Dualitate V

«Не льется по тузу прозрачный часъ…»

Не льется по тузу прозрачный часъ,

Замѣшанный правдивостью на льду.

Какъ непрестанно покидаетъ насъ

Отчаянье отъ жизни! То – найду,

Другое – приберу до полныхъ вмигъ

Растерзанныхъ молчаніемъ въ саняхъ.

Чей взглядъ отнынѣ не великъ?

Кто полонъ сердцемъ отъ души неряхъ?

Не приберутъ оттѣнки на зеркалъ строю

За нами, скрытыми во темя.

Я забираю съ оглашеніемъ свою

Покорность превращенью. Точно сѣмя

Всей благодарности – отъ друга,

Отъ ненавистныхъ мостовыхъ да дракъ,

Не отраженныхъ трепетомъ и круга,

Раскрытыхъ окнахъ, какъ кулакъ,

Гдѣ часть огня томилась у парада

Взведенныхъ жизней, подводя итогъ.

Вдоль запустѣвшаго при исповѣди сада

Въ объятьяхъ страсти движется листокъ,

Не довѣряющій по сказкѣ отъ именъ

Своимъ ложащимся примѣтамъ.

Во власти на подрясникѣ силенъ

Не отражаться благодарнымъ свѣтомъ.

Во вкусѣ не прошедшихъ по челу

Обязанностей потѣшаться о себѣ

Примкну къ послѣднему утра селу

И все сложу, не завязавъ, въ борьбѣ.

Пусть сохнетъ мельницъ тихій стонъ

На вышитомъ подрамникѣ свободы.

Не исчерпать надломленныхъ иконъ,

Насъ окуная въ будни и трущобы.

Не поклониться скрипу на дворѣ

Отъ гордости запаханной приманки

Для всѣхъ, кто отвернулся на корѣ

Отъ не стиховъ, не святости, не манки,

Приданымъ для потребности за вкусъ

Не понимаемыхъ во черствой кутерьмѣ.

Въ сидящемъ тихо принимается за грузъ

Желанье таять бѣлымъ по прозрачной тьмѣ…

«Такъ отступили лѣта фонари…»

Такъ отступили лѣта фонари…

Чиркнулъ октябрь по заборамъ…

Дари всѣ пѣсни. Не дари…

Не выбирай дворы по спорамъ.

Отъ ожиданій отторгаемыхъ основъ

Есть выходъ встрѣчныхъ полосой.

За четкимъ ожерельемъ крѣпкихъ сновъ

По комнатамъ распластанъ не босой.

По лучшимъ (какъ забыть бы!) и другимъ

Отдушинъ словострастья искупаемъ

Двуликій вѣстникъ подъ благимъ

Отъ стороны, гдѣ былъ пугаемъ

Собой остаться, ввергнувъ въ тучъ

Исходъ третей, повернутыхъ къ парому.

Какъ нуженъ темнотѣ сей лучъ!..

Но онъ – чужой… Пожалуйста, до дому

Не собирай иныхъ, стоящихъ внѣ себя,

Въ глазахъ не ссыпанныхъ укоромъ.

Во пораженныхъ вкусахъ корабля

Всѣмъ намъ – казаться лишь заборомъ…

«И нѣтъ одиночества въ голосѣ…»

И нѣтъ одиночества въ голосѣ

На накрытомъ небрежно столѣ…

Нѣтъ желѣза при паханномъ тонусѣ,

Взгляда въ прахъ на короткомъ крылѣ.

Нѣтъ площадки безумныхъ дождей,

Различающихъ насъ при свѣчѣ.

Коробовъ, этой жизни. Опятъ мы при ней

Въ блескѣ губъ на широкомъ мечѣ.

Стройнымъ взмахомъ отторгнутыхъ вѣкъ

Заиграемся въ блудъ отъ временъ.

Тайной схваткой исторгнутыхъ рѣкъ

Въ руки падаетъ бережный ленъ.

Не проститься съ застывшей водой

При обманчивыхъ свѣта ступеней

И не легкой возни. Кто стоитъ за святой

Намъ трубой да въ излетъ поколѣній?

Кто забытъ за скрипящимъ въ ночникъ

Гласомъ павшихъ въ себя береговъ?

Какъ старается въ лѣности бликъ

Раздѣлить тайный край отъ даровъ!

Не причина застанетъ въ лѣтахъ

Норовъ спрятать въ пылу этажей.

Каждый взятъ отъ земли да во прахъ.

Каждый дышитъ… И дышитъ скорѣй!

Кровь – зеркалъ несравненный итогъ,

Отъ стрѣлы до другой обнаруженъ.

Жизнь безъ насъ начиналась. Листокъ

Помнитъ сердце. Онъ нѣженъ и нуженъ.

По полямъ изразцовъ акварельной хандры

Замѣчаетъ свой запахъ именъ…

Не касается святости, граней воды.

Въ немъ – опаска да сложенный кленъ.

Только вразъ! Только ширь удалась

Заимѣть убѣгающій строфъ

Безпорядокъ, что сложенъ. Нашлась

Во пыли обезчещенной дровъ

Капля въ вѣтрѣ, носимомъ въ одномъ

Ненавистномъ собою проемѣ.

Растворится въ туманѣ нашъ домъ,

Занимаясь все сномъ на пріемѣ.

«Развѣнчанъ путь отдавшихъ часъ…»

Развѣнчанъ путь отдавшихъ часъ

Своими тонкими перстами.

Въ глуши временъ не точными верстами

Садится умирать понурый лазъ

Межъ бревенъ, давшихъ на подъемъ

Своихъ же дѣлъ рисованный погостъ.

И день, какъ вѣкъ, ужасно простъ;

И камень по молчанію – при немъ.

Пустъ, непреложенъ и безъ крылъ

Входящій всякъ по бѣлизнѣ угловъ.

Собой гордившись, не здоровъ;

Не живъ при людяхъ… И забылъ

Удачный рукъ зимующихъ таранъ,

Мечтанья дрожи, глухоты отъ струнъ.

Въ свистящей оторопи Лунъ

Всецѣло день на откупъ данъ.

Вернуть въ немъ присный лакъ щедротъ,

Спастись, не окликаясь – передышка.

Травы въ заутренѣ карабкается стрижка

Избавить отъ манящихъ насъ заботъ.

Но ровенъ исторгающій морозно

Удѣлъ держаться двухъ сердецъ.

Безпрекословнымъ промахомъ овецъ

Впередъ – лишь таборъ. Дышитъ грозно…

«Я бъ летѣлъ, принимая бардакъ…»

Я бъ летѣлъ, принимая бардакъ

За безсмысленность жизни дверей.

Пустъ мой вечеръ. Покошенный знакъ

Обѣщаетъ молчать. И толкаетъ Борей

Въ частъ спины, гдѣ уже мотыли

Вашихъ крайнихъ, бездонныхъ, перилъ

Истончаются трескомъ. Въ пыли

Бьется городъ. Въ немъ – галька да илъ.

Свѣтъ находитъ пальто. По дырѣ

Не склоняется градъ. Его вздохъ

Корчитъ маски. Хохочетъ въ порѣ

Красокъ полдень. Разсыпанъ горохъ

Какъ слова темной ночи. Изъянъ

Стоитъ ломкихъ ступеней весны.

Жизнью краткой, безуміемъ, пьянъ

Рулевой. Спрятанъ въ поры сосны,

Заводящей въ себя, какъ на свѣжести крестъ,

Бормоча пресловуто по слогу

Предъ чужимъ обаяньемъ. Сегодня невѣстъ

Не приводятъ къ листвѣ на подмогу.

Тучной брани навѣшанъ подъемъ

Злить устами промерзшій отвагъ

Мигъ замѣченныхъ мантій. Живьемъ

Распадается въ схваткѣ дуракъ

Со своими въ шерсти языковъ

Зовомъ ласковыхъ притчей картинъ.

Громомъ частнымъ бродячихъ вѣковъ

Истончается проповѣдь винъ,

Разставаній, лежащихъ простыхъ

На роскошномъ предплечьѣ отъ вдовъ.

Упованьемъ средь душъ не гнѣдыхъ

Ластится насъ не пришедшій покровъ…

«Инородный прогулокъ испугъ…»

Инородный прогулокъ испугъ

Рветъ въ утра нескончаемой долѣ

Замокъ: пустъ по своей глубинѣ.

Въ долгой точкѣ протянутыхъ рукъ

Сброситъ платья забытое поле,

Приглашая все спящихъ въ волнѣ.

И, по слышимымъ просьбамъ огней,

Закрывающихъ буквъ образа,

Словомъ въ радость закроемъ потопъ.

Дожидаясь въ передней саней,

На огаркѣ которыхъ – слеза,

Чуждъ намъ станетъ шикарный галопъ.

Имъ не близокъ становится, хмуръ

Въ безполезной своей хромотѣ

Чашъ порядокъ.

               Цѣпляется вмигъ

Подъ звѣздой возвращенья (понуръ

И вмѣстимъ своей пѣсней) за тѣ

Бездорожья расплаты изъ пикъ

Приглашенный въ отрубленной маскѣ,

Цѣловавшій причала обманъ.

Стонетъ спрятанный въ фиговый бризъ

Отъ всѣхъ кущей озлобленныхъ въ тряскѣ.

Вечеръ сталъ перемѣннымъ. Дурманъ

Слово за слово мается внизъ…

«Вашихъ дней непростая стать…»

Вашихъ дней непростая стать

Въ огнь шла, не щадя вѣтвей,

Ждущихъ года сырой лепестокъ.

Въ сѣрыхъ кущахъ жива-де рать,

Затворяя цвѣта скорѣй,

Зацѣпляя пустой итогъ…

Не въ полученномъ, раннемъ, дворѣ

Испытать холода одѣялъ,

Не приблизиться къ черной аллеѣ.

Въ позолоченной въ рань конурѣ

Мѣсяцъ мудрости намъ возсіялъ,

Ставъ письмомъ.

              Оно чертитъ сильнѣе,

Чѣмъ проточный костеръ отъ дверей,

Всѣхъ спровадивъ разбитой судьбой,

Что повѣшена въ дальнемъ сараѣ.

Намъ всѣхъ гласъ повелитъ суховей

Щебетать не растущей мольбой

О великихъ грѣхахъ въ узнаваемой парѣ.

Кто въ одномъ, не зажженномъ, листѣ

Вѣрить крестъ свой носилъ, погубивъ

Не любви яркихъ вспышекъ суковъ?

Кто кричалъ во своей простотѣ,

Забирая себя,

              яркій кустъ проломивъ,

Призывая звѣзды имена съ потолковъ?

Кто несъ даръ по себѣ, ставя ранъ

Цѣны такъ же, какъ будущимъ маясь?

Есть расколотый чашъ пресловутый…

Въ стеклахъ битыхъ надъ сыростью ваннъ

Вы ли впредь, во дымахъ поднимаясь,

Помнить стали мѣховъ не раздутый

Приступъ слабости, брошенной вслѣдъ

Опахалу вины, прибираясь отъ низа

Словъ послѣднихъ о грѣшномъ пути?

Васъ не знавшій готовитъ обѣдъ,

Разсыпая обрѣзки любви и карниза.

Ты, пристѣнный!

                 Давай, пошути!

Сколько въ тѣни сухихъ кораблей

Принималъ за названія этихъ временъ?

Сколько ставилъ картинъ за игрой?

Просыпаясь, ты каешься только сильнѣй

Въ томъ, что живъ.

                  Но уже утомленъ.

Книги поле нагое прикрой…

Объясни, что начальнымъ отъ гула

Пустоты замѣчаемъ сейчасъ не того,

Кто разстроитъ струной легіонъ

Нашихъ новыхъ пріятій. Свернула

Съ безымянной дороги Марго.

Но ты зналъ безъ того милліонъ

Всѣхъ чужихъ объясненій вагона

Отъ всходящихъ

                въ безформенной сути

До припадковъ большихъ отъ ума.

По проспекту несется частями то Мона,

Не даря тебѣ край припугнути.

Дабы сгинула съ кресла сума…

Разверни паръ костей отъ цѣны,

Пробиваемой горстью дыханья.

Упустилъ свой ты брегъ на полу.

Отъ стиховъ избирательныхъ лова копны

Ставишь дважды свои препинанья,

Разсыпая по брошеннымъ ярко золу.

Отъ дорогъ, лѣтъ кусающихъ стаей ключей,

Зришъ двора заглушенный портретъ,

Принуждая считать отъ кольца

Свѣтъ всходящій.

                 Теперь ты – ничей.

Въ тонкой грусти разорванныхъ ведъ

Не берется букетомъ сѣдая пыльца.

Ловокъ въ ночь претворенный огонь

Вдоль такихъ же, какъ ты. Но слегка

Заигравшихся хрустомъ тепла.

Во пристанищѣ бывшемъ отточена вонь,

Забирая въ томахъ духъ стиха,

У Распятья въ которомъ когда-то гребла

Возвратиться на тысячу паръ,

Провожая читающихъ въ снѣга

Благодарный свой срубъ по чаямъ.

Ты, живой,

           необъятно ужъ старъ…

Запросивъ лишь покоя отъ бѣга,

Принимая поклонъ, по свѣчамъ

Добираешь ту просьбу забрать

Искушенное тріо собой безподобныхъ.

Такъ былъ ровенъ и хладенъ порогъ!..

Въ лѣвой части круговъ прочитать

Не пристало изъ рода. Съѣдобныхъ

Дней затворяетъ отпущенный рогъ

Отъ рисунка взывающихъ стать

Заразить всѣмъ сокрытымъ упоры

Въ спины разнымъ. Какъ данность зашла!

Лѣстницъ рана бѣжитъ принимать

Какъ посмѣли бы лучшіе воры.

Но взведенная радость – пошла!

