Сквозь камень и кровь

Цикл: Миртанские проделки.

Книга 1: Сквозь камень и кровь.

Предисловие.

Осеннее утро. Будильник на смартфоне разрывается на части, требуя немедленно вставать в универ. Нехотя открываю глаза, сталкиваясь с видом старых, изрядно ободранных обоев, которые так и не успели переклеить после заселения в общежитие. Лёгкий поворот головы в сторону окна – в душе надежда на проблеск солнечного света, но нет, небо затянуто плотными облаками, сегодня снова серое утро. Закрываю глаза и переворачиваюсь на другой бок. "Ещё пару минут полежу и встану", бормочу себе под нос, стараясь оттянуть момент неизбежного подъёма.

Проходит всего несколько мгновений, как вдруг в голове громким набатом раздаётся мысль: "Опаздываешь!" Я подскакиваю, как ошпаренный, и с ужасом смотрю на экран телефона – "Чёрт побери, я действительно опаздываю на первый зачёт!". У меня всего пять минут, чтобы собраться. Молнией лечу в туалет, но он занят, конечно же! В умывальнике три раковины, но воспользоваться ими сейчас всё равно, что пробиться в блокадный Ленинград. Во рту, как будто кошки нагадили, а голова гудит от вчерашних пьяных посиделок. Вчерашний вечер явно пошёл не по плану, когда мы с друзьями решили слегка выпить "для храбрости" перед сдачей зачётов.

Чёрт с ней, с гигиеной! Мгновенно развернулся и метнулся обратно в комнату. Достаю из своей дорожной сумки три таблетки болеутоляющего, закидываю их в рот и с дикой скоростью ищу глазами кружку. Где она, чёрт возьми? Ладно, не до этого! Хватаю чайник, который оказался подозрительно лёгким, и присасываюсь к носику. В рот хлынул едва ли полглотка прохладной воды с мелкими хлопьями накипи. Этот странный "коктейль" удаётся проглотить, запихнув в себя таблетки вместе с миксом: воды, кальция, горечи и тонкой ноткой ржавчины.

Вздрогнув от этого фейерверка вкусов, собираю последние силы и, как бешеный суслик, выскакиваю из комнаты на лестничную площадку. Квест первый – быстрый спуск с пятого этажа по скользким ступенькам со страшно раскалывающейся головой и таблетками, застрявшими где-то по пути в желудок. Мотивирует "чертовски", но выбора нет.

Мчусь вниз, пролетая мимо этажей как коршун. Внезапно задеваю толстячка, бегущего навстречу, и слышу сзади глухой звук падения. "Плюх, хряп…" Прости, но некогда сейчас останавливаться! Наконец, я выбегаю на улицу. Воздух, холодный и влажный, насыщен выхлопными газами, перемешанными с сырой осенней грязью, чей хруст ощущается даже на зубах, или это всё ещё накипь даёт о себе знать. Звуки города, режущие уши: скрип тормозных колодок, грохот отбойных молотков, истошный визг мотоциклов… Господи, как болит голова!

Квест второй – марш-бросок на 200 метров до автобусной остановки. Головная боль и вставшие поперёк горла таблетки дополняются подступающей тошнотой. Прекрасно… 150 метров, 100, 50, 10… Вот она, остановка. Автобус уже едет, хоть и медленно, застряв в плотном потоке машин. Успел!

Таблетки наконец-то начали действовать, и симптомы, как по волшебству, исчезли. Осмотревшись, замечаю вокруг людей: симпатичная девушка с малышом в коляске, мужичок в стареньком пальто, бабушка с клюкой и авоськой, трое парней, что-то обсуждающих в пяти метрах от меня. Народу немного, что радует – в автобусе не будет давки.

Краем глаза замечаю, как из трещин в асфальте поднимается пар. Присмотревшись, чувствую, как земля под ногами начинает слегка подниматься. Показалось? Нет, трещины за считанные секунды расширяются. В этот момент земля резко вздымается сантиметров на десять. "В рот мне ноги!" – рявкаю во всю глотку и, не раздумывая, бросаюсь к девушке с ребёнком, чтобы помочь ей выйти из опасного места.

Но тут земля резко уходит из-под ног, и я встречаюсь взглядом с испуганными глазами малыша. Мгновение – и я уже стою по грудь в бурлящем кипятке. Горячий пар обжигает лицо, вода мгновенно охватывает тело раскалёнными тисками. В сознание врывается дикий крик людей вокруг, выдёргивая меня из ступора. Как странно, боли почти нет. На границе сознания отмечаю этот факт и делаю рывок в сторону, где была девушка с ребёнком, но густой пар мешает открыть глаза.

Натыкаюсь на что-то плывущее, отталкиваю, ещё шаг – и проваливаюсь с головой в кипяток. Выныриваю, пытаюсь открыть глаза, но темнота и резкая боль захватывают всё моё существо. "Вперёд… нужно двигаться вперёд", – мелькает в голове, но каждое движение даётся с адскими усилиями. Везде, где есть кожа, будто вбивают гвозди. Кричу, ругаюсь на коммунальщиков, но тело не слушается. Нахлынувший страх парализует. Неужели это конец? Я так хочу жить… Темнота. Тишина.

Глава 1

Темнота. Страшная слабость и озноб накрывают меня, как тяжёлое одеяло, хочется только одного – спать. В голове начинают мелькать мысли: «Я же вроде варился в яме… Приснилось, что ли? Да и пусть, главное, спать…». Чувствую, как кто-то прикасается к моей руке, но открыть глаза так лень. Спать, только спать. Может, и не приснилось, но какая разница… Хочу перевернуться – спина уже вся отлежалась, эх… Но как только пробую, боль пронзает тело. Лучше уж досплю как есть. Темнота…

Не знаю, сколько времени я пролежал в этом забытьи, но, кажется, отлежал всё, что можно. Чёрт возьми, никогда не попадал в больницу, но если здесь такие твёрдые кровати, то как вообще люди выдерживают? А как я выжил после всего этого? Мысли путаются, и внезапно меня охватывает ужас. Нет, не просто страх – настоящая, всепоглощающая паника. А вдруг я ослеп? Вдруг руки или ноги ампутировали? А вдруг… Я заставляю себя успокоиться, стараюсь подавить панику в зародыше. Начну с простого.

Так и не открывая глаз, пробую пошевелить пальцами рук и ног. Потом кистями, руками, ногами. Всё работает. Даже уже ничего не болит, только слабость такая, будто тело и вовсе не моё. Надо решиться… Собравшись с духом, на выдохе резко открываю глаза. И… ничего. Темнота. Настолько густая и непроглядная, что кажется нереальной. Даже ночью так темно не бывает. Холодный пот пробегает по телу. Похоже, я ослеп… Как теперь жить? Слёзы сами собой наворачиваются на глаза, но что-то внутри меня не даёт окончательно впасть в отчаяние.

– Да едрёны экономисты, холодно же как тут! – вырывается у меня вслух. В этот момент ощущаю, что что-то колется и шуршит при каждом движении. А ещё этот запах… Воняет человеческим потом, чем-то прелым, сырым камнем и, да, черт возьми, говном. Если бы не вонь, я мог бы подумать, что нахожусь в морге, но нет…

Нащупываю вокруг себя и хватаю охапку того, на чём лежу. Разминаю в руке – солома, причём сырая и перемешанная с чем-то липким. Вот те раз, да это же дерьмо!

– Да вы охренели совсем! – злость поднимается волной, захлёстывая разум. От этого или от запаха меня снова начинает подташнивать. Пытаюсь вскочить на ноги, желая всем раздать по заслугам, но тело решает по-своему: неодолимо ведёт влево, и я плюхаюсь на задницу. Кипя от ярости, стараюсь собраться с мыслями.

