне ее королевство забудет о нужде и горе. Каждый бедняк там будет под стать богачу, каждый глубокий старец – под стать беспечному ребенку. Символом их удачи станут дочери короны, то есть Этервия и ее преемницы. Любой, кто посмеет на них покуситься, бросит вызов Небесам, Гласу Божьему и целому миру.

Произошло в точности так, как предсказала владычица. Этервия вышла замуж за Авракиса, и династию Игнистеллов продолжили их потомки. Для королевства настала новая эра, которую нарекли Светлой. Войны больше не раздирали страну на части. Даже пьяные драки в трактирах сделались редкостью. Крестьяне в деревнях пировали, как не всякий дворянин раньше. Казна буквально ломилась от золота. Люди почти никогда не болели, а умирали быстро и без мук, словно засыпали. Они не боялись смерти, хотя их жизнь была полна счастья. Всю эту благодать скрепляло клеймо на ладони Принцессы-Солнца – теперь королевские дочери носили такой титул.

Возможно, Светлая эра должна была длиться вечно. Лишь Небесам сейчас известно, входило ли это в их изначальный замысел. Но спустя двести лет постоянного блаженства кое-что его прервало. А именно – туман, который повис над лесными болотами тем злополучным холодным утром.

Глава 1

Крик раздался где-то вдали. Кажется, у дороги, ведущей из столицы на север. Судя по голосу, кричала женщина. Громко, пронзительно, леденяще. Яденка замерла и прислушалась, чтобы определить направление. Вопль повторился, на сей раз приглушенный, как будто жертве зажали рот ладонью. Но Яденке хватило и этого. Она привычно поправила пояс с мешочком ядовитого порошка – единственную одежду, которая была на ней в тот день, – и с любопытством двинулась к источнику постороннего звука.

Люди часто твердят, что ночь – пора нечисти, когда твари выползают из своих убежищ. Еще одна нелепица, которую придумали, чтобы хоть кто-нибудь в нее поверил. Эта звучит до того убедительно, что немногие предпочли бы ей правду. Раннее утро – вот время чудовищ. Бледный рассвет опускается на землю, стирает границы между явью и сном. Очертания предметов проступают из мрака, но ясности в них нет. Кривая коряга кажется волком, а светлячки на полянах – горящими желтыми глазами. Корявые ветви норовят поймать за локоть, низкие кочки подстерегают и сбивают с ног. Над водоемами в эти часы поднимается густой туман, влажный и липкий, как болотная тина.

Яденка давно приучилась вылезать из трясины утром. Кроме прочего, так безопаснее. Светлая эра, как ее прозвали люди, только им и несла покой. В последние годы охотники на нечисть извели большинство обитателей леса. Два или три раза Яденка сама натыкалась на их отряды. Трудно было понять, кто тогда за кем гнался. Охотники не стеснялись соваться в ее владения после заката, не говоря уже про полдень. Зато на заре, похоже, брали короткую передышку, чтобы наточить свои копья и заново наполнить колчаны стрелами.

Впрочем, Яденка внушала себе, что всего лишь любит погулять в тумане, да и сводящий с ума мерзкий голод не желает терпеть до ночи. Не могла же она испугаться людей и спрятаться в глубоких стоячих водах, чтобы хоть там утопить этот страх. Нет, сами люди вечно боятся. За богатство, за жизнь, за своих детей. У Яденки детей не было, и она не припоминала, чтобы когда-нибудь была ребенком. Просто однажды открыла глаза в зеленоватой толще болот и вышла поесть на поверхность. Хотя она сильно сомневалась, что родилась в тот день. Болота, конечно, были всегда, а в них всегда была Яденка.

– Помоги мне!

Яденка застыла. Туман гасил шум, делал воздух тяжелым и вязким. Ей вдруг почудилось, что справа в чаще хрустнула сухая ветка. Она повернулась в ту сторону и поняла, что природа играет даже с духами, которых произвела на свет. Силуэт выпрыгнул из белесой пелены спереди, совсем рядом. Женщина мчалась к Яденке и налетела бы на нее с разбегу, но споткнулась о поваленный ствол и рухнула в бурую грязь. А затем задрала голову и разревелась.

Вовсе не женщина, если как следует присмотреться. Смешная малолетняя девчонка. Одета дорого, красиво, хотя кружевное платье с подъюбником порвано и испачкано, а изумруд на золотом кольце расколот трещиной. Локоны цвета янтарной смолы, щеки оттенка спелого персика, в заплаканных и округленных от жути глазах прячется нежность небесной лазури. Бедняжка исступленно рыла пальцами мокрую лесную землю, зачерпывала ее ногтями, размазывала по аккуратному личику и давилась собственным плачем.

– Помоги, – бормотала она, затравленно глядя на Яденку. – Спаси меня.

Яденка приблизилась и опустилась перед беглянкой на корточки. Обняла ее голову руками, бережно положила к себе на колени. Смахнула мизинцем непослушную прядку, которая лезла девушке на лоб. А потом заглянула ей прямиком в глаза.

– Угомонись, золотко, – тихо и настойчиво прошептала Яденка. – Ты в безопасности. Здесь тебе никто не навредит.

Дрожь пробежала по хрупкому телу, будто его свело судорогой. Девушка схватила запястье Яденки, вцепилась в чужую плоть крепко, до белизны в костяшках. Но сразу после этого расслабилась и обмякла. Когда она разжала пальцы, Яденка заметила у нее на ладони символ. Солнечный диск с лучами. Даже болотному духу известно, что это значит.

– Спаси… Спаси… Спасибо тебе, – всхлипнула Принцесса-Солнце.

Яденка ощутила холод раньше, чем увидела призраков. Словно могильная стужа коснулась обнаженных плеч, и это заставило ее обернуться. Мертвецы молча стояли вокруг. Их было пятеро. Истлевшие доспехи с огненными гербами и ненасытная жажда смерти во взорах безошибочно выдавали их сущность. Это были солдаты замогилья, души павших в бою и не погребенных должным образом воинов. После Войны костра и пожара такие бродили по стране толпами. Едва ли они могли вспомнить, на какой стороне сражались, и это их мало заботило. Обида и ненависть ко всему живому вытесняли из их сердец верность клятвам и сюзеренам. Однако впоследствии, в годы мира, они постепенно пресыщались своим гневом и обретали долгожданный покой.

Теперь такие встречи считались редкостью, но Яденку было сложно искренне удивить, а напугать – и того сложнее. Призраки чувствовали ее природу, потому и атаковать не спешили. Самый статный из отряда – вероятно, командир, который вновь возглавил своих людей после гибели, – решительно шагнул вперед. Яденка не видела его лица за глубоко надвинутым капюшоном.

– Уходи восвояси, болотница, – потребовал он хриплым, утробным голосом. – Возвращайся в свои топи и оставь нам добычу, которая наша по всем законам. Тогда, так и быть, мы тебя не тронем.

Яденка медленно встала, распрямилась.

– Она не ваша и вашей никогда не была. Убирайтесь с моих земель, кровопийцы.

– Какая прелесть, – мертвый командир рассмеялся со странным свистом в груди. – Вздумалось поиграть в благородство и защитить смертную? Уясни, болотница, у тебя нет земель. Ты не сделала ничего, что давало бы тебе право владеть здешним лесом. Просто пришла со дна на готовое. А мы проливали в боях кровь за каждую молодую травинку, за камень под чьей-то грязной подошвой, за каплю смолы на древесной коре. За все это вшивое, неблагодарное королевство, где заправляет папаша твоей ненаглядной паршивой подружки.

– Если вы так хотите сожрать эту душу, идите сюда и попытайтесь ее у меня отнять, – с вызовом предложила Яденка.

– О, не волнуйся, – осклабился второй призрак.

– Возьмем ее, а заодно и тебя, – подхватил третий.

– Всегда мечтал попробовать бессмертную, – добавил четвертый.

Пятый призрак ничего не сказал. Он торопливо подался к Яденке с занесенным над головой мечом. Оружие было наполовину прозрачным, но люди в кузницах еще не сумели создать настолько прочную сталь. В тусклом утреннем свете клинок горел холодным голубоватым огнем. Отблески этого пламени мелькали в глазах мертвеца – блеклых, пустых, безжалостных. Яденка будто падала в ледяную пропасть, когда смотрела в них. Но она не отступала и не отводила взгляд. В отличие от командира, обычные солдаты не носили плащи и не прятали лица под капюшонами, что болотница не преминула против них использовать.

Меч так и остался торчать в поднятой правой руке. Левой дух извлек из-за пояса кинжал. Пару мгновений он колебался, словно боролся с самим собой, а затем метнул клинки в разных направлениях. Они пронзили шеи двух других призраков. С жутким звериным воем оба начали таять. Порыв промозглого ветра развеял их без следа. Еще один мертвец ринулся к Яденке, но она бросила в него пригоршню порошка из заветного мешочка. Призрак закашлялся, свалился на землю и стал с визгом кататься по ней, раздирая пальцами посиневшее горло. Постепенно его вопли становились слабее, а конечности беспомощно обвисали. Вскоре он прекратил шевелиться и затих. Темная почва болот тут же его поглотила.