Нѣтъ, не корнемъ зачти, принимая великъ

И подъеменъ искусствомъ крови

Двухъ писавшихъ незримо уронъ.

Та лишь грань – обнаруженный тикъ,

Надъ которымъ молчишь. Отреви!

Позабудь выпирающій тронъ…

«Малъ вѣнчикъ судьбоносный въ спорѣ…»

Малъ вѣнчикъ судьбоносный въ спорѣ

Когда, сверкая по большимъ дѣламъ,

Наѣвшись потроховъ, изволили вернуться

Не наши, правѣдные. Дальше. Трое.

Ты зналъ ихъ, обходя полночно храмъ:

Гдѣ вѣтви суевѣрныя ни гнуться,

Ни источать себя не возжелали. Знать —

Деревъ дозволенныхъ пороки,

Омытые водой пески послѣднихъ тропъ.

Не исчерпали въ парѣ благодатъ

Завязанные въ повседневность сроки,

Кормящіе дверей забитыхъ память, лобъ,

Что пальцамъ не давалъ покоя въ Лунъ

Просимой вольности и достоянья.

На чей ты счетъ порвалъ свою струну?

Не прекращайся, посторонній лгунъ!

Бери въ почетъ изъ хлада изваянье

И торопись: остановилъ волну

Твой въ цѣли опьяненный отъ крестовъ

Подвижникъ нескончаемой тревоги,

Заказчикъ скорописи давней.

Въ теплѣ распахнутыхъ въ себя листовъ

Все видно сразу. Горечью треноги

Избрали правила пріютомъ ставней.

Не тѣмъ гордишься, что не зналъ

Ихъ въ пропасти отчаянной судьбины

И удавился ложью проклятой совы.

Ночь – по тебѣ. И брошенный металлъ

Не стоилъ во дареніи и половины!

Но ты – прощенъ. Идите, вы!..

Какъ не старались брать въ камняхъ

Исторгнутыя латы славныхъ подкрѣпленій

Отъ нашихъ душъ за бѣгающимъ въ аломъ?

При наказаніи собой во этихъ дняхъ

Не скатывались флаги безъ зазреній

Къ великимъ пастухамъ въ родномъ и маломъ.

Стѣнъ нескончаемая ночь лишилась правъ

Любить безъ обернувшейся витрины,

Безъ всѣхъ улыбокъ, дальше рваныхъ скоро.

Себя въ узорѣ изъ тѣней избравъ,

Перевернувъ и карты, и смотрины,

Стоишь спиной ко звукамъ тонкимъ хора.

Пусть смѣхъ не зачерпнетъ иной запалъ

Надстроенныхъ величья и провала

Знакомыхъ въ общей чашѣ синей зла.

Не дочитавъ, не досмотрѣвъ, ты палъ;

Ты вырвался собой. Она того не знала.

А зналъ ли ты какъ полотномъ гюрза

Трепала кругъ родившихся потомъ?

Имъ имена – излишни, посторонни.

Забрало звѣздъ отмѣтиться на балъ

Кидаемомъ отвѣтѣ. Схожесть въ томъ

Исхожена людскими… Кромѣ бойни

Поэтовъ дерзкихъ что идетъ на валъ

Кругъ отпечатковъ ласки въ глубинѣ

Отъ нѣжныхъ пріисковъ накопленнаго дна?

Во паутинѣ – крестъ.

                    Ты – старше. Ледъ

Не покупался риѳмами въ винѣ

Загубленныхъ отъ страха. Порча не видна

На вырѣзанномъ словѣ, что насъ ждетъ.

«Какъ старостъ носитъ отъ огней…»

Какъ старостъ носитъ отъ огней

Приливъ подземныхъ небылицъ!

Какъ много отъ поэтовъ-дикарей

За точнымъ свѣтомъ подземелья!

Отъ театральныхъ стѣнъ рѣзвится поскорѣй

Ночной пріемъ на правдѣ ото спицъ.

Отъ тѣни точной и гвоздей

Таращатъ лунное. То – келья

Пришедшихъ въ мигъ искать на рамъ

Испорченной въ искусствѣ полынью.

Нѣтъ мѣста… Есть досужій храмъ

Въ мольбѣ о выѣденныхъ снахъ.

Такъ близокъ черно-бѣлый этотъ срамъ!

На кирпичѣ блаженства лишь свинью

Рисуетъ голосъ, падающій къ намъ.

Былъ долгимъ крикъ перомъ въ умахъ.

Искать задѣтый за спиной костелъ —

Правдивый инокъ проходимца!

Сухимъ укоромъ длинной тѣни стеръ

Подпертый переходъ суровой пары.

Осколки музыки проникновенно мелъ

Отставшій отъ походнаго мздоимца.

Какъ никогда закатъ хитеръ…

Какъ не собой проиграны гитары…

«Пади… На неизвѣстномъ…»

Пади… На неизвѣстномъ,

Затерянномъ въ молчаньѣ,

Языкѣ…

Зайди… Оберегая въ прѣсномъ

Сердецъ костлявости урчанье

Крюкѣ…

Завязанъ сокъ… Погрѣшностью шаговъ

Дается приступъ. Какъ онъ малъ!

Большихъ…

Отъ малыхъ ранъ… На крови береговъ

Волны затрагиваетъ валъ

Изъ золотыхъ…

Руби не часъ… Не въ свиткѣ блажь перилъ,

Завѣтный сонмъ лежащаго креста,

Подвала…

За густотой не опрокинутыхъ бѣлилъ

Смыкаемъ возрасты до ста.

Свѣтъ раздѣвала…

Ночь кинута… Колодцы не живутъ

Во опрокинутой аллеѣ тетивы,

Занозы…

Въ пыли пристрастенъ тонкій прутъ,

Тѣнями принятый. Но вы —

Какъ грозы…

Тома не съѣдены. Не воскресать

Отнынѣ во держащемъ стадо.

Пріятье…

Во точкѣ держится вся рать

Какъ въ потерявшихся услада

И платье…

«Ужъ двѣсти лѣтъ мы не видны…»

Ужъ двѣсти лѣтъ мы не видны…

Проснись и выкинь удила!

Спроси меня: какъ жизнь, дѣла?..

Какъ капли оконъ? Не трудны…

И мы ставимъ на мягкихъ горахъ

Прислоненныя горсти разврата.

Въ пискѣ новаго, встрѣчнаго, мата

Жжемъ двуличье потертыхъ рубахъ.

Славь все то, что затерто весной

Грубо, ласково…

                Праздникъ – единъ!

Изъ купели во слѣдъ бригантинъ

Кто заглянетъ? Кто вмѣстѣ со мной

Да нащупаетъ прядь опьяненной воды,

По губамъ сотворившей отмѣтокъ

Пустозвонъ? По занозамъ каретокъ

Не сломить отраженье слюды:

Нашихъ падчерицъ сломанныхъ въ орѣ

Долгихъ пѣсенъ, дымящихъ струей.

Лаской…

             Шепчущей нами землей

Не случится признанія въ спорѣ.

Онъ не образенъ, мягокъ и чистъ

Какъ вернувшійся. Кратокъ на швѣ.

Распознай. Не дано. Лучше двѣ

Источать парадигмы на листъ

Этихъ дивныхъ проходовъ подъ столъ,

Гдѣ песчаныя рѣки – безъ правъ.

Кто въ свой уголъ сейчасъ не солгавъ

Вмигъ рисуетъ отмѣченный молъ?

Ужъ сотня въ разстояніи отъ глазъ

Прошла, закидывая въ пасти

Продольный смѣхъ. И рвутъ на части

Немыслимые вороги всѣхъ насъ…

«По брани неуютныхъ приговоровъ…»

По брани неуютныхъ приговоровъ

Стяжать мольбу исчезнувшихъ оградъ —

Нестись въ своемъ.

                  То – не порочно.

Прикрытой папертью отточенныхъ зазоровъ

Наслѣдникъ – изъ царапинъ. Дерево и братъ.

Кошмаръ и радость. Это – срочно,

Но невзначай шикарныхъ плахъ…

По нимъ не удлинялась только ночь.

И только осторожный ссыпалъ гулъ

Отъ прибывающихъ. Въ котлахъ —

Разборчивыя пѣсни. Кто-то мочь

Такъ не старался! Загораживаетъ мулъ

Давно страдавшихъ, сѣвшихъ на свои

Романы на написанной намъ тягѣ.

Все остановится! Хромые – снѣгопадъ,

Ведомый маятникъ угла, бѣседы и бои,

Оттаявшій вопросъ. Да на бумагѣ.

Мы смотримъ въ улицы. И наугадъ

Прощаемъ зацѣпившій караванъ

Идейныхъ сумраковъ. Болѣть – не заживать!

Тянуться ото пня – послѣдній черновикъ

Всѣхъ исцѣленій!

                 И небесъ таранъ

Не исчезаетъ. Одинока рать

Включенныхъ по прогулкѣ, гдѣ старикъ

Несетъ дорогъ портретъ изъ фабулъ, сцѣпокъ

Своихъ (хотѣлось бы понять) зачеса,

Тревожныхъ лентъ на гнущихся гвоздяхъ.

Въ прокуренномъ, поверхностномъ, кокетокъ

Мерцаньѣ ждетъ отъ вѣры купороса

Того въ не странности, кого въ друзьяхъ

Безъ точнаго артиста лили входомъ.

Правѣй – чей занавѣсъ худого простака?

Такъ близокъ рукъ вселенскій лицедѣй!

Подъ нѣжностью все мечется за годомъ

Непримиримая во дѣйствіи рѣка.

Закинемъ головы и замыкаемъ въ ней

Все сумасшествіе отыгранныхъ полосъ,

Молчанье глазъ напротивъ и другихъ.

Стекаетъ время краномъ между поцѣлуемъ

И скорымъ нетерпѣніемъ. Возросъ

Изъ-подъ прожженнаго въ благихъ

Шагахъ замысловатый плѣнникъ. Мы штурмуемъ

Волосъ поля и разговоровъ оберегъ,

Склоненный покосившимся отъ брани

Пока не во дареніи… Повергъ

Не именемъ, что вытащено стаей рѣкъ,

Но ритмомъ любострастья (лучше бани).

Однако былъ ли на недѣлѣ не четвергъ?..

«Не все далось…»

Не все далось,

Но все перемѣнилось…

Ничто не сохраняется вовѣкъ.

День – скоръ. И врозь…

И внятно словомъ позабылось

Не ожиданье. Только снѣгъ

Вернется. Скоръ его приходъ.

Прилична чаша во терпѣньѣ.

Какъ въ разныхъ граняхъ сходятся перста!

Всѣ чахнутъ мимо.

                  Намъ наоборотъ.

Гдѣ соль въ разорванномъ сомнѣньѣ?

Въ чемъ ваша праздность не чиста?

Началъ скопилось… Ровенъ счетъ!

За тѣмъ окномъ – моя пощада.

За пропадающимъ разсвѣтомъ – никого.

Отъ облака прекраснаго не ждетъ

Кому и человѣческаго надо.

Кто выбираетъ въ счастьѣ не его?

Кѣмъ стесанъ вопрошающій адептъ

Себя, не названнаго разомъ?

Кѣмъ обезличенъ во простыхъ шагахъ?

Средь точныхъ одиночества и лептъ

Занудствѣ сходится за глазомъ

Не ощутимыхъ край на берегахъ…

«По точности спрятанныхъ рукъ…»

По точности спрятанныхъ рукъ,

По малой пощадѣ идущихъ,

По талой обочинѣ слезъ…

Иди! Раскрывай этотъ звукъ,

Что надежнѣй отъ неба поющихъ,

Скинутыхъ правомъ въ морозъ

Намъ обыденной жатвы перилъ

За громоздкимъ финаломъ стиха.

Не пропѣть удивленное чудо

Во задержанной сѣткѣ изъ силъ.

Въ каждой теплится, но не лиха…

Жажду дней задержавшая въ пруда

Не мгновеньемъ испорченныхъ сажъ,

По картинамъ идущимъ на волю.

Кто измѣнчивъ въ своей не до розъ

Опьяненной потребности кражъ,

Уводящихъ вовѣкъ за собою?

Духъ дверей по утра не проросъ

Оживленной бѣседѣ, исписанной до

Разумѣній горячихъ собраній

Подъ забытымъ подъ куполомъ Раемъ.

Разрослось не отъ писемъ гнѣздо,

Не отъ прочихъ въ себѣ ожиданій.

По безцвѣтности скоро листаемъ

Объ отставшихъ въ дождѣ отъ воротъ,

Запрещенныхъ довольнымъ гуляньемъ.

Спой въ рукѣ отрѣзаемымъ гуломъ!

О, нашъ правѣдный, сирый отводъ

Отъ безумія частыхъ! Стенаньемъ

Не прибитъ и порядокъ отпущеннымъ муломъ.

Не разросся во дымкѣ исторгнутый ликъ

Не иначе какъ в правѣдномъ мірѣ,

Достающимъ пятакъ отъ друзей.

Хороводъ вокругъ пальца возникъ,

Закрывавшій недавно пронырѣ

Отпечататься тоньше и злѣй…

«Заходитъ кто не отъ меня…»

Заходитъ кто не отъ меня

Въ тиши блаженнаго сюжета

На ровный дѣлъ уступъ въ ночи?

Ужъ тишина.

            Словами не храня

Закрытое, ударимся со свѣта

Межъ тѣми, дальними. Сличи

Ведомое со страха удивленныхъ

Не стариться по точности свѣчей

На этомъ мѣстѣ. Пусть богатъ

Тотъ, мимоходомъ черствый! Оголенныхъ

Не прибираютъ масломъ. И звончѣй

Становится прохлада. Наугадъ

Ступать позволено. Пуста

Растерзанная слава придорожныхъ

Поэтовъ пляшущихъ. Бардакъ!..