Что мы имеем? Каменный или земляной пол, влажно, темно. Значит, меня держат в подвале. Мысли лихорадочно перебирают всех, кого я мог обидеть или кому перейти дорогу. Да кому я вообще мог так насолить в свои семнадцать, чтобы оказаться в подвале? Но подожди… Я же варился в той яме. Не может быть, чтобы после такого на теле не осталось ни следа. А ведь всё вроде нормально: только слабость и голова раскалывается, но это ерунда. На мне должна быть кожа, слезшая вместе с мясом, а она, наоборот, гладкая. Провожу рукой по плечам и животу. Грязный, как свинья, но… вот это поворот. Я худющий, как хворостина! Рёбра торчат, руки, как спички, и ноги такие же… Как же это…

Так, нужно встать, осмотреться и понять, что делать дальше. Легче сказать, чем сделать. Перевалившись на бок, опёрся на руки, приняв сначала положение на корточках, а затем медленно начал вставать. Меня мотало из стороны в сторону, голова болела и кружилась, подташнивало, но я смог устоять на ногах. Пожалуй, первые шаги дались ещё сложнее. Вытянув руки вперёд, я старался нащупать стены в кромешной темноте и поковылял вперёд. Каких-то десять полушагов, а взмок, будто километр пробежал. Но вот, наконец, пальцы коснулись чего-то неровного, словно выдолбленного кувалдой в скале, – это была стена. Теперь нужно было решить: вправо или влево.

Придерживаясь стены, пыхтя и преодолевая усталость, я двинулся влево. На пути мне попался деревянный столб на углу комнаты, затем моя «кровать» – подстилка из вонючей, мокрой соломы. Дальше шла просто комната с грязным, чавкающим полом и толстенными столбами в каждом углу. Ага, наконец, что-то интересное – плотно набитые доски, плохо ошкуренные, а скорее просто тёсаные, толщиной с три пальца. Это явно была дверь. Тихонько потянул её на себя, упёрлась. Ладно, давай попробуем от себя. С пронзительным скрипом дверь поддалась.

Открыв её настежь, я едва не запел от радости – я не ослеп, вижу, я вижу! Взгляду открылся неширокий, длинный тоннель с низкими сводами, в конце которого мерцал слабый свет. Мои глаза, привыкшие к полной темноте, уловили очертания тоннеля, и этого слабого света хватило, чтобы видеть хоть что-то.

Путь к свету занял намного больше времени, чем я ожидал, хоть на первый взгляд идти было метров тридцать. Я устал так, как не уставал никогда в жизни. К тому же невыносимо хотелось есть, словно тело уже переработало все свои запасы и теперь пожирает само себя, цепляясь за любую возможность выжить. За этим тоннелем оказался ещё один, но скорее он просто делал поворот градусов на тридцать пять и шёл вверх. Когда я его преодолел, буквально на морально-волевых, передо мной открылось зрелище, от которого у меня отвисла челюсть.

Тяжело дыша, мучаясь от волн головокружения и холодного пота, я всё же дошёл до конца. Три-четыре метра, и вот он – спасительный свет. Но мне нужно было остановиться и передохнуть. Опершись спиной о стену, я прислушался. В тишине явственно слышались удары металла о камень. Где же я оказался? Ведь так уже никто и ничего не добывает вручную, взрывчатка давно заменяет кирку в забоях. Но не сейчас… Всё, нужно идти и выяснить.

При выходе из тоннеля я застыл в немом удивлении. Рот сам собой открылся, и я не мог заставить себя его закрыть. Куда ни кинь взгляд – везде был камень. Я оглядывался, не веря своим глазам. Пещера, в которой я очутился, напоминала нечто среднее между огромной шахтой и древним подземным городом. Стены, грубо вытесанные из твёрдого камня, были усеяны следами бесчисленных ударов кирок. Вдоль них тянулись деревянные леса, на которых, как муравьи, копошились люди. Их одежда, тёмная от грязи и пота, состояла из грубой ткани и кожаных ремней, укрепляющих на плечах тяжёлые сумки для руды. Лица были усталыми, иссечёнными жёсткой работой и тусклым освещением, которое исходило от тех самых синих камней, установленных на жердях по всему периметру пещеры.

Эти камни – источники света – излучали слабое, но стабильное голубое сияние, придавая всему пространству призрачный, почти потусторонний вид. Свет отражался от влажных стен, усиливая ощущение, что пещера жива, что она дышит вместе с каждым ударом кирки. Пол под ногами был неровным, изрытым ямами и буграми, местами покрытым лужами грязной воды, которая пахла сыростью и гнилью.

Звуки были резкими и пронзительными. Удары кирок раздавались эхом по всему пространству, смешиваясь с приглушёнными разговорами, иногда переходящими в грубые шутки. В углах пещеры, куда свет не доходил, царила кромешная тьма, скрывающая всё, что в ней могло прятаться.

Сквозняк приносил холодный, влажный воздух, от которого пробирала дрожь. Вдали слышались ещё какие-то звуки – может, стук воды или скрежет камней, – но я не мог понять, откуда они исходили. Казалось, этот подземный мир был бесконечным лабиринтом из тоннелей, залов и шахт.

– А-ха-ха, Ольф, глянь, наш олух всё же выжил! – громко выкрикнул один из них, высокий, с мощными руками и всклокоченной бородой. Его голос был полон грубого веселья.

Я попытался ответить, но слова застряли в горле. Вокруг продолжались насмешки и выкрики. Отчаяние начало заполнять меня, но я решил не показывать своей слабости.

«Нужно разобраться, где я», – мысленно приказал себе, оглядываясь по сторонам. Пещера казалась мне чужим, почти инопланетным местом. Было неясно, как я сюда попал и, что более важно, как отсюда выбраться.

– Да не может быть, я уж думал, он сдох! Четыре дня из своей засраной норы не вылазил, – донеслось с другого конца пещеры. Этот голос был более мягким, но не менее насмешливым.

– О-хо-хо, Ольф, а ты проспорил мне дневную норму руды! – заорал третий человек, коренастый, с густыми черными бровями, которые почти срослись на переносице.

Ольф, чей голос звучал уже ближе, чем у остальных, тяжело вздохнул, словно эта ситуация была для него тяжёлой ношей. Я чувствовал на себе его взгляд, полный разочарования и усталости, но он, похоже, не хотел показывать этого перед остальными.

– Да-да, и мне, и мне! – заорали ещё двое, поддерживая смех и гул.

– Джим, Брук, вам-то с какого хера я что-то должен? Ладно, Юргену там да, – пробормотал Ольф, явно раздражённый тем, что его вовлекли в этот спор. Его фигура, крупная и массивная, появилась из тени, и я смог рассмотреть его более детально. Лицо было покрыто сетью мелких шрамов, а в глазах сверкала суровость, но без злобы.

Ситуация становилась всё более странной, и я чувствовал, как от этой суматохи и головокружения мысли начинают спутываться. Мне нужно было разобраться, где я нахожусь и что, чёрт возьми, здесь происходит. Я понимал, что нахожусь среди людей, которые привыкли к этой суровой жизни. Нужно было срочно выяснить, как я сюда попал и что мне делать дальше. В голове крутились десятки вопросов, но ответов не было ни одного. Оставалось только надеяться, что их удастся получить, но я был готов ко всему.

Я взглядом наткнулся на крепкую на вид скамью, сколоченную из тех же тёсаных деревянных досок. Потребовалось немало усилий, чтобы доплестись до неё, но я смог. Истощённый и сбитый с толку криками рудокопов я сидел и тупил, смотря остекленевшими глазами то на одних, то на других бранящихся мужиков. Голова всё ещё болела, но сознание стало немного проясняться. Моя первая теория – я перенёсся в совершенно другой мир, а осознание невозможности возврата в мой прежний мир пустила тысячу мурашек по спине и выбила слезу.