Яденка на него даже не взглянула. Все это время она неотрывно всматривалась в глаза духа, который напал на нее первым. Он оказался сильным и долго сопротивлялся, держался за свою волю, но это помогло ему не больше, чем его побежденным товарищам. Челюсть солдата вяло дрожала, когда он разинул рот. Пестрая от трупных пятен рука нырнула прямо в горло своего обладателя и принялась шарить там, как гигантский паук. Нащупав связки, она впилась в них ногтями и резко дернула. Черная кровь хлынула изо рта дважды умершего, и он обратился в прах вместе с прочими. Только после этого Яденка от него отвернулась и наконец-то расслабила зрение.

Пока болотница разбиралась с солдатами, призрачный командир куда-то запропастился. Яденка не огорчилась из-за его отсутствия, лишь пожелала про себя, чтобы он не возвращался. Зато принцесса никуда не уходила. Она отползла к громадному пню, села под ним и прижалась спиной к его мшистому покрову. Болотница подошла и встала рядом. Принцесса вздрагивала и хлюпала носом, но уже не рыдала, как раньше. На Яденку она уставилась с тревогой и восхищением.

– Как ты убила их? – спросила пораженная девушка. – Это ведь духи, они…

– Разрушила связки в их глотках, – спокойно пояснила Яденка. – Если хочешь убить кого-то, будь он живым или мертвым, просто лиши его голоса.

На лице принцессы причудливо смешались восторг, отвращение, сомнение в реальности всего происходящего и еще масса эмоций.

– Я постараюсь это запомнить, – обескураженно выдавила она. – И твою доброту никогда не забуду. Сейчас я немного передохну и отправлюсь обратно в замок. Правда… Духи сломали повозку, распугали лошадей, а стража… Я слышала крики, и там была кровь… Ох, неужели они погибли?

Девушка сдержала стон боли и тряхнула золотистыми волосами.

– Ничего. Главное, что я выжила. Я отсюда выберусь, найду дорогу. Вернусь в город и расскажу отцу, какая ты храбрая. Он даст тебе все, о чем попросишь. У тебя есть мечта?

Болотница приложила к ее губам палец. Принцесса удивленно замолчала. Яденка улыбнулась и склонилась над ней. В ласковых светлых глазах отразился непостижимый для разума ужас. Такой, наверное, испытывают дикие животные, когда попадают в охотничий капкан.

Мягкие благородные ручки принцессы обвились вокруг ее же шеи, сдавили и повернули. Над лесом взлетела стая ворон. Их карканье заглушило короткий хруст кости. Солнце тем утром так и не встало. Не встало оно и на следующий день, и не сменилось вечерними звездами или ночной луной.

Яденка проснулась на дне болота, на сыром прохладном иле. Рядом с ней лежал белый скелет. Останки человека, которым она угостилась накануне. Болотница лениво потянулась и выгнула спину, думая о своем сне. Странно, что те события снова приснились ей сегодня. Почти пять веков минуло с той поры.

Глава 2

– Разойдитесь, ублюдки! – заорал пузатый возница и натянул поводья.

Лошади в упряжи бешено заржали и взмыли на дыбы. На краю шумной улицы колесо телеги издевательски скрипнуло и заскользило по луже нечистот. К небу тут же взлетел фонтан зловонных брызг. Они осели на соседних домах и одежде незадачливых прохожих. Зетлаф стоял ближе всех. Темные комки навоза и помоев моментально облепили его дорожный плащ. Горожане хором принялись извергать проклятия в адрес неуклюжего возницы. Зетлаф только непринужденно хмыкнул и кое-как отряхнулся от грязи.

Он оставался спокойным, пока телега не проехала мимо. Тогда Зетлаф мельком посмотрел на нее сзади и разглядел содержимое. На грубых досках была свалена груда гниющих людских трупов. Кожа несчастных стянулась и сморщилась, как переспелый фрукт, и кое-где уже почернела. Воздух обветрил сухие губы, бледные личинки копошились в ноздрях, мухи и вороны выели всем глазницы. Куски плоти падали прямо на мостовую, и по ней вился кошмарный шлейф из фрагментов мертвых тел. Зетлаф сразу изменился в лице и торопливо устремился следом.

Вскоре он потерял свою цель из виду, но ему не было нужды за ней шпионить. Он и сам отлично понимал, куда она направляется. Главная улица петляла сквозь кварталы Закатного города, столицы Гнилого королевства, и вела точно к центру, к гигантскому дворцу на невысоком пологом холме. Зетлаф бросил горсть медяков из кармана нищему, насилу оторвался от прилипшей к нему шлюхи, разогнал стайку бездомных ребятишек, которые самозабвенно колотили палками кота. Наконец перед ним выросли замковые ворота.

Стражники скрестили копья, чтобы преградить ему путь.

– Проваливай, бродяга, – гаркнул один из них. – Милостыню здесь не подают.

Зетлаф с досадой поморщился. Неужели никогда не запомнят? Он снял с головы капюшон и показался им.

– Не бойтесь, воровать не стану.

– Господин! – мигом стушевался стражник. – Простите, не признали вас в этом облачении. Конечно, проходите.

Зетлаф окинул служивых ядовитым взглядом и шагнул за поднятую для него решетку. Но пошел не в замок, а на задний двор, где помещались солдатские казармы, кухня и конюшня.

Телегу разгружали возле лошадиных стойл. Возница забрался на нее и деловито махал руками. Якобы командовал слугами, которые стягивали трупы вниз и швыряли в новую бесформенную кучу. Видимо, пользы от такого руководства было мало, потому что в нехитрой работе разгрузчиков совершенно ничего не поменялось, когда Зетлаф рывком стащил возницу на землю и прижал к стене.

– Скажи, ты законченный идиот? – вкрадчиво прошипел он вполголоса.

В первые секунды пузатый остолбенел. А потом осознал, кто обращается к нему в таком тоне, и разозлился не на шутку.

– Чего тебе, оборванец? – яростно рявкнул толстяк. – Это тебя я нынче дерьмом окатил? Так не надо было под копыта лезть. И как ты изловчился прошмыгнуть за ворота?

– Ты говоришь с верховным советником короля Латиста, – процедил в ответ Зетлаф. – И с придворным казначеем.

Мелкие глазки забегали под жировыми складками. Мужичку понадобилось время, чтобы переварить эти сведения.

– Вы, господин, – пролепетал он наконец. – Но как же, зачем вам… Одни, без охраны, в таких обносках…

– Полезно бывает собрать информацию в городе, – доверительно сообщил Зетлаф. – Сам посуди, если бы не прошелся по улице, я бы не узнал, какие глупости ты вытворяешь.

– А что я вытворяю? – подбоченился толстяк. – Я, между прочим, трупы привез.

– Верно, привез, – согласился советник. – Напомни, куда именно?

Возница озадаченно заморгал.

– Так ведь сюда, господин. Во двор замка.

– С этим трудно поспорить. И давно ли ты возишь их сюда? – уточнил Зетлаф.

– Никак нет, – поклонился возница. – Впервые. Раньше-то мертвяков жгли за городом, на кладбище возле храма.

– И отчего же так больше не делают?

– По вашему, простите великодушно, приказу. Мне передали, что вы велели спалить тела подальше от народа, а прах развеять по ветру где-нибудь на безлюдном берегу Змеевертки.

– Да, – кивнул Зетлаф. – Но почему?

– Из-за гнили, господин. Уж больно она расплодилась. Сам я на эти туши смотрел, ну точно покойнички. А после смекнул, что они шевелятся. То пальцами дергают, то зрачками водят. Живые, стало быть. Живые, но гниют. Негоже пугать людей подобным.

Зетлаф наигранно хлопнул в ладоши перед носом возницы. Тот вздрогнул и по-черепашьи втянул жирную шею в плечи.

– Что за умница, – насмешливо похвалил советник. – И как, скажи на милость, ты намерен это скрыть, если катаешь больных в телеге напоказ всему городу?

Возница хотел что-то ответить, но только молча потупился. Весь его облик выражал бесконечное раскаяние. Зетлаф выдохнул, скорее устало, чем раздраженно, и выпустил смятый воротник толстяка.

– Ладно, ступай. И впредь чтоб такое не повторялось. Хоть прикрывай их чем-то.

Упрашивать мужичка не пришлось. Он в ужасе ринулся куда-то за кухню, утратив к разгрузке телеги всякий заметный интерес.