Имѣемъ занавѣсъ, парадную, уста…

Бросая въ линіи собой неосторожныхъ,

Кичась сомнѣньемъ, мажемъ бракъ

Соединившихся въ одномъ ряду,

Прощающихъ избитыя ступени,

Что къ намъ вели. Но гордъ сарай

Рисованныхъ поверхъ! Кого веду

Ко облаку по обнимающимся въ пѣнѣ

Всѣхъ облаковъ? Ты не марай

Тотъ путъ, поверженный во частъ

Любимыхъ, падающихъ ровно

При легкости сжимающей руки.

Какъ мимолетна поражающая пасть,

Повернутая въ сторону отъ овна!

Какъ въ истинѣ бреговъ не далеки

Желавшіе однимъ скрѣпитъ наборъ

Завязанныхъ и снившихся чужимъ,

Отвергнутымъ причиной удивленья!

Пусть не вернется старый соръ

Предубежденья тайнаго! Зажимъ

Тревогъ – основа для творенья!

«Ты – единеніе съ собой…»

Ты – единеніе съ собой

Въ заброшенномъ и темномъ балаганѣ.

Ты – пиръ земной и схожій во…

Не знать про то! Очнись, гдѣ былъ!

Даль церкви – точный бой,

Слѣды ночей, потрепаны въ карманѣ.

Кѣмъ сталъ? Возложены въ кого

Терпѣніе, нарушенный твой пылъ?

Стукъ давитъ двери. Мессѣ радъ

Твой скульпторъ вѣры предисловій.

Въ улыбкѣ испоконъ – молчаніе и вой.

Пусты по горизонту всѣ скамьи воровъ.

Ряды безъ чиселъ – отворившій матъ

Всѣ правила и вѣхи пустословій.

Людской предѣлъ – колючій бой

За стѣнами плюющихъ поваровъ!

Ты – по себѣ… Ты – мѣрный край

Расхожихъ вывесокъ камней,

Пристрастій воспылать отъ монотонныхъ

Тѣхъ скриповъ, что другимъ – въ ухватъ

Во подати отъ счастья. Убирай

Свою натуру, отличимую при ней,

Кто не листала просо въ неуемныхъ

Флотиліяхъ при порчѣ новыхъ вратъ.

Какъ зелень въ приворотѣ гулкихъ клавишъ

Вмѣщаетъ двѣ звѣзды окна на злѣ

Казавшихся распоротыми въ полѣ

И спрятанными площадью высотъ!

Въ день новаго дождя собою травишь

Обманъ сидящаго на лопнувшемъ козлѣ,

Не замѣчаемомъ въ твоемъ укорѣ.

Всѣ прочитаютъ слово въ оборотъ!

Никто не обернется вѣшаться двери

Поблажкой прикрываемыхъ бугровъ

Отъ пѣнія, что выше. Не берусь судить.

Лишь воздухъ раскрываю въ морось.

Куда смотрѣть? Оттуда забери

Кончающійся перстъ. Онъ – не таковъ,

Какъ на прибитыхъ въ градѣ. Положить

Такъ стало нужнымъ выси скорость!

Чистилищемъ дворца не писанъ и поджогъ

Исхожей пристани внѣ рукъ

Ловящихъ облака, признаніе житья

По стертымъ тайнамъ въ переводѣ.

Луной застылъ щемящій сверху стокъ

Пощады примиренья. Модой вдругъ

Перевернулась старая бадья:

Тамъ много душъ! И сколь еще во сводѣ!..

«Все – сырость… Лужи – небеса…»

Все – сырость… Лужи – небеса…

Ложится вѣтеръ, стынетъ въ словѣ

Портретъ затасканныхъ до рукъ.

Дождь – возрожденная роса,

Разсыпанная въ чашѣ крови,

Неисчерпаемый извозчикъ отъ разлукъ.

Все таетъ… Не склонить и насъ,

Не помнящихъ ночные глазъ вокзалы.

Недвижимъ по театру этихъ чистыхъ

Далекій огнь, сторонясь прикрасъ,

Рожденные водою и хоралы,

И небеса, похожи на игристыхъ.

Все помнитъ глаженный конвертъ

Испуга прикасаться пожеланью

Задорныхъ тупиковъ въ аллеѣ напроломъ.

И благороденъ въ фонаряхъ простой alert,

Навязшій принимать по упованью

Отъ улицъ не причастія на сломъ

Своихъ не частыхъ тупиковъ рѣчей.

Объятъ мой вечеръ приглашеннымъ рвомъ

На безконечный возвращенья приступъ.

Гдѣ ловкость красокъ? Осенью ничьей

Становятся отъ номеровъ ночникъ и громъ.

Рука – погоды торопливый выступъ.

А каждый въ безпросвѣтной лжи этапъ

Намокшихъ вѣтокъ – тишь не эталона

Людского вечера въ подобіи «укусы».

Съ почтенной выси замѣняетъ трапъ

Испорченныхъ мелодій старостъ склона,

Забывъ собратъ по стѣнамъ юнымъ бусы.

Но гордъ не лоскутомъ потеръ угла

Смиренный въ цвѣтѣ, тающій въ иконъ

Послѣднемъ отъ страданій невпопадъ.

Сдуваемымъ по возвращеніи смогла

Остаться пропасть, обращенная въ поклонъ,

Разбитымъ въ стеклахъ мысленныхъ заплатъ…

«Имъ хотѣлось прибиться… Чертогъ…»

Имъ хотѣлось прибиться… Чертогъ —

Ложный путь фонарей, не забытъ.

Каждой твари, извѣстно, негоже

Проходить расписанья. Клинокъ —

Испытаній младенецъ. И плачетъ навзрыдъ

О своемъ утѣшеньѣ. О, Боже!..

Гдѣ же глубь, отстраненная насъ?

Подоспѣть бы однажды за ней!..

Крикъ – началенъ. Здѣсь – тьма и зерно.

Тамъ – круговъ кутерьма. Кто-то спасъ

Отъ величья издохшихъ царей

Всѣхъ и каждаго. Точно равно

Въ насъ, ступающихъ сразу на трапъ,

Суевѣрныхъ въ отброшенныхъ чарахъ

И листахъ пресловутыхъ кончинъ…

Бьется въ двери открыты сатрапъ,

Неизбѣжно цѣлуя во нравахъ

Воскрешенныхъ. И только одинъ

Носитъ свѣчи по старымъ дворамъ,

Принимая затишье за море

Бѣлыхъ заревъ за клѣткой земли.

Вонъ – ворота! Возьму и воздамъ

Свои дни, обреченные въ спорѣ.

Окрыленнымъ посланцемъ внемли

Воздыхать съ принесеннымъ листомъ

Ко бортамъ синеокихъ въ измѣнѣ

Всѣхъ пожизненно радостныхъ здѣсь.

Нѣтъ же!..

          Ставишь въ испугѣ на громъ,

Забиваешься въ сѣнѣ по мѣнѣ

Своихъ старыхъ забавъ. Отражается спѣсь

Надъ волной исповѣдниковъ стараго чина,

По касаемой волости крѣпкихъ ночей

И по лжи опасавшихся рунъ.

Повернись! Гдѣ достойна лепнина?

Гдѣ, касаясь не влажныхъ очей,

Новый свѣтъ?

             Только старый валунъ

Прячетъ дно, гдѣ мы жили. Беретъ

Старой носки – теченье удачъ

И колючій истокъ – безъ труда.

Участь въ томъ, что…

                    Да сколь уже лѣтъ

Не узнали того! И отнынѣ кусачъ

Давшій дни. На сегодня – среда

Насъ вращаетъ то спущенной… Дунь

На несносный привалъ отмѣчать!

Какъ здѣсь дышится! Право, не взвелъ

Я крестовъ на безбожну латунь,

Не способную вѣру позвать

Въ заготовки пути. Только плелъ

Небывалый мостокъ,

                   отраженный нѣжнѣй

Всѣхъ цвѣтущихъ по каждой струѣ

Образумившихъ цѣпкіе плаванья хоры.

Кто въ кусачихъ глазахъ кораблей

Станетъ святъ и собою вдвойнѣ?

Сдвинетъ къ окнамъ паленыя поры?

Имъ не снилось въ отвѣтѣ пощадъ

Разувѣриться встрѣчей тѣлесной

И уйти. Будетъ рожь на глазахъ!

Кто на рельсахъ остался – тотъ радъ

Своей краткости вздоха и прѣсной

Вѣчной схваткѣ въ ч/б на тузахъ.

Конченъ мракъ. Разошлись на ѵосе

Въ пыли всѣхъ этажей не обманы,

Но похожіе въ тонкихъ бѣгахъ.

Всѣ лежатъ на застывшей росѣ;

Точнымъ ритмомъ одернуты краны,

Взглядъ остался туманомъ въ вѣкахъ…

«Въ подсчетахъ сильно утомимъ…»

Въ подсчетахъ сильно утомимъ,

Безгрѣшенъ связывать едино

И то, что мы въ вѣкахъ растимъ,

А также плѣнъ рисунковъ сына.

Въ ночи надрѣзанъ старый Римъ:

То было страшно объяснимо.

Я роль изыскивать не сталъ.

Листъ – чистъ. И онъ сегодня – палъ.

Сей сборникъ выписанныхъ главъ

Закрытъ кипящимъ строемъ славы.

Изъ оперы начавшійся не сплавъ,

Угрюмый вѣстникъ, точитъ нравы.

Чужое на себѣ такъ испытавъ

Какъ брызги въ башняхъ ото Аѵе,

Низъ въ глазъ почилъ на страду силъ.

Налѣво – міръ. Его сносилъ

Аббатъ рисованный, что споромъ

Оберегалъ по рамѣ пятъ вѣковъ.

Я съ обезличеннымъ укоромъ

Поднялъ изъ пальцевъ отъ древковъ

Начищенный, какъ день, во скоромъ

Причастьѣ обѣлять всѣхъ дураковъ

Не сказанный еще предъ тупикомъ

Законъ смотрѣть. Свербящій комъ

Еще невѣдомъ въ присказкѣ губы,

Захваченной лѣсными берегами.

Чѣмъ смогъ верстать унынье? Вы

Низложены всей тьмой. И сами

Встаете отъ касанья на дыбы

Предъ скинутыми ранѣе богами!

Чѣмъ помѣшалъ раскрытый бредъ

Того, кто скоръ въ отмѣнѣ лѣтъ?

Даль тянется. Изгибы горожанъ

Отнынѣ – память въ крошкѣ стѣнъ.

Скрижали классика – подъ кранъ;

Невидимы разрѣзомъ ото мѣнъ.

Откуда зналъ то сѣдовласый Жанъ,

Запутавшійся въ возгласѣ сиренъ?

Кончаются слова своимъ сближеньемъ

Предъ чуждымъ для него сраженьемъ?

Какъ знать, что есть отъ чаръ смущеній

Расходъ ложащихся въ кусты?

Не выпросить застывшихъ подношеній

Отъ всѣхъ сторонъ. Опѣ – просты

По правдѣ талыхъ искушеній

Съ оградой, гдѣ таятъ листы

Примѣрку въ парѣ чувства полнотой.

Слѣди, безумецъ! Есть простой

Твой слѣпокъ пораженныхъ ссоръ,

Скрипящихъ сномъ за древа вкусомъ.

По слухамъ пресекающихся горъ

Осѣли съ будущаго трусомъ

Предать свои прогулки съ поръ

На отдаленіи руки. То ждется въ русомъ

Загонѣ, какъ имѣется въ другихъ.

Есть далѣе сіе въ оправахъ дорогихъ.

Во колыбели не удачныхъ строкъ

Южнѣе отъ накрытаго засовомъ

Пріятіи натуры скомканъ срокъ,

Не принятый за скуднымъ разговоромъ.

Въ среды подъемѣ какъ бы смогъ!..

Не начинаться во здоровомъ

Когда нѣтъ постоянства на міру.

Ходи, угрюмый, точно на пиру

Загадокъ прохожденія песка

Подъ шляпами расторгнутыхъ отъ глазъ

Другихъ здоровавшихся. Не низка

Съѣдаемая разомъ отъ расхода насъ

Такъ въ страсти схожая тоска

По намъ, затасканнымъ сейчасъ.

Гулъ признается. Я – пишу.

Я – только гримъ. И не прошу

Вернуть за даль отъ рукъ. Нуга

Не пострадала. Вкусъ берегъ своихъ

Прибрать заросшіе луга,

Зажженный пріискъ, ловъ лихихъ,

Не въ снѣ разлукъ. Потомъ – слуга,

По связкѣ не рождающійся стихъ,

Житье по кругу съ дозой лѣтъ.

И новый мѣсяцъ улицей согрѣтъ.

Не во четвертой сотнѣ хвалитъ небосводъ

Скрипъ старыхъ выкриковъ, лишенныхъ

Обидъ и переходовъ. Нарисованъ сотъ

Живущій призракъ точно завѣршенныхъ

Пріятій заметенныхъ. Ваше – вотъ!

Мое же – норовомъ гашеныхъ

И общихъ лепетаній старится силкомъ

Срывающихъ все мимо. Вертитъ комъ

За эрой по созданію «не красть

Благочестивой утренней погоды».

И, уговоромъ стойкихъ точно всласть

Катившись поперекъ, грозятъ народы

Искать за давностью ту масть,

Что отразится во седьмомъ. Породы

Нѣтъ въ томъ благословеніи искать

Обвалъ всѣхъ сценъ. Молчать! Играть

Не тащатъ по свирѣпой мѣрѣ въ залъ,

Такъ гибнущій, какъ не казалось въ рани!

Замкнулся вѣеръ. Сразу показалъ,

Померкнувъ воздыханьемъ: сани —

Не твой порядокъ. Вовсе не позналъ

Другимъ предписанное. Въ ваннѣ

Ты точенъ все закинуть во кадилъ

Отъ предписаній на исходѣ силъ.