Тем временем разгорелся спор между рудокопами. Они кричали и ругались, как будто затеяли бойню из-за какого-то мелкого недоразумения. Ольф, был явно не в духе, но всё же старался держаться. Он был одет в драную «рубаху» и штаны, которые, казалось, были сделанными из грубой мешковины.

– Ольф, хитрожопая ты отрыжка гоблина, я же ваш спор принимал, как это с чего! – рыкнул один из них, с командными нотками в голосе.

– Да как же так, Сван, только с Юргеном мы тогда забились, ты вспомни, вспомни! – оправдывался Ольф, изо всех сил пытаясь убедить собеседника.

Они перекрикивались, и я, открыв рот от удивления, сидел в полной растерянности, не веря тому, что происходит. Решив немного осмотреться, я взглянул на свои руки, ноги и торс. Это тело – совсем не моё, совершенно другое. Что же, черт возьми, происходит!? Растянувшись на неровных, плохо отёсанных досках скамьи, поймал пару заноз, но решив не заострять на этом внимания начал обдумывать варианты.

Воображение рисовало самые невероятные сценарии: меня вытащили из кипятка, украли, вылечили каким-то образом, потратив кучу препаратов и пересадив кожу целиком, а затем бросили в сырую заброшенную штольню умирать? Почему? Это же полный бред! Такого точно не могло быть, я даже подумал, что этот вариант надо сразу выбросить.

«Так, думай, думай!» – постучал себе по голове костяшками пальцев. Все эти мысли казались нелепыми. Тут я присмотрелся к странному синему фонарю на палке, расположенный в метрах трёх от меня. Он выглядел, как слипшиеся в застывшей слизи камушки, явно плотно утрамбованные. Светился не весь фонарь, а каждый осколок по отдельности. Что это за материал такой? Непонятно и жутко.

Перевёл взгляд на того самого рудокопа, который заметил меня первым. Он ожесточённо спорил, брызгая слюной. На нём была надета драная рубаха, которая больше напоминала лоскутное покрывал. И огромные штаны из грубой ткани, которые натянуты на деревянные безразмерные башмаки, привязанные к штанам на тесёмках. Он выглядел крайне неопрятно.

Мои глаза скользнули по рельефу скалы, на которой были видны следы металлического инструмента, как шрамы на коже. Всё это выглядело настолько реальным, что я просто не мог поверить в абсурдность происходящего. Холод, боль, усталость, жажда и голод… В голове крутились мысли, но мозг был не в состоянии их упорядочить, оставался лишь наблюдателем.

"Ещё варианты, сэр?" – я сам же хохотнул в кулак, "Перенос сознания в чужое тело? Конечно, я читал об этом в книгах не раз, но это всегда казалось вымыслом, фантастикой. Литература лишь создавала миры, в которые веришь, переживаешь.". Осмотревшись ещё раз, вспомнив, откуда мне пришлось выползти, взглянув на бранящихся рудокопов, которые, кажется, собирались лезть друг на друга с кулаками, и кинув взгляд на странный светящийся кокон из песчинок и мелких камней, я принял для себя вторую и пока основную теорию, не слишком то отличающуюся от первой – теорию попаданца в полную жопу.

Так, ладно. Если придерживаться этой теории, то выходит, что в моём мире я уже плыву в кипящей луже, в меру сваренный и бездыханный. Возвращаться отсюда резону нет от слова совсем, даже если бы это было возможно. В моём мире добыча полезных ископаемых ведётся совершенно по-другому, что говорит о том, что я попал на другую планету. О перемещениях назад во времени не стоит и говорить, так как теория относительности явно намекает на невозможность такого действия.

Цивилизация этой планеты, судя по всему, находится на более низкой технологической ступени, чем наша. Например, светящийся кокон из песчинок и мелких камней указывает на наличие какого-то источника света. У них либо уже есть электричество, но проводов я не вижу, а до катушек Теслы они явно не доросли, либо они научились синтезировать химический люминофор. Хотя это маловероятно, так как светит он не так, да и выглядит по-другому. Возможно, у них есть химические соединения, не встречающиеся на нашей планете – это уже интересно. Теорию магии я сразу откидываю, как не имеющую научного обоснования и доказательств. Да, в принципе, я могу поверить в перенос инфо-матрицы через некие квантовые каналы и спонтанную перезапись, замену или запись на подходящий носитель, находящийся в бесконечно удалённом участке вселенной. Ведь тело человека – это всего лишь сосуд, великолепный механизм, оболочка, управляемая мозгом. В один прекрасный момент эволюции зародился интеллект, позволивший осознать себя как личность, начать задумываться, изучать, мыслить и создавать. Почему бы этому интеллекту не создать инфо-матрицу для экстренной смены носителя в случае близкой смерти? Магия? Хех, пусть эльфы, орки, гномы и драконы идут в задницу.

Продолжать размышления мне помешал смачный шлепок, когда камень ударился об стену. «Вот скаты!» – подумал я и во всю глотку рявкнул: – Да что, вашу ж мать, тут происходит!?

Рудокопы замерли в тех местах, где стояли, и, с каким-то страхом в глазах, начали медленно поворачиваться в мою сторону.

Глава 2

– Вы совсем охренели, камнями обкидываться! – закричал я, указывая на булыжник, который чуть не размозжил мне голову. – Какая сволочь кинула? – мой голос эхом прокатился по пещере, которая сразу напомнила о своём мощном акустическом эффекте – тут, похоже, даже оперу можно было бы исполнять.

Трудяги, стоявшие неподалёку, замерли, открыв рот от удивления, а потом один из них, с проседью в волосах и бородой, словно бодибилдер с широченными плечами, мотнул головой и с малохольной улыбкой произнёс:

– Гляньте, братцы, заговорил.

– Да-да, посмотри, какое чудо! – раздался хоровой отклик от других горняков, и пещера наполнилась гомоном десятка голосов.

– Тише, – приказал тот же здоровяк, размахивая мощными руками, – будет вам гомонить. Рабочие почти сразу успокоились, и здоровяк обратился ко мне. – Ты как, как так заговорил-то?

– Да ты лучше Сван спроси, какого чёрта этот понос падальщика добрых людей сволочью называет, – перебил здоровяка Ольф.

– Ахах, – заржали несколько рудокопов.

– "Это ты, что ли, порядочный? Да ты ж сам вроде как кинул в меня, но я же видел, что хотел добить этого крысёныша. Да только хрен тебе, даже если ты его сейчас в камень закапаешь, спор ты уже проиграл. Выжил наш крысёныш, а ты мне теперь торчишь дневную норму руды" – сказал молодой парень с белыми волосами и дурацкими усиками.

– "И мне" – крикнул ещё один рудокоп, очень похожий на белого, похоже, его брат.

– "Ольф, ты с этим даже не спорь" – тоном лидера сказал Сван, " По правде, это!"

– "Так Сван, я ж с этим и не спорю. Юргену и Джиму торчу по дневной норме руды, но вот Бруку я ничего не дам. Не сговаривался я с ним!" – упрямо заявил Ольф.

– Да я ж за компанию крикнул, шутканул больше, а ты в драку полез и каменюками кидать стал! – начал оправдываться Брук.

– "Затихли все!" – рявкнул Сван. "Ольф, Юргену и Джиму ты должен по дневной норме руды, отдашь на этой неделе, край на следующей. Спрошу лично. А ты, Брук, если ещё раз так шутковать будешь, уши оторву и весь долг на тебя повешу. В этот раз в качестве наказания пол пайка сегодня крысёнышу отдашь. Понял?"

– "Понял, понял" – повесил нос Брук.

– "Всё, идите работать, скоро жрать идти, а мы норму с нашей штольни ещё не сделали. Голодные решили спать лечь?" – не то спросил, не то скомандовал Сван.

– "А ты чего, небось норма общая?" – осведомился один из горняков, который не уступал по комплекции Свану.