Зетлаф глянул на часы дворцовой башни, которые извещали Закатный город о времени. В стране уже пять веков не сменялись день и ночь. Две громадные стрелки были единственной мерой суток в вечном утреннем мареве. И сейчас они выдавали, насколько же сильно Зетлаф опаздывал. Мысленно проклиная скандального возницу, советник сбросил заляпанный плащ и поспешил к лестнице в замок. Кусок рваной ткани так и остался лежать на земле.

Зал заседаний располагался на втором этаже западного крыла. К нему примыкал длинный извилистый коридор. На стенах висели поблекшие и полинявшие гобелены. Некогда алый фамильный цвет Игнистеллов сделался грязно-желтым, и не все сюжеты было легко узнать из истории. Глядя на эти сцены, Зетлаф каждый раз думал, что лишь глупцы считают время эфемерным. Советник отчетливо видел его форму. Вот оно – плотный слой пыли, червоточина в трухлявом дереве, тусклые от старости картины. И гниль, конечно. Без гнили никак не обойтись.

В тот час в огромном зале царила блаженная тишина, редкая для королевского дворца. Придворные не совещались за массивным столом из красного дуба, не обменивались сплетнями или шутками на позолоченном балконе. Просторная пустота этой комнаты давила, как и роскошные барельефы под потолком. Только один человек замер у оконного проема в толстой каменной стене. Он безмолвно глядел вниз, на широкий двор.

– Приветствую, государь, – с поклоном окликнул его Зетлаф.

Король обернулся.

Латист Игнистелл, достопочтенный властелин Гнилого королевства, был не стар, но и не молод – его возраст приближался к пятидесяти шести. В юности он слыл пригожим и пользовался немалым успехом у дам, но с годами отрастил горб и осунулся. Кожа короля стала дряблой и неровной, а под темной сединой волос местами поблескивал голый череп. Глаза Латиста были светло-серыми, почти прозрачными, и неизменно мокрыми. Когда с Его Величеством кто-то говорил, государь смотрел не в лицо собеседнику, а сквозь него, вдаль. Кажется, вечно думал о чем-то своем. Что ж, пищи для размышлений ему и впрямь хватало.

– Ты опоздал, – ворчливо упрекнул король.

– Я не явился вовремя, – снова склонил голову Зетлаф.

– Что тебя задержало?

– Разговор с городским возницей, – честно признался советник. – Я внушил ему, что больных гнилью нельзя показывать народу.

Король сердито пожевал наполовину беззубым ртом.

– Их действительно много, Зетлаф? Тех, кого эта напасть коснулась.

– Боюсь, что изрядно, государь, и число постоянно растет. Сама болезнь известна давно, с начала Гнилой эры, которой и подарила название. Но в наши годы она достигла поистине невероятных масштабов.

– Так ли необходимо свозить бедолаг во дворец? – нахмурился Латист. – Если здесь кто-нибудь подцепит заразу…

– Позвольте, Ваше Величество. Эта болезнь не похожа на остальные. Судя по всему, она не переходит от человека к человеку. Мы не встречали таких примеров. Звучит странно, но хворь как будто выбирает жертв случайно. Сколько ни копай, между ними нет связи.

– Есть, – возразил король с нерушимой убежденностью в голосе. – Они грешны. Возможно, чуть больше прочих. Скользкие мысли и липкие речи отравляют не только души. Они также уродуют наши тела. Подлецов развелось столько, что Глотка уже не вмещает. Она выплевывает их наружу, Зетлаф. Вот почему они гниют. Глотка стала их переваривать, да так и не закончила.

Зетлаф опустил взгляд на расшитую золотой нитью мантию государя и постарался спрятать всплеск неподобающих эмоций. В последние годы Его Величество не в меру озаботился благочестием. Вслух его, конечно, в этом не уличишь. Даже за кружкой пива в трактире. Если бы Зетлаф ходил в трактиры.

– Грешники были и будут всегда, государь, – осторожно начал он. – Праведным путем идут единицы. Это тропа лишь для избранных.

– Тогда гниль продолжит распространяться, – горестно заключил Игнистелл.

– Не будем впадать в отчаяние, у нас еще есть надежда. Как и обсуждалось, я разослал гонцов к лучшим знатокам наук в стране. Казна обеспечит их всем для работы и щедро наградит за успехи в борьбе с недугом.

– Пустое. Эти нахлебники возьмут столько золота, сколько сумеют унести, и ничего не дадут взамен. Если бы они могли изготовить лекарство, оно бы уже лежало у нас на столе. Нет, они не нашли способ, зато его нашел я. Только тревожусь, не запятнает ли он мою душу, когда я решусь к нему прибегнуть.

Король замолчал и вновь повернулся к окну. Бледное сияние бесконечного утра серебрило его волосы и одежды, точно он сам был живым мертвецом или призраком, запертым в замковой башне. Зетлаф слегка покачивался на носках сапог и нетерпеливо гадал, что повелитель скажет дальше.

– Ты сегодня видел Гернетту? – внезапно спросил его король.

– Да, государь, – несколько удивленно отозвался Зетлаф, не ожидавший такого вопроса. – После завтрака, насколько я помню. Она читала в библиотеке.

– Какую книгу? – подозрительно прищурился Игнистелл, как будто речь шла о вражеской лазутчице, которая вторглась в библиотеку и проникла в тайны короны.

– «Тело благословенное».

Этот увесистый фолиант был создан около шести веков назад, в период наивысшего расцвета Светлого королевства. Кто-то приписывал авторство мудрому королю из династии Игнистеллов, кто-то – его дочери, Принцессе-Солнцу. Другие и вовсе всерьез утверждали, что текст записал придворный поэт, никогда не слывший талантливым, под диктовку самого Гласа Божьего. Так или иначе, священная книга включала сюжет о сотворении Небесами материи, описание мира как тела и подробные наставления о том, как человеку следует жить, чтобы после смерти отправиться не в Глотку, а в Темя.

Зетлаф вызубрил «Тело» до тошноты, когда осваивал азы богословия на юридическом факультете. Отлынивать не позволяла благодарность родителям, которые незадолго до смерти внесли плату за обучение сына в университете Солнечного причала. Курс был обязательным, а чтение программным, но советник не смог бы вообразить более унылый опус. Вероятно, Латист Игнистелл хотел, чтобы его дочь увлекалась подобным. Зетлаф не собирался рассказывать королю, что в действительности в руках принцессы была совсем другая книга. Та, которую не стоит трогать без особого монаршего дозволения.

Наглая ложь советника явно пришлась Его Величеству по вкусу.

– Девочка моя, – умилился он. – Такая смышленая для своих лет. Если с ней что-нибудь случится, я прокляну весь свет, а прежде всего себя. У тебя ведь нет детей, Зетлаф?

– Не обзавелся, прошу извинить, – сухо подтвердил советник.

– Зря, очень зря. Ты многое потерял. И женщин ты никогда не любил?

– У меня были женщины, государь.

– Я не о шлюхах, – досадливо отмахнулся король. – И не о распутных женах, которые хуже шлюх. Была ли у тебя женщина, в которой ты увидел тело мира? Все необъятные, недоступные уму формы в единственном крохотном существе? Объект для страсти и похоти, который в странном таинстве вдруг приближает тебя к Небесам и святости?

Зетлаф натянуто улыбнулся.

– Такого чувства я не испытывал. Оно и к лучшему для государства, уж поверьте мне. Любовь ужасно отвлекает от насущных дел.

Король недовольно на него покосился. Зетлафу почудилось, что в потухших серых глазах государя на миг промелькнула искра презрения.

– Я обнаружил в своей шее силу носить корону, когда полюбил мать Гернетты, мою драгоценную бедняжку Инфелию, – торжественно заявил Игнистелл. – Впрочем, нет смысла болтать с тобой о вещах, которые неподвластны твоим теориям. Ступай, муж казны и отец медяков. Скоро я созываю большой совет, и дворец должен быть готов.

Глава 3

В библиотеке было темно. Тусклый свет с улицы терялся среди бесконечных полок и не достигал отдаленных углов. Свеча выхватывала из мрака половину громоздкого письменного стола и маленький кусочек шкафа. Вокруг огня плясали пылинки, похожие на рой крошечных мотыльков. От сухого затхлого воздуха у Нетты першило в горле. Наконец она не выдержала, захлопнула книгу и громко закашлялась. Следом за этим раздался суетливый шорох.

Из темноты рядом с Неттой вынырнуло молодое женское лицо. Могло показаться, что оно парит над полом отдельно от тела. Такое впечатление создавала белизна щек и длинной худой шеи. Собранные волосы, напротив, были абсолютно черными, как и платье – строгое, прямое, без украшений. Только на ключицах женщины мерцало ожерелье с крупным, как яйцо, опалом. В глубоко посаженных синих глазах и изгибе бледных губ читалось недовольство.