«Всѣ достали изъ пыльныхъ гробниц…»

Всѣ достали изъ пыльныхъ гробниц

Жерди словъ, да отпущенныхъ вдаль.

Всѣ кормили себя, открывая

Свои бѣлые сны для другихъ.

Кровью маранъ исходникъ страницъ;

Забытье отразилось въ печаль.

Мы бредемъ, не себя сознавая;

Не кидаемся сказкой въ нагихъ.

Мы – просты и излѣчены въ матъ

Неприступной раскраски отъ благъ.

Что намъ свѣтитъ, даря не по розъ

Обѣгающей воли ходьбы?

Каждый – прахъ, проводникъ, виноватъ.

Бредъ молчащихъ – исходникъ и макъ,

Поле нашихъ людей. И вопросъ.

Кругъ, вершащій покои судьбы.

Такъ зашторенъ нашъ утренній ровъ

Этихъ спѣшныхъ наградъ. Фиміамъ…

Слухъ прощенъ, но просивъ на бобѣ

Этихъ вкусовъ, пощады снесущихъ.

Свѣтъ находитъ средь пальцевъ уловъ,

Что несбыточенъ. Тянетъ Марьямъ

Этотъ звукъ. Не пропалъ на губѣ.

Не разлился отъ вѣры поющихъ.

Каждый – ровный образчикъ тропы,

Открываемой въ прорѣзь окна,

Лучшій путь замороженныхъ. Гномъ —

Лютый пѣсни посланникъ. Взятъ.

Кто на зеркалѣ пляшетъ? Не ты…

Капель не видно на розѣ сукна;

Ловкость дается счастливыми. Сномъ,

Откровеннымъ моментомъ. Объятъ

Его долгій капризъ отъ тире

Какъ потрепанной свадьбы снѣговъ.

Отхожденье названій дается не такъ,

Какъ разрушенный счастьемъ оскалъ.

На раскаченной вѣтромъ зарѣ

Полонъ нашихъ овацій: таковъ

Серебристый когда-то чердакъ,

Во хмелю народившійся залъ.

Всѣ хлопочутъ, минуты не знавъ

Своимъ старымъ числомъ дураковъ

Темной комнаты двухъ представленій,

Точной лавки пустыхъ на глаголѣ.

Горькій запахъ – безпечный анклавъ

Не вернувшихся въ слогъ. Языковъ

Не представятъ. Столица сомнѣній —

Три перста при прогулочной волѣ.

«Тѣнь – чужая…»

Тѣнь – чужая…

Больница, отрава…

На скамейкѣ – отрубленный листъ…

Всѣ, себя провожая,

Мнутся мною не справа,

А въ гримеркѣ судьбы. Какъ артистъ.

И колышатся въ мигѣ;

Расторопно смѣняютъ слова,

Безкорыстіемъ старя броваду.

Мы проходимъ сквозь новыя книги;

Въ нихъ жива еще наша канва —

Денъ не долгій теряться по саду.

Тамъ нѣтъ только отъ насъ

Приспособленныхъ танцевъ разврата

И распущенныхъ въ небо земель.

Каждый камень имѣетъ свой глазъ:

Тамъ любовь отъ временъ – глуховата.

То – сожгли. Намъ своя акварель

Не способна поднять этотъ вѣсъ —

Прекращенный подарокъ лепнинъ

Отъ обѣщанныхъ станцій безъ паръ.

Тамъ же – изгородь, ангелъ и лѣсъ…

Въ тотъ же срокъ отъ потрепанныхъ спинъ —

Возвращенный Эдемъ, тишина, самоваръ.

«Міръ качнулся…»

Міръ качнулся.

              Морозъ. Голова.

Больше не за что взяться.

Больше нечего ждать…

Синимъ флюгеромъ точитъ молва

Жажду строить, прощаться.

Больше нечего ждать…

Міръ – должникъ пустоты. И временъ.

Точенъ старости вѣтеръ

И холмы – не прочитанный хламъ…

Оберегъ истонченья съ собою беремъ

Какъ затасканный…

                   Свѣтелъ!..

И холмы – не прочитанный хламъ…

Ложка сна – перемѣнчивый грифъ,

Пустословіе, кража песка.

Шея нищей отстала креста…

Надкуси самоцвѣты отъ сливъ,

За древкомъ замѣчая: доска!

Шея нищей отстала креста…

Ложка сна – оголтѣлый обманъ,

Сладкій деготь отпущенныхъ стрѣлъ!

Такъ повинны подарки во ночь!

Въ кучѣ сирыхъ на островѣ странъ

Не достанешь молвы.

                    Не хотѣлъ!

Такъ повинны подарки во ночь!

Мы остались писать. Мимолетъ —

Нашъ достойный обрубокъ пещеръ!

Коситъ взгляды вчерашняя кожа…

Рукъ забывчивость страха нейметъ

По отмѣтинамъ рухнувшихъ сферъ.

Коситъ взгляды вчерашняя кожа!..

Мы остались мечтать. Попурри

Этихъ вынесшихъ лапъ – простота.

Больше нечего ждать…

Сладокъ кофе въ отмѣнной крови,

Не касаемой края листа.

Больше нечего ждать…

«Такъ негоже…»

Такъ негоже

Въ охапкѣ похабныхъ строкъ

Не летать, задѣвая

Не того, кто дороже;

Тотъ – башенный рокъ:

Тамъ – смѣлые мы, все зевая.

Такъ по сушѣ,

Примѣрно склоняясь въ кирпичъ,

Возвращаются наши молебны.

Окна, стражи и души…

Брегомъ сталъ не отъ слезъ этотъ спичъ.

Всѣ здѣсь тѣни – цѣлебны.

Такъ по старому хлѣву

Раздышаться, что святъ!..

И не лѣвой руки достояньемъ

Покреститься. Не здѣсь. И кому?

Выйди вонъ! Тамъ намъ всѣ говорятъ

Какъ намъ жить. Съ разстояньемъ.

Такъ по міру скользятъ

Перепонки заложенныхъ книгъ,

Вольность вяленой стаи…

Входъ одними давно уже смятъ.

Но другими давно не возникъ.

Не тѣхъ писарей мы пролистали!..

Такъ не взятъ облаковъ

Искушенный своимъ же постомъ

Не несущій ту длинную слякоть!

На иномъ берегу дураковъ —

Пляски нерва надъ чахлымъ листомъ

И спѣшащая вкусами мякоть.

Такъ не понятъ простой абажуръ,

Говорившій о ночи при томъ,

Прикасавшійся плоти страницъ.

Пустыремъ по слѣдамъ отъ фигуръ

Разглашается призрачный громъ,

Все пугая прощенныхъ дѣвицъ…

…

…

…

…

«Она ищетъ средъ капель – свою…»

Она ищетъ средъ капель – свою.

Ноетъ тонкой дорогой циновки,

Старитъ все, ничего не касаясь.

Она слушать не хочетъ? Ною…

Такъ стары отъ дороги уловки!..

Но играютъ за насъ.

                   Такъ стараясь!

Она зритъ отъ вагона засадъ

Долгій путь, остановки подъемъ

И всю снѣжную душу пустыхъ…

Что ходить намъ впередъ и назадъ?

Одинъ разъ въ этомъ мірѣ живемъ

Средь такихъ же, какъ мы, не простыхъ.

Но не въ точности брошена суть!..

Все – подъ краской на долгія лѣта

Намъ подставлено въ росахъ опять.

Выстрѣлъ есть поцѣлуй. Или путь…

Руки – прочь отъ пустого сюжета!

Руки – скатерть… Беречь, обнимать…

За морозными вѣтками – четъ

Нами пройденныхъ ночью дворовъ.

Тихо утро…

            Глаза – по тыламъ…

Пробка – въ слабости. Намъ повезетъ!

Градъ обѣщанный – слишкомъ суровъ…

Но даетъ замахнуться крыламъ.

День такъ кратокъ! Всѣ – вдоль…

Всѣ, конечно, подобны самимъ!

Теплыхъ рукъ такъ вѣчна колыбель!

Голубыми вѣтрами не боль,

Отстраненную буквой, творимъ.

Островъ – нужен. Какъ плоская мель.

Кто отпуститъ за двери маякъ

Кинуть скрытое малымъ заходомъ?

Нѣтъ несчастья въ симметріи той…

Заблудившійся – точно варягъ!

Кто – иной? Не рѣшающимъ родомъ

Точка новая – часть золотой…

«Какъ въ непригодной…»

Какъ въ непригодной

Желтѣющихъ, тощихъ, крылъ

Опоясанной сномъ метели

Разыскать въ благородной

И тонкой стезѣ духъ? Забылъ

Не стѣсняющій лѣтъ. Свирели

Забытьемъ источаютъ на вѣсъ

Твои крики, читавшій въ пробѣлахъ

Зыбкихъ вратъ. Гдѣ ихъ точный счетъ?

Вечеръ катится къ намъ… Чудесъ

Не беречь! Въ сѣрой чащѣ надѣловъ

Притворяется сномъ этотъ взлетъ

Нашихъ новыхъ огней при себѣ.

Чувства – битый свѣчою флаконъ,

Темнота надъ столомъ при небесъ

Данной мысли. Въ точеной гурьбѣ

Снятся юность и жизнь испоконъ.

Кто-то схожъ съ отличительнымъ безъ

Новой тяги, распущенной въ стать

Не вернувшихся главъ поперекъ.

То возложено въ жертвѣ приданыхъ.

Дымъ такъ черствъ! Не умѣетъ листать

Нашу правду. Приступокъ – далекъ,

Но живъ разомъ въ глазахъ окаянныхъ.

Трещинъ скорость – отложенный свѣтъ

И престранная участь фамилій.

Слѣдъ во слѣдъ – переулка мой тонъ…

Стѣны разомъ сложились въ браслетъ

Изъ отброшенныхъ участью лилій

Всѣхъ восходовъ. Касаемый гонъ —

Прядь успѣха во дымкѣ сиротъ —

Безпрестанныхъ нарѣчій горы

И ходящихъ безъ насъ на заливъ.

Въ каждомъ выдохѣ прячется годъ

Отъ воскресшей въ сіяньѣ дыры

Этихъ словъ, что идутъ супротивъ!..

«При наполненной строго прихожихъ…»

При наполненной строго прихожихъ

Тонкой таліи свѣта безъ правъ,

При нависшей отвагѣ обняться,

Кислородной потѣхѣ любить…

Намъ не надо блюсти свѣтлокожихъ:

Ихъ картинки звонкомъ отодравъ,

Приспособивъ весной, не стараться

Ужъ нельзя. Я стою… Эта нить —

Несказанное чувство колесъ и пути,

Промахнувшійся въ радости воръ,

Возводящій мосты отъ оконныхъ преградъ,

Принимающій память во соусѣ стада.

Яркій сказъ ты живьемъ не крути…

Часть не слушавшихъ – утренній соръ,

Во величіи трусовъ. Размашистый патъ

Притворяется облакомъ чада…

То – пролистанный парка испугъ,

Въ вѣкѣ слѣпленный новымъ морозомъ

Отъ махавшихъ намъ вслѣдъ безъ слезы.

Все – конецъ отъ начала листовъ…

Высь – скучна… Есть обмотанный кругъ:

Твоя слабость (срослась уже съ возомъ)

Топитъ долгихъ листовъ средь грозы

Такъ изъ новыхъ недѣль, что пластовъ

Нашихъ встрѣчъ не хватаетъ. Не шлютъ

Въ обручальный песокъ угодившій жилетъ

Отъ вѣковъ, что прострочены часто.

О, край мѣры! То видѣлъ въ своемъ!

Безъ мозговъ эти кроны сейчасъ не снуютъ

По большимъ городамъ, гдѣ привѣтъ

Не фасуется. Пусто. Бѣжимъ отъ пласта

Тѣхъ горючихъ участій отъ склона втроемъ!..

«Или прядь да измотана внѣ…»

Или прядь да измотана внѣ,

Или ложь не прожита вовѣкъ…

Старость рветъ всѣ отрывки въ конвѣ

И бросаетъ неловко на снѣгъ.

Или конъ замыкается вдругъ,

Или плачъ надъ пустою водой…

Все зачеркнуто волею мукъ,

Безпричинности новой, тобой.

Или все, что сочится изъ тѣлъ

Или пашни зашедшихъ вѣтровъ…

Каждый мигъ обезцвѣченъ и смѣлъ.

Катитъ капли въ умѣренность сновъ.

Даже врагъ недостоинъ здѣсь тлѣна,

Даже рукопись страсти – въ полетъ…

Безъ пяти появилась замѣна,

Ну а въ полночь – звѣзда. Или ледъ.

Даже птицъ не касаемъ причалъ,

Даже ввысь не идущій – мечты…

Десять звеньевъ узналъ, не узналъ,

Но принесъ обреченно въ кусты.

Даже ловля боится въ обманъ,

Даже лучъ быстроногъ и мечтаемъ.

Заикавшійся вѣтеръ – не планъ,

А задиристый отрокъ надъ Раемъ.

«Неотрѣшимо въ этомъ полушагѣ…»

Неотрѣшимо въ этомъ полушагѣ

Срѣзать хотящее знакомиться и пѣть.

Расходны капли на бумагѣ;

Слѣпы сраженные. Имъ – мѣдь.

Имъ – страхъ и новость предъ собой.

Изнеможеніе веселаго утра.

Въ опаскѣ жизни строимъ вразнобой

Все то же, что снесутъ вѣтра.

По искрѣ нашей и игрѣ чужихъ

Ломается начерченная струнъ

Двойная гордость. На иныхъ —

Лишь пустота. Вселяющійся лгунъ

Тропой несвѣдущъ, но знакомъ и намъ,

Развернутымъ потрепаннымъ мздоимствомъ.