– "А я свою норму ещё пару часов назад сделал. Больше для вида камень крошу, чтобы вас не расстраивать" – усмехнулся Сван.

Рудокопы дружно разошлись по своим местам, и вскоре снова раздался звон кирок, а Сван продолжал наблюдать за мной, то хмурясь, то вглядываясь в глаза. И всё же решил подойти.

Тусклый, странный кокон-светильник еле заметно мерцал, озаряя часть пещеры, где я сидел. Напротив, молча стоял Сван, как бы предлагая мне начать разговор первым.

– "Что, не так, Сван?" – спросил я его.

Его брови поползли вверх, он явно не понимал, почему я говорю. Но, взяв себя в руки, ответил:

–" Что не так, крысёныш? Что не так?! Я тебе скажу, что не так! Я знаю тебя с младенчества, ещё когда ты молоко у Хейды сосал. И до того дня, когда на тебя обвалился свод шахты, долбанув по черепушке и привалив там. И ни разу я за эти 13 или 14 лет не слышал от тебя ничего, кроме тупого мычания и блеяния. А тут сразу столько всего. Ну и удивил ты всех. И ещё это!" – он кивнул в мою сторону, указывая на мои глаза.

– "А что не так с глазами?" – спросил я.

– Что не так? Да ты ж никогда никому в глаза не смотрел, взгляд либо в пол, либо на пальцы свои на ногах уставлен, и мычишь. А тут вдруг смотришь как на равного, взгляд не отводишь, не боишься ничего. Речь у тебя какая чистая, нет, это уже не ты.

–" Ну, а кто ж тогда я, если не я? И почему ты меня крысёнышем называешь? Имя же есть!" – я отодвинулся на край скамейки, намекая, чтобы он сел рядом, а не стоял.

У рудокопа брови, казалось, уползли на макушку от удивления. В состоянии крайнего недоумения он спросил чуть ли не по слогам:

– "А какое имя у тебя?"

Вот дятел, – мысленно прокручивая мысли, подумал я. – И что теперь ему говорить? Не своё же имя. Имена тут явно звучат совсем по-другому. Блин, что делать… Пауза затягивалась. Подумав ещё пару секунд, я не нашёл ничего лучше, чем ляпнуть:

– "А я не помню"! – изобразив максимально идиотский вид.

– "Конечно, не помнишь, и никто не помнит. Я уж испугаться решил, думал, может, ты демон какой." – настороженно, глядя на меня, произнёс Сван.

Было немного странно видеть, как крепкий, бывалый мужик побаивается ребёнка, которого можно было бы сбить одним лёгким движением. Да и по ощущениям, ничего особенного, сам скоро загнусь. Мой живот урчал так громко, что казалось, перебивал звуки ударов кирок по камню.

– "Ты садись, Сван, в ногах правды нет. И как понимать твои слова, что никто не помнит моего имени? И кто такая Хейда, что даже грудью меня кормила?" – спросил я.

–" Да нет, я постою" – отрезал Сван. – "Воняет от тебя, как от уборной в жаркий день, весь измазан в дерьме. Нет уж, сиди сам. А то, что никто не помнит, так это нехорошая история. Да пара человек с тех дней и дожили. Давно это было, а шахта наша быстро убивает. Вот и не стоит тебе знать, поверь мне."

– "Да как же, это ведь и моя история. Помоги вспомнить хоть что-то" – попросил я, ведь стало крайне интересно, может, это поможет мне адаптироваться здесь.

Сван, возвышавшийся в тусклом свете пещеры, выглядел внушительно. Его рост превышал шесть футов, а широкие плечи и массивная грудь придавали ему вид человека, который всю жизнь сражался с врагами. Его кожа была обветрена и покрыта шрамами от бесчисленных сражений, грубая текстура его тела свидетельствовала о годах лишений. На нем была залатанная и потрепанная туника, некогда яркий цвет которой давно выцвел и стал приглушенно-коричневым. Завершали этот наряд тяжелые, с разводами грязи кожаные с заплатами штаны, заправленные в напрочь убитые кожаные сапоги. Борода с редкой проседью обрамляла его лицо, а темные глаза, несмотря на усталость, сохраняли острый, умный блеск. Несмотря на его внушительную внешность, в его позе чувствовалась некоторая усталость, как будто тяжесть прошлых сражений и унылая реальность рудников сказались на нем.

– Хм… ладно, но скажу сразу, для тебя она будет крайне неприятной, крысёныш, – Сван повернулся к кокону-светильнику, пару мгновений куда-то в него всматривался и начал рассказ. – Как ты уже видишь, мы находимся в шахте. Добываем мы тут железную руду для хозяев этой проклятой шахты, но все мы всего лишь невольники и живём ровно столько, сколько можем работать, ведь руду мы меняем на крохи еды. Держат и охраняют эту шахту бандиты и головорезы, но и они работают не сами на себя, а на кого-то сверху, кто может отвести глаза короля от этого беспредела. И вот этот кто-то, давным-давно, полюбил одну девушку, Хейду, но та решила отвергнуть его предложение, и за это была похищена из родного дома и брошена к нам в шахту. Сам видишь, с женщинами тут совсем туго, а нас эти ублюдки довели до животного состояния, и бедняжке Хейде здесь ничего не светило, кроме страшной смерти. К её беде, она была невозможно красива, я, например, таких женщин за всю жизнь не видывал.

Сван замолчал, глянул на меня как-то по-свойски, что ли, и отвернулся, уставившись снова в свет, продолжил.

– Всё осложнилось и тем, что бросили её к нам как раз к второму вечернему принятию пищи, перед длинным ночным отдыхом. В это время все, кто добыл свою норму, собираются у входа, принося руду и забирая еду. Как сейчас помню, этого жирного ублюдка, тогда я единственный раз его и видел, эх, какой же я был молодой, мне тогда только 20 лет было. Стоит и громко гад объявляет, мол, это вам за хорошую работу, делайте с ней, что хотите и бросил девчушку. Ну а дальше сам понимаешь, что было: сначала дрались все со всеми, потом собрались те, кто в какой штольне работает, и друг против друга ополчились. Забрали её с нижних ярусов горняки, в общем, в конце, через неделю отбили её то ли с западных кто-то, то ли с верхних штолен. Там она и пол недели не провела, на девку страшно смотреть было, побитая, вся заляпана, глаза дурные… беда. Так из рук в руки пару месяцев её отбивали, но в конечном итоге с нашей штольни мужики собрались, да не смотри на меня так, не хотели мучить даже, просто жалко девку стало. Эх, хорошо тогда сходили, рож разбили всем, и кто попался на пути, и кто в штольне той был, кого-то говорят даже на смерть забили, ну да не в том суть, забрали мы Хейду к себе, а там от неё одно название, что девка осталась. Как сейчас помню, старший тогда Гунар был, посмотрел он на бедняжку и сказал: кто её тронет на этой неделе, голову сам откручу. Так она и жила у нас. Пару раз пробовали, конечно, её от нас отбить, но быстро зубы-то по растеряли. Хехех, так о чём это я? А, да, вот жила, говорю, она у нас, пайкой все складывались по малой части со всех. Ну и она как-то поняла, что не звери мы дикие, хозяйничать стала через пару месяцев, порядок наводить, ну а мы, сам понимаешь, на добро только добром. Не знаю, сколько с того момента времени прошло, но как сейчас помню, выходит Гунар от Хейды и говорит: не ходите, други, более к ней, беременна она. Ну все как-то оживились, вроде как ребёнок будет в этом проклятом месте. Общий, конечно, но всё же.