– Хранитель книг впустил нас в закрытую секцию при условии, что мы не будем хулиганить и шуметь, – напомнила фрейлина Мертонель своим низким грудным голосом, который мог бы сойти за мужской.

– Он впустил нас, потому что я дочь короля и меня лучше не злить, – поправила Нетта. – И я бы с радостью сидела там, где поменьше пыли, но хранитель строго запретил нам уносить отсюда книгу.

Фрейлина тревожно нахмурилась.

– Вы так уверены, что она вам нужна, принцесса?

– Больше жизни, – серьезно ответила девушка и снова обратилась к фолианту.

Книга была громадной и удивительно тяжелой. Пожалуй, поднять ее не сумел бы даже сильный мужчина, потому что она была намертво прикована к ножкам стола толстой железной цепью, как вечный узник этого места. На обложке из шершавой красноватой кожицы не значилось ни заглавия, ни имени создателя. В пышных регалиях не было никакой нужды – каждый, кто добирался до книги, уже прекрасно понимал, что он хотел получить. А если не понимал, то впадал в крайнее недоумение от содержания этого тома.

Книга заклинаний ведьмы Мендерны. В старом переплете таилась самая суть забытого искусства магии. Во время Войны костра и пожара колдовство принесло королевству жуткие разрушения. Когда бойня завершилась мирным договором и в стране наступила Светлая эра, бывшие враги поклялись впредь не использовать чары во вред, а по возможности и вовсе избегать их. В знак добрых намерений Мендерна рассталась с книгой и подарила ее семье короля Вехсера. С той поры, вот уже семь столетий, реликвия лежала в закромах библиотеки и покрывалась слоями удушливой серой пыли.

Особо настойчивым и везучим удавалось заглянуть под потертую обложку, но их подстерегало разочарование. Ломкие желтоватые страницы были исписаны странными буквами. Кое-где почерк мельчал, строки теснились и наползали друг на друга. Кое-где символы становились крупнее, на листе помещалось лишь несколько фраз. На последней странице рука Мендерны вывела всего одно короткое слово. Проблема заключалась в том, что древним языком не владели даже мудрейшие из живущих, а полностью разгадать его заново так никто и не сумел. Он давно растворился в потоке эпох, а с ним и секреты диковинной книги.

Нетта тщетно всматривалась в запутанные письмена ведьмы, выискивала в них шифры, закономерности или подсказки. В итоге она преуспела не больше других смельчаков, охочих до тайных истин. Вдобавок ее голова закружилась, а глаза от усталости начало резать, словно пальцы бумагой. Фрейлина заметила состояние принцессы, неслышно села рядом и прикоснулась к ее ладони. К правой, где всегда ярко светилось выжженное на коже при рождении солнце.

– Осторожнее, Ваше Высочество, – тихо, но твердо сказала Мертонель. – Я сознаю, что волшебство манит, особенно в ваши годы. Но у этого прекрасного цветка смертельно ядовитый шип.

– Говоришь так, будто ты старуха, – скривилась Нетта. – Хотя ты немногим старше меня. Мне восемнадцать, тебе двадцать два. Может, ты и взрослая, но понятия не имеешь, о чем болтаешь.

Мертонель улыбнулась краешками тонких губ. Она это делала всякий раз, когда Нетта на нее сердилась. Не обижалась в ответ, не извинялась, не ругала. Просто усмехалась с таким видом, что принцесса сперва злилась пуще прежнего, а потом вдруг остывала и стыдилась собственной резкости.

– Когда была чуть младше вас, я тоже пыталась научиться колдовать, – невозмутимо сообщила фрейлина.

– Ты? – заморгала Нетта, которая никак не ожидала подобного. – А тебе-то для чего это было нужно?

– Для чего девчонки вообще занимаются такими безрассудствами? Хотят заставить мир изменить ради них форму. У меня на носу была горбинка, а на ней прыщ, огромный и красный. А я мечтала очаровывать мужчин, когда вырасту. Со мной не дружили сверстники, и никто не относился к моим словам серьезно. А я мечтала, чтобы меня уважали, потому что была хоть и ребенком, но все-таки человеком. Моя мама умерла так рано, что я совсем ее не помнила. А я мечтала обниматься с ней и спрашивать у нее совета.

Нетта знала, что семнадцать лет назад мать Мертонели мучительно погибла. Такая же участь тогда постигла десятки и сотни других людей – большую часть жителей верхнего квартала. Среди них также были родители и братья отцовского советника Зетлафа. Сам он отбыл в университет на далеком Солнечном причале. Учеба не только дала ему знания, но и буквально сохранила жизнь. Позже кошмарное происшествие поэтично нарекли Бунтом нечисти, но не то чтобы твари из леса против чего-то протестовали или выдвигали требования. Все версии этих событий, которые слыхала Нетта, сходились на том, что чудища просто пришли насиловать, убивать и пытать горожан.

В верхнем квартале издавна селились богатые чиновники, зажиточные купцы и напыщенные вельможи. Зависть в чужих взорах прочно прилипала к ним с колыбели. Но в тот момент они, возможно, впервые позавидовали нищим из бедных районов. Голодные призраки, болотные и луговые духи, лесовики, упыри, волколаки, даже черт на перепончатых крыльях – с севера, прямо со стороны лесной опушки, в столицу явилась воплощенная мерзость. Она зрела и плодилась в Проклятом лесу веками, пока прославленный орден охотников пребывал в упадке. А теперь пролилась наружу отравленным зельем из ведьминского котла. Твари ломились в закрытые окна, сметали двери, громили комнаты и потрошили женщин, терзали и пожирали детей на глазах родных.

В одном из домов семья стремглав ринулась в тесный погреб, чтобы спастись от погрома. Там, в сумраке и прохладе, сквозь щели в полу проросла кроволюбка, а она, как известно, отпугивает нечисть. Но добежать сумели лишь отец и дочь. Черт повалил входную дверь ловко, как тоненькую дощечку, догнал отстающую мать и уволок ее с собой. Он взмыл с ней выше городских крыш и башен, под рваные сизые облака, и разжал хватку над Храмом Небесного Темени. Женщина глыбой рухнула вниз, и золотой шпиль храма пронзил ее живот насквозь. Потом, когда нечисть ушла, тело долго не могли снять со здания. Это была мать Мертонели, и девочка видела все воочию, хотя в силу возраста плохо запоминала детали.

Фрейлина лично рассказала Нетте свою историю. Принцесса сочла эту повесть ужасно грустной. Она восхищалась отвагой маленькой Мертонели, которая преодолела столь многое, когда сама Нетта только что появилась на свет. Пусть ее мать, королева Инфелия, мучилась страшным недугом и уже почти год не покидала покои. Пусть ее венценосный отец проводил с ней существенно меньше времени, чем с любым из своих придворных, и всецело поручил воспитание Нетты преподавателям и слугам. По крайней мере, оба ее родителя до сих пор были живы, и она могла свободно с ними побеседовать, будь у нее желание. Насколько она слышала, после потери любимой супруги отец Мертонели замкнулся в себе и стал постепенно сходить с ума. Что ж, во всяком случае, он пристроил дочь на службу во дворец раньше, чем его разум окончательно помутился. Мертонель была благодарна ему за это, хоть больше и не поддерживала с ним связь.

– Что же ты делала в ранние годы? – с любопытством уточнила девушка. – Старалась вызубрить наизусть пару магических заклинаний?

– Такой чудесной книжки, хотя бы на четверть расшифрованной, у меня отродясь не было, – пожала плечами Мертонель. – Я повторяла подобия приворотов, которые ворчали себе под нос безумные бабки на рыночной площади. Готовила мази из сорных трав и натиралась ими. Пускала себе кровь ручьями, поскольку верила, что она усилит чары. Мне это шутки ради как-то внушил один мальчишка.

Тут фрейлина умолкла и с легкой улыбкой скользнула по острому краю страницы подушечкой указательного пальца. Капля алой крови испачкала бумагу и изящно скатилась на стол. Мертонель задумчиво покачала головой, промакнула ажурным платком царапину и продолжила свой рассказ.

– Однажды рана на запястье вышла чересчур глубокой. Я ощутила, что слабею. Отца рядом не было, ушел на базар. А у меня онемели конечности и помутнело в глазах. Я выглянула на улицу, чтобы позвать на помощь, но даже рот открыть не успела. Так и свалилась возле порога, лишилась сознания из-за потери крови. Кажется, какой-то мужчина поднял меня на руки, вернул обратно в дом. А перед уходом помог мне очнуться, остановил кровотечение и напоил водой. Когда я немного оправилась, его уже не было. Я так и не узнала, кто он, мой спаситель.

– И после этого ты решила, что в мире больше нет магии? – сочувственно спросила Нетта.