На полкахъ – пыль и память. Хламъ.

Но все блеститъ гостепріимствомъ.

Все превращается въ свой бѣгъ

Разстроенныхъ кончающейся брагой.

Опередивъ на свѣтофорѣ всѣхъ калѣкъ

Не жги свой сонъ отнятой сагой.

Не пережить – больное отъ свѣчей

Благополучіе замазанныхъ во шагъ

Ступеней безпорядка. Кто въ ничьей

Прекрасной оперѣ не пьянъ? Чудакъ!

Кто, заградивъ ночнымъ кольцомъ

Причуды, присказки, желанья

И все иное, станетъ удальцомъ,

Подкидывая книги на закланье?

Имъ въ томъ – дождавшійся досокъ

И тѣни сгорбленной безсилья

Припадокъ выхода. Мысокъ —

Отпущенныхъ ступеней эскадрилья.

И ровенъ голосъ. Враль – за душъ

Проклятье, вѣру, полдень дугъ…

По качкѣ сна, по разстоянью сушъ

Любой не откликающійся – другъ.

Тѣмъ перекрестокъ старыхъ номеровъ

Не разойтись желалъ по травъ

Такимъ ночнымъ… Скажу не отъ воровъ

Не каждому, кто опасался. Правъ

Лишь жезлъ во стекаемой крови

За огражденьемъ бывшихъ воплощеній

Дороги, круговерти… Запали

Не мой оттѣнокъ славы ухищреній

Поддаться глубоко рѣзнымъ угламъ,

Истоптаннымъ все крошкой во бѣгахъ.

Пустуетъ столъ. Тоскуетъ по глазамъ

Держащихся на темномъ. Взмахъ —

Неумолимъ и страстно безпощаденъ.

Кто станетъ спины разбирать въ умахъ?

Тамъ все осталось. Входъ – наряденъ;

Тамъ небо – гость въ большихъ домахъ.

Нѣтъ отголосковъ стекшихъ въ наготу

Признаній, писанныхъ впустую.

Крикъ повторяется. Взметнусь на ту

Я часть созвѣздья, гдѣ ворую

Горохъ дождей и надпись тѣлъ,

Разставленныхъ подъ лампой коридора.

Тамъ кто-то тихо о любви пропѣлъ.

Или про память бешенаго мора.

«Эта тяжесть прослушана отъ…»

Эта тяжесть прослушана отъ…

Гдѣ то «до», что не выспалось всуе?

Столъ, ночникъ да живой блокнотъ…

Нашихъ слезъ все вино кто плеснули?

Вѣра скачетъ, конечно, ногой;

Старитъ косо повѣшенный свѣтъ…

Тѣнь – порядокъ. Забытъ серьгой.

Ждетъ себя за признаніемъ лѣтъ.

Краски – ложь. Нескончаемъ жаръ

Тихихъ пѣсенъ среди листовъ…

Въ битомъ небѣ бокала не старъ

Только страхъ не твоихъ… Таковъ

Рай безмолвныхъ. Илъ даже гласъ

Горькихъ правдъ отъ своихъ слѣдовъ.

Меркнетъ кожа игравшихъ въ расъ

Изумленье похожихъ. Твоихъ медовъ

Страсть окончена. Мѣра трехъ

Тонкихъ стульевъ – подъѣздъ, колунъ.

По глазамъ у метро дурехъ

Нѣтъ ковровъ. Есть скрипачъ. Шалунъ.

Мертвый звукъ не мѣшаетъ. Вой

Оголтѣлыхъ отцовъ пути —

Сокъ послѣднихъ. Идутъ собой.

Только бъ намъ не на томъ цвѣсти:

Какъ подаренный лучъ. Онъ же – усъ.

Какъ прославленный въ горѣ вѣръ

Не опасный своимъ. И во правѣ лузъ

Не искавшій другихъ манеръ.

Мы тамъ всѣ – корабли троны…

Не заглянемъ. Идетъ тамъ срокъ

Жизни данной. Цѣлѣй стопы

Только щебетъ того, кто смогъ.

Не таить во себѣ крахъ… Лоскъ

Обитателей риѳмъ – этапъ

Оказаться въ огнѣ. И не броскъ

Темный вальсъ вездѣсущихъ лапъ.

Смытъ въ себя обозначенный стихъ.

Закрома забытья – запахъ водъ.

Держитъ старый вокзалъ двоихъ…

По вѣтрамъ – не седьмой эпизодъ…

«Взгляни же, рисованный верхомъ хребетъ…»

Взгляни же, рисованный верхомъ хребетъ,

На плоскость мороженныхъ. Грубъ

Твой новый отвѣтъ забытья по травѣ.

Ты самъ – человѣкъ.

                    Тебя уже нѣтъ.

И такъ безконеченъ межъ окнами срубъ!

Игольчатый паръ замиралъ на порѣ…

Побудь этой версткой невидимыхъ тучъ,

Сомкни берега на достаточный знакъ.

Какъ точки звѣзды наряжались въ домахъ.

Стойкій образъ кольца – не живучъ;

Ярый въ щедрости новой – пятакъ,

Старость знавшій быстрѣе на «Ахъ!».

И если жъ есть сегодня за талонъ

Разъѣвшій пригородъ случайный проводникъ,

Скучавшій отъ дождя промокшимъ пледомъ,

То завтра точно ловится въ бадлонъ

(Опять – тотъ опоясанный любовью крикъ!)

Открытый промежутокъ сердца предъ обѣдомъ.

Имъ не прикрыться. Лжива стать

Восторженнаго крика опереній

Своихъ же, давнихъ, точныхъ маяковъ.

Короткій метръ, дымное кольцо, кровать…

Зеленый свѣтъ пускаетъ на затменій

Всю участь только неугодныхъ простаковъ.

Такъ гдѣ же взгляда стройность впереди?

Замокъ отрады поголовью – сонъ,

Натужный водоемъ изъ слезъ домовъ…

Никто не опасается. Такъ всѣхъ веди:

Кто зналъ, что чувствуетъ уронъ,

Кто веселъ былъ предчувствіемъ умовъ.

«Не отдалится бликами…»

Не отдалится бликами

Похожій не на насъ.

Пересчитаетъ знаменемъ вокзалы.

И если бъ только криками

Разодранъ былъ атласъ!

И если бъ залы…

                Снова залы

Засыпать нескончаемо вдвоемъ

Съ пустыми ликами оконъ,

Изматериться эхомъ ярче баса.

Мы были живы, а потомъ умремъ…

Такъ было прежде. Испоконъ.

За точнымъ взглядомъ ловеласа —

Карающаго звонъ далекихъ чадъ

Отъ стойки слѣпнущихъ бездѣтно.

Пыль пишетъ діалоги не при немъ.

Такъ тѣсно!

            Собери же наугадъ

Сегодня сны… И безотвѣтно

Люби ихъ. Ночи – не вдвоемъ:

Какъ въ биты двери просыпавшійся овинъ

Рисованныхъ на скалахъ: кружева

Истощены отъ цѣнника впередъ.

На пальцахъ близкихъ – потъ картинъ,

Доставшихся сурово. И жива

Безъ сита правилъ треснувшая въ ледъ

Вся сила отъ броска иной длины,

Отправленная вывеской четвертой.

Вниманьемъ крылъ зачерчены моста

Прощальный звонъ холодной старины,

Качающійся шпиль лепнины стертой

И мѣдь отъ воздуха —

                     безгласая верста.

«Верхомъ обмануты…»

Верхомъ обмануты…

Такъ было всегда.

Между тѣми же нами,

Кто принялъ удушье вѣковъ.

Тяжелою кожею стянуты.

Какъ зависть легка!

Дурманы отвергнуты снами.

И каждый, конечно, таковъ!

И линзы истрачены,

Костры то не приняли въ насъ.

Горька не рябина, но свѣта

Желанная чаша – вода.

Всѣ входы другими оплачены,

Теряя посудиной басъ.

Корить ли кого-то за это?

Разломомъ виднѣется «да».

По сѣрости смытыхъ началъ

Не строки – любовью въ тоскѣ:

Ихъ принялъ готовый на Рай

И вздохомъ смиренный во тьмѣ.

Одинъ не въ себѣ заскучалъ,

Луну прижимая въ кускѣ

Своего не терпимаго. Все забирай.

Пусть ходомъ растетъ въ кутерьмѣ.

И смотрится краемъ отбитымъ

Стекла, норовящаго слыть

Затѣйникомъ двухъ у стола,

Скрипящимъ утрами восходомъ,

Движенье немного надъ свитымъ

Въ открытой фигурѣ. Что – прыть?

Зеркалъ представлялъ удила

Дышавшій на все мимоходомъ.

И только не жгучій отвѣсъ,

Но вся пыль соберется въ дорогъ

Нескончаемый вязаный бризъ,

Покушаясь на нашу пору.

Крупинками старимся чрезъ…

Дается ушедшимъ урокъ,

Отстающій отъ вымысла низъ

По водѣ, заградившей двору

Капли святости. Бисера ложь

Не распутана сладостью винъ

И отложенной волей огня,

Что намъ святъ, но отпущенъ и золъ.

Каждый вздохъ на другой не похожъ.

Прошлый листъ суетится одинъ,

Забирая въ узоры меня,

Расчищая отъ запаха полъ.

Вѣтеръ гонитъ за цвѣтъ

Не величье разсыпанной кары,

Застоялаго дня этихъ грозъ

И приличья создаться момента.

Обезличеннымъ сонмомъ каретъ

Безъ земли забываютъ удары

Адреса, пониманіе розъ

И качанье рѣки. Такъ изношена лента!..

«Стоитъ, не отгоняя на устахъ…»

Стоитъ, не отгоняя на устахъ,

Не принимая близко звука

Своихъ примѣровъ на кустахъ,

Отшельникъ лѣтъ. Его наука

Такъ неизбѣжна, что порой

Исходъ печаленъ во предѣлѣ.

Въ объятьяхъ страсти міровой

Загадки отражаются при тѣлѣ.

Стоитъ все тамъ, гдѣ груба горсть

Толкаетъ въ совѣсти движенья.

Съ собой забралъ картину гость

Не ради вечеровъ, но заблужденья

Дарящихъ книги на ступеняхъ за

Порой не нарисованныхъ перилъ.

Все небо – заточенная слеза

И до поры просимый проблескъ силъ.

Стоит, не вспоминая синій цвѣтъ

Отъ все читающей до спора

Съ остаткомъ раковинъ. Кюветъ —

Лишь прошлый снѣгъ. Того не скоро

Ты соблюсти желалъ. Зависъ

Твой призракъ въ таинствахъ сюжета.

Вся рукопись – отчаянна! И внизъ

Не въ грусти возрождается за это.

Стоитъ, безжалостенъ при насъ,

Прикрытый словомъ дальнихъ росъ.

Даря себя прижизненно на часъ

Поганыхъ во слѣдѣ, касается во косъ

Родномъ дождѣ, окрикнувшемъ коней,

Не оживленныхъ пѣсней на углу.

Стоитъ… Стоитъ… Становится роднѣй

Того, что я безъ васъ теперь смогу…

«Минута ждала… Потеплѣнье!..»

Минута ждала… Потеплѣнье!

Расходятся гвозди отъ рукъ

Нескончаемымъ днемъ горловымъ.

Молчаньемъ грозимъ. Откровенье!

Имъ двери во тьмѣ отъ разлукъ

Мерещатся съ АVЕ сырымъ.

Такъ трепетны глазъ небеса!

Кто ввѣритъ имъ дальній разсвѣтъ?

Двоится на звукѣ исходъ…

По стѣнамъ открытымъ стоятъ голоса,

Впуская живыхъ. Имъ терпѣнія нѣтъ.

Но кончится точка вотъ-вотъ.

Сдержи своей кожей, мѣриломъ души,

Послѣдній огонь на косомъ

Чужихъ исправленій предѣлѣ.

Такъ впалы тамъ птицы! Но имъ не кроши

Никакія разгадки. Въ босомъ

Не смиряются руки. Мы все проглядѣли.

Мы вышли дышать. О, мой часъ!

Разборчивъ дождемъ и горою,

Что часто выноситъ читаемый бредъ!

Кто ходитъ по лужамъ…

                      Кто небо сотрясъ…

Не скоръ его разумъ порою.

Смыкаютъ седмицы желаніемъ средъ

Не угнаться за отрокомъ Ноева дня:

Такъ хвалимы пески приглушенныхъ!

Оглядишься? Какъ кадръ высокъ!..

Вдоль той музыки свѣта храня

Опоздаешь родиться. Взбешенныхъ

Больше совѣсти Рима. Мысокъ

Меланхоліей стеколъ отпуститъ одну

Въ принимающій грани ступени

Вѣчный гримъ изваяній монетъ.

Тѣ же лица… Шагаютъ по дну,

Разступаясь отъ сытости лѣни

Лишь на крикъ, отъ котораго нѣтъ

Пары свитыхъ обложекъ изъ тьмы,

Трехъ стакановъ возложенныхъ страдъ

И носимой собой на эстраду.

Грѣхъ великъ ли своей кутерьмы?

Сколько станетъ зеркально преградъ?

Нѣтъ имъ чаши задобрить усладу!..

«Я листалъ листопадъ береговъ…»

Я листалъ листопадъ береговъ,

Несравненный въ отмѣченной травлѣ,

Искупивъ огороженный крестъ.

По загубленной ранѣ бѣговъ

Не дарилъ по цвѣтку.

                    А не намъ ли?

Бѣлый бликъ не живетъ среди мѣстъ,

Что намъ стали кидать по листу,

Возводящему комнатъ секиры.

Гдѣ уютъ въ оголтѣломъ? Не плохи

Часть иныхъ городовъ (не того принесу),

Братій вольныя, точныя, лиры.