Время быстро прошло, разродилась она тобой. Все мы заметили в тот миг, как Гунар её полюбил, и с тех пор вы втроём начали жить отдельно, в той заброшенной тупиковой штольне. Время неслось, но однажды Гунар сломал ногу, как уж там вышло, не знаю, он внизу всегда работал, но похоже тому было суждено случиться. Слёг в общем он, а пайки и так в притык хватало на всех. Тебе тогда уже 3 или 4 года было, бегал по всей штольне, как угорелый. Ну да и пришлось Гунору хоть по 2 ложки в день да выделять. Может и выкарабкался бы, но одной ночью услышали мы крик Хейды. Пока просыпались, пока забежали, а там краулеры, ну ползунами их ещё называют, рудокопы, откуда-то по всему заброшенному крылу лазят. Мы обратно за кирками, кто-то за надсмотрщиками, но не успели: убили они и Гунара и Хейду. Да и мы с кирками на этих тварей не полезли, а утром надсмотрщики с воинами пришли, я тогда ассасинов впервые увидел, жуткие. Когда зачистили они шахту, заставили нас трупы выносить, а то мы бы туда и не сунулись вообще. Заходим мы, значит, в то крыло, ну и видим, как частично объеденный Гунар в обнимку с двумя задушенными ползунами лежит, а рядом ещё один валяется с оторванной башкой, ох и крепок был.

Сван помолчал пару мгновений, думая о своём, и продолжил дальше. – Потом начали вытаскивать тела, а из угла писк какой-то. Глядим, бочка стоит старая, а в ней ты с крысой в руках, прижал её к себе. Она тебя грызёт, кусает, пищит, а ты её держишь, не отпускаешь, обнимать пытаешься. У всех тогда слёзы на глазах навернулись. Вот так вот вышло! А к тебе с того времени так и прилипло имя Крысёныш, сначала в шутку всё звали, а потом прилипло оно на мёртво, а настоящее имя и забыли. Сломал тебя тот день, стал ты нелюдимый, мычащий олух. Пайкой, конечно, делились, но, уже сам понимаешь, не так чтобы обязательно это было, да и толку в тебе никто не видел. А чем старше ты становился, тем меньше людей оставалось, кто помнит твою историю и делится своей едой. Быстро это проклятое место силы забирает, а потом и жизнь. Сейчас вот только я и знаю, как ты здесь оказался, но хоть убей не могу вспомнить имя твоё, коим родители тебя нарекли. Столько времени прошло, а здесь это и вовсе почти вечность, уж прости.

Открыв рот, я слушал Свана и не мог понять, как этот мальчишка, в чьё тело я угодил, вообще выжить умудрился. Сопереживая ему и его семье, всё это казалось мне за гранью возможного. Да и его безумие в принципе объясняет замену личности и подтверждает мою попаданческую теорию. М-да… Попал так попал. Судя по моей тщедушности, я скорее сдохну, чем смогу добывать руду, чтобы менять её на еду. Охотиться на крыс? Ха, по моему состоянию меня и мухи до смерти забить могут, а крысы и вовсе… да и попасть по ним ещё надо как-то. Так что думай, жрать-то что-то надо.

– "Сван, а грибы тут есть?" – первое, что пришло мне в голову.

Сван аж крякнул:

– Да нет, похоже, не много изменилось в тебе. Я ему тут, какую историю его жизни рассказываю, аж на слёзы самого пробивает, а он раз и про грибы. Как был идиот, так и остался, буди что говорящий стал.

Сван махнул рукой, отворачиваясь и собираясь идти.

– "Дядь Сван, ну как же, я всё понимаю, но вот беда – жрать хочется, как из ружья, кружится всё в голове, слабость такая, что ноги еле переставляю. Хоть чего-нибудь перекусить, а то скоро камни жрать начну!" – взмолился я.

– А-а, вот в чём дело! Это да, минимум четыре дня не ел ведь уже, но придётся потерпеть. Сейчас мы на сдачу руды пойдём; оттуда Брук тебе пол нормы своей пайки принесёт, ну и от меня пару ложек дам, так что терпи, малец. А насчёт грибов – да, тут растут и грибы, и травки разные, но там, где их можно взять, тебя сожрут. Заброшенные места, выработанные давно, и гадов там не мерено: от гигантских крыс до ползуний разных видов и расцветок. Говорят, не одну сотню лет отсюда железо добывают, все ответвления уже и не помнит никто. Да и уровней здесь аж пять штук в глубь, а ни времени, ни желания лазить по местным лабиринтам ни у кого нет – нормы такие, что спину не разгибаешь от пробуждения до сна, особенно пока опыту в рудном деле не наберёшься. Так что забудь.

– "Дядь Сван, а с вами можно к выходу сходить, посмотреть, да там сразу и взять у Брука свою долю?" – спросил я.

– "Нет!" – рыкнул рудокоп, – "от тебя воняет за версту; в трёх метрах стою, дышать нечем. Мы ж не свиньи, чтобы жрать где попало и с кем попало. Вот помоешься тогда и посмотрим, но думаю, что в тебя эта вонь въелась так, что не отмыть никогда."

– "А где помыться-то можно? Шахта же тут." – спросил я.

– "Есть на нижних уровнях озерцо небольшое. Рудокопы оттуда берут порой воду себе пить, так что бери ведро, черпай аккуратно и уёбывай подальше оттуда. Совсем подальше. И моешься. Но совет тебе дам: иди ночью, иначе прибьют тебя там скорее, чем дадут приблизиться к воде. Пить воду со вкусом говна, знаешь ли, никто не хочет. Ладно всё" – сказал рудокоп, отвернулся от меня и гаркнул во всю глотку: "Всё, парни, собираемся, идём жрать. А ты, Брук, не смей забыть про должок, голову оторву."

– "Да что ж я, без понятия" – взмолился тот.

Рудокопы, похохатывая и переговариваясь, собирались возле Свана и, пыхтя, стали взваливать на себя тяжёлые мешки с рудой. Потом дружно двинулись колонной в сторону, как уже понятно мне, выхода из нашей штольни, а я остался сидеть тут, размышляя над планами своих действий. Стало понятно, что сегодня меня ожидает первая миссия в этом мире – ночная стелс-помывка.

Через какое-то время, показавшееся вечностью, мне всё-таки принесли поесть. Брук сдержал слово, спасибо ему, и Сван дал горбушку хлеба, как и обещал. Поблагодарив их, я принялся есть. Каша была больше похожа на клейстер, а хлеб – чёрствый и постный, но на тот момент это хрючево казалось мне вкуснейшим из всех. Еле-еле доев всё, меня стало клонить в сон, и я плюхнулся прямо здесь, на лавке.

Глава 3

Поднялся я, как по будильнику, оглянулся: мрачные коконы-светильники озаряли пещеру всё тем же тусклым светом. То тут, то там лежали рудокопы – кто на мешках, которые ещё недавно тащили с рудой, кто на паре досок непойми откуда взявшихся. Кто-то возился с боку на бок, видимо, уснуть не получалось. Я сел на лавке, прислушался к своему самочувствию; на удивление, оно было просто великолепным, хоть в припрыжку бегай. Каждая мышца словно ожила, готовясь к ночной вылазке. Подивившись этому, решил встать и приступить к миссии ночной стелс-помывки.

Поднявшись и пару раз махнув руками, разминаясь, пошёл в ту же сторону, куда уходили рудокопы. Долго идти не пришлось: уже через пару десятков метров передо мной открылся удивительный вид – похоже, основной ствол шахты. Вот это да: огромная пустота в скале, не менее тридцати метров в диаметре, уходила вверх и вниз, освещаемая редкими коконами-светильниками, а где-то и догорающими факелами. Я застыл в трепете, думая о проделанной работе и количестве жизней, что унесло с собой это место. Каждый звук, каждый шорох напоминал мне о том, как опасно здесь всё. Да, воистину проклятая шахта.