– Отчего же? Магия существует, но в ней нет добра. Ворожба не исполнит ваши мольбы, она лишь создаст видимость, чтобы заставить вас пожертвовать чем-то дорогим. Поглядите на свою ладонь, принцесса. Откуда, по-вашему, на королевской дочери взялось клеймо, каким метят безвольных рабов или скот в деревнях? Учтите, всему виной магия. Она искалечит и душу, и тело. Когда-то я доверилась собственному желанию овладеть ей. Забыла, что она и породила тварей, которые напали тогда на город и убили мою маму. Больше я этого не забуду. И вас попрошу остерегаться книги.

Нетта беспокойно глянула на фолиант. Он как раз был распахнут на последней странице с загадочным одиноким словом.

– Я понимаю, о чем ты, – кивнула девушка. – Но не могу выкинуть эту книгу из головы. Будто бы некая сила меня к ней тянет. Я уже сбилась со счета, настолько часто она мне снится.

– Нам снятся вещи, которые нас волнуют, – резонно заметила Мертонель. – Вы регулярно листаете книгу и размышляете о ней на досуге. Нет ничего странного в том, что эти мысли потом отражаются в ваших снах. Не ищите понапрасну волшебные знамения в логически объяснимых явлениях.

– Мои сны и на сны-то мало похожи, – упрямо возразила Нетта. – В них я вижу предметы отчетливо, даже яснее, чем наяву. Для меня они реальнее, чем ты и твоя свечка сейчас. А иногда я вспоминаю, что это уже случалось. Я была в той комнате, смотрела на все своими глазами. Но поверить в это трудно, ведь я ни за что бы туда не попала.

– Куда не попали бы?

По неизменно спокойной бледной маске на лице фрейлины трещинами пробежали морщинки сомнений. Она не хотела явно показывать, что слова принцессы ее встревожили, но и скрыть это полностью не смогла.

– Что вам снится, Ваше Высочество? – осведомилась Мертонель с едва уловимыми нотками грусти и нетерпения.

– Снится, что я сижу за столом, – медленно, почти нехотя промолвила Нетта. – Передо мной лежит книга, но она пустая. На этих страницах нет текста, ни единой буковки, ни одного слова. И тогда я…

Сквозь толстые стены замка в библиотеку ворвались звуки. Со двора донеслись восторженные крики, конское ржание и шаги сотни обутых в железо ног. Прибыли вооруженные всадники. Это не мог быть никто, кроме передового армейского отряда под командованием графа Михефа, еще одного советника отца Нетты.

Девушка мигом встрепенулась.

– Уже вернулись?

– Да, принцесса, – тонкая улыбка снова тронула губы Мертонели, и следы ее волнений моментально испарились. – Идемте скорее, нужно их встретить.

Принцесса и фрейлина вместе поднялись, прихватили с собой свечу и покинули темный зал. Книга Мендерны осталась ждать новых гостей в своих нерушимых стальных оковах.

Глава 4

Болотные огни резвились и играли в волглом воздухе. Они гонялись друг за другом, как мелкие шаловливые зверушки, скользили над самой поверхностью тихой заводи и касались ее со слабым шипением. Брызги под ними искрились и расходились зыбкими кругами. Порой все нуждаются в беззаботном веселье, даже печальные души утонувших или нерожденных младенцев. Когда у тебя впереди вечность, нельзя проводить ее в сплошном унынии, иначе рассудок не выдержит и надломится, точно узкое подгнившее бревнышко.

Яденке нравилось наблюдать за огнями. Болотница устроилась на узловатой коряге, которая торчала из прибрежных камышей, и принялась смотреть на них. Увы, продолжалось это недолго. Малыши быстро заприметили гостью, забыли свои недавние развлечения и полетели к ней. Островки бледного зеленоватого света плотным кольцом окружили Яденку. Так водоросли могли бы облепить холодный труп, лежащий на дне водоема, или пиявки – теплое тело.

– Здравствуй, хозяйка, – зашептали огоньки сотнями призрачных голосов. – Поведай нам, чего ты желаешь? Чем мы можем тебе услужить?

Яденка брезгливо скривилась, как будто случайно проглотила что-то неприятно кислое на вкус. Теперь ее жизнь целиком состояла из таких подобострастных приветствий. В этом было маловато поводов для гордости, а для удовольствия – и того меньше.

– Желаю, чтобы вы исчезли, – буркнула Яденка и окатила заблудшие души тинистой водой из болота. – Пошли прочь!

Огоньки испуганно заметались и ринулись врассыпную. Яденка провожала их тоскливым взглядом, напоминая себе, что скоро они вернутся и все повторится снова. Примитивные виды духов, которые не способны облачаться в плоть, вряд ли могли бы похвастаться умом и понятливостью.

Густой лес докучал болотнице еще гаже. Как только она вступила в тусклую тень деревьев, старые корни зашевелились и потянулись в ее сторону. Листва шелестела ей странные сказки, ветви и кроны перед ней склонялись, тайные тропы бежали к ее ногам. Это место старалось исполнить любую ее прихоть. Каждый дух и человек о таком мечтает. Но Яденку все чаще посещала мысль, как хорошо было раньше. Здешняя зачарованная природа некогда видела в ней часть себя, а вовсе не страшную разрушительную силу, перед которой надлежит всячески унижаться.

– Хозяйка, хозяйка, – шуршал мир вокруг. – Дорогу хозяйке!

На небольшой прогалине Яденка решительно остановилась. Мир тоже замер в боязливом ожидании созревших у нее на языке слов.

– Хватит, – потребовала она вслух. Во всяком случае, ей до невозможности хотелось поверить, что это было именно требование, а не просьба или мольба.

– В чем дело, хозяйка? – раздался у нее в ушах недоуменный шорох. – Неужели мы чем-то тебя прогневали?

– Прекратите за мной увиваться, – выпалила Яденка. – Мне ничего от вас не нужно, просто оставьте меня в покое. Дайте побыть одной.

– Хозяйка жаждет тишины и уединения? – встрепенулся раскидистый клен. – Тогда полезай ко мне в дупло. Там уютно и мягко, и ты сможешь подремать на ковре из листьев.

– Дальше к северу есть крутой овраг, – поведала душистая трава. – На его склонах гнездятся стрижи, а захмелевшие от меда водяные хором распевают свои песни. Эта земля спрячет тебя от посторонних взоров.

– Зачем хозяйке прятаться, будто трусихе? – удивился свежий ветер. – Ей наскучила ваша сорочья трескотня, только и всего. Я мог бы поднять ее наверх, туда, где высокое чистое небо, и показать ей красоты от пустошей Мертвой долины на западе до диких хребтов неприступных Драконьих гор на востоке.

Яденка чуть не застонала от отчаяния и приготовилась кричать на них.

– Молчали бы лучше, дурни, – послышался откуда-то сверху скрипучий мужской голос. – Или оглохли совсем? Вы утомили свою хозяюшку. А ну, брысь отсюда. Сейчас же! Все!

Природа мгновенно смолкла, повинуясь приказу незримого существа. Лес и прогалина теперь казались абсолютно безжизненными и равнодушными.

Яденка задрала голову и вгляделась в кроны, чтобы понять, кого ей благодарить. На крепком древесном суку вниз макушкой раскачивался коренастый старик. Его клочковатая борода была седой, а улыбчивое лицо морщинистым, как высохшая в жару кожура фрукта. Но мускулы ног под штанами из конского волоса надежно держали старичка на весу. Яденка смекнула, почему не сразу его заметила. От таких же лесных тварей нечисти скрываться легче, чем обычным людям.

– Они тут считают меня хозяйкой, – грустно усмехнулась Яденка. – Почему же мои слова они ни во что не ставят, а твоих слушаются охотно?

– Бедняги ищут способ угодить тебе, а если не находят, то сами его сочиняют, – отозвался старичок. – А мне угождать нечего, я прост, что твой пенек. Вот и выходит, что речи славной Яденки выкручивают, как могут, а дедушку Сеша не мучают перетолками.

– Оскорбления и сплетни меня не волнуют, лесовик, – отрезала Яденка. – Только скука да излишняя назойливость.

Колени Сеша моментально разогнулись. Лесовик отцепился от ветки, кувыркнулся через голову в полете и приземлился рядом с Яденкой. Она успела насмотреться на его озорные фокусы, и все-таки ловкость царя буреломов в который раз ее восхитила. Среди лесной нечисти он единственный относился к ней так же, как прежде. За это Яденка была согласна простить ему что угодно. Почти. О некоторых поступках Сеша она предпочитала не думать.

– Коли не боишься разговоров, давай-ка мы с тобой поболтаем, – предложил лесовик. – Но не здесь, не посреди дороги. В моем доме ты всегда желанна. Идем, драгоценность, угощу тебя печенкой с грибочками.

– Я не голодна, – попыталась отказаться Яденка. – У меня нет недостатка в заплутавших путниках. Лес сам направляет их ко мне, даже выслеживать теперь не приходится.