Но во всемъ обжигаются здѣсь скоморохи

По обжитымъ, зеленымъ, словесъ

Не загаданномъ въ сочной тропѣ,

Не загадочномъ въ скорости косъ.

Выбирая по блюдцамъ далекій отвѣсъ,

Замыкая въ субботу дыханьемъ купе,

Отвергаю крѣпленый вопросъ.

Онъ и скоръ въ городахъ,

                        привезенныхъ къ стѣнѣ,

Въ своихъ пѣсняхъ, знакомыхъ на ладъ

Опечаленной масти просвѣта.

Другъ! Пусть руки утонутъ въ винѣ…

Пусть поставится въ перстъ этотъ садъ

И забудется участь. Нагая карета

Произволъ нагуляетъ въ своей не глуши,

Запоздалой смириться въ огаркахъ

Съ самозванной мелодіей тонущихъ въ рукъ

Безпорядкѣ недѣль. Ты того не пиши.

Буквы цѣну все сушатъ на маркахъ:

Твоя точка – побита.

                    И вѣтеръ – упругъ.

«И теперь мнѣ дающихся строкъ…»

И теперь мнѣ дающихся строкъ

Да нетлѣнный осадокъ любви

Корчитъ маски тонувшихъ причала.

Весь фасадъ этой жизни не смогъ

Не ложиться собой. Визави,

Попытайся начать все съ начала.

Вѣтеръ гонитъ за днями не насъ,

Удосуженныхъ въ новомъ прощеньѣ.

Все остыло и буквы – на счетъ!

Не кидаемъ подъ ноги окрасъ

Обезлюдевшихъ улицъ.

                      Въ движеньѣ —

Ложь отъ чувства и новый полетъ.

Открываемъ по парѣ желтѣющій тонъ

Прикасавшихся пятенъ до ловли руки

И танцуемъ на прахѣ сходящихъ вдвоемъ.

По закрытымъ соборамъ – не стонъ,

Но пріятье всего. Тамъ свое простаки

Поощряютъ бѣгомъ да живьемъ.

Лунный скоръ и оттянутъ на бой

Мимолетный подарокъ сугроба.

Нѣтъ ожившихъ въ цвѣтущемъ подолѣ

Этихъ битыхъ оконъ.

                    И теперь за собой

Прячемъ знаки. Какая утроба

Насъ заманитъ пристрастіемъ воли!

Скажетъ просто, не ставивъ на судъ

Отгороженной черствости прахъ,

О кричащихъ своимъ недодѣломъ.

Насъ за строки по воздуху мнутъ,

Прекращая цѣпляться за взмахъ,

Оставляя карабкаться въ цѣломъ…

«И въ глоткѣ – сплошной монохромъ…»

И въ глоткѣ – сплошной монохромъ.

Вашихъ четкихъ границъ нѣтъ и блажи

По квадратнымъ исходамъ порой.

Этихъ улицъ узлы намъ не слаще, чѣмъ ромъ;

Не такъ избраны въ сонной поклажѣ,

Какъ венозные знаки встающихъ корой.

Лебедь снѣжнымъ прогаломъ и стонъ —

Обручальный по тѣлу ямщикъ,

Нескончаемый въ лентѣ грѣха.

Вдаль хватился рѣзнымъ не Аѳонъ,

Въ благодарности падая. Гиблый старикъ

Носитъ притчу, что вровень легка.

Словъ – не ждать въ воспріимчивой лжи,

Нападая на старости дикія склоки

Въ поднимаемой фразѣ наружныхъ высотъ.

Стѣны ждутъ. Ихъ – не знать. Что ужи

Восхвалятъ незабвенности сроки,

Замыкая безъ пѣсни положенный лотъ…

«Кому оставлю здѣсь объятья?..»

Кому оставлю здѣсь объятья?

Гдѣ силы скрашены молчаньемъ?

По времени скрываю воспріятья

Косые взгляды. Не моимъ вниманьемъ

Пройдутъ по мѣдной реѣ въ штиль

Обугленныя версты тихихъ капель.

Я многаго хотѣлъ? Нѣтъ! Лишь…

Не дайте обмануться. Хладный скальпель

Нарѣжетъ перья, разводя въ ночи очагъ,

Приправивъ недосказанное бредомъ.

Дни – безполезны.

                  Каждый – бракъ.

Хвальба предъ зеркала сосѣдомъ,

Пустыми полками, начитанными для

Почетныхъ зависти, ухмылки, колыбели.

Все – прожито. Заводитъ не меня

Сей вѣкъ расторгнутый. Всѣ обмѣлѣли

Просторы скинутыхъ весною броскихъ воли,

Придуманныхъ началъ, исписанныхъ перилъ.

По лѣту не сомкнутся. Распороли

Чужихъ пристанищъ грязъ и ненависть. Залилъ

Въ чернила гордость золотыхъ оправъ

И каждодневный счетъ чужихъ завѣсъ.

На берегу невидимомъ начавъ…

Не упустивъ звонковъ счастливыхъ пьесъ…

«Свѣчи – старыя…»

Свѣчи – старыя,

                но такъ плясали!..

Темный ротъ отверзнутыхъ воротъ

Вторилъ жизни, снѣгу, утѣшенью…

Кѣмъ насъ сразу въ окнахъ оболгали?

Кто заказывалъ себѣ широтъ

Нашихъ страсти къ украшенью,

Бѣлизнѣ накрашенныхъ въ саду

Тѣхъ ночей, привязанныхъ къ веснѣ?

Человѣчна уступающая грань!..

На притихшемъ въ участи ладу

Вѣтеръ не забылъ въ своей деснѣ

Все стереть… Отверженная рань

Листопада мокрыхъ словъ грѣшитъ

По листающему дыму недопитье

Нудныхъ, мраморныхъ, даровъ.

Кто къ своимъ крыламъ теперь пришитъ,

Не включая вечеромъ событье,

Запираясь ночи? Не здоровъ

Приглашенный портить бѣдолагъ

Ихъ отторгнутую сущность отъ боковъ,

Радость притворяться угомонно.

По отходу – оборачивайся. Благъ

Кидающій по нотѣ съ потолковъ

Всю тетрадь. Читаетъ монотонно.

«Во улицѣ временъ измѣнчивая стать…»

Во улицѣ временъ измѣнчивая стать

Листаетъ прихоть сложенныхъ собой

По жизни блѣдной,

                  не игравшей въ Рай,

Остатковъ пріютившихъ наслажденій.

Сложивъ перста, имѣя благодать,

По именамъ раздѣлавшись съ утробой,

Не зримъ каменьевъ хладъ.

                          Не выбирай

Своихъ въ потухшихъ фонаряхъ и наважденій

Никчемныхъ Зазеркалья бранныхъ словъ набатъ

По всѣмъ оставшимся отъ лабиринта славѣ

Грозящимъ выстроить на точность перспективу.

Имъ нѣтъ въ насъ благодарности наитья.

Не привыкая къ вѣтру, уже долей кратъ,

Костры отъ сотворенья видимъ по забавѣ,

Не отличая лебедей, молчащихъ въ ивѣ

Отъ грязныхъ лапъ, дающихъ за наживу

Въ отмѣнной безконечности просить портовъ

Желанье кропотливой не супруги

Вѣковъ усердныхъ. Станетъ родъ не ныть,

А прекращаться ложью синихъ лентъ.

Раскиданъ пепелъ до домамъ тортовъ —

Свидѣтелей замѣны. Въ дольномъ кругѣ

Не совладать съ натурой, не сокрыть

Того, что ждетъ седьмой абонементъ

На краскахъ, искаженныхъ по угламъ,

Сдираемыхъ печатью старыхъ свѣта

И хода въ спящемъ бодростью винѣ.

Кто все закроетъ въ ликѣ спѣломъ?

По рамамъ солнечнымъ не сладокъ хламъ,

Подарки затмевающій за это —

За нашъ во благѣ поворотъ. И мнѣ —

Чужой лишь годъ, отложенный на первомъ

Десяткѣ проходить по звукамъ отъ кистей,

Впряженныхъ въ стѣны безобразно криво,

Спускаясь вычеркнутымъ нынѣ въ прутъ

Кривляньѣ прошенныхъ особъ.

Не грубъ цѣпляющій моментъ саней,

Проспавшихъ далеко отъ ласки дива.

Безпрекословенъ отнимавшій годы плутъ,

Не прошенъ чашей пустоты дремучій снобъ,

Раскрашенный хвалебнымъ пиромъ давки

Своихъ отмѣтинъ. О, куда меня завелъ

Распахнутый отъ вѣка залъ! Исхоженъ.

Но принимаетъ взглядъ. Не за того.

По перекресткамъ, сложеннымъ въ удавки,

Всегда и мимо – сложный ореолъ,

Кричащий для себя. Онъ – остороженъ.

Онъ – вправѣ отказаться отъ всѣго.

Доколѣ строгъ. Доколѣ по ѳитѣ

О, святый въ не прощенной простотѣ,

Ловящій стопку на сожженной наугадъ

Пространной, суженой, тройной!..

Всѣ краски: то – исчадье на листѣ

Входящихъ загражденными. Плитѣ

Поддаться – я стою за маскарадъ

Вдыхаемыхъ по готикѣ листвой…

И какъ далекъ опустошенный передѣлъ

Во имена сосѣднихъ! Пальцемъ ткни —

Не приведешь распутывать двухъ одъ!

Кѣмъ уносимый портится загулъ?

Какъ не было. Стоитъ одеждъ надѣлъ.

Безъ стѣнъ все сокрушенное макни

Въ великій, жадный, тощій сводъ.

За нимъ – лишь постригъ. Зналъ то мулъ.

Какія, огня пристрастившись, досталъ

Ты книги, заводчикъ упущенныхъ вразъ

Соломенныхъ лѣтъ, убиравшихъ за два

Достойныхъ примѣра колючаго мрака!

Но міра разсказчикъ по берегу – малъ.

Хлопочетъ по мѣлочи. Утренній сказъ —

Дорога дворцовъ, пустырей. И конва —

Утрата парящихъ безъ должнаго брака.

Обозовъ не ищутъ въ пращѣ на камней

Цвѣтовъ недовѣрья да чистымъ палатямъ.

А кто-то былъ правъ до двоякой поры,

Изъ тонкихъ одеждъ выбиваясь въ затворъ?

А чѣмъ, поправляя, смѣется умнѣй

Въ прищурѣ ухвата, скромнѣе по ятямъ?

Мы бѣгло не сбились, но стали стары.

Но правильно ль ставить себя да въ укоръ?..

…

…

…

…

…

…

«Не выходятъ чужіе поверхъ рубежей…»

Не выходятъ чужіе поверхъ рубежей.

Нѣтъ на станціяхъ черныхъ замковъ,

Старой слякоти могущихъ вытъ

Свои въ слогѣ пропащіе рвы.

Шестъ часовъ. Что-то стало свѣжѣй.

Что-то пишетъ въ печаль позвонковъ

О блаженныхъ огняхъ. Позабыть…

Подчеркнуть небеса до травы.

Не помогъ за перронами вздора

Оправдаться раскосымъ на шеѣ

Скучнымъ рядомъ просящихъ заботъ.

Забывать – не смѣяться. Довольно!

По остаткамъ Луны – относительно l'oro

Не встревожилъ попутчикъ скорѣе

Вашихъ долгихъ рѣчей. Полиглотъ —

Темноты произволъ. То – не больно…

То – не грань въ тонкихъ стрѣлкахъ дворовъ,

Расписныхъ саквояжахъ старанья.

Плату смоетъ дождемъ отъ крахмала внатягъ

Безпокойный стрѣлецъ поднебесья.

Тамъ разстаться – по тѣни, безъ словъ.

Тамъ родиться – во пыль изваянья!

Бѣлый листъ не зашитъ. Двоеточьемъ бродягъ

Не идетъ отраженье. И здѣсь – я!

Я чеки читаю. До боли. До дыръ.

По открытымъ ступенямъ дышу въ темноту

И въ раскаченномъ морѣ отвѣтовъ

Засыпаю, повѣсивъ спряженья на сукъ.

Я былъ сномъ въ наготѣ отъ довольныхъ проныръ.

Заворачивалъ душу во вкусы. Не ту.

И не эту. Концертъ изъ кларнетовъ!

Весь мой вечеръ – забывчивость брюкъ.

Книги – ложь добродушья со сценъ,

Перевернутый пискъ собирающихъ пыль

Отъ начальныхъ тѣхъ капель разврата,

Что искалъ по себѣ выходъ въ свѣтъ.

Давитъ праздникъ лишенныхъ для мѣнъ

Выбираться въ промерзшій ковыль,

Принимать по себѣ. Но горбата

Та раскрашенныхъ гордость. Раздѣтъ

Приглашенный на балъ со своимъ багажомъ,

Не сводящій при имени глазъ

Со стоячихъ мостовъ и навьюченныхъ примъ

Въ безполезности таять въ роялѣ.

Мигъ не взятъ леденящимъ ножомъ,

Не зачерченнымъ въ пиршествѣ васъ,

Но понятенъ. На томъ и стоимъ,

Приглашая на вѣчности судъ въ одѣялѣ.

Тѣнь улыбокъ ужъ сходитъ съ краевъ

Точной въ прелести жатвы прогула

Разныхъ пасекъ сидящей прохлады.

Что мнѣ мѣра такъ ровно стоящихъ?

Вашихъ оконъ всеядныхъ, буевъ…

Вашей пыли и криковъ – ранъ пула…

На подолахъ картинъ замыкаются гады,

Не имѣя по вѣтру звенящихъ.

Я дождался такъ ровно въ прогонъ

Долгихъ стѣнъ образумившій локоть!

Такъ загналъ эту трубку о шесть

Этихъ долгихъ часовъ. Аккуратъ!..