Стояла тишина, лишь изредка разрываемая то тяжкими вздохами, то храпом, а где-то и чьим-то сонным ворчанием. Дошёл до низа я быстро. Каменная тропа часто сменялась надёжным деревянным настилом, и поэтому путь показался мне несложным. Свет от коконов-светильников едва освещал окружающую тьму, создавая причудливые тени на каменных стенах. Ну и где чёртово озеро?! Огромный зев шахты сменился тремя тёмными сводами штреков. Рядом с настилом, по которому я пришёл сверху, был самый просторный свод, он был хоть как-то освещён, но озера там не было видно.

Дойдя до второго штрека, я подивился странной, маслянисто чёрной породе, узкой горизонтальной прожилкой, разрезавшей камень на высоте с полметра над полом. Широкий проход переходил в просторный зал с каким-то странным механизмом. Похоже, это устройство предназначено для дробления крупных камней. Вот чёрт, это что за тварь!? Рядом с механизмом, на дощатом настиле, лежало нечто. Даже отсюда, с сорока или пятидесяти метров, видно, что это огромное человекоподобное существо, всё в шерсти. Ни за что бы я туда не пошёл, даже если бы чёртово озеро было там. Надо спросить у Свана, что это за "чудо-юдо" такое.

Решил осмотреть последний третий штрек, благо рядом с ним стоял кокон-светильник. Дойдя до него, сразу услышал трель капель. Похоже, вот и озеро! Но увидеть его мне не удалось; темнота в штреке была кромешная. Казалось, сама тьма поглощает всё вокруг, и лишь редкие капли воды разбивают её молчание. Ну да, темноты я с детства не боюсь, лишь бы шею себе не сломать, запнувшись о что-нибудь в потёмках. Аккуратно пробираясь вперёд, я ощутил лёгкий запах влаги. Трели капель стали громче, и глаза начали привыкать к темноте. И тут бах. Ай собака корявая, прямо мизинчиком бахнул! Ноги босые, ладно, шёл совсем медленно. А что тут? Ага, ведро, это мне как раз сейчас и надо. Вот и озеро. Ну, как озеро. Примерно два метра длиной и полтора в ширину; глубину я понял только когда зачерпывал воду – примерно по колено. В эту лужу с потолка быстро капала вода, а по неслабому уклону из озерца еле заметной струйкой утекала лишняя вода куда-то во тьму, дальше по штреку.

Зачерпнул ведро воды, да какое блин ведро, на тазик больше похоже, литров на тридцать. Вода переливалась из ведра, когда я с трудом поволок его вниз по уклону. Решив, что так вода после моей помывки в озеро точно не попадёт и мне не дадут по шее, да и проще так.

Оттащив его метров на двадцать, наконец выдохнул и стал снимать одежду. Её я тоже постираю, да и что той одежды – рваные лохмотья в виде штанов и всё. Поражаюсь, как он выживал до моего вселения, просто уму непостижимо. На коже была сплошная корка из дерьма и грязи, жуть. Начал аккуратно отдраивать себя мелким крошевом камушков. Ох, холодная водица-то какая, даже дух перехватывает.

Мыльно-рыльные процедуры сменились стиркой; пальцы от холодной воды уже одеревенели и не ощущались. Меня трясло, как лист на ветру, но я твёрдо стоял на своём. Каждое прикосновение к воде было как удар током, заставляя меня дрожать, но было важно довести дело до конца, ведь отогреться негде, чтобы потом ещё раз замёрзнуть на стирке штанов, а одевать грязные я не хочу. Вот так, трясясь от холода, стирая и шевеля извилинами, я вдруг услышал странный звук в глубине штрека. Переливчато-цокающий посвист мигом согрел меня волной адреналина. Глаза давно привыкли к темноте, и я, поднявшись с корточек, начал всматриваться в темноту. Оттуда снова тишина. А нет, цокот коготков по камню заставил меня отшагнуть назад, но было уже поздно – на меня неслась крыса. Огромная крыса, размером со среднюю дворовую собаку! Неужто такие бывают вообще? Она была в паре метров от меня, когда я, опомнившись, схватил уже почти опустевшее ведро с достиранными штанами и махнув им, тукнул крысюка куда придётся. Ведро жалобно скрипнуло, а зверюгу развернуло, и я, не придумав ничего умнее, кинулся на неё так, чтобы накрыть ведром. Так есть хоть какой-то шанс, что ведро переживёт бой. Глухой крысиный крик ознаменовал, что поимка прошла успешно. Но в тот же миг ведро прыгнуло и чуть не слетело с крысы, и я не придумал ничего умнее, чем плюхнуться на него сверху. Крыса пищала, яростно царапала когтями стенки и билась так, что ведро то и дело подпрыгивало вместе со мной, передвигаясь то вперёд, то назад. Сидя на ведре и ловя равновесие всеми силами, я судорожно думал, что же делать и как мне убить эту грязную тварь, но вдруг со стороны озерца я услышал чей-то голос:

– Эй, что ты там делаешь?

Голос показался мне молодым и испуганным

– Да вот блин, голое родео на ведре устраиваю, не видишь? – нервно съязвил я ему в ответ.

– Что ты устраиваешь? – явно не поняв, переспросил парень, который так заинтересовался, что подошёл поближе, судя по аккуратным шагам.

Пока незнакомец был уже совсем рядом, проклятая крыса завизжала так, что у меня поджилки затряслись, а паренёк сиганул назад со скоростью ракеты. – Ты блин куда, грёбаный дятел! – рявкнул я ему в след. – Помоги добить эту тварь!

Молодой остановился на мгновение; было видно, как он обернулся. Прошло ещё пару секунд. – Я сейчас прибегу, пару кирок принесу, ими-то мы её точно уложим, – и парень пулей сиганул из штрека.

Такое ощущение, будто незнакомца не было целую вечность, но вот слышны его быстрые шаги, а вот уже и его силуэт на входе в штрек. – На, держи, – запыхавшись, сунул мне в руки кирку.

Крыса явно выдыхалась и встретила парня лишь парой сильных рывков и утробным, замученным писком. – Ну тебя только за смертью посылать! – сказал я громко и как можно увереннее, стараясь не выдать своего страха.

– Дак, далеко же, я аж до склада бегал, там и кирки, и ручки к ним, пока выбрал менее рассохнувшуюся, пока добежал обратно, – время же, – начал оправдываться парень, но замолк на полуслове и как-то странно глянул на меня. – А чего ты голый-то?

– Голый, потому что мылся я и стирался, пока это не напало, – улыбнулся я. – Тебя хоть как зовут, дружище, а то помогаешь, а имени не знаю.

– Харим, – парень улыбнулся и протянул кулак. – Но чур я забираю половину мяса этой крысы!

Ответив лёгким ударом по его кулаку в знак знакомства, я спросил, не подумав, – нафига оно тебе?

– Да это, жарить! Я однажды подглядел, как шахтёры её жарили. Так вот, и знаю теперь, как правильно, а она вкусная, ммм, – протянул он. – А мяса тут, ты и сам знаешь, нам не дают.

– Ух ты. Договорились, – согласился я, а крысюк тем временем совсем притих. – Ну что, отдышался? Добьём гадину.

– Давай, – ответил он и замахнулся киркой.

Я перехватил кирку удобнее и спрыгнул с ведра. Крыса сразу почувствовала слабину и рванулась вверх, так что ведро отлетело, но не успела она опомниться, как по ней прилетел сильнейший удар киркой, и за ним сразу мой. Зверюга не выдержала таких мучений, издав последние звуки, упала на бок и задрыгала лапами. Последний удар нанёс Харим, прямо в голову крысюку.

– Вот и вся охота, теперь надо её чем-то разделать и на чём-то пожарить! – с умным видом произнёс я.

– Ну это уж мне предоставь. Сейчас пару старых рукояток от кирок принесу для костра, ну и ножик какой никакой, а ты будь тут, сторожи, вдруг на запах крови ещё одна крыса прибежит, так и её приговорим. Ох, мяса как давно не ел, – мечтающее протянул парень и пулей унёсся в сторону выхода из штрека. Такое ощущение, что только он убежал, и вот уже обратно бежит с охапкой черенков. Я только штаны успел ополоснуть да одеть.