– Не так уж важно, насколько ты сыта, когда на столе румянится печень миловидной девчушки, – заявил старичок и блаженно облизнулся. – К тому же нам давно пора обсудить кое-что вдвоем. Так что не упрямься, красавица. Под моим кровом никто не станет подслушивать или подглядывать за нами. Хоть от неприличного внимания отдохнешь.

Последний довод убедил Яденку.

– Веди, – сдалась она.

Жилище Сеша притаилось в чаще, под свитыми в клубки корнями дуба. Переплетаясь, они создавали крышу и стены маленькой земляной пещеры. Внутри были разбросаны кучи хлама: седельные сумки, дырявые сапоги, сломанные колеса телеги, размытые дождевой водой карты. Лесовик имел привычку сохранять на память все, что сложно или невозможно съесть.

Мебели, однако, в подземном домике почти не было. На глиняном полу точно посредине валялась мохнатая медвежья шкура для сна, рядом располагался очаг из камней, а чуть поодаль – большое бревно, заменявшее обеденный стол. Туда Яденка и уселась, поджав под себя ноги. Сеш примостился напротив и поставил перед ней пузатый горшочек, от которого шел ароматный пар.

– Негодница родом из ближней деревни, – деловито пояснил лесовик. – Я частенько гулял в тех краях и видел, как она стирает в пруду одежду. Когда становилось жарко, она снимала платье и уповала на то, что никто на нее не смотрит. Ах, как чудесно пот блестел на тех упругих грудках… Было даже обидно варить ее после. Попробуй, драгоценность.

Яденка засунула пальцы в горшочек и извлекла кусок печени. Мясо было щедро облеплено лисичками, сдобрено травами и полито брусничным соком. Она рассеянно пожевала, проглотила и зажмурилась.

– Нравится? – просиял Сеш.

– Очень, – призналась Яденка. – Еще несколько таких трапез, и я забуду мерзкий привкус от последних веков моей жизни.

Сеш выудил из-под бревна берестяную флягу, полную сладкого меда, и как следует к ней приложился. Осушив емкость одним махом, он удовлетворенно булькнул и вытер влажные губы тыльной стороной ладони.

– Ты перегибаешь, как всегда. Лесные обитатели выбрали тебя верховной. Неужели это так дурно? Ты и сама понимаешь, у этого были причины. Кто убил человеческую принцессу, прервал их эпоху и начал нашу?

– Я не хотела этого, – сокрушенно вздохнула Яденка. – Вернее, я совершенно об этом не думала. Собиралась съесть девушку, которая без принуждения, сама прибежала ко мне в тумане, а после вернуться к себе на болото.

– Ты видела клеймо, – Сеш утверждал, а не спрашивал. – Каждому в мире известно, чем для королевства была Принцесса-Солнце.

– Я все это знала, – кивнула болотница. – Но в тот момент мне было все равно.

Сеш откинул назад голову и громко расхохотался. Из его ноздрей брызнул выпитый мед.

– Тогда для жалоб нет причин, красавица. Наслаждайся плодами твоего полнейшего безразличия.

– Моего ли? – прищурилась Яденка. – Когда умерла принцесса, почтение ко мне возросло, а за спиной я стала чаще слышать пугливый шепот. Но с ума все посходили недавно. После набега на людской квартал. Я всюду твердила, что не имею к нему отношения. Меня там даже не было. Я это говорила, а толку чуть. Будто разум у созданий отшибает в одночасье, когда речь заходит об этом городе.

– Я говорил то же самое, – заверил ее лесовик. – Ты только не воображай, будто я нарочно свалил на тебя это дельце. Приглашай сюда любого, и я в твоем присутствии лично повторю ему, что сам подготовил и возглавил ту вылазку.

Яденка фыркнула и отправила в рот еще горсть поджаренных грибов.

– Складная история. И почему же тогда все уверены, будто это моя заслуга?

– Ты их хозяйка, – пожал плечами Сеш. – Героиня. Можно сказать, богиня. Вдохновлять на подвиги полагается тебе, а не глупому старому дедушке. Все твои беды отсюда, драгоценность. Ты считаешь важными слова и поступки, но правда в том, что их никто в упор не замечает. Мы становимся тенями наших прошлых дел, да и то неровными. В этом мы, пожалуй, похожи на людей.

– В их худшем качестве.

– Ты так думаешь? – темные глаза старика весело заблестели под косматыми седыми бровями.

– А ты нет? – нахмурилась Яденка. – На что ты намекаешь? Опять взялся за свои шуточки?

– Никаких шуточек, – примирительно поднял ладони Сеш. – Сплошная любовь к жизни. Уж больно не хочется с ней расставаться.

Он внезапно посерьезнел и перегнулся через бревно. Его короткая, но сильная рука стиснула локоть Яденки звериными силками.

– Клянусь почвой и корнями, из которых вышел, что не я повесил на тебя вину за тот набег. Но, скажу честно, сейчас твоя слава может меня спасти. Птицы и звери спешили ко мне, и даже черви прорывали под землей тропы, чтобы сообщить об охотнике на нечисть, который идет в наши края. Говорят, он сокрушает всех, кто встает на его пути, а сам твердит, что ищет духа, который устроил побоище в человеческой столице.

– Охотник, всего-то? – Яденка не поняла, почему эта новость его смутила. – Прошли времена, когда они были для нас угрозой. С одним недобитком из ордена я как-нибудь справлюсь, уже не впервой.

– Я бы так не утверждал, драгоценность. Прости, но боец из тебя скверный. Ты не сражаешься, а чаруешь, врагам в глазки смотришь.

– Этого всегда хватало.

– Надеюсь, хватит и теперь. По дороге наш охотник убил уже двух болотниц.

– Не знаю, кем были те духи и как он к ним подобрался, – трусливые уговоры Сеша начали раздражать Яденку. – Лес его ко мне и не подпустит. Он свернет шею еще на подступах.

– Я бы согласился, будь он обычным человеком, – с сомнением проскрипел лесовик. – Но мне донесли, что он маг.

Это сразу прояснило картину. В годы своего расцвета охотники на нечисть откровенно чурались магии. Они побеждали числом, острой сталью, меткими стрелами и сетями из стеблей кроволюбки. Но от былого могущества ордена уцелели одни лишь воспоминания. Горстка верных братьев прибегала к любым методам, чтобы их отчаянная борьба продлилась немного дольше. Так и вышло, что в королевстве, где древнее искусство магии было практически утеряно, его невольными носителями оказались те, кто когда-то стремился с ним покончить.

– Что ты предлагаешь? – спросила Яденка. – Залечь на дно болота и не вылезать, пока охотник не потонет в очередной трясине?

– Совсем нет. Поживи у меня, – Сеш обвел широким жестом свою укромную пещерку. – Охотник будет рыскать по округе, а сюда не сунется. Здесь никто без спроса тебя не потревожит. А старику приятна компания.

На мгновение Яденка задумалась. Уютное логово среди корней, свежее вкусное мясо, покой и забвение – разве не так выглядит воплощение ее мечтаний? Но это бегство, по-другому не назвать. Бегство от опасности, над которой только что смеялась. Такого Яденка не могла себе позволить.

– Спасибо за приглашение, дедушка, – сказала она и отодвинула недоеденную печень. – Но я его не принимаю. Приходи ко мне на болото, если тебя когда-нибудь слишком утомит одиночество.

Глава 5

«Острова – это гнезда магии», – любил повторять магистр Кабнел, глава ордена. Он часто учил молодых охотников, что лишь малая доля мощи содержится в словах заклинания. Не менее важны сноровка и личность мага, и положение звезд на небе, и наличие колдовских атрибутов поблизости. Но самую большую роль играют ритуалы. Действия, которые маг совершает, когда призывает чары, и обстоятельства, в которых он прибегает к помощи потусторонних сил.

Особенно тщательно нужно подходить к выбору ритуального места. Лучше всего для этого годятся как раз острова. Энергия материка рассеяна по его поверхности, зато на сгустках почвы среди водной глади она сжимается, густеет и достигает наивысшей концентрации. Сейчас Ищейка был обязан провести ритуал идеально, поэтому наткнуться на островок было бы весьма кстати. Только вот ему пока не попалось ни одного, даже крошечного и невзрачного.

Он отбыл из порта Закатного города на простой деревянной лодке. Кораблям нечего делать в верховьях Змеевертки, где берега сужаются и образуют мрачные болотистые заводи. Там, к северо-западу от города, холмистые поля центральных областей постепенно превращались в плоскую возвышенность. Ее покрывал необъятный Проклятый лес. Единственная дорога, которая вела сквозь эту чащу, соединяла столицу с Залесьем – холодным поселением на границе Ледяной пустоши. Добраться до Залесья можно было только по суше, потому что река начиналась гораздо раньше. Она вытекала из обширных болот в самом сердце леса. Именно к ее истоку, всегда вверх по течению, и держал путь Ищейка.