Изъ безбрежныхъ лѣсовъ источаются вонъ

Запись тонкихъ чернилъ, тьма и похоть.

Занимается вкусомъ не варенымъ месть,

Отпуская того, кто слегка виноватъ…

«Лѣстницъ закрытыхъ обманный бродъ…»

Лѣстницъ закрытыхъ обманный бродъ

Сильнѣе, чѣмъ я, противоходъ.

Но надпись кричитъ: «Не соври!»

Мы – по сѣрой пыли расторгованный лотъ,

Корабль, терявшій блестящій народъ.

Размотанный карой зари.

Глаза не отъ зрителей манятъ засадъ

Короткихъ гудковъ, высоты отъ палатъ.

Расхожая пѣсня сомкнется въ груди!

Начало костровъ. Да во благѣ. Халатъ.

Сегодня не самый довѣрчивый радъ

Своимъ же печалямъ, что ждутъ позади.

Такъ ровны листы и потеряны въ разъ

Туманныхъ разсвѣтовъ загадки во фразъ

Не сочтенной въ дыму колыбели!

Есть день – отъ достоинства лазъ,

Хотящій по сценамъ представитъ не насъ.

Ложитесь по правиламъ цѣли!

Кидайте листы по засаленнымъ рукъ

Корчмѣ испытаній и свѣта, внѣ мукъ.

Я дарую бывшее тѣхъ береговъ…

И порвана площадь. И выступъ есть сукъ,

Начерченный править. То – звукъ,

Послѣднимъ растаявшій мѣрой снѣговъ…

«Кто – духовникъ, не скорый намъ во плачъ?..»

Кто – духовникъ, не скорый намъ во плачъ?

Не скрытый подневольнымъ обѣщаньемъ

Искать отторгнутыхъ? Все – лѣсъ…

Какъ одиноки улицы! Окно, калачъ…

Какъ одобряемы своимъ прощаньемъ!

Я ими съ вечера не слезъ…

Откуда, быстрый въ рѣчи единенья?

Твой переплетъ законенъ на вѣка,

Отдавъ гостепріимство сѣрымъ блюдамъ.

Ты старъ уже?

              Не жди благословенья!

Твой листъ взлетѣлъ. У потолка

Струится пѣсня. Огнь лизоблюдамъ.

Да! Пусть прахомъ притворится стражъ

Вселенскихъ гимновъ и порока!

Я отраженьемъ сгину межъ камней.

Не ходятъ призраки. Но пажъ —

Досужій разставаній. Только бока

Не представлялъ, смиряясь отъ огней.

Ты не остылъ. Ты обреченъ и нагъ.

Всѣ стали расколдованными въ шпагѣ

И по утрамъ ненужными. Какъ дверь

Тебя стѣснялась? Не дуракъ,

Но осѣдлалъ зачерпанной въ отвагѣ

Всю безымянность. И теперь повѣрь.

Оставь то въ сумракѣ негожемъ!

Такъ пусто здѣсь! И недосугъ

Мнѣ распрямиться бодро и надежно!

Я вижу только звѣзды на прохожемъ,

Кто мнѣ кидаетъ мимо рукъ

Свои страницы.

               Я ихъ скрою нѣжно.

Оставь ихъ здѣсь. Не тяжкими во снѣ,

Не долгожданными во пряничномъ при роѣ

Семействѣ откровенныхъ до упаду.

Коснись ухода.

               Оборачивайся внѣ

Всѣхъ разлученныхъ въ прекращенномъ воѣ.

Мы такъ близки томимымъ къ маскараду!

Да было бъ такъ! Я по чужимъ атласъ

Кидалъ бы прямо, маясь суеты!

И сжегъ бы созерцаемое чудо!

По… Вѣчность поскорѣе будетъ насъ.

Кто выигранъ не ею? Только ты?

Коварство плещетъ намъ отъ блюда.

То – вѣрность приносного. Не томи

Своимъ терпѣньемъ прикасанья головы.

Во половинѣ дней сурова язва спора.

Все будетъ ласковымъ до старой «ми»,

Завернутой во хлѣбъ. Твоей поры

Несносенъ экипажъ ручного ора.

Я близокъ былъ. И не терпѣлъ порой

Отъявленной слезы осенній волокъ.

Такъ почему смѣняются фасады?

Я точно радостенъ.

                   Смотри: живой!

И мѣсяцъ все дышалъ межъ полокъ.

Но вышелъ. Безпокоенъ. Кто намъ рады?

Мнѣ знать ли?

              Все – невмоготу.

Все прекращаетъ связывать покои

Съ творцами междомѣтій на корню.

Такъ праздность – въ чести! На лету

Не оказавшись, ждешь, что двое

Слѣпцами стали. Раннюю, твою…

Не причитай.

             То проклято за днемъ.

Нѣтъ притчей скидывать со стула

Свой новый мигъ, его опору!

Безъ раннихъ возгласовъ мы времъ,

Заводимъ пляски. Точно отдохнула

Кричащая вдогонку пару, вору?

Обѣтованнымъ сходится съ поста

Правдивость приближенныхъ серебра

И ихъ по мытарствамъ увечій.

Воспоминаньемъ легкаго моста

Трудись надъ статуей добра,

Катись, какъ было, мѣлкій, человѣчій!

Нѣтъ новыхъ ароматовъ при твоемъ гнѣздѣ,

Пропущенныхъ отъ лѣстницъ перерыва.

Нѣтъ грозди, выплакавшей сокъ.

Кидаясь отъ удушья ко большой звѣздѣ,

Не примѣнивъ къ себѣ летящаго обрыва,

Я тайной пережить того не смогъ.

Да, страстенъ пиръ тѣхъ дней иныхъ,

Не выпущенныхъ пламенемъ у сценъ,

Разодраннымъ повѣріемъ припавшихъ.

Что взятъ по улицамъ съ больныхъ?

Живетъ по адресамъ большой обмѣнъ

Чужихъ на чуждыхъ, сладко цѣловавшихъ.

Но тамъ закатомъ сглажены порокъ,

Вѣнецъ лавровый отблескомъ дороги,

Ходящій циферблатъ зеленыхъ мастаковъ.

И ненавязчивъ умиленья прокъ

Для насъ, кого бѣлили мѣрно боги.

И скинуты въ ничто!

                   Итогъ временъ – таковъ!

Я по тебѣ не мыслю точныхъ залъ,

Обѣдней скорыхъ и пріютовъ дремоты.

Не искушаю словомъ «докучаю».

Но день становится такъ малъ,

Что то признаютъ люди. Даже ты.

Огни не спящихъ я въ бродягъ листаю.

Не заговаривай! Не льютъ теперь воды

На предвкушаемую сущность одѣяла.

Ровняютъ трижды въ вертикали рядъ

Вернувшихся спиной. Твои труды —

Не больше стада.

                 Кто его теряла?

Не ты во дно всѣмъ скользкимъ взятъ…

«Не мѣняется вѣкъ…»

Не мѣняется вѣкъ

Мой, твой, столицы

По старости скрывшихъ ее.

По сухости рѣкъ

Мы беремъ небылицы,

Сжигая собою свое.

Нѣть сегодня различья:

Ночь, утра благодать

Или кто-то зоветъ на рисунокъ.

Хладенъ призракъ приличья,

За шагами уставь повторять:

Ваше зеркало тонетъ межъ сумокъ.

Сколько старыхъ именъ!..

Нѣтъ названій въ путей

Насъ щадящей исторіи Ноя.

Раздѣляетъ насъ вымокшій ленъ,

На прощанія волей людей

Обѣщавшій касаться не зноя…

«Листовъ исписанныхъ не сторонясь…»

Листовъ исписанныхъ не сторонясь,

Не отыскавъ во боли края

Закрытыхъ строфъ, бѣгущихъ нотъ,

Обложки рвутся, на меня смѣясь

До наступающаго мая,

До всѣхъ воздвинутыхъ чрезъ потъ,

Затасканныхъ опавшимъ слѣдомъ

Своей безспорной высоты…

Смахнулъ кто тихое безсмертье?

Я имъ, отпавшимъ, точно вѣдомъ;

Но не позволены мосты

Моимъ словамъ. Гдѣ твердь? Я…

Иль кто зашторитъ воли красъ

Касаться пожелтѣвшихъ купидоновъ

На той же парѣ отъ холмовъ?

Тропа изъ улыбающихся въ насъ

Не стряпаетъ вернувшихся вагоновъ.

На берегу забытъ большой уловъ…

Какъ мы ходили, волнъ не зная!

Какъ приглушенъ теперь ужъ свѣтъ!

Во половинѣ старости пріятны

И мы, и прочіе. По времени слезая,

Прощая не того, разыскивать билетъ

Не станемъ.

           Тропы жизни – внятны.

Ихъ почесть окунаема въ прогалъ,

Застывшій опереньемъ поворота.

Какъ знать ступени предвѣщала суть!

На сторонѣ во свѣтѣ не мигалъ

Безсильный. Видимо, суббота

Прошлась босой. Не взбаламуть

Ея не павшій ликъ своихъ сторонъ,

Наѣвшихся простора скрытыхъ бань,

Навьюченныхъ базаровъ въ скромномъ плачѣ.

И каждый идолъ – въ щепки, вонъ!

И каждый слушатель – привстань!

Гласъ – попереченъ. Можетъ быть иначе?

Недосягаемъ тотъ забытый столъ,

Дрожащій скорописью, паломъ

Нагроможденныхъ словъ и днемъ шипа.

Заливомъ сталъ безбрежный молъ,

Сходясь подъ пѣсни въ вѣкѣ маломъ

Въ ту грань пощады, что слѣпа

Своей струной, держащей по бѣлью

Надменный прокъ знакомыхъ паръ

И нѣжной тѣснотой полощенныхъ дверей.

Расплатой такъ старается семью

Заборъ не подчеркнуть! Но самоваръ —

Глашатай, что становится добрѣй.

«Во пустотѣ накрытаго стола…»

Во пустотѣ накрытаго стола,

Смирившись тайнъ отвергнутаго слова,

Витаетъ запахъ… Примиреньемъ крова

Съ обычаемъ заглядывать – молва

Крѣпится въ тишинѣ. Народъ – изсякъ.

Народъ пространенъ безпредѣла.

Въ завистливости тягостнаго тѣла

Не каждый духъ сейчасъ обмякъ.

Во кражѣ вѣчной суеты суетъ

Попридержи ухабистыя длани.

Твой горизонтъ – не сытость ото лани;

Твой звукъ – не пригоршня монетъ.

На черно-бѣломъ состояньѣ сна

Преображенный поворачиваетъ стулья.

Была честна въ тѣни своей горгулья

Пока не скрылась приглушенная весна.

И гордый недовѣсокъ рветъ теперь

Испепеленныхъ строкъ качающійся матъ.

Кристально нами вывѣшенный Ваттъ —

Позоръ холста, содружество потерь.

Нѣтъ точныхъ оконъ въ томъ соку,

Что давитъ грудью ворошенный балъ.

Исчадье сновъ – нелѣпость и провалъ.

Похожій день – огарокъ на боку.

Но какъ близки сидящіе въ кустахъ!

Какъ точно тронуты далекой стороной!

Къ тѣмъ листьямъ клена не прибился Ной.

И спасъ не насъ. Не нашъ развѣялъ прахъ.

А входъ дверей неспѣшныхъ – цѣль,

Уставшая въ надменности черкать

О томъ, что признается во «алкать»

Не нами посреди чужихъ земель.

Прими, нашъ странникъ, средь костей

Скамьи потертой разрѣшенный ходъ.

Все не сложилось ровно. Оборотъ

Цѣннѣй прощаній, сказки волостей.

Прими стояніе подсмотренныхъ угловъ

И крики прижимавшихся безъ знанья.

Опередивъ предъ сномъ свои старанья

Тотъ дальній переулокъ не готовъ

Вернуть спасенное съ удобной стороны

Для несуразности отложенной постели.

Заборы – тяжелы… Другіе – обомлѣли,

Смыкаясь чуждымъ. И теперь – равны.

Начать съ подобранныхъ за рядъ

Бездушныхъ отраженіемъ зеленымъ —

Быть славой поперченной. И хваленымъ —

Стоять и каяться, пока не говорятъ:

Къ чему смѣнилось въ красной вязи древъ

Твое опустошенное смиренье?

Кѣмъ мнѣ дается строго оперенье

Безъ тѣхъ полетовъ, что проворный левъ

Замазалъ точностью, не новой на глазахъ

Отпущенныхъ молчать несправедливо?

Сезонъ: то – скука. Вывѣтрилось диво,

Мазкомъ пристроившись на тормозахъ

Къ завѣтнымъ скрипамъ, должнымъ быть

Въ своихъ узлахъ начатыми въ пещерѣ.

Опустошенье прячется теперь по вѣрѣ

Все развязать, не чаявшись покрыть

Такъ быстро рухнувшимъ въ ломоть

Желаньямъ притворяться кавалеромъ

Своихъ шаговъ. Все смыто съ изувѣромъ

Во точку присныхъ. Отмѣчалось хоть

Мечтанье не хвататься за вагонъ,

Задержанный въ надорванности фиги?

Но облаковъ замученные сдвиги

Дома свои кидали точно вонъ…

Какъ ты живешь, нося въ себѣ ущербъ?

Я былъ такимъ же, позабывъ?

Чѣмъ оправдать теперь порывъ

Не прятать сущность между вербъ?

Не во смѣняемыхъ за разъ обманахъ

Просили загибать въ своихъ садахъ

Терпѣнье поддаваться и на лбахъ

Не счесть по двумъ въ печальныхъ ранахъ

Колосья скрипа и пустой накатъ,

При насъ не скорченный горбомъ.