– «Ну ты шустёр! Чего дальше делаем?» —спросил я.

– Ты бери крысу и кирки, и в ведро воды набери сколько-нибудь, а я дрова и факел, – он шуршал чем-то в темноте и говорил, и вдруг раз, сноп искр, другой, и зажегся факел. – Вот так-то хоть видно, где тут обрыв, – и двинулся вперёд. Факел ярко озарил штрек и ощутимо начал пригревать.

Мы тем временем двинулись в глубь, отходя всё дальше и дальше от входа, пока не увидели каменный балкон и за ним обрыв. – Это ещё один заброшенный ствол шахты, – начал рассказывать Харим, – рассказывали, что он самый старый и уходит глубоко, но на сколько глубоко никто особо не проверял. Здесь по-другому как-то уходит дым, видишь? И здесь будем жарить мясо, иначе у нас его могут отобрать. А ещё здесь есть дрова, – он указал на кучу брёвнышек, напиленных и сложенных так, чтобы они могли сохнуть. – Это брёвна с некоторых старых штреков, они предостерегают от обвала, но сейчас тут они только гниют, поэтому иногда парни их сбивают и сушат тут для костров, – ответил он на незаданный мною вопрос.

Он вытащил пару тюлек из кучи и ловко киркой их поколол на дрова. – Ты разделай мясо, а я займусь костром. Куски хорошего мяса и мясные рёбрышки кидай в ведро, пусть отмачиваются, мясо с задницы отрезай и убирай в сторону, там оно самое вонючее. Башку тоже туда же, жаль, конечно, но съедобно только спинка, лапки и рёбрышки.

Работа пошла быстро. Не показывая брезгливости и отвращения, я разделал крысу так, как меня попросил Харим, постарался даже шкуру сохранить не потрёпанной – вдруг сгодится куда, да хоть ноги обмотать, вдруг кто знает, как её можно выделать. – Ну всё, Харим, мяско в котелке с водой, остальная гадость вон там, – показал я на потроха. – Ты случаем не в курсе, как выделывать шкурки крыс?

– Не, не в курсе, честно говоря, даже и не слышал, что они кому-то нужны бывают, – пожал он плечами, а с его стороны уже разгорался костёр. – Тебя-то как зовут? – спросил он, а то и не поинтересовался, так всё закрутилось.

– Знаешь, такое дело, – решил я не юлить, – все меня крысёнышем зовут, а имя своё я и не знаю! Честно! – зачем-то добавил я.

Харим аж глаза выпятил на меня, моргнул пару раз и заговорил: – Тот самый дурачок? Дурачок крысёныш? Да ну… Тот же не разговаривает совсем, мычит только, слюни пускает да ссытся. Нет, ну я, конечно, не видел его ни разу, но как-то ты не подходишь под описание.

– Да мне на башку каменюка упала, вот говорят, мозги-то и поправила, – ляпнул я.

– Ну, чтобы после каменюки на башку дураками становились и подыхали, это я видел. Вон в прошлом месяце Гвену осколок в башку пробил, аж мозги, говорят, видно было, так он неделю слюни пускал, а потом преставился. Пришлось помогать его вытаскивать на верх. А вот чтобы в обратную сторону помогало – неее… Чёт ты завираешь. Ну да твоё дело, не хочешь говорить – не говори.

– Сам давно тут скалу скребёшь? – отогреваясь у костра и наблюдая, как уже начала закипать вода в кастрюльке, спросил я.

– Давно, – с тяжёлым вздохом сказал паренёк, – месяца два уже. У нас по деревне караван купцов проезжал с Бакареша, товаров много везли назад, закупились где-то, сволочи. Всех в деревне собрали и говорят, мол, все, кто поможет с караваном до границы, по золотому дадут. А наши то дурни, отродясь таких деньжищи в руках не держали, засуетились, забегали. Вот меня как третьего сына батька к каравану и подрядил, мол, вон как семье-то поможешь, а то толку с тебя тут… – у паренька судя по голосу начали наворачиваться слёзы, но он продолжил. – Вот нас дурней тогда человек десять набралось, всех и взяли в караван. А работы там на троих максимум, ну да нам и радость. Думали, дурни эти купцы, облапошим их на десять монет золотом. До Трелиса мы и не думали ничего плохого, работали да радовались. А как сказали, что до границы километров 50 ещё идти и мы обязательно должны идти, не то денег не видать, так мы и заволновались. Там людишек-то разбойных всегда было видимо-невидимо. Если туда даже и с караваном дойдём, то обратно уже так просто и не получится. Двое тогда на своё счастье оттуда ни с чем в деревню ушли, а мы дурни согласились довести. Ну и довели, Белиар сожри их душу… Подмешали нам в жратву прямо перед границей дрянь какую-то, всех сморило в сон, и понимали уже, что не то что-то, а бежать уже не убежишь. Ноги сами в узел завязываются, друг об друга спотыкаются, не слушаются, – парень шмыгнул носом. Глаза сами закрылись, а очнулся я уже тут на холодных камнях. Спасибо местным рудокопам, всё рассказали, всё показали, поддержали поначалу. Не то пропал бы, – парень замолчал, задумавшись о чём-то своём, помешивал большой ложкой в котелке кипящее мясо, иногда подкидывая какие-то листики и корешки, непонятно где раздобытые.

Так надо бы отвлечь паренька, не то совсем поник. – Ты что за корешки в суп кидаешь, где их берёшь?

Парнишка прерывисто глубоко вздохнул, потёр ладонями лицо и, посмотрев на меня грустными глазами, начал рассказывать: – Так это тут сушёные грибы, их редко, но можно встретить в шахте у нас, но маленькими совсем, не успевают вырастать. Срывают, кто успел, режут на длинные узкие кусочки и сушат. Очень яркий вкус у них, особенно у чёрных грибов. И растения разные, мох вот, не знаю, как он называется, но добавляет горечи маленько в отвар. И трава тоже свой вкус даёт, но её вообще только один раз смог сорвать. Названия не спрашивай, не знаю, потом покажу, как выглядит, если найдём. Там, где люди часто бывают, там очень большая удача что-то встретить, а там, где людей нет, – паренёк указал рукой вниз заброшенной штольни, – там наверняка много всякого, но туда даже здоровые сильные мужики не ходят. Говорят, очень опасно.

– Хм, да уж, придать той безвкусной мешанине из песка, жижи и чего-то, многого стоит, – ухмыльнулся я.

– Да, – оживился паренёк, – как-то видел, как за горсточку сушёных чёрных грибов отдали двойную норму руды, а это два дня можно есть и отдыхать, представляешь?! – парень аж зажмурился от предвкушения.

– А за вот такие рёбрышки что-нибудь нам может светить? – спросил я с интересом.

Паренёк хмыкнул, улыбнулся, глядя на меня, и смеясь, сказал: – Да, конечно, светит, морду набьют и отберут! Мясо в шахте – это как, – он помахал пальцем в воздухе, похоже, подбирая ассоциации, – это как принцессу трахнуть, вот точно, именно так.

– А-ха-ха, да так прямо и принцессу, ну ты сравнил, Харим, крысятинку с принцессой, – никак не получаясь отсмеяться, ляпнул я.

– Вот я тут два месяца примерно, и от вида этой крысятинки у меня слюни до пола. А ты представь, люди тут годами, говорят, у кого-то даже на десятилетия хватает здоровья, и всё на этой блевотной каше. У неё же, падлы, вкус либо никакой, либо подгоревший, – паренёк махал ложкой так, что я даже отсел на чутка подальше. – И ты представь, два тощих сопляка прийдут и начнут торговаться: мне три нормы, нет, мне пять норм за маленький кусочек мяска. Ну? Да-да, в жбан и вся торговля. Так как у нас нет ни силы, ни влияния. Так что я сейчас вот возьму и нажрусь мяса от пуза, когда ещё такой момент будет, может, никогда – очень уж эмоционально закончил паренёк.