Если верить историям знатоков, в Светлую эру по Змеевертке весело сновали рыбацкие суденышки, а дети крестьян резвились на мелководье шумными и пестрыми толпами. Возможно, когда-то все так и было. Теперь большинство людей предпочитали покинуть окрестности. Ищейка уже не раз устраивал привалы в заброшенных деревенских лачугах. Но кое-где жильцы до сих пор оставались. Он слышал ворчливый шепот и шаги на прибрежной земле, когда проплывал мимо. Наверное, местные смотрели ему вслед и гадали, что за чудак отправился на поиски смерти в когтях лесной нечисти.

Нечисть Ищейке тоже встречалась. В зарослях тростника он расправился с первой болотницей, а подальше, на глинистой мели, с ее товаркой. Существа оказались упрямыми, и допросить их толком не вышло. Но, по крайней мере, Ищейка сумел отвести душу, когда придушил их цепью. Он не жалел нечистых. Особенно таких, как болотницы, которые прежде были шаловливыми девчонками, прекрасными дамами, дряхлыми старухами. Их никогда не обращали в духов болот насильно. Они отрекались от собственной памяти, от лица и имени, от семьи и дома – ради бессмертия и сомнительного покоя. Не брезговали даже питаться человечиной, поскольку любым другим мясом, кроме мяса своего вида, не смогли бы надолго закрепить действие этой мощнейшей метаморфозы. Такая запредельная степень эгоизма сделала убийство болотниц приятным занятием для Ищейки. Но к цели нынешнего похода оно охотника совершенно не приближало.

Старого водяного Ищейка поймал случайно, когда его запасы съестного иссякли и он сел порыбачить на носу лодки. У этого мерзавца охотник и выведал, где обитал третий болотный дух. Который был виновен в гибели юной принцессы Тринерии, начале Гнилой эры и погроме в Закатном городе. Об этом единогласно твердили книги, сведущий народец и допрошенная Ищейкой нечисть. Теперь ему оставалось только узнать поточнее место – и он добился ответа от водяного. Охотнику оказалось нужно самое верхнее из череды болот. То, из центра которого медленно и величаво текла Змеевертка. И он неизбежно туда устремился, но должен был перед этим закончить еще кое-какое дельце.

Ищейка уже решил пренебречь советом наставника и приступить к ритуалу прямо на днище лодки, как вдруг ленивый поток повернул немного в сторону. Будто огибал преграду посреди реки. Охотник тут же перегнулся через низкий борт и пошарил впереди веслом. Оно погрузилось во что-то мокрое, рыхлое и сыпучее. Очевидно, это была невысокая песчаная горка, намытая за годы паводков. За неимением лучшего она определенно могла считаться островом.

Влажный песок чавкнул под сапогами, когда Ищейка вылез из лодки. Затем он вытащил на насыпь свое судно, чтобы не уносило речное течение. Охотник отмерил середину острова шагами, отломил ветку молоденького деревца и начертил ей крупный крест. Этот знак Ищейка щедро посыпал золой и солью. Настало время произнести слова, но сперва требовалось подумать о том, что вселяло в него силу. Вообразить нечто, способное уничтожить его страхи и оттеснить тревоги. Заклятие, которое предстояло прочесть Ищейке, было не самым легким, и настрой здесь имел ключевое значение.

Он поразмыслил и вспомнил женщину. Красивый благозвучный голос, в котором таились надежность и твердость ее натуры. Простую, но вместе с тем добротную и поразительно приятную на ощупь ткань платья. Короткие, но важные для них обоих фразы и прикосновения. Все, что она ему говорила и что еще сказала бы, если бы они могли беседовать подольше. Ищейка отнюдь не был трусом, но, пожалуй, без разговора с той женщиной он бы на такое не отважился.

Она не сказала, что он глуп и безумен. Она не сказала, что он нипочем не справится. Она не сказала, что братья казнят его за это.

«Я верю тебе», – вот что она сказала.

Ищейка мечтал о женщине и читал заклинание ровным, уверенным тоном. Конечно, он не понимал реплики, которые так старательно чертил во рту его язык. Использование древнего наречия давно свелось к повторению выученных слогов. Покончив с этой частью, охотник достал из-за пояса нож и полоснул им свою ладонь. Кровь пролилась на крест и тихо зашипела, как тлеющий уголек в костре.

Когда Ищейка вытянул перед собой руки, он ощутил в них тяжесть. Пальцы нащупали грубую кожу и старую пыльную бумагу. Губы охотника расплылись в улыбке, пока еще несмелой. Он просто не мог до конца поверить, что столь сомнительный план удался. Но вожделенная книга действительно переместилась к нему в объятия, и он торопливо спрятал ее в большую дорожную сумку, пока она каким-то образом не испарилась у него из-под носа.

– А это еще что такое? – раздалось с берега. – Мало нашей крови нечисть выпила, теперь колдуны к нам в деревню повадились?

Голос принадлежал немолодому мужчине. Вероятно, тучному, потому что его обладатель устало хрипел и отдувался.

– Посмотрим, как ему помогут мази для исцеления, когда мы по-свойски его оприходуем, – задорно предложил второй человек, на этот раз скорее юноша.

Ищейка недовольно скривился. Он без труда мог одолеть в схватке почти любую нечисть, но драк с людьми всячески избегал. Противник, которого нежелательно убивать, всегда самый сложный.

– Шли бы вы дальше, почтенные, – крикнул он. – Покуда ноги целы.

– Ты что, угрожаешь нам? – возмутился юноша. – Сам заявился на наши земли, колдовством тут своим промышляешь, да еще на угрозы хватает нахальства?

Охотник небрежно повернулся к ним боком, чтобы они увидели громоздкий арбалет, который висел у него за спиной.

– Я не угрожаю, а оказываю вам милость. Мог бы не предупреждать.

Вид оружия не возымел должного эффекта.

– С этой игрушкой только позориться, – фыркнул старший мужчина. – Сейчас пойду в деревню и расскажу народу, что неподалеку завелся колдун, который без волшебства зайца подстрелить не сможет. Дюжину парней мигом приведу. Что ты один нам сделаешь с этими магическими штучками?

– Мы привяжем тебя к корме лодки, – посулил молодой. – И пустим болтаться в реке рыбам и водяным на поживу. Или позовем охотников на нечисть. Ты хоть и человек, а все равно нечистый.

Тут Ищейка не выдержал и громогласно расхохотался.

– Ты чего это? – насторожился юноша.

Вместо ответа Ищейка поднял над головой кинжал, которым резал руку. Клинок покрывала причудливая гравировка.

– Сюда поглядите.

– Что там? – спросил старший. – Не вижу.

После этого он охнул – кажется, получил пинок под ребро от своего товарища.

– Символ охотника, – пробормотал юноша. – Так ты из ордена? Отчего же не сказал нам сразу? Уж прости нас, друг. Мы из лучших побуждений. Всякий сброд нынче шастает, каждого подозревать приходится.

– В жизни не встречал людей благороднее, – вздохнул Ищейка. – Расскажите-ка мне, как отсюда попасть на болота.

То ли злобные жители деревни в отместку за насмешки объяснили ему не самый короткий маршрут к болотам, то ли ритуал забрал слишком много его энергии. Так или иначе, Ищейка порядком притомился, когда наконец достиг нужной местности.

Упругая почва хвойного леса сменилась липкой сырой грязью. Туман клубился повсюду и, наверное, был очень плотным, потому что затруднял даже дыхание. Сипло каркнула ворона, лягушка квакнула ей в ответ, пугливый зверек шмыгнул от чужака в траву. В остальном лес молчал, как забытое кладбище. Ищейка плавно и осторожно разведывал путь ногами, чтобы не сильно удаляться от болота, но и не забредать в него глубоко.

Вскоре охотник почувствовал магию, пока еще совсем слабую. Тихое потрескивание со стороны воды и ощущение тепла на коже помогли ему понять, откуда эта волна исходила. Болотные огоньки – достаточно безобидные духи. Чаще всего это дети, которые тонут в водоемах или гибнут рядом при неудачных родах. Намеренно они зла не причиняют, хотя иногда могут заиграться с человеком и заманить его в трясину.

Сами по себе огоньки не представляли для Ищейки интереса. Но он знал, что они частенько пляшут вокруг своей хозяйки. Поэтому и двинулся за теплом, которое распространял один из блуждающих духов. Тот летел быстро, и охотник был вынужден прибавить шагу. В какой-то момент залежи густого валежника преградили ему дорогу. Когда Ищейка продрался сквозь бурелом, дух исчез далеко впереди. Но охотник уже добрался до намеченной им цели.