Не признаваться въ неожиданности въ томъ

Себя коримъ на трансцендентный ладъ.

«Ваша боль…»

Ваша боль —

             безпричинна…

Кто сокрылъ въ малахитъ

Правый шагъ опустѣвшихъ извилинъ?

Жизнь качается чинно,

Свѣчъ порода отмѣнно горитъ,

Отзвукъ тихихъ во днѣ не повиненъ.

Ждать воскресшихъ съ вокзала,

Солнца правду имѣя сказать —

Вздохъ кидаемыхъ въ жаръ рубежей.

Про прожженный отрывокъ сказала

Не искавшая въ стѣнахъ кровать

Своихъ тайнъ средь точеныхъ ножей.

И отъ нихъ, собираясь на часъ

Должной воли пропитанныхъ каръ

Мастеровъ затворенныхъ оконъ,

Ставятъ на конъ отставшихъ отъ насъ,

Затворяя замазанный даръ

Отстоять во величьѣ иконъ.

Ваша глупость отвергла уста,

Не давая разстаться при тѣлѣ

Этихъ должныхъ за танцемъ при водъ

Замираемымъ рискомъ, считая до ста,

Не примѣрнымъ огнемъ. Но хотѣли

Вашей жатвы тѣ амфоры. Вотъ!

Выйди, смѣсь потолочныхъ вѣтровъ,

На далекій размахъ не читавшихъ

Ту, стороннюю, опись началъ!

Разграничивъ людей внѣ потовъ

Отъ взращенной всей копоти знавшихъ

По бездушнымъ подъѣздамъ – лишь палъ.

Вашъ огонь не достоинъ на брегъ

Свой бродячій истокъ – да во мѣдь

Подносить, припирая предбанникъ

Всѣхъ судей.

            Я – опять человѣкъ!

Сколько разъ не учту того впредь!

Но не къ вамъ подберется изгнанникъ!

Дважды лить не настроенъ и пажъ —

Лунный мигъ удосуженныхъ ора

Въ тѣхъ палатахъ своей нѣмоты.

Измѣненья – безъ красокъ.

                          Удачливый стажъ

Этихъ горькихъ портретовъ – сонъ спора,

Отстающихъ дворами, сжигая мосты.

Вашъ родникъ пересохъ на губахъ

Тѣхъ тяжелыхъ на входъ отъ пристрастій

Карамельныхъ звонковъ по пыли костылей.

Чуждыхъ комнатъ, сожженныхъ рубахъ,

Прочныхъ ночи бѣлесыхъ запястій

Не терять, становясь только злѣй…

«Звукъ держитъ счастье на дворѣ…»

Звукъ держитъ счастье на дворѣ,

Мечтая прикасанья облаченье

Прибрать къ основамъ. Не зарѣ

Все портить маской во рѣшеньѣ.

Не заходящимъ скалиться теперь

На четкій круга мѣдный даръ.

Какъ робокъ дышащій и старъ!

За нимъ не скоро слижетъ дверь

Загадокъ братій на уловъ

Не мудрости, посаженной на словъ

Скупую старость и камеи лжи.

Кто держитъ тѣнь? Ужель пажи?

Нѣтъ! Бытія приглаженная брань

Отсюда не стремится вскорѣ.

Не медли! Отраженьемъ стань

Сейчасъ! Тамъ воръ стоитъ на ворѣ.

Тамъ стоящій своихъ красотъ и розъ

Не сбившійся горячихъ очертаній.

Окрестъ зимы имѣть свиданій

Оконченный миражъ – дешевый возъ

Изъ меморандума навьюченнаго зла.

Другая бригантина точно подвезла

Искать пути ночного завѣршенья.

Какимъ они предвидятъ отношенья

Сиропъ бездарныхъ на обмѣнѣ душъ

Очарованье одурманеннаго неба?

Часы не дремлютъ. Въ бочкѣ тушъ

Размазываетъ смѣхъ. Что за потреба?

Впустить ли лезвіемъ огней

Всѣхъ странниковъ лобзать ту мель?

Шрифтовъ сползаетъ въ руки карамель.

Становится ли счастьемъ? Иль сильнѣй?

Во части приглашеннаго трубой

Бѣги слѣдами за самимъ собой.

Пусть ластится читавшій не тома,

А взглядъ бросавшій въ закрома.

Тѣмъ не причастенъ толчеей изъ лиръ

Небрежный сказочникъ порока.

Хромымъ не входится въ трактиръ

Отъ лобызаній скучныхъ срока.

Накинувъ новость и собравъ успѣхъ

Нажитыхъ преданностью славы,

Понявъ, какъ несказанно сны намъ малы,

Вѣнчаемъ скупость старыхъ вѣхъ.

Закрывъ ладонью фонаря испугъ

Безсмертными становимся не вдругъ.

Я платье памяти предамъ огню!

Вбираю всю… Но не мою…

Стираю то же… Жалокъ плѣнъ

Страстей, невидимыхъ до бала!

Я мѣсяцами не беру взамѣнъ

Тетрадей зелени! Листала

Ихъ приглашенная. Какъ знать,

Кто больше этой бренной сути?

Въ отмершемъ двухъ мечтаній жгутѣ

Не все довольство – ложь, кровать.

Комъ темноты отточенъ балагура

Пріятьемъ славиться. Но дура

Кто тащитъ смѣлость двухъ вершинъ

Считать по головамъ простой аршинъ.

«И ждать…»

И ждать…

         Что память мудрецу?

Царапинъ рѣки безпробудны

И тянутъ наши звуки отъ обидъ.

Аллея скипетровъ – что дань лицу:

Всѣ во пророчествѣ не безобидны

И въ каждомъ взросъ Ахеменидъ.

Безглавый столъ родилъ мотокъ

Состряпанныхъ воочію копытъ

И дальній обитаемый порядокъ.

Забыли на ходу вѣстей лотокъ

И точно слезли. Нами пережитъ

Не тотъ, кто стороной остался мягокъ.

Порты въ безсиліи кричатъ

Затасканную дрожь другого года,

Смѣясь надъ пропастью головъ.

И переходы ставятъ славный матъ

У береговъ разрушеннаго свода,

Ломаясь нами. Есть уловъ!..

«И хлада въ смотрящемъ на книгъ…»

И хлада въ смотрящемъ на книгъ,

Да побуквенно, верхній предѣлъ,

Расторопность берется у края.

Свѣтомъ кажется вынутый бликъ,

Замѣчающій живостью стрѣлъ

Весь осадокъ,

             гдѣ, видомъ марая,

Не на ласковой пряжѣ гребцовъ

Жизнь проводятъ, стирая хребетъ.

Долго дно… Тихъ искусный бородъ

Провожатый, не знавшій въ отцовъ

Пѣнѣ брега прощенный навѣтъ

Отрицать мягкость спрятанныхъ водъ.

Здѣсь – не точность по створчатой сѣти

Чувства новыхъ даетъ нарасхватъ.

Слишкомъ въ разномъ заходится вой!

Кто-то въ мѣрѣ своей принимаетъ за эти

Схватки волнъ возводящихъ. Пилатъ

Не разсудитъ за темной травой

Тонкихъ губъ небылицъ до отмашки струны

И раскачанный въ брани купажъ

Одинокихъ, безсмысленныхъ, горъ.

Во всемъ порванномъ стаей осталось волны

Замираніе часомъ отъ собственныхъ кражъ

Дымки въ стѣнахъ, что держатъ укоръ…

«Римъ. Третій. Мой…»

Римъ. Третій. Мой.

Расходъ риѳмъ – не только плачъ

Этихъ вогнутыхъ крышъ

И походки земли…

Что за кара осталась звѣздой,

Обрамленной по свѣту? Удачъ

Не касаюсь. Молчишь?

Безпокойствомъ внемли…

Градъ. Ложь. Зонты…

Рушитъ блестки эмаль пирога:

Вашей внѣшней тирады даровъ.

Полонъ залъ обитаемыхъ. Святъ.

Въ двухъ шагахъ распустились мосты;

Тамъ вся искренность такъ дорога!

Подъ стихомъ забиваясь въ покровъ,

Не имѣя слоговъ… Что за день виноватъ?..

«Мы не видѣли въ грозномъ жерлѣ…»

Мы не видѣли въ грозномъ жерлѣ

Этихъ птицъ, намъ поющихъ теперь.

Кто живъ съ нами? Похожъ… Сомелье

Чувства новаго съ подписью «звѣрь».

Насъ таскали подъ вывесокъ пиръ,

Обучали не танцамъ весны.

Скрученъ шагомъ, похожимъ на міръ,

Весь песокъ забытья. И вины

Дождь похожъ на сумятицу паръ,

Равнодушно клюющихъ заборъ

Этихъ словъ. Безысходность – отваръ

Для такихъ, кто идетъ на укоръ

И не въ грусти прощаетъ за насъ

Тяжесть спрятать угрюмый паромъ

Всѣхъ забытыхъ. Отпущенный сказъ

Радость встрѣтитъ смѣющимся ртомъ.

«День далъ насытиться игрою…»

День далъ насытиться игрою,

Невидимой изъ стараго окна.

Я изъ него внимательно порою

Стараюсь причаститься вѣкъ. На…

На все, задержанное въ славѣ,

На тонкомъ свѣтѣ схожихъ тропъ.

Кустъ ярости обманывать въ забавѣ

Не умудрялся скоро. Свой потопъ

Высушивалъ порядки темныхъ лѣтъ,

Скрипящихъ ночью по листамъ.

Принятьемъ масокъ прерванъ свѣтъ,

Оставшійся въ почившемъ нами «тамъ».

Я смотрѣлъ до рванаго абсурда

Носку неба, брошеннаго въ полъ.

И весь точный корнемъ туръ – да,

Безымяненъ, какъ дворовъ подолъ.

Точно въ рѣзвости очерченъ плодъ

Бликовъ, топленныхъ въ обмѣнѣ

Отъ проступка (чѣмъ не сводъ?)

До всѣхъ ризъ въ одномъ колѣнѣ.

«Такъ ускользаетъ…»

Такъ ускользаетъ

Отдавшійся пластъ

Рукомоекъ да рукоблудовъ

Отъ ровной долины соскобленныхъ крышъ.

Вѣтеръ не знаетъ,

Какъ выжилъ сей настъ

Торопящихся къ отчеству mood'овъ.

Но ему ты свое говоришь, говоришь…

Красть колесницы,

Падать въ далекіе сны —

Четкая память на ломанной шпагѣ

Въ радость открытыхъ слипается въ стаѣ.

Шпалы и спицы…

Тѣни дождались весны…

Сложена пѣсня въ полуночной брагѣ,

Волны надрѣзавъ на островѣ въ маѣ.

«И, облачившись въ свое, иное…»

И, облачившись въ свое, иное…

Забывъ, какъ казались собой острова…

Счетъ идетъ заново…

Точно въ осѣдлости ночи родное

Тащитъ на свѣтъ. И до кары волна

Волю кидаетъ страннаго.

Гдѣ же ты, грусть на изнанкѣ

Съеженныхъ спицъ поры?

Давишь ли винъ со причастья?

Дымъ отмѣчаетъ собою въ обманкѣ

Участи черной дыры.

Гласъ обезличенныхъ – счастье.

Кѣмъ же ты водишь, глотая началъ

Духъ отъ колоннъ подражанья?

Ставишь не гордымъ свой видъ.

Мѣсяцъ напутствій себя истончалъ,

Пропасть открывъ на свиданья,

Бросивъ, не жмурясь, обидъ…

И, заслоняя миражъ, колыбель

Безпардонныхъ на иглахъ расплатъ,

Мается знавшій слова.

Очерки ровно ложатся на мель,

Спрятавъ распущенный волей халатъ,

Ставя ходы.

            Ихъ тамъ – два.

Ихъ тамъ – самый большой легіонъ,

Замолчавшихъ въ ведомой груди,

Истончающихъ пѣсни по роду.

Ты принялъ на себя таліонъ

Этихъ вѣрныхъ. Туда и веди:

Тѣнь твою отнимаютъ по году.

И она не схлестнулась одна

Изъ веревочной дали костра,

Преднамѣренно старя запалъ.

Высь – предѣлъ.

                 И тому холодна,

Кто печальнѣй. Она и остра,

И желаетъ изныть. Опоздалъ…

Самъ подручнымъ итогомъ всерьезъ

Красилъ окна своихъ городовъ,

Замыкая не порванный вздоръ.

Не укралъ, не спалилъ, не увезъ…

Не прошелъ кто во хляби садовъ

До печали безудержныхъ поръ?

Безконечно играя съ огнемъ

На расчерченной страсти покоя,

Исполняя труды по верхамъ,

Прикрываютъ насъ радостью. Ждемъ:

Что затянетъ свое, вѣковое,

Состраданье заоблачныхъ? Хамъ —

Имя пропасти скорченныхъ рукъ,

Перекрестки стоящихъ на плевелъ

Исторгаемомъ градѣ на кровъ.

Такъ безкрайній прорѣзанный кругъ

Не итогами слезными мѣрилъ

Средь всѣхъ ждущихъ не свѣта отъ сновъ

Свои карты въ бѣгущихъ краевъ

По итогамъ вглядѣться во время,

Отправляя билеты на крахъ.

Не признавъ на строкѣ соловьевъ,

Отлучивъ во порядочномъ темя,

Не закрывъ эти пѣсни въ умахъ.

«Такой черный сквозитъ ароматъ!..»

Такой черный сквозитъ ароматъ!..

Ночи рвутъ безупречной волны

Все волненіе прятать посуду.

Изъ фонарной лампады не радъ

Выходящій, кѣмъ дни не полны.

Имъ ли, снявъ покрывало, я буду?

Илъ путемъ притворюсь на лѣта,

Разбавляя кустами ночлеги

Неизвѣстныхъ, начертанныхъ въ славѣ?