– Так прямо и никто не ходит крыс побить у вас? Есть же и здоровые, наверное, парни? – спросил я.

– Да как, ходили, месяц назад принесли крысу, прямо в лагере жарили внизу. Тогда я и увидел, как её жарили. Только ушли туда пятеро, а вернулось двое и с одной крысой. Говорят, ползунов там кишмя кишат, а с киркой против такой твари никак не выстоять. Завалили они несколько крыс, только собрались выбираться, как со всех сторон на кровь эта мразь и сбежалась. Эти-то двое чудом выжили. Так-так, погоди, – он зацепил кусок варящегося мяса, поднёс к факелу, посмотрел, порезал, – ага, почти готово. Сейчас принеси немного воды, а я пока мясо достану, его промоем и на обжарку в котелок.

В общем, посидели мы с Харимом знатно, сдружились можно сказать. Мяса на каждого килограмма по два вышло. Я ему свою историю рассказал, ну не ту, что я попаданец, конечно, а ту, что Сван мне поведал, приукрасил тут да там. Мясо своё всё не смог осилить, с килограмм ещё осталось, решил со своими забоем поделиться, ну и на обед приберечь. Потроха в шкуру завернул и под камни засунул, была у меня на них одна маленькая идейка.

Поднимался я в свой штрек почти бегом, тут и там уже были слышны первые зевки и потягивания выспавшихся рудокопов. Я обосновано опасался, что запах мяса не останется незамеченным при встрече хоть с кем-нибудь.

В свою штольню я вбежал, как на скипидарный, и сразу же встретился глазами со Сваном. Тот уже проснулся и начал разминать кости после сна на твёрдых досках. Подняв бровь в немом удивлении, то ли от того, что я не в корке говна и грязи, то ли от того, что я бегаю, как ошпаренный ни свет ни заря, но всё же решил было отвернуться, не придав этому значения.

– Доброе утро, Сван. У меня для наших есть кое-что особенное, можешь помочь разделить?

Вслед за первой бровью поползла на верх и вторая. В крайней степени задумчивости и удивления он пробурчал: – Здравствуй-здравствуй. Смотрю, ты помылся, теперь нестрашно и подойти к тебе, – на полпути его лицо как-то уж слишком быстро сменилось с растерянно-удивлённого до хищного, жадного.

– Ну, я вижу, ты уже унюхал то, чем я решил поделиться с вами, – максимально выделив голосом "поделиться", я достал из-за спины свёрнутый куль с мясом в лоскуте ткани, оторванного от штанов.

То ли моя интонация, то ли куль мяса, протянутый на встречу, но Сван аж встряхнулся, сгоняя с себя всю одурь, положил свою ручищу мне на плечо и сказал: – Спасибо. Поднеся к лицу, он глубоко вдохнул приятный запах прожаренного, ещё тёплого мяса, зажмурился и отвернулся.

Прошло пару мгновений, и я вздрогнул от гулкого баса с эхом, отражающимся от камней, пронёсшегося по залу выработки: – Подъём, парни, подъём, наш друг мясо принёс, кто не встанет к делёжке, тому не достанется.

Сонные рудокопы загалдели, завозились, и в миг штрек превратился в растревоженный улей. – Чего, какое мясо, какой друг? – слышалось то тут, то там. – Дайте я его расцелую, что, опять кто-то смог вылазку сделать в заброшенные штреки? – с удивлением говорил кто-то из рудокопов. – Да похоже, и добычи, похоже, вынесли немало, раз даже до нас дошло, – радостно голосил ему в ответ другой. – А сколько норм руды за кусманчик? – наконец я услышал что-то интересное. – Да уж не мало, уверен, мяса сто лет не пробовал, давай быстрей дели, я почти на всё готов уже, – с истерикой в голосе кричал третий. Двенадцать рудокопов окружили Свана, галдя, и уже кто-то кого-то начал отталкивать, выясняя, кто первый встал на это место и откуда должна начаться очередь.

– А ну заткнулись все, разделю на всех, кто согласится с ценой, – Сван выдержал паузу и продолжил: – Делю на равные части, сразу говорю. Цена за кусок – одна ложка каши в течение месяца, один раз в день. Кто согласен, подходит ко мне, кому не надо, идёт в другую сторону, – Сван махнул рукой, указывая несогласным.

– Ха-ха, да цена ж смешная, какой балван не согласится-то, я за! – радостно крикнул Ольф.

– И нам режь! – отозвались Джим и Брук.

– И мне, и мне! – снова загудели рудокопы. – Кого благодарить-то за такую щедрость? – крикнул кто-то из них.

– Да вон, – Сван слегка запнулся на середине фразы, но видимо не придумав ничего лучше, продолжил: – Крысёныш вон мясом поделился.

Охи, ахи и возгласы недоверия послышались со всех сторон, но все как один выразили мне благодарность и обещания в ежедневной ложке каши. Чёрт подери, я был рад безмерно. Месяц можно не думать о пропитании, а уж за месяц с уверенностью могу сказать, добуду ещё один шмат мяса, ведь и план уже созрел.

Но не сегодня, это точно, силы мои были уже давно на исходе, и я поплёлся к облюбованной лавке, на которую впервые сел в этом странном мире. Уснул я будто рубильник вырубили, и вроде только глаза закрыл, как раз, будят: «Вот мы тебе плату за мясо принесли», и суют мне под нос тарелку с кашей этой мерзкой, а у меня такое ощущение, будто желудок полный под завязку. А хорошее мясо было сытным и удовлетворяло. Раз в даже молодом организме так долго голода не чувствуется, но не отказываться же, принял тарелку с кашей, поставил под лавку и дальше спать. Почувствовал, как мышцы расслабляются от усталости, а сон поглощает все мысли.

Видимо, спал я долго, так как проснулся только, когда из каждого угла раздавался храп. Оглядевшись в полумраке, нашёл оставленную мной порцию каши и хоть есть совсем не хотелось, впихнул её в себя. Каша оказалась не такой уж отвратительной, как я ожидал, и быстро проглотилась, оставив лёгкое ощущение сытости. Из головы не выходила охота на крыс, чертовски нужное мероприятие в моем нынешнем положении, но для неё мне просто необходим Харим. Без него и думать нечего, поэтому нужно как-то сподвигнуть его к этому рискованному дельцу. Понимание, что для этого придётся поработать над мотивацией моего нового друга, обострило мою решимость. После еды, впервые заработанной в этом мире, думать совсем не хотелось. Сытый и довольный поплелся на нижние ярусы, вдруг получится найти Харима.

Вопреки вчерашней слабости и боли во всем теле, сегодня чувствовал себя абсолютно живым и полным сил. Ногам не мешали ощущения усталости, и каждое движение давалось легко. Удивительно, но теснота тоннелей шахты не давила на голову, а ощущалась чем-то нормальным и родным, капли воды с её сводов хлюпали о камни приятной для слуха мелодией, а шорохи то тут, то там раздававшиеся по шахте стали понятны и не пугали. Кажется, я начал понимать звуки шахты, как музыкант изучает ноты. Невольно в голову пришли мысли, а как же быстро я "обжился", если можно так сказать, в этом теле и похоже невеликий опыт и знания прошлого владельца этой, хм, оболочки, теперь тоже мой. С каждым днём эти новые знания впитывались всё глубже, и казалось, что я уже стал частью этого мира. Мысли о том, как быстро адаптировался, вызывали удовлетворение, но всё же оставляли и вопросы о будущем. Ощущение, что я нахожусь на грани чего-то большого и важного, не покидало меня.