Он услышал приглушенный плеск слева. Не такой громкий, какой издают животные или люди. Еле уловимый в кромешной тишине. Болотница пыталась подступиться к нему незамеченной. Ищейка привычным жестом выхватил из сумки сеть и стремительно метнул в нее. Конец веревки, который оставался у него в руках, тут же натянулся до предела и задергался, как будто он выудил гигантскую рыбину. По сути, так оно и было. Обычные нити нечисть порвала бы с легкостью, но толстый стебель кроволюбки ей был не по зубам, поэтому она беспомощно барахталась в заколдованных охотником путах.

Впрочем, Ищейка поспешил расслабляться. Несколько бешеных рывков болотницы, и веревка предательски выскользнула из его перетруженных пальцев. Он попробовал ее поймать, но она уже скрылась в топи внизу, а с ней и вертлявая нечисть. На пару мгновений все опять замолкло. Лес погрузился в напряженное ожидание. А потом кто-то резко вцепился Ищейке в щиколотки и поволок его на дно. Тварь успела освободиться и теперь увлекала охотника в свой враждебный и чуждый людям подводный мир.

Мутная зловонная жижа забилась Ищейке за шиворот, заполнила рот и ноздри. Однако он сумел изловчиться и пнуть болотницу в живот. Она зашипела от боли и ненадолго ослабила хватку. Ищейка извернулся, взял ее за волосы и потащил наверх. У нее были жесткие, грубые волосы, похожие на корабельные снасти. А кожа – влажная и холодная, как лягушачья. Кажется, она носила некое подобие одежды, сшитое из коры и листьев. Что-то вроде набедренной повязки с прикрепленным к ней маленьким мешочком. Но Ищейка в суматохе не прощупал точно, просто отбросил мешочек в сторону – это могло быть ее оружие.

Он швырнул болотницу на берег и принялся выбираться сам, но тут его нога снова в чем-то застряла. Вернее, запуталась в потерянной веревке, которая висела на изогнутом бревне. Ищейка моментально накинул сеть на добычу. Хотя, пожалуй, сейчас в этом не было большой необходимости. Болотный дух и не думал сопротивляться. Напротив, тварь подалась к охотнику, положила ладони ему на плечи. Видимо, надеялась заглянуть в глаза.

Ищейка только усмехнулся. Пускай смотрит, если так хочется. Ему не было до этого дела. Он даже не чувствовал на себе ее взгляд. Потому что он был слепым.

Глава 6

При желании Латист Игнистелл мог говорить удивительно громко. В такие минуты ранняя старость Его Величества сразу куда-то чудодейственно испарялась, и он молодел лет на десять. Приказы государя раскатисто проносились над залом заседаний, как над широким полем брани. Латист никогда не вел войны, но порой, возможно, ему нравилось воображать себя командиром в сверкающих доспехах.

– Вам отлично известно, зачем я вас собрал, – вещал Игнистелл, и его голос зычно отражался от высоких сводов. – Страну охватила страшная эпидемия, которую прозвали гнилью. Нет нужды снова напоминать, насколько незавидна судьба заболевших. Сейчас я хочу услышать, как обстоят дела в каждой из областей королевства. Затем мои советники расскажут вам о мерах, которые предприняты для борьбы с заразой. Прошу, господа, начинайте.

Зетлаф едва не уснул от скуки, пока выступали приглашенные гости. Этот совет, вероятно, был самым большим из всех, которые доводилось вмещать дворцу. Крупные землевладельцы прибыли на него отовсюду: из продутого холодными ветрами Залесья и несчастного измученного Рубежья; из сурового Восточного гарнизона и сытого Солнечного причала; с поросших травой бесконечных просторов Великой равнины. Тех, кто не смог приехать лично, заменяли родные или доверенные лица. Король действительно задался целью опросить каждого своего вассала и особенно уважаемых короной дворян с титулами помельче.

Все они говорили по-разному. Одни выпрашивали у престола помощь, а другие храбрились и заявляли, что справляются своими силами. Одни принижали масштаб бедствия, чтобы ненароком не прогневать государя, а другие раздували пожар паники, чтобы под предлогом тяжелых условий добиться выгодных для себя решений. Северный герцог Гларем Хемфриг, старший брат королевы Инфелии, явно прел под слоями теплых мехов и непрерывно промакивал лоб платком. Всякий раз, когда брал слово, он вставлял в речь вопрос о здоровье сестры. Король отвечал ему вежливо, но уклончиво.

Как бы гости ни изловчались в ораторстве, суть их докладов сводилась к тому, что ситуация крайне плачевна. Во всех уголках страны люди массово гнили заживо, постепенно теряли способность двигаться и разговаривать. Уже несколько деревень нашли совершенно пустыми и как будто вымершими. Когда по этим селениям проехались армейские отряды, они обнаружили, что крестьяне остались в своих домах. Только покинуть собственные жилища никак не могли, потому что разлагались за столами и в постелях.

По мере того, как истории становились все более жуткими, брови короля толстыми серыми червяками ползли к его переносице. В конце он сделался мрачнее черного дыма костров, на которых жгли тела зараженных, но упрямая решимость сохранилась в его тоне.

– Очень хорошо. Благодарю за честность. Теперь я должен знать, как этому кошмару противостоит корона. Что тебе слышно, Ухо?

Титул Уха Божьего, первого епископа, много лет подряд носил верховный кардинал Храма Небесного Темени. Звали его Руафис. Он был чуть моложе короля и раза в три толще. Каждый его жест, даже движение челюсти, выглядел торжественно и надменно. Не зря Руафис и его послушники внимали чаяниям толпы на собраниях и тревогам простых людей на исповедях. Ухо якобы передавал все эти просьбы на Небеса в молитвах.

– Мои монахи читают проповеди на площадях и улицах, – напыщенно похвалился гостям кардинал. – Призывают мир к покаянию. Горожане и поселенцы из Проклятого леса приходят в храм исповедаться. В больших количествах, чем когда-либо на памяти живущих.

– А что толку? Это дает плоды? – нетерпеливо спросил Игнистелл.

– Путь очищения долог, государь, – склонил голову Ухо Божье. – Особенно если речь о целом народе, а не о конкретном человеке. Небесам нужно увидеть, что мы подлинно раскаялись. Тогда, я уверен, они смягчат наказание.

– Нельзя ли ускорить этот процесс? Как, к примеру, вы побуждаете своих прихожан чтить святые заветы Небес?

– Мы караем богохульников и пропащих грешников. Варим их живьем в кипятке, что знаменует собой участь нечестивых душ в Глотке.

– Стряпайте суп наваристым, если это и правда работает, – буркнул Игнистелл.

Зетлаф в своем кресле неуютно поежился, а епископ опять согнулся в поклоне, даже не пытаясь прогнать с лица до неприличия довольную улыбку.

После Уха слово традиционно перешло к магистру Кабнелу, старшему охотнику на нечисть. Жилистый и пожилой, он до сих пор почитался в народе опасным воином и искусным магом. С учетом многочисленных былых заслуг его место в совете было скорее символическим, как и место ордена в нынешнем королевстве. И он, конечно, понимал это яснее всех, но не проявлял уныния или напрасных обид. Этим магистр заслужил искреннее расположение Зетлафа.

– Я разослал по областям лучших из моих парней, – спокойно доложил Кабнел. – Им бросилось в глаза, что гниль необычайно привлекает нечисть. Виной тому, вероятно, трупный запах. Деревни, где много больных, твари посещают чаще прочих. Там у ребят был славный улов. Я бы попросил, если Вашему Величеству это будет угодно, разрешить нам использовать сгнившие тела как приманку…

– Приманку? – побагровел Руафис. – Мы здесь обсуждаем истребление этой богомерзкой хвори, а не ее пользу для общества!

Король поднял ладонь, требуя тишины.

– Я обдумаю твою идею, магистр, но вряд ли она нам подходит. Что-нибудь еще?

– Да, государь. Один из братьев внезапно пропал, когда исполнял этот приказ. Он обследовал опустевшие поселения около истока Змеевертки. Сигнал о нападении брат не подавал, я бы ощутил моментально. Просто исчез и сам разорвал нашу с ним связь в сознании.

– Поговорим об этом позже, – отмахнулся король. – Твое ремесло опасно, Кабнел. В лесу на охоте может случиться всякое.

Охотник подбоченился, но ничего не сказал в ответ. Зетлаф ему посочувствовал. Мало приятного в том, чтобы видеть, как отраднейшее дело твоей жизни рассыпается в прах у тебя в ладонях.

Затем наступила очередь графа Михефа, главного королевского полководца. Он относился к разряду самодовольных юнцов, которые честным трудом достигли весьма нескромных успехов, а теперь полагают, будто мир обязан всегда быть к ним благосклонным. На взгляд Зетлафа, его золотистые кудри и надутые красные губы больше причитались девице, чем военачальнику. Впрочем, доблести графу было не занимать, за что король и доверил ему столь важную роль в государстве.